15. Маршрут меняется

В письме, которое предъявила нам миссис Дженкинс, содержалось всего несколько слов, и смысл их был не вполне ясен. Предназначалось оно Элиасу Хосесону и гласило следующее: «Продолжайте наблюдать. Я задерживаюсь. Ценности везите туда, где бы я был, если бы мог. Ждите там». Подпись отсутствовала — зато на воске была оттиснута печать. Джонс тотчас же подтвердил, что это печать дона Родриго. Бросив письмо, он схватил миссис Дженкинс за плечо.

— Куда направилась карета? В столицу, в одно из поместий Равана? Или еще куда-то? Отвечайте же, черт возьми!

Перепутанная служанка начала хныкать.

— Отпустите, господин Луций! При чем тут я?

— Полегче, парень! — заступился я за нее. — Если ты запугаешь ее до смерти, она не сможет говорить.

— Разве теперь не ясно, что это он похитил Гермиону? Ах он бестия, негодяй! Я разыщу ее, а его убью. Глаза Луция сверкали бешенством.

— Они еще не встретились, — Голиас, подняв с земли письмо, сунул его в лицо Джонсу. — Вот почему Равану пришлось взяться за перо. Давай-ка успокойся и вместе выясним, что к чему.

Перечитав письмо, Луций немного остыл.

— Он пишет, что задерживается.

— Да, — подтвердил я. — Зацепимся пока за это. Говорили они о чем-либо достойном внимания, миссис Дженкинс?

К служанке вернулось самообладание.

— Ну, один из них сказал: «Какая красавица!» Не знаю, ко мне это относилось или к моей госпоже… Я едва удержался от страдальческой мины.

— Обмолвились ли они как-нибудь о своих намерениях?

— Нет, — ее раздражало, что приходится отвечать односложно. — Что нет, то нет.

— Свидетельство в пользу твоей догадки, — сказал я Голиасу.

— Вернемся к похищению, — предложил он. — Из письма ясно, что Раван приказал этому самому Хосесону выжидать, не подвернется ли удобный случай для похищения леди Гермионы. Узнав, что она путешествует по Уотлинг-стрит, злоумышленники обогнали ее и устроили засаду в густом тумане, посреди болот. Но ведь она сама соорудила себе ловушку! Что заставило вас уехать из дома?

— Вот именно! — оживился Луций. — Я и сам хотел это спросить.

— Вот и спросили бы, вместо того чтобы пугать до смерти, — вставила миссис Дженкинс. — Я поехала вместе с ней, потому что мистеру Готорну не нужны горничные. Во всяком случае, для порядочных целей. Зря он меня обхаживает и распускает хвост, будто кочет, старый пакостник. Что же до моей госпожи, то она поехала, ни словом не обмолвившись отцу. Старик не одобрил бы ее поступка. А если бы он знал, ради кого она это затеяла! — Ради нищего бастарда. Леди покинула дом, потому как думала, что господин Луций направляется в столицу.

— Как! — воскликнул Луций. — Да ведь она и говорить со мной тогда не пожелала, перед моим отъездом.

— Но потом она решила, что лорд Раван очернил вас, и хотела сама просить у вас прощения.

— О! — простонал Луций, корчась, словно от боли.

— Но, очутившись в Антоне, — невозмутимо продолжала служанка, — моя госпожа поняла, что лорд Раван, возможно, не так уж и погрешил против правды. Однако домой возвращаться не стала: ей хотелось выждать, пока папаша успокоится. Попутно она решила навестить друзей в столице. Я прямо-таки обрадовалась, потому как сроду еще там не бывала. Ох и плакала же она в карете, ох и причитала, и вот…

— Достаточно, — прервал ее Голиас. Миссис Дженкинс негодующе прищурилась:

— Но вы же сами потребовали, чтобы я рассказывала!

— А теперь прошу вас помолчать, — отрезал Голиас, — иначе мы найдем кляп и вернем его на прежнее место.

Он повернулся к Джонсу.

