Майерс Тамар
      Переполох с чертополохом
      Роман
      перевод Свинцов Владимир
      Посвящается Гвен Хантер
      Глава 1
      В свое время мне тоже довелось побывать на сносях, и эту горькую чашу я испила до дна. Однако если верить моей маме, то мне не досталось и половины тех испытаний, что выпали на ее долю. Вот почему чувство вины заставило меня пойти вместе с мамой вечером в Епископальную церковь Спасителя нашего, в Рок-Хилле, Южная Каролина* (*Протестантская епископальная церковь - одна из ветвей англиканской церкви). Поверьте, церковь я посещаю регулярно, однако в эту среду случай выдался особый ежегодная благотворительная распродажа фарфоровых слоников и прочего, никому не нужного домашнего барахла, с сопутствующим фуршетом из собранных в складчину яств.
      - Господи, какой мусор, - со вздохом прошептала я. - Убожество. Глаза бы мои не глядели на этот хлам.
      - Тс-с, Абби, - цыкнула на меня мама. - Тебя могут услышать.
      - Ну и что? - воинственно вскинулась я. - Ты только пощупай эту фуфайку. Это же стопроцентный акрил! Чистый наждак. Рукавом можно морковку драить.
      - Зато очень приятный розовый цвет.
      - Кстати, о приятном цвете, как тебе нравится этот уродец? Я имею в виду вон тот ночник в виде розового фламинго?
      - Тише, золотце. Это Ее дар.
      - Кого еще - Ее?
      - Самой Королевы.
      Я окинула взглядом прихожан, высматривая плюгавую, сухонькую, старомодно одетую особу в извечной шляпке и с маленькой сумочкой. Нет, ни одной шляпки видно не было.
      - Не думаю, что она может услышать нас из своего Вестминстерского дворца, - прошипела я. - Англию, как-никак, отделяет от нас целый океан.
      - Присцилла Хант живет не в Англии, золотце, - поправила меня мама. Вон она стоит.
      - Ах, эта королева!
      Присцилла Хант - некоронованная королева Рок-Хилла. Так, по крайней мере, она сама считает. Мало того, что она - самая богатая женщина в городе, но и род ее ведет начало от одного из первых поселенцев. Откровенно говоря, меня всегда озадачивало, каким образом Присцилле удалось завоевать такой авторитет, тем более что в городе ее на дух не переносят. Вот и сейчас она, как обычно, держалась в стороне от всех, время от времени испепеляя взглядом свою извечную соперницу, Хортенс Симмс.
      Родословной Хортенс не позавидовал бы и последний цыган-конокрад, однако среди прихожан Епископальной церкви Спасителя нашего эта дамочка слывет знаменитостью. Не говоря уж о том, что по размерам своего состояния она уверенно занимает второе место во всем приходе. Мало того, что Хортенс Симмс убежденная дева, так она задирает свой нос настолько высоко, что я не перестаю удивляться, как ей удается обходиться без кислородной маски. И еще я считаю, что слава Хортенс, которую она завоевала, издав книжонку о нижнем белье, в коем якобы щеголяли те или иные знаменитости - дутая. Не упомяни Опра *(*Опра Уинфри - знаменитая ведущая популярнейшего в США телевизионного ток-шоу) вскользь ее "Корсеты и короны", это графоманское издание и на милю не приблизилось бы к списку бестселлеров, которые регулярно публикует "Нью-Йорк таймс". На мой взгляд, женщина, которая сколотила состояние, описывая нижнее белье, не имеет ни малейшего права задаваться.
      - Не удивлюсь, если окажется, что вон те кошмарные деревянные салатницы, которые вот-вот рассыплются в прах, пожертвовала наша дражайшая Хортенс, - ядовито заметила я.
      - Это мой дар, - промолвила мама.
      - Быть не может! - всполошилась я.
      - Между прочим, я как-то спрашивала, не хочешь ли ты взять их себе. Помнишь?
      Я замотала головой.
      - Ну и зря. Это было в прошлый день Благодарения. Но ты сказала: "Нет уж, увольте". Так что теперь не обижайся, если кому-нибудь они достанутся за бесценок. Подумать только, Абби, а ведь тебе я готова была уступить их по пятьдесят центов за штуку!
      - Не нужны мне эти салатницы. - Я небрежно махнула рукой в сторону пестрого хлама, красовавшегося на восьми складных столиках, которые выстроились вдоль стен. - Мы ведь с тобой епископалистки, мама. Неужели ты считаешь, что мы не заслуживаем лучшей участи?
      - А что пожертвовала ты, золотце? - поинтересовалась мама. - Аукцион ведь устроен в пользу нашей юной паствы. Молодежи позарез нужен новый фургончик.
      Я пристыженно понурилась. Конечно, будучи владелицей "Лавки древностей", одного из лучших магазинов Шарлотта и окрестностей, я могла запросто расщедриться на целую кучу даров для церковного благотворительного фонда.
      Мама в ужасе всплеснула руками.
      - Господи, неужто ты ничего не пожертвовала?
      - Мамочка, я собиралась, ей-богу, но совсем забегалась и... Словом, у меня это из головы выскользнуло.
      - Бьюсь об заклад, что встречаться со своим новым ухажером ты не забывала, - сухо промолвила мама.
      Отпираться у меня совести не хватило.
      - Так я и знала, - вознегодовала мама. - Мне стыдно за тебя, Абигайль Луиз Тимберлейк.
      - Я знаю, мама, он тебе не нравится, потому что ты считаешь его коротышкой.
      - Этого я не говорила.
      - А ведь он на целых три дюйма выше меня!
      - Но ты-то у нас от горшка два вершка, золотце, - напомнила мама. Четыре фута и девять дюймов* (*144,7 см) - не самый идеальный рост даже для женщины. Вдобавок мы ничего не знаем про его родню.
      - Мама, как тебе не стыдно! - пришел мой черед возмущаться. - Ты ведь была на званом обеде у его тетки в Джорджтауне.
      Мама фыркнула.
      - Внешность обманчива, золотце, не мне тебе говорить. Надеюсь, у тебя с ним ничего серьезного?
      Мама уже давно решила, что выйти замуж я должна только за Грега Уошберна, полицейского инспектора из Шарлотта. Мало того, что Грег высок по любым меркам, так и он и внешне совершенно неотразим. А вот мой избранник Бастер, физиономия которого может нравиться разве что матери (причем - его, а не моей), служит коронером. Тем не менее, я твердо знаю, что на Бастера всегда могу положиться, тогда как Грег по части неверности даст сто очков вперед османскому султану - точь-в-точь, как мой бывший благоверный. Была у меня, впрочем, козырная карта, с помощью которой я могла завоевать доверие мамы к Бастеру, однако время пустить ее в ход еще не настало.
      - Может, к столам с угощением подкатим? - как бы невзначай обронила я, пытаясь отвлечь маму от ненужных мыслей. - Отец Фосс уже готов вознести молитву.
      - Хорошо, золотце, но наш разговор еще не закончен. Может, в субботу поужинаешь у меня? Или ты опять встречаешься со своим лилипутом?
      - Я приеду в субботу, - пообещала я и, схватив маму за руку, увлекла ее к накрытым столам.
      Мы едва не опоздали. Не успело с губ почтенного пастора сорваться слово "аминь", как толпа ринулась на приступ столов с принесенным угощением, подобно орде краснокожих, штурмующих форт первых колонистов. Нет, не подумайте, я вовсе не виню этих достойных людей. Паства протестантской епископальной церкви славится искусной стряпней, и почти каждый, желая щегольнуть своим умением, принес в церковь Спасителя нашего какой-то кулинарный шедевр.
      Однако мне в тот вечер было не до обжорства. Днем, в Шарлотте, я имела несчастье отобедать у Буббы, в "Китайском гурмане". Так вот, му-гу-гаи из кукурузной муки грубого помола, и жаркое по-пекински до сих пор тяжким грузом давили на мой несчастный желудок, отвисший, как мне казалось, до самых коленок. И тем не менее, не желая показаться невежливой, я уцепила и положила на свою тарелку одно канапе с кресс-салатом. На пирушках в складчину такая легкая пища - большая редкость, и я была искренне благодарна той славной особе, что принесла эти канапе.
      - Как, это все, чем ты собираешься поужинать? - изумилась мама, когда мы сели.
      - Тс-с, мамочка, торги начинаются.
      - Кто предложит полтора доллара за эти салатницы? - спросил отец Фосс.
      - Два доллара, - тут же заявила мама.
      - Мамочка, - изумленно спросила я. - Не собираешься же ты выкупать собственный дар?
      - А почему бы и нет? - последовал задорный ответ.
      Отец Фосс покосился в нашу сторону.
      - Мне показалось, или кто-то предложил два пятьдесят? - вопросил он.
      - Два пятьдесят! - тут же выкрикнула я. А, какого рожна? В конце концов, Матвею, моему коту, пригодится новая миска для сухого корма.
      Мама воздела руку.
      - Три доллара!
      - Четыре! - крикнула я.
      Отец Фосс расплылся до ушей.
      - Может быть, кто-нибудь предложит пять?
      Я встала. - Десять долларов!
      - А как насчет пятнадцати?
      Воцарилась гробовая тишина, если не считать презрительного смешка, слетевшего с августейших губ Присциллы Хант. Понятно, мы ведь епископалисты, а не сборище болванов. Что ж, Мотьке придется долго мурлыкать у меня на коленях, чтобы расплатиться со мной за выброшенные на ветер десять баксов.
      - Десять долларов - раз, десять долларов - два... Продано - дочери Мозеллы Уиггинс.
      Мама просияла.
      Я уселась и запустила зубы в канапе, в то время как отец Фосс выставил на торги громоздкий тостер, лучшие дни которого остались в далеком прошлом - должно быть, еще во времена президентства Герберта Гувера.* (* 31-й президент США, 1929-1933).
      Как я ни старалась, проглотить откушенный кусок мне не удавалось. Более того, я едва не подавилась.
      - В чем дело? - прошипела мама.
      Я залпом проглотила полстакана сладкого чая и - о, счастье! злополучный кусок проскользнул в горло.
      - В жизни подобной дряни не пробовала, - пожаловалась я. - Хлеб такой жесткий, что им можно гвозди забивать. Да и вместо кресс-салата петрушку подложили. Жулье!
      Внезапно мама пребольно лягнула меня ногой в остроносой кожаной туфле.
      - Между прочим, Абби, эти канапе приготовила я, - сухо сказала она. Изучение тсонга отнимает такую уйму времени, что готовить мне совершенно некогда. Да и под рукой кроме хлеба с петрушкой ничего другого не оказалось.
      - Что?
      - Ах да, - спохватилась мама. - Еще у меня было масло. Настоящее масло, Абби. Не маргарин какой-нибудь или другая модная отрава.
      - Мама! Что ты изучаешь?
      - Ах, вот ты о чем, золотце. Я учу тсонга. Это один из африканских языков, на котором говорит племя, обитающее на юге Африке. Муойо - на их языке означает "здравствуйте". Хотя точное значение этого слова - "жизнь".
      Глаза мои полезли на лоб. За сорок восемь лет эта женщина так и не перестала изумлять меня.
      - Но с какой стати ты изучаешь африканский язык?
      Мама что-то ответила, но в это мгновение меня отвлекла прелюбопытная сцена. Аукцион был в самом разгаре, а на торги только что выставили тошнотворную копию "Звездной ночи", одной из моих любимых картин Ван Гога. Я уже заприметила ее немного раньше, и от души расхохоталась бы, не дави так на мою грудную клетку проглоченные у Буббы яства. Должно быть, какой-то начинающий художник намалевал этот шедевр и преподнес на Рождество одному из своих ни в чем не повинных родственников, а тот целый год ждал подходящего случая, чтобы избавиться от этой мазни. Однако рама фальшивого Ван Гога мне настолько приглянулась, что я еще до начала аукциона приняла решение на нее разориться.
      - Тридцать пять долларов, - послышался из глубины зала женский голос.
      Я ничуть не комплексую из-за своего роста, поверьте. Однако, даже поднявшись со скамьи и встав на цыпочки, я не разглядела бы особу, пожелавшую выложить столь дикую сумму за фальшивого Ван Гога.
      - Мама, кто это? - спросила я.
      - По голосу не узнаю, золотце. Должно быть, какая-то пресвитерианка. Они набиты деньгами.
      - Сорок пять, - прогудел мужской голос. Похожий на бас этого слизняка, Винсента Дохерти. Ни к одной из конфессий, насколько я знаю, он себя не причисляет, однако в деловых кругах Рок-Хилла слывет довольно крупной шишкой. Когда индейцы племени катавба открыли на Черри-роуд салон для игры в бинго по крупным ставкам, Винсент устроил напротив центр развлечений для взрослых. Не спрашивайте меня, что там творится, но скажу лишь, что городской комитет по ценообразованию и по сей день не может простить, что прошляпил эту сделку.
      Меня так и подмывало взобраться на скамью.
      - Мама, это Винсент?
      - Да, и это даже забавно. Один Винсент торгуется из-за другого.
      - Я бы сказала, что одно дерьмо торгуется из-за другого, - уточнила я.
      - Пятьдесят, - прогундосила неведомая пресвитерианка.
      - Шестьдесят пять, - парировал Слизняк.
      - Семьдесят.
      - Восемьдесят.
      - Девяносто. - Что-то в голосе этой особы подсказало мне, что это ее последняя ставка.
      Я взобралась на скамью и тут же соскочила с нее. По-моему, кроме мамы, никто меня и не заметил. Мне же этого мгновения хватило, чтобы разглядеть красивую темнокожую женщину. Она сидела возле дверей, рядом с белым бородачом, в кожаной куртке, расшитой металлическими колечками. На епископалистов эта парочка походила так же, как я - на Майкла Джордана. Да и в очереди за угощением они не толкались.
      - Сто долларов! - громко выкрикнула я и отчаянно замахала рукой, словно двоечница, которой наконец подсказали правильный ответ.
      Мама ткнула меня локтем в ребра.
      - Абби!
      - Сто двадцать. - Слизняк, похоже, пасовать не собирался.
      Но и я не отступала. Хотя Винсент Дохерти и разбогател, делая деньги буквально из воздуха, он был не из тех, кто выбрасывает деньги на ветер. Несомненно, он тоже оценил ценность раззолоченной рамки.
      Но какова могла быть ее подлинная стоимость? Много воды утекло с тех пор, когда я в последний раз посещала магазин с приличными рамками. Вдобавок сравнивать было не с чем. Рамка была явно старая - позолота нанесена вручную на узорчатый гипс. Обрамляй эта рамка подлинник, ее подлинную стоимость оценить было бы куда проще. Впрочем, в любом случае она тянула больше, чем на сто двадцать баксов.
      - Сто пятьдесят долларов! - истошно завопила я. - И девяносто девять центов!
      Что тут началось... Одни заахали, другие захохотали.
      Мама была в числе заахавших.
      - Абби! - укоризненно напустилась она на меня. - Ты же говорила, что это дерьмо!
      - Я имела в виду картину, мама. К рамке это не относится.
      - Сто пятьдесят долларов - раз, сто пятьдесят долларов - два... Отец Фосс выжидательно приумолк и устремил призывный взгляд на Винсента. Все тщетно - Слизняк встретил противника, который оказался ему не по зубам. Продано дочери Мозеллы Уиггинс.
      - Неужели он не знает, как меня зовут? - недовольно прошипела я.
      - Он всего год назад у нас появился, золотце, - терпеливо пояснила мама. А ты уехала отсюда... Что-то я запамятовала, сколько уже лет прошло?
      - Двадцать пять. Но ведь на все свадьбы и похороны я приезжала.
      - Это не в счет, Абби. Как, кстати говоря, и все Рождества или Пасхи. Господь должен пребывать с тобой всегда.
      - Мамочка, с каких это пор ты стала такой набожной?
      - С тех пор как...
      Она осеклась, увидев отца Фосса, который, зажав картину под мышкой, высился в шаге от меня.
      - Примите мои поздравления, - сказал он, лучезарно улыбаясь. - Не удивлюсь, если окажется, что именно вы совершили самую дорогую покупку. Позвольте сердечно поблагодарить вас от лица наших юных прихожан.
      - Я счастлива, - жизнерадостно прочирикала я. - Кстати, святой отец, меня зовут Абигайль Тимберлейк. А не видите вы меня по воскресеньям по той лишь причине, что я живу в Шарлотте. Я это не потому говорю, что не посещаю тамошнюю церковь. Вообще-то я и в самом деле не хожу туда, но вовсе не потому, что не хочу, а просто мне некогда...
      Мама подтолкнула меня локтем.
      - Абби, золотце, ты подпиливаешь под собой сук, - прошептала она мне на ухо.
      - Может, я хочу, чтобы меня на нем повесили, - отрезала я.
      По счастью, отец Фосс оказался натурой доброй и покладистой.
      - Поздравляю вас с удачным приобретением, мисс Тимберлейк. Эта картина единственная в своем роде.
      - Надеюсь.
      Отец Фосс улыбнулся и вернулся к своему возвышению с молоточком. Я же преспокойно взвалила картину на плечо и безмятежно засеменила к выходу. Похоже, с благотворительными выходками у меня на сегодня было покончено. Разумеется, знай я наперед, что меня ожидает, я бы кинулась сломя голову за добрым пастором, умоляя помолиться за мою буйную головушку. Ведь очень быстро наступило время, когда мне осталось уповать лишь на милость Господню.
      Глава 2
      Вам уже известно, что зовут меня Абигайль Тимберлейк, а вот про то, что я больше двадцати лет мыкалась, состоя в браке за сущим исчадием ада, вы, конечно, не подозреваете. Бьюфорд Тимберлейк - или Тимберзмейк, как я его называла - знаменитый на весь Шарлотт (Северная Каролина) адвокат, специалист по бракоразводным процессам. И уж он-то прекрасно понимал, что делает, когда решил променять меня на свою секретаршу. Да, конечно, лет Твити Берд вдвое меньше, чем мне, однако некоторые части ее тела еще моложе. Эта женщина на добрых двадцать процентов состоит из силикона, причем колоссальный бюст нелепо контрастирует с тощенькими, как у заморыша-цыпленка, бедрышками.
      Теперь-то я воспринимаю случившееся философски: в жизни женщины случаются фортели и похлеще ухода мужа к бабе-киборгу. В первое время я, конечно, ревела белугой, хотя и понимала, что мне пришлось бы куда хуже, обменяй он меня на более интеллектуальное существо. Мозги у Твити настолько куриные, что даже воду в туалете она спускает с содроганием, искренне опасаясь утопить водопроводчика, который сидит где-то в бачке и следит за клапанами и затычками.
      Что касается Бьюфорда, то он получил по заслугам. Когда он меня бросил, Сьюзен, нашей дочери, было девятнадцать, и она училась в колледже, а Чарли, наш семнадцатилетний отпрыск, заканчивал школу. В результате чудовищной ошибки правосудия, Бьюфорд получил опекунство над Чарли. Ему также достался наш дом вместе с Неряхой, нашим верным псом. Поразительно, но и друзья наши также отошли к Бьюфорду. Разумеется, юридически его собственность над ними оформлена не была, однако, окажись вы на их месте, кому бы вы засвидетельствовали свою лояльность, славному рубахе-парню, связей у которого не меньше, чем в Европейской сети Интернета, или обычной домохозяйке, главное достижение которой - пироги с корочкой, о которую гнутся вилки? И тем не менее, как я уже говорила, Бьюфорд получил по заслугам: сегодня, как это ни прискорбно, ни один из наших детей с ним не разговаривает.
      Что касается меня, то у меня теперь собственный дом с четырьмя спальнями и тремя ванными, неподалеку от моей антикварной лавки. Причем расплатилась за дом я из собственного кармана, не получив от Бьюфорда ни фартинга. И проживаем мы в своем особняке на пару с очень волосатой особью мужского пола, которая по возрасту мне в сыновья годится.
      Возвратившись с аукциона домой, я возжелала покоя и неги, поэтому, сварганив себе - несмотря на разгар лета - чай с молоком и сахаром, пристроилась на белом диванчике в кабинете. Отхлебывая чай, я с головой погрузилась в "Дымовую завесу", детектив Энн Грант, действие которого разворачивалось в Шарлотте и окрестностях. Однако не успела я покончить с первой страницей этого увлекательнейшего чтива, как мой сожитель нахально отпихнул книжку в сторону и устроился у меня на коленях.
      - Мотя, - заговорила я, гладя его крупную рыжую голову, - эта картина настолько чудовищна, что Ван Гог, увидев ее, отрезал бы себе второе ухо.
      - Мяу.
      - Я оставила ее в машине, милый. Если я принесу эту пачкотню домой, то наши соседи, среди которых есть обладатели подлинного Ван Гога, вполне могут вымазать меня дегтем и вывалять в перьях. Завтра я отвезу это позорище в заднюю комнатку своей лавки и выдеру из рамки.
      Мотька принялся месить мой животик передними лапами.
      - Мяу.
      - Разумеется, сделаю я это, соблюдая все меры предосторожности, заверила я. - Мы ведь не хотели бы повредить драгоценную рамку, не так ли?
      - Мяу.
      - Нет, милый, я не скажу тебе, сколько я уплатила за это уродство. Но сумма чудовищно велика.
      - Мяу.
      - Продав рамку, я едва верну свои кровные. Но сперва должна ее кое-кому показать.
      Внезапно Мотька вскочил и выгнул спину дугой. Мне пришлось выплевывать изо рта волоски.
      - На что ты намекаешь, дорогой? Не хочешь ли ты сказать, что уже успел проголодаться? Между прочим, не прошло и... А это еще что за чертовщина?
      Впрочем, я уже и сама сообразила, что сработала сигнализация моей машины. Как заведено в Каролине, где держать гаражи не модно, моя машина стоит в закутке перед домом, и именно оттуда доносился сейчас громовой рев, словно все черти в аду разом с цепи сорвались.
      Я потянулась к телефону.
      - Не бойся, милый. Наверно, ее просто случайно замкнуло. Обычное дело. Или приблудная псина на бампер сиганула. Как бы то ни было, сейчас я вызову подмогу.
      Мотька спрятался под диван, напоследок процарапав когтями мою ляжку.
      Я брякнула чашку о кофейный столик, схватила телефонную трубку и вызвала полицию.
      * * *
      Дверь я отомкнула лишь после пятого звонка. Сирена к тому времени завывать уже перестала, но я была просто парализована от страха. Возможно, мне так и суждено было скончаться от старости на своем диване перед чашкой остывшего чая, если бы из-за входной двери не послышался знакомый голос. Он-то и вывел меня из оцепенения.
      - Грег! Какими судьбами? - Ей-богу, меня куда меньше удивило бы, возникни передо мной на пороге в эту июльскую жару сам Санта Клаус в ярком праздничном облачении.
      У моего бывшего ухажера, вымахавшего за шесть футов, глаза цвета цейлонских сапфиров. И вот сейчас, с трудом сдерживая улыбку, он буравил меня этими сапфирами.
      - Ты вызывала полицию?
      - Да, - недоуменно ответила я, - но ведь ты служишь в криминальной полиции. Насколько я понимаю, твои обязанности начинаются после совершения преступления, а не в процессе.
      - Это верно, - согласился Грег. - Но время от времени, чтобы не выйти из формы, я патрулирую свой участок. Сегодня мой напарник - сержант Бауотер, и твой вызов направили ему. Мы находились буквально в паре шагов от твоего дома.
      Я попыталась заглянуть Грегу за спину, но мне пришлось довольствоваться тем малым, что удавалось разглядеть между его ногами.
      - И где этот сержант Бауотер?
      - Сидит в патрульной машине, но, если хочешь, могу позвать его сюда.
      - Нет, это ни к чему, - быстро ответила я. Чересчур быстро, пожалуй.
      Уголки губ Грега дрогнули.
      - Итак, Абби, что у тебя стряслось? По словам диспетчера, якобы сигнализация твоего автомобиля сработала. Но мы ничего не слышали.
      - Эта дурацкая сирена вопила, как недорезанная свинья! - возмутилась я. - Не пойму, в чем дело. Орала, а потом вдруг отключилась.
      - Понимаю. - В цейлонских сапфирах заплясали веселые огоньки.
      - Нет, не понимаешь! Ты просто издеваешься надо мной. Может, ты считаешь, я специально запустила сирену, чтобы вызвать тебя сюда?
      - Ну, я бы не стал исключать...
      - А откуда я могла знать, что именно ты здесь патрулируешь?
      Грег пожал плечами, но издевательская ухмылка никуда не делась.
      - Что ж, пойдем тогда, взглянем на место происшествия, - предложил он.
      - Попридержи лошадей, приятель. Ты не ответил на мой вопрос.
      - Да брось ты, Абби, - усмехнулся Грег. - Я просто пошутил. Конечно же, я верю тебе. Профессионал в два счета управится с любой сигнализацией.
      Я метнула на него испепеляющий взгляд.
      - Ты, между прочим, при исполнении, любезный. А зубоскальство офицера полиции не красит.
      Грег запустил загорелую пятерню в свою густую, цвета воронова крыла, шевелюру.
      - Ладно, считай, что меня обуяла ревность, и я решил чуть-чуть подзавести тебя. Вполне естественно.
      - В самом деле? - как ни старалась, я не удержалась от кокетливого тона.
      - Ну, конечно. Ты - обалденная женщина.
      - Неужели?
      - Черт побери, Абби, теперь ты надо мной издеваешься. Сама знаешь, на тебя любой мужик клюнет.
      Поскольку Грег заядлый рыболов, такие комплименты вполне в его стиле.
      - А какая наживка аппетитнее - я или, скажем, Буфер Фон?
      Лицо Грега, несмотря на бронзовый загар, потемнело.
      - С этим давно покончено, Абби, и ты это отлично знаешь, - суровым голосом ответил он.
      - К сожалению, над воспоминаниями мы не властны, - сказала я, без тени сочувствия. - Вдобавок я до сих пор не могу уразуметь, как можно втюриться в женщину по имени Буфер.
      - Я был последним болваном, Абби, - сокрушенно промолвил Грег.
      Повинную голову меч не сечет, вспомнила я, но соблазн завершить разгром отступающего неприятеля был все равно велик. Я ведь точно знала, что Буфер восстанавливала недостающие части тела у того же специалиста по пластической хирургии, что и Твити. Я слышала это из первых уст. Вы не поверите, но Буфер получала инъекции конского коллагена в губы.
      - Скажи мне, чем именно я лучше Буфер, - вдруг ляпнула я. В глубине души я надеялась услышать нечто вроде "ты вообще несравненная", или "ей до тебя далеко, как до неба".
      - Ты... ну... в общем, у тебя уши красивее.
      - Уши? Господи, ну почему ты не сказал, хотя бы, "глаза"? Или - что я вообще красивее? Ну кто, скажи мне, обращает внимание на женские уши?
      - Все тот же последний болван, Абби, - удрученно промямлил Грег.
      На сей раз я не стала бить лежачего. Мы прошествовали через кухню и вышли на улицу, к моей машине. Сержант Бауотер, устав ждать, уже колдовал над ней. Он был невероятно, просто фантастически рыж, а веснушек на его конопатой физиономии было больше, чем песчинок в Сахаре.
      - Давно на дверце эта глубокая царапина? - спросил он меня.
      Я ахнула.
      - Чертовы вандалы! Держу пари, что все это проделки негодника Тейлора и его банды малолетних уголовников. На прошлой неделе, когда я вернулась домой с работы, то застала всю шайку в своем бассейне. Их счастье, что ноги унесли.
      - Жаль машинку, - проникновенно произнес сержант Бауотер. - Совсем новенькая была.
      - С иголочки, - горестно подтвердила я. Темно-синий "олдсмобиль" с сиденьями, обтянутыми кожей и размещенными на рулевом колесе кнопками управления стереосистемой я преподнесла себе в День матери* (*отмечается в США во второе воскресенье мая). Да, согласна, поступок довольно экстравагантный, однако мои детки с головой поглощены собственными проблемами, а моя мамочка... это ее день, и она предпочитает проводить его в одиночестве. С утра до вечера разгуливает по дому в бумажной короне и напевает под нос дурацкую мелодию, которая звучит на церемонии коронации мисс Америки. И боже вас упаси в этот священный день посягнуть на ее одиночество.
      Сержант Бауотер, похоже, получал удовольствие, сообщая мне дурные вести.
      - Смотрите, - заявил он. - Боковое стекло отжато. И дверца не заперта. У вас нет привычки оставлять машину открытой, мэм?
      - Я не ребенок, - спокойно ответила я. - Просто ростом не вышла.
      - Заметно. Похоже, кто-то положил глаз на вашу красавицу. Ничего удивительного. Но вот только орудовал тут дилетант. Профессиональный взломщик не наследил бы так.
      Говоря, сержант Бауотер одновременно начал снимать с корпуса отпечатки пальцев.
      - Да, куколка, здорово ей досталось. Надеюсь, страховка у вас есть?
      Я поморщилась. Кто дал право этому переростку называть меня куколкой? Я ведь не называла его верзилой. Тем более что он мне в сыновья годился. Если б, конечно, я забеременела тогда, когда моя мамуля так на этом настаивала.
      - Да, сержант, - строго сказала я. - Страховка у меня есть. И на месте родителей Тейлора я бы тоже срочно обзавелась ею.
      Сержант Бауотер прокашлялся.
      - Скажите, мэм, ничего ценного вы в машине не оставляли? - спросил он.
      - Вроде бриллиантов из королевской короны?
      - Мэм, вы не поверите, но масса людей хранят в автомобилях ценные вещи. Одна дамочка, например, прятала в "бардачке" фамильное бриллиантовое колье. Причем было свято уверена, что там ее драгоценности находятся в большей безопасности, чем в банковском сейфе. Она на полном серьезе уверяла нас, что никому, мол, и в голову не взбредет рыться в "бардачке".
      - У меня нет даже бижутерии, на которую может позариться уважающий себя мазурик, - сказала я. - И в "бардачке" я храню разве что технический паспорт и руководство для водителя.
      - А как насчет багажника, мэм?
      - Там только домкрат и запаска. А, ну еще и картина, которую я сегодня приобрела.
      - Картина ценная, мэм?
      - Она и ломаного гроша не стоит. Так, барахло, которое досталось мне на благотворительном церковном аукционе.
      Грег улыбнулся. Хотя кофе он поглощает галлонами, зубы его отличаются необыкновенной белизной.
      - Ты не против, если я взгляну? - осведомился он.
      Я послушно открыла багажник. Поддельный Ван Гог лежал на том же месте, где я его оставила. Каким-то непостижимым образом картина ухитрилась стать еще безобразнее.
      - Ух ты! - восхитился Грег, вынимая картину. - Мой любимый шедевр. "Звездная ночь". Всегда им восхищался.
      - Оригиналом, согласна. Но это даже не копия, а просто мазня какая-то.
      - Мне нравится, - пожал плечами Грег.
      - Не говори глупости. Взгляни внимательнее. Дома и деревья как будто с фотографии срисованы.
      - Да, но звезды...
      - Слишком четко выписаны. Импрессионисты никогда себе такого не позволяли.
      - А мне тоже нравится, - вставил сержант Бауотер.
      Я скорчила гримасу.
      - Разуйте глаза, ребята. Картина выполнена в реалистической манере. Винсент Ван Гог скорее удавился бы, чем позволил себе такое.
      Сержант Бауотер поскреб левую подмышку.
      - Он не из тех парней, которые зарабатывают на жизнь, писая на кресты? - поинтересовался он.
      - Не совсем. Винсент Ван Гог начал карьеру миссионером, однако был отлучен от этой братии после того, как приняв евангельские заповеди за чистую монету, раздал нищим все, чем владел.
      - А, тогда я его, наверно, знаю, - закивал сержант Бауотер. - Он возле Хикори живет, да?
      Я терпеливо улыбнулась.
      - Винсент Ван Гог застрелился 27 июля 1890 года, и умер два дня спустя.
      Сержант Бауотер поскреб правую подмышку.
      - Да, значит, я его с кем-то спутал.
      Грег лукаво подмигнул мне.
      - Послушай, Абби, за сколько ты продашь эту картину?
      - За сто пятьдесят долларов и девяносто девять центов, - отчеканила я.
      Глаза Грега полезли на лоб.
      - Ты же сказала, что это просто мазня!
      - Так и есть. Но именно такую сумму я отдала за рамку.
      - Давай договоримся так, - предложил Грег. - Я покупаю картину за десять баксов, а рамку ты можешь оставить себе. Такая шикарная мне все равно ни к чему.
      - Продано!
      Я сходила на кухню и принесла отвертку. Пока сержант Бауотер корпел над протоколом, мы с Грегом аккуратно выковыряли холст из рамки.
      - Вот это да! - изумился Грег. - За десятку мне две картины достались!
      Я вытаращилась на него. Кошмарная копия "Звездной ночи", намалеванная на дешевом холсте, отлетела в сторону, подхваченная легким ветерком. Под ней, вставленная в деревянный подрамник, оказалась другая картина.
      Дрожащими руками я развернула ее на сто восемьдесят градусов, лицевой стороной к стене.
      - Эту я, пожалуй, оставлю себе, - сдавленным голосом просипела я.
      Глава 3
      - Не возражаю, - ответил Грег, бережно поднимая с пола свою десятидолларовую добычу.
      - Правда?
      - Конечно. На кой черт мне эти зеленые кляксы?
      Сержант Бауотер покосился в нашу сторону.
      - Угу, первая гораздо красивее.
      Я отчаянно пыталась унять дрожь в руках, которые трепетали, как крылья нетопыря, нацелившегося на лакомую добычу.
      - Что с тобой, Абби? - участливо осведомился Грег.
      - Немного замерзла, - брякнула я.
      - Но сегодня жара под сорок была, - изумленно сказал Грег. - А сейчас, наверно, градусов двадцать восемь.
      - Значит, съела какую-то дрянь у Буббы, в "Китайском гурмане".
      Сержант Бауотер упрятал ручку и блокнот в нагрудный карман своего темно-синего кителя.
      - Обожаю Буббу, - мечтательно произнес он. - Особенно его волшебные му-гу-гаи из кукурузной муки. Ум-мм, пальчики оближешь. Вы их пробовали, мэм?
      - Да, и надеюсь, что в последний раз. - Я натянуто улыбнулась. - Ну что ж, ребята, мне пора на покой. Денек у меня трудный и долгий выдался, да и вечер, как вы заметили, тоже не простой был.
      Физиономия сержанта Бауотера вытянулась.
      - Но, мэм, я ведь еще ваших соседей не опросил. А потом собирался к вам еще разок заглянуть.
      - Давайте отложим это на завтра, - предложила я. - Уже одиннадцатый час.
      Сержант Бауотер кивнул.
      - Вы уверены, мэм, что у вас все в порядке? - участливо спросил он.
      - Лучше не бывает, - отрезала я.
      - Вы уж простите, мэм, но вид у вас неважнецкий.
      Этот малый, определенно, начал действовать мне на нервы.
      - Я же, кажется, ясно объяснила - все дело в му-гу-гаи, - ответила я.
      - Ну нет, эти му-гу-гаи даже моя бабуся за милую душу лопает, недоверчиво высказался сержант Бауотер. - Если, конечно, не поливать их острым соусом, хуи... хунаном. Надеюсь, вас не угораздило его отведать?
      Я хлопнула себя по лбу.
      - Точно, вот, значит, в чем дело! Я тоже полила им свой му-гу-гаи.
      - Тогда все ясно. - Сержант Бауотер посмотрел на меня с уважением. Потом удивленно вскинул брови. - Вот только зубы ваши почему-то целы.
      - Что вы хотите этим сказать?
      - Моя бабуся после этого их лишилась. Только отведала капельку хунана, и вмиг вставную челюсть проглотила.
      - Ну все, с меня хватит, - не выдержала я. - Выкатывайтесь-ка отсюда подобру-поздорову.
      - Нет, мэм, я правду говорю, - жалобно развел руками сержант Бауотер. - Я сам рентгеновский снимок видел. На нем все зубы пересчитать можно.
      - Вашей бабушке сделали операцию?
      - Сначала док хотел ее резать, - ответил сержант, - но потом разглядел, что в желудке зубы продолжают работать. Похоже, у бабуси офигительно... простите, мэм... здорово развита желудочная мускулатура. Она может, по своему желанию, не только откусывать этими зубами любой кусок, но даже пережевывать пищу. Более того, еще и выстукивает ими разные слова. Но мы все равно заказали ей новую вставную челюсть, так что теперь у нашей бабуси, господи, благослови ее душу, две пары зубов. По словам дока, благодаря этим вторым, желудочным зубам, пищеварение у нее теперь, как у девчонки.
      - Вы хотите сказать, что она может пережевывать жвачку, как корова? полюбопытствовала я.
      - Ну да, что-то в этом роде. Только у коровы желудков много, а у моей бабули всего один.
      Я покосилась на Грега, который довольно ухмылялся.
      - Понятно, - пробормотала я. - Что ж, юноша, лапшу на уши вы вешать умеете. Вы, случайно, не из Шелби родом?
      - Из Шелби, - сержант Бауотер радостно осклабился. - Как вы догадались, мэм?
      Я пропустила его вопрос мимо ушей.
      - Скажите, сержант, а нет ли у вас родственницы по имени Джейн Кокс? Она, случайно, не сестра вам?
      - Нет, мэм. В нашей семье я - единственный ребенок.
      - Тогда нет ли у вас кузины, которую так зовут?
      - Нет, мэм, у моих родителей тоже нет ни сестер, ни братьев.
      Я испустила вздох облегчения, что не все еще потеряно для человечества. И тут же натура взяла свое - не могу я оставить одиноких людей в покое.
      - Вы, кажется, не женаты? - спросила я, разглядывая пальцы сержанта веснушчатые, волосатые, но без единого кольца.
      - Абби! - укоризненно произнес Грег.
      Я сделала вид, что не слышу.
      - А не хотели бы вы познакомиться с высокой светловолосой девушкой, примерно ваших лет, родом которая тоже из Шелби?
      - О, мэм, да я просто счастлив буду! - воскликнул сержант Бауотер. - Я уже больше года здесь служу, и, признаться, здорово скучаю. К шарлоттским девушкам просто так не подкатишь.
      - Ну что ж, тогда я вас познакомлю.
      Веснушчатая физиономия паренька расцветилась радостной улыбкой.
      - Спасибо, мэм, даже не знаю, как вас благодарить.
      - Не беспокойтесь, голубчик, - сказала я. - Дайте мне номер вашего телефона, и я позвоню вам, как только все устрою. Когда у вас следующий выходной?
      - Завтра, мэм. - Голос его дрогнул от нетерпения.
      - Абби, ты ведешь себя неподобающе, - прорычал Грег.
      Я мило улыбнулась и проворковала:
      - Ну, тебе-то, разумеется, сводня ни к чему - женщины тебе и так на шею вешаются.
      - Абби, я должен с тобой поговорить.
      Я нарочито зевнула.
      - Мы уже давно обо всем переговорили. К тому же я устала и спать хочу. В одиночестве!
      - Абби, неужели случившееся тебя совсем не напугало? Как-никак, кто-то в твою машину залезал.
      Я мотнула головой.
      - Пустяки. Видишь, даже руки больше не трясутся. Обещаю, что на ночь включу сигнализацию в доме, а на моем ночном столике всегда стоит баночка жгучего перцового аэрозоля. В общем, спасибо, что приехали, и - удачного вам расследования.
      Сержант Бауотер поскреб обе подмышки одновременно. Я подумала, что бедняга, наверно, опробовал на себе новый дезодорант, и выбор, судя по всему, оказался не самым удачным.
      - Если услышите что-нибудь подозрительное, мэм, непременно звоните в полицию, - сказал он.
      - Обязательно, - пообещала я. - Спокойной ночи.
      Сержант Бауотер, удовлетворенно хмыкнув, зашагал к машине. Отделаться от Грега оказалось куда сложнее.
      - Если тебе что-нибудь понадобится, - медленно, с расстановкой произнес он, - не стесняйся, дай нам знать.
      - Непременно, - торжественно закивала я.
      - Мы все равно будем каждый час проезжать мимо. Верно я говорю, сержант?
      - Угу, - с готовностью подтвердил напарник Грега.
      - Вы очень добры, ребята. Огромное спасибо. Только не звоните в дверь, пожалуйста, потому что мне вставать рано. Хорошо?
      - Послушай, Абби... - Грег растопырил лапы, явно намереваясь сграбастать меня в медвежьи объятия.
      Я поспешно попятилась и, подхватив свой трофей с зелеными пятнами, скрылась в доме. Как любила говорить моя мамочка, в море водится и другая рыба. И пусть моя рыбка ростом и внешностью не вышла, что из того? По крайней мере, пасть у нее не акулья, а это главное.
      Я уже протянула руку к телефону, когда он сам зазвонил.
      - Вы хоть знаете, который час? - негодующе спросила я.
      - Э-ээ... Могу я поговорить с Абигайль Тимберлейк?
      - В зависимости от того, кто вы такой. Надеюсь, вы не из службы развозки призов? Потому что, если вы заблудились, то лишь потому, что заехали слишком далеко. Мой дом стоит в конце первого тупика, а не второго.
      - Абби, - в голосе послышались жалобные нотки. - Это я, Гилберт Суини.
      В мою душу тут же закрались подозрения. Ведь именно пожертвованием Гилберта Суини, разложенным передо мной на кофейном столике, я сейчас любовалась. Более того, в памяти еще теплились воспоминания о выпускном классе средней школе. В те годы Гилберт был самой отъявленной скотиной. Пьянствовал, курил, бузил, шельмовал в карты, причем не где-нибудь, а даже в воскресной школе. Уже позже, на гражданке, он ухитрился обрюхатить мою подругу, Дебби Лу, и подло отказался на ней жениться. Хотя в те дни брак считался не только почетной, но даже священной обязанностью, никого особенно не удивило, что Гилберт бросил свою без двух минут нареченную у самого алтаря.
      - Гилберт, чего тебе? - неприветливо спросила я. - Уже чертовски поздно.
      - Я видел тебя сегодня на аукционе.
      - Да, Гилберт, и я тебя видела. А теперь извини, мне пора...
      - Я хочу сказать, что видел, как ты торговалась из-за картины, которую пожертвовал я. Должен сказать, ты здорово помогла этим юнцам, которые копят на мини-вэн.
      - Спасибо, Гилберт, но лично я сомневаюсь, чтобы на мои полторы сотни долларов и девяносто девять центов можно было приобрести приличный кусок автомобиля. Они ведь на новый фургончик нацелились, а не на допотопную развалюху.
      - Да, но с твоей легкой руки все завертелось. После твоего ухода все начали швыряться деньгами, как полоумные.
      - Неужели?
      - Да, представь себе. Какой-то псих выложил полсотни баксов за ночник Присциллы Хант. Ты можешь этому поверить?
      - Никогда!
      - А мою сестру Хортенс ты знаешь?
      - Еще бы. - Вообще-то, задавака Хортенс Симмс приходилась Гилберту сводной сестрой, но, хотя в отличие от своего непутевого родственника, она никого подле алтаря не бросала, в список почитаемых мною людей она не входила. И не права моя дражайшая мамуля: я вовсе не завидую успеху этой женщины. Просто Хортенс не следовало в пятом классе говорить Джимми Раушу, что я от него без ума, а уж в седьмом она и вовсе начала распускать про меня небылицы. Никогда я не набивала чашечки лифчика гигиеническими салфетками! Я пользовалась исключительно туалетной бумагой.
      - Так вот, - продолжил Гилберт. - Хортенс внесла на аукцион имя персонажа из своей книги. И, представь себе, оно ушло за пятьсот долларов!
      Мне показалось, что я ослышалась. - Повтори, пожалуйста, я не поняла.
      - Ты ведь знаешь, что она издала книгу?
      - Да, "Корсеты и короны". О нижнем белье. И что из этого?
      - Тираж разлетелся вмиг, и теперь Хортенс задумала сочинить роман. И вот некто отчаянно торговался, чтобы одного из героев назвали его именем.
      Я вздохнула.
      - Господи, эти болваны, похоже, никогда не переведутся. И кто этот придурок? Ты его знаешь?
      Вздох. Потом: - Да, это я.
      Меня как обухом по голове ударило.
      - Вот как? Что ж, Гилберт, это очень благородный жест.
      - Спасибо, Абби. Послушай, могу я просить тебя об одолжении?
      Я уже и сама считала, что по уши в долгу у него.
      - Конечно.
      - Я бы хотел выкупить у тебя свою картину.
      - Э-ээ... О-оо... Боюсь, что это невозможно.
      - Но я верну тебе все твои деньги.
      - Спасибо, Гилберт, ты очень добр, но ничего не выйдет.
      - А если я набавлю еще полсотни?
      - Ты очень щедрый, и, поверь, что я растрогана, но картины у меня уже нет. Я ее отдала.
      - Что?
      - Я отдала ее приятелю.
      - Вот, блин!
      - Что ты сказал?
      - А кому ты ее отдала?
      - Извини, Гил, но это уже тебя не касается.
      - Прости меня, Абби. Дело в том, что я не имел права выставлять эту картину на торги.
      - Почему?
      - Она принадлежала моей мачехе, Адель Суини. Она сейчас постоянно проживает в Пайн-Мэноре, в доме для престарелых, но эта жуткая картина, насколько я помню, всегда висела над ее камином. И, переезжая в свою богадельню, Адель прихватила картину с собой. Похоже, старушенция была к ней очень привязана.
      - Тогда с какой стати ты выставил ее на аукцион? Или тебя сама Адель попросила?
      - Нет. После смерти моего отца Адель со мной и парой слов толком не перекинулась. Мы с ней и так особенно не общались. Но сегодня утром я решил ее навестить. Так вот, она меня даже не узнала.
      - Понятно. И ты решил обокрасть старушку.
      - Нет, Абби, это вовсе не так. Дело в том, что стены там увешаны и множеством других, не менее безобразных картин, и... Послушай, могу я с тобой кое-чем поделиться?
      - Да, но только при условии, что после этого мне не придется лечиться пенициллином.
      Гилберт, похоже, пропустил мою колкость мимо ушей.
      - Мачехой Адель была всегда презлющей. Точь-в-точь, как ведьма из сказок братьев Гримм. Когда она вышла замуж за моего папашу, мне было всего шесть лет. А у нее уже была своя дочка - Хортенс. Ну и вот, за малейшую провинность она лупила меня смертным боем.
      - Ну, надо же.
      - А точнее, хлестала меня проволочной распялкой. Причем, почему-то белой.
      - Ну и ну. - Мне показалось, что даже Гилберт не смог бы врать настолько изобретательно.
      - А хочешь знать, где она это делала? В гостиной, причем всегда перед тем самым камином. Ты даже представить себе не можешь, как я возненавидел этот камин и картину, которая висела над ним. И вот сегодня утром, когда Адель меня не узнала, мне вдруг отчаянно захотелось сорвать эту мерзость со стены и растоптать. Но потом я вспомнил про предстоящий аукцион и решил, что могу сделать для кого-то доброе дело.
      - И ты не боялся, что тебя схватят с поличным? - ужаснулась я. Хортенс, например. Она ведь тоже епископалистка.
      - Да, но на подобные мероприятия она никогда не ходит. Считает, что это ниже ее достоинства.
      - Да, это верно.
      - Ну, пожалуйста, Абби! - внезапно взвыл Гилберт. - Я только сейчас осознал, что не имел права так поступать.
      - Понимаю, - промолвила я. - Значит, теперь ты прозрел и решил возвратить картину законной владелице, которая избивала тебя проволочными распялками? Кстати, Гилберт, а где при этом был твой папаша?
      - Он... ну... Ты можешь судить об их взаимоотношениях хотя бы по тому, что Адель называла его хряком.
      - Как?
      - Это пошло от фамилии Суини. Сперва она стала звать его Свини, а потом и вовсе свиньей или хряком.
      - Понимаю. Что ж, извини, Гилберт, но мой приятель, которому я продала эту картину, просто души в ней не чает. Я не могу просить его расстаться с ней.
      - Как - продала? - переспросил Гилберт. - Мне показалось, ты говорила, что отдала ее.
      - Отдала, продала - какая разница? Я считаю, что отдала ее за бесценок. Всего за десять долларов.
      Гилберт так ахнул, что у меня едва не разорвалась барабанная перепонка.
      - Ты продала картину за десять долларов?
      - Не хочу оскорблять твои чувства, - соврала я, - но картина эта и ломаного гроша не стоит.
      - Боюсь, что ты не права, Абби, - уныло сказал Гилберт. - У моей мачехи бала страсть к дорогим предметам, а эту картину, как я уже говорил, она ценила особенно высоко. Хотя лично я нахожу ее отталкивающей.
      - Ты уверен? Может быть, старуха ценила рамку, а не саму картину? Если это так, то можешь считать, что тебе повезло. Рамку я оставила у себя и готова перепродать ее тебе за сто сорок долларов и девяносто девять центов. С учетом того, что десять долларов я за картину уже выручила.
      Молчание затянулось на столько, что Моника Левински успела бы прокрутить роман еще с парой президентов, а я, при желании, изучить не только тсонга, но и суахили.
      - Гилберт, мне уже давно спать пора, - мягко напомнила я.
      - Хорошо, будь по-твоему, - пробурчал он. - Могу я прямо сейчас заехать?
      - Надеюсь, ты шутишь?
      - Нет, Абби, я совершенно серьезен. Тем более что я уже давно хотел поговорить с тобой.
      - Господи, да о чем нам с тобой говорить? Завтра утром привози мне чек, и получишь свою рамку.
      - Абби, я хочу поговорить с тобой о нас, - упрямо молвил Гилберт.
      - О нас? Что ты имеешь в виду?
      - Абби, я всегда был тайно влюблен в тебя.
      Я с трудом удержалась от смеха. - Не говори ерунду, Гилберт.
      - Я никогда не хотел жениться на Дебби Лу. Я всегда втайне мечтал о тебе. Скажи, только что я смею надеяться, и тогда сама увидишь, как... Словом, я все сделаю, чтобы мы с тобой были счастливы.
      Я бросила трубку и позвонила Уиннелл.
      Уиннелл Кроуфорд - моя лучшая подруга на всем белом свете, а это означает, что ей дозволено безнаказанно говорить мне любые гадости. Или почти любые.
      - Нет, Абби, - строго сказала Уиннелл. - Я не собираюсь вылезать из постели и везти тебя бог знает куда, только потому, что ты хочешь избежать преследования со стороны своего дружка. И вообще, не кажется ли тебе, что в твоем возрасте уже поздновато играть в такие игры?
      - Мы с Грегом давно разошлись, - процедила я. - И ни в какие игры я не играю!
      - И тем не менее я не понимаю, почему твое дело нельзя отложить на завтра. - До моих ушей донеслось недовольное ворчание Боба, мужа Уиннелл. По собственному опыту, я уже знала, что муж ворчливый, и даже храпящий под боком, это еще не худшее из всех зол. Хотя бы ощущаешь, что рядом кто-то живой есть.
      - Потому что у меня такая новость, которая перевернет весь мир искусств.
      Уиннелл громко ахнула.
      - Только не говори мне, что в моду снова вошли картины из лебяжьего пуха. Я так и знала! Неужто Элвис, которого я сегодня приобрела, стоит целое состояние?
      Вы будете смеяться, но Уиннелл, как и я, специализируется на торговле всевозможным антиквариатом. Впрочем, как вы понимаете, наши вкусы различаются на несколько световых лет.
      - Мне очень жаль, дорогая, но лебяжий пух сегодня столь же актуален, как прошлогодний снег.
      Уиннелл жалобно застонала.
      - Неужели тогда - детишки с большущими глазами? В понедельник я могла купить одну такую картину на одной распродаже домашнего скарба, но в последний миг не решилась. Мне просто стало не по себе - сразу представились голодающие беженцы.
      - Я тоже их терпеть не могу! - сказала я. И тут же добавила: Послушай, Уиннелл, я не могу обсуждать это по телефону, но поверь мне речь идет о находке века. Выручи меня, и ты не пожалеешь.
      Уиннелл что-то сказала мужу, а в ответ вновь послышалось сварливое ворчание.
      Я вежливо молчала, но, наконец, не выдержала.
      - Так ты мне поможешь, или нет?
      - Абби, - упавшим голосом ответила Уиннелл, - к сожалению, ты выбрала крайне неудачное время. Вызови такси.
      - Но ведь ты моя закадычная подруга. К тому же, такси наверняка привлечет внимание Грега.
      - Абби... помнишь, ты говорила мне о том, чего лишилась после развода с Бьюфордом?
      - Ты имеешь в виду "молочницу"?
      - Нет, Абби, пораскинь мозгами. Речь шла о неких физических упражнениях, которые всегда оставляли тебя растрепанной.
      - Ах ты, зараза!
      Я в сердцах брякнула трубку. Если Уиннелл не способна ради спасения лучшей подруги пожертвовать наискучнейшим половым актом с мужем, то уж Джей-Кат меня точно не подведет. Джей-Кат, которую раньше звали Джейн Кокс, но теперь любовно именовали Джейн-Катастрофа, хотя и чересчур взбалмошная, но зато готова пойти за меня в огонь и в воду. Только она глухими ночами лазила со мной по дому с привидениями или могла, по моей просьбе, бросить все, чтобы отвезти меня в Пенсильванию. Да, Джей-Кат во мне души не чаяла. Итак, решено, звоню ей.
      Но прежде сделаю еще один звонок.
      Глава 4
      К моему изумлению, Хортенс Симмс сняла трубку с первого же звонка. Причем ответила лично. Я была уверена, что столь знаменитую писательницу охраняет целая свора секретарей.
      - Хортенс у телефона.
      - Мисс Симмс?
      - Кто говорит?
      - Мисс Симмс, это Абигайль Тимберлейк. Надеюсь, я не слишком поздно?
      - Вы одна из моих поклонниц?
      - Простите, не поняла.
      - Я собираюсь надписывать "Корсеты и короны" на следующей неделе в Пайнвилле. В новом магазине "Барнс энд Ноубл" в торговом центре "Арборетум". Приходите от двух до четырех.
      - Извините, мэм, я звоню вам по другому поводу.
      - Вот как? Тогда, кто же вы?
      - Я та самая женщина, которая купила на сегодняшнем аукционе фальшивого Ван Гога.
      - Ах да, хорошенькая женщина с коротко подстриженными темными волосами.
      А еще говорят, что она задавака.
      - Совершенно верно.
      - Очень рада вас слышать, мисс Тимберлейк.
      - Неужели?
      - Да вот, представьте себе. Более того, я даже сама хотела позвонить вам.
      - В самом деле?
      - Да, я как раз хотела поболтать с вами насчет этой картины.
      - Между прочим, мисс Симмс, я и сама звоню вам по этому поводу.
      - Прошу вас, зовите меня Хортенс. Или даже Хорти, если так вам удобнее. Все близкие люди зовут меня так.
      Я прикусила язык и сосчитала до десяти. Удивительно, чтобы взрослой женщине нравилось, когда ее зовут Хорти.
      - Что ж, в таком случае, вы можете звать меня Абби, - великодушно разрешила я. - Так вот, насчет моего сегодняшнего приобретения. Это правда, что ваша мать обожала эту картину?
      Мне показалось, что Хортенс лишилась чувств. Или, как только что случилось со мной, тоже прикусила язык. Как бы то ни было, ответила она спустя целую вечность.
      - Кто вам это сказал? - проскрипела она мне в ухо.
      - Ваш брат.
      - Гилберт?
      - Да. - Насколько я знала, других братьев у этой дамы не было.
      - Гилберт сам не понимает, о чем болтает.
      Я испустила вздох облегчения, от которого, наверно, заколыхались шторы в ее гостиной. - Да, благоразумных братьев сейчас днем с огнем не найти.
      - Эта картина принадлежала мне, а не моей маме.
      - Вам?
      - Да, отчим мне ее на свадьбу подарил.
      - Ах, какое несчастье! - воскликнула я.
      - Я и сама понимаю, что это всего лишь жалкая подделка, но для меня она много значила. Дело в том, что хотя папочка был мне не родной, мы с ним были очень близки. За неделю до свадьбы он впервые показал мне эту картину. Он так гордился ею, что не смог дотерпеть.
      - А откуда он ее взял?
      - Купил на какой-то распродаже домашнего имущества. Точно не помню.
      - Хорти, я, наверно, сую нос не в свое дело, но почему вы не помешали Гилберту продать ее?
      - Во-первых, я даже понятия не имела, что он собирается от нее избавиться, ну а потом было уже поздно - я не хотела устраивать скандал.
      - Но ведь картина принадлежала вам!
      - Да, но у меня нет доказательств. Папочка умер в тот самый день, на который была назначена моя свадьба. Вы, наверно, помните эту историю?
      - Да, помню, - машинально подтвердила я. И вдруг меня словно озарило. Ну, конечно же! Мистер Суини безумно волновался из-за предстоящей свадьбы и, чтобы разрядиться, отправился сгонять партию в гольф на клубном поле Рок-Хилла. И надо же так случиться, что шальной мячик угодил ему прямо в разверстый рот, и бедняга задохнулся насмерть. Я даже запомнила заголовок в местной газетенке: " ПЕРВАЯ ЛУНКА СРАЗИЛА МУЖЧИНУ НАПОВАЛ".
      - Мы отложили свадьбу на полгода, но надо мной уже властвовал какой-то злой рок. За неделю до похода в церковь мой жених собрал манатки и смылся в Северную Дакоту. Вот и верь после этого мужикам!
      - Вы правы. - Смойся мой Бьюфорд в Северную Дакоту за неделю до свадьбы, он бы избавил меня от массы неприятностей, но, правда, и своих славных (и иногда даже внимательных к маме) детишек мне бы тогда не видать как своих ушей.
      - В итоге случилось так, что мама, найдя этого Ван Гога в папином стенном шкафу, решила, что он хотел преподнести картину ей, ибо дело происходило в канун Рождества. А я так и не собралась с духом, чтобы открыть ей правду. Тем более что, рано или поздно, должна была эту картину унаследовать. Но, поверьте мне, увидев, что картину выставили на торги, я была просто потрясена.
