"Ну, вот, Серёж! Ну, вот ты сам как себя чувствуешь? Ну, вот лично мне просто неудобно было бы! Перед остальными! А тебе чего, всё равно? Я вот всё ждал эти две недели!.. (Чего ты "ждал"?! Ты же сам громче всех тогда вопил! Что тебе телевизор не нужен!)… Нет, тут дело даже не в телевизоре!.. (А в чём же тогда?) А в принципе! В неуважении к остальным!.." "Остальные" согласно молчат.
      "Слушайте! – еле сдерживаюсь я. – Мы же договаривались! Я же с самого начала спрашивал: "Нет возражений?" – "Нет!" А теперь чего? Значит, уступать им?" – "Нет, не уступать, а!.."
      Ну, в общем, и рыбку, как говорится, съесть, и!.. Между ёбаными и неёбаными проскочить. Но так не бывает. "Не уступать", а – что? Именно – "уступать"!!
      "Так!.. – лихорадочно пытаюсь я срочно отыскать выход. – Хорошо. Давайте я тогда объявлю завтра же голодовку и на сборку съеду. Меня должны будут из камеры перевести. А назад меня наверняка уже в другую поднимут." – "Никто тебя никуда не переведёт." – "Ну, это уже мои проблемы! Переведут." – "Нет! Тогда всю хату раскидают!" – "Да почему??!!" – "Раскидают, – со знанием дела кивает мой тюремный непререкаемый авторитет. – Наверняка." – "Ну, давай, я их завтра на хуй на проверке пошлю!! Или докладывать откажусь! И в карцер поеду!"
      – "Нет! Тоже раскидают!"
      "Ну, и пусть раскидывают!!!" – хочется закричать мне, но этого говорить нельзя. Неуважение к сокамерникам и пр. Да и вообще. "Раскидываться" никому не хочется. (Кроме меня!!) Притёрлись все уже. А как там, на новом месте будет? Попадёшь к каким-нибудь демонам. На 3-й этаж неотремонтированный. А здесь 5-й этаж, опять же. Комфорт. Чистота. Простор… Как это "раскидают"?!
      Короче, тупик. Форменный. И так нельзя, и этак нельзя. Никак нельзя! Можно только сдаться. И – вволю смотреть телевизор. Вот это – можно!
      "Послушай, Коль, – по возможности спокойно говорю я всё тому же старшему зэку (ясно же, что он тут лидер и заводила, остальные ему в рот смотрят). – Я тебе честно скажу. Вот мне до пизды совершенно, что обо мне подумают эти мусора! Что я, там, "сдался", "не сдался", злорадствовать они будут, мне это по хую всё!! Пусть злорадствуют. Но спать-то я как буду?! Я же не из-за амбиций каких-то своих упираюсь – нет у меня никаких амбиций! – у меня просто выхода нет. Неукрытым я спать не могу. Под курткой жарко. Остаётся только простыня. Чего ж мне делать?" – "А полотенцем если?" – "Ну, каким "полотенцем"? Оно же маленькое! Большие не пропускают." – "А у меня здоровое есть! Я его ещё с Лефортово привёз!" – Я скептически пожимаю плечами. Одеяло?!.. Но "Коля" с энтузиазмом лезет уже в свой баул и достаёт оттуда действительно!.. преогромное полотенце! В человеческий рост почти. Я тут же пробую. Чёрт!! Действительно можно! – "Чего ж ты мне сразу-то не сказал?! – это снова Коля. Радуется. – Что всё дело в простыни?" – "А ты спрашивал?.. – хмуро бормочу я, осматривая своё новое одеяло-полотенце. Ладно, сойдёт! – А сам ты как?" – "Купишь мне в ларьке два обычных." (У самого Коли денег, ясное дело, нет. Откуда? Если в тюрьме сидит всю жизнь.) – "Ладно…"
      Конфликт исчерпан.
      Когда я много-много позже рассказал эту историю одному старому вору (меня всё же мучил вопрос: кто же тогда был прав?), он коротко заявил: "Черти они! Демонюги. Тебе надо было им сказать тогда: "А чего вы, ребята, здесь вообще делаете? Вам на коридор надо, к мусорам. Меня охранять. Собирайте завтра свои матрасики и идите. Вы же на мусоров работаете! Сегодня вы меня режим заставляете ихний соблюдать, а завтра, может, так и преступления мне совершать запретите?"
      Ладно, отвлечёмся немного. Чуточку поэзии!