— Соберись с духом, Луций. Что, по-твоему, могло удержать Родриго от встречи с леди Гермионой теперь, уже после похищения?

Подавленный Джонс сделал над собой усилие, чтобы сосредоточиться.

— Задержать его может, — размышлял он вслух (видно, так ему было проще), — только король. Конечно!

Догадка немного улучшила ему настроение, и он уже не смотрел так страдальчески.

— Наверное, король желает, чтобы он оставался при дворе. Или же он принимает меры, стараясь не утратить положение королевского фаворита.

— Хорошо, — кивнул Голиас, — но как узнать, где находится леди Гермиона? Разве это подсказка?

— Нет, — согласился Луций. Но не впал в уныние, напротив, лицо его приобрело волевое выражение. — У Равана около дюжины замков и поместий. Он может прятать ее где угодно. Необходимо разыскать его самого и заставить выложить тайну. Думаю, мы вскоре нападем на его след.

— Он или при дворе, или на пути туда, — поддакнул Голиас. — Возьмемся за поиски.

Пройдя несколько миль по Уотлинг-стрит, мы увидели вывеску постоялого двора. Заказав для миссис Дженкинс карету, которая отбывала на восток, мы отправились побродить по Карлиону. Хотелось отдохнуть от дамского общества, а заодно скоротать время, дожидаясь кареты с рейсом на запад. К лишним тратам вынуждала спешка. Деревушка показалась мне любопытной, но я не успел как следует все рассмотреть.

Едва вернувшись на постоялый двор, Голиас, как обычно, нашел хозяина и вытряс все имевшиеся у того сведения. И тут же поспешил к нашему столу со словами;

— Ешьте, да побыстрей!

— А куда такая гонка? — поинтересовался я. — Изменилось расписание?

— Мы не поедем ни в Илион, ни дальше по Уотлинг-стрит, — ответил Голиас. — Прошел слух, что король сейчас не в столице, а в одной из своих летних резиденций, неподалеку от Паруара. Это на северо-запад по боковой дороге.

Ужин мы все-таки успели проглотить. К счастью, от сытости и усталости нас разморило и клонило в сон. Иначе тем, кто намерен спать в почтовой карете, не помогут никакие снотворные. Поначалу я не без удовлетворения отметил, что, помимо нас, в карете будет всего один пассажир.

— Спокойной ночи, — пробормотал я, свертываясь в уголке калачиком.

— Спокойной, — зевнул Голиас, — дороги превосходные, мили так и полетят. К завтраку будем на месте.

Но первая же сотня ярдов вытряхнула из меня все мечты об уюте. По завершении пути я был счастлив вылезти наконец из повозки, хотя совершенно не имел для этого сил. Преодолевая боль во всем теле, я спустился на землю и сквозь пыль, запорошившую мне глаза, взглянул на Паруар.

В целом город напоминал мне старую часть Нового Орлеана. Каждое здание стояло как будто особняком. Улицы, однако, были уже, хотя на главной царили шум и оживление. Дальше мы никуда не пошли: уж очень хотелось пить и есть. Да и умыться не мешало.

— Что ты собираешься предпринять первым делом? — спросил у Джонса Голиас, когда завтрак и эль вернули нас к жизни.

Луций вскинул голову.

— Найти оружейника, который отточил бы мне меч. А тем временем навещу клуб «Адское Пламя». Я не являюсь его членом, но туда вхожи несколько моих однокашников по университету. Разнюхивать дворцовые новости — для них одна из заповедей. Они-то уж точно знают, при дворе ли дон Родриго. И о его недавних предприятиях наверняка ходят слухи. Голиас кивнул.

— Встретимся здесь, в «Еловой Шишке». Нам с Шендоном надо для Ксанаду поприличнее приодеться.

