А «Газель» за окном ни туда ни сюда. Пыхтит, хрюкает, кольца дыма пускает.

И тогда, крепко вздохнув напоследок, Иваныч решился и по непропитой памяти набрал номер трубы Словаря:

– Привет. Узнал?… Ну так и не вопи от испуга. А тема такая. Завтра у вас терка с Сергеем Храмовым… От верблюда. Завтра вас ОМОН вязать будет… Так что секи, чтоб никто из твоих сопляков стволы при себе не держал. И Малюте закажи. Я ж говорю – от верблюда. Сорока на хвосте принесла. Кстати, ОМОН – не родной, будет ишачить на совесть, так что рекомендую сразу лапы на капот. Потом заявите, что на рыбалку ехали. А что Храмов на стволе запалится, так это его проблемы весом в три года зоны… А с вами ничего не будет. Подержим пару часиков в обезьяннике для отвода глаз и отпустим.

«А Храмов у нас останется», – не договорил майор и оборвал связь.

«Есть варианты, что залетный конь с бугра выпутается перед законом? Давай-ка прикинем. Людей у него мало, значит, будет упирать на огневую мощь. Значит, пушками обвешается, как бродячий пес репьями. Тут из лесу выходит ОМОН, и сказочке конец. Пожалуйте в местный изолятор баланду клевать.

Есть вариант, что залетный поляжет смертью храбреца? Есть, если залупится на ОМОН так крепко, что даже личная просьба Иваныча всех взять живыми не поспособствует. Очень хреновый вариант. Но если не кликать ОМОН, терка точно кончится пальбой, и Храм, один против двух, поляжет с гораздо большей вероятностью».

Именно ради того, чтоб повязать залетного урку с понтом чужими руками, Иваныч все и затевает. Завтра он поблагодарит и отпустит ОМОН с Богом, и даст распоряжение посадить Храма отдельно, и даже окна лично законопатит, чтоб уркаган не смог маляву дружкам заслать – как им следует с записью поступить. А без его слова они на самостоятельные шаги не решатся.

А если Сереженька пойдет в полный отказ, можно будет прессовать его под личным контролем сколько влезет на законных основаниях. А пока Сережа на цепи, кассета будет ждать его, как жена декабриста. И никуда не скипнет. На худой конец можно будет договориться – статья против кассеты. Вряд ли урка настолько уж предусмотрителен, что успел начирикать копий с записи.

На майора накатили воспоминания. Может майор за себя постоять, если захочет! Прежнего Иваныч как подсидел? Подсунул дело, где был замешан сынок председателя исполкома, проще говоря, столкнул лбами, поскольку прежний совестливым чересчур был. А сколько было сил потрачено, когда прокуратура стала под Ивана Удовиченко фактурку собирать? Самым наглым образом навострил тогда Иваныч одного щипача, чтоб снял часики с первого секретаря да прокурору в карман подкинул. А прокурор, дурак, незнакомую вещь из кармана вытянул да стал при-вселюдно рассматривать. Это на первомайской трибуне. Тут и пробежала между первым и прокурором черная кошка. Потом еще пара схожих историй да хитро пущенный слух, будто прокурор – клептоман. И через годик уехал прокурор прокурорить в Анадырь с понижением. А операция «Чистые руки»?… Но усидел же Иваныч в кресле?

А «Газель» за окном – пыр! Фыр! Дыр! И наконец достала.

– Дежурный! – приоткрыв дверь кабинета, гаркнул Иван Иванович. – Ну-ка разберись, что за непорядок под окнами? – Командирский голос майора легко одолел шум транслирующегося по штатной радиостанции футбола.

Сержант Ефимов покорно вырубил приемничек, покорно напялил фуражку, утер с губ кефир и, оправляя форму, почапал на улицу. Хоть по его сонной физиономии и не отгадывалось, но материл про себя сержант майора страшенно. Во-первых, за то, что майор застрял на работе и сержанту приходится вместо пива ужинать кефиром. Во-вторых, именно когда «Зенит» продувает один – ноль и до конца матча решающих пять минут, именно тогда майору приспичило тишины. А в-третьих, за то, что Удовиченко – майор, а Ефимов – сержант.

