Я уже собрался было подать знак к нападению, как за моей спиной раздался выстрел: кто-то из пассажиров поезда, непривычный к схваткам, не сумел справиться с волнением и нечаянно нажал курок. Тотчас же мы вскочили на ноги и бросились через полотно на краснокожих, которые, несмотря на неожиданность, не потеряли хладнокровия и метнулись к лошадям, чтобы вырваться из западни, в которой оказались, а затем уж решить, пускаться в бегство или принимать бой.
      - Стреляйте по лошадям, - приказал Олд Файерхэнд.
      Прогремел залп, индейцы смешались, в небольшой лощине в панике заметались кони и люди. Олд Файерхэнд и Виннету, размахивая томагавками, ринулись на врагов. Как я и ожидал, от остальных белых толку было мало, они палили издали, совершенно не попадая в цель, и сразу же бросились бежать, как только несколько индейцев понка с диким воем атаковали их с фланга.
      Я расстрелял все патроны из штуцера, отложил его в сторону и поспешил на помощь Олд Файерхэнду и Виннету, оставшимся наедине с разъяренной шайкой.
      Зная хорошо Виннету, я был уверен, что он сумеет справиться со своими противниками, поэтому решил поддержать Олд Файерхэнда, окруженного десятком неприятелей. Знаменитый вестмен напомнил мне старинного рубаку, о каких приходилось читать в юности: он яростно размахивал томагавком, отражая многочисленные удары, сыпавшиеся на него со всех сторон, грива волос развевалась вокруг его непокрытой головы, а на лице, ярко освещенном луной, застыло жесткое выражение, в котором читалась уверенность в победе.
      Продираясь сквозь толпу мечущихся краснокожих, я увидел Параноха и попытался пробиться к нему, но он бросился бежать от меня и столкнулся нос к носу с Виннету. Увидев перед собой смертельного врага, апач воскликнул:
      - Паранох! Теперь ты не уйдешь от меня! Уста земли жаждут твоей крови, стервятники разорвут твое тело на части, а твой скальп украсит мой пояс.
      Он отбросил томагавк, выхватил из-за пояса нож, но ему помешали нанести смертельный удар. И помешал не кто иной, как Олд Файерхэнд. Отбиваясь от напирающих противников, он мельком увидел Параноха и узнал в нем человека, которого ненавидел всеми фибрами души. Встречи с Паранохом он искал долгие годы, и вот теперь судьба неожиданно отдавала врага прямо в его руки. Разбросав, как снопы, наседавших на него индейцев, он встал между Виннету и предводителем шайки и удержал занесенную для удара руку апача.
      - Остановись, брат мой! Этот человек принадлежит мне! - воскликнул он. Ты узнаешь меня, Тим Финетти?
      Услышав свое настоящее имя, Паранох застыл на месте. Но, стоило ему бросить взгляд на лицо Олд Файерхэнда, как он мгновенно выскользнул из рук Виннету и, словно стрела, пущенная из лука, помчался в прерию. У меня не было личных счетов с Паранохом, если бы даже он не заслуживал сурового наказания за нападение на поезд, для меня было достаточно того, что белый оборотень является смертельным врагом Виннету. Не раздумывая, я пустился вдогонку.
      Волки никогда не гонят свою жертву по прямой. Так и я огромными прыжками мчался наперерез Параноху. Виннету и Олд Файерхэнд тоже кинулись было в погоню, но вождь апачей всегда уступал мне в беге, а знаменитый вестмен уже достиг того возраста, когда состязаний в скорости, где ставкой является жизнь беглеца, лучше избегать. К тому же Паранох оказался чрезвычайно прыток, и расстояние между нами упорно не сокращалось, несмотря на то, что я напрягал все силы.
      Какое-то время я слышал за спиной тяжелое дыхание Виннету и Олд Файерхэнда; они отставали все больше, пока не прозвучал наконец голос Виннету:
      - Пусть мой брат Олд Файерхэнд остановится. Подлый койот Паранох не уйдет от Сэки-Латы. Еще никто не сумел опередить его, как никто не сумел устоять на ногах после его удара.