      - Почему же вы не вмешались?
      - Абби, неужели вы не понимаете? Я ведь - знаменитость.
      - Ну да, конечно, - с сомнением подтвердила я.
      - Не говоря уж о том, что аукцион носил благотворительный характер.
      - Но почему же тогда вы сами не приняли участие в торгах?
      - А вы представляете, насколько нелепо я бы выглядела? - переспросила Хортенс. - Торгуясь из-за вещицы собственного брата.
      - Но ведь он торговался за право назвать собственным именем одного из персонажей вашего романа?
      - Да, верно, Гилберт никогда не отличался избытком серого вещества. Знай я наперед, каким ослом он себя выставит, я бы так не рисковала. Куда проще мне было просто пожертвовать этим молокососам некую сумму. Обидно, ведь изначально я именно так и собиралась поступить.
      Что ж, две различные версии, причем, обе, похоже, далеки от правды. Возвращать свою картину Хорти я не намеревалась, и крайне сомневалась, что Грег согласится отдать свою. Пора было сворачивать разговор и звонить Джей-Кат.
      - Хорти, мне было очень приятно беседовать с вами, - мило прощебетала я. - К сожалению, сейчас я вынуждена распрощаться, но когда я в следующий раз загляну в "Книжного червя", то непременно куплю вашу книгу. Даже - три, если к тому времени их выпустят в бумажной обложке.
      - Постойте, Абби, - заволновалась Хортенс. - Я хочу вас кое о чем спросить.
      - Пожалуйста, - свеликодушничала я.
      - Может, продадите мне эту картину?
      - Я бы рада, но она мне самой очень нравится.
      - Господи, но ведь это всего лишь жалкая копия "Звездной ночи". В любом салоне вам куда лучшую продадут.
      - Да, моя дорогая, но почему бы вам самой не приобрести такую копию в салоне?
      - Это вовсе не одно и то же, - сварливо ответила знаменитость. - Ту картину, что попала в руки вам, Абби, мне подарил папочка. Я, конечно, понимаю, что право собственности на нее сейчас у вас, да и доказать, что картина принадлежала мне, я не могу, однако, по большому счету, право все же на моей стороне. Пусть не юридическое, но моральное.
      - Это я понять могу, - снизошла я. - Однако скажу вам вот что. Можете назвать меня чокнутой, но у меня просто пунктик на почве потрясающего реализма и силы, которая исходит от этой картины. Прежде я всегда считала технику Ван Гога грубоватой. Аляповатые мазки, неровные тона - все это напоминало мне живопись пальцами. Но это произведение пробрало меня до глубины души. И мне наплевать, что это подделка или неудачная копия. Я просто душой к этой картине прикипела. - Нежно воркуя с этой дамочкой, я сама поражалась собственной приветливости, а уж мамочка, услышь она меня, вообще была бы на седьмом небе от радости.
      Хортенс вздохнула. - Вы меня разочаровываете, Абби.
      - Могу вернуть вам рамку, - любезно предложила я. - Разумеется, не задаром.
      - Как, вы хотите извлечь картину из рамки? - в голосе писательницы послышались тревожные нотки.
      - О, это проще пареной репы, - беззаботно сказала я. - Мне это приходилось сотни раз проделывать. А маленькие дырочки от гвоздиков нисколько не снижают ценности.
      - Нет, нет, Абби, - заторопилась Хортенс. - Не делайте этого. Не стоит нарушать целостность этого произведения искусства. Хорошо, пусть все остается, как есть. Считайте, что я ни о чем вас не просила.
      Я вздохнула с облегчением. Трудно было ожидать, чтобы Грег легко согласился расстаться со своей добычей. Не говоря уж о том, что он мог разболтать Хортенс про "Поле, поросшее чертополохом". А уж эта картина ей точно не принадлежала.
      - Не забудьте, я собираюсь приобрести вашу книгу, - напомнила я. - А заодно и ваш новый роман, когда его напечатают. Как, кстати, он называется?
      - "Это секрет".
      - Что ж, тогда остается только набраться терпения и дождаться его выхода.
      - Нет, вы не поняли, Абби, это название романа. Это триллер про одну женщину, которой во вживленные в ее грудь подушечки, по нелепой случайности, засунули совершенно секретные сведения.
      И кто только насочинял, что Хортенс Симмс заносчивая и высокомерная дева? Надо же было так оклеветать эту славную, щедрой души женщину, вдобавок обладающую столь своеобразным чувством юмора. В следующий раз, когда Роб-Бобам понадобится тамада на какое-нибудь торжественное мероприятие, непременно порекомендую им Хорти.
      - Я уже предвкушаю удовольствие от чтения вашего триллера, проворковала я. - Надеюсь, первый тираж разлетится вмиг.
      - Спасибо, Абби. - Мне показалось, что она прослезилась. - Но если передумаете насчет моей... точнее - вашей картины, то дайте мне знать.
      - Непременно, - прочирикала я. А сама подумала, что скорее Уиннелл Кроуфорд пригласит за свой стол потомков янки, нежели такое случится.
      Джей-Кат подняла трубку с первого же звонка.
      - Мой дом вы узнаете по свету во всех окнах и стреле на газоне.
      - Что-что? - ошеломленно переспросила я.
      - Абби, это ты, что ли?
      - Ну да. А кто, по-твоему, Бэтмен?
      - Я надеялась, что это служба развозки призов. Слушай, ничего, если я звякну тебе чуть позже? Эд Макмейхон может вот-вот мне позвонить, чтобы уточнить дорогу.
      - Не говори глупости. Эд - мужчина, и единственное, что его интересует, это как добраться до ближайшей пивнушки.
      - Что ж, возможно, ты и права. Тем более что инструкции со своим адресом я отсылала им вместе с деньгами на подписку.
      - Да? И на какой журнал ты подписалась? - Мне не терпелось осуществить свой план, но, поверьте мне, торопить Джей-Кат - затея совершенно пустая. Эта женщина сродни кошкам. Если на нее давить, она лишь упрется крепче и уцепится всеми когтями.
      - На все, дурашка. Главный приз только за все скопом дают.
      Я решила, что разочаровывать ее не стану. - Послушай, Джей-Кат, я могу попросить тебя об одолжении?
      Тяжелый вдох. - Абби, и недели ведь не прошло с тех пор, как я вымыла пол на твоей кухне.
      - Да, но только потому, что ты облила его клюквенным соком. У меня к тебе просьба совсем иного рода.
      - Неужели ты хочешь, чтобы я тебе снова ногти подстригла? - ехидно осведомилась Джей-Кат.
      - Нет! Между прочим, в тот раз я просто маникюр делала. Послушай, Джей-Кат, я хочу, чтобы ты умчала меня прочь на машине.
      Джей-Кат хихикнула. - Неужто ты собралась ограбить банк, Абби?
      - Нет, милая. Я хочу улизнуть от Грега.
      Она снова хихикнула. - Ух ты, обожаю такие догонялки.
      - Это вовсе не догонялки, Джей-Кат. Грег сегодня на дежурстве, ну и потом... Словом, тут сегодня маленькая заварушка вышла, сигнализация на моем автомобиле сработала, и теперь Грег с меня глаз не спускает.
      - И куда же ты хочешь от него улизнуть? Мне говорили, что в это время года очень красиво в Мэне.
      - Нет, милая, так далеко мне не нужно. Отвези меня к Роб-Бобам. Я хочу им кое-что показать, но так, чтобы Грег об этом не знал. Ты можешь заехать за мной ровно через двадцать две минуты?
      - Запросто. Мотор уже заведен, радио включено, а у меня слюнки капают.
      - Ты и сама куда-нибудь намылилась?
      - Нет, с какой стати?
      - А почему он тогда заведен?
      - На всякий случай. И вот видишь, как раз такой случай и представился.
      Поверьте, хотя Джей-Кат и без царя в голове, но, когда речь заходит о помощи в важном и срочном деле, она любому сто очков вперед даст. Да, пусть она и готова жечь бензин попусту, но разве любому из нас не свойственно иногда швырять деньги на ветер? Нет, я свято уверена, что Джей-Кат, несмотря ни на что, умеет трезво смотреть на вещи, и я готова без угрызений совести воспользоваться ее услугами.
      - Только одна просьба, Джей-Кат. Когда подъедешь к моему дому, даже не останавливайся. Только притормози, и я к тебе на ходу вскочу.
      - По рукам!
      Глава 5
      Джей-Кат выполнила наши договоренности до последнего пунктика. Не приглушая двигателя, она притормозила у моей подъездной аллеи, и я легко впрыгнула в машину.
      - Жми на всю! - пропела я. - Поддай газку!
      - Ну, Абби, с тобой не соскучишься! - заметила Джей-Кат.
      - Спасибо. - Я заглянула в боковое зеркало. Похоже, погони за нами не было.
      - Ну, как тебе мой прикид?
      Только тогда я впервые перевела взгляд на Джей-Кат. Моя подруга была затянута в черное с ног до головы. И я вовсе не преувеличиваю.
      - Маску-то хоть сними, - попросила я. - Сейчас ведь разгар лета. Ты словно и впрямь банк грабить собралась.
      Джей-Кат стащила с головы лыжную маску и бросила мне на колени. - Это маска моего дяди Арни. Он, между прочим, и правда в ней несколько банков ограбил.
      - Ну да! - восхитилась я. - Где, в Шелби?
      - Угу. Он там восемь банков взял и ни разу не прокололся.
      Я даже представить себе не могла, что в Шелби так много банков. - А что, потом он ушел на заслуженный отдых? - полюбопытствовала я.
      - Он пытался. Между прочим, он хотел завязать после первого же налета, но не сумел стащить маску, и ему пришлось устроить налет на следующий банк. Потом он перебрался в Калифорнию и сделался убежденным проповедником. А когда он скончался, тетушка Лула Мей прислала мне его маску. В сопроводительном письме говорилось, что эта маска была для дяди Арни самой почитаемой реликвией. Он хранил ее рядом с Библией, изданной еще при Якове I.
      - Что ты говоришь? - Я нечаянно смахнула драгоценную маску на пол. Кстати, Джей-Кат, ты уже решила, чем будешь заниматься в ближайший уик-энд?
      - Да, как ни странно.
      - И чем же? - Я относилась к Джей-Кат, как к дочери или, в крайнем случае, как к младшей сестренке, а потому имела право задавать такие вопросы.
      - Я буду поп-корн нанизывать.
      - Зачем? - вылупилась я.
      Джей-Кат посмотрела на меня как на полоумную. - На Рождество.
      - Но до Рождества еще почти полгода.
      - Я знаю, но перед Рождеством я вхожу в такой раж, что почти половину съедаю сама. Поэтому в этом году решила начать заранее. Может, тогда к Рождеству мне их хватит, чтобы дважды обернуть вокруг елки.
      - Помощь не нужна?
      - О, Абби, я буду очень рада тебя видеть, только, боюсь, поболтать нам не удастся. Чтобы не искушать себя, я заклею себе рот скотчем.
      Черт, вот не кстати. - Я с радостью приехала бы сама, однако дел у меня невпроворот, - сказала я. - Впрочем, есть у меня на примете один паренек, который только счастлив будет составить тебе компанию.
      - Абби, - восхитилась Джей-Кат, - неужели ты сводничаешь?
      - Еще как, - рассмеялась я. - Между прочим, он тоже из Шелби.
      Джей-Кат восторженно взвизгнула. - Боже мой, Абби, ты просто ангел. А как его зовут?
      - Фамилия его, э-ээ... Бауотер. К сожалению, имени я его не знаю, но могу узнать. Он из полиции Шарлотта. Я зову его просто "сержант Бауотер".
      Джей-Кат весело захихикала. - Джейн Бауотер! А что, мне нравится. Он хоть симпатичный? А я ему понравлюсь?
      - Не волнуйся, зайчик, вы с ним похожи как две капли воды. Или, скорее, как... Ладно, об этом потом, а пока лучше поднажми на газ. Ты даже разрешенный лимит скорости до сих пор не превысила.
      - Слушаюсь, босс! - Молодцевато отсалютовав, Джей-Кат пришпорила своего механического жеребчика, но, оставив позади пару кварталов, опять сбросила скорость. - А что это у тебя в простыне? Не Матвей?
      Я потупила взор. - Это вообще-то наволочка, зайчик. И, по-моему, она не мяукает.
      - Боже мой, он умер? - ужаснулась Джей-Кат.
      Я терпеливо вздохнула. - Матвей Бен-Мур дома, целый и невредимый. - А вот это, - я с нежностью огладила драгоценный сверток, - должно сделать меня баснословно богатой женщиной.
      Ближайший ко мне глаз Джей-Кат - второго я в этот миг не видела расширился до размеров среднего тазика для белья, а от вздоха в машине на мгновение образовался вакуум. - Абби, неужели ты родила ребенка?
      Хотя ростом я от горшка два вершка, да и ремень безопасности мешал, и тем не менее я исхитрилась, протиснув левую ногу между сиденьем Джей-Кат и педалями, надавить ступней на подъем ее правой ноги, усилив давление на акселератор. Маленький автомобильчик резво рванул вперед.
      Роб Гольдберг открыл дверь своих апартаментов в многоквартирном доме, прежде чем я сумела отыскать кнопку звонка.
      - В чем дело, Абби? - встревоженно спросил он. - С тех пор как ты позвонила и сказала, что дело у тебя крайне срочное, я себе просто места не находил. - Он окинул взглядом черное одеяние Джей-Кат. - Что, у вас кто-нибудь скончался?
      - Кот ее еще жив, - заверила его Джей-Кат. - Абби не признается, но, по-моему, она только что родила. Скажите, Роб, вы замечали, что она беременна?
      Я нежно втолкнула Джей-Кат в самую ухоженную гостиную на американском побережье Атлантического океана. Роб вместе со своим закадычным приятелем и компаньоном Бобом, тоже занимается антикварным бизнесом. Их салон "Изыск и утонченность", возможно, является лучшим антикварным магазином на Юге США. Вообразите только, что покупатели прилетают к ним даже из Парижа, да и залетные туристы из Лос-Анджелеса гурьбой валят в салон, поливая дорогой паркет слюнками. Кстати и немалые свои апартаменты Роб-Бобы обставили лучшей мебелью из "Изыска и утонченности". Причем на некоторых уникальных предметах мебели эпохи Людовика XIV отчетливо сохранились отпечатки зубов Людовика XV.
      - Прошу вас, присаживайтесь, - пригласил Роб, безупречный южанин-джентльмен.
      Я выбрала кресло, на котором, насколько мне было известно, юный отпрыск голубых кровей крепость августейших зубов не испытывал. Этот предмет мебели эпохи Людовика XIV был обтянут цветастым генуэзским бархатом и отделан литым серебром. Из всей роб-бобовской коллекции для меня это был самый ценный экспонат, предмет моих грез - к превеликому сожалению, слишком тяжелый, чтобы я могла его умыкнуть. Джей-Кат устроилась в очень похожем с виду кресле, которое, однако, было отделано позолоченным деревом с тонкой резьбой.
      Роб, все еще продолжавший стоять, уставился на мой сверток. - Что у тебя там, Абби? Бриллианты королевской короны?
      Джей-Кат всплеснула руками. - Господи, Абби, как ты могла?
      Я потрясла головой, заверяя подругу в своей невиновности. - А где Боб?
      Роб, понурив голову, уставился на свои руки. Они выглядели холеными, как у римского патриция. Должно быть, у Людовика XIV были такие же, только поменьше.
      - Он уехал домой.
      - Как, разве его дом не здесь? - изумленно выпалила Джей-Кат, прежде чем я успела соскочить с кресла и зажать ей рот ладонью.
      - Он вернулся в Толидо* (*город в штате Огайо).
      - В Толидо? - хором переспросили мы с Джей-Кат.
      - Да, - грустно подтвердил Роб. - Там у него семья. Настоящая семья.
      Я пригнулась вперед. - Я думала, у вас с ним одна семья.
      - Я тоже так думал. - Роб, казалось, вот-вот расплачется.
      Дорого бы я отдала, чтобы Джей-Кат куда-нибудь сгинула, оставив меня наедине с Робом. - И что же послужило предметом ссоры?
      - Куры.
      - Что? - Мне показалось, что я ослышалась.
      - О, это обычное дело, - вмешалась Джей-Кат. - Моя кузина Леонора тоже все время враждует с курами. Особенно с Аннабель, здоровенной рыжей клушей с Род-Айленда.
      Роб улыбнулся.
      - Мы не с курами враждуем, - пояснил он. - А из-за них. Я люблю цыплят, зажаренных на гриле, а Боб сперва долго вымачивает их в каких-то соусах, а потом смывает маринад, чтобы не набрать лишних калорий.
      Я сочувственно закивала. Несмотря на патрицианские внешность и вкус, гастрономические привычки Роба назвать аристократическими язык ни у кого не повернулся бы. Он был, само собой разумеется, еврейских кровей, но - из южных евреев. Его мамочка сначала обваливала цыпленка в панировочных сухарях из мацы, а потом уже помещала на гриль. Боб, с другой стороны, был тонким знатоком и ценителем эму, которых почему-то считал переросшими курицами.
      Джей-Кат покачала головой. - Господи, и вы переругались из-за каких-то безмозглых кур?
      Роб вспыхнул, и я машинально отметила, что румянец ему к лицу. Черты у него классически красивые и благородные, а на висках лишь пробивалась седина, хотя возраст Роба уже перевалил за полсотни.
      - Мне надоело быть подопытным кроликом для испытания его кулинарных извращений. У меня тоже права есть.
      Джей-Кат закатила глаза. - Дело тут вовсе не в том, из-за каких кур драться или каких кроликов есть, - нравоучительно заметила она. - Бабушка Ледбеттер всегда повторяла, что за каждой мелкой ссорой кроется мелкая проблема, а за каждой крупной - крупная.
      - Да, и она права, - услышала я вдруг со стороны собственный голос. Боб сбежал на север вовсе не из-за жареного цыпленка. Тут явно что-то не так.
      Роб смолчал.
      - Ну что ж, если не желаешь, можешь нам не рассказывать. - Я про себя досчитала до пяти, а Джей-Кат, по счастью, тоже рта больше не раскрывала. Ладно, хочешь узнать, зачем я к тебе приехала?
      Роб пожал плечами. - Разумеется.
      Медленно, со всем драматизмом, на который была способна (а мне всегда казалось, что я в этом отношении небесталанна), я вытащила небрежно скатанный холст из наволочки. - Voila!
      Роб и Джей-Кат уставились на картину. Выглядели они совершенно ошалелыми.
      - Изумительно, не так ли? - вскричала я.
      Джей-Кат поморщилась. - Абби, что ты нам зенки заливаешь?
      - Смотрите, какие краски! - вскричала я. - А техника? Текстура, наконец! Упивайтесь - перед вами подлинный шедевр!
      - Но, Абби, это же полная фигня, - возразила Джей-Кат. - Мой кузен Эрвин пальцами такую же ерунду намалевал. Даже его мамаше творение показалось настолько кошмарным, что она всерьез подумывает о том, чтобы оставить его в детском саду еще на год.
      - Это вовсе не детская мазня, - возмутилась я. - Это несравненный Ван Гог!
      Джей-Кат обидно захихикала, а вот Роб, господи, благослови его, вдруг пошатнулся. На мгновение я даже испугалась, что его кондрашка хватит.
      - Откуда у тебя это? - хрипло выдавил он.
      - Из Епископальной церкви Спасителя нашего, в Рок-Хилле, - бойко отрапортовала я. - На сегодняшнем благотворительном аукционе купила.
      Роб протянул к картине длинный, ухоженный палец, но так и не собрался с духом, чтобы ее потрогать. - А ведь возможно, что ты права, - с придыханием произнес он.
      - Я абсолютно уверена! Репродукцию я, правда, видела всего однажды, причем не цветную, однако даю голову на отсечение, что это настоящий Винсент Ван Гог. Его последние эксперименты с зелеными тонами. Невесть куда сгинувшее "Поле, поросшее чертополохом".
      - Какие мощные мазки, - пробормотал Роб. - Какая глубина. Да, это творение подлинного гения.
      - Значит, и мой кузин Эрвин - гений, - рявкнула Джей-Кат. Глазищи ее полыхали. Дурной признак, я никогда прежде не видела, чтобы она выходила из себя.
      Хотя Роб и улыбнулся, снисходительности в его взгляде позавидовал бы истый парижанин. - Да, верно, в оценке произведений искусства немало субъективизма.
      Хотя Джей-Кат была всего двадцати четырех лет от роду, яда у нее накопилось, как у сотни гремучих змей. - Может, вам еще и Джексон Поллок* (*Амер.художник (1912-1956), основатель школы абстрактного экспрессионизма) нравится? - язвительно осведомилась она.
      - Конечно, он тоже гений. - От возмущения мой голос сорвался на визг.
      Джей-Кат обвела нас жалостливым взором. - Вы с Робом торчите от всей этой ерундистики лишь потому... ну, в общем, потому что их все снобы расхваливают.
      Я была рада, что сижу, ибо у меня ноги от потрясения подкосились. Как тебе не стыдно, Джей-Кат? - взвилась я. - Да во мне ни капли снобизма нет!
      - Если хочешь знать мое мнение, Абби, то - есть, - тихонько прошептал Роб.
      - Что? - Моему возмущению не было предела.
      - Видишь ли, Абби, все мы, профессионалы, полагаем, что не только хорошо разбираемся в своем деле, но и знаем, чем отличается хороший вкус от дурного. И это вполне естественно. Однако, как я уже говорил, оценка произведений искусства носит весьма субъективный характер.
      Джей-Кат просияла. - Лично я, например, обожаю великих голландских мастеров. Тех, что были до Ван Гога. Рембрандта, например, Рубенса.
      Роб кивнул. - Сам Ван Гог тоже высоко ценил их. В особенности Рубенса.
      - Может, мы все-таки вернемся к делу? - взмолилась я.
      - Ах, да, "Поле, поросшее чертополохом", - задумчиво промолвил Роб. Забавно, но буквально на днях я читал статью, в которой упоминалось это полотно.
      - Вот как? - насторожилась я.
      Роб устроился в изящном кресле из красного дерева с резными ножками и подлокотниками.
      - Вообще-то речь в этой статье шла о холокосте, - пояснил он. - Точнее говоря, об одной еврейской семье из Антверпена, которая припрятала свою коллекцию под полом мансарды за несколько часов до ареста и пересылки в концлагерь. Уцелел лишь отец семейства, однако, по возвращении в Бельгию, он уже своего дома не застал. Так вот, этот человек уверял, что среди прочих шедевров в его коллекции было и "Поле, поросшее чертополохом".
      Я соскочила с кресла. - А что еще было в статье? Может, фотографии картин?
      - К сожалению, нет, Абби. На единственном фотоснимке изображен только злополучный дом - до войны, само собой, разумеется. Статья, собственно говоря, была посвящена истории этой еврейской семьи. Коллекция лишь вскользь упоминалась.
      - Но о "Поле, поросшем чертополохом" говорилось конкретно!
      - Да, Абби, но буквально в двух словах. Хотя, если мне не изменяет память... Одну минутку.
      Сердце мое гулко заколотилось. - Постарайся вспомнить, Роб, это крайне важно!
      - Ах, да, там еще говорилось о том, что это одна из наиболее загадочных и даже сомнительных картин в творчестве Ван Гога. Более того, по словам автора, многие специалисты считают ее апокрифической.
      Я негромко ахнула.
      - Но ты не огорчайся, Абби, - поспешно добавил Роб. - Даже если картину написал один из учеников Ван Гога, ценность ее все равно исключительно велика.
      - Насколько велика?
      - Если мы выставим ее на аукцион в Нью-Йорке, то, думаю, речь пойдет о сумме с пятью нулями.
      - Ни хрена себе! - взвизгнула Джей-Кат, подпрыгивая на подлинном кресле эпохи Людовика XIV. - Срочно везу в Большой Банан все поделки дражайшего кузена Эрвина.
      Я недовольно хрюкнула. - Вообще-то, Нью-Йорк, это Большое Яблоко, зайчик, а вовсе не Банан. - Я перевела взгляд на Роба. - И с кем мы будем договариваться?
      - Мы, Абби? Ты предлагаешь мне комиссионные?
      - Да, - подтвердила я, поражаясь собственной щедрости.
      Роб довольно ухмыльнулся. - Есть у меня приятель, который собаку съел в творчестве импрессионистов. У него своя картинная галерея в самом центре города. "Бонс" называется. Я ему утром первым делом позвоню.
      Мой взгляд упал на высоченную башенку напольных часов восемнадцатого века, возвышавшуюся за спиной Роба. Да, время близилось к полуночи. Мне еще предстояло договориться с Робом о размерах его вознаграждения. Возможно, предложи я ему половину, и тогда он позвонит своему приятелю домой прямо сейчас. Только, стоит ли так суетиться?
      - Ты хочешь, чтобы я оставила картину здесь? - осторожно спросила я.
      - Так было бы лучше, - сдержанно промолвил Роб. - Куда легче описывать по телефону то, что видишь собственными глазами.
      - Хорошо, но если ты вдруг потеряешь картину, то выплатишь мне полную ее стоимость, - отчеканила я, не успев даже разобраться, шучу ли, или говорю всерьез.
      - Я запру ее в сейфе.
      - Как, у вас есть сейф? Вот никогда не подозревала.
      - Именно поэтому он такой надежный. Никто, кроме меня и Боба, не знает, где он находится.
      Джей-Кат хмыкнула. - Абби, никогда не соглашайся оставлять ценности в сейфе. У нас в Шелби...
      Сжалившись над Робом, я ухватила ее за локоть, и увлекла вслед за собой к двери.
      Глава 6
      Некоторые люди почему-то считают, что, ведя собственный бизнес, я сама устанавливаю себе рабочие часы. Что ж, моя лавка и в самом деле открыта сорок часов в неделю, а еще часов восемь-десять я торчу на всевозможных аукционах и распродажах. Не говоря уж о времени, которое уходит у меня на уборку, бухгалтерию и подготовку новых экспонатов к продаже. И я отлично сознаю цену своего времени. Хотя в глубине души и отдаю себе отчет, что, опоздав в свою лавку, могу лишиться какого-нибудь жирного клиента, но зато работы своей, по счастью, не потеряю. В одночасье, по крайней мере.
      Мне казалось, что в ночь со среды на четверг уснуть я так и не сумею. И в самом деле, лишь под самое утро я перестала считать зеленые чертополохи и забылась тревожным сном. Когда затрезвонил будильник, я каким-то образом ухитрилась отключить его, не просыпаясь. Либо же, охваченная волнением, вообще забыла его завести. Как бы то ни было, телефонный звонок разбудил меня в половине десятого, то есть через полчаса после того, как я обычно открываю свою антикварную лавку.
      - Муойо вебе, - весело произнес мамин голос.
      - Что-что? - Я спихнула Мотьку с груди и присела, ошалело оглядываясь по сторонам.
      - "Жизни тебе", Абби, - пояснила мама. - Так на языке тсонга желают доброго утра.
      Я кинула взгляд на часы. - Ой, дьявольщина! Мамочка, я должна бежать!
      - Я знаю, золотце. Я уже звонила в твою лавку и пообщалась с автоответчиком. Послушай, Абби, мне кажется, тебе стоит обратиться к какому-нибудь профессионалу, чтобы он записал приветствие вместо тебя. Оно должно звучать более... культурно, что ли.
      - Ты имеешь в виду Роба? - спросила я, и тут же вспомнила про картину. - Извини, мамочка, но мне и правда сейчас некогда.
      - Ладно, - приветливости в мамином голосе, как ни бывало. - Что ж, как говорится, дурные вести могут и подождать.
      Я вздохнула. Мастерству моей мамы забрасывать наживку могут позавидовать и заядлые рыболовы.
      - Хорошо, выкладывай, - скрепя сердце, согласилась я. - Только побыстрее, умоляю.
      - Абби, ты сидишь?
      - Мамочка, я еще в постели!
      - Абби, у меня ужасная новость про одного из твоих бывших дружков.
      Сердце мое оборвалось. - Грег? - выдавила я по прошествии нескольких секунд. - Что-то случилось с Грегом?
      - Нет, золотце, я имею в виду Гилберта Суини. Он умер.
      Если бы нас не разделяло несколько миль телефонных проводов, я бы схватила маму за плечи и встряхнула так, чтобы у нее зубы клацнули. - К твоему сведению, Гилберт Суини никогда в моих дружках не ходил!
      - Абби, по-моему, ты меня не расслышала. Гилберт Суини мертв. Он покончил с собой. Полиция нашла его тело час назад.
      - Быть не может! - вскричала я. - Мы с ним только вчера вечером разговаривали.
      - Тем не менее, это правда. Я узнала об этом от Барбары, которой сказала Дороти, а той сама Королева сообщила.
      У меня закружилась голова. - Ты уверена? Каким образом Присцилла Хант об этом проведала? И так скоро?
      Мама вздохнула. Да, конечно, плохо она меня воспитывала. Все, кроме меня знали, что Присцилла Хант была ходячим коммутатором, сорокой-сплетницей, которая не только досконально знала обо всем, что творится в городе, но еще и совала свой длинный нос в любые дела. Бену Хантеру, например, она постоянно указывала, когда подстригать газон, Саре Дженкинс запрещала вешать пурпурные шторы, а когда глава одного семейства, недавно перебравшегося в Рок-Хилл из Германии, соорудил беседку посреди кроны высокого дерева на своем заднем дворе, она лично организовала сбор подписи под петицией, предписывающей молодым иммигрантам уничтожить постройку. По словам моей мамы, Королева знала (и осуждала это!), что мама время от времени покупает туалетную бумагу новой марки, с перфорацией. Правда, мама уверяла, что, несмотря на это, к старой бумаге все равно не вернется.
      - Мамочка, - сказала я. - Мне кажется, что на сей раз твоя любимая Королева заблуждается. Не может полиция так быстро сделать заключение о самоубийстве.
      - Может, - возразила мама. - Если записка есть.
      - Ах, так он оставил записку?
      - Абби, месяц назад я уже говорила, что тебе нужно проверить слух. Ты сходила к врачу?
      - С моим слухом все в порядке, мама. Расскажи мне лучше, что ты знаешь про эту записку.
      - Ее нашел один из приятелей Гилберта. Оказывается, на рассвете они собирались вдвоем отправиться в горы, на рыбалку. Гилберт даже отпуск взял по этому случаю. Они хотели уехать еще в субботу, но у Гилберта разыгрался геморрой, а там им предстоял довольно тяжелый пеший переход.
      - Это, наверно, тоже Королева порассказала.
      - Абби, не придирайся. Присцилла Хант - женщина серьезная.
      Лично мне эта женщина напоминала огородное пугало - страшное, если наскочить на него в кромешной тьме, но в остальном - совершенно безобидное. При всем желании, ей так и не удалось принудить Бена Хантера подстригать газон в другое время, да и Сара Дженкинс менять свои пурпурные шторы явно не собиралась. Что же касается злополучной петиции по сносу беседки, то ни один житель Рок-Хилла так своей подписи под ней и не поставил. Более того, Хортенс Симмс организовала встречную петицию, обращенную ко всем домовладельцам Рок-Хилла, в которой содержалась просьба соорудить древесные беседки или шалаши. Так вот, вы не поверите, но под ее петицией красовались аж восемнадцать подписей. В том числе - мамина.
      - Мама, так что было в записке?
      - В записке? - Мама тяжело вздохнула. - Больше всего я боялась, что ты об этом спросишь.
      - Но ведь ты нарочно мне позвонила. - Я уже начала терять терпение. Выкладывай все начистоту, иначе я сейчас сама Королеве позвоню.
      Мама испуганно заахала, но не переусердствовала, опасаясь, должно быть, что я приведу угрозу в исполнение. - Дело в том, золотце, что Гилберт упомянул тебя.
      - Меня?
      - Всего лишь косвенным образом, но смысл от этого не пострадал. По словам Гилберта, в последнее время он испытывал депрессию, а вчерашнее происшествие явилось для него последней соломинкой.
      - Но ведь я тут ни при чем! - взвизгнула я.
      - Не совсем. В посмертном послании Гилберта сказано, что он предал свою мачеху, продав на аукционе некий предмет, который был для нее безмерно дорог. Причем предмет, который ему не принадлежал. Это, безусловно, та самая картина, которую ты купила.
      От возмущения я уже пыхтела, как чайник. - Кто это говорит? запальчиво выкрикнула я. - Твоя дражайшая Королева?
      - Нет - Барбара, которой сказала Дороти, а та, в свою очередь, услышала...
      - Скажи, мама, мое имя в записке названо?
      - Нет, Абби, и насчет этого я уверена. Тем не менее, все знают, что именно ты купила эту злосчастную картину.
      - Значит, Гилберт вовсе не упомянул меня, - торжествующе заключила я. - Разве что подразумевал, а это - колоссальная разница. И картину эту, мама, я купила не где-нибудь, а на благотворительном церковном аукционе. Гилберт принес ее туда добровольно, и никто ему руки не выкручивал.
      - Никто тебя и не обвиняет, золотце. Просто мне хотелось, чтобы ты была в курсе последних событий. К тому же очевидно, что человеком Гилберт был крайне неуравновешенным. Как, кстати говоря, и его дражайшая мачеха. Вчера вечером я не стала высказывать тебе свое мнение - аукцион ведь носил благотворительный характер, - но картину ты купила просто кошмарную. У любого, кому она может нравиться, попросту не все дома.
      Я с трудом устояла перед искушением оправдаться и объяснить, что я на самом деле купила.
      - Скажи, мама, как именно Гилберт свел счеты с жизнью? - спросила я. В школе он был просто помешан на стрелковом оружии. Многие молодые южане увлекаются охотой, но Гилберт держал дома целый арсенал. Я хорошо это помнила, потому что однажды, прихватив с собой Дебби Лу, пошла на свидание с Гилбертом и каким-то его дружком, имя которого давно вылетело у меня из головы. Так вот, пока мы с Дебби Лу сидели на сосновом пне, Гилберт со своим приятелем беспрестанно палили из ружей по пустым бутылкам, расставленным на других пнях. А запомнила я все это потому, что ухитрилась посадить там жирное смоляное пятно на юбку, пару дней назад приобретенную на собственные деньги, которые я честно заработала, устроившись нянькой к ребенку.
      - Ты, наверное, думаешь, что он застрелился, золотце, - со вздохом сказала мама, угадывая мои мысли. - Нет, он наглотался таблеток.
      Это меня удивило. - Каких таблеток?
      - Абби, ты зря считаешь, что Королева - ходячая энциклопедия. Она просто осведомлена куда лучше большинства из нас.
      - Она вечно все вынюхивает.
      - Тс-сс, - по привычке осадила меня мама. - Надеюсь, золотце, ты придешь на похороны? Многим покажется странным, если тебя там не будет. В школе вы миловались, а тут...
      - Никогда мы с ним в школе не миловались! - возмутилась я. Мой взгляд упал на часы. - Мамочка, я должна бежать.
      - В субботу, в два часа, в Епископальной церкви Спасителя нашего, в Рок-Хилле.
      - Что? - сварливо переспросила я.
      - Похороны, золотце. Все уже организовано.
      На вашем месте, удивляться я бы не стала. Вполне возможно, что Гилберт был еще теплее лягушки, но погребальная церемония была уже расписана по минутам. Так заведено у нас, южан, не говоря уж о верных епископалистах.
      - Я надену свое черное платье, - заявила я тоном, не терпящим возражений. После смерти отца - его убила спикировавшая на голову чайка мама наотрез отказывалась появляться на похоронах в черном. Подобно тому, как в НХЛ майки с номерами наиболее выдающихся игроков вывешивают в зале хоккейной славы, а сами номера эти никому больше не присваивают, так и мама моя схоронила черный цвет на вечный покой. Хотя я и дала себе зарок не вмешиваться в мамины дела, но все же, согласитесь, розовый цвет - не самый подходящий для прощания с усопшим.
      - А я приду в том, в чем захочу, - процедила мама, опять читая мои мысли. И бросила трубку.
      Мой антикварный магазинчик, "Лавка древностей", находится буквально в паре шагов от колледжа Куинс. Когда я унаследовала этот бизнес от тетушки Евлонии Уиггинс, таких магазинчиков на Селвин-авеню было всего пять. Однако сегодня их уже добрая дюжина. Причем находятся люди, не считая меня, которые предрекают, что в недалеком будущем Селвин-авеню станет антикварной Меккой Юга Соединенных Штатов.
      Не постыжусь сказать, что своим сегодняшним процветанием мы, дельцы с Селвин-авеню, во многом обязаны Роб-Бобам. Их салон "Изыск и утонченность" вполне мог именоваться, например, и "Наиизысканнейшей утонченностью". Роб-Бобы задали тон, и нам всем ничего иного не остается, как изо всех сил ему соответствовать. Но теперь, когда я ножкой расшаркалась, позвольте и чуть-чуть поворчать. Я ведь тоже торгую прекраснейшими предметами старины, однако в мои двери толпы коллекционеров не ломятся. И туристические автобусы из Атланты перед моей лавкой не останавливаются.
      - Извините, простите, - бормотала я, пробиваясь сквозь толпу почтенных дам в длинных, ниже колен, юбках и итальянских кожаных туфлях. Разумеется, я прекрасно сознавала, на какой риск себя обрекаю. Ведь локтей у подавляющего числа людей целых два, причем нередко - преострых. После единственного рок-концерта, на котором я имела глупость побывать, у меня потом еще целый месяц звенело в ушах, хотя я улизнула оттуда так быстро, что и музыку толком расслышать не успела. А мои бедные ноженьки! Стоит людям вымахать за полтора метра, и они напрочь меня не замечают, при этом ступни мои притягивают их тяжеленные и неуклюжие лапы, словно магниты.
      Прикрыв голову руками, я ловко увиливала от острых локтей, одновременно ухитряясь лавировать между исполинских ножищей, то и дело грозящих раздавить мои нежные ножки. В такие дни, когда посетителей в салоне не меньше, чем зрителей на бейсбольном матче, один из Роб-Бобов неизменно дежурит возле кассы, а поскольку сегодня на месте был один Роб, именно туда я направилась.
      - Абби! - вдруг прогудел зычный мужской голос.
      Я развернулась, но перед глазами мелькали только длинные юбки.
      - Абби, ты не оглохла?
      Бестелесный глас сей был мне, несомненно, знаком. На вскидку я сказала бы даже, что он принадлежал Бобу Штубену, лучшей половине Роба, но это исключалось, поскольку Боб, по словам Роба, пребывал в Толидо.
      - Абби, я здесь!
      Я повернулась еще на девяносто градусов. Поразительно, но владельцем баса и впрямь оказался ни кто иной, как Боб Штубен.
      - Надо же, а мне сказали, что ты уехал домой! - вскричала я, безмерно обрадованная столь нежданной встрече. Я была готова даже броситься своему другу на шею, но Боб, янки в черт-знает-каком поколении, такой фамильярности на людях не потерпел бы.
      Боб ухмылялся во весь рот. Жутко тощий, с огромной головой, но, по счастью, со столь огромным же сердцем. Вдобавок Боб - один из умнейших людей, каких я знаю.
      - Я добрался до Западной Вирджинии, а там решил переждать и как следует все обмозговать.
      - Ну и?
      - Пару дней я просто в раздумьях бродил по Горному штату* (*официальное прозвище штата Западная Вирджиния, более трети территории которого занимают горы Аллеганы), и в конце концов пришел к выводу, что мой дом - здесь.
      - Умница! - зааплодировала я.
      - Роб, ты, другие мои друзья, вот что такое - настоящий дом. Не говоря уж о том, что Шарлотт - чудесный город, и я к нему просто душой прикипел.
      - Представляю, как обрадовался Роб! Или он все еще держал камень за пазухой? Как-никак, расстались вы с ним, наверное, бурно.
      Боб помотал головой. - Кое-кто из группы поддержки Роба не оставлял его ни на минуту.
      - А, ты имеешь в виду ассоциацию ГТЮАЖ - Голубых Отощавших Южан, которые с Янки Живут. Да?
      - Голубых Одухотворенных Южан, - добродушно поправил меня Боб. - Как бы то ни было, они сумели втолковать Робу, что мы, имевшие несчастье родиться к северу от линии Мэйсона-Диксона* (*До начала Гражданской войны граница между свободными северными и рабовладельческими южными штатами), время от времени бесимся, как самцы-олени во время гона. Ну вот, а понимание порождает сочувствие, которое уже неизбежно сменяется прощением. Так что, благодаря ГТЮАЖ, мы с Робом начали новую жизнь.
      - Господи, как я рада! - Тем не менее, пора было переходить к более важным делам. - Ты видел мою картину?
      Боб потер узловатые пальцы. - Она просто потрясающа. Роб показал мне ее, едва мы помирились.
      - Как, по-твоему, она подлинная? Он звонил в Нью-Йорк?
      - А почему ты сама меня не спросишь?
      Я развернулась. Передо мной, улыбаясь до ушей, возвышался Роб Гольдман.
      Глава 7
      - Так - подлинная она, или нет? - взвизгнула я.
      Роб сграбастал меня в медвежьи объятия, после чего снова водрузил на паркетный пол в добрых трех футах от того места, где я только что стояла. Тс-сс, Абби, не здесь, - прошептал он.
      - А где?
      - Боб, постой, пожалуйста, у кассы, - попросил Роб.
      Боб кивнул. Две почтенного вида дамы уже целенаправленно копались в своих ридикюлях в поисках кредитных карточек. Судя по внешности, торговаться из-за цен эти матроны не собирались. Все шло к тому, что в кассу Роб-Бобов вот-вот прольется очередной золотой дождь.
      Пока Боб суетился у кассы, Роб провел меня в кладовую. Прежде мне всего лишь однажды посчастливилось там побывать, и это было все равно, что при жизни посетить райские кущи. Смекалистые владельцы салона "Изыск и утонченность" уже давно не выставляют свои лучшие экспонаты в зал. Настоящие коллекционеры упрашивают - нет, умоляют! - впустить их в святая святых.
      - А это что такое? - изумилась я, позабыв на мгновение о собственном сокровище.
      - Оррери.
      - Что?
      - Механическая модель солнечной системы. Мини-планетарий. Назван так в честь графа Оррери.
      - Нет, я не то имею в виду. Что это за музыкальный инструмент, на котором стоит модель? Крохотное пианино?
      - А, вот ты о чем. Это старинный французский клавесин. Уверяют, что он принадлежал матери Наполеона. Видишь, что изображено на крышке?
      - Да, но как там насчет моей картины? - спохватилась я. - Что сказал твой друг - это подлинник?
      Роб улыбнулся. - Фред так переполошился, что чуть телефон не уронил. Абби, поздравляю тебя. Вполне возможно, что твоя картина - находка века!
      Ноги мои подкосились, я пошатнулась и обрушилась на кушетку, покрытую узорчатым шелковым покрывалом. - Ты не смеешься надо мной?
      Глаза Роба засверкали. - Шутки в сторону, Абби. Фред давно уже слышал, что этот Ван Гог находится где-то в Америке. Только считал почему-то, что в Нью-Йорке или в Сан-Франциско.
      - Угу, а оказался он в захолустном Рок-Хилле, в Южной Каролине. Даже не в Шарлотте. Здорово мы утерли носы этим пижонам из мегаполисов. Ну и что, Роб, какова стоимость моей находки? Это и правда число с пятью нулями?
      Роб покосился на дверь и пробурчал под нос нечто невнятное.
      - Что-что? - переспросила я.
      - Я сказал: "десять".
      Все мои надежды вмиг рассыпались в прах. В мечтах я уже полностью оплатила не только свой купленный в рассрочку дом, но и "олдсмобиль". Разумеется, десять тысяч - тоже деньги неплохие, но такая сумма и на моих кредитных карточках водится.
      - Значит, десять тысяч? - упавшим голосом промолвила я. - А какова твоя доля? И сколько захочет Фред?
      Глаза Роба засияли. - Не "тысяч", Абби. Десять миллионов.
      Должно быть, я лишилась чувств, а когда пришла в себя, то Роб хлестал меня по щекам. - Абби! Очнись, Абби!
      - Вот, пусть понюхает. - Боб подсунул мне под нос флакончик с какой-то ядовитой жидкостью.
      Я закашлялась и распрямилась, словно подброшенная пружиной. - Что это за отрава? - с трудом выдавила я.
      - Это мой лосьон после бритья, - обиженно произнес Роб.
      - Он дважды в день бреется, - с нежностью пояснил Боб. - И все покупательницы просто млеют от этого запаха.
      - Что ж, запах и впрямь прошибает, - кивнула я. - А меня, так просто воскресил. Мне показалось, Роб сказал, будто "Поле, поросшее чертополохом" стоит десять миллионов долларов.
      - Так и есть.
      Я подняла голову и уставилась на Роба. - Вы надо мной издеваетесь?
      - Абби, такие шутки не в моем вкусе, - обиженно молвил Роб.
      - Расскажи ей про японцев, Роб.
      - А, японцы. - Манера разговаривать у Роба неторопливая и тягучая, как у большинства уроженцев Юга. Обычно мне это нравится, но в данную минуту меня так и подмывало вскочить и силой вырвать слова из его рта.
      - Так что там с этими японцами? - нетерпеливо подгоняла я.
      - Фред уверен, что если заманить их на аукцион, то они могут отвалить за Ван Гога и все двадцать.
      Я хлопнула себя по щеке; не слишком сильно, чтобы не повредить какой-нибудь сосудик. - Если я правильно понимаю, то речь идет о двадцати миллионах долларов? - уточнила я. - Или - о двадцати ласточкиных гнездах?
      - Ласточкины гнезда употребляют китайцы, а не японцы, - засмеялся Боб. - Но в любом варианте, Абби, ты станешь очень богатой невестой.
      Роб хихикнул. - Достаточно богатой, чтобы приобрести все, что ты видишь в этой комнате.
      - А вы как же? Какова ваша доля?
      - Как насчет десяти процентов? - спросил Роб. - По-моему, это справедливо.
      - Со всей суммы, или после уплаты налогов? - быстро поинтересовалась я.
      Роб, похоже, ожидал этого вопроса.
      - Со всей, конечно. Смею тебя заверить, Абби, что обычно доля откопавшего сокровище куда больше.
      - Трэвис Макги, например, брал половину, - прогудел Боб.
      - Я понятия не имею о том, кто такой Трэвис Макги* (*главный герой знаменитой "цветной" серии Джона Д.Макдональда), - запальчиво сказала я. Вдобавок, Роб, насколько мне известно, ничего не откопал. Ван Гога нашла я.
      Вокруг мгновенно воцарился ледяной холод, причем явно не по вине кондиционера, равномерно жужжавшего на дальней стене.
      - Пять процентов, - сказала я, сама дивясь собственной щедрости.
      Мужчины обменялись взглядами, от которых мне стало не по себе.
      - Послушай, Боб, у меня вдруг вылетел из головы телефон Фреда, сказал Роб. - Ты его помнишь?
      - Какого Фреда? - переспросил Боб, невинно вытаращив глаза.
      - Что ж, ребята, если вы хотите играть так, то я не против, - сказала я. - Только Ван Гога в Нью-Йорк я повезу сама, и тогда вы вообще ни гроша не получите.
      Роб и ухом не повел. - Валяй, Абби.
      - Может, подбросить тебя в аэропорт? - предложил Боб с подкупающей искренностью. Наглец!
      Это решило исход дела. - Я хочу, чтобы один из вас съездил домой и привез мою картину. Нет, лучше я сама с вами поеду.
      - Я съезжу, - вызвался Роб. - Абби, ты совершаешь колоссальную ошибку.
      - Я думал, мы с тобой друзья, - промолвил Боб. - Но, похоже, заблуждался.
      Хотя слова эти подобно острому ножу пронзали мое сердце, на попятный я не пошла. Удивительно, что может сделать с женщиной миллион долларов.
      В гостиную Роб вернулся с пепельно-серым лицом. Не приятного, чуть сизоватого цвета, слегка напоминающего кафель под моим креслом, но болезненно-желтоватого оттенка, заставлявшего вспомнить туберкулез, пеллагру и еще тысячу болезней сразу.
      Я вскочила с колотящимся сердцем. - Где она?
      - Она... - Роб запнулся. - Где-то должна быть.
      - Да, как и Терра инкогнита! Роб, я хочу знать, где моя картина? Где "Поле, поросшее чертополохом"?
      Роб понурился. - Абби, я точно помню, что упрятал ее в сейф. Но сейчас ее там нет. Подожди немножко, я все осмотрю.
      - Покажи мне свой сейф! - потребовала я, отдавая себе отчет, что веду себя вовсе не так, как подобает благовоспитанной уроженке Юга. Наверняка, мои предки не меньше чем в пяти поколениях ворочались сейчас в своих могилах. В том числе прапрабабушка, которой посчастливилось угощать чаем с лимонным пирогом самого Роберта Эдуарда Ли* (*Знаменитый генерал, командовавший армией южан в битве под Геттисбергом), когда тот останавливался в Рок-Хилле.
      - Хорошо, Абби, но только поклянись, что не расскажешь о нем ни одной живой душе, - попросил Роб, умоляюще закатывая глаза.
      - Не сойти мне с этого места, - с готовностью поклялась я. - Пусть у меня вынут печенку и бросят ее псам!
      Роб со вздохом провел меня через главную спальню в ванную. Господи, неужто он вмонтировал сейф в ванну?
      - Вот здесь, - пробормотал он, указывая на биде.
      - Где?
      Роб нажал какую-то кнопку, и биде развернулось на сто восемьдесят градусов, обнажив металлическую дверцу сейфа с многочисленными кнопками и рычажками.
      - Вот это да! - искренне восхитилась я. Роб, несомненно, умница, но я и представить себе не могла, что у него такое воображение. - А что случится, если кому-то взбредет в голову воспользоваться биде? - спросила я.
      Роб закатил глаза. - Абби, нас интересует только французский антиквариат, а не их гигиенические манеры.
      - Открывай!
      - Извини, Абби, но не могла бы ты отвернуться?
      Я отвернулась, чтобы не тратить времени на споры. Пока Роб колдовал с наборным замком, я вполголоса мычала "Марсельезу".
      - Готово.
      Я повернулась. Сейф был доверху заполнен обтянутыми бархатом коробочками, вроде тех, в которых хранят драгоценности. Я не преминула заметить также толстые пачки денежных купюр, перетянутые резинками. К сожалению, рассмотреть номинал купюр мешала белая бумага.
      - Но здесь даже места нет для картины, - возмутилась я.
      - Она влезла, хотя и с трудом, - возразил Роб. - Я скатал ее в рулон и положил наискосок.
      - Ты не помял ее?
      Роб насупился. - Нет. Я обращался с этой картиной крайне бережно. Поверь, Абби, я очень люблю тебя и ценю нашу дружбу.
      - Надеюсь, что хотя бы одно из этих заявлений правдиво. Ну, и где ты собираешься искать ее теперь?
      - Я пытаюсь собраться с мыслями. Сразу после твоего ухода я поместил холст в сейф. Потом достал, чтобы показать Роберту. А потом... О, Господи, я забыл убрать ее в сейф!
      - Поразительно, но я и сама уже об этом догадалась, - съязвила я.
      - Мы сидели в музыкальной гостиной, и я оставил картину на рояле.
      Несмотря на длиннющие ноги Роба, я рванула так, что ухитрилась обставить его, по меньшей мере, на два корпуса. Увы, разочарованию моему не было предела.
      - Здесь ничего нет! - запыхавшись, выговорила я.
      - Не может быть. - Роб растерянно развел руками. - Вот здесь, на этой крышке, я ее и разложил. Мы оба на нее любовались, потом я посмотрел на Боба, а он - на меня...
      - Пожалуйста, избавь меня от ненужных подробностей. И что ты сделал с ней после?
      Роб глухо застонал. - В том и дело, что - ничего. Мы просто уехали в салон.
      - А моя картина испарилась? Мои двадцать миллионов канули в Лету?
      - Десять миллионов, Абби. Двадцать за нее лишь какой-нибудь чудак выложит.
      - По-твоему, сейчас самое удачное время препираться из-за десяти миллионов? - саркастически спросила я.
      - Туше, - сокрушенно произнес Роб.
      - Что? - переспросила я, но в следующий миг сообразила, что он имел в виду* (* термин "туше" в борьбе означает момент соприкосновения лопаток с ковром - поражение).
      - Абби, богом клянусь, что картина оставалась здесь, и после нашего ухода никто ее не видел... - Он вдруг нахмурился. - Кроме, разве что, миссис Ченг.
      - Миссис Ченг? - переспросила я. - Вашей домработницы?
      - Да. Генеральную уборку она проводит по понедельникам, но по четвергам, после того, как мы с Бобом уезжаем в салон, она заходит, чтобы поменять полотенца, скатерти и постельное белье.
      - То есть, она может заглянуть к вам в любое время? - свирепо процедила я.
      - Бога ради, не волнуйся, Абби - за миссис Ченг я головой ручаюсь. Я сейчас же позвоню ей и спрошу, не видела ли она картину. Правда, она могла еще не успеть вернуться.
      - Но ведь она совсем не говорит по-английски, - жалобно всхлипнула я. - Ни слова. Ты сам мне рассказывал.
      Роб протянул ко мне руку успокаивающим жестом, но я отшатнулась, как от гремучей змеи.
      - Зато, если помнишь, я говорю на мандаринском наречии китайского языка.
      - Ну так звони ей!
      Роб набрал нужный номер, и почти сразу начал щебетать на каком-то певучем, тарабарском языке. Хотя я и готова была растерзать его на куски, но, признаться, слушала это чириканье с уважением. Кто-то рассказывал мне, что обучиться разговаривать на мандаринском наречии китайского особенно сложно, потому что многое в нем зависит от интонаций, и малейшее отклонение может исказить смысл сказанного до неузнаваемости. Но Роб, судя по всему, вел диалог успешно, благо беседа затянулась до начала следующего тысячелетия.
      Наконец, зажав рукой трубку, он обернулся ко мне со столь широкой улыбкой, что в ней без труда разместилась бы половина Южной Каролины.
      - Она только что вошла, - прошептал он. - И картина у нее!
      Я не поверила своим ушам. - Что?
      - Я всегда оставляю для нее воскресный выпуск "Нью-Йорк Таймс", который она забирает домой, - пояснил Роб. - Миссис Ченг положила газету на рояль, а, собираясь домой, случайно прихватила вместе с ней и картину. Так что твой Ван Гог цел и невредим.
      Я испустила вздох облегчения, от которого, наверно, погасли свечки в ванной моей мамы. - Слава Богу! Скажи ей, чтобы она привезла картину сюда. Нет, лучше передай, что я сама сейчас к ней примчусь.
      Роб улыбнулся. - Я уже сказал. Миссис Ченг тоже выразила желание, чтобы ты к ней приехала.
      - Тогда скажи, что я уже еду. Пусть никуда не выходит. И еще скажи, что если она не повредила холст, то ее ждет щедрое вознаграждение.
      Почему-то Роб изъяснялся довольно долго. Наконец он повернулся ко мне и сказал:
      - Она хочет знать размеры.
      - Чего?
      - Вознаграждения.
      - Двадцать пять тысяч долларов, - ляпнула я.
      Роб перевел, и я своими ушами услышала, как миссис Ченг смеется в трубку.
      - Что она сказала? - резко спросила я.
      Роб пожал плечами. - Что спину верблюда гладит зеленая утка, смущенно ответил он.
      - Что? - изумилась я.
      Роб повторил эту абракадабру.
      - Передай ей, что двадцать пять тысяч зеленых уток с селезнями в придачу могут огладить спины целого каравана верблюдов длиной с великую Китайскую стену, - фыркнула я. - Только пошевеливайся - я ведь еще адреса ее не знаю. - И вдруг я вспомнила, что сюда меня привез Роб. - Ой, а ты не позволишь мне воспользоваться твоей тачкой?
      - Пожалуйста, Абби. Сам я тогда поеду на автомобиле Боба. Бензина тебе хватит - я недавно заправлялся. Не забудь только, что у меня автоматическая коробка...
      - Я уже много лет за рулем, - перебила я. - Мне только адрес нужен.
      Положив трубку, Роб достал из ящичка изящного старинного бюро золотую ручку и блокнот. К адресу он присовокупил такой четкий план, что дом миссис Ченг не нашел бы только слепой.
      Одного не сказал мне Роб. Что время от времени мне не мешало бы поглядывать в зеркальце заднего вида.
      Глава 8
      Хотя от дома миссис Ченг меня отделяли всего восемь кварталов, с таким же успехом их могло быть и восемьдесят. Огромнейший дом, одни из апартаментов в котором занимали Роб-Бобы, расположен на самом юге Майерс-парка, района величественных кирпичных строений и старинных иволистных дубов. Кирпичный дом, в котором обитала миссис Ченг, был также обсажен развесистыми дубами, однако размеры этого здания позволяли ему без труда разместиться в гостиной едва ли не любого из домов Майерс-парка.
      Оставив машину на улице, я проследовала к дому по корявой дорожке, по обеим сторонам от которой цвел невысокий кустарник. В небольшом заборчике перед парадным была калитка. По счастью, звонок располагался снаружи. Я нажала кнопку, но ничего не услышала, и уже раздумывала, не позвонить ли еще разок, когда парадная дверь распахнулась.
      - Чем могу вам помочь? - спросила появившаяся на пороге женщина.
      - Меня зовут Абигайль Тимберлейк. Меня пригласила миссис Ченг.
      - Это я. Меня зовут Айрин Ченг. - Она открыла калитку. - Входите. Печет здесь, как в преисподней, и вы, по-моему, уже взмокли.
      Я уставилась на нее, напрочь позабыв об аристократичных манерах дочери Юга. Миссис Ченг была примерно одних со мной лет и одного роста. На ней были белые хлопчатобумажные шорты, выцветшая зеленая футболка и резиновые сандалии. Если бы не азиатские черты лица, она вполне могла сойти за меня. Тем более что изъяснялась она, как и я, на чистейшем Дикси* (*обозначает штаты, расположенные к югу от линии Мейсона-Диксона, а также характерный для жителей Юга выговор).