Недавно отшелестел дождь, но проклятая «Газель» уперлась рогом не в луже. Сержант с ленцой обошел машину по кругу и постучал в боковое стекло со стороны водилы. Дверца послушно открылась, сержант посветил фонариком внутрь. Сержант сам щурился от света фонарика, что уж тут говорить о сидящих внутри машины? А еще в кабину хлынул сырой холодный воздух, пробирающий до дрожи, так что неудивительно – не сразу узнал сержант в морщащемся шоферюге старого знакомого по забиванию козла.

– Ты чего… Володька, шумишь?

– Привет органам правопорядка, – невесело откликнулся усатый шофер. – Вишь, стерва. Глохнет, и все тут. А мне одноногий черт голову за опоздание оторвет.

– А кто это с тобой? – Бдительный сержант заметил нехуденького пассажира.

– Да новенького наш Александр Палыч взял. Экспедитор.

– Ну что будем делать, экспедитор? – недвусмысленно похлопал ладонью по фонарику сержант Ефимов и вежливо отрыгнул в сторону кефиром. Сержанту очень хотелось туда, где «Зенит» в эфире штурмовал ворота противника.

Экспедитор через вторую дверцу выбрался наружу, похлопал себя по обширным плечам, согреваясь. Сержант его вроде признан – в этом городишке трудно встретить совершенно незнакомую рожу. Этот крепкий парень вроде с Пыреем водился раньше. А теперь вот за ум взялся, на работу устроился. Авось и прочей быковской вольнице в Виршах когда-нибудь финал настанет.

– Дмитрий Устинович! – Оказывается, экспедитор знал сержанта по батюшке. – А нельзя ли продукты на вашем бобике хотя бы частью подбросить? За нами не заржавеет. – Леха задал этот суперважный вопрос и затаил дыхание. Он очень бздел, что получит от ворот поворот. Закорефаниться с ментами и раздавить с ними пузырь велел Храм.

Сержант Ефимов почесал затылок:

– С таким вопросом… Без стакана не разберешься.

– Бу сделано! – Парень оказался сообразительным, несмотря на то что такой амбал выдался. – С нас пару пузырей, как водится! – Леха себя приструнил, чтоб не запищать от радости.

– Тогда глушите «газельку» и покурите там подальше на лавочке. Сейчас Сам домой свернется, и я патрульную м ашину вызову. – Сержант твердо считал, что алкогольные напитки вкуснее кефира. И коль в «Газели» оказались с полуслова правильно понимающие ситуацию люди, стороны остались довольны друг другом, и можно было возвращаться за вторым удовольствием. Услышать по приемнику финальный счет.

– Только давайте сначала продукты доставим. А то у меня все тютелька в тютельку по накладной. Доложу одноногому, и свободен. Возьму водяру из личных запасов и сразу к вам, – оттарабанил заготовку Леха. Ему кровь из носа нужно было лично поприсутствовать при распитии. Так велел Храм. А еще Храм велел, когда менты закривеют, незаметно где-нибудь под стол в дежурке приконопатить черную таблетку «жучка».

Откуда у шефа «жучок», шеф не рассказывал. Зачем ставить ментуру на прослушку, Храм не объяснял. Конспирация.

– А ты хваткий, – с долей уважения отметил сержант, – по рукам, – и поспешил в здание.

В дежурке его ждал обрыдлый кефир и портрет главного генерала Ленобласти – родной брат портрета из кабинета Ивана Ивановича.

Работники ресторана «Пальмира» (по-местному прозванным «Пол мира»), принадлежащего одноногому афганцу, бросив стопорнувшую «Газель», отправились на свежий воздух перекурить, пока суть да дело.

– Разобрался. До утра шуметь не будут, – коротко доложил дежурный сержант уже запирающему дверь майору.

