Джек отказался пойти к Говарду Джонсону, поэтому они назначили встречу в уютном французском ресторанчике Джорджтауна. Город неприятно удивил Эллен влажной духотой, насыщенной выхлопными газами, и каким-то поникшим видом. Но в ресторане, расположенном в тенистой улочке, их ждала приятная прохлада. И Джек.

Ласково обняв сразу обеих, он язвительно прошелся насчет благотворного влияния деревенской жизни на их фигуры.

– Хотела бы я сказать то же самое о тебе, – парировала Эллен. – Ты похудел, Джек.

– Я согласен быть лысым, но сделаться еще и толстым – это выше моих сил. Ах, Эллен, ты выглядишь превосходно – лучше, чем когда-либо.

Обсуждение семейных новостей заняло у них большую часть ленча. Мальчики в поте лица трудились и чувствовали себя совершенно счастливыми. На обратном пути Джек рассчитывал повидать Артура в Нью-Йорке.

– Уже завтра, – с деланной бодростью произнес он, но улыбка его погасла. – Очередной идиотский переполох, и меня вызывают в Париж. Боюсь, с сегодняшним обедом ничего не выйдет. Один болван спешно устраивает совещание.

– Ты же прекрасно знаешь, что все эти джорджтаунские заведения прослушиваются, – мрачно сказала Пенни. – Будь осторожнее в своих высказываниях.

– Я же не упомянул имени болвана.

– Ну вот! – с досадой вырвалось у Эллен. – А я-то надеялась, что ты приедешь к нам на уик-энд.

– Может, мне удастся выбраться на пару часов. К субботе я вернусь в Вашингтон.

– Джек, это ужасно! Разве можно носиться по миру с такой скоростью!

– Ничего, одышкой я пока не страдаю, – усмехнулся Джек.

– Что-то случилось? – спросила Эллен.

– Небольшая дипломатическая заварушка. – Он улыбнулся. – Не переживай, дорогая, это пока не третья мировая война. И вообще, все это совсем не так интересно, как твои приключения. Есть свежие новости? Вызвала еще какую-нибудь бурю?

Откинувшись на спинку стула, Эллен позволила Пенни рассказать о последних событиях. Сосредоточенно слушая ее подробный отчет, Джек косился на Эллен краешком глаза. Когда Пенни умолкла, он сказал:

– Действительно странная ситуация. Этот город населен одними сумасшедшими?

– Вовсе нет, – с притворной скромностью возразила Пенни. – Новый мамочкин приятель – вполне благонамеренный гражданин.

– Погоди... – начала Эллен.

– Спокойно, – вмешался Джек. – Будем опираться на факты. Давай, Пенни: имя, возраст, кредитоспособность...

Не обращая внимания на протесты Эллен, Пенни выложила все в подробностях, включая даже описание внешности.

– У него такая шевелюра! – мстительно добавила она. – Густая, волнистая – так и хочется запустить в нее пальцы.

– Скорее всего, парик... Имя мне смутно знакомо. Правда, ничего компрометирующего... – Лицо Джека прояснилось. – Но, не исключено, что-нибудь удастся выкопать.

Эллен возмущенно поднялась.

– Похоже, мне лучше выйти – я не могу слушать весь этот вздор. Пенни?

– Мне незачем, – невозмутимо ответила ее ужасная дочь.

Когда Эллен вернулась, они о чем-то шептались, сблизив головы. Наверняка о ней. К сожалению, Джеку было уже пора. Эллен подозревала, что ради свидания с ними он отложил важную деловую встречу. Глядя на его удаляющуюся спину, она вдруг ощутила тоску безысходности. Как бы часто они ни виделись с Джеком – все равно его жизнь уже не включала ее.

На следующее утро, несмотря на протесты Эллен, Пенни отправилась в город.

– Я хочу примелькаться, – объяснила она. – И кроме того, я изобрела новый способ поведения с миссис Грапоу. Просто вхожу в лавку, беру с полки то, что мне нужно, и кладу деньги на прилавок. А ей остается бормотать что-то невразумительное, размахивая при этом руками. Очаровательное зрелище!

