В два счета она разгоняет матюгами ту малину, строит всех по струнке - включая тамошнего начальника. Представляешь? Какая-то баба шерстит полковника! При подчиненных! Что, кричит, преступность в Сестрорецке уже побеждена, делать, что ли, не хрен? То есть сказала не "хрен", а покруче словечко ввернула. "Макаров" выхватила... Ты, знаешь, я уверен, что и шмальнуть могла бы, если бы не по ее пошло. Но местные напугались, забегали. Те, кто ее не знал, решили, что целевая проверка из Питера завалилась, а баба - точняк - шишка с Литейного. Ну, пошумела-пошумела Гюрза, а потом мы по делам своим поехали. Это я про то, что со старшими по званию она ласковая...
      Виктор неопределенно хмыкнул.
      - Но это еще не все. Дня через три посылают нас в том же составе в Зеленогорск. Заходим в зеленогорское отделение. А там все наоборот задержанных невпроворот, все выворачивают карманы и дают показания. Менты туда-сюда бегают, кого-то из "аквариума" в кабинет волокут, кого-то из кабинета в "аквариум"... Понимаешь? Узнав, что Гюрза к ним едет, зелено горцы показательно" натащили полное отделение народу, кто под руку подвернулся. Сгребли всю привокзальную шушеру, ларечников-кавказцев, алкашей от магазина.
      То-то нам в первый момент, как вошли, показалось, что рожи у всех ошарашенные... А ведь она не генерал, не проверяющий. Никто. Просто опер. Григорцев сделал паузу, а потом вздохнул. - Вас бы так надо воспитывать. Повезло вам со мной.
      Виктор почел за лучшее промолчать. Подполковник надел очки.
      - А теперь иди, работать надо и тебе, и мне.
      Рабочий-то день не кончился. Астахова быстрее закрывай. Все, свободен.
      "Молодо-зелено, - подумал подполковник Григорцев, когда за лейтенантом закрылась дверь. - Что с ним будет дальше?"
      От шефа Беляков прошел в свой кабинет. Свой, конечно, громко сказано, в кабинете сидело еще два опера - Ермолаев и Орлов. Каждый сидел за своим столом. Ермолаев курил, Орлов лениво листал какое-то дело.
      - Старик пистон вставил? - злорадно поинтересовался Орлов, оторвавшись от своего занятия.
      - Нет, представь себе. - Виктор опустился на свой стул. С тоской посмотрел на небольшой монблан из разноцветных папок с делами на столе. Наоборот, пообещал представить к очередному званию и ордену Пуаро.
      - Ясно. По душам поговорили. - Ермолаев поправил наплечную кобуру. Он любил расхаживать в одной рубашке с надетой поверх кобурой и вообще подражал какому-то идеалу мужественности, заимствованному, похоже, из штатовских полицейских фильмов. И даже курил тонкие вонючие сигары. Шериф, бляха-муха. - Старик это любит. Не иначе передавал богатый опыт. Да, перевелись настоящие сыщики.
      Виктор включил кипятильник, потянулся за сумкой, где в полиэтиленовом пакете, завернутые в бумагу, лежали бутерброды, приготовленные мамой.
      - Не. Сказал, что Юмашева со мной по Марьеву работать не будет. Отказалась, стерва, - он невесело хмыкнул. - Впервые мне женщина отказала!
      - Юмашева? Гюзель? Гюрза? - Ермолаев позавчера вышел с больничного и о посланном Беляковым запросе не знал.
      - Она, - подтвердил Виктор.
      - Ха, ну ты даешь, приятель! Меня сперва спросили бы.
      - А ты-то при чем? - Беляков опустил в кружку пакетик чая.
      - Ты что, забыл, что я-то в Главке чуток пошустрил. Как я могу ее не знать! - Ермолаев чуть больше года проработал на Литейном, потом его вернули на "землю", по слухам - за пьянку. Сам же старший лейтенант излагал версии исключительно героические. - Ее все управление знает - стерва еще та. Тебе повезло с отказом.
      "Это я уже сегодня слышал", - отметил Беляков.
      Орлов в это время захлопнул папку и снял с вешалки пальто.
