Никак не удавалось Сергею узнать и номер её телефона.
      - У меня нет дома телефона, - сообщила она уже в первый вечер их знакомства.
      - Тогда дайте мне свой рабочий телефон.
      - Я... Я не работаю.
      - Ну, тогда вы можете дать мне телефон одной из своих подруг, предложил Сергей. - На всякий случай. Обещаю, без крайней необходимости я им не воспользуюсь.
      - У меня нет подруг.
      - Поймите, вдруг один из нас заболеет, или меня внезапно пошлют в командировку... Ведь в этом случае мы с Вами рискуем не встретиться больше никогда. Подумайте - как мы сможем найти друг друга?
      - Ну, у меня есть номер вашего телефона. А кроме того, я буду ежедневно ожидать Вас после работы у метро...
      * * *
      Прошло более месяца со дня их знакомства, прежде чем он решился пригласить её к себе. К этой встрече готовился он долго и основательно запасался продуктами, купил сладостей и шампанского, вылизал квартиру.
      К его удивлению, она сразу же приняла его предложение зайти к нему послушать музыку. И поинтересовалась:
      - А у вас много нот?
      - Нот? Да нет, не много. Но много записей - на дисках и плёнках.
      Взгляд её стал напряжённым.
      - Могу обещать вам очень интересные и достаточно редкие исполнения, продолжал искушать Сергей, - Я уверен, они должны вам понравиться.
      От станции метро, где они встретились, до его дома было всего две остановки троллейбусом. Девятиэтажный дом стоял в глубине зелёного, засаженного деревьями и отгороженного от магистрали двумя кольцами зданий тихого двора. Как всегда, у подъезда на скамейке сидели пенсионерки. Ответив на приветствие, они некоторое время молча провожали глазами Сергея с его спутницей.
      Квартира Сергея располагалась на четвёртом этаже. В одной из комнат был маленький балкончик, на котором с трудом размещались два стула да крохотный журнальный столик. Небольшой была и кухонька. Меньшая из двух комнат совмещала в себе функции спальни и кабинета. Часть её площади занимал большой раскладной угловой диван. Там же стояли письменный стол с канцелярским креслом-вертушкой и укороченная "стенка", частично заставленная справочной и специальной литературой, а частично забитая всяческим домашним скарбом, бельём и одеждой. На стенах комнаты висели книжные полки. Свободное пространство между ними занимали акварели и многочисленные карандашные наброски, сделанные Сергеем в разное время. Рядом со столом висел карандашный портрет Ольги - тот самый, в овале, написанный хозяином квартиры после их первой случайной встречи.
      В бoльшей комнате помимо традиционного набора мебели стояли пианино и стойка с видео - и аудиотехникой. Стены украшало несколько картин собственных и купленных в разное время Сергеем и его женой.
      Ольга осматривала квартиру с нескрываемым интересом. Оставив её в гостиной, Сергей пошел на кухню. Он вскрывал банки с консервами, когда раздались вначале робкие, а затем всё более и более уверенные пассажи. После короткой паузы зазвучал фантазия-экспромт Шопена. Исполнение было безупречным.
      Стоило Сергею войти в комнату, как Ольга прервала пьесу и повернулась к нему. Лицо её раскраснелось, глаза блестели.
      - Дивно! - не скрывал своего восторга Сергей. - Так вы пианистка? Я имею в виду - вы профессиональная пианистка? Да?
      - Нет. Что вы! Никакая я не пианистка. Но... как же давно я не играла! И как приятно снова заставить звучать инструмент! Самой извлекать из него звуки! ... Я так соскучилась по музыке!
      - Сегодня будет много музыки, - пообещал Сергей. - Какой хотите. А пока - за стол. И - что бы Вы хотели послушать? Серьезную музыку? Джаз? Музыку инструментальную? Вокал?
      - Просто музыку, - пожав плечами, улыбнулась она, поднимаясь с табурета и закрывая ноты. - Музыку, которая нравится вам.