Переменить костюм я был не прочь. Мой старый наряд я носил всего три недели, но он уже изрядно мне надоел. Хотя кружевные рубашки, которые мы заказали, были слишком уж кокетливы, на мой вкус, я готов был согласиться на стиль Джонса. Мой ярко-золотой жакет был поскромнее, чем у Голиаса, без алой, как губная помада, отделки. Но темно-бордовый камзол над лимонного цвета короткими штанишками выглядел куда более кричащим, чем любая модная одежка, какую я рискнул бы натянуть на себя в Чикаго.

— Главная беда в том, — шепнул мне Голиас после того, как мы примерили башмаки, — что они потребуют рассчитаться наличными с курьером, который явится к нам в полдень. А срочная подгонка влетит в копеечку. — Он подбросил на ладони мелкую монетку. — Хорошо, если хотя бы это останется.

— Черт побери, но что же делать? Нельзя ли тебе выжать что-нибудь у здешнего короля за пение? Ведь заплатил же тебе за это — как его там — Хротгар?

— Не раньше, чем его свяжут веревкой. Джамшид не желает со мной видеться. Надо еще что-то придумать.

— Заложить кольцо Луция?

— Нет. Оно ему дорого, да и какая в этом необходимость?

По пути в гостиницу Голиас молчал, погруженный в финансовые проблемы. Так как мои предложения иссякли, я шел, глазея по сторонам. Поэтому именно я первым увидел молодую красавицу в открытом экипаже, который стоял у дверей лавки. По вине ли беспечного ветерка или по ее собственному капризу, подол платья завернулся, открыв ногу по колено.

Я зажмурился, не веря своим глазам. Голиас терпеть не мог праздного любопытства, но я вспомнил о своей решимости расспрашивать обо всех замечательных людях, попадающихся мне в Романии.

— Что там за малышка в карете? — спросил я. — Если ножка, которую она выставила, непохожа на золотую, считай, что я в этом деле круглый идиот.

— Что? А, да это же Кильмансегг!

Голиас остановился и вдруг, круто развернувшись, пересек улицу. С небрежным видом мы миновали ослепительно сверкающую ногу и уже приближались к лошадям, впряженным в карету. Заглядевшись на девушку, которой, казалось, было лестно, что мы по достоинству оценили предмет ее гордости, я вздрогнул оттого, что ближайшая лошадь неожиданно заржала и взвилась на дыбы. Я заметил, что Голиас сунул нож в карман, а другой рукой схватил лошадь под уздцы. Ему нелегко было удерживать ее, так как лошадь рвалась вперед, увлекая за собой свою пару. Девушка, поддавая жару суматохе, пронзительно визжала, еще больше пугая лошадей.

— Шендон, сюда! — крикнул Голиас. — Держи их! Я подскочил к нему на помощь. Не так-то просто было удержать испуганных лошадей, стремившихся изо всех сил встать на дыбы.

— Оставь девушку! — крикнул я, потому что Голиас ринулся к ней. — Куда запропастился этот проклятый кучер?

Голиас оказался рядом с девушкой, и она завизжала еще неистовей. К счастью, переполох привлек внимание кучера. Вылетев из лавки, он вспрыгнул на облучок и схватился за поводья.

— Отпускай! Сейчас же! — взревел Голиас. Я не был уверен, стоит ли мне бросать лошадей, пока кучер не успокоит их, но положился на Голиаса. Отпустив уздечку, я отскочил в сторону. Пара, почувствовав свободу, резко рванула вперед. Нельзя было сказать, что лошади понесли, но хлопот вознице хватило надолго. Он честил меня на все корки — и за дело. Но почему, с ненавистью оглядываясь на нас, так отчаянно вопила девица?

Наверное, заметила, как Голиас кольнул кобылу. Я повернулся, чтобы отчитать его за такую глупую шутку, а заодно поторопить, пока сюда не подоспела полиция. Но он был уже далеко впереди меня. Свернув в переулок, он побежал так, что пятки засверкали.

— Шендон, догоняй! — рявкнул он мне. Он завернул за угол, в руках у него что-то блеснуло. Я понесся что есть мочи, потому что Голиас, надо сказать, взял ноги в руки — и не обе, а целых три.

