Меня одного сквозь горящие здания
                         проститутки, как святыню, на руках понесут
                         и покажут богу в свое оправдание.
                         И бог заплачет над моею книжкой!
                         Не слова - судороги, слипшиеся комом;
                      20 и побежит по небу с моими стихами подмышкой
                         и будет, задыхаясь, читать их своим знакомым.
                         [1914]
 

                               ЕЩЕ ПЕТЕРБУРГ

                            В ушах обрывки теплого бала,
                            а с севера - снега седей -
                            туман, с кровожадным лицом каннибала,
                            жевал невкусных людей.
                            Часы нависали, как грубая брань,
                            за пятым навис шестой.
                            А с неба смотрела какая-то дрянь
                            величественно, как Лев Толстой.
                            [1914]
 

                              ВОЙНА ОБЪЯВЛЕНА

                           "Вечернюю! Вечернюю! Вечернюю!
                           Италия! Германия! Австрия!"
                           И на площадь, мрачно очерченную чернью,
                           багровой крови пролилась струя!
                           Морду в кровь разбила кофейня,
                           зверьим криком багрима:
                           "Отравим кровью игры Рейна!
                           Громами ядер на мрамор Рима!"
                           С неба, изодранного о штыков жала,
                        10 слёзы звезд просеивались, как мука в сите,
                           и подошвами сжатая жалость визжала:
                           "Ах, пустите, пустите, пустите!"
                           Бронзовые генералы на граненом цоколе
                           молили: "Раскуйте, и мы поедем!"
                           Прощающейся конницы поцелуи цокали,
                           и пехоте хотелось к убийце - победе.
                           Громоздящемуся городу ур_о_дился во сне
                           хохочущий голос пушечного баса,
                           а с запада падает красный снег
                        20 сочными клочьями человечьего мяса.
                           Вздувается у площади за ротой рота,
                           у злящейся на лбу вздуваются вены.
                           "Постойте, шашки о шелк кокоток
                           вытрем, вытрем в бульварах Вены!"
                           Газетчики надрывались: "Купите вечернюю!
                           Италия! Германия! Австрия!"
                           А из ночи, мрачно очерченной чернью,
                           багровой крови лил_а_сь и лил_а_сь струя.
                           20 июля 1914 г.
 

                        МАМА И УБИТЫЙ НЕМЦАМИ ВЕЧЕР

                       По черным улицам белые матери
                       судорожно простерлись, как по гробу глазет.
                       Вплакались в орущих о побитом неприятеле:
                       "Ах, закройте, закройте глаза газет!"
                       Письмо.
                       Мама, громче!
                       Дым.
                       Дым.
                       Дым еще!
                    10 Что вы мямлите, мама, мне?
                       Видите -
                       весь воздух вымощен
                       громыхающим под ядрами камнем!
                       Ма -а -а -ма!
                       Сейчас притащили израненный вечер.
                       Крепился долго,
                       кургузый,
                       шершавый,
                       и вдруг, -
                    20 надломивши тучные плечи,
                       расплакался, бедный, на шее Варшавы.
                       Звезды в платочках из синего ситца
                       визжали:
                       "Убит,
                       дорогой,
                       дорогой мой!"
                       И глаз новолуния страшно косится
                       на мертвый кулак с зажатой обоймой.
                       Сбежались смотреть литовские села,
                    30 как, поцелуем в обрубок вкована,
                       слезя золотые глаза костелов,
                       пальцы улиц ломала Ковна.
                       А вечер кричит,
                       безногий,
                       безрукий:
                       "Неправда,
                       я еще могу-с -ї
                       хе! -
                       выбряцав шпоры в горящей мазурке,
                    40 выкрутить русый ус!"
                       Звонок.
                       Что вы,
                       мама?
                       Белая, белая, как на гробе глазет.
                       "Оставьте!
                       О нем это,
                       об убитом, телеграмма.
                       Ах, закройте,
                       закройте глаза газет!"
                       [1914]
 

