Глава восьмая

В тот же день под вечер Элизабет собирала в зарослях гикори за домом опавшие орехи. Из открытых дверей кухни слышался голос Николь, прерываемый смехом Колтера и замечаниями Рут.

Близость, возникшая между ними этим утром, и радовала, и угнетала молодую женщину. Решение доверить ему секрет Джоша и Рут стало поворотным пунктом в их отношениях. Теперь она хотела проверить себя, оставив его наедине с ребенком. Их ребенком... Она задумалась: готова ли она называть Николь их ребенком? Из кухни раздался очередной радостный взвизг девочки. Да, решительно ответила себе Элизабет, Николь их ребенок.

– Мама! Мама, иди поиграй с нами!

Элизабет подняла голову и увидела выскочившую из дверей малышку. Следом появился Колтер и помахал ей. Волосы у него растрепались, рубашка и бриджи были забрызганы водой.

– Иди к нам, – позвал он, громко зарычал и исчез вслед за дочерью.

Элизабет уныло посмотрела на полупустую корзину, но все же не удержалась и оставила работу. Добежав до домика, она застыла в дверях.

В кухне было влажно, воздух наполнен запахом специй и паром, идущим из большого котелка, подвешенного на крюк над огнем. Рут, приказав Николь держаться подальше, мешала содержимое котелка. Вода проливалась на раскаленные угли, шипела и подымалась вверх облаками пара. Пот струился по лицу служанки. Утеревшись, она добавила в варево немного соли.

– Вот тебе! – раздался голос девочки. Элизабет не знала, то ли засмеяться, то ли закричать. В ручке Николь был зажат огромный краб, и она, ничуть не боясь, грозила отцу ужасными клешнями. Колтер оборонялся от нее двумя крабами.

– Господи, полковник, если вы сейчас же не прекратите баловаться с ребенком, нам нечем будет ужинать, – подмигнув Элизабет, заворчала служанка.

Колтер вытянулся во фрунт и щелкнул каблуками, отведя клешни краба в сторону, чтобы они не представляли опасности для дочери.

– Вы слышали мой приказ? В бой! – Он начал маршировать, а Николь подражала ему. Пройдя маршем вокруг стола, они с криками кинулись к Элизабет.

Та подхватила юбки и выбежала, притворно крича от ужаса. Отец и дочь стали гоняться за ней по лужайке. Николь, конечно же, не могла соперничать со взрослыми, и Элизабет пришлось немного замедлить бег. Но вовсе не дочь, а Колтер догнал ее.

– Попалась! – зарычал он с напускной свирепостью. – Теперь, моя красавица, плати выкуп. – Их лица были так близко друг от друга, что он не мог удержаться и поцеловал возлюбленную. Ее губы были для него словно зажженная спичка для растопки. Мгновенный взрыв страсти превратил шутливый поцелуй в источник взаимного желания. Их языки касались друг друга, разжигая огонь. Она прикусила зубами его нижнюю губу, смягчая боль языком.

– Мама, я тоже хочу!

Элизабет очнулась. Николь стояла рядом, теребя ее юбку, в другой руке она все еще держала краба. Колтер быстро взял себя в руки, нагнулся и стал нежно целовать раскрасневшиеся щечки дочери, все еще тяжело дыша от неутоленного желания. Но, вглядываясь в лицо своего ребенка, он постепенно обретал мир и успокоение.

– Кто не будет помогать доставать крабов, ужина не получит, – прокричала Рут из кухни.

Элизабет подхватила дочь и побежала наперегонки с Колтером к кухне. Смеющиеся и запыхавшиеся, они явились как раз в тот момент, когда старая служанка вытаскивала огромный холщовый мешок с крабами. Полковник поспешил помочь ей, и, руководимые умелыми руками Рут, крабы встретили свою судьбу. Николь заметила двух, которые, зацепившись за край, пытались уползти. С сияющими глазами, притворно крича от ужаса, девочка наблюдала, как Колтер умело схватил их и отправил в котел.

Воздух был пронзительно свеж, звезды походили на рассыпанные по бархату сверкающие бриллианты. Элизабет пристально вглядывалась в спящий дом, освещаемый мягким светом ламп в верхних комнатах и боковой гостиной. Закутанная в теплую шаль Эмили, она тихо шла рядом с Колтером. Вокруг был такой покой, что, казалось, ничто не может его нарушить.

– Тебе не холодно? – спросил он, обнимая ее за плечи. – Я хочу поблагодарить тебя, – точно боясь нарушить тишину окружающей их ночи, вполголоса сказал он, – за то, что ты позволила мне сегодня побыть наедине с дочерью.

