— Столкни его в воду, — сказал Бизоний Лоб. — Но сделай это ногой — он не достоин того, чтобы к нему прикасалась твоя рука!
— Мой брат прав! Я отправлю его в пасть крокодилам, как сгнившую падаль. Храбрый воин команчей голосил, как старая баба. У него не будет могилы ни на вершине горы, ни в глубине ущелья. Его соплеменники не придут к нему, чтобы восславить его дела. Он будет похоронен в брюхе крокодила, а я поставлю здесь камень, на котором будет высечено: «Здесь был съеден крокодилами Токви-Тей, трусливый вождь команчей, пойманный рукой Медвежьего Сердца, вождя апачей».
Одним из главных достоинств мужчины и воина индейцы считают умение не показывать своего страха и боли. Поведение же вождя команчей было, по их понятиям, достойно наивысшего презрения. Медвежье Сердце пинком ноги столкнул его в озеро, где на него тотчас же набросились крокодилы.
Затем с помощью пастухов была сооружена куча из камней, на самом большом из которых вождь апачей высек ту самую надпись, о которой говорил раньше. После этого все вернулись к лошадям, которым предстояло отвезти своих хозяев на асиенду. Под седлом у Медвежьего Сердца был трофейный конь, добытый им у разбитых в недавнем бою команчей…
После того, как граф Альфонсо покинул берег крокодильего озера, он спустился с горы в долину, чтобы пробраться к пещере царских сокровищ. Однако придя на место, он обнаружил там лишь груды каменных обломков. Проблуждав среди них в горячечном волнении несколько часов, он понял безнадежность своих намерений. Было абсолютно невозможно отыскать хоть какие-нибудь следы сокровищ, и граф решил, что все они были увезены миштеками отсюда.
С дикими проклятиями граф покинул каменные руины и, чтобы не заставлять команчей долго ждать себя, стал подниматься по северному склону горы. Неожиданно услыхав стук лошадиных копыт, граф поспешил укрыться за ближайшей скалой, однако тут же покинул свое укрытие, увидев скачущих ему навстречу восьмерых команчей.
— Куда вы? — окликнул он индейцев.
— А, это ты, бледнолицый! — ответил один из них. — Мы скачем в долину.
— Зачем? Ведь ваши все наверху!
— Они мертвы! — скрипнул зубами индеец
— Мертвы? — изумился граф. — Как это могло случиться?
— Бледнолицые напали на нас из засады.
— О Боже!
— Они убили четыре раза по десять наших воинов.
— Проклятье!
— А нашего вождя сожрали крокодилы, после того как вождь апачей снял с него скальп.
— Вождь апачей?!
— Да, Медвежье Сердце.
— Но он же висел на дереве!
— Он сбежал.
— Дьявол! Но как ему удалось?
— Наверно, его освободили бледнолицые, которые называют себя вакерос. Если бы ты остался с ним, этого бы не случилось!
— Вы видели это своими глазами?
— Да, видели. Нам пришлось бежать, но они нас не преследовали, двое из нас тайком возвратились обратно и все видели.
— Черт меня дери! Теперь все кончено!
— Все! Но только не месть!
— Да, месть! — задумчиво произнес граф. — Но что вы теперь собираетесь делать?
— Мы возвратимся в охотничьи угодья команчей.
— Чтобы набрать новых воинов?
— Да.
— Не принеся с собой ни единого вражеского скальпа?
— Великий Дух прогневался на нас. У нас еще будет достаточно скальпов и другой добычи.
— А что, если я позабочусь о том, чтобы вы уже сейчас возвратились в свои вигвамы с множеством красивых и полезных вещей?
— А где мы их возьмем?
— У меня.
— У тебя? Но у тебя самого ничего нет, даже коня!
— Коня я поймаю себе на пастбище асиенды. Потом я вернусь в Мехико, а вы будете меня сопровождать.
— В Мехико? Зачем?
— Вы будете защищать меня. В одиночку нелегко проделать такое путешествие. И если я благополучно доберусь до столицы, то вы получите богатые подарки.
