Быть при смерти — для меня не в новинку, и все равно это не те впечатления, к которым можно когда-нибудь привыкнуть.
      Казалось странной неизбежностью, что мне снова грозит смерть.
      Словно несчастья отметили меня, я убегаю от них, а они догоняют и снова возвращаются ко мне.
      Все же, в этот раз все иначе.
      Можешь бежать от того, чего ты боишься, можешь сражаться с тем, кого ненавидишь. Все мои действия были направлены против убийц, против враждебных чудовищ.
      Если ты любишь своего убийцу — выбора нет.
      Нельзя бежать, нельзя сражаться.

      «Никто не пялится на тебя» — уговаривала я себя. — «Никто не пялится. Никто не пялится. Никто не пялится».
      Но я не умею врать, тем более самой себе. Лишний раз убедилась.
      Пока я ждала, когда загорится зеленый свет, меня угораздило, посмотреть на право. В своей машине, миссис Вебер, всем телом развернулась в мою сторону. Я встретилась с ней взглядом и поспешно отвернулась. Почему она не отвела глаза и нисколько не смутилась? Так открыто, разглядывать людей — это ведь грубость или я ошибаюсь? Меня можно так, без всякого смущения, рассматривать?
      Только потом вспомнила, что стекла в моей машине тонированные, и миссис Вебер даже не знает, что внутри нахожусь именно я, и что я тоже смотрю на не. Я попыталась успокоиться, ведь на самом деле она смотрела не на меня, а на машину.
      Мою машину. Вздох.
      Я посмотрела налево и застонала. Два пешехода замерли на тротуаре, так засмотрелись, что забыли перейти дорогу. Позади них, за стеклянной витриной своей маленькой сувенирной лавки, разинув рот стоял мистер Маршалл. Хорошо хоть носом не прижался к стеклу. Пока что.
      Зажегся зеленый сигнал светофора, и, желая поскорее сбежать, я нажала на газ. В моем старом «шевроле» пришлось бы долго мучить педаль, чтобы заставить машину двигаться.
      Двигатель зарычал, словно пантера на охоте, машина рванула вперед с такой скоростью, что меня вжало в черную кожаную обивку водительского сидения, а мой желудок распластался где-то у позвоночника.
      Я недовольно выдохнула после торможения. Сохраняя спокойствие, я легко надавила педаль тормоза. Но все равно, вместо того чтобы лишь сбавить скорость, машина покачнувшись, остановилась на полном ходу.
      Посмотреть как среагировали окружающие у меня не было сил. Теперь, если у кого-то раньше и были сомнения по поводу личности водителя, все стало яснее ясного. Я едва-едва, кончиком туфли, тронула газ и машина снова рванула вперед.
      Мне удалось достичь своей цели — бензоколонки. Если бы мне не нужно было заправить машину, я бы вообще в город не вылезла. В последнее время мне приходится жить без много чего, к примеру, я обхожусь без «Поп-тартс» и шнурков, лишь бы только не появляться в общественных местах.
      Я торопливо, словно на гонках, открыла заслонку, свинтила крышку, расплатилась кредиткой, и вот уже наполняю бензобак. Понятно дело, с цифрами на экране я ничего поделать не могла, их ускорить — не в моих силах. А они, будто специально мне на зло, двигались очень медленно.
      День был пасмурный — обычная дождливая морось в городке Форкс, штат Вашингтон — но мне казалось, что свет сконцентрировался на моем обручальном кольце. Сейчас, когда я чувствую спиной взгляды, кольцо на левой руке словно мерцающий неоновый указатель вещало: «Смотри на меня, смотри на меня».
      Глупо было заниматься таким самобичеванием, я знаю. Разве важно, что думают и говорят про мою помолвку люди, исключение только мои мама и папа? Про мою новую машину? Про мое загадочное поступление в колледж «Лиги плюща»? Про блестящую черную кредитку, в данный момент мне казалось, что она прожигает задний карман?
      — Ага, наплевать, что они думают, — пробормотала я себе под нос.
      — Хм, мисс? — произнес мужской голос.
      Я обернулась и лучше бы я этого не делала.
      Двое мужчин стояли рядом с дорогим «универсалом», на крыше которого были привязаны байдарки. Они не смотрели на меня, они затаив дыхание, смотрели на мою машину.
      Мне было все равно, что за марки машина у меня. Им было не наплевать. Я гордилась тем, что вообще понимала разницу между «тойтой», «фордом» и «шевроле». Моя машина — черная блестящая, с округлыми линиями, просто прекрасная, для меня была лишь средством передвижения и ничем особенным не была.
      — Простите за беспокойство, но не могли бы вы назвать модель вашей машины? — спросил высокий.
      — Э-э, вроде как, «мерседес»?
      — Это понятно, — вежливо ответил он, пока его друг закатил глаза, услышав мой ответ.
      — Я знаю. Просто интересно, неужели это… вы водите «мерседес — гардиан»? — мужчина произнес название с уважением. Наверно они нашли бы общий язык с Эдвардом, с моим… моим женихом (как ни прячься, но свадьба буквально через несколько дней). — Их даже в Европе пока не продают, — продолжал мой собеседник. — И вот тут мы встречаем именно такой.
      Он оглядел мою машину — по мне, так совершенно обыкновенный «мерседес» типа седан, но я ведь ничего не понимаю в машинах. Я обдумывала причины своих проблемы с употреблением слов типа — жених, свадьба, муж и т. д.
      Все вместе они просто не укладывалось в моей голове.
      Ведь, меня вырастили в страхе перед пышными белыми платьями и букетами. Но на самом деле, я просто не могла примириться с этим степенным, почтенным, унылым словом — муж, для Эдварда. Все равно, что архангела сажать за бухгалтерский стол, я не могла представить его в столь банальной для себя роли.
      Как обычно, стоило мне подумать об Эдварде, и меня тут же уносило вихрем фантазий.
      Незнакомец откашлялся, пытаясь привлечь мое внимание, он все еще ждал ответ о модели машины.
      — Не знаю, — честно призналась я.
      — Не возражаете, если я сфотографируюсь рядом с машиной?
      Секунду до меня доходил смысл его вопроса.
      — Серьезно? Вы хотите сфотографироваться у моей машины?
      — Конечно — никто мне не поверит, если у меня не будет доказательств.
      — М-м. Хорошо. Фотографируйтесь.
      Я быстро отложила шланг и заползла на водительское сидение, а энтузиаст в это время достал из рюкзака профессиональную, как мне показалось, фотокамеру. Он со своим товарищем принялись позировать спереди и сзади моей машины.
      — Хочу свой грузовик назад. — прохныкала я.
      Кого-то очень, очень устроило — слишком подозрительно устроило — что мой грузовик тяжело исторг последний вздох, как раз через несколько недель после того как Эдвард и я заключили наш не взаимовыгодный компромисс. Одним из пунктов договора было то, что я не буду против если Эдвард заменит мою старую машину, когда та совсем умрет. Эдвард клялся, что все произошло так как и ожидалось и вовсе не по его вине, грузовик пожил свое (долгую и интересную жизнь) и помер естественной смертью. Это слова Эдварда. Я, конечно же, не собиралась проверять его рассказ или пытаться воскресить грузовик своими силами. Мой любимый механик — я резко и холодно оборвала эту мысль, не позволяя ей превратиться в законченное утверждение. Вместо этого, я прислушалась к приглушенным стенами голосам снаружи.
      — … в онлайн видео ее из огнемета, так даже краска не облупилась.
      — Еще бы! Эту малышку хоть танком дави. Такие машины для местных не производят. Она больше подходит для ближневосточных дипломатов, оружейных баронов и нарко-королей.
      — Думаешь, она из таких? — тихо переспросил коротышка. Я пригнулась.
      — Ха, — ответил тот, что повыше. — Все возможно. Представить не могу, зачем кому-то понадобилось стекла защищающие от прямого попадания ракеты и почти 2 тонны брони на машине. Наверное, направляется куда-то в опасные места.
      Броня. Две тонны брони. И защита от прямого ракетного попадания? Прелестно. Куда пропали обычные — пуленепробиваемые стекла?
      Ну, хоть немного смысла во всем этом было — если у вас странное чувство юмора.
      Не то чтобы я не предвидела, что Эдвард выжмет по максимуму из нашей с ним сделки, я прекрасно понимала, он даст мне гораздо больше, чем я могу отдать взамен. Я согласилась, что он заменит мой грузовик, когда тот совсем умрет, даже не ожидая, что этот момент наступит так скоро. Когда мне пришлось признать, что мой грузовик превратился в неподвижный памятник классическому «шевроле» рядом с домом, я знала, что его идея заменить — нужна была чтобы смутить меня. Мне пришлось пережить постоянные взгляды и пересуды. По поводу этого всего я оказалась права. Но даже в самых страшных кошмарах, я не предвидела, что он подарит мне две машины.
      Машин «до». Он сказал, что взял ее в кредит и что вернет ее после свадьбы. Что за ерунда?
      До сегодняшнего дня я не понимала, в чем тут был смысл.
      Ха-ха. Потому что я хрупкий человечек и склонна ко всяким аварийным случайностям, понятное дело, мне нужна была противотанковая машина. Весело. Уверена, он и его братцы еще долго ржали за моей спиной.
      «Или может, всего лишь намек на „может“, — нашептывал мне тихий внутренний голос. — это не шутка, глупенькая. Может он на самом деле просто переживает».
      Эдвард не в первый раз слишком буквально относился к моей защите.
      Я вздохнула.
      Машину «после», я еще не видела. Она была спрятана под покрывалом в самом дальнем углу гаража Калленов. Знаю, что многие уже подглядели бы, но я не хотела знать.
      На той машине, наверное, не будет брони, после медового месяца она мне уже не будет нужна. Я очень ждала, когда стану практически неуязвима. Стать членом семьи Калленов это не только дорогие машины и кредитные карты, но еще нечто гораздо лучше.
      — Эй, — прокричал высокий, мне в стекло. — Мы закончили. Большое спасибо!
      — Не за что, — ответила я, и сосредоточенно завела машину и нажала педаль — нежно-нежно — вниз…
      Не важно, сколько раз я проезжала по знакомой дороге, все никак не могу перестать замечать смытые дождем объявления. Каждое, приклеенная к столбу или дорожному знаку, была снова пощечина. Заслуженная пощечина.
      Я снова погрузилась в думы, от которых меня так резко прервали раньше. На этой дороге невозможно было от них удержаться. Только не там, где картинка с моим любимым механиком появлялась с регулярными интервалами.
      Мой лучший друг. Мой Джейкоб.
      «ВЫ ВИДЕЛИ ЭТОГО МАЛЬЧИКА?» — эти объявления вовсе не отец Джейкоба придумал. Это мой папа, Чарли, напечатал их и расклеил по всему городу. И не только в Форкс, но и в Порт Анжелес, и в Секьюим и Хокьюим, и в Абердине и в каждом городе Олимпийского полуострова…
      В каждом полицейском участке весело это объявление, папа позаботился. В его участке была целая доска для сведений о Джейкобе. К папиному разочарованию и расстройству, доска была почти пуста.
      Больше всего мой отец расстраивался не из-за отсутствия информации о Джейкобе. Его расстраивал его лучший друг и отец Джейкоба Билли.
      Билли не пытался искать своего шестнадцатилетнего «беглеца». Билли отказывался лепить объявления в Ла Пуш, в резервации на берегу, в доме Джейкоба. Когда сбежал Джейкоб, он словно расписался в собственном бессилии, будто ничего не мог поделать. По его словам:
      — Джейкоб уже взрослый. Он вернется, если захочет.
      И папа злился на меня, что я приняла сторону Билли.
      Я тоже не стала клеить объявления. Потому что и я и Билли примерно знали, где находится сейчас Джейкоб, и знали, что никто не видел этого «мальчика».
      Объявления, снова вызвали большой ком в горле, привычные слезы в глазах, и я была рада, что Эдвард в эту субботу охотился. Если он увидел бы мою реакцию, он почувствовал бы себя ужасно.
      Конечно, в субботе были недостатки. Я медленно повернула на нашу улицу, и увидела, что папина машину уже на месте. Сегодня он снова пропустил рыбалку.
      Значит, позвонить из дома я не смогу. Но позвонить было просто необходимо…
      Я припарковала машину около «скульптуры» своему «шевроле» и достала из бардачка мобильный телефон, который на всякий случай дал мне Эдвард. Я набрала номер, на всякий случай, держа палец на кнопке «отбой». Просто так, на всякий случай.
      — Алло? — ответил Сэт Клирвотер, и я вздохнула с облегчением. Я слишком трусила, чтобы разговаривать с его старшей сестрой Леа. В ее устах фраза «откушу тебе голову», не была художественным приукрашиванием.
      — Привет, Сэт. Это Белла.
      — О, здарова, Белла! Ты как?
      «Ужасно. Жду, что ты меня успокоишь» — пронеслось в моей голове.
      — Отлично.
      — Хочешь узнать новости?
      — Ты ясновидящий.
      — Ерунда. Я не Элис — ты предсказуема, — пошутил он. Среди Квильютской стаи, в Ла Пуш, только Сэт мог так спокойно упоминать имя кого-то из Калленов, никто из вервольфов не мог шутить про мою всевидящую золовку.
      — Я знаю. — минута молчания. — Как он?
      Сэт вздохнул.
      — Как обычно. Не разговаривает, хотя мы знаем, что он нас слышит. Знаешь, он старается не думать как человек. Следует инстинктам.
      — Ты знаешь, где он сейчас?
      — Где-то в северной части Канады. Конкретнее сказать не могу. Он не обращает внимание на государственные границы.
      — Ни намека на его…
      — Нет, он не вернется, Белла. Прости.
      Я сглотнула.
      — Окей, Сет. Понятно. Я очень хочу, чтобы он вернулся.
      — Ага. Все мы тут хотим.
      — Спасибо, что рассказываешь, Сэт. Знаю, что остальные не очень довольны этим.
      — Ну, скажем, они не самые большие твои поклонники, — весело согласился он. — Фигня это, как я думаю. Джейкоб сделал свой выбор, а ты сделала свой. Джейк не в восторге от их настроений. Правда, он не слишком рад и тому, что ты интересуешься им.
      Я задержала дыхание.
      — Я думала, он с тобой не разговаривает?
      — Он не может скрыть свои чувства от нас. Хотя и старается.
      Значит, Джейкоб знает, что я переживаю. Не уверена в своих чувствах по этому поводу. Ну что ж, пусть он хоть знает, что я не забыла его окончательно. Наверное, он думал, что я способна на такое — с глаз долой из сердца вон.
      — Надеюсь, я увижу тебя на … свадьбе, — сказала я, чуть скрипнув зубами на последнем слове.
      — Ага, я и мама придем. Классно что ты нас пригласила.
      Я улыбнулась его энтузиазму. Хотя, идея пригласить Клирвотеров принадлежала Эдварду, я была рада, что он придумал это. Если придет Сэт — будет хорошо — связь, хоть и тонкая, с моим шафером.
      — Без тебя, будет совсем не то.
      — Передавай Эдварду привет.
      — Конечно.
      Я тряхнула головой. Дружба между Эдвардом и Сэтом все еще пугала меня. Хотя это было доказательством того, что это реально. Что вервольфы и вампиры могут прекрасно общаться друг с другом, если захотят.
      Не все радовались такой возможности.
      — Эх, — сказал Сэт понизив голос. — Леа приперлась.
      — Понятно. Пока!
      Сэт положил трубку. Я оставила мобильный на сидении. Теперь нужно было морально подготовиться к встрече с ожидающим меня дома Чарли.
      Мой бедный папа, у него сейчас столько забот.
      «Сбежавший» Джейкоб был соломинкой, в грузе всех папиных проблем. Он сильно переживал за меня, свою едва достигшую совершеннолетия дочь. Которая совсем скоро станет замужней дамой. Всего через несколько дней.
      Я медленно шла под не очень сильным дождем, вспоминая тот вечер, когда мы с Эдвардом рассказали ему…
      Как только послышался звук подъезжающей машины Чарли, кольцо внезапно потяжелело, будто стало весить сто килограмм. Мне хотелось спрятать руку, сунуть ее в карман, или сесть на нее, но Эдвард крепко держал ее, выставив вперед, в своей прохладной крепкой хватке.
      — Белла, перестань волноваться. Пожалуйста, изволь вспомнить, ты не в убийстве будешь признаваться.
      — Легко тебе говорить.
      Я прислушивалась к зловещему звуку отцовских ботинок топающих по тротуару. Ключ повернулся в уже открытой двери. Звук напомнил мне тот момент в кино, когда жертва соображает, что забыла закрыть дверь на замок…
      — Белла, успокойся. — прошептал Эдвард, прислушиваясь к моему учащенному сердцебиению. Дверь распахнулась и ударилась о стену, я вздрогнула.
      — Привет, Чарли, — совершенно спокойно произнес Эдвард.
      — Нет! — прошипела я сквозь зубы.
      — Что? — прошептал Эдвард в ответ.
      — Подождем, пока он снимет оружие!
      Эдвард усмехнулся и свободной рукой провел по своим взлохмаченным бронзовым волосам.
      Чарли появился из-за угла, все еще в униформе, все еще с пистолетом, он попытался не кривиться, заметив нас вдвоем на кресле. В последнее время, он старательно пытается относится к Эдварду получше. Похоже, сегодняшнее признание, убьет эти попытки на корню.
      — Привет, ребята. Как делишки?
      — Мы хотели поговорить с тобой, — сказал Эдвард. — У нас — хорошие новости.
      Выражение лица Чарли моментально переменилось из натянутого дружелюбия в черное подозрение.
      — Хорошие новости? — рыкнул Чарли, глядя прямо на меня.
      — Папа, присядь.
      Он приподнял бровь, секунд пять глядел на меня, протопал к креслу, и, держа спину прямо присел на самый край.
      — Папа, не принимай так близко к сердцу, — произнесла я, после затянувшегося молчания. — Все в порядке.
      Эдвард скорчил гримасу, и я поняла — это его реакция на слово «в порядке». Он употребил бы нечто типа «прекрасно», «отлично» или «замечательно».
      — Конечно, Белла, именно так. Если все так классно, почему ты потеешь?
      — Я не потею, — соврала я и отвернулась от его хмурого лица. Обернувшись к Эдварду я провела правой рукой по лбу, убирая доказательства.
      — Ты беременна! — взорвался Чарли. — Ты беременна, да?
      Хоть сам вопрос и предназначался мне, теперь Чарли свирепо мерил Эдварда взглядом, и могу поклясться, я видела, как его рука дернулась к пистолету.
      — Нет! Конечно, я не беременна! — мне хотелось ткнуть Эдварда локтем под ребро, но я знала, что толку от этого не будет никакого, только синяк себе заработаю. Я ведь предупреждала Эдварда, что люди сразу же решат именно так! Какая еще может быть причина, чтобы выходить замуж в восемнадцать лет? (Его ответ заставил меня выпучить глаза от удивления, он ответил: «Любовь». Ага, конечно.) Чарли перестал свирепо сверкать глазами. Обычно по моему лицу было очень просто понять, когда я говорю правду, и он поверил мне.
      — О. Прости.
      — Извинения приняты.
      Долгая пауза. Через некоторое время, я догадалась, что они ждут от меня речи. В полном ужасе, я посмотрела на Эдварда. Слов у меня не получалось, я просто не могла ничего сказать. Он улыбнулся мне, расправил плечи и повернулся к моему отцу.
      — Чарли, я все перепутал. По традиции, первым мне следовало спросить тебя. Так получилось, и я вовсе не хотел демонстрировать тебе свое неуважение, но так как Белла уже сказала мне «да» и я не хочу лишать ее выбора в этом вопросе. Так что, вместо ее руки я прошу твое благословение. Чарли, мы собираемся пожениться. Я люблю ее больше всего на свете, больше жизни, и по чудесному совпадению, она разделяет мои чувства. Ты благословишь нас?
      Он говорил так уверенно, так спокойно. Всего на долю секунды, прислушиваясь к абсолютной уверенности в его голосе, я испытала редкий момент понимания. Я моментально увидела, как окружающие воспринимают его. За один удар сердца, эта новость обрела смысл.
      И тут я обратила внимание на Чарли, он смотрел на мое кольцо.
      Я перестала дышать, пока его лицо меняло цвет — бледность сменилась краснотой, краснота фиолетовым оттенком, фиолетовый сменился синим, я уже поднялась к нему — не знаю, что именно я собиралась делать, может прием Хеймлиха применить, вдруг папа подавился чем-то, но Эдвард сжал мне руку и тихо так, что только я его слышала, прошептал:
      — Дай ему время.
      В этот раз тишина продолжалась дольше. И вот, постепенно, к Чарли вернулся его обычный цвет лица. Он поджал губы и нахмурился, это означало — «глубокая задумчивость». Он долго смотрел на нас, и я почувствовала как рядом расслабился Эдвард.
      — Вообще-то я не очень и удивлен, — пробурчал Чарли. — Я знал, что скоро придется с чем-то подобным разбираться.
      Я облегченно выдохнула.
      — Ты уверена? — спросил Чарли, буравя меня взглядом.
      — Насчет Эдварда, на все сто процентов, — ответила я уверенно.
      — Замуж? Что за спешка? — он снова с подозрением прищурился.
      Спешка из-за того, что я с каждым ужасным днем приближалась к своим девятнадцати годам, а Эдвард замер в своих прекрасных семнадцати. В принципе, не то чтобы этот факт в моей записной книжке означал свадьбу, но брак был необходим из-за некоторых деликатных и запутанных договоров между мной и Эдвардом, чтобы добраться до основной моей цели. Последняя ступень перед бессмертием.
      Кое-что я не могла прямо рассказать Чарли.
      — Чарли, мы вместе едем в Дартмут осенью, — напомнил Эдвард. — Я просто хочу сделать все правильно. Так меня воспитали. — пожал он плечами.
      Он вовсе не преувеличил, во время Первой Мировой Войны мораль была другой.
      Чарли скривил рот. Искал к чему бы прицепиться и возразить. Но что он мог сказать? «Поживите сначала в грехе?» Он был отцом и у него были связаны руки.
      — Я так и знал, — пробурчал он хмуро себе под нос. Потом, внезапно его лицо лишилось всяких эмоций.
      — Папа? — спросила я взволнованно. Я глянула на Эдварда, но не смогла прочесть его реакцию, его лицо, как и лицо Чарли ничего не выражало.
      — Ха! — взорвался Чарли. Я подскочила на месте. — Ха, ха, ха!
      Я недоверчиво смотрела на Чарли, он зашелся от смеха, весь трясся от хохота.
      Я ждала, что Эдвард мне переведет, но его губы были крепко сжаты, словно и он сам пытался сдержать смех.
      — Окей, отлично, — смог проговорить Чарли. — Женитесь. — И снова зашелся в приступе смеха.
      — Но…
      — Но, что? — спросила я.
      — Но ты сама расскажешь все маме! Я ни слова не скажу Рене! Оставляю это право за тобой! — загоготал он.
      Улыбаясь, я помедлила перед тем как позвонить в дверь. Конечно, тогда меня ужасно испугали его слова. Ужасный ультиматум — рассказать Рене. Ранние браки в ее черном списке стоят выше чем даже сварить щенков живьем.
      Кто мог предвидеть ее ответ? Только не я. И не Чарли. Может быть Элис, но тогда я не догадалась спросить у нее.
      — Ну, Белла, — сказала Рене после того как я заикаясь выдавила невозможные слова: «Мам, я вхожу замуж за Эдварда». — Я немного оскорблена, что ты так долго тянула с этим признанием. Билеты на самолет дорожают каждую неделю. Ох… — взволнованно закончила она. — Как думаешь, Филу к тому времени снимут гипс? Он испортит фото, если не будет одет в смокинг…
      — Погоди. Мама, — удивленно заметила я. — Что ты имеешь в виду, ждала так долго? Я только что об-об… — я не смогла выдавить слово «обручилась». — все устроила, буквально сегодня.
      — Сегодня? Правда? Удивительно. Я предполагала…
      — Что ты предполагала? Когда ты предположила?
      — Тогда, когда ты навещала меня в апреле, все кажется уже было решено, если ты понимаешь о чем я. Ты не умеешь ничего скрывать, милая. Но тогда я ничего тебе не сказала, потому что ничего хорошего из этих разговоров не вышло бы. Ты так похожа на Чарли. — вздохнула она обреченно. — Когда ты что-то решишь, спорить с тобой бесполезно. Конечно, точно как Чарли, ты всегда выполняешь свои обещания.
      — Ты не повторяешь мои ошибки. Белла. Ты испугана, глупышка, и кажется, ты боишься меня, — Рене засмеялась. — Боишься, что я подумаю. И я знаю, что наговорила много всего о замужестве и глупости — и я вовсе не беру свои слова обратно — но ты должна понимать, что все что я говорила, больше всего подходит мне. Ты совершенно другой человек. Ответственность для тебя не проблема. Ты справишься с этой работой лучше многих сорокалетних моих знакомых. — Рене снова рассмеялась. — Моя маленькая взрослая девочка. К счастью, кажется, ты нашла вторую взрослую душу…
      — Ты не … злишься? Ты не думаешь, что я совершаю огромную ошибку?
      — Ну, конечно, я хотела бы, чтобы вы подождали еще пару лет. То есть, неужели я уже так стара, что похожа на тещу? Не отвечай. Сейчас разговор не обо мне, а о тебе. Ты счастлива?
      — Я не знаю. Сейчас я словно парю отдельно от своего тела.
      Рене хихикнула.
      — Ты с ним счастлива, Белла?
      — Да, но…
      — Ты захочешь еще кого-то когда-нибудь?
      — Нет, но…
      — Тогда, что?
      — Но, разве ты не собираешься сказать, что я говорю как любой другой увлеченный подросток?
      — Милая, ты никогда не была подростком. Ты сама знаешь, что лучше для тебя.
      Последние несколько недель Рене с головой окунулась в свадебные приготовления. Она часами разговаривала с матерью Эдварда Эсме по телефону. Проблем в общении между новыми родственниками не было. Рене обожала Эсме, но потом, я подумала, а кто сможет устоять перед моей очаровательной почти-свекровью.
      Мне стало полегче. Семья Эдварда и моя семья вместе занялись приготовлением церемонии, мне не пришлось ни делать, ни знать, ни напрягаться ни думать слишком много о будущей свадьбе.
      Чарли рвал и метал, конечно, но что самое прелестное, он был зол вовсе не на меня. Предательницей оказалась Рене. Он рассчитывал на ее поддержку, как на тяжелую артиллерию. Что он мог сделать сейчас, когда его последняя угроза — рассказать маме — лопнула? Ему нечем было крыть, и он это знал. Так что, он шатался по дому, и что-то бурчал о том, что в этом мире больше нельзя никому доверять…
      — Пап? — позвала я, когда открыла дверь. — Я пришла.
      — Погоди, Беллс, стой на месте.
      — Чего? — спросила я, и машинально подчинилась.
      — Дай секундочку. Больно. Элис, ты меня уколола.
      Элис!?
      — Прости. Чарли. — ответил испуганный голосок Элис. — Как он?
      — Я его закапаю кровью.
      — Ты в порядке. Даже не поцарапался — поверь мне.
      — Что происходит? — спросила я, так и замерев на пороге.
      — Тридцать секунд, Белла. Пожалуйста. — сказала Элис. — Твое терпение будет вознаграждено.
      — Угу, — добавил Чарли.
      Я, нервно стуча каблуками, сосчитала каждый удар, прежде чем вошла в гостиную.
      — Ух, ты — поразилась я. — Хм, папа, не слишком ли ты …
      — Глупо выглядишь? — перебил меня Чарли.
      — Я думала скорее «благопристойно».
      Чарли покраснел. Элис взяла его под локоть и медленно заставила его пройтись кругом, демонстрируя светло серый смокинг.
      — Элис, хватит. Я выгляжу идиотом.
      — Человек одетый под моим чутким руководством никогда не будет выглядеть идиотом.
      — Папа, она права. Ты выглядишь потрясающе! Что за повод?
      Элис закатила глаза.
      — Это последняя примерка. Для вас обоих.
      Я отвела взгляд от непривычно элегантного Чарли и заметила белый пакет, аккуратно разложенный на софе.
      — А-А-А.
      — Иди-ка в свое счастливое местечко, Белла. Все пройдет быстренько.
      Я втянула воздуха побольше и закрыла глаза. Так с закрытыми глазами я поднялась к себе. Разделась до нижнего белья и вытянула руки.
      — Будто я стану забивать тебе бамбуковые щепки под ногти, — бормотала Элис, следуя за мной.
      Я не обращала на нее внимания. Я была в своем счастливом месте.
      В моем счастливом месте, вся свадебная суета уже позади и успешно забыта.
