Площадь бурлила. Море народа. Пускай себе погуляют. Рев голосов из мегафонов:
      – Победа, победа!
      Потом:
      – Гончарик, Гончарик!
      Значит, и у них полно кретинов, авторов всяких там сценариев. Ладно, у него есть такой, или, вернее уже был – Заметалин. Тот тоже страшный умник. Накануне выборов российские каналы приказал запретить. А еще кучерявый дебил по телевидению заявил:
      – Мы доказали, что можем продемонстрировать свою власть…
      Может, они его наняли для составления сценария этой вакханалии! Он победил с огромным отрывом, ладно там какие-то сорок процентов голосов по деревням подтасовали, но все равно победил, а тут – на тебе, победу празднуют. Жалкий профсоюзно-партийный взяточник Гончарик, так называемый единый кандидат от демсил, хотел пилюлю ему подсунуть. Да им-то и денег никто на кампанию не дал. Еще не победили, а давай портфели делить – Гончарик Президент, а Домаш —премьер… Цирк на дроте! Домаш давай на Москву нести… Мол, нам дорога на Запад. Он сам хорошо знает, куда должна вести дорога, он этой дорогой и пойдет. Но Домашу откуда знать. Из Москвы они кукиш и получили. Как хохотал он в тот вечер, даже страшный мрак ночью не давил, отступил.
      Спросил:
      – Ну, что там, на площади?
      – Все нормально, орут, празднуют…
      – Нехай празднуют, орут.
      – Два человека… В дымину пьяный поэт Некляев и главный редактор «Народной воли» Середич призывают идти на штурм резиденции. Никто не идет.
      Он усмехнулся:
      – Пускай бы пошли?!
      Вспомнил поэта Некляева, вечно пьяного, заискивающего. Старательно ему он жопу лизал, в самолетах стишки читал, а потом проворовался, борцом стал, в эмиграцию сбежал, но тут же явился. Победы ждал. Пришел бы лучше, так и так, Александр Григорьевич, проблядовался, пропился, денег чуток взял, да и писал бы себе песенки да стишки. А тут на захват резиденции зовет…
      В кабинет вошли Шейман и Коноплев.
      – Результаты отличные,—сказал Шейман.
      – А я будто бы без вас не знал, какие. Сейчас дело в другом. Думать надо, думать… Многое менять.
      Он глянул на Шеймана:
      – Тебя уже поменяли… В самое время, а так бы садить надо было. Доигрались со своими сценариями. Тоньше надо было убирать, тоньше…
      – Мы работали тонко. Другие сдрейфили, а теперь на дачах отсиживаются.
      – Разберемся со всеми. Иных далече, а иных… Время покажет.
      – Тут информация свежая и достоверная,– сказал Шейман и запустил руку в папку.
      – Информация типа той, что я на выборах победил?! – он захохотал.
      Шейман замолчал, слегка надулся.
      – Другая… Мясникович имел несколько тайных встреч с Мариничем. Искал, скотина, запасной вариант. И не только в Риге, о чем я докладывал вам. С ним встречался, с премьером Ермошиным. Договаривались.
      Он встал из кресла и стал ходить по кабинету.
      – Знаешь, куда засунь такую информацию?! Я это раньше тебя знал, службы работают. Вот, слава богу, забздели они и все провалилось. А если бы не забздели? Нас бы с тобой к эшафоту повели бы… Его вот, – он кивнул на Коноплева, – может бы, и пожалели… Политика дело такое. Убирать их надо, убирать… Сперва Мишку, но спокойно, все-таки в последний момент не подвел, а потом и Ермошина. Тоже спокойно. Время твоих решительных действий прошло,– он снова резко глянул на Шеймана. – Еще долго откручиваться и отговариваться.
      – Кого на администрацию? Неужели Заметалина? – спросил Коноплев. Он спал и видел, когда горло мяснику перегрызет, как когда-то Синицыну.