— О каких подарках ты говоришь?
— Вы выберите их сами!
— А что у тебя есть?
— Я — граф, большой вождь бледнолицых, и у моего отца есть все, чего вы пожелаете.
— У него есть оружие, порох и свинец?
— Вы получите столько, сколько захотите.
— А жемчуг и украшения для наших женщин?
— Конечно.
Это, похоже, их заинтересовало.
— В таком случае мы будем сопровождать и защищать тебя. Ты дашь по ружью каждому из нас?
— Дам.
— И еще по два томагавка и два ножа. А еще нам нужны порох и пули, столько, сколько поместится в наших подсумках.
— Вы все это получите.
— И столько же украшений?
— Вы получите столько колец, брошей и ниток жемчуга, что останетесь довольны.
— Хау! Мы идем с тобой. Но двое из нас поедут своей дорогой.
— Почему?
— Они должны отправиться на наши пастбища, чтобы собрать команчей для мести.
— Для этого еще будет время!
— Нет. Месть не может дремать!
— Тогда отпустите только двоих. Шестерых мне хватит.
— А мы действительно получим то, что ты нам пообещал?
— Клянусь!
— Мы поверим тебе. Но помни, что ты умрешь, если обманешь нас!
И, поскольку добровольцев не нашлось, двоих гонцов пришлось выбрать с помощью жребия. Разумеется, куда приятнее было ехать в Мехико за богатыми подарками, нежели возвращаться к команчам с тяжким грузом позора. Оставшиеся шесть человек выбрали из своего числа предводителя.
Двое гонцов решили застраховать себя от любых неприятностей в дороге и ехать не прямиком на север, где им пришлось бы проезжать вблизи рокового для них места сражения, а сделать крюк. Поэтому они свернули в сторону южного склона горы Эль-Репаро, чтобы объехать его и тем самым уклониться от любого возможного столкновения с противником. Но, на свою беду, они добились как раз того, чего так стремились избежать.
Пастухи собрали трофейное оружие и сбросили тела убитых команчей в крокодилье озеро. Ни разу еще за свою долгую жизнь кровожадные хищники не получали такой богатой добычи. После этого отряд под руководством обоих вождей взял курс на асиенду.
Только они оставили позади себя лес и собрались выехать на равнину, как вождь апачей остановил коня.
— Хау! — воскликнул он, указывая рукой впереди себя. Заметив движущихся навстречу двоих индейцев, отряд мгновенно развернулся и укрылся за деревьями.
— Это команчи! — сказал Бизоний Лоб.
— Сейчас мы их возьмем! — добавил вождь апачей.
— И живьем! Приготовьте свои лассо!
Когда команчи приблизились, навстречу им выскочили из леса вакерос. Индейцы на секунду опешили, однако тут же быстро развернули коней, намереваясь спастись бегством. Но не тут-то было. Преследователи образовали вокруг них полукольцо, концы которого быстро сомкнулись, и команчи оказались окруженными со всех сторон.
Тогда они схватились за оружие, чтобы как можно дороже продать собственные жизни. Они даже успели ранить одного из пастухов, но в следующий момент сразу несколько лассо обвились вокруг их тел и сбросили их с лошадей на землю.
Вождь апачей приблизился к ним и сказал:
— Команчей осталось совсем мало, их пожирают крокодилы. Мы и вас тоже отдадим им на съедение, после того, как снимем с вас скальпы, если не будете отвечать на наши вопросы.
Индейцы ужаснулись перспективе повторить страшную участь своего вождя, и поэтому один из них сказал:
— Что ты хочешь узнать?
— Сколько вас еще осталось?
— Восемь.
— А где остальные шестеро?
— Остались с графом.
— И где он сейчас?
— Этого мы не знаем.
Тогда вождь апачей достал свой нож и пригрозил:
— Если не скажете правду, я сниму с вас скальпы заживо!
— А если мы все расскажем?
— Тогда вам будет дана быстрая смерть.