                         СКРИПКА И НЕМНОЖКО НЕРВНО

                            Скрипка издергалась, упрашивая,
                            и вдруг разревелась
                            так по-детски,
                            что барабан не выдержал:
                            "Хорошо, хорошо, хорошо!"
                            А сам устал,
                            не дослушал скрипкиной речи,
                            шмыгнул на горящий Кузнецкий
                            и ушел.
                         10 Оркестр чужо смотрел, как
                            выплакивалась скрипка
                            без слов,
                            без такта,
                            и только где-то
                            глупая тарелка
                            вылязгивала:
                            "Что это?"
                            "Как это?"
                            А когда геликон -
                         20 меднорожий,
                            потный,
                            крикнул:
                            "Дура,
                            плакса,
                            вытри!" -
                            я встал,
                            шатаясь полез через ноты,
                            сгибающиеся под ужасом пюпитры,
                            зачем-то крикнул:
                         30 "Боже!",
                            Бросился на деревянную шею:
                            "Знаете что, скрипка?
                            Мы ужасно похожи:
                            я вот тоже
                            ору -
                            а доказать ничего не умею!"
                            Музыканты смеются:
                            "Влип как!
                            Пришел к деревянной невесте!
                         40 Голова!"
                            А мне - наплевать!
                            Я - хороший.
                            "Знаете что, скрипка?
                            Давайте -
                            будем жить вместе!
                            А?"
                            [1914]
 

                               МЫСЛИ В ПРИЗЫВ

                               Войне ли думать:
                               "Некрасиво в шраме"?
                               Ей ли жалеть
                               городов гиль?
                               Как хороший игрок,
                               раскидала шарами
                               смерть черепа
                               в лузы могил.
                               Горит материк.
                            10 Стр_а_ны - на нет.
                               Прилизанная
                               треплется мира челка.
                               Слышите?
                               Хорошо?
                               Почище кастаньет.
                               Это вам не на счетах щелкать.
                               А мне не жалко.
                               Лица не выгрущу.
                               Пусть
                            20 из нежного
                               делают казак_а_.
                               Посланный
                               на выучку новому игрищу,
                               вернется
                               облеченный в новый закал.
                               Была душа поэтами рыта.
                               Сияющий говорит о любом.
                               Сердце -
                               с длинноволосыми открыток
                            30 благороднейший альбом.
                               А теперь
                               попробуй.
                               Сунь ему "Анатэм".
                               В норах мистики вели ему мышиться.
                               Теперь
                               у него
                               душа канатом,
                               и хоть гвоздь вбивай ей -
                               каждая мышца.
                            40 Ему ли
                               ныть
                               в квартирной яме?
                               А такая
                               нравится манера вам:
                               нежность
                               из памяти
                               вырвать с корнями,
                               г_о_ловы скрутить орущим нервам.
                               Туда!
                            50 В мировую кузню,
                               в ремонт.
                               Вернетесь.
                               О новой поведаю Спарте я.
                               А слабым
                               смерть,
                               маркер времен,
                               ори:
                               "Партия!"
                               [1914]
 