      Мы были одни, я и Эдвард. Место было неопределенным и постоянно менялось — это был то туманный лес, то закрытый облаками город, а то арктическая ночь — потому что Эдвард держал в секрете, где будет проходить наш медовый месяц, хотел сделать мне сюрприз. Но я не очень то волновалась по поводу того, где именно, будет проходит наш медовый месяц.
      Эдвард и я были вместе, я полностью исполнила свою часть обещания. Я вышла за него замуж. Это самое важное. Но еще я приняла все его возмутительные подарки и записалась, правда все равно бесполезно, посещать Дартмутский колледж осенью. Теперь была его очередь.
      Прежде чем он обратит меня в вампира — его большое обещание — он должен кое-что исполнить.
      Эдвард так переживает о всем человеческом что я потеряю, у него мания на этот счет, он не хочет чтобы я что-то упустила из человеческих ощущений. Но я настаивала только на одном человеческом ощущении. Конечно же, это было то самое, о чем, по его мнению, мне лучше было забыть.
      Вот в чем дело, я знаю, какой именно я стану, когда все закончится. Я видела новорожденных вампиров своими собственными глазами, и я слышала рассказы своих будущих родственников о их диких юных деньках. Несколько лет, большая часть моего сознания будет постоянно испытывать «жажду». Пройдет некоторое время, прежде чем я снова стану собой. И даже тогда, когда я научусь контролировать себя, никогда уже не смогу чувствовать так, как чувствую и ощущаю сейчас — страстно влюбленной человеческой девушкой.
      Я хотела испытать все ощущения. Прежде чем обменяю свое теплое, хрупкое, управляемое гормонами тело на что-то красивое, сильное… и неизвестное. Я хотела настоящий медовый месяц с Эдвардом. И, несмотря на опасность, которой он так боялся меня подвергнуть, он согласился попробовать.
      Я только неясно опасалась Элис, скольжения и прикосновения сатина к коже. Мне было все равно, пусть весь город обсуждает меня. Я не думала о спектакле, в котором мне совсем скоро придется сыграть. Я не волновалась, что наступлю на шлейф или засмеюсь в неподходящий момент. Не переживала, что я слишком молода или что вдруг засмущаюсь зрителей и даже не боялась пустого места, на котором должен был сидеть мой лучший друг.
      В своем счастливом месте я была наедине с Эдвардом.

      — Я уже скучаю по тебе.
      — Мне не обязательно уходить. Я могу остаться…
      — М-м-м.
      Какое-то время тишину нарушали лишь стук моего сердца, сбивчивый ритм неровного дыхания и шепот наших синхронно двигающихся губ. Иногда так легко забыть, что я целуюсь с вампиром. Не потому, что он казался обыкновенным человеком — ни на секунду я не забывала, что обнимала ангела, а не мужчину — но он так по-особенному целовал мои губы, лицо и горло, это были непередаваемые ощущения. Он утверждал, что уже давно переборол искушение, которое вызвала у него моя кровь. Одна только мысль, что он может потерять меня, вылечила его от этой жажды. Но я знаю, запах моей крови все равно до сих пор причинял ему боль — все еще обжигает ему горло изнутри, словно он вдыхает языки пламени.
      Я открыла глаза, и оказалось, что он тоже смотрит на меня. Не понимаю его, когда он так смотрит на меня. Можно подумать, что я ценный приз, и победитель он, а не я.
      Наши взгляды встретились; его золотые глаза были так глубоки, что мне показалось — я могу разглядеть в них его душу. Глупо, но этот факт — существование его души — всегда подвергался сомнению. Несмотря на то, что он вампир, у него была самая прекрасная душа, еще прекраснее, чем выдающийся ум, несравненное лицо или великолепное тело.
      Он смотрел на меня так же, словно видел мою душу, и кажется, остался доволен зрелищем.
      Он мог читать мои мысли у кого угодно, но не у меня. Кто его знает почему, но какой-то странный дефект в моем мозгу, подарил мне иммунитет ко всем сверхъестественным и страшным вещам, которые способны творить некоторые бессмертные. (Лишь мой разум был неподвластен им, но некоторые вампиры, не разделявшие взглядов Эдварда, вполне могли причинить вред моему телу). Но я была очень обязана этому дефекту, благодаря которому мои мысли оставались в секрете. Даже подумать стыдно о возможной альтернативе.
      Я снова притянула его лицо к себе.
      — Однозначно, я остаюсь, — секунду спустя пробормотал он.
      — Нет, нет. Это твой мальчишник. Ты должен пойти. — Я произносила эти слова, а сама запустила правую руку в его бронзовые волосы, и крепче прижала другую к его пояснице. Он нежно провел по моему лицу прохладными пальцами.
      — Мальчишники устраивают для тех, кому горько видеть, как проходят последние холостяцкие дни. Я же с нетерпением жду, когда закончатся дни моего одиночества. Так что, нет смысла.
      — Действительно, — выдохнула я на его по-зимнему холодную кожу на шее.
      Это было почти как в моем счастливом месте. Чарли в своей комнате спал беспробудным сном, значит, мы были практически одни. Мы лежали, обнявшись на моей маленькой кровати, тесно прижавшись, насколько это позволял толстый плед, в который я была укутана словно в кокон. Ненавижу одеяло, но романтический момент может быть испорчен, если у меня застучат зубы. Если я включу обогреватель в августе месяце, Чарли это наверняка заметит…
      По крайней мере, раз уж мне пришлось укутаться, то рубашка Эдварда лежала на полу. Я так никогда и не перестану восторгаться его прекрасным телом — белое, прохладное, словно отполированное мраморное изваяние. Я восхищенно провела рукой по его каменной груди и плоскому животу. По его телу пробежала легкая дрожь, и его рот снова нашел мои губы.
      Я осторожно кончиком языка прикоснулась к его губам, гладким словно стекло, и он вздохнул. Его сладкое дыхание — холодное и приятное — окутало мое лицо.
      Он начал отстранятся — это непроизвольная реакция возникает всякий раз, когда он думает что заходит слишком далеко, это рефлекс, срабатывающий всякий раз, когда он больше всего на свете хотел бы не останавливаться. Эдвард большую часть своей жизни провел, отказывая себе в любых физических удовольствиях. Я знала, ему страшно изменить эти привычки.
      — Погоди, — произнесла я, обняла его за плечи и прижалась ближе. Высвободила ногу и обвила его за талию. — Повторенье — мать ученья.
      Он усмехнулся.
      — Ну, тогда мы уже должны быть профессионалами в этом деле, не так ли? Тебе за последний месяц удалось хоть раз выспаться?
      — Но это генеральная репетиция, — напомнила я ему, — и к тому же, мы репетировали только кое-какие сцены. Тут нельзя оплошать.
      Я подумала, что он рассмеется, но он не ответил, а его тело замерло в каком-то внезапном напряжении. Расплавленное золото в его глазах, кажется, затвердело.
      Я вспоминала свои слова и пыталась понять, что он мог в них услышать.
      — Белла…, - прошептал он.
      — Не начинай все сначала, — сказал я. — Сделка есть сделка.
      — Я не знаю, мне сложно сосредоточиться, когда ты вот так рядом. Я … я не могу мыслить здраво. Я не смогу контролировать себя. Ты можешь пострадать.
      — Со мной все будет хорошо.
      — Белла…
      — Ш-ш! — я прижалась губами к его губам, чтобы остановить этот приступ паники. Я уже слышала такое раньше. Ему не отменить наш договор. Только не после того, как сначала настоял на свадьбе.
      Какое-то время он целовал меня в ответ, но могу сказать, что прежнего рвения в нем уже не чувствовалось. Волнуется, всегда переживает. Что будет, когда ему больше не придется переживать за меня? Что он станет делать с этим свободным временем? Ему придется придумать себе новое хобби.
      — Как твои ноги? — спросил он.
      Зная, что он говорит это не буквально, я ответила:
      — Теплые, аж подрумянились. (*здесь идет речь о поговорке, у невесты от страха ноги замерзают).
      — Правда? И никаких сомнений? Еще не поздно передумать?
      — Ты собираешься меня бросить?
      Он тихо рассмеялся.
      — Просто хочу убедиться. Не хочу, чтобы ты что-то делала, не будучи в этом уверена.
      — Я уверена в тебе. Все остальное я смогу пережить.
      Он снова задумался, а я решила, что лучше бы мне заткнуть себе пяткой рот.
      — Сможешь? — тихо переспросил он. — Я не про свадьбу — я уверен, ее ты переживешь, несмотря на все твои сомнения — я про то, что произойдет после… как же Рене, и Чарли?
      Я вздохнула.
      — Мне будет их не хватать. — Я буду тосковать по ним даже сильнее, чем они по мне, но я не хотела подливать масла в огонь.
      — Анжела и Бен, и Джессика, и Майк.
      — Мне будет не хватать моих друзей, — улыбнулась я в темноте. — Особенно Майка. О, Майк! Что же мне без тебя делать?
      Эдвард зарычал.
      Я засмеялась, но быстро посерьезнела.
      — Эдвард, мы переливаем из пустого в порожнее, снова и снова. Я знаю, что будет тяжело, но это именно то, чего я хочу. Я хочу тебя, и хочу тебя навсегда. Одной жизни, мне будет просто слишком мало.
      — Навечно остаться восемнадцатилетней, — прошептал он.
      — Воплощение мечты каждой женщины, — подразнила я.
      — Навсегда без изменений… без движения вперед.
      — Что это значит?
      Он медленно ответил:
      — Помнишь, как мы рассказали Чарли, что собираемся пожениться? И он решил, что ты… беременна?
      — Он хотел тебя застрелить, — со смехом угадала я. — Признайся, какую-то секунду, он на самом деле об этом подумал.
      Эдвард не ответил.
      — Что такое, Эдвард?
      — Я хотел бы… в общем, я хотел бы, чтобы он оказался прав.
      — Уф, — выдохнула я.
      — Больше всего я хочу, чтобы был какой-то способ, и Чарли оказался прав. Чтобы у нас была такая возможность. Мне ненавистна мысль, что я лишаю тебя этого.
      Мне понадобилась минута и я ответила:
      — Я знаю, что делаю.
      — Белла, откуда ты можешь это знать? Посмотри на мою мать и сестру. Не так-то просто пожертвовать этим, как тебе кажется.
      — Эсме и Розали прекрасно справляются. Если такая проблема возникнет, потом, мы можем поступить как Эсме, мы усыновим…
      Он вздохнул и тут его голос стал жестоким:
      — Это не правильно. Я не хочу, чтобы ты жертвовала ради меня. Я хочу отдавать, а не отбирать. Я не хочу красть твое будущее. Будь я человеком…
      Я закрыла ему рот своей рукой.
      — Ты мое будущее. А теперь остановись. Перестань хандрить или я позвоню твоим братьям, чтоб они забрали тебя. Похоже, что мальчишник тебе просто необходим.
      — Прости меня. Я хандрю, да? Наверное, это нервы.
      — А твои ноги не замерзли?
      — Не в этом смысле. Я целый век ждал, чтобы женится на вас, мисс Свон. Я с нетерпением жду свадебной церемонии… — он замолк на полуслове. — О, ради всего святого!
      — Что случилось?
      Он сжал зубы.
      — Братьям звонить не придется. Очевидно, Эммет и Джаспер не позволят мне сегодня увильнуть.
      Я прижалась к нему на одну секунду, а потом отпустила. У меня не было никакого желания играть с Эмметом в перетягивание каната.
      — Повеселись.
      От окна раздался противный звук — кто-то специально царапал по стеклу стальными ногтями, рождая ужасно неприятный, зубодробильный скрежет. Меня передернуло.
      — Если ты не отдашь нам Эдварда, — угрожающе прошипел невидимый в ночи Эммет. — То мы придем за ним сами!
      — Иди, — засмеялась я. — Пока они не разрушали дом.
      Эдвард закатил глаза, но встал на ноги одним плавным движением, и вторым движением его рубашка уже была на нем. Он склонился ко мне и поцеловал в лоб.
      — Ложись спать. Завтра у тебя важный день.
      — Спасибо, что напомнил! Теперь я окончательно упокоилась.
      — Встретимся у алтаря.
      — Я буду в белом.
      Я улыбнулась тому, как буднично я это произнесла.
      Он сказал, с легким смешком:
      — Очень убедительно.
      Тут он резко пригнулся, мышцы напряглись, готовясь к прыжку, и он исчез. Выскочил в окно, слишком быстро, чтобы мои глаза смогли заметить.
      Снаружи раздался приглушенный удар и проклятья Эммета.
      — Смотрите мне, чтобы никаких опозданий, — тихо проговорила я, зная, что они услышат.
      Тут в моем окне возник Джаспер, его медовые волосы серебрились в слабом свете затянутой облаками луны.
      — Не волнуйся, Белла. Мы доставим его домой во время.
      Я внезапно почувствовала спокойствие, и все мои приступы растерянности потеряли смысл и важность. Как и Элис с ее необъяснимыми точными предсказаниями, Джаспер, по своему, тоже был одарен талантом. Стихия Джаспера — настроения, а не будущее, и невозможно было сопротивляться чувствам, которые он мог вам внушить.
      Все еще закутанная в одеяло, я неловко села.
      — Джаспер? А как вампиры проводят мальчишники? Вы ведь не поведете его в стриптиз клуб?
      — Ничего ей не рассказывай! — прорычал Эммет снизу. Раздался еще один удар, и Эдвард тихо рассмеялся.
      — Успокойся, — ответил мне Джаспер — и я его послушалась. — У нас Калленов, будет своя версия. Просто несколько кугуаров, да парочка гризли. Обыкновенная ночная вылазка.
      Я подумала, смогу ли когда-нибудь так же непринужденно говорить о «вегетарианской» вампирской диете.
      — Спасибо, Джаспер.
      Он подмигнул мне и пропал из виду.
      Снаружи царила тишина. Через стену доносились приглушенный храп Чарли.
      Я улеглась на подушку, и мне захотелось спать. Из-под отяжелевших век, я смотрела на стены моей маленькой комнатки, выцветшей в лунном свете.
      Последняя ночь в моей комнате. Последняя ночь Изабеллы Свон. Завтра вечером я стану Беллой Каллен. Хотя все свадебное испытание, казалось мне большой занозой, должна признаться, что мне нравилось как звучит мое будущее имя.
      Ожидая прихода сна, я позволила себе немного помечтать. Но, через несколько минут, я почувствовала возросшее беспокойство, тревога скрутилась где-то в животе и неудобно улеглась там. Без Эдварда кровать казалось слишком мягкой и слишком теплой. Джаспер был уже далеко, и все спокойные, расслабляющие ощущения пропали вместе с ним.
      Завтра будет очень длинный день.
      Я подозревала, что большинство моих страхов — глупости, и я просто должна была перебороть их. Внимание — это неизбежная часть жизни. Я не смогу вечно сливаться с окружающим пейзажем. Однако, у меня была парочка особенных переживаний, и они были самой настоящей проблемой.
      Во-первых, это шлейф моего платья. Элис позволила своему художественному вкусу одержать победу над практичностью, и теперь я не могла вообразить как я смогу пройти по лестнице в доме Калленов на каблуках и с шлейфом. Нужно было тренироваться.
      Второе — это список гостей.
      Семья Тани, клан Денали, прибудут перед церемонией.
      Было бы оскорблением приглашать семью Тани в одну комнату с нашими гостями из Квильетской резервации, отцом Джейкоба и всеми Клируотерами. Среди Денали не было поклонников оборотней. А Ирина, сестра Тани, вообще не придет на свадьбу. Она все еще была преисполнена местью к оборотням за то, что они убили ее друга Лорана (в тот самый момент, когда он собирался убить меня). Благодаря этой затаенной обиде, Денали не стали помогать семье Эдварда в тяжелый момент. Когда на нас напала орда новообращенных вампиров, нам помогли волки. Неожиданный альянс с Квильетскими волками спас всем нам жизни.
      Эдвард заверил меня, что Денали вблизи Квильетов это не опасно. Таня и вся ее семья — кроме Ирины — чувствовали себя ужасно виноватыми за отступничество. Договор с оборотнями малая цена за ошибку, и эту цену они согласны были заплатить.
      Это все важные проблемы. Была еще одна маленькая проблемка: моя неуверенность в себе.
      Я никогда раньше не видела Таню, но была уверена, что встреча с ней не будет праздником для моего эго. Давным-давно, неверное еще до моего рождения, она заигрывала с Эдвардом — нет, я вовсе не обвиняю ее или кого-то еще в желании обладать им. И все равно, она будет прекрасна от и до. Хотя Эдвард однозначно — или по непонятной причине — предпочитал меня, я все равно не удержусь от сравнений.
      Я чуть-чуть поворчала, пока Эдвард, который знал эту мою слабость, не урезонил меня и не заставил почувствовать себя виноватой:
      — Мы это самое близкое, что у них есть из семьи, Белла, — напомнил он мне. — Они до сих пор ощущают себя сиротами, понимаешь? Даже спустя столько времени.
      Я представила это и перестала хмуриться.
      Теперь у Тани была большая семья, почти такая же большая как семья Калленов. Их было пятеро: Таня, Кейт и Ирина, к ним, почти так же как когда-то к Калленам присоединились Элис и Джаспер, присоединились Кармен и Елезар, всех их связывало желание жить более мирно, чем другие вампиры.
      Несмотря на такую компанию, Таня и ее сестры были все еще одиноки. До сих пор в трауре. Потому что, очень много лет назад у них тоже была мать.
      Могу представить какую рану оставила эта утрата, даже спустя тысячи лет. Я попыталась представить семью Калленов без их создателя, их центра, и их предводителя — их отца, Карлайла. И я не смогла даже представить.
      В один из вечеров, когда я допоздна засиделась у Калленов дома, Карлайл рассказал мне историю Тани. Я старалась научиться как можно большему, подготовиться как можно лучше к избранному мной будущему. История матери Тани была одна из многих, причинно-следственная связь, иллюстрирующая одно из правил которое мне нужно будет знать, когда я присоединюсь к бессмертному Миру. Только лишь одно правило, вернее — один закон, имеющий под собой тысячу пунктов — Хранить тайну.
      Хранить тайну это значит много — жить не вызывая подозрений как Каллены, переезжать с места на место прежде чем люди заметят что они не стареют. Или же вообще не попадаться людям на глаза — разве что приходить поесть — так жили кочевники типа Джеймса и Виктории, и живут до сих пор друзья Джаспера Питер и Шарлотта. Это означает контроль над любым созданным вампиром, как случилось с Джаспером, когда он жил с Марией. И как не получилось у Виктории, с ее новообращенными.
      И это означает запрет на создание кое-каких существ, потому что некоторые создания невозможно контролировать.
      — Я не знаю, как звали мать Тани, — признался мне Карлайл, его золотые глаза, почти такого же оттенка, как и светлые волосы, наполнились грустью, вспоминая боль Тани.
      — Они никогда не говорят о ней, если можно этого избежать, никогда не вспоминают ее.
      Женщина, которая создала Таню, Кейт и Ирину — которая любила их, как я считаю — жила много лет до моего рождения, во время чумы в нашем мире, чумы бессмертных детей.
      — О чем они думали, эти древние, я даже близко не могу понять. Они создавали вампиров из людей, которые были всего лишь детьми.
      Мне пришлось сглотнуть желчь, которая накопилась в горле, когда я представила то, о чем он рассказывал.
      — Они были так прекрасны, — быстро добавил Карлайл, заметив мою реакцию. — Такие милые, такие очаровательные, даже представить сложно. Их не возможно было не любить, это происходило неосознанно.
      — Правда, их нельзя было ничему научить. Они замерли на том уровне развития, которого достигли, когда их укусили. Очаровательные двухгодовалые лопочущие детки с ямочками на щеках, способные в гневе уничтожить пол деревни. Если они испытывали голод, они кормились, и ни одно слово предостережения не могло их сдержать. Люди увидели их, пошли разговоры, страх вспыхнул как огонь в сухих щепках…
      — Мать Тани создала такого ребенка. Так же как я не понимаю других древних, так я не понимаю и ее причины. — Он глубоко вздохнул, успокаиваясь. — Конечно же, вмешались Волтури.
      Я вздрогнула, как вздрагивала всегда от звука этого имени, но, конечно же, легион итальянских вампиров — самопровозглашенная королевская знать — была центром этой истории. Нет закона, если нет наказания, нет наказания, пока нет палача. Древние Аро, Кай и Маркус правили всеми Волтури. Я лишь однажды встретилась с ними. И в это краткое знакомство, мне показалось, что Аро, с его могущественным даром читать мысли — одно единственное прикосновение и он знал все мысли когда-либо побывавшие в голове — был их настоящим лидером.
      — Волтури изучали бессмертных детей, дома в Волтерре и по всему свету. Кай решил, что юные создания были неспособны хранить наш секрет. И значит, их нужно было уничтожить.
      — Я уже сказал тебе, насколько они были прекрасны. В итоге, отчаянно сражавшиеся за них кланы были практически полностью истреблены. Резня не имела размаха южных войн на континенте, но по-своему была еще более разрушительна. Старинные семьи, древние традиции, друзья… Много было утрачено. В итоге, эта практика была пресечена.
      Бессмертные дети стали неназываемыми, табу.
      — Когда я жил с Волтури, я встречал двух бессмертных детей, так что, я лично знаю, как они выглядели. Аро уже после катастрофы виновниками которой они стали, долгие годы изучал их. Ты знаешь его пытливый ум, он надеялся, что их можно приручить. Но, в конце концов, решение было единодушным: бессмертным детям нельзя позволить существовать.
      Я уже забыла о матери сестер из Денали, когда история вновь вернулась к ней.
      — Не известно, что именно произошло с матерью Тани, — сказал Карлайл. — Таня, Кейт и Ирина ничего не знали до того самого дня, когда за ними пришли Волтури. Их мать и ее незаконное создание уже были их пленниками.
      Жизнь Тане и ее сестрам спасло неведение. Аро прикоснулся к ним и увидел их полную невиновность, так они избежали наказания вместе с матерью.
      — Никто из них никогда раньше не видел этого мальчика, даже не подозревали о его существовании. До того самого дня, когда увидели его на костре на руках их матери. Я могу только предполагать, что их мать держала все в секрете, чтобы защитить их. Но зачем она вообще создала его? Кто он такой, и что значил для нее, почему ради него она решилась нарушить самый суровый закон? Таня и остальные так никогда и не узнали ответы на свои вопросы. Но они не сомневались в виновности своей матери. И я не думаю, что они смогли ее простить.
      — Хотя Аро и заверил в непричастности Тани, Кейт и Ирины, Кай хотел сжечь и их. Виновны как соучастники. Им повезло, что в тот день Аро был милосерден. Таня и ее сестры были прощены, но на их сердцах остались незаживающие раны и очень большое почтение к закону…
      Не знаю, когда именно мои воспоминания превратились в сон. Вот я будто бы снова слушаю Карлайла, смотрю ему в лицо, и вот момент спустя уже смотрю на серое, бесплодное поле и чувствую густой запах горящего фимиама. Здесь я была не одна.
      Группа фигур в центре поля, все закутанные в пепельные плащи, должны были напугать меня — ведь это могли быть только Волтури, и я была, несмотря на их приказ в нашу последнюю встречу, все еще человеком. Но я знала, как иногда случалось со мной во сне, что они меня не видят.
      Всюду вокруг меня находились пепелища. Я узнала сладость в воздухе и не слишком внимательно изучала холмики. У меня не было желания видеть лица уничтоженных по их приказу вампиров. Я боялась, что узнаю кого-нибудь в этих тлевших погребальных кострах.
      Солдаты Волтури окружили нечто, и я слышала, как в их тихих голосах росло возбуждение. Я приблизилась к ним ближе, неодолимая сила сна тянула меня посмотреть, что или кого они так внимательно рассматривали. Осторожно пробираясь между двумя шипящими вампирами, я наконец-то увидела объект их спора, он стоял на небольшом холмике перед ними.
      Он был прекрасен, очарователен, именно таким как описал его Карлайл. Мальчик был совсем еще крошкой, не больше двух лет. Светло-каштановые локоны обрамляли его ангельское личико, круглые щечки и пухлые губки.
      Меня охватило сильное желание спасти милого, испуганного ребенка. Волтури и и их угрожающий вид больше не волновала меня. Я рванулась к ним и плевать, если они заметят меня. Я побежала, минуя их, прямо к мальчику.
      Я остановилась, пошатываясь, только когда смогла полностью осмотреть пригорок, на котором он сидел. Это были вовсе не земля или камень, это была куча человеческих тел, обескровленных и безжизненных. Слишком поздно было не смотреть на лица. Я знала их всех — Анжела, Бен, Джессика, Майк…
      И прямо под очаровательным мальчиком лежали тела моих папы и мамы.
      Ребенок открыл яркие, кроваво-красные глаза.

      Мои глаза резко распахнулись.
      Меня сотрясала мелкая дрожь, и я с трудом глотала воздух. Некоторое время я лежала в своей теплой постели, пытаясь сбросить с себя оковы моего сновидения. Небо за окном успело стать серым, а затем бледно-розовым, пока ритм моего сердца не стал более менее нормальным.
      Когда я полностью пришла в себя и вернулась в реальность, я ощутила, что страшно на себя злюсь. Что это за сны такие, в ночь накануне моей свадьбы!? Видимо, это результат того, что по ночам я забиваю себе голову страшными и беспокойными раздумьями.
      Страстно желая избавиться от ночного кошмара, я оделась и спустилась на кухню намного раньше, чем обычно. Для начала я прибралась в уже убранных комнатах, и затем, когда Чарли встал, я испекла ему блины. Я слишком нервничала, чтобы найти хотя бы какой-то интерес в процессе поедании завтрака, так что я просто села напротив Чарли.
      — Тебе нужно заехать за мистером Вебером в три, — напомнила я ему.
      — У меня нет никаких планов на сегодня, кроме как забрать священника, Беллс. Так что почти невозможно забыть о своем единственном деле.
      Чарли взял полный выходной день из-за свадьбы, и ему явно было нечем заняться. И в его глазах всякий раз вспыхивала искра, когда взгляд его падал на чулан, где он хранил свои рыболовные снасти.
      — Это не единственное твое дело на сегодня. Тебе ещё предстоит одеться и выглядеть благопристойно.
      Нахмурив брови, он уставился в миску со своими хлопьями и шепотом пробормотал: «Клоунский костюм».
      Во входную дверь кто-то тихо, но оживленно постучал.
      — Ты никак не можешь смириться с этим, — сказала я, скорчив гримасу. — На до мной Элис будет работать целый день.
      Чарли сочувственно кивнул, согласившись с тем, что ему предстоит менее суровое испытание, нежели мне. Поднимаясь со стула, я наклонилась, чтобы чмокнуть его в макушку, Чарли покраснел от смущения и фыркнул — а затем я пошла открывать дверь моей любимой подруге и будущей сестре.
      Короткие черные волосы Элис сегодня не были уложены как обычно — колючим лохматым ежиком. Они были уложены в гладкие мелкие кудри, обрамляющие ее, будто бы эльфа, лицо, на котором застыло серьезное и деловитое выражение, весьма контрастирующее с ее образом. Едва успев сказать: «Привет, Чарли», она выволокла меня из дома.
      Элис оценивающе осмотрела меня, пока я садилась в ее порше.
      — Черт возьми, посмотри на свои глаза! — воскликнула она с упреком. — Что ты делала? Не спала всю ночь?
      — Почти.
      Она сердито посмотрела на меня.
      — Я потратила столько времени, чтобы сделать тебя ошеломляющей, Белла, ты должна больше заботиться о себе!
      — Никто и не надеется, что я буду ошеломляющей. Я думаю, что наибольшая проблема состоит в том, что я могу уснуть во время церемонии и не сказать «Я согласна» в нужный момент. И тогда Эдвард сбежит.
      Она рассмеялась.
      — Я кину в тебя своим букетом, как только ты посмеешь закрыть глаза.
      — Договорились.
      — В конце концов, у тебя завтра, в самолете, будет масса времени, чтобы выспаться.
      Я подняла одну бровь. Завтра… Я задумалась. Если мы уедем, после вечеринки, то завтра мы уже будем на борту самолета…хм, мы же не едем в Бойсе, Айдахо. Эдвард не сделал мне ни единого намека на то, где будет проходить наш медовый месяц. Я не была слишком озабочена этим вопросом, но это было странно, не знать, где я буду спать следующей ночью. Или, надеюсь, не спать.
      Элис поняла, что сболтнула лишнее и нахмурилась.
      — Все твои вещи уже собраны и готовы, — сказала она, чтобы отвлечь меня.
      И ей удалось.
      — Элис, было бы лучше, если б ты позволяла мне самой паковать мои вещи!
      — Тогда бы это растянулось надолго.
      — И тогда бы ты не имела возможности делать для меня новые покупки.
      — Ты официально станешь моей сестрой в ближайшие десять часов… Этого времени достаточно, чтобы смириться со своим безразличием к новой одежде.