— Пообещай не трогать наши скальпы и похоронить нас с оружием!
— Хорошо, я сделаю это, хотя псы-команчи этого и не заслуживают.
— Тогда спрашивай дальше!
У индейцев существует поверье, что тот, кто уйдет из этой жизни без скальпа, оружия и настоящей могилы, тот никогда не попадет в Страну Вечной Охоты.
— Итак, где граф? — спросил вождь апачей.
— Он отправился на пастбище бледнолицых, чтобы украсть там себе коня.
— А дальше?
— Потом он собирается в Мехико, куда его должны сопровождать шесть команчей.
— Что он им за это посулил?
— Ружья, ножи, свинец, порох и украшения для женщин.
На это вождь миштеков только покачал головой.
— Он не нуждается в таких защитниках, для этого он мог бы найти себе белых. Он либо еще трусливее, чем я думал, либо замышляет какую-то хитрость. Вы говорите правду?
— Мы не лжем.
— Каким путем он отправился на пастбище?
— Прямиком на восток.
— Где вы с ним расстались?
— Там, где на севере гора соприкасается с долиной.
— Вы повстречали его, когда бежали от нас, а он возвращался из долины?
— Да.
— Уфф! Теперь я знаю, куда он ходил. Я отыщу его следы. Вы ответили на все мои вопросы и заслужили быструю смерть.
С этими словами Бизоний Лоб поднял ружье, грянули подряд два выстрела, оба индейца упали с простреленными головами.
— Пусть Санчес и Хуанито останутся здесь и заложат камнями тела этих команчей, ведь мы должны сдержать свое слово, — сказал он. — Остальные же пойдут по следу графа. Может быть, нам еще удастся перехватить его.
Все, кроме тех двоих, кто остался хоронить команчей, тронулись в путь. Острым глазам Медвежьего Сердца и Бизоньего Лба не составило труда отыскать следы графа вместе со следами шестерых его провожатых, которые действительно вели в сторону пастбищ, оставленных на время без присмотра: все пастухи еще находились на асиенде. Судя по следам, на лугу был отловлен конь, после чего семеро всадников удалились в южном направлении. Отсюда преследование продолжалось еще около часа, но затем Бизоний Лоб приказал остановиться.
— Дальше преследовать их нет смысла, — сказал он. — Мы еще будем нужны на асиенде, а теперь уже ясно, что граф отправился именно в Мехико, потому что следы ведут как раз в том направлении. От нас он все равно не уйдет, мы еще навестим его в Мехико!
Они повернули назад к асиенде и домчались до нее как на крыльях, ведь на этот раз им не нужно было никого выслеживать.
Асиенду они застали почти в том же виде, в каком недавно покинули. Разве что пастухи, оставшиеся для защиты усадьбы, успели убрать со двора трупы команчей и огневые позиции с пушками. Навстречу им с радостной улыбкой на лице вышел асьендеро.
— Слава Богу, что вы вернулись, — сказал он. — А то мы уже стали беспокоиться. Ну, рассказывайте, что с вами было!
— Черный Олень мертв, — ответил Бизоний Лоб.
— Мертв? Значит, вы победили его?
— Мой брат Медвежье Сердце снял с него скальп.
— А остальные?
— Они тоже мертвы. Из всех команчей удалось уйти живыми лишь шестерым.
— И куда они направились?
— В Мехико.
— В Мехико? Дикие индейцы — в Мехико? Что они там забыли?
— Они сопровождают графа.
— А, так вы его видели?
— Да, видели. Он покинул окрестности асиенды, но от нас он все равно не уйдет.
— Да оставьте вы его! Он как-никак владелец этого дома, и мне не след с ним тягаться.
Оба вождя удивленно посмотрели на него.
— Ведь он привел команчей грабить асиенду! — сказал Бизоний Лоб.
— Я не индеец! — ответил Арбельес.
— Хау! У белых людей в жилах нет крови! Вы можете прощать графа, сколько вам угодно. Но у меня с ним еще состоится разговор!