      Клио
      Пылает Илион. Неистовство Ахилла,
      Юных дев и жён рыданье.
      Крушение эпохи.
      Всё это повторится. Гунн Аттила,
      Рима позднего позор и увяданье.
      А раньше – диадохи.
      Свершает круг история, и ничего не ново:
      Империй гибель, царств завоеванье…
      И Рим в руинах, и Аттила снова.
      И дев рыданье.
      ….
      Доктор… "Нет, спасибо." И кипяток заодно дали. На ночь глядя.
      Добрый Вова… Ладно, всё это смешно уже скорее. Чем грустно. Трагедия всё больше превращается в фарс. Занавес опускается. Всё ниже, ниже и ниже… Осталась уже всего одна только узенькая-узенькая щёлочка… Толщиною в один лишь короткий день. В завтра!!
      …
      Да… Тот же старый вор рассказывал мне одну историйку. Из старой лагерной жизни. Ещё советских времён.
      Сидел он в одном лагере. Где играли – ну, все буквально. И такие там, говорит, асы были – куда там Акопяну. Виртуозы! И вот заезжает какой-то молоденький парнишка. И начинает всех подряд обыгрывать. Ну, вот везёт ему просто так, что никакая ловкость рук не помогает!
      Такие ему акулы проигрывались!..
      Но кончилось всё это, естественно, именно так, как и должно было кончиться. Однажды фортуна отвернулась наконец (ведь не могло же это вечно продолжаться! это неслыханное везенье!), и он проигрался. В пух и прах. Дотла. А отдавать – надо. Карточный долг – святое. Дали ему две недели и ждут, что будет. Знают же, что отдавать ему нечем.
      И вот пишет он матери письмо. (Как Ванька Жуков, на деревню дедушке.) Но все ожидали уже чего-нибудь такого!.. и потому письмо – вскрыли. (Вор, кстати, может дать разрешенье прочитать ваши бумаги. Устроить вам шмон. И это – не крысятничество. Если вор разрешил. Вор вообще может всё разрешить! Ну, почти… Писал я уже, вроде, но – напоминаю.) И читают: "Милая мамочка! Срочно вышли мне денег! Я проиграл в карты и если не отдам, я не знаю даже, что со мной тут сделают. Я сижу с такими людьми, что если они проходят по земле, то трава там уже не растёт!.."
      Да… С такими страшными людьми, трава после которых уже не растёт, я пересидел с превеликим множеством. (Парню, кстати, долг его простили. Такое на всех впечатление письмо его произвело. Сказали лишь: "Ладно уж! Письмо ты только это никуда не отправляй и не играй больше.") Да…
      Впрочем, помнится, самый профессиональный, пожалуй, киллер, которого я встречал здесь… – ну, не важно, кто! – говорил мне на полном серьёзе, что единственный по-настоящему опасный человек в этом изоляторе – это я (ваш покорный слуга!). А остальные – только прикидываются. И сидящий на соседней шконке тот ореховский суперкиллер,.. помните?.. 50 с чем-то там трупов?.. на это совершенно неожиданное для меня заявление своего многоуважаемого коллеги лишь одобрительно хмыкнул. Странно…
      Между прочим, это ведь уже второй такой случай! Практически то же самое сказал мне годом раньше командир специального штурмового батальона в Афгане. Который деревни там целые выжигал и женщин и детей расстреливал. Заложников. И сам про это всё неоднократно рассказывал. Что он-де никогда в жизни не встречал более жёсткого?.. жестокого?.. не помню уж точно! человека. Чем я. Н-н-да-с!..
      Э-э!!.. Так ещё же ведь один полковник был! Совсем уже давно. Тоже прошедший Афган. Три, кажется, ордена Красного Знамени. Тоже говорил мне: "Ты внешне такой шёлковый, мягкий… Но внутри – стальной сердечник!"
      Так, может, и правда?.. Во что я всё-таки здесь, в этом аду превратился? А?..
      Всё! Стишки, стишки, стишки! Необходимо, как воздух!!
      Всех ангелов – к чёрту!
      А демонов – к богу!
      И кровь сквозь аорту
      Толчками, как в ногу,
      Безумными маршами полчища в красном!
      В стремленье напрасном
      Залить, захлестнуть,
      Утопить, уничтожить!
      Сначала вернуть,
      А затем приумножить
      Исконные земли, границы, наделы!
      Расширить пределы
      Надежды, достоинства,
      Чести, любови!