      Признаюсь честно, хотя я и не падок на лесть, похвала Виннету придала мне сил. Я прибавил ходу, ни на минуту не спуская глаз с Параноха из опасения, что он выкинет один из своих трюков и сумеет скрыться. Со стороны, должно быть, мы представляли жуткое зрелище: два бледнолицых, мчащиеся в неверном лунном свете, один с длинной развевающейся скальповой прядью, второй - преисполненный желания снять ее.
      Когда я уже почти догнал Параноха, он бросился в сторону и резко остановился, пропуская меня вперед, чтобы нанести удар в спину, но я разгадал его хитрость и рванулся в его сторону. Мы столкнулись, и нож, который во время бега я судорожно сжимал в руке, вонзился Параноху между ребер по самую рукоятку. Он тяжело рухнул на землю, я, споткнувшись о неподвижное тело, упал рядом, но тотчас же вскочил, готовый к любой неожиданности.
      Паранох не шевелился. Уверенный, что убил противника, я со вздохом вырвал нож из раны. Мне не раз доводилось сражаться врукопашную с ловкими и опытными краснокожими обитателями американских прерий, и на моем теле остались многочисленные следы от поединков, но это был первый белый, павший от моей руки. Я никак не мог избавиться от беспокойного, щемящего чувства вины, хотя разумом понимал, что дело не в цвете кожи и что негодяй вполне заслужил такой бесславный конец.
      Я все еще раздумывал и переживал, когда за моей спиной послышался шорох чьих-то шагов. Бросившись на землю, я поспешил отползти от тела врага, но выяснилось, что причин для тревоги нет: ко мне приближался Виннету, беспокоившийся за мою судьбу и искавший меня в ночи.
      - Мой брат быстр, как стрела апача, а его нож всегда разит врага в сердце, - произнес он, глядя на распростертого на земле Параноха.
      - Где Олд Файерхэнд? - спросил я, тревожась за вестмена, оставшегося наедине с прерией, в которой еще бродили остатки рассеянной нами шайки краснокожих.
      - Олд Файерхэнд силен, как медведь, но на его ногах путы прожитых лет. Мой брат не хочет украсить себя скальпом койота из племени атабасков?
      - Я дарю его моему брату Виннету.
      Тремя надрезами апач очертил скальповую прядь на выбритом черепе Параноха и резким движением сорвал с головы столь желанный для краснокожего боевой трофей.
      Тем временем в бледно-молочном свете луны я заметил темное пятно, движущееся в нашу сторону, и сделал Виннету предостерегающий знак. Прячась в густой траве, мы спешно отползли в сторону.
      Нас не покидала надежда, что это все же Олд Файерхэнд, ищущий нас. Но вот пятно распалось на несколько точек, и вскоре стало ясно, что это шесть индейцев понка, крадущихся в темноте и ведущих в поводу своих лошадей. Краснокожие продвигались вперед осторожно, готовые в любую минуту, в зависимости от обстоятельств, схватиться за оружие или пуститься в бегство.
      Пока мы со всеми предосторожностями заходили к ним в тыл, краснокожие обнаружили тело вождя. И когда раздались исполненные ужаса восклицания "Уфф!", я и апач, не давая врагам опомниться, вспрыгнули на двух ближних к нам коней, а перерезать повод и дать им шпоры было делом секунды. Воздух за нашими спинами огласился бешеным воем, но все же испуганные смертью вождя краснокожие не решились пуститься в погоню за нами. Мы тоже не жаждали продолжать сражение - предводитель грабителей был убит, его скальп украшал пояс Виннету, к тому же мы уводили с собой двух лошадей. Я представил себе, что сейчас чувствуют индейцы понка, пошедшие по шерсть, а вернувшиеся стрижеными, и улыбнулся. По-видимому, подобные же чувства испытывал Виннету, потому что он не смог удержаться от победного залихватского клича. Однако, несмотря на радость, нас не покидала тревога за Олд Файерхэнда, и наши опасения подтвердились - на месте недавнего сражения вестмена не оказалось.