— Так вы полагаете, что теперь мы в безопасности? — спросил Арбельес.
— Да.
— В таком случае, мы можем опять возвращаться к нашей мирной жизни. Вот только где нам хоронить убитых команчей?
Странная усмешка пробежала по лицу вождя миштеков.
— Только не в земле, — сказал он.
— Не в земле? А где же тогда? — удивленно спросил Арбельес.
— В брюхе у крокодилов.
— О Боже, это же не по-христиански!
— А я и не христианин. И команчи — тоже. Они — враги миштеков, а крокодилы миштеков очень долго голодали. Разве вы хотите, чтобы земля асиенды была зачумлена трупами?
— Хм! Ну, поступайте, как знаете!
— Могу я оставить за собой на сегодня двадцать ваших вакерос?
— Для чего?
— Они отвезут мертвых команчей на крокодилье озеро.
— Оставляй, если нам больше не грозит нападение.
— А как дела у нашего брата Громовой Стрелы?
— Он наконец-то пришел в себя.
— В таком случае, навестим его!
Оба вождя вошли в дом. Бизоний Лоб повел вождя апачей в комнату своей сестры, где были сложены золото и украшения, предназначенные для Хельмерса. Карья была тоже там. Безучастная ко всему, она лежала в гамаке и молча смотрела перед собой. Заметив вошедших, она быстро поднялась и спросила:
— Вы вернулись? Вы победили?
— Да.
— А он? Крокодилы съели его?
— Нет, — ответил Бизоний Лоб, строго взглянув на сестру.
— Нет? — ее лицо помрачнело, и она спросила: — Значит, вы упустили его, того, кому предназначена моя месть?
Бизоний Лоб остался доволен этими словами, убедившись, что его сестра думает только о мести. Он ответил:
— Псы-команчи освободили его, а моего брата, вождя апачей, повесили на его место на съедение крокодилам.
Карья с удивлением взглянула на вождя апачей. Она уже успела заметить много новых скальпов у него на поясе. Сейчас она, пожалуй, впервые по-настоящему обратила внимание на мужественно-прекрасный облик индейца, она ощутила в себе какое-то странное, неведомое ей прежде чувство. Лицо ее побледнело.
— Вождя апачей? Но он стоит здесь перед нами целый и невредимый! — сказала она.
— Он сам себя освободил, а потом расправился с команчами!
Карья слишком хорошо понимала, что стоит за этими словами.
— Он герой! — сказала она, всем своим видом невольно выражая восхищение. — А этот граф, значит, сбежал?
— Он отправился в Мехико.
— К отцу?
— Да. Его сопровождают в пути шесть команчей.
Она резко вскинула голову и сказала:
— И ты позволил ему спокойно уехать? Дай мне коня. Я догоню и убью его!
Бизоний Лоб улыбнулся. Вот такой сестра нравилась ему.
— Останься! — сказал он. — Граф от нас не уйдет. Я поеду за ним.
— Ты обещаешь мне убить его?
— Да. Он оскорбил дочь миштеков и должен умереть от моей руки!
— Или от моей! — серьезно сказал вождь апачей.
— Хау! Мой брат хочет сопровождать меня в Мехико? — спросил король сиболерос.
Медвежье Сердце взглянул в лицо индеанки и ответил:
— Карья стала сестрой вождя апачей. Она должна быть отомщена!
В подтверждение своих слов он протянул брату и сестре обе свои руки, и все трое обменялись крепким рукопожатием.
— Медвежье Сердце действительно стал другом и братом вождя миштеков, — сказал Бизоний Лоб. — И он отправится со мной, как только я буду готов. Но сейчас мы должны вместе навестить нашего белого друга!
Он, Медвежье Сердце и Карья взяли одеяла, в которые были завернуты драгоценности, и отправились в комнату больного. Хельмерс лежал в постели с перевязанной головой, но глаза его были открыты и ясны. Он вытянул вперед руки, приветствуя посетителей. Рядом с ним были Арбельес и Эмма.