      - Скажите... - я замялась. - Может быть, здесь есть еще одна миссис Ченг?
      - Нет, - улыбнулась женщина. - Я единственная миссис Ченг.
      - Должно быть, тут какое-то недоразумение, - упорствовала я. - Мне нужна миссис Ченг, которая работает в доме Роберта Гольдберга.
      Она снова улыбнулась. - Я работаю у Робби. Входите же, а то я оставила дверь открытой, а мне вовсе не улыбается тратить энергию своего кондиционера на охлаждение всей Южной Каролины.
      Я проследовала за ней в довольно скромную, но божественно прохладную гостиную.
      - Но ведь вы говорите по-английски, - заявила я, едва присев на предложенный стул.
      - Вы тоже. Причем почти без акцента.
      - Что? - возмутилась я. - Откуда у меня акцен... - Я осеклась на полуслове. - Ах, я даже не поняла, что вы шутите. Видите ли, Роб сказал мне, что вы совершенно не говорите по-английски. К тому же я сама слышала, как по телефону вы общались с ним на китайском.
      Она засмеялась. - Да, верно, Роб считает, что говорит по-китайски. Но, поверьте мне, его мандаринское наречие просто чудовищно. Мое, правда, тоже сильно хромает. Посещая в детстве раз в неделю китайскую начальную школу, больших высот не добьешься. Тем более что родители мои тоже родились в Штатах и совершенно не знают родного языка.
      - Но, миссис Ченг...
      - Прошу вас, зовите меня Айрин.
      - Хорошо, а вы меня - Абби.
      - Видите ли, Абби, Робби изучал мандаринское наречие в колледже. Его уже тогда очень привлекало китайское искусство. Поэтому, когда я откликнулась на его объявление о приходящей домработнице, он сразу решил, что я должна говорить по-китайски. Я возражать не стала, тем более что Робби очень обрадовался возможности попрактиковаться в мандаринском диалекте. Хотя на самом деле, мы с ним разговариваем на ломаном китайском. Сегодня, например, он сказал мне, что двадцать пять миллионов зеленых верблюдов гоняют каких-то уток вдоль всей Великой Китайской стены. - Она прыснула. - Я сначала решила, что у меня глюки. Может, вы знаете, что это за фигня?
      Я рассмеялась. - Не знаю. Должно быть, он насмотрелся подобных чудес в Диснейленде.
      - Возможно. Хотя мне иногда кажется, что Робби слегка ку-ку. Да, чайку не хотите?
      С раннего утра у меня маковой росинки во рту не было, и я просто умирала от жажды. Двадцать пять миллионов верблюдов, наверно, так не мучились посреди безводной пустыни. Однако я помнила, что у этой женщины находится моя картина.
      - Спасибо, с удовольствием, - сказала я. И тут же добавила: - Но сначала я хотела бы взглянуть на "Поле, поросшее чертополохом". На последние слова ушли остатки слюны в моем пересохшем рту.
      Айрин вскинула брови. - Это еще одна загадка Робби?
      - Нет. Я хочу посмотреть, в каком состоянии моя картина.
      - Ах, вот вы о чем! Сейчас, одну секунду. - Она вскочила и просеменила в соседнюю комнату.
      Я осмотрелась по сторонам. Мебель в гостиной была вполне приличная - в викторианском стиле, и не самая дешевая. На стенах висели подписанные авторские офорты и одно довольно большое полотно. Признаться, я представляла себе Айрин Ченг совершенно иначе.
      - Вот, пожалуйста. - Она вручила мне скатанный холст с таким видом, словно это была вчерашняя газета.
      Я с трепетом развернула картину у себя на коленях. На первый взгляд, с ней ничего не случилось. Но, что это за трещинка в верхнем левом углу? Была ли она здесь раньше? Я не помнила. Как-никак, я рассматривала картину поздно вечером, и при искусственном освещении.
      - Это полотно стоит кучу денег, - не удержалась я.
      - Да, Робби сказал мне. Хотя лично я не представляю, с какой стати.
      - Как, - возмутилась я. - Да вы только взгляните! Какие мощные мазки. А как цвета играют!
      Айрин внимательно пригляделась, но затем со вздохом покачала головой. - Абби, не обижайтесь, но на мой вкус, эта картина безобразнее тараканов в навозной куче.
      В эту минуту невесть откуда материализовалась здоровенная серовато-белая кошка и с подозрительным видом принюхалась к моим коленкам.
      - Она, наверно, Матвея учуяла, - предположила я. - Кота моего.
      - А мне кажется, что Эсмеральду заинтересовали вы сами.
      Я уже собралась было замурлыкать от удовольствия, когда подлая кошка пребольно куснула меня за левую щиколотку. - Ой, брысь отсюда!
      - Ах, она продемонстрировала на вас свой любовный укус?
      - Любовный? А вы ей все прививки сделали?
      Айрин кивнула. - Надеюсь, у вас кровь не течет? А то ковер у меня совсем новый.
      - Нет, вроде бы, не течет. - Я потерла пострадавшую щиколотку. - Кожу она не прокусила, но напугала меня. У нее такая привычка, да?
      Айрин хихикнула. - Некоторые люди считают, что все кошки -хитрые, злобные и коварные твари. В целом, я с этим согласна, однако и положительных качеств у них пропасть.
      Я ухмыльнулась. - Они - бестии прожженные, и куда сообразительнее собак. Вам, например, приходилось видеть кошачью упряжку?
      - Да, вы правы, - согласилась Айрин. - Хотя многие считают, что кошки глупее, потому что им невозможно привить собачье послушание. Да, верно собаку на зов откликается, но зато кошка мотает информацию себе на ус, и приходит к вам потом, когда ей удобнее.
      И мы умиленно рассмеялись.
      - Собаки считают себя людьми, - добавила я. - А кошки - богами.
      - Хотя, собаки, конечно, чистоплотнее.
      - Да что вы? - возразила я. - Вы когда-нибудь видели, чтобы пес вылизывал себя с головы до пят?
      - Именно это я имела в виду. Кошек нельзя назвать чистюлями; они с ног до головы слюной вымазаны.
      - Ха, это остроумно! - Несмотря на невежественное высказывание, которое позволила себе Айрин в отношении моего Ван Гога, эта женщина пришлась мне по душе. Одного со мной сложения, без закидонов, да и просить у меня, похоже, ничего не собиралась. Или я заблуждалась на сей счет? - Роб Гольдман сказал, что вы хотели передать мне картину из руки в руки. Причем высказали пожелание, чтобы я сама к вам приехала. А почему, можно спросить?
      - Потому что я хотела познакомиться с вами.
      Мой внутренний радар, почуяв опасность, заработал во всю мощь. - Со мной?
      - Да, я хочу вас кое о чем попросить.
      Я стояла, прижимая драгоценный холст к груди. - Роб сказал вам, о каком вознаграждении идет речь?
      Айрин наморщила носик. - Нет, о вознаграждении он не сказал ни слова. Если, конечно, не имел в виду верблюдов. Абби, я бы хотела устроиться к вам на работу.
      - Извините меня, Айрин, но нам с Матвеем домработница ни к чему. Мы живем вдвоем, а домой я возвращаюсь поздно вечером.
      Айрин нахмурилась. - Я имела в виду совсем другую работу. Я готова помогать вам в вашей антикварной лавке.
      - В смысле уборки?
      Айрин встала передо мной, подбоченившись. - По-вашему, это все, на что я способна?
      - Ну, а чем бы вы хотели заниматься? - непонимающе вскричала я.
      - Я хочу торговать антиквариатом.
      - Что?
      Айрин энергично закивала, ее коротко подстриженные черные волосы взметнулись, подобно конской гриве. - Работая у Робби, я многому научилась. Я наблюдательная, схватываю все на лету и очень много читаю. Про антиквариат. Разумеется, большими деньгами я не располагаю, однако, как видите, стараюсь приобретать лучшие вещи. - Она жестом указала на стены гостиной.
      - Да, вкус у вас неплохой, - признала я, ничуть не покривив душой.
      - Так что, возьмете меня? - настойчиво спросила Айрин. - Мне очень нужна приличная работа. Мужа моего уволили после девятнадцати лет безупречной работы на фирме. С сегодняшнего дня он, правда, устроился на новое место, но платят там гораздо меньше.
      А почему бы и нет, черт возьми? Роб работал бок о бок с Бобом, да и Уиннелл наняла девушку, помогавшую ей торговать по уик-эндам, во время самого наплыва покупателей. Да что тут говорить, даже Джей-Кат собиралась выписать из Шелби пару-тройку кузин в качестве лишних рук. Да и моя репутация после сенсационной находки Ван Гога наверняка взлетит до небес, А, стало быть, и бизнес мой расцветет.
      - Я веду компьютерный учет, - сказала я. - Вы в ладах с компьютером?
      Айрин поджала плечами. - Вполне.
      - Уже хорошо, потому что я в этих программах ни уха, ни рыла не смыслю. А с людьми вы ладить умеете?
      - Вполне, - повторила Айрин.
      - Тогда вы и тут меня перещеголяли. Что ж, я готова вас взять. А когда вы можете приступить?
      - Я готова хоть сейчас.
      - С завтрашнего утра, - решилась я. - Ровно в девять будьте на месте. Открываю я с десяти, так что у вас будет время на то, чтобы познакомиться с моей системой.
      Айрин расцвела. - Спасибо, Абби. Вы не пожалеете, уверяю вас.
      Она вышла со мной из парадного. Когда я открыла калитку, из-под раскидистого дуба выкатил темно-синий автомобиль с северо-каролинскими номерами и на огромной скорости понесся по улице. На первом же перекрестке он каким-то чудом избежал столкновения с пикапом. Водитель пикапа резко затормозил и принялся отчаянно сигналить, но синий автомобиль, как ни в чем не бывало, умчал прочь.
      - Да, если на таких перекрестках не установят знак обязательной остановки, рано или поздно здесь кто-нибудь разобьется насмерть, - заметила Айрин, осуждающе качая головой. - Вы уж будьте поаккуратнее, прошу вас - я не хочу, чтобы моя работа завершилась, так и не начавшись.
      - Я буду осторожной, - пообещала я.
      На мой счет Айрин Ченг могла не беспокоиться. В Шарлотте мультимиллионерши не гибнут под колесами автомобилей. Они могут разве что утонуть на яхте посреди Средиземного моря, или задохнуться, подавившись черной икрой. Конечно, я еще мультимиллионершей не была, но приятное предчувствие уже испытывала. На сей раз, капризная Фортуна явно повернулась ко мне лицом.
      До дома я добралась кратчайшим путем и без приключений. Запихнула картину в духовку и покатила в салон "Изыск и утонченность", чтобы возвратить Робу ключи от его машины. Сам автомобиль я поставила за салоном, а затем, убедившись, что дверь черного хода заперта, обогнула здание и направилась к основному входу. Когда я шла по тротуару, по Селвин-авеню в сторону колледжа Куинс вихрем пронесся еще один темно-синий автомобиль. Присмотревшись, я разглядела северо-каролинский номер. К сожалению, очки для дали, в которых я обычно сижу за рулем, уже покоились в моей сумочке, и больше ничего увидеть мне не удалось.
      - Чего ты носишься как угорелый? - выкрикнула я вслед лихачу. Собьешь кого-нибудь.
      - Абби!
      Я обернулась. Уиннелл Кроуфорд стояла в дверях своего магазинчика "Деревянные диковины" и яростно махала мне обеими руками.
      - Одну минутку! - крикнула я. - Мне нужно вернуть Робу ключи.
      - Нет, зайди сначала ко мне!
      Уиннелл старше меня на десять лет, однако пребывает в прекрасной физической форме, постоянно перетаскивая тяжеленную антикварную мебель и прочую старинную утварь, которой успешно торгует. Ее настоящие деревянные диковины расставлены в салоне аккуратными рядами, наподобие книжных стеллажей в библиотеке. Одно неосторожное движение покупателя, и от изрядного куска истории может остаться одно воспоминание.
      - Как ты могла, Абби? - с места в карьер напустилась на меня Уиннелл.
      - Что ты имеешь в виду?
      - Зайти внутрь. - Она схватила меня за руку, под мышкой которой покоился драгоценный холст, и уволокла в самый дальний угол. Со всех сторон нас окружали высоченные шкафы начала века, облицованные дубовым шпоном. При всем желании, более укромного уголка ей было бы не сыскать даже в чреве римских катакомб.
      - Роб-Бобы просто убиты горем, - сказала Уиннелл. - Они были свято уверены в вашей дружбе.
      - Но ведь так оно и есть! - вскричала я. - После тебя, Роб - лучший мой друг.
      - Ты его просто использовала, Абби. - Кустистые брови Уиннелл грозно сомкнулись. - Мне за тебя стыдно.
      - Бизнес есть бизнес, Уиннелл, - пожала плечами я.
      - Он хотел всего-навсего десять процентов. Это совершенно справедливая доля.
      - Ничего себе - справедливая! - возмутилась я. - Миллион баксов колоссальная куча денег!
      Уиннелл вздрогнула. - Как, эта дребедень, которую ты купила на благотворительном аукционе, тянет на миллион баксов?
      - Нет, - терпеливо промолвила я. - Она тянет на все десять. А Роб требовал миллион.
      - Ну, ни хрена себе! - Уиннелл судорожно задышала, как выброшенная на берег форель. - Откуда в нем такая алчность? Не иначе, как под влиянием этого янки Боба.
      Должна вам признаться, что моя закадычная подруга относится к числу самых отъявленных янкиненавистников. По ее мнению, война между Севером и Югом продолжается до сих пор. Последний приличный янки погиб под Геттисбергом, и остается лишь сожалеть, что его примеру не последовали все остальные. Но при всем этом Уиннелл отнюдь не чурается получать янки-доллары из рук янки-туристов. И еще напрочь игнорирует тот факт, что одна из ее бабушек была родом из Новой Англии, цитадели ненавистных северян.
      - Лично я считаю, что гонорар посредника не должен превышать сотни тысяч, - сказала я.
      Глаза Уиннелл забегали. - Послушай, Абби, я хочу дать тебе один совет.
      - Ничего и слышать не хочу, - отрезала я. - Я совершенно не собираюсь ползти на коленях через улицу, чтобы вымолить у Роба прощение. - "Хотя бы потому, что в любое мгновение могу угодить под темно-синий автомобиль с северо-каролинскими номерами", -подумала я вдогонку.
      - Не говори ерунду, Абби. Роб зарвался, ты совершенно права. Не говоря уж о том, что они с Бобом и без того деньги лопатой загребают. Да эти выскочки просто купаются в роскоши!
      - Не знаю, купаются ли, - промолвила я, - но уж точно не бедствуют.
      Уиннелл, которая шьет на себя одежду сама, разгладила подол несуразнейшего одеяния, державшегося воедино исключительно благодаря нескольким огромным булавкам. Мне уже приходилось видеть подругу в этом балахоне. Сама Уиннелл, благодаря многочисленным прорехам, любовно именовала его "платьем со сквознячком".
      - Я имею в виду, Абби, что тебе вовсе не обязательно делать ставку на Роба.
      - Вот как?
      - Да, представь себе. Я готова сама продать твою картину.
      Я с трудом удержалась от смеха. - Не обижайся, Уиннелл, но я всегда считала, что твой конек это старинная мебель, а не шедевры импрессионистов.
      Раскидистые брови Уиннелл весело затрепетали. - Речь идет вовсе не обо мне, Абби. Но я знаю человека, который это устроит. Я вас просто сведу с ним.
      - Понятно. И сколько ты хочешь за эту услугу?
      Уиннелл словно невзначай расстегнула и снова застегнула одну из чудовищных булавок. - Пятьсот тысяч долларов.
      - Ты что, в своем уме?
      - Ладно, тогда сотню тысяч.
      - Уиннелл, у тебя совесть есть? Я думала, что мы с тобой подруги.
      - Конечно, подруги! Но ты сама сказала, что готова уплатить посреднику сто тысяч баксов.
      - Я имела в виду, что это верхний предел. И я даже представить не могла, что моя лучшая подруга попытается меня ограбить.
      - Абби, совести у тебя ни на грош! Ты уверена, что в твоих жилах не течет кровь янки?
      Ответила я заговорщическим шепотом: - Уверена я как раз в обратном. Никому не рассказывай, но мой папаша родом из Кливленда. А на юг семья его перебралась, когда ему уже шесть стукнуло. - В моем признании не было и слова правды, но отец мой умер до того, как я познакомилась с Уиннелл, и опровергнуть мой вымысел она не могла.
      - Какой Кливленд ты имеешь в виду? - В голосе Уиннелл зазвенел металл. - Тот, что в Огайо, или тот, что в Теннесси?
      - Огайо.
      Уиннелл пошатнулась и едва не опрокинулась навзничь, что привело бы к неминуемому шкафопаду, грозящему нам самыми суровыми последствиями. - Так я и знала! - Голос ее предательски сорвался. - Ты всегда жестковато выговаривала гласные. Значит, это у тебя врожденное.
      - Да ты на кого хвост поднимаешь! - возмутилась я. - Разве твоя бабуся не из Бостона родом?
      Лицо Уиннелл сделалось белым, как мел; поразительный контраст с черными как смоль бровищами. - Скажи мне, Абби, - заговорила она изменившимся голосом. - Сколько ты готова заплатить своей лучшей подруге, если она загонит твоего Ван Гога за десять миллионов долларов?
      Я вздохнула. - Уиннелл, зайчик мой, ты же даже с дельцами местного масштаба не знакома, не говоря уж о международных. Или я ошибаюсь?
      - Но ведь я сказала, что могу продать твою картину, не так ли? Уиннелл уже не говорила, а цедила сквозь зубы. - Между прочим, Билли Боб, мой кузен, сотрудник картинной галереи в Гринич-виллидже* (*Богемный район Нью-Йорка, славящийся выставками художников).
      - И чем он там занимается, хотела бы я знать? - фыркнула я. - Полы подметает?
      - Не только. Иногда ему доверяют и картины развешивать.
      - Нет, Уиннелл, мне настоящий профессионал нужен.
      - Я понимаю. Но допустим, что босс Билли Боба толкнет твою картину за десять миллионов. Сколько ты мне дашь за это? Ты ведь так до сих пор и не сказала.
      - Надеюсь, пятидесяти тысяч с тебя хватит? - великодушно предложила я.
      Физиономия Уиннелл вытянулась. - Абигайль Луиз Тимберлейк, отчеканила она. - Ты скупердяйка!
      - Ничего подобного!
      - Ты дешевка! - продолжала бичевать меня Уиннелл, распаляясь сильнее и сильнее. - Жалкая, гнусная и подлая.
      - Это я - дешевка? - взорвалась я. - И я слышу это от женщины, которая даже на мало-мальски приличное платье для себя не потратится? Да ты только взгляни на себя, пугало огородное! Не дай бог, кто-нибудь поднесет к тебе сильный магнит, или вдруг ветер подует. Ты ведь тогда останешься, в чем мать родила. И вообще, если хочешь знать, Уиннелл Кроуфорд, то над тобой вся Селвин-авеню потешается.
      В глазах Уиннелл засверкали молнии. - Пошла вон из моего магазина! завизжала она.
      - С радостью! - Круто развернувшись, я промаршировала из "Деревянных диковин" на улицу.
      Занеся Робу ключи от машины - ни он, ни Боб со мной даже не заговорили, - я решила съездить в единственное на свете место, где меня не только понимали, но и принимали такой, какая я есть. К своей мамочке. А по дороге мне предстояло нанести еще пару коротких визитов.
      Глава 9
      Лично я обожаю ездить буераками. То бишь, пользоваться объездными дорогами. В часы пик главное шоссе забито автобусами, да и в остальное время дорога запружена автомобилями до предела. Несметные полчища туристов из всех Штатов почему-то считают своим священным долгом проехать именно через Шарлотт. И не только из Штатов: зимой, например, добрая половина уроженцев Квебека устремляется сюда к нам, в поисках более благоприятного климата. Правда, в тех редких случаях, когда эти франко-канадцы заглядывают в мою лавку, я настаиваю, чтобы они говорили со мной по-английски. Впрочем, те же самые требования я предъявляю и к туристским ордам из Огайо и Пенсильвании, которые каждое лето заполоняют Мертл-Бич и другие наши замечательные курортные местечки. И вообще мне по душе, что на объездных дорогах попадаются только каролинские номера, да и в целом машин не так много.
      Когда-то на двадцатипятимильном расстоянии от Шарлотта до Рок-Хилла располагались персиковые сады, сосновые боры, хлопковые поля, а также совершенно очаровательный городишко Форт-Милл. В наши дни от хлопковых полей остались одни воспоминания, да и сад уцелел один-единственный, к северу от Форт-Милла. Зато на месте другого персикового сада теперь красуется совершенно роскошный торговый центр "Каролина-плейс", а вдоль шоссе номер 21 открылись три вполне пристойных питейных заведения. Кроме того, на случай, если в торговом центре кто-то не найдет всего, что душа пожелает, на опушке последнего уцелевшего соснового бора притулилась крохотная часовенка, перед алтарем которой время от времени заключают брачные союзы. К югу от Форт-Милла сосняки давно повырубили, а на их месте возвели здоровенные кондоминиумы и дома для обслуживающего персонала символы общественного прогресса, по уверению окружных властей.
      С прежних времен не изменилась разве что река, Катавба-ривер. Если, конечно, не считать нескольких дюжин дамб, перегородивших ее русло на всем протяжении - от истока, затерявшегося в горных отрогах Северной Каролины, до Великих порогов, преодолев которые Катавба-ривер непостижимым образом меняет название и становится речкой Уотери. Кстати, окрестили нашу красавицу в честь индейского племени катавба, резервация которого находится на окраине Рок-Хилла, а один из представителей, как я уже упоминала, открыл на Черри-роуд салон для игры в бинго по крупным ставкам.
      Перебравшись через реку, я сразу свернула направо, на Селаниз-роуд и проследовала по ней до Индейского Крючка. Там вырулила налево, чтобы въехать в Харлинсдейл. Значительную часть обитателей этого фешенебельного анклава составляют нувориши, живущие в умопомрачительно дорогих и нередко кичащихся показушной роскошью, особняках. Каждый раз, едва завидев эти претенциозные дворцы, я испытываю прилив жгучей зависти.
      Я хорошо знала, где живет Хортенс Симмс; в Рок-Хилле это известно любой мало-мальски значимой персоне. Дом Хортенс окружен пышно обсаженным садом. Если большинство ее соседей довольствовалось несколькими кустами азалий, одной-двумя камелиями и вездесущим кизилом, то Хортенс устроила в своем саду настоящую сельву. Азалии с камелиями произрастали у нее дюжинами, а заросли кизила и вовсе образовали непролазную чащу. По слухам, она приобрела где-то лицензию садовода-профессионала и всерьез намеревалась акклиматизировать в наших краях новые виды растений. Злые языки утверждали также, что время от времени Хортенс самолично ползает по саду на четвереньках, пропалывая клумбы и копошась в земле!
      Извилистая подъездная аллея закончилась широким кругом вокруг клумбы перед парадным входом виллы, про которую, чтобы не обидеть хозяйку, можно было сказать, что она возведена в псевдо-итальянском стиле. Гипсовые львы охраняли лестницу из поддельного мрамора, которая вела к огромной двери, облицованной дубовым шпоном. Не сумев отыскать звонок, я постучала по двери кольцом, свисавшим из пасти бронзового льва. Будучи истинной дочерью Юга, я не осмелилась заявиться в дом к убитому горем человеку без подходящего угощения, поэтому в левой руке держала пряничный кекс. Не ахайте и не спешите обвинять меня в пособничестве янки - фирменную бостонскую обертку я сняла и завернула кекс в простую алюминиевую фольгу.
      К моему изумлению, дверь мне открыла сама Хортенс. Нет, я не думала, что она держит дворецкого, но ожидала увидеть, по меньшей мере, какую-нибудь родственницу или сочувствующую подругу. Тем более что на кругу перед домом стояло несколько автомобилей.
      Со словами: "Это вам", я вручила кекс Хортенс.
      Она недоуменно заморгала.
      - По поводу вашего брата, - пробормотала я. Откровенно говоря, я никогда не умела выражать соболезнование. Однажды я даже - не нарочно, поверьте мне - поздравила соседа с кончиной супруги.
      Хортенс опять заморгала. Отважная женщина, определенно, пыталась удержаться от слез.
      - Спасибо. Может, зайдете?
      - Я, видите ли... - Я близоруко прищурилась и, мучимая любопытством, попыталась было разглядеть, что творится в ярко освещенной гостиной за спиной у Хортенс. Однако здравый смысл все-таки восторжествовал. - Нет, извините меня. Может, в следующий раз.
      После чего, сообразив, что именно ляпнула, поспешно развернулась и помчалась вниз по ступенькам из поддельного мрамора.
      Я появилась на свет и выросла в Рок-Хилле, однако, если бы этого и не случилось, я все равно утверждала бы, что Рок-Хилл необыкновенно красивый город. Если бы, конечно, не Черри-роуд. К сожалению, Черри-роуд это то, с чем впервые сталкивается любой, кто приезжает в город с севера - по федеральной автостраде, либо по местному шоссе. Бульвар Дейва Лайла, по которому попадают в город с юга, сам по себе выглядит несравненно живописнее, да еще и украшен четырьмя изумительными статуями Цивитас* (*Тринадцатифутовые статуи работы Одри Флэк, призванные увековечить достижения граждан Рок-Хилла по вхождению в XXI век), изображающими прекрасных богинь, бронзовые сосцы на пышных бюстах которых пришлось спилить после жалобы от представителей одной из религиозных общин. Увы, из-за дурацкой политики городских властей, Рок-Хилл по форме напоминает сборную детскую головоломку, а злополучная Черри-роуд, то и дело петляя, как улепетывающий от погони заяц, неоднократно покидает городские пределы, после чего снова в них возвращается, и приструнить ее совершенно невозможно.
      И вот я, выставив себя перед Хортенс последней идиоткой, покатила далее по этой самой Черри-роуд. Дом моей мамы расположен в Иден-террейс, что всего в двух кварталах к западу от Черри-роуд, и я могла бы свернуть гораздо раньше, однако предпочла ехать по этой извивающейся, как змея, дороге. Во-первых, я испытывала странное наслаждение от того, что городские шум и кутерьма вдруг сменялись тенистыми улочками предместья и аккуратными особнячками с ухоженными газонами. Во-вторых, меня вдруг неудержимо потянуло заехать к слизняку Винсенту Дохерти, в его новый центр развлечений для взрослых. Разумеется, я не собиралась хвастать перед Винсентом своим "Полем, поросшим чертополохом". Нет, я просто хотела испытать удовольствие, побыв немного в его обществе.
      Благодаря очередной невероятной загогулине Черри-роуд, дом, в котором Дохерти устроил свой порочный бизнес, оказался вне пределов городской черты. На синей неоновой вывеска была изображена обнаженная женщина с пышными формами - против нее отцы города, несмотря на все протесты благочестивых и добропорядочных жителей, оказались бессильны. По слухам, в центре развлечений для взрослых давали напрокат порнофильмы и торговали сексуальными игрушками, а также, возможно, и самим сексом. Впрочем, напоминаю, это только по слухам. И все же, машину я поставила таким образом, чтобы мой собственный северо-каролинский номер со стороны чересчур оживленной Черри-роуд разглядеть было нельзя. После чего, улучив удобный момент, прошмыгнула в парадную дверь коричневатого здания, облицованного алюминием.
      Однако не прошла я и двух шагов, как меня остановил седовласый мужчина.
      - Вы член клуба, мэм?
      - Нет, конечно! - негодующе ответила я.
      - Извините, мэм, но в таком случае я не имею права впустить вас...
      - Но я вовсе не собираюсь брать у вас что-нибудь напрокат, и уж тем более - покупать. Мне нужен сам Винсент Дохерти, владелец этого заведения.
      Серебристые брови сомкнулись на переносице. - Вы - его бывшая супруга?
      - Типун вам на язык! - ощетинилась я. - У меня к нему дело личного свойства.
      Красноватые, чуть припухшие глаза цербера пристально осмотрели меня. Не обижайтесь, мэм, но для этого вам малость росточка не хватает. В объявлении указано: от пяти футов и пяти дюймов.
      - Но я вовсе не собираюсь устраиваться сюда на работу, дуралей вы этакий! - Моему возмущению не было предела.
      Сзади послышался смешок. - Вы уверены?
      - Винсент Дохерти! - Это был он, собственной персоной, высоченный, как мифический циклоп и раза в два безобразнее. Всклокоченные огненно-рыжие волосы отвратительно сочетались с пурпурной нейлоновой сорочкой. На носу красовались солнечные очки в зеленой - спасибо, не в голубой! - оправе. Каков бы ни был норов у бывшей супруги Винсента Дохерти, поводов для развода с ним у нее было более чем достаточно.
      - Мы с вами знакомы? - поинтересовался Дохерти.
      - Нет, - бойко ответила я. - Но я вас хорошо знаю. Ваши фотографии появляются в "Геральд" куда чаще, чем снимки нашего мэра. - Моя мама, видите ли, оставляет мне все воскресные газеты. Не перестает надеяться, что рано или поздно я вернусь в родные пенаты.
      - А, я вас тоже знаю, - закивал Винсент. - Вы были вчера вечером на аукционе в церкви.
      - Точно, - призналась я, ужасно собой довольная. - Я просто влюбилась в эту картину.
      - Итак, мисс... мисс Тимберлейк, кажется?
      - Да.
      - Пройдемте в мой кабинет. Я угощу вас чем-нибудь холодненьким. На улице ведь такое пекло, что всем чертям тошно, не так ли?
      Та девочка, которую, как искренне уповала моя мама, она взрастила и воспитала, шарахнулась бы от этого типа, как от чумы и, не чуя под собой ног, умчалась на улицу. Девочка, которую мама воспитала на самом деле, решила подсыпать немного соли на рану Винсента. Он провел меня по длинному коридору, через несколько вращающихся дверей, и наконец через дверь с табличкой "Посторонним вход воспрещен". По счастью, запирать ее за нами он не стал. В противном случае, я бы, наверное, кинулась наутек. Порой я бываю безрассудна и, возможно, я не семи пядей во лбу, но все же - не полная идиотка.
      - Присаживайтесь, - Винсент указал на огромный диван, обтянутый тонкой кожей, который одиноко маячил посреди пустого кабинета на ковре, столь же кричаще рыжем, как и шевелюра хозяина. Ни стола, ни картотечного шкафа, ни даже телевизора в комнате не было.
      - А куда сядете вы?
      - Ха! Очень остроумно. Садитесь же, мисс Тимберлейк! - И Винсент хлопнул в ладоши, словно султан, повелевающий гарему танцевать.
      Я примостилась на самом кончике дивана. Ноги поджала под себя, готовая, в случае чего, молниеносно вскочить и задать стрекача. Даже, останься я в этой комнате одна и запрись изнутри, я не смогла бы расслабиться. От застарелого запаха немытых ног и мужского пота, источаемого кожей дивана, меня слегка поташнивало.
      - Так, значит, вы довольны своим приобретением? - уточнил Винсент.
      - Не то слово! - Меня так и подмывало признаться, что моя картина стоит десять миллионов долларов, а то и больше, и что, несмотря на подпорченные отношения с некоторыми друзьями, я просто на седьмом небе от счастья.
      - Она хорошо смотрелась бы в этой комнате, - произнес Винсент. - Как вам кажется?
      Я обвела взглядом бледно-желтые стены. Что ж, по цветовой гамме "Звездная ночь" вполне с ними гармонировала.
      - Да, возможно.
      - И вы пришли, чтобы предложить мне ее выкупить? С небольшой наценкой?
      - Нет.
      Глаза Винсента зажглись любопытством. - Что же вас, в таком случае, сюда привело?
      А что, в самом деле, привело меня сюда? Будь я в здравом уме, я бы к этому притону на пушечный выстрел не подошла. И о чем я только думала? Какое-то, видимо, умопомрачение нашло. Может, я, сама того не заметив, стала жертвой теплового удара?
      - Вот. - Я полезла в плетеную наплечную сумочку, которую мама, большая любительница макраме, смастерила для меня, когда я училась в колледже, извлекла визитную карточку и небрежно бросила Винсенту.
      Он властно протянул руку. - Это еще что?
      - Название, адрес и телефон моей антикварной лавки, - ответила я. Кроме того, я даю консультации по оформлению и отделке интерьеров. Если вы вдруг решите, что не мешает тут кое-что изменить.
      Винсент промолчал, буравя меня взглядом.
      - В общем, я прослышала, что вы только что открылись, - проскрипела я ломающимся, как у подростка, голосом. - Вот и решила, что неплохо бы заскочить и предложить свои услуги - на тот случай, если вы еще не нашли декоратора.
      Целую вечность, казалось, он не отвечал. Когда же наконец заговорил, создалось впечатление, что голосовые связки покрылись слизью.
      - И ради этого вы проехали столько миль, из самого Шарлотта?
      - Ну, не совсем ради этого. Здесь моя мать живет.
      - Понимаю. - Он соскользнул с подлокотника кресла и плюхнулся на диван. - Она тоже такая прехорошенькая куколка, как и вы?
      Я вскочила и пулей вылетела из кабинета. Все это случилось так быстро, что за такое время Бьюфорд не успел бы даже оргазма испытать. По пути я наскочила на пузатого седовласого привратника, но и это меня не остановило. Голову, по крайней мере, об его брюхо я не расшибла.
      Домчавшись до спасительного автомобиля, я сразу газанула и не останавливалась вплоть до самого маминого дома. Перед знаком "стоп" на перекрестке Мертл-роуд и Иден-террейс я, конечно, могла бы и тормознуть, но, с другой стороны, какого черта? Всем ведь известно, что в Южной Каролине красный сигнал светофора официально не становится запрещающим до тех пор, пока добрых полдюжины машин не проскочат на желтый.
      Не успела я заглушить мотор, как мама уже открыла дверь. Поверх розового полосатого платья она нацепила кокетливый белый фартучек с кружевами. Разумеется, я не думала, что мама отопрет дверь голышом, но и белые туфельки-лодочки увидеть на ее ногах никак не ожидала. Не говоря уж о красовавшемся на груди жемчужном ожерелье, подаренном папой за год до его смерти на очередную годовщину их свадьбы.
      - Ты как раз во время, Абби. Я только закончила на стол накрывать. Я угощу тебя жареным цыпленком с картофельным салатом, а на десерт арбуз припасла. Или ты шоколадный торт предпочитаешь?
      - Лучше торт. - Не было смысла спрашивать, каким образом она догадалась о моем приезде. Мама уверяет, что способна предсказывать будущее по запаху.
      Смерив меня взглядом, мама спросила: - А где картина?
      - Дома. Я ее в духовку спрятала.
      - Что? - Мама вытаращила глаза. - Господи, Абби, весь город знает, что ты не умеешь готовить. Любой воришка первым же делом полезет в твою духовку.
      - Спасибо, мамочка. Надеюсь, друзья меня обворовывать не станут.
      - Кстати, о друзьях, - заговорила мама, когда мы расселись за столом. - Говорят, ты их всех предала. Это правда?
      - Мама, что ты несешь! - возмутилась я. - Неужели Уиннелл тебе позвонила?
      - Ну да, и правильно сделала. Вы ведь всегда были закадычными подругами.
      - Мамочка, она скряга и сквалыга. Не говоря уж о том, что мечтает нажиться за мой счет.
      - Понимаю. - Мама положила себе порцию салата размером с наперсток и передала салатницу мне.
      - Мамочка, ты на диете? - поинтересовалась я.
      - Кто - я? Нет, золотце, я просто тренируюсь. Скажи, Роб, по-твоему, тоже сквалыга?
      - Не только сквалыга, но и рвач! - с негодованием заявила я. - Он хочет миллион долларов! Миллион, представляешь?
      Мама аккуратно отделила и положила на свою тарелку одно тощее цыплячье крылышко. - Но ведь эти деньги на тебя с неба свалились, золотце. Так ты сама мне сказала.
      - Да, мамочка, но ведь свалились они на меня! Когда удача улыбалась самим Роб-Бобам, они почему-то никогда обо мне не вспоминали.
      Мама поднесла ко рту крылышко и, отщипнув самую малость, отложила прочь. - И все-таки не забывай, золотце, что они твои друзья, назидательно сказала она. - Балинда, в переводе на тсонга. Кстати, мне тоже всегда казалось, что десять процентов за посредническую услугу это совсем немного.
      - Мама, и ты на их стороне! - жалобно возопила я.
      Мама вскинула голову. - Как ты смеешь, Абигайль Луиз? Знала бы, сколько мне пришлось перетерпеть, чтобы ты смогла появиться на свет!
      Я вздохнула. - Знаю. Тридцать шесть часов нечеловеческих мучений.
      - Не язви, Абби, - с укоризной промолвила мама. - Я просто имею в виду, что всегда была и буду исключительно на твоей стороне. Даже, когда окажусь в Африке.
      - Я понимаю, мама, но... Что ты сказала? В Африке?
      - Да, золотце, я собираюсь в Мозамбик, - сказала мама. - миссионершей. Вот почему я так усердно изучаю тсонга.
      - Мама, надеюсь, ты шутишь?
      - Нет, золотце, я говорю абсолютно серьезно. - Она бросила взгляд на мою тарелку, доверху полную еды. - Я и тренируюсь на случай, если там сейчас голод.
      - Ты тренируешься голодать?
      - Нет, золотце, - мама терпеливо улыбнулась. - Я просто стараюсь есть как можно меньше. Мы, представители Западной цивилизации, потребляем куда больше пищи, нежели требуется для поддержания тела и духа.
      Против этого я, по большому счету, не возражала, однако сейчас меня не на шутку тревожило состояние маминого духа. - Это уже вопрос решенный? уточнила я. - Ты, конечно, получила благословение епископа?
      - Епископа?
      - Ну да, это такой толстячок в здоровенной шапке и с пастушьим посохом. Тот самый парень, который отвечает за подобные мероприятия.
      Внезапно мамино лицо вытянулось. - Не понимаю, разве нельзя отправиться с миссией по собственной инициативе?
      - Но кто будет тебя поддерживать? Кто оплатит твой проезд и расходы?
      Мама растерянно огляделась по сторонам на скромную обстановку, которая за последние пятьдесят лет не претерпела ни малейших изменений. - Я могу вещи распродать, - жалобно пролепетала она. - А потом, если останутся какие-нибудь деньги, раздам их беднякам. Сирым и убогим.
      - Винсент уже пытался сыграть в эту игру, мамочка, - не без злорадства напомнила я. - Но у него ничего не вышло.
      - Как, Винсент Дохерти тоже был миссионером? - изумилась мама.
      Я поморщилась. - Не совсем. Послушай, мамочка, в прошлом году ты уже покидала дом, чтобы стать монахиней. За год до того ты пыталась записаться в армию добровольцем. Я понимаю, что после смерти папы ты пребываешь в состояния смятения и растерянности, но ведь с тех пор уже много воды утекло. Не пора ли тебе наконец образумиться и обрести себя?
      - Но ведь именно это я пытаюсь сделать, золотце. Всей душой я стремлюсь стать миссионершей.
      - Посоветуйся сначала с епископом, мамочка. Обещаешь?
      - Наша.
      - А это что значит?
      Мама неловко поежилась. - Абби, я уже в том возрасте, когда люди способны сами отвечать за свои поступки.
      - Туше, мама, - повторила я вслед за Робом. - Хотя, откровенно говоря, твое поведение...
      От разноса маму спас телефонный звонок. Пока она разговаривала, я нагрузила на ее тарелку аппетитную цыплячью грудку с приличной кучей салата, а заодно присовокупила и кусок домашнего бисквита.
      Когда мама возвратилась, лицо ее сияло. - Ни за что не угадаешь, кто мне позвонил!
      - Той, мой дражайший братец.
      - Нет, он в прошлом году звонил.
      - Неужели тетя Мэрилин?
      - Чуть ближе, но все равно холодно.
      - Ага, Уиннелл сменила гнев на милость и решила передо мной извиниться?
      - Нет! Все, ты исчерпала три попытки. - Мама уселась за стол и с заговорщическим видом пригнулась ко мне. - Это была Она. Сама знаешь - кто.
      - Но я не знаю!
      Мама насупилась. - Не просто "сама-знаешь-кто", а та самая "сама-знаешь-кто".
      - Ты имеешь в виду Присциллу Хант? Королеву?
      Мама расцвела. - Собственной персоной. Боже, Абби, как я счастлива. Представляешь, она пригласила меня на ужин. В эту субботу.
      - В качестве главного блюда?
      - Абби, не хами. Это огромная честь для меня.
      Я кивнула. На мамино счастье, мой рот был набит бисквитом. Ибо Присцилла Хант была не только богатейшей женщиной нашего прихода, но и до сих пор - замужней. И это имело колоссальное значение. Овдовев, моя мама в считанные недели заметила, что поток приглашений на ужины и званые вечеринки сначала существенно обмелел, затем превратился в скудный ручеек, а сразу после первой годовщины смерти моего папы и вовсе пересох. И это понятно. Кому в наше время нужна вдова? На званых мероприятиях вдова хуже занозы. Живое напоминание о смерти и бренности бытия.
      - Надеюсь, Абби, ты не возражаешь, если мы изменим наши планы на субботу, чтобы я смогла пойти к Присцилле Хант?
      - Ничуть, мамочка. - В следующее мгновение, спохватившись, как бы мама ни истолковала мой восторг превратно, я добавила: - Тем более что мы и сейчас с тобой за столом сидим.
      Мама посмотрела на свою тарелку и с изумлением уставилась на громоздившиеся яства. - Боже, Абби, как я тронута! Значит, ты меня все-таки любишь?
      - Ну конечно, мамочка. - Я отвернулась, чтобы не расплакаться. Ну, не люблю я соленые бисквиты!
      - Возможно, Присцилла захочет, чтобы я вступила в клуб поклонниц ее таланта, - предположила мама. - В Рок-Хилле нет клуба престижнее. Да, наверно, дело в этом! Иначе, с какой стати Королеве бы вздумалось меня приглашать? Ведь при папочкиной жизни этого ни разу не случалось. - Глаза мамы затуманились. - Жаль, что отъезд в Африку мне помешает. Господи, Абби, что же мне делать?
      Я потрепала маму по руке. - Африка не должна тебя волновать, мамочка, - убежденно сказала я. - Держу пари, что эта женщина что-то задумала.
      - Как, по-твоему, я не гожусь ей в подруги?
      - На мой взгляд, нет, - сказала я. Но тут же, спохватившись, добавила: - То есть, сама-то ты, конечно, годишься, но Присцилла недостаточно умна, чтобы это понять.
      - Что ж, значит, ты и со мной решила поссориться, - сухо промолвила мама. - Но только ничего у тебя не выйдет. И помяни мои слова, золотце, настанет день, когда ты горько пожалеешь о том, что наговорила своей маме.
      Я в сердцах бросила вилку, которая, громко звякнув, упала на тарелку. - Надеюсь, и ты пожалеешь обо всем, что наговорила мне. Наверно, и мать Гилберта Суини мечтала бы взять назад что-нибудь из сказанного ему.
      Мама протестующе замотала головой. - Гилберт обожал свою приемную мать.
      - Должно быть, у него были причины обожать Адель, - сказала я. Наверно, старушка - настоящий божий одуванчик.
      Мама возмущенно ахнула. - Ах, вот, значит, как! Меня, по-твоему, и любить не за что? Что ж, Абби, раз ты так считаешь, то отправляйся сейчас же в Пайн-Мэнор и засвидетельствуй свою любовь новой маме. - Она встала. Очень даже хорошо, что ты именно сейчас решила выкинуть меня на помойку, как стоптанные туфли. Я все равно отправляюсь в Африку.
      Я тоже вскочила. - Скатертью дорожка!
      Глава 10
      Я покатила прямиком в Пайн-Мэнор, в дом престарелых, который расположен посреди хлопкового поля милях в десяти к югу от Рок-Хилла. На выгоревшей под солнцем лужайке перед домом одиноко, словно забытый на посту часовой, маячила развесистая груша. Ни одной сосны вокруг видно не было.
      Наверно, по большому счету, я направилась в богадельню, чтобы насолить маме, хотя какая-то частица моего мозга стремилась пообщаться с Адель Суини. Кое-какие вопросы бередили мою душу, хотя в глубине души я сознавала, что для расспросов приемной мамы Гилберта выбрала не лучшее время. С другой стороны, лишний раз выразить свои соболезнования тоже не мешает.
      Пайн-Мэнор - наверняка один из самых крохотных домов для престарелых в обеих Каролинах, стены его обеспечивают приют какой-то дюжине постояльцев. И все равно я была удивлена, когда увидела на подъездной аллее всего два автомобиля. На одной из них был южно-каролинский номер, на плашке которого рядом с цифрами красовалось слово ДОЛЛИ. А вот владелец второго автомобиля - фургона с северно-каролинскими номерными знаками, горделиво вывел по соседству с цифрами слово НОС. Не иначе, как для того, чтобы все знали: он сует его в чужие дела.
      Я оставила свой автомобиль в лоскутке тени, которую отбрасывала груша, и поспешно засеменила к дому по короткой бетонной дорожке. К тому времени, как мне удалось прошмыгнуть в дверь, я взмокла, как только что разрезанный пополам арбуз. Нет, вы только не подумайте - я не вспотела. Мы, настоящие южные леди, воспитанные и взращенные в аристократических традициях, никогда не потеем. Просто на нашей нежной коже роса выступает. Как бы то ни было, внутри дома царила благословенная прохлада.
      Сразу при входе в этот просторный холодильник я очутилась в огромной зале, половина которой, судя по всему, служила гостиной, а вторая половина - столовой. Из-за двустворчатых дверей с местами облупившейся краской доносился веселый перезвон кастрюль и сковородок. Неведомый Долли, судя по всему, возился на кухне, наводя порядок после обеда.
      Поскольку ни консьержа, ни вахтера в Пайн-Мэноре, судя по всему, не водилось, я сразу прошествовала в гостиную, где на синей в цветочек софе примостились рядышком три крохотных старушки, укутав сухонькие лапки оранжево-черным шерстяным платком. Экран огромного настенного телевизора светился, и я с удивлением увидела, что старушки смотрят какой-то сериал, а не религиозный канал, на котором телевизионные проповедники просят вас жертвовать средства на богоугодные дела. Звук, правда, был выключен.
      Потом, правда, присмотревшись, я заподозрила, что кроткие милашки вовсе не на экран уставились, а в немом ужасе разглядывают развешанные на стенах картины. Прежде мне доводилось видеть столь ужасную и отталкивающую мазню разве что на выставках-продажах "голодающих художников". Настолько кошмарное зрелище, что любому человеку с нормальной психикой оставалось только размечтаться, чтобы несчастные голодающие поскорее откинули копыта и прекратили измываться над людьми. По сравнению с этим убожеством, "Ван Гог", доставшийся Грегу, показался бы настоящим шедевром.
      Я прокашлялась. - Извините, милые, не подскажете ли мне, где можно найти Адель Суини?
      Лишь одна из трех пар старческих глаз повернулась в мою сторону. Какой сегодня день? Вы знаете?
      - Да, мэм. Сегодня четверг.
      - Как вам мой шерстяной платок?
      - Он изумительный.
      - Его моя сестра связала, - похвасталась престарелая дама. - Бедняжка утонула вместе с "Титаником".
      - Ах, какая жалость! - воскликнула я. - Господи, но ведь это было страшно давно!
      Должно быть, в моем голосе слышалось недоверие. - Мне уже восемьдесят девять. Сестра была на четырнадцать лет старше. Вы не знаете, какой сегодня день?
      - Четверг, - терпеливо повторила я. По правде говоря, меня продолжали терзать сомнения. Нет, не из-за возраста моей собеседницы. Я была почти уверена, что "шерстяной" платок - чистейшая синтетика.
      - Сестру звали Сара. Росточком она была с канарейку. И пела ничуть не хуже. Моя Сара была профессиональной певицей. Она на инаугурации самого президента Кулиджа выступала.
      Я прикусила язык. Джона Калвина Кулиджа избрали президентом в 1923 году, через десять с лишним лет после трагедии "Титаника".
      - А какой овацией наградили Сару, - мечтательно продолжила одряхлевшая леди. - Говорят, ее даже в самом Джорджтауне* (*Престижный район Вашингтона) слышно было.
      - Знакомая актриса, - сказала я, пытаясь сменить тему. - Где-то я, по-моему, уже ее видела.
      - Я никогда не смотрю эти фильмы, - с достоинством промолвила старушка и отвернулась.
      - Но ведь телевизор включен.
      - Я не смотрю его.
      - Понимаю, вы просто за компанию со своими подружками сидите, догадалась я. До сих пор ни одна из "подружек" рта не раскрывала.
      - Они тоже его не смотрят.
      - Вот как?
      - Они спят.
      Я решила, что старая перечница водит меня за нос и, наклонившись вперед, уставилась на ее соседок. - Но ведь глаза у них открыты!
      - В таком возрасте, знаете ли, уже трудно глаза закрывать.
      - Вы это серьезно? - По моей спине пробежал холодок. А вдруг бабульки уже мертвы?
      - Да, в таком возрасте уже многое становится непосильным трудом, продолжила моя собеседница. - Доживите до наших лет, и тогда сами это поймете.
      Я уже хотела было попытаться прощупать пульс у ближайшего бездыханного тела, как вдруг оно пришло в движение. Старушка моргнула и дважды кашлянула, после чего снова погрузилась в привычное коматозное состояние.
      - Вот видите? Маргарет просто спит.
      Я поежилась. - Но ведь здесь жуткая холодрыга. Как вы можете спать?
      - Да, мой сын говорит то же самое. Ко всему потихоньку привыкаешь. Из-под платка вынырнули пять скрюченных пальцев и ощупали левый рукав синего махрового халата. - Это мне Гилберт подарил, - похвасталась она. Когда навещал меня в последний раз. Красивый, да? И к тапочкам моим подходит.
      - Да, мэм. Значит, Гилберт - ваш сын? - Голова моя пошла кругом. Возможно ли, чтобы в столь крохотном заведении сын по имени Гилберт был не у одной, а, допустим, у двух постоялиц? Но беседовавшая со мной женщина походила на Адель Суини, злобную и коварную мачеху, в такой же степени, как, допустим, на Монику Левински. При всем желании, я не могла представить, чтобы этот божий одуванчик избивал кого-нибудь проволочной распялкой.
      - Гилберт Суини, - с гордостью произнесла она. - Он, правда, доводится мне приемным сыном, но люблю я его, как свою плоть и кровь. Он живет в Рок-Хилле. Вы его знаете?
      - Я... Видите ли... Кстати, мэм, вас сегодня кто-нибудь навещал?
      - Гилберт приезжает ко мне по воскресеньям. Сегодня ведь не воскресенье?
      - Нет, мэм.
      - Конечно, он не в каждое воскресенье приезжает, Гилберт - человек очень занятый. - Она вздохнула, при этом в ее горле что-то забулькало. - У меня ведь еще и дочь есть. Хортенс Симмс. Занята она даже больше, чем Гилберт. Хортенс я не видела уже с... Какой сейчас месяц, не знаете?
      - Июль.
      - Ага. Да, кажется, Хортенс ко мне на Рождество приезжала. Хотя нет, возможно, я перепутала ее с бывшей женой Гилберта. Не помню даже, как эту стервозу зовут - я никогда ее на дух не выносила.
      Я опустилась рядом со старушкой на колени и легонько прикоснулась к ее предплечью. Даже, несмотря на толстый халат, впечатление было, будто я к кости притронулась.
      - Скажите, миссис Суини, а вам сегодня никто не звонил?
      - А какой сегодня день?
      - Четверг.
      - Нет, тогда никто.
      - Вы уверены?
      - Конечно. Гилберт звонит только в том случае, если не может приехать. А приезжает он по воскресеньям. Сегодня ведь не воскресенье?
      - Нет, мэм. - Я встала. Поразительно, неужели никто не удосужился известить ее о смерти сына? Хотя, с другой стороны, она могла и забыть об этом.
      Я, запинаясь, пробормотала слова прощания, и уже хотела было улизнуть, когда заметила в проеме двери, ведущей, по всей вероятности, в спальные комнаты, какого-то тощего мужчину в болотного цвета комбинезоне, который висел на нем мешком. В глаза мне бросились его уши, непомерно огромные и оттопыренные. В жизни не видела подобных у живых людей, исключая, разве что, принца Чарльза. Хотя, по правде говоря, воочию я принца никогда не лицезрела, но зато фотографий видела предостаточно. И четко уразумела, что стоит только ветру дунуть на Виндзор с нужного направления, и наследник британского престола взмоет в небеса.
      - Скажите, сэр, - обратилась я к лопоухому незнакомцу в мешковатом одеянии. - Вы не техник?
      Хотя нас с ним разделяли футов двадцать, он, судя по всему, меня не слышал. Возможно, то, что я приняла за уши, на самом деле были мини-кондиционеры.
      - Извините, сэр, - снова воззвала я. - Вы не смогли бы немного кондиционер подвернуть? Здесь просто ледник.
      Ушастый недоуменно пялился на меня, недвижный и немой. Возможно, иностранец, подумала я, без всякой задней мысли. Лично я ничего против иностранцев не имею, даже если они из Мичигана* (*штат на Северо-западе США). Широко улыбаясь, я направилась к нему.
      - Холодно здесь! - выкрикнула я, когда между нами осталось всего несколько шагов. - Жутко холодно. Вы не можете отключить кондиционер?
      - Извините, мэм, - промямлил он, обнажив длиннющие зубы, и бегом устремился к выходу. Проводив его недоуменным взглядом, я увидела, как он вскарабкался в фургон с табличкой "НОС". Тут же взревел мотор, заскрипели покрышки, и фургон, взметнув фонтан гравия, умчался прочь.
      Я повернулась к Адель Суини. - Кто этот мужчина?
      - Какой мужчина?
      - Ушастый. Или, вернее, Нос - если это его фамилия. Только что здесь был.
      - Кто, Гилберт? Здесь был мой приемный сын?
      - Нет, мэм, это был не Гилберт.
      Престарелая женщина понимающе кивнула и уставилась на экран телевизора. Потом спросила: - Какой сегодня день?
      - Четверг, мэм.
      - Бесполезно с ней разговаривать.
      Я круто развернулась и очутилась лицом к лицу с высокой молодой женщиной в белой униформе, которая состояла из рабочего халата, брюк и туфель на толстенной подошве. Плечам амазонки позавидовал бы молотобоец, а пузику - мексиканка, которая, если верить нашему телевидению, родила недавно сразу шестерых. Но самое поразительное впечатление производил необъятный зад незнакомки - небольшая семья вполне могла устроиться на нем с пикником.
      - Она не помнит ни одного вашего слова, - добавила женщина. Полнейший склероз.
      Я беспомощно взглянула на Адель, которая уставилась куда-то в сторону.
      - Можно вас на минутку? - Я кивком отозвала копьеметательницу в сторону. К моему удивлению, она послушалась. Мы уединились в отведенной под столовую части зала, откуда, как я надеялась, долгожительницы не могли нас услышать. Насмотревшись фильмов про природу, я четко усвоила, что некоторые птицы и рептилии, пытаясь казаться больше и страшнее, чем они есть, угрожающе раздуваются. Не имея ни перьев, ни воздушного пузыря, я расставила ноги шире и встала, подбоченившись и растопырив локти. Роста мне этот прием, понятно, не прибавил, но зато вширь я раздалась едва ли не вдвое. - Как вы смеете так при ней разговаривать?
      Тяжелоатлетка опешила. - Извините, мэм, я не хотела вас обидеть. Честно. Это ваша мать, да?
      - Ну, нет. Моя мать гораздо моложе. Но почему никто не удосужился известить старушку, что ее сын умер?
      - Да потому, что мне самой никто этого не сказал, вот почему.
      - А где тут главный?
      - Главная - я, мэм.
      - А кто вы?
      - Меня зовут Долли Бакстер. Я здесь работаю.
      - А я - Абигайль Тимберлейк. Вы - медсестра?
      Долли улыбнулась, продемонстрировав мне, что за свою короткую жизнь успела лишиться одного из глазных зубов. - Нет, я не медсестра, мэм. Медсестра только по утрам на часок заглядывает. Я же просто ухаживаю за этими клушами.
      Мои руки повисли по швам. - И кроме вас, здесь никого больше нет? Я имею в виду обслуживающий персонал.
      - Я дежурю до шести. Потом начинается ночная смена.
      - Понятно. А кто этот мужчина, который здесь только что был?
      - Понятия не имею. Посетители приходят и уходят. Хотя чаще всего из чужих здесь вообще ни души не бывает. Это ведь не обычный дом престарелых. Это то, что я называю НПКМ. Да, и в любом случае, я была на кухне и никого не видела.
      - Что такое НПКМ?
      - "Не приставайте ко мне". Богатые люди пристраивают сюда своих престарелых мамаш, когда те им окончательно осточертевают. Особых болячек у них, как правило, нет, просто старческий маразм одолевает. Вот взять, например, мисс Адель. Я даже не подозревала, что у нее сын есть. Насколько я помню, за исключением святого отца, ее никогда никто не навещал.
      - А дочь?
      - Никаких дочерей я тоже в глаза не видела. Кто-то, правда, говорил, что у Адель есть дочка. Вот почему я и решила, что это вы.
      - Нет, я с ней ни в каком родстве не состою.
      - Поймите меня правильно, мисс Тимберлейк, я хорошо забочусь об этих славных старушках. Они получают все, что им нужно.
      Я задушевно улыбнулась. - Не сомневаюсь.
      Я попыталась представить здесь свою маму. Потом попробовала вообразить, что мы с мамой живем вместе, а я должна за ней ухаживать. Да, верно в Пайн-Мэноре было прохладно, но зато полы поражали чистотой, да и пахло вполне пристойно.
      - Сколько у вас здесь постояльцев?
      - Сейчас всего шестеро. Причем все - женщины.
      - А где остальные?