      - Ладно, если что, я по адресам поехал. Бывайте!
      На одного опера в комнате стало меньше. Ермолаев придвинул к столу Виктора свой стул, оседлал его, положил руки на спинку.
      - Она из худшей разновидности баб, из воинствующих феминисток. Из тех, что трахаются только в позе "наездницы", чтобы обязательно быть сверху мужика, потому что это для них цель жизни.
      - Ты что, трахался с ней? - Виктор отхлебнул из кружки, он любил обжигающе горячий чай.
      - Упаси бог! - Ермолаев вновь поправил кобуру. - Я к таким и не подхожу. Просто, взглянув на женщину, сразу могу сказать, какая она в постели.
      А эта... Погоняла зря не дают. Змея. С ней никто без нужды не связывается. Если не будешь плясать ( под ее дудку, изведет. Кинет на это все свои силы.
      Будет обвиваться вокруг тебя кольцами и не угомонится, пока не зажалит насмерть.
      - То есть помесь гадюки и удава?
      - Правильно. Вот так она себе карьеру и сварганила. Добилась, что с ней боятся связываться.
      Чуть что - за пистолет хватается.
      Ермолаев достал из брючного кармана крутой (как он считал) мельхиоровый портсигар с какими-то лихими вензелями на крышке. Виктор посмотрел на форточку - открыта. Жаль, не лето, окно не распахнешь, чтобы выпустить дым от тонких ермолаевских вонючих сигар.
      - М-м, кстати, ты завтра не мотанешься со мной по одному адресу, так, для подстраховки?
      - Да, наверное, смогу.
      - Ты сегодня вроде собирался за экспертизой?
      Когда поедешь?
      - А как доем, - Виктор покрутил в руке бутерброд, - так и поеду.
      Разговор сворачивал не в ту сторону, и Беляков решил вернуть его на прежние рельсы:
      - Тебе-то с Гюрзой пришлось работать?
      - Пронесло. Но Большой дом только с виду большой. Там все про всех знают. Особенно про тех, кто на виду. А зайди к женщинам - их там полно сидит, - за двадцать минут поимеешь досье на любого, - и Ермолаев выпустил первую ядовитую струю.
      - А женщины как к Гюрзе относились?
      - Не трудно догадаться - как, они...
      В дверь постучали и сразу же вслед за тем приоткрыли, В образовавшуюся щель протиснулась нечесаная мужская голова.
      - Можно к вам, Евгений Витальевич?
      Дверь раскрылась полностью, посетитель шагнул за порог.
      - Я принес, что вы просили. - Из кулака мужичка, одетого в пальто, считавшееся модным в семидесятые годы, торчали свернутые трубочкой листы. В другой руке вошедший по-ленински сжимал кепку из кожзаменителя. Более всего визитер походил на потерпевшего.
      - Заходи, Симаков, заходи. - Ермолаев с неохотой оторвался от стула, поводя плечами, направился к своему столу. - Принес, говоришь. Молодец.
      Виктор не слишком расстроился из-за того, что их разговор прервали. Вряд ли Ермолаев сможет добавить что-то существенное. Виктор уже принял решение, окончательное и бесповоротное: искать встречи с Гюрзой, несмотря ни на что. Во-первых, его убеждала в том нехитрая и не новая мысль, что попытка - не пытка. Во-вторых, именно официальный характер запроса мог породить тот ответ, что получили. Как могла рассуждать Гюрза? Дескать, районщики суетятся, потому что на них давят сверху, а так им Марьев нужен как щуке зонтик.
      Им бы поскорее развязаться с ним, запихнуть дело в сейф поглубже и вернуться к родной бытовухе.
      Но им, районщикам, требуется как можно больше всяких бумажек, демонстрирующих их рвение.
      Одной из таких бумажек и был запрос. И выбрали-то Гюрзу только потому, что рассчитывали и надеялись на ее категорический отказ.
      Так, скорее всего, рассуждала Юмашева. Но когда она поймет, что он, лейтенант Беляков, решил закопаться в дело всерьез, то может посмотреть на все по-другому. Скажем, с точки зрения ментовской солидарности.
