Одной рукой Грег обнял меня за плечи, и в тот же миг из кухни вынырнул Бубба с подносом. Я как бы невзначай стряхнула руку Грега. Нет, я не возражала против возобновления наших с ним отношений, но торопить события не собиралась. Более того, я намеревалась их всячески холить и лелеять. Но это в дальнейшем, а сейчас мне не терпелось насладиться ужином. К слову сказать, Бубба превзошел самого себя.
      Хотя приехала я в заведение Буббы с Бастером, но согласилась, что домой меня отвезет Грег. Тем более что Бастер, судя по его виду, убиваться по этому поводу и рвать на себе волосы явно не собирался. Я вежливо отклонила предложение Грега заглянуть ко мне, но прощальный поцелуй не отвергла. По счастью, у него хватило ума лишь легонько меня чмокнуть.
      Вдоволь полюбовавшись "Полем, поросшим чертополохом", я решила позвонить по телефону. Уиннелл, лапочка, сняла трубку с третьего звонка.
      - Это Абби, - сказала я. Трудно выразить раскаяние двумя словами, если ни одно из них не "извини". Но я пыталась сначала растопить лед, а потом уж извиняться.
      Уиннелл не ответила.
      - Как дела?
      По-прежнему - молчание. Но в трубку я слышала ее дыхание.
      - Уиннелл, я звоню, чтобы попросить у тебя прощения.
      - Ага, значит, ты звонишь не для того, чтобы надо мной насмехаться?
      - Нет, конечно. С какой стати?
      - Как, с какой? Надо мной ведь, помнится, вся Селвин-авеню потешается.
      - Ничего подобного. Это отъявленная и наглая ложь. Просто я тогда очень разозлилась.
      - Разозлилась? Да ты просто озверела, Абигайль! Взбеленилась! С катушек слетела! Набросилась на меня, как ненормальная.
      - Согласна. Именно поэтому я и звоню, чтобы перед тобой извиниться.
      Уиннелл вздохнула, но ничего не сказала.
      - Так ты простишь меня? Пожалуйста, Уинни, ну, паа-аажалуйста!
      - Ну, ладно, будь, по-твоему, подлиза несчастная. Но только потому, что ты моя лучшая подруга, и я очень страдаю, когда мы с тобой цапаемся.
      - Я и сама места себе не нахожу, когда ты на меня дуешься, - добавила я. - Так, чем занимаешься-то?
      - Телик смотрю. "Север против Юга" повторяют. - Уиннелл терпеть не может этот сериал, твердит, что все это - пропаганда янки, но всякий раз его смотрит.
      - Ты ведь ничего нового не увидишь, - сказала я. - Наших, как всегда, в пух и прах разобьют.
      - Сама знаю. Просто иногда помечтать хочется. Слушай, может, подскочишь ко мне, и мы вместе посмотрим? Эд сейчас в спальне за какой-то футбол болеет.
      - Спасибо, но я немного устала. Денек трудный выдался, да и примирение с Грегом нелегко далось.
      - Да, у меня тоже день был непростой... - Она осеклась. - Какое еще примирение с Грегом?
      Я рассказала подруге об удивительной встрече в ресторанчике Буббы.
      - О, Абби, как я рада за тебя! Я тебе этого не говорила, но всегда считала, что вы с Бастером не пара.
      - Зато у него потрясающее чувство юмора.
      - Возможно, но вместе вы смотрелись довольно нелепо.
      - Почему, из-за того, что мы оба коротышки?
      - Главное даже не это, Абби, а то, что ваши дети могли быть лилипутами.
      - Какие еще дети! - возмутилась я. - Нет уж, уволь, я сыта этими поганцами по горло.
      Уиннелл хмыкнула. Потом спросила: - И что теперь, Абби? Коль скоро ты снова с Грегом, то своему воздыхателю от ворот поворот дашь?
      - Ну да, я ведь тебе уже рассказала. Он увлекся Буфер.
      - Я не Бастера имею в виду, - нетерпеливо пояснила Уиннелл. - А нового.
      - Что ты плетешь?
      - Я говорю о Питере Фонда.
      - Уиннелл, ты опять наклюкалась? У тебя белая горячка? - Однажды, смотря этот же сериал, она от горя так напилась, что едва языком ворочала.