Голиас был очень доволен собой, но мне его проделка пришлась не по душе. Я и сам не всегда вел себя прилично, но похищение протеза представлялось мне крайней низостью. Я ткнул большим пальцем в эту штуковину, на которой еще болтались клочки только что перерезанных подвязок.

— Какого черта ты это сделал? Он хмыкнул.

— Жаль, что она пустая. Но иначе я бы не смог стянуть ее. Можно загнать за кругленькую сумму. Это не серебро и не сплав, милый мой; здесь не обошлось без прикосновения Мидаса.

— Кто такой Мидас? Впрочем, неважно. Я знаю, мы нуждаемся в деньгах, но неужели для этого необходимо грабить калеку?

Голиас сохранял невозмутимый вид.

— Кильмансегг закажет другой протез и украсит его бриллиантами. Не будь она одноногой, так выдумала бы другой способ бахвальства. Не беспокойся о ней. Кстати, хвастовство, согласно Делосскому закону, подлежит наказанию.

— Да, она явно пускала пыль в глаза, — согласился я. Теперь, когда я узнал, что девушка богата, у меня отлегло от сердца. Я даже улыбнулся. — Как тебе удалось заполучить ее ходулю? Разве девица не сопротивлялась?

— Так получилось, что нет. Лошади поднялись на дыбы, но коляска не тронулась с места. Девушка, вообразив, что я спешу к ней на помощь, позволила себе упасть в обморок. Но поторопимся. Заложим протез у Барабаса, пока стража не накрыла нас с поличным.

Возвращаясь в «Еловую Шишку», мы увидели Джонса. Юноша взволнованно расхаживал взад и вперед перед дверями гостиницы.

— Удалось что-то разузнать? — спросил я, когда мы входили в обеденную залу. Луций рывком выдвинул кресло и плюхнулся в него.

— Раван при дворе и так занят, что ему некогда выбраться в город.

— Хорошего мало, — заметил Голиас. — Я бы предпочел беседовать с ним подальше от короля и королевской стражи. — Он задумчиво потеребил нос. — Можно, конечно, подождать, пока он освободится, но ведь ты хочешь идти туда немедленно.

— Я иду туда сейчас, — заявил Джонс. — Почему я должен ждать, пока дон Родриго освободится?

— Правильно, — согласился Голиас. — Итак, поднимаем забрала. Но сперва давайте перекусим — мне не хочется умирать натощак, да и тряпки наши вот-вот принесут. Далеко ли отсюда до Ксанаду, Луций?

— Примерно семь миль.

— Я так и представлял. — Голиас позвенел кошельком. — Мы при деньгах и до садов доберемся в карете.

— А почему не до самого дворца? — спросил я.

— Нас туда не приглашали, и если мы подкатим с шиком, привлечем ненужное внимание.

— Неплохо бы подробнее разработать план кампании, — заметил я двумя часами позже, уже в пути. Голиас прекратил насвистывать и улыбнулся.

— Мы не такие глупцы, как тебе кажется, — возразил он. — Здравый смысл велит нарываться на неприятности. Именно тогда видно, на что идешь; а если сидеть на месте, они подкрадутся, как змеи, и сцапают, словно куропатку, высиживающую яйца. В нашем деле трудно что-либо предвидеть. Спасая шкуру от охотника, исхитришься освободить хвост из капкана.

Меня не слишком утешила его философия. Настроение не улучшилось, даже когда мы достигли окрестностей Ксанаду. Город был обнесен стеной, как главная тюрьма штата. У ворот стояла стража, и они запирались за теми, кто въезжал.

Но вид дворца меня немного развеселил. Все в нем было предназначено для утехи и покоя: даже мысль о насилии казалась нелепой. И парк вокруг дворца услаждал глаз обилием зелени и цветов. В нем было множество фонтанов и извилистых тропок для прогулок. Выйдя из кареты, мы пошли по одной из таких дорожек.