– Если кого и надо благодарить, так это тебя, Колтер. Николь смеялась сегодня столько, сколько и положено маленькой девочке.

Обняв возлюбленную за плечи и прижав к себе, полковник старался идти медленнее, чтобы попасть в такт ее шагам.

– Я знаю, она моя дочь, но, даже если бы это было и не так, мне кажется, я все равно полюбил бы ее. Когда я уеду, то буду вспоминать это время как подарок судьбы. Хочется верить, что Богу отрадно смотреть вниз и видеть свет в доме, свет, в центре которого наша дочь. И я молюсь, чтобы он защитил этот приют любви.

Элизабет замедлила шаг. В его голосе была тоска, напомнившая ей, что война ждет, война скоро заберет его. Ей хотелось внимательней вглядеться в любимое лицо, но в слабом лунном свете она едва различала его черты.

– Когда ты должен ехать? – с трудом выговорила молодая женщина, боясь разрыдаться, тронутая до глубины души его простыми словами.

– Завтра вечером. – Его рука соскользнула с ее плеча, и он прошел вперед, пока не остановился около толстого дуба. Прислонившись к дереву, Колтер поднял голову, чувствуя, что она наблюдает за ним. Сколько одиноких ночей он вот так же смотрел в небо, не зная, увидит ли утро! Но теперь жизнь значила для него гораздо больше. Посмотрев на Элизабет, он протянул к ней руку: – Поди ко мне.

Слова были теми же, что с мягкой угрозой звучали прошлой ночью, но не отсутствие угрозы заставило ее подойти, просто ей самой страстно этого хотелось.

– Надо увести тебя в дом, в тепло, – предложил он, согрев дыханием кончики ее пальцев, потом дотронулся до щеки.

– Я могу согреться здесь, – прошептала Элизабет, распахнула полы длинной шинели и прижалась к нему. Ей не хотелось объяснять, что дело не в холодной погоде, а в том, что внутри ее гнездится темный холод страха. Прильнув щекой к его груди, уткнувшись носом в рубашку, она упивалась запахом мужского тела. Какая сила и надежность! Прошлой ночью она сказала, что завидует этим качествам. Теперь верилось, что и ей когда-нибудь суждено обрести их.

– Это опасно, – предупредил он. Близость любимого тела возбуждала каждый нерв, но у него еще оставались силы сопротивляться.

Молодая женщина молча кивнула, чтобы голос не выдал, до какой степени она возбуждена. Пламя, родившееся от краткого поцелуя сегодня вечером, все еще бушевало в ней, а напрягшееся тело Колтера красноречиво говорило само за себя. Элизабет устала бояться, устала быть осторожной, устала быть одна. Наблюдая сегодня Колтера с дочерью, деля их беспечную радость, она поняла, от какого счастья так настойчиво отказывается. Эмили любила ее отца, не ставя никаких условий, и скорбела о его утрате так, как скорбит только любящая и очень любимая женщина. Когда-то казалось, что Колтер любит ее так же. Неужели она утратила уверенность навсегда? Элизабет не знала. Она не могла даже сказать, что ждет ее завтра. Как можно требовать обещаний у другого, если сама не можешь обещать что-либо в ответ?

Дотронувшись пальцем до его губ, она вдруг почувствовала, как меняется их изгиб, и поняла, что он улыбается. Безумие! Форменное безумие – снова дать разгореться страсти. Сознание, что от малейшего ее движения сердце возлюбленного бьется быстрее, и пугало и восхищало одновременно.

– Будь осторожна, маленький лисенок, такие игры рискованны, – предупредил он, как бы подтрунивая над самим собой. И только распалял ее, потому что, пока слова предостерегали, губы пытались удержать ее пальцы.

– Дразня тебя, я дразню и себя, – прошептала она.

– Когда в первый раз я тебя обнимал, – тихо начал Колтер, как будто боясь нарушить интимность момента, – ты тоже гладила мои губы и удивлялась, почему мои поцелуи доставляют тебе больше удовольствия, чем поцелуи других. Ты доводила меня до исступления и одновременно злила своей соблазнительной невинностью. Была весна, и мы стояли под кизиловым деревом, помнишь? На тебе было атласное платье с кружевной шалью, а твоя кожа была гладкой и горячей под моими губами. Как бренди, которым я злоупотребил в тот вечер.

– Ты ревновал меня, потому что я не стала танцевать с тобой вальс. Но, – чопорно продолжала Элизабет, – у тебя не было никакого права считать, что я должна танцевать именно с тобой.