      И алого воинства,
      Бешеной крови
      Потоки, потоки, потоки, потоки!
      Боль – горлом!! И – строки…
      …
      Забавное что-нибудь надо срочно. А то чего-то всё грустнее и грустнее. Чем ближе… Нет! Заявление еще надо сначала написать. Начальничку нашему. Ключику-чайничку. А потом уже – резвиться. Потом уже – забавное.
      Где мои рукописи, гады?! Которые изъяли у меня в своё время обманным путём?! Где??!! Верните!! Немедленно!!! (Ну, 22-ого, по крайней мере.)
      Итак, пишем заявленьице. (Здесь вообще всё только по заявлениям.)
      Ну-с! Приступим.
      " Начальнику ИЗ 991 от Мавроди С.П. к. 504
 
      Заявление
      Уважаемый Иван Павлович!
      Если меня действительно собираются выпускать завтра, то убедительная просьба поискать мои рукописи, которые были изъяты у меня давным-давно, ещё в 2003 году Вашими предшественниками, клятвенно пообещавшими мне, что при выходе мне их вернут.
      И вот этот момент настал (надеюсь!).
      С уважением, Сергей Мавроди.
      Число. Подпись. "
      Так?.. Нормально, вроде. Ах, нет! Надо ещё приписочку небольшую сделать… Ну, сделаем. А то скажет: "не я!".
      " P.S. Я понимаю, что это не Вы, но не могли же их уничтожить?!
      Значит, где-то они есть? Пылятся, забытые, в каком-то сейфе…"
      Вот так! Теперь не отвертится. Хотя… Напишет слева наискось:
      "Отказать". А ДПНСИ лишь плечами недоумённо пожмёт: "Я не знаю!". Вот и все их "отверчиванья". У них же здесь с этим просто… Ладно, поживём – увидим. Завтра на утренней проверке – и вручу. В любом случае это всё, что я могу сделать.
      …
      Ну-те-с? Забавное?
      Забавное-то здесь – всё! С грустноватым оттенком. Лишь.
      Вот, например.
      Молодой парень. Чемпион по боям без правил. Действующий, причём, на тот момент, не бывший…
      Бывших-то здесь вообще навалом! Причём очень высокого ранга зачастую. Например, с чемпионом Европы по боксу бывшим я сидел. Абсолютно больной человек. После каждого приёма пищи бежит к унитазу, где его рвёт по полчаса. "А чего! – говорит. – Приходилось же анаболики жрать пачками, мочегонные – вес сгонять." Вообще спорт такого уровня, уровня Европы-мира, для здоровья уже – губителен. Это общеизвестно. А теперь – не нужен никому.
      Так вот, тот парень. Действующий, повторяю! Т.е. в великолепной спортивной форме. Сплошные мышцы, гибкий, подвижный, ни капли жира и пр.
      И вот жена присылает вдруг ему посылку. Одна халва! Двадцать килограмм! Представляете? Причём халва-то классная. Свежайшая, масло прямо течёт. Ну, вкуснятина просто! Объедение! Вся камера ею с утра до вечера обжирается… ("Ну, ты сука, блядь! Ёбаный в рот!!" – надрывно орёт кто-то снизу. Потом громко хлопает дверь машины. Вероятно, автозэка. По всей видимости, – конвойные так между собой… общаются.)…Да, вся камера обжирается целыми днями этой халвой, а он сидит, пригорюнившись, и не притрагивается даже.
      "Ты чего, Миш?" – "Я вот всё думаю, чего она мне эту халву прислала? Она же знает прекрасно, что я её не ем. Вообще не переношу! Это что, знак?"
      Знак, знак!.. Будет потом твоя дочка отвечать, как та мусорша-конвойная во всё том же незабвенном Чертановском суде.
      "Ляль, ты чья?" – "Я ничья! Я – мамина!" – "И папина?" – "Наверное…"
      Во-во! "Наверное"!.. Просекаешь? Фишку. "Знак"!
      А вот ещё забавное. Из жизни опять-таки Чертановского суда.
      У меня начинается оглашение приговора. Первый день. Репортёров – тьма. ОМОНа тоже тьма. Вкладчиков вообще тьма-тьмущая! И плюс – начальство всякое понаехало милицейское. Словом – дурдом. Весь конвой в запарке, мечутся как угорелые. И в этот же день – вскрылся ещё кто-то!! Представляете? В одной из камер.
      Слышу крики.