Но вернулась она значительно раньше предполагаемого часа – такая взволнованная, что второпях прищемила дверью хвост Иштар. После того, как оскорбленная кошка получила свою порцию утешений. Пенни повернула к матери раскрасневшееся лицо.

– Представляешь! Этой ночью кто-то побывал в лавке.

– Кража со взломом?

– Не совсем. Неизвестный расписал все стены ругательствами и перевернутыми распятиями, ну и подобными штучками. Алой светящейся краской! И устроил погром.

– И обвиняют во всем, конечно же, меня, – устало сказала Эллен.

– Это одна из версий. Второй кандидат – Тим. А некоторые даже считают, что вы действовали вдвоем.

– Из всех безумных предположений...

– Ты ведь бросилась на помощь, когда Боб Мюллер попал ему камнем по голове, – напомнила Пенни. – Знаешь, в этом городе можно открывать семинар по изучению психологии толпы. Я начинаю понимать, за что распяли Иисуса. Он был добр к париям. И заставил самодовольных фарисеев почувствовать, что они сами не без греха – поэтому его и возненавидели.

– Польщена сравнением. – Эллен почти не шутила. – Пенни, голубушка, очень тебя прошу: не езди больше туда.

– Мне ничего не грозит, – ответила дочь. Эллен испытующе посмотрела на нее: ей показалось, или Пенни действительно сделала упор на местоимении? Прежде чем она собралась спросить об этом вслух. Пенни продолжила: – Кто этот тощий пигмей, который орет, как Гитлер, и выглядит, будто его собрали из кусочков?

– Ты его очень точно описала. Это, вероятно, пастор, мистер Уинклер.

– Я так и подумала. Видела бы ты, как вдохновенно он разглагольствовал на веранде лавки перед восхищенной аудиторией из десятка беззубых старикашек. Мне показалось, что они вот-вот хором завопят «Зиг хайль!»

– И чему же посвящалась его пламенная речь? Наверняка не обошлось без упоминаний моей скромной особы?

– Угадала. Что ты ему сделала? Он приставал к тебе, а ты в ответ уложила его на землю одним ударом каратэ?

От изумления Эллен даже открыла рот.

– Если в этой семье и есть ведьма, то, несомненно, это ты.

– Элементарное знание психологии, мамуля.

– Ты такая прозорливая, что меня это начинает беспокоить.

Лицо Пенни помрачнело.

– Ты еще не все знаешь...

После всех этих событий Эллен невольно ожидала, что с минуты на минуту к ней явится депутация разгневанных горожан во главе с пастором, потрясающим увесистой Библией, но ничего так и не произошло. Остаток недели прошел спокойно. Пенни докладывала, что в городе тихо. Норман не объявлялся. Эллен предполагала, что он обижен, но почему-то ее это совершенно не волновало.

Она пребывала в странном настроении. Похоже, гроза, о которой она когда-то упоминала, надвигалась: от электричества, скопившегося в воздухе, покалывало кожу. Каждую ночь Эллен преследовали сны – утомительные и тревожные. Ни один из них она не могла вспомнить, когда просыпалась, но целый день потом мучилась беспокойством, как будто в предчувствии неведомой опасности.

Но стоило ей задуматься, все тревоги начинали казаться ей незначительными. Что ее угнетало? Вражда горожан? Это было неприятно, но не более того. В двадцатом веке ведьм не сжигают на кострах. Что же до Пенни и Тима... У Эллен не имелось никаких доказательств, что между ними возникли – как это называют подростки? – отношения. А если и возникли – что из того? Положим, Тим не принадлежал к тем, кого она выбрала бы в друзья своей дочери, но Пенни никогда не давала повода сомневаться в ее благоразумии. И наверняка ей и раньше случалось назначать свидания молодым людям, проблемы которых были не менее серьезными, чем у юного Маккея. Бог свидетель, сейчас таких множество.

Поэтому Эллен оставалось лишь ждать – неизвестно чего. И уик-энд уже начинал казаться ей желанным: приедут друзья из нормального, предсказуемого мира – и, быть может, Джек.