      Победа была полной. Белые пассажиры, пустившиеся было наутек после первых выстрелов, теперь разожгли у завалов костры и в их свете откатывали за насыпь валуны, преграждавшие путь поезду. Сюда же перенесли и тела убитых индейцев, и кое-кто с геройским видом поглядывал на них, словно это было делом его рук. Вдали показались огни локомотива.
      Поезд медленно приблизился и остановился перед преградой, из вагонов высыпали не принимавшие участия в сражении железнодорожные служащие и дамы, все бросились расспрашивать нас о засаде, индейцах, потерях, стрелах, томагавках и прочей ерунде. Я вкратце рассказал о событиях, и все дружно рассыпались в ничего не значащих изъявлениях благодарности, а начальник состава пообещал упомянуть нас в отчете и сообщить наши имена в газеты.
      - Это совершенно лишнее, сэр, - ответил я. - Мы простые вестмены и не ищем славы, а Виннету и так достаточно известен своими подвигами. Но если уж вам так хочется кого-то отблагодарить и восславить, вы можете разнести по всей Америке имена храбрых джентльменов, поддержавших нас в схватке с врагами. За пять минут они сожгли такую уйму пороха, что его хватило бы, чтобы перестрелять половину индейцев от Канады до Мексики. Они заслужили, чтобы об их подвиге трубили газеты.
      - Вы действительно так думаете, сэр? - спросил начальник состава, не понявший иронии.
      - Ну конечно.
      - Так вы считаете, что они вели себя храбро?
      - Выше всяких похвал.
      - Я очень рад, сэр. Непременно запишу их имена и передам в газету. А где знаменитый Олд Файерхэнд? Надеюсь, он жив?
      - Мой брат Олд Файерхэнд потерял след Параноха, - озабоченно вмешался Виннету. - Что, если он встретил новых врагов и нуждается в нашей помощи? Я и Олд Шеттерхэнд пойдем на его поиски.
      - И немедленно, - подтвердил я. - А к вам просьба, обратился я к начальнику поезда. - Прошу вас не уезжать и дождаться нашего возвращения.
      Я подобрал свой штуцер, брошенный в самом начале рукопашной, зарядил его, и мы пошли к тому месту, с которого я бросился в погоню за Паранохом. Свет луны был слишком слаб и неверен, чтобы полагаться на зрение, и нам пришлось напрягать слух. Однако шум локомотива заглушал все звуки, и только когда мы отошли от него на значительное расстояние, стало возможным различать ночные шорохи.
      Мы безуспешно сделали несколько кругов по прерии, все расширяя и расширяя их, и я уже подумывал о возвращении к поезду в надежде, что Олд Файерхэнд успел за время нашего отсутствия вернуться к нему, как вдруг откуда-то издали до нас долетел приглушенный вскрик.
      - Это Олд Файерхэнд! Индейцы стараются никогда не выдавать себя криком, сказал Виннету.
      - Я тоже думаю, что это он, - ответил я, встревоженный и обрадованный одновременно. - Скорее туда!
      Мы бросились бежать, но тут же остановились и удивленно посмотрели друг на друга: Виннету собирался бежать на север, а я отправлялся на восток.
      - Почему мой брат бежит в ту сторону? Крик донесся с севера, - недоуменно произнес Виннету.
      - Нет, с востока, - не согласился я. - Слушай!
      Крик снова повторился, и снова мы не смогли прийти к общему мнению.
      - Как видишь, ты ошибся, нам надо бежать на восток.
      - Ошибается мой брат, - упорствовал Виннету.
      - У нас нет времени на споры. Олд Файерхэнду грозит опасность, поэтому пусть мой брат идет на север, а я пойду на восток, - предложил я. - Один из нас непременно найдет его и выручит из беды.
      - Пусть будет так! - согласился Виннету.
      Вождь апачей побежал в свою сторону, я в свою. Зная, что Виннету никогда не ошибается, я на бегу терзался сомнениями, но вскоре убедился, что на этот раз прав все-таки я. Чем дальше, тем все громче и явственнее звучал голос, зовущий на помощь. Наконец я увидел индейцев, размахивающих томагавками, и Олд Файерхэнда, стоящего на коленях и с трудом отражающего удары.
