11. Опасное предприятие

Допив мед, Голиас взглянул на Беовульфа.

— Не пора ли спать?

Беовульф заглянул в пустую кружку и перевернул ее.

— Да, — решил он. — Ты возьмешься за руки или за ноги?

Я поднялся, чтобы сопроводить их, но далеко идти не пришлось. На длинной скамье спали люди — кто сидя, кто лежа. Голиас с Беовульфом снимали одного за другим и перекладывали на пол.

— Места здесь хватит нам всем, — заключил Голиас. — Доброй ночи, Шендон. Доброй ночи, Беовульф. Аха-ха!

Прежде чем улечься на жесткой скамье, я в последний раз с тоской вспомнил о белоснежных простынях. Но спалось мне хорошо. Позавтракали мы уже в полдень. К моему изумлению, Голиас и Беовульф совершенно не страдали от похмелья, хотя все мы притихли. Вечером легли пораньше, и на следующее утро мы с Голиасом отправились в путь.

День был бодрый, солнечный — в самый раз для путешествия. Чувствовал я себя превосходно, особенно в сравнении со вчерашним днем. Но не только бодрое самочувствие способствовало великолепному настроению. Я был доволен собой. Я не подвел Голиаса. Я выбрал действие вместо ничегонеделания. Грудь моего мужества поросла шерстью, а в душе теплился огонек любопытства.

Прощанье было недолгим, и через двадцать пять минут мы уже достигли Уотлинг-стрит. Восточный указатель приглашал нас в Дериабар, на конец полуострова, но мы развернулись и отправились на запад. Перед нами открылись просторы Романии.

Дорога была словно предназначена для пешей ходьбы. Хорошо утоптанная, не пыльная, не грязная и не изъезженная колеями. В ней отсутствовали изъяны, свойственные даже хорошим дорогам. Не прямая и не плоская, она лишь частично открывала обзор; виды, которые нам открывались, постоянно менялись и отличались разнообразием.

Голиас сразу же взял хорошую скорость. К счастью, я уже успел поразмять ноги, блуждая в Броселианском лесу. Передвигаясь быстро, разъяснил Голиас, можно позволить себе в пути некоторые поблажки и вместе с тем не опоздать на рандеву, назначенное на послезавтра. Мы останавливались ненадолго в придорожных харчевнях; в жару освежали себя купанием и задерживались, если попадалось что-либо стоящее внимания.

По дороге случалось всякое, но только одна встреча особенно запомнилась мне. Близ некоего города мы повстречали местного правителя на прогулке с небольшим отрядом телохранителей. Начальник стражи велел очистить путь, ткнув в нашу сторону большим пальцем. Мы посторонились — и тут же отскочили. Наше проворство спасло нам жизнь. Мимо нас промчалась на всем скаку молодая всадница. Пред королем она осадила лошадь, подняв ее на дыбы, и затем отбросила вуаль. Девушка была красива, но навряд ли бы ею залюбовался тот, против кого она пылала гневом.

Мы остановились посмотреть, что последует далее. И его величество остановился — а кто бы поступил иначе?

— Донью Химену мы всегда рады приветствовать, — заявил он. Однако не похоже было, что он и вправду рад этой встрече.

Голос девушки соответствовал ее внешности. Но так как она не питала ко мне вражды, он показался мне приятным.

— Донья Химена надеется, что ваше величество, не изменив своей благосклонности, соизволит выслушать свою подопечную.

Король, откашлявшись, прочистил горло.

— Неужели вы в этом сомневаетесь?

— Сэр, — начала она безо всякой разминки, — известно ли вам, что Рюй Диас де Бивар убил моего отца?

— Да, слухи об этом до меня доходили. — Король был похож на человека, худшие опасения которого сбываются. — Очень сожалею, но подобные инциденты не исключены, если мужчины враждуют.

Король хотел еще что-то сказать, но просительница прервала его:

— Как подданная, которая ищет защиты у суверена, я требую справедливости.

Мне подумалось, что эта девушка никому не даст спуска, требуя око за око и зуб за зуб. Взглянув на короля, я понял, что и он думает то же самое.

— Мне сказали, что ваш отец погиб в честном поединке… Что я могу для вас сделать?