      А что касается ее прибабахов... Ладно, вытерпим ради дела. Если что, на время и мужскую гордость загоним под лавку. Ради дела. Ради марьевского дела, с помощью которого можно толкнуть свою карьеру. Скажем, перебраться на тот же Литейный...
      В конце концов, бабу бояться - в ментовке не служить.
      23.11.99, день
      На Загородном он попал в капитальную пробку. Во многом из-за них, проклятых, его отец заявил, что за руль больше не сядет, и отдал "шестерку" в полное владение Виктора. А еще потому, что, по мнению отца, народ разучился ездить - права понакупали, выучиться как следует не хотят, а гоняют почем зря. А еще из-за того, что боялся врезаться в бандюганский "мере" или "бээмвуху", он не верил, что сын в случае чего сможет защитить его от "наездов" (как и все в этой стране, его отец освоил словечки из криминального жаргона).
      Виктор посмотрел на часы. Опаздывает. Даже несмотря на то, что выехал с запасом. Его "шестой"
      "жигуль" передвигался рывками вместе с чадящим железным стадом, обжимающим со всех сторон.
      И ничего не сделаешь - ни ствол, ни "корочки" тебе тут не помогут. А палить хочется, потому что нервы на пределе. Узкий Загородный между Владимирской и Звенигородской - вообще хреновый маршрут, чтобы вовремя попасть куда-то на колесах, даже не в час пик, а тут еще впереди, как назло, три ободранных троллейбуса номер "три" тянутся лениво друг за другом, почти пустые. Не иначе, опять затор на Обводном, какая-нибудь фура в очередной раз под мостом застряла. Так что тут стрелять не в кого. Эх, сейчас бы, как в американских фильмах, выставить на крышу мигалку на магните, сирену врубить и рвануть напролом - только успевай уворачивайся. Хорошо хоть здесь одностороннее сделали, а то вообще бы труба была... Да и ствол он с собой не взял - не положено менту, в операции участия не принимающему, с собой оружие таскать. Закон есть закон, но без "Макарова" на боку он чувствовал себя неуютно.
      Ведь не на свидание едет. На задержание.
      На днях Беляков разузнал служебный телефон Юмашевой Г.А., вчера набрался решимости и позвонил. Не сразу, но дозвонился.
      - Гюзель Аркадьевна?
      - Я, - ответила трубка хрипловатым голосом.
      Хрип созвучно ложился на тот образ Гюрзы, который рисовали Белякову его коллеги. Гусар-девица и должна хрипеть.
      Только к середине разговора он понял, что женщина простужена - по кашлю и хлюпанью носом. "Впрочем, - подумал тогда осмотрительный сыщик, это еще не значит, что хрип - не постоянная особенность ее голоса". Вот разве что говорила она без малейшего восточного акцента. Виктор особо не удивился, если бы столь экзотичная Гюрза напористо бросила бы в трубку: "Э, ара, кто говорит, а?"
      Но до середины разговора пока еще предстояло добраться. Чтобы понравиться гладкостью речи, умением быстро и четко изложить суть дела, чтобы не подыскивать слова, не бекать и не мекать, Виктор записал ключевые фразы на бумажке. Он никогда бы в этом не признался, чтобы не выглядеть смешным, что волновался перед первой беседой с этой женщиной и боялся, что выдаст волнение.
      Звонил он, разумеется, со службы, но дождавшись, когда Ермолаев и Орлов отъедут по делам. Бумажка понадобилась тогда, когда получил ожидаемую реакцию, представившись лейтенантом Беляковым, ведущим дело Марьева.
      - Я ведь сказала, что не собираюсь этим заниматься.
      В этом заранее просчитанном Беляковым месте требовалось убедить майоршу хотя бы в нужности личной встречи, и Виктор выложил все свои аргументы, перечисленные на бумажке - по возрастанию степени убедительности.
      Во-первых, раз она занималась марьевским делом, стало быть, у нее могут быть какие-нибудь не шибко секретные наработки по нему - контакты, соратники и враги, вероятные мотивы убийства, а в его, Белякова, положении сейчас любая ниточка нужна.