      - Держитесь, я здесь! - воскликнул я, насколько это было возможно.
      Когда расстояние между нами сократилось до пятидесяти шагов, положение Олд Файерхэнда стало совсем незавидным: увидев, что я спешу вестмену на помощь, индейцы усилили натиск, томагавки так и сверкали над его головой. Медлить было нельзя, еще минута - и вестмену раскроили бы череп. Поэтому я остановился и вскинул штуцер. После долгого бега я тяжело дышал, сердце колотилось в груди, руки подрагивали. Стрелять было опасно, тем более в таком неверном свете луны: я мог случайно попасть в того, кого хотел спасти. Но иного выхода не было; задерживая дыхание, я три раза нажал курок и с радостью увидел, что все три индейца один за другим рухнули на землю.
      - Слава Богу! - воскликнул Олд Файерхэнд, когда я подбежал к нему. - Вы успели вовремя! И я, черт побери, обязан вам жизнью. Надеюсь, что когда-нибудь смогу отплатить вам той же монетой.
      - Вы ранены? Позвольте мне осмотреть раны. Вы, наверное, потеряли много крови.
      - Канальи исполосовали мне томагавками все ноги. Когда вы бросились в погоню за Тимом Финетти, у меня в бедре уже торчала одна стрела, вот почему я не мог поспеть за вами. Я отстал и, пока искал ваши следы, немного поплутал. Тут-то меня и подкараулили индейцы. Мерзавцы прятались в густой траве, и когда я подошел к ним, нанесли мне несколько ударов по ногам. Бежать после этого я уже не мог, из оружия у меня оставался только нож и собственные кулаки, так что не приди вы мне на помощь, мой скальп украсил бы пояс одного из этих бандитов. Так что вы подоспели весьма вовремя... Должен признаться, я сам неплохо стреляю, но вам и в подметки не гожусь - попасть в темноте сразу в троих... Такое под силу только Олд Шеттерхэнду!
      Пока вестмен говорил, я осмотрел его раны: они были болезненны и многочисленны, но, к счастью, не опасны для жизни. А немного спустя появился и Виннету и помог мне перевязать Олд Файерхэнда. Оставив убитых индейцев на съедение зверям и птицам, мы медленно побрели к железной дороге, однако поезда там, несмотря на мою просьбу подождать нас, уже не оказалось. И хотя я прекрасно понимал, что расписание следует соблюдать, поступок машиниста трудно было расценить иначе, чем неблагодарность.
      Лошади, которых мы отбили у индейцев, стояли рядом с нашими, и мы могли бы немедленно тронуться в путь, но, поразмыслив, решили сделать привал на несколько дней и подождать, пока раненый Олд Файерхэнд не наберется сил. В шести часах езды мы нашли ручей, по берегам которого росла рощица, где мы и остановились.
      Глава VI. В "КРЕПОСТИ"
      Прошли долгие две недели, пока мы смогли пуститься в путь. Раны Олд Файерхэнда заживали медленно, и все это время мы жили в напряжении и в постоянном ожидании нападения индейцев сиу, на чьей территории мы находились. Наши ружья молчали, чтобы не привлекать внимания краснокожих, но мы не голодали, ставили силки, и добыча была обильной.
      Когда наконец Олд Файерхэнд окреп и смог сесть на коня, мы решили отправиться в ущелье, мне до тех пор не знакомое и служившее убежищем для белых вестменов. По дороге в одну из ночей я сидел с Олд Файерхэндом у костра, а Виннету ходил вокруг дозором.
      - Может, мой брат присядет с нами, - обратился к нему Олд Файерхэнд, когда тот молчаливой тенью проходил мимо нас. - Мы достаточно удалились от тропы индейцев сиу, и здесь нам, пожалуй, опасность не грозит.
      - Глаза апача всегда открыты. Он не доверяет ночи, ибо она изменчива, как женщина, - ответил Виннету, растворяясь в темноте.
      - Он ненавидит женщин, - заметил я, полагая, что начинаю одну из тех легких бесед, что ведутся в спокойствии и тишине под мерцающими звездами и потом вспоминаются много лет. Однако разговор принял неожиданное направление.