      - Тогда... - Сергей задумался на секунду. - Тогда я поставлю "Испанскую симфонию" Лало. Или нет - лучше "Сороковую" Моцарта. - И, как бы извиняясь, добавил: - Пусть сегодня звучит красивая и светлая музыка.
      Поставив пластинку, он тут же раскаялся в содеянном, заметив так знакомое ему растерянно-напряжённое выражение её лица.
      "Что я сделал не так на сей раз?" - пронеслось у него в голове.
      Но она уже успокаивалась. Её внимание было сосредоточено на закреплённых под потолком громоздких колонках. Она рассматривала их, будто не веря, что звуки оркестра доносятся именно оттуда. Постепенно выражение её лица изменялось. Было видно, что музыка зачаровывала её.
      - Это - пластинка?! - повернулась она к Сергею. - Это же чудо как хорошо! Это... Это же просто божественно! Это звучит как в концерте!
      "Господи! Да неужели ей никогда не приходилось прежде слушать пластинки?" - изумился Сергей.
      А Ольга тем временем подошла к стойке с аппаратурой и поинтересовалась, показывая на вертушку:
      - Это ваш... э-э...патефон?
      * * *
      Время в тот день текло как-то особенно быстро. После пары бокалов шампанского лицо Ольги раскраснелось. Её глаза излучали переполнявший её восторг. Она вся как бы светилась изнутри. Казалось, всё здесь ей нравилось, всё вызывало удивление и восхищение, всё доставляло радость и удовольствие. Вела она себя очень непринуждённо. Шутки Сергея, который чувствовал себя "на подъёме", неизменно находили у неё понимание. Она весело смеялась, чем вдохновляла Энгелью на все новые и новые экспромты. Они болтали о всякой всячине. Дурачились. Было по-домашнему уютно и очень весело.
      После того как убрали совместными усилиями со стола тарелки с закусками и опять-таки вместе уселись пить традиционный чай, Сергей предложил:
      - Чуть-чуть ликёра? А? В моих запасах есть остатки очень вкусного бананового. И - на брудершафт!.. Да?
      Она зажмурилась, кивнула и решительно повторила:
      - На брудершафт!
      Поднявшись, Сергей достал из бара бутылку, разлил зеленоватую жидкость по рюмкам и подвинул одну из них Ольге. Она тоже поднялась со своего стула. Когда они подняли рюмки, Сергей почувствовал на сгибе своего локтя лёгкое прикосновение локтя Ольги. Они выпили и поцеловались. Поставив на стол рюмку, Сергей левой рукой обнял Ольгу за талию. Она несколько отклонилась назад. Глядя ей в глаза, он сказал:
      - Ты. Оля - ты. Оленька, - и тут же снова поцеловал её. Поцелуй был долог и томителен.
      - Я люблю тебя, - сказал он, отрываясь от её губ и с нежностью глядя в её счастливые глаза. - "Неужели я в состоянии ещё влюбиться?" - удивился он, вспоминая, с каким трудом давалась ему эта фраза много лет тому назад.
      - А я - тебя, - и она уткнулась своим раскрасневшимся лицом ему в грудь.
      - Господи! Как же я люблю тебя! - повторил Сергей, прижимая её к себе одной рукой и нежно поглаживая другой её волосы. - Как же я люблю!
      - Я знаю. Знаю, - шептала Ольга,и он ощущал тепло её губ на своей груди.
      Нагнувшись, он взял её на руки. Ольга обхватила руками его шею и приникла к его губам. Голова кружилась. Медленно переставляя ноги и продолжая целовать её губы, нос, шею, волосы - всё то, что оказывалось перед его лицом, он прошёл в спальню и опустил Ольгу на диван. Сам же опустился перед нею на колени и стал покрывать поцелуями её руки и плечи. Затем снова впился в её губы. Она жадно отвечала на его поцелуи. Он чувствовал лёгкие уколы ногтей, когда её руки блуждали по его шее, по его затылку.
      - Я хочу тебя, - как вздох вырвалось у него.
      - Да, милый, да! - прозвучало в ответ.
      Ольга оказалась восхитительной любовницей.