      "Да у него кровь хлещет!! Уже целая лужа на полу натекла! Он всерьёз порезался, глубоко!" – "Жгут надо!" – "На шею."
      Это – оказавшийся случайно тут же рядом гоблин-омоновец. "Советует". Командир ихний. (Я специально через глазок приоткрытый посмотрел.)
      Смешно?
      Спрашивал, кстати, потом на лестнице у ковойного: "Ему что, срок большой дали?" – "Да полтора года всего!" – "Так чего ж он порезался?!" – "Спроси."
      Знаете, анекдот есть такой, известный? "Так чего ж они бастуют?!"
      – "Бляди же."
      ("Э-э!.. – пренебрежительно отмахнулся мой многоопытный сокамерник-вор. – Да он в хату просто возвращаться не хотел. Проблемы, наверное. На больничку решил так съехать Чтобы не ломиться. Маромой какой-нибудь. Вот и всё."
      Н-да… Действительно. "Вот и всё". Объяснения всегда самые простые. "Бляди"!)
      Раз уж речь о внутрикамерных проблемах зашла, ещё несколько советов.
      Никогда не сплетничайте, не обсуждайте с кем-то других сокамерников. В том числе (особенно!) и тех, с которыми раньше сидели. (Это даже термин какой-то специальный тюремный есть, не "сплетничать", а как-то иначе это по-тюремному называется.) Подставят по полной программе! Этот человек, которому вы рассказывали, всё это передаст тому, о ком шла речь, а сам всегда отмажется: "это я специально его прокачивал! поведётся он или нет?". А вам – предъявят. "Говорил это? Обоснуй!"
      И не позволяйте лучше и другим вещи такие обсуждать при вас. Между собой. Сразу пресекайте! "Чего ты за спиной это про него говоришь? Скажи ему прямо в глаза! Или вообще не говори. При мне, по крайней мере."
      И вот ещё что имейте в виду! Если в камере происходит что-то не то, неправильное что-то, за это "что-то" и с вас могут впоследствии спросить. Хотя вы вроде бы только присутствовали. "Ты это видел? Почему молчал?.. Почему не вмешался?.. Почему смотрящему не отписал?.." и т.п. Поэтому надо реагировать. Хотя зачастую и не хочется. И бывает подчас психологически очень трудно. (Да и страшно просто!) Но – надо.
      Помню такой случай. Сидим вчетвером. Я; два матёрых, долго сидевших, полублатные такие, все в наколках; и ещё один первоход, но, правда, в годах уже. Лет под 50.
      Итак. И начинают эти блатные буквально терроризировать этого первохода. "Ты-де бывший мусор!" – Тот: "Да нет, да что вы, ребята?!" – "Нет, ты бывший мусор!" Дальше – больше. Смотрю, есть ему уже не дают! (К холодильнику не подпускают.) "Жри баланду!" (Хотя передачи-то носят мне одному. У этих-то двоих у самих ничего нет.)
      Пришлось вмешиваться. А ой, как не хотелось!.. Портить отношения с этими двумя. Я ещё тогда не так уж долго и сидел. Но!.. "Вместе все сидим, пусть и ест, как все! А так с людьми нельзя. У нас людская хата!" (Хаты бывают "людские" и "шерстяные". "Шерсть" – это все эти ломовые, козлы, суки и пр., и пр. Оступившиеся, словом. Падшие. К ним ни дорог нет, ничего. Никто с ними не общается. Изгои.)
      Что-то, я чувствую, совсем уж в какой-то мрачный тон впадаю.
      Чернуха какая-то сплошная. Стишок, что ль, какой-нито вставить?..
      Ну-у-у-у… Вот!
      Багдад, Шехерезада…
      И ничего не надо -
      Лишь сказки да мечты.
      Синдбада приключенья
      Да магов превращенья;
      И лики красоты:
      То гурии, то пери;
      То душеньки, то мэри;
      Но – вечности черты!
      И томную Эрато
      В Джоконде Леонардо
      Вглядись! – узнаешь ты.
      …
      Солнышко, вон, опять в окнах домов заиграло. Цвет расплавленного золота всё тот же. Закат! Э-хе-хе… Скоро!.. Скоро!!.. Да. Две ночи и день фактически. Всего-то.
      ….
      Кто, интересно, сидит сейчас в соседней камере?.. А через одну?..
      Может, я с ними!?.. А напротив?.. Хотя, напротив – бабы.