      Во-вторых, ежели таковых наработок нет или они разглашению не подлежат, то, насколько он, Беляков, слышал, Гюзель Аркадьевна никогда не отказывалась помогать молодежи мудрым советом или напутствием. И к кому же, как не к прославленному майору, обратится за поддержкой начинающий оперуполномоченный?
      В-третьих и в главных, мы, в конце концов, одно дело делаем, на страже порядка, так сказать, стоим. И как мне, Белякову, кажется, должны чувствовать локоть товарища. В конце концов, дело не столько в самом Марьеве - просто имеется факт убийства, и это убийство необходимо раскрыть, наплевав на симпатии-антипатии.
      В-четвертых... г. На бумажке сей монолог выглядел еще туда-сюда, но, произносимый вслух, приобрел такую патетику, такую слащавую напыщенность, что Виктор запнулся и умолк.
      Молчала и Гюрза. Хотелось верить, что раздумывает над его словами, а не ушла, положив бубнящую трубку рядом с аппаратом. Беляков раздумьям не мешал. Нет, не ушла: наконец в наушнике раздался сухой смешок, и Гюрза ответила:
      - Ладно, уговорил, встретимся.
      И она предложила ему на выбор: или послезавтра он может приехать к ней в отделение на Тверскую, или завтра - присоединиться к мероприятию, которое она проводит; дескать, лишний опер никогда не помешает, особенно при задержании.
      Виктор выбрал присоединение. Есть возможность на что-то сгодиться и тем самым расположить к себе Гюрзу перед разговором по Марьеву.
      Он упомянул, что будет на машине, подумав, что и лишняя машина в их работе может пригодиться.
      О машине он ляпнул, выясняется, сдуру. Поехал бы на метро, никаких проблем бы не было.
      А так они появились.
      В отдел он явно не успевает. Даже не может вызваться из железного потока, чтобы позвонить.
      Сотового у него в машине, да и не только в ней, не было.
      Наконец ему удалось найти брешь в железном потоке и занять место в правом крайнем ряду. Завидев телефонную будку, Виктор выехал на тротуар, загородив наполовину узкую (улица старого города) пешеходную часть. Таксофонной картой, в отличие от сотового, он владел, покупая ее, естественно, на свои деньги, а пользуясь исключительно в интересах службы.
      Ему было назначено подъехать к двум, он не успевал, но до двух еще оставалось время. Значит, он мог надеяться, что они еще не уехали. С третьего дозвона короткие гудки наконец сменились на длинные. Трубку сняли. Он попросил Юмашеву, ему сказали, что посмотрят. Смотрели долго, таксофонные единицы убывали на табло одна за другой, унося с собой в бесполезность их оплаченную стоимость.
      Слава богу, Гюрза подошла к телефону раньше, чем закончилась карта. Виктор обрисовал ситуацию, в которой очутился. "Вот сейчас, - подумал он, она и пошлет меня окончательно и бесповоротно, решив, что имеет дело с балбесом или раздолбаем".
      Но Гюрза отреагировала со спокойствием, будто Беляков на фиг ей сдался.
      - Ладно, - сказала она, - подъезжай прямо к месту. Запоминай... - Она назвала адрес. - Окажешься раньше, жди нас. Увидишь, что мы уже на месте, поднимайся в квартиру.
      На том их второе телефонное общение и закончилось.
      До названной ему улицы Виктор мог запросто успеть раньше Гюрзы, но все-таки он приехал позже. Опять же из-за пробок в центре.
      У подъезда стоял такой знакомый сине-желтый "уазик", за рулем скучал с папироской в зубах шофер. Объехав "уазик", Виктор поставил свою "шестерку" перед ним, между вековечной лужей и одиноким мусорным баком, забитым под завязку.
      Определив по номерам на подъезде, что искомая квартира расположена на седьмом этаже, Виктор вошел в подъезд.