      Долли перевела взгляд на софу. - Так, посмотрим... Мисс Герди всегда дремлет здесь после обеда. Мисс Лотти... Порой мне кажется, что она предпочитает жить в ванной. Так, теперь мисс Альма Лу - она может быть где угодно. Порой, вы уж меня извините, мэм, она даже по чужим вещам шарит. Долли повернулась и потрусила по короткому коридору, ее необъятные ягодицы колыхались, словно паруса каравелл Колумба на ветру.
      Дожидаясь, пока она вернется, я увидела на стене термостат и подошла взглянуть на температуру. Семьдесят пять градусов* (*По Фаренгейту. Около 24оС). Не так уж холодно. Должно быть, я замерзла из-за выступившей на моей коже росы. Ведь моя мама тоже устанавливала летом термостат на семьдесят пять градусов.
      - Мисс Тимберлейк?
      Я испуганно вздрогнула и повернулась. - Я ничего не трогала.
      - Дело не в том, мэм. Мисс Альма Лу. Она куда-то пропала.
      Глава 11
      - А черный ход здесь есть?
      - Да, мэм, но только мы держим его запертым. Я понимаю, что это нарушение правил противопожарной безопасности, но некоторые наши дамы - в особенности, как раз Альма Лу - вечно слоняются, где ни попадя. Так что он заперт.
      - Может, когда я вошла, она выскользнула через парадную дверь и...
      - На помощь! Помогите! - сдавленные крики доносились, казалось, из конца коридора.
      - Мисс Альма Лу! - Несмотря на свои внушительные габариты, Долли передвигалась с поразительным проворством, только вот поворот за угол дался ей с превеликим трудом. Две трети ее могучего тела благополучно свернули налево, в то время как зад продолжал двигаться вперед. В результате, ее занесло, и она едва не упала.
      - Вам антиблокировочная система нужна, - посоветовала я на бегу, с трудом поспевая за ней.
      - На помощь! - снова послышался жалобный голос.
      Долли пошатнулась, но на ногах удержалась. - Кричат из комнаты мисс Адель.
      Мы вихрем пронеслись по холлу, я висела на пятках у Долли. По счастью, спальня Адель находилась прямо по курсу, и по пути нас подстерегало лишь одно коварное препятствие: альков с левой стороны. Долли, способная ученица, лихо затормозила перед самой дверью, а вот я, хотя и прыткая, но не столь быстрая в выработке условных рефлексов, на полной скорости врезалась в нее и сшибла не ожидавшую такого подвоха беднягу с ног. Что ж, по крайней мере, я совершила мягкую посадку.
      - Долли, вы целы?
      - Да, мэм. - Она поднялась сама, отвергнув мою протянутую руку. - Но только я никак не возьму в толк, где мисс Альма Лу.
      - Это дверь в ванную?
      - Да, мэм. - Долли проковыляла в ней и заглянула внутрь. - Но и там никого нет.
      - Спасите!
      Я едва не выпрыгнула из собственной шкуры. Крик явно доносился из-за небольшой двери позади меня. За ней скрывалось что-то вроде встроенного шкафа.
      Долли рывком распахнула дверь. - Мисс Альма Лу!
      - Ну наконец-то!
      Я уставилась на эту фею. Я и сама вполне могла стать такой лет через сорок. Да, ее жиденькие волосы были белыми, как сахарная пудра, а на коже было больше морщин, чем на вчерашней пицце, но глаза Альмы Лу так и лучились жизнью. Вот только нос совсем не походил на мой. Нос старушки напоминал по форме картофелину с полей Айдахо, причем присобаченную совершенно случайным образом, без какой-либо логики. Впрочем, присмотревшись ближе, я решила, что столь необычная лицевая диспозиция объясняется попросту отсутствием зубов. Альма Лу, определенно, забыла свою вставную челюсть.
      - Куда вы смотрите, дитя мое? - прошамкало сие создание.
      Я поспешно отвернулась. - Никуда, мэм.
      - Не грубите мне, девочка. Как вас зовут?
      - Абигайль Тимберлейк.
      - Тимберлейк... Что-то не припомню вашу фамилию. А кто ваши родители?
      - Уиггинсы. Мозелла Уиггинс - это моя мама.
      - Ах, Уиггинсы. Да, очень приличные люди. Бывают и лучше, конечно, но эти вполне сносные.
      Я негодующе ахнула. - Как вас понимать, мэм?
      Долли хихикнула. - Я забыла вас предупредить, мисс Тимберлейк. Мисс Альма Лу привыкла резать правду-матку.
      - Наверняка какой-нибудь янки лазил под юбку к ее матери, - процедила я себе под нос. Поверьте, на самом деле я так вовсе не думала. Во всем виноваты стресс и дурная наследственность.
      - Янки? - От негодования впалые щеки мисс Альмы Лу зарделись нездоровым румянцем. - Да мой дед, если хотите знать, воевал под руководством самого генерала Брэкстона Брэгга в битве при Чаттануге! И он геройски погиб на Мишинери-Ридж!* (*битва 24-25 ноября 1863 г., в которой армия конфедератов потерпела крупное поражение).
      - А мой дед погиб во время Первой мировой войны, но я не прячусь в стенных шкафах, - отшила я.
      Альма Лу запыхтела, как примус под внезапно заморосившим дождем.
      Долли хлопнула в ладоши, привлекая наше внимание. - Мисс Альма, а что вы делали в шкафу?
      - Если вам это так уж любопытно, то я искала свою вставную челюсть.
      - А каким образом ваша вставная челюсть очутилась в шкафу мисс Адель? - не унималась Долли.
      - Я ела яблоко, которое нам дали к обеду. Как, по-вашему, можно жевать яблоко без зубов?
      Долли вздохнула. - А каким образом ваша вставная челюсть очутилась в шкафу мисс Адель?
      - Да я сама ее туда спрятала. В следующем месяце мне, между прочим, девяносто исполнится. Неужели я до сих пор должна все объяснять?
      - Поскольку речь идет о чужом шкафе, то - да.
      Я укоризненно покачала головой. - Девяносто лет, а все по шкафам шарите!
      Альма Лу горделиво дернула головой. - Что вы сказали, деточка? К вашему сведению, дверца захлопнулась, и я оказалась в плену.
      Долли недоверчиво покачала головой. - Да что вы, мисс Альма Лу? Здесь и защелки-то нет. И вообще, вылезайте, прошу вас.
      Альма Лу устремила на меня испепеляющий взгляд. - А что она здесь делает?
      - Не ваше дело, - прошипела я.
      Альма Лу растопырила свои паучьи ножки, и уперлась сухенькими ручками в стенки шкафа. - Я буду здесь сидеть столько, сколько мне заблагорассудится, - заявила она.
      Долли скрестила руки на груди. - Ну и прекрасно. Оставайтесь здесь. Я сейчас принесу вам подушки, одеяло и постельное белье. Думаю, мисс Адель обрадуется, что отныне вы будете жить здесь вдвоем.
      Альма Лу смерила меня задумчивым взглядом. - Вы с ним, да?
      - С кем? - недоуменно переспросила я.
      - С ушастым мужчиной.
      Я шагнула вперед. - А при чем тут он?
      - Не пытайтесь обвести меня вокруг пальца, деточка, - сухо сказала старушка. - Я воробей стреляный. У вас такой же вороватый вид, как и у него. Вас ведь мой племянник ко мне подослал, не так ли?
      - Простите, не поняла.
      - Я ничего не подпишу, - отрезала Альма Лу. - Можете хоть на месте меня пристрелить. А племянничку моему передайте, что он не унаследует и ломаного гроша. Валяйте, вынимайте пистолет.
      - Но у меня нет пистолета, - миролюбиво промолвила я.
      - Зато у него есть. Зовите его, не стесняйтесь. Давайте с этим покончим. Смерти я не боюсь.
      Я шагнула еще ближе к ней. Дело принимало неожиданный оборот.
      - Вы хотите сказать, что лопоухий мужчина в спецовке угрожал вам пистолетом?
      В ответ Альма Лу, словно подрубленная, упала на колени. А точнее даже сложилась, как покореженный временем и непогодой складной деревянный стул. - Рубите мою старую седую головушку, стреляйте, режьте, но ничего я вам не подпишу.
      Я попятилась. - Головушка ваша седая, бабуля, спору нет, но ни стрелять, ни резать, ни даже печь вас на медленном огне я не намереваюсь, честное слово.
      Долли цепко ухватила меня за локоть и увлекла за собой в холл. - Вы уж извините, мисс Тимберлейк, на нее такое нередко накатывает.
      - Вы имеете в виду манию преследования?
      - Да, ей мерещится, что племянник собирается наложить лапу на ее сбережения. Хотя, по правде говоря, мисс Тимберлейк, мне не верится, что у нее племянник есть. За три года, что я присматриваю за этими сумасбродками, ее ни разу никто не навестил.
      - Но деньги-то хоть у нее есть?
      Долли пожала могучими плечами. - Счета свои она оплачивает. Но характер - не сахар, сами видите. Так и норовит в чужих вещах порыться. И всякий раз изобретает какие-то небылицы. Вдобавок вечно все теряет. Вставную челюсть, например, только на этой неделе уже трижды теряла.
      - Ясно, - сочувственно промолвила я. - Послушайте, Долли, я знаю, что вы были на кухне, но, быть может, раньше вам приходилось видеть здесь мужчину с невероятно огромными ушами? Помесь африканского слона с Мики Маусом.
      - Белого?
      - Да.
      Долли осклабилась. - Для меня все вы, белые, на одно лицо.
      - То есть, не видели?
      - Нет. - Долли огляделась по сторонам. - Пожалуй, я вернусь к мисс Альме Лу. В прошлый раз я ее челюсть в туалете нашла.
      Я распрощалась с Долли, а по пути к выходу заглянула в гостиную. Мисс Адель сладко почивала с открытыми глазами и с открытым ртом. Укутав напоследок спящую троицу платком, я мысленно попрощалась со старушками и, сделав глубокий вдох, распахнула дверь и шагнула в знойное пекло.
      Хотя в зеркальце заднего вида ни одной машины не было, меня упорно преследовало ощущение, будто за мной следят. Как говорит моя подруга, Магдалена Йодер, самая обычная догадка женщины в сто раз правдивее, чем любые факты в изложении мужчин. И, по-моему, она права. Многим из нас куда полезнее доверять собственному чутью, нежели полагаться на логику. Поскольку я всегда считала, что нюх меня не подводит (хотя до мамы мне в этом отношении далеко, как до Венеры), то и на сей раз решила проверить правоту своих ощущений.
      Примерно через полторы мили после Пайн-Мэнора дорога круто сворачивает вправо, а на самом повороте маячит небольшая, но довольно густая рощица. И вот, перед самым поворотом я сбросила газ, а сразу за поворотом совсем съехала с дороги, пристроившись в тени деревьев.
      Не прошло и нескольких минут, как мимо с ревом пронесся "Харлей-Дэвидсон". Отмахав примерно четверть мили, мотоциклист притормозил и оглянулся. Мне показалось, что он смотрит прямо на меня, хотя судить об этом мешали клубящиеся испарения от раскаленного асфальта.
      - Ага, - сказала я и, вспомнив о том, чему меня, лихую и азартную девчонку, учили давным-давно в школе водительского мастерства, круто развернулась и вдавила педаль акселератора до упора. В зеркальце заднего вида дорога и мотоциклист вибрировали и мерцали. Причем мне показалось, что они приближаются.
      - Береженого бог бережет, - сказала я и перешла к плану Б.
      По счастью, будучи подростком-сорвиголовой, я, осваивая искусство управления железным конем, каталась с инструктором не только по проселочным дорогам округа Йорк. Нет, я гоняла без удержу по всем закоулкам и буеракам, благодаря чему прекрасно ориентировалась в этом лабиринте. Так вот, помня, что ближайшая за Пайн-Мэнором дорога, ведущая в противоположном направлении это гравийный проселок, который петляет и извивается вдоль небольшой речушки, до самого пересечения с автострадой 901, я свернула именно туда, Мотоциклист, понятное дело, последовал за мной, хотя и запоздал. В итоге, мне посчастливилось избавиться от него после первого же поворота, если, конечно, он и вправду меня преследовал. К тому времени как я выбралась на шоссе, чутье подсказывало, что никакая опасность мне больше не грозит. Я даже почувствовала себя последней дурехой, однако - не простой, а сбереженной богом.
      В этом безмятежном состоянии духа я и совершила роковую ошибку.
      Глава 12
      Я покатила прямиком к дому Королевы. Как-никак, но именно она главная сплетница в Рок-Хилле. Если кто и знал подробности о самоубийстве Гилберта Суини, так это она. Не зря ведь говорят, что для сплетен у нее есть специально встроенное ухо, не уступающее по чуткости локатору нетопыря. Возможно, я слегка преувеличиваю, но вы наверняка понимаете, что я имею в виду. Да, от этой женщины ничего не укроется.
      А вот проживает Ее Величество вовсе ни в одном из новых, кичащихся показной роскошью кварталов, населенных толстосумами; ее величественный, но не слишком броский двухэтажный особняк в стиле греческого Возрождения разместился в старинной части города. Я оставила машину в тени развесистого иволистного дуба и направилась к дому по длинной дорожке, выложенной плиткой. Аккуратный газон из овсяницы и искусно подстриженные камелии вокруг дома подтверждали слух, что Сами-знаете-кто держит садовника.
      Представьте мое удивление, когда дверь мне открыла сама Великая женщина, а не какой-нибудь дворецкий в ливрее. Впрочем, и сама Королева, похоже, удивилась не меньше моего.
      - Ах!
      - Здравствуйте, миссис Хант. Меня зовут Абигайль Тимберлейк. Могу я с вами переговорить?
      - Э-ээ... видите ли... я сейчас довольно занята. Может быть, вы позвоните, и мы договоримся о встрече в более подходящее время. - Язычки прохладного воздуха, проникавшие изнутри в открытую дверь, приятно лизали мои икры.
      - Миссис Хант, я буквально на минутку, - взмолилась я. - Честное слово.
      Вдруг августейшие очи понимающе прищурились. - А, это ведь вы были вчера в церкви, да? И уплатили бешеные деньги за какую-то идиотскую картину.
      - Да, мэм.
      - Вы хоть поняли, что это грубая подделка?
      - Да, мэм. Но мне очень понравилась рамка.
      - Послушайте, милочка, мне, наверно, проще выкинуть на ветер такие деньги, чем вам. Пожалуй, я выкуплю у вас эту картину за ту же сумму. Может, даже уговорю отца Фосса повесить ее в своем кабинете.
      - Извините, мэм, но я приехала к вам вовсе не для того, чтобы продать картину. - Присцилла Хант была старше меня всего на пару лет, и тем не менее я обращалась к ней, словно ученица к наставнице. Я понимала, что веду себя как последняя дура, но поделать ничего не могла. Воспитанная матерью-южанкой, я привыкла соблюдать этикет уважения старших уже с шестилетнего возраста.
      - Тогда что вас ко мне привело?
      Прохладный воздух приласкал мои ляжки. - Я здесь по поводу Гилберта Суини.
      - Вот как? И что же вас интересует?
      - Дело в том, что моя мать - Мозелла Уиггинс - сказала, что он мертв.
      Присцилла Хант вперила в меня испепеляющий взгляд.
      Словно надеялась, что я исчезну. Вполне возможно, что так оно и случилось бы, не пригласи она меня войти. Мне приходилось слышать страшилки о людях, которые буквально испарялись в июле под жгучим каролинским солнцем.
      - Это правда, мэм?
      - Да, - сказала Присцилла и испустила душераздирающий вздох. Входите.
      Я проследовала за ней мимо строго обставленной гостиной (сюда, определенно, допускались лишь посетители рангом повыше, чем я), в кабинет. Там Королева милостиво разрешила мне расположиться в кресле-качалке, обтянутом розовато-лиловой тканью с вышитыми на ней золотыми коронами. Сама Присцилла Хант устроилась на складном стуле, обтянутом итальянской кожей кремового цвета. Кто бы мог представить, что некоронованная королева Рок-Хилла восседает на складном троне!
      - Чаю хотите? - предложила она. - С печеньем.
      - Это было бы крайне любезно с вашей стороны, - сказала я. Меня мучила лютая жажда, но я бы в любом случае сказала "да", даже если бы меня распирало от поглощенной жидкости. В тот миг я, кажется, все бы отдала, чтобы посмотреть, как Королева Рок-Хилла станет мне прислуживать.
      Как я и подозревала, чай оказался растворимым, а печенье - обычными крекерами, и тем не менее я насладилась сценой сполна. Разумеется, я помнила о своих манерах, и рассыпалась в благодарностях, расхваливая угощение на все лады, пока мне самой не стало неловко.
      - Ну а теперь, - промолвила Присцилла Хант, откидываясь на спинку кресла, - скажите мне, что именно вы слышали про смерть Гилберта.
      - Мне сказали, что он сам свел счеты с жизнью. Это правда?
      Королева кивнула. - Да, я только что разговаривала об этом с Альбертом Синглтоном, - сказала она, ссылаясь на нового шефа полиции Рок-Хилла. Официальный вердикт гласит "самоубийство".
      - Снотворное?
      Присцилла отхлебнула чаю, и я со злорадством отметила, что она чавкает. - Судя по всему, не только, но всех подробностей я не знаю. А почему вас это так интересует, милочка?
      Я в свою очередь отпила чаю. Разумеется, совершенно бесшумно. Разведка донесла, что в посмертной записке речь шла и обо мне.
      На лице Королевы отразилось непритворное изумление. - А это вам кто сказал?
      - Не могу раскрывать своих осведомителей, - отшутилась я.
      Она снова зачавкала, как подросток, поглощающий остатки ванильного коктейля. - Думаю, что ваши источники недостаточно надежны?
      Я смерила ее взглядом. - Вы заблуждаетесь, мэм. Судя по всему, первичная информация исходила из ваших уст.
      Королева нахохлилась, кремовое кресло скрипнуло. - Я хотела уберечь вас от неприятных подробностей, но, коль скоро вы настаиваете, готова поделиться ими с вами.
      - Будьте любезны.
      - Вчера вечером бедненький Гилберт Суини совершил роковую ошибку. Дело в том, что эта злополучная картина принадлежала его мачехе. И, хотя копия была просто омерзительная, старушка была очень к ней привязана. И сейчас она просто убита горем.
      Насколько показалось мне, Адель Суини было глубоко наплевать на эту картину. Судя по всему, ее интересовало одно: какой сегодня день. Но я не стала раскрывать карты.
      - Известие о смерти Гилберта, должно быть, вконец ее доконало, предположила я.
      Присцилла Хант вдруг стала похожу на овечку, которой предложили решить бином Ньютона.
      - Как, неужели ее не известили? - вскричала я. Пусть Ее Величество поежится на своем складном стуле. Лишнее упражнение для спины не помешает.
      - Я уверена, что ей сказали, - пробормотала Королева. - Все-таки бедняга Гилберт доводился ей приемным сыном.
      - Если она ничего не знает, то я готова сама к ней прокатиться, вызвалась я. - Она, кажется, в Пайн-Мэноре проживает? Обожаю эти места.
      Чтобы изобразить улыбку, Присцилле Хант пришлось сделать поистине героическое усилие. Мне показалось, что даже шея ее при этом напряглась. Может, не стоит мне вам об этом говорить... - Она осеклась. - Вы способны держать язык за зубами?
      - О, да - могила!
      - Так вот, моя милая, владеет этим домом для престарелых ни кто иная, как Хортенс Симмс.
      - Да вы что!
      - Ей-богу. В прошлому году я увидела эту запись собственными глазами, когда разгребала архивы нашего муниципалитета. Потрясающе - купить целую богадельню только ради того, чтобы поместить туда свою мать!
      - Чтобы от нее избавиться, - не удержалась я.
      Брови Королевы взметнулись вверх. - Простите, не поняла.
      - А вы способны держать язык за зубами?
      Присцилла Хант пригнулась ко мне. - Ну, конечно, моя милая.
      - Насколько мне известно, Хортенс Симмс посещениями свою мамулю не балует, - наябедничала я. - Более того, по словам обслуживающего персонала, она вообще в приюте не появляется.
      Глаза Присциллы засверкали. - Да что вы! И после этого она еще нос задирает? Ну и ну!
      - Может, вам просто не нравятся спесивые люди?
      Ее Величество поежилась. - Ненавижу снобов. Взять, хотя бы, Хартцев семейку, которая только что поселилась на нашей улице. Мало того, что они хотят устроить своих отпрысков на обучение в шарлоттской частной школе, так они еще... - голос ее понизился до заговорщического шепота, - и спят на простынях из чистого шелка!
      - Что вы говорите! - Я с сожалением допила чай и встала. - Спасибо за гостеприимство, Ваше Вели... я хочу сказать, миссис Хант. Но, боюсь, что мне пора. Как говорится, труба зовет.
      - Вас выбрали в состав жюри присяжных?
      - Нет, мне на работу пора. - В лексиконе Присциллы слово это, несомненно, не встречалось. - Сегодня я решила свою лавку не открывать, но хочу новые поступления рассортировать, а заодно и переучет устроить. Я наняла помощницу, но она приступает к работе только завтра, и мне придется потратить уйму времени, чтобы обучить ее работать с кассой и обслуживать клиентов. Так что до остального просто руки не дойдут.
      Королева понимающе кивнула. - Что ж, как я уже говорила, я готова избавить вас от вашего ужасного приобретения. Вот вам немного возни и поубавится.
      - Ах, я же вам так и не сказала!
      Профессионально выщипанные брови вопросительно взметнулись вверх. Что вы мне не сказали, милочка?
      - Я уже продала эту картину.
      - Поздравляю, милочка. Надеюсь, заработали неплохо.
      Поверьте, это прозвучало как утверждение, а не вопрос. Отвечать я не стала.
      - Не так ли?
      - Откровенно говоря, мэм, вас это не касается.
      Что ж, кровь в жилах Присциллы Хант и правда текла голубая. Лицо ее так побелело, что сквозь кожу проступили веточки вен.
      - Хотя вам я могу признаться: да, заработала!
      Все-таки мне следовало появиться на свет кошкой. Я обожаю консервы из тунца, приучена к туалету и люблю играться с только что пойманной мышкой.
      - И еще добавлю: я стану очень богатой женщиной.
      Выщипанные брови вновь поползли на лоб. - Неужели?
      - Более того, если я вернусь в Рок-Хилл, то стану самой богатой его жительницей.
      - Вы, наверно, шутите? - В голосе Королевы явственно слышалось сомнение.
      - Вовсе нет.
      - Но ведь вы приобрели жалкую подделку!
      - Главное - найти заинтересованного покупателя. - Сущая правда, хотя кое в чем я душой покривила.
      - И кто же ваш щедрый покупатель?
      - Боюсь, что не вправе это говорить.
      - Это еще почему?
      - Да есть, знаете ли, такой пустячок, как соглашение с клиентом о конфиденциальности.
      - Ерунда, - отмахнулась Присцилла Хант. - Вы не адвокат и не врач.
      - Тем не менее, принцип единый, - отрезала я.
      - Ах, вот как. - Королева мстительно сжала губы. - Тогда, если вы не против, я позвоню в торговую палату и выясню это там.
      - Бога ради. Хотя лично я не могу понять, с какой стати это вас так заинтересовало. Правда, еще меньше я понимаю, что заставляет вас совать свой длинный нос во все чужие дела. - Последнюю фразу я произнесла настолько вежливо, с деликатностью истой южанки, что даже простофиля-янки не счел бы ее грубой.
      - Ах, так!
      - Судите сами, - неумолимо продолжила я. - Не все ли вам равно, когда подстригать газон Бену Хантеру, коль скоро в траве на его участке не прячутся львы с тиграми и не ползают гремучие змеи? Может, соседям его и есть до этого дело, но уж никак не вам. И что такого, если Сара Дженкинс повесит на свои окна пурпурные шторы? Это ее окна, и ее любимый цвет. Что же касается беседки на дереве, которую смастерил немецкий иммигрант, то из-за вас у него вообще могло сложиться превратное представление об американцах. Кстати, зарубите себе на носу, что вам никогда не удастся заставить мою маму сменить столь полюбившуюся ей марку туалетной бумаги. Разве что сумеете представить доказательства, что в 1958 году такой бумаги не могло быть и в помине.
      - Господи, при чем тут туалетная бумага? Я вообще никогда и ни с кем...
      - Возможно, в этом собака и зарыта, - поспешила я с ней согласиться. Я ведь тоже два года без мужа сижу - после развода с предыдущим, - но тем не менее в чужие дела не лезу. Не считая своих детей, конечно, но на то у меня есть полное право. Кстати, откуда вы знаете, что ваши соседи спят на простынях из чистого шелка? Вы за ними подглядывали?
      - Мисс Тимберлейк! - Ее Величество прошествовали к парадной двери и лично соизволили растворить ее.
      Я просеменила следом. - Но вы не огорчайтесь, душенька, - проворковала я. - Не все ведь находят в сексе радость и утеху. Вы можете, например, наклейки собирать. Или, скажем, фигурки из киндер-сюрпризов.
      Нет, я не стану утверждать, что Присцилла вышвырнула меня вон. Но за локоть она меня уцепила довольно крепко, так что, окажись рядом адвокат, мы вполне могли бы вчинить ей иск за рукоприкладство. Как бы то ни было, я уже знала: на ежегодное чаепитие в апреле Королева меня не пригласит, это как пить дать. А вот, подтвердит ли она моей маме приглашение на субботний ужин, после моей выходки, оставалось только гадать.
      Просто сообразительная Абби после всего этого помчалась бы домой, заперлась на все замки и засовы и тщательно обмозговала случившееся. Абби, мудрая и предусмотрительная, отдала бы Робу эту чертову картину и умыла свои изящные ручки. Когда вам попадется такая Абби, передайте ей от меня низкий поклон.
      Но взаправдашняя Абби покатила по Селвин-авеню в свою "Лавку древностей". Под прилавком я держу разную справочную литературу, и вот я как раз перелистывала рубрикатор тома по искусству девятнадцатого века, когда в дверь моего магазинчика постучали.
      - Закрыто - крикнула я, не поднимая головы.
      - Абби, это я, Бастер!
      - Кто? - Меня вдруг охватило такое чувство, словно, бредя по пляжу, я встретила какого-то прихожанина нашей церкви. Лицо знакомое, а имя никак в памяти не всплывает.
      - Бастер! - послышалось в ответ. - Твой приятель из Джорджтауна, Южная Каролина.
      - Ах, Джорджтаун! - с этим криком я метнулась к двери. Бастер доводится мне не просто приятелем - мы часто общаемся и довольно неплохо ладим между собой. Поскольку проживаем мы с ним в городах, отстоящих друг от друга на четыре часа езды, то встречаемся мы преимущественно по уик-эндам, хотя и не по каждым. Иногда я сама езжу в Джорджтаун и останавливаюсь у тетки Бастера, иногда он приезжает в Шарлотт и останавливается в отеле. По четвергам мы не встречаемся никогда.
      - Привет, Абби! - радостно прощебетал он, чмокнув меня в щеку. - Я понимаю, что мы не уговаривались о встрече, но сегодня утром у меня было здесь деловое свидание. Ничего, что я так внезапно нагрянул? Или ты сейчас занята?
      Флойд Бастерман Коннелли, которого все мало-мальски знакомые именуют просто Бастером, служит коронером в Джорджтаунском округе Южной Каролины. Кроме того, он состоит в штате врачей Джорджтаунской мемориальной больницы. Последнее я намеренно скрыла от мамы. Стоило бы ей узнать, что я встречаюсь с настоящим врачом, и она в ту же секунду помчалась бы арендовать ресторан для свадебного пиршества. Пока же она считала Бастера всего лишь узаконенным потрошителем трупов, который, таким образом, располагался на пару ступенек социальной лестницы ниже Грега.
      - Ты ведь знаешь, я всегда тебе рада. - Схватив Бастера за руку, я затащила его в лавку. - Ты просто представить себе не можешь, какая удивительная история со мной приключилась.
      Бастер был облачен в зеленую рубашку с короткими рукавами и вертикальными белыми полосками. Благодаря этому, он смотрелся выше своих пяти футов, которыми щедро одарила его природа.
      - Попробую угадать, - со смехом сказал он. - Так, ты победила в лотерее штата Иллинойс, и теперь собираешься приобрести в личную собственность остров Таити.
      - Угадал! Когда поедем?
      - Сейчас же беру отпуск. Надевай травяную юбку, а я пока настрою свою гавайскую гитару.
      Теперь понимаете? Бастер обладает завидным чувством юмора, в то время как Грег его начисто лишен.
      Я заперла дверь. - Вполне возможно, что мне и впрямь захочется прикупить какой-нибудь клочок земли в Тихом океане. А пока, вчера вечером мне посчастливилось приобрести картину, за которую мне могут дать десять миллионов долларов. А то и все двадцать. Причем уплатила я за нее всего сто пятьдесят долларов и девяносто девять центов.
      Бастер присвистнул. - Чтоб мне провалиться! Как тебе это удалось?
      - Это одно из старых полотен Ван Гога. Оно было спрятано за другой картиной - прескверной копией, вставленной в роскошную рамку.
      - Ван Гог?
      - "Поле, поросшее чертополохом". Ты, конечно, о нем не слышал, но...
      - Как же, слышал.
      Сердце мое екнуло. - Правда?
      - Честное конфедератское. Я читал про эту картину, когда готовился к экзамену по истории живописи.
      - По истории живописи? - Мне показалось, что я ослышалась. - Но ведь ты доктор!
      Бастер похлопал себя по чуть наметившемуся брюшку. - Да, причем вполне сформировавшийся, как видишь. Это было на втором курсе колледжа, когда я должен был выбрать какой-нибудь гуманитарный факультатив. Читала нам профессорша из Голландии... фамилия, правда, из головы вылетела. Так вот, по ее словам, после Ван Гога осталась целая куча картин, о которых никто и слыхом не слыхивал. Произведения, которые он продавал за гроши, чтобы не умереть с голода. Многое из его наследия погибло во время войны, а также во время пожаров. Но "Поле, поросшее чертополохом" она упоминала, причем подчеркнула, что это настоящий шедевр.
      - Ур-ра! - завопила я и, ухватив Бастера за рукав, заставила его протанцевать со мной джигу. - Шедевр! Бастер, значит, я и в самом деле разбогатею. Причем стану не просто богатой, но - чудовищно, неслыханно, неправдоподобно богатой!
      Бастер расхохотался. - Богатая ты, Абби, или нищая, как церковная крыса, но с тобой не соскучишься, и это главное. Где твой шедевр? Мне не терпится им полюбоваться.
      - Он дома, в надежном месте. Хочешь взглянуть?
      - С таким же успехом ты можешь спросить у погибающего от жажды, не хочет ли он глотнуть водички. Да, Абби, это просто потрясающе. Мисс... вспомнил - Ван Хурн! Так вот, она даже фотографию этой картины нам показывала. Черно-белую, само собой разумеется. Но даже тогда я понял, что это творение настоящего гения. Винсент Ван Гог умел преображать любую пустяковину, делая ее великой.
      Я уже готова была расцеловать его, когда зазвонил телефон. - Алло, "Лавка древностей".
      - Абби, что ты вытворяешь?
      - Ты о чем, мама? Я вовсе ничего не вытворяю.
      - Голос у тебя счастливый.
      - Я и вправду счастлива, - призналась я и, неожиданно для себя, хихикнула. Но уже в следующий миг вспомнила о своем провале у Королевы. Она отменила приглашение, да?
      - Ты о чем, Абби?
      - Это все из-за меня, мамочка. Не удивительно, что ты так рвешься в Африку - от такой дочери нужно бежать, как от чумы. Но я готова, если хочешь, извиниться перед Королевой. Хотя и сомневаюсь, что из этого выйдет толк.
      - Что ты плетешь, Абби? Ее Величество... Я хочу сказать - Присцилла только что позвонила мне и сказала, что в субботу ждет нас с тобой вдвоем.
      - Да ты что?
      - Только пообещай, что будешь вести себя прилично.
      - Я бы с радостью пообещала, мамочка, но только на субботу у меня совсем другие планы. К тому же, Присцилла вовсе не мечтает со мной встретиться. Не далее, как час назад я послала ее очень далеко.
      - Нет, золотце, она особо подчеркнула, что хочет тебя увидеть. Более того, она добавила, что ты можешь прийти со своим молодым человеком.
      Зажав ладонью трубку, я обратилась к Бастеру. - Тебе когда-нибудь приходилось ужинать с членом королевской фамилии?
      - Да, есть у меня в Сан-Франциско один приятель по фамилии Уиндзор. Но это всего лишь совпадение.
      - Не хочешь в эту субботу отужинать со мной у новой маминой подруги?
      Бастер осклабился до ушей и радостно закивал.
      - Я все слышала, Абби, - сказала мама. - Присцилла вовсе не новая моя подруга. Хотя, будь это и так, я ничего дурного тут не вижу. В конце концов, круг знакомых нужно расширять.
      - Ты, как всегда, права, мамочка, - сказала я тем же тоном, которым объясняются со мной мои детки, когда я пытаюсь наставить их на путь истинный. Не нарочно, ей-богу, так уж само получилось.
      Лишь легкое звяканье жемчужин о телефонный аппарат выдало мамино раздражение. - В семь часов, Абби. Только, будь человеком, надень что-нибудь приличное. Как насчет того очаровательного розового шифонового платья, в котором ты была на свадьбе Лайтнеров?
      - Хорошо, мамочка. - Препираться с ней по телефону я не собиралась. Тем более в присутствии Бастера. Но смею вас заверить, что розовое шифоновое платье на субботний прием я не надела бы и под угрозой электрического стула. Нет, уж лучше вымолить прощение Уиннелл и уговорить ее одолжить мне ее балахон на булавках.
      - И не опаздывай, золотце.
      - Я приеду рано, - пообещала я и положила трубку. Затем посмотрела на Бастера. - На чем мы остановились?
      - Ты собиралась показать мне свой бесценный шедевр.
      Я прикусила язык.
      Глава 13
      - Это точно он, - прошептал Бастер. Вид у него был такой, словно он держал в руках чашу Грааля.
      - Ты уверен?
      - На сто процентов утверждать, конечно, не берусь. Все же я не специалист, да и много воды утекло с тех пор, как я держал в руках эту фотографию. Но, на первый взгляд, схожесть полная.
      - Господи, до сих пор поверить не могу!
      - Поверь, Абби. Смотри, какие мощные мазки, как умело создается впечатление, что это и впрямь чертополох, хотя ни один кустик в отдельности не выписан.
      - Какая ты умница! - вскричала я. В ту минуту ради Бастера я была готова на все, даже на то, чтобы завести с ним ребенка. Хотя и не представляла, что буду делать в шестидесятилетнем возрасте с подростком на руках.
      - А эти синие пятна - цветущий чертополох, - продолжил Бастер. Воистину творение гения!
      Сердце мое готово было выпрыгнуть из груди от счастья. - Когда он это написал - до того, как отрезал себе ухо или после?
      - После.
      - Тогда вот это красновато-коричневое пятнышко... А вдруг это кровь?
      Бастер пожал плечами. - Могу проверить в своей лаборатории.
      - Правда? Вот здорово было бы... - Я осеклась. Все же лучше сначала показать картину экспертам из "Сотбис", а уж потом возиться с ДНК Винсента. Гмм. Я бы подумала еще разок насчет воспитания подростка, если бы речь шла о ребенке от Ван Гога.
      - Готов проверить хоть завтра, - вызвался Бастер. - Послушай, Абби, ты есть не хочешь?
      Я была голодна как волк. К сожалению, дома из еды ничего не было, кроме пакета сухого завтрака и пары залежалых бананов. Наверно, можно было бы сварганить на скорую руку банановый коктейль с мюслями, однако Бастер заслуживал лучшей участи.
      - Давай куда-нибудь пойдем, - предложила я. - Только, чур, я угощаю. Я ведь теперь миллионерша.
      - Не возражаю.
      Вот еще одна причина, по которой мне нравится Бастер. Грег уверяет, что он чужд шовинизма, однако он ни за что не позволил бы женщине платить даже свои взятки.
      - Что бы тебе хотелось отведать? - спросила я, испытывая острый прилив авантюризма.
      - Ты любишь сюрпризы?
      - Обожаю. - Особенно те, которые по шкале твердости Мооса имеют десять баллов* (*по относительной шкале твердости Мооса, десять баллов имеют алмазы).
      - Что ж, раз ты меня угощаешь, то, может, хоть за руль я сам сяду? предложил Бастер. - Несколько моих знакомых врачей наперебой захваливают одно местечко в Пайнвилле.
      - Прекрасно. Переодеваться нужно?
      Бастер вежливо улыбнулся. Сам-то он, ясное дело, щеголял в костюме и при галстуке. Я же была в белых шортах и маечке с надписью "АДВНЮ" ("Американские девушки, взращенные на Юге").
      - Я мигом, - пообещала я и скрылась в спальне. Пять минут спустя я вернулась, облаченная в короткое черное платье с двумя нитками жемчуга. В отличие от мамы, я ношу искусственный жемчуг, однако столь высокого качества, что он может без труда сойти за настоящий.
      - Ты просто вылитая принцесса, - восхитился Бастер.
      Я просияла. Как жаль, что Грег так и не научился говорить такие комплименты. Я уже давно была бы миссис Грегори Уошберн, а с Бастером тогда не познакомилась бы. Кто знает, возможно, я даже узнала бы, что такое счастье.
      - Но ведь это "Китайский гурман" Буббы!
      Бастер взглянул на меня с удивлением. - Да, это лучший ресторан китайской кухни.
      Я снова прикусила язык. Острый соус - не лучшее снадобье для кровоточащих ран.
      Бастер проворно обогнул машину и услужливо открыл дверцу с моей стороны, однако затем спокойно позволил мне распахнуть перед ним дверь ресторана. Мне это понравилось. Я ценю равноправие.
      Бубба лично встретил нас и проводил к столу. Со мной такое случилось впервые. Когда Бубба не распекает нерадивых официантов, то вечно торчит на кухне, занимаясь стряпней.
      - Обзавелся настоящим шеф-поваром, - пояснил Бубба, словно прочитав мои мысли.
      - Как? Теперь нам больше не удастся отведать салат "айсберг" в салатном баре?
      Массивная голова Буббы закачалась из стороны в сторону. На 90 процентов она состояла из скул.
      - Нет, теперь это настоящий китайский ресторан. Я распорядился убрать салатный бар.
      - Со вчерашнего дня?
      - Вот, - сказал он, вручая каждому из нас копию рукописного меню. Видите, все странички ламинированные. Я уже давно мечтал о серьезных переменах. Господь наконец услышал мои молитвы, и вот на мое объявление откликнулся настоящий китайский повар.
      Я пробежала глазами меню. Суп из акульих плавников, хунан, суши, фудзиан... Даже небольшой тайский раздел появился.
      - А куда подевались му-гу-гаи?
      Бубба холодно посмотрел на меня. - Я же сказал, мы отказались от всей этой ерунды. Наша кухня отныне рассчитана на массового клиента.
      Я обвела взглядом зал. Он был пуст, как сердце Бьюфорда в тот день, когда этот лощеный мерзавец известил меня о том, что изменил мне с молодой моделью.
      - И где этот массовый клиент?
      Бубба насупился. - Народ все время приходит и уходит, - сухо пояснил он.
      - Отлично, значит, бизнес процветает?
      - Нет, мэм. Народ приходит и уходит, но не задерживается. -Бубба заметно увял. - Никто почему-то не заказывает еду. Может, дело в том, что меню написано от руки? Во всяком случае, на следующей неделе я собираюсь отпечатать тираж в типографии.
      - Боюсь, что дело не в меню, милочка. Скажите, прежние ваши клиенты тоже перестали заказывать еду?
      - Да, мэм. Подавляющее большинство.
      - Ясно. Что ж, Бубба, наверно, им не по душе пришлись ваши перемены. В том смысле, что неподалеку отсюда один ресторан классической китайской кухни уже есть. Если вашим клиентам хотелось отведать истинно китайские блюда, они и раньше шли туда. Им же, скорее всего, нравился ваш салат "айсберг", салатный бар, муссы "Джелло" и все прочее, в таком же духе. Не говоря уж о том, что все просто балдели от вашего барбекю по-пекински.
      - Вы считаете? - с надеждой спросил Бубба.
      - Да, хотя случалось всякое, - добавила я, вспомнив о том, как отобедала здесь накануне. - Жаль, Бубба, что вы уже наняли нового шефа. На мой взгляд, было бы куда лучше оставить все по-прежнему.
      - Ну, тогда еще ничего страшного, - оживился Бубба. - Этот новый шеф не всамделишный повар. Ему просто перебиться какое-то время надо, после увольнения. Мы сразу уговорились, что я беру его не надолго.
      - Однако он умеет готовить все эти блюда, что перечислены в меню?
      Бубба зарделся. - Не все, наверно. Но зато он умеет читать, а я снабдил его целой горой кулинарных книг из библиотеки.
      - Очень остроумно. Но хочу напомнить вам одну поговорку, Бубба. Не стоит отдавать в починку вещь, которая еще работает.
      Бубба кивнул, и желваки его скул угрожающе заколыхались. - Возможно, вы правы. Значит, вы все сюда из-за моего барбекю по-пекински приходили?
      Я взглянула на Бастера.
      - Не смотри на меня, Абби. Ты у нас главный гурман, ты и заказывай.
      - Что ж, в таком случае дайте нам барбекю по-пекински, и две порции му-гу-гаи. Да, и еще принесите нам одну порцию яиц а-ля Бенедикт, на двоих.
      - Сию минуту, - расплылся Бубба.
      - Абби, ты просто ангел, - сказал Бастер, когда осчастливленный Бубба скрылся в кухне.
      - Спасибо, Бас... - моя челюсть отвисла, словно грудь женщины племени тсонга, выкормившей пару дюжин тсонганятских младенцев.
      - Абби, в чем дело? - встревожился мой приятель. - Тебе, что, призрак явился?
      - Это он, - наконец выдавила я. - И они вдвоем.
      - Кто?
      - Грег, мой бывший дружок.
      - Симпатичный малый. А кто эта крошка с колоссальным бюстом?
      - Буфер Фон!
      - Ну и имечко. Хотя ей оно вполне даже подходит. Кстати, скажу тебе как профессионал - над ее грудями изрядно попыхтели пластические хирурги.
      - Ага! - восторжествовала я. - Так я и думала! А Грег еще пытался уверить, что они - настоящие.
      - Ты так разволновалась, словно до сих пор к нему не равнодушна.
      - Ничего подобного!
      - Хочешь заставить его взревновать?
      - Нет, конечно! - Я судорожно сглотнула. - А как?
      - Ну, можем с тобой начать миловаться, как пара влюбленных подростков.
      Почему-то это показалось мне смешным. В свою очередь, рассмеялся и Бастер. В итоге мы оба буквально покатились со смеху. Что ни говорите, но, сидя за крохотным столиком, двоим взрослым людям, в любом случае, куда легче хохотать, чем миловаться.
      - Ого! - выдавил Бастер, утирая слезы. - Похоже, мы своего добились. Он тебя просто пожирает глазами.
      Я повернулась вполоборота, продолжая смеяться. Грег выглядел так, как обычно выгляжу я в течение, по крайней мере, пяти дней раз в месяц. Как будто его мучил приступ морской болезни. Буфер, благодарение богу, разглядывала меню.
      - Слушай, как бы у него разрыв сердца не случился, - озаботился Бастер.
      - Думаешь?
      - Представляю, какой для него удар - застать тебя в обществе такого красавца, как я.
      От смеха я чуть не свалилась со стула.
      - Он встал и направляется к нам.
      Я резко развернулась. Грег шел к нам своей уверенной, размашистой поступью. Целеустремленный Кэри Грант* (*знаменитый киноактер, самый романтичный из голливудских красавцев). Я отчаянно надеялась, что он пройдет мимо, но Грег остановился напротив нас. Бастер поднялся. Мне ничего не оставалось, как представить их друг другу.
      - Высокий и смуглый красавец, познакомьтесь с городским остряком. Инспектор Грегори Уошберн, а это - доктор Флойд Бастерман Коннелли.
      В глазах Грега появилась неподдельная тревога. - Абби, ты здорова?
      - Ну, разумеется, здорова! Бастер - мой поклонник, а не лечащий врач.
      - А-аа.
      - Я вижу, вы тоже не одиноки, - игриво заговорил Бастер. - Может, присядете к нам?
      Я попыталась лягнуть его под столом, но тщетно. Чтобы дотянуться до его ноги, мне пришлось бы не только соскользнуть со стула, но и выбросить вперед ногу в стиле карате.
      - Думаю, что Клякса предпочитает только твое общество, - весело сказала я. После развода напускная веселость стала главным моим оружием.
      Улыбка у Грега ослепительная, и сейчас он ослепил нас. - Ее зовут Буфер, - поправил он. - И мы с удовольствием составим вам компанию.
      - Может, ты все-таки ее спросишь, - прохныкала я.
      - Без проблем.
      Я не успела и глазом моргнуть, как он уже вернулся, сопровождаемый своей крашеной мымрой. Представил нас всех друг дружке. Буфер мне приходилось встречать и прежде, но знакомы мы с ней не были. И, сказать по правде, без этого знакомства я бы спокойно прожила. Зато маленькую радость Грег мне все же доставил: свою пассию он усадил рядом с Бастером, а вот сам устроился по соседству со мной. От "аромата Грега" голова моя сразу закружилась.
      - Я поговорила с Джей-Кат, - сказал я, не придумав, о чем разговаривать. - Она уже ждет, не дождется, когда мы сведем ее с сержантом Бауотером.
      Грег кивнул. - Спасибо тебе, Абби, но мне кажется, что и Буфер не прочь познакомиться с Эдом.
      - С каким Эдом?
      - С сержантом Эдом Бауотером.
      - Но ты... Как тебе не стыдно! Ты хочешь, чтобы сержант Бауотер амурничал с твоей...
      - Хорошей знакомой? - голос у Буфер был нежный и певучий, как у отбойного молотка.
      - Подружки, - прорычала я.
      Буфер скривила свою кукольную мордашку. - У нас с Грегори отношения чисто платонические.
      - Ну да, а я - папа римский! - хохотнула я.
      - Нет, честное слово. Я бы никогда не стала крутить роман с мужчиной, который настолько одурманен другой.
      "Одурманен"? Мало кто сейчас употребляет такие слова в повседневной речи. Неужели такое возможно? Неужели под этими пышными вытравленными локонами укрываются мозги крупнее куриных?
      - И кем же, хотела бы я знать, он одурманен? - Наверно, Грег обзавелся целой армией подружек с силиконовыми формами.
      Бездонные васильковые глазищи Буфер уставились на меня. - Как - кем? Вами, кем еще.
      - Ха, подождите, я стряхну лапшу с ушей.
      - Да, ей-богу, - сказала, не моргнув и глазом с накладными ресницами. - Он мне про вас все уши прожужжал, да и вообще ни о ком, и ни о чем больше не разговаривает. А я интересую его, как прошлогодний снег.
      - Он что, заплатил вам, чтобы вы мне этого говорили?
      - Если бы. - Буфер вздохнула, и силиконовые груди угрожающе всколыхнулись. - Да, похоже, все стоящие мужики уже разобраны.
      - Может, не все, - произнес Бастер и подмигнул.
      - Бастер, - вознегодовала я. - Ты садишься на корабль?
      - А разве на нем еще остались места, Абби?
      Прежде чем я успела раскрыть рот, Грег нащупал под столом мое бедро. И мягко стиснул.
      - Боюсь, что все каюты уже заняты, - услышала я свой писк со стороны. Словно от куклы чревовещателя. Что ж, я и впрямь была куклой.
      Грег снова огладил мою плоть повыше колена. - Молодчина, - еле слышно похвалил он.
      Бастер посмотрел на Буфер. - Вам приходилось плавать с маской и трубкой на Багамах?
      - Да, и я наслаждалась, как проклятая.
      - А в Пуэрто-Рико?
      - Кулебра или Вьекес* (*Острова близ Пуэрто-Рико)?
      Пока парочка обсуждала коралловые рифы, барракуд и прочих зубастых тварей, Грег обстоятельно втолковывал, как все это время вздыхал по мне. Я постепенно таяла и лишь тосковала, что не захватила с собой кассетный магнитофон. Более того, я уже собралась попросить его повторить речь на бис, чтобы я смогла ее записать, когда входная дверь в заведение Буббы растворилась.
      И я невольно ахнула.
      Глава 14
      - Абби, в чем дело? - осведомился Грег.
      - Эта женщина!
      - Да, я и сама вижу, что это женщина, ну и что?
      - Вчера вечером я видела ее в нашей церкви.
      - Ну и?
      - Тебе не кажется, что это очень странно?
      - Только потому, что она темнокожая? - Он уставился на очень красивую женщину с лебяжьей шеей и волосами, заплетенными в сотни тонких косичек. На ней было длинное платье из джинсовой ткани с тончайшей вышивкой на лифе. Перетянутое пояском, который завязывался сзади, платье подчеркивало ее потрясающую фигуру. Впрочем, эта особа и в рубище смотрелась бы сногсшибательно.
      - Нет, дурашка, - отмахнулась я. - Странно то, что мы встретились здесь, у Буббы. Она не из числа епископалисток, это я точно знаю. Просто на аукцион заглянула. А теперь вот - очутилась здесь. Какова вероятность такого совпадения?
      Грег пожал плечами. - А какова вероятность, что наша с тобой встреча здесь - совпадение?
      - Вот именно! Но ведь ты живешь в Шарлотте. И ты уже бывал в этом ресторане.
      - А почему ты считаешь, что она не местная?
      - Чутье подсказывает.
      Грег расхохотался.
      - И ее калифорнийский акцент, - поспешно добавила я.
      - Ты уверена?
      - Не на все сто, но готова спорить, что родом она не из наших мест.
      - Может, она из новых янки. Рок-Хилл ведь растет буквально не по дням, а по часам.
      - Да, к неудовольствию моей мамы. Но это лишь подтверждает мои подозрения. Если она в Рок-Хилле недавно, то откуда узнала про это место? А если она из Шарлотта, то каким образом пронюхала про аукцион в Рок-Хилле?
      - Ты хочешь, чтобы я подошел к ней и спросил? Может, еще выпятить грудь, бляху ей показать и рявкнуть, как следует?
      Предложи это Бастер, я бы умерла со смеху, но из уст Грега предложение звучало вполне серьезно.
      - Нет, не надо, - поспешно сказала я. - Просто такое совпадение меня удивило. Забудем о ней.
      Одной рукой Грег обнял меня за плечи, и в тот же миг из кухни вынырнул Бубба с подносом. Я как бы невзначай стряхнула руку Грега. Нет, я не возражала против возобновления наших с ним отношений, но торопить события не собиралась. Более того, я намеревалась их всячески холить и лелеять. Но это в дальнейшем, а сейчас мне не терпелось насладиться ужином. К слову сказать, Бубба превзошел самого себя.
      Хотя приехала я в заведение Буббы с Бастером, но согласилась, что домой меня отвезет Грег. Тем более что Бастер, судя по его виду, убиваться по этому поводу и рвать на себе волосы явно не собирался. Я вежливо отклонила предложение Грега заглянуть ко мне, но прощальный поцелуй не отвергла. По счастью, у него хватило ума лишь легонько меня чмокнуть.
      Вдоволь полюбовавшись "Полем, поросшим чертополохом", я решила позвонить по телефону. Уиннелл, лапочка, сняла трубку с третьего звонка.
      - Это Абби, - сказала я. Трудно выразить раскаяние двумя словами, если ни одно из них не "извини". Но я пыталась сначала растопить лед, а потом уж извиняться.
      Уиннелл не ответила.
      - Как дела?
      По-прежнему - молчание. Но в трубку я слышала ее дыхание.
      - Уиннелл, я звоню, чтобы попросить у тебя прощения.
      - Ага, значит, ты звонишь не для того, чтобы надо мной насмехаться?
      - Нет, конечно. С какой стати?
      - Как, с какой? Надо мной ведь, помнится, вся Селвин-авеню потешается.
      - Ничего подобного. Это отъявленная и наглая ложь. Просто я тогда очень разозлилась.
      - Разозлилась? Да ты просто озверела, Абигайль! Взбеленилась! С катушек слетела! Набросилась на меня, как ненормальная.
      - Согласна. Именно поэтому я и звоню, чтобы перед тобой извиниться.
      Уиннелл вздохнула, но ничего не сказала.
      - Так ты простишь меня? Пожалуйста, Уинни, ну, паа-аажалуйста!
      - Ну, ладно, будь, по-твоему, подлиза несчастная. Но только потому, что ты моя лучшая подруга, и я очень страдаю, когда мы с тобой цапаемся.
      - Я и сама места себе не нахожу, когда ты на меня дуешься, - добавила я. - Так, чем занимаешься-то?
      - Телик смотрю. "Север против Юга" повторяют. - Уиннелл терпеть не может этот сериал, твердит, что все это - пропаганда янки, но всякий раз его смотрит.
      - Ты ведь ничего нового не увидишь, - сказала я. - Наших, как всегда, в пух и прах разобьют.
      - Сама знаю. Просто иногда помечтать хочется. Слушай, может, подскочишь ко мне, и мы вместе посмотрим? Эд сейчас в спальне за какой-то футбол болеет.
      - Спасибо, но я немного устала. Денек трудный выдался, да и примирение с Грегом нелегко далось.
      - Да, у меня тоже день был непростой... - Она осеклась. - Какое еще примирение с Грегом?
      Я рассказала подруге об удивительной встрече в ресторанчике Буббы.
      - О, Абби, как я рада за тебя! Я тебе этого не говорила, но всегда считала, что вы с Бастером не пара.
      - Зато у него потрясающее чувство юмора.
      - Возможно, но вместе вы смотрелись довольно нелепо.
      - Почему, из-за того, что мы оба коротышки?
      - Главное даже не это, Абби, а то, что ваши дети могли быть лилипутами.
      - Какие еще дети! - возмутилась я. - Нет уж, уволь, я сыта этими поганцами по горло.
      Уиннелл хмыкнула. Потом спросила: - И что теперь, Абби? Коль скоро ты снова с Грегом, то своему воздыхателю от ворот поворот дашь?
      - Ну да, я ведь тебе уже рассказала. Он увлекся Буфер.
      - Я не Бастера имею в виду, - нетерпеливо пояснила Уиннелл. - А нового.
      - Что ты плетешь?
      - Я говорю о Питере Фонда.
      - Уиннелл, ты опять наклюкалась? У тебя белая горячка? - Однажды, смотря этот же сериал, она от горя так напилась, что едва языком ворочала.
      - Ты, правда, не понимаешь, или прикидываешься?
      - Честное слово.
      Уиннелл замялась, видимо, пытаясь решить, стоит ли верить мне на слово. - Молодой человек, лет тридцати с хвостиком. Рост пять футов и десять дюймов, довольно крепко сложен, животик, правда, намечается. Волосы каштановые. Глаза карие.
      - Ты зачитываешь приметы сбежавшего из тюрьмы преступника?
      - Отнюдь. Да, кстати, он гоняет на "Харлее". Абби, у тебя есть знакомые, которые увлекаются "Харлей-Дэвидсоном"?
      Я похолодела. По спине пробежали мурашки. - Когда ты его видела, Уиннелл?
      - Сегодня утром. Вскоре после нашего расставания.
      - И ты с ним разговаривала?
      - Естественно. Ты же знаешь, я рассусоливать не люблю. Он зашел ко мне, спросил, где ты, и я направила его к твоей матери.
      - Куда?
      - Ты ведь к ней поехала, да?
      - С чего ты это взяла?
      - Абби, но ведь ты всегда едешь к ней после того, как обхамишь своих друзей.
      Я бы повесила голову от стыда, если б не валялась на спине. - И он назвал меня по имени?
      - Да.
      - Абигайль или Абби?
      - Не помню точно. Но он ясно дал понять, что вы с ним знакомы.
      - Каким образом?
      - Абби, это что, допрос? Он мне показался очень славным и симпатичным.
      - Он за мной следит!
      - Думаешь, он из числа этих стервятников?
      Это мне почему-то в голову не приходило. Стервятниками или падальщиками мы называли коллекционеров антиквариата, которые иногда зорко наблюдали за нами, чтобы не упустить момента, когда мы соберемся на очередную распродажу какого-нибудь скарба.
      - Нет, я уверена, что он не падальщик.
      - А в чем же дело?
      - Сама не понимаю. Но после того, как я рассталась с мамой, я покатила в дом престарелых к югу от Рок-Хилла, а этот мотоциклист последовал туда за мной.
      - Ты уверена?
      - Абсолютно. Более того, за мной следила еще и какая-то женщина.
      - Тоже мотоциклистка? Представляешь, как отреагировала бы на это Джей-Кат? Она сказала бы, что этот мотоциклист и его подружка выбрали тебя, чтобы заняться с тобой любовью втроем. Наверняка что-то подобное произошло с ней в Шелби. А если не с ней, то с ее троюродной бабкой.
      Я усмехнулась. - Нет, его подружка - не мотоциклистка. Она ездит на темно-синей машине. Кстати, я их обоих видела на вчерашнем аукционе.
      - Вот как? Послушай, Абби, я не хочу тебя пугать, но не кажется ли тебе, что их заинтересовала твоя картина?
      - Каким образом? Насколько они знают, я купила никчемную мазню, которая не стоит и тех десяти долларов, что уплатил мне Грег.
      - Как, ты заставила его расплатиться?
      Мы рассмеялись. - Нет, честно, - спросила я. - Что мне, по-твоему, делать?
      - Если не ошибаюсь, ты снова крутишь роман с детективом. Почему бы тебе его не спросить?
      - Я уже спрашивала. Насчет этой женщины, по крайней мере. Грег считает, что у меня просто глюки.
      - Господи, эти мужчины! Святая простота.
      - Да, как маленькие мальчики с письками, - согласилась я. - Так и хочется их потискать и к груди прижать.
      - Эх, потискать бы Грега! - мечтательно промолвила Уиннелл.
