Он подтянул манжету, снял часы и поднял их вверх.
      - Что случится с этими часами, когда я умру? Знаешь, Констанс сказала, чтобы я выгравировал на них мое имя. Она сказала: "Однажды твой праправнук наденет эти часы, посмотрит на имя, выгравированное сзади на крышке, и будет знать, откуда он родом и кто он есть". И знаешь что? Такого парня никогда не будет.
      - Успокойся, Уолтер, - сказал я ему. - Я поговорю с врачом, и тут же поедем, я отвезу тебя домой.
      - Ты... возвращаешься туда сегодня? На Аллею Квакеров?
      - Останусь с тобой, если хочешь.
      Он сжал губы, потом медленно кивнул.
      - Если тебе это не доставит хлопот.
      - Никаких, Уолтер. Честно говоря, только рад, что есть предлог не возвращаться туда сегодня.
      Мы вышли из госпиталя и пошли через стоянку к моей машине. Уолтер дрожал на вечернем ветру. Я помог ему сесть, а потом мы поехали через пригороды Салема и свернули на юг, в сторону Бостона и Дедхэма. Во время поездки Уолтер почти не говорил, только смотрел через окно на проезжающие автомобили, на дома и деревья. Уже наступала ночь, первая за тридцать восемь лет, которую он проведет не с Констанс. Когда мы приближались к Бостону, огни самолетов, идущих на посадку к аэропорту Логан, казались одинокими, как никогда раньше.
      Дом в Дедхэме принадлежал семье Бедфордов уже четыре поколения, переходя от отца к сыну. Хотя Уолтер и его отец оба работали в Салеме, они оставили себе эту старую резиденцию в Дедхэме только из-за традиции. В течение нескольких лет отец Уолтера снимал также небольшую квартирку недалеко от центра Салема, но Констанс настояла, чтобы Уолтер ежедневно ездил на работу за двадцать пять миль, особенно когда мать Уолтера тайно просветила ее на похоронах своего мужа, что отец Уолтера водил в квартирку в Салеме "бабенок" и что под кроватью была обнаружена огромная гора использованных презервативов.
      Это был большой колониальный дом, стоящий на семи акрах земли. Сорок один акр, вначале принадлежавшие семейству Бедфордов, был распроданы строительным подрядчикам. Белое здание с покатой пятискатной крышей стояло в конце крутой аллеи, обсаженной кленами, и выглядело осенью так живописно, что было трудно поверить, что в этом здании кто-то живет. Помню, какое оно произвело на меня впечатление, когда Джейн впервые привезла меня сюда. Я подумал, что для семьи Бедфордов было бы значительно лучше, если бы в то утро я развернулся и уехал назад, в Сент-Луис, не задерживаясь ни на минуту; тогда их миновали бы те трагедии, какие свалились на них в течение последних нескольких недель, и те ужасы, которые их еще ожидали.
      Я запарковал машину у входных дверей и помог Уолтеру выйти. Он подал мне ключи, а я открыл дверь. В доме было уже тепло: Бедфорды включили центральное отопление накануне вечером, поскольку, выходя из дома, рассчитывали вскоре вернуться. Первое, что я увидел, когда включил свет, были очки Констанс, лежащие на лакированном столике там, где она оставила их менее двадцати четырех часов назад. Я отвернулся и заметил свое собственное перекошенное лицо в круглом позолоченном зеркале. У меня за спиной стоял посеревший, не похожий на себя Уолтер.
      - Дело номер один - это тройное шотландское, - обратился я к Уолтеру. - Садись в гостиной и сними ботинки. Расслабься.
      Уолтер очень старательно повесил свой плащ в шкаф, затем вошел за мной в просторную гостиную с навощенным полом цвета меда, персидскими коврами и традиционной мебелью XIX века. Над большим камином висела картина маслом, изображающая округ Саффолк в давние времена, до появления домиков для уик-энда, строительного треста "XXI век" и массачусетских автострад. На полке над камином стояла коллекция фигурок из дрезденского фарфора, принадлежавшая, несомненно, Констанс.
      - Чувствую себя ужасающе отупевшим, - заявил Уолтер, с трудом усаживаясь в кресло.
      - Ты еще какое-то время будешь отупевшим, - предупредил я его. Затем налил две большие порции виски из тяжелого хрустального графина и вручил одну из них ему. - Это твой мозг защищает тебя от последствий потрясения.