      - Ты, правда, не понимаешь, или прикидываешься?
      - Честное слово.
      Уиннелл замялась, видимо, пытаясь решить, стоит ли верить мне на слово. - Молодой человек, лет тридцати с хвостиком. Рост пять футов и десять дюймов, довольно крепко сложен, животик, правда, намечается. Волосы каштановые. Глаза карие.
      - Ты зачитываешь приметы сбежавшего из тюрьмы преступника?
      - Отнюдь. Да, кстати, он гоняет на "Харлее". Абби, у тебя есть знакомые, которые увлекаются "Харлей-Дэвидсоном"?
      Я похолодела. По спине пробежали мурашки. - Когда ты его видела, Уиннелл?
      - Сегодня утром. Вскоре после нашего расставания.
      - И ты с ним разговаривала?
      - Естественно. Ты же знаешь, я рассусоливать не люблю. Он зашел ко мне, спросил, где ты, и я направила его к твоей матери.
      - Куда?
      - Ты ведь к ней поехала, да?
      - С чего ты это взяла?
      - Абби, но ведь ты всегда едешь к ней после того, как обхамишь своих друзей.
      Я бы повесила голову от стыда, если б не валялась на спине. - И он назвал меня по имени?
      - Да.
      - Абигайль или Абби?
      - Не помню точно. Но он ясно дал понять, что вы с ним знакомы.
      - Каким образом?
      - Абби, это что, допрос? Он мне показался очень славным и симпатичным.
      - Он за мной следит!
      - Думаешь, он из числа этих стервятников?
      Это мне почему-то в голову не приходило. Стервятниками или падальщиками мы называли коллекционеров антиквариата, которые иногда зорко наблюдали за нами, чтобы не упустить момента, когда мы соберемся на очередную распродажу какого-нибудь скарба.
      - Нет, я уверена, что он не падальщик.
      - А в чем же дело?
      - Сама не понимаю. Но после того, как я рассталась с мамой, я покатила в дом престарелых к югу от Рок-Хилла, а этот мотоциклист последовал туда за мной.
      - Ты уверена?
      - Абсолютно. Более того, за мной следила еще и какая-то женщина.
      - Тоже мотоциклистка? Представляешь, как отреагировала бы на это Джей-Кат? Она сказала бы, что этот мотоциклист и его подружка выбрали тебя, чтобы заняться с тобой любовью втроем. Наверняка что-то подобное произошло с ней в Шелби. А если не с ней, то с ее троюродной бабкой.
      Я усмехнулась. - Нет, его подружка - не мотоциклистка. Она ездит на темно-синей машине. Кстати, я их обоих видела на вчерашнем аукционе.
      - Вот как? Послушай, Абби, я не хочу тебя пугать, но не кажется ли тебе, что их заинтересовала твоя картина?
      - Каким образом? Насколько они знают, я купила никчемную мазню, которая не стоит и тех десяти долларов, что уплатил мне Грег.
      - Как, ты заставила его расплатиться?
      Мы рассмеялись. - Нет, честно, - спросила я. - Что мне, по-твоему, делать?
      - Если не ошибаюсь, ты снова крутишь роман с детективом. Почему бы тебе его не спросить?
      - Я уже спрашивала. Насчет этой женщины, по крайней мере. Грег считает, что у меня просто глюки.
      - Господи, эти мужчины! Святая простота.
      - Да, как маленькие мальчики с письками, - согласилась я. - Так и хочется их потискать и к груди прижать.
      - Эх, потискать бы Грега! - мечтательно промолвила Уиннелл.
      - Но-но, смотри у меня! - пригрозила я.
      - Шучу, не бойся. Как считаешь, Буфер всерьез заинтересовалась твоим медиком?
      - Заглотала наживку вместе с крючком и удочкой, - бойко отрапортовала я.
      - Просто поверить не могу. Не обижайся, Абби, но я не представляю, что высокая и соблазнительная Буфер могла найти в таком замухрыш... Бастере.
      - Может, бесплатные услуги по обслуживанию и замене ее запчастей? невинно предположила я.