      - Но-но, смотри у меня! - пригрозила я.
      - Шучу, не бойся. Как считаешь, Буфер всерьез заинтересовалась твоим медиком?
      - Заглотала наживку вместе с крючком и удочкой, - бойко отрапортовала я.
      - Просто поверить не могу. Не обижайся, Абби, но я не представляю, что высокая и соблазнительная Буфер могла найти в таком замухрыш... Бастере.
      - Может, бесплатные услуги по обслуживанию и замене ее запчастей? невинно предположила я.
      - Ах ты, ехидна! Кстати, Абби, надеюсь, теперь ты согласишься, чтобы посредником при продаже твоей картины выступила я?
      Признаться, вопрос застал меня врасплох. - Я еще не решила, как поступить с ней.
      - В каком смысле?
      - В таком. Дело в том, что я еще не знаю, имею ли право продать ее.
      - Ты, что, смеешься надо мной?
      - Увы, нет, Уинни. Вчера вечером мне позвонил Гилберт Суини и сказал, что не имел права продавать картину на аукционе, потому что она принадлежит его матери.
      - А ты пошли его к...
      - Гилберт мертв, Уиннелл. Мне сказали, что сегодня утром он покончил с собой.
      - Черт побери! Да, Абби, я понимаю, сейчас не лучшее время, чтобы выяснять отношения с его матерью.
      - С его матерью вообще ничего выяснить нельзя. У нее не все дома.
      - Болезнь Альцгеймера?
      - Что-то в этом роде. Как бы то ни было, пока я решила затаиться. - В какой-то степени, я даже не покривила душой.
      - Что ж, я понимаю, Абби. Но если все-таки выяснится, что картина принадлежит тебе по закону, ты согласна, чтобы посредником была я?
      - Ну...
      - Ну, ты хотя бы подумай об этом.
      - Хорошо, зайчик.
      Мы с Уиннелл потрепались еще несколько минут, пока ей не потребовалось вновь наполнить стакан вином. Должно быть, славных южан опять ожидала очередная трепка. Армия конфедератов готовилась к бою под Геттисбергом* (*В этой битве армия южан потерпела решающее поражение).
      Я позвонила Робу. К сожалению, трубку взял Боб.
      - На сегодня покупки закончены, - сварливо произнес он.
      - Это я, Абигайль.
      Щелчок, и сигнал отбоя.
      Я перезвонила. - Я только хочу сказать. Что...
      Щелчок, короткие гудки.
      - Прошу прощения! - завопила я в ту секунду, когда он подошел к телефону в следующий раз.
      - Продолжай.
      - В каком смысле?
      Щелчок.
      - О'кей! Прошу прощения, я обошлась с вами очень дурно. Вы - мои самые близкие друзья на всем белом свете.
      Боб хмыкнул. - И что дальше?
      - А что дальше?
      - Если я правильно понимаю, ты хочешь, чтобы мы помогли тебе продать "Поле, поросшее чертополохом". Верно?
      Я поведала Бобу ту же историю, которую только что рассказала Уиннелл. К сожалению, он оказался не столь легковерным, как моя закадычная подруга. Похоже, я все-таки льстила себе, что знаю мужчин. Или, может, дело в том, что гомосексуалисты - не такие, как все остальные? Может, только Грег был маленьким мальчиком с пис... Впрочем, своими глазами я это не видела, так что утверждать не берусь.
      - Где ты купила Ван Гога, Абби? - спросил Боб.
      - Ты сам это отлично знаешь, - раздраженно ответила я. - На церковном благотворительном аукционе.
      - Кроме тебя, там никого не было?
      - Это еще почему? Там было человек сто. А то и двести. Я не считала.
      - Я хочу сказать, что множество свидетелей готово подтвердить, что картина досталась тебе на аукционе. В честной борьбе, во время открытых торгов, и за рамку, которую ты на самом деле стремилась приобрести, деньги ты заплатила более чем достаточные. По праву владения, Абби, эта вещь на девяносто процентов принадлежит тебе. Она твоя.
      - Ты не юрист, зайчик.
      Готова поклясться, что трубка в моей руке внезапно заиндевела от холода. Возможно, что так мне почудилось из-за чрезмерно затянувшегося молчания.
      - Что ты хочешь этим сказать? - спросил наконец Боб.
      - Что прежде, чем предпринимать какие-то шаги, я хочу удостовериться в их законности. Мне вовсе не улыбается, - добавила я со смешком, - угодить за решетку по обвинению в торговле краденым.
      - Не сомневаюсь, - сухо промолвил Боб.
      - Позволь мне поговорить с Робом, - терпеливо попросила я.
      - Он спит.
      - Побойся бога, Боб. Роб никогда не ложится в такую рань.
      - У него мигрень разыгралась.
      - С каких это пор Роб начал страдать от мигреней? - Роба я знала гораздо дольше, чем Боб, хотя, конечно, не столь интимно. Но не сомневалась, что Роб не стал бы утаивать от меня свой недуг.
      - С тех самых, когда ты начала вести себя по-свински, - мстительно сказал Боб.
      Я бросила трубку и позвонила маме.
      - Абби, мне сейчас некогда.
      - Извини, мама, я тебе нагрубила. Я не хотела...
      - Пустяки, золотце. Мамы созданы для того, чтобы прощать, и не успела ты еще выйти из дома, как я тебя простила.
      Простила, быть может, но не забыла. Тут я была готова об заклад биться. Памяти моей мамы позавидовал бы старейшина африканских слонов.
      - Чудесно, мамочка, я очень рада. Тогда я готова поделиться с тобой замечательной новостью.
      - Это прекрасно, золотце, но мне и правда некогда.
      - Мама, ты никогда не ложишься раньше десяти, а сейчас еще и половины десятого нет.
      - Дело не в этом, золотце. У меня гости.
      - "Сама-знаешь-кто"?
      - Нет, конечно. - И она замолкла.
      - Ну, а кто? - Во мне взыграло любопытство. Конечно, не следует совать нос в чужие дела, согласна, но, во-первых, мама мне не чужая, а, во-вторых, будь у нее в гостях кто-то из тех, с кем она часто общается, она не стала бы это утаивать.
      - Ее зовут Марина, золотце. Красивое имя, правда?
      - Очаровательное, особенно если так назвать яхту. Она, наверно, из вашего книжного клуба? - Со стороны, наверно, моя назойливость показалась бы чрезмерной, но, откровенно говоря, я только отыгрывалась за прошлое. Когда я оканчивала школу, мама не позволяла мне встречаться ни с одним мальчиком до тех пор, пока не изучала его родословную от Адама. В Рок-Хилле ценят не то, что ты знаешь, а то, кого ты знаешь, и мама не собиралась транжирить единственную дочь на какого-нибудь выскочку. У самой мамы связей больше, чем в центральном телефонном узле Нью-Йорка, хотя, как видите, пользы мне это принесло не слишком много.
      - Не говори глупости, золотце; она из Орегона.
      - Не поняла.
      - Она туристка. Спросила у меня дорогу, а я пригласила ее посидеть со мной и попить чайку.
      - Что? Ты пригласила в дом совершенно незнакомого человека?
      - Мы успели познакомиться, золотце. Прежде чем пригласить ее, я с ней поговорила снаружи. После ужина я поливала в саду - день сегодня знойный выдался, - а тут она и подкатила. Ты знаешь, оказывается, многие приезжают в Рок-Хилл из других штатов лишь для того, чтобы поглазеть на наши статуи Цивитас, которыми мы так гордимся?
      - А ты представляешь, сколько бы еще народу приезжало, если бы религиозные фанатики не настояли на том, чтобы отпиливать с мраморных грудей соски?
      - Да, тогда полчища туристов заполонили бы нас. Марина была в Риме, в Париже и в Афинах, но, по ее словам, нигде нет столько красивых памятников, как у нас. Хотя я убеждена, что там никто соски с грудей не отпиливает.
      - Рим, Париж, Афины, Рок-Хилл... Да, она весь мир объездила. Наверно, пенсионерка? Примерно твоих лет, да, мама? - Для своего возраста мама была в отличной форме и даже поговаривала о том, чтобы заняться карате. Так что одинокая старушка, пусть даже и незнакомая, серьезной угрозы для нее не представляла.
      - Нет, золотце, она даже моложе тебя. Кстати, Абби, она прекрасно воспитана. Тебе не помешало бы поучиться у нее, как себя вести.
      - Благодарю, мамочка. Может, удочеришь ее? Или расскажи всем, что это твоя давно потерявшаяся дочка, о существовании которой ты и забыть успела.
      - Я бы с радостью так и поступила, золотце, да, боюсь, никто мне не поверит. - Мама перешла на шепот. - Марина - черненькая.
      - Что?
      - Она - афро-американка, - прошептала мама. - Я даже не подозревала, что такие в Орегоне живут.
      Хорошо, что стрижка у меня короткая, потому что волосы мои встали дыбом. Слава богу, Южные штаты у нас сейчас объединены, однако и в наши дни темнокожие туристы - не частые гости на улицах мелких провинциальных городков. И уж тем более на улицах с традиционно белым населением.
      - Какая у нее прическа? Волосы заплетены в тоненькие косички?
      - Да, и это потрясающе красиво. Перед отлетом в Африку я себе тоже такую прическу закажу.
      - Очень за тебя рада, мамочка. Скажи, а во что твоя Марина одета?
      - В платье из джинсовой ткани, с изумительной вышивкой на лифе. Правда, на мой взгляд, оно не из Африки, а, скорее, из Индии.
      - Мама, оставайся на месте! - срывающимся голосом выкрикнула я.
      - Конечно, золотце. А теперь, извини, но меня ждет гостья.
      - Мама, задержи ее! Я сейчас примчусь.
      - Как это мило с твоей стороны, золотце. Она поймет, что такое знаменитое южное гостеприимство.
      - Только не говори ей, что я сейчас приеду. Я хочу сделать ей сюрприз.
      - Да, но...
      - Ты должна во что бы то ни стало задержать ее!
      Не чуя под собой ног, я понеслась к машине.
      Глава 15
      Я была всего в квартале от маминого дома, когда от него отъехал какой-то автомобиль и резко вывернул к югу, по направлению к Уинтропу. В свете уличного фонаря мне показалось, что автомобиль синий. Водителя мне разглядеть не удалось, но скорость машина набирала очень резво.
      На мгновение я заметалась перед выбором, кинуться ли в погоню, или проверить, что с мамой. Может, с ней все нормально, а злоумышленница безнаказанно улизнет? С другой стороны, на кой черт мне гнаться невесть за кем, если мама, не дай бог, ранена, или того хуже... Словом, колебалась я не долго. Не успели погаснуть огни фар моей машины, как я уже звонила в мамину дверь правой рукой, одновременно барабаня по двери левой.
      Прошла целая вечность, секунд пять, пока мама наконец открыла. На первый взгляд, живая и здоровая, без видимых признаков кровотечения или каких-то повреждений.
      - Мамочка! У тебя все нормально?
      - Ну, конечно, золотце, но вот о тебе я бы этого не сказала. Не знай я ответа, Абби, я бы спросила: кто тебя воспитывал?
      Я переступила через порог и заперла за собой дверь. Не стоило подбрасывать Королеве пищу для сплетен.
      - Язвительность тебя не красит, мама.
      Мама отпрянула, словно наступила на аспида. - Как ты себя ведешь, Абби! Я бы никогда не посмела разговаривать так со своей матерью.
      - Твоя мать, надеюсь, не потчевала чаем джеков-потрошителей.
      - Джеков... - Мама нервно затеребила ниточку жемчуга на шее. - Да, пожалуй, мне не стоит ехать с миссией в Африку. Я должна остаться здесь и ухаживать за тобой до твоего полного выздоровления.
      - Моего выздоровления? - тупо переспросила я.
      Мама с самым сумрачным видом закивала. - У тебя, похоже, нервное расстройство, золотце.
      - Не выдумывай, мама! Никакого нервного расстройства у меня нет и в помине... - Голос мой сорвался, и я с жалобным воем метнулась на огромную софу, обтянутой полосатой материей.
      Мама со сдержанным видом уселась в пухлое кресло у противоположной стены гостиной. Несмотря на то, что она возилась в саду, на ней было платье, и кринолины растопырились, как абажур у торшера. Белые туфельки не доставали до пола на добрых полфута.
      - Ничего страшного, Абби. Такое сплошь и рядом случается.
      - Мама! - взвизгнула я. - Нет у меня нервного расстройства!
      - Есть, - убежденно сказала мама. - С моей кузиной Бетти - она, кажется умерла еще до твоего рождения - как-то раз такое стряслось. Симптомы я до сих пор помню. Сначала она...
      - Мама, расскажи мне про свою гостью!
      - Какую гостью?
      - Которая только что уехала.
      - Ах, ты имеешь в виду Марину? Я бы не называла ее гостьей, золотце. Она просто составила мне компанию за чаем. Я ведь сама ее пригласила.
      - Хорошо, мама, будь по-твоему. Но почему ты не задержала ее до моего приезда? Я ведь так тебя просила!
      - По-моему, золотце, ты стала слишком требовательна к матери, - с упреком промолвила она.
      Я вздохнула. - Расскажи мне про Марину.
      Мама забралась поглубже в кресло, и ее кринолины взбились еще выше. Она - само очарование. Необыкновенно тактичная. Большинство моих знакомых готово трещать без умолку, а вот Марина не только позволяла мне время от времени словцо вставить, но и вообще больше меня слушала.
      - Не сомневаюсь. Какой метод сработал - пентатол натрия или бамбуковые щепки под ногти?
      - Ну, а кто теперь язвит, золотце? Между прочим, она даже тобой интересовалась.
      - Вот как? - насторожилась я. - И что же ее интересовало?
      - Обычные дела.
      - Что ты имеешь в виду?
      Мама пожала плечами. - Ну, чем ты занимаешься, и все такое. Была ли замужем. Есть ли дети.
      - Мама, надеюсь, ты не рассказала ей, где я живу?
      - Нет, конечно, - оскорбленно ответила мама. - Не настолько же я глупа.
      - Но про мою лавку ты проболталась? - настаивала я. - Держу пари, что это так.
      - Марина увлекается антиквариатом, золотце. Она это подчеркнула.
      - Еще бы. Итак, мама, из какой части Орегона она родом? Из Портленда? Юджина?
      Мама снова пожала плечами. - Я не спрашивала.
      - А чем она зарабатывает на жизнь?
      - Абби я не допрашивала эту бедную женщину.
      - Но на ее расспросы обо мне ты отвечала!
      - Не на все, золотце. Она спросила про твою личную жизнь, и я сказала, что ты встречаешься с Грегом.
      - Я вовсе с ним...
      - Знаю, знаю, золотце, одно время ты была увлечена этим коронером из Джорджтауна, но...
      - Мы с Грегом помирились.
      Мама просияла. - Боже, как ты меня порадовала, золотце. Ты ведь знаешь, как я люблю Грега.
      - Спасибо, мамочка. Как ты любишь Грега, я точно знаю. Но я очень надеялась, что ты и доктора моего полюбишь.
      - Как, Грег решил получить медицинское образование? - мамины глаза плотоядно заблестели.
      - Нет, мама, Бастер - уже давно доктор.
      Мама нахохлилась. - Почему ты мне раньше не говорила?
      - Это была моя козырная карта, которую я берегла про запас, - со вздохом пояснила я. - Но теперь надобность в ней отпала. Я снова с Грегом, а Бастеру вскружила голову Буфер. Так что, как видишь, я разменяла доктора на детектива. Мама, твоя мечта сбылась.
      Мама напомнила мне девочку из Майами, которой только что на Рождество подарили зимние санки. - Так ты уверена насчет Грега?
      - Абсолютно уверена. Впрочем, в жизни всякое случается, сама знаешь. Вдруг Бастер покажется Буфер чересчур умным, и она снова вцепится в Грега. Хотя это, конечно, маловероятно, ведь помимо мозгов у Бастера и деньги неплохие водятся. Весьма неплохие. Он унаследовал огромное состояние.
      - Но это нечестно, - прохныкала мама. - Ты скрыла от меня самое главное.
      - Не беспокойся, мамочка - я загоню картину, и сама стану богачкой. Пару поколений спустя - если детки все не растранжирят - мои внуки тоже унаследуют кучу денег.
      Мама в волнении заломила руки. Они с папой были учителями, уважаемая профессия в свое время, и оба происходили от практичных пионеров, но она всегда мечтала о том, чтобы в ее жилах текла аристократическая кровь.
      - Кстати, о твоих детках, золотце. Тебе известно, что они затевают?
      - Конечно. Чарли с приятелем улетел в Европу. У них бесплатный проезд по всем железным дорогам. Расписание их тура у меня на холодильнике лежит. Если не ошибаюсь, сегодня они должны быть в Бельгии - нет, там они были в четверг. Значит, сегодня они в Дании. Впрочем, ты же сама знаешь детей. Может, им наскучила Северная Европа, и они в Испанию укатили. Я очень рада, что гонять по улицам быков в этом году уже не будут.
      - Вообще-то меня больше интересует твоя дочь, Сьюзен.
      - С ней все просто. Сьюзен снимает на двоих квартиру здесь, в Рок-Хилле, и посещает летнюю школу в Уинтропе, а с сентября пойдет в аспирантуру. Да, она еще подрабатывает на раздаче блюд в кафетерии Джексона.
      - Это прекрасно, на известно ли тебе, как она проводит свободное время?
      - На пляж ходит? - Сьюзен твердо решила еще до тридцатилетнего возраста стать мулаткой.
      - Да, но с кем?
      - Сейчас подумаю. Наверно, с Джинной, своей соседкой по квартире.
      - Я имею в виду ее мальчиков.
      Моя дочь Сьюзен прехорошенькая, хотя материнская оценка, быть может, не вполне объективна, а по части притягательности даст сто очков вперед даже Биллу Клинтону. Я рада была бы сказать, что в очереди за ее благосклонным взглядом выстраиваются целые стаи кавалеров с изысканными манерами, но это не так. Сьюзен всегда отдавала предпочтение мальчикам - а теперь мужчинам - диковатым и необузданным. Иначе говоря, к аристократии и сливкам общества моя дочь симпатий не питает.
      - Видишь ли, мамочка, в отличие от некоторых знакомых мне мамаш, я стараюсь лишний раз к дочери не приставать.
      - Ах, так!
      - За исключением самых экстренных случаев, конечно. Надеюсь, ты согласна, что я даже сейчас суюсь в дела собственных детей куда меньше, чем ты в мои, хотя мне уже скоро полтинник стукнет.
      - Спорить не стану, но, согласись, что Сьюзен могла бы подобрать себе более пристойную компанию.
      - Ты намекаешь на юного Томпсона?
      - Нет, Абби. Я имею в виду того, который гоняет на мотоцикле. Видишь ли, золотце, возможно езда без шлема и не противоречит законам Северной Каролины, но, на мой взгляд, это глупо. Сын Эдвины Ранкин, угодив в аварию, раскроил себе череп. Говорят, он уже никогда не сможет ходить, да и речь стала настолько неразборчивой, что даже Эдвина его не понимает.
      - Ты хочешь сказать, что Сьюзен ездит на мотоцикле без шлема?
      Мама торжествующе кивнула. Сама она себя ябедой не считала, а зря. И детки мои знали эту ее слабость. Они любили бабушку, но всякий раз безмерно огорчались, когда она закладывала их за курение, питье и прочее.
      - Ну что ж, значит придется мне с ней поболтать, - со вздохом сказала я. - Да, я отдавала себе отчет, что разговор с дочерью будет носить характер скорее непринужденной болтовни, нежели нравоучительной беседы. Сьюзен исполнился двадцать один год, и она уже не только оперилась, но и самостоятельно зарабатывала себе на жизнь.
      - Осторожней, Абби, рокеры - народ опасный, - заботливо предупредила мама. - Особенно, когда в банды собираются.
      - Что ты имеешь в виду?
      - Утверждать, что ее ухажер - рокер, я не стану, хотя вид у него вполне соответствующий.
      Я натянуто улыбнулась. - Не помнишь, кто всегда поучал меня не судить по внешности?
      - Да, Абби, но этот парень мог бы играть свою роль без грима.
      - Какую роль? - недоуменно переспросила я.
      - Отпетого бандюги на мотоцикле, - ответила мама, раздражаясь из-за моей тупости. - На его куртке больше металла, чем в Мертл-Биче после завершения Гражданской войны.
      Я ахнула. - Ты хочешь сказать, что он был в такой же куртке, как и тот малый, которого мы вчера вечером видели в церкви?
      Мама скрестила на груди руки и улыбнулась. - Тогда я, конечно, этого не знала, потому что впервые увидела их вдвоем только сегодня днем. Да, дружок Сьюзен - тот самый парень.
      Глава 16
      Ошибалась Магдалена Йодер. Предчувствия меня переполняли, но вот фактов было раз, два и обчелся. Хотя бы один фактик, пусть даже от мужчины, мне сейчас очень не помешал бы. Не могла же я убедить маму забаррикадироваться дома лишь на том основании, что на горизонте то и дело всплывали некая темнокожая красотка с дикарскими косичками и расфуфыренный рокер. Но я печенкой чуяла: дело тут не чисто и имеет самое непосредственное отношение к моему сказочному приобретению.
      Увы, не перевелись еще в Рок-Хилле личности, упорно не запирающие входную дверь, и моя мамочка - одна из них. Под предлогом налить стаканчик воды, я заскочила на кухню и заперла на засов дверь черного хода, после чего мне почти удалось, покидая маму, запереть за собой парадную дверь. К несчастью, зрению моей мамы могут позавидовать плешивые стервятники, гнездящиеся на берегах Катавба-ривер.
      - Я ведь не ребенок, - заявила мама, поворачивая дверную ручку таким образом, чтобы дверь можно было открыть простым нажатием на ручку.
      - Я знаю, что ты не ребенок, мама, но Рок-Хилл уже не тот, что тридцать лет назад. Или даже двадцать.
      - Не говори глупости, Абби. Никто не узнает, что дверь моя не на запоре, не нажав на ручку. А любой, кто способен без приглашения нажать на ручку, не остановится перед тем, чтобы взломать дверь или проникнуть через окно. Дом у меня большой, да и кондиционер так жужжит, что я все равно ничего не услышу.
      - И все же я, на твоем месте, не стала бы потакать воришкам.
      - Дело в принципе, золотце. Я не хочу жить в постоянном страхе. В Африке, куда я скоро отправляюсь, и двери-то не у всех
      есть, не говоря уж о замках и запорах.
      - Это только потому, что красть у них нечего! - выпалила я. - Кроме вяленого навоза.
      - Совершенно верно. В последнее время я много на этот счет думала. Вещи. Пожитки и накопления - хуже оков. Вещи, как кандалы, привязывают нас к определенному месту.
      - Ты собираешься прочесть мне лекцию, мама? - Между прочим, мой бизнес заключался в торговле вещами.
      - Нет, что ты, золотце. К тебе это не имеет ровным счетом никакого отношения. Речь только обо мне идет. - Она махнула рукой в сторону гостиной. - Я решила избавиться от всего этого хлама. Кто знает, быть может, вернувшись из Африки, я захочу записаться в Корпус мира. Или устроюсь юнгой на грузовой пароход и уйду в Тихий океан. Хотя я могла бы и в камбузе работать. Кокером. То есть, коком. Ты ведь всегда говорила, что я замечательно готовлю.
      - Это чистая правда. Надеюсь, ты не всерьез говоришь о том, что собираешься от всего избавиться?
      - Очень даже всерьез. Зачем тратить время, пытаясь распродать старое барахло? Я могла бы выставить перед домом плакат с призывом "Заходите и берите все, что захотите". Тогда я вообще могла бы спать с раскрытой дверью.
      - А как насчет личной безопасности?
      - Это вообще чепуха. Все равно ведь умирать, рано или поздно.
      - Желательно - поздно. Не говоря уж о том, что порой случается и такое, что хуже смерти. Хотя в целом я тебя понимаю. Коль скоро я здесь, давай я твой жемчуг прихвачу. В Африке тебе драгоценности все равно не понадобятся.
      Руки мамы взлетели к горлу. - Абби, как ты можешь? Ведь это подарок твоего папы. Наши фамильные драгоценности.
      - Разве не лучше, что они достались мне, а не какому-то незнакомцу?
      - Это ожерелье никому не достанется. Я без него, как голая.
      - А как насчет этих серебряных подсвечников на камине? В Африке они тебе точно ни к чему.
      - Их подарили родители на нашу свадьбу.
      - Хорошо, тогда я заберу эти каминные часы. Они, правда, не ходят, но зато купила ты их сама. И еще я не прочь прихватить твое трюмо.
      - Все говорят, что часы - настоящее украшение моей гостиной, возразила мама, заметно подрастерявшись. - А трюмо... Господи, да как же я утром встану с постели? Мне и поглядеться-то некуда будет.
      - Тогда запри дверь, мамочка. На два оборота. А после моего ухода еще и про задвижку не забудь.
      Мама кивнула. В глазах ее блестели слезы. Я даже испугалась, не перестаралась ли.
      - Я люблю тебя, мамочка.
      - И я тебя люблю, золотце. Йайа бимпе.
      - Что?
      - На тсонга это означает "до свидания".
      - Йайа бимпе, - сказала я.
      - Вообще-то тебе полагается отвечать "шалла бимпе", что в дословном переводе означает "всего доброго".
      Я порывисто обняла маму. Куда бы она ни устроилась - с миссией в Африку, в корпус мира или в Тихий океан, - я уже заранее знала, что мне ее будет не хватать. Однако сейчас моя дочь более нуждалась во мне, чем моя мама.
      - Не забудь про задвижку, - бросила я напоследок и потрусила по дорожке к своей машине.
      * * *
      Кафетерий Джексона в этот час был уже закрыт, и Сьюзен, господи, благослови ее загорелую шкурку, оказалась дома. К величайшей моей радости, мой нежданный приход ее нисколько не огорчил и не испугал. Судя по всему, при моем появлении ей не пришлось лихорадочно распихивать по углам сигареты с марихуаной, рассовывать по ящикам презервативы или прятать в шкафу любовника.
      - Заходи, ма, - пригласила она. - Мы с Джинной "Элли Макбил" смотрим.
      - Как, "Элли" теперь и по четвергам крутят?
      - Нет, мы на прошлую серию на видак записали. Что у тебя, ма? Колись.
      Я кинула красноречивый взгляд на Джинну, подружку, на двоих с которой Сьюзен снимала квартиру. Джинна, господи, благослови ее бледные щечки, прочла мои мысли.
      - Если хотите, можете здесь поговорить, - сказала она. - А я пока из спальни позвоню. Я все равно уже видела эту сцену. Элли сейчас протащит сперму заключенного в прозрачном пищевом контейнере. Совершенно потрясно.
      Сьюзен зарделась. - Джинна!
      - А чего я такого сказала? Ну, ладно, извините. - И Джинна серной скакнула в спальню.
      Сьюзен выключила видеомагнитофон, а я, выбрав сравнительно свободный от девичьих тряпок кусочек софы, примостилась на него. Подруги снимают квартиру в Гарденвей апартментс, буквально на расстоянии верблюжьего плевка от Пьедмонтского медицинского центра, в котором Джинна проходит стажировку в качестве медсестры. Квартирка, конечно, не из шикарных, но кажется настоящим чертогом по сравнению с некоторыми берложками, в которых перебывала Сьюзен сразу после того, как выпорхнула из родительского гнезда.
      - Что тебя привело, ма?
      Я решила сразу взять быка за рога. - Ты, конечно, знаешь, зайчик, что у меня нет привычки вмешиваться в твои дела?
      Сьюзен улыбнулась. Благодаря тому, что Бьюфорд не жалел денег на ортодонтов, зубки у нее потрясающие.
      - Мамочка, ты гонишь туфту, но я тебя все равно люблю, - сказала она. - Надеюсь, ты в этом не сомневаешься?
      - Но ведь я и правда не вмешиваюсь в твои дела, - жалобно возопила я. - В отличие от твоей бабушки.
      - Это верно, - согласилась Сьюзен. - Бабушка по этой части мастерица непревзойденная. Однако есть злые языки, которые - тут она задорно мне подморгнула - утверждают, что ты - ее лучшая ученица.
      - Что? - Я едва не поперхнулась от возмущения.
      - Шучу, мамочка. Итак, в чем я на сей раз провинилась?
      Я прекрасно понимала, что Сьюзен вовсе не шутит, и это уязвляло до глубины души. Можете поверить мне на слово: если я когда и читала своей повзрослевшей дочери нотации, то исключительно из лучших побуждений. Как ни крути, но жизненного опыта у меня больше, да и лиха хлебнуть мне на своем веку пришлось куда больше, нежели ей. А какой во всем этом смысл, если нельзя поделиться выстраданной мудростью с единственной дочерью?
      - Я слышала, у тебя новый дружок завелся, - сказала я, без тени осуждения в голосе.
      - Ничего подобного.
      - Парень с мотоциклом.
      Сьюзен нахохлилась. - У меня много знакомых ребят с мотоциклами, но ни с одним из них у меня ничего серьезного нет.
      - А бабушка сказала, что...
      Сьюзен расхохоталась. - Наверно, бабушка меня с Фредди видела. Он меня днем на работу подбросил.
      - Это что за Фредди? - Хорошо хоть, имя выведала. Теперь, по крайней мере, у меня зацепка есть.
      - Фамилию его я не спросила. - Сьюзен с вызовом посмотрела мне в глаза. - И нечего буравить меня взглядом. Я познакомилась с ним сегодня утром на стоянке.
      - Как, и согласилась с ним поехать? Да еще без шлема? - Оказывается, я и впрямь быстро забывала, что моя дочь уже взрослая женщина.
      - Да, представь себе, без шлема, - со вздохом ответила Сьюзен. Мамочка, ты по-прежнему считаешь, что я еще ребенок, но это не так, поверь мне. Да, верно, мне случалось лажануться, и не раз, но, по крайней мере, у меня хватило ума отказаться от свидания с Утко.
      - С Утко? - тупо переспросила я.
      - Да, с этим хрычом, который в мой кафетерий заходит. Он все время со мной заигрывать пытается. А ведь меня за это в два счета вышибить могут.
      - Утко - это его настоящее имя, или кличка?
      Сьюзен пожала плечами. - Представления не имею. Но в физиономии его утиного мало. Огромные оттопыренные уши, зубы длиной в полмили. Скорее, он на крысу похож. Чтоб я с ним на свиданку пошла? Бр-рр!
      Мозг мой лихорадочно заработал. Огромные оттопыренные уши, длинные зубы... Уж не тот ли это лопоухий тип, которого я видела в Пайн-Мэноре? Если это он, то за мной или за моими близкими охотились уже трое неизвестных. Жизнь моя все больше походила на один из фильмов в стиле Мартина Скорсезе.
      - Скажи, этот... Утко не в зеленом комбинезоне ходит?
      Настал черед Сьюзен удивляться. - Ты его знаешь?
      Лишний раз запугивать дочь без надобности мне не хотелось. С другой стороны, я не могла умолчать о возможной опасности, пусть даже и призрачной.
      - Видишь ли, Сьюзен, вчера вечером, на церковном аукционе я приобрела одну картину, - начала я. - И отчего-то тут же сделалась необычайно популярной. Так вот, к сожалению, похоже, что моя популярность распространилась и на вас с бабушкой.
      - Неужели Утко вхромосомился в бабушку?
      - Вхромосо... - Я уже давно не поспевала за современным молодежным жаргоном. - Слава богу, нет.
      - Ясно. - Мне показалось, что Сьюзен разочарована.
      - Однако к бабушке приезжала домой женщина, которая тоже была на аукционе, - добавила я. - И Фредди твой на аукционе присутствовал. Насчет Утко точно не знаю, однако сегодня я его встретила в доме для престарелых, где живет бывшая владелица картины.
      Сьюзен нахмурилась. - Что-то я не въезжаю. И какая между ними связь?
      Я вздохнула. - Сама не пойму. Но только положение усугубляется. Гилберт Суини, который пожертвовал эту картину для аукциона, сегодня утром покончил самоубийством.
      - В доме для престарелых?
      - Нет, там проживает его мать. Это долгая история.
      - Выкладывай, - потребовала Сьюзен. - Мне все равно делать нечего.
      Я ушам своим не поверила. Дочь добровольно предлагает мне задержаться. От волнения у меня в горле пересохло. - У тебя есть что-нибудь холодненькое?
      - Естественно. Чем тебя угостить - соком, колой, пивом?
      Меня так и подмывало попросить пива. Сам факт, что Сьюзен предложила мне спиртное, говорил о том, что она видит во мне скорее взрослую подругу, нежели сварливую родительницу.
      - Сок, - выбрала я. Умной и понимающей матери ничего не стоит найти общий язык с дочерью без помощи алкоголя.
      - Только он с зельем.
      Я похолодела. - С чем?
      - Ну, с мякотью. - В голосе Сьюзен послышались нетерпеливые нотки.
      От моего вздоха облегчения заколыхались занавески. - Это замечательно.
      Пока Сьюзен ходила за соком, я осмотрелась по сторонам. Что ж, обстановка, определенно, была взрослая. Ни дурацких плакатов с рок-идолами, ни прочей подростковой мишуры. Первой в квартире поселилась Джинна, поэтому ее вещей было больше, однако и Сьюзен привнесла кое-что свое. Обрамленный офорт Роберта Бута "Закат над Пальметто" (*Пальметто - шутливое название штата Южная Каролина), с автографом, который я подарила дочке на прошлое Рождество, красовался на стене за моей спиной. На телевизоре стоял фотоснимок, сделанный на 70-летие моей мамы, на котором были изображены мы с ней вдвоем. Рядом разместилась фотография Чарли, брата Сьюзен. Зато бросалось в глаза отсутствие каких-либо предметов, связанных с Бьюфордом, ее папашей.
      - Излагай, ма, я ловлю ухом, - провозгласила Сьюзен, вручая мне пластиковый стакан, наполненный до краев.
      - Но только с одним условием, - сказала я и отхлебнула холодного сока. - Это должно остаться между нами. Лады?
      - Могила, - серьезно ответила Сьюзен. Отодвинув в сторону колченогий журнальный столик, она уселась на пол, поджав под себя ноги.
      - Эта картина, возможно, стоит целую кучу денег.
      Глаза Сьюзен загорелись. - Сколько?
      Я была польщена ее пылом. - Много. О такой сумме я никогда и мечтать не могла.
      - Десять тысяч?
      - А десять миллионов не хочешь?
      Глаза Сьюзен полезли на лоб. - Что ты гонишь, ма?
      Вместо ответа я выпила еще глоток сока.
      - Извини за язык, ма, но мне послышалось, что ты сказала "десять миллионов".
      - Совершенно верно.
      - Ни хрена себе! Полный отпад! Так ты богата?
      - Пока еще нет. Сначала эксперты должны оценить картину, а потом нужно выставить ее на подходящий аукцион.
      - И когда ты это сделаешь?
      - Вот тут-то и вся закавыка. Дело в том, что у меня нет нужных связей. У Роберта Гольдберга они есть, но, к несчастью, мы с ним повздорили. Вполне возможно, что мне придется самой везти картину в Нью-Йорк.
      - Когда?
      - Не знаю. А что, тебе не терпится, наложить лапу на часть этих денег? - Выпалив это, я тут же была готова лягнуть себя за глупость. Дорого бы я отдала, чтобы взять сказанное обратно, но, увы, слово - не воробей...
      Глаза Сьюзен затуманились. - На какой лях мне твои деньги?
      - Я имела в виду не все, а...
      - Мама, я у тебя ни цента не возьму!
      - Ты это серьезно?
      - Видишь ли, ма, я хочу самостоятельно стоять на своих двоих. Да, за мою учебу в колледже заплатил па, но когда-нибудь я верну ему все, вплоть до последнего цента.
      - Ну, это не обязательно, - сказала я. - У твоего отца денег куры не клюют, он от этого не обеднеет.
      - Дело не в этом, ма, - терпеливо пояснила Сьюзен. - Мне приятнее считать, что я сама добилась того, чего хотела.
      Я с изумлением уставилась на свою дочь. И куда только подевалась эта распущенная, бесшабашная и безответственная девчонка? Какие инопланетяне ее подменили, и когда?
      - Черт побери, Сьюзен, ты меня восхищаешь! - срывающимся голосом проговорила я.
      Сьюзен зарделась. - Ма, ты такая сентиментальная, - пробасила она. Только смотри, не расплачься, а то вся акварель по щекам растечется.
      Я встала. Нужно было срочно уносить ноги, ибо в противном случае, расчувствовавшись, я могла все испортить.
      - Только обещай, что будешь осторожна, хорошо? - не удержалась я. Ведь мы не знаем, что на уме у этих людей.
      - А ты с Грегом поделилась?
      - Я позвоню ему, как только вернусь домой. Да, кстати, мы ведь с ним помирились.
      - Зашибись! - Сьюзен вскочила и порывисто обняла меня.
      На прощание я чмокнула ее в щеку и, хотя Сьюзен нарочито долго утиралась, я понимала, что в глубине души она не возражает. Конечно, с моей стороны было бы вежливо, да и правильно, попрощаться с Джинной. К сожалению, я и думать о ней забыла.
      Глава 17
      Возвратившись домой, я тут же позвонила Грегу, но не застала его, и продиктовала автоответчику сбивчивое послание. После чего напрочь отрубилась.
      Будильник я, должно быть, отключила еще во сне, потому что продрала глаза в двадцать минут одиннадцатого. Наглый Мотька, который обожает засыпать на моей груди, гнусно дрых, засунув мохнатую лапу в мой раскрытый рот.
      Отплевавшись, я напустилась на кота:
      - Мотька, зануда, почему ты меня не разбудил?
      В ответ мой здоровенный золотистый ленивец, способный спать круглые сутки, лишь сладко зевнул. В нос мой шибанул препротивный рыбный запах.
      - Фу! - поморщилась я. - А ну, брысь отсюда, чучело рыжее!
      Останься Матвей на моей груди, я бы восприняла это как знамение, и провалялась в постели еще бог знает сколько.
      Однако в небесной канцелярии, похоже, на меня строили иные планы, ибо в это мгновение зазвонил телефон, и Мотька, пружинисто оттолкнувшись от меня, как от трамплина, задними лапами с преострыми когтищами, соскочил на пол. К тому времени, как я раскопала телефонный аппарат, заваленный со вчерашнего дня моими тряпками, материться я уже перестала.
      - Алло!
      - Абби? Это я, Айрин Ченг.
      - О господи! Откуда вы звоните? - Я начисто позабыла о своей новой помощнице.
      - Из вашей лавки.
      - Как? Она ведь заперта.
      - Роб отдал мне свой ключ.
      - Что?
      - Запасной ключ, который он хранит у себя, по вашей просьбе. Я сказала, что поступила к вам на службу, и он согласился меня впустить.
      - Неужели?
      - Ну вот, докладываю. Я вытерла повсюду пыль и подмела полы. Кстати, вам нужно купить новое чистящее средство для ванной комнаты.
      - Да? То есть, конечно... Послушайте, что это за шум? Надеюсь, вы не впустили в лавку покупателей?
      - Впустила, конечно. Нам ведь торговать нужно.
      - Нам? - Будь это в моих силах, я бы ужом просочилась по телефонному кабелю и раздавила ее тощую лебяжью шею.
      - Вы только не сердитесь, Абби. Поверьте, я очень дорожу этой работой. Тем более что вчера вечером уволили моего мужа.
      - Да что вы? Каким образом?
      - Я ведь говорила вам, что его уволили по сокращению штатов после того, как он девятнадцать лет проработал инженером на одном и том же предприятии?
      - Да.
      - Так вот, он целый год тщетно искал работу по специальности, но в конце концов плюнул и устроился шеф-поваром.
      - А, так он умеет готовить?
      - Он просто гений - его родители держали китайский ресторан в Сан-Франциско. В общем, он устроился шеф-поваром в какую-то идиотскую забегаловку в Пайнвилле под названием...
      - "Китайский гурман"?
      - Вы там бывали?
      - Слышала, - неуклюже соврала я.
      - Обходите его за милю, - предупредила Айрин. - Китайская кухня там просто курам на смех. Ну да ладно, дело не в том. Все шло замечательно, Майк сумел отыскать рецепты настоящих китайских блюд, но какая-то идиотка заявила, что хочет есть только ту отраву, которой ее там потчевали раньше. И вот, вы не поверите, но моего Майка после этого выставили пинком под зад.
      - Какой ужас! - Понимая, что в долгу перед ней по самые уши, я залебезила. - Послушайте, Айрин, если кому-то захочется что-нибудь приобрести, постарайтесь потянуть время. Я уже бегу.
      - О, можете не торопиться. Я полностью владею ситуацией.
      - В каком смысле?
      - Послушайте, Абби, я продала этот дубовый шифоньер по каталожной стоимости, но...
      - Как, вы уже торгуете моим товаром? - завизжала я. - Но как вам это удалось? Даже у Роба нет ключа от моего кассового аппарата.
      - По моей просьбе, покупатель расплатился наличными. Здесь ведь банк есть, всего в двух шагах. Деньги у меня в кармане. Да, еще одна клиентка интересуется этими двумя софами в федеральном стиле* (*главенствующий в США стиль в период 1790-1830 гг, схож с колониальным), несмотря на чудовищную обивку...
      - Избавьтесь от них любой ценой, - перебила я. - Сделайте ей тридцатипроцентную скидку. - Эти уродины уже несколько месяцев торчали в моем торговом зале, и я несколько раз порывалась поменять на них обшивку, но руки все не доходили.
      - Я их уже продала, - заявила Айрин. - Причем за полную стоимость. Покупательница только хочет знать, где можно приобрести такую же ткань, чтобы изготовить шторы.
      - В Гастонии, возможно, - сказала я, - придя в себя от изумление. - У Мэри Джо. У нее самый большой выбор тканей на всем Юго-Востоке. А то и в мире. Про нее недавно статья была в "Сазерн ливинг". Читали?
      - Это замечательно, Абби, но мне сейчас некогда разговаривать. Тут работы по горло.
      - Что? - опешила я.
      Я услышала, как Айрин с кем-то заговорила. Слова были неразборчивы. Потом она снова вспомнила обо мне.
      - Послушайте, Айрин...
      - Абби, это капитан Рич Кефферт и его супруга Терри. Они из Бельмонта.
      - Я сама знаю, откуда они! - заверещала я. - Это одни из лучших моих клиентов. Только осторожней, не вспугните их!
      - О, что вы, как раз наоборот. Их интересует кровать в стиле Людовика XIV. Гарантия на нее есть?
      - Вот что, милочка, - уязвленно процедила я. - Уж кому, как не Кеффертам знать, что я торгую исключительно подлинными вещами. Передайте им, что если они выяснят, что это не настоящий Людовик XIV, то я лично возмещу им все расходы.
      - Нет, Абби, они не ту гарантию имеют в виду. Их беспокоит, выдержит ли кровать... - Айрин умолкла, затем сбилась на шепот. - Половой акт.
      Я от души расхохоталась. - Скажите, что забавы Людовика XIV кровать выдержала. Вдобавок она застрахована.
      - Прекрасно. Теперь насчет вашей файловой системы...
      - Не вздумайте прикасаться к моему компьютеру!
      - Не буду, Абби, не беспокойтесь. Нужды в этом уже нет. Просто я пришла довольно рано и, от нечего дело, рассортировала все файлы.
      - Что? - завопила я. - Хотя я и отдавала себе отчет, что говорю с Айрин по телефону и задушить ее мне не удастся, пальцы мои невольно скрючились, наподобие орлиных когтей.
      - Я собрала все чеки, которые не были обналичены, и занесла их в новый файл, "Срочные банковские дела".
      Я попыталась унять ярость и взять себя в руки. - Что значит "чеки, которые не были обналичены "?
      - Ну, скажем, в файле "Z" был чек на 285 долларов...
      "Z"! Вот, значит, куда запропастился злополучный чек. Один клиент купил у меня викторианский пуф в тот день, когда я собиралась сходить в кино на новую экранизацию "Зорро". С тех пор я тщетно пыталась найти этот чек. Поразительно!
      Я решила сменить гнев на милость. - И сколько всего не обналиченных чеков вы нашли, милочка?
      - Пять. Больше, чем на тысячу долларов. Не беспокойтесь, по окончании рабочего дня я сама отнесу их в банк. Ой, Роб пришел! - зашептала Айрин. Затем я услышала, что она заговорила по-китайски, но трубку пока класть не стала.
      Вскоре я услышала голос Роба. - Абби?
      - Роб! Что происходит?
      - Я вот решил заглянуть в твою лавку, чтобы проверить, справляется ли миссис Ченг. Не мешает ли вам языковый барьер и прочее?
      - Она просто молодчина, - пропела я. Пусть тайна Айрин останется между нами. А Роб может тешить свое самолюбие, считая, что свободно владеет одним из самых сложных наречий в мире.
      - Послушай, Абби...
      - Роб, я должна тебе кое-что сказать.
      Мысли, порожденные моим миниатюрным мозгом, он читал, как открытую книгу.
      - Можешь это не говорить, Абби.
      - Нет, я скажу, - уперлась я. - Прости меня, Роб, я вела себя, как последняя мерзавка. Я буду счастлива, если вы с Бобом поможете мне с экспертизой картины, не говоря уж об ее продаже, и я считаю, что десять процентов - вполне разумная плата за такую услугу.
      - Да, и я тебя тоже понимаю, Абби. Миллион долларов - колоссальное вознаграждение за посредническую услугу.
      - Просто поначалу мне даже страшно представить было такую сумму, призналась я. - Зато теперь я поняла, что и девять миллионов, которые мне достанутся - тоже не так уж мало. Не говоря уж о том, что эта сумма может удвоиться, если мы найдем подходящего покупателя.
      - Ты молодец, Абби, - сдержанно похвалил Роб. - Ничего другого я от тебя не ожидал. Только не отказывайся от своих слов после того, как дядюшка Сэм наложит лапу на половину твоих денег.
      - Что? - взвизгнула я.
      - Ты не забыла о налогах?
      - Черт бы их побрал. Может, все-таки договоримся на десять процентов от оставшейся суммы?
      Роб расхохотался. - Не мелочись, Абби. Половина от девяти миллионов тоже не мелочь.
      - Это верно, - вздохнула я. - Наконец-то я смогу потратиться на лазерную терапию и избавиться от своих кошмарных варикозных вен.
      - За такие деньги тебе вообще новые ноги отгрохают, - посулил Роб. Хотя лично мне и твои нравятся.
      - Спасибо, - с чувством поблагодарила я. - Правда, мне слабо верится, что ты их когда-нибудь замечал.
      - Ну что ж, Абби, коль скоро ты так расщедрилась, то и я готов кое в чем тебе признаться.
      - Валяй! - великодушно разрешила я.
      - Реджинальд Перри, тот самый мой эксперт из Нью-Йорка, прилетает в Шарлотт.
      - Да что ты? И когда?
      - В воскресенье.
      - Ты все-таки пригласил его?
      - Да. На мой взгляд, Абби, он лучший в мире специалист по Ван Гогу. Если он подтвердит, что картина подлинная, ты можешь с преспокойной душой наплевать на "Сотбис" и "Кристи". От покупателей у тебя отбоя не будет, да и на комиссионные устроителям аукционов тратиться не придется.
      - Ух ты, но в таком случае...
      - Есть, правда, одно "но", Абби.
      - Я вся внимание.
      - Не забудь, мы еще не доказали, что в твоих руках подлинник, - сказал Роб. - К сожалению, сейчас есть мастера, способные подделать любой шедевр.
      Сердце мое оборвалось. Как легко и быстро, оказывается, привыкаешь к богатству, которого еще нет.
      - А если твой эксперт скажет, что у меня - не настоящая Маккой?* (*Имеется в виду фильм "Настоящая Карен Маккой", с Ким Бейсингер в главной роли).
      - Есть и другие эксперты. Хотя, по правде говоря, нужен настоящий консилиум, чтобы переубедить Реджинальда Перри. Он - живая легенда.
      - Как же тогда уговорил его прилететь сюда? Сколько он возьмет за экспертизу?
      - Это не должно тебя волновать, Абби.
      - Но волнует.
      Роб вздохнул. - Я заплачу ему сам, из своей доли. Хотя, едва прослышав о твоем Ван Гоге, он настолько переполошился, что хотел тут же перезвонить тебе. Мне пришлось приложить все усилия, чтобы его отговорить. Реджи, по-моему, готов был сам заплатить тебе, лишь бы взглянуть на картину.
      На мгновение я призадумалась. А что, возможно, в желании Реджи что-то есть. Почему бы ни превратить мою антикварную лавку в частный музей? Наверняка найдутся сотни, а то и тысячи желающих расстаться с деньгами за право взглянуть на мой шедевр. Долларов пятьдесят, по-моему, вполне разумная плата за вход.
      - Абби, ты меня слышишь?
      - Да, - пробормотала я. - Просто в глаз что-то попало.
      - Бывает, - сказал Роб. - Так вот, Абби, Реджи прилетает в семнадцать с четвертью. Как насчет того, чтобы поужинать у нас? Скажем, в семь?
      - А когда он посмотрит на картину? - быстро спросила я. - До ужина или после? - Дело в том, что стряпней в необычном семействе Роб-Бобов занимается Боб, вкус у которого довольно экзотический. Мягко говоря. В последний раз, например, он угостил меня жареными потрохами под специями в сочетании с муссом из киви. Я просто не представляла, как смогу лакомиться очередным его угощением, пока Реджи еще не вынес свой вердикт. Нет, мне, определенно, кусок в горло не полезет.
      - Он, конечно же, первым делом посмотрит на твоего Ван Гога, - заверил Роб. - Однако окончательное решение вынесет после более тщательного осмотра, который состоится уже по окончании трапезы. Между прочим, Боб собирается угостить вас перепелками под карамельным соусом, а их нужно есть сразу, иначе потом они будут жесткими.
      Я содрогнулась. Придется перед ужином опустошить бутылочку какого-нибудь антацида, а к столу незаметно протащить пластиковый пакет, повместительнее. Оставалось лишь надеяться, что антацид нейтрализует всю отраву, которую мне не удастся скинуть в пакет.
      - С ума сойти! - восхитилась я. И тут же подумала, что зря послушалась маму и не стала актрисой. А ведь всегда мечтала.
      - Тогда будем считать, что договорились, - удовлетворенно произнес Роб. - Извини, Абби, но мне пора. Если с миссис Ченг возникнут какие-либо проблемы, дай мне знать. Кстати, Реджи просил передать тебе привет.
      - Спасибо, и ему от меня привет, - сказала я и положила трубку. Итак, Магомет решился прийти к горе! Похоже, денек начинался неплохо.
      Между тем, Айрин Ченг в моих советах явно не нуждалась. У нее, похоже, был врожденный талант к торговле, а в свободное от приумножения моих доходов время она мыла, чистила, сортировала и наводила порядок. Она не могла и минуты усидеть спокойно. Я показала ей свою файловую систему существенно уступающую ее собственной, - и обучила обращению с моим кассовым аппаратом, делу, в котором она, по-моему, тоже собаку съела. Проведя в обществе Айрин еще несколько часов, я окончательно убедилась в том, что отныне могу всецело отдаться любимому занятию: посещать всевозможные аукционы с распродажами и покупать, покупать и покупать... Только прежде мне предстояло обделать еще одно дельце.
      - Продержитесь немного в одиночестве, пока я отлучусь?
      Айрин тактично улыбнулась. - Не волнуйтесь, Абби, я сама запру дверь, и верну Робу его ключ. Для меня уже изготовили дубликат. А завтра утром, если вы не против, я прискочу пораньше. Надо попробовать загнать кому-нибудь вашу вазу эпохи Мин. Она слишком много места занимает.
      - Избавьтесь от нее, милочка, я только счастлива буду, - проворковала я. - Так вы уверены, что справитесь без меня? - С таким же успехом моя мамочка могла спросить Пита Сампраса, перебросит ли он мячик через сетку без ее помощи.
      - Справлюсь, - коротко ответила она, уверенно кивая. Возражать я не стала, тем более что в лавку величаво вплыла несметно богатая дамочка из Шарлотта, которую я за глаза окрестила миссис Форт-Нокс.
      Итак, я предоставила дойку долларового вымени Айрин, а сама отправилась восвояси. В телефонной книге Шарлотта, которой я воспользовалась как путеводителем, значилась целая дюжина людей по фамилии Носс, но всего у двоих фамилия писалась с одним "с". Я подчеркнула адреса обоих. Первый Нос проживал в западной части города, а вот второй - где-то у черта на куличках. Возле студенческого городка. Я решила положиться на собственное чутье.
      Глава 18
      До Моурхеда я добралась по Квинс-роуд, без сомнения, самой живописной городской улице во всех Соединенных Штатах. Далее мой путь на запад, к Мурз-чепел, пролегал по Фридом-драйв. Где-то здесь, неподалеку от Христианской академии По-Крик, и находился мой первый адрес. Я без труда отыскала нужный дом - скромное кирпичное строение с полосатым полотняным навесом над входом. Посреди иссушенного солнцем газона одиноко маячила сучковатая груша. К сожалению, гараж был пуст, как предвыборные обещания нашего сенатора.
      В дверь я все же позвонила. Конечно, я не сладкоголосая сирена, но до сих пор язык помогал мне выкрутиться из самых сложных ситуаций. Не говоря уж о том, что не всякий взрослый поднимет руку на женщину ростом в четыре фута и девять дюймов. Дети, правда, дело другое.
      Мужчина, который подошел к двери, обладал такими же невероятными ушами и зубами, как и его лопоухий соплеменник в комбинезоне, но на этом сходство кончалось. Зубастик, возвышавшийся надо мной, весил, по крайней мере, на сотню фунтов больше. Чем-то он походил на огромную крысу. Увидев меня, он скорчил недовольную гримасу.
      - Мне нужен мистер Джонатан Нос, - пролепетала я, немного растерянно.
      - Вы из секты Свидетелей Иеговы?
      - Нет.
      - Баптистка?
      - Нет.
      - Ну, а то, что вы не из мормонского племени, я и сам вижу, пробурчал он. - Вы одна, и, по всем признакам - женщина.
      - Если на то пошло, то я епископалистка, - призналась я. - Но мы ловлей заблудших душ по домам не занимаемся.
      Крыс смерил меня взглядом. - Надеюсь, вы не попытаетесь всучить мне какую-нибудь дребедень?
      Я с оскорбленным видом замотала головой.
      - В таком случае, Джонни Нос это я.
      - А меня зовут Абигайль Тимберлейк. Скажите, у вас есть белый фургон?
      - Нет, - сдержанно ответил ушастый.
      - С номерным знаком, на котором написано "НОС"?
      - Вы видите здесь хоть один фургон?
      - Нет, но я просто...
      - А откуда вы узнали мою фамилию?
      - Из телефонной книги. В ней числятся всего двое с такой фамилией. Я пытаюсь отыскать владельца белого фургона.
      - А что натворил мой дражайший братец на сей раз?
      Капли пота, катившиеся по мясистой физиономии Джонни Носа, собрались в здоровенный вязкий шар под подбородком. При одном его виде меня бросило в жар.
      - Пока точно не знаю. Дело довольно запутанное. Скажите, а нельзя мне войти?
      Крыс снова смерил меня взглядом, что, учитывая мои не слишком внушительные размеры, заняло у него немногим больше секунды. Решив, что серьезной угрозы я все-таки не представляю, он кивнул.
      - Заходите. Но только учтите, что дома я работаю. Вы прервали мой творческий процесс.
      Всем своим видом изображая раскаяние, я проследовала за ним в гостиную.
      - Присаживайтесь, - предложил Джонни, указывая на кожаный диван, посередине которого красовалась вмятина, размером с Марианскую впадину.
      - Спасибо.
      Сам мой хозяин погрузился в кожаное же кресло напротив. Вмятина на сиденье кресла была не меньше, чем на диване, однако зад Джонни разместился в ней вполне комфортно. Мы уставились друг на друга, и что-то в моем облике заставило Джонни вспомнить о традиционном южном гостеприимстве.
      - Чаю хотите?
      - А он душистый?
      - А разве бывает другой? - обиженно переспросил он.
      - Тогда, с удовольствием.
      Пока Джонни изображал из себя рачительного хозяина, я осмотрелась по сторонам. Помимо обтянутой кожей мягкой мебели, в гостиной было еще два-три недурных предмета, но на антиквариат они никак не тянули. Самым любопытным здесь были, пожалуй, развешанные на стене за моей спиной фотографии в рамках. Все они изображали увеличенные книжные обложки, причем на каждой красовалось имя Джонни Носа. За исключением одной. Обложки тошнотворной халтуры "Корсеты и короны", вышедшей из-под пера Хортенс Симмс.
      Когда я разглядывала ее, вернулся Джонни с подносом в руках. - Это обложки моих книг, - заявил он.
      - Вы писатель?
      - Точно.
      - А что за писатель?
      - Выдающийся. Но, к сожалению, до сих пор не оцененный по достоинству.
      - Я не то имела в виду, - поправилась я. - В каком жанре вы пишете?
      - Ах, так вы читательница! Я сочиняю детективы.
      - Понятно. А при чем тут эта книжка про нижнее белье коронованных особ? Я имею в виду бессмертное творение Хортенс Симмс. Оно-то что здесь делает?
      - Вы способны держать язык на привязи?
      - О да, хоть до гроба, - привычно соврала я.
      - Я был у Хортенс литературным негром, - сказал Джонни. - Мало того, что я написал весь текст "Корсетов и корон", так я еще и уйму исследовательской работы проделал. Несколько месяцев в библиотеках корпел. Да, верно, имя на обложке не мое, но я считаю, что сама книга по праву принадлежит мне.
      - А название тоже вы придумали?
      - А как же. Нравится?
      - Оно оригинальное, - соврала я. - И запоминающееся. Как, кстати, и все остальные ваши названия. Хотя, по правде говоря, я никогда ваших книг не читала.
      - Ничего удивительного. Ежегодно в Штатах издается более шестисот детективных романов. И, тем не менее, мои книги вы найдете буквально в любой книжной лавке.