— Я долго, очень долго лежал без сознания, — сказал немец. — Видно, удар булавы был очень сильным. Это просто чудо, что я еще жив. Или, точнее сказать, опять жив.
— Мой брат испытывает сильную боль? — осведомился вождь апачей.
— Боли как таковой нет, вот только голова у меня сильно гудит. Что там с команчами и как вообще все закончилось на крокодильем озере?
Они подсели к его кровати и подробно обо всем рассказали, сообщили также о своем намерении отправиться следом за графом и отомстить ему если не в пути, то по крайней мере в столице. Хельмерс внимательно выслушал их и затем спросил:
— Значит, вы все же хотите убить его?
— Да, — ответил Бизоний Лоб. — Но сначала я заставлю его выполнить свое обещание.
— Какое?
— Сделать Карью, мою сестру, своей женой. Она поедет в Мехико вместе с нами.
— Ах, вот оно что!
— Да. Нехорошо назвать дочь миштеков своей невестой, а потом бросить ее. Она происходит из рода древних царей, перед которыми какой-то граф не стоит ровным счетом ничего.
— Так ты хочешь сделать ее женой графа, а потом сразу же — его вдовой?
— Да.
— Мой брат не сделает этого!
— Почему нет? Я так решил и добьюсь своего!
— Тебе известны законы бледнолицых?
— Мне нет дела до их законов!
— Боюсь, в данном случае ты ошибаешься. Ты просто не найдешь священника, который согласился бы скрепить этот брак.
— Я заставлю его!
— В этом случае он окажется просто недействительным. Карья — не христианка и, таким образом, не может быть супругой христианина.
— Это правда?
— Да.
— Ах, ах! Значит, от этого намерения мне придется отказаться; но жизнь графу это все равно не спасет. Хочешь посмотреть, что я принес тебе?
Хельмерс кивнул, и перед ним раскрыли одеяла, в которые были завернуты драгоценности.
— Это часть королевских сокровищ, которую я обещал тебе, — сказал Бизоний Лоб. — Ты не смог забрать их сам, и поэтому я принес их тебе сюда.
— Значит, все это богатство теперь принадлежит мне?
Во взгляде немца, скользнувшем по искрящимся драгоценностям, не было заметно какого-то особого восторга.
— Да, эти драгоценности теперь — твои, — ответил вождь миштеков. — Ты теперь один из самых богатых бледнолицых. Но твой взгляд хранит спокойствие, и лицо твое не светлеет. Ты не рад?
— О, я очень, очень рад. Но не за себя, поскольку я решил остаться тем, кем я был до сих пор, то есть — вестменом, которому не нужно много золота. Благодаря своему подарку ты станешь благодетелем многих и многих людей, ведь эти сокровища будут принадлежать не только моему брату, но и вдовам и сиротам, бедным и больным людям моего отечества. Мне они едва не стоили жизни; золото — дорогой и опасный металл, и я понимаю тех индейцев, которые не хотят и слышать о нем. Но я пока что не могу сказать с уверенностью, приму ли я этот дар.
— Почему? Что может заставить тебя отказаться от него? — удивленно спросил вождь миштеков.
Немец медленно и задумчиво провел ладонью по лицу, потом пристально взглянул в глаза обоих вождей и ответил:
— Мои краснокожие братья, Медвежье Сердце и Бизоний Лоб, возможно, не смогут до конца понять моих слов, поскольку принадлежат к числу суровых воинов, которые привыкли судить людей исключительно по закону кровной мести. Но я мыслю иначе, поскольку сам являюсь учеником и другом Виннету и Олд Шеттерхэнда, которые поступают в соответствии с принципами доброты и прощения. Да, я знаю, что в критический момент воин уничтожает врага без раздумья; и я сам, когда речь шла о спасении Карьи и сеньориты Эммы, без колебаний стрелял в команчей. Но теперь опасность позади. Враг побежден, и дальнейшее кровопролитие было бы не только излишним, но и бесчеловечным. Из двухсот команчей лишь нескольким удалось спастись; разве не достаточно было пролито крови? И почему даже мертвым суждено быть погребенным не в земле, а в желудках крокодилов? Разве граф убил кого-нибудь из вас, пролил вашу кровь? Почему вы теперь жаждете его крови? Разве те часы, когда он висел над крокодильим озером, не были страшнее смерти? По-моему, он уже достаточно поплатился за свои грехи.