В пятницу Эллен проснулась поздно, что в последнее время стало для нее обычным (ночи были такими беспокойными), и обнаружила, что Пенни нет дома. Утро было пасмурным и прохладным – приятно освежающим после удушливой жары, простоявшей почти целую неделю, – и Эллен решила прогуляться. Она не собиралась искать Пенни – нет, просто давно не бывала в лесу.

Едва выйдя из дома, она услышала, как где-то в чаще выстрелили из ружья. Выстрелы частенько раздавались в ее владениях, хотя Эд Сэллинг уверял, что охотничий сезон давно закончился. Расставленных знаков оказалось недостаточно, ни к чему не привели и все ее попытки застать браконьера на месте преступления: здешние жители лучше знали местность и легко ускользали от преследования.

Но Эллен не сдавалась. Кроме участи несчастных животных, ее волновала и безопасность дочери, как, впрочем, и собственная: обе они частенько разгуливали по лесу.

Снова прозвучал выстрел. Эллен бросилась на звук. Она рвалась в драку, хотя и не надеялась застать нарушителя на месте преступления. Когда выстрелили в третий раз, она невольно пригнула голову: показалось, что пуля просвистела совсем близко. С треском продираясь сквозь кусты, она вовсе не старалась подкрасться неслышно и даже начала кричать: не хватало еще, чтоб ее привяли за дичь.

Увидев мужчину, стоявшего среди деревьев, Эллен поняла, почему браконьер не успел удрать: он был пьян. Она не удивилась, потому что узнала плотную неповоротливую фигуру в грязной охотничьей куртке, которую ей частенько доводилось видеть в городе. Это был Мюллер, отец Боба и Пруденс и муж той невзрачной женщины, которую Эллен когда-то повстречала в лавке. Глядя на Мюллера, нетрудно было догадаться, почему в глазах его жены навеки застыл страх.

Слегка пошатываясь, он тупо уставился в пространство, дробовик мелко вздрагивал в его руках. «Слава Богу, он слишком пьян, чтобы попасть хоть во что-нибудь», – брезгливо подумала Эллен и, раздвигая ветки, решительно направилась к нему. Мюллер обернулся. На нее нацелилось ружейное дуло.

Эллен немного умела обращаться с оружием. Джек принципиально не держал его в доме, но прошлым летом специально сводил всех членов своего семейства на стрельбище и научил стрелять из разных типов револьверов и винтовок. Но все равно – она рисковала. И никогда не отважилась бы на это, если бы Мюллер не переполнил чашу ее терпения. И в трезвых браконьерах не было ничего хорошего, а уж этот одуревший от спиртного болван представлял из себя совершенно реальную опасность.

Эллен резко схватилась за дуло. С реакцией у Мюллера было неважно: когда он сообразил, что произошло, Эллен уже стояла в нескольких ярдах от него.

– Не двигайтесь, – предупредила она, держа ружье наперевес. – Я не привыкла обращаться с этой штукой – она может и выстрелить.

Мюллер облизнул пересохшие губы. Небритое лицо выражало растерянность и недоумение, над ремнем колыхалось отвратительное брюхо – весь он представлял из себя довольно отталкивающее зрелище.

– В чщем дело? – заплетающимся языком спросил он. – Эт-та мое. Вертай взад.

– Эта земля принадлежит мне. Вы не имеете права здесь охотиться. У меня есть все основания сдать вас в руки властей.

– Слушай, ты... – начал Мюллер.

Эллен прицелилась. Она не собиралась стрелять, подозревая, что отдача просто-напросто собьет ее с ног. Но Мюллер был слишком пьян и слишком глуп, чтобы сообразить это. Местные сплетники утверждали, что, кроме выпивки, у него имеется еще одна страсть, и теперь, как следует разглядев Эллен, он осклабился в мерзкой ухмылке.

– Такая хорошенькая леди... палить из ружья – да не могет быть такого. Бум друзьями, лады? Маненько выпьем, пообщаемся...