      Я не отрывала сердитого взгляда от лобового стекла вплоть до того момента, как мы почти подъехали к дому.
      — Он уже вернулся? — спросила я.
      — Не волнуйся, он вернется прежде, чем зазвучит марш. Но тебе не позволено видеть его в независимости от того, когда он вернется. Мы будем придерживаться традиции.
      — Традиции, — фыркнула я.
      — Вот именно — жених и невеста отдельно.
      — Знаешь, он наверняка все равно уже подглядел. (* Говорится о примете, согласно которой, жениху нельзя видеть невесту в свадебном платье до начала церемонии)
      — Ну нет! Я единственная, кто видел тебя в платье! Я вела себя очень осторожно, и не думала об этом, когда он был поблизости.
      — О, — сказала я, когда мы подъехали к дорожке, — Я вижу, ты снова использовала свои гирлянды с выпускного.
      Три мили дороги, ведущей к дому, были снова окутаны сотнями тысяч сверкающих фонариков. Но на этот раз, ко всему прочему, она добавила белые атласные ленты.
      — Ни много, ни мало. Наслаждайся этим, потому что ты не увидишь то, как украшен дом, пока не придет время.
      Она заехала в гараж, который находился в северном крыле здания. Джипа Эммета не было на месте.
      — С каких это пор невесте не разрешено видеть, как украшен дом? — запротестовала я.
      — С тех пор, как она доверила это дело мне. Я хочу, чтобы ты почувствовала потрясение, спускаясь вниз по лестнице.
      Она прикрыла мне глаза своими ладонями, едва мы вошли в кухню. Я тут же ощутила густой аромат.
      — Что это? — удивилась я.
      — Неужели слишком? — ее голос стал неожиданно расстроенным. — Ты первый человек здесь, я надеюсь, что сделала все верно.
      — Пахнет потрясающе! — заверила ее я — почти опьяненная. Гармония различных ароматов была нежна и безупречна. — Цветы апельсинового дерева… Сирень… И что-то еще — я права?
      — Очень хорошо, Белла. Ты пропустила лишь фрейзии и розы.
      Она не открыла моих глаз до тех пор, пока мы не оказались в ее огромной ванной комнате.
      Я уставилась на длинную стойку, заваленную всеми атрибутами настоящего салона красоты, начав ощущать последствия моей бессонной ночи. Глаза закрывались сами по себе.
      — Это действительно необходимо? Я все равно буду выглядеть обыкновенной рядом с ним, и неважно как я в действительности буду выглядеть.
      Она заставила меня сесть в низкое розовое кресло.
      — Никто не посмеет назвать тебя обыкновенной, когда я завершу.
      — Но, только потому, что они бояться того, что ты высосешь их кровь, — пробормотала я.
      Я прислонилась к спинке кресла и закрыла глаза, надеясь на то, что смогу немного вздремнуть. Я то дремала, то просыпалась, пока она делала мне маски, полировала, и наводила лоск на каждую клеточку моего тела.
      Уже прошло время обеда, когда Розали незаметно проскользнула в ванную, одетая в сияющее серебристое платье, а ее золотистые волосы были словно мягкая корона на макушке головы. Она была так красива, что я была готова разреветься. Какой смысл наряжаться, когда рядом с тобой такая, как Розали?!
      — Они вернулись — сказала Роуз.
      Тот час же, мой ребяческий приступ отчаяния изчез. Эдвард был здесь.
      — Не пускайте его сюда!
      — Он не станет раздражать тебя сегодня, — заверила она Элис. — Ему пока еще дорога жизнь. Эсме поручила им закончить кое-какие дела. Тебе нужна помощь? Я могу помочь с прической.
      Мой рот раскрылся от удивления. Я потрясла головой, пытаясь вспомнить, как закрыть его.
      Я никогда не была любимицей Розали. Затем произошли вещи, которые сделали отношения между нами еще более натянутыми, она была абсолютно оскорблена тем выбором, который я сделала.
      Да, она была невероятно красива, семья любила её, в Эммете она нашла родную душу, но она бы променяла все это на одну единственную вещь — быть человеком. И вот она я, готовая бесчувственно бросить все, что она больше всего желает в этой жизни, будто самый обычный мусор. И это, естественно не располагало к теплым отношениям между нами.
      — Конечно! — сказала Элис без капли сомнения, — Ты можешь начать плести. Это будет замысловато. Фата будет проходить здесь, чуть ниже.
      Ее рука начала расчесывать мои волосы, приподнимать их и по-разному поворачивать. Элис пыталась детально показать то, что она хотела бы увидеть в конечном результате. Когда она закончила, руки Розали подменили ее руки, колдуя над моими волосами своими легкими прикосновениями. Элис же вернулась к работе над моим лицом.
      Последовав рекомендациям Элис, и закончив с моей прической, Розали ушла за моим платьем, а затем — предупредить Джаспера, который должен был забрать мою маму и ее мужа, Фила из отеля. Я же могла лишь слышать, как входные двери открывались и закрывались снова и снова. Голоса начали доноситься и до нас.
      Элис поставила меня так, чтобы она могла одеть меня, не задев прическу и макияж. Мои колени так сильно дрожали, что как только она застегнула длинную цепочку из перламутровых пуговиц на моей спине, атлас задрожал, и покрылся мелкой рябью.
      — Дыши глубже, Белла, — сказала Элис, — и постарайся заставить сердце биться ровней.
      Я сделала самое саркастическое выражение лица, на какое была способна.
      — Я уже почти в порядке.
      — Мне нужно одеться. Надеюсь, ты сможешь держать себя руках хотя бы минуты две?
      — Эмм… Может быть…
      Она закатила глаза и кинулась за дверь.
      Я сконцентрировалась на своем дыхании, пытаясь сосчитать каждое движение своих легких, и рассматривала узор, которой оставлял свет, на блестящей ткани подола. Я боялась взглянуть на себя в зеркало, боялась, что мое собственное отражение в свадебном платье вызовет очередной приступ паники.
      Элис вернулась до того, как я сосчитала двести вздохов и выдохов, в платье, которое струилось вдоль ее стройного тела, как водопад из чистейшего серебра.
      — Ух, ты, Элис!
      — Ничего особенного. Никто не будет смотреть на меня сегодня. Но пока ты будешь находиться в комнате.
      — Очень смешно.
      — Ну как, ты уже достаточно контролируешь себя, или мне придется звать сюда Джаспера?
      — Они уже приехали? Моя мама здесь?
      — Она только что вошла в дом и направляется сюда.
      Рене прилетела два дня назад, и, если бы я могла, я бы провела с ней каждую минуту своего времени — другими словами, все те минуты, во время которых я бы смогла оторвать ее от Эсме и украшения дома. Насколько я могу судить — ей это доставляло гораздо большее удовольствие, чем торчать в четырех стенах со мной. В некотором отношении, я чувствовала себя едва ли не такой же обманщицей, как и Чарли. Все, это было для того, чтобы избежать ужаса ее реакции…
      — О, Белла — с чувством воскликнула она, как только вошла в дверной проем. — О, милая, ты так красива! О, мне кажется, я сейчас заплачу! Элис, ты изумительна! Тебе и Эсме следует открыть своих бизнес по организации свадеб. Где вы нашли такое платье!? Оно превосходно! Такое изящное, такое элегантное! Белла, ты выглядишь так, словно сошла со страниц романов Джейн Остен, — голос моей матери звучал несколько отдаленно, и все помещение было, словно слегка в тумане. — Какая оригинальная идея, организовать все в стиле ее кольца! Так романтично! Можно подумать, что оно хранилось в семье Эдварда с восемнадцатого века!
      Мы с Элис многозначительно переглянулись. Моя мама все еще лепетала что-то по поводу стиля того столетия. На самом деле, мое кольцо не было причиной этого переполоха, все это было ради Эдварда.
      Со стороны двери послышался грубый гортанный голос.
      — Рене, Эсме сказала, что пришло время рассаживаться в зале, — сказал Чарли.
      — О, Чарли, ты выглядишь, хм, экстравагантно! — сказала она голосом, в котором чувствовалось потрясение. Это объясняло раздраженный тон Чарли:
      — Руки Элис добрались и до меня.
      — Уже правда пришло время? — Рене спрашивала сама себя, чуть более взволнованным тоном, чем обычно. — Все произошло так быстро. Я потрясена.
      Это относилась к нам обеим.
      — Дай же мне обнять тебя, пока я ещё не ушла, — настойчиво проговорила она — Осторожно, не испорть что-нибудь. Мама нежно обняла меня вокруг талии, а затем повернула меня кругом.
      — О, Боже! Я чуть было не забыла! Чарли, где шкатулка?
      Чарли тщательно перепроверил все свои карманы, а затем вытащил маленькую белую шкатулку, которую передал Рене. Рене приподняла крышку шкатулки и протянула ее мне.
      — Кое-что голубое, — сказала она.
      — И кое-что старинное. Это принадлежало бабушке Свон, — добавил Чарли. — Мы кое-что изменили, а точнее заменили камни на сапфиры.
      Внутри шкатулки лежало два серебрянных гребня для волос. Темно-голубые сапфиры складывались в замысловатые цветочные узоры. К горлу подошел комок.
      — Мам, Пап… не надо было…
      — Элис не позволяла нам сделать что-нибудь большее, — сказала Рене. — Как только мы предпринимали попытку, она была готова разодрать нам глотки.
      Истеричный смешок сорвался с моих губ.
      Элис подошла, и быстрым плавным движением закрепила гребни на моих волосах.
      — Что-то старинное, и что-то голубое, — задумчиво произнесла Элис, отходя на пару шагов в сторону. — А твое платье новое… Так что, держи!
      Она что-то подбросила мне, и я успела поймать. В моих руках была тонкая белая подвязка.
      — Это мое, так что потом вернешь.
      Я покраснела.
      — Вот, — удовлетворенно сказала Элис. — Немного цвета — все, что тебе нужно. Ты официально прекрасна!
      С победной улыбкой на лице, она повернулась к моим родителям.
      — Рене, ты должна спуститься вниз.
      — Да, мам!
      Рене поцеловала меня, и поторопилась скрыться за дверью.
      — Чарли, не мог бы ты захватить цветы?
      Когда Чарли вышел из комнаты, Элис выдернула подвязку из моих рук и нырнула под мою юбку. Я с трудом могла дышать, и задрожала, когда ее холодные руки уцепились в мою лодыжку. Она привязала подвязку.
      Она уже вернулась в исходное положение, когда вернулся Чарли, держа в руках два белых букета. Приятный аромат роз, цветов апельсинового дерева и фрейзий погрузил меня в легкую дымку.
      Розали — лучший музыкант в семье после Эдварда — уже начала играть на рояле. Канон Пахельбеля. Мое дыхание непозволительно участилось.
      — Спокойно, Беллс, — сказал Чарли.
      Он обеспокоенно посмотрел на Элис.
      — Она выглядит немного болезненно. Ты думаешь, она сможет это сделать?
      Голос Чарли звучал как в тумане. Ноги стали ватными.
      — У нее все получится.
      Она встала на цыпочки прямо напротив меня, чтобы взглянуть мне в глаза, и взяла меня за запястье своей сильной рукой.
      — Возьми себя в руки, Белла. Эдвард уже ждет тебя там, внизу.
      Я сделала глубокий вдох, стараясь успокоиться.
      Музыка постепенно перешла в новую мелодию. Чарли подтолкнул меня. «Беллс, мы еще можем сделать выбор».
      — Белла? — спросила Элис, все еще пристально смотря на меня.
      — Да, — пропищала я, — Эдвард. О'кэй.
      Я позволила ей вывести меня из комнаты, вместе с Чарли, который шел рядом, держа меня под локоть.
      К коридоре музыка была еще громче. Звуки мелодии поднимались вверх по лестнице, вместе с удивительным ароматом сотен цветов. Я попыталась сосредоточится на том, что внизу меня ждет Эдвард.
      Музыка стала легко узнаваемой — традиционный марш Вагнера, декорированный множеством украшений.
      — Моя очередь — сказала Элис, ее голос был похож на мелодичный перезвон колокольчиков. — Досчитай до пяти и следуй за мной.
      Она начала спускаться вниз, своей грациозной походкой, столь привычной для неё. Тогда я и осознала, что взять Элис в качестве единственной подружки невесты было не самой лучшей идей, скорее даже ошибкой. Я буду выглядеть слишком неуклюжей, следуя за ней.
      Неожиданно фанфары заглушили музыку. Я поняла, что это знак для меня.
      — Только не позволь мне упасть, пап. — прошептала я. Чарли взял, пропустил мою руку под его рукой, и крепко сжал ее.
      Время сделать первый шаг, я сказала это сама себе, как только мы начали спускаться вниз под медленную мелодию марша. Я не собиралась отрывать глаз от лестницы до того момента, пока мои ноги не коснутся ровной поверхности пола, хотя я прекрасно слышала начавшиеся перешептывание и суматоху среди гостей, как только я ступила на лестницу. Кровь прилила к моим щекам; конечно, я расчитывала на то, чтобы быть застенчивой невестой.
      Как только я ощутила под ногами твердую и ровную поверхность пола — я посмотрела на него. На долю секунды я была отвлечена обилием белых цветов, гирляндами свисающих со всего, чего только можно было, перетянутых огромным количеством тонких белых лент. Но я оторвала свой взгляд от этого и начала искать его в толпе, я покраснела еще больше, осознав, что все лица гостей обращены ко мне. А вот и он, стоит прямо напротив алтаря, который украшен еще большим количеством лент и цветов.
      Я успела осознать лишь то, что Карлайл стоит рядом с ним, а прямо за ними отец Анжелы. Я не видела ни лица своей матери, которая должна была сидеть в первом ряду, ни лиц своей новой семьи, ни лиц всех остальных гостей — все они подождут.
      Я видела только его лицо, лицо Эдварда. Оно занимало все пространство, стоя на первом плане, оно сотрясало весь мой разум, и переворачивало все кверх ногами. Его глаза горели золотом; серьезность его совершенного лица выражало всю глубину эмоций, которую он испытывал в тот момент. И тогда, как только он поймал мой взгляд, его лицо озарила ликующая улыбка.
      Тогда я осознала, что рука Чарли, которая все также крепко сжимала мою руку, была единственным препятствием моему желанию кинуться бегом по проходу к нему.
      Марш был слишком медленный, так что я с трудом боролась с желанием ускорить свои шаги. К счастью, проход был коротким. И вот, я, наконец… наконец, была там. Эдвард протянул свою руку, и Чарли, следуя старинной традиции, положил мою руку на его. Я могла ощутить чарующий холод его кожи. Я была дома.
      Наши клятвы были самыми обычными, тысячи пар по всему свету уже произносили их до нас, но ни одна из пар на Земле не была похожа на нас. Мы попросили мистера Вебера сделать лишь одно маленькое изменение: заменить слова «до тех пор, пока смерть на разлучит нас» на «так долго, сколько продлиться наша жизнь».
      В тот момент, когда священник произнес эти слова, в моем мире, в котором уже все было перевернуто с ног на голову, все встало на свои места. Я осознала, насколько ничтожны были мои страхи, будто нежеланный подарок на день рождения. Я посмотрела в его светящиеся триумфом глаза и поняла, что я тоже выиграла. Потому что больше ничего не препятствовало тому, что бы я могла быть с ним.
      Я и не заметила, что стала плакать, что слезы текли по моим щекам вплоть до того момента, когда я должна была произнести слова, которые должны были навсегда связать нас.
      — Я согласна, — я старалась быть громче невнятного шепотка, и постоянно моргала, чтобы убрать слезы с моих глаз.
      Когда настала его очередь говорить, его слова прозвучали четко и победно:
      — Я согласен, — клятвенно произнес он.
      Мистер Вебер объявил нас мужем и женой. Руки Эдварда бережно взяли мое лицо. Сквозь завесу из собственных слез, я пыталась осмыслить — тот, чье лицо находилось напротив моего, был полностью моим. Его золотистые глаза смотрели так, будто в них тоже были слезы, хотя, это было невозможно. Он наклонил свою голову ко мне, я встала на цыпочки, потянувшись к нему, отбросила букет, и обняла его за шею.
      Он целовал меня нежно, любяще. Я забыла обо всем — люди, место, время, причину, по которой мы все собрались. Было важно лишь то, что он любил меня, хотел меня, и я принадлежала ему.
      Он начал поцелуй и должен был закончить его. Я вцепилась в него, игнорируя хихиканье в толпе. В конце концов, он отодвинул мое лицо от своего — слишком быстро, чтобы взглянуть на меня. Его неожиданная улыбка скорее походила на довольную ухмылку.
      Толпа взорвалась аплодисментами. Он развернул мое лицо и тело к толпе — к родственникам и друзьям. Я же не могла оторвать взгляда от его лица, чтобы посмотреть на них.
      Руки моей матери было первое, что я ощутила. Ее заплаканное и счастливое лицо было первым, что я увидела, оторвав наконец-таки свой взгляд от Эдварда. Затем все обнимали меня и сжимали мою руку, я же не могла сосредоточится ни на чем другом, кроме как на руке Эдварда, которая бережно и крепко держала мою. Я узнавала лишь разницу между мягкими и теплыми объятиями людей и холодными объятиями моей новой семьи.
      Лишь одно обжигающее объятие я узнала сразу же — Сет Клируотер, с мужеством пребывал в окружении вампиров, заменяя моего лучшего друга — оборотня.

      В подтверждение безупречного плана Элис, свадебная церемония плавно перетекла в свадебную вечеринку.
      Над рекой только-только начали сгущаться сумерки; церемония продлилась ровно столько, сколько и полагалось, солнце как раз успело скрыться за деревьями. Пока Эдвард вел меня через стеклянные двери позади дома, на деревьях мерцали огоньки, и от них светились белые цветы. Из десяти тысяч цветов был сделан благоухающий воздушный навес над танцевальной площадкой, которую устроили прямо на траве под двумя старыми кедрами.
      Все замедлилось и успокоилось, когда на нас опустился приятный августовский вечер. Под мягким светом мерцающих огоньков собралась небольшая толпа, и нас снова приветствовали друзья, с которыми мы только что обнимались. Пришло время поболтать и посмеяться.
      — Поздравляю вас, ребята, — сказал Сэт Клируотер, наклоняя голову, чтобы не задеть цветочную гирлянду. Его мать, Сью, в напряжении стояла неподалеку и настороженно рассматривала гостей. У нее было худое и строгое лицо, его выражение подчеркивалось строгой короткой стрижкой; такие же короткие волосы, как и у ее дочери Леи — я подумала, что, наверное, она тоже подстриглась из солидарности с ней. Билли Блэк был по другую сторону от Сета, он не был так напряжен как Сью.
      Когда я смотрела на отца Джейкоба, мне всегда казалось, что я вижу двух разных людей. Один — старик в инвалидном кресле, с морщинистым лицом и белозубой улыбкой, как его видели все. И второй — прямой потомок старинного рода могучих, магических вождей, укрытый властью, с которой он был рожден. Хотя магия из-за отсутствия катализатора и не затронула его поколение, Билли все равно был частью силы и легенды. Все это было в нем. Сила перешла к его сыну, наследнику магии, а он отвернулся от нее. Тогда пришлось Сэму Улею занять место легендарного магического вождя…
      Учитывая повод и компанию, Билли вел себя странно непринужденно— его черные глаза поблескивали, словно он только что получил хорошие известия. Меня поразило его самообладание. Наверное, в глазах Билли, свадьба это худшее что могло произойти с дочерью его лучшего друга.
      Я знала, ему было сложно сдерживать свои чувства, ведь церемония бросала вызов древнему договору между Калленами и Квильетами. Это соглашение, которое навсегда запретило Калленам создавать других вампиров. Волки знали — грядет нарушение, но Каллены еще не знали, как именно они среагируют. До альянса, нарушение договора означало бы немедленное нападение. Войну. Возможно ли снисхождение, после того как они лучше узнали друг друга?
      Словно в ответ на мои мысли, Сэт раскинув руки, склонился к Эдварду. Свободной рукой Эдвард обнял его.
      Я заметила, как Сью слегка поежилась.
      — Я рад, что у тебя все разрулилось, друг, — сказал Сэт. — Я за тебя счастлив.
      — Спасибо, Сэт. Твои слова много значат для меня. — Эдвард отошел от Сэта и посмотрел на Сью и Билли. — И вам тоже спасибо. За то, что позволили Сэту придти. За то, что сегодня поддержали Беллу.
      — Не стоит благодарности, — произнес Билли своим глубоким, скрипучим голосом и я удивилась обилию оптимизма в его тоне. Возможно, на горизонте замаячил договор посерьезнее.
      Уже начала собираться очередь, так что Сэт помахал нам на прощанье и увез Билли туда, где находилось угощение. Сью держалась за них обоих.
      Следующими нас должны были поздравить Анжела вместе со своими родителями и Бен, за ними стояли Майк и Джессика — они, к моему удивлению, держались за руки. Я не слышала, чтобы они снова сошлись. Это хорошо.
      За моими друзьями-людьми, стояли мои новые родственники, клан вампиров Денали. Когда первая вампирша — по рыжеватым блондинистым кудрям я узнала Таню — обняла Эдварда, я даже дышать перестала. Рядом с ней стояли еще три вампира, своими золотыми глазами они, с неприкрытым любопытством, пялились на меня. У одной женщины были длинные, очень светлые, совсем как кукурузные стебли, волосы. Двое других вампиров рядом с ней, женщина и мужчина, были черноволосыми, с легким оливковым оттенком на бледных лицах.
      И все они были так прекрасны, что у меня скрутило живот.
      Таня все никак не отлипалась от Эдварда.
      — Ах, Эдвард, — сказала она. — Мне так не хватало тебя.
      Эдвард рассмеялся, ловко высвободился из ее объятий, положил руку ей на плечо и отступил назад, словно желая рассмотреть получше.
      — Так много времени прошло, Таня. Ты хорошо выглядишь.
      — Ты тоже.
      — Позволь представить тебя моей жене. — Эдвард произнес это слово в первый раз после того, как мы официально поженились. Казалось, что он готов взорваться от переполняемого его удовольствия, когда произносил это. В ответ все Денали легко рассмеялись.
      — Таня, это моя Белла.
      Как и предсказывали мои худшие кошмары, Таня была прекрасна от и до. Она посмотрела на меня чуть более пристально, чем полагалось, а затем взяла мою руку.
      — Добро пожаловать в семью, Белла. — Немного печально улыбнулась она. — Мы считаем себя частью семьи Карлайла, и я прошу прощения за, э-э, недавний инцидент, когда мы повели себя не по-родственному. Нам нужно было познакомиться с тобой раньше. Ты можешь простить нас?
      — Конечно, — затаив дыхание ответила я. — Как хорошо, что мы познакомились.
      — Теперь все Каллены имеют пару. Кейт, может быть настал и наш черед? — Она усмехнулась блондинке.
      — Помечтай, — закатив золотые глаза, ответила Кейт.
      Она забрала мою руку у Тани и легонько ее сжала.
      — Приветствую тебя, Белла.
      Черноволосая женщина положила ладонь поверх руки Кейт.
      — Я Кармен, а это Элеазар. Мы так рады наконец-то познакомиться с тобой.
      — И я, т-тоже, — заикаясь, сказала я.
      Таня бросила взгляд на людей, ожидавших за ней — это был заместитель Чарли, Марк, со своей женой. Они выпученными глазами смотрели на клан Денали.
      — Позже, мы познакомимся друг с другом поближе. У нас будут эоны времени для этого! — уходя вместе со своей семьей, рассмеялась Таня.
      В дальнейшем всё было весьма традиционно. Я была ослеплена вспышками, когда мы держали нож над эффектным тортом — на мой взгляд, он был слишком большой для нашего маленького собрания из друзей и близких родственников. Мы по очереди испачкали тортом друг другу лица. Я с недоверием смотрела, как Эдвард мужественно проглотил свою порцию. Я с нетипичной для себя точностью кинула букет прямо в руки изумленной Анжелы. Эммет и Джаспер подвывали от смеха, наблюдая как я залилась краской когда Эдвард — зубами и очень осторожно — снимал мою одолженную подвязку, которую я стянула вниз чуть ли не до самой щиколотки. Быстро подмигнув мне, он кинул ее прямо в лицо Майку Ньютону.
      А когда зазвучала музыка, Эдвард прижал меня к себе и мы начали традиционный первый танец. Несмотря на мой страх перед танцами — особенно танцами на публике — я охотно последовала за ним, я была счастлива, что он держал меня в объятиях. Он все делал сам, и я легко кружилась под сияющим куполом из лампочек и в ярком свете фотовспышек.
      — Наслаждаетесь праздником, миссис Каллен? — прошептал он мне на ухо.
      Я рассмеялась.
      — Мне нужно немного времени, чтобы привыкнуть.
      — У нас есть немножко, — напомнил он мне, в его голосе слышалось ликование, не прекращая танцевать, он склонился ко мне и поцеловал. Лихорадочно защелкали камеры.
      Заиграла другая песня и Чарли постучал Эдварда по плечу.
      Танцевать с Чарли оказалось совсем не так просто. Тут мы с ним были похожи, он не лучше меня умел танцевать, поэтому мы безопасно двигались из стороны в сторону на маленьком квадрате. Эдвард и Эсме закружились вокруг нас как Фред Астер и Джинджер Роджерс.
      — Я буду скучать по тебе дома, Белла. Я уже чувствую, что одинок.
      Мне тут же перехватило горло, и я попыталась обратить все в шутку:
      — Я чувствую ужасную вину, за то, что тебе придется готовить самому себе — это сродни преступлению. Ты вправе арестовать меня за это.
      Он ухмыльнулся.
      — Думаю, с едой я справлюсь. Просто, звони мне, когда сможешь.
      — Обещаю.
      Кажется, я перетанцевала уже со всеми. Так хорошо было видеть всех моих старых друзей, но на самом деле быть вместе с Эдвардом я хотела больше всего на свете. Я была счастлива, когда он, через пол минуты после начала нового танца, наконец, забрал меня у партнера.
      — Ты до сих пор недолюбливаешь Майка? — заметила я, после того как Эдвард увел меня от него.
      — Потому что слышу его мысли. Пусть радуется, что я его вообще не вышвырнул. Или чего похуже не сделал.
      — Ну да, конечно.
      — Ты себя в зеркало сегодня видела?
      — Х-м-м. Нет, думаю, не видела. А что?
      — Значит, я подозреваю, что ты даже не представляешь, насколько ты душераздирающе красива сегодня вечером. Не удивительно, что у Майка возникли трудности с неподобающими мыслями о замужней женщине. Я разочарован, что у Элис не возникло соблазна заставить тебя посмотреться в зеркало.
      — Ты такой льстец.
      Он вздохнул, остановился и развернул меня лицом к дому. В длинной стеклянной стене, совсем как в зеркале, отражался весь праздник. Эдвард указал на пару в зеркале, прямо перед нами.
      — Я льщу, да?
      Я мельком взглянула на отражение Эдварда — превосходная копия его прекрасного лица — и темноволосой красавицы рядом с ним. Ее кожа — сливки и розы, огромные сияющие глаза были обрамлены густыми ресницами. Узкое, облегающее фигуру, мерцающее белое платье плавно переходило в шлейф, почти как перевернутый цветок каллы. Платье было пошито так искусно, что силуэт этой девушки казался элегантным и грациозным — по крайней мере в этот момент, пока она стояла без движения.
      Прежде чем я смогла моргнуть и заставить красавицу снова обернутся ко мне, Эдвард вдруг напрягся и машинально повернулся в другую сторону, словно кто-то позвал его по имени.
      — О! — произнес он. На секунду он сдвинул брови и так же быстро расслабился.
      Вдруг на его лице сверкнула улыбка.
      — Что случилось? — спросила я.
      — Неожиданный свадебный подарок.
      — Чего?
      Он не ответил, вместо этого он снова закружил меня в танце, уводя в противоположную его первоначальным намерениям сторону, подальше от света, в обрамлявшую освещенную танцевальную площадку густую ночную темноту.
      Он не останавливался пока мы не зашли в тень за одним из огромных кедров. Затем Эдвард посмотрел прямо в темноту.
      — Спасибо, — произнес Эдвард в темноту. — Это очень… любезно с твоей стороны.
      — Любезность мое второе имя, — ответил из черной ночи знакомый хриплый голос. — Можно вас прервать?
      Я рукой схватилась за горло, и если бы меня не поддержал Эдвард, упала бы.
      — Джейкоб! — произнесла я. Как только снова смогла дышать. — Джейкоб!
      — Привет, Беллс.
      Я пошла на звук его голоса. Эдвард придерживал меня под локоть, пока меня в темноте не перехватила другая пара сильных рук. Жар от кожи Джейкоба обжигал прямо через атласное платье, когда он прижал меня к себе. Он не пытался танцевать, он просто обнимал меня, а я уткнулась ему в грудь. Он нагнулся и прижался щекой к моей голове.