      Уолтер повертел головой.
      - Знаешь, все еще не могу в это поверить. Постоянно думаю о прошедшей ночи, когда появилась Джейн, и мне кажется, что это был какой-то ужас, который я видел по телевизору. Что этого на самом деле не могло быть.
      - Все дело в том, что считать реальностью, - ответил я, садясь напротив него и придвигая кресло немного ближе.
      Уолтер посмотрел на меня.
      - Разве она всегда там будет? Я говорю о Джейн. Разве она всегда будет духом? Разве ей никогда не суждено обрести вечный покой?
      - Уолтер, - сказал я. - Это как раз один из тех вопросов, о которых я хотел бы с тобой поговорить. Но не сейчас. Подождем до завтра.
      - Нет, - запротестовал Уолтер. - Поговорим сейчас. Хочу все это продумать. Хочу об этом думать и думать, пока не измучусь и уже не смогу об этом думать.
      - Ты уверен, что это разумно?
      - Не знаю, но хочу именно этого. Кроме того, к чему мне теперь рассудок? У меня никого нет. Ты понимаешь это? У меня дом с десятью спальнями, но со мной теперь никто не будет жить в этом доме.
      - Допивай, - попросил я его. - Выпьем еще по одной. Мне нужно напиться, чтобы рассказывать об этом.
      Уолтер проглотил виски, вздрогнул и подал мне пустой бокал. Я налил еще, после чего снова сел и начал рассказывать:
      - Судя по тому, что мне известно, есть только один способ обеспечить покой душе Джейн. Но и этот способ не совсем надежен. Я вынужден был в это поверить, хотя чем больше я узнаю, тем более удивительным мне все это кажется. Наверно я лишь потому все еще верю в это, что в то же поверили еще четыре человека: трое моих знакомых из музея Пибоди и их приятельница.
      Сегодня утром мы поехали в Тьюсбери и разговаривали с мистером Дугласом Эвелитом. Знаешь мистера Эвелита? Ну, наверно, по крайней мере слышал. Мистер Эвелит исследует метафизические явления, происходящие в Салеме и Грейнитхед. Он согласен с нами, что самой вероятной причиной их всех - например, появления духов Джейн и мистера Эдгара Саймонса является... что-то, что лежит на дне моря, в корпусе старого корабля, затонувшего неподалеку от побережья Грейнитхед. В остове корабля под названием "Дэвид Дарк".
      - Не понимаю, - заявил Уолтер.
      - Я тоже не понимаю всего этого до конца. Но вроде бы в трюме этого корабля находится какой-то гигантский скелет, который был привезен в Салем из Мексики в тысяча шестьсот восемьдесят каком-то году. Этот скелет какой-то демон, которого зовут... сейчас, у меня записано... Микцанцикатли, владыка Митклампы, Страны Мертвых. Якобы именно мощь Микцанцикатли - причина всех тех беспорядков, которые привели к процессам ведьм в Салеме. И хотя демон лежит сейчас на дне моря, под толстым слоем ила, он все еще влияет на умерших из Грейнитхед и не позволяет им уйти на вечный покой.
      Уолтер вытаращился на меня так, будто совсем спятил. Однако я знал, что смогу убедить его и себя в действительной угрозе со стороны Микцанцикатли только если и дальше буду говорить спокойно, логично объясняя, что нам следует сделать.
      - Нужно найти "Дэвида Дарка", - продолжал я. - Потом, когда мы его найдем, мы должны поднять его на поверхность, извлечь медный ящик, содержащий скелет, и отвезти его в Тьюсбери, где им займется старый Эвелит.
      - Что же такое он может, чего не могут другие? - заинтересовался Уолтер.
      - Он не пожелал нам этого сказать. Но настойчиво отговаривал нас пытаться самим добраться до демона.
      - Демон, - повторил Уолтер скептически, а потом посмотрел на меня сузившимися глазами. - Ты на самом деле веришь, что это демон?
      - "Демон" звучит действительно немного несовременно, - признался я. В наши времена мы назвали бы его "парапсихическим артефактом". Но чем бы это ни было и как бы мы его ни назвали, остается фактом, что "Дэвид Дарк", вероятнее всего, является источником какой-то исключительно сильной сверхъестественной активности, и что мы должны поднять этот корабль, чтобы выяснить, что это такое и как его можно обуздать или прекратить.