Нетвердой походкой Мюллер двинулся к ней, пытаясь изобразить обольстительную улыбку и что-то нашаривая в кармане. На свет появилось горлышко бутылки, чему Эллен, еще раньше заметившая характерную выпуклость, абсолютно не удивилась: чего еще было ждать от алкоголика, который и часа не мог прожить трезвым.

– Еще шаг – и я стреляю, – отчетливо произнесла она. С этим олухом лучше было не церемониться, и она добавила: – От вас разит, как из винной бочки. Меня тошнит от этой вони. И предупреждаю: еще раз попадетесь – я упеку вас в тюрьму. Там вам не дадут выпивки.

Мюллер разнюнился – он молил о помиловании, без конца повторяя, что дома его ждет шестеро голодных детей. Эллен и бровью не повела.

Пропуская мимо ушей его жалобное хныканье, она задумчиво разглядывала дробовик. Ей не хотелось забирать его домой: чего доброго, Мюллер притащится за ним, ведь, похоже, ружье для него прямо-таки символ мужественности. «Не удивлюсь, если без него он ощущает себя импотентом», – подумала Эллен. Но не возвращать же, в самом деле, оружие этому подонку. После недолгих поисков ей удалось нащупать обойму и вынуть патроны. Положив их в карман, она зашвырнула разряженный дробовик в кусты, с удовлетворением отметив, что он попал прямо в заросли ядовитого плюща. Мюллер взвыл, будто его ударили.

– А теперь проваливайте, – сказала Эллен. – И если через десять минут вы уберетесь с моей земли, я, так и быть, не стану вызывать полицию. Но услышу еще хотя бы один выстрел – и вас арестуют.

Когда она уходила, Мюллер шарил в плюще. После некоторого колебания Эллен решила все же позвонить в полицию. Имени браконьера она не упомянула, но в окружной полиции хорошо знали Чуз-Корнерз.

– Скорее всего, это Мюллер, – небрежно произнесли в трубке. – Не волнуйтесь, мэм, он не опасен. Вы не первая на него жалуетесь, но он никогда не возвращается в те места, откуда его спугнули, – слишком труслив. В следующий раз, когда увижу его, я сделаю ему внушение.

– Мне бы не хотелось, чтобы он узнал...

– Ну конечно. Я не скажу, что вы звонили. Хотя насчет Мюллера вы зря беспокоитесь. Кишка у него тонка, не станет он мстить – побоится.

Эллен искренне надеялась, что полицейский прав.

Как известно, жизнь полосата, радости в ней чередуются с огорчениями, но иногда выпадают особенно неудачные дни, когда все валится из рук и мелкие неприятности, накапливаясь, обрушиваются снежной лавиной, приводя к катастрофе. Вот таким днем для Эллен стала пятница.

Пенни вернулась лишь к полудню, за что в любом случае заслужила бы нотацию, а тут еще этот болван Мюллер разгуливал поблизости со своим дробовиком... Одним словом, когда дочь наконец вернулась домой, нервы Эллен были натянуты до предела. Она накричала на Пенни, и та, слишком хорошо воспитанная, чтобы ответить в том же духе, бросилась наверх и заперлась в своей комнате.

Вечером позвонил Джек, чтобы сказать, что не сможет приехать на уик-энд. Правда, он надеялся вырваться на несколько часов в воскресенье, но по его голосу Эллен поняла, что надежда эта слабая. Она чуть не разрыдалась прямо в телефонную трубку – ее остановила лишь боязнь растревожить Джека. Без него завтрашние гости превращались в обузу. Она попыталась утешиться мыслью, что они приезжают только на один день, но ей это плохо удалось. Повинуясь невольному порыву, Эллен сняла трубку и позвонила Норману. Он оказался дома и принял приглашение с кажущимся удовольствием, хотя Эллен сочла нужным предупредить его, что компания собирается не слишком блестящая.