      Олд Файерхэнд открыл футляр, висевший у него на шее, вынул бережно хранимую трубку, медленно, словно священнодействуя, набил ее табаком и закурил.
      - Вы так думаете? По-моему, вы ошибаетесь.
      - Но я почувствовал это по его словам, - заупрямился я.
      - Я, однако, думаю, что это не так, - проворчал в ответ Олд Файерхэнд. Была одна женщина, за которую он готов был сражаться и с человеком, и с сатаной, и со всем светом. Правда, похоже, что с тех пор он забыл слово "скво".
      - Почему же он не привел ее в свой вигвам?
      - Потому что она любила другого.
      - Разве краснокожие спрашивают об этом женщину?
      - Это был особый случай, она любила его друга.
      - И как же звали его друга?
      - Сегодня он носит имя Олд Файерхэнд.
      Я поднял глаза, удивленный тем, что услышал; вновь я невольно прикоснулся к какой-то полной трагизма истории, какие на каждом шагу случаются на Западе. Только непосвященный может думать, что здесь люди счастливо пребывают в романтических обстоятельствах и все их начинания кончаются удачно. Наоборот, здесь жизнь ломает и калечит судьбы, я уж не говорю о выбеленных солнцем и ветром костях, разбросанных по прерии.
      Я не собирался да и не имел права расспрашивать вестмена о подробностях этой истории, но, как видно, любопытство проступило у меня на лице, потому что Олд Файерхэнд произнес:
      - Давайте не будем ворошить прошлое, сэр. Поверьте мне, я просто не могу об этом говорить. Если бы мне захотелось кому-то рассказать об этом, излить душу, вы, несмотря на вашу молодость, были бы единственным человеком, которому я бы доверился. Я по-настоящему расположился к вам за то время, что мы провели вместе.
      - Спасибо на добром слове, сэр. Не скрою, я тоже к вам привязался: вы мне по душе.
      - Догадываюсь хотя бы потому, что в ту ночь вы пришли мне на помощь. Тогда я попал в чертовски сложный переплет и истекал кровью, как утыканный стрелами бизон. Жаль только, что не я сам разделался с Тимом Финетти. Право, я дал бы себе отрубить руку, лишь бы насладиться местью.
      Обычно спокойное и открытое лицо вестмена исказилось гримасой ненависти. Он лежал рядом со мной с горящими глазами и сжатыми кулаками. Какой же сильной должна была быть вражда между ними, если даже после смерти Параноха Олд Файерхэнд пылал жаждой мести!
      Признаюсь, что мое любопытство росло с каждой минутой, думаю, каждый человек на моем месте испытывал бы то же самое. Я снова столкнулся с загадочной историей любви, которую Виннету скрывал даже от меня, своего лучшего друга и брата...
      Раны Олд Файерхэнда все еще давали о себе знать, поэтому мы продвигались не так быстро, как хотелось бы; но уже несколько дней спустя мы ехали по землям индейцев пауни, и до реки Манкисити, на которой находилась "крепость" вестменов, было рукой подать. Оттуда трапперы во главе с Олд Файерхэндом собирались двинуться через Дакоту к озерам. Как-то вечером на привале мы молча сидели у костра, приподнимаясь только для того, чтобы подбросить хворост в огонь. Вдруг на моем пальце блеснул перстень. Олд Файерхэнд опытным глазом заметил его и неожиданно вскочил на ноги.
      - Что это за кольцо у вас на пальце, сэр? - спросил он, не скрывая волнения.
      - Оно мне досталось на память о самом страшном дне моей жизни.
      - Вы мне позволите посмотреть на него?
      Я подал ему перстень, он долго рассматривал его со всех сторон и наконец спросил, почему-то глядя в сторону:
      - Как он к вам попал?
      - Оно досталось мне от одного мальчика из Нью-Венанго.
      - Из Нью-Венанго? - вскричал Олд Файерхэнд. - Вы были у Форстера? Видели Гарри? Что это вы там говорили о самом страшном дне вашей жизни?