                                Я И НАПОЛЕОН

                           Я живу на Большой Пресне,
                           36, 24.
                           Место спокойненькое.
                           Тихонькое.
                           Ну?
                           Кажется - какое мне дело,
                           что где-то
                           в буре-мире
                           взяли и выдумали войну?
                        10 Ночь пришла.
                           Хорошая.
                           Вкрадчивая.
                           И чего это барышни некоторые
                           дрожат, пугливо поворачивая
                           глаза громадные, как прожекторы?
                           Уличные толпы к небесной влаге
                           припали горящими устами,
                           а город, вытрепав ручонки-флаги,
                           молится и молится красными крестами.
                        20 Простоволосая церковка бульварному
                           изголовью
                           припала, - набитый слезами куль, -
                           а у бульвара цветники истекают кровью,
                           как сердце, изодранное пальцами пуль.
                           Тревога жиреет и жиреет,
                           жрет зачерствевший разум.
                           Уже у Ноева оранжереи
                           покрылись смертельно-бледным газом!
                           Скажите Москве -
                           пускай удержится!
                        30 Не надо!
                           Пусть не трясется!
                           Через секунду
                           встречу я
                           неб самодержца, -
                           возьму и убью солнце!
                           Видите!
                           Флаги по небу полощет.
                           Вот он!
                           Жирен и рыж.
                        40 Красным копытом грохнув о площадь,
                           въезжает по трупам крыш!
                           Тебе,
                           орущему:
                           "Разрушу,
                           разрушу!",
                           вырезавшему ночь из окровавленных карнизов,
                           я,
                           сохранивший бесстрашную душу,
                           бросаю вызов!
                        50 Идите, изъеденные бессонницей,
                           сложите в костер лица!
                           Все равно!
                           Это нам последнее солнце -
                           солнце Аустерлица!
                           Идите, сумасшедшие, из России, Польши.
                           Сегодня я - Наполеон!
                           Я полководец и больше.
                           Сравните:
                           я и - он!
                        60 Он раз чуме приблизился троном,
                           смелостью смерть поправ, -
                           я каждый день иду к зачумленным
                           по тысячам русских Яфф!
                           Он раз, не дрогнув, стал под пули
                           и славится столетий сто, -
                           а я прошел в одном лишь июле
                           тысячу Аркольских мостов!
                           Мой крик в граните времени выбит,
                           и будет греметь и гремит,
                        70 оттого, что
                           в сердце, выжженном, как Египет,
                           есть тысяча тысяч пирамид!
                           За мной, изъеденные бессонницей!
                           Выше!
                           В костер лица!
                           Здравствуй,
                           мое предсмертное солнце,
                           солнце Аустерлица!
                           Люди!
                        80 Будет!
                           На солнце!
                           Прямо!
                           Солнце съежится аж!
                           Громче из сжатого горла храма
                           хрипи, похоронный марш!
                           Люди!
                           Когда канонизируете имена
                           погибших,
                           меня известней, -
                        90 помните:
                           еще одного убила война -
                           поэта с Большой Пресни!
                           1915
 

                                    ВАМ!

                           Вам, проживающим за оргией оргию,
                           имеющим ванную и теплый клозет!
                           Как вам не стыдно о представленных к Георгию
                           вычитывать из столбцов газет?!
                           Знаете ли вы, бездарные, многие,
                           думающие, нажраться лучше как, -
                           может быть, сейчас бомбой ноги
                           выдрало у Петрова поручика?..
                           Если б он, приведенный на убой,
                        10 вдруг увидел, израненный,
                           как вы измазанной в котлете губой
                           похотливо напеваете Северянина!
                           Вам ли, любящим баб да блюда,
                           жизнь отдавать в угоду?!
                           Я лучше в баре блядям буду
                           подавать ананасную воду!
                           [1915]
 

                                 ГИМН СУДЬЕ

                           По Красному морю плывут каторжане,
                           трудом выгребая галеру,
                           рыком покрыв кандальное ржанье,
                           орут о родине Перу.
                           О рае Перу орут перуанцы,
                           где птицы, танцы, бабы
                           и где над венцами цветов померанца
                           были до небес баобабы.
                           Банан, ананасы! Радостей груда!
                        10 Вино в запечатанной посуде...
                           Но вот неизвестно зачем и откуда
                           на Перу наперли судьи!
                           И птиц, и танцы, и их перуанок
                           кругом обложили статьями.
                           Глаза у судьи - пара жестянок
                           мерцает в помойной яме.
                           Попал павлин оранжево-синий
                           под глаз его строгий, как пост, -
                           и вылинял моментально павлиний
                        20 великолепный хвост!
                           А возле Перу летали по прерии
                           птички такие - колибри;
                           судья поймал и пух и перья
                           бедной колибри выбрил.
                           И нет ни в одной долине ныне
                           гор, вулканом горящих.
                           Судья написал на каждой долине:
                           "Долина для некурящих".
                           В бедном Перу стихи мои даже
                        30 в запрете под страхом пыток.
                           Судья сказал: "Те, что в продаже,
                           тоже спиртной напиток".
                           Экватор дрожит от кандальных звонов.
                           А в Перу бесптичье, безлюдье...
                           Лишь, злобно забившись под своды законов,
                           живут унылые судьи.
                           А знаете, все-таки жаль перуанца.
                           Зря ему дали галеру.
                           Судьи мешают и птице, и танцу,
                        40 и мне, и вам, и Перу.
                           [1915]
 

