В коридорах больницы стоял удушающий запах нашатыря, еще какой-то отравы. Человек в длинном пальто и широкополой шляпе постучался в кабинет, на котором висела табличка: «Начмед Сакадынец О.С.».
      – Ну и смердит у вас, батенька…
      – А вы, собственно, кто?
      Человек молча протянул красную книжицу.
      – Понятно, а пахнет у нас обычно, больницей.
      – Но у вас же не совсем обычная… Больница непривычная… Вот с этим связано, – опер покрутил пальцем у виска.
      Врач рассмеялся:
      – Ни один человек не должен зарекаться от посещения нас… Даже самые великие состояли на учете в подобных заведениях… Иногда сам думаю, не стать ли пациентом. Может, в жизни все наладится… Итак, что привело вас к нам? Вообще-то люди из вашей конторы частенько нас навещают.
      – А что делать? Такая работа, – вздохнул гость, поглядывая на полупустой стакан, стоящий на столе. – Тут тайны человеческого мозга. Не всегда нормального. А кто вообще может определить – кто нормальный, а кто нет? Вон, возьми любого великого, я повторюсь – или шизик, или отпетый идиот…
      – Это уж точно, – согласился врач. – Да и среди не слишком великих и даже совсем маленьких полно идиотов.
      – Интересует меня одна история болезни… Если, конечно, она у вас имеется. Мужичок уж больно активный. То Генеральному прокурору СССР настрочит на все районное руководство, то в КГБ писульку пришлет, кого в районе надо брать, то на работу к нам просится…
      – Посмотреть – дело несложное. Фамилия, имя, отчество?
      – Лукашенко Александр Григорьевич. Вот карточка со всеми данными.
      – Сейчас запросим историю болезни.
      Через несколько минут в руках у опера оказалась тощая папка.
      Не очень богато, но то, что вам надо, вы здесь найдете. Мозаичная психопатия. Наблюдались припадки эпилепсии, садистские наклонности. Во всех окружающих видит врагов.
      – А садистские наклонности в чем проявлялись?
      – В детстве любил душить кошек.
      – М-да… Я ведь не случайно зашел к вам. Он написал генеральному прокурору СССР, что школьный сторож пьет и сожительствует с завучихой. А дядька Рыгор ворует с фермы силос…
      Опер раскрыл папку. Внимательно посмотрел на врача, спросил:
      – И как вы нашли такого пациента?
      – Давно уже… После окончания пединститута явился к первому секретарю обкома партии и стал требовать назначить его директором совхоза… Мы заинтересовались пациентом и сделали запросы в пединститут, по месту жительства и работы… Изъяли амбулаторную карту из детской больницы. Выяснилось, что Лукашенко в детстве страдал садистскими наклонностями, был комиссован из армии по статье 76, с тем же диагнозом – с должности замполита в/ч 04104. Больные с таким диагнозом имеют крайнюю склонность к манипулированию окружающими, лживости. Они склонны к сверхценным идеям, как кажется им, отличаются подозрительностью и события вокруг себя оценивают как заговор. Обычно у таких больных отсутствуют близкие друзья, они не способны поддерживать нормальные долгие взаимоотношения с людьми. Эти же факторы побуждают к постоянной смене половых партнеров. Мы, врачи, считаем, что эти люди входят в так называемую группу риска, из них вырастают маньяки…
      Опер устало взглянул на врача:
      – Да, для школы КГБ он явно не подходит. Но использовать кое в чем можно…
      Врач вздохнул:
      – Если уж такие ущербные пользу приносить будут, то наши больницы на каждом углу строить придется. А вообще-то давайте я позову врача, который вашего парня обследовал.
      – Я не против… – сказал опер.
      Врач позвонил по телефону.
      – Федор Степанович, зайдите ко мне… Только очень срочно…
      – Иду…
      Молодой паренек вошел в кабинет.
      – Тут вашим пациентом интересуются, вы вели его амбулаторно.
      – А чего там интересоваться?! Два раза пытался повеситься в Шкловской тюрьме. Когда учился в институте, проверял все тумбочки на наличие спиртного, девок вылавливал, фамилии записывал. Гипертрофированное правдолюбие. Стучал, куда только мог. Извините за научный язык, у него злокачественный нарциссизм, плюс комплекс неполноценности, плюс синдром «сверхценных» идей… Одним словом – весь набор психических отклонений, которые мы квалифицируем как мозаичную психопатию. Такой человек может всю жизнь прожить рядом с вами и, кроме замкнутости, агрессивности и чудачеств, не будет ничем отличаться от других. Главное, не спровоцировать в нем развитие этих негативных качеств. Но если такой человек получает возможность принимать решения и подчинять себе других, в этом случае он начинает представлять огромную опасность для окружающих… Хорошо, если это семья, плохо, когда деревня или целый город…