      – Нет, только не его. Пользу принес. И принесет. Но одни скандалы, чумная личность. Отморозок.
      – А кого? – у Шеймана вытянулось горло.
      – Ну и не тебя. Хотя вариант был бы железный. Урал Рамдракович сядет в соседний кабинет.
      Тишина в кабинете.
      – Вроде как мусульманин… А практически третий человек в стране.
      – А ты кто? Такой фамилии, как Шейман, у белорусов не встречал, – жестко произнес Лукашенко. – А если серьезно… Человек он спокойный, честный, нескомпрометированный, в отличие от вас.
      – Ну я-то, Александр Григорьевич, в парламенте за вас ору, пинки получаю…
      Он глянул на Коноплева. Хлопнул рукой по столу:
      – Я сейчас список всех твоих фирм дал, банк один назову. Молчи уж. И еще одно… Кто Мясниковича на спину положил, кто переиграл его вчистую? Мишка вертикаль подбирал, расставлял, чтобы в нужный момент лишить его власти. А Латыпов его самого от власти увел, «под колпак» взял. Видели, как все получилось? Как раз накануне выборов. Тончайшая работа! Команду свою подобрал, в душу ко всем залез. Как говорил один герой фильма, «Восток дело тонкое»…
      – Восток дело тонкое, но и опасное. Как бы паренек не переиграл, – сказал Шейман. – Явная креатура Москвы. Полковник, гэбэшник, доктор наук… Бестия еще та! Дети в Америке учатся, жена в Москве живет…
      Лукашенко рассмеялся:
      – Так это ж креатура, как ты грамотно выразился, Москвы, а не Вашингтона. А моя жена не в Москве, а в Шклове живет. И ты свою отправь. Сам знаю с какими бабами барахтаешься. И детей в Америке учи. Только бы прок от всего был.
      – Пускай идет на администрацию, – сказал Коноплев. – Человек надежный, авторитет у него есть… А не пойдет – отправим.
      – Вот это другой разговор.

 
      Он вошел в кабинет. Зеленый ковер… Зеленое покрытие стола. Когда-то, вернее, осенью 2001 года, Президент сам ему сказал:
      – В кабинете все меняй… Меняй как хочешь. В средствах не ограничиваю.
      Да, он любит зеленый цвет. Он мусульманин и не скрывает этого. Позвал начальника матснабжения Ткачева и сказал:
      – Сделаешь вот так! – даже сам нарисовал.
      Потом, когда привезли мебель, пришел Лукашенко, сказал – нормальный кабинет, но очень зеленый… Хотя и у нас во флаге много зеленого.
      Он знает, что в этом кабинете – пришелец, человек временный, собственно, как и все обитатели этого дома. Но он более временный, чем все остальные. Придется уезжать. Он не знает куда и когда. Недавно пришел к Президенту, сказал:
      – Я бы уехал…
      Лукашенко глянул на него, глаза его сузились.
      – Это в каком смысле?
      – Ну, скажем, послом…
      – Середич и так навалял, что в Америку чешешь. А мне куда уезжать… И что за причины у тебя?
      – Не получается многое. Состыковок мало. Делаем одно, а потом на ровном месте проваливаемся.
      – Ты Москву в виду имеешь?
      – И это тоже. Я помогаю как могу, а потом все превращается в пыль.
      Он вспомнил последнюю встречу с женой. Не на московской квартире. В городе. В кафе. Ребята подослали машину. Он едва оторвался от двоих человек, ехавших в соседнем «СВ», пролетел мимо машины посла в России Григорьева, вскочил в «мерседес», присланный ребятами из Ясенево.
      – Куда, Урал Рамдракович?
      Он назвал адрес. Набрал номер телефона.
      – Владимир Викторович?
      В ответ взволнованный голос посла:
      – Вы где, Урал Рамдракович?
      – Не заметил вашу машину… Москва знаете ли… Через часа два буду в посольстве. Сейчас на Старую площадь. Друзья подстраховали, встретили.