— Отдайте мне его! — воскликнула девушка. — Вернее, отдайте меня ему в жены. Рюй Диас отнял единственного мужчину, который у меня был, — да и кому бы еще я могла принадлежать? Я прошу — и как король вы не можете отказать мне — мужчину взамен мужчины.

Облегчение, изобразившееся на лице короля, можно было сравнить только с моей растерянностью.

— Такого я еще не видывал, — обронил я, когда мы продолжили наш путь.

— Погоди, пройдем немного дальше — то ли еще увидишь! — заверил меня Голиас.

Короля мы повстречали на второй день нашего путешествия. К полудню мы достигли нашей цели. Это была небольшая харчевня под названием «Королева Гусиные Лапы» в городке, именуемом Гипата. Второй и третий этажи выдавались над первым, нависая над узкой улочкой.

Но меня не заботило, как выглядит гостиница. Я был зверски голоден, и в горле у меня пересохло. Когда я услышал звяканье бокалов и тарелок, доносившееся через открытую дверь, мое нетерпение достигло высшей точки. Но мне не так сильно хотелось есть, как пить. Уже с полчаса я предвкушал, как залью свою жажду холодным пивом. Дверь гостиницы была открыта, что сулило скорейшие оправдания моих надежд. Мы уже переходили улицу, как вдруг Голиас толкнул меня локтем. И очень вовремя, так как мужчина, высунувшийся из окна второго этажа, выпалил в меня из пистолета, но промахнулся.

До этого на улице было тихо. Теперь все переменилось. Из-за занавески выглянула женщина и стала призывать караул. Из соседнего окна послышалась ругань. На оскорбления мне было наплевать: больше всего меня занимало оружие, из которого в меня стреляли. Оно напоминало обрез. К счастью, пуля всего лишь оцарапала мне костяшки пальцев, а автоматически пистолет не перезаряжался. В окне показалась вторая женщина и во всеуслышание объявила, какого рода заведение она содержит. В ответ послышался отчаянный визг совсем молоденькой девушки, которая вопила, что пусть этот гуляка-кот и думать забудет впредь о ее постели. Внутри дома также слышались вопли, хлопанье дверей и топот башмаков по лестнице.

Виновник всей этой суматохи, однако, и не пытался оправдываться. Он тяжело приземлился без помощи парашюта, однако не получил ни ушибов, ни царапин. Мгновенно опомнившись от падения, он вскочил на ноги и, даже не отряхнувшись, дал стрекача.

Я все еще обсасывал свои костяшки, когда Голиас схватил меня за руку.

— Бежим! — крикнул он. — Мы не должны его упустить.

С этими словами он понесся вслед за беглецом, а я неохотно поковылял вдогонку. Меня разбирала досада, что приходится оставлять гостиницу, когда я уже вот-вот поднес кружку пива ко рту. Причем надо было бежать — а я так проголодался и устал! Раздражение мое возрастало, и я не слишком-то усердствовал в пробежке, пока не услыхал у себя за спиной крики. Сообразив, что могу быть пойман как соучастник, я наддал ходу.

К счастью, наши преследователи не оказались рекордсменами. Нырнув в боковую улочку и перебежав по ней на соседнюю, мы оторвались от погони. Я сообщил это незнакомцу с Голиасом. Теперь мое раздражение обрушилось на них.

Голиас не разделял моей досады. Напротив, улыбнулся нам с незнакомцем, как если бы между нами уже существовала какая-то связь.

— Шендон, — выпалил он, — позволь тебе представить Луция Дж. Джонса.

Не смущаясь обстоятельствами знакомства, юноша протянул мне руку. Он был миловиден, хорошо сложен, подтянут, с волосами чуть рыжеватого оттенка. Но не красота его подкупила меня. Лицо юноши сияло таким добродушием, что моя злость вмиг испарилась. Несмотря на колотье в боку и исцарапанную руку, я не мог не улыбнуться ему в ответ.

— Вас всюду так встречают? — осведомился я. Он хмыкнул.

— Много шума из ничего.

— Между прочим, через улицу отсюда — трактир «Голова Сарацина», — сообщил Голиас.

— Ты отправился на поиски Шендона, — начал свой рассказ Джонс, когда мы уселись за стол. — А я остался тебя ждать. Заняться мне было нечем… Да, а та девушка — она тоже присоединилась к моим критикам?

— Если вы имеете в виду девицу, которая оповестила весь белый свет, что вы — сукин сын, то да, — уточнил я.