Большинство прохожих, попадавшихся нам, прогуливались безо всякой видимой цели. Мужчины были вооружены, но в остальном все здесь походило на Линкольн-Парк: не хватало только детей и голубей. Тенистые аллеи располагали к праздности и неге, и наша стремительная, деловая походка не могла не показаться странной. Голиас разделял мои опасения.

— Нам не следует так спешить, Луций. На нас оглядываются.

— Боитесь — так не идите со мной, — отрезал Джонс. Но тут же почувствовал себя виноватым. — То есть я не то хотел сказать. Но я не могу не торопиться.

— Тише едешь — дальше будешь, — проворчал я. — Смотри хотя бы, куда идешь. Вовсе незачем налетать на людей, даже если очень спешишь.

Джонс, заговорившись с Голиасом, не успел уступить дорогу показавшимся из-за поворота всадникам. Юноша обернулся, но вместо того, чтобы посторониться, шагнул им навстречу.

— Родриго! — воскликнул он. В голосе его послышалась угроза, и глаза засверкали яростью. Однако всадник даже глазом не моргнул. Он остановился с самым безмятежным видом, как если бы перед ним зудела крохотная мошка.

— Берегись, Луций! — крикнул я. Но вместо пистолета Родриго извлек из кармана лорнет. Сквозь это приспособление, созданное словно бы специально для высокомерных особ, он окинул взглядом шумливого юнца.

— Если это только не мой мнимый родич, мистер Джонс, то вид у этого незнакомца столь же глупый.

Луций был настолько разъярен, что, казалось, его трудно было чем-либо допечь. Однако поняв, что Раван ничуть не испуган, а, напротив, потешается над ним, юноша взвился, как ужаленный. Он подскочил к кузену и сгреб его блузу.

— Черт бы тебя побрал, негодяй! Где она?

— Потише, ты, дуралей! — вмешался попутчик Равана. — Это же королевский фаворит.

Он попытался оттолкнуть руку Джонса, и совершенно напрасно. Удивительно было, что Джонс, добродушнейший из людей, способен на такую ярость. Гнев овладел им всецело, полностью помрачив рассудок.

— Какого дьявола меня должно это заботить, если король не нашел никого получше? — крикнул он, с силой толкнув придворного. Тот, перекувырнувшись через собственный меч, плюхнулся задницей в пруд, да так и увяз там. Луций рванул блузу дона Родриго.

— Где она, я тебя спрашиваю?

Не помню двух более красивых мужчин, которым бы довелось столкнуться лицом к лицу. При одинаковом росте они значительно отличались друг от друга. Джонс был рыжеват, крепко сложен и лучился здоровьем. Его соперник — темноволос и более гибок. Сложение он имел атлетическое, но кожа его была бледна, как у человека, почти не выходящего на открытый воздух. Глаза, обведенные синевой, умели не выдавать истинных мыслей и чувств хозяина.

Раван с мягким укором смотрел на Джонса.

— О чем ты? Не понимаю. Осторожней, не помни мою свежую блузу.

Луций, довольный, что вынудил его говорить, разжал пальцы.

— Я спрашиваю о леди Гермионе ап Готорн, которую похитили твои мерзавцы. Где она?

— Ах, ты имеешь в виду мою невесту?

— Мою, будь ты проклят! Она была бы моею, если бы не ты.

— Король судил иначе, — сказал дон Родриго. — Я настоятельно просил его благословения на брак с леди Гермионой.

— К черту короля! — взревел Джонс. — Какое ему дело до нее? Она не его подопечная. Спутник Равана выбрался из пруда.

— Не смейте так говорить о его величестве! — крикнул он.

Да и мне, признаться, показалось не слишком уместным полоскать имя короля на всю округу.

— Что скажешь? — шепнул я Голиасу. — Не лучше ли как-то его отвлечь?

— Бесполезно, — пробормотал Голиас, — еще хорошо, коли, побранившись, он выпустит все пары.

Пока мы шептались, дон Родриго раздумывал, как бы еще больнее кольнуть Луция.