      "Ну почему я так поздно встретил её? Почему? - думал Сергей, лёжа рядом с нею и ощущая на своей шее её тёплое дыхание. - Почему судьба распорядилась так несправедливо? Скоро я буду уже стариком, а ей ещё жить да жить... И надо же было мне в моём-то возрасте так влюбиться! Но мог ли я не полюбить её? При её красоте, женственности, при этой трогательной детскости? Разве это возможно?"
      Да, именно о ней он мечтал всю свою жизнь. Её он искал в других женщинах и, находя в них хоть что-то от своего идеала, некоторое время считал себя счастливым. В Ольге же всё соответствовало его представлениям об идеале. Вот только - эта разница в возрасте. Она пугала его. Он был не в праве просить её связывать с ним свою судьбу. Он просто не имел права портить ей жизнь.
      - Серёжа, милый, как же я счастлива! - прервал его размышления шёпот Ольги.
      Она немного отодвинулась от него, чуть-чуть приподнялась, опершись на локоть, и, несколько сощурившись, как это делают близорукие люди, внимательно и долго посмотрела ему в глаза.
      "Господи! - подумалось Сергею, - Господи! Да ведь не только я нашёл её. Это мы нашли друг друга. Ведь она же любит меня! Любит не меньше, чем я её!"
      - Как же я люблю тебя, Серёженька! - как бы прочитав его мысли, прошептала она и кончиками пальцев провела по его лицу ото лба до подбородка. - И как же долго я шла, прежде чем снова найти тебя...
      Меж тем начинало смеркаться.
      - Я должна идти, Серёжа, - прошептала Ольга и поднялась.
      Она не стеснялась своей наготы. Да и кто бы стал смущаться, имея столь совершенную фигуру?! Её "золотое сечение" явно было больше единицы. Считается, что античные художники и скульпторы удлиняли ноги у изображаемых ими женщин. Делалось это из эстетических соображений. Так вот, им не пришлось бы грешить против реализма, лепи они свои шедевры с Ольги.
      Самим совершенством были её бёдра? и дивно как хороша была грудь. Сергей отметил также, что обнажённой она не казалась такой хрупкой, как в платье.
      - Подожди! - взмолился он, - Ну хоть немного подожди! Прошу тебя.
      Привстав, он обнял её за талию и притянул к себе, после чего, спустив ноги с дивана, стал целовать её живот, грудь, бёдра. Ольга наклонилась и нежно поцеловала его в макушку.
      - Серёжа! Милый! - взмолилась она, - Ну ты же не хочешь, чтобы мне было плохо. Правда? Я должна немедленно идти! Понимаешь - немедленно! Я не могу остаться. И не спрашивай почему. Ладно, милый? - Она выпрямилась и закончила: - Но ты можешь проводить меня до места, где мы обычно с тобой расстаемся... Договорились?
      * * *
      Как ни странно, Сергея совершенно не беспокоила возможность того, что какие-нибудь "доброхоты" сообщат жене о связи его связи с молодой и интересной женщиной. Ставшие по непонятной причине более частыми телефонные разговоры с женой были непродолжительными и беспредметными, на уровне "Как поживаешь?" или "Что нового?". Звонила она всегда либо поздно вечером, либо рано утром. В конце разговора трубка обычно передалась дочери, которая скороговоркой выпаливала свои студенческие новости и заканчивала традиционным пожеланием "Держись, дэд!". Ей-то уж наверняка никак не могло придти в голову, что её "дэдди" как молодой петушок совсем потерял голову от любви.
      - Мне помнится, - неожиданно прервал повествование Марлен Евграфович, - вы в своё время хвастались, что у вас много записей латиноамериканской музыки.
      - Да, верно. Достаточно много. - подтвердил Сергей.
      - Не могли бы вы поставить что-нибудь, что по духу соответствовало бы вашей истории? Что-нибудь этакое томительное, с надрывом...
      - Вижу, я вас уже утомил своими рассказами.