И закончился день повторением все того же кошмара. Только теперь лес был темнее, вой собак – громче и тоскливее, а напряжение – почти непереносимым. И когда, в холодной испарине от ужаса, Эллен проснулась, в глубине дома все так же звучали отголоски издевательского хохота. Это было уже чересчур. Натянув на голову простыню, Эллен лежала, съежившись и цепенея от страха, пока смех не затих.

Следующее утро началось тупой головной болью. Морщась от мерзкого кисловатого привкуса во рту, Эллен еле поднялась с постели. Но Пенни, полная раскаяния и желания загладить вину, помогла ей управиться с уборкой и стряпней, так что гостей Эллен встретила уже в относительно сносном настроении.

К вечеру головная боль вернулась. Рэндольфы были не только скучными, но и занудливыми. Эллен знала Бетти с детства (их матери были близкими подругами); та внезапно забыла о ее существовании, когда Эллен развелась и оказалась одинокой молодой женщиной без особого положения в обществе, но стоило ей поселиться у Джека, как Бетти вновь начала проявлять неслыханное дружелюбие. Ее муж стремился занять какой-то пост в министерстве иностранных дел, что несколько объясняло неожиданно вспыхнувшую любовь этого семейства к давней приятельнице, но Джек стойко игнорировал все намеки на протекцию. Как-то наедине он сказал Эллен, что Боб – бездарное ничтожество и что он не порекомендовал бы его даже в ассенизаторы. Сын Рэндольфов весь пошел в отца, и Эллен в душе вполне понимала отвращение, которое Пенни питала к этому мальчишке. Подобно родителям, Морри был рыхлым и одутловатым от малоподвижного образа жизни. Кроме того – неуклюжим, с вечно потными пухлыми ладонями и удивительно скудным запасом слов, так что не мог поддержать даже примитивный разговор (других Рэндольфы не вели).

Весь их «моцион» заключался в прогулке по двору. В лес они категорически отказались даже войти. Единственное, чего они хотели, – сидеть на веранде, попивая джин с тоником и сплетничая о всевозможных несчастьях, обрушившихся на знакомых: разводах, мужьях-алкоголиках, детях-правонарушителях и финансовых неурядицах.

Поэтому, когда наконец приехал Норман, Эллен обрадовалась ему больше обычного, и тот, ощутив се воодушевление, почтительно склонился к ее руке. Сощурясь, Бетти внимательно изучала красивое лицо нового гостя, его изысканный костюм и роскошный автомобиль. Эллен знала, что завтра Бетти весь день просидит на телефоне, обзванивая знакомых, чтобы сообщить о «последней победе этой Марч», но ее это не заботило. Она даже не возражала против того, что Норман по-хозяйски распоряжался в доме, открывая винные бутылки и разливая напитки – это было для него вполне естественно. Непринужденность, с которой он держался, весьма скрасила вечер, и Эллен оценила это тем больше, что близкие бросили ее на произвол судьбы. Джек не приехал, а Пенни, отказавшись развлекать Морри, молча сидела в углу, разглядывая взрослых, как мартышек в зоопарке. Правда, она помогала накрывать на стол, чем заслужила преувеличенные восторги Рэндольфов.

Потом Эллен никак не могла вспомнить, каким образом разговор повернул к мистике. До того как заняться йогой и иглоукалыванием, Бетти интересовалась оккультизмом, и теперь могла с умным видом рассуждать не только о реинкарнации или чакрах, но и об астрологических домах и спиритизме. Муж зло насмехался над ее увлечениями, но Эллен частенько подумывала, что он еще более суеверен, чем его жена. Однажды она случайно видела, как Боб украдкой выходит из конторы хироманта в Бетесде.

Едва глянув на дом, Бетти тут же объявила, что «здесь должны водиться привидения». После обеда она снова завела разговор на эту тему. Или это была не Бетти? Эллен не следила за беседой. Она дождаться не могла, когда ее гости наконец уедут, и тоскливо думала о грудах грязной посуды на кухне. Бетти никогда не предлагала помощь.

От мрачных размышлений ее отвлекло упоминание знакомого имени: Норман рассказывал гостям о Мэри Баумгартнер.