      - В тот день мне и моему верному Сволоу грозила опасность быть зажаренными живьем, - ответил я, протягивая руку за перстнем.
      - Оставьте его пока у меня! - глухо произнес Олд Файерхэнд, сжимая перстень в кулаке. - Я должен знать, как кольцо попало к вам. У меня на это есть право.
      - Успокойтесь, сэр, я не собираюсь оспаривать ваши права. Поверьте, если бы кто-то другой посмел не вернуть мне кольцо, я заставил бы его раскаяться. Вам же я расскажу все в подробностях, а вы, в свою очередь, представите мне доказательства на свои права.
      - Говорите же! Если бы я увидел это кольцо в руках человека, которому не доверяю, оно стало бы ему смертным приговором.
      Итак, загадка громоздилась на загадку, и все они сплетались в один узел. Олд Файерхэнд был знаком с Гарри и с Форстером, а волнение, охватившее его, свидетельствовало о том, что эти люди были ему близки. Любопытство жгло меня, я с трудом подавил желание порасспросить вестмена и принялся сам рассказывать о встрече с мальчиком.
      Олд Файерхэнд лежал у костра напротив меня, на его странно напряженном лице плясали отблески огня, с возрастающим вниманием он ловил каждое мое слово, а когда я дошел до описания пожара и рассказал, как схватил Гарри и помчался с ним вниз по реке, он не выдержал, вскочил на ноги и воскликнул:
      - Боже мой, это был единственный путь к спасению! Продолжайте же!
      Я тоже поднялся, взволнованный страшными воспоминаниями, и продолжил рассказ. Олд Файерхэнд стоял напротив меня с широко раскрытыми глазами, впившись взглядом в мои губы, словно боялся пропустить хоть слово, а его тело дрожало от напряжения, как будто это он, а не я сидел с мальчиком на спине мчащегося сквозь пламя коня, прыгал в бурлящий поток реки и, одолеваемый страхом смерти, пытался добраться до отвесной, изрезанной трещинами скалы. Не помня себя, он ухватил меня за плечо и сжал с такой силой, что мне пришлось стиснуть зубы, чтобы не закричать от боли. Хриплое дыхание, напоминающее стон, вырвалось у него из груди.
      - Боже! - вскричал он со слезами на глазах, когда услышал, что я вместе с мальчиком благополучно добрался до края оврага, где огонь не мог достать нас. - Это ужасно! Мне казалось, будто я сам горю в пламени, хотя заранее знал, что вы спасли его, иначе он не подарил бы вам кольцо.
      - Он мне его и не подарил. Перстень соскользнул с его пальца, а он не заметил потери.
      - Тогда вы были обязаны вернуть чужую вещь владельцу.
      - Что я и хотел сделать, но Гарри убежал от меня. Мне удалось увидеть его только на следующий день, в кругу какой-то семьи, избежавшей смерти, потому что их дом стоял на высоком уступе.
      - Но вы сказали ему про кольцо?
      - Нет. Меня не подпустили к нему и даже пальнули для острастки.
      - Узнаю Гарри. Он больше всего ненавидит трусость и принял вашу выдержку за робость. А что случилось с Форстером?
      - Я слышал, что уцелела лишь одна семья, остальные погибли в море огня.
      - Какое ужасное наказание за глупое и преступное решение слить нефть в реку, чтобы вздуть на нее цены.
      - Вы знали его?
      - Мне довелось несколько раз бывать в его доме в Нью-Венанго. Этот человек безмерно гордился своим богатством и всех остальных и в грош не ставил, хотя ему следовало бы вести себя со мной повежливее.
      - Там вы и познакомились с Гарри?
      - С Гарри? - переспросил он со странной улыбкой. - Я давно с ним знаком. Встречались с ним и в Нью-Венанго, и в Омахе, где у него живет брат, да и в других местах.
      - Расскажите мне о нем. Мальчик заинтересовал меня.
      - Только не сейчас. Ваш рассказ так разволновал меня, что мне недостанет сил на такой разговор. Потом я расскажу вам все, что знаю. Он не сообщил вам, что ему нужно было в Нью-Венанго?