      - Ах ты, ехидна! Кстати, Абби, надеюсь, теперь ты согласишься, чтобы посредником при продаже твоей картины выступила я?
      Признаться, вопрос застал меня врасплох. - Я еще не решила, как поступить с ней.
      - В каком смысле?
      - В таком. Дело в том, что я еще не знаю, имею ли право продать ее.
      - Ты, что, смеешься надо мной?
      - Увы, нет, Уинни. Вчера вечером мне позвонил Гилберт Суини и сказал, что не имел права продавать картину на аукционе, потому что она принадлежит его матери.
      - А ты пошли его к...
      - Гилберт мертв, Уиннелл. Мне сказали, что сегодня утром он покончил с собой.
      - Черт побери! Да, Абби, я понимаю, сейчас не лучшее время, чтобы выяснять отношения с его матерью.
      - С его матерью вообще ничего выяснить нельзя. У нее не все дома.
      - Болезнь Альцгеймера?
      - Что-то в этом роде. Как бы то ни было, пока я решила затаиться. - В какой-то степени, я даже не покривила душой.
      - Что ж, я понимаю, Абби. Но если все-таки выяснится, что картина принадлежит тебе по закону, ты согласна, чтобы посредником была я?
      - Ну...
      - Ну, ты хотя бы подумай об этом.
      - Хорошо, зайчик.
      Мы с Уиннелл потрепались еще несколько минут, пока ей не потребовалось вновь наполнить стакан вином. Должно быть, славных южан опять ожидала очередная трепка. Армия конфедератов готовилась к бою под Геттисбергом* (*В этой битве армия южан потерпела решающее поражение).
      Я позвонила Робу. К сожалению, трубку взял Боб.
      - На сегодня покупки закончены, - сварливо произнес он.
      - Это я, Абигайль.
      Щелчок, и сигнал отбоя.
      Я перезвонила. - Я только хочу сказать. Что...
      Щелчок, короткие гудки.
      - Прошу прощения! - завопила я в ту секунду, когда он подошел к телефону в следующий раз.
      - Продолжай.
      - В каком смысле?
      Щелчок.
      - О'кей! Прошу прощения, я обошлась с вами очень дурно. Вы - мои самые близкие друзья на всем белом свете.
      Боб хмыкнул. - И что дальше?
      - А что дальше?
      - Если я правильно понимаю, ты хочешь, чтобы мы помогли тебе продать "Поле, поросшее чертополохом". Верно?
      Я поведала Бобу ту же историю, которую только что рассказала Уиннелл. К сожалению, он оказался не столь легковерным, как моя закадычная подруга. Похоже, я все-таки льстила себе, что знаю мужчин. Или, может, дело в том, что гомосексуалисты - не такие, как все остальные? Может, только Грег был маленьким мальчиком с пис... Впрочем, своими глазами я это не видела, так что утверждать не берусь.
      - Где ты купила Ван Гога, Абби? - спросил Боб.
      - Ты сам это отлично знаешь, - раздраженно ответила я. - На церковном благотворительном аукционе.
      - Кроме тебя, там никого не было?
      - Это еще почему? Там было человек сто. А то и двести. Я не считала.
      - Я хочу сказать, что множество свидетелей готово подтвердить, что картина досталась тебе на аукционе. В честной борьбе, во время открытых торгов, и за рамку, которую ты на самом деле стремилась приобрести, деньги ты заплатила более чем достаточные. По праву владения, Абби, эта вещь на девяносто процентов принадлежит тебе. Она твоя.
      - Ты не юрист, зайчик.
      Готова поклясться, что трубка в моей руке внезапно заиндевела от холода. Возможно, что так мне почудилось из-за чрезмерно затянувшегося молчания.
      - Что ты хочешь этим сказать? - спросил наконец Боб.
      - Что прежде, чем предпринимать какие-то шаги, я хочу удостовериться в их законности. Мне вовсе не улыбается, - добавила я со смешком, - угодить за решетку по обвинению в торговле краденым.
      - Не сомневаюсь, - сухо промолвил Боб.
      - Позволь мне поговорить с Робом, - терпеливо попросила я.
      - Он спит.
      - Побойся бога, Боб. Роб никогда не ложится в такую рань.