      Он сел за столик. Заказал кофе и вспомнил Штирлица.
      – Как долго это будет продолжаться… Может, хватит? – голос жены был спокойный и тихий.
      – Уже недолго…
      – Жизни остается мало. Или к детям, или сюда. На тебе лица нет.
      Он и в самом деле почувствовал, как кожа лица теряет кровь.
      – Поверь мне, осталось немного…
      Он вспоминал эту сцену, сидя перед Президентом.
      – Что тебя не устраивает? – спросил Лукашенко.
      – Я чувствую себя техсекретарем, не более того, —сказал Латыпов. – Я контролирую одно – кого допустить к вам, кого не допустить.
      – А что еще хочешь контролировать? – злорадно спросил Лукашенко.
      – Я хочу работать на вас, на ваш имидж, на страну, в конце концов.
      Лукашенко хрипло рассмеялся. Подбросил ему пару листков:
      – На, читай.
      – Латыпов начал читать:
      «Указ № 361 Президента Республики Беларусь „О заключении контрактов с некоторыми лицами, назначаемыми на должности и освобождаемыми от должностей Президентом Республики Беларусь“ в разделе 1, 2 разъясняет, в частности, что „Глава администрации Президента Республики Беларусь заключает контракты с заместителями Главы администрации Президента Республики Беларусь, председателями облисполкомов и Минского горисполкома…“»
      – Ты все понял?! Это тебе, техсекретарю, такие полномочия даю!
      – Понял, но, извините, не все, Александр Григорьевич…
      Он продолжал читать.
      Далее из указа следовало, что, согласно подписанной процедуре, премьер-министр заключает контракты с «заместителями премьер-министра, Президентом национальной академии наук Беларуси, руководителями органов государственного управления». В свою очередь председатель КГБ заключает трудовые контракты с «заместителями Председателя Комитета государственной безопасности, а также с заместителем Председателя Комитета государственного контроля – директором Департамента финансовых расследований, Генеральный прокурор Беларуси заключает контракт…»
      – Дальше можешь не читать, – сказал Лукашенко. – Ты мне одно скажи – доволен?
      Латыпов молчал. Он лоббировал этот указ несколько месяцев. К его прохождению никого не подпускали. В итоге должно было оказаться, что роли в окружении Лукашенко окажутся перераспределенными раз и навсегда. Кроме главы администрации остальные главначпупсы заключают договора с второстепенными начальниками, от которых мало что зависит.
      – Нормальный указ, – жестко сказал Латыпов. – Сейчас администрация Президента будет администрацией, а не группой секретарей.
      – В Америку больше не хочешь?
      – Я туда, Александр Григорьевич, и не хотел.
      Через несколько минут Латыпов услышал голос Якубовича:
      – Поздравляю, Рамдрак Латыпович.
      Так называл его только он.
      – Пашутка, отзвуки дошли?
      – Еще какие! Все в шоке.
      – Надо встретиться и все обговорить.
      – Готов прибыть в указанное место.
      – Я перезвоню.
      Так, все сделано. Отработано. Указ все меняет. Главное, диспозиции после последних заявлений Путина. Он встречался кое с кем. У себя на территории и на сопредельной. Главное, резко ограничить список допускаемых к Президенту. Сегодня это в его власти. Информация станет предельно конкретной. Информация, исходящая от него, а не от кого-нибудь другого… Эти достукались. Какие-то бабы орут в ООН об исчезнувших мужьях. Разве так нужно было убирать, такими методами?! Тупоголовые бараны. Сегодня все назначенцы практически в его руках. Хватит этой, доставшейся от Кебича, полупьяной управленческой чехарды. У него на каждого назначаемого не надо запрашивать бумаги из КГБ, службы контроля, МВД и прочих тупых голов… Бизнес через подставные фирмы, связи с теми, кто против Лукашенко, давние связи и новые. У него и самого такие есть. Еще одно… Главное – он сможет принести патрону деньги. Не такие, как дебил Титенков или полупьяная уродина, нынешняя управделами Журавкова. Все надо делать по-умному, чтобы ни одна свинья не догадалась… Ему позвонил из Кремля Патрушев.