      - Непременно что-нибудь прочитаю, - пообещала я. - Скажите, а диалогов у вас много?
      - Ну, как вам сказать...
      - Дело в том, что я не люблю книги, которые состоят из одних диалогов. В таких случаях у меня создается впечатление, что меня обвели вокруг пальца. Я люблю романы с пространными размышлениями, авторскими отступлениями и описаниями, которые смаковать можно.
      - Типа "Войны и мира"?
      - Ну да. - Я говорила на полном серьезе. - А как насчет юмора? На мой взгляд, когда его слишком много, это мешает воспринимать сюжет.
      - Только в том случае, если юмор низкого сорта.
      - А у вас какой?
      - О, у меня шутки отменные, - без тени юмора ответил писатель. - Но, к сожалению, мои книги никогда мало-мальски престижных премий не удостоятся. Чем книга смешнее, тем меньше у нее шансов что-нибудь завоевать. Наши критики ценят только серьезное и занудное чтиво.
      - Извините, мистер Нос, но давайте вернемся к вашему брату. Его, случайно, не Уткой зовут?
      - Утко, - скривился Джонни. - Родители наши изгалялись, как только могли.
      Я сочувственно закивали. - У меня есть брат, которого мои родители назвали Той. Как тойтерьера. Естественно, в школе его то Фоксом, то Скотчем дразнили.
      - Так, значит, Утко опять набедокурил?
      - Я же сказала - пока точно не знаю. Разве что дочь мою он на свидание приглашал.
      - Она тоже смазливенькая? Как вы?
      - Лесть вам не поможет, - кокетливо сказала я. - У меня уже есть приятель.
      - Вот жалость, - вздохнул Джонни. - Подфартило мужику.
      Я почувствовала, что краснею.
      - Либо, - продолжил Джонни, - вы все это выдумали, потому что не выносите жирных мужчин.
      - Что за глупости? - возмутилась я. - Среди моих лучших друзей есть настоящие толстяки!
      - И ваш приятель - тоже?
      - Нет. Но вас, между прочим, это не касается.
      Джонни довольно улыбнулся, добившись своего. - Итак, Утко пригласил вашу дочь на свидание. Она несовершеннолетка?
      - Ей уже двадцать один.
      - Надо же. Редко увидишь, что мать такой взрослой женщины следит за ее дружками.
      - Ваш брат дружком ей не приводится. Но он явно что-то замышляет. Сегодня утром я случайно встретилась с ним в доме для престарелых, после чего и глазом моргнуть не успела, как он уже пристал к Сьюзен. - Я шлепнула себя ладонью по губам. Дура безмозглая! Выдала имя собственной дочери брату возможного уголовника.
      - Ничего страшного, - успокоил меня Джонни. - Я ничего ему не скажу. Мы с Утко давно не разговариваем.
      - Да?
      - И вовсе не потому, что я такой толстый. Или - бедный. И даже не из-за того, что я пишу книги. Утко это все по барабану. Но ему не безразлично, что я его осуждаю.
      - Вот как? И за что же?
      - Как и вы, мисс Тимберлейк, я умею держать язык на привязи. Вдаваться в подробности я не стану. Но, на мой взгляд, мой брат много теряет из-за того, что не знаком со словами "сочувствие" и "сострадание".
      - Значит, не в его стиле навещать немощных обитателей домов престарелых?
      Джонни вдруг поперхнулся. - Абсолютно.
      - Скажите, а чем он на жизнь зарабатывает? Товары, может, развозит?
      Джонни пожал плечами, отчего сперва всколыхнулись его мясистые щеки, затем заколыхался шестерной или семерной подбородок, в свою очередь вызвав цепную реакцию колебаний внушительных телес. На мгновение создалось впечатление, будто тело писателя состоит из желе. - Когда мы общались с Утко в последний раз, он поведал мне, что устроился на новую работу. Нечто связанное с импортом-экспортом. Меня это вполне устраивает: коль скоро он не просит одолжить ему денег, я в его дела не лезу. Только время от времени, как и все остальные, узнаю про его похождения из газет.
      Я недоуменно заморгала. - Что вы хотите этим сказать?
      - Какие-то мелкие нелады с законом. Очередные браки, разводы и тому подобная дребедень. Утко - личность популярная. По-моему, журналисты "Обсервера" балдеют от его имени. Утко Нос, представляете? И я их понимаю. Впрочем, как я уже говорил, сплетни - не мое ремесло. Если хотите выведать подноготную Утко, отправляйтесь в редакцию.
      - Так я и сделаю. А как смотрите на то, если я обращусь к самому Утко?
      Джонни вытаращился на меня. Во всяком случае, так мне показалось. Глаза на его заплывшей жиром физиономии были едва различимыми щелочками, но сейчас они, похоже, заполыхали огнем.
      - На вашем месте, я рисковать не стал бы, - пропыхтел он наконец. Дело в том, что Утко... Одним словом, мой брат провел три года в колонии для малолетних преступников за убийство.
      - Вот, значит, во что сегодня оценивается человеческая жизнь, - горько промолвила я. - В три года.
      - Он убил негра, - процедил Джонни. - И не выводите меня из себя.
      - Послушайте...
      Но Джонни уже завелся. - Потому что, убей Утко белого, - прогремел он, - не важно доктора или адвоката, он бы до сих пор сидел за решеткой. Без всяких скидок на несовершеннолетие. Но родители наши так и не смогли пережить этого позора. Они перебрались во Флориду, а нас оставили здесь.
      - Извините, - пропищала я.
      - За что? За то, что я пузан, в кармане ветер свищет, а мой брат убийца?
      - Нет, - замялась я, но в следующий миг нашлась. - За то, что вы страдаете.
      - Да, - хмыкнул он. - Что вы понимаете в страданиях, мисс Тимберлейк?
      Я попыталась было подняться, но кожаная яма, в которую я провалилась, не позволила мне даже привстать. Однако с третьей попытки, раскачавшись, я все-таки вывалилась на пол. И тут же резво вскочила.
      - А легко, по-вашему, когда тебя всю жизнь обзывают пигалицей или фитюлькой? - завопила я. - А то и вообще финтифлюшкой! - Не выводите меня из себя! Потому что отец мой умер, а мать - цирк ходячий! Не говоря уж о том, что мой бывший муж страдал манией величия, и после развода отобрал у меня дом и детей.
      - Извините меня, - негромко ответил Джонни.
      Мы оба рассмеялись.
      - Ну ладно, - сказала я. - Мне пора идти, а вам нужно работать. Так, говорите, ваши книги в любой лавке купить можно?
      - Да, почти в любой. Я бы подарил вам парочку, но мой издатель крайне скуп на авторские экземпляры.
      - Ерунда. Если я куплю вашу книгу, вы мне ее надпишете?
      - С удовольствием. Возьмите для начала "Роковое жало". Про одного маньяка, который подстроил убийство, выведя смертоносных пчел. Пока это мое любимое произведение.
      - Можно задать вам очень личный вопрос?
      - Валяйте.
      - Если вы настолько страдаете, как вам удается сочинять смешные книжки?
      - Юмор зачастую бывает порожден страданием.
      - Тогда я, наверно, могла бы выступать клоуном в цирке, - заметила я.
      - Да, но только на ходулях, - улыбнулся Джонни.
      - Очень остроумно. - Я притворно надулась. - Но за чай спасибо.
      Джонни сопроводил меня к двери. - На вашем месте, мисс Тимберлейк, я бы держался от Утко подальше. Распространяться не стану, но, поверьте мне на слово: мой братец - прескверная личность.
      - Я это запомню, - пообещала я.
      Глава 19
      Какой смысл обладать ценными связями, если ими не пользоваться? Возвратившись в свое божественно прохладное жилище, я тут же позвонила Грегу. Он куда-то "на секундочку отлучился", но находился в пределах здания полицейского управления. Я накормила Мотьку, выждала десять минут и перезвонила.
      - Привет, Абби! - голос Грега звучал жизнерадостно, отлучка пошла ему на пользу.
      - Чем ты занят сегодня вечером? - поинтересовалась я.
      - Вечером? Мы снова патрулируем на пару с Бауотером. Я как раз домой собирался, соснуть часочек-другой. А что?
      - Да так, ничего особенного. Просто я думала...
      - Ничего больше не говори. Я думаю то же самое. А как насчет завтрашнего вечера?
      Я призналась Грегу, что приглашена с мамой на ужин к Ее Величеству, Королеве Присцилле Хант. Зная, что Грег откажется, я даже взяла на себя смелость и пригласила его пойти с нами. По части светских манер Грег способен состязаться разве что с гиппопотамом, но это его нисколько не беспокоит. Он избалован откровенными взглядами и не в меру распущенными руками зрелых дамочек. А вот более юные создания женского пола - те, которые убиваются по Леонардо ди Каприо и Мэтту Дэмону - совершенно не замечают моего Кэри Гранта.
      - Значит, в воскресенье? - уточнил он. Я представила, как обиженно надулись его сладострастные губы.
      - Извини, воскресенье меня не устраивает. А вот в понедельник я точно могу.
      - Чем же, хотел бы я знать, ты настолько занята в воскресенье?
      - Я собираюсь мыть голову.
      - Понимаю. А мы с Фонцем собираемся мой револьвер чистить. Скажи честно, Абби, у тебя ведь свидание, да?
      - Чисто деловое.
      - С кем? Надеюсь, не с Бастером?
      - Грегори!
      - Извини, Абби. Ну, а с кем, в таком случае?
      - Это не твое дело, но раз ты уж так хочешь знать, то - с Роб-Бобами.
      - А-аа. Какого же черта ты сразу не сказала?
      - Потому что ты способен и к ним меня приревновать.
      - Ничего подобного. Они очень славные педики.
      - Грег, ты бы меня и к моему отцу ревновал, будь он еще жив. Помнишь, что случилось, когда я тебя с Тоем познакомила? Ты ему чуть руку не оторвал во время рукопожатия.
      - Я просто не поверил, что он - твой брат. Волосы светлые и рост под шесть футов.
      - Шесть футов и два дюйма, - сухо поправила я. - Сам виноват, должен мне верить.
      - Ты, как всегда, права. Ну что, значит, тогда в понедельник?
      - Заметано. - Я сглотнула и сменила пластинку. - Послушай, Грег, ты слыхал когда-нибудь о парне, которого зовут Утко Нос?
      - Да, знаю я такого. Дай вспомнить, из какого он мультика.
      - Что?
      - Какие-то там истории про Дональда Дака и дядюшку Скруджа, да?
      - Грег, я вовсе не шучу, - пискнула я. - Мне и в самом деле нужны сведения о мужчине по имени Утко Нос. Точнее, зовут его Утко, а фамилия Нос.
      - Какого рода сведения? - деловито спросил Грег.
      Почувствовав, что Грег насторожился, я решила сбавить обороты. Если он не знал про уголовное прошлое Утко, то выходило, что Джонни соврал. Ибо ни одно преступление в Шарлотте не совершалось без ведома Грега, который либо расследовал его сам, либо следил за расследованием, которое вели его коллеги.
      - Любые, - небрежным тоном ответила я. - Где он работает, например, чем занимается и все такое.
      - Абби, как по-твоему, похож я на справочное бюро?
      - Что ты, зайчик, нет, конечно.
      - Знаешь, Абби, на твоем месте я бы поаккуратнее отнесся к тому, чтобы нанимать работника-мужчину. Могут, например, быть неловкие моменты, когда ты захочешь достать что-нибудь с верхней полки, или забраться наверх по стремянке. Не говоря уж о том, что многим мужчинам не по нутру, когда бал правит женщина. Есть и другие мелочи. Мне, например, куда приятнее, когда в магазине меня обслуживает симпатичная женщина.
      - Ага, значит, она должна быть еще и симпатичной?
      - Ну...
      - Так вот, Грег, к твоему сведению, я провела собеседование уже с несколькими кандидатами, и пока из всех на меня наибольшее впечатление произвел Нос. Он настоящий Гаргантюа.
      - Кто?
      - Ну, амбал.
      Воцарилось столь продолжительное молчание, что мы, южане, за это время вполне могли успеть отказаться от жареной пищи, а члены Ку-клукс-клана стать меннонитами. - Ты просто пытаешься вытянуть из меня нужные сведения, - сообразил наконец Грег. - Наверно, он просто какой-то старый пердун, который самостоятельно зад подтереть не может. Так?
      - Нет.
      - Абби, ты хочешь пробудить во мне ревность? Если да, то это тебе удалось.
      Я вздохнула. - Нет, Грег, к Утко Носу ревновать меня ни к чему. Его внешность вполне соответствует его имени.
      - Да? Послушай, Абби, это верно, что я сегодня патрулирую с Бауотером, но... Как ты отнесешься к тому, если я на минутку заскочу к тебе?
      - Видишь ли...
      - Ты можешь заодно Джей-Кат пригласить, чтобы они с моим напарником пообщались. А мы уж постараемся обеспечить непринужденную обстановку.
      Я уже ухитрилась напрочь позабыть о том, что обещала свести свою подругу с сержантом Бауотером. И тут меня осенило. - Хорошая мысль. Только чтобы заручиться присутствием Джей-Кат, мне нужно точно знать время встречи. Давай определимся.
      - Так, Бауотер заступает на дежурство в восемь вечера. Может быть, в десять?
      - Договорились. Только раньше не приезжайте, возможно, мы с ней сначала в кино сходим.
      - Ладно. Но только при условии, что ты пойдешь именно с Джей-Кат.
      - Пока, Грегори, - сказала я и в восторге поцеловала телефонную трубку.
      * * *
      Джей-Кат я позвонила в ее магазинчик.
      - Ой, Абби, ты прослушала мое послание?
      - Какое послание?
      - Тут какой-то хмырь заходил, наводил о тебе справки.
      - Грег?
      - Нет, дурашка, настоящий хмырь. В кожаной куртке с металлическими заклепками. Типичный металлист. Ты понимаешь, что я имею в виду?
      Нелепый вопрос. - Скажи, милочка, он ведь на мотоцикле ездит?
      - Откуда ты знаешь? - изумилась Джей-Кат.
      Душа моя ушла в пятки. - И что ты ему рассказала?
      - Я отослала его к тебе, но тебя, как на грех, на месте не оказалось. А твоя помощница, по его словам, велела ему убираться вон и не совать нос в чужие дела. И он вернулся ко мне. Послушай, Абби, я даже не слыхала, что ты обзавелась помощницей. Почему ты мне не сказала?
      - Она только со вчерашнего дня работает. Ну, а что ты ему поведала?
      - Я тоже велела ему не совать нос в чужие дела и выставила вон. Тяжелый вздох. - При этом мысленно рвала на себе волосы. Он такой хорошенький.
      - Ты просто умница, Джей-Кат. Ничего другого я от тебя и не ожидала. Послушай, зайчик, как насчет того, чтобы закатиться вечерком ко мне? Ответ подруги я знала заранее - Джей-Кат меня обожает.
      Но она окатила меня холодным душем. - Нет, Абби, сегодня я не могу.
      - Что?
      - Извини, Абби, но сегодня я должна сидеть дома и поп-корн нанизывать.
      - Зачем?
      - Как зачем? Елку украшать, дурашка.
      - Но ведь сейчас июль! - взвыла я.
      - Я знаю, - простонала Джей-Кат. - Но видела бы ты, как я копаюсь с этими чертовыми зернами. Они твердые, как алмазы, и я без конца иголки ломаю.
      - Дубина ты стоеросовая, нанизывают ведь воздушную кукурузу!
      Молчание. Затем возмущенный возглас: - Господи, почему ты мне раньше не сказала?
      - Ты не спрашивала. Послушай, Джей-Кат, я понимаю, украшать елку за полгода до Рождества - занятие сверхважное, но, помнишь, я тебе про одного сержанта из Шелби рассказывала? Так вот, сегодня вечером, они с Грегом ко мне заскочат...
      - Ой, Абби, я бы все отдала, чтобы встретиться со своим суженым, но... Словом, сегодня я никак не могу.
      - Если дело только в поп-корне, то я на днях подскочу к тебе и помогу его нанизывать.
      - При чем тут поп-корн, Абби? Вся загвоздка в луне.
      - В чем?
      - Да у меня это совсем из головы вылетело. Сегодня ведь полнолуние!
      - Ну и что? Это лучшее время для нанизывания поп-корна?
      - Вовсе нет. Просто я подумала, что могла бы заняться чем-нибудь полезным. Полы вымыть, например, в доме прибрать.
      - Кончай вешать мне лапшу на уши, Джей-Кат. Ты в жизни полы в своем доме не мыла. Я, может, твое счастье устроила, а ты какую-то околесицу несешь.
      - Абби, поверь, я признательна тебе до визга, но рисковать не могу.
      - Чем рисковать?
      - Обращением, бестолочь. Рожденным в Шелби нельзя покидать свой дом в полнолуние, иначе им грозит обращение.
      - Какое еще обращение? В другую веру, что ли?
      - В волка-оборотня, - еле слышно прошептала Джей-Кат.
      Я не поверила своим ушам. - Надеюсь, ты шутишь! - Я, Уиннелл, Роб-Бобы и даже моя мама - все мы в свое время были всерьез обеспокоены состоянием рассудка Джей-Кат. Однажды нам даже удалось затащить ее к психиатру, доктору Флейшману. К сожалению, этот славный эскулап и сам оказался чокнутым. Правда, есть в заболевании Джей-Кат и позитивная сторона: по сравнению с ней, моя мама кажется вполне нормальным человеком.
      - Нет, Абби, я не шучу. С моей бабушкой это всякий раз случалось.
      - С бабушкой Ледбеттер?
      - С бабушкой Кокс. В полнолуние у бедняжки всегда жуткий зуд начинался. Если она с ног до головы натиралась мазью и оставалась дома, то все было в порядке. Стоило же ей хотя бы нос за порог высунуть, и она тут же обрастала шерстью, как ноги француженок.
      - Врешь!
      - Да не сойти мне с этого места, Абби!
      - И ты это своими глазами видела?
      - Нет, но мы жили всего в одном квартале. Вой на всю улицу стоял.
      - Послушай, Джей-Кат, а вдруг это какая-нибудь псина выла? предположила я. - С собаками такое случается. И вообще. с какой стати ты решила, что на луну воет твоя бабушка?
      - Мне Кайл рассказал. Мой брат.
      - Тот самый, который сказал, что детское мыло варят из детей?
      - Да, Абби, но тогда он ошибся. Про бабушку же я точно знаю.
      - А ты хоть раз покидала в дом в полнолуние?
      - Я всегда старалась этого избежать.
      - И тем не менее это ведь было? - настаивала я. - И ничего с тобой не случалось.
      - Да, но...
      - Никаких "но"! - взревела я. - Чтоб сразу по окончании работы была здесь, поняла? Перехватим чего-нибудь в "Саузерн-Молле", а потом отправляемся на охоту.
      - Звучит заманчиво, Абби. А на кого мы будем охотиться?
      Мне показалось, что Джей-Кат чересчур расхрабрилась. На всякий случай, я решила, что буду внимательно наблюдать за корнями ее волос.
      - На самого крупного утконоса в мире.
      Глава 20
      Есть в торговом центре "Саузерн-Молл" одно мое излюбленное местечко. Кафетерий "Коричный", в котором я буквально объедаюсь сладкими булочками. Если бы вдруг мне предложили до конца моих дней питаться чем-нибудь одним, я бы, наверно, выбрала местные сдобы с корицей. И с глазурью, само собой разумеется. Стоит мне запустить зубы в такую булочку, и я ощущаю себя в раю. А серединка? Слаще полового акта!
      Пусть ростом я не вышла, зато аппетит у меня отменный. Пока Джей-Кат уныло грызла сандвич с цыпленком, я успела слопать две здоровенных сдобы с вкуснейшей начинкой. В самом начале трапезы я имела глупость сболтнуть Джей-Кат, что птицы произошли от динозавров. В итоге Джей-Кат заартачилась и отказывалась от еды вплоть до тех пор, пока я не пригрозила наложить на нее заклятье. По счастью, суеверности Джей-Кат позавидовал бы черный кот, осмелившийся плюнуть через правое число в понедельник, тринадцатого. В итоге она соблаговолила отведать мяса потомков динозаврами, лишь бы не навлечь на себя мой гнев.
      После ужина мы немного поразглядывали витрины, и лишь потом отправились навестить Утко. Внимательно изучив карту Шарлотта, я определила, что живет он к северо-востоку от студенческого городка, неподалеку от автострады. К тому времени, когда мы туда добрались, уже стемнело, и, сказать по правде, нам было нелегко разыскать нужный дом. Тем более что он стоял в глубине от дороги.
      Увидев же дом, мы обе ахнули. Я мгновенно сообразила, что денег у Утко водилось куда больше, чем у его брата, писателя. На кругу перед входом красовалась новехонькая "ламборгини". Легковушка, не мини-вэн. На случай, если я ошиблась адресом, я уговорила Джей-Кат позвонить в дверь, а сама осталась ждать в машине.
      Я не видела, кто открыл дверь, но вернулась Джей-Кат буквально в мгновение ока, причем была бледна как смерть.
      - Ну что? - нетерпеливо спросила я.
      - Это он!
      - Утко?
      - Какая еще утка, Абби? Это Альберт!
      - Какой еще Альберт? - возмутилась я.
      - Альберт Вестерман. Мы с ним вместе среднюю школу заканчивали. В Шелби.
      - Ты уверена?
      - Абсолютно.
      Урожденный скептик, я не верила в случайные совпадения. - Скажи, у твоего Альберта огромные оттопыренные уши и неимоверно длинные зубы?
      - Как, Абби, ты с ним знакома?
      Кровь моя застыла в жилах. - Я знаю его под именем Утко Носа. Хотя, признаться, даже для южанина это имя казалось мне слишком эксцентричным.
      Джей-Кат захлопнула дверцу со своей стороны и с силой вдавила запирающий рычажок. - Заводи, Абби! - нервозно потребовала она. - И поддай газку. Нужно уносить ноги.
      Я развернулась и неохотно покатила прочь, остановив машину лишь перед самым выездом на автостраду. Хотя зной еще не спал, я заглушила мотор, чтобы огни фар не выдали нашего местонахождения.
      - Ну, выкладывай, Джей-Кат, - потребовала я. - В чем дело?
      - Одно я знаю наверняка, - сказала она слегка дрогнувшим голосом. Этот человек чертовски опасен. В школе он не раз хвастал, как они с братом пришили своих родителей. Однако то ли потому, что тогда они были еще малолетками, то ли потому, что полиция так и не сумела доказать их вину, но оба остались безнаказанными.
      - Это в Шелби случилось?
      - Нет, мэм. В Шелби детки своих предков не убивают. В крайнем случае, переезжают в другое место. Например, в Уилмингтон.
      Я посмотрела в зеркальце заднего вида. "Ламборгини" стояла на прежнем месте. Окна дома были освещены, как и прежде.
      - А знала ты его брата? Он ожирением не страдал?
      - А папа римский в бога верит? - Джей-Кат любит изъясняться необычными метафорами.
      - Но я не понимаю, - захныкала я. - Неужели это те же самые братья? Один тощий, второй жирный, оба - лопоухие, как слоны. Пожалуйста, Джей-Кат, расскажи мне про них все, что знаешь.
      Джей-Кат почесала в затылке и задумчиво уставилась на меня. Глазищи у нее иссиня-серые, но ничего не выражают. Как у какой-нибудь коровы из Скандинавии.
      - Что ж, его брат - писатель.
      - Писатель? - тупо переспросила я.
      - По крайней мере, считался таковым в нашей школе. Джонни Вестерман. Он сочинял потрясающие рассказы. Вечно хвастал, что будет богат и знаменит. Господи, Абби, а вдруг и Альберт решил писателем стать?
      - Нет, я просто поверить не могу, - проскулила я.
      - Это правда, Абби. Один из рассказов Джонни был настолько трогателен, что наша учительница обрыдалась, когда его читала.
      - Этому я как раз верю, - жалобно сказала я. - Но не могу поверить, что вляпалась в такую переделку. Только малолетних убийц мне не хватало. Как будто я Анжела Лансбери* (*Американская актриса, самая известная роль в сериале "Она написала убийство").
      - Ну, что ты, Абби, ты гораздо старше.
      - Спасибо, зайчик, - с чувством промолвила она, включила зажигание и нажала педаль акселератора.
      Наверно, со стороны выглядело глупым, что я звонила из автомата, расположенного напротив бензозаправочной станции. Но в ту минуту это казалось мне куда безопаснее, чем звонить из дома, ведь в наши дни любой может поставить себе телефон с определителем номера. Джей-Кат, которая превосходно создает звуковые эффекты, помогала мне заманить Джонни Носа в ловушку.
      - Мистер Вестерман? - прогнусавила я, прикрыв рот носовым платком и старательно изображая английский акцент.
      - Извините, мэм, вы не туда попали, - сказал писатель, но трубку вешать не стал.
      - Мистер Вестерман, меня зовут Кристи Марпл, и я звоню вам из Лондона.
      - Послушайте, я ведь уже сказал вам...
      Тем временем Джей-Кат, приложив ладони ко рту, протяжно загудела, подражая отдаленному реву пароходика на Темзе.
      - Мистер Вестерман, я представляю адвокатскую контору "Дорфман, Марпл и Дейли", одну из самых уважаемых во всей Великобритании.
      - А я тут при чем?
      - Похоже, вы унаследовали весьма крупное состояние.
      - Неужели?
      - Да. Судя по нашим архивам, ваш прапрадедушка был младшим сыном лорда Энгуса Вестермана, знаменитого английского фабриканта. Это так?
      - Вполне возможно. У моей мамы в Англии оставались какие-то предки.
      - В данном случае речь идет о предках только по отцовской линии.
      - О, ну это уж наверняка. Папа был англичанин до мозга костей.
      - А его фамилия была Вестерман?
      - В черт знает каком поколении.
      - А его отец родом из Уилмингтона, Северная Каролина?
      - Да, мэм, совершенно верно.
      Джей-Кат загудела, подражая клаксону лондонского такси.
      - Отлично. Теперь все становится на свои места. Дело в том, что ваш двоюродный дедушка Луис Вестерман - он, к сожалению, лордом стать не успел - скончался, не оставив в Англии ни единого наследника, и...
      - А как велико наследство?
      - О, миллионы.
      - Фунтов или долларов?
      Джей-Кат издала резкий, крайне неприятный звук; таким образом, по ее мнению, британские кареты "скорой помощи" расчищают себе дорогу в "часы пик".
      - Э-ээ... евродолларов. Но речь все равно идет о миллионах. Однако, мистер Вестерман, судя по нашим сведениям, у вас в Америке есть брат. Это так?
      - Нет, мэм.
      - Сейчас я вам прочитаю. Вот здесь черным по белому написано: "Альберт Вестерман".
      - Ах, да. Но это было давно.
      - Скажите, мистер Вестерман, ваш брат также проживает в Шарлотте?
      - По правде говоря, мэм, я уже давно не общаюсь со своим братом. Альберт, он вроде перекати-поля. Вечно мотается по всем Штатам. Вполне возможно, что сейчас он живет в Калифорнии. А то и на Аляске.
      - Очень жаль, мистер Вестерман. Дело в том, что в соответствии с английским законодательством, мы не можем...
      - Ах, да, мэм, я как раз вспомнил...
      К сожалению, именно этот миг Джей-Кат выбрала, чтобы изобразить бой башенных часов. И все испортила.
      Нет, не зря Джонни Вестерман отрастил такие огромные уши. - Что это за звуки? - подозрительно осведомился он.
      - О, это наш Биг-Бен, - нашлась я. - Каждый час отбивает, знаете ли.
      - Странно, у нас здесь время не круглое. А у вас - который час?
      Я лихорадочно хваталась за все соломинки. - Он ведь и каждые полчаса отбивает.
      - Да, но сейчас десять минут десятого. Я только утром точное время выставил.
      - Э-ээ... Биг-Бен сегодня отстает.
      - Мисс Тимберлейк, это вы, что ли?
      Я бросила трубку и напустилась на Джей-Кат. - Ну что ты натворила! Из-за тебя он меня узнал.
      Джей-Кат часто заморгала, но на ее хорошенькой мордочке ровным счетом ничего не отразилось. - Я не виновата, что ты не умеешь гласные глотать.
      - Я очень тщательно глотала гласные, - возразила я. - Вместе с костями. И зачем ты так некстати со своим дурацким Биг-Беном влезла?
      - Послушай, Абби, раз ты себя так ведешь, то отвези-ка меня лучше домой. Я бы за это время хоть лишний дюйм поп-корна нанизала. А то и больше, если ты права, и надо брать воздушную кукурузу.
      - Прости, Джей-Кат, - спохватилась я. - Просто я очень испугана. Альберт Вестерман знает, что я напала на его след, а если они с братцем и вправду своих родителей ухлопали, то... Кстати, как они это проделали?
      - Молотили их во сне по головам бейсбольными битами. Во сне родителей, я имею в виду.
      Я содрогнулась. - Ты уверена?
      - Они показали мне такие же бейсбольные биты. И вообще, как я уже говорила, они этим все время хвастались.
      Я осмотрелась по сторонам. Тощая блондинка в туфлях на толстенных "платформах" заливала бензин в бак своего автомобиля, а из магазинчика при бензозаправочной станции выходил старичок с газетой подмышкой. Ничего необычного я не заметила.
      - Мне кажется, что именно братья Вестерман могли накануне взломать дверцу моей машины, - задумчиво промолвила я.
      - Они лупили по ней бейсбольными битами? - поинтересовалась Джей-Кат.
      - Нет. Но Утко явно следил за мной. Сначала увязался за мной в дом престарелых, а потом к Сьюзен клеился. Кстати, а мотоциклист? И потом еще негритянка из церкви... Послушай, Джей-Кат, ты никогда не страдала паранойей?
      Джей-Кат закатила свои коровьи глаза. - Нет, конечно. Я просто не прислушиваюсь ко всяким потусторонним голосам.
      Я вздохнула. - Спасибо, милочка. Я знала, что могу на тебя положиться.
      Джей-Кат расцвела. - Стараюсь. Кстати, Абби, почему бы тебе ни рассказать Грегу обо всей этой чертовщине?
      - Да, ты права, - задумчиво ответила я. - Наверное, стоит.
      Но я понимала, что так и не решусь рассказать ему все. При всем моем хорошем отношении к Грегу я в глубине души опасалась, что, узнав все подробности о моем Ван Гоге и возне вокруг него, он заставить меня выйти из игры. Грег способен быть осторожным, как курица на перекрестке лисьих троп. Но я не собиралась сидеть, сложа руки, дожидаясь, пока Грег решит все мои проблемы. Мама уверяет, что с самого рождения я была непоседой. Если ей верить, я сбежала едва ли не с родильного стола. Тут она, конечно, слегка преувеличила, но смысл не исказила. Энергия кипела во мне с рождения, а вот суетливость я уже, наверное, с молоком всосала. И сейчас приняла решение, что должна сама во что бы то ни стало разобраться в этой головоломке, пусть даже и не сегодня. А теперь пора было везти Джей-Кат ко мне домой, чтобы свести ее с сержантом Бауотером.
      К тому времени как Грег со своим напарником наконец заявились, опоздав на целый час, мы с Джей-Кат успели нанизать футов восемь поп-корна. И сделали бы еще больше, не будь Джей-Кат голодна как волк. Она умяла два сандвича с ветчиной - сперва заставив меня подписать бумагу, что свиньи произошли не от динозавров, - а потом расправилась с тремя здоровенными каролинскими персиками. Миска с поп-корном стала для нее вторым десертом.
      - Ух ты, посмотрите-ка, кого наша кошечка принесла, - такими словами приветствовала я Грега. К тому времени я была уже сыта россказнями Джей-Кат по горло. Еще одна байка про Шелби и его обитателей, и я бы изверглась, подобно Везувию, и стерла этот городок с лица земли.
      - Извини, Абби. Нам пришлось спешить на выручку двоим другим патрульным. Попытка вооруженного ограбления магазинчика при автозаправке.
      - Где, на автостраде близ студенческого городка?
      Грег смерил меня странным взглядом. - Нет, это уже вне нашей юрисдикции. Ограбление было в Провиденсе.
      - Ты мог хотя бы позвонить.
      Сержант Бауотер выступил вперед. - Извините, мэм, но следователь Уошберн... - Внезапно Бауотер осекся. Челюсть его отвалилась, а глаза полезли на лоб. Он только сейчас заметил Джей-Кат.
      И Джей-Кат его узрела. - Боже, - взвизгнула она. - Это и есть твой красавец?
      Щеки сержанта залились рыжей краской, мириады веснушек слились воедино. Вдобавок у него, похоже, язык отнялся.
      - Абби! - Джей-Кат посмотрела на меня сияющими глазищами. - Он даже лучше, чем я ожидала.
      - К тому же он из Шелби, - горделиво добавила я.
      Джей-Кат застонала. Точь-в-точь моя мама, когда запускала зубы в шоколадный торт.
      - Любовь с первого взгляда, - провозгласила я.
      Грег фыркнул. - Побойся бога, Абби. Вы не дали ему и слова сказать.
      - Классические симптомы, зайчик. Не говоря уж о том, что Джей-Кат все равно не услышала бы его, даже кричи он во весь голос. В ее голове уже свадебный марш играет. В исполнении Венского симфонического оркестра.
      - Ну, а нам с тобой что делать?
      - Нам? Да ровным счетом ничего. Разве что - не мешать им. - Я сграбастала его за загорелый локоть и увлекла на кухню. - Ты голоден? У нас, возможно, кусок ветчины остался.
      - Нет. - Грег покосился в сторону гостиной. - Ты уверена, что мы им не понадобимся?
      - Они наслаждаются друг дружкой, поверь. Само небо свело их вместе. Кстати, Грег, тебе приходилось слышать о братьях по фамилии Вестерман?
      Грег пожал широченными плечами. - Нет.
      - Альберт и Джонни, - подсказала я.
      - Это не певческий дуэт?
      - Ты имеешь в виду Эдди Альберта, который, кстати, поет один. А я о двоих братьях говорю.
      - Так они тоже певцы?
      Я вздохнула. - Да. Приезжают в Шарлотт на гастроли. В следующую пятницу дают концерт в "Овенсе". Я хотела тебя пригласить.
      Грег расцвел. - С тобой, деточка, хоть на край света. - Он любовно обнял меня. - Обожаю, когда женщина сама приглашает. А еще, когда...
      Я ловко выскользнула из его объятий. В гостиной по-прежнему царила гробовая тишина. Поверьте, я вовсе не против тишины, но в данном случае столь затянувшееся молчание начинало меня не на шутку тревожить. Я ведь лишь пару дней назад выстирала все покрывала.
      Глава 21
      Благодаря Айрин, я позволила себе вдоволь выспаться. Свет, просочившийся сквозь жалюзи, разбудил меня около десяти утра, но я еще совершенно в наглую позволила себе понежиться в постельке. Полное растление. В моем доме постельное белье заведено менять в пятницу, и, прежде чем отойти ко сну, я это проделала. Нет ничего более восхитительного на свете - не считая, разве что, свеженькой сдобы с корицей, - чем возможность всласть поваляться на чистых простынях. Я нежилась, зевала, потягивалась, словом, предавалась немыслимому разгулу. Мотька, который весит фунтов десять, тоже нежился, зевал и потягивался, причем - на моей груди. Удивительно еще, что я дышала.
      Когда около одиннадцати зазвонил телефон, я расслабленно протянула руку, сняла трубку и промурлыкала: - Алло?
      - Абби? Это Роб. Ты очень занята?
      - Я еще валяюсь, зайчик. А ты уже на работе, да? - Я даже не пыталась изгнать из голоса ликования.
      - Нет, Абби. Я сейчас в шарлоттском международном аэропорту имени Дугласа.
      - И я с ним, - глухо донесся до моего уха голос Боба.
      Я спихнула Мотьку с груди и присела. - Как, вы летите в Нью-Йорк? Вы же говорили, что это эксперт сам прилетает сюда завтра.
      - У этого эксперта есть имя, Абби. Его зовут Реджинальд Перри, и он является общепризнанным в мире авторитетом по Ван Гогу и его апокрифам.
      - Что-что?
      - Я имею в виду произведения живописи, которые приписывают кисти Ван Гога, но которые на самом деле таковыми не являются.
      - У меня - подлинник! - запальчиво выкрикнула я.
      - Не сомневаюсь. Так вот, Абби, дело в том, что Реджинальд никогда еще не был на юге, а потому решил прилететь сюда раньше и пару деньков поваляться на пляжах Мертл-Бич.
      - Честно?
      - Не сойти мне с этого места. Если у нас все выгорит - то есть, картина окажется подлинной, - то мы с Бобом сами отвезем его в Мертл-Бич. Парочка дней отдыха нам тоже не повредит.
      - Господи, я просто поверить не могу, что крупнейший эксперт из Нью-Йорка мечтает о том, чтобы поваляться на пляже курортного городка. Кстати, я вычитала в какой-то газетенке, что свободно туда впускают только уроженцев Каролины. Все остальные должны предъявлять свидетельство о рождении, выданное в штате Огайо.
      - Короче, Абби, можем мы сейчас к тебе заехать?
      - Сейчас? - Я замялась. - Днем я иду на похороны, да и вечер у меня весь занят.
      - Когда начинаются похороны?
      - В два, но...
      - Пустяки. Я звоню тебе по сотовому телефону, и мы с Бобом уже в пути. Через двадцать минут будем. - В трубке послышались короткие гудки.
      - Нет, не надо! - только и успела пискнуть я. Потом в сердцах швырнула трубку. Перезвонить Роб-Бобам было некуда, поскольку номера мобильного телефона Роба я не знала.
      Поставленная перед фактом, я решила показать товар лицом. До того, как позвонил Роб, я собиралась разгуливать по дому в шортах и в майке, а переодеться лишь перед самым отъездом на похороны, но теперь стало ясно, что этот номер не пройдет. Я приняла рекордно быстрый душ в истории и едва успела продеть голову в вырез предназначенного для похорон ситцевого платья с цветочками, когда в дверь позвонили.
      Заткнув мокрые пряди волос за уши, я рысью метнулась к двери и отважно ее распахнула. Даже не удосужилась заглянуть в недавно врезанный "глазок". В любом случае, я рассчитывала, что Реджинальд Перри предстанет передо мной щегольски одетым, возможно, с усами Мориса Шевалье, и в цилиндре. Но, как оказалось на самом деле, спутник Роб-Бобов был одет в длинные шорты и розовую футболку с надписью "Я люблю Нью-Йорк" на груди. Судя по его животу, он был на девятом месяце беременности, но вместо подобающей ортопедической обуви, на ногах у него были сандалии! До чего же люди докатились? Нет, если моя мама и впрямь хотела помочь человечеству, я бы на ее месте, не в Африку миссионершей отправилась, а вступила в ряды особой полиции по соблюдению правил этикета в одежде.
      Пока я возбужденно трясла крупнейшего в мире эксперта за руку, горячую, как свежесваренный грог, и почти столь же мокрую, Роб с гордым видом представил нас друг другу.
      - Вы даже представить себе не можете, как я волнуюсь, - сказал Реджинальд. По выговору он совершенно не походил на нью-йоркца. Переехал, должно быть, из какой-нибудь глухомани.
      Я незаметно вытерла ладонь о подол юбки и впустила мужчин в гостиную. - Я страшно рада, что вы приехали, мистер Перри.
      - Зовите меня Реджи, пожалуйста. Все мои друзья зовут меня так.
      Я благодарно улыбнулась. - А вы можете называть меня Абби. Чаю хотите?
      Реджинальд неожиданно рассмеялся. - Шутите, да? Только чая мне в такую жарищу и не хватало.
      - Она имеет в виду ароматизированный чай, - пояснил Роб. И тут же добавил: - Ледяной.
      - Звучит заманчиво, - сказал Реджинальд. - Кстати, а пива у вас нет?
      - Сейчас посмотрю, может, где-нибудь и нарою. Вам непременно разливное подавай, или баночное сойдет?
      - Абби! - укоризненно промолвил Роб.
      Реджи расхохотался. - Баночное меня вполне устроит. Но только сначала я хотел бы воспользоваться туалетом.
      Я указала на коридор. - Первая дверь налево.
      - Абби, - сурово заговорил Роб, едва Реджи прикрыл за собой дверь ванной. - Ты хоть понимаешь, с кем только что разговаривала?
      - Ты имеешь в виду этого пузана, от которого за милю конским потом разит? Мне даже непонятно, как его в самолет впустили? И одет, как огородное пугало. Скоро приличному человеку вообще некуда...
      - Реджинальд Перри имеет полное право одеваться, как ему вздумается, жестко оборвал меня Роб. - Он - величина мирового масштаба!
      - Вдобавок, - прошептал Боб, - чья бы корова мычала, Абби... Ты взгляни на свои волосы - они грязные.
      - Господи! - взвизгнула я. - Кондиционер! Я забыла его смыть!
      - Не волнуйся, Абби, - смилостивился Роб. - Реджи - человек великодушный, он не обращает внимания на такие пустяки. - Он вдруг нехорошо хихикнул и добавил: - Тем более что у тебя платье шиворот-навыворот надето.
      - Что? - У меня оборвалось сердце. Я быстро потупила взор. Так и есть - чертово платье наизнанку надето. Все швы торчат наружу, а цветочки еле-еле просвечивают изнутри. Конская попона, а не платье!
      - Отвернитесь! - рявкнула я.
      Роб-Бобы повиновались, и я поспешно переоделась. В результате снаружи платье оказалось испачканным белыми полосками от дезодоранта. Я едва успела стереть их влажной салфеткой, когда вернулся Реджи. Я тут же вручила ему холодное, запотевшее пиво. Может, не заметит влажных следов на моем платье и измочаленную салфетку.
      - Я уже готова проводить вас в спальню для гостей и показать вам товар лицом, - сказала я.
      Никакого тайного смысла в моих словах не было и в помине, и тем не менее Роб-Бобы дружно ахнули, а Боб предостерегающе поднес палец к губам.
      Реджи улыбнулся. - Милая, Абби, этого момента я ждал всю свою жизнь. Если в ваших руках и впрямь окажется "Поле, поросшее чертополохом", то я умру счастливым.
      Реджи пялился на картину, разинув рот так широко, что туда без труда забрались бы не только мухи, но и пара охотившихся на них лягушек. Я даже усомнилась, жив ли он еще. Роб-Бобы тоже сидели, затаив дыхание. Либо вообще дышать перестали. Только трех трупов на руках мне и не хватало. Чтобы выбраться из такой переделки, мне и десяти миллионов может не хватить.
      - Ну так что? - требовательно вопросила я, когда прошла целая вечность. - Она или не она?
      Реджи несколько раз раскрывал и снова закрывал рот, пока наконец не выдавил: - Да.
      - Что "да"?
      - Оно, как пить дать.
      - Оно? - переспросила я. Неужели мировые светила стали относить картины к среднему роду, подобно, скажем, озерам или окнам?
      - Оно, "Поле, поросшее чертополохом".
      - Значит, это Ван Гог? - вскричала я.
      Реджи уязвленно посмотрел на меня. - В этом нет никаких сомнений, сказал он. - Руку этого мастера спутать невозможно. Эти мазки - творение величайшего гения.
      Роб шумно выдохнул. - Вы твердо уверены? - спросил он звенящим от напряжения голосом. - В том смысле, что даже не станете брать на анализ кусочек краски и так далее?
      Я заслонила картину грудью и растопырила руки. - Тот, кто посмеет отскоблить от этого чуда хоть крупицу краски, падет на месте!
      - Не волнуйся, Абби, - сказал Роб. - Реджи в этом собаку съел.
      Я обожгла мировое светило свирепым взглядом. Реджи и ухом не повел. Образец краски на анализ я должен взять непременно, - провозгласил он. - Но вы не беспокойтесь, Абби, отскабливать я ничего не буду. Но мельчайшая толика краски со столь почтенного холста останется на кисточке даже после самого легкого прикосновения. В противном случае, я воспользуюсь бритвенным лезвием и отхвачу столь тонкий слой, что невооруженным взглядом вы его даже не увидите. Ну и, конечно, я возьму на анализ крохотный фрагмент самого холста, но - с обратной стороны. Поверьте, даже специалист моего масштаба не заметит, что картина хоть сколько-нибудь пострадала.
      - Только аккуратней, пожалуйста, - срывающимся голосом попросила я. Эта картина - гарантия моей безбедной старости.
      - Принести ваш чемоданчик из машины? - спросил Боб.
      Реджи кивнул. Он не мог оторвать глаз от Ван Гога. Я с гордостью вспомнила, что подобным образом держался со мной Бьюфорд в нашу первую брачную ночь.
      Пока Боб отлучился к машине, а Реджи таращился на картину, Роб увлек меня в угол комнаты.
      - Надеюсь, ты отдаешь себе отчет, что картина может оказаться фальсификатом? - спросил он.
      - Что? - тупо переспросила я. - Но ведь он...
      Роб опустил свою холеную руку на мое плечо. - Я просто не хочу, чтобы ты слишком рано уверовала в победу. Ради твоего собственного блага. На всякий случай.
      - Я не собираюсь полагаться на случай, - прошипела я. И, стряхнув руку Роба, подлетела к Реджи и ухватила за розовый рукав. - Вы ведь уверены, что это подлинник, да?
      Реджи утер глаза другим рукавом. - Я готов поставить на карту собственную репутацию, - провозгласил он. - Это настоящий переворот в мире искусства, Абби. А для вас - колоссальная удача. - Чуть помолчав, он добавил: - Вы можете не беспокоиться: я решил отменить отдых в Мертл-Биче, и вылечу в Нью-Йорк первым же рейсом, на котором окажется свободное место.
      - Правда? - оживилась я.
      - Жаль, конечно, - с улыбкой сказал он. - Я ведь не забыл прихватить свое свидетельство о том, что появился на свет в штате Огайо.
      - Как, значит, я была права? - изумилась я. Невероятно, ведь байку о необходимости иметь с собой свидетельство о рождении я придумала буквально пару часов назад. С другой стороны, в нашей стране всякое возможно. Сама я уже сто лет не ездила в Мертл-Бич. В мое время казалось, что там отдыхаем только мы, каролинцы. Теперь же, по слухам, едва ли не девять машин из десяти имеют номерные знаки Огайо.
      - Он шутит, - с улыбкой сказал Роб. - По дороге я рассказал ему про твою выдумку. Но он и в самом деле из Огайо.
      Реджи кивнул. - Да, я из Цинциннати. Закончил факультет искусствоведения Калифорнийского университета, потом три года обучался в Сорбонне. Ну а сейчас, понятно, живу в Большом Яблоке. Как и все остальные.
      - За исключением, разве что, Роба, - съехидничала я.
      - Ну - почти все, - поправился Реджи.
      Вошел Боб, запыхавшийся от спешки. - Вот ваш чемоданчик. Я ничего не пропустил?
      Роб ухмыльнулся. - Ты проиграл пари. Абби стоит, как видишь.
      Я навострила уши. - Что за пари?
      Боб покраснел до корней волос. - Я поспорил на пятьдесят долларов, что, если Реджи признает Ван Гога подлинным, то ты грохнешься в обморок.
      - В обморок? - возмутилась я. - В жизни со мной такого не случалось!
      - Тс-сс! - Роб щелкнул пальцами. - Не мешайте ему.
      Я, наверно, никогда не смогла бы присутствовать на хирургической операции. Да что там присутствовать - я и по телевизору ни малейшего вида крови не выношу. Однажды я легкомысленно наблюдала за совершенно пустяковой пластической операцией, которую проводили на шоу Опры, и в итоге меня вырвало только что съеденным печеньем. Но одно дело, когда тебя тошнит в кресле перед телевизором, и совсем другое - заблевать драгоценного Ван Гога.
      Считайте меня малодушной, но я бочком, по-крабьи, выбралась из гостевой спальни и ничком кинулась на софу. Боб, славная душа, хотя и янки, последовал за мной. Между нами, он бы тоже не перенес столь варварской процедуры.
      - Ну что, Абби, ты уже придумала, как распорядишься этими бешеными деньгами? - спросил он.
      - Если картина окажется подлинной?
      - Это точно подлинник, - отмахнулся Боб. - Реджинальд Перри никогда не ошибается. Должно быть, ты мечтаешь о том, чтобы продать свою лавку и уйти на покой?
      - Не знаю, - вздохнула я. - Мне толком и подумать-то некогда было. А у тебя какие планы? Как ты потратишь свою долю?
      - Ах да, доля. Мы с Робом подумываем о том, чтобы построить дом в фешенебельном районе. С высокими потолками и просторными залами для нашего антиквариата.
      - А если бы вам весь куш достался? - полюбопытствовала я. - Вы бы перебрались в какое-нибудь другое место?
      Боб без труда прочитал мои мысли. - Ты имеешь в виду что-то вроде Сан-Франциско или Ки-Уэст* (*город на самом юге штата Флорида)?
      - Да.
      - Навряд ли. Нам с Робом и здесь хорошо.
      - Мне тоже, - призналась я. - Но меня сбили с толку журналы по торговле недвижимости. Те, что в любых супермаркетах продают, с заманчивыми глянцевыми обложками, зовущими куда-нибудь в Майами или в Атланту. Так вот, в одном из них я высмотрела объявление о продаже одного из крохотных Багамских островков. Площадью в два с половиной гектара. С особняком и домиком для прислуги. Но за него просят двадцать пять миллионов. - Я вздохнула, внезапно осознав себя нищей, как церковная крыса. - Если я продам картину за десять миллионов, то не посмею и мечтать об этом острове. Впрочем, наверно я все равно не потяну на такую покупку, даже если выручу все двадцать миллионов. А вдруг я еще в какие-нибудь неприятности с налогами влипну? Не смогу выплатить всю сумму. Даже думать тошно о том, чтобы провести остаток дней в багамской тюрьме. Там, наверно, и кондиционеров в камерах нет. Как ты думаешь?
      Боб расхохотался. - Узнаю нашу Абби! Обожаешь навлекать на себя неприятности. Ты, наверно, единственная женщина на свете, которая даже в мечтах кончает банкротством!
      Я уже хотела было вступиться за свои недостатки, когда из спальни выпорхнули Роб и Реджи. Оба сияли.
      - Оп-ля! - Роб с торжеством показал мне маленький пластиковый пакетик.
      Я вскочила. - Ну и?
      - Больной - я имею в виду холст - перенес операцию с легкостью.
      Я опрометью кинулась в спальню и убедилась, что Роб говорит правду. Я вернулась в гостиную. - Сколько времени уйдет на лабораторный анализ?
      Все уставились на Реджи.
      - Это займет... - он выждал театральную паузу, явно наслаждаясь нашим смятением. - Одну-две минуты.
      - Одну-две минуты, - хором повторили мы.
      - Разумеется, обычно это занимает куда больше времени, однако я располагаю образцами краски "Звездной ночи", а также шести других картин Ван Гога. Так что ответ на свой вопрос вы получите уже сегодня вечером. Если, конечно, Роб сумеет изменить дату вылета на моем билете.
      - Постараюсь, - сказал Роб.
      - Но сегодня вечером я приглашена на ужин! - жалобно вскричала я.
      - И не можешь отказаться? - в голосе Боба прозвучало искреннее сочувствие.
      - Ужин у самой Королевы, - призналась я. - Явка строго обязательна.
      Реджи взглянул на меня с уважением. - Вас приглашает Ее величество, Елизавета Вторая? Мне приходилось брать на экспертизу многие работы из ее коллекции.
      - Ее Выпендрючество, Присцилла Первая.
      - Подруга ее матери, - пояснил Роб. Затем обратился ко мне: - Не волнуйся, Абби - как только я что-нибудь выясню, то сразу тебе перезвоню. Телефон миссис Хант я знаю.
      - Неужели?
      - Да, она одна из лучших наших покупательниц, - пробасил Боб. - Не далее как на прошлой неделе, например, приобрела дорогущее кресло.
      Меня так и подмывало отчихвостить их за торговлю с моей врагиней, но в нашем бизнесе, как в любви и войне, все средства хороши. - Где же пока останется картина? - спросила я.
      Реджи нахмурился. - А где вы держали ее до сих пор?
      - В первую ночь - у Роба в сейфе, - простодушно ответила я. - А вторую - там, где и сейчас.
      Роб-Бобы побелели, как праздничная скатерть моей мамы. - О, Абби! простонали они в один голос.
      - Но ведь я спала в соседней комнате! - вскричала я. Понятно, я не собиралась признаваться, что целый день моталась черт знает где.
      - Вообще-то, - начал Реджи, - кровать - не самое худшее место для хранения холста. Особенно, если его вынуть из рамы.
      Роб-Бобы оживились. - Что вы говорите?
      - Конечно, спрятать холст следует под простыни. Один мой приятель, когда вечно был не в ладах с законом... Впрочем, это к делу не относится. Одним словом, положите холст на матрас, а сверху прикройте простыней и одеялом. Так его обнаружить даже труднее, чем в сейфе. Как бы тщательно не был припрятан сейф, классный вор всегда его найдет.
      - Даже в биде? - спросила я, и тут же звонко шлепнула себя по губам.
      Роб-Бобы нахмурились, а Реджи заулыбался. - Даже там. Одной из моих клиенток вообще смастерили сейф в виде кошачьего отхожего места. Знаете, ящичек такой с наполнителем?
      - Еще бы! - вскричала я. -Лучшие годы моей жизни ушли у меня на мытье и чистку этой дряни.
      - Так вот, один ушлый жулик обнаружил этот сейф за пять минут. А вскрытие заняло у него еще пару минут. Умыкнул бриллиантовое колье стоимостью больше миллиона долларов. А все это время моя клиентка беззаботно плескалась под душем буквально в двух шагах от него.
      - Бриллианты, - промолвила я, глядя на Боба. - Об этом я не подумала.
      - Абби, только не вздумай сесть на кровать после того, как спрячешь картину, - заботливо предупредил Роб.
      - И Матвея гони в шею, - посоветовал Боб.
      Мы нервно рассмеялись. Да, повод для беспокойства у нас был. К заходу солнца, если все пройдет благополучно, я стану мультимиллионершей, Роб - по меньшей мере, миллионером, а репутация Реджи взлетит до небес.
      Если все пройдет благополучно.
      Глава 22
      Время истекало с пугающей стремительностью. Мне предстояло погладить еще одно платье - увы, не черное, - выполоскать из волос остатки кондиционера, ну и, конечно, перекусить. После сдоб с корицей у меня маковой росинки во рту не было.
      Некоторые убеждены, что пигалицам вроде меня есть вообще не обязательно. Я же предпочитаю считать себя существом вроде колибри. С крохотным животиком, но способностью невероятно быстро сжигать энергию. Традиционное питание по схеме "завтрак, обед и ужин" это не для меня - я должна перекусывать семь-восемь раз на дню. Вот почему по пути в Рок-Хилл я просто не могла не остановиться перед знакомой забегаловкой в Пайнвилле. Вскоре, проглотив омлет из двух яиц, бекон и пару оладий, я почувствовала себя человеком. Правда, на похоронную церемонию, к сожалению, опоздала.
      - Мне за тебя стыдно, Абби, - прошептала мама, когда я пристроилась рядом с ней на церковной скамье. - Последний гимн уже поют. Видишь, идет подготовка к выносу гроба.
      Мама была права. Как и заведено в епископальных церквях, гроб был накрыт тяжелой тканью, так называемым покровом. Двое мужчин, наверное, из похоронного бюро, взявшись за края, уже успели стянуть покров, и теперь складывали его. Минуту спустя они выкатят гроб в центральный проход, где его подхватят носильщики и воздвигнут на катафалк, после чего погребальная процессия направится к кладбищу.
      - Ты на кладбище-то хоть пойдешь? - осведомилась мама, которая сидела и тихонько подпевала церковному хору.
      - Признаться, на это я не рассчитывала.
      - Ты должна, Абби. Очень некрасиво получится, если ты сразу,
      не успев прийти, улизнешь.
      - Хорошо, мама, - угрюмо промолвила я. - Пойду.
      Я огляделась по сторонам. Благодаря связям семейства Суини - в основном, конечно, Хортенс Симмс, - народу в церкви было столько, что яблоку упасть негде. Моего отсутствия на кладбище никто не заметит, и уж меньше всех - рассеянная Адель Суини.
      - Я думала, ты свое черное платье наденешь, - пропела мама. Как всегда, сфальшивила. Хотя мама давно поет в церковном хоре, музыкального слуха у нее от этого не прибавилось.
      - Я тут в одну переделку угодила, - ляпнула я в свое оправдание.
      - А теперь на меня посмотри. Ничего не замечаешь?
      Я взглянула на маму, впервые толком ее рассмотрев. Слава богу, что мы допевали последний куплет, ибо я так вздрогнула, что песенник свалился на пол.
      - Как, ты пришла в черном!
      - Ну, разумеется. Гилберт Суини приходился Хортенс Симмс сводным братом, и я...
      - А Хортенс Симмс - злейшая соперница Королевы! - перебила я. Худшего времени для своей ядовитой реплики я выбрать не могла - гимн завершился, и все, мною сказанное, кроме союза "а" прозвучало посреди внезапно наступившей тишины, как гром среди ясного неба.
      Головы всех присутствующих, словно по команде, повернулись в мою сторону.
      - Абби! - мама в ужасе всплеснула руками.
      Черт, как же выбраться из этой задницы? Я поспешно преклонила колени и принялась истово молиться.
      - Можешь встать, - сухо сказала мама несколько минут спустя. - Почти все ушли. Если не поторопимся, то не догоним процессию.
      Я огляделась по сторонам. Да, в церкви осталось лишь
      несколько человек; несомненно, для того, чтобы перемыть мне косточки. Мы с мамой понеслись на стоянку. В Рок-Хилле лишь недавно отказались от полицейского сопровождения погребальных кортежей, но, несмотря на это, уважение к проводам в последний путь не уменьшилось. Автомобилисты, как правило, почтительно притормаживают и терпеливо пропускают всю процессию.