Майору доклад был по фиг. У Иваныча голова пухла от других проблем. Он уже и запамятовал, что отправил дежурного пресечь нарушающие покой ночного городка шумы. На улице его не взволновал ни недавно отшелестевший дождь, ни весьма прохладный, подстегиваемый ветерком воздух. Скорее всего, старый хрыч не сможет заснуть до утра, ворочая в голове плюсы и минусы предпринятого шага.

Дядька Макар увлекся и забыл, как неловко он чувствует себя в халдейском прикиде. Уже абсолютно фиолетово было дядьке Макару с того, что белая рубашка душит за яблочко, а черный лапсердак врезался под мышки. Дядька Макар рассказывал очередную «прыт-чу» и так сам приперся, что по хрен стало, какие у него сегодня слушатели.

– …«Пассат хачу», – распахнув дверь и побачив сидевшую за столиком пожилую жинку, произнес кавказец. «Можно, – тоже вполне определенно поняв его, разрешила титка Шура и заломила цену: – Десять…» Кавказец вылупыв бэиьки. Такая вэлыкая машина усего за десять тысяч долларов? Цэ было неправдоподобно дешево. «Эх, переборщила», – побачыв его реакцию, подумала титка Шура и вже хотела снизить цену, но кавказец ее опередил. «Пачему так дэшево?» – с подозрением спытав он. Титка Шура едва не застрыбала вид радости на стуле: «Ой, ошиблася я, кажется… Ну точно, извиняюсь… Двадцать!» – «И кандыцыонэр ест?» – решил уточнить комплектацию кавказец. «Що?» – злякалася титка Шура. «С кандыцыонэр пассат хачу», – объяснил кавказец. Теперь настало время титке Шуре вытаращивать глаза. За довга рокы работы в туалетном сервисе она зустричала людей со многими странностями. Но щоб комусь для этого дела потребовался кондиционер с шампунем в одном флаконе, якый ей каждый вечер хвалили из телевизора, – з таким она сталкивалась вперше. «Господи! – в следующий момент здогадалась вона. – Да никак он голову мыть тут собрался!… Невже больше негде?»

Первым громко, на весь зал загоготал Словарь. Следом пырхнул, чуть не подавившись шашлыком, Малюта. Потом уж, хохоча, стали хлопать друг друга по спине остальные братки, нет-нет, да и поглядывающие на отставленную сегодня нетронутую бутылку армянского фальсификата. А ведь дядька Макар специально поколдовал над бутылкой. И когда клиенты отказались употреблять, вынужден был дядка Макар готовить другое угощение наспех.

Был Словарь небольшого роста, плотный. Чистоплюй. Ноги и руки у него были коротенькие, но сильные. У него был огромный череп, покрытый густым жестким волосом, маленький рот со странно сложенными губами, словно он все время собирался свистнуть сквозь зубы. Рожа, в общем, даже худощавая, но под глазами мешки, а сами глаза были длинные и узкие, с почти вертикальными, как у гадюки, зрачками. И когда Словарь задыхался от смеха, зрачки сжимались, вроде ртутного столбика.

– Шикарного ты халдея на работу взял! – сквозь гогот крикнул Словарь хозяину шашлычной. – Одобрям!

Окрыленный дядька Макар продолжил коронный номер:

– …Тетя Шура изумленно подывылась на лицо кавказской национальности и, разводя руки, с жалостью сказала: «Нету кондиционера, милок, нету… Вчера скинчився… – на всякий случай сбрехала она и невпевненно предложила: – А может, мыльце подойдет?» – «Бэз кандыцыонэр нэ надо», – гордо отказался кавказец, догадавшись, что под «мыльцем» в цему магазине подразумевают зовсим вже бедную комплектацию, и захлопнул дверь, залыщив титку Шуру сожалеть об упущенной выгоде…

– Пацаны! По коням! Опаздываем! – опомнился Малюта.

Дядька Макар тоже опомнился, а ведь так увлекся – начисто забыл, кто он здесь, зачем он здесь. Увлекся, забыл, ради красного словца дело под паровоз подставил. Актер погорелого театра! Все беды в этом мире от Станиславского!