      Уолтер ничего не ответил, только допил второй бокал виски и откинулся на спинку кресла, вымотанный, ошеломленный и полупьяный. Наверно, не следовало давать ему спиртное, когда он находился под действием наркотиков, но, по-моему, Уолтеру сейчас было просто необходимо забвение. Я сказал самым убедительным тоном, на какой только был способен:
      - Даже если корабль вообще не является тем, чем мы его считаем, достать его из моря будет очень выгодным предприятием. Я имею в виду разного рода археологические трофеи, а также сувениры, показ по телевидению и так далее. К тому же можно после реставрации выставить корабль на обозрение и получать постоянный доход с входных билетов.
      - Хочешь, чтобы я это финансировал, - догадался Уолтер.
      - "Дэвида Дарка" нельзя поднять без денег.
      - Сколько?
      - Эдвард Уордвелл... один из сотрудников Музея Пибоди... оценивает сумму в пять-шесть миллионов...
      - Пять-шесть миллионов? Откуда, к дьяволу, я должен взять их?
      - Не преувеличивай, Уолтер, большая часть твоих клиентов - люди деловые. Если ты уговоришь двадцать-тридцать человек вложиться на паях в "Дэвида Дарка", каждый выложит всего по сто пятьдесят тысяч. К тому же они примут участие в престижном предприятии спасения исторического памятника, ну, и вся эта сумма будет свободна от налога.
      - Я не могу никого уговаривать выбрасывал деньги на спасение трехсотлетнего корабля, которого там может вообще не быть.
      - Уолтер, ты должен это сделать. Если откажешь, душа Джейн и души сотен других людей будут приговорены к вечным скитаниям и никогда не узнают покоя. Последние случаи безошибочно указывают на то, что мощь Микцанцикатли растет. Дуглас Эвелит считает, что медный ящик, в котором демон находится уже века, начал корродировать. Говоря прямо, мы должны добраться до Микцанцикатли до того, как Микцанцикатли доберется до нас.
      - Извини, Джон, - сказал Уолтер. - Ничего подобного не будет. Если бы кто-то из моих клиентов узнал, почему я предлагаю ему вложить сто пятьдесят тысяч в спасательную операцию, если кто-то начнет подозревать, что я делаю это из-за духов... ну, это был бы конец моей репутации, в этом нет сомнения. Извини.
      - Уолтер, прошу ради блага твоей же дочери. Разве ты не понимаешь, через что она должна пройти? Разве ты не понимаешь, что она при этом чувствует?
      - Не могу, - ответил Уолтер. Потом он добавил: - Я подумаю об этом до завтра, хорошо? Сейчас я еле могу собраться с мыслями.
      - Лады, - сказал я более мягким тоном. - Я провожу тебя до постели, хорошо?
      - Я посижу здесь еще немного. Но ты, если хочешь лечь, не жди меня. Наверняка и ты тоже измучен.
      - Измучен? - повторил я. Я сам не знал, измучен ли я. - Пожалуй, скорее перепуган.
      - Ну что ж, - буркнул Уолтер. Он протянул руку и пожал мою. Впервые я почувствовал, что мы близки друг другу, как тесть и зять, хотя оба потеряли все, что должно было нас связывать. - Я должен тебе кое в чем признаться, - сказал Уолтер. - Я тоже перепуган.
      23
      Понедельник я провел в лавке, хотя дела шли не блестяще. Я продал корабль в бутылке и комплект гравюр, представляющих розу ветров, выполненный в 1830 году Теодором Лоуренсом, но чтобы считать день нормальным, мне надо было бы продать еще хотя бы несколько носовых фигур и пару корабельных орудий. Во время перерыва на ленч я направился в "Бисквит" и поболтал с Лаурой.
      - Ты сегодня не особенно хорошо выглядишь, - сказала она. - Что-то случилось?
      - Моя теща умерла во время уик-энда.
      - Но ты ведь ее страшно не любил.
      - Я всегда восхищаюсь твоим тактом, - хрипло парировал я, может, немного слишком язвительно.
      - В этом заведении не подают такта, - ответила Лаура. - Только кофе, пирожные и сухие факты. Она что, болела?
      - Кто?
      - Твоя теща.
      - О, гм... с ней случилось несчастье.
      Лаура посмотрела на меня, слегка склонив голову к плечу.