 
      Все знали его сиплый голос. Как-то подбежал в своем самопальном костюме, с зачесом слева направо через всю голову, усыпанный перхотью, к премьеру Вячеславу Кебичу, протянул руку:
      – Депутат Лукашенко. Помните такого, Вячеслав Францевич? Рад приветствовать…
      Кебич рассмеялся:
      – Тот самый, который подписи на всех и про все собирает?
      – Работаем, Вячеслав Францевич. Народ избрал, надо работать…
      – Ну, работай, работай… Молодец, что против частной собственности на землю выступаешь… Нашу партийную линию держишь. Не можем мы матушку-землю раздавать кому угодно.
      И, хитро прищурившись, спросил:
      – А себе надельчик не прихватил?
      – Да вы что, я за народ радею. Сам гол как сокол. Хотел взять землю, да отказался. А чего вы задаете этот вопрос? Я и на сессии об этом сказал.
      – Ты там разберись… Мне говорили помощники, что кто-то из района мне звонил. Вроде бы землеуправ. Будто бы есть у тебя немалый надел земли…
      Кебич ушел.
      Он побежал к телефону, набрал номер районного землеуправа Гордеева.
      – У тебя что, крыша поехала? Премьерам звонишь…
      – Так напишите письменный отказ от земли. Сам ваше выступление слышал.
      – А я от нее не собираюсь отказываться. Мои сыновья растут, уже самостоятельно землю обрабатывать могут, деньги мозолями зарабатывать.
      Гордеев удивился:
      – Как вас понимать? В микрофон на всю республику одно, а мне – совсем другое? Где же ваша совесть?
      Его это рассмешило:
      – Где была совесть, там х… вырос.

 
      Как-то в коридоре опять столкнулся с Кебичем. Рядом, чуть в отдалении, брел Заметалин, его будущий помощник в главных делах.
      – О, знакомые все лица! – сказал Кебич. – Как идет работа на благо народа?
      – Нормально. Только вот трудности житейские заели…
      – Какие? Я ж сказал, заходите… Особенно после ваших умеренных выступлений…
      – Поездки в колхоз, машина добита…
      – Так это же мелочи. Все решим. Есть такой гараж Совмина. Можете там обслуживаться.
      – А если бы ее приватизировать?
      Кебич взглянул на Заметалина. Тот был непроницаем.
      – Поможем. Пишите бумагу. Обещаю, что рассмотрим оперативно.
 