      — Розали не простит мне, если я не приглашу ее официально на танец, — пробормотал Эдвард, и я поняла, что он оставляет нас — это было его подарком, этот момент с Джейкобом.
      — О, Джейкоб. — плакала я, и не могла больше ничего выдавить. — Спасибо.
      — Кончай реветь, Беллс. Ты платье себе испортишь. Это всего лишь я.
      — Всего лишь? О, Джейк! Теперь все прекрасно.
      Он фыркнул.
      — Ага — пора начинать праздник. Наконец-то пришел шафер.
      — Теперь здесь собрались все кого я люблю.
      Я почувствовала, как он губами прикоснулся к моим волосам.
      — Прости что опоздал, милая.
      — Я так счастлива, что ты пришел!
      — Так и было задумано.
      Я посмотрела на гостей, но танцующие мешали рассмотреть место, где я только что видела отца Джейкоба. Я не знала, остался ли он.
      — Билли знает, что ты здесь? — Как только я спросила, я поняла, что он должен был знать — это единственное объяснение, почему сегодня он был такой довольный.
      — Я уверен, что Сэм ему рассказал. Зайду к нему после… после вечеринки.
      — Она будет так рад, что ты вернулся домой.
      Джейкоб немного отстранился и выпрямился. Одну руку он положил мне на талию, другой взял мою правую руку. Он приложил наши руки к своей груди, я чувствовала, как под моей ладонью бьется его сердце, и я догадалась, что он положил туда мою руку специально.
      — Я не знаю, получу ли я больше чем один танец, — Сказал он и потянул меня, медленно кружа, что абсолютно не подходило темпу музыки звучавшей позади нас. — Я постараюсь сделать все как можно лучше.
      Мы двигались в ритме его сердца под моей рукой.
      — Я рад, что пришел, — тихо произнес Джейкоб, спустя некоторое время. — Я не думал, что приду. Но хорошо, что увидел тебя… в последний раз. Это совсем не так грустно как я ожидал.
      — Я не хочу, чтобы ты грустил.
      — Я знаю. И сегодня я пришел не затем, чтобы ты чувствовала себя виноватой.
      — Нет — я счастлива, что ты пришел. Это самый лучший твой подарок.
      Он рассмеялся.
      — Это хорошо, потому что, у меня не было времени заскочить за настоящим подарком.
      Мои глаза привыкли к темноте, и теперь я могла увидеть его лицо, выше, чем я ожидала. Неужели он продолжает расти? Теперь в нем больше двух метров.
      Так хорошо спустя столько времени снова видеть это знакомое лицо— глбоко посаженные глаза скрытые тенью густых черных бровей, высокие скулы, блестящие зубы, полные губы растянутые в, подходящей его словам, саркастической улыбке. Края его глаз были напряжены — осторожны. Я заметила, что сегодня он вел себя очень аккуратно. Он старательно попытается сделать меня счастливой, хотел не ошибиться и не показать чего ему это стоит.
      И чем только я могла заслужить, такого друга как Джейкоб?
      — Когда ты решил вернуться?
      — Сознательно или подсознательно? — Он глубоко вздохнул, прежде чем найти ответ на свой вопрос. — На самом деле, я не знаю. Думаю, я уже некоторое время двигался в этом направлении, может быть, именно сюда я и направлялся. Но до сегодняшнего утра я этого не понимал, а потом рванул со всех ног. Не знал, успею ли во время. — Он рассмеялся. — Не поверишь, как странно снова ходить на двух ногах. И одежда! И самое занятное то, что это кажется странным. Я этого не ожидал. Я совсем отвык от всех этих человеческих штучек.
      Мы продолжали кружиться.
      — Все же, было бы ужасно жаль пропустить и не увидеть тебя такой. Зрелище стоит путешествия сюда. Ты невероятно выглядишь, Белла. Такая красивая.
      — Элис сегодня потратила массу времени на меня. И темнота помогает.
      — Ты ведь знаешь, для меня еще не темно.
      — Точно. — Чутье оборотня. Так легко можно было забыть о его способностях, он казался обыкновенным человеком. Особенно сейчас.
      — Ты постригся, — заметила я.
      — Ага. Так проще. Решил воспользоваться тем, что у меня есть руки.
      — Выглядит хорошо, — соврала я.
      Он фыркнул.
      — Конечно. Я сам себя постриг ржавыми кухонными ножницами. — Он широко ухмыльнулся, а потом улыбка потухла и он посерьезнел. — Ты счастлива, Белла?
      — Да.
      — О’кей. — Я почувствовала, как он пожал плечами. — Наверное, это самое главное.
      — Как ты сам, Джейкоб? Только правду.
      — Со мной все хорошо, Белла, правда. За меня тебе больше не нужно переживать. Можешь прекратить доставать Сэта.
      — Я не достаю его из-за тебя. Мне нравиться Сэт.
      — Он хороший малый. Получше чем некоторые. Я тебе точно говорю, если бы я мог избавиться от голосов в моей голове, то быть волком это просто отлично.
      Я рассмеялась над тем, как это прозвучало.
      — Да уж, я тоже не могу заткнуть свои голоса.
      — В твоем случае, это будет означать сумасшествие. Правда, я и так знаю, что ты чокнутая, — подразнил он.
      — Спасибо.
      — Сумасшествие наверно проще, чем слышать мысли всей стаи. Сумасшедшим их голоса не присылают нянек.
      — Чего?
      — Сэм тут. И еще кое-кто. Я думаю, просто на всякий случай.
      — На какой случай?
      — На случай, если я не сдержусь, что-то типа такого. На случай, если я решу испортить праздник. — Он быстро сверкнул улыбкой — кажется, такая идея пришлась ему по душе. — Но я пришел не для того, чтобы испортить тебе свадьбу, Белла. Я здесь, чтобы… — он замолчал.
      — Довести её до совершенства.
      — Высокая цель.
      — Хорошо, что ты такой высокий.
      Он застонал от моей плохой шутки и вздохнул.
      — Я здесь, потому что я твой друг. Всё ещё твой лучший друг.
      — Сэму следует больше доверять тебе.
      — Ну, может быть это я такой сверхчувствительный. Может быть, он все равно пришел бы сюда, чтобы присмотреть за Сэтом. Здесь очень много вампиров, а Сэт не относится к этому с должной серьезностью.
      — Сэт знает, что опасность ему не грозит. Он понимает Калленов лучше, чем Сэм.
      — Конечно-конечно, — сказал Джейкоб примирительно, не допустив начало ссоры.
      Странно было видеть его таким дипломатичным.
      — Просто насчет голосов, — сказала я. — Хотелось бы мне сделать все лучше — и много что исправить.
      — Не так уж все и плохо. Всёго лишь небольшое уныние.
      — Ты… счастлив?
      — Почти. Но мне достаточно. Сегодня звезда — ты.
      Он усмехнулся.
      — Спорим, ты просто в восторге от этого. Центр всеобщего внимания.
      — Да. Не могу нарадоваться вниманию.
      Он рассмеялся и посмотрел за мою голову. Поджав губы, он изучал мерцающее сияние праздника, грациозные па танцоров, летящие с гирлянд лепестки. Я смотрела вместе с ним. Все это было таким далеким от нашего темного, тихого места. Казалось, что мы смотрели на кружащиеся белые снежинки в стеклянном шаре.
      — Этого у них не отнимешь, — сказал он. — Они знают, как организовать вечеринки.
      — Элис — это природная стихия, которую не возможно остановить.
      Он вздохнул.
      — Песня кончилась. Как думаешь, мне позволят станцевать еще один танец? Или я прошу слишком много?
      Я покрепче сжала его руку.
      — Ты можешь танцевать со мной сколько захочешь.
      Он рассмеялся.
      — Это будет забавно. Наверное, двух будет достаточно. Не хочу, чтобы пошли сплетни.
      Мы снова закружились.
      — Думаешь, теперь я смогу сказать тебе прощай? — пробормотал он.
      Я попыталась сглотнуть комок в горле, но у меня никак не получалось.
      Джейкоб посмотрел на меня и нахмурился. Он провел пальцами по моей щеке, стирая мои слезы.
      — Плакать должна не ты, Белла.
      — Все плачут на свадьбах, — сказала я.
      — Но ты этого хочешь?
      — Да.
      — Тогда улыбнись.
      Я попыталась. Он рассмеялся, увидев мою гримасу.
      — Я хочу запоминать тебя такой. Притворюсь что…
      — Что? Что я умерла?
      Он сжал зубы. Он боролся с собой — с решением сделать свое появление здесь подарком, а не осуждением. Могу догадаться, что он хотел мне сказать.
      — Нет, — в итоге произнес он. — Но я буду видеть тебя такой. Розовые щечки. Сердце бьется. Две левые ноги. Всю тебя.
      Я специально изо всех сил наступила ему на ногу.
      Он улыбнулся.
      — Вот это моя девочка.
      Он хотел сказать что-то еще, но резко захлопнул рот. Снова сражаясь, сжимая зубы и удерживая слова, которых он не хотел произносить.
      Мои отношения с Джейкобом были такие простые. Такие же естественные как дыхание. Но после того как Эдвард вернулся в мою жизнь, они превратились в постоянное напряжение. Потому что, в глазах Джейкоба, выбрав Эдварда, я выбрала судьбу хуже, чем смерть, ну или, по крайней мере, приравненную к ней.
      — Что такое, Джейк? Просто скажи. Ты можешь сказать мне все что угодно.
      — Я… Мне нечего сказать тебе.
      — Ох, пожалуйста. Говори.
      — Это правда. Это не… не вопрос. Я хочу, чтобы ты мне кое-что сказала.
      — Спрашивай.
      Еще минуту он сражался, а потом выдохнул:
      — Я не должен. Это не важно. Просто нездоровое любопытство.
      Я поняла, о чем он спрашивал, потому что слишком хорошо его знала.
      — Не сегодня, Джейкоб, — прошептала я.
      Джейкоб даже больше чем Эдвард был одержим моей человечностью. Он словно сокровище ценил каждые удары моего сердца, зная, что они сочтены.
      — О, — произнес он, попытавшись сгладить свою радость. — О.
      Зазвучала новая песня, но в этот раз он этого не заметил.
      — Когда, — прошептал он.
      — Точно не знаю. Через неделю, может быть через две.
      Его голос изменился, в нем послышались оборонительные, насмешливые нотки:
      — А в чем причина задержки?
      — Я просто не хочу провести свой медовый месяц, корчась от боли.
      — А как ты хочешь его провести? В шашки играть? Ха-ха.
      — Очень смешно.
      — Да, шучу я, Беллс. Но я, честно, не вижу смысла. Ты не можешь провести настоящий медовый месяц с твоим вампиром, так зачем притворятся? Называй вещи своими именами. Уже не в первый раз ты откладываешь. Хотя, это хорошо. — Сказал он, резко посерьезнев. — Тут нечего стеснятся.
      — Я ничего не откладываю, — тут же бросила я. — И, да, я могу по-настоящему провести медовый месяц! Я могу делать все что захочу! Перестань лезть в мои дела!
      Он резко остановил наше медленное кружение. На какой-то момент я думала, что он наконец-то заметил, что музыка поменялась, а я копалась в своей голове и думала как загладить нашу маленькую размолвку, прежде чем он попрощается. Мы не должны расставаться на такой ноте.
      И тут его глаза широко раскрылись, в них я заметила какой-то странный смущенный ужас.
      — Что? — выдохнул он. — Что ты сказала?
      — О чем…? Джейк? Что не так?
      — Что ты имеешь в виду? Провести медовый месяц по-настоящему? Будучи человеком? Ты шутишь? Это жестокая шутка, Белла!
      Я смерила его взглядом.
      — Я сказала тебе, не лезь, Джейк. Это совсем не твое дело. Я не должна… мы не должны даже говорить про такое. Это личное…
      Его огромные руки сжали мои предплечья, пальцы впились в кожу.
      — Ой, Джейк! Пусти!
      Он потряс меня.
      — Белла! Ты разум потеряла? Ты не можешь быть такой дурой! Скажи, что ты пошутила!
      Он еще раз тряханул меня. Его руки твердые как поручни, дрожали, посылая вибрации глубоко мне в кости.
      — Джейк — остановись!
      Внезапно темнота вокруг нас заполнилась.
      — Убери от нее свои руки! — голос Эдварда был холоден как лед, и резал словно бритва.
      За Джейкобом, из черной ночи раздался низкий рык, и затем второй, перекрывая первый.
      — Джейк, братишка, отойди, — услышала я уговоры Сэта Клируотера. — Ты не в себе.
      Джейкоб замер, его глаза все так же широко раскрыты и смотрели на меня.
      — Ты делаешь ей больно, — прошептал Сэт. — Отпусти ее.
      — Сейчас же! — прорычал Эдвард.
      Руки Джейкоба упали, и кровь с болью сразу же устремилась по моим сдавленным венам. Я даже не успела заметить, как пару горячих рук заменили другие, прохладные, и вдруг воздух засвистел позади меня.
      Я моргнула, и обнаружила что стою метрах в двух от того места где только что была. Передо мной стоял напряженный Эдвард. Между ним и Джейкобом стояли два гигантских волка, но мне они не показались агрессивно настроенными. Похоже, они просто пытались предотвратить драку.
      И Сэт — долговязый, пятнадцатилетний Сэт. — Своими длинными руками обхватил трясущееся тело Джейкоба, и тянул его прочь. Если Джейкоб изменится так близко от Сэта…
      — Давай же, Джейк. Идем.
      — Я убью тебя, — сказал Джейкоб, его голос был полон ярости, и прозвучал тихо как шепот. Его глаза смотрели на Эдварда, и горели от бешенства. — Я сам убью тебя! Прямо сейчас! — он конвульсивно задергался.
      Самый большой волк, черный, резко рыкнул.
      — Сэт, уйди с дороги, — прошипел Эдвард.
      Сэт снова потащил Джейкоба. Джейкоба ослепила ярость, и Сэту удалось протащить его еще на пару метров прочь. — Не делай этого Джейк. Отойди в сторону. Давай.
      Сэм — самый большой черный волк — присоединился к Сэту. Он приложил свою массивную голову к груди Джейкоба и толкнул его.
      Так они трое — тащащий Сэт, Джейк весь дрожа, Сэм толкая — быстро скрылись в темноте.
      Второй волк смотрел им в след. В слабом свете, я не могла определить точно, какого цвета была его шерсть — может быть, шоколадно-коричневая? Это мог быть Квил.
      — Мне так жаль, — прошептала я волку.
      — Теперь все уже хорошо, Белла, — проговорил Эдвард.
      Волк посмотрел на Эдварда. Его взгляд был не дружелюбный. Эдвард холодно кивнул ему. Волк раздраженно фыркнул и присоединился к остальным, они исчезли.
      — Хорошо, — сказал Эдвард сам себе, и затем посмотрел на меня.
      — Вернемся.
      — Но Джейк…
      — Сэм ему поможет. Он ушел.
      — Эдвард, мне так жаль. Я такая дура…
      — Ты ничего плохого не сделала…
      — Я такое трепло! Почем бы мне… Я не должна была позволить ему такого. О чем я думала?
      — Не переживай, — он коснулся моего лица. — Нам нужно вернуться на праздник, прежде чем кто-то заметит наше отсутствие.
      Я тряхнула головой, пытаясь придти в себя. Прежде чем кто-то заметит? Неужели кто-то это пропустил?
      Затем, когда я все обдумала, я поняла, что стычка, которая мне показалась настоящей катастрофой, в реальности, произошла в темноте, очень тихо и быстро.
      — Дай мне две секунды, — взмолилась я. Внутри меня царил хаос из паники и печали. Но все это было не важно, сейчас самое главное было — сохранять непроницаемое лицо. Я знала, теперь мне придется научиться хорошо играть свою роль.
      — Мое платье?
      — Ты выглядишь отлично. Ни один волосок не выбился.
      Я сделала два глубоких вдоха.
      — О’кей. Пошли.
      Он обнял меня и вывел на свет. Когда мы прошли под мерцавшими огоньками, он осторожно развернул меня на танцевальную площадку. Мы смешались с другими танцорами, словно наш танец никто и не прерывал.
      Я смотрела по сторонам на гостей, но никто не испугался и не выглядел шокированным. Только самые бледные лица демонстрировали какие-то знаки волнения, но они хорошо их прятали. Джаспер и Эммет вместе стояли у края площадки, и я подозреваю, что они были неподалеку во время столкновения.
      — Ты…
      — Я в порядке, — заверила я. — Не верится, что я это сделала. Что со мной не так?
      — С тобой все так.
      Я была так рада видеть здесь Джейкоба. И я знаю, какая для него это была жертва. А потом я все разрушила, превратила его подарок в катастрофу. Меня надо изолировать, чтобы моя глупость больше ничего сегодня вечером не испортила. Я отложу это в сторону, закрою в ящик и разберусь позже. У меня будет масса времени для самобичевания, и ничего я уже не смогу сделать, чтобы все исправить.
      — Все закончилось, — сказала я. — Давай сегодня не будем об этом вспоминать.
      Я ожидала, что Эдвард быстро согласиться, но он молчал.
      — Эдвард?
      Он закрыл глаза и прижался лбом к моему лбу.
      — Джейкоб был прав, — прошептал он. — О чем я думал?
      — Он не прав. — Я старалась, чтобы толпа друзей ничего не заметила на моем лице. — Джейкоб слишком предвзято ко всему относится, и поэтому не может трезво рассуждать.
      Он что-то тихо бормотал, нечто вроде:
      — …нужно было позволить ему убить меня за такие мысли…
      — Перестань, — яростно заявила я. Обхватила его лицо своими ладонями и ждала, когда он откроет глаза. — Ты и я. Только это важно. Сейчас тебе позволено думать только об этом. Ты слышишь меня?
      — Да, — вздохнул он.
      — Забудь, что приходил Джейкоб. — Я смогу это сделать, и я сделаю это. — Ради меня. Обещай, что ты забудешь это.
      Он смотрел мне в глаза какое-то время, прежде чем ответить:
      — Я обещаю.
      — Спасибо. Эдвард, я не боюсь.
      — Я боюсь, — прошептал он.
      — Не нужно, — я глубоко вздохнула и улыбнулась. — Кстати, я тебя люблю.
      Он слегка улыбнулся мне в ответ.
      — Поэтому мы здесь.
      — Ты монополизировал невесту, — сказал Эммет, показавшись из-за плеча Эдварда. — Позволь потанцевать с моей маленькой сестричкой. Может это мой последний шанс заставить ее покраснеть.
      Он громко расхохотался, на него никогда не действовала серьезная атмосфера, он всегда вел себя непринужденно.
      Оказалось, что еще полно народу с кем я не успела потанцевать, и я получила шанс по-настоящему собраться и отвлечься. Когда Эдвард снова потребовал меня, я обнаружила, что ящик с мыслями о Джейкобе закрыт плотно и надежно. Когда он обнял меня, я смогла снова почувствовать радость, ту свою уверенность, что все в моей жизни сегодня вечером встало на нужные места. Я улыбнулась и положила голову ему на грудь. Он крепче прижал меня к себе.
      — К этому можно привыкнуть, — сказала я.
      — Только не говори мне, что смогла преодолеть свои проблемы с танцами?
      — С тобой танцы не так уж плохи. Но я имела в виду другое, — я прижалась к нему теснее. — Никогда не отпускать тебя.
      — Никогда, — пообещал он мне, и склонился, чтобы поцеловать меня. Это был настоящий поцелуй — настойчивый, медленно набирающий силу…
      Я чуть было не забыла, где нахожусь, когда раздался голос Элис:
      — Белла! Пора!
      Я почувствовала легкое раздражение на свою новую сестру за такое вмешательство.
      Эдвард проигнорировал ее, его твердые губы целовали меня, более убедительно, чем раньше. Сердце мое забилось быстрее, и мои ладони прижались к его мраморной шее.
      — Вы хотите пропустить самолет? — требовательно заявила Элис, прямо рядом со мной. — Я уверена, у вас будет отличный медовый месяц — разобьете лагерь в аэропорту и будете ждать следующего рейса.
      Эдвард чуть повернулся к ней и проговорил:
      — Уходи, Элис, — и снова вернулся к поцелую.
      — Белла, ты хочешь оказать в самолете в этом платье?
      Я мало обращала на неё внимания. В этот момент мне было все равно.
      Элис тихо зарычала.
      — Эдвард, я расскажу ей, куда ты ее везешь. Точно расскажу.
      Он замер. Затем отстранился от меня и смерил любимую сестру яростным взглядом.
      — Ты такая мелкая, но раздражать умеешь по крупному.
      — Я выбирала прекрасное выходное платье не для того, чтобы его выкинуть, — отрезала она, и взяла меня за руку. — Пойдем со мной, Белла.
      Она тащила меня за собой, а я встала на цыпочки, чтобы поцеловать его еще один раз. Она нетерпеливо дернула меня, утаскивая прочь от Эдварда. Вокруг нас послышались несколько смешков. Я сдалась и позволила ей увести себя в опустевший дом.
      Она казалась раздосадованной.
      — Прости, Элис, — извинилась я.
      — Я тебя не виню, Белла, — вздохнула она. — Кажется, ты ничего не можешь с собой поделать.
      Я захихикала от ее мученического вида, и она нахмурилась.
      — Спасибо, Элис. Прекраснее свадьбы ни у кого никогда не было, — искренне сказала я. — Все было именно так как нужно. Ты лучшая, самая умная, самая одаренная сестра во всем мире.
      После таких слов она оттаяла, и широко улыбнулась.
      — Я рада, что тебе понравилось.
      Рене и Эсме ждали наверху. Все втроем они быстро помогли мне снять платье и надеть выходной ансамбль от Элис. Я была благодарна, когда кто-то спас меня от возможной в будущем головной боли и вынул все заколки из моих волос, они свободно рассыпались по спине, все еще волнистые после укладки. Мама плакала не переставая.
      — Я позвоню тебе, когда буду знать, куда я еду, — пообещала я, обнимая ее на прощание. Я знала, что тайна медового месяца сводит ее с ума. Мама ненавидела секреты, кроме тех случаев, когда сама была к ним причастна.
      — Я скажу тебе, как только она уедет, — опередила меня Элис, самодовольно улыбаясь моему оскорбленному виду. Какая несправедливость, я узнаю все самая последняя.
      — Ты должна приехать ко мне и Филу очень, очень скоро. Теперь твоя очередь ехать на юг — увидеть, наконец, солнце, — сказала Рене.
      — Сегодня дождя не было, — напомнила я ей, избегая прямого ответа на ее просьбу.
      — Это чудо.
      — Все готово, — сказала Элис. — Твои чемоданы в машине, Джаспер их отнес. — Она потянула меня к лестнице, следом шла Рене, все еще обнимая меня.
      — Я люблю тебя, мама, — прошептала я, когда мы спускались. — Я так рада, что у тебя есть Фил. Заботьтесь друг о друге.
      — Я тоже люблю тебя, Белла, милая.
      — Прощай, мама. Я люблю тебя, — снова сказал я, чувствую, как сдавило горло.
      Эдвард ждал меня внизу лестницы. Я взяла его протянутую руку, но отстранилась, всматриваясь в небольшую толпу ожидающих нашего отъезда.
      — Папа? — спросила я, ища его глазами.
      — Вон там, — проговорил Эдвард. Он протащил меня через гостей, они расступались, давая нам дорогу. Мы нашли Чарли, неловко жмущегося к стенке позади всех, казалось, он что-то скрывал. Краснота вокруг глаз все объяснила.
      — О, папа!
      Я обняла его за талию, снова хлынули слезы — я так много плачу сегодня. Он похлопал меня в ответ.
      — Иди, уже. Ты же не хочешь опоздать на самолет.
      С Чарли трудно разговаривать про любовь, мы были так похожи, всегда начинали говорить о каких-то мелочах, чтобы избежать смущающей демонстрации чувств. Но сейчас не было времени на застенчивость.
      — Я всегда буду любить тебя, папа, — сказала я ему. — Не забывай это.
      — Ты тоже, Беллс. Всегда любил тебя, всегда буду любить.
      Мы расцеловались в щеки.
      — Позвони мне, — сказал он.
      — Скоро, — пообещала я, зная, что это все что я могла пообещать. Только телефонный звонок. Мои папа и мама больше никогда меня не увидят. Я очень изменюсь, и стану очень опасной.
      — Тогда, иди, — хрипло сказал он. — Ты ведь не хочешь опоздать.
      Гости разошлись, пропуская нас. Эдвард прижал меня сильнее, когда мы сбегали.
      — Ты готова? — спросил он.
      — Да, — ответила я, и знала, что это была чистая правда.
      Все зааплодировали, когда Эдвард поцеловал меня на пороге. Затем, когда началась рисовый водопад, поспешил к машине. Большинство риса ушло мимо цели, но кто-то, наверное Эммет, бросал с сверхъестественной точностью, и в меня попало много рикошетов от спины Эдварда.
      Машина была украшена множеством цветов, которые тянулись по всей её длине, и за бампером свисали длинные тонкие ленты, к которым была привязана дюжина туфлей — дизайнерская, абсолютно новая обувь.
      Пока я залезала в машину, Эдвард стряхивал с меня рис, а потом он оказался внутри и мы уже уносились прочь. Я махала из окна и кричала «Я вас люблю» в сторону крыльца, где моя семья махала мне в ответ.
      Последнее что я запомнила, это мои родители. Фил нежно обнял Рене. Она тоже обнимала его одной рукой, а вторую протягивала Чарли. Так много разных проявлений любви, столь гармоничных в этот момент. Эта картинка казалась мне очень обнадеживающей.
      Эдвард сжал мою руку.
      — Я люблю тебя, — сказал он.
      Я склонила голову к его руке.
      — Поэтому мы и здесь, — процитировала я его.
      Он поцеловал мои волосы.
      Когда мы свернули на темное шоссе, и Эдвард прибавил скорости, сквозь урчание мотора, я услышала шум, который шел позади из леса. Если я слышала его, значит, и он тоже слышал. Но он ничего не сказал, когда звук медленно затихал на расстоянии. Я тоже ничего не сказала.
      Пронизывающий, убитый горем вой слабел, а потом и вовсе пропал.

      — Хьюстон? — спросила я, изумленно поднимая брови, когда мы прилетели в Сиэтл.
      — Всего лишь остановка в пути, — усмехаясь, уверил меня Эдвард.
      Я почувствовала, что заснула, только тогда, когда он разбудил меня. Я с трудом понимала, что происходит, когда он стал тянуть меня через терминал, и изо всех сил пыталась не забыть, как открывать глаза после каждого их закрывания. Мне понадобилось несколько минут, чтобы понять, где находимся, когда мы вновь совершили посадку, и собираемся ли мы дальше продолжить полет.
      — Рио-де-Жанейро? — с тревогой спросила я.
      — Всего лишь следующая остановка, — ответил он.
      Перелет в Южную Америку был долгим, но мне было весьма удобно сидеть в широком кресле первого класса, да и в объятиях Эдварда, который укачивал меня.
      Я спала и проснулась в сильнейшей тревоге — мы уже подлетали к аэропорту и лучи солнца проникали в окна самолета. Мы не задержались в аэропорту для следующего перелета, который я ожидала. Вместо этого мы взяли такси, пробираясь по темным, переполненным, шумным улицам Рио-де-Жанейро. Я не понимала ровным счетом ничего из того, что говорил Эдвард по-португальски водителю, но предположила, что мы поедем в гостиницу, прежде чем наша поездка продолжится. Острый приступ боли, чем-то похожий страх перед публикой, скрутил мой живот, стоило мне только подумать об этом.
      Такси все ехало через толпу людей, пока она постепенно не поредела, а мы все продолжали свой путь куда-то на запад, туда, где бушевал океан.
      Мы остановились в порту.
      Эдвард шел впереди меня к длинной линии белых яхт, которые причаливали в почерневшей ночной воде. Лодка, у которой он остановился, была меньше, чем другие и более обтекаемой по форме — очевидно, она была предназначена для большой скорости, а не для размещения грузов. Но всё же она была куда более роскошной, да и более грациозный, нежели остальные. Эдвард легко, несмотря на тяжелые сумки, которые нес, запрыгнул на борт. Он бросил их на палубу и встал на самый край, чтобы помочь мне.
      Я молча наблюдала за тем, как он подготовил лодку к отплытию, удивляясь тому, как умело он это делал, ведь до этого он никогда не упоминал что интересуется лодками. Н если подумать — он ведь был хорош буквально во всем.
      Поскольку мы шли на восток через открытый океан, я попыталась вспомнить всю географию, что только осталась у меня в голове. Насколько я помнила, возможно, мы были не так далеко от востока Бразилии… если конечно мы не плывем в Африку…
      Но Эдвард увеличил скорость, в то время как за бортом медленно угасали огни Рио, пока вовсе не исчезли позади нас. На лице Эдварда была знакомая улыбка, он получал удовольствие от скорости. Лодка рассекала волны, и я вся покрылась брызгами.