      Из "Трёх китов" я тут сидел с одним. Чуть ли не с тем даже, кто у них и показанья главные даёт. Но – их проблемы. Так вот, у него и жена здесь сидит! В этом же изоляторе. 991. Представляете? Сидела, по крайней мере. Год назад. Во как оно бывает! (Бухгалтерша, кажется. Этих же "Китов".)
      …
      Ладно, вот ещё история. Мрачная тоже, но весёлых, я чувствую, сегодня уже не напишу.
      Жена. Заказывает мужа двоим орлам. (С одним я сидел. Разумеется. Как обычно. С кем я только не сидел!) Ну, те всё сделали и приходят за расчётом. А ей вдруг его жалко стало. "Ай-ой!.. Да как же я могла!.. Да зачем!.." В общем, говорит, давайте тогда уж и меня заодно валите. "Жить без него не могу!.."
      Киллеры – в ауте. В полном. Во влипли! "Я вам заплачу!" (За себя.) Ну, те репу чешут: чего делать-то? Оставлять её в таком состоянии тоже нельзя. Она сдаст всех завтра. Истеричка! Во связаться угораздило! "Хрен с тобой, плати." Теперь – как? "Давайте вы меня напоите до бесчувствия и с балкона выбросьте или из окна. Чтобы я ничего не видела и не понимала." – "Давай!"
      Поили её, поили – не отключается! Начали они её тогда бить смертным боем. Били, говорит, били, устали даже. Ну, всё! Тело. Труп. Только стали через подоконник перекидывать – она опять очнулась! "Ой, что вы делаете, я же всё вижу!" – "Да заебала ты нас!! Лети уж так!" И – полетела. С двенадцатого этажа. "Так".
      А у другого ещё интереснее история. Дело, точнее.
      Тоже баба. Тоже двоим бойцам. Тоже – заказывает. (Информация, опять же, из первых рук-уст. Свежачок! Сидел. Со мной. Один из них.
      Да-с!) Только эта для разнообразия не мужа своего уже, а хахаля.
      Любовничка-с. Бабе – тридцатник, любовничку – под 70. Или за 70. Ну, что-то около того, в общем. Баба при этом – зам. прокурора Измайловского р-на г. Москвы. Каково?! Замесик!
      В общем, поехали они вчетвером на пикничок к речке или, там, прудику. Где они его благополучно и притопили. Дедка этого несчастного, божьего одуванчика. Подпоив предварительно. Однако поленились. Камушков мало привязали, труп-то и всплыл. И они все вместе с ним. Всплыли. Приплыли, точнее. Эти двое получили по семнадцать с половиной, прокурорша – восемью отделалась.
      Этот киллер-распиздяй, сам лентяй и лодырь, теперь эту прокуроршу, разумеется, во всём винит, проклинает и костит почём зря: "Дура!! Овца тупая! Договорились же, что говорить!.. Она всё испортила!" – "Слушай, – говорю, – какая же она дура? Она восемь лет всего получила, а вы – по семнадцать с половиной! Чувствуешь разницу?" – "Да сволочь она! Тварюга!! На суде показанья даёт, так прямо рыдает, слёзы настоящие, нос краснеет… А из зала суда выводят – нам в глаза смеётся!" – "Вот видишь! Какая же она дура? Она, наоборот, умная. (Это вы два ленивых идиота!)" – "Ничего-ничего! Сейчас прокуратура опротестовала за мягкостью. Следак приходил: "Вас чего, устраивает, что ей так мало дали? Измените показанья, и она!.." (Она-то она, а ты? Чего-то, как я понял, вам-то следак скинуть всё равно ничего не обещал? Так зачем её-то для кучи топить? Тебе что, легче от этого станет? Иль дедка одного тебе мало?)
      Но там, впрочем, и ещё есть кое-что в этом деле. Забавное. О чём сокамерник мой почему-то деликатно промолчал. А об этом все автозэки в своё время трубили.
      Там в материалах дела есть ещё и фотографии этой самой прокурорши, в стиле ню. А раз они в материалах дела есть, то обвиняемые, соответственно, их затребовать вправе. Что они и сделали незамедлительно. И теперь эти фотки на всех общаках на дольняках приклеены, и на них вся Бутырка (он раньше на Бутырке сидел)…так вот, вся Бутырка на них дроч… э-э!.. мастурбирует, так скажем. На прокуроршу. Класс, говорят! После суда особенно. Когда срок только что въебали не по-детски. Что ж, тюрьма-с. Грубые нравы-с! Pardonnez-moi!