— Леди, конечно, возражала против такого выбора. Но если бы она не хотела, чтобы король выдавал ее замуж, то не покинула бы отца. А теперь она сама постелила себе ложе, и я займу его.

Луций ответил Равану сокрушительным ударом в челюсть. Противник с треском рухнул в кусты. Схватка обещала быть крупной. Голиас подскочил к спутнику Равана, но поздно. Прежде чем он сдавил ему горло, придворный завопил.

— На помощь! Стража! Напали на Равана! Послышались крики и топот бегущих ног. Джонс обнажил свой меч.

— Тебя ударили, так?.. Защищайся, чтобы я смог тебя убить.

Равану не надо было говорить об этом дважды. Быстро очухавшись, он вскочил и вытащил меч. От напускного безразличия не осталось и следа. Ясно было, шутить он не намерен. Перед Луцием стоял убийца, жаждущий свежей крови.

И я вытащил свою шпагу, хотя не знал, против кого ее обратить. Но просто стоять и смотреть было невозможно. Подоспела королевская стража. Ясно было, что возмутители спокойствия — это мы. Противников было слишком много, чтобы защищаться. Да и не стоило осложнять ситуацию, оказывая сопротивление властям. Приставив к каждому из нас по четыре человека, командир стражи отдал честь Равану.

— В замок Иф, господин?

За Равана ответил его спутник, предварительно прокашлявшись и повертев шеей, еще хранившей отпечатки пальцев Голиаса.

— Да, в замок Иф, — прошептал он, свистя и хрипя. — Заковать в кандалы и в подземелье. Офицер раскрыл записную книжку.

— По какому обвинению, сэр?

— Покушение на жизнь в пределах дворца его королевского величества, и..

— Обождите минуточку, Варни, — вмешался Раван. — Как потерпевший, я тоже имею право кое-что сказать.

— Конечно, сэр, — испуганно промямлил Варни, — я только…

— Вы только забыли свое место, — отрезал Раван. — Командир, вы не могли бы подождать, пока я опрошу пленников?

— Сколько будет угодно вашей светлости. Дон Родриго приблизился вплотную к Джонсу. Юноша смотрел на него с ненавистью.

— Другой бы отомстил тебе, — произнес Раван, — но сердце мое настроено милостиво. Ведь скоро моя свадьба.

Луций молчал. Во взгляде его было и отчаяние и отвращение.

— Из замка Иф ты выйдешь только пережив короля, да хранит Господь его величество! — сняв шляпу и воздев глаза к небу, сказал дон Родриго. Варни последовал его примеру, а капитан встал навытяжку. Оба произнесли: «Аминь».

— Новый монарх по традиции объявит амнистию, — пояснил Раван. — Но надо сказать, что наш мудрейший и милостивейший король пышет здоровьем, а замок Иф курортом не назовешь. Твои шансы попасть на мою свадьбу ничтожны.

Джонс побледнел. Он не смотрел в мою сторону, иначе бы понял, что и меня мутит от страха. Ведь приговор касался и нас с Голиасом. Когда бы и я не потерял возлюбленной, то пожалел бы, что впутался в это дело.

— Итак, — продолжал дон Родриго, — я готов возненавидеть любого, кто только помыслит, что мой родственник не придет ко мне на свадьбу. Разве ты не поздравишь мою милую невесту и меня, когда брачные узы свяжут нас и наши души — и, разумеется плоть — сольются воедино. — Раван ловко приладил зажимы, осталось только сокрушить кости. — Я желаю этого как родственник и как великодушный человек. Чем гнить заживо в тюрьме, наслаждайся свободой — ешь, пей, развлекайся, женись на любой женщине, которая пожелает стать супругой сомнительного наследника. Но прежде поклянись, что придешь на мою свадьбу.

Я так обрадовался, что даже не задумался о том, какая жестокость кроется за этим предложением. Солдатская хватка на моих запястьях ослабла, и я перестал потеть. Я беспокоился о Джонсе — но ответ его заставил меня забеспокоиться о себе.