      – Сейчас все переговоры только с вами. Все игры закончились. Когда прибудете?
      – Сообщу через несколько дней…
      Так, вертикаль у него, переговоры с Кремлем у него, местная номенклатура у него…
      Сегодня можно отдохнуть. Поговорить с Пашуткой… Он доказывал патрону, еще когда в Совбезе сидел, что Беларусь спасет приход сюда так называемых «нерусских» – Боллоева, Гуцериева, Алекперова. Люди четкие, надежные, не московские кидалы. Не поверили. Многое провалилось. Сейчас не провалится. Это уж точно, не провалится! Ему удалось главное, от чего патрон и он, естественно, получат деньги. Приватизация нефтехимии. Понизить цены на предприятия… Он сможет это сделать. Сможет. Если придет другой капитал… Ему наплевать. Лукашенко уже кинули не раз. Его не кинут. Его резидентура на Беларуси – лучшая часть российской разведывательной стратегической сети. Старый разведчик устало закрыл глаза, пытаясь уснуть, но мысли несли его все дальше и дальше, продолжая свое движение по нескончаемому лабиринту.

 
      Они сидели на даче у Якубовича, главного редактора «Советской Белоруссии», старого друга, а еще раньше – удачного «спящего» агента КГБ, выпивали и слушали движение голосов из-за бетонного забора.
      – Хочу спросить тебя, Рамдракович,– начал Якубович,– ты ведь понимаешь, что живу я не на редакторскую зарплату. Кое-кто помогает… Русские-нерусские. Некоторых ты знаешь… Так вот, эти люди и весьма серьезные из наших, скажем так, бизнес-кругов, думают, что в Беларуси будет создана твоя личная бизнес-диаспора из людей кавказской национальности. Это даже хуже моей – еврейской. Моих при бабках практически никого не осталось. Либо нищие, либо уехали.
      – Паша, не волнуйся. Успокойся, тебе твое останется. Хоть ты и журналюга со стажем, и с нашим стажем тоже, но не понимаешь – общественное мнение формируется не на митингах, а в закусочных и пивных. Мы должны знать, что о нас говорят… Я сейчас могу знать больше, чем знаешь ты и все твои писаки. У меня есть уши и глаза в каждом питейном заведении Минска, в каждом лотке. А ты все думаешь, что про проституток минских только один ты пишешь… Мы каждого оброком обложили, скоро все рынки будут наши, пойми – наши. Мы и общак контролировать будем. Да он уже наш. Сейчас мы проектик хороший реализуем – закусочные быстрого питания по всей стране. Мой один кадр занимается этим. Обижается правда, что с министра на «белорусское бистро» переведен, но что поделаешь, такова наша служба.
      – Вопрос серьезный, – сказал Якубович неопределенно, заедая рюмку коньяка крестьянской колбасой. – Есть вопрос, и немалый. И все-таки, если не придут инвесторы на госпредприятия, тогда хана всему. Это мы с тобой отлично понимаем. Ты лучше – я хуже. Дело не в этом. Комсомолец Тозик, кстати, неплохой человек…
      – Что он, инвестиции обеспечит?
      – Да нет, конечно. Надо помочь ему почаще у Сашки бывать… Тогда кое-что решим…
      Латыпов отпил из бокала сухого вина.
      – Ты знаешь, Пашутка, хочется все побыстрее здесь закончить.
      – Это в каком смысле? – спросил Якубович.