                                ГИМН УЧЕНОМУ

                          Народонаселение всей империи -
                          люди, птицы, сороконожки,
                          ощетинив щетину, выперев перья,
                          с отчаянным любопытством висят на окошке.
                          И солнце интересуется, и апрель еще,
                          даже заинтересовало трубочиста черного
                          удивительное, необыкновенное зрелище -
                          фигура знаменитого ученого.
                          Смотрят: и ни одного человеческого качества.
                       10 Не человек, а двуногое бессилие,
                          с головой, откусанной начисто
                          трактатом "О бородавках в Бразилии".
                          Вгрызлись в букву едящие глаза, -
                          ах, как букву жалко!
                          Так, должно быть, жевал вымирающий ихтиозавр
                          случайно попавшую в челюсти фиалку.
                          Искривился позвоночник, как оглоблей ударенный,
                          но ученому ли думать о пустяковом изъяне?
                          Он знает отлично написанное у Дарвина,
                       20 что мы - лишь потомки обезьяньи.
                          Просочится солнце в крохотную щелку,
                          как маленькая гноящаяся ранка,
                          и спрячется на пыльную полку,
                          где громоздится на банке банка.
                          Сердце девушки, вываренное в иоде.
                          Окаменелый обломок позапрошлого лета.
                          И еще на булавке что-то вроде
                          засушенного хвоста небольшой кометы.
                          Сидит все ночи. Солнце из-за домишки
                       30 опять осклабилось на людские безобразия,
                          и внизу по тротуарам опять приготовишки
                          деятельно ходят в гимназии.
                          Проходят красноухие, а ему не нудно,
                          что растет человек глуп и покорен;
                          ведь зато он может ежесекундно
                          извлекать квадратный корень.
                          [1915]
 

                           ВОЕННО-МОРСКАЯ ЛЮБОВЬ

                              По морям, играя, носится
                              с миноносцем миноносица.
                              Льнет, как будто к меду осочка,
                              к миноносцу миноносочка.
                              И конца б не довелось ему,
                              благодушью миноносьему.
                              Вдруг прожектор, вздев на нос очки,
                              впился в спину миноносочки.
                              Как взревет медноголосина:
                           10 "Р-р-р-астакая миноносина!"
                              Прямо ль, влево ль, вправо ль бросится,
                              а сбежала миноносица.
                              Но ударить удалось ему
                              по ребру по миноносьему.
                              Плач и вой морями носится:
                              овдовела миноносица.
                              И чего это несносен нам
                              мир в семействе миноносином?
                              [1915]
 

                               ГИМН ЗДОРОВЬЮ

                           Среди тонконогих, жидких кровью,
                           трудом поворачивая шею бычью,
                           на сытый праздник тучному здоровью
                           людей из мяса я зычно кличу!
                           Чтоб бешеной пляской землю овить,
                           скучную, как банка консервов,
                           давайте весенних бабочек ловить
                           сетью ненужных нервов!
                           И по камням острым, как глаза ораторов,
                        10 красавцы-отцы здоровых томов,
                           потащим мордами умных психиатров
                           и бросим за решетки сумасшедших домов!
                           А сами сквозь город, иссохший как Онания,
                           с толпой фонарей желтолицых, как скопцы,
                           голодным самкам накормим желания,
                           поросшие шерстью красавцы-самцы!
                           [1915]
 

                                ГИМН КРИТИКУ

                      От страсти извозчика и разговорчивой прачки
                      невзрачный детеныш в результате вытек.
                      Мальчик - не мусор, не вывезешь на тачке.
                      Мать поплакала и назвала его: критик.
                      Отец, в разговорах вспоминая родословные,
                      любил поспорить о правах материнства.
                      Такое воспитание, светское и салонное,
                      оберегало мальчика от уклона в свинство.
                      Как роется дворником к кухарке сапа,
                   10 щебетала мамаша и кальсоны мыла;
                      от мамаши мальчик унаследовал запах
                      и способность вникать легко и без мыла.
                      Когда он вырос приблизительно с полено
                      и веснушки рассыпались, как рыжики на блюде,
                      его изящным ударом колена
                      провели на улицу, чтобы вышел в люди.
                      Много ль человеку нужно? - Клочок -
                      небольшие штаны и что-нибудь из хлеба.
                      Он носом, хорошеньким, как построчный пятачок,
                   20 обнюхал приятное газетное небо.
                      И какой-то обладатель какого-то имени
                      нежнейший в двери услыхал стук.
                      И скоро критик из _и_мениного вымени
                      выдоил и брюки, и булку, и галстук.
                      Легко смотреть ему, обутому и одетому,
                      молодых искателей изысканные игры
                      и думать: хорошо - ну, хотя бы этому
                      потрогать зубенками шальные икры.
                      Но если просочится в газетной сети
                   30 о том, как велик был Пушкин или Дант,
                      кажется, будто разлагается в газете
                      громадный и жирный официант.
                      И когда вы, наконец, в столетний юбилей
                      продерете глазки в кадильной гари,
                      имя его первое, голубицы белей,
                      чисто засияет на поднесенном портсигаре.
                      Писатели, нас много. Собирайте миллион.
                      И богадельню критикам построим в Ницце.
                      Вы думаете - легко им наше белье
                   40 ежедневно прополаскивать в газетной странице!
                      [1915]
 