– Компотик! Хлопцы! Гарный компотик из земляники! – заскулил Макар, в упор глядя на голый череп, в круглые черные цыганские глаза, на огромные оттопыренные, закопченные цыганской смуглостью уши Малюты.

Таки сработало: Малюта пригубил компот. Понравилось, глотнул одним махом остальное. А глядя на него, выпил свою порцайку и уже вставший из-за стола Словарь. Поподхватывались со своих мест бойцы-крепыши. И выпьют ли они свои пайки компота, было уже без разницы. Не про них готовилось специфическое угощение.

– Все, как умные люди, пушки дома оставили? – уже от входа вякнул Словарь, начхав на всякую конспирацию.

Вчера лупил дождь, а сегодня солнце жарило с самого утра и не оставило ни единой лужи. Вчера было пасмурно и сыро, а сегодня столбик термометра вспомнил летние рекорды и встал во весь рост, как стручок подростка, листающего «Пентхауз». «Шестисотый» «мерс» радикального черного цвета от души притормозил у поребрика напротив настежь распахнутых дверей магазина «Садовод». Скучающий среди шанцевого инструмента продавец ожил и прикинул – не выйти ли навстречу покупателю? Но не вышел. Ломало.

А покупатель, весь такой на понтах, в крутом костюме, угрюмая челюсть кирпичом, темные очки на носу, небрежно хлопнул дверцей «мерсюка», небрежно вошел и теперь прикидывал сквозь тьму очков ассортимент.

– Так, так, так… – перекосило неудовольствие портрет посетившего магазин «Садовод» Сергея Шрамова. Его глаза сквозь непроглядные стекла обшарили полки, обшарили углы и стены. – А че, уже насаженной на держак лопаты нету?

– Все отдельно, – сказал виновато жмущий плечи торгаш. По повадкам от него так и ожидалась какая-нибудь мелкая пакость. В углу рта продавца торчала обслюнявленная спичка, подбородок продавца был сер от невыбритой щетины.

Шрам не стал больше тратить время на беспонтовые расспросы, перегнулся через прилавок и подгреб новенький штык лопаты. Потом, через два шага вбок, оттуда же поймал свежеструганный держак. Тут же насадил и тут же стал долбить держаком бетонный пол, чтоб штык крепче сел.

– Закапывать кого срочно надо? – как бы в шутку, как бы с намеком на ежедневно творящийся в Виршах беспредел и как бы подыгрывая клиенту, отслюнявил заискивающую улыбку продавец, но на всякий случай отступил на шажок назад.

Его вопрос не удостоили ответом. Удовлетворившись, как крепко железо сидит на дереве, Сергей молча хрустнул купюру. Не дожидаясь сдачи, двинул из магазина. То ли волоча гремучую лопату, то ли спецом затачивая. За его спиной остались запахи скипидара, оконной замазки и водоэмульсионных красок.

– Товарный чек нужен? – на автомате спросил работник магазина «Садовод».

Шрамов не обернулся, нырнул с неудобной лопатой в «мерсовое» кожаное нутро. И дорогая машина радикального черного цвета, пукнув отработанным бензином, укатила из зоны видимости.

Сергей не зря заказал директору «Пальмиры» опутать предстоящую стрелку слухами. Кроме прочих задач была у этого шахматного хода и такая – чтоб о стреле прослышал майор Иваныч. «Что в таком случае учудит майор? Умоет руки, пусть пацаны поотрывают друг другу яйца? Вряд ли. А вдруг Шрам окажется круче и прижмет шпану к hoitio? Такого допустить майор не имеет права. Должен майор в предстоящие события ввязаться, чтобы повлиять на ход истории в свою пользу. А значит, должен майор вызвонить ОМОН и напустить на столкнувшихся лбами. Если я задним числом спрошу, соврет, типа не виноватая я, он сам пришел, в смысле – ОМОН. А значит, должен майор предупредить Малюту со Словарем, чтоб вместо стволов сачки для ловли бабочек взяли».