      Лифт, как водится, представлял собой картинную галерею и полз так медленно, что и Беляков успел бы нарисовать что-нибудь, будь у него на то настроение и маркер. Хорошо хоть мочой не воняет. Прислонившись к надписям и рисункам, среди коих преобладали изображения грибочков, напоминающих бледные поганки, он думал о том, что надо будет быстро, не задавая глупых вопросов, разобраться, что к чему, и незатейливо войти в общую работу. Он знал, что сейчас на седьмом этаже Гюрза потрошит "агентство" по доставке шлюх всем желающим. Специфика ему незнакомая, но вряд ли уж так разительно отличающаяся от всего остального, с чем он успел столкнуться на службе.
      С гудением и нервирующим дребезжанием створки лифта разъехались, предлагая пассажиру выметаться из кабины.
      Дверь квартиры, номер на которой сходился с тем, что ему назвали по телефону, была приоткрыта. Да не просто приоткрыта - снаружи закамуфлированная под простую деревянную, обитую драным дерматином, а на деле металлическая, с замком типа "цербер", - была неинтеллигентно выломана. Причем вроде бы совсем недавно. Замочная скоба, скрутившись в агонии, болталась на косяке, удерживаемая одним шурупом. Рядом на стене зияла неаккуратная дыра, похожая на дупло от вырванного зуба, пол вокруг двери был усеян штукатуркой, четыре стержня изуродованного замка изогнулись, как ржавые арматурины. Как Мамай прошел, честное слово!
      Из щели между дверью и косяком выбивался свет и раздавались неразборчивые голоса. Опасливо расширив ее до необходимого, Беляков проник в квартиру. Дверь за собой он не прикрыл плотно, вернул ее в прежнее, притворенное состояние.
      Стальная плита, подвергшаяся варварскому штурму, жалобно заскрипела.
      Виктор оказался в небольшой прихожей, которая вела в две комнаты, направо - туалет и ванная, поворот коридора, за ним кухня. Голоса, среди которых преобладал женский, доносились из ближайшей комнаты, но разобрать слова Виктор не успел. Со стороны кухни выдвинулся белобрысый крепыш в куртке из черного кожзаменителя и безмятежно-вопросительно, как водитель джипа, который почему-то тормознул "гибэдэдэшник", посмотрел на вошедшего.
      - Ты кто?
      - Лейтенант Беляков. - Виктор потоптался на половичке, стряхивая слякоть с ботинок. - Мы с майором Юмашевой...
      - А, - потеряв к гостю всякий интерес, обладатель кожкуртки кивнул на комнату "с голосами". - Там они. Работают.
      - У вас дверь входная открыта, - зачем-то съязвил Виктор.
      - Знаю, - ухмыльнулся крепыш. - Замок поломался.
      Беляков толкнул дверь в указанную комнату.
      Участи входной двери она избежала, но в нее проникла уйма народу.
      Комната была опрятной, метров десяти, квадратная, забабаханная под недорогой евростандарт: белые обои, мягкий ковролин, жалюзи на окнах, но без подвесных потолков и прочих модных штучек. Сразу чувствовалось, что тут обитает женщина.
      Женщин в комнате обнаружилось три. Одна, в черном строгом плаще, с короткими черными волосами, стояла у окна, лица не видно, она курила в открытую форточку. Другая, лет тридцати, в спортивном костюме, судорожно зажав ладони между колен, сидела на низком пуфике возле трюмо, заставленного всякими спреями-дезодорантами-лаками; лицо ее было серым и злым. Третья...
      - Извольте громко и четко сообщить обо всем, что изымаете, - смерив Виктора цепким взглядом и не найдя в нем ничего для себя интересного, наставительно и высокомерно произнесла третья представительница прекрасного пола, стоящая посреди комнаты. Она обращалась к мужчине в свитере с "оленями", который в этот момент доставал из стеклянного шкафа очередную пластиковую папку. Таких папок на столе скопилось уже штук пять. - Я должна знать, чтобы не произошло ошибки.
      Долговязый тип, также присутствовавший в комнате, переглянулся с ним и театрально возвел глаза горе, изображая предельную форму утомления жизнью. Потом, устраняясь от происходящего, вернулся к прерванному занятию тыканью в клавиши стоящего в углу компьютера.