      - У него мигрень разыгралась.
      - С каких это пор Роб начал страдать от мигреней? - Роба я знала гораздо дольше, чем Боб, хотя, конечно, не столь интимно. Но не сомневалась, что Роб не стал бы утаивать от меня свой недуг.
      - С тех самых, когда ты начала вести себя по-свински, - мстительно сказал Боб.
      Я бросила трубку и позвонила маме.
      - Абби, мне сейчас некогда.
      - Извини, мама, я тебе нагрубила. Я не хотела...
      - Пустяки, золотце. Мамы созданы для того, чтобы прощать, и не успела ты еще выйти из дома, как я тебя простила.
      Простила, быть может, но не забыла. Тут я была готова об заклад биться. Памяти моей мамы позавидовал бы старейшина африканских слонов.
      - Чудесно, мамочка, я очень рада. Тогда я готова поделиться с тобой замечательной новостью.
      - Это прекрасно, золотце, но мне и правда некогда.
      - Мама, ты никогда не ложишься раньше десяти, а сейчас еще и половины десятого нет.
      - Дело не в этом, золотце. У меня гости.
      - "Сама-знаешь-кто"?
      - Нет, конечно. - И она замолкла.
      - Ну, а кто? - Во мне взыграло любопытство. Конечно, не следует совать нос в чужие дела, согласна, но, во-первых, мама мне не чужая, а, во-вторых, будь у нее в гостях кто-то из тех, с кем она часто общается, она не стала бы это утаивать.
      - Ее зовут Марина, золотце. Красивое имя, правда?
      - Очаровательное, особенно если так назвать яхту. Она, наверно, из вашего книжного клуба? - Со стороны, наверно, моя назойливость показалась бы чрезмерной, но, откровенно говоря, я только отыгрывалась за прошлое. Когда я оканчивала школу, мама не позволяла мне встречаться ни с одним мальчиком до тех пор, пока не изучала его родословную от Адама. В Рок-Хилле ценят не то, что ты знаешь, а то, кого ты знаешь, и мама не собиралась транжирить единственную дочь на какого-нибудь выскочку. У самой мамы связей больше, чем в центральном телефонном узле Нью-Йорка, хотя, как видите, пользы мне это принесло не слишком много.
      - Не говори глупости, золотце; она из Орегона.
      - Не поняла.
      - Она туристка. Спросила у меня дорогу, а я пригласила ее посидеть со мной и попить чайку.
      - Что? Ты пригласила в дом совершенно незнакомого человека?
      - Мы успели познакомиться, золотце. Прежде чем пригласить ее, я с ней поговорила снаружи. После ужина я поливала в саду - день сегодня знойный выдался, - а тут она и подкатила. Ты знаешь, оказывается, многие приезжают в Рок-Хилл из других штатов лишь для того, чтобы поглазеть на наши статуи Цивитас, которыми мы так гордимся?
      - А ты представляешь, сколько бы еще народу приезжало, если бы религиозные фанатики не настояли на том, чтобы отпиливать с мраморных грудей соски?
      - Да, тогда полчища туристов заполонили бы нас. Марина была в Риме, в Париже и в Афинах, но, по ее словам, нигде нет столько красивых памятников, как у нас. Хотя я убеждена, что там никто соски с грудей не отпиливает.
      - Рим, Париж, Афины, Рок-Хилл... Да, она весь мир объездила. Наверно, пенсионерка? Примерно твоих лет, да, мама? - Для своего возраста мама была в отличной форме и даже поговаривала о том, чтобы заняться карате. Так что одинокая старушка, пусть даже и незнакомая, серьезной угрозы для нее не представляла.
      - Нет, золотце, она даже моложе тебя. Кстати, Абби, она прекрасно воспитана. Тебе не помешало бы поучиться у нее, как себя вести.
      - Благодарю, мамочка. Может, удочеришь ее? Или расскажи всем, что это твоя давно потерявшаяся дочка, о существовании которой ты и забыть успела.
      - Я бы с радостью так и поступила, золотце, да, боюсь, никто мне не поверит. - Мама перешла на шепот. - Марина - черненькая.
      - Что?
      - Она - афро-американка, - прошептала мама. - Я даже не подозревала, что такие в Орегоне живут.