      - Нет, он сказал только, что заехал туда по пути.
      - Все сходится! Но вы уверены, что ему удалось избежать опасности?
      - Совершенно уверен.
      - А видели вы, как он стреляет?
      - Я ведь уже говорил, что он пулей сшиб цветок на моей шапке. Необыкновенный мальчик!
      - Да-да, вы правы. Необыкновенный! Его отец - старый опытный траппер, он сам льет пули, и они всегда попадают в цель. От него Гарри и научился стрелять. И не думайте, что он стреляет, только чтобы покуражиться. Когда в том будет необходимость, он не даст промаха.
      - А где же его отец?
      - То тут, то там... Он старый бродяга, но я вас обязательно с ним познакомлю.
      - Мне было бы очень приятно, сэр.
      - Вы заслужили его благодарность.
      - Что вы, не стоит говорить о таких пустяках.
      - Не скромничайте. Я уже успел узнать вас и понял, что вы не из породы хвастунов. Вот вам кольцо. Когда-нибудь вы поймете, как я вам доверяю, и оцените мой поступок. - Он с непонятной мне многозначительностыо посмотрел на меня. - Пойду-ка я сменю Виннету на часах. А вы ложитесь спать и наберитесь сил для завтрашнего перехода. Завтра и нам и лошадям придется несладко - за один день придется покрыть расстояние до Манкисити.
      - Но ведь вы собирались завтра добраться только до Грин-Парка. К чему такая спешка?
      - На то есть свои причины. Спокойной ночи.
      - Удачи вам, и не забудьте разбудить меня, когда придет время менять вас в карауле.
      - Спите. Позвольте и мне сделать хоть что-то для вас. Я у вас в долгу.
      Мной овладели странные и противоречивые чувства. Я ворочался с боку на бок и не мог уснуть, пытаясь найти хоть какое-то объяснение поведению вестмена, но догадки сменяли одна другую, и все они казались нелепыми или неубедительными. Воспоминания страшного вечера, когда я чуть было не изжарился живьем, когда в пламени сгорели десятки людей, вывели меня из состояния душевного равновесия, а подробности трагедии, разыгравшейся в овраге, стояли у меня перед глазами. Кошмарные картины перемежались наплывавшим на них лицом Олд Файерхэнда, на котором застыла странная гримаса напряжения и муки, а в ушах звучали его слова: "Я у вас в долгу".
      Проснувшись на рассвете, я увидел, что у костра никого нет. Оба моих товарища должны были находиться где-то поблизости, так как над огнем висел котелок с водой, рядом лежало нарезанное ломтями мясо, оставшееся от ужина, и стоял развязанный мешок с мукой для лепешек.
      Откинув одеяло и вздрагивая от утренней прохлады, я направился к ручью, чтобы умыться, и увидел Виннету и Олд Файерхэнда сидящими на берегу. Заметив мое приближение, они умолкли, из чего можно было заключить, что они говорили обо мне.
      Через полчаса мы уже скакали в направлении долины Манкисити, лежавшей в двадцати милях от Миссури. Отдохнувшие за ночь лошади резво бежали в утренней прохладе. Оба моих друга время от времени поглядывали на меня, и мне показалось, что оба они стали относиться ко мне по-другому, с большим уважением и любовью.
      В полдень мы сделали привал, и Олд Файерхэнд ушел на разведку, а я достал из мешка наши припасы. Виннету растянулся на траве рядом, наблюдая за мной, и вдруг неожиданно сказал:
      - Мой брат отважен, как сокол, и нем, как скала.
      Я ничего не ответил на это необычное вступление.
      - Он умчался сквозь пламя горящей нефти и ни одним словом не обмолвился об этом своему брату Виннету, - продолжил вождь апачей.
      - Язык мужчины, - ответил я, - как нож в ножнах. Он слишком остр для игры.
      - Мой брат мудр, и его уста говорят правду, но Виннету грустит, потому что сердце его любимого брата закрыто перед ним, как скала, внутри которой хранятся золотые самородки.
      - Но разве сердце Виннету всегда было открыто для меня?