      - Разумеется, - преувеличенно бодро ответил обладатель свитера с "оленями", не утративший способности говорить с "ментами" назидательно и даже высокомерно. - В данный момент я произвожу выемку папок, содержащих, как ясно из первичного осмотра, картотеку женщин легкого поведения, которые работают на это агентство, но по различным причинам в настоящее время на работу выйти не могут.
      Долговязый, не поворачиваясь, издал хрюкающий звук, адресованный, судя по всему, экрану монитора.
      Слева от входа, положив руки на висящий на шее автомат, лениво глазел по сторонам двойник крепыша из кухни, разве что волосами потемнее.
      На Виктора он бросил мимолетный, не менее ленивый взгляд, с ходу распознав в нем своего, мента.
      Третья представительница прекрасного пола возмущенно фыркнула, но от комментариев воздержалась и скрестила руки под пышной грудью.
      Впрочем, все ее формы, как и рост, превосходили средние показатели. Да, чувствуется что-то восточное в облике - гуталинно-черные волосы, рассыпанные по плечам, смуглая кожа, черные глаза.
      Чуть ли не золотые слитки в ушах, пальцы в перстнях, пронзительный взгляд, который мог бы принадлежать либо менту, либо директору овощебазы.
      Так вот ты какая, Гюрза-Гюзель Аркадьевна...
      За происходящим с интересом наблюдал благообразный старичок, примостившийся на диване.
      Виктор переступил порог комнаты и, скрестив с Гюрзой взгляды (действительно змеиные глаза, полные высокомерия и злости), произнес, следя, чтобы голос не дрогнул:
      - Здравствуйте, Гюзель Аркадьевна, я лейтенант Беляков, я вам звонил...
      К нему обернулись все, даже чинный старичок.
      Опер у шкафа чуть не выронил папку. Опер у компьютера посмотрел на Белякова, потом перевел взор на черноокую, снова на Виктора.., и вдруг прыснул со смеху, едва успев прикрыть рот ладонью.
      Заржал и опер с "оленями".
      Через секунду хохотом заходились все, кроме старичка и черноокой женщины в центре комнаты. Женщина непонимающе таращилась на гостя, приоткрыв ярко накрашенный рот.
      Милицейская смекалка подсказала Виктору, что смеются над ним. И почувствовал, как наливаются пунцовым его уши.
      - Так, разрядились? - наконец вопросила та, что до беляковского антре курила, отвернувшись к. форточке. - Продолжаем работать.
      - Гюзель Аркадьевна, тут все запаролено, отсмеявшись, доложил ей долговязый. - Мне дальше учетной схемы не пробиться.
      "Ах ты ж, е-мое..." - промелькнуло в голове Виктора.
      - Ломакина, какой пароль? - повернулась она к сидящей на пуфике. Знаешь?
      - Только основной, - медленно покачала головой та. Казалось, еще немного, и она ударится в истерику. - А остальные - нет.
      - Ты ж диспетчер этой богадельни!
      - Ну и что... Все пароли только у Серафима...
      - Ладно, доберемся и до твоего Серафима.
      - Вынуть "винт" и забрать на Литейный, - не то спросил, не то предложил долговязый опер.
      - Ну так вынимай, увози, - отмахнулась женщина в плаще и повернулась к Виктору. - Юмашева - это я. А ты кто?
      Уши Виктора, наверное, можно было использовать вместо сигнала "стоп" в ночное время.
      - Я Беляков... Мы с вами по телефону... - промямлил он.
      - А, - вроде бы вспомнила настоящая Гюрза и погасила сигарету в пепельнице на подоконнике. - Было что-то по телефону...
      Восточная кровь присутствовала и в ней, хотя и в меньшей степени, нежели в отягщенной золотыми побрякушками матроне. Скорее ее можно было принять за француженку - стройная, с большими темными глазами, хотя и очень усталыми, брови, что называется, полумесяцем, ярко-красный шарф поверх черного плаща, лет сорока с виду... Звезда сыска, ни с кем не спутаешь...
      - Постойте, - опять встряла черноокая лже-Гюрза, - что значит забирайте с собой компьютер? Я должна знать, что на нем записано, - чтобы не было.., ошибки. Я читала Уголовно-процессуальный кодекс, я знаю! Вместо слова "ошибка" ей явно хотелось сказать "подмена" или "подстава", но в последний момент она передумала.