      - Ты нервничаешь, верно? - спросила она. - Вижу, что ты нервничаешь. Извини. Ты всегда говорил о своей теще так... что я не поняла. Слушай, я на самом деле извиняюсь.
      Я смог выдавить улыбку.
      - Тебе не надо извиняться. Я измучен, это все. В последнее время у меня одни неприятности, и к тому же я постоянно не высыпаюсь...
      - Знаю, что я сделаю, - заявила Лаура. - Зайди ко мне сегодня вечером. Приготовлю тебе особое итальянские блюдо. Ты любишь итальянскую кухню?
      - Лаура, это ни к чему. Со мной же ничего не случилось.
      - Так ты хочешь заглянуть ко мне или нет? И надеюсь, что ты принесешь какое-нибудь вино.
      Я поднял обе руки вверх.
      - Лады. Сдаюсь. Приду с удовольствием. Во сколько?
      - Ровно в восемь. Может, я не буду очень голодна в восемь-ноль-ноль, но в восемь-ноль-пять я точно буду умирать с голоду.
      - Даже работая здесь?
      - Брат, когда съешь одно пирожное, это все равно что съел все.
      Послеобеденное время в лавке тянулось неимоверно долго. Солнечный свет продвигался по стене, освещая корабельные хронометры, бронзовые якоря и картины парусников. Я пытался дозвониться до Эдварда в музей, но мне сказали, что он ушел на лекцию. Потом я позвонил Джилли, но она была занята в салоне и сказала, что подаст признак жизни позже. Я даже позвонил матери в Сент-Луис, но никто не поднял трубку. Я уселся за столик и стал читать журнал о строительстве, который мне этим утром подсунули под двери лавки. У меня было такое впечатление, что я совершенно один на какой-то далекой и чужой планете.
      В пять часов, заперев лавку, я направился в бар "Харбор Лайт", сел там один в угловой кабине и выпил две порции шотландского. Сам не знаю, зачем я пил, наверно, по привычке. У меня был такой клубок мыслей в голове, что я никак не мог напиться, только тупел и злился. Я как раз думал, а не глотнуть ли еще на посошок, прежде чем я сяду в машину, когда рядом с моей кабиной прошла какая-то девушка в коричневом широком платье. Прежде чем она исчезла, она обернулась и посмотрела на меня. Невольно я нервно вздрогнул, как человек, неожиданно разбуженный от сладкого сна. Я мог бы поклясться, что это была та самая девушка, которую я видел на шоссе в Грейнитхед в ту ночь, когда миссис Саймонс отвозила меня домой. Та же самая, которая наблюдала за мной в баре Реда в Салеме. Я вылетел из кабины, ударившись бедром о прикрепленный к полу столик, но прежде чем я добрался до двери, девушка уже исчезла.
      - Вы видели девушку, которая только что прошла? - спросил я Реда Санборна, стоявшего за стойкой. - Одета в коричневый широкий плащ, очень бледное лицо, но приятное.
      Ред, вытряхивая шейкер, состроил соболезнующую мину. Но Грейс, одна из кельнерш, сказала:
      - Высокая девушка, да? Вернее, довольно высокая. Темные волосы и глаза и бледное лицо?
      - Вы тоже ее видели?
      - Конечно, видела. Она вышла из одной из комнат, и я не могла понять, как она туда попала. Я не видела, как она входила, и она ничего не заказывала.
      - Наверно, хиппи, - заметил Ред. Для Реда любая девушка, которая не носила уродливые блузки и подметающие пол юбки, ходившая в туфлях на высоком каблуке и не читавшая "Редбук", была хиппи. - Видимо, дело идет к лету. Первая хиппи в этом году.
      При обычных обстоятельствах я намылил бы шею Реду за неверное и чрезмерно частое употребление слова "хиппи", но этим вечером я был слишком взволнован и обеспокоен. Если влияние демона, погруженного в воды пролива Грейнитхед, растет с каждой минутой, то как знать, кто из окружающих меня людей служит ему? Может, эта девушка была призраком, более материальным, чем другие? Может, и другие люди, которых я не подозревал, тоже были призраками: может, Ред был призраком, и Лаура, и Джордж Маркхем. Откуда же мне знать, кто упырь, а кто обычный человек? Предположим, Микцанцикатли уже захватил их всех? Я чувствовал себя как врач из кинофильма "Вторжение похитителей тел", который не знал, кто из его родственников и друзей пришелец космоса.