      В конце концов, любопытство, с которым я долго изо всех сил сражалась, взяло свое:
      — Нам очень далеко плыть? — спросила я.
      У Эдварда не было привычки забывать, что я человек, и я задавалась вопросом — не уж-то он запланировал он жить на этой лодке какое-то время?
      — Примерно полчаса, — он посмотрел мне на руки, которые вцепились в сидение, и усмехнулся.
      Что ж, хорошо, подумала я про себя. В конце концов, он был вампиром. Вполне возможно, мы плывем в Атлантиду.
      Двенадцатью минутами позже, сквозь рев двигателя он позвал меня по имени:
      — Белла, посмотри туда, — он указал прямо перед собой.
      Я видела сначала только тьму, да и серебристую дорогу луны на воде. Но я никак не могла найти то, на что он показывал, пока не заметила что-то черное и низкое, освещенное блеском лунного света в волнах. Я прищурилась, и силуэт стал более ясным. Силуэт превратился в приземистый, неровный треугольник, с одной стороны вытянутый больше, чем с другой. Мы подплывали ближе, и я смогла увидеть призрачные очертания, колеблющиеся подобно легкому ветерку.
      Затем я еще раз сфокусировала свой взгляд, и все части соединились в единое целое: маленький остров возвышался над водой, пальмы с волнующимися на ветру ветвями, берег, очерченный светом луны.
      — Где мы? — удивленно пробормотала я, в то время как он сменил курс и мы направились к северной стороне остова.
      Он услышал меня, несмотря на шум двигателя и расплылся в улыбке, которая замерцала в лунном свете.
      — Это остров Эсме.
      Лодка замедлила свой ход и поплыла к пристани, построенной из досок, которые в свете луны казали белыми. После того как двигатель стих, наступила тишина. Остались только волны, легко бьющие о борт лодки и шелест ветра в пальмах. Воздух был теплым, влажным и ароматным — подобно пару после горячего душа.
      — Остров Эсме? — тихо произнесла я, но все же слишком громко для столь тихой ночи.
      — Подарок от Карлайла — Эсме предложила нам одолжить его.
      Подарок. Кто дает остров в подарок? Я нахмурилась. Я таки и не могла привыкнуть, что щедрость была для Эдварда обычной манерой поведения.
      Он разместил чемоданы на пристани и обернулся ко мне, улыбаясь своей безупречной улыбкой. Вместо того чтобы взять меня за руку, он потянулся я взял меня на руки.
      — Разве для этого не требуется порог? — спросила я, затаив дыхание, когда он перепрыгнул через борт лодки. Он усмехнулся.
      — Я не я — если все не идеально, — сказал он, держась одной рукой за лодку, а другой — держа меня. Он пронес меня мимо пристани к белой тропинке из песка, идущей через джунгли.
      В течение некоторого времени я могла видеть только темноту джунглей, но затем впереди я увидела свет. Когда свет превратился в дом, два ярких квадрата стали широкими окнами, между которыми была входная дверь, страх перед публикой напал снова, да еще сильней, чем прежде, когда я решила, что мы направляемся в гостиницу. Мое сердце ушло в пятки, а дыхание перехватило. Я чувствовала взгляд Эдварда на своем лице, но я не хотела ответить на этот взгляд. Я смотрела прямо перед собой, не видя ничего.
      Он не спросил, о чем я думаю, что было не похоже на него. Я предположила, что он также взволнован, как и я.
      Он оставил чемоданы на веранде, чтобы открыть двери — они оказались не заперты.
      Прежде чем переступить порог, Эдвард смотрел на меня и ждал пока я поймаю его пристальный взгляд.
      Зажигая везде свет, он нес меня через весь дом, и мы оба молчали. Моим первым впечатлением о этом доме было то, что он был слишком уж большим для такого небольшого острова, да и странно, что все здесь казалось знакомым. Я привыкла к пастельным светлым тонам предпочитаемых Калленами и поэтому чувствовала себя, словно дома. Я не могла сосредоточиться ни на каких специфических особенностях. Биение, пульсирующее в висках, делало все немного расплывчатым.
      Затем Эдвард остановился и включил последний светильник. Комната была большой и белой, а дальняя стена оказалась стеклянной — всё как предпочитали мои вампиры.
      За пределами дома, луна отражалась на белом песке, а в нескольких ярдах от дома сверкала волны. Но я едва придавала этому значение.
      Мое внимание привлекла огромная белая кровать в центре комнаты с свисающим волнами балдахином с облаками, сделанный на манер москитной сетки. Эдвард опустил меня на ноги.
      — Я… пойду за багажом.
      Комната была более теплой и душной, чем тропическая ночь снаружи. Капелька пота проступила на моем затылке.
      Я сделала несколько медленных шагов вперед, пока не смогла коснуться воздушной материи балдахина. Мне было просто необходимо удостовериться, что все это правда.
      Я не слышала как Эдвард вернулся. Вдруг его холодные пальце стали ласкать мою шею, смахнув каплю пота.
      — Что-то немного жарковато тут, — сказал он извиняющимся тоном, — я подумал… что так будет лучше.
      — Терпимо, — выдохнув, пробормотала я, и он хихикнул. Это был нервный смешок, что у него редко случалось.
      — Я постарался подумать обо всем, что сделает это… легче.
      Я шумно сглотнула, все еще не поворачиваясь к нему. Был ли здесь медовый месяц подобный нашему? Я знала ответ. Нет. Не был.
      — А что если, — сказал Эдвард медленно, — если… для начала… может ты хотела бы поплавать со мной?
      Он сделал глубокий вздох, и его голос стал более спокойным, когда он снова заговорил:
      — Вода очень теплая. Этот пляж тебе понравиться.
      — Звучит неплохо, — мой голос надломился.
      — Я уверен, что ты захотела почувствовать себя человеком ещё минуту или две… Это была долгая поездка.
      Я тупо кивнула. Я едва чувствовала себя человеком, возможно, несколько минут только всё же помогли бы. Его губы дотронулись до моего горла, чуть ниже моего уха.
      Он засмеялся, и его прокладное дыхание щекотало мою напряженную кожу.
      — Но не слишком долго, миссис Каллен.
      Я вздрогнула при звуке моего нового имени. Его губы скользили вниз по шеи до плеча.
      — Я буду ждать тебя в воде.
      Он прошел мимо меня к двери, которая выводила прямо на пляж.
      По пути он сбросил рубашку, оставив ее на полу, и проскользнул через дверь, в залитую лунным светом ночь. Душный, соленый воздух витал в комнате после него.
      Моя кожа воспламенилась? Я должна была, как следует осмотреть. Нет, ничего не горело. По крайней мере, я ничего не увидела.
      Я напомнила себе, что мне необходимо дышать. Затем я споткнулась об огромный чемодан, который Эдвард оставил открытым. Наверное, это мой, потому что наверху была моя сумка туалетных принадлежностей. Тут было много всего розового, но я не узнавала ничего среди этого. Я взяла охапку одежды, ища что-нибудь привычное и удобное, к примеру, пару старых свитеров, и тут кое-что оказалось в поле моего зрения.
      Бесчисленное множество шнурков и тисненого атласа. Нижнее белье. Самое откровенного из всего существующего нижнего белья, с французскими штучками.
      Я не знала, как и когда, но когда-нибудь Элис поплатиться за это.
      Оставшись одна, я пошла в ванну, окна которой выходили на тот же пляж что и дверь. Я не смогла увидеть его; и предположила, что он уже в воде.
      Высоко в небе луна была почти полной, и песок блестел под ее сиянием.
      Какое-то движение показалось мне — над одной из пальм; брошенная одежда трепетала на ветру.
      Моя кожа снова вспыхнула.
      Я сделала несколько глубоких вздохов и подошла к зеркалу.
      Я выглядела так, словно проспала целые сутки. Я нашла свою расческу и принялась расчесать волосы, пока они не сделались гладкими, а между зубцами не остался целый клок. Я дважды тщательно почистила зубы. Затем я умылась и брызнула водой на свою шею. Я почувствовала себя настолько хорошо, что решила вымыть и руки. А потом поняла, что и душ мне не помешает. Я знала, что смешно принимать душ перед плаваньем, но я должна была успокоиться, а горячая вода была надежный способом.
      Да и ноги было бы неплохо побрить.
      После душа я завернулась в большое белое полотенце.
      Теперь я столкнулась с выбором, о котором не подумала раньше. Что мне надеть? Уж не купальник. Да и снова полностью одеться, тоже было глупо.
      Я даже не хотела думать о вещах, которые Элис упаковала там для меня.
      Я снова начала судорожно дышать, а мои руки нервно задрожали — успокаивающий эффект душа закончил действие.
      Я почувствовала головокружение, и меня охватила паника. Я села на прохладный пол и спрятала голову между коленями. Я молилась, чтобы он не увидел меня такой. Я могла только догадываться, о чем он подумает. Он мог подумать, что мы совершаем ошибку.
      Но я не волновалась о том, что мы делаем ошибку. Ничуть. Я понятия не имела что делать, когда выйду из этой комнаты. Я боялась неизвестности.
      Особенно во французском нижнем белье. Я знала, что я еще не готова к этому. Я чувствовала себя, как будто мне нужно выступать в театре с тысячной публикой. Как же люди делают это — преодолевают свои страхи, да еще с меньшей уверенностью, чем оставил Эдвард? Если бы там не было Эдварда, если бы я не знала каждой клеточкой своего мозга, что он любит меня настолько сильно, насколько я люблю его — всепоглощающе и безоговорочно. И если бы не это, я никогда бы не смогла встать с пола.
      Но все-таки это был Эдвард.
      — Не будь трусихой, — прошептала я сама себе и встала на ноги.
      Я плотнее закуталось в полотенце и вышла из ванной. Мимо чемоданов, мимо большой кровати, даже не взглянув на них. Стеклянная дверь на пляж была открыта. Все казалось черно-белым в тусклом свете луны.
      Я шла медленно по песку, остановившись около скривленной пальмы, на которой висела его одежда. Я прислонилась к грубой коре и еще раз превела дыхание.
      Я смотрела в темноту, ища его.
      Его было не трудно найти. Он стоял спиной ко мне по талию в воде и смотрел на луну. Свет луны сделал его кожу совершенно белой, подобно песку, а его мокрые волосы совершенно черными, подобно океану.
      Он стоял неподвижно; и волны ударялись об него, словно о камень.
      Я смотрела на гладкие линии его спины, его плеч, его рук, его шеи, безупречной формы его…
      Огонь больше не ощущался на коже; тлело где-то внутри — моя неловкость, моя неуверенность.
      Без колебаний я сбросила полотенце, оставив его на дереве вместе с его одеждой, и вышла в лунный свет. Я также казалось, сделана из белого песка.
      Я не могла слышать своих шагов, но догадалась, что он их слышит. Эдвард не обернулся.
      Я вошла в воду и поняла, что Эдвард был прав — она была теплой, как в ванне. Я шла медленно, думая о том, что под ногами. Но мои заботы были напрасными — песок под ногами оказался абсолютно мягким. Постепенно углубляясь, я шла к Эдварду. Я пробиралась через воду, пока не оказалось за его спиной. Я положила свои ладони на его прохладные руки, которые были в воде.
      — Как красиво, — сказала я, смотря на луну.
      — Неплохо, — ответил он без энтузиазма. Он повернулся медленно; от его движений на воде во все стороны расходились круги. На его белоснежном лице, глаза, казалось, стали серебряными. Он повернул свою ладонь так, чтобы наши пальцы смогли сплестись под водой. Было достаточно тепло, и от его прикосновений не было гусиной кожи.
      — Я не могу использовать слово «красиво», только не с тобой, не в сравнении с тобой.
      Я слегка улыбнулась и положила свою руку — она теперь не дрожала — ему на сердце. Белое на белом; на этот раз мы соответствовали друг другу. Он вздрогнул от моего прикосновения. Его дыхание тут же участилось.
      — Я обещал, что мы попробуем, — шепнул он напряженно, — если… если я сделаю что-то не так, если я сделаю тебе больно, ты должна сразу сказать мне.
      Я торжественно кивнула, все еще смотря на него. Я сделала другой шаг, и моя голова оказалась на его груди.
      — Не бойся, — прошептала я, — мы принадлежим друг другу.
      Я была поражена, ведь мои слова были правдой. Этот момент был настолько прекрасен, что нельзя было сомневаться в нем.
      Его руки сомкнулись вокруг меня. Лето и зима. В моем теле нарастало напряжение.
      — Навсегда, — прошептал он и потянул меня в более глубокую воду.
      Солнце, припекавшее обнаженную кожу моей спины, разбудило меня утром. Позднее утро, возможно уже день, но в этом я была не уверена.
      Все, кроме времени было ясно. Я знала точно, где была — светлая комната с большой белой кроватью, солнечный свет, проникающий через открытые окна. Облака балдахина могли бы смягчить сияние.
      Я не стала открывать глаза. Я была так счастлива, и не хотелось ничего менять. Единственными звуками были шум волн, наше дыхание, биение моего сердца…
      Мне было удобно, даже, несмотря на припекающее солнце. Его прохладная кожа была прекрасным средством от жары. Я лежала на его груди и его руки обнимали меня очень легко и естественно. Мне было весело вспоминать все мои опасения о сегодняшней ночи. Все страхи теперь казались глупыми.
      Его пальцы нежно гладили внизу моей спины, и он знал, что я не сплю. Я так и не открыла глаз, лишь крепче обняла его вокруг шеи, чтобы быть еще ближе к нему.
      Он не говорил; его пальцы перемещались вверх и вниз по моей спине, едва касаясь ее.
      Я была бы счастлива остаться здесь навсегда, чтобы не нарушать этот момент, но мое тело имело другие планы. Мне стало смешно от нетерпения моего желудка. Я хотела есть. И это было подобно возвращению с небес.
      — Что смешного? — прошептал он, все еще поглаживая мою спину. Звук его голоса, серьезного и охрипшего, возродил воспоминания о сегодняшней ночи, и мое лицо и шея залились румянцем.
      Ответом на его вопрос было урчание в моем животе. Я засмеялась.
      — Тебе тоже не удастся избежать человеческих проявлений.
      Я ждала, но он так и не засмеялся. Медленно, спускаясь с небес, я пришла в себя.
      Я открыла глаза; первое, что я увидела — это его бледную кожу горла и подбородка. Губы были растянулись в улыбке. Я уперлась на локоть, чтобы видеть его лицо.
      Он смотрел вверх, и даже не посмотрел на меня, чтобы я могла изучить его выражение. Его лицо выражало потрясение — и послало импульс по всему моему телу.
      — Эдвард? — сказала я. — Что? Что случилось?
      — Это ты должна меня спросить, — сказал он жестко, без выражения.
      Первое, что мне пришло в голову — результат чувства самосохранения — это то, что мне нужно задаться вопросом, что же я сделала не так. Я перебрала все в памяти, но не смогла вспомнить ничего ужасного.
      Все было даже проще, чем я думала; мы приспособились быть вместе, как две части единого целого. Я была удовлетворена — мы были совместимы и физически.
      Огонь и лед, так или иначе, мы могли существовать вместе, не разрушая друг друга. Большее доказательство, чем я рассчитывала. Я так и не смогла понять почему его выражение было таким строгим и холодным. Может я что-то пропустила? Его палец гладил мой лоб.
      — О чем ты думаешь? — прошептал он.
      — Ты расстроен. Я не понимаю. Что я…? — я не смогла закончить.
      Он напрягся.
      — Все так плохо, потому что я причинил тебе боль, Белла. Это правда — и даже не пытайся говорить, что это не так.
      — Боль? — повторила я, и мой голос прозвучал громче, чем обычно, потому что его слова оказались для меня полной неожиданностью.
      Я подняла одну бровь, его губы были напряжены.
      Я быстро оценила состояние своего тела, напрягая и сгибая конечности. Просто нонсенс — все мои руки и ноги были в полном порядке. И я не чувствовала нигде боли.
      Я была рассержена тем, что он омрачает это утро своими пессимистическими предположениями.
      — Почему ты сделал столь поспешные выводы? Я никогда себя не чувствовала лучше, чем сейчас.
      Его глаза закрылись.
      — Хватит.
      — Хватит что?
      — Ты говоришь, что я не монстр, лишь потому, что я согласился на это.
      — Эдвард, — прошептала я теперь действительно расстроенная. Он омрачил всё, что было до этого, — никогда больше не говори так.
      Он не открыл глаз. Это было похоже на то, что он не хотел видеть меня.
      — Посмотри на себя, Белла. И теперь скажи, что я не монстр.
      Оскорбленная и потрясенная, задыхаясь, я последовала его совету. Что случилось со мной? Я не могла понять что за мягкое и пушистое, словно снег прилипло к моей коже. Я тряхнула головой, и что-то белое посыпалась с моих волос.
      Я взяла мягкую и белую пушинку в руку.
      — Почему я покрыта перьями? — спущено спросила я.
      Он нетерпеливо выдохнул.
      — Я кусал подушку. Или две. Но это не то, о чем я говорю.
      — Ты… кусал подушку? Зачем?
      — Посмотри, Белла! — он почти рычал. Он взял мою руку — очень осторожно — и протянул ее мне. — Посмотри на это!
      На этот раз я увидела то, о чем он говорит.
      Убирая перья, я увидела большие багровые синяки, которые начали проступать на бледной коже моей руки. Мои глаза стали следить за следом, который поднимался сначала к плечу, а потом спускался к ребрам. Я дотрагивалась до синяков на моем предплечье, думая, что они исчезнут, но они снова появлялись. Кожа немного пульсировала.
      Очень легко — это было так трогательно — Эдвард поместил свою руку на месте моих ушибов, каждый палец соответствовал синяку.
      — Ой, — пикнула я.
      Я попыталась вспомнить.
      Я не смогла вспомнить момент, когда он слишком сильно сжимал меня. Напротив, я помнила только желание, чтобы он прижимал меня сильнее, это доставляло мне удовольствие.
      — Мне… так жаль, Белла, — прошептал он, пока я разглядывала свои синяки, — я знал, я не должен был…
      Его голос понизился.
      — Я так сожалею, даже не могу передать это словами, — он закрыл рукой лицо.
      Я долго сидела в полном удивлении, не зная, что сказать, я видела его страдания. Это так противоречило тому, что я чувствовала.
      Потрясение медленно проходило, оставляя на своем месте лишь пустоту. Пустота. Мой мозг был пуст. Я не смогла придумать, что сказать. Как я смогу объясниться с ним правильно? Как мне сделать его таким же счастливым, как я — по крайней мере, такой, какой я была несколько мгновений назад? Я коснулась его руки, но он не ответил. Я попыталась отдернуть его руки от лица, но с таким же успехом, я могла дергать руку скульптуры.
      — Эдвард.
      Он даже не пошевельнулся.
      — Эдвард.
      Ничего. Это видно будет монологом.
      — Я не сожалею, Эдвард. Я не… Я не могу даже говорить. Я так счастлива. Не сердись на меня. Не надо. Мне так…
      — Не говори слова «хорошо», — сказал он ледяным тоном, — если ты оценила мое здравомыслие, то не говорила бы, что все хорошо.
      — Но я…
      — Белла, не надо, — простонал он, — не надо…
      — Нет. Надо, Эдвард.
      Он убрал руку, его золотые глаза наблюдали за мной.
      — Не порть всё, — сказала я, — Я очень счастлива.
      — Я уже все испортил.
      — Я не хочу это слушать, — остановила я его. Его зубы щелкнули.
      — Черт возьми, — простонала я, — Почему ты не можешь меня понять? Так тяжело когда тебя не слышат.
      Его глаза немного расширились.
      — Это что-то новенькое. Тебе ведь всегда нравилось, что я не могу читать твои мысли.
      — Не сегодня.
      Он уставился на меня.
      — Почему?
      В расстройстве, я вскинула руки, и только теперь почувствовала боль, которую я до этого не замечала.
      — Да потому что все это лишнее. Если бы ты только знал, что я на самом деле чувствую сейчас! Или пять минут назад, не важно. Я была совершенно счастлива. Абсолютно и полностью счастлива. А сейчас я порядком рассержена.
      — Ты должна сердиться на меня.
      — Ну хорошо. От этого ты будешь чувствовать себя лучше?
      Он вздохнул.
      — Нет. Я не думаю, что сейчас что-нибудь может заставить меня чувствовать себя лучше.
      — Что? Теперь я точно сержусь. Ты погубил все мои слова, Эдвард.
      Он встряхнул головой и закатил глаза.
      Я сделала глубокий вдох. Я чувствовала себя такой чувствительной сейчас, но это было не плохо. Я чувствовала, словно я поднимала гири. Мне довелось испытать это на пару с Рене, когда она была одержима фитнесом. Шестьдесят пять подъемов с десятью фунтами в каждой руке. Я не смогла встать на следующее утро. Это было таким же болезненным.
      Я проглотила свое раздражение и попыталась чтобы голос звучал спокойно.
      — Мы знали, что нам придется быть очень осторожными Я думала, что это необходимо. Но хорошо, что это оказалось намного легче, чем я думала. И это действительно не имеет значения.
      Я провела пальцами по своим рукам.
      — Я думаю для первого раза, когда мы не знали что ожидать, мы все сделали прекрасно. С небольшой практикой…
      Его лицо вдруг настолько побледнело, что я не смогла закончить предложение.
      — Необходимо? Ты ждала этого, Белла? Ты думала, что будет хуже? Ты считаешь эксперимент успехом, потому что смогла избежать худшего? Если нет сломанных костей — это, по-твоему, победа?
      Я ждала, позволяя ему выговориться. Я ждала, пока его дыхание снова станет нормальным. И когда его глаза стали спокойными, я вновь заговорила.
      — Я не знала чего ждать, но я определенно не ожидала, как… как… как замечательно это было, — мой голос снизился до шепота. Мой взгляд проскользил от его лица к моим рукам.
      — Да, но я не знаю, как это было для тебя. Походило ли это на мои ощущения.
      Холодный палец приподнял мой подбородок.
      — Это то, о чем ты волнуешься? — проговорил он через зубы, — то, что я не получил удовольствие?
      Мои глаза опустились вниз.
      — Я знаю, что это не одно и тоже. Ведь ты не человеком. Я только хочу сказать, что для человека — это самое лучшее, что было в его жизни.
      Он молчал так долго, что я, наконец, взглянула на него. Его лицо стало более мягким, он задумался.
      — Кажется, мне придется извиниться, — нахмурился он, — я и не мечтал, что буду чувствовать такое, но прошлая ночь не была… Это была лучшая ночь за всё то время, что я существую. Но я не хочу думать…
      Я улыбнулась.
      — Правда? Лучшая? — я тихо спросила.
      Он взял мое лицо в руки, все еще осторожно.
      — Я спросил у Карлайла после того, как мы заключила нашу сделку. Я надеялся, что он поможет мне. Конечно, он предупреждал меня, что это может быть очень опасно для тебя, — тень покрыла его лицо.
      — Он верил в меня — это была вера, которую я не заслужил.
      Я хотела протестовать, но он положил на мои губы два пальца, чтобы я не смогла прокомментировать его слова.
      — Также я спросил, что я должен ждать от этого. Я не знал что это… для вампира.
      Он равнодушно улыбнулся.
      — Карлайл сказал мне, что физическая любовь очень мощная вещь, мощнее всего прочего. Мы редко меняемся, но сильные эмоции могут нас изменить. Он сказал, что мне не нужно волноваться, так как ты уже изменила меня, — теперь он улыбнулся более искренне.
      — Я так же говорил об этом с моими братьями. Они сказали, что это приносит большое удовольствие. Как в первую секунду, когда пьешь человеческую кровь, — он нахмурил брови.
      — Но я уже пробовал твою кровь, нет ничего сильнее этого… Но я не думаю, что они ошиблись. Для нас это стало другим. Чем-то большим.
      — Да, это было большим. Это было всем.
      — Но это не отбрасывает тот факт, что это было неправильным. Даже если ты так не считаешь.
      — Что ты хочешь сказать? Ты думаешь, я всё это придумала? Почему?
      — Чтобы ослабить мою вину. Но твои слова лишь попытка избавить меня от чувства вины, в то время как я совершил ошибку.
      Я схватила его за подбородок и наклонилась вперед. Наши лица были в нескольких сантиментах друг от друга.
      — Ты выслушаешь меня, Эдвард Каллен. Я не придумываю ничего ради тебя, понимаешь? Я даже не знаю что сказать, что сделать, чтобы ты перестал чувствовать себя несчастным. За всю мою жизнь я никогда не была так счастлива как сейчас. Даже сильнее, чем когда ты решил что твоя любовь ко мне больше, чем желание убить, или в первое утро, когда я проснулась, а ты уже ждал меня… Даже не так, когда я услышала твой голос в балетной студии, — он воскресил в памяти то опасное время, когда я была на волосок от смерти. Но я не делала паузы. Я продолжала, — или когда ты сказал «Согласен» и я поняла, что мы будем вместе навсегда. То, чтобы сейчас — самое счастливое в моей жизни, и лучшее из всего вышеперечисленного.
      Он коснулся моего нахмуренного лба.
      — Теперь ты чувствуешь себя несчастной. Я не хотел этого.
      — Тогда не будь несчастным. Вот это неправильно.
      Он напрягся, потом сделал глубокий вздох и кивнул.
      — Ты права. Прошлое ушло, и я не могу сделать ничего, что изменило бы его. Нет никакого смысла в поднятии мне настроения. Я сделаю все что смогу, чтобы ты теперь была счастлива.
      Я с подозрением наблюдала за его лицом, и он одарил меня улыбкой.
      — Независимо от того, что делает меня счастливой?
      Мой живот проурчал вместе с моими словами.
      — Ты голодна.
      Он стремительно встал и поднял облако из перьев. Оно напомнило мне о том, что я хотела спросить.
      — Так почему ты решил разорвать подушки Эсме? — спросила я, сидя и тряся головой.
      Он уже натянул штаны цвета хаки, смахивая с волос остатки перьев.
      — Я не знаю, решил ли я сделать это вчера вечером, — пробормотал он, — но нам повезло — ведь это подушки, а не ты.
      Он глубоко вздохнул и встряхнул головой, как будто избавляясь от плохих мыслей. Он искренне улыбнулся, но было видно, что он приложил к этому немало усилий. Я снова разлеглась на кровати, не задевая болевших мест.
      Он перестал дышать. Он отвернулся от меня и так сильно сжал руки в кулаки, что показались белые суставы.
      — Я выгляжу отвратительно? — спросила я, с большим трудом, придавая голосу непринужденность.
      Он опять начал дышать, но все еще не поворачивался ко мне, видно хотел скрыть свое лицо.
      Я прошла в ванную чтобы поглядеть на себя и закрыла дверь за собой.
      Я пристально обсмотрела свое обнаженное тело в зеркало. Я имела ужасный вид. Была слабая тень на одной из моих скул, губы немного раздулись, но кроме этого, мое лицо было в порядке. Остальная часть моего тела была украшена синими и фиолетовыми пятнами.
      Я сосредоточилась на синяках, которые будет труднее всего скрыть — на руках и плечах. Но они не были настолько уж страшными. Моя кожа переносила их легко. Обычно, когда синяк появлялся, я уже забывала, как его получила. Конечно, они только что проявлялись. Завтра я буду выглядеть еще хуже. Я посмотрела на свои волосы и простонала.
      — Белла? — он уже был позади меня, когда я издала звук.
      — Я никогда не смогу вытащить все это из моих волос!
      Я указала на мою голову, похожую на гнездо курицы. Я начала выбирать перья.
      — Лучше бы ты волновалась не о своих волосах, — пробормотал он. Но он пришел, чтобы поддержать меня и стал быстро выбирать перья.
      — Тебе разве не смешно? Я же так глупо выгляжу.
      Он не ответил; он только продолжил выщипывать перья из моих волос. И я знала ответ — в таком настроении, ему не до смеха.
      — Это не поможет, — через минуту вздохнула я.
      — Это все высохло. Нужно помыть голову, — я обняла его вокруг талии, — хочешь помочь мне?
      — Лучше я найду что-нибудь поесть для тебя, — сказал он тихим голосом, убирая мои руки. Я вздохнула, поскольку он уже исчез.
      Это было похоже на то, что как будто мой медовый месяц уже подошел к концу. От этой мысли у меня защемило сердце.
      Когда я избавилась от перьев и одела незнакомое белое платье, которое скрыло фиолетовые пятна, я пошла туда, откуда исходил запах жареных яиц, бекона и сыра.
      Эдвард стоял перед плитой и готовил омлет.
      Запах еды сокрушил меня. Я чувствовала, что смогу съесть и тарелку и сковородку. Мой живот заурчал.