— Нет, — прорычал Джонс. — Будем драться!

— По правде говоря, — сказал Раван, — ты лучше владеешь мечом, чем я полагал, а я никогда не сражаюсь, если не уверен в победе. Сражайся со стенами замка Иф. Я оставлю тебе твой меч и каждый день буду справляться, кто вышел победителем. Испытай клинок против дурного воздуха, сырости, мрака, дрянной пищи и стонов умирающих пленников, против секунд, минут, часов, дней, месяцев, лет…

При каждом слове я леденел от ужаса. Похоже, Джонс разделял мои чувства. Ему пришлось сделать над собой усилие, прежде чем он ответил:

— Хватит болтать. Распорядись, чтобы нас отвели. Мне хотелось завопить, чтобы он и о нас подумал, но я молчал. Нужна была немалая выдержка, чтобы так разговаривать с врагом. Не мне было наносить Джонсу запрещенный удар. Рука на это поднялась у Равана.

— Дело простое, а ты упрямишься. Подумал хотя бы о своих товарищах.

У меня не хватило духу сказать Луцию, чтобы он не думал обо мне. Встретившись с ним глазами, я постарался смотреть как можно тверже. Разумеется, он не подумал о нас, и эта новая атака застала его врасплох. Он застонал, а дон Родриго улыбнулся. Я был настолько поглощен переживаниями собственными и Луция, что совсем позабыл про Голиаса. Но вот он вмешался в разговор:

— Дон Родриго просит прийти тебя на его свадьбу, Луций. В просьбе нет и намека, на ком он собирается жениться. Я правильно понял, господин Раван?

Раван расплылся от удовольствия.

— Я мог бы исправить фразу, раз уж вы указываете на ее неясность. Но я допускаю свободу толкования.

Все спасение было в двусмыслице. Оказавшись в тюрьме, пусть даже из самых благородных побуждений, Луций не смог бы выручить Гермиону. Успех, конечно, сомнителен, но можно хотя бы попытаться, не нарушая при этом данного слова. Сначала я не догадывался, почему Луций ни за что не хотел давать обещания, когда только так можно было освободиться из-под стражи. Но теперь я увидел разгадку. По правде говоря, подобное соображение не пришло бы мне даже в голову, если бы я не прибыл в Романию. Дон Родриго уже предвкушал победу. Связать соперника словом куда надежней, чем заключить его в тюрьму или украсть у него невесту.

Но я подумал об этом лишь краем сознания. Я опасался, что Луций не поймет Голиаса. Мне хотелось крикнуть ему, чтобы он опомнился, но он мог не послушать меня. К тому же я боялся, что Раван передумает. Пока Луций размышлял, к моей белой пряди добавилось еще несколько седых волосков. Я чувствовал себя, как подсудимый в ожидании приговора.

— Хорошо, — сказал Луций, — когда ваша треклятая светлость намеревается жениться и где состоится церемония бракосочетания?

Дон Родриго рассмеялся.

— Вопрос дался тебе нелегко, верно? Венчание, разумеется, будет при дворе, когда я вернусь из поездки по поручению его величества. Свадьба и медовый месяц откладываются на несколько недель или даже на пару месяцев.

Он вновь повернулся к поджидавшему его офицеру.

— Произошла небольшая семейная ссора, которую из мальчишеской ревности затеял мой кузен с черного хода. Прошу вас позабыть об этом недоразумении. Кстати, не задержалось ли ваше продвижение по службе?

Капитан, конечно, полагал, что задержалось. Но подробности нас не заинтересовали. Обретя свободу, мы поспешили прочь.

16. Новые трудности

— Лобовая атака провалилась, — подытожил я, когда мы вновь собрались в «Еловой Шишке», — но у нас есть время для отступления.

— Не так уж много, — сказал Луций. Он отстегнул меч и взял мою трость-шпагу. — Сейчас я отправлюсь в клуб «Адское Пламя». Там будет больше народу, чем утром. Возможно, удастся что-то разузнать.