      ….
      Да уж, с любовницами шутки плохи. Был у меня сокамерник один, ЮКОСовец (11 лет получил). Так у него любовница случайно якобы с женой здесь пересеклась. Передачи они-де вместе, одновременно случайно обе принесли. Ну, вышло вот так! Бывает.
      "А того, дура набитая, не понимает, что все деньги-то – у жены! На неё оформлены. Перекроет крантик – и кранты." – "Ну, и чего делать собираешься?" – "Чего-чего! Письмо щас жене буду слёзное писать: "Прости!.. Жить без тебя не могу!.. Люблю!!.. Плюнь ты на эту шалаву! (Любовницу, в смысле.) Врёт она всё!" – "А поверит?" – "Пёс её знает!"
      Поверила. Или сделала вид, что поверила. Наверное, причина есть. Женщины ничего ведь просто так не делают. И ничему просто так не "верят". (С другой стороны, ей же, кажется, уже под 40… Где ей нового искать? Любимого.)
      Хотя, впрочем, и бывают случаи действительно трогательные. В какой-то мере.
      …
      Так, ладно! За матрасом пора идти. Завтра продолжу. Всё-всё! Good night.
      21 мая 2007 понедельник
 
      Всё! Завтра!!! Завтра.
      С утра уже парит. Жара. Небо всё словно в дымке какой-то.
      Чувствую себя прекрасно. Но! Умываясь, уронил случайно на пол мыло. И сразу – взрыв неконтролируемого бешенства! Еле успокоился. Потом очки стал туалетной бумагой протирать – не могу в ведро мусорное попасть! Ну, комкаешь её потом, эту бумагу, скручиваешь пальцами в шарик и в ведро кидаешь. Раз за разом промахиваюсь! С проклятьями нагибаюсь, подбираю, а в следующий раз – опять! Мимо. Значит, не так уж я и спокоен внутри. И не так уж прекрасно на самом-то деле себя чувствую. Напряжён весь. Как пружина! Как!!.. Ладно, впрочем. Спокойней! Спокойнее. Осталось прожить здесь всего один день. Только один! Сегодняшний.
      Начнём лучше писать. Отвлечёмся… Нет! Мысли все какие-то дурацкие. Несообразные какие-то. Какие вещи брать?.. Отсюда… Какие, в пизду, "вещи"!?.. Носки-трусы тюремные!? Сбрендил? Кину всё в кучу на полу в шмональной – носите сами. Уходить надо – налегке. И из тюрьмы в том числе. Из тюрьмы, собственно, – особенно.
      А-а!.. двери грохочут… За матрасом сейчас придут, наверное?..
      Точно! Дверь…
      …
      Отнёс. Самая распиздяйская смена, между прочим. Все смены сразу практически дверь открывают, с подъёмом, как только свет выключат, а эти долбоёбы – через полчаса, не раньше. Два раза они мне открывали, и оба раза – так. Да и всегда у них так. И в остальном. Приезжаешь с суда – на сборках часами порой сидишь! Представляете? Едешь на суд. Нервотрёпка. Встаёшь с утра, наскоро завтракаешь; туалет; стучат и орут всё время в дверь ("Готов?!.. На "М"! Ну, скоро?!" – "Через 10 минут!" – "Быстрее!! Машина уже пришла!" (Да пошёл ты со своей машиной!! Подождёт!) – и т.п.); шмон, что тоже душевному умиротворению не способствует…
      "Что это за бумаги?" – "По делу!" – "Это не по делу… – читает, морща лоб, пытаясь разобрать почерк. – Я у Вас их забираю!" – "Что-о?!.. Вызывай ДПНСИ." – "Зачем?" – "Надо! Вызывай ДПНСИ." – "Он занят." – "Да я тогда сейчас ни на какой суд не поеду!! Это бумаги – по делу. План защиты." – (Опять читает) "Это же стихи?" – "Я стихами слово своё последнее говорить буду!!" (Ты, урод!! Отдай бумаги, кретин! Немедленно!!) – Нехотя возвращает. "Приспустите трусы!" – тут же мстительно командует этот!.. недоносок!! жертва аборта! Вероятно, в отместку. – "Что-о-о??!!.."
      Ну, и т.д., в том же духе. Садишься в автозэк!.. Взвинченный и плюющийся. Трясёт аж всего. Вот каждый день эти шмоны проходишь, по два раза аж – туда и обратно – а всё равно к ним привыкнуть невозможно! Да и хорошо, впрочем. Незачем к ним привыкать.
