ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Расчесывая на ночь волосы, Уэнди не смогла сдержать хлынувших из глаз горячих слез. Почему ей не хватило ума оставить при себе свои блестящие идеи?

Ответ был прост: это случилось потому, что ей так долго приходилось самоутверждаться, особенно в деловых кругах. Ей совсем не свой9ственно играть роль бессловесной любящей женушки, и если Мак хотел от нее именно этого, что ж, он будет приговорен к пожизненному разочарованию.

Но не может быть, чтобы он этого хотел. Потому что все это время он поощрял ее свободно высказываться. Почему он вдруг ушел, не говоря ни слова, после того как она просто выразила свое мнение? Потому что ее идея была не такой уж блестящей? Неужели она была нелепой?

Она совершенно не знала, какой линии придерживается компания, какие технологические разработки она ведет, и все же ринулась в бой очертя голову, словно знала наилучший способ продать новый продукт. Верно, это имел в виду Мак, когда сказал, что ее идея очевидна, — если бы она знала чуть больше, она бы не стала решать эти проблемы походя. В конце концов, если они целыми днями бились над ними…

Но президенту понравилась идея проведения широкомасштабной акции. По крайней мере это определенно говорило о том, что ее идея была разумной. Так почему же Мак отнесся к ней с такой неприязнью?

Конечно, подобный проект потребовал бы больших затрат, но в будущем они окупились бы сполна. Если продукт настолько замечателен, каким его, кажется, все считают, торгующие организации в конечном счете согласились бы на предложенную цену, здесь можно было бы пойти им на некоторые уступки. Первое, что постаралась бы выяснить Уэнди, если бы она проводила эту кампанию, — это что на самом деле думают торговцы.

Но что теперь об этом говорить. Это не ее дело, и чем быстрее она о нем забудет, тем лучше для них для всех.

А теперь ей остается только плакать, надеясь, что слезы хоть немного утишат ее боль… Выключив свет, она легла и зарылась лицом в подушку. Она не слышала, как вошел Мак, как сел на краешек ее кровати.

— Не плачь, дорогая, — прошептал он. — Пожалуйста, не плачь.

Он обращается с ней как с маленькой, подумалось ей, и оттого ей еще больше хотелось плакать. Почему он пришел именно сейчас? Ведь он уже пожелал ей спокойной ночи. Он не приходил в ее комнату уже столько дней — так долго, что она чувствовала себя в полной безопасности, отдаваясь на волю слезам. Стараясь взять себя в руки, Уэнди оторвала лицо от подушки и, не глядя на него, пробормотала:

— Я такая идиотка.

— Да нет же, нет. — Он наклонился и поцеловал ее мокрую щеку. — Все будет хорошо, вот увидишь.

Какой бы легкой ни была ласка, по ее телу пробежала сладкая дрожь, а от его теплого голоса улеглась боль в ее сердце. Она все еще не могла понять, о чем он думал или почему был так молчалив, — но, конечно, он не пришел бы сюда, если бы сердился на нее. И если бы в глубине души он считал ее идиоткой… Она слегка улыбнулась. Если бы он так думал, то сказал бы ей это прямо.

— Обними меня, — прошептала она.

Он крепко обнял ее. У Уэнди вырвался сладостный вздох, и мгновение спустя, когда его губы коснулись ее виска, она подняла к нему свое лицо и прильнула к его губам.

Поцелуй, казалось, длился бесконечно, и Уэнди упивалась волшебным теплом, которое медленно растекалось по ее телу. Наконец он отстранился и хрипловато зашептал:

— Так дальше нельзя. Уэнди, я хочу большего, чем просто обнимать тебя…

В их брачную ночь, когда он пришел в ее спальню, она испугалась. Она оттолкнула его, и он ушел.

Нет, она испугалась отнюдь не Мака. Она оттолкнула его той ночью, потому что не могла допустить и мысли спать с мужчиной, которого не любит. Хотя в глубине своего сердца она уже знала, что любит его; она просто еще не призналась себе в этом. В действительности она прогнала его потому, что не могла допустить и мысли о том, чтобы спать с мужчиной, который не любит ее так, как любит его она.

Но теперь она понимала, что любовь может принимать различные формы или приходить в разных обличьях. Если желание и нежность — это все, чего она может добиться от него, что ж, она будет счастлива и этим, в ее сердце достаточно любви для них обоих.

— Я знаю, — прошептала она. Она приподнялась и обвила его шею руками. На мгновение, которое показалось Уэнди вечностью, Мак заколебался, словно был не уверен, отдает ли она себе отчет в своих действиях.

Уэнди впилась в его губы со всей силой страсти, которую она так старательно сдерживала до этого момента, затем повторила то, что он сказал несколько минут назад:

— Все будет хорошо, Мак.