* * *

 
      С утра премьер был мрачен: перед глазами лежала «Народная газета». Опять эти публикации… Набрал Данилова, потом бросил трубку…
      Вызвал секретаря:
      – Пригласите Данилова, Костикова, Заметалина, Драговца, Козлова… Срочно!
      Вскоре все собрались в кабинете.
      – Считайте, что это узкое заседание Совмина… Газетку сегодня читали?
      Кто-то кивнул головой, кто-то робко пожал плечами.
      – Смотрите до чего дошли! Мы дали им демократию, свободу слова, а тут что творится? Объявляют новый номенклатурный переворот, после запрета компартии, всех нас выворачивают наизнанку… Уже до моей жены добрались. Якобы украла из госбюджета чуть не три миллиона долларов…
      Он обвел глазами присутствующих:
      – Все мы знаем друг друга. Мы не с улицы сюда собрались. Мы, надеюсь, едины. В Москве Ельцин развалил номенклатуру. Она уже из нескольких кланов состоит: либераты, демократы, партократы… У нас такого, слава богу, нет. Не наша вина, что все рухнуло и мы не в великой стране, а черт знает где…
      – Но за этим кабинетом большое пространство, – поднял голову Данилов. Он всегда говорит так, что не поймешь, о чем речь.
      Кебич спросил:
      – Что ты имеешь в виду?
      – Многие ушли в бизнес… Фирмы, банки, предприятия… И в основном это тоже не люди с улицы, а из наших рядов.
      – Так им, что ли, запретить?
      – Да нет, пускай работают и удар на себя принимают. А эти, так называемые демократы, националисты Позняки, пускай воют. Слово «коррупция» у всех сидит в голове…
      – Я не знаю, о чем вы говорите, Геннадий Ильич,– поднял голову Заметалин. – Но мы должны управлять этим процессом… Общественное мнение имеет силу, и мы должны направлять его в нужную сторону…
      – И каким же это образом?
      – А почему бы не создать комиссию в Верховном Совете по коррупции? Пусть она разберется со всеми фактами, доложит народу, что и как есть на самом деле…
      Кебич обвел глазами присутствующих.
      – Но как создать нужную комиссию при Шушкевиче? Тоже ведь из себя демократа корчит.
      – Можно, Вячеслав Францевич,– сказал Козлов.– Мы ж смогли создать правительственную фракцию «Беларусь». И комиссию тоже создадим. Я могу переговорить с Мариничем. Человек он наш. Проверенный на разных постах. Что скажем, то и будет делать.
      – Только это надо делать сейчас, – подвел черту Кебич.– Завтра может быть поздно. Шушкевичу ни слова…
      – Там есть и другие неплохие депутаты, – вставил слово Заметалин,– так что надо серьезно подумать…
      – Вот и думайте, я вас для этого пригласил. Мы должны сказать всю правду народу. Она должна исходить от наших депутатов, еще раз повторяю,– наших, а не от крикунов из оппозиции.