Эллен обвела гостиную взглядом: обманчиво молодое лицо Нормана заметно оживилось – он вкладывал в историю всю душу; Бетти не сводила с него широко раскрытых глаз; Боб, забывший весь свой скептицизм, слушал с приоткрытым ртом и в этот момент чрезвычайно походил на средневекового крестьянина, изумленно внимающего рассказам о чудесах, творимых святыми. Лицо Пенни не выражало вообще ничего. Она предпочитала отмалчиваться, и когда у кого-то возникла идея провести спиритический сеанс, Эллен со своими протестами оказалась в полном одиночестве.

Рэндольфам все же удалось настоять на своем. Пожав плечами, Эллен уступила, но, едва вся компания весёлой толпой двинулась в столовую, ощутила мгновенный укол тревоги.

Столовую она любила меньше всего. Низкий потолок и маленькие окна делали эту комнату слишком мрачной даже в солнечный день. Теперь, из-за духоты, окна были широко открыты, и окружающая тьма, казалось, медленно просачивалась внутрь.

Все расселись вокруг большого овального стола, и Норман приглушил свет. Перед самым отъездом племянники установили здесь реостат, но Эллен редко им пользовалась. «Если мне нужно будет здесь создать подходящее настроение, я зажгу свечи», – объяснила она. Но сейчас болезненный полумрак вполне соответствовал обстановке: тени сгустились, нагнетая таинственность.

– Погодите-ка! – воскликнула Бетти. – Мы же не выбрали, каким способом станем вызывать духов. Не просто же сидеть, взявшись за руки?

– А что, мне это подходит, – гнусно ухмыльнулся Морри, покосившись на Пенни, оказавшуюся рядом с ним.

– Ну, Морри, – рассеянно одернула его мать.

– Я не знаток, – сказал Норман. – Мне казалось, что именно это люди и делают во время спиритических сеансов.

– Только когда среди них есть сильный медиум в состоянии транса, – объяснила Бетти. – Не думаю, чтобы вы...

– Слава Богу, нет, – поспешно ответил Норман.

– Тогда нам нужны специальные планшеты[10].

– В моем доме не держат таких вещей, – сказала Эллен.

– Они должны быть в любом приличном доме, – вмешался Боб.

– Перестань! – осадила мужа Бетти. – Наверное, у тебя нет и карточек с алфавитом, Эллен?

– Нет.

– Мы могли бы сами изготовить их.

– Это займет слишком много времени, – запротестовал Боб.

Он не меньше жены горел желанием встретиться с духами.

– Как-то я читал об одном приспособлении. – Голос Нормана звучал увещёвающе, как у вежливого хозяина, пытающегося урезонить капризных гостей. – Складываются вместе две грифельные доски – и явившиеся на зов призрак пишет послание на их внутренней стороне.

– Не думаю, чтобы у Эллен нашлись грифельные доски, – скептически обронила Бетти. – Жаль, потому что писать... писать... Ну конечно же! Машинальное письмо!

– Что это? – спросил Норман.

– Нужно расслабиться и свободно держать карандаш в правой руке, – объяснила Бетти. – Если контакт состоится, дух вашей рукой начертает послание.

– Мне это не слишком нравится, – сказал Норман. – Не хочу, чтобы кто-то использовал меня в качестве инструмента.

– Вот именно, – искренне присоединилась к нему Эллен.

Но, как и следовало предвидеть, сопротивление лишь подлило масла в огонь.

– Нет, идея замечательная! – упрямо сказала Бетти. – Надо обязательно попробовать. Эллен, бумага и карандаши у тебя...

Гулкий раскат грома прервал ее на полуслове. Эллен вздрогнула, ее пробрал внезапный озноб.

– Надо закрыть окна, – пробормотала она.

– Попозже, все еще слишком жарко. У тебя найдется бумага?

– Я принесу, – вызвалась Пенни.

– Там на столике, в прихожей. – Эллен поняла, что сопротивляться бессмысленно.

Карандаши пришлось искать значительно дольше – просто удивительно, как они теряются в самый нужный момент – но шариковые ручки Бетти с негодованием отвергла: рука должна быть полностью расслаблена, никакого нажима.