      – В самом что ни есть прямом. Уезжать отсюда надо, уезжать. И тебе и мне. Кстати, недавно был на дне рождения Заметалина в ресторане «Свитязь». Я знаю, как ты его любишь. Володя подскочил ко мне, мол, чего своего друга не успокоишь? А я внимания на это не обратил. Поел, попил, подумал: сиди и помалкивай, пока весь этот хлам мы на поверхность не достали. Теперь он у меня – вот так в руке. Нашел я копию письма Заметалина министру внутренних дел Ирака. Всякую осторожность потеряв, стал на правительственном уровне лоббировать фирму своего сынка. Мы бы закрыли его сразу, но он мне нужен был, чтобы Мясника убрать.
      – Кстати, Миша Мясникович приличный человек.
      – Ну и поцелуй его в одно место.
      – Рамдрак Уралович, не буду…
      – Вот и на этом спасибо. А я ведь тебе тоже многим обязан.
      Налив себе вина, Якубович удивленно спросил:
      – За что, Уральчик?
      – Ты меня, мусульманина, помог либералом сделать, полнейшим либералом. Помог легенду в жизнь воплотить. Как у нас в школе говорили: в легенду вжился – задание выполнил. Тебе за это медаль полагается.
      – Не пойму, что ты имеешь в виду?
      Латыпов рассмеялся.
      – Не бойся, в независимой прессе мы об этом не напишем. Я-то знаю, для чего ты с чемоданчиком по российским редакциям ездил. После твоих вояжей меня и причислили с Коноплевым, Абрамовичем, Антоновичем к «партии мира».
      – И ты об этом знал? – спросил Якубович.
      – Конечно, родимый… А мыслимые и немыслимые ястребы, они вот где, в ручках у меня были. Все нормально сработано. Понимаешь, систему при батьке отработать очень сложно. Непредсказуем и упрям. Но команда моя пока справляется.
      – Ну, это ясно, – сказал Якубович и разровнял усы. – Вахо, вор в законе, – твой, Рамдракович, человек. Пока отдыхает на зоне. Скоро выйдет. Егоров, Внешэкономбанк, – твой, Тозик, Юркин, Сиваков, Невыглас… Об этих я вообще не говорю. А сколько твоих в демсилах. Продырявленная насквозь Маринка Коктыш, Статкевич, Жихарь, Протько, Мацкевич…
      Латыпов глянул по сторонам.
      – Ладно, ладно, разговорился ты, очень разговорился. Язык у тебя, Пашуня… Иногда его надо прикусывать.
      – Согласен, Рамдракович.
      Якубович разлил вино в стаканы.
      – А когда-нибудь время настанет… Буду я тебе звонить в Вашингтон из Тель-Авива.
      – Будешь, если родина потребует…
      – Ладно, Пашка, поехал я. И тебе пора. Или тут ночевать будешь?
      – Какое ночевать?
      Латыпов чмокнул Якубовича в усы. Подойдя к машине, незаметно сплюнул. Он где-то читал, что мусульманин не может с пархатым дружить. Да пошли они все. Паша человек разумный, только много знает. Батьку смог в оборот взять. Такого же жида Заметалина помог ему убрать… Но информации много с собой носит. Кому отдает? Это еще проверим.

 
      Ельцин внимательно глянул на Черномырдина:
      – Что ж там, в Минске, дружок твой провалился…
      – Ничего страшного не произошло… Этот паренек, правда, со слабой головкой, понятиями конюха, но полностью наш. На последнем этапе, да и раньше, наши спецслужбы его поддерживали. Кебич в народе полностью потерял авторитет… Добили его газеты, телевидение. Жену куда-то впер. Все наружу выплыло. Человек он из наших, в обиде не оставим.
      Ельцин задумался:
      – Припоминаю… Докладывали мне. Он и за бугор не прочь был поглядывать.
      – Было такое, но мы тоже много обещали, но мало делали. Это сегодня надо признать.
      – У самих проблем до хрена, чтобы кого-то в обоз брать… А с этим директором совхоза надо работать. Говорят, в голове у него полная каша.