 
      Евгений Максимович ехал в кабинет на Лубянке прямо из ресторана «Арагви». Хотелось остаться среди друзей, но ждали дела. Доклад по Беларуси. Очень важный доклад. Они уже проиграли Азербайджан и его родную Грузию. Сейчас они могут потерять Беларусь. Этого допустить нельзя. Славянский народ, выход на западные рубежи. Ошибается Борис Николаевич, ошибается Черномырдин. Их ставка на Вячеслава Кебича. Он тоже хорошо знал его. Толковый мужик. Директор завода, первый горкома, премьер. Но сегодня, на его взгляд, это отыгранная карта. К власти могут прийти националисты. В фаворе Народный фронт, прочая оппозиция. К тому же Кебич непопулярен. Масса ошибок, компромата, правда, не крупного, но все равно… На фоне разгона компартии его причастность к прежней власти – немалая проблема… Он хорошо помнит, как белорусские националисты затеяли референдум. Тогда им это не удалось. Сейчас они готовятся к новому броску, раскручивают антикоррупционную тему. Необходимо во что бы то ни стало лишить их инициативы. Недавно его ознакомили с последними социологическими опросами, проведенными в разных областях Беларуси. Люди устали от безвластия. Им надо что-то предложить…
      Примаков уселся в жесткое кресло, поднял голову. Прямо на него смотрел Борис Николаевич. Взгляд, жесткий, чуб зачесан веером. Вспомнилось недавнее выступление Ельцина: «Берите суверенитета сколько хотите, сколько проглотите…». «Самодержец…» —зло подумал Примаков и нажал кнопку звонка.
      Вошел заместитель. Положил папку на стол. Надпись: «Беларусь».
      – Не надо папок, докладывайте устно…
      – Ситуация в дружественной нам Беларуси крайне тяжелая. Руководство страны ее не контролирует. Все большее значение и вес приобретают сепаратистские группы во главе с руководителями националистического белорусского Народного фронта. В так называемой независимой прессе продолжается шельмование управленческих кадров, внушается мысль, что во всем виновата Россия, Кремль. Демагогически используются обвинения в коррупции, отсутствие стабильности в обществе, рост преступности…
      – Все понятно. Можете не продолжать. Меня интересует, что делается нашими структурами в рамках операции «Зонт».
      Заместитель приблизился к столу.
      – Наша белорусская президентура направила усилия на внедрение агентов в политические организации, независимые газеты. В Верховном Совете была создана проправительственная группировка «Беларусь» через нашего агента по кличке «Король». Председателю Верховного Совета Шушкевичу была организована встреча с бывшим полковником КГБ Демидовым, на которой было представлено архивное дело Шушкевича и досье о его участии в вербовках и курировании подозреваемого в убийстве Президента США Кеннеди Ли Харви Освальда. В ходе этой встречи было настоятельно рекомендовано Шушкевичу дистанцироваться от белорусских националистов, занять более мягкую позицию к властям. В результате этой беседы напряжение в отношениях между председателем Верховного Совета Шушкевичем и премьер-министром Кебичем снято. Совместно с госсекретарем Даниловым разработаны несколько оперативных мероприятий. В связи с тем, что Верховный Совет на своем заседании принял решение о создании антикоррупционной комиссии, мы подготовили своего человека на пост председателя.
      – Спасибо за доклад. Все четко и ясно. Но вы должны понять, что Кебич – человек вчерашнего дня. Несмотря ни на что мы должны искать другого кандидата. Этот человек не должен быть отягощен клановыми, национальными, семейными, моральными обязательствами. Словом, он должен быть мерзавцем – но нашим мерзавцем.
      – Сейчас мы разрабатываем одного такого. Простой, говорливый, долгое время был осведомителем местных органов. Надо его пригласить в Москву. Присмотреться, поговорить по душам. А вдруг нам подойдет, чем черт не шутит? Сидит же Жириновский у нас в Москве, дай бог и в Беларуси получится.

 
      В Верховном Совете шум и гам. Ноябрь 1993 года. Создается комиссия по коррупции. В буфетах разливанное море… Сидят депутаты, министры и представители прессы…
      Депутат Скоринин предложил на должность председателя комиссии от имени фракции «Беларусь» Михаила Маринича, депутата, первого зампреда Минского горисполкома.
      Михаил Маринич вышел на трибуну.
      – Благодарю вас за доверие, – сказал он. – Должность мне предлагается ответственная и почетная, но я беру самоотвод… Очень много дел в горисполкоме… Не могу подвести своих сотрудников… Поймите меня правильно… Я беру самоотвод.
      В ложе правительства замешательство.
      Кебич толкнул Данилова:
      – Тебе не кажется, что кто-то невидимый руководит процессом. Не понимаю, что происходит. Ты же сказал, что с Мишей все договорено…
      – Так было все договорено. Я попросил его, и Афанасьевич согласился…
      – Якия будуць прапановы? – задал вопрос Шушкевич.
      – Предлагаю на должность председателя комиссии Евгения Михайловича Глушкевича. Человек с опытом. Принципиальный. В прошлом председатель ревизионной комиссии ЦК ВЛКСМ. От него многим досталось… Взяточникам и казнокрадам. Мы знаем его как принципиального, ответственного человека в нашем Верховном Совете.
      Возражений не прозвучало. Слово взял депутат Глушкевич.
      Оглянувшись на председателя контрольной палаты Верховного Совета Саковича, Глушкевич сказал:
      – Много дел на работе, не разгрести… Еду на проверку по областям.
      Окончание слов Глушкевича потонуло в шуме. Посыпались предложения, фамилии. Один из депутатов вообще сказал:
      – А зачем нам эта комиссия?! Еще один контрольный орган, которых и так до черта…
      Перекрикивая этот шум, слово взял председатель Верховного Совета Шушкевич:
      – Я бачу, што у зале няма згоды… Трэба прымаць рашучыя меры. Я супраць стварэння гэтай камисии. А кали ужо прынята рашэнне Вярхоуным Саветам, я прапаную на гэту пасаду Алаксандра Рыгоравича Лукашенку. Ен заусёды имкнууся на адказную пасаду, некага выкрывау. Няхай сабе и выкрывае далей, кали яму тэта спадабаецца…
      Снова крик и шум в зале.
      – Кого выбираем?! Да он такое наворотит.
      Лукашенко подошел к микрофону.
      – Я оправдаю ваше доверие. Вы узнаете все, всю правду про всех…
      Депутаты, вернувшиеся навеселе из буфета, шумели:
      – Да ладно, пускай идет…
      Голосование. 167 – «за». Решение принято.
 