— Это одна из служанок, — разъяснил Джонс. — Забавное недоразумение, не правда ли? Но я тут совершенно не при чем, — заверил он нас.

Принесли пиво. Мы осушили кружки и с облегчением перевели дух.

— Не знаю, какие выводы вы сделали, ознакомившись с ее мнением, — продолжал Луций, — но наши отношения были чисто дружескими. У нее могли быть причины для недовольства, но она никогда не жаловалась. Я, со своей стороны, был верен ей все то время, пока мы находились вместе. Из-за строгостей, предъявляемых к служанкам, встречались мы только по ночам. Но ведь оставались еще и дни… Случилось так, что в соседний с моим номер позавчера въехала женщина. Забота о репутации не позволяла ей принимать посетителей по вечерам, но врач, по ее словам, прописал ей сон после обеда. Попутно красотка намекнула мне, что она — не из тех робких дам, которые склонны запирать дверь. Моя новая знакомая была так разговорчива, что я до сих пор не могу понять, отчего она не сообщила мне, что вечером приезжает ее муж. Скорее всего, она и сама об этом не подозревала. Джонс вытащил из пива муху.

— Так или иначе, супруг заявился как раз перед вашим приходом, и хозяйка гостиницы проводила его в комнату жены. Трое слуг несли его пожитки, а служанка (та самая, что вообразила, будто имеет права на мою персону) держала поднос с ужином. К счастью, я оказался предусмотрительней, нежели дама, которая немедленно принялась вопить: «Насилуют!», едва заслышала голос мужа, и потому загодя запер дверь. Пока они ломились, я успел одеться. Мне стало ясно, что я пришелся обществу не по нраву, и потому постарался избежать непосредственного контакта.

— В другой раз, когда в тебя будут стрелять, лови пули сам, — предложил я рассказчику. Впервые за все время Джонс посерьезнел.

— Очень сочувствую тебе, Шендон. Представляю, как тебе досадно. Если человека убивают, он должен хотя бы сознавать, что заслужил это.

— Возможно, он и заслужил, чтобы его подстрелили, но только где-нибудь в другом месте, — заметил Голиас. — Мало кто из нас, мужчин, не заслужил пули, и уж совсем редко кто приходился мужьям по нраву. Кстати, как насчет твоих пожитков?

Джонс, растерянно помолчав, сказал:

— Знаешь, с отступлением я справился неплохо, но мои пожитки, честное слово, из головы у меня вылетели начисто.

— Кому-нибудь из нас придется их забрать, — предложил Голиас. — А счет за гостиницу ты оплатил?

— До вчерашнего полудня. У меня хватит денег, чтобы рассчитаться с ними полностью, но за ужин заплати ты.

Голиас принял это предложение так же естественно, как оно было сделано. Порывшись в карманах, он достал пару золотых браслетов.

— Мне их подарил король Хротгар. Ты, Шендон, видел его в Хеороте. Камни в восемнадцать каратов. Завтра я их продам, и у нас заведутся денежки.

После ужина мы сняли на ночь комнату. Джонс заказал бутылку вина (портвейн с примесью бренди, как мне показалось), и мы уютно расположились в углу распивочной. Здесь курили, но не сигареты и не сигары, а трубки, набитые табаком. Моих товарищей это не заинтересовало, но я с удовольствием выкурил несколько трубок, пока мы проводили военный совет.

— Изложи Шендону наши задачи, — предложил Голиас. — Я ему только вкратце обрисовал твои сложности. Все сведения лучше получать из первых рук.

До сих пор Джонс сохранял уравновешенность. Теперь же он вспыхнул, обнаружив свою молодость.

— Мужчине не пристало распространяться о подобных вещах, но я нуждаюсь в помощи, а вы великодушно предлагаете мне содействие. Я, впрочем, не уверен, что из этого что-то выйдет.

— Валяй рассказывай, если уж надумал.

— Думай не думай, а деваться некуда. Я, как уже известно Голиасу, из тех несчастных, которые находят облегчение, выбалтывая другим свои дела. — Он с горестным видом усмехнулся. — Нелегко признаваться посторонним, что воспитывался в роскоши. Но раз уж вы взялись слушать, я не утомлю вас подробностями и скажу, что так оно и было. Я никогда не задумывался, есть ли у меня враги. И меня не учили ничему другому, как только владеть землей.