      …
      Воду горячую принесли. С утра пораньше. А я-то их ругаю.
      "Спасибо. Завтрак скажи, мне не надо." – "Что?" – "Завтрак, говорю, не надо! Баландёрше скажи. Пусть кормушку даже не открывают." – "А чего?" – "На фиг мне этот рыбкин суп нужен! С утра." – "Почему суп? Может, каши кусок дадут." (Остряк!) – "Не надо!"
      ….
      Насчёт трусов. Обычно трусы приспускать (ну, или, там, снимать) не заставляют. Хотя по инструкции они должны осматривать все твои вещи, в том числе и трусы; и ты ещё, раздевшись, присесть пару раз должен: а вдруг ты торпедирован? (В "кармане", в анусе чего-нибудь несёшь – один, как мне рассказывали, умудрился там телефон с подзарядкой пронести! упакованный тщательно, естественно, в целлофан. "Как это ты, Коля?" – "Ну, вот так…" Не здесь, конечно. На другом централе.)
      Да, но реально – обычно догола не раздевают. Чтобы гусей лишний раз не дразнить.
      ….
      Открыли-таки кормушку!
      "Суп?" – "Спасибо, не надо!" – "А у нас из осетрины сегодня!"
      (Настроение, видно, у баландёрши с утра хорошее. Муж, наверное, отъебал.) – "Вот если бы из сёмги!.." – Хихикает и с грохотом захлопывает кормушку. Предпоследний мой "завтрак" здесь. Завтра ещё. И – всё! Прощай, вечный "рыбкин суп" по утрам. "Из осетрины".
      ….
      Лязг!! Хаты размораживают. Это с утра перед проверкой массивные железные засовы отодвигают. Грохот стоит!.. – это надо слышать! Его же сквозняк прижимает за ночь, засов этот… Хря-ясь!!!.. Грохот!! лязг!!.. Утром. Когда все спят. Ещё одна милая деталька тюремного быта. Впрочем – привыкаешь. Как и ко всему остальному. Даже не просыпаешься.
      ….
      Так… Свет над дверью зажгли. Сейчас проверка будет… Ну, точно. Двери захлопали. Всё ближе… ближе… Они же с начала этажа начинают, с 501-й, а у меня – 504-я. Пока дойдут. Пара минут есть. Тем более, что в некоторых камерах они надолго застряют. Это у меня никогда "нет вопросов". А у многих-то – вопросов, как раз, до хуя. (Самых дурацких причём, как правило!! Попадал я с такими. Задаёт и задаёт! "А почему то?.. А отчего это?.." А ты стоишь весь сонный, глаза только щуришь на лампочки и об одном думаешь: "Ну, когда ты закончишь болтовню свою?!" И так – каждый день.) У баб особенно. (Хотя у них-то – "до пизды", наверное!.. Вопросов. Не "до хуя" же!?.. Нет, так не говорят. О, богатый и могучий русский язык!)
      Всё! Соседняя камера. Прервусь.
      …
      Так. "Всё нормально. Заявление только вот есть." Отдаю. Всё!
      Замечательно.
      Так!! Можно теперь признаться в одном моём та-айном опасении.
      Которое я все эти дни тщательно прятал и скрывал. "Тайном"! Таил! Боялся я, блин, опасался всё-таки в глубине души: а вдруг рассмотренье касаток в Мосгорсуде прямо на эти дни назначат? Успеют, суки! А Мосгорсуд же и отменить решенье суда первой инстанции, то бишь Чертановского, может. И что тогда? Вот постучат с утра в дверь и скажут, как ни в чём ни бывало: "На выезд!" (Это значит – в суд.) И – пиздец! И всё – рухнуло!!
      Но теперь уже – всё! Поезд ушёл! (А если – завтра?! В самый-самый уж последний момент?.. Да ну, бред! И адвокаты же должны знать. Сообщили бы… Хотя у нас ведь всё может быть!! Могут и адвокатам лишь накануне вечером только сообщить… Тьфу!! Лучше не думать об этом! А то действительно накликаешь тут. Накаркаешь. Я вообще формирую реальность, я уже давно заметил. Всё, что подумаешь – сбывается. Особенно пиздецы. Стоит о нём подумать – и вот он, пожалуйста. Тут как тут. "Ну, прямо, тут как тут!")
      Ладно, отвлечься надо, отвлечься! Стишок-с!