Наконец все необходимое нашлось, и Норман повернулся к выключателю. Глядя на его ироническую улыбку, Эллен мысленно поблагодарила его за то, что хотя бы он не поддался всеобщему психозу.

– Не слишком ярко? – спросил он, двигая рычажком реостата. – Наверное, духи предпочитают полумрак?

– Выключите вообще, – велела Бетти. – В темноте легче осуществить контакт. В любом случае, – добавила она, запоздало спохватываясь, что относится к происходящему слишком серьезно, – меньше возможности смошенничать, когда не видишь, что делаешь.

– Не надо! – слабо воскликнула Эллен, когда свет стал меркнуть, но ее голос потонул в одобрительных возгласах остальных. Нахлынула тьма.

Комната странно изменилась. Она как будто сделалась меньше. Среди знакомых запахов мебельного лака и свежей мастики для пола и еще не выветрившихся ароматов недавнего обеда Эллен уловила слабое дуновение чего-то сырого и промозглого, как будто пахнуло плесенью от замшелых кирпичей. Немного привыкнув к темноте, она разглядела неясные очертания фигур, но ничего не смогла узнать. Зеленоватая вспышка молнии на мгновение высветила лица, и Эллен сделалось жутко: в этом призрачном мерцании они выглядели жестокими и зловещими. Вслед за молнией грянул гром.

– Идеальная обстановка, – произнес невозмутимый голос Нормана. – Сознайся, Эллен, ты вызвала грозу специально для нас.

Эллен промолчала. Зато раздался хрипловатый смешок – это явно был Морри. Когда выяснилось, что ему не удастся подержать Пенни за руку, он надулся, но теперь, судя по всему, его настроение улучшилось. «Наверняка замыслил какую-нибудь дурацкую шутку, – подумала Эллен. – Что-нибудь вроде идиотски многозначительного послания от призрака известной личности».

Впрочем, Бетти тоже прекрасно знала собственного сына.

– Больше никаких разговоров, – резко сказала она. – И никаких шуточек – слышишь, Морри? Расслабься и попытайся ни о чем не думать. Расслабься...

Никогда Эллен не чувствовала себя более зажатой, чем в этот момент. Ей хотелось грохнуть кулаком по столу и заорать что есть мочи на этих дураков, втянувших всех в безумную затею. Она вовсе не хотела расслабляться. Она боялась. Боялась того, что может написать ее собственная рука.

В наступившей тишине слышался малейший шорох. Кто-то писал. Чей-то карандаш явственно царапал по бумаге. Снова вспыхнула молния – ослепительно. Эллен непроизвольно начала отсчитывать секунды, и в то же мгновение на небесах громыхнуло. Эллен крепко сжимала карандаш, казавшийся ей толстым, как трость. Не расслабляться, напрячь каждый мускул, не поддаваться необъяснимому страху...

Занавески на окнах слегка вздымались от порывов ветра. Торопливо шуршали чьи-то карандаши.

– Довольно, – внезапно произнесла Эллен. – Прекратите.

– Нет, погоди. У меня что-то получается. – Голос Бетти дрожал от возбуждения.

– Мам, пожалуйста. Еще минуточку. – Это была Пенни, и ее тон не понравился Эллен. Она собралась было встать – и в это мгновение молния и гром, слившись воедино, парализовали ее грохочущей вспышкой невиданной силы.

В первую секунду Эллен подумала, что молния попала в дом. Вскочив на ноги, она ощупью двинулась к выключателю, совершенно утратив чувство направления и натыкаясь на переполошившихся людей. В раскрытые окна ворвался ветер, взметнув листки и брызнув первыми жгучими каплями дождя. Откуда-то из подвала донесся леденящий душу вой. Кто-то с воплем отпрянул, чуть не сбив Эллен с ног. Но вот ее вытянутая рука нащупала дверной косяк, поспешно отыскала выключатель – и вспыхнул свет.