      - Э, нет, напротив. Как Вы помните, я сам попросил Вас поделиться со мною историей предсказанной Вам котом любви. Просто, мне кажется, этой трогательной и поэтичной истории требуется и соответствующий аккомпанемент... Что-нибудь вроде вот этой песни...
      И он стал напевать:
      "Aunque tu
      me has echado en el abandono,
      Aunque уа
      has mauerto todas mis ilusiones,
      En vez,
      de maldecirte con justо encono
      En mis suenos de сolmo,
      en mis suenos de colmo
      Ay, de bendiciones!
      Sufro la inmensa pena
      de tu extravio,
      Y siento el dolor prof undo
      de tu pertida,
      Y lloro sin que sepas
      Que el llanto miо
      Tiene lagrimas negras,
      Tiene lagrimas negras
      Como mi vida."
      "Хотя ты и бросила меня,/ Хотя ты и убила все мои иллюзии,/ Вместо того, чтобы проклинать тебя,/ В своих глубоких снах,/ В своих спокойных снах/ Тебя я благославляю. / Бесконечно страдаю от нашей жизни/ И глубоко переживаю твой уход/ И я рыдаю, но ты не знаешь,/ Что я плачу чёрными слезами,/что я плачу чёрными слезами,/ Похожими на мою жизнь" (исп.)>
      "Tu me quieres derjar,
      Yo no quiero sufrir.
      стал подпевать ему Сергей,
      - Сontigo me voy mi santa,
      Aunue me cueste morir"
      ("Ты хочешь оставить меня, / Но я не хочу страдать./ Я ухожу с тобой, дорогая,/ Хотя мне следовало бы умереть, (исп.) >
      - "Lagrimas negras" ("Чёрные слезы" (исп.)> Ну, эта песня есть у меня по крайней мере в полутора десятках исполнений. Минуточку. Сейчас что-нибудь поставлю.
      Он стал перебирать диски, а Марлен Евграфович меж тем наклонился над столом и начал что-то строчить карандашом на салфетке.
      Когда зазвучала наконец музыка, он извинился и предложил:
      - Хотите, прочитаю несколько строф? Поэт из меня никудышный, но иногда рифмы меня просто распирают. Так что, почитать?
      - Ну конечно, - вежливо поощрил его Сергей.
      - Кричит петух, поёт петух, Зовёт петух зарю. Луны хоть круг уже потух и посветлело всё вокруг ,
      Поёт он песнь свою
      Марлен Евграфович хитро прищурился, опрокинул очередную рюмку и продолжил:
      Поёт петух, кричит петух,
      Дню радуется он
      Красивых кур приметил двух,
      Уже захватывает дух,
      Как с неба грянул гром.
      Бежит петух, кричит петух,
      Спешит он, но - увы!!!
      Вот топора он слышит звук...
      Как профессиональный чтец Марлен Евграфович замер, воздев к потолку правую руку с салфеткой и затем, рубанув ею воздух, выразительно закончил:
      И - он без головы!
      - С чего это Вы стали писать столь печальные стихи? - полюбопытствовал Сергей. - Да ещё и о петухе?
      - Так 'Вы же сами в начале своего повествования сравнили себя с молодым петушком, - усмехнулся гость и тут же продолжил: - Ну-ну, не комплексуйте. Это так, неудачная шутка, давайте-ка выпьем ещё по одной, и Вы продолжите. Договорились? Обещаю не перебивать Вас больше.
      "Похоже, он уже чувствует себя здесь почти что хозяином, - отметил Сергей, чокаясь с гостем.
      * * *
      Счастье Сергея могло бы, казалось, быть просто безграничным. Но не такова человеческая натура! Человеку трудно довольствоваться тем, что он имеет.
      "Ну почему Оля, - думал Сергей, - делает тайну из своего адреса? Почему не хочет ничего рассказать о себе, о своих близких? Для чего вся эта таинственность? Что за всем этим скрывается? Почему, наконец, она так испугалась, обнаружив у меня в кабинете свой портрет?"