      Мы забрались в мамин автомобиль, поскольку он был оставлен куда ближе от выхода, чем мой. За руль уселась я сама, ибо мама признает лишь крайние варианты: либо гнать во весь опор, либо стоять. Поотстать от остальных мы не слишком опасались, потому что прекрасно знали, где находится кладбище. В трех кварталах от церкви я притормозила на красный свет.
      - Могла бы хоть чуть-чуть подкраситься, - проворчала мама, меряя меня критическим взором.
      - Тьфу ты, дьявол! - выругалась я, изо всех сил ударяя ладонью по рулевому колесу. К счастью, по клаксону не попала.
      - Господи, Абби, да что с тобой творится? Если ты в ответ на самое невинное замечание так взрываешься, то пора психиатру показаться. А твоя внешность - твое личное дело. Хочешь выглядеть пугалом, ну и ладно.
      - Извини, мама, дело вовсе не в твоих словах. Просто за нами эта женщина...
      - Надеюсь, она не болтает по мобильнику? Терпеть не могу, когда женщина, сидя за рулем, беседует по сотовому телефону. Это очень...
      - Мама! Она не беседует по сотовому телефону. Это опять Марина.
      - Кто, золотце?
      - Та самая особа, с которой вы вчера чаевничали. Так называемая туристка.
      Мама попыталась обернуться, но ей помешал ремень
      безопасности. - Господи, золотце, ерунда какая. Марина была в нашем городе проездом. Если бы она хотела переночевать, я бы предложила ей свою гостевую спальню. Да и почему ты считаешь, что это она? Ты ведь ее в глаза не видела.
      Я прикусила язык, не зная, стоит ли рассказывать маме все, что мне известно. - Я знаю, мама - это она. Я ее однажды видела.
      - Тогда опиши ее, золотце.
      - Чернокожая женщина в темно-синем автомобиле.
      - И все?
      - Ну...
      - Ты меня просто поражаешь, Абигайль, Луиз Уиггинс Тимберлейк. - Голос мамы дрогнул от справедливого негодования.
      Зажегся зеленый свет, я нажала на акселератор, свернула направо на Мейн-стрит, почти сразу вырулила налево, на Хэмптон, и тут же повернула на Вест-Блэк. Затем, не снижая скорости, въехала в общественный гараж, напротив полицейского участка. Подождав минут пять и, убедившись, что темно-синий автомобиль отстал, я продолжила путь к кладбищу. Все это время мама читала мне лекцию о вреде расовых предрассудков и о том, что если каждый из нас мог бы при рождении выбирать себе внешность, то Земля была бы населена шестью миллиардами Мелов Гибсонов. Я уважительно внимала маминым тирадам, лишь несколько раз позволив себе выразительно закатить глаза. Поверьте, если бы по Земле топтались шесть миллиардов Мелов Гибсонов, в то время как а я еще на свет не появилась, то я выбрала бы совершенно иной облик, например - миссис Мел Гибсон.
      - Мама, я вовсе не расистка, - сказала я, когда мы подъехали к кладбищу. - Просто точнее описать ее внешность я не могу. В конце концов, на похоронах в нашем городе не так часто встречаешь негритянок.
      Мама хмыкнула и потрепала свои жемчуга. - Лично я никогда не обращаю внимания на цвет кожи.
      - Мамочка, я и сама его не замечаю. Но я имела в виду, что эта женщина меня пасет.
      - Пасет? - недоуменно переспросила мама.
      - Ну - следит за мной, - поправилась я.
      Мама вздохнула и сокрушенно покачала головой. - Главное, Абби, чтобы психиатр был хороший. Посредственность может таких дров наломать...
      - Господи, мамочка, ну что ты несешь? Я точно знаю - эта та же самая женщина, которую я видела в среду вечером на аукционе. И машину ее я тоже узнала.
      - Все машины похожи друг на друга, - провозгласила мама. - А синих вообще хоть пруд пруди. Взять, например, твою.
      Между тем, мы въехали на территорию кладбища. Было уже ясно, что мы опоздали. Поставить автомобиль мне пришлось у самых ворот, тогда как погребение состоялось на холме в противоположном конце кладбища.
      - Ступай туда, мама, - сказала я, кивая в ту сторону.
      - А ты, золотце? Ты на меня рассердилась?
      - Разве что самую малость. Но дело не в том.
      - А, понимаю. Ты хочешь остаться здесь и высматривать тайных агентов.
      Когда убеждение не действует, проще уступить.
      - Ты, как всегда, угадала, мамочка. - Я похлопала свою сумочку. Слава богу, не забыла прихватить кинжал, яд и блокнотик с шифрами. Торопись, мама - церемония уже началась.
      Мама, ворча себе под нос, засеменила прочь. Я, оставшись одна, слегка наклонилась, чтобы меня не было видно. Крохотный рост дает мне, как минимум, одно преимущество: чтобы затаиться в машине, мне вовсе ни к чему корчиться в три погибели.
      Не прошло и двух минут, как мои чуткие уши уловили шум мотора подкатившего автомобиля. Почти сразу громко хлопнула дверца. Чуть приподнявшись над спинкой сиденья, я увидела Марину, которая со всех ног неслась к месту захоронения.
      Я бегом припустила за ней. Не большая радость, учитывая чудовищную жару и дикую влажность.
      - Мисс! - срывающимся голосом выкрикнула я. - Эй, мисс!
      Марина остановилась и обернулась. Она уже успела преодолеть половину расстояния. Крупных памятников на кладбище Эвергрин - раз, два и обчелся, да и кустов - кот наплакал. Спрятаться ей было негде. И она стала со спокойным видом дожидаться моего приближения. Когда я подошла к ней, пот катил с меня градом, как с жертвы допроса, чинимого Кеннетом Старром* (*независимый прокурор, прославившийся возбуждением скандального дела против Билла Клинтона).
      - Я хочу с вами поговорить, - запыхавшись, пробормотала я.
      Марина кивнула. - Я и сама догадалась.
      Я сморгнула с глаз капли жгучего пота. Марина мне не понравилась: безукоризненная шоколадная кожа, идеально симметричное лицо. Не говоря уж о том, что ноги у нее были длиной с Гринвичский меридиан.
      - Может, в тень переберемся? - предложила Марина, указывая на одиноко маячившее неподалеку дерево. Она была одета в шелковый жемчужно-серый костюм и, казалось, чувствовала себя в этом адском пекле, как рыба в воде.
      Мы перебрались под сень магнолии. Под ногами шуршала прошлогодняя листва.
      Я решила сразу взять быка за рога. - Итак, вы за мной следите!
      - Вы правы, - неожиданно согласилась Марина.
      - Почему?
      - Чтобы больше о вас узнать.
      Я гневно скрестила на груди руки, но тут же об этом пожалела ощущение было таким, словно к груди прижали пылающие уголья. - Но зачем?
      Марина улыбнулась. Судя по белизне ее зубов, ее мама не перекармливала дочку вредными сладостями.
      - Вы ведь мисс Тимберлейк, верно?
      - Как будто вы не знаете! - возмутилась я.
      - А меня зовут Марина Вайс.
      - Ха. И вы, конечно, туристка из Орегона.
      - Вот именно. Но в первую очередь, я - следователь, специализирующийся по произведениям искусства.
      - Что-что?
      - Я расследую происхождение тех или иных произведений искусства. Иногда ищу похищенные.
      - Что же, интересно, привело вас в Рок-Хилл? Попытка отыскать спиленные соски статуй Цивитас? Боюсь, что это вам не по зубам, мисс Вайс. Фундаменталисты давно их уничтожили.
      Марина не смогла удержаться от улыбки. - Скажите, мисс Тимберлейк, вам не приходилось слышать о картине Ван Гога, которая называется "Поле, поросшее чертополохом"?
      Ноги мои подкосились, и, чтобы не упасть, мне пришлось прислониться спиной к стволу магнолии. - Мне некогда ходить по музеям, - угрюмо пробурчала я.
      - О, в музее вы это полотно не найдете. Оно было украдено фашистами во время Второй Мировой войны, и с тех пор числится пропавшим.
      Я провела языком по внезапно пересохшим губам, но ничего не сказала.
      - Украли картину не из музея, - добавила Марина. - А из частной коллекции. Она принадлежала одной еврейской семье. Моей семье, между прочим.
      - Вашей? - оторопело переспросила я, лихорадочно пытаясь вспомнить, были ли негры среди представителей пятидесяти колен Израилевых.
      - Я понимаю ваше удивление, мисс Тимберлейк. Однако позвольте напомнить, что иудаизм - это вероисповедание, а вовсе не национальность. Да, я вышла замуж за молодого человека из еврейской семьи. Дедушку и бабушку моего мужа зовут Харри и Сельма Вайс. Они - с Лонг-Айленда. "Поле, поросшее чертополохом" принадлежит им.
      - Все это очень интересно, миссис Вайс, но при чем тут я?
      Марина небрежно разгладила морщинку на жемчужно-серой юбке. - У нас есть основания подозревать, что эта картина в настоящее время находится у вас.
      Душа моя ушла в пятки. - Что за чепуха? - выдавила я. - Торговлей крадеными картинами я отродясь не занималась.
      - Возможно, злостного умысла вы и не питали. Однако на аукционе, который состоялся в среду вечером, картину приобрели именно вы...
      - Но я приобрела лишь жалкую копию! Если это "Звездная ночь", то я папа римский!
      - Ну, разумеется, это подделка, мисс Тимберлейк. Однако я подозреваю, что написана она поверх "Поля, поросшего чертополохом". Возможно, для этого использовалась легко смываемая краска на водной основе.
      Тут я уже почувствовала себя гораздо увереннее. Даже нашла в себе силы отлепиться от магнолии.
      - Заверяю вас, мисс Вайс, что вы заблуждаетесь. Так называемая "Звездная ночь" - единственная картина на холсте. Краски просвечивают с обратной стороны. Более того, с обратной стороны картина смотрится даже лучше.
      Марина улыбнулась. - Могу я взглянуть на нее?
      - Боюсь, что это невозможно.
      В первый раз мне показалось, что Марина лишилась толики самоуверенности. - Неужели вы ее продали?
      - В некотором роде, да.
      Красивое лицо Марины утратило сочный шоколадный цвет и приобрело болезненный пепельно-сероватый оттенок. - Так быстро? Кому?
      - Я продала ее в тот же вечер. Другому следователю. Профессионалу из полиции.
      - И - за какую сумму? - В голосе Марины явственно звучало недоверие. Честные полицейские, мисс Тимберлейк, столько не зарабатывают.
      - Этот зарабатывает. Картина досталась ему за десять долларов. По-моему, такая сумма Грегу вполне по карману.
      - За десять долларов? - глаза Марины полезли на лоб.
      - Да, но без рамки. Вот такую рамку Грег точно позволить себе не может. Ему вечно не хватает денег, чтобы ездить на рыбалку, а...
      - Мисс Тимберлейк. - Марина шагнула вперед, а я, наоборот, попятилась. - Мисс Тимберлейк, вы хотите уверить меня, что продали один из величайших шедевров всех времен - гениальную картину, принадлежащую семье моего мужа - всего за десять долларов?
      - Ой, да, я забыла взять с него налог с продаж. - Я уже развеселилась. - Надеюсь, вы заодно на налоговое ведомство не работаете?
      - Мисс Тимберлейк...
      Я решила унять свой раж. Ведь я совсем не знала эту Марину Вайс. А вдруг она и в самом деле работала на налоговое ведомство? Или, наоборот, была опытной аферисткой и пыталась сама наложить лапу на моего Ван Гога.
      - Мисс Вайс, а вы можете удостоверить свою личность?
      спросила я. - Документы у вас есть?
      - Есть. - Марина раскрыла жемчужно-серую сумочку и извлекла изящную золотую визитницу. Когда она вручала мне свою визитную карточку, я краешком глаза заметила, что еще одна карточка вывалилась из визитницы и упала на землю.
      На визитке значилось "Марина К. Вайс, следователь-искусствовед".
      - Очень красивая карточка, - восхитилась я. - Даже с тиснением. Но в наши дни изготовить такую - раз плюнуть.
      Марина поморщилась, но я не сразу поняла, что виной тому была не моя язвительная реплика. Погребальная церемония закончилась, и толпа двинулась в нашу сторону.
      - Абби! - послышался возбужденный голос моей мамы. - Марина! Это вы, Марина?
      - Я остановилась в гостинице "Хэмптон Инн", - скороговоркой выпалила Марина. - Позвоните мне.
      И кинулась к машине.
      - Что ж, Абби, ты была права, - ворчливо сказала мама. - Это и правда та же самая женщина. Надеюсь, она не тайный агент?
      - Нет.
      - Вот видишь, я же тебе говорила, - восторжествовала мама. - Ну что, Абби, как тебе эти выкрутасы Хортенс перед разрытой могилой?
      - Не знаю, мамочка, я так туда и не добралась.
      Мама пошатнулась, пальцы ее крепко стиснули спасительный жемчуг. Я посторонилась, чтобы мама смогла театрально привалиться к магнолии. В конце концов, хорошая дочь должна хоть время от времени потакать материнским капризам.
      - О, Абби, почему ты такая бессовестная? Сначала отпевание пропустила, а теперь еще и это!
      Я виновато понурилась и принялась рыхлить землю носком туфли. - Мне нечем оправдаться, мамочка. Тебе не повезло. Твоя дочь - бессердечная тварь.
      - Не смейся надо мной, Абби. Я поняла, у вас с Мариной что-то серьезное, да? Я сразу догадалась по твоему лицу.
      - Мама, о чем ты говоришь? - негодующе вскричала я.
      - Не бойся, золотце, ты можешь мне довериться. Твоя мама - мировая женщина. Я смотрю все эти новомодные ток-шоу. Я в курсе современных нравов.
      Я просто ушам своим не верила. - Что ты плетешь?
      Но маму уже понесло. - Вот, значит, зачем она ко мне нагрянула. Проверяла, да? Хотела убедиться, что ты родом из хорошей семьи. Послушай, золотце, скажи ей...
      - Мама!
      - Я уже смирилась с Роб-Бобами; я и к ней привыкну. Слава Богу, что ты уже успела обзавестись детьми. Господи, золотце, надеюсь, ты не собираешься за нее замуж? Или - она за тебя? О, боже, совсем запуталась...
      - Мама, перестань нести околесицу!
      Я наклонилась и подобрала визитную карточку, которую обронила Марина. - Вот, полюбуйся. Сама прочитай, кто такая Марина.
      Мама скользнула взглядом по визитке и вернула ее мне. - Все эта треклятая жара, золотце. Ты просто перегрелась. Ты и в детстве жару плохо переносила. Ничего, сейчас вернемся домой, я тебя холодным чайком отпою. Время еще есть, до ужина отлежишься. Все обойдется, поверь моему опыту.
      - Мама, я тебя не понимаю.
      - Не понимаешь? - Мама казалась не на шутку удивленной. - Разве не ты только что пыталась убедить меня, что это визитка Марины?
      Я взглянула на карточку. Перечитала. Потом истошно завизжала.
      Глава 23
      Скорее даже завопила, однако следует воздать должное славным жителям Рок-Хилла. Ни один из них даже не повернулся в мою сторону. Привыкли, должно быть, к потусторонним воплям на кладбище. Либо - к выходкам женщин из клана Уиггинсов.
      - Но ведь это карточка Винсента Дохерти!
      - Я очень рада, золотце, что в тебе проснулся здравый смысл. Марине было бы не просто изображать Винсента. Она на добрых два дюйма выше ростом.
      - И чуть-чуть смуглее, - не удержалась я. И тут же спохватилась. - Но, постой, каким образом у нее оказалась визитка Винсента? Не иначе как они в сговоре!
      Мама уцепила меня за локоть. - Чай, золотце. Он уже готов. Я его мигом разолью.
      Я одним резким движением высвободилась из ее захвата. И без того жарко, а тут еще тебя держат...
      - Чай это замечательно, мама, - твердо сказала я, удостоверившись, что она сидит рядом со мной в машине. - Но сначала мы должны кое-кого навестить.
      - О, Абби, надеюсь, ты не наделаешь глупостей!
      - Мы всего на минутку заскочим, - заверила я. - А ты пока можешь мне помочь.
      - Каким образом?
      - Расскажи все, что тебе известно про Винсента Дохерти.
      - Мне? Он ведь был одним из твоих дружков, золотце. Как и Гилберт.
      - Не был он моим дружком! - вскипела я. - А спрашиваю я
      тебя лишь потому, что ты не только живешь в одном городе с Винсентом, но и по-прежнему якшаешься с его прихвостнями.
      - Ничего подобного!
      - Как, разве его мамаша не член вашего клуба?
      - Я состою во многих клубах, Абби, - высокопарно изрекла мама. - И я вовсе не обязана знать детей всех своих знакомых.
      - Да, но ведь в этот клуб ты вступила лишь в прошлом году. И так о нем мечтала, что у тебя просто слюнки текли. Как он называется - "Апчхи"?
      - Не "Апчхи", а "Апатия", - сурово поправила меня мама. - И ты это прекрасно знаешь.
      - И Юдора Дохерти состоит в этом клубе?
      Мама вздохнула. - Только пообещай, что никому ни слова не скажешь.
      Правой рукой я продолжала рулить, а левой истово перекрестилась. Честное скаутское.
      - Как правило, мы встречаемся в загородном клубе Рок-Хилла, но иногда, по особым случаям, встречи протекают в доме какого-либо члена клуба. В прошлом апреле... или в мае мы все собрались в доме Юдоры на берегу реки. Когда все разошлись, я задержалась, чтобы помочь ей прибрать, и мы разговорились.
      - О чем?
      - В основном о своих детях. Как нужно уметь прикрывать глаза на все огорчения и обиды, которые мы от них терпим, стараясь замечать только хорошее.
      - Говорила, конечно, только она.
      - Нет, золотце, большей частью - я.
      - Ух ты, представляю, как горят уши Тоя!
      Мама нежно огладила жемчужное ожерелье. - Абби, я, кажется, его не упоминала.
      - Как? - я вскинула брови. - Но ведь не могла же ты меня иметь в виду!
      Мама потупила взор. - Нет, золотце, я именно о тебе говорила.
      - Мама! - возопила я. - По твоему наущению я пошла учиться в колледж. И замужем благополучно побывала - внешне, по крайней мере. Да, верно, сейчас я разведена, но замуж я сходила. На хлеб я зарабатываю сама. Да, не забудь еще, что я тебе замечательных внучат подарила!
      - Да, конечно. - В голосе мамы прозвучало примерно столько же радости, сколько испытала я в тот день, когда Бьюфорд впервые предложил мне заняться оральным сексом.
      - Мама, - грозно заговорила я. - Колись сейчас же - на что ты намекаешь? Неужто я оказалась плохой дочерью?
      - Откровенно говоря, золотце, я надеялась на лучшее.
      Я просто не верила собственным ушам. Для мамы я делаю предостаточно. И ведь она отнюдь не беспомощна. Да, папа богатого наследства ей не оставил, но зато Бьюфорд - один из немногих приличных поступков в его жизни - умело распорядился ее капиталами. И вот теперь, по прошествии восемнадцати лет после папиной кончины, мама живет, пусть и не припеваючи, но в достатке.
      - Мамочка, - взвыла я. - Разве я почти каждый день не звоню тебе, и не приезжаю к тебе на ужин не реже раза в месяц? От многих других дочерей и этого не дождешься.
      - Ты мало со мной разговариваешь.
      - Ну, это уже полная ерунда!
      - Я имею в виду - по-дружески. Не делишься со мной самым сокровенным, как, например, с Уиннелл.
      - Да, но ведь ты моя мама!
      - А вот Той делится. Той во мне прежде всего личность видит, а уже потом - маму.
      - Что? Да ведь Той тебе почти никогда не звонит. Ты сама мне недавно жаловалась.
      - Возможно, твой брат звонит и не часто, но зато мы всякий раз беседуем подолгу и обстоятельно.
      Такой наглости я уже пережить не могла. Еще немного, и я возненавидела бы собственного брата, хотя еще недавно считала, что он недостоин моей ненависти.
      - И что же, хотела бы я знать, Юдора Дохерти поведала тебе про своего драгоценного Винсента? - ядовито осведомилась я. - Подобрала ли она слова, чтобы выразить свое разочарование?
      - Напротив, золотце. Юдора гордится своим сыном.
      - А Винсент - единственное ее чадо?
      - Да. И, по словам Юдоры, они с ним друзья - водой не разольешь.
      - Ха!
      - Он делится с ней самым сокровенным.
      - Понятно, значит он не только маменькин сынок, но и болтун в придачу. Представляю, как разобьет ее сердце известие о том, что Винсент заправляет печально известным центром развлечений для взрослых на Черри-роуд.
      - О, - лицо мамы прояснилось. - Всегда мечтала побывать там.
      - Мама!
      - Вот видишь, с тобой своими сокровенными мыслями делиться не стоит.
      - Но не такими же мыслями, мама! Я думала, что ты очень дорожишь своей репутацией. Представляешь, как она пострадает, когда люди узнают, что ты шастаешь по злачным заведениям?
      Мама презрительно фыркнула. - Не будь ханжой, золотце. Я хочу только заглянуть туда на минутку, и посмотреть на то, что там творится - и все. Меня всегда любопытство разбирало.
      - Мама, то, что там творится - омерзительно! - с горячностью воскликнула я. - Это самый настоящий притон. Если у Юдоры Дохерти есть хоть остатки гордости, то она немедленно отречется от Винсента и уедет из нашего города. - По правде говоря, я не имела ни малейшего понятия о том, что творится за дверями пресловутого центра развлечений для взрослых. Вполне возможно, что там просто играли в настольные игры и пили лимонад.
      - Юдора говорит, что у Винсента золотое сердце.
      - Может, хоть позолоченное? - поддела я.
      Мама укоризненно покачала головой. - Он много жертвует на благотворительные цели.
      - Деньги отмывает!
      - Бездомным не важно, откуда поступают деньги, - высокопарно изрекла мама. - Как и детям-сироткам. Может, только каким-нибудь ученым мужьям это не все равно.
      - Ты надо мной потешаешься, - разгневанно сказала я. Затем пересекла сразу три полосы и резко вырулила влево на огромную автостоянку. - Вот мы и приехали, мамочка. Перед тобой центр развлечений для взрослых, который принадлежит Винсенту Дохерти. Зайди, поразвлекись, а потом уж мы с тобой потолкуем по душам. Может, даже пропустим по рюмашке-другой.
      - Ну, а кто теперь потешается?
      - Я ученица прилежная.
      Мама улыбнулась и огладила свои жемчуга. - Что ж, хотя бы на словах я уважения дождалась.
      На входе сторожил уже знакомый мне седовласый мужчина с физиономией, изрытой шрамами от угрей. Он мгновенно узнал меня.
      - Мистер Дохерти в кабинете. Дверь должна быть приоткрыта - он не выносит замкнутого пространства. Но вы постучитесь, прежде чем войти.
      - Чтобы не спугнуть каких-нибудь голубков? - фыркнула я.
      - Абби! - несмотря на сердитый тон, глаза мамы возбужденно сверкали.
      - А это еще кто? - подозрительно осведомился рябой цербер.
      - Это моя мама. Она со мной.
      - Вы член клуба? - спросил он маму.
      Моя родительница только смущенно хихикнула.
      - Нет, конечно! - ответила за нее я.
      Рябой пропустил мои слова мимо ушей. - Хотите, чтобы я показал вам наше заведение, мэм?
      - Нет, она не хочет!
      Глаза мамы сузились. - Абби, я вполне способна сама за себя отвечать. - Она одарила привратника благосклонным взором. - С удовольствием.
      - Мама!
      У седого хватило наглости предложить моей маме руку. - Последняя комната по коридору, - сообщил он мне. - Не забудьте постучать.
      - Но...
      Мама пригрозила мне пальцем. - Абби, ты не поверишь, но я уже взрослая женщина. И, пока мы с тобой не стали закадычными подругами, давай не вмешиваться в чужие дела.
      Я поняла, что спорить бесполезно. Мне оставалось только проводить удаляющуюся парочку изумленным взглядом. Мама - строжайшая блюстительница нравственности, почетный член церковного хора, - и идет осматривать цитадель греха и порока. Когда они скрылись из вида, я понеслась по коридору к кабинету Винсента. Каюсь, постучать в дверь забыла.
      - Какого дьявола? - заорал Винсент.
      От ужаса я подскочила до потолка. Я не могла поверить собственным глазам. Винсент Дохерти лежал на спине с задранными ногами, которые упирались в стену. Я с облегчением заметила, что он, во-первых, один, а, во-вторых, полностью одет. Извечные темные очки, как всегда, были на месте.
      - Э-ээ..., а-аа...
      - А, это вы, мисс Тимберлейк. Пожалуйста, присаживайтесь.
      - Спасибо, я постою.
      - Как желаете. Надеюсь, вы не против, если я останусь в прежнем положении?
      Я понимала, что веду себя неприлично, однако продолжала пожирать его глазами. - Вы йогой занимаетесь?
      - Нет, мэм. Я даю отдых своим венам.
      - Простите, не поняла.
      - Варикоз вен чаще бывает у женщин, однако и многие мужчины от него страдают. В таких случаях очень полезно задирать ноги выше головы. Тяжесть снимает.
      - Понятно.
      - Чем могу быть вам полезен на сей раз?
      - Я насчет Марины, - сказала я. - Марины Вайс.
      Винсент мигом сдернул ноги со стены, развернулся, вскочил и выпрямился во весь рост. А вот его огненно-рыжие волосы законам гравитации подчиниться не пожелали, и торчали во все стороны, словно парик циркового клоуна.
      - Стало быть, вы познакомились с Мариной, - немного подумав, констатировал он.
      Я слегка расставила ноги. В зависимости от обстоятельств, такая стойка легче позволяла удрать или принять бой.
      - Ага, значит, и вы ее знаете, - заключила я.
      - Ну, разумеется. А что она вам сказала?
      - Что по профессии она следователь.
      - А еще что?
      Я вовсе не собиралась делиться с ним нелепыми измышлениями, что, дескать, моя картина числится в розыске. До тех пор, по крайней мере, пока не выудила бы из него интересующие меня сведения.
      - Добавить к этому мне нечего, - ответила я, пожимая плечами. - Хотя есть. Откуда у нее ваша визитка?
      - Я деловой человек, - отрезал Винсент. - У многих есть мои визитки.
      - Не сомневаюсь, - сухо сказала я. - Помнится, мистер Винсент, вы всеми силами стремились заполучить мою картину, а потом вдруг появляется эта дамочка, специализирующаяся на поисках украденных произведений искусства. И щеголяет вашей визитной карточкой. Что из этого вытекает?
      - Ну...
      - А зачем вам эти жуткие темные очки? Вы мафиози, что ли? Или просто пижоните?
      Винсент осторожно стянул с носа очки. Я ахнула.
      - Небольшая пластическая операция, - произнес он, и неожиданно громко расхохотался. - На прошлой неделе мне полтинник стукнул. А у меня всегда были такие мешки под глазами, что приятели советовали мне возить в них клюшки для гольфа. Вот я и решил избавиться от этого украшения. А что, почему только женщины должны извлекать выгоду из косметических операций?
      - Больно было? - сочувственно спросила я, на мгновение позабыв о цели своего визита.
      - Невероятно. Но я все равно, что пошел на это. А потом и Эда уговорил. Раз уж я это выдержал, - он с гордостью указал на свои синяки, то и любой сможет. А Эд сразу в собственных глазах вырастет. Как вы считаете?
      - Возможно. Послушайте, мистер Дохерти, все это очень славно, но я пришла к вам не по поводу косметических операций.
      - Что же вас интересует?
      - Я хочу, чтобы вы объяснили, зачем понадобилась ваша визитке Марине.
      - Похоже, мисс Тимберлейк, вам не дают покоя мои отношения с мисс Вайс. Так?
      - Да, черт побери! - взорвалась я.
      Дохерти улыбнулся, но тут же болезненно скривился. - Что ж, так и быть - скажу. Мисс Вайс видела, как я торговался во время аукциона. С вами торговался. И ей стало любопытно, почему я так старался заполучить эту жуткую картину.
      - Хороший вопрос. - Я одобрительно хмыкнула. - И зачем же вы торговались?
      - По той простой причине, что картина мне приглянулась. - Винсент вспыхнул, и синяки его сразу поблекли. - Теперь я, конечно, знаю, что это лишь жалкая поделка - Марина мне втолковала, - но тогда я просто в нее влюбился. Мне казалось, что в одном из наших рабочих кабинетов она смотрелась бы просто здорово.
      - Рабочих кабинетов? - брезгливо переспросила я. - Так сейчас это называется, да?
      - Да, наверно, - ответил Дохерти. - Возможно, вам это покажется вздорным, но я всегда интересовался искусством. В детстве довольно много рисовал, да и акварелью баловался. Всегда хотел писать маслом, но денег на краски не было. Теперь денег мне хватает, но зато времени в обрез. И я по-прежнему хочу прикупить картин, чтобы развесить их в кабинетах. Кстати, вы ведь у нас антиквар, да? Может, вы мне в этом поможете?
      - Я порнографией не торгую, - схамила я.
      Винсент досадливо поморщился. - Боюсь, мисс Тимберлейк, мы с вами общий язык не найдем. И попрошу вас покинуть мое заведение. У меня тут дел по горло.
      - Ну еще бы!
      - Абби, как ты себя ведешь!
      Я круто развернулась. В проеме двери стояла мама, по-прежнему держа под руку своего рябого провожатого.
      - Мама!
      - Замолчи, Абби, и перестань грубить этому достойному мужчине.
      - Мама, ты хоть понимаешь, какой именно бизнес организовал здесь этот "достойный мужчина"?
      - Конечно. И вообще, не будь ты такой занудой, ты бы сама давно сюда вступила.
      Я остолбенела. Это говорила мне моя мать. Та самая женщина, которая терпела тридцать шесть часов нечеловеческих мучений, чтобы произвести меня на свет. - Мама, и после этого ты еще мечтаешь стать миссионершей? Ты хоть представляешь, что скажет епископ, если увидит тебя здесь?
      - Думаю, что он тоже захочет стать членом клуба, золотце. Кстати, взносы здесь вполне умеренные. Хотя, между нами, - она перешла на шепот, полотенца могли бы быть и побольше.
      Я зажала ладонями уши. Ужасно, когда мама выставляет себя на посмешище. Как истая епископалистка, я могу стерпеть определенную непочтительность, но это уже переходило все мыслимые границы. Репутация у нашей церкви и без того довольно сомнительная, а тут еще - мамины выходки.
      В это мгновение мама сначала оторвала мою правую руку, едва не лишив меня одного уха, а потом буквально силой уволокла в дальний угол царственных покоев Винсента.
      - Абигайль Луиз Уиггинс Тимберлейк! - грозно заговорила она. Успокойся и веди себя прилично. Какая муха тебя укусила?
      - Мамочка, - плаксиво пропищала я. - Мне бы только вырваться отсюда, из этого гнезда порока! Я чувствую себя так, словно в бассейн с помоями окунулась...
      Но мама только рассмеялась в ответ. - О, Абби, до чего нелепо ты порой ведешь себя. Впрочем, о вкусах не спорят.
      - О вкусах?
      - Я понимаю, золотце, что воспитала тебя в лучших традициях южной добродетели, вбила в твою головку, что пахать следует лишь в двух местах в саду и в постели, однако времена изменились... Лично мне здесь нравится. Винсент Дохерти не поскупился на самое современное оборудование, а на этой неделе вдобавок предлагает двадцатипроцентную скидку.
      Я рывком высвободила руку. - Это омерзительно, мама! Все, я ухожу.
      - Как хочешь, золотце, лично я собираюсь уплатить вступительный взнос. Оздоровительный клуб в противоположном конце города берет почти вдвое больше, хотя гребные тренажеры у них просто рухлядь. А мистер Дохерти установил точные копии гребных лодок, причем они выглядят они точь-в-точь, как та, в которой умер твой отец, господи, упокой его душу. - Мама вздохнула. - Надеюсь, ты понимаешь, что мне вдобавок предлагают дополнительную скидку? На будущий год цены вырастут.
      - Гребные тренажеры? - отупело переспросила я.
      - Да, золотце, и еще велосипеды, качалки всевозможные. Чего тут только нет!
      Я мысленно наградила себя увесистой оплеухой. - Ты хочешь сказать, что это - оздоровительный клуб?
      - Причем лучший в своем роде. На следующий месяц сюда сам Сильвестр Сталлоне приедет.
      Я почувствовала себя последней идиоткой. - Но... что тогда делает эта голая красотка на вывеске?
      - Она вовсе не голая, золотце. Она в трико.
      - Неужели? - Я повесила голову, готовая провалиться сквозь землю от стыда.
      - Кстати говоря, золотце, если мы вступим сюда вместе, то получим скидку еще в десять процентов. Могли бы тогда грести на пару в одной лодке. То есть, порознь, конечно, но бок о бок. Твой папочка, бедняжка, очень за нас порадовался бы.
      Меня вдруг осенило. - Мама, а как же Африка?
      - О, Абби, неужели ты готова поверить, что Всевышнему угодно лишить меня удовольствия лицезреть живого Сильвестрика? Не говоря уж о том, что епископ меня не пустил.
      - Что ты говоришь? - Внутри я возликовала, но напустила на себя скорбный вид.
      - Епископ сказал, что я должна усердно молиться, чтобы получить Господне благословение, - сказала мама. - Я так и делала, и вот теперь это... - Она развела руками и выразительно осмотрелась.
      - Хорошо, мамочка, мы вступим вместе, - неожиданно для себя самой выпалила я. А что, не пройдет и нескольких дней, как я настолько разбогатею, что смогу подарить маме не только собственную гребную лодку, но и самого Сильвестрика в придачу.
      - Вот и умница, - просюсюкала мама. - Теперь подойди к славному мистеру Дохерти и извинись перед ним.
      Я послушно просеменила к Винсенту и сбивчиво извинилась. Несмотря на варикозные вены, Винсент заслужил право знать, с кем имеет дело.
      - Но запомните, я не вчера родилась, - добавила я, грозя ему пальцем.
      - Это я и сам вижу.
      - Кстати, - спохватилась я. - Если вы держите здесь фитнес-центр, почему ваш вышибала подбирает только высокорослых женщин?
      Винсент с Эдом обменялись взглядом, и тут же расхохотались в унисон. Я поручил Эду высматривать подходящих для нас кандидаток.
      - Подходящих - для чего? - оживилась я. - Чтобы соблазнительнее смотреться в трико и шапочках с кроличьими ушами?
      - Опять вы за свое, мисс Тимберлейк, - вздохнул Винсент. - Не знаю, насколько соблазнительно должны эти женщины смотреться, но, давая уроки аэробики в бассейне глубиной в пять футов, им важно хотя бы не утонуть. Вот почему для наших кандидаток важен высокий рост.
      - Как, глубина вашего бассейна целых пять футов? - возмутилась я. - Но ведь это дискриминация по росту!
      - Ты не утомилась, золотце? - негромко спросила мама.
      Легко говорить. В таком бассейне ей ничего не стоило, чуть приподнявшись на цыпочки, запрокинуть голову назад и дышать полной грудью. Для меня же пятифутовая глубина была равноценна могиле. И все же мама была права: пора было сменить пластинку.
      - Скажите хотя бы своей Марине, чтобы отстала от меня, - в сердцах выпалила я.
      После чего выписала чек на совершенно чудовищную сумму. Вступительный взнос за нас с мамой.
      Глава 24
      У меня едва хватило времени, да и силенок, если на то пошло, чтобы добраться до Шарлотта, а потом поспеть на торжество к Ее Величеству. Более великодушный человек сказал бы, что, предложив мне свое розовое платье, мама хотела меня выручить, однако мама значительно выше меня, не говоря уж о том, что приталенное платье, вышедшее из моды лет пятьдесят назад, сначала застряло на моих бедрах, а потом наотрез отказалось застегиваться. Впрочем, мама ловко вышла из положения, заколов непослушное платье огромной булавкой и заставив меня опоясаться ремнем, настолько широким, что он стискивал мне нижнюю часть грудей и натирал обе подмышки. В накрахмаленных кринолинах, которые я, по маминому наущению, нацепила под юбку, я чувствовала себя ходячей палаткой. Поскольку именно ради таких вот торжеств Господь придумал туфли на шпильках, я проковыляла на них к машине, спотыкаясь на каждом шагу и путаясь в своих юбках, словно озорная девочка, решившая поиграть в маму. Моя же мама, пока я управляла машиной, читала мне мораль.
      - Всегда начинай с самого края, а потом продвигайся внутрь, глубокомысленно изрекла она.
      - Это уж непременно, мамочка, - пообещала я. - Не прокусив мясо, косточку не обглодаешь.
      - Я говорила о столовом серебре. Чтобы ты не растерялась, увидев возле своей тарелки целых четыре вилки. Смешная вилочка с тремя зубцами, похожая на трезубец, предназначена для креветок. Запомни, если перед тарелкой стоит пиала с водой, она предназначена для омовения пальцев, а не питья.
      - А вдруг это просто жиденькое консоме?
      - Ты книксен научилась делать? - с тревогой спросила мама. Не прошло и года с тех пор как нам с мамой выпала честь попасть на прием к английской графине, перед которой мы успешно преклонили колени.
      - Я не собираюсь делать книксен перед Присциллой Хант.
      - Право, золотце... - Понимая, что настаивать бесполезно, мама пошла на компромисс. - Но голову хотя бы наклонишь?
      - Не исключено - если она, в свою очередь, будет любезно держаться с нами.
      Мама вздохнула. - В любом случае, Абби, умоляю тебя, не приступай к трапезе первой. И клади вилку на стол всякий раз, как увидишь, что Королева кладет свою. Следи за каждым ее движением, золотце, повторяй его, и тогда не попадешь впросак. И твоей маме не придется за тебя краснеть.
      - А если она рыгнет? - огрызнулась я.
      - Прошу тебя, Абби, будь серьезней. Наше положение в обществе будет во многом зависеть от твоего сегодняшнего поведения.
      - Тогда я нам не завидую, мамочка, - ответила я. - Ибо я настроена держать себя так, как привыкла. Если Ее Величеству это не по нраву, то пусть катится ко всем чертям.
      Тогда мама пустила в ход тяжелую артиллерию. - А вот твой брат Той славится безукоризненными манерами.
      - Да он жрет за столом, как боров.
      - Абби!
      - Честное слово, мама. Той жует с открытым ртом, громко чавкает, да еще все время на стол облокачивается, как будто его локти к столешнице приклеены. Кстати, когда он в Калифорнию перебирался, ему не пришлось и стол с собой прихватить?
      - Тою не до таких пустяков, золотце, - терпеливо промолвила мама. - Он очень тяжело воспринял смерть вашего отца. Он ведь тогда младше тебя был.
      - Он и теперь младше, - напомнила я. - Ты, конечно, права, мама, но ведь с тех пор тридцать лет прошло. А в последний раз, когда я видела Тоя два года назад, в день Благодарения, - он по-прежнему жрал как свинья. Впрочем, если Той, по-твоему, хороший пример для подражания, я готова за столом вести себя, как он.
      Моя пассажирка нахохлилась, но в дальнейшем благоразумно сохраняла молчание до самого окончания поездки.
      Мама постучала ногтем по циферблату часам. - По-моему, мы едем слишком рано. Сколько на твоих золотых?
      - Ровно шесть, мамочка.
      - Странно, перед домом ни одной машины не видно.
      - Может, она только нас двоих пригласила?
      - Не говори глупости, Абби. У Королевы сегодня собираются самые сливки Рок-Хилла. Сливки из сливок. Это, как пить дать.
      Мы терпеливо выждали целых десять минут, но за это время к дому Королевы не подкатил ни один автомобиль. - Что ж, отрадно сознавать, что сливки из сливок это мы, - сказала я, ухмыляясь.
      Мама снова проверила на прочность циферблат своих часов. Потом - моих. Потом - часов, вмонтированных в панель моей машины. - Слушай, Абби, ты не помнишь, когда время перевели? Не этой ночью?
      - До октября время переводить никто не собирается, - твердо сказала я. - Нет, мама, ты как хочешь, но мы явно - единственные гости. Присцилла Хант не хочет делить нас с кем-то еще. Не знаю, как ты, мама, но я польщена.
      - Правда? - с подозрением в голосе осведомилась мама.
      - Ну, конечно. Когда твои подружки из клуба "Апоплексия" прослышат, что Королева закатила ужин в твою честь, они полопаются от зависти.
      - Он называется не "Апоплексия", а "Апатия", золотце, - терпеливо поправила мама. - Но, скажи, ты и правда так думаешь?
      - Я думаю, мамочка, что Ее Величество, возможно, пытается возродить светские манеры и ввести их в наш обиход. А кто в нашем городе может сравниться с тобой по части манер?
      Столь грубая лесть заметно прибавила маме настроения, и к парадной двери особняка Присциллы Хант она поспешала едва ли не вприпрыжку. Я втайне опасалась, что, узрев рядом с мамой меня, Ее Величество захлопнет дверь перед моим носом, однако Присцилла, наоборот, расплылась до ушей и распахнула дверь настежь.
      - Ах, как я рада вас видеть! - вскричала она, сияя от восторга.
      Мама заглянула ей за спину, но так никого и не высмотрев, поспешно присела в элегантном книксене. - Ах, миссис Хант, мы тоже счастливы, поверьте.
      - Добрый вечер, мэм, - ляпнула я, кивая головой.
      - Прошу вас, зовите меня Присцилла, - промурлыкала Королева.
      - А вы зовите меня Мозелла, - проворковала в ответ мама. Вид у нее был такой горделивый, точно ей только что вручили ключи от покоренного города.
      - А меня зовите, как хотите, - великодушно разрешила я. - Лишь бы это звучало уважительно.
      Мама обожгла меня свирепым взглядом. Затем обворожительно улыбнулась Присцилле и вручила ей бутылку вина.
      Присцилла взяла бутылку с таким видом, какой, наверно, был у меня, когда я нашла в постели, которую делила с Бьюфордом, женские трусики. Причем - не свои. - Ах, какая прелесть! Спасибо большое.
      - Это вино из Боливии, - похвасталась мама.
      - О, вы там были?
      - Нет. Я купила эту бутылку в магазине "Харрис Титер". Они как раз распродажу устроили. Трудно даже представить, что можно купить такое прекрасное вино всего за три доллара и девяносто девять центов.
      - Я и не подозревала, что Боливия вино производит, - пробормотала я.
      Присцилла, не желая расстраивать мою маму, заливалась соловьем. Вильям - мой муж - настоящий знаток вин. Он, конечно, сумеет оценить ваш подарок по достоинству. К сожалению, правда, мы его сегодня не увидим. Он очень извинялся, но неотложные дела вынудили его уехать. Увы, в деловом мире свои правила. Сами, наверное, знаете.
      - О, да, - согласилась я. Бьюфорд тоже нередко срывался с места и уезжал из города. Впрочем, он зачастую трудился где-то по ночам, даже не покидая города. Уверял, во всяком случае, что трудился. Правда, в свое время меня смущало, что мама однажды в среду днем встретила моего благоверного в Шарлотте, учитывая, что во вторник и в четверг он звонил мне из Японии.
      Присцилла улыбнулась, продемонстрировав ослепительно белые и ровные зубы. Реклама посещения ортодонта в детском возрасте. По правде говоря, женщина она была вполне привлекательная: правильные черты лица, длинная изящная шея, каштановые волосы с едва заметной проседью. Одета она была в не слишком белое хлопчатобумажное платье, из той породы, что никогда не мнутся.
      - Прошу вас, входите же.
      Едва переступив порог, мама тут же принялась ахать и охать, словно мальчишка-подросток на стоянке подержанных автомобилей. Можно подумать, что она никогда не покидала собственного дома.
      Впрочем, Присцилла явно ничего против не имела. - Да, - с напускной скромностью промолвила она, - каждый довольствуется тем, что ему доступно.
      - С той лишь разницей, что некоторым доступно больше, чем другим, негромко сказала я, надеясь не показаться слишком дерзкой.
      - Абби! - в голосе мамы зазвенел металл.
      Присцилла снова сверкнула идеальными зубами. - Пройдите сюда, пожалуйста. Для начала я хотела угостить вас десертом в гостиной.
      Мы проследовали за ней в просторную залу с высоченными потолками и бледно-персиковыми стенами. Мебель была французская, светлая, но резная, богатая украшенная позолотой и золоченой бронзой. И вообще все было выдержано в прекрасном до отвращения вкусе.
      Присцилла хлопнула в ладоши. - Присаживайтесь, прошу вас.
      Я огляделась по сторонам, высматривая трон и, не найдя его, устроилась в глубоком старомодном кресле с набивными подлокотниками. И еще обшитом вполне добротным гобеленом в синюю и золотую полоску.
      - Не желаете ли вина? - любезно спросила Присцилла и вгляделась в этикетку боливийского вина. - Так, что у нас здесь? О, славное доброе мерло с нежным фруктовым ароматом. А у меня, между прочим, белый совиньон припасен в холодильнике. С чудесным травяным послевкусием.
      - А чай у вас есть? - осведомилась мама. Я поняла, что она опасается, что не проявит себя во всем блеске, если, не дай бог, захмелеет.
      Присцилла Хант растерянно заморгала. - Чай? Ах, да, конечно. Одну минутку. - Она посмотрела на меня. - А вам чего, дорогуша? Тоже чаю? Или, может, стакан молока предпочтете?
      Памятуя о маминой просьбе, я сумела обуздать свой строптивый нрав. Вообще-то я пью только молоко яков, - сказала я. - Но, поскольку, у вас его, конечно же, нет, то я согласна и на ваше охлажденное вино. С чудесным травяным послевкусием.
      Мама метнула на меня испепеляющий взгляд. Присцилла же и ухом не повела.
      - А я попробую боливийское мерло, - возвестила она.
      Мама просияла.
      - Вот ведь пройда, - процедила я себе под нос. Так тихо, чтобы даже мой ангел-хранитель не услышал. - Профессиональный манипулятор.
      - Прошу меня извинить, но придется ненадолго вас оставить. - С этими словами Присцилла грациозно выпорхнула в коридор.
      В то же мгновение мама напустилась на меня, как блохи на бродячую псину. - Абби, ты совсем обнаглела!
      - Я? - непонимающе переспросила я. - Почему?
      - Что за выдумки насчет молока яка? И вообще, ты дерзишь ей буквально на каждом шагу.
      - Но ведь я и в самом деле люблю яковское молоко. То есть - ячье. Полное вранье, но, по крайней мере, я его пробовала. В семействе Роб-Бобов стряпней занимается Боб, который обожает экспериментировать с всевозможной экзотикой.
      Мама недоверчиво фыркнула. - Эта женщина олицетворение благородства. Кстати, тебе не мешало бы поучиться у нее светским манерам и обходительности.
      - Манерам, фанерам, - брезгливо поморщилась я. - Мамочка, эта женщина фальшива насквозь. И вообще она просто мыльный пузырь.
      - Абби, золотце, она - образец элегантности.
      - Мамочка, все это сплошное притворство. И повседневную свою жизнь она ведет вовсе не посреди этой роскоши, - я обвела рукой позолоченную мебель, - а в самой обыкновенной комнатенке. Как ты и я. И восседает, между прочим, не на троне, а на самом пошлом раскладном кресле "Лей-зи-бой"!
      - Брешешь!
      - Мамочка, я это собственными глазами видела.
      - Ты? - У мамы отвалилась челюсть. - Ты хочешь сказать, что уже была здесь?
      Врать вообще скверно, а врать собственной матери - и вовсе последнее дело. С другой стороны, обижать маму тоже нельзя.
      - Ну, сама я этого не видела, но со слов Джей-Кат дело обстоит именно так. "Сама знаешь кто" купила у нее торшер от Тиффани, и Джей-Кат доставила его ей.
      - Наша Джей-Кат? Эта блаженная?
      - Прошу тебя, не упоминай эту историю ни Королеве, ни ей, - взмолилась я. - Насколько я знаю, между ними вышел какой-то страшный скандал.
      Глаза мамы разгорелись. - Расскажи мне, Абби! Я должна это знать.
      Паутина, которую я сплела, запуталась сильнее, чем коллекция моих старых колготок с поехавшей петлей. Нужно было любой ценой выкарабкиваться из удавки.
      По счастью, помощь поспела, откуда ее не ждали. Королева внезапно нарисовалась в проеме двери с серебряным подносом, уставленным напитками. Я не преминула заметить, что салфетки для коктейля были мягкие и дорогостоящие.
      - Вы меня извините, если я отлучусь еще на минутку? - проворковала Королева. - Закуски принесу. Надеюсь, вы не брезгуете морскими деликатесами?
      - Нет, - хором пропели мы.
      Пуф! Королева вмиг испарилась. У этой женщины, похоже, была склонность к театральным выходам и магическим исчезновениям.
      - Чай из пакетиков, - прошипела мама, убедившись, что мы одни. Боюсь, что ты права насчет раскладного кресла.
      - Давай, жми дальше, - великодушно дозволила я, пригубив вино. Не верблюжья моча, но все равно - жуткая дрянь. С трудом заставив себя проглотить эту отраву, я громко сказала: - Вино, по-моему, тоже из пакета.
      - Что, очень сухое? - озаботилась мама.
      - Если я пролью эту жидкость на паркет, то она разъест весь лак, ответила я, усмехаясь. - А что касается обещанного травяного послевкусия, то нашим коровам более ароматное сено дают.
      Мама нервно хихикнула. - О, Абби, какая ты язва. С другой стороны, кто мог подумать, что Ее Величество пьет чай из пакетиков? Но складное кресло я должна перед уходом собственными глазами увидеть.
      - Может, она вовсе не пьет чай, - предположила я. - Может, она им подмы... - Я осеклась на полуслове. Королева величественно вплыла в гостиную. На серебряном подносе громоздились аппетитно шипящие румаки. Уж эти точно были не из консервной банки.
      - Слева - гребешки, - проворковала она. - Справа - креветки.
      Мама, славная душа, питает к моллюскам и ракообразным примерно такое же отвращение, как я - к печенке, но, несмотря на это, мужественно подцепила вилкой по одному из даров моря. Я же довольно быстро опустошила правую половину подноса.
      Мама улыбнулась. Наконец-то она дождалась своего звездного получаса.
      - Я вот подумываю о том, чтобы отправиться в Африку миссионершей, робко начала она.
      - Ах, как интересно! - вскричала Присцилла и тут же обратилась ко мне. - А у вас какие планы... Алли, кажется?
      - Абби, - процедила я. И сурово добавила: - Планы у меня одни: работать и еще раз работать.
      Присцилла отпила боливийского мерло. - Не сомневаюсь. Дел у вас, наверно, в своей лавчонке невпроворот. Пыль, наверно, вытирать со всех ваших безделушек. Просто не представляю, откуда вы находите время, чтобы добровольно ухаживать за этими несчастными старушками в богадельне.
      - Но я не...
      - Абби! - мама всплеснула руками. - Почему ты мне этого не рассказывала? - Она обратилась к Королеве. - Я состою в организации "Женщины епископальной церкви" уже сорок лет. Сама я, правда, на общественных началах в домах для престарелых не подрабатываю, но вот наша организация много занимается благотворительностью. Однажды, например, мы подготовили для бездомных мужчин прехорошенькие корзиночки с туалетными принадлежностями. Я лично закупила для них лосьоны после бритья.
      Присцилла величественно изогнула бровь и снова пригубила вино. Сама она, конечно, тоже была прихожанкой епископальной церкви, однако в организации "Женщины епископальной церкви" состоять, похоже, не соизволила. Ей куда проще было время от времени выписывать достаточно жирные чеки, чем заниматься повседневными делами в обществе профессорских жен.
      Заметно увянув под ее недоуменным взглядом, мама была вынуждена пояснить: - Бездомным тоже приятно, когда от них хорошо пахнет.
      - Все это очень интересно, - Присцилла улыбнулась и обратилась ко мне. - А теперь, дорогая моя, давайте о вас поговорим.
      - Но мама еще далеко не все рассказала, - быстро протараторила я. - В прошлом году, например, она едва в монахини не постриглась.
      Мама побледнела. - Абби, только не здесь!
      На этот раз приподнялись уже обе августейшие брови. - В самом деле?
      - Они меня не приняли, - пожаловалась мама. - Обвинили в том, что я слишком много пою. Слишком много! Можете этому поверить? Вдобавок я, якобы, разгуливала с папильотками под апостольником. Это уже отъявленная ложь. Просто сестра Маргарита мне завидовала.
      Величественная голова кивнула. - Зависть калечит людей. Можете мне поверить, я в этом собаку съела. Впрочем, в моем случае, завидовали не моей прическе.
      - О, сестра Маргарита вовсе не маминым волосам завидовала, - вставила я. - А татуировке.
      Глаза Присциллы расширились, а мамины, наоборот, закатились. Я поспешила ей на выручку.
      - Вообще-то татуировка совсем крохотная, - сказала я. - Да и место такое, где никто не увидит.
      Королева томно обмахивалась салфеткой для коктейля. Что ж, я была вынуждена воздать этой особе должное: она умела владеть собой.
      - Надо же, какая вы интересная женщина, Мозелла, - нежно промурлыкала она. - А вы как, Абби? У вас нет потайных татуировок?
      - О, нет, - отмахнулась я. - Дело в том, что я жуткая трусиха. При одной мысли об иголках я готова в обморок брякнуться.
      - Неужели? - в голове Королевы прозвучало неподдельное недоверие. Кто бы мог подумать.
      - Я жуткая трусиха, - заверила я. - Собственной тени испугаться могу. В отличие от мамы, которая храбра как львица.
      - Это правда, - поддакнула мама. - Однажды я случайно порезала большой палец и поехала в Пьедмонтский медицинский центр. Так вот, кровищи столько натекло, что я все свои кринолины испортила. Видела бы меня Абби, она бы точно сознание потеряла.
      - Возможно, - сказала Присцилла. Она даже не смотрела на маму. - Я следила, как вы торговались на аукционе, Либби. Вы держались так, что язык никогда не повернулся бы назвать вас трусихой.
      - Абби, - сухо поправила я. - Для аукционов особой храбрости не нужно. Только деньги. Не говоря уж о том, что картина досталась мне не слишком дорого.
      - Кстати, об этой картине...
      - Прошу вас, давайте не будем возвращаться к этой теме, - попросила я. - Тем более что я все равно не раскрою вам, кто мой клиент.
      - Что ж, это ваше право, - с неожиданной кротостью согласилась Присцилла. - Но, быть может, вы спросите своего клиента, не согласится ли он, или она, перепродать картину мне?
      Мама раскрывала и закрывала рот, точно выброшенная на берег форель. Абби, я впервые слышу, что ты уже успела избавиться от своей картины. Ты мне и словом не обмолвилась.
      - Ничтожная сделка, - отмахнулась я. - Не о чем говорить.
      - Как это не о чем? Ты ведь собиралась подарить мне картину на день рождения.
      Проклятье! Совершенно из головы вылетело. А ведь до дня рождения мамы оставалось меньше двух недель. Обычно она начинает бомбардировать меня всевозможными намеками уже за пару месяцев.
      - Как, мамочка, разве ты положила глаз именно на эту картину?
      - Нет, конечно. Она ведь просто омерзительная, и ты это сама говорила. Но ты так из-за нее торговалась, и мне ничего не оставалось, как подумать, что ты решила преподнести ее мне.
      Я с облегчением перевела дух. - Не беспокойся, мамуля. К твоему дню рождения я подберу тебе действительно что-нибудь стоящее. Обещаю.
      - Например?
      - Все, что захочешь. Проси чего душе угодно.
      - Браслет с бриллиантами.
      - Бога ради.
      Мама смущенно захихикала и посмотрела на Присциллу. - Не говори глупости, Абби. Я просто пошутила.
      - А я - нет, - отрезала я. - Мне наконец выпал счастливый билет. Если говорят, что болтун - находка для шпиона, то моей болтовне могли бы прокормиться разведки всех стран НАТО и бывшего Варшавского договора в придачу. Но мне, во-первых, хотелось похвастать перед Присциллой в мамином присутствии, а, во-вторых, через несколько дней все и без того узнали бы, что я купаюсь в деньгах. А там, глядишь, Опра пригласит меня в свое ток-шоу, и сделаюсь знаменитой на всю страну.
      Мама зарделась. - Абби, не валяй дурака.
      - Я говорю на полном серьезе, мама. Я собираюсь... Вернее, я уже очень богатая женщина. - Стоило мне произнести слово, начинающее с буквы "б", и Сама-знаете-кто навострила уши, как сторожевая собака.
      - Да, верно, - промолвила она, качая головой. - Фондовый рынок. Но ведь для успешных инвестиций тоже первоначальные накопления иметь надо. Значит, все это старое барахло, которым вы торгуете, тоже прибыль приносит.
      - Ни фондовый рынок, ни мой антиквариат к этому отношения не имеют, высокомерно произнесла я. - Все дело в этой кошмарной картине, которую я купила в среду на аукционе.
      Присцилла отхлебнула глоток мерло. - Боюсь, что я не понимаю, проронила она.
      - Ой, а я поняла! - Мама восторженно захлопала в ладоши. Ты нашла в раме припрятанные деньги, да? Я однажды тоже нашла десять долларов в библиотечной книжке.
      - Нет, мама. Я нашла не деньги, а картину. Пропавшее "Поле, поросшее чертополохом" Винсента Ван Гога.
      - Что? - воскликнула Присцилла, выпучив глаза. Рука ее дрогнула, и несколько капель мерло выплеснулись на юбку.
      Маму буквально подбросило. - Скорее, Абби! Давай салфетки! И соду найди.
      Я тоже вскочила.
      - Постой! - вскричала мама. - Захвати еще соли. Она поможет пятно вывести.
      - Сядьте! - рявкнула Королева.
      Я села.
      - Расскажите мне про эту картину.
      - А что тут рассказывать? - Я пожала плечами. - Ван Гог как Ван Гог...
      - Чушь! - отрезала Присцилла. - Настоящего Ван Гога на церковном аукционе не купишь.