      Сосковец усмехнулся:
      – Если бы там вообще была голова…
      – Ладно, поздравим мы его и с ходу надо брать в оборот. Езжайте, что-то я сегодня… – И вот еще что. Надо вокруг этого белорусского «самородка» расставить наших людей. Всех до единого. Мишка там Мясникович есть, приятный мужик, юморист, на банкетах скучать не давал. Его убирать нельзя.
      – Без старой команды ему не удержаться. Если своих колхозников наберет, и года не протянет.
      – Ладно, – устало махнул рукой Ельцин. – Я сам с ним на эту тему поговорю. Старую команду пускай не разгоняет. Силовиков особенно. Они ведь в первую очередь все наши.
      Он глянул на Сосковца:
      – А ты со своей командой поговори. Сам знаешь, с какой. Пускай побыстрее внедряются…
      Все вышли.
 

* * *

 
      Свет фар выхватил мокрые сосны. Служебная Кремлевская дача на Рублевском шоссе. Несколько «мерседесов» во дворе.
      – Вас уже ждут, – этими словами Сосковца встретил охранник.
      По большому холлу расхаживал Березовский. Гусинский сидел в кресле. Директор ФСБ Барсуков неподвижно стоял у черного чрева потухшего камина.
      – Где Коржаков? – спросил Сосковец.
      – Выехал от Бориса Николаевича. Татьяна звонила.
      – Хорошо, хорошо… Как вы знаете, было совещание по Беларуси.
      Березовский усмехнулся:
      – Можно только догадываться. Много дежурных слов о поддержке нашего младшего брата…
      Раздались тяжелые шаги.
      Вошел Коржаков. Обвел глазами присутствующих. Сказал:
      – Надо было бы еще рыжего пригласить. Сосковец хмыкнул:
      – Учитывая вашу большую любовь, я не стал его звать. Ну да ладно, как говорится, ближе к телу… Вы понимаете, что такое Беларусь. Пускай там спецслужбы договора подписывают, делегации суются. Мы должны действовать иначе и в другом русле…
      Березовский, посмотрев на сидящих снизу вверх, ухмыльнулся.
      – Ты что, Абрамыч?
      – Аналогию вспомнил. Все это напоминает Антыкву в Карибском море. Ее население в 70-е годы создало партию народного освобождения, объявило независимость и сдало остров в аренду корпорации «Хилтон»… Только там нет такого чуда, как Лукашенко.
      – Да плевать на него,—ответил Гусинский. – Ему, правда, надо что-то от перхоти, какое-то средство поднести и причесон убрать… Но Беларусь не твоя, Абрамыч, Антыква… Сборочный Цех, какой трудно себе вообразить, транзит…
      Коржаков сел напротив:
      – Да это потом. Пускай его заводы упадут в цене. Оружия там немерено. Среднеазиатский регион стонет, только давай, и Ближний Восток. А мы не можем, не можем сами…
      Сосковец отметил:
      – Мыслите правильно. И много всего другого. Транзит, конечно, на первом месте. Напрягай, Абрамыч, мозги, ищи на Беларусь выходы.
      – Уж на него-то найдем… А он шевелиться активно начал. Водку к нам с Запада прет эшелонами. Без всяких налогов, сигареты, уже с Лужковым снюхался.
      – Да черт с ним, – махнул рукой Коржаков. – Голодный совсем, пускай попитается и хевру свою колхозную подкормит. Главное нам с оружием влезть.
      – А кто такой Чигирь? Мне неудобно у шефа спрашивать, – сказал вдруг Коржаков.
      – Наш человек, банкир… Мы с ним через Левитана нефтью занимались. Неплохой мужик, тоже из деревенских. Но нефтью занимался хорошо. И кредиты давал безропотно… И Луку финансировал. Так что поддержка в правительстве нам обеспечена.
      – Мы слегка отвлеклись от главного. Что мы можем уже сегодня поиметь от нашего выбора. Понимаете в каком смысле. Мне поручено Президентом выработать нашу промышленную политику в отношении Беларуси. Да и вообще, как жить будем?