Продавец тут же, прикусив спичку в углу вонючей пасти, кинулся к телефону и, от рвения чуть не сломав ноготь, доложил в служебную трубку:

– Храмов купил лопату и поехал на стрелку!

Работник магазина «Садовод» облажался, ибо не видел, что как только диво радикального черного цвета завернуло на улицу Ленина, Шрам покинул «мерскж». Только уже без солнечных очков. И на стрелку поехал кто-то другой, потому что у Сергея Шрамова имелись неотложные дела в самом городе.

Шрам считал себя абсолютно правым. Не он первым нарушает понятия. Если эти козлы решили шебуршать под дудку майора, Сергей на западло ответит западлом. Око за око, подстава за подставу.

«Майор должен попытаться руками ОМОНа спалить Шрама на оружии и посадить резкого героя в тесную камеру. И тогда, по прикидкам майора, появится достаточно времени, чтобы Шрама расколоть в чем угодно. И даже где схоронена кассета». Именно так должен поступить майор. И если Сергей ошибся в прогнозах, то заранее проиграл сегодняшний бой.

Ну а «мерс»? «Мерс» попер улицей Ленина, без выпендряжа не по местным принципам честно отстоял зеленый семафор. Пропустил детей, конвоируемых через полосатый переход воспитательницей на прогулку в парк. И покинул черту города.

Виды за стеклом «мерса» сменяли друг друга, будто врачи призывной комиссии. Это не было похоже на сонную непуганую Швейцарию, где в одном альпийском домике до пяток упакованный в броники спецназ недавно спеленал известного русского вора, причастного к разборкам за власть над Москвой. Это не было похоже на знойный и душный Таиланд, где каждая десятая проститутка больна СПИДом, а порноиндустрия приносит денег больше, чем сельское хозяйство. Это не было похоже на обдолбаную Колумбию, где местные наркобароны настолько круто поднялись, что забили болт на дядь из американского сената и заказали собственного президента. Это не было похоже на любую из заграничных стран, в которых, впрочем, тот, кто спешил на стрелку вместо Шрама, никогда не бывал.

Это была обыкновенная задрипанная российская глубинка с раздолбанным асфальтом, загаженными бетонными коробками остановок пригородного автобуса и скучно тянущимися линиями высоковольтного напряжения вдалеке на фоне пронзительно лазурного неба.

Каких-то десять минут, и красавец радикального черного цвета въехал на площадку недостроенного молокозавода. Машина не стала протискиваться между обглоданными солнцем и ветром бетонными ребрами ферм, не стала буксовать по засыпанному песком неслучившемуся скотному двору, а притормозила на краю обросшего лопухами осыпавшегося котлована. Аккуратно в двенадцать ноль-ноль.

Две Boewie Mashini bratWi (BMW) уже ждали по другую сторону котлована. Серебристый металлик и зеленый металлик. Триста двадцать пятая и триста двадцать пятая модели.

Стороны постояли в раздумье с минуту, то ли принюхиваясь друг к другу, то ли обшаривая взглядом окрестности на предмет подставы, то ли выдерживая форс. Затем дверцы «бээмвух» синхронно распахнулись. Из серебристого металлика выцарапался Словарь. Коротко стриженный пожилой мальчик с золотой фиксой в скалящейся пасти. Из зеленой «бомбы» выковырялся Малюта, похожий на цыгана, как два железных рубля друг на друга.

Тогда, как бы в ответ, гавкнула «мерсовая» дверь, и из радикально черного дива появился человек в темных очках. Солнце отразилось в непроглядных стеклах.

Справа и слева земля еще не оправилась от наезда строительной техники. И вздыбленный, исписанный колеями глинозем лишь кое-где пыжился кочками травы. Зато дальше топорщился непуганый приболоченный лесок. Осины с еще зелеными, но густо покрытыми пылью листьями. В этом леске не то что снайпера, засадный полк обиженных на татар русских витязей разместить было можно.