У того вырвался стон, и он прижал ее к себе еще крепче.

Ласки, поцелуи, страстный шепот — все казалось таким знакомым, что Уэнди начала догадываться о том, что она, должно быть, занималась с ним любовью во сне. Предвкушение этой минуты обострило все чувства, и она вся отдалась счастью любви; и возбуждение было подобно прибою, который вздымает волны все выше и выше, пока наконец не иссякнет его мощь.

Счастливая усталость разлилась по ее телу. У нее едва хватило сил, чтобы дотронуться кончиками пальцев до его лица — до милых губ, скул, бровей.

Мак нежно поцеловал ее и заботливо укрыл одеялом.

Уэнди теснее прижалась к нему и наслаждалась тем, как мерно бьется его сердце и вздымается грудь. Неудивительно, что Рори нравится, когда ее укачивают, сонно подумала она. Было что-то очень уютное в ритмичных движениях. От этого она так расчувствовалась, что ей захотелось еще поплакать — но уже не теми горькими слезами, какими она плакала раньше, а счастливыми.

Вскоре она уснула, слишком усталая и довольная, чтобы думать о чем-либо.

Уэнди слышала, как Мак ходил по комнате, но после сна она чувствовала такую приятную тяжесть во всем теле, что не могла заставить себя пошевелиться. Было еще слишком рано. Она еще полежит немного с закрытыми глазами, и скоро он окажется рядом с ней — чтобы предложить чашечку кофе или попрощаться перед уходом на работу… или, возможно, снова заняться любовью. Который все-таки час?

Скрип закрывающейся двери окончательно разбудил ее, и она вскочила в постели.

— Мак?

Ей никто не ответил.

Уэнди торопливо набросила халат. Когда она дошла до гостиной, лишь легкий запах лосьона выдавал недавнее присутствие Мака. Ни подноса, ни утренней газеты, ни записки.

Он опаздывал, сказала она себе. Он, несомненно, очень спешил, и у него не было времени, чтобы прочитать газету или заказать завтрак. И, очевидно, ему некогда было написать ей записку.

А она чего ждала? — обругала себя Уэнди. Розу на подушке? Спустись на землю!

Ее веки немного припухли от пролитых накануне слез, и немного болели глаза. Но ничего страшного, она просто устала. Как только она доберется до квартиры и примется за работу, сразу же почувствует себя лучше.

Беспорядок, встретивший ее, когда она переступила порог квартиры, вызвал в ней смешанное чувство. Ведь еще так много оставалось сделать, но, как только работа останется позади, она сможет стать по-настоящему свободной и полностью посвятит себя новой жизни с Маком. Он придал ей мужества сделать это — оборвать последние связующие нити с прошлым и перевезти все дорогое ее сердцу в новый дом, который они вместе построят. Эта забота о ней, эта уверенность в успехе их совместного будущего куда важнее, чем записки или розы на подушках!

Решение смотреть на вещи именно так придало ей новые силы, и она целый день работала без устали, остановившись, только чтобы подогреть банку супа на ленч и отнести несколько цветочных горшков соседке. Не Бог весть какой щедрый дар, так как бедные цветочки потребуют тщательного ухода, чтобы снова вернуться к жизни после долгого периода пренебрежения ими. Но женщина была рада видеть ее, и Уэнди пришлось посидеть с ней и поболтать и выпить чашечку кофе.

Затем пришли представители из благотворительной организации, чтобы забрать то, что она им передавала. Они унесли кушетку, стулья и кухонный стол. Потом коробки и пакеты с одеждой и продуктами. Наконец осталось только кое-что из мебели — помимо ее кровати, передававшейся по наследству, и кресла-качалки, которое она хотела поставить в детскую Рори, детская кроватка и пеленальный столик.

Накануне она позвонила в ближайшую церковь и предложила им детскую мебель. Уэнди мало заботили другие вещи, но кроватка и столик Рори были для нее связаны с особыми воспоминаниями, и она не хотела, чтобы они попали к неизвестным людям. Едва она начала объяснять свои чувства священнику, как он прервал ее.

— Я знаю одну молодую пару, — сказал он, — которая скоро ожидает появления ребенка, а они ограничены в средствах…

Уэнди заканчивала укладывать елочные игрушки, когда пришел Мак. Она машинально взглянула на часы у себя на руке. Была только середина дня, и к внезапному наплыву счастья, которое она ощутила при виде его, примешалось удивление.

Он был не менее удивлен.

— А где вся мебель?

— Какой смысл держаться за дряхлую кушетку и пару скрипучих стульев? — весело сказала Уэнди. — Вот я и избавилась от них, пока мной не овладели сентиментальные чувства и я не передумала. Правда, Мак, я сама не знаю, откуда у меня взялись силы, чтобы сделать это.