* * *

 
      Кебич смотрел на зал в растерянности. И обращаясь к стоящему рядом председателю проправительственной фракции Козлову, сказал:
      – Как получилось, что этот горлопан стал председателем комиссии? Мы договаривались о другой кандидатуре.
      Козлов засмеялся:
      – Вячеслав Францевич. Этим человеком мы сможем управлять. Поверьте мне.
      – Плохо ты его знаешь. А я хорошо помню… Он пойдет на любую гадость и грязь…
      –Зал медленно погружался во тьму. Звезда под потолком постепенно угасала. Умолкли уставшие микрофоны… Время как будто остановилось. Никто – ни премьер-министр Кебич, ни его проштрафившиеся министры, ни депутаты, умчавшиеся в буфет, даже не подозревали, что будет завтра… В буфете пили, наливали друг другу, произносили тосты. Им казалось, что каждое их решение судьбоносное. Они не понимали, что безответственность, разбавленная алкоголем, лишала страну будущего. И уже далеко-далеко, помимо их воли, за сотни километров от овального зала, в подмосковном Ясенево, десятки людей, работая без сна, разрабатывали в мелочах операцию под кодовым названием «Зонт»…

 
      Он вбежал в гостиничный номер. Где стакан? Налив вина – залпом выпил. Глянул на себя в зеркало. Старт сделан. Никто его не остановит. Плевал он на своих обидчиков. Лицо точно у дядьки Трофима. Включил телевизор. Заиграла музыка. Больше не надо, никакого спиртного… Нет, еще стакан… Председатель комиссии Верховного Совета… Должность! Пускай навсегда забудут о директоре совхоза.
      Стук в дверь. Он опасливо распахнул ее. Лицо депутата Синицына.
      – Привет, Сашка. Поздравляю. – Пожал руку. – Но сейчас держаться надо… Пройдутся по тебе как следует… И землю вспомнят, и «Волгу» приватизированную, и участие в банке… Не говорю уже о бабах.
      – Херня все это. Они вагонами вывозят, а мы что с тобой? Нищие! Ты со стройки машину досок упер, а я навоза! Мы за народ должны бороться, все вскрыть, все показать, людям глаза открыть!
      – Ну, тебя опять понесло. Кто ж тебе поверит после всего?
      Он схватил Синицына за ворот, притянул к себе:
      – Ты хреново знаешь историю, Ленечка. Один умный человек сказал: «Чем невероятнее ложь, тем больше в нее поверят…». Да вообще плевать на все это, вот стану Президентом… Пойдешь вместе со мной?
      Раскрасневшийся Синицын глянул на него:
      – Куда деваться, конечно, пойду… Только есть одна опасность.
      – Да плевал я на твою опасность… Плевал… Пойдешь, куда тебе деваться. И мне тоже. А теперь отваливай, ко мне гость должен прийти.
      – Понимаю, понимаю, какой… В дверях Синицын столкнулся с пышногрудой женщиной.
      – Может, прибрать у вас, Александр Григорьевич, бельишко поменять?
      – Самое время, самое время, – прорычал он, задыхаясь, и захлопнул за Синицыным дверь.