Стороны, утопая в песке напыщенными туфлями, не спеша, с достоинством поканали навстречу друг другу. За спинами Словаря и Малюты из «бээмвух» на свет Божий и свежий воздух выбрались шестеро братков, одетых будто не на разборку, а на свадьбу, в попугаечные галстучки, пиджачки и белые рубашечки. Лаковые штиблеты сверкали на солнце, как «ролексы».

Словарь двигался, заложив руки за спину. Малюта держал грабли в карманах. Две их фигуры плоскими силуэтами рисовались коварно против солнца. У Лехи на зубах скрипнул песок. Лехе было крепко не по себе, но Храм обещал боксеру, что все кончится тип-топ, и Леха назад не рыпнулся. Леха топорщил плечи, выдвигал вперед грудь, бликовал очками и отважно шагал по зыбучему песку, будто начинающая кинозвезда, будто молодой герой из фильма «Путевка в жизнь». И наконец стороны встретились.

– Не понял, – прошипел Словарь и цыкнул плевок в песок под ноги. Ему тоже попал песок на зубы.

«Эх, если б не ОМОН, – продолжал по инерции мечтать Словарь. – Я бы этого Храма… Я б ему отрезал пальцы и заставил съесть. Потом я б ему зашил ноздри суровой ниткой, а рот заклеил скотчем. Нет, сначала суровая нитка и скотч, а потом отрезал бы пальцы. Но тогда, если у него целы пальцы, он содрал бы скотч? Значит, все же сначала отрубить пальцы и заставить съесть, а потом уже зашивать ноздри. Эх, если б не ОМОН!…»

– Не въехал, – честно раскололся Малюта. – Ты кто? – и три раза удивленно блымнул расширившимися цыганскими глазами.

Словарь натопорщил грудь и кинул подозрение:

– Ты вроде из команды Пырея? Тебя не Стаканом случайно кличут? – Рыжая фикса в маленьком детском рту Словаря блеснула аквариумной рыбкой. Узкие зрачки Словаря стали еще уже.

Лехе было худо, и не только с бодуна. Он гадал – что там за спиной сжимает в руках Словарь и что там в карманах прячет Малюта? Леха знал, что та сторона обязана быть безоружной и вся бодяга замарана лишь для того, чтобы свинтить Шрама в ментуру на стволе. Но вдруг где закралась осечка? Вдруг расклад или поменялся, или где-то в цепочке прокол случился?

Лехе не хотелось героически погибнуть, но и сдуться тоже не хотелось. Поэтому он тянул время, ничего не утверждая и не объясняя в лучших традициях Алена Делона.

– Ты че, немой? – это вякнул Малюта, с подозрением прислушиваясь к закручивающемуся в собственных кишках хороводу. С кишками творилось что-то непорядочное, Наверное, съел чего-нибудь. Еще круче Малюту брали в тиски другие подозрения.

«О том, что вот-вот на головы упадет ОМОН, Малюта узнал через Словаря. О том, что стволы лучше оставить дома, Малюте присоветовал Словарь. О том, что на стрелу будет достаточно взять трех братков, опять же Малюте сказал Словарь. Не облажался ли круто Малюта, во всем доверившись Словарю?»

– Ты че, язык проглотил? – это вякнул в сторону Лехи Словарь. Ему вдруг стало малость не по себе, пот прошиб, черные мухи закружились перед глазами. Что-то неладное начало твориться в пузе Словаря. А еще Словарю было важно опередить, случись расправа над незнакомцем, Малюту, чтоб между подчиненными соответствующая слава пошла. Да и ваще любил Словарь быть первым.

Леха переступил с ноги на ногу, увидел, что запачкал в пыли брючину, и стал долго отряхиваться. Отряхнул, сплюнул слюну с песком на песок. И от нервов носовым платком вытер шею. На роль первого героя в фильме «Воры в законе» он пока не тянул. Но надо было оправдать доверие Серега. Сергей сказал: «Мне нужна кинозвезда». И Леха честно старался быть кинозвездой.