— Так ты, стало быть, фермер? — спросил я. Джонс улыбнулся.

— У нас таких, как я, называют «барон». И заботиться о плодородии земли — это еще не все. Ведь на земле живут люди. Они должны быть здоровы, иметь работу, образование. Порой их надо вызволять из тюрьмы, по необходимости наказывать, помогать в затруднениях. Для меня это лучшее занятие в мире. Да другого я и не знаю.

До сих пор я не замечал в нем идеалистических черточек. Вынув трубку изо рта, я ткнул в сторону Джонса чубуком.

— Но теперь вы этим не занимаетесь.

— Нет, черт побери! Да и прочих дел никак не могу устроить. Конечно, я сам во многом виноват, но у меня есть враги. О них поговорим позже. Я и не думал, что должен унаследовать дедушкин титул. Ведь следующим по старшинству был отец. Но он бесследно исчез.

— А вы не пытались искать его?

— Мой дедушка — я тогда был еще ребенком — так и не выяснил, что же случилось и кто замешан в этом деле. И только недавно я счел себя вправе считать, что во всем виноват был дон Родриго Монкс Раван. Это мой кузен — если допустить, что я законнорожденный.

Сделав подряд две затяжки, я пропустил его замечание мимо ушей.

— А почему вы думаете, что он-то и есть чертик в табакерке?

Джонс ответил уклончиво:

— Он не выказывал ко мне никакой вражды, пока мне не посчастливилось составить хорошую партию. Мою невесту высоко ценят в свете, а я приобретаю в ней величайшее счастье в жизни. — Джонс широко улыбнулся. — Дон Родриго тоже сватался к ней, но получил отказ. Однако он все еще домогается ее руки или, вернее, той собственности, наследницей которой она является. Он представил какие-то свидетельства, доказывающие, что я рожден вне брака.

— И что из того? — спросил я. Голиас с удивлением скосил на меня глаз; Джонс был озадачен ничуть не менее.

— Видите ли, моему дедушке — а он весьма почтенный старый джентльмен — было бы безразлично, будь я бастардом его сына. Однако обвинение легло на мою покойную мать. Собственность передается по праву крови, а сейчас дедушка убежден, что я ему не родня.

— А этот самый Раван?

Джонс с горечью засмеялся.

— Неужели и вы в это поверите? Не думал я, что лорд Раван станет наследником… Даже когда старшего кузена застрелили на большой дороге. (Это случилось совсем недавно.) Но теперь оба его соперника устранены. Выходит, наследник теперь лорд Раван.

Да, получалось, что у лорда Равана лучше не путаться под ногами. Мне оставалось только покачать головой, невольно восхищаясь его методами.

— Так вот одним махом, не снимая ног со стола, он лишил вас семьи и невесты и попутно обзавелся состоянием? А что он имел против вашего предка?

— Моего отца, если я и в самом деле ему сын? — Джонс покачал головой. — Не знаю. И потому неизвестно, за что зацепиться.

— Об этом не беспокойся, — сказал Голиас, — расскажи-ка Шендону, почему ты не живешь дома.

— Мне там не слишком-то рады. — Джонс окунул палец в лужицу вина на столе и стал выводить узоры. — Если нельзя остаться — приходится уходить. Но я пытаюсь сделать большее. Я верю, что буду жить на своей земле. Для этого надо подтвердить, что я законный наследник. Я уже взялся искать доказательства, когда встретил Голиаса — там, в «Королеве Гусиные Лапы».

Но был еще вопрос, которого мы не коснулись.

— А что та девушка? Заботит ли ее ваше свидетельство о рождении? — Наверное, ее беспокоит, сможете ли вы жить в достатке?

— Предположим, ей захочется есть, — вставил Голиас.

— Я уверен, — возразил Джонс, — что она не придает значения ни деньгам, ни титулу.

Вскочив на ноги, он поднял бокал.

— Джентльмены, я предлагаю выпить за леди Гермиону Стейнгерд ап Готорн.

— Что-то не могу вспомнить, — задумчиво пробормотал Голиас. — Она, случайно, не из рода старого скряги Пенкора?