      Юмашева на нее даже не взглянула.
      - Ну Лолита Леоновна, - примирительно сказал опер с "оленями", - ну вы, когда будете подписывать протокол изъятия, напишите, что на ваших глазах был изъят винчестер с этого компьютера, а что на нем - вы не в курсе. Вот посмотрите на товарища, - кивок на по-прежнему молчащего старичка, - смотрит внимательно, но нашим действиям не мешает. Образцовый понятой. Папки эти, кстати, тоже придется изъять.
      Черноокая Лолита, гневно бряцая золотыми блямбами в ушах, фыркнула, но умолкла и села рядом со вторым понятым.
      Виктор готов был сквозь землю провалиться.
      - А что это за молодой человек? - снова подала она голос. - Его не было в той бумажке, что вы мне показывали!
      Опер с "оленями" вопросительно посмотрел на Юмашеву.
      - Я пригласила, - бросила та. - Долго вы еще?
      - Да пожалуй, что и все, - "оленевод" с кряхтением разогнул спину. Тут с кондачка не разберешься, надо внимательно все изучить в Главке.
      - Ну и ладно. Тогда вы тут заканчивайте, протоколируйте все, а мы с молодым человеком пойдем кофейку попьем. Эту, - Юмашева кивнула на обреченно раскачивающуюся из стороны в сторону Ломакину, - в отделение отвезете, пусть меня подождет. У нас с ней до-олгий разговор будет...
      Как, говоришь, тебя зовут?
      - Виктор. Беляков.
      - Лейтенант, кажется?
      - Лейтенант.
      - Ну пошли, лейтенант... - мазнув прощальным и ничего хорошего не обещающим взглядом по Ломакиной, она двинулась к выходу.
      Только на улице Виктору пришло в голову, что.
      Гюрзе просто нестерпимо хотелось смыться от дотошной Лолиты.
      23.11.99, день
      Обычно под названием "Снегурочка" в прежние годы стыдливо скрывались банальные разливухи на два-три шатких столика перед унылым обшарпанным прилавком, а то и вовсе без сидячих мест. Эта же отличалась от них, как "Снегурочка" оперная отличается от новогодних, потрепанных жизнью снегурок из фирмы "Заря", на исходе неудавшейся артистической карьеры сопровождающих уже не очень трезвых дедов морозов по квартирам. Длинная стойка, отделанная под красное дерево, меню на красивой пластиковой подставочке, круглые столики, штук десять, со стеклянными столешницами и высокими деревянными стульями, интерьер зеленых тонов; никакого тебе дыма, светло, тепло, и мухи не кусают. Забываешь, что снаружи погода мерзопакостная, дождь, ветер и градусов пять тепла, не больше. Единственно вот телевизор на краю стойки подкачал: здоровенный ящик типа первых "Горизонтов", некогда цветного, а теперь преимущественно синего изображения, изредка подергиваемого зернистой рябью, что-то бубнил совершенно не в лад с изображением. Ну, да это ерунда.
      Юмашева направилась прямиком к стойке.
      - День добрый, - обратилась она к тетке в белой наколке, - кофе вы варите?
      - А как же, - с фальшивым гостеприимством ответствовала тетка. Вкусный, между прочим.
      - Ну, тогда два маленьких налейте, пожалуйста, - сказала Юмашева и посмотрела на Виктора.
      Виктор посмотрел в меню.
      Маленький кофе - двадцать пять рублей! Однако цены! И как она это заведение вычислила, по запаху дороговизны, что ли? Вокруг полно и подешевле... А теперь еще недвусмысленно ждет, что платить будет опер. С одной стороны-то, конечно, все правильно - женщина как-никак, да и она ему нужна, а не он ей, но с другой... Вот ведь жаба!
      Он мысленно чертыхнулся и полез во внутренний карман бежевой замшевой куртки за кошельком.
      Что, она его специально разорить решила? Или мстит за то, что перепутал Гюрзу с пошлой понятой?
      - Может, по пирожному? Свежие! - льстиво предложила тетка Юмашевой, но глядя при этом на Виктора и ловко уцапывая полтинник с блюдечка для денег.