      Действительно, как-то Ольга села за его письменный стол в кабинете и вдруг увидела в простенке между книжными полками свой карандашный портрет. Тот самый, в овале. Она испуганно вскочила, как если бы увидела, говоря словами О'Генри, "привидение или гусеницу".
      - Серёжа! - показывая рукой на портрет, побелевшими губами прошептала она. - Это... Откуда у тебя это? Откуда ты взял это?
      - Оленька! Олюшка! - не на шутку испугался он. - Успокойся, милая! Это же просто твой портрет. Я нарисовал его, увидев тебя впервые в метро. Нарисовал по памяти... Он тебе не нравится? Ты находишь его неудачным?
      Меж тем Ольга отступала от портрета, пятилась назад, не в силах отвести от него взгляд. Потом заслонилась руками и бросилась бегом к выходу.
      - Оленька! Что с тобой? Скажи мне, милая! Успокойся, родная! - умолял Сергей, догнав её у дверей и пытаясь обнять.
      Вначале она упиралась ему кулачками в грудь и старалась вырваться, а затем вдруг горько расплакалась, уткнувшись носом куда-то под мышку.
      - Так это ты нарисовал э т о? ... Ну как ты мог, Серёжа? - всхлипывала она. - Как же ты мог?
      Совершенно обескураженный, не в силах понять, что с ней происходит, Сергей гладил ей волосы и как заведённый повторял одно и то же:
      - Успокойся, милая... Всё хорошо, моё солнышко, всё хорошо. Успокойся.
      Когда же, наконец, она действительно успокоилась, ему так и не удалось добиться - что именно её так напугало. А в том, что она была испугана, он не сомневался. И причина испуга крылась в портрете. Это следовало в частности из того, что она наотрез отказалась входить в спальню до тех пор, пока Сергей не выбросит "это". Объявив свое решение, она начала собираться и предложила немного погулять в парке.
      При расставании в тот день Оля вновь завела разговор о портрете. Её интересовало, когда он был нарисован и почему она увидела его впервые лишь в этот день. Получив ответы, вновь настоятельно попросила, чтобы Сергей выбросил его. Почему? Да просто ей неприятно видеть его. И она не хотела бы более говорить на эту тему.
      Увы, все мы с лёгкостью необыкновенной готовы обещать любимым всё, что тем хочется. И гораздо труднее сдержать своё слово. Особенно в том случае, когда речь идет об уничтожении твоего детища. О произведении, которое ты выстрадал, которое тебе кажется удачным, которое тебе просто дорого. А тот злополучным портрет был по-настоящему дорог Сергею. Он находил, что тем далёким весенним утром, когда он впервые увидел Ольгу, ему удалось "схватить" саму её суть и запечатлеть на бумаге не только черты лица конкретного человека, но также и его характер, внутреннюю одухотворённость, а в чём-то даже и саму судьбу... Всё это можно было увидеть на скромном листе ватмана. И уничтожить этот лист было превыше его сил. Вот поэтому-то портрет и перекочевал в конце концов в папку с многочисленными набросками, которым суждено было годами и годами не видеть света, будучи заложенными на антресоли.
      * * *
      Если в первые месяцы их знакомства, а потом и любовных отношений, Сергей просто радовался жизни, стараясь получить от неё по максимуму, то по мере того, как накапливались проклятые вопросы, они всё чаще портили ему жизнь. Особенно ночами, когда, проснувшись, он подолгу не мог более заснуть, мучимый бесконечными рефлексиями. Ну действительно - что скрывается за всем этим? Почему он не может получить ответа на самые, казалось бы, простые и естественные вопросы? Что изменится, если он будет знать немного больше о ней? О её семье? Если она замужем, почему бы не сказать ему об этом? Из страха пробудить его ревность? Но ведь он же любит её и никогда не предпримет ничего такого, что могло бы навредить ей! Что изменится для неё, если ему будут известны день и год её рождения? или если он узнает, живы ли её родители и где они живут? Есть ли у неё дети? Братья? Сестры? Вообще какие-нибудь родственники? Что кроется за всей этой таинственностью и нежеланием говорить о себе?