— Достаточно поплатился?.. — с недоверием переспросил вождь миштеков.
Он хотел продолжить, но Хельмерс перебил его:
— Пусть мой брат пока ничего не говорит, а сначала выслушает меня. Если граф и дальше пойдет против вас — убейте его, я не стану осуждать вас. Но теперь я хочу, чтобы вы отказались от намерения преследовать его. Я прошу вас об этом. И если вы исполните это мое желание, то тогда, и только тогда, я смогу принять этот щедрый подарок.
— И ты не изменишь своего решения?
— Нет. Ты же знаешь, что я держу свое слово. Не оставляйте меня долго в неведении, а решите это между собой прямо сейчас. Исполнением моей просьбы вы доставите мне не меньшую радость, чем этим золотом, отмеченным кровью многих людей.
— Хау! Такова, значит, воля моего брата! — сказал Бизоний Лоб. — Мы обсудим твою просьбу и тотчас вернемся.
Он встал и вместе с сестрой и вождем апачей покинул комнату. Эмма Арбельес протянула немцу руку и сказала:
— Это было благородно с вашей стороны, сеньор! Я всей душой поддерживаю и благодарю вас! Я сейчас догоню этих людей и выскажу им ту же самую просьбу. Надеюсь, желание двоих исполнится скорее, чем желание одного.
И она вместе с отцом вышла из комнаты. Уже через четверть часа все они вернулись обратно, и Бизоний Лоб сказал, обращаясь к нетерпеливо ожидавшему их решения Хельмерсу:
— Ты победил, и в этом тебе были поддержкой славные имена Виннету и Олд Шеттерхэнда. И сеньорита Эмма просила нас о том же. Никогда еще Бизоний Лоб, вождь миштеков, не оставлял невыполненным свое решение; сегодня это происходит впервые. Пусть больше не льется кровь, и теперь ты сможешь принять от меня в подарок золото индейских королей. Ты хочешь этого?
— Да. От него зависит жизнь многих людей. И пусть оно принесет им счастье. Спасибо вам!
Глава III
КОРСАР
— Ну вот, сеньоры, на этом и заканчивается история графа Родриганды, — сказал мексиканский адвокат. — Что стало дальше с этим господином, не так уж и важно. Я же только хотел показать вам, что часто индейцы оказываются куда благороднее белых людей. Оба индейских вождя доказали это весьма убедительно. А когда слышишь о делах и поступках Виннету, который являет собой прямо-таки образец благородства и великодушия, то приходится только сожалеть, что родился не индейцем, а белым. Правда, как все мы слышали, в истории с Сэмом Файрганом и его трапперами пролилось много крови; но этому не мог воспрепятствовать даже Виннету, ибо противник был настолько опасен, что мягкосердечие в отношении него было бы совершенно неуместным. Жаль только, что этот Зандерс умер в бою такой легкой смертью. По правде сказать, он заслужил не удар ножом, а хорошую пеньковую веревку!
Тут из-за стойки раздался голос матушки Тик:
— Да он ее и получил!
— Как? Что? Виселицу?
— Да.
— Но ведь было сказано, что Зандерс был заколот шкипером в лесном овраге!
— Да, так было сказано. Но на деле все было иначе. Джентльмен, рассказывавший эту историю, может быть, невольно исказил действительный ход событий. Зандерс тогда не был заколот, да и Жан Летрье тоже не погиб; оба они остались живы и были арестованы.
— Это правда, сеньор?
Этот вопрос мексиканца был адресован бывшему агенту по делам индейцев, на лице которого при этом отразилось легкое смущение. Он ответил:
— Хм! Смотря как к этому отнестись! Вообще говоря, его больше действительно нет в живых, хотя… Хм! Матушка Тик, а почему вы, собственно, так уверены, что Зандерс не был убит там, в овраге?