      Я вышел из бара "Харбор Лайт" и направился к своей машине, запаркованной посреди площади. Под дворником на переднем стекле торчал кусок бумаги, на котором было намалевано губной помадой: "Ровно в 8:00. Не забудь. Л." Я сел в машину и поехал от центра, направившись в сторону Холма Квакеров. Я хотел проверить, все ли в порядке дома, и купить какое-нибудь вино в магазине в Грейнитхед.
      Дом ждал меня у выезда из Аллеи Квакеров. Он казался мне старым и покинутым, более заброшенным, чем когда-либо. До сих пор я еще не исправил ставень на втором этаже, и когда я вылез из машины, он приветствовал меня протяжным скрипом. Я подошел к главным дверям и вынул ключ. Я почти ожидал услышать знакомый шепот: "Джон?", но вокруг царила тишина, было слышно лишь меланхолическое бурчание океана и шелест листьев живой изгороди.
      Внутри дома было очень холодно и чувствовалась сырость. Напольные часы в холле встали - я забыл их завести. Я вошел в гостиную и довольно долго стоял, желая услышать шепот, шум, звуки шагов, но здесь царила тишина. Может, Джейн перестала посещать этот дом с тех пор как убедилась, что ей нельзя забрать меня в Страну Мертвых. Может, вчера я видел ее в последний раз. Я вошел в кухню и проверил холодильник, чтобы узнать, не испортились ли продукты, но не нашел ни зеленой плесени на сосисках, ни содержимого взорвавшихся консервных банок на стенках. Я вынул минеральную воду "Перье" и сделал четыре или пять больших глотков прямо из бутылки. Потом скривился, ощутив холод во рту и движение пузырьков газа, почти вечность ползущих по моему пищеводу.
      Я возвратился в гостиную, чтобы разжечь огонь, когда мне почудилось, что наверху что-то скрипнуло. Я застыл в холле и прислушался. Звук не повторился, но я был уверен, что в одной из спален кто-то есть. Я взял со стола зонтик и начал подниматься по темным ступеням. На середине пути я задержался, крепко сжимая остроконечный зонтик. Невольно я дышал все громче и чаще.
      Я сказал себе: не паникуй. Знаешь же, что Джейн уже не имеет над тобой никакой власти. Ты встретил орду духов на Кладбище Над Водой, но ты все еще жив и в своем уме. Там, наверху, тебя вряд ли ждет что-то худшее. Тебе наверняка не грозит большая опасность.
      Однако тишина пугала меня больше, чем скрип качелей, больше, чем шепот и неожиданный холод. В этом доме никогда не бывало совершенно тихо. Старые дома обычно скрипят и трещат, как будто двигаются во сне. В них никогда не бывает такой тишины, такой абсолютной тишины, какая теперь воцарилась в моем доме.
      Я добрался до верхней ступеньки лестницы и прошел по темному коридору к последней спальне. Ни звука, ни шепота, ни шороха шагов. Я осторожно, через щель, сунул руку в комнату, зажег свет и потом пинком открыл дверь. Спальня была пуста. Я увидел только раскрашенный сосновый стол и узкую кровать, прикрытую обычным домотканым покрывалом. На стене напротив висела вышивка с надписью: "ЛЮБИ ГОСПОДА СВОЕГО". Я огляделся, инстинктивно поднял зонтик, как копье, а затем потушил свет и закрыл за собой дверь.
      Она ждала меня на лестничной площадке, в резком свете корабельного фонаря, который я притащил из лавки. Джейн, совершенно как живая. На этот раз она не мигала как древняя кинопленка, она была совершенно материальна. Ее причесанные волосы блестели в свете фонаря, а лицо, хотя и бледное, выглядело так же естественно, как и в утро перед ее гибелью. На ней была простая белая перкалевая ночная рубашка до пола, обтягивающая пышные бедра. Руки Джейн скромно держала сплетенными перед собой. Только глаза выдавали что-то неестественное: они были черные и глубокие, как озера смолы, где человек легко мог утонуть вместе со всем багажом своих убеждений и принципов.
      - Джон, - заговорила она где-то в моей голове, не шевеля губами. - Я вернулась к тебе, Джон.