      - Кто как не Виннету открыл моему брату тайны лесов и прерий? Кто как не Виннету научил его читать следы, убивать врага, снимать скальп и всему тому, что должен уметь великий воин?
      - Все это сделал Виннету, но разве он поведал мне об Олд Файерхэнде, который властвует в его сердце, и о женщине, память которой Виннету хранит до сих пор?
      - Виннету любил ее, а любовь не живет на губах. Почему мой брат не рассказал мне о мальчике, которого он вынес из огня?
      - Я не люблю хвастовства. Ты знаешь этого мальчика?
      - Я носил его на руках, показывал ему цветы на полях и деревья в лесу, рыб в воде и звезды на небе. Я научил его пускать стрелу из лука и усмирять дикого мустанга. Я подарил ему язык краснокожих мужей, и я же подарил ему пистолет, пуля из которого убила Рибанну, дочь ассинибойнов.
      Застыв от удивления, я глядел на него. Во мне просыпалось чувство, которое я не осмелился высказать словами. Может быть, я бы и решился сделать это, но возвратился Олд Файерхэнд, и мы занялись приготовлением обеда. Мои мысли витали вокруг того, что сообщил мне Виннету, я вспомнил слова Гарри и пришел к заключению, что отцом мальчика был не кто иной, как Олд Файерхэнд. Его вчерашнее поведение только подтверждало правильность моей догадки.
      Отдохнув, мы опять тронулись в путь. Кони, словно предчувствуя скорый отдых, ожидающий их в конце пути, бежали легко и быстро, и, когда уже смеркалось, перед нами показалась горная цепь, за которой простиралась долина Манкисити. Спустя несколько часов мы въехали в глубокий овраг, ведущий, как мне показалось, прямо к реке.
      - Стой! - раздалось неожиданно из кустов, и мы увидели нацеленное на нас ружье. - Пароль!
      - Мужество.
      - И?
      - Молчание, - ответил Файерхэнд, пытаясь за колючими ветками разглядеть лицо спрашивающего.
      Наконец из кустарника вышел человек, увидев которого я обомлел. Из-под печально обвисших полей фетровой шляпы, чей возраст и цвет привели бы в изумление даже видавшего виды вестмена, выглядывала обросшая густой поседевшей щетиной физиономия, украшенная носом размером с добрый флюгер. Маленькие плутовские глазки, словно ощупывая нас, перебегали с одного лица на другое. Небольшое тело скрывала невероятного покроя куртка, сшитая из грубо выделанной кожи, болтавшаяся на нем как на вешалке. У человека был вид ребенка, для забавы надевшего куртку деда. Он крепко стоял на земле, опираясь на пару тощих и кривых ног в обтрепанных охотничьих штанах, из которых хозяин, казалось, вырос лет десять назад. Сапоги ему были явно велики, и казалось странным, что он не выпрыгивает из них прямо на ходу. Словом, это был Сэм Хокенс собственной персоной!
      В руке он держал старое ружье, к которому я не отважился бы прикоснуться из опасения, что оно выстрелит в меня, но вид у него был гордый и независимый.
      - Сэм Хокенс! - обратился к нему с упреком Олд Файерхэнд. - Неужели твои глазки настолько ослепли, что ты спрашиваешь пароль у меня?
      - Никак нет, сэр. Просто я считаю необходимым напоминать проезжим об обязанности помнить пароль и соблюдать наши правила. Сердечно приветствую вас, джентльмены. Ну и радости же будет в лагере! Я вне себя от счастья, что снова вижу моего гринхорна, которого теперь все зовут Олд Шеттерхэндом, и великого вождя апачей Виннету, чтоб мне лопнуть!
      Он протянул ко мне обе руки, я спрыгнул с коня, в мы обнялись, от чего его куртка заскрипела, словно пустой деревянный короб. Я заметил, что вестмен сдал. На его дубленом лице появились новые морщины, а доселе черные усы и борода поседели.
      - Я снова вижу вас, дорогой Сэм, - сказал я, искренне радуясь встрече. Признайтесь честно, вы говорили Олд Файерхэнду, что давно знаете меня, что мы друзья и что вы были моим наставником?