— Итак, — повторил Джонс, пропустив мимо ушей замечание Голиаса, — я предлагаю тост за очаровательную Гермиону Стейнгерд ап Готорн. Эта девушка, невзирая на обстоятельства, пойдет куда угодно за человеком, которого… — Он залпом осушил бокал. Рука его безвольно упала, и последние капли вина стекли на пол.. — которого полюбит, — добавил он шепотом.

Концовка тоста повергла меня в изумление.

— Но ведь ты говорил, что она тебя любила?

— Несомненно. — Усаживаясь на место, он задумчиво наполнил бокал. — Да, именно так — любила. А потом случилось вот что. Колдунья — подозреваю, что не обошлось тут без дона Родриго, — наложила на нас заклятие.

— Какого свойства? — живо спросил Голиас, прежде чем я успел что-то сказать.

— Она разбила наш союз. Все наши встречи с тех пор заканчиваются горькими недоразумениями. Но это еще не все, — продолжал он, жестом останавливая Голиаса, который снова хотел вмешаться. — По-видимому, дон Раван или кто-то другой рассказал Гермионе о грешках моей юности и настроил девушку против меня.

Он вздохнул. Я и сам едва не вздохнул, подумав о Розалетте. Но тут я вспомнил, при каких обстоятельствах мы с ним познакомились.

— Именно это заклятие и довлело над вами, когда вы падали из окна?

Прочувствованность Джонса словно рукой сняло. Взглянув на меня, он смущенно хмыкнул.

— Я не пожалел сил, чтобы доказать обратное, не правда ли? Но я знаю себя лучше, чем свидетели моих проступков. В настоящее время моя душа, которую Гермиона не отвергает, живет иной жизнью, чем плоть, девушкой презираемая. Только с благословения моей невесты они воссоединятся на вершине, к коей обе устремлены.

Однако на моем разбуженном скептицизме шерсть все еще стояла дыбом.

— Вы искренне так считаете или только говорите ради красного словца?

Джонс приложил руку к сердцу.

— Клянусь вам, Шендон, что если бы Гермиона не лишила меня своей благосклонности, я бы на женщин и смотреть не стал.

— Что ж, подумаем, можно ли исправить дело. — Голиас сделал знак разносчику. — В противном случае подыщем тебе столь же очаровательную особу.

Джонс посуровел.

— Женщины, равной ей, не существует.

— Я не имел чести знать леди Гермиону, но не сомневаюсь, что она выше всяких похвал, — поддакнул Голиас. — Однако справиться с заклятием — дело нелегкое, и в Романии, насколько мне известно, вполне достаточно достойных знакомств..

— Только не для меня! — упорствовал Джонс. Он резко подался вперед. — Это не прихоть, джентльмены. Много лет назад гадалка предсказала мне, что если я не женюсь на дочери Готорна, то умру холостым.

И к предсказанию Голиас отнесся столь же серьезно, как и к заклятию.

— Это меняет дело, — решил он. — Что ж, тогда мы приложим все усилия, чтобы завоевать твою суженую.

Джонс не находил слов для благодарности. Тем временем принесли новую бутылку. Мы молча дождались, пока ее откупорят. Итак, Джонс поведал о своих затруднениях. Но чем предстояло заниматься мне, как его добровольному союзнику?

— Ты говорил, — напомнил я Луцию, когда слуга ушел, — что сначала необходимо доказать права на наследство.

— От этого зависит исход всего дела, — подтвердил Джонс. — Разве я допущу, чтобы моя милая стала женою нищего?

— Старик Готорн проклянет вас, прежде чем это случится, — заверил Голиас. — Когда мы впервые встретились, ты сказал, что собираешься разыскать Равана и выжать из него истину. Ты еще не передумал?

— Нет. Я говорил: разыскать, потому что потерял его след. Дон Родриго — королевский фаворит и, наверное, находится при дворе. А где теперь двор — неизвестно, потому что король может находиться в любом из своих многочисленных имений. Сельскую местность король предпочитает столице. Однако это необходимо уточнить. — Джонс выжидательно посмотрел на нас. — С вашего одобрения, мы поначалу отправимся в город.

— Разумно, — подтвердил Голиас.

— В какой город? — поинтересовался я.

— Когда мы здесь говорим «город», то имеем в виду Илион. Хотя в Романии много и других знаменитых городов, этот наиболее значителен. Верховный король содержит там двор, и потому Илион можно считать столицей.

Поскольку мне предстояло увидеть главный город страны, первая часть наших планов пришлась мне по нраву. Но я задумался и о других сторонах предприятия.