Ее шутливый тон не вызвал на его лице улыбки.

— Какая-нибудь неудача? — осторожно спросила она.

Он покачал головой.

— Мы сделали все, что могли на данный момент.

— Тогда хорошо, что я так быстро управилась. Думаю, сегодня я закончу, поэтому, если ты хочешь купить билет на завтра…

— Я как раз и пришел, чтобы поговорить об этом.

Его тон напугал ее. Уэнди бережно завернула хрупкую стеклянную игрушку в бумагу. Ее руки так сильно дрожали, что она не решилась взяться за следующую. Она почувствовала, как у нее сдавило грудь.

— Ну что ж, — сказала она, стараясь не допустить в голосе неверные нотки. — Может, ты присядешь…

Мак обвел рукой пустую комнату.

— Я должен был поговорить с тобой раньше, чем ты совершишь такое. Сожалею, Уэнди.

— Сожалеешь о чем? — Ее страх постепенно уступал место отчаянию.

— Если ты не вернешься со мной в Чикаго, что ж, я пойму.

Остатки страха обернулись вспышкой гнева.

— То есть ты не хочешь, чтобы я вернулась! Черт возьми, Мак, я только что избавилась от всего, что у меня было, и ты… ты так поступаешь со мной? — Оттого, что она говорила таким высоким и пронзительным голосом, у нее заболело горло. Дело было не в вещах, а в том, что он отталкивает ее…

— Конечно, я хочу, чтобы ты поехала. — Это прозвучало очень сухо.

Ради Рори, напомнила она себе, а не ради нее самой. Как все ужасно просто.

Ей хотелось крикнуть ему: «А как же прошлая ночь?»

Ответ на вопрос был слишком очевиден. Прошлой ночью он колебался, разрываясь между физическим желанием и сознанием того, что действовать под его влиянием было бы глупо. Но Уэнди заставила его забыть о здравом смысле. И он, очевидно, понял — по той готовности, с какой она пошла навстречу его желанию, — что она любит его, и перспектива его ужаснула.

Она покачала головой. Нет, она не желает, чтобы он заговорил об этом.

— Прежде мне никогда и в голову не приходило, — сказал Мак, — до вчерашнего ужина, — что здесь у тебя была собственная жизнь, полноценная, интересная жизнь, с которой ты не хотела бы расставаться. Жизнь, которой я вынудил тебя пожертвовать.

Его ответ так напугал Уэнди, что у нее пересохло во рту. Неужели Мак действительно верит в то, что говорит?

— У меня не было работы, Мак. Жизнь, которую я покинула, не много обещала.

— Но такое положение дел не длилось бы вечно, так ведь? — спокойно парировал он. — Тебе, можно сказать, предложили работу прошлым вечером, и еще одно предложение было в полученной тобой почте.

Она на мгновение наморщила лоб, но потом вспомнила о письме Джеда Лэндерса, ее бывшего босса. Она оставила его на журнальном столике, чтобы не забыть позвонить ему сегодня. Мак, очевидно, видел его.

— И очень хорошее предложение, — рассуждал он. — Но ты уже связала свою жизнь с моей, и когда ты вернулась и увидела, что ждало тебя здесь, было уже поздно. — Его голос был нежен. — Маркетинг — это ведь для тебя не просто работа, да, Уэнди? Это талант, который нельзя загубить.

Что-то было не так, но она не могла понять, что.

— Мой талант — если ты так это называешь — совершенно не интересовал тебя несколько дней назад.

— Я не понимал, как это важно для тебя. Мне следовало выяснить это, но я не потрудился. Мне казалось, что тебе достаточно Рори.

— А ты не думаешь, что мне самой следует это решить? — Она сделала глубокий вдох. — По крайней мере постарайся быть честным, Мак. В чем, в конце концов, дело?

Он так долго колебался, что она подумала, он уже не ответит. Наконец он сказал:

— Я кое-что уразумел, Уэнди. Мы можем отдать Рори все, что у нас есть, но, если мы при этом не будем чувствовать себя счастливыми, это не годится.

Как тактично он дает понять, что несчастен, подумала она. И как это похоже на Мака.

— Тогда нечего больше обсуждать. — Ей с трудом удалось говорить спокойно. — Спасибо за откровенность.

Он кивнул.

— А как быть с Рори?

— Я еще не думал об этом. Но лучше расстаться сейчас, чем через несколько лет, как по-твоему?

— Пожалуй, так. Но разве это не помешает удочерению? — Каким несчастным он, должно быть, чувствует себя, подумала она, подвергая риску будущее ребенка этим разводом вдобавок к их фиктивному браку.