— Да потому что мне это доподлинно известно, — ответила хозяйка, которой, видимо, уже надоело сдерживаться, и она не обращала никакого внимания на подаваемые ей знаки.
— И от кого же?
— От человека, который при этом присутствовал.
— Но ведь и я тоже был там!
— Верно. Но джентльмену, от которого я это слышал, пришлось позднее еще немало повозиться с этим самым Зандерсом!
— В самом деле? А кого вы, собственно, имеете в виду?
— Полицейского детектива Трескова.
— Ах! Значит, у него еще и потом были дела с Зандерсом?
— Да. А если вы мне не верите, то пусть он вам сам об этом скажет!
— Но для этого он должен как минимум присутствовать здесь.
— А он присутствует!
— Да где же, где?
— Обернитесь-ка и взгляните на джентльмена, который сидит за последним столом! Вы его раньше не замечали, потому что он находился в другой комнате.
Агент обернулся. Увидев человека, который показался мне таким интересным, он быстро встал из-за стола, подошел к нему и, протянув к нему обе руки, воскликнул:
— Мистер Тресков! В самом деле, это мистер Тресков! Столько лет прошло с тех пор, но я сразу же вас узнал. Какая радость! Каким ветром вас занесло в Джефферсон-Сити?
— А я за последнее время бывал здесь не раз и всегда останавливался у матушки Тик.
— По делам? У вас здесь свой бизнес?
— Хм! Собственно, бизнесом то, чем я занимаюсь, вряд ли можно назвать, — ответил он с лукавой улыбкой.
— Значит, по службе?
— Да.
— Вы по-прежнему детектив?
— Да.
— Уж не одного ли из нас вы собираетесь ловить?
— Нет, я абсолютно убежден, что здесь присутствуют только джентльмены, у которых нет ни малейших оснований опасаться встречи с полицейским. Я уже несколько дней квартирую у матушки Тик; а сегодня сидел в соседней комнате и через приоткрытую дверь слышал все, о чем здесь рассказывали. А когда разговор зашел о Сэме Файргане, Пите Холберсе и Дике Хаммердале, я просто не удержался и вышел сюда, чтобы слушать вместе со всеми.
— А вы меня узнали?
— Тотчас же!
— Ну разумеется! С моей стороны было, пожалуй, не слишком умно спрашивать у детектива, узнал ли он меня. Я страшно рад снова увидеть вас и потому прошу оказать нам честь и пересесть за наш стол! Джентльмены уже знакомы с вами по моему рассказу, так что, думаю, нет нужды долго представлять вас. Правда, ваше присутствие некоторым образом путает мои карты, то есть мою историю.
— Почему?
— Потому что в моем рассказе Зандерс и Жан Летрье умирают. А ведь на самом деле они тогда остались живы.
— Пожалуй, да. С вашей стороны это действительно была вольность, не соответствующая истинному положению дел.
— Вольность, именно вольность! Вы нашли верное слово! Рассказчик иногда позволяет себе вольное обращение с действительностью, чтобы тем самым достичь большего художественного впечатления или придать своей истории счастливый финал. Именно этим соображением я и руководствовался. Зандерс и Летрье тогда действительно не погибли, поскольку Сэм Файрган приказал своим людям пощадить их, да и вам тогда было очень важно заполучить их живыми. Но у меня тогда не было времени; я не мог оставаться в «лагере» и уехал вместе со своими людьми уже на следующий день. Таким образом, я до сегодняшнего дня не знал, что вы дальше с ними сделаете; а поскольку справедливость требовала их наказания, то я и решил попросту «умертвить» обоих. Это обеспечивало моему рассказу удовлетворяющий всех финал, и я надеюсь, что джентльмены, собравшиеся здесь, простят мне эту маленькую вольность.