      — Сюда, — он повернулся, улыбаясь, и положил тарелку на стол. Я уселась на один из двух металлических стульев и стала уплетать яйца. Они обжигали мое горло, но меня это не волновало.
      Он сел рядом.
      — Я кормлю тебя не так часто как нужно.
      Я проглотила кусок и напомнила ему:
      — Но я ведь спала. Кстати, это действительно вкусно приготовлено. Очень вкусно для того, кто не ест.
      — Кулинарный телеканал, — сказал он, улыбаясь моей любимой изогнутой улыбкой.
      Я была счастлива видеть это, счастлива, что он опять стал собой.
      — Где ты взял яйца?
      — Я попросил прислугу запасти холодильник едой. Впервые. А теперь я должен просить их убрать перья…
      Он замолчал, его взгляд смотрел куда-то выше моей головы. Я не говорила, боялась опять его расстроить.
      Я съела все, хотя порция была скорее для двоих.
      — Спасибо, — сказала я ему. Я наклонилась через стол, чтобы поцеловать его. Он поцеловал меня на автомате, а потом отстранился от меня.
      Я стиснула зубы, и задала вопрос, который мог его уязвить:
      — Ты не собираешься больше прикасаться ко мне, пока мы здесь?
      Он немного улыбнулся и поднял руку, чтобы погладить меня по щеке. Его пальцы гладили меня по щеке, и я не смогла побороть желание его прикосновений.
      — Ты знаешь, это не то, что я подразумевал, — он вздохнул и убрал руку, — я знаю. И ты права.
      Он сделала паузу. А затем заговорил снова с осуждением:
      — Я не буду заниматься любовью с тобой пока ты человек. Я не могу больше причинять тебе боль.

      Моё увеселение стало первоочередной задачей на Острове Эсме. Мы плавали (ну как сказать, плавала я, в то время как он щеголял своей способностью обходиться без кислорода). Мы исследовали небольшие джунгли, которые окружали низкие скалы. Мы видели попугаев, которые жили среди ветвей в южной части острова. Мы наблюдали закат со скалистой бухты на западе. Мы плавали с морскими свинками, которые резвились среди теплых волн неподалеку. По крайней мере, с ними плавала я; как только в воде появлялся Эдвард, морские свинки немедленно исчезали, как будто бы завидев акулу.
      Я знала, что все это значит. Он пробовал как можно сильнее увлечь меня, и тем самым отвлечь и не допустить приставаний с моей стороны. Всякий раз, когда я пыталась попросить его отнестись к этому спокойней с одним из миллиона DVD под плазмой с широким форматом, он выманивал меня из дома волшебными словами, такими как «коралловые рифы», «подводные пещеры» и «морские черепахи». Мы гуляли, гуляли, гуляли целыми днями, так, чтобы я успевала сильно проголодаться, и возвращались на закате солнца.
      Я каждый раз валилась от усталости сразу после того как ночью заканчивала обедать; однажды я заснула прямо за кухонным столом, и ему пришлось отнести меня в кровать. Частью его плана было и то, что Эдвард всегда делал слишком много еды для одного человека, а я так хотела есть после купаний и восхождений на вершины, длящихся весь день, что съедала почти все из того, что он готовил. И тогда, будучи сытой и изнеможенной, единственное, на что я была способна — это держать глаза открытыми. Вот, несомненно, в чем его план.
      Истощение не слишком способствовало моим попыткам убедить его. Но я не сдавалась. Я пробовала образумить, умолять, нудить, но все напрасно. Раньше я и не задумывалась, с помощью чего я могу повлиять в таком случае.
      Теперь мои сны стали очень реалистичными — в первую очередь, это коснулось кошмаров, которые стали более яркими, пожалуй такими же яркими, как цвета на острове. Возможно всё это из-за того, что я просыпалась усталой независимо от того, как долго я спала.
      Приблизительно спустя неделю или около того, как мы оказались на острове, я решил пробовать пойти на компромисс. Раньше это срабатывало.
      Теперь я спала в синей комнате. Уборщики должны были появиться не раньше следующего дня, и поэтому белая комната была все ещё услана снегом из перьев. Синяя комната была меньше, поэтому и кровать была соответствующей пропорции. Стены были темных тонов, обшитые панелями из тика, и все было украшено роскошным синим шелком.
      Я одевала кое-какие вещи из коллекции дамского белья Элис для того чтобы спать в них — и это было не столько откровенно по сравнению со крошечными бикини, которые она упаковала для меня, как только ей представилась такая возможность. Я задалась вопросом, было ли ей видение того, когда бы эти вещи могли мне понадобиться, а затем вздрогнула смущенная этой мыслью.
      Я не спеша начала с невинного атласного белья цвета слоновой кости, волнуясь, что демонстрация большого количества моего не приведет к желаемому результату, но я готова была испробовать что угодно. Эдвард, казалось, не замечал ничего, как будто я носила те же самые крысиные старые свитера, которые я одевала дома.
      Теперь синяки смотрелись куда лучше — уже пожелтевшие в некоторых местах, и постепенно исчезающие в других. Сегодня вечером я надела один из самых ужасающих нарядов, когда я приводила себя в порядок в облицованной панелями ванной. Это было черным, кружевным, и слишком смущающим, для того чтобы хотя бы взглянуть на это, даже тогда, когда это ещё не на мне. Я боялась взглянуть в зеркало прежде, чем я окажусь в спальне. Мне не хотелось себя нервировать.
      Я с удовольствием наблюдала, как выпучились его глаза, но это длилось лишь секунду, пока он не совладал с собой.
      — Что ты об этом думаешь? — спросила я, совершая пируэт так, чтобы он смог разглядеть всё.
      Он прочистил горло.
      — Ты прекрасна. Как и всегда.
      — Спасибо, — сказала я немного недовольно.
      Я слишком устала для того чтобы сопротивляться мягкой и удобной кровати. Он обвил меня руками и прижал меня к своей груди, но в этом не было ничего необычного — мне было слишком жарко спать без его прохладного тела рядом.
      — Я заключу с тобой сделку, — сонно проговорила я.
      — Я не буду заключать с тобой никаких сделок, — ответил он.
      — Ты ведь не знаешь, что я хочу предложить.
      — Не имеет значения.
      Я вздохнула.
      — Черт возьми. Я действительно хотела … ну да ладно…
      Он закатил глаза.
      Я захлопнула ловушку и позволила приманке остаться там. Я зевнула.
      Понадобиться минута — не достаточно долго для того чтобы удивить меня.
      — Ну, хорошо. Что же ты хочешь?
      Я сцепила зубы на секунду, пытаясь удержать улыбку. Единственная причина, по которой он мог бы уступить — это возможность дать мне что-нибудь.
      — Хорошо, я тут подумала …, я знаю, что Дартмас это всего лишь статья, иллюстрация к которой дана на обложке журнала, но честно, один семестр колледжа вероятно не убьет меня, — произнесла я, в точности повторяя его давнишние слова, когда он пытался убедить меня отложить превращение в вампира. — Держу пари, Чарли бы не на шутку взволновали слухи из Дартмаса. Безусловно, весьма странно будет, если я не буду отстаиваться от самых мозговитых. Пусть будет … восемнадцать, девятнадцать. В этом ведь нет большой разницы.
      Он молчал достаточно долго. Потом, шепотом произнес:
      — Ты можешь подождать. И остаться человеком.
      Я молчала.
      — Почему ты делаешь это со мной? — процедил он сквозь зубы внезапно сердито. — Разве не достаточно трудно безо всего этого? — Он схватился за кружева, рассыпавшихся по моему бедру. На мгновение, я решила, что он собирается разорвать их по шву. Но тут его рука ослабила хватку. — Не имеет значения. Я не буду заключать с тобой никаких сделок.
      — Я хочу пойти в колледж.
      — Нет, не хочешь. И нет ничего, из-за чего бы стоило рискнуть твоей жизнью вновь. Это причиняет тебе боль.
      — Но я действительно хочу пойти. Ну, хорошо, дело не в колледже просто я хочу побыть человеком ещё немного дольше.
      Он закрыл глаза и стал дышать через нос.
      — Ты сводишь меня с ума, Белла. Разве мы не обсуждали эту причину миллион раз, и разве ты не просила сделать тебя вампиром без промедлений?
      — Да, но … теперь у меня есть причина остаться человеком, которой у меня не было раньше.
      — И что же это?
      — Угадай, — сказала я, и отбросила от себя подушки, чтобы поцеловать его.
      Он поцеловал в ответ, но не так что бы я могла подумать, что победа за мной. Больше это походила, на то, что он не хотел задеть моего самолюбия; он целиком и абсолютно себя контролировал. Потом мягко, он отстранил меня и стал укачивать, прижав к груди.
      — Ты настолько человечна, Белла. Вся под властью гормонов, — он рассмеялся.
      — Это многого стоит, Эдвард. Мне нравиться это во мне. Я не хочу отрекаться. Я не хочу ждать годы в обличии сумасшедшей новообращенной, чтобы толика этой человечности вернулась ко мне.
      Я зевнула и он улыбнулся.
      — Ты устала. Спи, любимая.
      Он принялся напевать колыбельную, которую сочинил, когда мы только познакомились.
      — Интересно, почему я так устала, — пробормотала я саркастически. — Может это часть твоего плана или что-нибудь в этом роде.
      Он коротко рассмеялся и продолжил напевать.
      — Чем больше я устаю, тем лучше я буду спать, ты так думаешь?
      Песня прервалась.
      — Ты спала как убитая, Белла. Ты и слова не произнесла когда спала, пока мы не вернулись сюда. Если бы не храп, я бы стал волноваться, что ты впала в кому.
      Я проигнорировала шутку про храп; я не храплю.
      — И не единого звука? Это просто сверхъестественно. Обычно мне сняться кошмары, стоит опуститься в постель. И ещё я кричу.
      — Тебе снятся кошмары?
      — Очень яркие. Они так сильно утомляют меня, — я зевнула, — и поэтому я не могу поверить, что молчала всю ночь.
      — О чем они?
      — О разном — но все они из-за цвета.
      — Цвета?
      — Всё здесь такое яркое и настоящее. Обычно, когда я сплю, я знаю, что это сон. С ними же я не знаю, что сплю. И от этого становиться ещё страшнее.
      Он показался мне встревоженным, когда снова спросил:
      — Что пугает тебя?
      Я слегка задрожала.
      — Больше всего… — я колебалась.
      — Больше всего? — повторил он.
      Я не могла понять почему, но я не хотел рассказывать ему о ребенке из сна, который все время повторялся; было что-то слишком личное в этом необычном кошмаре. И поэтому вместо того, чтобы описать ему полностью весь сон я сказала ему только об одной его части. И её было достаточно, чтобы испугать меня или кого-нибудь ещё.
      — Волтури, — прошептала я.
      Он крепче обнял меня.
      — Они больше не станут тревожить нас. Ты скоро станешь бессмертной, и у них не будет никаких причин.
      Я позволила ему успокоить себя, чувствуя себя немного виноватой, за то, что он не совсем правильно меня понял. Всё дело было вовсе не в этом. Я не испытывала страха за себя, я боялась за мальчика.
      Он не был тем же самым мальчиком как в самом первом сне — ребенок-вампир с кроваво-красными глазами, который сидел на груде мертвых людей, которые были мне дороги. У того мальчика, которого я видела во сне четырежды на прошлой неделе, определенно был человеком; у него были румяные щечки, а его большие глаза были мягкого зеленого цвета. Но точно также как другой ребенок, он задрожал со страхом и отчаянием когда Волтури окружили нас.
      В этом сне, как в новом, так и в старом, я просто должна была защитить этого незнакомого ребенка. И больше ничего. В то же самое время, я понимала, что мне не удастся это сделать.
      Он увидел выражения опустошения на моем лице.
      — Что я могу сделать, чтобы помочь тебе?
      Я сбросила с себя это.
      — Это ведь только сны, Эдвард.
      — Ты хочешь, чтобы я пел? Я буду петь всю ночь, если это поможет укрыть тебя от дурных снов.
      — Они не все такие плохие. Некоторые очень даже не плохи. Такие… красочные. Под водой, с рыбами и кораллами. Мне кажется, что это происходит на самом деле, будто это не сон. Возможно, дело в самом острове. Здесь действительно всё очень ярко.
      — Ты хочешь вернуться домой?
      — Нет. Пока нет. Разве мы не может остаться здесь ещё немного?
      — Мы будем здесь столько, сколько ты хочешь, Белла, — заверил меня он.
      — Пока не начнется семестр? Раньше-то я не задумывалась об этом.
      Он вздохнул. Возможно, он вновь стал напевать, но я заснула прежде, чем убедилась в этом.
      Позже, когда я проснулась в темноте, я чувствовала потрясение. Сон был настолько реальным … столь ярким, столь ощутимым. … я чувствовала, что задыхаюсь, не понимая что и где я в этой темной комнате. Лишь только секунду назад, как мне казалось, я была под сверкающим солнцем.
      — Белла? — прошептал Эдвард, его руки, обвитые вокруг меня, осторожно меня встряхнули. — С тобой всё хорошо, любимая?
      — Ох, — я снова задыхалась. Всего лишь сон. Не реальность. К моему полнейшему удивлению, слезы, заполнившие мои глаза, без предупреждения заструились по лицу.
      — Белла! — сказал он уже громче, не на шутку взволновавшись. — Что случилось?
      Он вытер слезы с моих пылающих щек ледяными, жесткими пальцами.
      — Это был всего лишь сон.
      Я не могла сдержать рыданий, вырывающихся из моей груди. Эти глупые слезы вызвались беспокойством, но я никак не могла совладать с охватившим меня горем. Мне было так плохо из-за того, что сон так реален.
      — Все хорошо, любимая, с тобой всё в порядке, я рядом. — Он укачивал меня вперед-назад, несколько быстро, для того чтобы успокоить. — Тебе приснилось что-то другое? Всё это только сон, только сон.
      — Это не кошмар, — я тряхнула головой, вытирая глаза тыльной стороной ладони. — Это был хороший сон, — голос снова надломился.
      — Тогда почему ты плачешь? — в изумлении спросил он.
      — Потому что проснулась! — я застонала и, обвив руками его шею, прижалась к нему со всех сил и снова зарыдала.
      Он коротко рассмеялся над моей логикой, но смех был смешан с беспокойством.
      — Все в порядке, Белла. Дыши глубже.
      — Это было настолько реально, — плакала я. — Я так хотела, чтобы это было на самом деле.
      — Расскажи мне об этом, — потребовал он. — Может, станет легче.
      — Мы были на берегу… — я затихла, отстранившись, чтобы взглянуть переполненными слезами глазами в его лицо встревоженного ангела, тусклое в этой темноте. Я с задумчивостью смотрела на него, поскольку беспричинное горе стало отступать.
      — Ну и? — спросил он, наконец.
      Я сморгнула слезы.
      — О, Эдвард…
      — Скажи мне, Белла, — умолял он, в его глазах читалось сильное беспокойство из-за боли в моем голосе.
      Но я не могла. Вместо этого я крепче обняла его шею и лихорадочно прижалась губами к его губам. Это не было обыкновенной прихотью — это была острая, на грани боли потребность. Он ответил мгновенно, но быстро отстранился.
      Он совладал со мной так осторожно, как только мог, заставленный врасплох, и, взяв за плечи, отодвинул подальше.
      — Нет, Белла, — твердо произнес он, смотря на меня так, как будто бы волнуясь, что я сошла с ума.
      Мои руки опустились, признав поражение и странные слезы в новом потоке стали заливать лицо, новое рыдание нарастало в груди. Он был прав, должно быть я действительно сошла с ума.
      Он смотрел на меня непонимающе, в его глазах была мука.
      — Простиии, — пробормотала я.
      Но он подвинул меня к себе, крепко прижав к своей мраморной груди.
      — Я не могу, Белла, я не могу! — в его стоне чувствовалась мука.
      — Пожалуйста, — сказала я, и мой голос был приглушен его телом, — Пожалуйста, Эдвард.
      Я не знала, что именно повлияло на него — мои слезы или дрожь в моем голосе, или же он был сражен внезапностью моего нападения, или же его желание в этот момент было столь же невыносимым как и мое. Не важно, почему именно, но он со стоном прижал свои губы к моим.
      И мы начали там, где закончился мой сон.
      Когда утром я проснулась, я старалась не двигаться и даже не дышать. Мне было страшно открывать глаза.
      Я лежала на груди Эдварда, но его руки не обнимали меня. Плохой знак. Я боялась признать, что уже проснулась и увидеть его ярость независимо от того, на кого она будет направлена сегодня.
      Очень осторожно я посмотрела сквозь свои ресницы. Его взгляд был направлен в темный потолок, а руки он сложил за головой. Я приподнялась на локоть так, чтобы можно было лучше разглядеть его лицо. На нем не было ничего, никаких эмоций.
      — Много неприятностей на этот раз? — тихо спросила я.
      — Куча, — сказал он, повернув голову и ухмыльнувшись мне.
      Я облегченно выдохнула.
      — Мне жаль, — сказала я. — Я не имею в виду … ну ладно, я точно не знаю, что произошло этой ночью, — я встряхнула головой, вспоминая о неожиданных слезах и сокрушившим меня горе.
      — Ты так и не сказала мне, о чем был твой сон.
      — Да, не сказала, но в каком-то роде я показала тебе, о чем он был, — я нервно рассмеялась.
      — О, — произнес он. Его глаза расширились, и он моргнул. — Интересно.
      — Это был очень хороший сон, — пробормотала я.
      Он ничего на это не ответил, и поэтому, спустя несколько секунд, я спросила:
      — Ты простишь меня?
      — Я как раз думаю об этом.
      Я села, решив осмотреть себя — по крайней мере, никаких перьев вроде бы не было. Поскольку я стала двигаться, меня охватило легкое головокружение. Я покачнулась и рухнула обратно на подушки.
      — Что за … голова раскалывается.
      Он обнял меня.
      — Ты очень долго спала. Целых двенадцать часов.
      — Двенадцать? — как странно.
      Я позволила себе провести поверхностный осмотр, пока говорила, стараясь сделать это незаметно. Я выглядел неплохо. Синяки на моих руках были недельной давности, желтыми. Ради любопытства я потянулась. И опять же — все прекрасно. Даже лучше чем прекрасно.
      — С вещами все в порядке?
      Я смущенно кивнула.
      — Подушки всё же выжили.
      — К сожалению, я не могу сказать то же самое о твоей, хм… ночной рубашке. — Он показал на пол у ножки кровати, где несколько обрывков черного кружева были усыпаны сверху шелковых тряпок.
      — Очень жаль, — сказала я. — Мне они нравились.
      — Мне тоже.
      — Случилось ли ещё что-то катастрофическое кроме этого? — робко спросила я.
      — Я должен буду купить Эсме новую кроватную раму, — признался он, посмотрев через плечо. Я последовала за его пристальным взглядом и с ужасом увидела, что большие куски дерева, очевидно, были просто оторваны от левой стороны спинки кровати.
      — Хм, — нахмурилась я. — И почему же я упустила этот момент?
      — Наверное, ты становишься очень невнимательной, когда увлечена.
      — Я была несколько поглощена этим, — согласилась я, сильно покраснев.
      Он коснулся моей пылающей щеки и вздохнул.
      — Я действительно хотел бы не делать этого.
      Я уставился на его лицо в поисках, каких бы то ни было, признаков гнева или раскаяния, которых я боялась увидеть. Он пристально смотрел на меня в ответ, выражения его лица было спокойный и непроницаемым.
      — Как ты себя чувствуешь?
      Он засмеялся.
      — Как? — требовательно повторила я.
      — Ты выглядишь такой виноватой, будто бы совершила преступление.
      — Я чувствую себя виноватой, — пробормотала я.
      — Ну… ты совратила своего горящего от желания мужа. Не слишком серьезное правонарушение.
      Он определенно издевался.
      Мои щеки запылали сильнее.
      — Слово «совратила» подразумевает определенное количество преднамеренности.
      — Возможно это не совсем подходящее слово, — согласился он.
      — Ты не сердишься?
      Он печально улыбнулся.
      — Я не сержусь.
      — И почему же?
      — Ладно… — он сделал паузу. — С одной стороны я не повредил тебя. На этот раз было легче управлять собой, направлять силу на что-то другое, — его глаза вновь стрельнули в сторону разрушенной спинки кровати. — Возможно, потому что в этот раз я лучше знал, чего ожидать.
      Радостная улыбка расплылась на моем лице.
      — Я же говорила тебе, что всё дело в практике.
      Он закатил глаза.
      Мой живот заурчал, и он рассмеялся.
      — Время человеческого завтрака? — спросил он.
      — Пожалуй, — сказал я, вскакивая из кровати. Я двигалась слишком быстро, и до того как равновесие восстановилось, меня закачало словно пьяную. Эдвард поймал меня прежде, чем я смогла врезаться в кухонный шкаф.
      — Ты в порядке?
      — Если и в моем новом обличье мне не достанется нормальное равновесие, я буду требовать возмещения ущерба.
      Этим утром готовила я, и это снова были яйца, поскольку я была слишком голодна, чтобы сделать нечто более замысловатое. Спустя всего несколько минут, в нетерпении, я шлепнула их на тарелку.
      — С каких это пор ты съедаешь яичный желток? — спросил он.
      — С этих самых.
      — Ты знаешь, сколько яиц съела за неделю? — он достал мусорное ведро из-под раковины — оно было заполнено синими коробками.
      — Непозволительно много, — сказал я, проглотив обжигающий кусок. — Это место влияет на мой аппетит, — и на мои сны и на мое никуда не годное равновесие, — но мне здесь нравится. Вероятно, мы скоро уедем, и я надеюсь, что мы приедем в Дартмас вовремя? Ух ты, ведь нам наверное нужно найти место где жить и много ещё чего.
      Он сел рядом со мной.
      — Ты теперь можешь бросить свою выдумку про колледж — ты получила что хотела. И мы не заключали сделку, таким образом, нет никаких связанных с этим условий.
      Я фыркнула.
      — Я ничего не придумала, Эдвард. Я не трачу своё свободное время, составляя распорядок дня, как некоторые. Что нам нужно сделать, чтобы изнурить Беллу сегодня? — я попыталась изобразить его голос, а он бессовестно рассмеялся. — Я, правда, хочу ещё немного времени побыть человеком. — Я наклонилась и положила руку на его обнаженную грудь. — Я не успела насладиться.
      Он с подозрением на меня посмотрел.
      — Этим? — спросил он, поймав мою руку, поскольку та успела спуститься вниз, к его животу. — Всё это время дело было в сексе? — он закатил глаза. — Почему я не подумал об этом? — с сарказмом пробормотал он. — Нужно было припасти для себя больше аргументов.
      Я рассмеялась.
      — Вероятно да.
      — Ты настолько человечна, — вновь сказал он.
      — Я знаю.
      Дразнящая улыбка тронула его губы.
      — Так мы едем в Дартмас? Действительно?
      — Вероятно, меня исключать за один семестр.
      — Я тебя всему научу, — его улыбка стала ещё шире. — Ты будешь учиться в колледже любви.
      — Ты думаешь, мы сможем потом найти квартиру?
      Он состроил виноватое лицо.
      — Ну… у нас вроде бы уже есть там дом. Ну, знаешь, на всякий случай.
      — Ты купил дом?
      — Недвижимость — это хорошее вложение денег.
      Я поднла одну бровь и затем смирилась.
      — В таком случае все уже готово.
      — Я должен буду удостоверить, сможем ли мы отставить твою машину «до» ещё на некоторое время…
      — Да, по воле небес я не защищена от танкового нападения.
      Он усмехнулся.
      — Как долго мы ещё можем остаться? — спросила я.
      — Мы свободны во времени. Еще несколько недель, если хочешь. И затем мы можем навестить Чарли прежде, чем отправимся в Нью-Хэмпшир. Мы могли провести Рождество с Рене…
      Его слова рисовали весьма счастливое ближайшее будущее, единственный вариант, который был лишен страданий для всех. Но ящик с Джейкобом, едва не забытый, загрохотал, и я поправила себя — почти для всех.
      От этого не стало легче. Теперь, когда я, наконец, поняла что значит быть человеком на самом деле, это заставило меня изменить планы. Восемнадцать или девятнадцать, девятнадцать или двадцать … какая в этом разница? Я не слишком бы изменилась за год. Быть человеком с Эдвардом … выбор побуждает к большей изобретательности.
      — Несколько недель, — согласилась я. И затем, поскольку и это время не казалось мне достаточным, я добавила. — Так вот, я тут подумала — помнишь, что я говорила тебя о практике?
      Он рассмеялся.
      — Можешь ты хоть немного не думать об этом? Я слышу лодку. Уборщики должны скоро быть здесь.
      Он не хотел, чтобы я думала об этом. Так что же это значит? Он больше не собирался заниматься этим, беспокоясь о практике? Я улыбнулась.
      — Позволь мне объяснять Густаво беспорядок в белой комнате, и затем мы сможем прогуляться. Есть место я джунглях на юге…
      — Я не хочу гулять. И я не собираюсь сегодня пешком обойти весь остров. Я хочу остаться здесь и посмотреть кино.
      Он поджал губы, пытаясь не смеяться над моим раздраженным тоном.
      — Хорошо, сделаем, как ты хочешь. Почему бы тебе не выбрать что-нибудь, пока я отрываю дверь?
      — Я не слышала стук.
      Он повернул голову и прислушался. Пол секунды спустя в дверь постучали робко и застенчиво. Он усмехнулся и отправился в прихожую.
      Я отправилась к полкам под большим телевизором и стала рассматривать названия на корешках. Было трудно решить с чего начать. Здесь было больше дисков, чем в прокате.
      Я могла слышать низкий, бархатный голос Эдварда, поскольку он вновь вернулся в холл, плавно разговаривая на языке, который я бы назвала безупречным португальским. Другой, более резкий, голос, принадлежавший человеку, отвечал на том же самом языке.
      Эдвард вел их в комнату через кухню. Эти два бразильца выглядели невероятно низкими и темнокожими рядом с ним. Один из них — полный мужчина, второй была маленькая женщина, оба с крупными чертами лица. Эдвард с гордой улыбкой жестом указал на меня, и я услышала своё имя, смешанное с порцией незнакомых слов. Я немного покраснела, поскольку вспомнила о пушистом беспорядке в белой комнате, с которым они скоро столкнутся. Маленький человек вежливо улыбался мне.
      Но крошечная женщина, с кожей цвета кофе, не улыбалась. Она уставилась на меня со смесью потрясения, тревоги, и её расширенные глаза были полны страха. Прежде, чем я могла среагировать, Эдвард двинулся, чтобы провести их в наш курятник, и они ушли.
      Когда он вернулся, он был один. Он стремительно ко мне подошел и приобнял.
      — Что с ней такое? — нетерпеливо прошептала я, помня панику на её лице.
      Он невозмутимо пожал плечами.
      — У Кауры индийские корни. Она была воспитана так чтобы верить суевериям — ну или, ты можешь считать, чтобы быть более осведомленной, чем те, кто живет в современном мире. Она подозревает меня в том, кто я есть, или очень близка к этому, — он все еще не казался взволнованным. — Здесь у них есть свои собственные легенды. К примеру, пьющий кровь демон Либишомен, который охотится исключительно на красавиц, — при этом он покосился на меня.
      Только на красавиц? Ну что ж, по крайней мере, это мне льстило.
      — Она выглядела испуганной, — сказал я.
      — Да, так, но главным образом она волнуется о тебе.
      — Обо мне?
      — Она боится из-за того, что ты здесь со мной, в полном одиночестве. Он мрачно рассмеялся, а затем посмотрел на стенд с фильмами.
      — И почему же ты не выберешь что-нибудь, что мы бы могли посмотреть? Это вполне приемлемая задача для человека.
      — Да, я уверена, что фильм непременно убедит ее, что ты человек. — Я рассмеялась и крепче обняла его за шею, поднявшись на цыпочки. Он нагнулся так, чтобы я могла поцеловать его, а за тем его руки сжимающие меня оторвали меня от пола, таким образом, ему не нужно было наклоняться.
      — Фильм, шмильм, — бормотала я, в то время как его губы опускались ниже к моей шее, запустив пальцы в его бронзовые волосы.
      И тут я услышала вздох, и Эдвард резко поставил меня на место. Каура, застыв, стояла в коридоре, в её темных волосах торчали перья, в руках она сжимала мешок в котором тоже были перья, а на её лице застыло выражение полнейшего ужаса. Она уставилась на меня с осуждением, из-за чего я покраснела и упустила взгляд в пол. Но тут она опомнилась и что-то промямлила, что даже на незнакомом языке звучало как слова извинения. Эдвард улыбнулся и ответил ей весьма тепло. Она отвела свои темные глаза и направилась в холл.
      — Она знает, что я знаю о чем она знает? — пробормотала я.
      Эдвард рассмеялся над моей замысловатой формулировкой, и сказал:
      — Да.