      Хорошо, что стрижка у меня короткая, потому что волосы мои встали дыбом. Слава богу, Южные штаты у нас сейчас объединены, однако и в наши дни темнокожие туристы - не частые гости на улицах мелких провинциальных городков. И уж тем более на улицах с традиционно белым населением.
      - Какая у нее прическа? Волосы заплетены в тоненькие косички?
      - Да, и это потрясающе красиво. Перед отлетом в Африку я себе тоже такую прическу закажу.
      - Очень за тебя рада, мамочка. Скажи, а во что твоя Марина одета?
      - В платье из джинсовой ткани, с изумительной вышивкой на лифе. Правда, на мой взгляд, оно не из Африки, а, скорее, из Индии.
      - Мама, оставайся на месте! - срывающимся голосом выкрикнула я.
      - Конечно, золотце. А теперь, извини, но меня ждет гостья.
      - Мама, задержи ее! Я сейчас примчусь.
      - Как это мило с твоей стороны, золотце. Она поймет, что такое знаменитое южное гостеприимство.
      - Только не говори ей, что я сейчас приеду. Я хочу сделать ей сюрприз.
      - Да, но...
      - Ты должна во что бы то ни стало задержать ее!
      Не чуя под собой ног, я понеслась к машине.
      Глава 15
      Я была всего в квартале от маминого дома, когда от него отъехал какой-то автомобиль и резко вывернул к югу, по направлению к Уинтропу. В свете уличного фонаря мне показалось, что автомобиль синий. Водителя мне разглядеть не удалось, но скорость машина набирала очень резво.
      На мгновение я заметалась перед выбором, кинуться ли в погоню, или проверить, что с мамой. Может, с ней все нормально, а злоумышленница безнаказанно улизнет? С другой стороны, на кой черт мне гнаться невесть за кем, если мама, не дай бог, ранена, или того хуже... Словом, колебалась я не долго. Не успели погаснуть огни фар моей машины, как я уже звонила в мамину дверь правой рукой, одновременно барабаня по двери левой.
      Прошла целая вечность, секунд пять, пока мама наконец открыла. На первый взгляд, живая и здоровая, без видимых признаков кровотечения или каких-то повреждений.
      - Мамочка! У тебя все нормально?
      - Ну, конечно, золотце, но вот о тебе я бы этого не сказала. Не знай я ответа, Абби, я бы спросила: кто тебя воспитывал?
      Я переступила через порог и заперла за собой дверь. Не стоило подбрасывать Королеве пищу для сплетен.
      - Язвительность тебя не красит, мама.
      Мама отпрянула, словно наступила на аспида. - Как ты себя ведешь, Абби! Я бы никогда не посмела разговаривать так со своей матерью.
      - Твоя мать, надеюсь, не потчевала чаем джеков-потрошителей.
      - Джеков... - Мама нервно затеребила ниточку жемчуга на шее. - Да, пожалуй, мне не стоит ехать с миссией в Африку. Я должна остаться здесь и ухаживать за тобой до твоего полного выздоровления.
      - Моего выздоровления? - тупо переспросила я.
      Мама с самым сумрачным видом закивала. - У тебя, похоже, нервное расстройство, золотце.
      - Не выдумывай, мама! Никакого нервного расстройства у меня нет и в помине... - Голос мой сорвался, и я с жалобным воем метнулась на огромную софу, обтянутой полосатой материей.
      Мама со сдержанным видом уселась в пухлое кресло у противоположной стены гостиной. Несмотря на то, что она возилась в саду, на ней было платье, и кринолины растопырились, как абажур у торшера. Белые туфельки не доставали до пола на добрых полфута.
      - Ничего страшного, Абби. Такое сплошь и рядом случается.
      - Мама! - взвизгнула я. - Нет у меня нервного расстройства!
      - Есть, - убежденно сказала мама. - С моей кузиной Бетти - она, кажется умерла еще до твоего рождения - как-то раз такое стряслось. Симптомы я до сих пор помню. Сначала она...
      - Мама, расскажи мне про свою гостью!
      - Какую гостью?
      - Которая только что уехала.