 
      Какие-то шаги… Вроде бы по траве. Мягкие, неслышные.
      – Вот мы и встретились. Наконец-то…
      Его руки ощущают мягкую шею.
      – Здравствуй, папа… Это я, твой байстрюк.
      Голова выворачивается, дергается…
      Бикфордов шнур. Огонь, ползущий по нему, обжигает пальцы, ладони… Он открывает глаза. Никакого света. Можно опять закрыть их. Кто-то подступает все ближе и ближе… Шаги мягкие, почти неслышные…
      На его лице пот – липкий и пахучий. Наконец-то… Снова мрак, черная завеса перед светом, так и не впустившая его.
      А ведь он ждал этого. Может, всю предшествующую жизнь.
      – Здравствуй, здравствуй, папаша, я так давно тебя жду. Очень давно.
      Пальцы впиваются в мягкую, вздрагивающую плоть.
      – Ты готов или нет? Вы так долго измывались надо мной. Может, целую жизнь или даже больше…
      – Нет, нет, все, что происходит с тобой – ненормально. Взгляни на себя со стороны… Без этого ничего не случится.
      Его голова скатывается с мокрой подушки.
      – А что произойдет?
      – Ничего, ничего. Просто ты должен уйти. Многие должны уйти, иначе не буду жить я. Так предрешено. Не мной, не тобой…
      – А кем же?
      – Я не знаю его имени. Я ничего не знаю…
      – Может быть, знаем мы?
      – И вы ничего не знаете… Мы временные тут, мы только думаем, что все понимаем.
      Снова перед ним проплыла безликая тень. В очертании мрака, давящей тяжести.
      – Я с тобой. Действуй решительнее, прямее. Ты ничего не потеряешь. Жизни нет. Это придумка, ложь…
      Он начал сдавливать горло или еще что-то трепещущее.
      – Ты так не можешь… Мы друзья. Мы породили тебя на свет. Ты клялся…
      Голос хрипел.
      – И я не могу иначе, не могу, поймите вы… Меня всю жизнь душили, вы представить не можете как… Душили и избивали. Все вы… Своими руками. Вы выдавливали мне глаза, лишали слуха и разума.
      – Почему ты такой?
      Он очнулся. Сердце вырывалось из груди. Нина ушла? Была она или нет? Кого он душил на самом деле? Это был сон? Или явь? Он принялся хватать простыни, подушки, все вокруг себя… Слава богу, никого нет. Значит – сон. Перевернулся на спину. Светало. Горло сводило от тошноты. Он вскочил, взял стакан, налил холодной воды, проглотил таблетку галопередола.
      Сейчас все пройдет, сейчас… Все нормально. Он председатель комиссии. Все произошло на самом деле. Он никого не задушил. Постель пуста. Он есть, он жив. Все, чего он так хотел, существует на самом деле…