      Страшный суд.
      По зову ангельской трубы
      Восстанут божии рабы
      Из праха.
      Поковыляют, побредут
      На тот последний, Страшный суд!..
      И страха
      Густая, тёмная волна!..
      И – "да воздастся всем сполна!"
      До края!!
      Но я не божий. Я – ничей.
      Мне ни прощений, ни свечей.
      Ни рая.
      …
      Так, закончим всё же про трусы. Значит, обычно догола раздеваться не заставляют. Только – до трусов. (Да и чего тут можно пронести?! Видеокамеры кругом, и стучат все друг на друга. Тук-тук-тук! К операм через день бегают. Какая тут запретка? В этом ужатнике. Здесь вообще верить никому нельзя. Вне подозрений разве что только я – просто в силу своего статуса: ну, что мне могут предложить? – и воры. Вот, пожалуй, и всё. Все остальные – под сомненьем. Тем более, что все практически, повторяю, со следствием сотрудничают. Активно! На ПМЖ-то никому не хочется!)…Да, так всё-таки про трусы.
      Закончим уж.
      Почему не заставляют? Ну, неприятно потому что. Никому не нравится. Унизительно. Стоит толпа молоденьких мальчишек, глазеет молча на тебя; а ты перед ними раздеваешься догола и приседаешь ещё по команде. Ну? Приятно? (Дам не касается!)
      Но, опять-таки, – выборочно всё. Смотрят по человеку. Меня вот – обычно не заставляют. Хотя попытки – были.
      "Трусы." – "Что "трусы"?" – "Трусы снимайте." – "Вызовите врача."
      – "Зачем?" – "Вызовите врача!"
      Некоторое время смотрит на меня, потом снимает трубку висящего тут же на стене телефона: "Врача требуют… Трусы снимать отказывается… Да, требует врача… Хорошо." Вешает трубку и кивает мне: "Врач сейчас будет."
      Я молчу. Стоим, ждём. Две минуты,.. три,.. пять…
      Не выдерживает наконец: "А почему Вы отказываетесь? Это же положено по инструкции? Обычная процедура." – Я предельно вежлив:
      "Знаете, может, это по инструкции и положено, но могу Вам сообщить, что вы единственная смена во всём изоляторе, которая это требует. Интересно, наверное?.. Вообще, это нездоровое уже что-то, Вам надо бы к психиатору обратиться, провериться… Поэтому мне в Вашем присутствии неприятно просто раздеваться, я только в присутствии врача это впредь буду делать."
      Всё! Как отрезало. Больше – не требовали.
      …
      "Гулять пойдёшь?" – "Когда?" – "Сегодня! Попозже сообщу."
      "Сегодня". Остряк-с. Чего это они все с утра? Сначала баландёрша, теперь этот… Тоже его, что ль, с утра пораньше выебали уже?
      …
      Правда, с мутантом-Вовой этот фокус не прошёл. Он лишь злобно цыркнул что-то в ответ, тщательно ощупывая мои трусы (вот вы будете щупать только что снятые при вас чужие трусы?) и скомандовал:
      "Присядьте три раза!" (Обычно два.) – "У меня колено болит. Я не могу приседать." – "Справка от врача должна быть." – "Справка, не справка!.. не могу я приседать!! Чисто физически! Колено болит."
      Выхватываю у него трусы и натягиваю. Вова в бешенстве! Некоторое время он стоит, вращая глазами и хватая ртом воздух, как вытащенная на берег рыба; потом с шипеньем выдавливает из себя: "Я рапорт на Вас напиш-ш-шу!" – "Что трусы отказывался снять? Пишите!" – "И приседать ещё отказались!" – "Пишите!!"
      Я быстро одеваюсь. Меня трясёт от ярости. Ну, с-сука!.. Мутантище! Откуда, из какой щели тебя выкопали?! Где только такие уроды растут?
      И тут Вова тоже не выдерживает. Нервы у него сдают:
      "Приседать он не будет!.. Скомандую сейчас – будешь приседать!
      Как миленький!"
      Это он зря. Я перестаю одеваться:
      "Ну, скомандуй! Давай!.. Ну, чего ты ждёшь? Командуй!!"
      Пауза. Тишина – мёртвая. В шмональной их ещё человек пять.
      Охранников. Плюс врач.
      "То-то же!" Я, не торопясь уже, снова начинаю одеваться.
      Бедный Вова то бледнеет, то краснеет. Губы у него дрожат. Ничего!