      - Ах, ты имеешь в виду Марину? Я бы не называла ее гостьей, золотце. Она просто составила мне компанию за чаем. Я ведь сама ее пригласила.
      - Хорошо, мама, будь по-твоему. Но почему ты не задержала ее до моего приезда? Я ведь так тебя просила!
      - По-моему, золотце, ты стала слишком требовательна к матери, - с упреком промолвила она.
      Я вздохнула. - Расскажи мне про Марину.
      Мама забралась поглубже в кресло, и ее кринолины взбились еще выше. Она - само очарование. Необыкновенно тактичная. Большинство моих знакомых готово трещать без умолку, а вот Марина не только позволяла мне время от времени словцо вставить, но и вообще больше меня слушала.
      - Не сомневаюсь. Какой метод сработал - пентатол натрия или бамбуковые щепки под ногти?
      - Ну, а кто теперь язвит, золотце? Между прочим, она даже тобой интересовалась.
      - Вот как? - насторожилась я. - И что же ее интересовало?
      - Обычные дела.
      - Что ты имеешь в виду?
      Мама пожала плечами. - Ну, чем ты занимаешься, и все такое. Была ли замужем. Есть ли дети.
      - Мама, надеюсь, ты не рассказала ей, где я живу?
      - Нет, конечно, - оскорбленно ответила мама. - Не настолько же я глупа.
      - Но про мою лавку ты проболталась? - настаивала я. - Держу пари, что это так.
      - Марина увлекается антиквариатом, золотце. Она это подчеркнула.
      - Еще бы. Итак, мама, из какой части Орегона она родом? Из Портленда? Юджина?
      Мама снова пожала плечами. - Я не спрашивала.
      - А чем она зарабатывает на жизнь?
      - Абби я не допрашивала эту бедную женщину.
      - Но на ее расспросы обо мне ты отвечала!
      - Не на все, золотце. Она спросила про твою личную жизнь, и я сказала, что ты встречаешься с Грегом.
      - Я вовсе с ним...
      - Знаю, знаю, золотце, одно время ты была увлечена этим коронером из Джорджтауна, но...
      - Мы с Грегом помирились.
      Мама просияла. - Боже, как ты меня порадовала, золотце. Ты ведь знаешь, как я люблю Грега.
      - Спасибо, мамочка. Как ты любишь Грега, я точно знаю. Но я очень надеялась, что ты и доктора моего полюбишь.
      - Как, Грег решил получить медицинское образование? - мамины глаза плотоядно заблестели.
      - Нет, мама, Бастер - уже давно доктор.
      Мама нахохлилась. - Почему ты мне раньше не говорила?
      - Это была моя козырная карта, которую я берегла про запас, - со вздохом пояснила я. - Но теперь надобность в ней отпала. Я снова с Грегом, а Бастеру вскружила голову Буфер. Так что, как видишь, я разменяла доктора на детектива. Мама, твоя мечта сбылась.
      Мама напомнила мне девочку из Майами, которой только что на Рождество подарили зимние санки. - Так ты уверена насчет Грега?
      - Абсолютно уверена. Впрочем, в жизни всякое случается, сама знаешь. Вдруг Бастер покажется Буфер чересчур умным, и она снова вцепится в Грега. Хотя это, конечно, маловероятно, ведь помимо мозгов у Бастера и деньги неплохие водятся. Весьма неплохие. Он унаследовал огромное состояние.
      - Но это нечестно, - прохныкала мама. - Ты скрыла от меня самое главное.
      - Не беспокойся, мамочка - я загоню картину, и сама стану богачкой. Пару поколений спустя - если детки все не растранжирят - мои внуки тоже унаследуют кучу денег.
      Мама в волнении заломила руки. Они с папой были учителями, уважаемая профессия в свое время, и оба происходили от практичных пионеров, но она всегда мечтала о том, чтобы в ее жилах текла аристократическая кровь.
      - Кстати, о твоих детках, золотце. Тебе известно, что они затевают?
      - Конечно. Чарли с приятелем улетел в Европу. У них бесплатный проезд по всем железным дорогам. Расписание их тура у меня на холодильнике лежит. Если не ошибаюсь, сегодня они должны быть в Бельгии - нет, там они были в четверг. Значит, сегодня они в Дании. Впрочем, ты же сама знаешь детей. Может, им наскучила Северная Европа, и они в Испанию укатили. Я очень рада, что гонять по улицам быков в этом году уже не будут.