— Ты говоришь, что птичка, которой мы собираемся насыпать соли на хвост — королевский фаворит, — сказал я. — Не окажется ли этот орешек слишком крепким, чтобы его расколоть?

— Естественно, — согласился Джонс. Он провел рукой по волосам. — Вот почему я нуждаюсь в помощи. Предприятие небезопасное, хорошо еще, если останемся живы.

— Шендон не из робкого десятка, — заявил Голиас, пока я угрюмо обдумывал слова Джонса. — Давайте-ка еще по одной!

12. Вперед по Уотлинг-стрит

На следующий день, сразу же после завтрака, Голиас заложил свои браслеты. На вырученные деньги он оплатил гостиничный счет Луция и выкупил его скарб. Луций имел при себе едва ли не целый гардероб, что для путешественника обременительно, но после утруски его пожитки поместились в маленьком дорожном узелке. Мы были ограничены в средствах, и потому путешествовать предстояло пешком.

Свой костюм и костюм Голиаса я уже описал; остается только упомянуть, что, по настоянию Голиаса, мы приобрели две шпаги в виде тростей. Но Джонс перещеголял нас обоих: на нем были желтые чулки, лазурные штаны, алый жакет, отделанный золотым галуном». С пояса у него свисал меч. Мысль о том, что дело сдвинулось с мертвой точки, приводила юношу в доброе расположение духа. Я также был в недурном настроении: после путешествия по главной дороге страны мне предстояло увидеть столицу. Я уже почувствовал себя бывалым путешественником. Романия перестала казаться мне диковинной, и мой интерес к ней постоянно возрастал.

Свежесть впечатлений не исчезала. На третий день пути, около двух часов пополудни, дорога нырнула в дубовую рощу. Приблизившись к ней, мы услышали возню за поворотом и замедлили шаг. Вдруг из рощи раздался женский визг. Из осторожности я пошел еще тише, но Джонс бросился к повороту. Схватив юношу, я оттащил его назад.

— Полегче, Луций, — посоветовал я.

— Женщина зовет на помощь! — воскликнул он, вырываясь и пытаясь обнажить свой меч.

— Послушай, сынок, — сказал я ему, — если женщина кричит, это еще не значит, что ее обижают. И не всякую обижают напрасно. Давай-ка выясним, что случилось, прежде чем крушить черепа.

В роще снова завопили, и Джонс обезумел от ярости.

— Пусти, черт побери!

Он вырвался и устремился вперед, размахивая мечом.

— Прекратите насилие, или вы поплатитесь жизнью.. — кричал он неизвестному противнику. Я в тревоге взглянул на Голиаса.

— Нельзя оставлять его одного, — сказал он.

Разумеется, мы не могли его бросить и потому побежали вслед за ним.

Добежав до поворота, Джонс вдруг остановился как вкопанный. Да, женщины попали в беду, но помочь им мы уже ничем не могли. С ветки свисало безжизненное тело, раскачиваясь в петле. Услышанный нами крик был предсмертным воплем, а теперь завопила вторая женщина, потрясенная утратой.

Мне стало не по себе, но страшился я не присутствия трупа, а подозрительности живых. Оказаться в чужой стране поблизости от мертвого тела и без каких-либо удостоверений личности было не самой приятной штукой. С того света повешенную не вернешь — так стоит ли напрасно рисковать? Голиас тоже явно был не в восторге от случившегося. Он крикнул Джонсу, чтобы тот вернулся, но, к сожалению, опоздал. Луций и ухом не повел, хотя пошел медленнее.

— Надо выяснить, кто это сделал, — крикнул он нам.

Покорно переглянувшись, мы присоединились к нему. Луций уже склонился над женщиной, которая, плача, лежала на земле, и пытался утешить ее. Мы подошли к мертвой. Мне не приходилось видеть более отвратительную каргу. Лицо ее было морщинисто, как маска из кокосового ореха (такие маски владельцы баров в изобилии ввозят из тропиков). И смугла она была, как кокос, разве что чуть светлее. Бесформенное туловище старухи болталось в балахоне из грязных цветных тряпок, какие носят цыганки. Из-за пестроты одежды мертвая выглядела еще более отвратительно. Плачущая женщина, при ближайшем рассмотрении, оказалась совсем еще ребенком. И она была смугла и пестро одета. Джонс, обняв девочку за плечи, гладил ее по голове.