– Верно. Но я ревновал тебя ко всем. Мне хотелось объявить, что ты принадлежишь только мне. Сейчас не весна, но я все еще хочу этого. – Его руки скользнули под ее накидку. Молодая женщина напряглась, и полковник поспешил успокоить ее: – Из-за преклонного возраста у меня мерзнут руки. Позволь согреть их. Кровь в моих жилах бежит не так быстро, как в твоих.

– Колтер, ты...

–...немного слукавил.

Общие воспоминания заворожили Элизабет. Колтер улыбнулся, прижавшись подбородком к ее макушке.

– А во второй раз... Постой, где же мы были? В саду. Помнится, стоял дурманящий запах роз и светила луна. Сначала ты негодовала, что я вытащил тебя из дому и...

– Ты смеялся, поймав меня в объятия.

– Вот так, – закончил Колтер, крепко обняв ее, отчего у обоих захватило дыхание. – Вот так, – повторил он сорвавшимся от избытка чувств голосом. – Да, любимая, о Господи, да!

В его голосе были страсть и отчаянье. Элизабет подняла голову, напрасно пытаясь разглядеть выражение его глаз. Ее губы набухли от лихорадочного ожидания поцелуя. Так нельзя! – стыдила она себя. Я превратилась в вора, который хочет украсть все, что может.

Их губы пылали. Опасность приближалась. Стало совершенно ясно: так будет всегда, едва Колтер дотронется до нее и поцелует. Он коснулся языком уголков ее губ, и они жадно раскрылись навстречу поцелую. Уже нельзя было различить, кого из них бьет дрожь, так тесно прижимались они друг к другу. Элизабет полностью отдалась ласкам, с упоением отвечая на них. Прохладный ночной ветерок мог бы хоть немного охладить их пыл, но ничто уже не имело значения, кроме напряженных, жарких тел. Весь мир перестал существовать, осталась только страсть.

Молодая женщина чувствовала, как набухает и болит грудь, и невольно изогнулась.

– Скажи, любовь моя, – прошептал он, покрывая поцелуями ее шею, – скажи, где тебе больно, и я вылечу тебя.

– Ты знаешь. Ты всегда знаешь.

Колтер дотронулся до выреза на ее груди. Он чувствовал, как дрожит ее тело; ноги стиснули его бедро так сильно, что он застонал от непреодолимого желания. Захватив ладонью полную грудь, его палец безошибочно обнаружил набухший сосок и стал ласкать это наиболее чувствительное место. Со стоном, в котором слышался призыв, Элизабет прижала его руку своею ладонью.

Движение ее губ приводило его в неистовство. Колтер не мог больше медлить, ему было необходимо соединиться с ее телом, любить ее, только это могло восстановить его жизненные силы.

Он страстно хотел вновь обладать тем, что принадлежало ему по праву. И был уверен, что и она хочет того же.

Снова и снова шепча его имя, Элизабет покрывала частыми поцелуями лицо возлюбленного. Так было с самого первого раза – взрыв страсти, бушующий пожар, требующий удовлетворения.

Но тогда она еще не знала, что ее ждет впереди. Невинная, она просила все больших удовольствий, была послушной и жаждущей ученицей в его умелых руках. В одну прекрасную, безумную ночь пришло сознание, что чувство только увеличивает наслаждение, которое они дарят друг другу.

Бесконечно хотелось испытать это вновь. Желание становилось сильнее от знания и ожидания того, что должно произойти.

– Колтер... Я твоя! – Она замолчала, внезапно осознав, как раздражает надетая на них одежда. Их тела плавно покачивались, это был обольстительный танец, в котором чувствовалась нарастающая ярость неутоленного желания.

Он снова с жадностью впился в ее рот. Страсть сводила с ума. Ее прерывистый стон привел Колтера в неистовство.

Неожиданно его поцелуи стали нежнее. Он провел языком по ее губам, потерся о щеку и захватил ртом мочку уха. Медленно лаская языком ее маленькое ушко, прошептал:

– Я так хочу тебя, что это разрывает меня на части. – Его губы блуждали по ее шее, жар и запах возбужденной кожи заставлял кровь пульсировать еще сильнее. – И я доставлю тебе наслаждение, маленький лисенок, – обещал он голосом, опаленным страстью.

Полковник потянул возлюбленную за собой вниз, на землю, и под ними зашуршал толстый ковер из листьев. Он неистово и жадно ласкал ее бедра, живот. Его руки так торопились, что никак не могли расстегнуть кнопки корсажа, чтобы добраться губами до шелковистой кожи. Элизабет судорожно распахнула его рубашку. Она почувствовала жар его груди и бешено колотящееся сердце. Невозможно жить без воды и воздуха, без дочери, но Колтер... его желание стало ее желанием.