      - Вообще-то меня больше интересует твоя дочь, Сьюзен.
      - С ней все просто. Сьюзен снимает на двоих квартиру здесь, в Рок-Хилле, и посещает летнюю школу в Уинтропе, а с сентября пойдет в аспирантуру. Да, она еще подрабатывает на раздаче блюд в кафетерии Джексона.
      - Это прекрасно, на известно ли тебе, как она проводит свободное время?
      - На пляж ходит? - Сьюзен твердо решила еще до тридцатилетнего возраста стать мулаткой.
      - Да, но с кем?
      - Сейчас подумаю. Наверно, с Джинной, своей соседкой по квартире.
      - Я имею в виду ее мальчиков.
      Моя дочь Сьюзен прехорошенькая, хотя материнская оценка, быть может, не вполне объективна, а по части притягательности даст сто очков вперед даже Биллу Клинтону. Я рада была бы сказать, что в очереди за ее благосклонным взглядом выстраиваются целые стаи кавалеров с изысканными манерами, но это не так. Сьюзен всегда отдавала предпочтение мальчикам - а теперь мужчинам - диковатым и необузданным. Иначе говоря, к аристократии и сливкам общества моя дочь симпатий не питает.
      - Видишь ли, мамочка, в отличие от некоторых знакомых мне мамаш, я стараюсь лишний раз к дочери не приставать.
      - Ах, так!
      - За исключением самых экстренных случаев, конечно. Надеюсь, ты согласна, что я даже сейчас суюсь в дела собственных детей куда меньше, чем ты в мои, хотя мне уже скоро полтинник стукнет.
      - Спорить не стану, но, согласись, что Сьюзен могла бы подобрать себе более пристойную компанию.
      - Ты намекаешь на юного Томпсона?
      - Нет, Абби. Я имею в виду того, который гоняет на мотоцикле. Видишь ли, золотце, возможно езда без шлема и не противоречит законам Северной Каролины, но, на мой взгляд, это глупо. Сын Эдвины Ранкин, угодив в аварию, раскроил себе череп. Говорят, он уже никогда не сможет ходить, да и речь стала настолько неразборчивой, что даже Эдвина его не понимает.
      - Ты хочешь сказать, что Сьюзен ездит на мотоцикле без шлема?
      Мама торжествующе кивнула. Сама она себя ябедой не считала, а зря. И детки мои знали эту ее слабость. Они любили бабушку, но всякий раз безмерно огорчались, когда она закладывала их за курение, питье и прочее.
      - Ну что ж, значит придется мне с ней поболтать, - со вздохом сказала я. - Да, я отдавала себе отчет, что разговор с дочерью будет носить характер скорее непринужденной болтовни, нежели нравоучительной беседы. Сьюзен исполнился двадцать один год, и она уже не только оперилась, но и самостоятельно зарабатывала себе на жизнь.
      - Осторожней, Абби, рокеры - народ опасный, - заботливо предупредила мама. - Особенно, когда в банды собираются.
      - Что ты имеешь в виду?
      - Утверждать, что ее ухажер - рокер, я не стану, хотя вид у него вполне соответствующий.
      Я натянуто улыбнулась. - Не помнишь, кто всегда поучал меня не судить по внешности?
      - Да, Абби, но этот парень мог бы играть свою роль без грима.
      - Какую роль? - недоуменно переспросила я.
      - Отпетого бандюги на мотоцикле, - ответила мама, раздражаясь из-за моей тупости. - На его куртке больше металла, чем в Мертл-Биче после завершения Гражданской войны.
      Я ахнула. - Ты хочешь сказать, что он был в такой же куртке, как и тот малый, которого мы вчера вечером видели в церкви?
      Мама скрестила на груди руки и улыбнулась. - Тогда я, конечно, этого не знала, потому что впервые увидела их вдвоем только сегодня днем. Да, дружок Сьюзен - тот самый парень.