– Я не врубаюсь, ты нас за кого держишь? – стал багроветь Словарь. Ему уже было до кондиционера, что в кустах прячется ОМОН. Словарь уже был готов голыми руками порвать этого молчуна. Лишь бы терка быстрее закончилась и стало можно под благовидным предлогом отвалить в кусты и спустить штаны.

– Че за фигня? – обиженно глубоко задышал Малюта.

Несмотря на бастующие кишки, Малюта старательно переваривал ситуацию. «Про ОМОН ему нашептал Словарь. Это раз. На стрелку вызвать Храма должен был Словарь. Это два. Вместо Храма на стрелке появляется какой-то неавторитетный пацан Пырея. Это три. Малюта и его пехота безоружны, а Словаревы пацаны – еще вопрос. Это четыре. Словарь остановился чуть позади Малюты и держит руки за спиной. Это пять. Так может, никакой стрелы с Храмовым и не предполагалось? Падла Словарь развел Малюту, как последнего дебила, завез на молокозавод и сейчас мочить будет?!»

– А вы сами кто такие? – наконец позволил себе наглость заместитель Шрама по электрическим вопросам, наконец дождавшись обещанного зрелища.

Зрелище было еще то. С двух сторон из бурьянов на маявшихся у «бээмвух» бычков налетело не меньше дюжины пятнистых комбинезонов. Замелькали резиновые палки, засверкали на солнце «браслеты». Один бестолковый браток кинулся убегать. Его подсекли, поваляли в песке, выкупали в песке, накормили песком, чуть ли не урыли в песке. Прочих братков для порядка начали стучать мордами об капоты цвета серебристый и зеленый металлик.

А черные шерстяные маски замелькали уже вокруг Лехи. Словарь и Малюта растерянно щелкнули челюстями – облава не ради того затевалась. Лехе из принципа заехали по уху. Шустрые руки обшарили Леху. У Лехи ничего протокольного не было ни при себе, ни в машине: лопата, удочки, банка с червями – джентльменский набор. Обыскивающему достался дупль пусто – пусто. Такая же фигня произошла и с другой высокой договаривающейся стороной.

Назад в город Леха доехал с комфортом. Ну почти с комфортом. Во всяком случае ему было гораздо лучше, чем другой стороне. Малюту со Словарем плюс группы поддержки запихнули вповалку в автозак. Лехе же, поскольку больше в «мерсе» никого не обнаружилось, а к чужим не рискнули посадить – еще порвут, достался отдельный воняющий бомжами и проржавевший от частого блевания пассажиров задник ментовского «козелка».

Впрочем, бомжовая вонь – это еще цветочки. Когда задержанных доставили к ментуре, отворили дверцы уркоуборочного комбайна, под фотовспышки прессы и шатания телекамер резиновыми палками подсобили выбраться наружу и сбили в кучу, Лехе шибанула в нос более пронзительная вонь. Леха растерянно завертел физиономией – откуда шмонит? Он не догадывался, что прозевал кульминацию, ведь его вынули из «козелка» последним.

Как прикол Леха воспринял, что шесть братков пытаются увеличить дистанцию между собой и своими командирами, а пятнистые комбинезоны сделать это не дают, палками козу делают.

Продолжали наезжать телекамеры, сверкали фотовспышки и бодрые операторы, зажимая носы, не уставали фиксировать действительность. К сожалению, Леха не потянул на главного героя, подвел Сергея. На этой пресс-конференции на Леху не обращали никакого внимания.

– Уберите этого козла! – визжал пунцовый Словарь, уворачиваясь от липнущего, как муха на фекалии, журналиста с микрофоном.

– Замочу гада! – выл пожелтевший Малюта, безнадежно пытаясь отвернуться от жадных линз телекамер. Не рожу ему нужно было прятать, а тылы.