Все еще держась за рычажок, как за спасительный амулет, Эллен оглядела столовую. Бледные и растерянные, ее гости толпились в центре комнаты, неуверенно щурясь от яркого света. Они напоминали жертв кораблекрушения.

Первым пришел в себя Норман.

– Слава Богу, – сказал он, устало проводя рукой по лицу. – Мне доводилось слышать о панике, но я никогда не думал... Ты абсолютно права, Эллен, это была глупая затея.

– Этот вой, – прошептала Бетти, судорожно сжимая руки. – Что-то явилось из преисподней... что-то ужасное... послушайте...

– Иштар терпеть не может грома, – спокойно произнесла Пенни, все еще сидевшая за столом.

– А-а, кошка, – разочарованно протянула Бетти.

– Боюсь, вам придется потерпеть ее вопли, – сказала Эллен. – Дождь усиливается, и занавески вот-вот выпорхнут в ночь.

Пока закрывались окна и вытирались лужи, все постепенно пришли в нормальное состояние. Боб суетился больше других, но его усердие не обмануло Эллен: она видела, что когда вспыхнул свет, они с Морри находились на полпути к кухне. «Крысы, бегущие с тонущего корабля», – с отвращением подумала она, но тут же улыбнулась и предложила всем присутствующим бренди.

– Отличная мысль, – с воодушевлением откликнулся Боб и направился к бару.

– И все же, это было замечательно, – произнесла Бетти с рассеянной улыбкой. – Я уверена, что мне удалось ощутить нечто... – Она бросила раздраженный взгляд в сторону двери. Вопли Иштар поутихли, но все же время от времени она вновь взвывала, как бы обещая, что кто-то поплатится за все перенесенные ею мучения. – Нечто потустороннее, не имеющее никакого отношения к этой проклятой кошке, – сердито закончила Бетти.

– Обычное самовнушение, – объяснил Норман, но голос его звучал без прежней уверенности.

– А я что-то написал, – заявил Морри с неизменным смешком. – То есть, я хотел сказать, моя рука сама написала.

– Да уж, можно себе представить, – раздраженно бросила Эллен и, поймав взгляд Пенни, заставила себя улыбнуться.

– Да, мы забыли про листки! – воскликнула Бетти. – Господи, они все перемешались на полу. Ветер был ужасный. Давайте же посмотрим, что у нас вышло.

Она собрала бумаги. Боб, пренебрегший спиритизмом ради спиртного, вертелся возле бара, но остальные собрались вокруг стола.

– Кто-то просто малевал всякие каракули, – объявила Бетти, демонстрируя первый листок. Не веря собственным глазам, Эллен узнала примитивные фигурки, которые машинально рисовала во время разговоров по телефону. Она и не подозревала, что водила карандашом по бумаге!

Коротко взглянув на следующий листок, Бетти сердито вспыхнула и смяла его в руке.

– Морри, это не смешно!

– Давайте посмотрим, – предложил Норман.

– Ни за что! Морри, я тысячу раз тебе говорила...

– Не ругайся, мать, я же не знаю, что написал, – невинно сказал Морри. – Это же происходило машинально.

Следующее «послание» представляло из себя рисунок обнаженной женской фигуры. Несколько неумелый, что вполне естественно для наброска, сделанного в темноте, но достаточно узнаваемый.

– К кому-то явился призрак похотливого старикашки, – сухо предположила Эллен.

Все глаза устремились на Боба. Легкой походкой, со стаканом в руке, он подошел взглянуть, что же всех так заинтересовало.

– Что это? – удивленно спросил он. – Похоже на поп-арт.

Недоумение его казалось искренним.

– Вот занятная штука, – вмешалась Бетти. – Гляньте-ка.

Листок, который она положила на стол, сплошь покрывали торопливые буквы. Карандаш нажимал так сильно, что в двух местах прорвал бумагу.

«Сегодня вечером, – гласил текст. – Он сделает это сегодня вечером. Уже скоро, очень скоро. Он...»

Эллен всегда подозревала, что Боб не умеет читать «про себя» – ему обязательно нужно шевелить губами. Теперь он прочел послание вслух.