      Кофеварка раздраженно зашипела и начала плеваться кипятком.
      Они уселись за столик возле окна, за которым серел обычный питерский осенний день. Юмашева отхлебнула кофе и тут же прикурила от роскошного "Ронсона" тонкую дамскую сигарету, выуженную из белой пачки. Откинулась на спинку стула.
      - Вы уж простите меня, - хмыкнул Виктор. - Сам не понимаю, как это меня угораздило перепутать.
      - Да забудь, - махнула сигаретой Гюзель. - Все равно там делать уже нечего было. Ребята сами справятся. Ну давай выкладывай, с чем пожаловал, Виктор кашлянул. Кофе и впрямь был недурственный - соответствуя заведению. По Сеньке и шапка. Он осторожно поставил чашку на блюдце и вкратце пересказал собеседнице картину убийства Марьева. Гюрза молчала, ни разу не перебила, и вообще у Виктора создалось впечатление, что она его не слушает. Она смотрела телевизор. И изредка делала глоток кофе.
      "И вовсе не змеиный у нее взгляд, - подумал Виктор. - Обыкновенный. Разве что очень внимательный. Глаза красивые..."
      - ..И главное, я не понимаю, зачем нужен был этот спектакль с переодеванием в мента, - признался он. - К чему такие сложности? Куда проще шмальнуть из "эсвэдэшки", чем из пистолета. Или бомбу самопальную подложить, как все порядочные люди делают. Марьев - ведь птица не шибко крупная, не Маневич там и не Новоселов. Охрана у него маленькая, тачка без антитеррористических наворотов...
      - Ну ладно, - Юмашева отодвинула недопитый кофе и откинулась на спинку стула. Аккуратно затушила окурок в прозрачной пепельнице с гордой надписью "Балтика". - "Антитеррористических"... От меня-то ты что хочешь?
      - Гюзель Аркадьевна... - Имя-отчество перекатывалось во рту, как камушки. Не хуже слова "антитеррористических". - Вы же были знакомы с Марьевым, да? Насколько я знаю, он проходил у вас три года назад по какому-то делу...
      Юмашева выщелкнула из пачки очередную сигаретку. Виктор был опером некурящим, но воспитанным, и знал, что мужчина должен предлагать даме прикурить. Однако товарищ майор хваталась за сигареты столь неожиданно, что он просто не успевал. Товарищ майор выпустила струю дыма в потолок. Понаблюдала за тем, как дым закручивается спиралью вокруг матовой лампы на длинном шнуре. Потом негромко сообщила:
      - Верно, проходил. Как свидетель. Де-юре. Но вживую я его так и не видела... - Она нехорошо улыбнулась каким-то своим мыслям. - А что осмотр места?
      - Пустышка, - быстро ответил Беляков. - Стрелял из "бердышей" - один ствол найден в машине. Выбросил после акции, как водится. Выбросил, надо думать, и второй, только неизвестно где.
      Пули от "макаровских" патронов... Ствол крутой, по картотеке данных на него нет. Один дедок вроде бы видел исполнителя - собачку у соседей Марьева выгуливал, возвращался, а тут какой-то тип в милицейской форме выбегает из ворот и в тачку прыгает. Вроде бы "жигуль". Мент был при усах - стало быть, усы наверняка фальшивые. Номер тачки, естественно, дедок не запомнил... В общем, киллер грамотно сработал. Профи. Две обоймы точно в цели, ни одна пуля за молоком не ушла.
      Плюс контрольные. - Он помолчал. - К делу и Литейный подключился, разумеется, и прокуратура, но...
      - Слушай, Беляков, а тебе зачем это надо? - лениво поинтересовалась Юмашева, не отрываясь от телевизора. - Сам же говоришь, что работал профессионал. Значит, следов не оставил и найти его будет практически невозможно... Даже если обер-прокурор по телевизору во всеуслышание заявит, что "берет это дело под свой личный контреть". Про заказчиков я и не говорю. Такое убийство - стопроцентный "глухарь", ты не находишь?
      - Нахожу...
      - Тебе сколько лет?