 
      Кебич неуверенной походкой вошел в кабинет Данилова.
      – Ну что, вы и сейчас уверены в победе?
      – А как же, Вячеслав Францевич. Мы уверены до последнего.
      – А это кто? – Кебич вытаращил глаза. – Какие-то генералы. Не знаю таких…
      Данилов вскочил из-за стола.
      – Вчера этим парням вы присвоили звания…
      – Да на хрен им звания, когда нас уже нет…
      Данилов слегка побледнел:
      – Присаживайтесь, Вячеслав Францевич…
      Он налил рюмку.
      Кебич захохотал, зрачки его с красными прожилками дико завращались.
      – Ты, Геннадий Ильич, – оптимист. Оптимист… Проиграть вот так, какому-то… Звони в штаб. И не отсюда. Идем ко мне…
      В кабинете Кебича Данилов набрал Мясниковича. Услышал голос:
      – Идет подсчет… Пока все нормально…
      – Я рядом с премьером. Дать ему трубку?
      – Не надо, не надо, Я перезвоню сам. Сам…
      Данилов повесил трубку.
      – Да послал бы ты его на х… Предали нас, предали. Знаю кто, и ты, сука, знаешь… На хрен считать, голоса – мы провалились… Да пусть был бы Шушкевич, сам черт с дьяволом, но этот хомут?! Не ожидал я такого позора. Не ожидал.
      – Вячеслав Францевич, там у меня генералы. Неудобно перед людьми. Пойдем…
      – Да еб… я твоих генералов. Тебя вместе с ними, Мясниковича, Антоновича, Кравченко… Все вы суки. Прости уж, все, кроме тебя, Генка, ты не предашь, я знаю, знаю… А генералов зови сюда… Правда, не тут им надо было быть. Не тут, а на местах. Власть, сила. Одно слово – и нет скота. А он уж отдаст команду, поверь мне, отдаст… Стол накрыт, гуляй, камарилья…

 
      В это время, в ту же самую ночь, горели окна в штабе. В его штабе!
      – Сомнений нет, мы выиграли, выиграли! – Синицын хлопнул по увесистой заднице Федуты. – И хватит жрать, руководство страны должно быть тощим.
      Федута рассмеялся, хватанул бокал сухого вина.
      – И голодным не должно быть… А где предводитель? Его что, количество голосов не интересует?
      Титенков вдруг заговорил:
      – Никаких сомнений… Состоялось. Поздравляю, хлопцы!
      Он налил себе водки:
      – Мать твою, поверить не могу…
      Синицын отставил бокал:
      – Где он, в самом деле? Завтра победный день. Это скотовье глушит водку в кабинете Кебича, в КГБ, в МВД… Последний день Помпеи…
      – Позвони Саше,– вяло сказал Титенков.
      – Не отвечает… Набираю каждую минуту.
      Красное лицо Федуты растянулось в ухмылке:
      – А может, мы уже не в штабе… Может, на хрен мы ему нужны?!

 
      … В кабинет Кебича вошли Мясникович, Драговец, Кравченко. За ними плелись Костиков, Заломай… Данилов вскочил с места:
      – Здравствуйте, товарищи.
      – Результаты неутешительны.
      Кебич хватанул рюмку:
      – А другого я от вас и не ожидал… Шли бы вы все…
      – Надо уйти с честью,– сказал Мясникович. – Всех нас ждет отставка. Нужна речь, толковая речь для народа.
      – Пошел на х… народ и вы вместе с ним,– Кебич вдруг рассмеялся.– Отлично власть отдали. Отлично! Посмешище для всего мира! Говорил мне один генерал. Один способ есть, другого нет. А вы все, мне кажется, в его жопу дули… Но ничего, скоро все узнаем, все!

 
      В кабинете начмеда могилевской психиатрической больницы Сакадынца раздался звонок. Хозяин кабинета, вздрогнув от неожиданности, поднял трубку.
      – Добрый день.
      Он узнал голос Ореховского, начальника облздравотдела. Звонит не часто.
      – Что-то случилось?
      – Тут такое дело, – после некоторой паузы сказал Ореховский, – необходимо срочно изъять из архива карточку одного вашего больного. Изъять и уничтожить как можно быстрее.
      – В чем дело? – Сакадынец силился понять, чего от него добивается Ореховский. – Что значит уничтожить? Это же уголовное дело. Я не имею права это делать. Скажите хотя бы, о ком идет речь?
      – Ты что, не понимаешь, что происходит в стране, – вдруг перешел на крик Ореховский. – Включи телевизор! Открой, дурья голова, любую газету! Какая фамилия тебе еще нужна? Твой пациент амбулаторный без пяти минут Президент. Ты понимаешь, сегодня от нас зависит его авторитет…