Он подвел Трескова к столу, где его радостно приветствовали сидевшие за ним. Они, естественно, пожелали знать, какое же наказание постигло тогда Зандерса. Разумеется, наибольшую активность проявлял при этом бывший агент, упрашивая Трескова удовлетворить всеобщее любопытство.
— Или, — сказал он, — то, что произошло после моего отъезда, представляет собой служебную тайну?
— Вовсе нет, — ответил Тресков. — Я вполне могу сообщить вам все интересующие вас подробности.
— Так расскажите! Давайте, сэр, давайте! Вы же видите, что мы все сгораем от нетерпения услышать ваш рассказ! Итак, Зандерса и Летрье связали и доставили в «лагерь». А рано утром я уехал. Так что же было дальше?
— Прежде чем начать рассказ, я хотел бы сделать несколько замечаний. Во-первых, Зандерс и Летрье были не единственными, кто избежал гибели; удалось бежать еще одному из их людей. Мы, правда, довольно скоро узнали о его побеге, но уже при весьма драматических обстоятельствах. В пути он повстречал группу молодых индейцев-огаллала, которые на свой страх и риск отправились навстречу старшим соплеменникам, чтобы продемонстрировать им свою доблесть. Во главе их отряда стоял сын погибшего вождя. Обнаружив место сражения, они пошли дальше по нашему следу. Здесь-то к ним и прибился беглец. Это была, скажу я вам, продувная бестия, и у него хватило ума и хитрости обнаружить тайник трапперов Сэма Файргана.
— Тайник? Вы имеете в виду убежище, или «лагерь», в который мы отправились после боя в овраге?
— Нет. Под словом «тайник» я подразумеваю другое, куда более секретное и надежное укрытие. «Лагерь» представлял собой всего лишь, так сказать, филиал, или внешний форт тайника, который служил своим обитателям гораздо более надежной защитой и в который были доставлены оба арестанта после того, как вы покинули нас. Тайник имел два входа и выхода, об одном из которых знала вся компания трапперов. Второй же обнаружил Сэм Файрган лично и до поры держал в секрете. Именно тот, потайной, выход нашел беглец и выдал его молодым огаллала, в результате чего вся ситуация коренным образом изменилась. Вы еще узнаете об этом, господа.
Второе мое замечание состоит в том, что в лице Зандерса нам досталась значительно более крупная добыча, чем мы сначала думали. Мы-то ведь были уверены, что схватили долго разыскиваемого полицией вора и мошенника; но за ним числились куда более страшные преступления.
— Какие же, мистер Тресков? Убийства?
— Кое-что пострашнее!
— Пострашнее? Но что же?
— Хм! Приходилось ли кому-нибудь из вас слышать про некую Мисс Адмиралъшу?
— Мисс Адмиральша? Мисс Адмиральша? — послышалось со всех сторон. — Конечно, конечно! Кто не слышал об этой женщине, этом дьяволе в человеческом обличье!
— Вам известно, чем она кончила?
— Да. Ее повесили в Нью-Йорке.
— А ее преступления вам известны?
Бывший агент ответил:
— Разве возможно знать обо всех ее преступлениях! Она была единственным ребенком одного старого морского волка, главная причуда которого заключалась в том, что он нипочем не желал расставаться с дочерью ни на суше, ни на море. Он переодевал ее в мальчишечью одежду и брал с собой на корабль в каждое плавание. Она узнала морское дело досконально, снизу доверху, и постепенно прошла все ступени корабельной карьеры — от юнги до офицера. Эта бестия обладала не просто способностями, но настоящим талантом к морскому делу и благодаря отцовским урокам и постоянной практике достигла в нем такого совершенства, что могла с почти что ювелирной точностью управлять кораблем в любую погоду. Правда, экипажам кораблей, на которых плавал ее отец, радости от этого было мало. Еще будучи ребенком, она обладала повадками дикой кошки, и чем старше и взрослее становилась, тем громче в ней говорил дьявол, который, однажды вселившись в нее, не выпускал ее из своих лап до самой ее смерти на виселице. Не так ли, мистер Тресков?