И только здесь и сейчас Алексей углядел, что к задницам повязанных командиров липнут мокрые брюки, а из штанин капает на асфальт жидкое дерьмо. То есть компромат, который фиксировали сейчас журналисты, не годился для «Пентхауза». Роковым оказался сварганенный знатным аптекарем дядькой Макаром компотик. Рассекретил пургенистый компотик желудки командиров, аккурат когда тех транспортировали. И просьбы выпустить в лопухи воспринимались как провокация.

Вокруг дядьки Макара собралась толпа, и рынок как бы оголился. Пусто стало в рыбных рядах, только ветер остался шелестеть рваными полиэтиленовыми пакетами там, где беспонтово высились горы помидоров и апельсинов. Торговцы жратвой остались не у дел. Над рынком неслось из матюгаиьника, установленного на крыше ближайшего музыкального ларька:

– Я вам здоровьем клянусь, – бил себя кулаком в грудь рябой, как шельма, дядька Макар. – Так усэ и було. Обосрались и Словарь, и Малюта прямо у ментовского автозака, тильки их повывели наружу.

– Врешь, – фыркнул во второй раз некто из слушателей. Но по его жадно лупающим буркалам легко читалось, что Фоме неверующему просто хочется еще разок услышать всю пикантную историю сначала.

– Да не мешай, – цыкнули внутри толпы на пессимиста. – А дальше-то что? Что дальше-то было?

– А дальше протокол менты начинают малюваты, а сами носы воротят. А потом вертается на роботу Иваныч и скориш цых засранцев гэть из обезьянника. А тут крутятся хлопцы с телевидения и усэ снимают на пленку.

– Врешь, – фыркнул один из слушателей в третий раз.

– А ты купи кассету с кино, сам побачишь.

– Тихо! – прогундела баба с семечками. – Вон ваши засранцы подъехали.

Ранний Розенбаум озорно хрипел под музон из установленного на крыше ларька мегафона:

В натуре, у рынка стопорнулась серебристая «бээмвуха», и из нее под хрип Розенбаума выбрались герои Макарового рассказа. Два старших и два младших из самых приближенных.

– Что-то холодно сегодня, – сказал Словарь Матлоте, пряча яркую фиксу под губу.

– Да, денек будет жаркий, – невпопад ответил Малюта, зыркая по сторонам жгучим вороватым цыганским взором.

После пикантной истории им срочно требовалось поставить всех на место – восстановить пошатнувшийся авторитет. Иначе кранты ихней власти. А с не явившимся на стрелку Храмом они разберутся попозжее. Теперь уже железно ясно, что компромисса быть не может – или они, или он.

– С чего начнем? – угрюмо спросил Словарь. В голове он уже второй день перебирал варианты мести. Что он сделает с Храмом, когда тот окажется у него в руках.

«Нет, я не буду отрезать ему пальцы и заставлять их глотать! Нет, я не буду зашивать ему ноздри! Я сточу ему напильником зубы! Я выколю ему глаза и засыплю солью глазницы! Я сдеру ему кожу с ног по колено и с рук по локти! А потом, не отчленяя, перемолочу эти ноги и руки мясорубкой!»

– Может, остальных пацанов подождем? – посмотрел Малюта с подозрением на вроде бы продолжающий тусоваться по рынку, но тем не менее вроде бы ждущий шоу народ.

Действительно, с остальными пацанами творилась реальная засада. Мобильники у всех в один голос брехали, что «аппарат вызываемого абонента находится вне зоны обслуживания».

– Я за сигаретами отлучусь, – не спросил разрешения, как прежде, а типа просто сообщил ближайший к Малюте Шатл и погреб, не оборачиваясь, к рядам развернутых витринами к проспекту ларьков. И быков осталось всего трое.

– Не стоит ждать остальных, – как-то даже ссутулился Словарь. – С твоих ларьков начнем или с моих?

– Давай с твоих. Зашли вперед Филипса, а если лабазники упрутся, тут мы их… – тихо, чуть ли не шепотом промямлил Малюта.

Филипс, последний в строю рядовой, не слушал, о чем договариваются командиры. На ушах Филипса прели наушники, а в них долбилась группа «Продиджи». Филипсу вполне хватало такого удовольствия.