 
      Он вышел из «волги». Телохранители поджимали его плечами. Улица Короля, 19 – явочная квартира ФСБ России. В темном костюме навстречу вышел человек:
      – Сюда, сюда, Александр Григорьевич.
      За столом, почти обеденным, но заваленным бумагами, его встретил круглолицый, лет пятидесяти мужчина, тоже в штатском.
      – Поздравляю… Информация уже у Кремле. Вы Президент. Мы не ошиблись в результатах. Кремль не хочет ошибиться в вас.
      Он мгновенно взмок.
      – Спасибо, спасибо…
      – Садитесь,– сказал человек. – Завтра у вас самый тяжелый и ответственный день. Вот список людей, которых следует немедленно назначить на должности. Мы все взвесили и определили. Некоторые из них – временщики, но сегодня они нужны. Они помогут вам мягко войти во власть. Эти люди – опытные аппаратчики, а вам нужно время, чтобы адаптироваться в новом качестве.
      Он заглянул в список: Мясникович, Линг, Антонович, Заметалин…
      – А как же мои обязательства перед теми, кто финансировал мою кампанию? Управление делами, администрация Президента и премьер-министр должны быть их люди.
      – Мы знаем об этом. Выполняйте то, что обещали.
      – А как же я буду работать с этими? – Лукашенко указал на предложенный ему список. – Это же мои враги, как я буду ими управлять?
      – Мы поможем вам, не волнуйтесь. Вам уже известно, что любой человек может стать вашим самым надежным союзником, если вы используете три вещи: имеете на него компромат, покупаете его за деньги, либо держите его в страхе за свою жизнь. Ничего другого история для руководителя страны не придумала. Ознакомьтесь вот с этой папочкой.
      Эмиссар подал ему серую папку.
      – Вы тут прочтете про Мясниковича и его роль в афере с павловским обменом денег. Здесь же расписки Заметалина… В общем, ознакомьтесь – вам будет полезно.
      Кстати, о наших врагах. Поймите, сегодня они ваши, а завтра могут стать врагами, и наоборот. Мы это уже прошли. И вы пройдете. Не сомневайтесь. Весь мир прошел. Деньги вы сами знаете где и сколько. Сейчас можете ехать в штаб. Результаты появятся через несколько минут. Встретимся завтра… Сценарий прихода к власти уже отрабатывается.
      Он вышел из кабинета, сунулся в «Волгу», устало приказал:
      – Поехали…
      Боль клещами сцепила голову. Ноги и руки омертвели.
      – Вам плохо, Александр Григорьевич?– спросил охранник.
      Он усмехнулся:
      – Ты сегодня впервые назвал меня на «вы». Приятно…
      Охранник рассмеялся:
      – Президентов везде называют на вы… Этой ночью вы стали Президентом.
      «Каким Президентом?» – подумал он. Завтра придут и будут диктовать условия. А за него проголосовали живые люди… Живые… Проголосовали с надеждой. Да хрен с ними: будут работать и жить, как жили при царе Горохе, при коммунистах, и при нем также проживут».
      Его, ослабевшего, почти втолкнули в штаб… Навстречу бросился Лебедько:
      – Мы уж не знали, что и думать…
      Федута шаркнул ногой:
      – Приветствуем, господин Президент…
      – Вы, я смотрю, времена даром не теряли?! – он окинул глазами стол.
      – В эту ночь пьют не только победители, но и побежденные… Нам – сам бог велел, – сказал Синицын.
      – Не пить надо, а должности просить. Давайте, просите…
      Он рухнул в кресло. Все! Наконец-то сбылось. Сбылось!

 
      Татьяна вошла в кабинет отца. Бориса Николаевича не было. Она поспешила в комнату отдыха. Тоже нет. Вернулась к секретарю.
      Спросила:
      – Где он?