— Я не знаю. — Он прочистил горло. — Думаю, мы могли бы вместе опекать ее.

Я этого не выдержу, подумала Уэнди, постоянно видеть его и каждый раз с новой силой сознавать, что ты ему не нужна. И все-таки главное — Рори.

— Или ты мог бы позволить мне привезти ее обратно сюда и сделать вид, что ничего не было.

— Уэнди…

— Мак, мы вернулись к тому, с чего начали, не правда ли? За исключением того, что я теперь более серьезный соперник, если дело дойдет до суда. Я могу использовать против тебя твои собственные средства. Не лучший вариант для тебя.

— Совсем не лучший, боюсь. — В его голосе не было вызова, только печаль.

Все же это причинило ей больше боли, чем она хотела признать. Уэнди отвернулась.

— Мне надо подумать об этом. О том, что будет лучше для Рори.

— Мне жаль, Уэнди.

Она слышала, как он направился к двери.

— Подожди, Мак!

Она сняла кольца, подарок Элинор, и с такой силой сжала их в ладони, что от камней остались полоски на ее коже. Она надела их, преисполненная надежды, и носила их с растущей уверенностью в будущем, но теперь от этих чувств осталась лишь горстка пыли. Она протянула ему кольца.

— Скажи своей матери, что я сожалею, что ее план не удался.

Мак взял кольца и подкинул их на ладони.

— Моя мать? А при чем здесь она?

Уэнди отвернулась, стараясь сдержать слезы. Нет, она не даст волю слезам — по крайней мере, пока он не уйдет.

— Но ведь это была ее идея, разве нет? Устроить замечательную семью для Рори?

— С чего ты взяла?

Она пожала плечами.

— Она ведь была в курсе всех твоих планов.

— Конечно, была. Я рассказал ей обо всем в ту самую ночь, когда привез тебя в Чикаго.

— И она подталкивала тебя на каждом шагу, так? Я как-то слышала, ты говорил ей, что работаешь над этим, и при этом ты очень сердился. — Внезапно Уэнди поняла, что именно он говорил, и оттого ей сделалось еще хуже. — Что ты говорил ей, Мак?

— Что собираюсь жениться на тебе.

Она мысленно взвесила его слова, пытаясь найти в них что-нибудь утешительное. Но, пусть это и была его идея, а не Элинор, здесь присутствовали холодный расчет и логика. Какая разница, когда именно он принял свое решение? Слабая искра надежды вспыхнула и погасла.

— Как все было удачно задумано, не правда ли? — спросила она с горечью в голосе.

— Мне так казалось. — Он сунул кольца в карман. — Но выходит, ты умеешь смешать все карты. Знаешь, до того, как я увидел тебя, я так объяснял твои действия.

— Как шантаж, — отрезала Уэнди.

— Нет, я никогда так не думал — по крайней мере после того как .обнаружил, что тебя очень легко найти. Я думал, что поначалу ты действовала так, как просила Марисса, но, когда увидела, какую непосильную работу на себя взвалила, ты обратилась за помощью. Это было логично, мне не трудно было в это поверить. Пока я не встретился с тобой и не понял, что ты не тот человек, который сдается в подобной ситуации. Или в любой другой.

— Вот как?

— С первой минуты ты произвела на меня впечатление человека, который стиснув зубы пойдет до конца и никогда не попросит о помощи.

Уэнди закусила губу. На какое-то мгновение она почувствовала себя неуютно, словно Мак видел ее насквозь.

— Даже если бы пришлось лгать себе и окружающим, — спокойно продолжал он. — Меня восхитило твое упорство. И я никак не думал, что мне придется сожалеть об этом.

— Ты же сам сказал, что мы должны сделать все, что в наших силах, ради Рори.

— Теперь этого недостаточно.

— Мы оба страдаем оттого, что ты не предусмотрел этого раньше.

— Клянусь, я не планировал того, что случилось прошлой ночью, Уэнди. А когда услышал, что ты плачешь, мне просто захотелось объяснить, что понимаю тебя, что, если ты хочешь уйти, я не стану тебя удерживать. Что я понял: я прошу слишком многого и ты никогда не сможешь полюбить меня.

Уэнди попыталась набрать в легкие воздуха, но, казалось, мышцы перестали слушаться ее.

— Твои слезы блестели как драгоценные камни. — У него сорвался голос. — Потом ты прильнула ко мне, и, хотя я знал, что ты безуспешно пытаешься убедить себя, я уже не мог уйти. Я позволил себе поверить, что нам будет достаточно того, что у нас есть, — в Чикаго найдутся для тебя вакансии, и ты так любишь ребенка. Но когда ты снова начала плакать после того, что произошло, я понял, что ты никогда не будешь по-настоящему счастлива.