      Лишь в одном ему удалось в конечном итоге с трудом добиться успеха выяснить день её рождения. А родилась она осенью, двенадцатого сентября. И для него, рождённого под знаком Тельца, если верить астрологам, Ольга могла бы быть идеальной женой...
      Они встречались почти ежедневно. Но - всегда только во второй половине дня. Ольга или ждала его у метро, или приходила к нему домой. Как ни старался Сергей заставить её взять специально заказанные дубликаты ключей от квартиры - она отказывалась наотрез.
      "Боится, что ключи увидят близкие? Муж? - размышлял он. - Но если Оля замужем, почему в таком случае она всегда свободна по вечерам? Что - муж находится в длительной командировке? Или... Неужели она не замужем, а просто находится у кого-то на содержании?! Ведь она же сама говорила, что нигде не работает. Что если она, бедная, вынуждена жить с кем-то, кого не любит?!. Нет, этого просто не может быть!"
      Сомнений в том, что он любим, у Сергея не было. Да и откуда им было взяться? Он чувствовал, он наверняка знал, что Ольга любит его всей душой. Любит истово, страстно. Любит той жертвенной всепоглощающей любовью, когда между мужчиной и женщиной устанавливается какая-то непостижимая метафизическая связь, разрушение которой чревато для обоих гибелью. Но как ни старался Сергей сдерживать свою фантазию и обуздывать эмоции, мысль о другом мужчине мучила его с каждым днём всё больше и больше.
      Трудно сказать, что он надеялся узнать, специально задерживая Ольгу, а затем, после прощания, незаметно преследуя её по плохо освещённым переулкам погружающейся в ночь старой Москвы. Может быть, ему было просто страшно отпускать её одну в темень этих, уже наполовину выселенных в ожидании реконструкции кварталов. А может быть, он надеялся увидеть того, кто будет встречать её. Или просто хотел увидеть то окно, которое зажжётся после её возвращения домой. В любом случае, ему решительно не везло. Каждый раз Ольга как бы растворялась в полумраке, сворачивая в очередной переулок. А скрыться ей было просто - Сергей просто не решался идти за нею на достаточно близком расстоянии. Но каждый раз его непрошеное сопровождение позволяло ему немного уточнить маршрут Ольги и в очередной раз несколько дальше углубиться в тот недружелюбный район, а следовательно - приблизиться к дому, в котором она жила. И вот однажды, когда Ольга его стараниями задержалась у него до темноты и покидала квартиру в страшной спешке, Сергею удалось-таки выяснить, по какому адресу она так спешит вечерами. Он увидел, как идущая быстрым шагом Оля остановилась у покосившегося деревянного забора, огораживавшего чёрное в ночи старинное здание, судя по всему, не первый год ожидающее своей очереди на реконструкцию. Посмотрев по сторонам, она легко перешагнула через остатки колючей проволоки, заменявшей в одном месте отсутствующую секцию забора, и почти бегом устремилась к зиявшему пустыми оконными и дверными проёмами зданию. Подождав несколько мгновений, Сергей приблизился к ближайшему с его стороны углу забора и через большущую дыру в последний момент успел заметить, как тёмная тень скрывается в одном из дверных проёмов. Некоторое время он, пораженный увиденным, неподвижно стоял опершись обеими руками о шершавые доски забора. Затем резко оттолкнулся, повернулся и медленно побрёл назад. "Так кто же она, моя Оленька?" - думал он и приходящие на ум ответы никак не радовали его.
      * * *
      Бессонная после увиденного и пережитого ночь дала себя знать. При встрече Ольга сразу поинтересовалась:
      - Что-то случилось, милый? Ты неважно себя чувствуешь? Не заболел ли ты? Скажи, что у тебя болит?
      Несмотря на протесты, она сочла необходимым уложить его в постель, напоила горячим молоком с малиновым вареньем, а затем наклонилась, чтобы потрогать губами его лоб - нет ли температуры. К счастью, температуры не было.
      - Хочешь, я лягу рядом? - предложила Оля.
      Сергей воспротивился под предлогом боязни заразить её.