      Березовский поднялся со своего места, сказал:
      – Все проще простого. Нельзя допустить реформирования крупных белорусских гигантов, нефтехимии. Схемы отработаны. Нам нужен контроль за сырьевыми поставками и ценовой политикой на готовую продукцию.
      Барсуков подумал: «Да, опыт у тебя есть. ВАЗ раздел виртуозно. Ну и хитрющая жидовская морда».
      Березовский между тем продолжал:
      – Необходимо создать различные фонды по типу стабилизационного. Туда собрать всю ликвидную продукцию. По этой схеме мы продуктивно работали с прежней властью. Хорошо бы законодательно обеспечить поставку в Беларусь энергоносителей по внутренним российским ценам.
      – И еще одно, господа. Надо дать молодому Президенту компромат на его окружение. Он это любит. Значит, пускай знает побольше, – заметил Гусинский. – Он уже понял: власть – это товар. Мы эту власть у него запросто купим. Ему надо позволить две вещи – сидеть в кресле и говорить. Говорить чем больше, тем лучше. Где угодно и что угодно. Кстати, недавно по одному из моих каналов на вопрос откуда он родом, этот чудак ответил, что не помнит где родился. Мол, где-то на границе с Россией и Беларусью. Так мог ответить только настоящий еврей.
      Все рассмеялись.
      – Хватит, господа, – Барсуков хлопнул себя рукой по ляжке, – вы тут свои майсы про экономику долго будете расписывать. Делать деньги вы умеете и его выпотрошите. Мы должны сделать главное. Поставить к нему наших людей в силовых структурах. Тогда срывов не будет. С учетом его маниакальной колхозной подозрительности. Я читал тут одну записку. Звучит весьма доказательно. С головкой у него не все в порядке.
      – Тем лучше для нас, – перебил его Гусинский.
      Сосковец поднялся с места:
      – Подведем черту. Мы дорого заплатили за эту власть в Беларуси. Она наша. Это постоянно подчеркивает Борис Николаевич. Я доложу ему о совещании… А сейчас это дело мы должны вспрыснуть. Никто не против?
      Все дружно перешли в другой зал к накрытому столу.
      Коржаков поднял рюмку:
      – Мужики, я вот что скажу. Это вам не Приднестровье с придурком Смирновым, это не пирамидки Мавроди. Это целая страна у нас в кармане, с добрым, трудолюбивым славянским народом, да еще с выходом на Запад… И я хочу выпить здесь за нас с вами, за величие России!
      Все встали.

 
      На второй день, после поездок в ЗИЛе уже под Президентским флагом, Лукашенко сидел в бывшем кабинете Кебича и составлял указы. Он не знал, как они пишутся. Вокруг валялись скомканные рваные листки. Так, надо не забыть Надьку Гарбузову. Куда ее? Хозяйственная баба. Моего пацана не бросила, растит. Атолина посажу… Пусть Совмин кормит. Ореховскому надо что-то дать. Не подвел мужик. Вовка Коноплев… Нашатался по деревням, самогона попил, погоны совали. В помощники его… Не забыть бы кого-нибудь. Так, Надька Ермакова из шкловской сберкассы. Часто к ней после баньки захаживал… Надо что-то придумать для нее. Инка Дробышевская. Баба грамотная. Понятливая… знают про их отношения, да хрен с ними. Не он один к ней в гостиничный номер захаживал. Правда, пьет, но стакан держит. Все болезни изнутри знает. Надо здравоохранение ей поручить. Ванька Титенков. Этот может… В стране все бесхозное. Надо переписать и заинвентаризировать. Лучше Вани с этим никто не справится. Ему Синицын рассказывал, как Ванька из кассы фонда «Наследие Чернобыля» растворил 400 тысяч долларов. Да так, что концов найти никто не может. А какой он Президент без своих денег? Ментов: Малумова, Корпиевича, Сазонова трудоустроить надо.