Прошли годы с тех пор, как они были вместе. Джеймс украл их у нее благодаря лжи. Так давно...

– Будь нежным, пожалуйста, любимый, – выдохнула молодая женщина, прежде чем он закрыл ей рот поцелуем. Колтер накинулся на нее с неистовой жадностью, почти жестокостью, казалось, он обезумел.

Наконец, услышав ее мольбы, прошептал ошеломленно:

– Господи Боже мой, Элизабет. – И, с трудом совладав с собой, немного отстранился, не в силах смотреть на нее. – Я никогда не терял над собой контроль настолько, никогда. Я почти овладел тобой прямо тут, на земле, как простой лагерной шлюхой... – Его хриплый потрясенный голос был еле слышен. Отодвинувшись, он прикрыл рукой глаза. – Надо вернуться в дом. – Надеясь, что прохладный воздух быстро остудит ему кровь, Колтер глубоко вздохнул. Бессильная ярость на свою несдержанность душила его.

Наконец она нашла в себе силы заговорить.

– Ты знал? Ты знал, как Элма обзывала меня? – Элизабет с трудом поднялась на ноги, не обращая внимания на то, что у нее расстегнут корсаж, пытаясь сдержать рвущийся наружу крик. Она не заплакала, просто медленно отвернулась, сгорая от стыда.

Имя Элмы и то, что за этим последовало, подействовало на него как ушат холодной воды.

– Ничего я не знал! Как я мог знать то, что ты не рассказывала мне?

Элизабет показалось, что она слышит осуждение в его тоне, и ее мутило от нестерпимого стыда.

– Элма права. – Рванувшись прочь, она уже не слышала, как он просил остаться. Элма права! Ей действительно все равно, где заниматься любовью, настолько велико и мучительно ее желание. Не слыша, что Колтер снова и снова зовет ее, она бежала прочь, убегая не от него, а от себя.

Полковник растерянно наблюдал, как молодая женщина исчезает среди деревьев. Голова все еще боролась с телом. Чувства объявили бунт.

Но выбора не было. С того момента, как он снова встретил Элизабет, выбора не осталось. Он побежал искать ее.

Глава девятая

Споткнувшись, Элизабет упала, ее била дрожь. Она не отзывалась на голос Колтера и хотела только одного – сжаться и стать невидимой. Несколько минут спустя он поднял ее и, не говоря ни слова, отнес в дом.

Подвинув ногой скамейку к огню, полковник бережно усадил ее, сходил за дровами и подложил в камин поленья. Элизабет сидела молча и безучастно. Колтер опять ушел, вернулся с бутылкой бренди, налил ей и себе.

– Выпей, а потом поговорим, – сказал он, выпил сам и, наполнив еще раз свой бокал, сел рядом с ней.

Медленно потягивая бренди, Элизабет смотрела, как огонь лижет поленья. Ее взгляд упал на возлюбленного, тот сидел, упершись локтями в колени и зажав в руке бокал, пламя отбрасывало танцующие тени на его лицо.

Страсть еще не угасла в ней.

Колтер заметил, как дрожат ее руки, поставил бокал, снял мундир и накинул ей на плечи. Он хотел, было обнять ее, но не рискнул. Взяв бокал, полковник сел и уставился в огонь.

Но надо было как-то начать разговор, ему становилось все очевиднее, что, если дать ей время прийти в себя, она снова воздвигнет между ними стену. Колтер попытался ободрить себя мыслью, что он бывалый солдат, а значит, должен найти слабое место в обороне противника.

– Прости меня, – начал он мягко, – за мои слова и тон. Я рассвирепел, потому что потерял контроль над собой, ты тут вовсе ни при чем.

– К чему все это? Ты получил, что хотел, Колтер. Но если у тебя сохранилась хоть капля жалости, не будем об этом.

– Неужели ты считаешь, что единственное, чего я хотел, – это назвать тебя шлюхой?! Его рука так сжала бокал, что побелели косточки. – Неужели, Элизабет? – повторил он, стараясь не смотреть на нее. Ему все с большим трудом удавалось сдерживаться. – Вы просите меня о жалости, мадам. Если она есть у вас самой, ответьте мне. – Он старался заставить себя дышать спокойно. Он очень старался. Очень. – Проклятье! Я не тебя назвал шлюхой!

Звон стекла сопровождал его крик. От пролитого бренди пламя вспыхнуло прямо им в лицо. Потрясенная этим взрывом, Элизабет тоже уронила бокал.

– Какого черта ты не убегаешь от меня теперь?