      - Ерунда! - решительно заявила она, - Я не заражусь. Что-что, а простуда и грипп мне не грозят...
      Сергей действительно недомогал. Болела голова и очень хотелось спать. Сидевшая рядом Ольга держала его за руку. Сидевшая рядом Ольга держала его за руку. Было по-домашнему уютно, покойно и хорошо.
      "Что за чепуха мне привиделась вчера вечером? - в полудрёме думал Сергей, - Скорее всего, я потерял Ольгу где-то по пути. Да и было бы просто удивительно, не потеряй я её в такой темноте. ... Нужно будет попытаться пройти за ней сегодня немного дальше".
      С этой мыслью он и уснул.
      Когда он проснулся, Ольги рядом не было. Судя по всему, она только что ушла, и звук закрываемой двери как раз и разбудил его. Как ни странно, он чувствовал себя отдохнувшим и бодрым. Одеться и сунуть в карман фонарик было делом пары минут. И вот уже он выскочил в коридор, захлопнул за собой дверь и устремился знакомым путём.
      Вскоре ему удалось нагнать Ольгу. На сей раз она шла не столь быстро, как обычно. Только-только начинало смеркаться, но народу на улицах было уже немного. Оля шла, погружённая в свои мысли. Да, не оставалось сомнений, это была она. Опасаясь, что она может увидеть его, случайно обернувшись, Сергей шагал от неё на достаточно большом расстоянии. Однако по мере того как становилось темнее, он был вынужден сокращать дистанцию. Ольга шла своим обычным путём. Теми же самыми улочками и переулками она вскоре вышла к уже известному Сергею необитаемому дому. И снова, как и накануне, скрылась в том же дверном проёме. Отпали все сомнения - по окончании их свиданий Ольга возвращается в этот пустующий дом. Но что ей нужно ночью в этом старом и явно необитаемом строении? Что или кого ищет она в нём?
      Сергей стоял у забора, не зная, на что решиться. Уйти как вчера? Или войти в дом? Нет, это было просто немыслимо! Ведь уже при первой их встрече Ольга предупредила его, чтобы он не задавал лишних вопросов. И за время их знакомства он усвоил, что может потерять её, если будет излишне любопытен. Да, она чётко дала ему это понять... И если она узнает, что он шпионит за нею!..
      Пока он раздумывал, из дверного проёма вновь появилась тень. Она постояла некоторое время, как будто прислушиваясь, а затем направилась к выходу из двора. И хотя в свете луны Сергей и смог разглядеть, что это была женщина в бесформенном тёмном плаще, полной уверенности в том, что он видит Ольгу, у него всё-таки не было.
      Меж тем женщина вышла со двора и направилась в противоположную от Сергея сторону. Какой-то атавистический охотничий инстинкт подталкивал его к преследованию. Стараясь держаться в тени, он следовал за женщиной. Вскоре они вышли к трамвайным путям. Здесь освещение было получше, и Сергей увидел, что голова женщины в тёмном балахоне покрыта чем-то вроде шали. И всё-таки, несмотря на этот странный наряд, Сергей был уверен, что перед ним идёт Ольга. Она меж тем перешла трамвайные пути и пошла вдоль высокой кирпичной стены. Место показалось Сергею знакомым. Когда же она, подойдя к большим воротам, прошла в них, Сергей сообразил - кладбище. "Но что ей делать здесь ночью? Что она здесь забыла? И к чему весь этот маскарад?"
      Какое-то непонятное ему самому упрямство заставило его пройти в ворота и углубиться по аллее на территорию кладбища. Одинокая фигура маячила перед ним, временами пропадая в тени. Было абсолютно тихо, а потому приходилось идти крайне осторожно, дабы не нарушить звуками своих шагов царившее здесь безмолвие,
      Вот фигурка свернула с центральной аллеи. Здесь было больше деревьев, а потому и темнее. И снова идущая впереди женщина повернула в очередную аллею. Пройдя немного, остановилась под большим деревом, как бы прислушиваясь к чему-то - но тишину нарушал лишь далёкий стук трамвайных колёс. Постояв неподвижно несколько секунд, она пошла дальше. Затем приблизилась к оградке могилы, выделявшейся среди прочих бoльшими размерами своего надгробья, открыла калитку, вошла внутрь и - исчезла.