      Глава 16
      Ошибалась Магдалена Йодер. Предчувствия меня переполняли, но вот фактов было раз, два и обчелся. Хотя бы один фактик, пусть даже от мужчины, мне сейчас очень не помешал бы. Не могла же я убедить маму забаррикадироваться дома лишь на том основании, что на горизонте то и дело всплывали некая темнокожая красотка с дикарскими косичками и расфуфыренный рокер. Но я печенкой чуяла: дело тут не чисто и имеет самое непосредственное отношение к моему сказочному приобретению.
      Увы, не перевелись еще в Рок-Хилле личности, упорно не запирающие входную дверь, и моя мамочка - одна из них. Под предлогом налить стаканчик воды, я заскочила на кухню и заперла на засов дверь черного хода, после чего мне почти удалось, покидая маму, запереть за собой парадную дверь. К несчастью, зрению моей мамы могут позавидовать плешивые стервятники, гнездящиеся на берегах Катавба-ривер.
      - Я ведь не ребенок, - заявила мама, поворачивая дверную ручку таким образом, чтобы дверь можно было открыть простым нажатием на ручку.
      - Я знаю, что ты не ребенок, мама, но Рок-Хилл уже не тот, что тридцать лет назад. Или даже двадцать.
      - Не говори глупости, Абби. Никто не узнает, что дверь моя не на запоре, не нажав на ручку. А любой, кто способен без приглашения нажать на ручку, не остановится перед тем, чтобы взломать дверь или проникнуть через окно. Дом у меня большой, да и кондиционер так жужжит, что я все равно ничего не услышу.
      - И все же я, на твоем месте, не стала бы потакать воришкам.
      - Дело в принципе, золотце. Я не хочу жить в постоянном страхе. В Африке, куда я скоро отправляюсь, и двери-то не у всех
      есть, не говоря уж о замках и запорах.
      - Это только потому, что красть у них нечего! - выпалила я. - Кроме вяленого навоза.
      - Совершенно верно. В последнее время я много на этот счет думала. Вещи. Пожитки и накопления - хуже оков. Вещи, как кандалы, привязывают нас к определенному месту.
      - Ты собираешься прочесть мне лекцию, мама? - Между прочим, мой бизнес заключался в торговле вещами.
      - Нет, что ты, золотце. К тебе это не имеет ровным счетом никакого отношения. Речь только обо мне идет. - Она махнула рукой в сторону гостиной. - Я решила избавиться от всего этого хлама. Кто знает, быть может, вернувшись из Африки, я захочу записаться в Корпус мира. Или устроюсь юнгой на грузовой пароход и уйду в Тихий океан. Хотя я могла бы и в камбузе работать. Кокером. То есть, коком. Ты ведь всегда говорила, что я замечательно готовлю.
      - Это чистая правда. Надеюсь, ты не всерьез говоришь о том, что собираешься от всего избавиться?
      - Очень даже всерьез. Зачем тратить время, пытаясь распродать старое барахло? Я могла бы выставить перед домом плакат с призывом "Заходите и берите все, что захотите". Тогда я вообще могла бы спать с раскрытой дверью.
      - А как насчет личной безопасности?
      - Это вообще чепуха. Все равно ведь умирать, рано или поздно.
      - Желательно - поздно. Не говоря уж о том, что порой случается и такое, что хуже смерти. Хотя в целом я тебя понимаю. Коль скоро я здесь, давай я твой жемчуг прихвачу. В Африке тебе драгоценности все равно не понадобятся.
      Руки мамы взлетели к горлу. - Абби, как ты можешь? Ведь это подарок твоего папы. Наши фамильные драгоценности.
      - Разве не лучше, что они достались мне, а не какому-то незнакомцу?
      - Это ожерелье никому не достанется. Я без него, как голая.
      - А как насчет этих серебряных подсвечников на камине? В Африке они тебе точно ни к чему.
      - Их подарили родители на нашу свадьбу.
      - Хорошо, тогда я заберу эти каминные часы. Они, правда, не ходят, но зато купила ты их сама. И еще я не прочь прихватить твое трюмо.
      - Все говорят, что часы - настоящее украшение моей гостиной, возразила мама, заметно подрастерявшись. - А трюмо... Господи, да как же я утром встану с постели? Мне и поглядеться-то некуда будет.