— Останешься его ждать? — спросил Голиас, когда Джонс ушел.

— Придется, — ответил я. Это было мне на руку. Я чувствовал, что недостаточно выспался ночью. — А ты куда собрался?

Вместо ответа Голиас показал мне игральные кости, а потом, сжав в кулаке, погремел ими.

— Раздобуду финансы для спасательной экспедиции. Такие затеи дорого обходятся, знаю по опыту. Барабас догадался, что протез достался мне не как гонорар, и поскряжничал. А нам, возможно, и лошади понадобятся, и вооруженные молодцы.

Я помнил, как Голиас играл в кости на корабле Бродира, и потому не стал предупреждать его о необходимости быть поосторожней с незнакомыми. Я только спросил:

— А тебе позволят пользоваться твоими игральными костями?

— Неважно, — отмахнулся Голиас, — я сегодня в ударе.

Мы пораньше поужинали, и Голиас сразу же ушел, а я остался держать оборону. Мне хотелось пойти в комнату и выспаться там как следует, но я подумал, что Луцию, возможно, захочется поговорить, когда он вернется. Я задремал в кресле, то и дело просыпаясь. В руках у меня была трубка, которую я время от времени лениво посасывал. Вскоре появился Луций. Явно взволнованный — наверняка что-то узнал.

— Что слышно? — поинтересовался я.

— Ничего, — ответил он, помрачнев.

— Плохо, — посочувствовал я. — Где же супница? — обратился я к служанке. — Ты, должно быть, проголодался.

— Нет. Я полагал, вы не будете ждать меня к ужину.

— А мы и не ждали. У Голиаса дела, и потом, мы не знали, когда ты вернешься.

— Вот и хорошо, я вполне сыт. Возможно, я и не стал бы ужинать, но встретил кое-кого.

— И где же она теперь? Луций вспыхнул.

— Речь идет о мужчине, Шендон! — негодующе возразил он. — В клубе я ничего не разузнал и пришел от этого в отчаяние. Мне не захотелось присоединяться к шумливой компании, и я заглянул в таверну, подкрепиться стаканчиком бренди. Наверное, вид у меня был расстроенный, и один офицер — умница и весельчак — предложил мне еще стакан, для поднятия духа. Он был так добр, что принялся расспрашивать меня о причине моего уныния.

— Надеюсь, ты не разболтал ему о наших планах!

— Подробностей я ему не рассказывал, — ответил Джонс, — но обрисовал проблему в самых общих чертах.

— Непохоже, чтобы ты был навеселе. С чего это у тебя язык развязался?

— Я не искал сочувствующего собутыльника. Но он сказал, что поможет мне или найдет человека, который сумеет помочь.

— Ах так?

К нам подошел слуга, и я заказал бутылку вина.

— Чего ради он вздумал помочь тебе? И как он это собирается сделать? Ведь ты скрыл от него, какие лица тут замешаны.

— Да, но капитан Фейс сказал, что его друг докопается до истины. Он искусный алхимик.

— Кто-кто?

— Алхимик. Глубочайшие знания позволяют этому ученому старцу обращать одну субстанцию в другую. И в будущее он способен заглянуть, и дать совет, как лучше подготовиться к грядущим событиям.

— Он что, прорицатель? — К прорицателям я относился настороженно, однако сама мысль о магии уже не казалась мне смехотворной. — Что ж, воспользуемся услугами твоего ученого. Конечно, если он не шарлатан.

— Его не трудно вывести на чистую воду, Шендон. Посмотрим, сумеет ли он установить, кто наш враг. Но я не сомневаюсь, что он практикует самым законным образом. По словам капитана Фейса, он истинный ученый. И не выносит, когда мешают его занятиям. Наукой он занимается совершенно бескорыстно, и никакими деньгами его не соблазнишь. Но капитан надеется убедить его заняться нашим делом ради их дружбы.