      Сергей от неожиданности зажмурился. Затем легонько нажал ладонями себе на глаза. Снова посмотрел - в призрачном свете луны, как нельзя более кстати выглянувшей из-за туч, достаточно чётко была видна могила. Но помимо памятника и могильного холмика за решёткой ничего и никого не было.
      Стояние в тени дерева посреди кладбища поздним вечером едва ли способно доставить удовольствие кому-либо. Сергей попытался сориентироваться и запечатлеть в памяти участок, в калитку которого вошла преследуемая им женщина. Затем повернулся и направился к выходу, стараясь получше запомнить путь.
      Как ни странно, на сей раз Сергей заснул достаточно быстро. Скорее всего, сказывались треволнения истекшего вечера и накопившаяся за последние дни усталость. Кроме того, наконец-то появилось нечто вроде определённости, которой так не хватало ему в последние дни, в последнее время. В любом случае, он испытывал некоторое облегчение, пусть и круто замешанное на тревоге, если не на страхе. И это облегчение позволило ему проспать не менее шести часов. Проснувшись, по обыкновению занялся зарядкой, позавтракал, а затем позвонил коллеге и предупредил, что на работе его сегодня не будет.
      За окном - пасмурное осеннее утро. По подоконнику стучали редкие капли. На балконе ветер шелестел какой-то бумагой. Было одиннадцатое сентября. "Завтра - день рождения Ольги, - отметил про себя Сергей, срывая листок с календаря.
      Надев плащ и захватив зонтик, он отправился на то старое кладбище, куда накануне его привело преследование женщины в чёрном балахоне. Сойдя с трамвая, он вошёл в высокие кладбищенские ворота и направился по центральной аллее в глубь территории. Хотя это было и непросто, ему удалось вспомнить, где женщина повернула в боковую аллею. Повторив вчерашний путь, он оказался под тем самым старым деревом, из-под которого вчера вечером наблюдал за женщиной;, скрывшейся за одной из могильных оградок.
      Хотя дневное освещение и изменило до неузнаваемости всё вокруг, сомнений не было - он видел ту самую могилу... И, как ни странно, место казалось ему очень знакомым. Ах да, конечно, ведь около года тому назад где-то здесь они хоронили своего коллегу. Покойному было уже за восемьдесят, но благодаря своей исключительной эрудиции и живому уму он оставался незаменимым на занимаемом им посту вплоть до своей неожиданной смерти. Его "подхоронили" к кому-то из родственников. К жене, кажется. Сергей тогда ещё помогал нести гроб. А потом, когда стал расходиться пришедший на похороны люд, некоторое время он оставался на кладбище, переходя от памятника к памятнику, разглядывая надгробья и читая эпитафии. Он даже сочинил тогда этакую псевдофилософскую эпитафию самому себе:
      "Остановись, прохожий! Постой одно мгновенье.
      К тебе из прошлого мой обращён привет.
      Здесь стаивал и я. И здесь нашёл забвенье.
      Здесь я лежу, хотя... меня уж нет".
      И что-то ещё произошло тогда на этом старом кладбище. Кого-то он встретил, или увидел что-то необычное...
      Вспоминая тот день, Сергей подошёл к могиле, на которую накануне вечером его привела женщина (как-то не хотелось даже мысленно называть её Ольгой). К его удивлению, калитка оградки оказалась на замке. Чтобы разглядеть высокое гранитное надгробье, следовало зайти с противоположной стороны. Сергей предпочёл не обходить участок по аллее - до ближайшего пересечения аллей было не менее пятидесяти метров. Представлялось более простым пройти по очень узкому проходу между оградками. Рискуя испачкаться о мокрые, местами покрытые ржавчиной и мхом металлические прутья, он стал осторожно бочком протискиваться между оградками двух могил.