— Скажи нам, кто в этом виноват, — ужаснул он меня своей решительностью, — и мы зададим ему перцу.

Мне больше всего хотелось поскорее убраться отсюда, но нельзя же было бросить малышку в беде. Наконец девочка немного успокоилась и проговорила сквозь слезы:

— Ни-никто. Она сама удавилась.

Для девочки это было вдвойне ужасно, но я поневоле почувствовал облегчение. И так забот хватает, а тут еще мстить за старую цыганку. Говоря откровенно, ее убийцу можно было бы обвинить самое большее в нарушении общественного спокойствия.

От радости, что нам не придется гнаться за новоявленным врагом, мое сочувствие к девочке значительно возросло. Луций растерянно молчал, и потому с цыганочкой заговорил я:

— Это твоя родственница, малышка?

— Моя бабуля.

— Твоя бабушка, да? Ты говоришь, она сама повесилась?

— Да. От отчаяния.

Девочка перестала всхлипывать. Я подумал, что ей полезно будет выговориться, и продолжал расспросы.

— Ее постигло какое-то разочарование, так? — Зная, что старики пуще всего боятся нужды, я спросил наугад: — Она осталась без денег, которые надеялась получить?

Девочка, не отрываясь от плеча Джонса, скосила на меня один глаз.

— Бедняки не нуждаются в деньгах, — ответила она загадочно и вдруг опять разразилась рыданиями. — Он не умер, не умер!

Мы с Луцием поморгали в недоумении.

— Кто не умер? — спросил он.

— Враг моей бб-бабули.

До сих пор я не вспоминал о Голиасе. Услышав, как он закашлялся, я оглянулся. Голиас стоял, прислонившись к стволу рокового дерева, и смотрел на нас с ехидцей. Голос его, впрочем, прозвучал мягко:

— Если женщина не любит, она должна ненавидеть, — заметил он.

Девочка подняла голову и посмотрела на него.

— Бабушке некого было любить, кроме меня. Она оставила свой табор.

— Из-за своего врага? — спросил Голиас со строгостью судьи, которому известны все факты.

— Да.

— А что он сделал?

— Он? Бабуля его ненавидела за то, что ее родичи к нему привязались.

— Бывает, — согласился Голиас. — Послушай, мы не представители закона, да и представители закона твоей бабушке уже не страшны. Чем старушка могла бы навредить мужчине?

Маленькая цыганочка, помолчав, с полуухмылкой взглянула из-под спутанных волос.

— Моя бабушка вряд ли бы с ним справилась — он был такой здоровенный, высокий, как вон тот молодец с серебряной прядью в волосах. Но кто-то поднес ее недругу стаканчик молока. — Девочка просияла при этом воспоминании. — И вот ему стало дурно. Мы его навестили: он думал, что уже умирает. — Затем ее личико вновь помрачнело, и голос упал. — Однако он взял да и выздоровел.

— А ведь твоя бабушка была уже очень стара, — сочувственно заметил Голиас.

— Да, она жила только этим, одним-единственным ожиданием, — прошептала девочка. — И знала, что другого случая больше не представится.

Наконец Джонс сообразил, что утирает слезы, проливаемые по незадачливой отравительнице. Он поднялся и отошел от девочки с растерянным видом. Я не без злорадства вспомнил о своих предостережениях и теперь посмеивался над его замешательством, хотя и уважал за то, что он рвался помочь слабому и обиженному.

— В путь? — спросил я.

— Погоди, — вмешался Голиас. — Нельзя же оставлять старуху висеть вот так, на глазах у ребенка.

— Верно, — согласился я.

Девочка вскочила на ноги.

— Вы хотите ее забрать?

Мысль о том, чтобы навьючить на себя этот безобразный труп, заставила меня содрогнуться. Я отчаянно затряс головой.

— Твоя бабушка побудет здесь до появления коронера.

Девчонка как будто не возражала.

— Снимите ее с дерева, а я приведу друзей, — сказала она и скрылась между деревьями.

Когда девочка ушла, я подтянул потуже пояс и подошел к усопшей.

— Ас покойницей-то придется повозиться, — объявил я, ухватив ее за ноги. Это была явная бравада. Конечно, от предстоящей задачи я был отнюдь не в восторге.