                                 ГИМН ОБЕДУ

                          Слава вам, идущие обедать миллионы!
                          И уже успевшие наесться тысячи!
                          Выдумавшие каши, бифштексы, бульоны
                          и тысячи блюдищ всяческой пищи.
                          Если ударами ядр
                          тысячи Реймсов разбить удалось бы -
                          попрежнему будут ножки у пулярд,
                          и дышать попрежнему будет ростбиф!
                          Желудок в панаме! Тебя ль заразят
                       10 величием смерти для новой эры?!
                          Желудку ничем болеть нельзя,
                          кроме аппендицита и холеры!
                          Пусть в сале совсем потонут зрачки -
                          все равно их зря отец твой выделал;
                          на слепую кишку хоть надень очки,
                          кишка все равно ничего б не видела.
                          Ты так не хуже! Наоборот,
                          если б рот один, без глаз, без затылка -
                          сразу могла б поместиться в рот
                       20 целая фаршированная тыква.
                          Лежи спокойно, безглазый, безухий,
                          с куском пирога в руке,
                          а дети твои у тебя на брюхе
                          будут играть в крокет.
                          Спи, не тревожась картиной крови
                          и тем, что пожаром мир опоясан, -
                          молоком богаты силы коровьи,
                          и безмерно богатство бычьего мяса.
                          Если взрежется последняя шея бычья
                       30 и злак последний с камня серого,
                          ты, верный раб твоего обычая,
                          из звезд сфабрикуешь консервы.
                          А если умрешь от котлет и бульонов,
                          на памятнике прикажем высечь:
                          "Из стольких-то и стольких-то котлет миллионов -
                          твоих четыреста тысяч".
                          [1915]
 

                       ТЕПЛОЕ СЛОВО КОЕ-КАКИМ ПОРОКАМ

                                (ПОЧТИ ГИМН)

                       Ты, который трудишься, сапоги ли чистишь,
                       бухгалтер или бухгалтерова помощница,
                       ты, чье лицо от дел и тощищи
                       помятое и зеленое, как трешница.
                       Портной, например. Чего ты ради
                       эти брюки принес к примерке?
                       У тебя совершенно нету дядей,
                       а если есть, то небогатый, не мрет и не в Америке.
                       Говорю тебе я, начитанный и умный:
                    10 ни Пушкин, ни Щепкин, ни Врубель
                       ни строчке, ни позе, ни краске надуманной
                       не верили - а верили в рубль.
                       Живешь утюжить и ножницами раниться.
                       Уже сединою бороду п_е_ревил,
                       а видел ты когда-нибудь, как померанец
                       растет себе и растет на дереве?
                       Потеете и трудитесь, трудитесь и потеете,
                       вытелятся и вытянутся какие-то дети,
                       мальчики - бухгалтеры, девочки - помощницы,
                                                             те и те
                    20 будут потеть, как потели эти.
                       А я вчера, не насилуемый никем,
                       просто,
                       снял в "железку" по шестой руке
                       три тысячи двести - с_о_ ста.
                       Ничего, если, приложивши палец ко рту,
                       зубоскалят, будто помог тем,
                       что у меня такой-то и такой-то туз
                       мягко помечен ногтем.
                       Игроческие очи из ночи
                    30 блестели, как два рубля,