      Я стоял неподвижно и чувствовал, как мороз пробегает по моей спине от ее вида и от звука ее голоса. Она уже достаточно меня перепугала, когда казалась голографической проекцией. Но теперь она стояла передо мной как живая, и мне казалось, что я медленно схожу с ума. Каким чудом возникла эта иллюзия?! Каким чудом ей удавалось выглядеть так естественно, а ее пышным бедрам - так возбуждать меня, если она была мертва? Тело Джейн было раздавлено и изуродовано, однако она стояла передо мной - самое печальное из моих воспоминаний, вернувшееся к жизни и вызывающее такую причудливую смесь желания ее и страха перед ней.
      Однако самым худшим было то, что мощь Микцанцикатли, по-видимому, росла с каждым днем, раз он мог вернуть сюда Джейн в столь материальном виде. Какого рода энергия и сила были использованы, чтобы ее дух стал материальным, - об этом я мог только догадываться. Время от времени мне казалось, что Джейн слегка колышется, как будто я вижу ее сквозь слой воды, но все равно она была вполне земной желанной женщиной, которая легонько улыбалась, как будто представляла все те прошедшие дни головокружительных восторгов оргазма, которые уже никогда не вернутся.
      Она вернулась ко мне. Но на этот раз она не хотела дать мне тепло, смех и радость. На этот раз она принесла мне смерть в ее самом ужасном виде.
      - Джейн, - сказал я дрожащим голосом. - Джейн, я хочу, чтобы ты ушла. Тебе нельзя сюда возвращаться, никогда.
      - Но это же мой дом. Я всегда в нем жила.
      - Но ты мертва, Джейн. Я хочу, чтобы ты ушла. Не возвращайся сюда больше. Ты уже не та самая Джейн, которую я знал и так хотел.
      - Но это же мой дом.
      - Это дом для живых, а не для пародий на живых, восставших из гроба.
      - Джон... - прошептала она с волнением в голосе. - Как ты можешь так говорить?
      - Могу, ведь ты уже не Джейн, и я хочу, чтобы ты ушла. Уходи отсюда и оставь меня в покое. Я любил и желал тебя, когда ты была жива, но теперь я уже не люблю тебя.
      Постепенно тонкие черты лица Джейн начали изменяться. Я увидел лицо миссис Саймонс, искаженное ужасной болью, которое через секунду расплылось и исчезло. Я увидел лица других женщин и мужчин, просвечивающие через черты Джейн, как будто она не могла решить, какой ей принять вид. Я увидел недавно умершую Констанс и миссис Гулт, и множество иных лиц, и все они выражали муку умирания.
      - Они все здесь, - проговорил глубокий булькающий голос. - Все их лица, все их тела. Они все здесь, и все принадлежат мне.
      - Кто ты? - спросил я. Потом я подошел ближе и крикнул этому чудовищу. - Кто ты такой?
      Чудовище рассмеялось целой гаммой смехов, а потом знакомый мягкий голос сказал:
      - Это я, Джейн. Ты не узнаешь меня?
      - Ты не Джейн.
      - Джон, любимый, как ты можешь так говорить? Что ты выдумываешь?
      - Не приближайся ко мне, - предупредил я. - Ты мертва, так что не приближайся.
      - Мертва, Джон? А что ты знаешь о смерти?
      - Знаю достаточно, чтобы выбросить тебя из этого дома.
      - Но я же твоя жена, Джон. Мое место здесь. Мое место - быть с тобой. Посмотри, Джон, - она гордо показала на безобразно торчащий живот. - У меня будет от тебя ребенок.
      В этот момент я был близок к истерике. Я чувствовал, как мой рассудок затуманивается, отказываясь принимать информацию, которую ему доставляли мои уши и глаза. Твоя жена и сын мертвы, - настаивал рассудок. Это невозможно. Все, что ты видишь и слышишь, обман. Это невозможно.
      - Чего ты хочешь? - спросил я. - Скажи мне, чего ты хочешь, и после этого уходи, оставь меня в покое.
      Джейн улыбнулась мне почти сладострастно, но в ее глазах все еще была ужасная пустота, а когда она заговорила, то ее голос звучал жестко и скрипуче - голос старухи, а не молодой женщины, которой нет еще и тридцати.
      - Здесь, внизу, очень холодно... холодно и одиноко... как в тюрьме... королевство без подданных и без трона...
      - Это значит под водой... в трюме "Дэвида Дарка"? - спросил я ее.