      — Вот это, — сказала я, не глядя протянув руку и схватив первый попавшийся диск. — Открой и мы решим, будем ли это смотреть.
      Это оказалось старым мюзиклом с улыбающимися лицами и пышными нарядами на обложке.
      — Весьма подходит для медового месяца, — одобрил Эдвард.
      В то время как актеры на экране танцевали и пели вступительную песню, я сидела, развалившись на диване, к крепких объятиях Эдварда.
      — Теперь мы вернемся в белую комнату? — праздно поинтересовалась я.
      — Не знаю… я уже прикончил спинку кровати в одной комнате, которая возможно теперь и ремонту не подлежит. Может, если мы ограничимся разрушениями в одной комнате, Эсме пригласит нас сюда ещё когда-нибудь.
      Я широко улыбнулась.
      — Так значит, разрушений будет больше?
      Он рассмеялся над выражением моего лица.
      — Думаю, было бы безопасней, если обдумать это заранее, а не тогда когда ты нападешь на меня снова.
      — Это было бы вопросом времени, — небрежно подтвердила я, но пульс уже успел участиться.
      — Какие-то проблемы с твоим сердцем?
      — Нет. Я здорова как лошадь, — на секунду я замолчала. — А сейчас ты бы не хотел отправиться в зону разрушений?
      — Возможно, было бы более вежливо пождать, пока мы не останемся одни. Может тебя и не волнует то, что я крушу мебель, но это вероятно испугало бы их.
      По правде говоря, я уже и забыла про людей в другой комнате.
      — Ты прав, черт возьми.
      Густаво и Кауре, спокойно ходили по дому, в то время как я с нетерпением ожидала когда же они, наконец, закончат и стараясь обратить внимание на счастливый конец мюзикла. Я уже начала засыпать, несмотря на то, что, по словам Эдварда, я проспала полдня, когда грубый голос меня пробудил. Эдвард поднялся, продолжая качать меня на своих руках, и ответил Густаво на плавном португальском языке. Густаво кивнул и спокойно направился к входной двери.
      — Они закончили, — сказал мне Эдвард.
      — И это значит, что теперь мы одни?
      — Для начала, как насчет ланча? — предложил он.
      Я прикусила губу, задумавшись над дилеммой. Я действительно хотела есть.
      С улыбкой, он взял меня за руку и повел на кухню. Он так хорошо знал все выражения моего лица, что тот факт, что он не может читать мои мысли не имел никакого значения.
      — Это уже вышло из-под контроля, — пожаловалась я когда, наконец, почувствовала, что объелась.
      — Хочешь поплавать с дельфинами? — спросил он. — Это помогло бы сжечь калории.
      — Может быть потом. У меня есть другой вариант для сжигания калорий.
      — И что же это?
      — Ну, у нас ещё осталось от спинки кровати слева…
      Но я не закончила. Он схватил меня своими руками и его губы заставили меня молчать, пока он с сумасшедшей скоростью тащил меня в синюю комнату.

      Стройные ряды черных воинов двигались на меня сквозь подобный защитному покрову туман. Я видела, как рубиновые глаза вспыхивают жаждой, желанием убийства. Губы обнажают острые влажные зубы — кто-то из них рычит, кто-то улыбается.
      Я услышала, как позади меня заплакал ребенок, но я не могла повернуться, чтобы посмотреть на него, хотя отчаянно хотела убедиться, что он в безопасности. Я не могла позволить себе ошибки в концентрации.
      Они приблизились, их черные одежды вздымались при каждом движении. Я видела их руки с кривыми белыми когтями. Они начали разделяться, чтобы подойти к нам со всех сторон. Мы были окружены. Мы приготовились умереть.
      И вдруг, как всполох света при вспышке, вся сцена изменилась. Кое-что осталось прежним — Волтури все еще преследовали нас, пытаясь убить. Но что действительно изменилось, так это то, как эта картина выглядела для меня. Внезапно, я почувствовала, что желаю этого. Я хотела, чтобы они исполнили свой приговор. Когда я наклонилась вперед, паника сменилась жаждой крови, на моем лице появилась улыбка, и сквозь мои оскаленный зубы вырвалось рычание.
      Меня, пораженную этим сном, затрясло как в лихорадке.
      В комнате было темно. И было ужасно жарко. От пота слиплись волосы и он стекал вниз по шее.
      Я протянула руку, ощупала теплые простыни и убедилась, что они пусты.
      — Эдвард?
      Именно тогда, мои пальцы наткнулись на что-то гладкое, плоское и жесткое. Лист бумаги, сложенный пополам.
      Я взяла записку и отправилась к выключателю.
      Записка была адресована Миссис Каллен.
      «Я надеюсь, ты не проснешься и не заметишь моего отсутствия, но, если вдруг ты проснулась, я вернусь очень скоро. Я просто отправился на материк на охоту. Возвращайся в постель, и я буду уже рядом, когда ты проснешься в следующий раз. Я люблю тебя».
      Я вздохнула. Мы были здесь почти две недели, и я должна была ожидать, что ему придется уйти, но я совсем не задумывалась о времени. Казалось, мы существовали вне времени, живя в каком-то прекрасной стране.
      Я вытерла пот со лба. Я чувствовала себя абсолютно проснувшейся, хотя часы показывали чуть больше часа ночи. Я знала, что не смогу заснуть в таком разгоряченном и липком состоянии, в каком я находилась сейчас. И это не упоминая тот факт, что я была уверена, что как только я выключу свет и закрою глаза, то вновь увижу те черные фигуры.
      Я встала и бесцельно прошла через весь темный дом, по дороге включая свет. Было так пусто в этом огромном доме без Эдварда. Всё было по-другому.
      Я оказалась на кухне и решила, что возможно еда это именно то, что мне сможет сейчас помочь.
      Я порылась в холодильнике, пока не нашла все ингредиенты для приготовления жареного цыпленка. Шипение и потрескивание в кастрюле были приятными, столь домашними звуками; пока эти звуки заполняли тишину, моя нервозность отступала. Запах был таким аппетитным, что я начала есть прямо из кастрюли, обжигая себе язык.
      После пятого или шестого кусочка, я всё-таки смогла распробовать вкус. Я стала жевать медленнее. Было что-то отталкивающее в аромате? Я проверила мясо и убедилась, что в разрезе оно было белым, но я подумала, было ли оно таким же полностью. Я откусила маленький кусочек в качестве пробы; прожевала дважды. Фу — определенно плохое. Я подпрыгнула и выплюнула все это в раковину. Внезапно запах жареного цыпленка стал мне противен. Я взяла полную тарелку и выкинула ее в мусорное ведро, затем открыла окно, пытаясь проветрить помещение. Холодный бриз ворвался в комнату. Было приятно чувствовать его на своей коже.
      Я чувствовала себя утомленной, но возвращаться в жаркую комнату не хотелось. Поэтому я открыла большие окна в комнате с телевизором и легла на диван прямо напротив них. Я включила то же самое кино, которое мы смотрели на днях, и быстро заснула на первой же песне.
      Когда я открыла глаза снова, солнце уже почти взошло, но не свет разбудил меня. Холодные руки обвились вокруг меня, приподнимая. В то же самое время, я почувствовала внезапную боль в моем желудке, почти такую же сильную, как если бы мне ударили по животу мячом.
      — Прости — пробормотал Эдвард, кладя свою прохладную руку на мой липкий лоб. — Так много нужно было продумать. Но я не подумал, как жарко тебе будет без меня. Кондиционер установят до того, когда мне снова придется уйти.
      Я не могла сконцентрироваться на том, что он говорил.
      — Прости меня, — я задыхалась, изо всех сил пытаясь высвободиться из его рук.
      Он автоматически ослабил свои руки.
      — Белла?
      Я побежала в ванну, прикрывая рот рукой. Я чувствовала себя так ужасно, что даже не поначалу волновалась из-за того, что он последовал за мной когда я согнулась над унитазом и меня ужасно стошнило.
      — Белла? Что случилось?
      Я не могла ответить. Он с беспокойством взял меня на руки, убрал волосы от моего лица и ждал, пока я снова смогу нормально дышать.
      — Проклятая пропавшая курица, — я застонала.
      — Ты в порядке? — в его голосе явно чувствовалось напряжение.
      — Нормально, — выпалила я. — Это просто пищевое отравление. Ты не должен этого видеть. Уходи.
      — Не похоже на то, Белла.
      — Уходи, — я застонала опять, пытаясь подняться, чтобы прополоскать рот. Он осторожно помог мне, игнорируя моё сопротивление.
      После того, как я прополоскала рот, он отнес меня в кровать и осторожно присел рядом, поддерживая меня своими руками.
      — Пищевое отравление?
      — Да, — прохрипела я. — Я приготовила курицу этой ночью. Я попробовала и выкинула ее. Но перед этим я съела несколько кусочков.
      Он положил свою холодную руку на мой лоб. Было приятно.
      — Как ты чувствуешь себя сейчас?
      Я задумалась на мгновение. Тошнота прошла так же внезапно, как и началась. И я чувствовала себя как в любое другое обычное утро.
      — Довольно неплохо. Немного голодна, правда.
      Он заставил меня ждать час и выпить большой стакан воды, перед тем как пожарил мне яичницу. Я чувствовала себя абсолютно нормально, лишь только немного устала из-за того, что вскочила среди ночи. Он включил CNN — мы были оторваны от мира настолько, что даже начнись Третья Мировая Война, мы бы этого не узнали. Я обессиленно лежала на его коленях.
      Мне надоели новости, и я повернулась, чтобы поцеловать его. Точно так же как и сегодня утром, острая боль поразила мой живот, когда я передвинулась. Я отстранилась от него, моя рука прижалась ко рту. Я знала, что на сей раз я не смогу добежать до ванной, поэтому я бросилась к раковине.
      Он снова держал мои волосы.
      — Может, нам стоит вернутся в Рио, и встретиться с доктором? — предложил он с беспокойством, пока я полоскала рот.
      Я покачала головой и поплелась в коридор. Доктор ассоциировался у меня с иголкой.
      — Я буду в порядке, как только почищу зубы.
      Когда я привела в порядок свой рот, я принялась искать аптечку в чемодане, который Элис собрала для меня, полный таких необходимых человеку вещей как бинты, болеутоляющие и — объект моего поиска — Pepto-Bismol. Может, я смогу привести в норму свой желудок и успокоить Эдварда.
      Но пред тем, как я нашла Pepto, я внезапно наткнулась на кое-что еще, что Элис запаковала для меня. Я достала небольшую голубую коробочку, положила ее на ладони и долго смотрела на нее, забыв обо всем остальном.
      Затем я начала считать про себя. Один раз. Второй. Снова.
      Меня остановил стук; маленькая коробочка полетела обратно в чемодан.
      — Ты в порядке? — спросил Эдвард через дверь. — Тебе снова плохо?
      — И да, и нет, — ответила я, но мой голос звучал приглушенно.
      — Белла? Могу я зайти, пожалуйста? — это было сказано с волнением в голосе.
      — ОК…
      Он вошел и оценил мою позу — я сидела скрестив ноги на полу, рядом с чемоданом, и мое выражение лица, пустое и бросающееся в глаза. Он присел рядом со мной, его рука коснулась моего лба еще раз.
      — Что случилось?
      — Как много дней прошло со времени нашей свадьбы? — прошептала я.
      — Семнадцать — ответил он автоматически. — Белла, что такое?
      Я начала считать снова. Я загибала пальцы, заставляя его ждать и повторяя числа про себя. Я была неправа в подсчетах количества дней, которые прошли. Мы были здесь дольше, чем я думала. Я начала считать снова.
      — Белла! — прошептал он быстро. — Ты сведешь меня с ума!
      Я попыталась сглотнуть. Это не помогло. Поэтому я дотянулась до чемодана и стала рыться там, пока не нашла маленькую голубую коробочку с тампонами. Я достала их в полной тишине.
      Он посмотрел на меня в замешательстве. — Что? Ты пытаешься списать недомогание на критические дни?
      — Нет, — я умудрилась выдохнуть. — Нет, Эдвард. Я пытаюсь сказать тебе, что мой менструальный цикл должен был начаться пять дней назад.
      Выражение его лица не изменилось. Словно я ничего и не говорила вовсе.
      — И я не думаю, что у меня пищевое отравление, — добавила я.
      Он не ответил. Он словно превратился в статую.
      — Сны, — прошептала я сама себе тихо. — Слишком много сплю. Плачу. Вся эта еда. Ох. Ох. Ох.
      Взгляд Эдварда казался стеклянным, словно он больше не мог меня видеть.
      Рефлекторно, почти случайно, моя рука легла на мой живот.
      — Ох! — пискнула я снова.
      Я сделал шаг, плавно освобождаясь от безжизненных рук Эдварда. Я никогда не меняла маленькие шелковые шорты и рубашку, которые я одевала в постель. Я отдернула голубую ткань и уставилась на свой живот.
      — Невозможно, — прошептала я.
      У меня не было абсолютного никакого опыта с беременностью или детьми или какой-то другой частью этого мира, но я не была идиоткой.
      Я видела достаточно фильмов и ТВ шоу, чтобы понять, как это бывает. У меня было только пять дней задержки. Даже если я была беременна, мое тело не должно было демонстрировать это. Я не должна была иметь утренних недомоганий. Я не должна была сменить свои привычки в еде и сне.
      И я уж точно не должна была иметь небольшую, но реально ощутимую округлость прямо под ребрами.
      Я выгнула свое тело в одну сторону, потом в другую, изучая его с каждой стороны, как если бы это могло помочь округлости на животе исчезнуть прямо сейчас. Я положила свои пальцы на небольшую выпуклость, удивляясь как твердо было под моей кожей.
      — Невозможно, — повторила я снова, потому что, есть округлость или нет округлости, есть менструация или нет менструации (а здесь точно не было менструации, хотя у меня никогда не было задержки даже на день за всю жизнь), не было никакой возможности для меня быть беременной. Единственным, с кем у меня был секс — это вампир.
      Вампир, который все еще сидел на полу словно замороженный, без единого признака, указывающего на то, что он когда-нибудь будет двигаться снова.
      Поэтому, здесь должно быть какое-то другое объяснение. Что-то не в порядке со мной. Какое-нибудь странное Южно-Африканское заболевание с признаками беременности, только ускоренной…
      И потом я вспомнила кое-что — то утро когда я искала информацию в Интернете, которое, казалось, было целую жизнь назад. Я сидела за столом в моей комнате в доме Чарли, серый свет пробивался в окно. Уставившись на мой доисторический гудящий компьютер, я жадно читала информацию с веб-сайта «Вампиры от А до Я». Прошло меньше 24 часов с тех пор, как Джейкоб Блэк, пытаясь развлечь меня, рассказывал мне квилетские легенды, в которые еще не верил сам, но согласно которым Эдвард был вампиром. Я с беспокойством пробегала глазами по главной странице сайта, которая была посвящена мифам о вампирах со всей земли. Филипиннский данаг, еврейский Естри, румынские вараколаки, итальянские Стрегони Бенефици (на самом деле легенда была о моем настоящем свекре, ранее сотрудничавшем с Волтури, но конечно, я ничего этого не знала в то время)… Я обращала все меньше и меньше внимания на истории, так как они становились все более и более невероятными. Я помнила только смутные части этих записей. По большей части они выглядели как фантазии, призванные объяснить такие вещи как высокая детская смертность и супружеская неверность.
      Нет, милый, я не изменял тебе! Эта сексуальная женщина, которую ты видела убегающей из дома, была дьявольской кровопийцей. Я — счастливиц потому что смог остаться в живых! (Конечно, учитывая то, что я знала сейчас о Тане и ее сестрах, я подозревала, что некоторые из этих случаев могли бы вполне реальным фактом). Как ты можешь обвинять меня в измене, просто потому, что ты возвращаешься домой из двухлетнего путешествия, а я беременна? Это был демон. Он загипнотизировал меня с помощью мистической вампирской силы…
      Это была часть описания демонов — талант отца ребенка и беспомощность их жертвы.
      Я тряхнула головой, пораженная. Но…
      Я подумала об Эсме и, особенно, о Розали. Вампиры не могут иметь детей. Если бы был хотя бы малейший шанс, Розали наверняка использовала бы его. Мифы о демонах были не чем иным, как ложью.
      Кроме… ну, здесь была разница. Конечно, Розали не смогла бы забеременеть, потому что она навсегда застыла в том состоянии, в котором она перешла из человеческой жизни в нечеловеческую. Абсолютно не меняясь. Но тело человека может меняться и способно выносить ребенка. Во-первых нужен месячный цикл, и затем более серьезные изменения тела, позволяющие вмещать в себе растущее дитя. Тело Розали не смогло бы измениться.
      Но мое тело может. Мое уже изменилось. Я дотронулась до округлости моего живота, которой не было еще вчера.
      А мужчины — ну, они практически не меняются в период от половой зрелости и до смерти. Я вспомнила один пустяк, касающийся Чарли Чаплина: ему было семьдесят, когда он стал отцом своего первого ребенка. У мужчин нет определенных лет для зачатия или циклов способности воспроизведения потомства.
      Конечно, откуда кому-нибудь знать может ли вампир стать отцом, если их отношения с людьми были невозможны? Какой бы вампир стал бы проверять эту теорию со смертной женщиной? Или эту склонность?
      Я могла подумать только об одном.
      Часть моей головы была занята обдумыванием фактов, воспоминаний и догадок, когда другая часть — та часть, которая контролировала способность двигать даже самыми маленькими мускулами — была ошеломлена и не способна к нормальным действиям. Я не могла пошевелить губами, хотя я хотела попросить Эдварда объяснить мне, что вообще происходит. Мне нужно было вернуться к тому месту, где он сидел, но мое тело не подчинялось указаниям. Я могла только смотреть в свои потрясенные глаза, отражающиеся в зеркале, а мои пальцы осторожно ощупывали округлость на моем теле.
      А потом, как в моем ярком кошмаре вчера ночью, сцена внезапно изменилась. Все что отражалось в зеркале, выглядело абсолютно иначе, хотя ничего конкретно не поменялось.
      То, что изменило все — это легкий толчок, который я почувствовала рукой — толчок изнутри моего тела.
      В тот же самый момент зазвонил телефон Эдварда, пронзительно и требовательно. Никто из нас не пошевелился. Звонки раздавались снова и снова. Я пыталась абстрагироваться от них, выжидающе прикладывая пальцы к своему животу. В зеркале мое лицо не казалось больше смущенным — теперь оно было вопрошающим. Я почти не заметила, когда неожиданные слезы в полной тишине стали скатываться по моим щекам.
      Телефон продолжал звонить. Я надеялась, Эдвард ответит — мне не хотелось портить замечательный момент. Возможно, самый главный момент в моей жизни.
      Звонок! Звонок! Звонок!
      Наконец, раздражение пересилило другие чувства. Я опустилась на колени рядом с Эдвардом — заметив, что я стала двигаться с большей осторожностью, в тысячу раз больше следя за каждым своим движением — и похлопывала по его карманам, пока не нашла телефон. Я ожидала, что вот сейчас он очнется и ответит сам, но он был абсолютно недвижим.
      Я узнала номер и без труда догадалась, почему она звонит.
      — Привет, Элис, — сказала я. Мой голос звучал не лучше чем раньше. Я прочистила горло.
      — Белла? Белла, ты в порядке?
      — Да. Ммм. А Карлайл рядом?
      — Он рядом. В чем проблема?
      — Ну я… не уверена на все сто процентов…
      — С Эдвардом все в порядке? — спросила она с беспокойством. Она выкрикнула имя Карлайла, а затем продолжила. — Почему он сам не ответил на звонок? — до того как я успела ответить на ее первый вопрос.
      — Я не уверена.
      — Белла, что происходит? Я только, что увидела…
      — Что ты увидела?
      Ответом мне была тишина.
      — Карлайл здесь, — наконец ответила она.
      Я почувствовала, словно по моим венам заструилась ледяная вода. Если бы Элис видела меня с зеленоглазым, ангелоподобным ребенком на руках, она бы мне это сказала. Правильно?
      В то мгновение, что я ждала ответа Карлайла, видение, которое я представила для Элис, окрылило меня. Маленький, красивый малыш, даже еще более прекрасный, чем мальчик в моем сне — малыш Эдвард в моих руках. Тепло заструилось по моим венам, изгоняя холод.
      — Белла, это Карлайл. Что случилось?
      — Я… — Я не была уверена, как мне ответить. Засмеется ли он, услышав мои соображения, назовет сумасшедшей? Может быть это просто очередной яркий сон? — Я немного волнуюсь за Эдварда… Может ли вампир быть в шоке?
      — Он был ранен? — голос Карлайла внезапно стал настойчивее.
      — Нет, нет, — я поспешила заверить его. — Просто… Он удивлен.
      — Я не понимаю, Белла.
      — Я думаю… ну, я думаю… может быть… я могу быть… — я глубоко вздохнула. — Беременной.
      Как будто подтверждая это, я снова почувствовала легкий толчок в моем животе.
      После долгой паузы, медицинский опыт Карлайла взял верх.
      — Когда был первый день твоего последнего менструального цикла?
      — За шестнадцать дней до свадьбы. — Я просчитала все в уме уже несколько раз и могла ответить на этот вопрос с уверенностью.
      — Как ты себя чувствуешь?
      — Странно, — ответила я, и мой голос сорвался. Еще несколько слезинок скатились по моим щекам. — Это звучит неправдоподобно, я знаю. Еще слишком рано для всего такого. Может быть, я просто сошла с ума. Но меня посещают странные сны, и я постоянно ем, и плачу, и мое настроение меняется… и… Я клянусь, что-то двигается внутри меня прямо сейчас.
      Голова Эдварда поднялась.
      Я вздохнула с облегчением.
      Эдвард протянул руку к телефону, его лицо было белым как снег и жестким.
      — Ммм… Мне кажется. Эдвард хочет поговорить с вами.
      — Да ему трубку, — попросил Карлайл напряженно.
      Не до конца уверенная, что Эдвард сможет говорить, я вложила телефон в его руку.
      Он поднял телефон к уху. — Это возможно? — прошептал он.
      Он долго слушал, глядя в никуда пустыми глазами.
      — А Белла? — спросил он. Его рука обвилась вокруг меня, притягивая меня ближе к себе.
      Он слушал еще некоторое время и затем сказал:
      — Да. Да, я сделаю.
      Он убрал трубку и нажал на кнопку «окончание разговора». И сразу же стал набирать новый номер.
      — Что сказал Карлайл? — спросила я нетерпеливо.
      Эдвард ответил безжизненным голосом.
      — Он думает, что ты беременна.
      Эти слова теплотой прошлись по моему позвоночнику. Снова легкий толчок внутри меня.
      — Куда ты звонишь сейчас? — спросила я, когда он поднес трубку к уху.
      — В аэропорт. Мы возвращаемся домой.
      Эдвард разговаривал по телефону больше часа без перерыва. Я предположила, что он пытается организовать наш перелет домой, но я не была уверена, так как он не говорил по-английски. Мне казалось, что он спорит с кем-то; он разговаривал сквозь зубы.
      Разговаривая по телефону, он начал паковать наши вещи. Он перемещался по комнате как небольшое злобное торнадо, оставляя вместо разрушений идеальный порядок. Он кинул на кровать стопку моей одежды, даже не взглянув на нее, так что я решила, что пришло время одеваться. Он продолжал свой телефонный разговор.
      Когда я больше не могла выносить его бьющую через край энергию, я покинула комнату. Его безумная концентрированность вызвала боль в моем животе — не такую, как утренняя болезнь, просто мне стало некомфортно. Я подожду где-нибудь в другом месте, пока это его настроение пройдет. Разговаривать с этим холодным, сосредоточенным Эдвардом я не могла, честно говоря, он немного пугал меня.
      Как обычно, я оказалась в кухне. В буфете я нашла пакет печенья. Рассеянно я стала жевать их, разглядывая через окно песок и скалы, деревья и океан — все блестело на солнце.
      Кто-то толкнул меня.
      — Я знаю, — сказала я. — Я тоже не хочу уезжать.
      Я смотрела в окно еще мгновение, но толчок не повторился.
      — Не понимаю, — прошептала я. — Что здесь не так?
      Удивительно, без сомнения. Даже ошеломительно. Но неправильно?
      Нет.
      Так почему Эдвард в такой ярости? Ведь он сам настаивал на свадьбе.
      Я не могла понять причину его поведения.
      Может быть, желание Эдварда попасть домой прямо сейчас не было таким уж неправильным. Он хочет, чтобы Карлайл осмотрел меня и убедился, что мои заключения верны — хотя в моей голове не было никаких сомнений, касательно этого факта. Может быть, они хотят понять, почему я уже настолько беременна, с округлым животом, толчками и всем остальным. Это было не нормально.
      Как только я подумала об этом, я была уверена, что поняла все правильно. Он, должно быть, беспокоиться за ребенка. Я просто еще не разобралась во всем, чтобы начать беспокоиться. Мой мозг работал медленнее, чем его мозг — я все еще была потрясена картиной, которую вообразила себе раньше: маленький ребенок с глазами Эдварда — зелеными, такими, какими они были, когда он был человеком — лежал спокойно и красиво на моих руках. Я надеялась, он унаследует все черты Эдварда, без какого-либо моего вмешательства.
      Было забавно, как резко это видение стало для меня необходимым. От этого первого маленького касания, весь мой мир переменился. Там, где раньше была только одна вещь, без которой я не могла жить, появилась другая. Не было никакого противоречия — моя любовь не была разделена между ними; это было совсем не так. Это выглядело так, как если бы мое сердце росло, становясь больше в два раза в этот самый момент. Все это появившееся в сердце пространство было уже заполнено. Я почти чувствовала головокружение.
      Я никогда раньше в действительности не понимала боль и обиду Розали. Я не когда не представляла себя матерью, никогда не хотела этого. Было легко пообещать Эдварду и убедить его, что я не волнуюсь о детях, потому что это так и было. Дети как таковые никогда не были важны для меня. Они казались просто громкими существами. Мне никогда не приходилось много нянчиться с ними. Когда я мечтала, что Рене подарит мне брата, я всегда представляла себе старшего брата. Кого-нибудь, кто будет заботиться обо мне, а не наоборот.
      Этот ребенок, ребенок Эдварда, был абсолютно другим.
      Он был нужен мне как воздух. И не потому, что выбора не оставалось.
      Может быть, у меня было просто плохое воображение. Может быть, поэтому я не могла представить себя замужем, до тех самых пор, пока действительно не вышла замуж, не могла представить, как сильно я буду хотеть ребенка, пока на самом деле не забеременела…
      Когда я положила руку на живот, ожидая еще одного толчка, слезы потекли по моим щекам снова.
      — Белла?
      Я повернулась, взволнованная тоном его голоса. Он был чересчур холодный, чересчур осторожный. Его лицо соответствовало голосу, пустое и жестокое.
      А потом он увидел, что я плачу.
      — Белла! — Он пересек комнату в мгновение и взял мое лицо в ладони. — Тебе больно?
      — Нет, нет…
      Он притянул меня к своей груди.
      — Не бойся. Мы будем дома всего через шестнадцать часов. Ты будешь в порядке. Карлайл позаботиться об этом, и ты будешь в порядке, ты будешь в порядке.
      — Позаботиться об этом? Что ты имеешь в виду?
      Он отстранился и посмотрел мне в глаза.
      — Мы вытащим это, до того, как оно сможет причинить тебе боль. Не бойся. Я не позволю этому ранить тебя.
      — Это? — выдохнула я, открыв рот.
      Он недовольно посмотрел мимо меня на дверь.
      — Черт возьми! Я забыл, что Густаво должен был прийти сегодня. Я избавлюсь от него и тут же вернусь. — И он покинул комнату.
      Я облокотилась на подоконник, ища помощи. Мои колени дрожали.
      Эдвард только что назвал маленького драчуна внутри меня вещью. Он сказал, Карлайл вытащит его из меня.
      — Нет, — прошептала я.
      Я была неправа раньше. Он вовсе не волнуется о ребенке. Он хочет причинить ему боль. Красивая картинка в моем воображении мгновенно сменилась на что-то темное. Мой прекрасный ребенок плачет, мои слабые руки не могут защитить его…
      Что мне делать? Смогу ли я договориться с ними? Что если нет? Не объясняет ли это странную тишину в разговоре с Элис? Это то, что она видела? Эдвард и Карлайл, убивающие моего маленького идеального малыша, до того, как он сможет жить?
      — Нет, — пробормотала я снова, мой голос стал сильнее. Это не будет. Я не допущу этого.
      Я слышала, что Эдвард снова говорит по-португальски. И снова ругается. Его голос стал ближе, и я услышала, как он фыркнул от раздражения. А потом я услышала другой голос, низкий и робкий. Голос женщины.