      - А я вот купила, представьте себе, - задиристо сказала я. - И он тянет на десять-пятнадцать миллионов долларов. И даже больше, если найти покупателя из Японии.
      Глаза мамы вылезли уже почти на затылок. - Абби. Неужели это правда?
      - Да, мамочка. Может, хоть теперь ты наконец начнешь гордиться мной?
      - Что за глупости, золотце? Я всегда тобой гордилась.
      - Так же, как и Тоем? Ты ведь всегда мне его в пример ставила. Между прочим, мамочка, он жутким хвастуном стал.
      - О, Абби, ты просто ревнуешь, золотце, - жалобно вскричала мама. - А Тоя я без конца нахваливаю лишь потому, что он такой неудачник, а мне не хотелось бы, чтобы ты презирала собственного брата. А из вас двоих тебя я всегда любила больше.
      Я почувствовала себя на седьмом небе. - Честно?
      - Честно-пречестно. Я ведь в тебе, золотце, просто души не чаю. Разве ты не знаешь?
      - Знаю, - растроганно ответила я. - И я тебя люблю, мамочка.
      - Все это очень мило, - процедила Присцилла, залпом осушив бокал. - Но вы не против, если мы все-таки вернемся к этой картине?
      - Ах, да, - спохватилась я. - К моим новоиспеченным миллионам.
      - Значит, покупателя вы уже нашли? - свирепо осведомилась Присцилла. Голос ее грозно завибрировал, как у настоящей королевы.
      - Нет еще, но зато познакомилась с маклером, который случается лучшим в мире специалистом по Ван Гогу. Сегодня утром он прилетел из Нью-Йорка, освидетельствовал картину и признал ее подлинником. Он должен еще выполнить лабораторный анализ, но это уже просто формальность...
      Похоже, залпом выпитый бокал вина возымел свое действие на нашу хозяйку. Ее лицо вдруг стало белым как мел, а налитые голубой кровью губы сделались и вправду синими. То же самое однажды случилось с моей дочерью Сьюзен, когда она, по моему недосмотру, перекупалась в бассейне.
      - Присцилла, с вами все в порядке?
      Ответа не последовало.
      - Миссис Хант? - воззвала я, уже громче. - Что с вами?
      - А? - глухо выдавила Королева. На большее ее не хватило.
      Мама суетилась вокруг нас, как наседка над цыплятами. - Может быть, она испытала шок из-за того, что вино на себя пролила?
      - Мама, что нам делать? - жалобно возопила я.
      - Мне кажется, нужно поднять ей ноги выше головы. И расстегнуть платье, чтобы облегчить дыхание. Или я что-то путаю? Нет, это без толку, потому что...
      - Мама, ты займись ее ногами, а я принесу воды.
      - Воды?
      - Так, во всяком случае, в кино делают, - сказала я. - Приводят людей в чувство, обливая водой. Или выпить дают.
      Я помчалась на кухню, отыскала в буфете хрустальный графин и поспешно наполнила водой из-под крана. Хотя я отсутствовала всего считанные секунды, но по возвращении обнаружила Присциллу лежащей на полу с задранными ногами, которые покоились на подушке дивана. Мама с лицом мрачнее тучи высилась над ней.
      - Ты ей воротничок и лифчик расстегнула? - требовательно спросила я.
      - Да, - простонала мама. - Но это ей не помогло. Она умерла.
      Глава 25
      - Умерла? - с оборвавшимся сердцем переспросила я.
      - Это все мое боливийское вино! - в отчаянии завизжала мама. - Я ее убила!
      Я встала на колени перед распростертым на полу телом Присциллы. Да, похоже, мама была права. Королева не дышала.
      - Может, у нее просто инфаркт, - предположила я. - Ты не умеешь делать искусственное дыхание?
      - Я? - изумилась мама. - Разве не тебя этому учили?
      Я оглянулась по сторонам в поисках телефонного аппарата, но ничего похожего не увидела. Тогда я снова помчалась на кухню и, потратив еще несколько драгоценных секунд, наконец заметила прилепившуюся к буфетной панели беспроводную трубку белого цвета. Вызвала "скорую".
      - Ничего нового? - осведомилась я, вернувшись в гостиную.
      Мама горестно потрясла головой. - О, Абби, неужели меня посадят в тюрьму?
      - Что ты, мама? Нет, конечно... - После некоторого раздумья я добавила: - Если же это вдруг случится, то тебе ведь всегда шли платья в полоску.
      - Что верно, то верно. - Мама заметно оживилась. - А в какую вертикальную или горизонтальную?
      - В вертикальную, конечно. Кстати, если тебе предложат выбор, соглашайся на пастельные тона.
      - Да, мне особенно розовое к лицу, - согласилась мама.
      Дело принимало нешуточный оборот. - Мамочка, я ведь пошутила! поспешно сказала я. - Никто тебя в тюрьму не посадит. По крайней мере, не за то, что ты подарила ей бутылку вина стоимостью в пять долларов. Даже если прокурор захочет упечь тебя в каталажку, я ему этого не позволю. Пусть между нами с Бьюфордом кошка пробежала, но ты ему всегда нравилась. Между прочим, он до сих пор про тебя спрашивает и приветы передает. Все лучшие адвокаты в обеих Каролинах - его друзья, да и со многими судьями он на короткой ноге.
      Мама рассеянно закивала. Вне сомнения, она уже мысленно подбирала шторы к зарешеченным оконцам своей будущей темницы.
      К сожалению, до приезда "скорой" мы больше ничего поделать не могли. Хотя сумерки еще не сгустились, я включила свет над парадным и приоткрыла дверь, надеясь, что это поможет санитарам быстрее найти нужный дом. Впрочем, эта предосторожность оказалась излишней. Охваченная паникой, я не нашла ничего лучшего, как проорать в трубку: "Королева умерла, да здравствует король!". И женщина-диспетчер, принявшая мой звонок, сразу догадалась, о ком идет речь и по какому адресу присылать автомобиль.
      Пока мама занималась украшением своей будущей камеры, я заламывала руки от горя. От громкого стука в дверь мы обе так и
      подскочили.
      - Санитары! - выкрикнула мама. - Они приехали.
      Я ахнула. В дверях стоял дородный мужчина с приплюснутым носом и глубоко посажеными глазами. В лицо я его не знала, но куртку, расшитую металлическими побрякушками, узнала бы где угодно.
      - Это не санитар, мама. Это тот самый мотоциклист.
      Мама, убитая горем, не расслышала. - Кто, полицейский? Скажи ему, что моя бутылка была должным образом закупорена и запечатана. Я это проверила, когда покупала ее. И пробка была дубовая, а не завинчивающаяся. И вообще это самое настоящее вино. Из Боливии.
      Я утвердилась между мамой и чужаком. - Что вам тут нужно? - нелюбезно спросила я.
      - Мне показалось, у вас что-то случилось, - промолвил он неожиданно приятным голосом. Почти бархатистым.
      - Случилось? - эхом откликнулась я. - С какой стати вам это в голову взбрело? - Говоря, я тщетно пыталась нащупать за спиной какую-нибудь каминную кочергу или хотя бы тяжелую вазу, чтобы огреть его по черепу. Увы, в реальной жизни все не так, как в кино, и мне пришлось довольствоваться лишь собственным кринолином.
      - Дверь была нараспашку, и я... - Мотоциклист осекся, увидев распростертую навзничь Присциллу. - Что с ней?
      - Не ваше дело! - завизжала я. - "Скорая" будет здесь с минуты на минуту.
      - Меня зовут Фредди. В свое время я учился на фельдшера. - Он опустился на четвереньки перед бездыханным телом и попытался нащупать пульс. - Когда это стряслось?
      - Не знаю, - жалобно проблеяла я. - Несколько минут назад.
      - Вы "поцелуй жизни" пробовали?
      - Нет, я не знаю, как это делается!
      - Тогда отойдите, пожалуйста.
      Мы с мамой попятились и безмолвно взирали, как Фредди колдует над Присциллой, пытаясь вдохнуть жизнь в ее тело. Положив обе руки на ее грудь, ладонью на ладонь, он ритмично нажимал, словно качая насос. Затем зажал пальцами нос Королевы и принялся вдыхать прямо в ее рот. Много раз он повторял эту процедуру, время от времени приостанавливаясь, чтобы послушать, не появился ли пульс. Наконец Фредди задрал голову, посмотрел на нас и неожиданно осклабился.
      - Сердце заработало, - сказал он. - И я уже вой сирен слышу. "Скорая" подъезжает. Думаю, эта дамочка выживет.
      - Слава Богу! - Глаза мамы закатились, и она мешком осела на мои руки.
      Под ее тяжестью я пошатнулась, но, на мое счастье, Фредди одним прыжком очутился рядом и помог мне аккуратно положить маму на пол, рядом с Присциллой Хант. Незнакомый человек мог бы заподозрить, что мою маму постигла та же участь, что и Королеву, но для этого нужно было совсем не знать мою родительницу. Едва мы с Фредди опустили ее на пушистый персидский ковер, как крохотные ручонки мамы сначала разгладили снизу юбку, а затем поправили жемчужное ожерелье на груди.
      - Надеюсь, с ней ничего страшного? - заботливо осведомился Фредди. Я растрогалась почти до слез.
      - Она здорова как бык, - выпалила я. - Просто ей тоже хочется заполучить от вас "поцелуй жизни".
      - Ничего подобного! - послышался с пола возмущенный возглас.
      - Тогда встань сама, мама.
      Мама присела и взбила волосы на затылке. - Порой ты меня удивляешь, Абби, - начала она, свирепо сверкая глазами. - Поразительно безапелляционное заявление.
      Я уже хотела напомнить ей, кто меня всему научил, когда громкий вой сирены и визг тормозов возвестили о прибытии "скорой". Я метнулась к дверям, чтобы встретить санитаров. Когда я обернулась, Фредди уже и след простыл.
      За манипуляциями рок-хиллских санитаров, ей-богу, стоит понаблюдать. В мгновение ока они присобачили Присциллу Хант к аппарату искусственного дыхания и погрузили ее в реанимобиль. Без сомнения, у нее обширный инфаркт, так они высказались. И присовокупили, что женщины от инфаркта миокарда отдают концы ничуть не реже мужчин. Но в данном случае мы можем не волноваться - о здоровье Присциллы Хант позаботятся не где-нибудь, а в Пьедмонтском медицинском центре, где только что открыли новое отделение кардиологии. И еще ей, конечно, повезло, что в роковую минуту рядом оказались такие преданные и умелые подруги.
      Полицейские Рок-Хилла держались с нами подчеркнуто вежливо. Они клятвенно заверили маму, что ее боливийское мерло не имеет к случившемуся ни малейшего отношения. Бутылка стояла на кухонном столе, до сих пор не откупоренная. Они даже предложили отвезти нас к маме домой, но необходимости в этом не было, и мы управились сами. Поужинали тем, что осталось с обеда, а заодно разгадали кроссворд в "Обсервере". Я уже пожелала маме спокойной ночи и направилась к двери, когда вдруг позвонили из полиции и предложили приехать к ним, в участок. У следователя, дескать, возникли кое-какие вопросы, уладить которые желательно сразу, не откладывая в долгий ящик.
      Мама, которой только дай волю поволноваться, тут же перезвонила Грегу. Причем не помогли даже мои заверения, что Грег, который служит в рядах полиции Шарлотта-Мекленбурга, пользуется в полиции Южной Каролины примерно таким же авторитетом, как Мики-Маус. Впрочем, я зря старалась, ибо Грега дома не оказалось. Тем не менее, мама плаксиво наговорила автоответчику про наши невзгоды и потребовала, чтобы Грег немедленно поспешил к нам на выручку.
      И вот теперь мне уже начинало казаться, что мама поступила правильно. Мы сидели в небольшой, но вполне приличной каморке управления полиции Рок-Хилла, через улицу от публичной библиотеки округа Йорк, и нас бомбардировали градом вопросом. Особенно старался сержант Йодер, по возрасту годившийся мне в сыновья.
      - Каковы ваши отношения с миссис Хант? - задал он очередной вопрос. Мне казалось даже, что голос его до сих пор ломается.
      - Мы с ней закадычные подруги, - ляпнула мама.
      - Мама!
      Мама пошла на попятный. - Ну, ладно, пусть не закадычные, но знакома я с этой женщиной всю свою сознательную жизнь. Она посещает мою церковь.
      - Мама и миссис Хант вращаются в разных общественных кругах, уточнила я.
      - Неправда, Абби! - возмутилась мама. - Просто у нее денег больше. Мы состоим в одних и тех же клубах.
      - Мама!
      - В одном, по крайней мере.
      - В клубе "Аллергия! - хмыкнула я.
      - "Апатия" - золотце. Между прочим, это самый дорогой клуб в Рок-Хилле.
      Сержант Йодер укусил свою шариковую ручку фирмы "Бик". Зубы у него торчали, как у кролика, и следов от укусов на его ручке я насчитала немало.
      - Понимаю, - процедил он. - Скажите, какова была цель вашего сегодняшнего визита к миссис Хант?
      - Она пригласила нас к ужину. - Было что-то трогательное в гордости, которая прозвучала в мамином голосе.
      - Кроме вас, другие приглашенные были?
      - Нет.
      - А мистер Хант был дома?
      - Нет. По словам Присциллы, ему в последнюю минуту пришлось отправиться в командировку.
      "Присциллы"? Ее Величество стремительно деградировало. Если так пойдет и дальше, то скоро мама возвестит, что они с Присциллой с самого детства связаны узами крови.
      - И чем вас угостили на ужин? - Обкусанная ручка "Бик" на мгновение зависла над блокнотом, после чего заняла прежнее место во рту сержанта Йодера. Я поняла, что именно там находится ее логово.
      - Ужин, как таковой, мы отведать не успели, - вставила я. - Но зато на закуску нам достались совершенно восхитительное румаки.
      Судя по физиономии сержанта Йодера, он даже понятия не имел о том, что такое румаки. Я поспешила объяснить.
      - Обычно под "румаки" понимают маринованную цыплячью печенку с каштанами, обернутые беконом. Поджаренным, конечно. Но есть любители, предпочитающие куриным потрохам морские гребешки. Так вот, миссис Хант угостила нас румаки с гребешками и креветками. Лично я обожаю креветок.
      - Абби половину всего блюда опустошила, - наябедничала мама.
      Сержант Йодер отложил в сторону обкусанную ручку и шумно высморкался в край никогда не стиранного носового платка. - А что вы пили?
      Мама скривила губы. - Худший чай к востоку от Китая. Одну из этих жутких смесей, что в пакетики расфасовывают.
      - А меня угостили белым совиньоном с чудесным травяным послевкусием, заявила я. - Впрочем, в нем только травяное послевкусие и ощущалось.
      - А что пила сама миссис Хант?
      - Во всяком случае, не боливийское мерло, которое принесла я! взволнованно вскричала мама. - Полицейский сказал, что моя бутылка так и осталась стоять, не откупоренная.
      Я энергично закивала, чтобы Йодер внимательнее отнесся к маминым словам. - Но вино она, тем не менее, пила красное, - добавила я. - Или какой-то иной напиток красного цвета.
      - Угощали вас еще чем-нибудь?
      - Нет, - твердо сказала мама. - Мы с Абби так и не выяснили, чем собиралась потчевать нас Присцилла. Дорого бы я отдала, чтобы узнать, что она приготовила в качестве главного блюда.
      - Курицу, мэм. Наши следователи обнаружили в духовке жареную курицу.
      - Курицу? - разочарованно протянула мама. - Королева хотела угостить нас жареной курицей?
      - Может, она хотела ее соусом заправить? - предположила я. День выдался утомительным для моей мамы, женщины, которой даже в голову не пришло бы угостить гостей такой банальностью, как жареная курица. По маминому мнению, если животное передвигается не на четырех лапах, то оно и мечтать не смеет о том, чтобы оказаться на ее столе.
      - Как, по-вашему, сколько всего времени вы пробыли в доме миссис Хант? - спросил сержант Йодер.
      - Двадцать минут, - с готовностью ответила я. - Если же считать и время после того, как она вырубилась, то - все полчаса.
      - И миссис Хант постоянно была с вами или куда-нибудь отлучалась?
      - Только раз, когда выходила на кухню, чтобы приготовить напитки.
      - И сколько времени это заняло? - уточнил Йодер.
      - Ровно столько, сколько требуется, чтобы приготовить чай из пакетиков, - язвительно сказала мама.
      Сержант Йодер снова отложил ручку в сторону. На глазах у меня он вдруг состарился лет на десять.
      - Теперь расскажите мне о том, как все это случилось, - попросил он.
      - О, все было очень просто, - затараторила я, прежде чем мама успела замутить воду. - Мы с Присциллой непринужденно болтали о том, о сем, и вдруг взор ее остекленел, и вся она как бы скукожилась в своем кресле.
      - А что потом?
      - Потом я побежала на кухню - в гостиной телефона не оказалось, - и вызвала "скорую помощь".
      Сержант Йодер обратился к моей маме. - Миссис Уиггинс, а что делали вы, пока ваша дочь отсутствовала?
      - Я расстегнула воротничок платья Присциллы и подняла ее ноги.
      - Так положено по правилам первой помощи, - пояснила я.
      Йодер кивнул. - Скажите, мисс Тимберлейк, о чем именно вы говорили с потерпевшей, когда у нее развился инфаркт?
      - Мы беседовали о картине.
      - Вы имеете в виду произведение искусства?
      - О, нет. Этой картине самое место на свалке. Я приобрела ее на церковном аукционе.
      Йодер оторопело посмотрел на меня. - Если этой картине место на свалке, то зачем же вы ее купили?
      - Чтобы внести свой денежный вклад в молодежный фонд. Нашим молодым прихожанам позарез нужен новый мини-вэн.
      - А я пожертвовала на это благое дело свои деревянные салатницы из тикового дерева, - добавила мама. - Ручная работа, из Таиланда привезли.
      Уголок рта сержанта Йодера изогнулся в подобие улыбки. - Да, по-моему, их купила моя жена.
      - Вы тоже ходите в епископальную церковь? - обрадовалась мама.
      - Давно уже не был, - уклончиво ответил сержант. - Но моя супруга обожает салаты. Она прочла объявление в газете.
      - Передайте ей, что у меня остались еще вилки с ложками из того же набора. Я готова уступить их вашей жене за чисто символическую цену.
      - Непременно передам, - пообещал Йодер. - Скажите, миссис Уиггинс, вы увлекаетесь садоводством?
      - Еще как! - В маминых глазах зажегся охотничий азарт. - Видели бы вы мои клумбы! В позапрошлом году мои многолетники первое место на нашем городском конкурсе завоевали. А таких сочных помидоров, как в моей теплице за домом, вы во всем округе Йорк не найдете. Абби, правда, смеется над моим увлечением, потому что сейчас свежие овощи в любом супермаркете купить можно, но это вовсе не одно и то же, вы уж поверьте мне.
      - Вы совершенно правы, мэм, - серьезно ответил Йодер. И перевел взгляд на меня. - А вы тоже садовод, мисс?
      - Я предпочитаю разнообразие, - бойко ответила я. - Одну неделю запасаюсь продуктами в магазине "Харрис Титер", следующую - в "Уинн Дикси", потом в "Ханнафорде". Так, по крайней мере, мозоли не набьешь.
      Йодер кивнул и вновь переключился на мою маму. - Скажите, мэм, вы знаете, что такое малатион?
      - Разумеется. Это инсектицид.
      - Вы им пользуетесь?
      - Послушайте, сержант, - вмешалась я. - Все это очень интересно, но уже почти десять вечера.
      - Поверьте, мисс, я задаю эти вопросы вовсе не из спортивного интереса. Прошу вас, миссис Уиггинс, отвечайте.
      - Ну... - мама замялась. - По-моему, я пользовалась этим средством в прошлом году, когда японский хрущик расплодился. Мне, правда, советовали взять менее токсичный препарат, но я отказалась. Дело в том, что была моя очередь поставлять розы к алтарю нашей церкви, и я не могла рисковать.
      - Понимаю. Скажите, а вы тогда весь малатион израсходовали, или что-нибудь осталось?
      - Конечно, осталось. Я его сущую малость взяла.
      - А где вы его храните?
      Беседа приобретала неприятный оборот. - Постойте-ка... сэр, вмешалась я. - Моя мама не из тех женщин, которые сливают яды в унитаз. Я вам точно: все неиспользованные яды она сдала городским властям во время ежегодной компании по их сбору.
      Мама неловко поежилась. - Вообще-то, Абби, как раз в прошлом году я этого не сделала. Это средство безумно дорогое. Думаю, оно до сих пор в гараже лежит.
      - Да, но при чем тут инфаркт Присциллы? - вскричала я. - И вообще, сержант, почему ваши вопросы не могут подождать до завтра?
      Сержант Йодер взял со стола свою ручку, задумчиво куснул ее за колпачок и снова отложил в сторону. - Миссис Хант не перенесла инфаркт, сказал он. - Сегодня, по крайней мере. Ее отравили.
      - Отравили? - хором вскричали мы с мамой.
      - Да. Малатионом.
      - Но это невозможно! - воскликнула я. - Она сама вам это сказала?
      - Нет, мэм. Присцилла Хант скончалась вскоре после того, как ее привезли в больницу.
      Глава 26
      Мы с мамой обменялись шокированными взглядами.
      Сержант Йодер повертел пальцами ручку. - Но ведь вас это, конечно, не удивляет.
      - Напротив, мы просто потрясены, - возмущенно возразила я. Бедная мама только беззвучно разевала рот, как выброшенная на берег плотвичка.
      Сержант Йодер впервые заглянул в свой блокнот. - Давайте проверим, сказал он. - По моим сведениям, вызывая "скорую", вы воскликнули: "Королева умерла, да здравствует король!". Это так?
      - Да, но тогда я думала, что она умерла. Потом же появился этот рокер, сделал ей искусственное дыхание и сумел вернуть к жизни. Когда санитары ее увозили, она была очень даже жива. Спросите их - они вам подтвердят!
      Многострадальная ручка выскользнула из пальцев сержанта, покатилась по столу и свалилась на пол. Видно было, что Йодер разрывается между стремлением подобрать ее и задать нам напрашивающийся вопрос. Операция по подъему ручки отложила неизбежное всего на пару секунд. К моему изумлению, сержант впервые использовал ручку по прямому назначению.
      - Рокер, говорите? - Он ожесточенно застрочил в блокноте. - Вы имеете в виду одного из тех лихих молодцев, что гоняют на мотоциклах, как сумасшедшие?
      - Не совсем, сэр. Этот рокер принадлежит к иной их разновидности, а именно - к затянутым в кожу молодчикам, которые доводят до сумасшествия приличных пожилых людей. Поневоле с завистью вспоминаешь роль Сильвестра Сталлоне в фильме "Кобра". Так и подмывает расправиться с этими головорезами.
      - Иными словами, вы утверждаете, что вскоре после того, как миссис Хант отравили малатионом, в ее доме побывал какой-то мотоциклист?
      - Да, сэр, утверждаю.
      - Опишите мне его. Это ведь был мужчина, не так ли?
      - Совершенно определенно, - вставила мама, мечтательно закатывая глаза.
      - Миссис Уиггинс, вы можете описать его внешность?
      Мама вздохнула. - Он был великолепен.
      Сержант Йодер понимающе кивнул и обратился ко мне. - А вы, мэм?
      - Попробую, сэр. Он довольно высокий и кряжистый, с маленькими поросячьими глазками и приплюснутым, как у гориллы, носом.
      - Врет она! - обиженно пискнула мама.
      Ручка запорхала над блокнотом. - Что вы имеете в виду, говоря: "довольно высокий", мэм?
      Ради блага самого Йодера я надеялась, что он не язвит. Если я и принадлежу к лилипутскому роду-племени, это вовсе не означает, что я не разбираюсь в росте обычных людей.
      - Шесть футов и два с половиной дюйма, - отчеканила я.
      Сержант Йодер улыбнулся. - А как насчет веса?
      - Явно больше двухсот фунтов. Возможно, все двести пятьдесят. Но он именно кряжистый, а не толстый.
      - Настоящая гора мышц, - простонала мама.
      - Кому-нибудь из вас приходилось видеть его прежде?
      Мама помотала головой.
      Я приготовилась к худшему. - А вот я его видела.
      Мама испуганно встрепенулась. - Абби, что ты говоришь? Скажи, что это все выдумки.
      - Нет, мама, это чистейшая правда. Я видела его раньше, хотя и издали.
      - Когда это было? - спокойно спросил сержант Йодер.
      - Во-первых, на том самом церковном аукционе, затем возле Пайн-Мэнора...
      Мама уже рвала и метала. - Как, ты и в самом деле ездишь в Пайн-Мэнор?
      - Я просто хотела выразить свои соболезнования Адель Суини, - сказала я. По крайней мере, не вполне покривила душой. Не желая продолжать эту тему, я обратилась к сержанту Йодеру: - По-моему, этот мужчина следил за мной.
      Йодер лихорадочно зачиркал в блокноте. Затем спросил: - Вы догадываетесь, с какой целью?
      Тут уж мама не выдержала.
      - Возможно, он надеялся таким образом познакомиться со мной? предположила она.
      Мы с сержантом пропустили ее реплику мимо ушей.
      - Доказать я ничего не могу, - промолвила я. - Но определенные подозрения у меня есть.
      - А со мной вы ими поделитесь? - любезно осведомился сержант.
      - Мне кажется, это связано с одной очень ценной картиной, которую я приобрела накануне.
      - Стоимостью в десять миллионов долларов, - похвастала мама. - С вырученных денег Абби собирается мне бриллиантовый браслет подарить.
      Это заявление, похоже, прошибло сержанта Йодера. Не сочтите меня тщеславной, но я готова была поклясться, что в это мгновение он взглянул на мой указательный палец.
      - Вы полагаете, что этот мужчина - мотоциклист - охотится за вашей картиной? - спросил сержант.
      - Разумеется, это догадка, - ответила я. - Поскольку приобрела я эту картину как раз в его присутствии. Правда, узнать о том, что это та самая картина он мог только в том случае, если работает на пару с Мариной Вайс. Да, вот в чем дело! Она его наняла, чтобы за мной шпионить.
      Если сержант Йодер задумывался о том, чтобы сменить профессию, то ему стоило бы попробовать свои силы на врачебном поприще. Каракули, которыми он заполнял блокнот, разобрал бы разве что опытный аптекарь.
      - Скажите, мисс Тимберлейк, не мог ли этот мотоциклист состоять у миссис Хант на службе? Шофером, садовником, кем-то в этом роде?
      - Откуда мне знать? - пожала плечами я. - Кто я, по-вашему, ясновидящая, что ли?
      Сержант снова переключился на мою маму. - А вам приходилось прежде видеть этого человека?
      - Увы, нет.
      - Прошу прощения, не понял.
      - Это фан-тас-ти-чес-кий мужчина, - пропела мама. - Мужчина моих грез. По сравнению с ним, Мел Гибсон - жалкий мозгляк. Надеюсь, вы его ни в чем не подозреваете?
      - Извините, мэм, но я не вправе вам отвечать.
      Тут мама, конечно, поспешила сделать собственные выводы.
      - Неужели вы арестовали мужчину моих грез? - спросила она предательски дрогнувшим голосом.
      - Я этого не говорил.
      - Но вы чего-то не договариваете, - настаивала мама. - Скажите хотя бы: законодательство Южной Каролины дозволяет посещения близких родственников?
      - Мама!
      Сержант Йодер встал. - Ну что ж, на сегодня хватит. Если вспомните какие-то подробности, которые помогут пролить свет на это дело, дайте мне знать. - Он вручил каждой из нас по своей визитной карточке.
      - Как, и это все? - изобиженно вскричала мама. - Вы нас выволокли из постелей, подвергли допросу, сказали, что Кор... Присцилла Хант умерла, потом еще допрашивали, и наконец отправляете восвояси, словно нашкодивших дошколят.
      - Мамочка, - мягко напомнила я, - ты еще не успела лечь в постель. Мы закончили разгадывать кроссворд, и я как раз собиралась домой. Помнишь? А нам уже и в самом деле пора. Сержант Йодер выяснил у нас все, что хотел.
      - Но зато я еще не все у него выяснила, - возразила мама. - А что, разве только он здесь имеет право задавать вопросы?
      - Да, мама. Боюсь, что именно функционирует наша правоохранительная система.
      Мама с недовольным видом скрестила на груди руки. - Это нечестно, сухо промолвила она.
      - Возможно, но не в наших силах что-то изменить.
      - Я могла бы сидячую забастовку учинить, - пригрозила мама. - Ты ведь, по-моему, в семидесятых годах прошла через это?
      - Мамочка, неужели ты и вправду хочешь, чтобы тебя упекли в каталажку? - сурово спросила я и, схватив за локоть, попыталась увлечь за собой к выходу. Но не тут-то было - мама уперлась в пол острыми каблуками-шпильками, которые засели в мягком линолеуме наподобие пчелиного жала и не поддавались.
      - Прошу тебя, мамочка, - взмолилась я. - Не устраивай сцену.
      - Какого цвета формы у ваших заключенных? - спросила она сержанта.
      Тот вылупил на нее глаза. - Что-что?
      - Мне больше идут пастельные цвета. Желательно - розовый. Но и полоски мне к лицу. Абби так говорит. Только лучше, если они будут вертикальными.
      Я зашла маме за спину, приподняла правую ногу и, согнув ее, не очень сильно, но довольно жестко ударила маму под коленку. Мама покачнулась и я тут же, не дав ей выпрямиться, решительно вытолкнула ее из комнаты. И, не позволяя опомниться, выпроводила ее на улицу.
      Убедившись, что мама благополучно устроилась в постели, я покатила домой. Даже в столь поздний час шоссе было запружено машинами из Огайо и Квебека, набитыми бездельниками, которые досыта отдохнули на пляжах Мертл-Бича. Было еще очень тепло, хотя удушающая жара спала, и я ехала с приспущенным стеклом. Есть что-то возбуждающее в том, чтобы мчать ночью по загородному шоссе, когда озорной ветерок раздувает волосы. Я не боялась ни волосы испачкать, ни даже вспотеть, потому что собиралась, по возвращении домой, первым же делом забраться в ванну. Нет, вторым делом, потому что сначала нужно было Мотьку накормить. Я знала, что, несмотря на неурочный час, мой котяра не откажется от баночки
      К несчастью, путь мой пролегал мимо новой закусочной "Бургер кинг" в Пайнвилле, и я не смогла устоять перед убийственным запахом свежеподжаренных гамбургеров. Поначалу я собиралась сделать заказ, не вылезая из автомобиля, но затем сообразила, что мне не мешает воспользоваться дамской комнатой. При этом мысленно пообещала по-царски вознаградить Матвея за дополнительное ожидание неспешным вычесыванием и пучком кошачьей мяты.
      Выйдя из туалета, я взяла себе гамбургер, обычную порцию картофеля-фри и клубничный коктейль. В следующий миг, высматривая удобное место, я увидела их. И поплелась на ватных ногах к свободному столу, который стоял в двух шагах от этой парочки.
      - Посмотрите-ка, кто тут сидит, - просипела я, не в силах заставить себя поднять глаза на Грега. Или - на Буфер. Зато, не таясь, переводила взгляд с Джей-Кат на Бауотера.
      - Привет, Абби, подсаживайся к нам, - хватило у Грега наглости заявить.
      Конечно, подсаживаться было некуда, да я и не стала бы унижаться, ни за какие коврижки. Уголком глаза я наблюдала за Буфер. Ее огромные груди вздымались и ходили ходуном, как коровье вымя.
      - Джей-Кат, как тебе не стыдно? - простонала я.
      Джей-Кат покраснела до корней волос. - Я и не знала, что ты сквозь стол видишь, - прошептала она. - Вообще-то мы просто за руки держимся.
      - Я не тебя имею в виду, а их! - кивок в сторону парочки. - Как ты могла меня предать? Моя лучшая подруга...
      - Абби! - резко оборвал меня Грег. - Джей-Кат тут ни при чем. Мы их случайно встретили.
      - Ты, может, скажешь мне, что и ее случайно встретил? - Я величественным жестом указала в сторону Буфер, по-прежнему избегая смотреть в их сторону.
      - А ты поверишь, если я скажу, что да? Потому что, строго говоря, и я на нее наскочил по чистой случайности.
      Буфер негодующе подбоченилась. - Эй, вы, у меня вообще-то имя есть.
      - Какое - Му? Зорька?
      - Абби! - возмутился Грег. - Ты себя унижаешь.
      - Себя? - Я наконец достаточно рассвирепела, чтобы посмотреть на него. Аквамариновые глаза Грега с леденящей душу наглостью уставились на меня.
      - Когда я подъехал, Буфер как раз выбиралась из машины, - спокойно пояснил он. - Было бы невежливо не пригласить ее.
      - Ясное дело, - хмыкнула я.
      - А потом и мы прискакали, - добавила Джей-Кат и, одарив сержанта Бауотера нежным взглядом, заворковала, как голубица. - Ах, какой мужчина, Абби. Я навеки у тебя в долгу.
      - Только никогда больше не издавай этих омерзительных звуков, потребовала я.
      - Слушаю и повинуюсь, - Джей-Кат игриво захихикала. - Кстати, Абби, они даже не хотели сидеть рядом. Буфер так и норовила примоститься по соседству со мной. Но я отказала категорически. Хватит с меня подобных экспериментов. Я хотела сидеть рядом со своим Зайкой.
      - Зайкой? - хором переспросили мы с Грегом и Буфер.
      - Да, - невозмутимо ответила Джей-Кат. - Так я к тому клоню, Абби, что Грег без ума от тебя. Он нам про тебя все уши прожужжал. Весь аппетит отбил.
      Буфер и сержант Бауотер, как по команде, закивали.
      - Не знаю, что и сказать, - смущенно пролепетала я. - Но, в любом случае, вы меня простите.
      - Пустяки, - великодушно отмахнулась Буфер и, угрожающе колыхнув могучим бюстом, передвинулась ближе к окну. - Подвинься, Грегори. Дай Абби сесть.
      Я испуганно попятилась. - Нет, я этого не достойна.
      - Сядь! - рявкнул дружный хор.
      Поколебавшись одну наносекунду, я села. И до сих пор горько об этом сожалею.
      Глава 27
      Не собираюсь кого-то осуждать, но лично я могу спать только с женатыми мужчинами. В том случае, если вы истолковали мои слова превратно, поясню: я не сплю с теми мужчинами, которые не женаты на мне. Расстались мы с Грегом на автостоянке закусочной "Бургер кинг" вполне миролюбиво, даже с оттенком нежности. Уговорились, что на следующий вечер встретимся. Провожать меня домой было ни к чему, не говоря уж о том, что меня там поджидала другая особь мужского пола. И возрастом помоложе.
      - Мотька! - позвала я, отомкнув дверь. - Мамочка дома.
      Ответного мяуканья я не услышала, и толстый рыжий комок, рассадник блох, о мои ноги не потерся.
      - Мотька, ты где!
      В доме царила мертвая тишина, которую нарушало лишь тиканье настольных часов на камине.
      - Матвей, если ты меня простишь и вылезешь, я почешу тебя под подбородком, а потом... А это что еще за дьявольщина?
      Прямо перед моим носом на каминной панели желтела самоклеющаяся бумажка. Матвей, конечно, по кошачьим меркам, необыкновенно смекалист, но я прекрасно понимала, что даже он не способен оставить мне записку. Маме моей, разумеется, случалось это делать, да и деткам моим, Сьюзен и Чарли, тоже. За редким исключением, содержание подобных посланий сводилось к упрекам, какая я плохая дочь (или мать), коль скоро не сумела предугадать желание матери (или кого-то из своих чад) навестить меня без предупреждения.
      Шагнув к камину, я сорвала желтую бумажку, и быстро пробежала глазами записку.
      Поезжайте в Пайн-Мэнор, в дом престарелых. Картину захватите с собой. Будьте там ровно в полночь, в противном случае, кота своего больше не увидите.
      Утко.
      P.S. Если проболтаетесь, ему не сносить головы.
      Я ахнула, перечитала записку и швырнула ее на пол. Стрелки часов показывали уже без двадцати пяти двенадцать. Езды до Пайн-Мэнора было от меня никак не меньше сорока пяти минут, да и то, если гнать во весь опор, а не соблюдать правила дорожного движения. Звонить туда и проверять, правда ли, что пресловутый Утко похитил моего кота, смысла не было. Как не было времени обзванивать друзей и знакомых и выяснять, не подшутил ли кто надо мной. Я печенкой чуяла, что дело серьезное. Никто, кроме мамы, не знал, что я ездила навещать Адель Суини, а мама обожает - или, по меньшей, мере, терпит - мою рыжую радость. Не говоря уж о том, что про Утко я ей еще не рассказывала. Нет, как ни прискорбно, но мне ничего не оставалось, как повиноваться требованию похитителя.
      Я метнулась в гостевую спальню, откинула покрывала и, охваченная невыразимой мукой, полюбовалась в последний раз на "Поле, поросшее чертополохом". После чего сделала то, что сделала бы на моем месте любая другая нормальная американская мамаша; я схватила холст, впрыгнула в машину и, не разбирая дороги, понеслась в Пайн-Мэнор.
      До Рок-Хилла я домчалась по автостраде огненным вихрем, удивляясь только, что не вылетела на околоземную орбиту, а далее нагнала страха уже на местных, встречных и попутных водителей. Чудо, что я не угодила в аварию, но еще поразительнее, что меня ни разу не остановили за превышение скорости. Или за то, что я слишком низко летела. Когда, взметнув тучу гравия, я резко затормозила перед входной дверью дома престарелых, мои наручные часы показывали уже восемь минут первого. Неподалеку стояли еще два автомобиля: незнакомый черный "кадиллак" и фургон Утко Носа.
      Только не пытайтесь меня поучать и не говорите, как поступили бы сами на моем месте. С тех пор уже много воды утекло. А я поступила так: ввалилась в дом, зажав подмышкой свое десятимиллионное сокровище. Я рассчитывала на единоборство с коварным Утко, но была застигнута врасплох, когда увидела, что Утко преспокойно восседает на диване вместе со своим братом Джонни, а между ними пристроилась Хортенс Симмс.
      - Что они с вами сделали? - невольно вырвалось у меня. Лишнее подтверждение, что даже в минуты смертельной опасности я думаю не о себе, а жизнь другого человека и вовсе ценю выше жизни собственного кота, хотя и ненамного. И не всегда. - Вы не пострадали?
      Вообразите себе мое изумление, когда Хортенс лишь презрительно улыбнулась в ответ. - Мои кузены не способны меня обидеть.
      - Что? - Мне показалось, что я ослышалась.
      - Я имею в виду Джонни и Утко. Моих двоюродных братьев из Шелби.
      - Берите стул и садитесь, Абигайль, - пригласил Джонни. - Очень рад вас видеть.
      - Господи, да заткни свою дурацкую пасть! - прикрикнула на него Хортенс. - А то мухи налетят.
      - В такое время, скорее - москиты, - поправил ее Утко. Все трое расхохотались.
      Я присела, но лишь потому, что ноги подо мной подгибались. - Где Матвей? - прохрипела я.
      Хортенс и Утко недоуменно вытаращились.
      - Должно быть, она имеет в виду своего крысолова, - предположил Джонни.
      - Вы очень сообразительны, - съязвила я. - Где он?
      - Он в безопасности, - ответил Джонни.
      Утко протянул руку за спиной у Хортенс и ущипнул брата за ухо. - Не надолго, - прорычал он.
      - Если с его рыжей шкуры упадет хоть один волосок, вам не поздоровится, - предупредила я.
      - Понял, что я имел в виду? - спросил Джонни. - Она еще та штучка. Крепкий орешек.
      Утко снова ущипнул его за ухо. - Ничего, мы и не таких обламывали.
      - Я вас не боюсь, - вызывающе воскликнула я.
      - А зря.
      Джонни вздохнул. - Она мне чем-то нашу мамашу напоминает.
      - Ваша мамаша давно на том свете, - отчеканила я. - И вы сами ее туда отправили.
      Джонни побледнел. - Ничего подобного.
      - Мне все про вас известно, - продолжила я. - Мало того, что вы с братцем укокошили обоих своих предков, так еще и в школе об этом хвастали. Лично вы, - злорадно добавила я, глядя Джонни в глаза, - еще написали на эту тему короткий рассказ, который даже премии удостоился.
      Джонни ухмыльнулся. - Да, рассказец неплохой вышел. Потом я этот сюжет и в один из своих детективов перенес. - Взгляд его вдруг затуманился. - Но как вы об этом прознали?
      - Мне все про вас известно, - повторила я. - Знаю, например, что фамилия ваша вовсе не Нос, а Вестерман.
      Три пары глаз дружно, как по команде, расширились. - Допустим, была такая фамилия, - признал Джонни. - Но лично мне был нужен литературный псевдоним.
      - Я посмотрела на Утко. - А вы, Альберт, какой предлог использовали?
      Несмотря на крутой нрав, Альберт Вестерман, он же Утко Нос, покраснел до корней волос, а уши его вообще сделались огненно пунцовыми. - А это вы, черт возьми, как пронюхали?
      - У меня свои источники. А теперь - отдавайте Матвея.
      - Гоните картину.
      Собрав всю свою волю в кулак, я высвободила свернутый в трубочку холст, который зажимала подмышкой, и протянула его Джонни.
      Он довольно осклабился. - Вот и умница. Спасибо, Абигайль. Кстати, я предупреждал, чтобы вы держались подальше от моего брата, но вы не вняли разумному совету.
      - Какое, к черту, спасибо? - прошипела я. - Вы мне десять миллионов баксов должны. И где мой кот?
      Утко Нос гнусно захихикал. - А кто вам сказал, что он здесь?
      На мгновение я даже опешила от такой наглости. Потом истошно завопила: - Матвей! Мотька! Мотька!
      Хортенс сразу зашикала. - Тише, маму разбудите!
      - Поздно, - злорадно выпалила я. - Она уже здесь.
      Три головы дружно повернулись влево. В полуосвещенном коридоре, который вел к спальням, стояла Адель Суини. Как и прежде, она была в синем махровом халате и войлочных тапочках, но выглядела совсем по-другому. У этой старушки глаза светились живым умом, да и прыти заметно поприбавилось. Отчего-то меня это не удивило.
      - Вы очень кстати, - сказала я.
      - Какой сегодня день?
      - Бросьте вы, Адель, - сказала я, поморщившись. - Я вас раскусила. Нечего корчить из себя блаженную старушку.
      - А вы не смейте обращаться ко мне по имени.
      - Прошу прощения, - машинально ответила я, привыкшая считаться с капризами людей столь преклонного возраста. - Но я требую, чтобы мне ответили, где мой кот?
      - Это пушистое создание спит сладким сном на моей кровати.
      - Миссис Суини...
      - И не называйте меня так, - потребовала неугомонная старушенция. Моя фамилия - Нос. Для вас - миссис Нос.
      - Миссис Нос? - оторопело переспросила я.
      - Или вы считаете, что мне следовало оставить фамилию Суини? Гилберт-старший был самой настоящей свиньей.
      Все они покатились со смеху, включая и Джонни.
      - И младший Гилберт был свиньей, - процедила старуха.
      Я ахнула. - Неужели вы убили собственного сына?
      Адель вышла из полумрака на свет. - Приемного сына, - поправила она. Отъявленную скотину и дурака. Нельзя заниматься серьезным делом, когда за тылы нет уверенности.
      - Верно, тетя Адель, - вставил Утко. - Гил был круглым идиотом.
      - Вдобавок еще и совестливым, - с презрением добавила Хортенс.
      - Вы только посмотрите на эти стены! - Адель Нос жестом показала на развешанные картины. - Он всерьез надеялся, что я не замечу исчезновения одной из них. И он совершенно искренне хотел помочь этим юнцам скопить деньги на фургон. Такое лишь в дурном сне привидеться может.
      Хортенс, вздохнув, вставила: - И надо же случиться, что он выбрал лучшую из всех картин. Он ведь даже не представлял, что скрывается за этой мазней.
      Я обвела взглядом кошмарные картины, и меня осенило. - Так за каждым из этих ужасных холстов таится какая-то настоящая картина?
      - Один рисунок Леонардо да Винчи, - сказала Адель. - Остальные картины.
      - Как, и вы держите здесь подлинный рисунок да Винчи?
      Хортенс презрительно фыркнула. - У нас тут и Ренуар есть, и Рембрандт. Кстати, мамочка, надеюсь, от Моне ты еще не избавилась?
      Услышанное меня потрясло. Сердце колотилось, как безумное, словно в те дни, когда я только успела выскочить за Бьюфорда. Я попыталась заговорить, но из стиснутого горла донеслось только какое-то неразборчивое кваканье. Судорожно сглотнув, я все-таки выдавила:
      Все ведь полагают, что вы беспомощная старушка, божий одуванчик. Неужели, на самом деле, вы возглавляете шайку похитителей произведений искусства?
      Адель устроилась на подлокотнике дивана, рядом с Джонни. - Я и есть божий одуванчик, - сказала она. - Мне не так давно восемьдесят годков стукнуло. Но иллюзий на мой счет не стройте; ум мой совершенно ясен.
      - Моя тетушка по части ума кому угодно сто очков вперед даст, похвастался Утко.
      Адель улыбнулась. Спасибо. Ну, что ж, ребята, надеюсь, вам не надо объяснять, как с ней поступить.
      - Со мной? - взвыла я.
      - Тетя Адель, - неуверенно начал Джонни. - Вы уверены, что без этого не обойтись?
      Хортенс встала. - Я ухожу. Вы все знаете, как я отношусь к насилию.
      Утко презрительно фыркнул. - Ишь, чистоплюйка выискалась. А отправить Ее Величество на тот свет, это что, не насилие?
      - Как, вы убили Присциллу Хант?
      - Она была самой пронырливой бестией из всех, что когда-либо на всем белом свете существовали, - сказала Хортенс. - Я оказала Рок-Хиллу величайшую услугу.
      У меня перехватило дыхание. - Ну как же - малатион! Вы ведь у нас непревзойденный садовод!
      - Да, у меня даже диплом есть, - горделиво ответила Хортенс. - Вокруг меня все цветет и пахнет. Джонни был счастлив мне помочь.
      Джонни Нос просиял. - Она мне задолжала, за то, что заставила сочинить эту идиотскую книгу.
      Хортенс снова устроилась на диване между двумя кузенами. - Полегче, это ведь бестселлер был!
      - Благодаря Опре. - Джонни перевел взгляд на свою тетку. - Тетушка, отдайте мне Абигайль. Пожалуйста. Она - зверушка дикая, но я приручу. И она любит читать. Тетушка Адель, уступите, мы с ней созданы друг для друга.
      Адель задумчиво наклонила голову.
      Я поняла, что должна срочно отвлечь их. - Господи, да кто же вы такие? - истошно выкрикнула я. - Фашисты доморощенные?
      Они все загоготали.
      - Ничего смешного я в этом не вижу! - запальчиво продолжила я. Фашисты украли эти полотна у их владельцев. Вы, наверное, самая настоящая нацистка, миссис Нос. Да? По возрасту вы вполне подходите.
      - Мой отец не был нацистом! - возмущенно вскричала Хортенс. Она вдруг сделалась красная, как рак.
      - Неужели? А мне доподлинно известно, что за похищенными нацистами картинами охотится целая команда частных детективов. И одно из полотен, которые они разыскивают, это как раз "Поле, усеянное чертополохом".
      - Тетя Адель, дайте-ка, я ей займусь, - потребовал Утко.
      Адель устремила на своего старшего племянника насупленный взгляд. Потерпи немного. - И взглянула на меня. - Мой первый муж, Леонард Нос, служил лейтенантом в американской армии. А картины эти он обнаружил в одном немецком schloss* (*замок).
      - Врете, - отрезала я.
      Адель свирепо уставилась на меня.
      - Теперь вы понимаете, почему я хочу ее? - вмешался Джонни. - Она меня распаляет.
      Я метнула испепеляющий взгляд сначала на него, потом на его тетку. Даже если ваш муж и вправду отыскал их в каком-то замке, он не мог не знать, что они украдены у евреев, которых отправили в концлагерь.
      - Он и не подозревал об этом.
      - Значит, он настолько же туп, как и вы.
      Я услышала металлический щелчок и взглянула на Утко. И впервые заметила в его руке небольшой пистолет. Должно быть, только что вынул из кобуры. Хотя в оружии я ни уха, ни рыла не смыслю, никаких сомнений в том, что это и чем мне грозит, у меня не возникло. Черное дуло смотрело прямо мне в глаза.
      Адель улыбнулась. - Молодец, племянничек. Только выведи ее на улицу. Долли и без того едва управляется. Да и старых перечниц перебудишь.
      - Без своего пушистика я никуда ни шагу, - заявила я. - Матвей! Мотька!
      - Мяу!
      Откуда ни возьмись, вынырнул мой драгоценный рыжий комок и принялся, громко мурлыча, тереться о туфлю Утко. Тот в изумлении опустил голову и уставился на него.
      До сих пор не пойму, как у меня хватило духу, но в то самое мгновение, как Утко отвлекся, я тигрицей прыгнула на его тетку. Возможно, Джонни попытался мне помочь, поскольку отклонился в сторону, освобождая мне дорогу.
      Да, я прекрасно понимаю, как стыдно хвастать расправой над дамой столь преклонного возраста, однако из любого правила найдутся исключения. Вихрем налетев на старушенцию, я сшибла ее на пол, а затем, не удержавшись, всем телом плюхнулась прямо на нее.
      - Мама! - истошно завопила Хортенс.
      И вдруг началась пальба.
      Глава 28
      - Этот выстрел, - с гордостью промолвила мама, - произвел Фредди.
      Мы сидели вдесятером вокруг обеденного стола в мамином доме, приканчивая остатки позднего завтрака. Помимо нас мамой, в десятку входили Грег, Джей-Кат, сержант Бауотер, Уиннелл, оба Роб-Боба, прелестница Марина, ну и, конечно, Фредди.
      - Изумительный выстрел, - похвалила я. - Мало того, что он ухитрился выбить пистолет из руки Утко Носа, но при этом сам Утко даже не пострадал. Жаль только, что пуля пробила дырку в Сезанне.
      Роб застонал.
      - Послушай, Абби, - прогудел Боб. - А что бы с тобой сталось, не подоспей Фредди на выручку?
      Я пожала плечами. - Покончив со мной, они бы удобрили моими останками ближайшее хлопковое поле.
      - Представляешь, какое счастье подвалило бы какому-нибудь фермеру, выпалил Грег. - На халяву двойной урожай получить.
      Вокруг гнусно захихикали. Мерзавцы.
      - Однажды я посадила в поле перышко, - сказала Джей-Кат. - И из него вырос цыпленок. - Она испуганно заморгала. - Или мне это приснилось?
      - Приснилось! - хором заверили мы.
      Я отрезала себе еще ломоть маминого бекона, подсохшего по краям, но зато - нежного посередине. - Выходит, не так уж и плохо, когда за тобой ведут слежку сотрудники американской таможенной службы.
      Фредди довольно ухмыльнулся. Он по-прежнему был в кожаной куртке, отделанной металлическими заклепками, мишурой и значками. Он занимал почетное место рядом с моей мамой и выглядел безусым юнцом, даже моложе моей дочери, Сьюзен.
      - Признаться, мисс Тимберлейк, за вами поспеть за вами совсем не просто. Впрочем, наш департамент крайне вам признателен за то, что вы помогли нам отыскать этого Ван Гога. Ну и мисс Вайс, конечно - тоже.
      - Не то слово, - пробормотала Марина, дожевывая мамин пирог с корицей.
      - Без вас мы бы потерпели неудачу, - заключил Фредди.
      Марина проглотила последний кусочек пирога, облизнулась и добавила: Мы с Фредди знали только одно: украденное полотно находится где-то в районе Шарлотта. Мы также подозревали, что к нему как-то причастна Адель Нос, но доказать это было крайне сложно. Оставалось лишь тыкаться вслепую, надеясь на случай, пока удача наконец не улыбнулась нам. Мы... Точнее, Фредди увидел, как приемный сын подозреваемой вывез какую-то картину из дома престарелых. И мы сидели у него на хвосте вплоть до самого аукциона.
      Мама положила на тарелку Фредди кусок бисквит и полила сверху вареньем из красной смородины. - А каким образом вы вышли на след Адель? полюбопытствовала она. - Я вообще считала, что она прикована к постели.
      - Ха! - вскричала я. - Да эта бабулька проворнее Майкла Джордана. Именно она - мозг всей этой операции. Кстати, вам известно, что она является законной владелицей всего Пайн-Мэнора?
      Грег прокашлялся. - Согласно полицейскому отчету, она лично отбирала постоялиц для своей богадельни. Ни одна из всех этих старушек даже не подозревала о том, что там творится. Что вовсе не удивительно, поскольку все они давно впали в старческий маразм. Да и родственников ни у одной из них не было. Превосходное прикрытие для операции, не правда ли?
      - Но она их едва не заморозила! - воскликнула я. - В настоящем холодильнике их держала, чтобы бедняжки едва ползали, как сонные мухи. А сама чуть ли не шубу под халат поддевала.
      Мама покачала головой. - Господи, даже подумать страшно, что и я могла бы там оказаться.
      - Мама!
      Уиннелл во второй раз кряду наполнила свой стакан свежим апельсиновым соком. - А как твой Матвей? - поинтересовалась она.
      - Ах, не спрашивай, - плаксивым голосом ответила я.
      Брови Уиннелл взметнулись на лоб. - Прости, я не хотела... Неужели они его...
      - Нет, он жив и здоров! - отмахнулась я. - Знай себе дрыхнет на маминой кровати. Я бы не удивилась, если б он даже на груди у Адель спал, негодник. Надеюсь, хоть лапу ей в рот засовывал. Хорошо бы они все подцепили от него каких-нибудь блох или клещей, а лучше все сразу.
      - Абби! - мама всплеснула руками. Вид у нее был шокированный.
      - Все они самые отъявленные мерзавцы, - продолжила я. - Кроме, быть может, Джонни.
      Грег поднес ко рту чашку кофе. - Что ты имеешь в виду?
      - Джонни несколько особняком стоит, - сказала я. - Все-таки, он настоящий писатель, да и жил довольно скромно. К тому же, при желании, он мог бы заслонить своим телом Адель и помешать мне с ней расправиться.
      - Но ведь именно он убил миссис Хант, - напомнил Грег. - Или, по-твоему, это в порядке вещей?
      - Нет, я забыла, - повинилась я. - Но все равно, Джонни лучше, чем вся остальная компания.
      - Внешность бывает обманчивой, - философски заметила мама, нагло пожирая глазами Фредди.
      Я посмотрела на Джей-Кат. - А ведь поначалу я тебе не верила. Братья Нос и вправду оказались родом из Шелби. Но я все равно не верю, что они убили собственных родителей.
      - Они их не убивали, - кивнул Грег. - Я уже проверил. Их родители погибли в авиакатастрофе.
      Но Джей-Кат нас не слышала. Она сосредоточенно пощипывала сосиску, которую скармливал ей сержант Бауотер.
      Роб тем временем подлил Бобу кофе.
      - А мне хотелось бы уточнить, - произнес Боб. - Неужели лейтенанту Носу действительно посчастливилось отыскать тайник с этими шедеврами, и с тех пор он хранил их в своем доме, ради собственного удовольствия?
      Роб вздохнул. - А как бы ты поступил на его месте?
      Фредди нахмурился. - Картины достались ему незаконно. К тому же, после его смерти, Адель начала их распродавать. По одной и редко, чтобы не навлечь на себя подозрений. Словом, действовала она с умом. Лишь однажды, пять лет назад, когда ее муж, Гилберт Суини-старший, умер, ее обуяла алчность, и она избавилась от картин сразу, с небольшим промежутком времени. Это была ее первая ошибка, благодаря которой мы и вышли на ее след.
      - А вторая? - полюбопытствовала я.
      - Вторая заключалась в том, что все эти картины были шедеврами мирового значения.
      - Вроде "Поря, поросшего чертополохом"?
      Марина замотала головой, отчего мелко заплетенные косички смешно запрыгали в воздухе. - Нет, с этой картиной сравнятся лишь немногие. Мои клиенты - законные владельцы - рассчитывают выручить за нее на аукционе "Сотбис" не менее пятнадцати миллионов. Даже без вмешательства японцев.
      Роб громко застонал.
      - По-моему, Абби должны выплатить премию, - заявила мама.
      - Непременно выплатят, - заверила Марина.
      - И - сколько же? - полюбопытствовала мама.
      Марина вопросительно посмотрела на меня.
      - Валяйте, - великодушно разрешила я. Самой мне Марина, которая всю ночь провела в телефонных переговорах, сообщила об этом за несколько минут до завтрака.
      - Сто тысяч долларов.
      - Как, и только? - жалобно вскричала мама.
      Джей-Кат перестала жевать сосиску и начала, выпучив глаза, захватывать ртом воздух. Потом выдавила: - О, Абби, и куда же ты денешь такую кучу денег?
      Я улыбнулась. - В первую очередь, помогу купить молодежи фургон.
      - А потом?
      - Оплачу маме путешествие в Африку.
      - Как? - ахнула мама.
      - Да, мама, на фото-сафари. В Африку ведь не только миссионеры попадают.
      - А еще? - не унималась Джей-Кат.
      - Если хотите, вы все можете составить ей компанию.
      - Ооо-ой! - восторженно взвизгнула Джей-Кат. Больше никто не возрадовался.
      - И еще, - добавила я, дождавшись, пока воцарится тишина. - Я хочу у всех вас попросить прощения за то, что вела себя по-свински.
      - Ничего страшного, - поспешно сказала Джей-Кат. - Мы тебя все равно любим.
      - Спасибо. - Я взяла Грега за руку. - И еще я об одном мечтаю. Если, конечно, деньги останутся.
      - О чем? - хором спросили меня.
      - Я поехать в отпуск. И не одна. - Я многозначительно посмотрела на Грега. - Как насчет Майами?
      Грег молча стиснул мою ладонь своими медвежьими лапами.