      Он вошел в кухню опередив её и направился ко мне. Он вытер слезы с моих щек и, едва двигая губами, пробормотал прямо мне в ухо:
      — Она настаивает на том, чтобы оставить продукты, которые принесла — хочет приготовить нам обед. — Если бы он был чуть менее напряжен, менее взбешен, я знала, он бы закатил глаза. — Но это просто причина — она хочет убедиться, что я еще не убил тебя. — под конец его тон стал совсем ледяным.
      Кауре нервно стояла в углу, держа посуду в руках. Хотела бы я говорить по-португальски или чтобы мой испанский был чуточку лучше. Тогда я смогла поблагодарить эту женщину, которая вызывает на себя гнев вампира, только чтобы убедиться, что я в порядке.
      Ее глаза метались между нами. Я видела, что она оценивает цвет моей кожи, влажность моих глаз. Пробормотав что-то, что я не смогла понять, она поставила посуду на стол. Эдвард резко сказал ей что-то; я никогда еще не слышала, чтобы он вел себя так грубо. Она повернулась, чтобы уйти и легкое колыхание ее длинной юбки донесло до меня запах еды. Он был очень сильным — лук и рыба. Я закрыла рот и бросилась к раковине. Я чувствовала руки Эдварда на моем лбу, слышала его тихое бормотание, которым он пытался успокоить меня. Его руки исчезли на мгновение, и я услышала звук закрывающегося холодильника. К счастью, вместе с этим хлопком исчез и запах, а холодные руки Эдварда прикоснулись к моему разгоряченному лицу. Все закончилось очень быстро.
      Я ополоснул свой рот, пока он нежно гладил мою щеку.
      Я снова почувствовала маленький толчок внутри.
      Все в порядке. Мы в порядке, обратилась я к своему животу.
      Эдвард развернул меня и обнял. Я положила голову ему на плечо. Мои руки, инстинктивно, накрыли мой живот.
      Я услышала легкий вздох и оглянулась.
      Женщина все еще была здесь, неуверенно стоя в дверях и протягивая руки, словно она хотела как-нибудь помочь. Ее глаза, не отрываясь, смотрели на мои руки, выдавая потрясение. Ее рот был широко открыт.
      Эдвард вздохнул тоже и он резко повернулся к женщине, заслоняя меня своим телом. Его рука обвилась вокруг меня, как если бы он нес меня на спине.
      Внезапно Кауре начала кричать на него — громко, яростно, ее непонятные слова как ножи летали по комнате.
      Она подняла свой маленький кулак и, тряся им в воздухе, сделала два шага вперед. Несмотря на ее ярость, было легко увидеть страх в ее глазах.
      Эдвард тоже пошел к ней навстречу, и я схватила его за руку, опасаясь за женщину. Но когда он прервал ее тираду, его голос застал меня врасплох, учитывая, как грубо он звучал тогда, когда она не кричала на него. Сейчас голос был подавленный, он словно оправдывался. Не только это, но даже само звучание было другим, более гортанным, без всяких эмоций. Я не думала, что он все еще говорит по-португальски.
      На мгновение женщина уставилась на него в изумлении, а затем ее глаза сузились, и она начала долго говорить что-то на том же самом дьявольском языке.
      Я видела, что его лицо стало грустным и серьезным, он кивнул один раз. Она сделала несколько шагов назад.
      Он подошел к ней вплотную, жестами указывая на меня, а затем положил свою ладонь на мою щеку. Она снова начала говорить с ним злобно, обвиняюще махая руками в его направлении и жестикулируя. Когда она замолчала, он снова умоляюще сказал что-то тем же низким, настойчивым голосом.
      Выражение ее лица изменилось — она пристально смотрела на него, и сомнение было написано на ее лице, пока он говорил, ее глаза изучали мое смущенное лицо. Он перестал говорить, и было ясно, что она обдумывает что-то. Она посмотрела на нас, а затем, словно бессознательно, шагнула вперед.
      Руками она описала круг вокруг своего живота. Я уставилась на нее — неужели ее легенды о хищных кровопийцах не исключают этого? Может быть, она знает что-то о том, кто растет сейчас внутри меня?
      Она сделала еще несколько шагов вперед, уже более уверенно, и задала несколько вопросов, на которые он терпеливо ответил. Затем он задал всего один вопрос. Она сомневалась, но затем медленно покачала головой. Когда он заговорил снова, его голос звучал так отчаянно, что я шокировано уставилась на него. Его лицо было искажено болью.
      Вместо ответа, она медленно приближалась, пока не была достаточно близко, чтобы положить свою маленькую руку на мою, лежащую поверх живота. Она сказала всего одно слово по-португальски.
      — Morte, — прошептала она тихо. Затем повернулась, ее плечи опустились, словно этот разговор состарил ее, и покинула комнату.
      Я достаточно знала испанский, чтобы понять это слово.
      Эдвард замер снова, пристально смотря ей вслед все с тем же мучительным выражением на лице. Несколько секунд спустя я услышала шум лодки и весел, а потом они был уже далеко.
      Эдвард не двигался, пока я не собралась в ванную. Он тут же схватил меня за плечи.
      — Куда ты идешь? — прошептал он с болью в голосе.
      — Снова чистить мои зубы.
      — Не волнуйся о том, что она сказала. Это просто легенды, старые рассказы для развлечения.
      — Я не поняла ничего, — сказала я, хотя это было не совсем правдой. Как будто я могла не учитывать что-то, только потому, что это была просто легенда. Моя жизнь была окружена легендами со всех сторон. И все они были правдой.
      — Я запаковал твою зубную щетку. Сейчас достану ее.
      Он прошел в ванну вперед меня.
      — Как скоро мы уезжаем? — спросила я.
      — Как только ты закончишь.
      Он ждал меня, чтобы снова запаковать щетку. Я вручила ее ему, как только почистила зубы.
      — Я отнесу сумки в лодку.
      — Эдвард…
      Он обернулся.
      — Да?
      Я медлила, пытаясь придумать что-то, чтобы побыть несколько секунд в одиночестве.
      — Не мог бы ты… взять какой-нибудь еды? Ну, знаешь, в случае, если я снова почувствую голод.
      — Конечно, — сказал он и его глаза посмотрели на меня с нежностью. — Не волнуйся ни о чем. Мы будем у Карлайла, всего через несколько часов. Все это закончится очень скоро.
      Я кивнула головой, не доверяя своему голосу.
      Он развернулся и покинул комнату, неся по огромному чемодану в руке.
      Я бросилась к телефону, который он оставил на подоконнике. Это было так не похоже на него, забывчивость — забыть, что Густаво должен прийти, оставить здесь свой телефон. Он был так напряжен, что перестал быть похожим сам на себя.
      Я с щелчком раскрыла телефон и начала искать номер. Я была так рада, что он выключил звук, испугавшись, что он может потревожить меня. Он все еще в лодке? Или уже вернулся? Услышит ли он, если я тихонько поговорю на кухне?
      Наконец я нашла номер, который был мне нужен. Номер, по которому я не звонила еще никогда в жизни. Я нажала копку вызова и скрестила пальцы.
      — Алло? — ответил мне голос похожий на перезвон золотых колокольчиков на ветру.
      — Розали? — пошептала я. — Это Белла. Ты должна помочь мне.

      Жизнь — дерьмо, и все мы сдохнем.
      Да, и я именно один из таких счастливчиков.

      — Черт подери, Пол, у тебя что, нет собственного дома?
      Пол, развалившись на моей кушетке, смотря какую-то идиотскую бейсбольную игру по моему дрянному телевизору, только лишь ухмыльнулся мне, и затем — очень медленно — вытащил один Дорито из пакета, лежащего у него на коленях, и целиком запихнул его себе в рот.
      — Тебе было бы лучше взять это с собой.
      Хруст.
      — Нет, — сказал он, все еще жуя. — Твоя сестра сказала мне, что бы я шел и взял все, что захочу.
      Я попытался сделать, что бы мой голос звучал так, будто эта новость ничуть не удивила меня.
      — Разве сейчас Рейчел здесь?
      Не сработало. Он слышал о том, куда я уходил, и показал на пакет, стоящий у него за спиной. Он смял покет и размазал содержимое по подушке. Чипсы превратились в груду мелких крошек. Пол уже сжал руки в кулаки и держал их напротив своего лица, будто боксер.
      — Сделай это, щенок! Мне не нужна Рейчел, чтобы защитить себя!
      Я фыркнул.
      — Конечно, будто бы ты не побежишь плакаться ей в жилетку при первой же возможности.
      Он рассмеялся и полностью расслабился, разбросив свои руки на моей софе.
      — Я не побегу ябедничать на тебя девчонке. Так что, если ты хорошенько двинешь мне — это будет только между мной и тобой. И наоборот, хорошо?
      Как мило с его стороны — сделать такое предложение. Я дал своему телу расслабиться, будто я поддался его уговорам.
      — Хорошо.
      Его взгляд переметнулся к телевизору.
      Резким движением я нанес ему удар.
      Его нос соответствующе хрустнул, как только я двинул ему. Он попытался схватить меня, но я ловко увернулся из его лап, держа пакет, уже с крошками от чипсов, в своей левой руке.
      — Ты сломал мне нос, идиот!
      — Только между нами, помнишь, Пол?
      Я отвернулся, чтобы положить чипсы. Когда я повернулся, он дергал свой нос, в попытках вернуть его в нужное положение до того, как он успеет срастись. Кровотечение уже почти остановилось; все выглядело так, будто бы и не было никакой причины того, что струйка крови стекала по его губам и подбородку. Он крепко выругался несколько раз, пока дергал за хрящ.
      — Джейкоб, ты такой чувствительный! Я клянусь, я бы лучше провел это время с Леей.
      — Вау! Бьюсь об заклад, что ей бы понравилось услышать об этом. Эта мысль согрела бы ей сердце.
      — Забудь, что я сказал тебе об этом.
      — Конечно-конечно. Я уверен эта мысль не появится в моей голове случайно.
      — Ох, — пробормотал он. А затем вернулся на кушетку, вытерев кровь воротником своей майки.
      Сказав это, он вернулся к просмотру игры.
      Я простоял там еще пару секунд, а затем я вышел вон из своей комнаты, ворча о чужеродном вмешательстве.
      Было приятно мысленно возвратиться в те дни, когда спровоцировать Пола на драку было легче простого. Тогда даже не надо было дотрагиваться и пальцем до него — любое мелкое замечание в его адрес, тот час же выводило его из себя. Конечно, по закону подлости, именно сейчас, когда я действительно хотел устроить заварушку и хорошенько подраться с ним — он вдруг утихомирился.
      По-моему, это уже было слишком — еще у одного из членов нашей стаи случилось запечатление — это случилось уже с четырьмя оборотнями из десяти. Когда же это прекратится? В дурацком мифе полагалось, что это слишком редкое явление, чтобы быть таким частым. Вся эта принудительная любовь с первого взгляда была всецело омерзительной.
      Почему это должна быть именно моя сестра? Почему это должен быть именно Пол?
      Когда Рейчел приехала из Вашингтона в конце учебного года — досрочно получившая степень заучка — главной проблемой было то, как хранить нашу тайну в секрете от нее. Я не был приучен к тому, что бы иметь какие-то секреты от других членов своей семьи. Сокрытие этой тайны от тех, кому не дозволено было знать о ней, наполняло меня сочувствием к Эмбри и Колину, чьи родители не знали, что их сыновья — оборотни. Мать Эмбри была уверена, что ее сын просто тяжело переживает этап переходного возраста. Эмбри старался выбираться из дома незамеченным, но ему это плохо удавалось. Каждую ночь его мать проверяла его комнату, и каждую ночь находила ее пустой. Она кричала на него — он молчал. И ему приходилось проходить через это снова и снова. Мы хотели поговорить с Сэмом, чтобы он сделал исключение для Эмбри и дал разрешение на то, что бы его мать узнала секрет, но Эмбри уверял нас, чтобы мы не беспокоились об этом — секрет гораздо важнее.
      Так что, я был почти полностью подготовлен к тому, чтобы держать секрет в тайне. И вот, спустя два дня, как Рейчел приехала в резервацию, Пол столкнулся с ней на пляже. Бада-бим, бада-бум — истинная любовь. Никакие секреты не нужны, когда ты находишь свою настоящую половинку… И всякая подобная дрянь, связанная с запечатлением оборотня.
      Рейчел узнала всю историю, а я получил нового родственника, в лице Пола. Я знал, Билли лучше переносил произошедшее чем я. Конечно, он стал чаще убегать к Клируотерам, особенно в последние дни. Но от этого становилось ничуть не легче. Нет Пола, но зато слишком много Леи.
      Тут я подумал — интересно, пуля, которая прострелит мою голову насквозь, пройдя через мой висок убьет меня, или всего лишь оставит немного крови, которую можно с легкостью стереть?
      Я рухнул на кровать. Я слишком устал, потому что не спал со времени своего последнего патруля, но я знал, что не собирался спать. Мой мозг был слишком возбужден. Мысли роились в моей голове, словно рой бешенных пчел. Такое впечатление, будто я слышал, как они сталкиваются друг с другом о стенки моего черепа. Нет не пчелы, скорее шершни. Пчелы погибают сразу после того, как ужалят кого-нибудь. Эти же мысли жалили меня снова и снова.
      Это ожидание сводило меня с ума. Прошло уже почти четыре недели. Я ждал, так или иначе, что какие-нибудь новости должны были появится со дня на день. Я не спал по ночам, мое воображение постоянно рисовало картины о том, какой оборот могли принять эти новости.
      Чарли страдает, сидя у телефона, боясь за то, что с Беллой и ее новоиспеченным мужем мог случиться несчастный случай. Авиакатастрофа? Сфабриковать такое было бы довольно сложно. Разве только кровопийцы не решили убить кучу невинных людей. Может, крушение частного самолета? У них наверняка найдется такой про запас.
      Вернется ли убийца домой один, если его попытка сделать ее одной из них не удастся? Или даже зайдет еще дальше? Сломит ее одним движением, как тростинку, при попытках достижения нечто большего? Потому что ее жизнь была ничем для него, в сравнении с собственным удовольствием…
      История может быть весь трагичной — смерть Беллы в ужасной катастрофе. Жертва уличного нападения. Смерть от удушья во время обеда. Смерть в автокатастрофе, также как погибла и моя мать. Это все так банально. Случается каждый день.
      Привезет ли он ее домой? Похоронит ли ради Чарли? В закрытом гробу, конечно же. Гроб моей матери был забит гвоздями…
      Я могу только надеяться, что он привезет ее в целости и сохранности, напротив моим убеждениям.
      Может ничего и не случится. Просто Чарли позвонит моему отцу, чтобы узнать не слышал ли тот что-нибудь о Карлайле, который почему-то вдруг не вышел на работу сегодняшним днем. Дом полностью пуст. Никто из Калленов не отвечает на телефонные звонки. Тайна раскрыта какой-то второсортной ТВ программой…
      Может, дом Калленов сгорит дотла и все якобы погибнут в пожаре. Конечно для этого им понадобятся тела. Восемь человеческих тел, подходящих по размеру и другим внешним параметрам. Обгоревшие без возможности опознания, даже с помощью идентификации по зубам…
      Всё из этого было бы только трюком — для меня, конечно же. Будет сложно найти их, только если они сами не захотят чтобы их нашли. Конечно, я бы искал их вечно. Когда у тебя есть вечность, ты можешь просмотреть каждую соломинку в стоге сена, одну за другой, пока не найдешь иголку.
      Сейчас я не думал о разборе стога. Надо было что-то делать уже сейчас. Мне была ненавистна мысль о том, что упустил свой шанс. Я дал кровососам время сбежать, если таков их план.
      Мы можем пойти сегодня ночью. Пойти, и убить каждого из них, кого мы сможем найти.
      Мне нравился этот план, нравился потому, что я знал Эдварда достаточно хорошо для того чтобы понять, что если я убью кого-нибудь из его вампирской шайки, то мне представится шанс покончить и с ним тоже. Он бы пришел взять реванш, отомстить за них. И я бы дал ему реванш. Я бы не позволил своим братьям разодрать его в клочья. Это был бы только наш бой — мой и его. И победил бы лучший из нас.
      Но Сэм даже не хотел слышать об этом. Мы не собираемся нарушать соглашение. Позволь им нарушить его первым. У нас не было доказательств, что Каллены уже сделали что-то не так. Пока что. Пока что — потому что мы все знали, что нарушение неизбежно. Белла либо вернется уже одной из них, либо не вернется вовсе. В любом случае, одна человеческая жизнь будет потеряна. А это значит — нарушение.
      Из другой комнаты донесся лошадиный смех Пола. Может быть, он смотрел комедию. Либо по ТВ крутили смешную рекламу. Все равно. Но это действовало мне на нервы.
      Я подумал о том, чтобы опять сломать ему нос. Но это был уже не тот Пол, с которым бы мне хотелось устроить потасовку. Не тот…
      Я старался вслушиваться в другие звуки, в шелест листьев, колыхаемых ветром, например. Это было по-другому, не так, как для человеческих ушей. Я мог слышать тысячи мелодий ветра, которые я не мог слышать, будучи обычным человеком.
      Но эти уши были слишком чувствительны. Я мог слышать не только это, но и много дальше. Шум дороги, машин проносящихся по ней в сторону моря, а затем, шум океана, шум волн, разбивающихся о скалы. Копам из Ла Пуш нравилось околачиваться там. Туристам никогда не приходило в голову снижать скорость на том отрезке дороги.
      Я мог слышать голоса, доносящиеся до меня из сувенирной лавки на пляже. Я мог слышать, как мать Эмбри работала на кассе и распечатывала чек.
      Я мог слышать звуки прилива, вскрики детей от холодной воды, которая омывала им ноги с каждой новой волной. Я мог слышать недовольство их мам, тем, что у них промокла одежда. Я мог услышать знакомый голос…
      Я вслушивался так внимательно, что смех Пола, раздавшийся у меня над ухом, заставил меня подскочить от неожиданности.
      — Убирайся из моего дома, — прорычал я.
      Зная, что он не обратит ни малейшего внимания на мой совет, я последовал ему сам. Резким рывком я открыл окно и выбрался наружу, чтобы больше не видеть Пола. Это было слишком заманчиво. Я знал, что ударю Пола опять и Рейчел будет очень недовольна, когда увидит кровь на его рубашке. И она будет винить меня, даже не имея на то доказательств. Конечно, она будет права, но…
      Я направился к берегу. Мои руки, находящиеся в карманах, были сжаты в кулаки. Никто даже не взглянул на меня, пока я шел к Первому Пляжу. В том, что было лето, имелся один хороший момент — никого вокруг не волновало, что на тебе не одето ничего, кроме шорт.
      Я следовал за знакомым голосом, который я слышал, и довольно-таки легко нашел Квила. Он был на южной стороне полумесяца, сторонясь наибольшей части толпы туристов. Он извергал бесконечный поток предостережений.
      — Держись подальше от воды, Клэр! Ну же! Нет, нельзя! Ох! Здорово, малышка. Ты что, хочешь чтобы Эмили наорала на меня? Я не возьму тебя на пляж в следующий раз, если ты не… О, серьезно? Не — ох… Ты думаешь, что это весело, да? Ха-ха. Ну и кто же теперь посмеется?
      Он щекотал малышку за лодыжку, когда я догнал их. В одной руке у нее была лопаточка, а штаны были насквозь мокрые. Ни майке Квила остался отпечаток — большое влажное пятно.
      — Ставлю пять баксов на малышку! — сказал я.
      — Эй, Джейк, привет!
      Клэр взвизгнула и швырнула свою лопаточку на колени Квилу.
      — Пусти, пусти!
      Он аккуратно поставил ее на ноги. Она метнулась ко мне и обняла меня за ногу.
      — Унса, Джей!
      — Как делишки Клэр?
      Она захихикала.
      — Квил мокрый.
      — Я вижу это. А где твоя мама?
      — Ушла, ушла, ушла! — сказала Клэр, напевая. — Клэл с Квилом цеееееелый дееень. Клэл не пойдет домоооой.
      Она отцепилась от меня и побежала к Квилу. Он поднял ее и усадил себе на плечи.
      — Звучит так, словно кто-то срубил два бакса.
      — Три вообще-то. Ты пропустил вечеринку. Тема вечеринки — Принцессы. Они напялили корону на меня, а потом Эмили пришла в голову прекрасная идея — попробовать на мне новые виды макияжа.
      — О, я так сожалею, что не видел этого.
      — Не волнуйся, Эмили успела все заснять. Я выглядел настоящей красоткой.
      — Ты такой лопух!
      Он пожал плечами.
      — Клэр было весело, а это главное.
      Я вытаращил на него глаза. Да уж, это нелегко — находится в обществе людей, пораженных запечатлением. Не важно, кем они приходились своей половинке — нежно-любящим женихом, как Сэм, или же чрезмерно заботливой нянькой, как Квил — умиротворенность и уверенность, которую они всегда излучали, была просто тошнотворной.
      Клэр взвизгнула и начала показывать пальцем в сторону земли.
      — Клясивый камуфек, Квил! Мне, мне!
      — Какой, крошка? Красный?
      — Не клясный!
      Квил опустился на колени — Клэр визжала и дергала его за волосы, будто за вожжи.
      — Этот синий?
      — Нет, нет, нет, нет, нет… — распевала девчонка, видимо увлеченная новой игрой.
      Самым жутким было то, что это нравилось Квилу ровно настолько, насколько это нравилось ей. Вы никогда не видели даже родителей ребенка, которые были бы также увлечены очередной глупой детской игрой, которую придумал их карапуз. Я видел Квила, которой на протяжении нескольких часов играл с ней в «кукушку», и при этом, ему ни капли не наскучила эта глупость.
      Я не мог разделить его радость в этом — я слишком завидовал ему.
      С другой стороны, ему придется ждать еще четырнадцать лет, пока Клэр станет его одногодкой. Но была еще одна особенность — оборотни не стареют. И тем более, все выглядело так, будто это ожидание его нисколечко не удручает.
      — Квил, ты когда-нибудь думал о свиданиях? — спросил я.
      — Этот?
      — Неееет, не зёлтый!!!
      — Ну, ты понимаешь. Настоящая девушка. Я имею ввиду для настоящего момента. В свободное, от твоих няньчеств с малышкой… — продолжал я.
      Он выпучил глаза, и смотрел на меня, разинув рот.
      — Камуфек, камуфек! — кричала Клэр, стуча своей ладошкой по его голове.
      — Прости, медвежонок. Как насчет этого фиолетового?
      — Нет, — захихикала она. — Не фиолетовый!
      — Ох, прошу, дай мне подсказку!
      — Зелееееный — в конце концов, сказала она.
      Он смотрел на камни, изучая их. Наконец он выбрал четыре — все разных оттенков зеленого.
      — Он есть среди них?
      — Дяяяяяяяяяяяяя!
      — Который?
      — Всееееееееее!
      Он аккуратно положил маленькие камушки в ее ладошки. Она засмеялась, а затем, неожиданно, ударила его ими по голове. Он наигранно вздрогнул, а затем, видимо обеспокоенный ее мокрыми ногами, поставил ее на свою, и стал ходить туда-сюда, стараясь согреть ее. Хуже, чем сверхзаботливая мамаша, у которой развилась последняя стадия паранойи.
      — Прости, что я был слишком навязчивым со своей идеей насчет другой девушки.
      — Нет, это круто! — сказал Квил. — Хотя, я должен признать, меня удивило это. Я никогда не задумывался об этом.
      — Я думаю, она бы поняла, когда подросла бы. Ведь нет ничего в том, чтобы у тебя была личная жизнь, пока она не доросла…
      — Да, я понимаю. Я уверен, она бы поняла.
      Он не сказал что-либо еще.
      — Но тебе не хочется, так ведь? — угадал я.
      — Я просто… — он говорил медленно. — Я не могу даже представить себе это. Я не вижу других, остальных девушек…
      — Прибавь к этому корону и макияж, и у Клэр появится другой повод для беспокойства.
      Квил рассмеялся. Сквозь смех он выдавил из себя:
      — Джейк, ты свободен в эту пятницу?
      — Ты угадал, — сказал я, а затем скорчил рожу.
      Он задумался на секунду и спросил:
      — А ты, ты когда-нибудь задумывался о свиданиях?
      Я вздохнул. И зачем я полез откровенничать…
      — Ну, Джейк, понимаешь, может тебе стоит задуматься о нормальной жизни?
      Он говорил совершенно серьезно, а его голос был полон сочувствия. От этого стало только хуже.
      — Понимаешь, я не вижу других, остальных девушек, она затмила всех… — ответил я.
      Тут вздохнул и он.
      Вдалеке, слишком тихо для человеческих ушей, но достаточно слышно для наших, донесся протяжный вой.
      — Вот черт, это Сэм, — сказал Квил, его рука потянулась к малышке, будто он проверял на месте ли она. — Я не знаю, где ее мама.
      — Все с тобой ясно. Если ты будешь нужен — я дам тебе знать, — сказал я так быстро, будто это было скороговоркой. — А почему бы тебе не оставить ее у Клируотеров? Сью и Билли могут приглядеть за ней. Они все равно в курсе всех дел.
      — О’кей, встретимся на месте, Джейк!
      Я побежал, не через поселок, а к ближайшей линии леса. Как только я достигнул леса, я ринулся бежать, что есть сил, продирая себе путь сквозь колючие кустарники. Я чувствовал покалывания, каждый раз, как только очередная колючка впивалась мне в кожу, но я игнорировал это. Все заживет еще до того, как я доберусь до места.
      Пробравшись сквозь лес, я ринулся бежать по голой возвышенности. Кто-то просигналил мне. Момент, и я опять бежал в безопасности, в тени деревьев. Люди бы пялились на меня, если бы я бежал по открытой местности. Нормальные люди не могут бежать так быстро. Иногда я думал, что было бы неплохо поучаствовать в соревнованиях, что-то вроде Олимпийских игр. Хотелось бы посмотреть на лица атлетов-медалистов, в тот момент, когда они осознали бы, что я обставил их всех. Единственное — вряд ли я бы прошел тесты на допинг, если вспомнить хотя бы о температуре моего тела…
      Как только я достиг настоящего леса, и мне перестали то и дело попадаться дороги и дома, я остановился и стянул свои шорты. Умелым движением я скрутил их и привязал к своей лодыжке. Как только я закончил завязывать узел — я начал превращение. Обжигающее пламя разлилось по моему позвоночнику, посылая огненные спазмы в руки и ноги. Это заняло не более секунды. Тепло разлилось по всему телу. Тяжелые лапы касались земли, и я, большими прыжками пересекал лес.
      Превращение стало легким для меня, как только я научился контролировать в себе это начало. Это больше не составляла для меня труда. За исключением тех случаев, когда контролировать себя было слишком сложно.
      На секунду я вспомнил о случившемся на свадьбе, тогда я чуть было потерял контроль. Меня обуздала ярость и я горел желанием превратится и убить этого монстра. Я был настолько сбит с толку. Я был готов умереть, но убить его. Но боялся ранить ее. Друзья стояли у меня на пути. Тогда я был по-настоящему готов сделать это, наплевав на все приказы вожака нашей стаи. Нарушить приказ Альфы. Если бы той ночью там не было Сэма, если бы там находились только Квил и Эмбри, был бы я способен прикончить этого убийцу?
      Я ненавидел, когда Сэм давал такие приказы. Я ненавидел ощущение того, что у меня нет другого выбора. Я ненавидел подчиняться.
      В тот момент я осознал, что был не один. Я не был наедине со своими мыслями.
      — Ты всегда настолько поглощен своими эмоциями, — подумала Леа.
      — Зато никакого притворства, Леа! — ответил я ей.
      — Завязывайте с этим, ребята! — сказал нам Сэм.
      Наступила тишина. Я почувствовал, как Леа содрогнулась, когда Сэм произнес «ребята». Раздраженно, как всегда.
      Тишину нарушил Сэм:
      — Где Квил и Джаред?
      — Квил отводит Клэр к Клируотерам.
      — Хорошо. Сью приглядит за ней.
      — Джаред пошел к Ким, — подумал Эмбри. — Хорошо, что он не слышал тебя.
      Среди стаи раздалось громкое ворчание. Я простонал вместе со всеми. Когда Джаред появлялся, вне зависимости от ситуации — он постоянно думал о Ким. И никто даже не хотел вспоминать о чем были эти мысли, вплоть до настоящего момента.
      Сэм встал на задние лапы и издал еще один протяжный вой.
      Это был и сигнал, и приказ одновременно.
      Стая находилась в нескольких милях на восток, от того места, где находился я. Я вприпрыжку бежал к ним, сквозь густую чащу леса. Леа, Эмбри и Пол, все они находились в той стороне. Леа была ближе всех — я мог слышать ее шаги, она была совсем недалеко, возможно скрывалась за ближайшими деревьями.
      Мы бежали параллельно друг другу, вдоль одной линии, решив не бежать вместе, не пересекаться.