      Она кивнула, и мне тут же показалось, что я заметил на мгновение слабенький проблеск голубого света в ее глазах.
      - Я так и думала, что ты поймешь, - сказала она. - Я знала с самого начала, что найду в тебе союзника...
      - Я собираюсь спасти "Дэвида Дарка", если дело в этом.
      - Корабль? Корабль не важен. Нужно спасти то, что находится в трюме... ящик, в который меня заточили эти проклятые людишки...
      - Я достану и твой ящик. Но предупреждаю, что собираюсь уничтожить его.
      Джейн взорвалась шипящим смехом.
      - Уничтожить меня? Ты не можешь меня уничтожить! Я - часть мироздания, как солнце и звезды, как и сама жизнь. Страна Мертвых бескрайне простирается под темными небесами, а я - ее предначертанный владыка. Ты не можешь меня уничтожить!
      - Во всяком случае, попытаюсь.
      - Значит, сам приговоришь себя к смерти во сто крат худшей, чем можешь себе представить. А из-за тебя проклятие падет на всех, кого ты любил, на всех твоих близких; они будут блуждать по Стране Мертвых целую вечность, без конца, и никогда не узнают покоя, и будут знать лишь вечное страдание, угрызения совести и отчаяние.
      - Такого ты сделать не можешь, - запротестовал я.
      - Ты мне не веришь? - загремел голос демона. - Смотри же и убедись сам, убедись своими глазами в моей мощи!
      В ту же секунду маленький голый мальчик, не старше пяти лет, вышел из моей спальни и поднял на меня глаза. Медленно, несмело, он потянулся за рукой Джейн, после чего прижался к ней, не спуская с меня глаз, как будто знал меня, но перепугался. Джейн растрепала ладонью темные волосы мальчика и посмотрела на меня с лицом, застывшим в маске абсолютного презрения.
      - Этот мальчик - твой сын, так он выглядел бы в таком возрасте, если бы был жив. Я забрал его жизнь, поскольку если кто-то умирает преждевременно, то отдает мне все оставшиеся годы своей жизни. Всю энергию, всю силу, всю молодость и всю кровь. Я питаюсь невостребованной жизнью, Джон, и верь мне, что если ты попытаешься мне повредить, то я поглощу и твою жизнь тоже.
      Джейн провела рукой по голове мальчика, который исчез так же неожиданно, как и появился. Но я успел навсегда запомнить раздирающую сердце картину: ребенок, которого я зачал вместе с Джейн, а потом потерял. У меня были слезы на глазах, когда Джейн заговорила:
      - Подними "Дэвида Дарка", открой медный ящик, но не поднимай на меня руки, ибо сила моя в ту минуту будет страшной и несокрушимой. Если поможешь мне, вознагражу так же, как наградил Дэвида Дарка: жизнью и здоровьем. Награжу тебя и иначе. Слушай внимательно. Если поможешь мне, верну тебе жену и сына. У меня есть такая власть, поскольку я владыка страны умерших, и никто не проходит через эту страну без моего позволения. Я могу их вернуть, и тогда они будут жить так, как жили раньше. Верну я также и Констанс Бедфорд. Ты подумал об этом? Помоги мне, Джон, и я верну тебе утерянное счастье.
      Я уставился на Джейн, онемев. Идея возвратить ее показалась мне безумной и невозможной. Однако с того времени, когда я впервые услышал скрип садовых качелей в темную бурную ночь, случилось уже столько безумного и невозможного, что я почти поверил. Боже, что за соблазн: снова держать ее великолепное тело в объятиях, снова видеть и слышать ее!
      - Не верю, что ты можешь это сделать! - заявил я. - Никто не может воскресить мертвых. К тому же ее тело было раздавлено. Как ты можешь воскресить того, у кого уже нет тела? Не хочу, чтобы повторилась история "обезьяньей лапы". Не хочу быть как та мать, которая по ночам все слышит, как ее сын стучит в двери.
      Джейн улыбнулась нежно и игриво, как будто мечтала о других людях, о других местах. Так, будто призывала к себе те воспоминания, которых я никогда не буду делить с ней.
      - Разве мое тело сейчас изуродовано? - спросила она с нажимом, вильнув пышным бедром. - Я была создана по той же матрицы, в соответствии с которой когда-то появилась. Ты говоришь с тем, кто властвует над процессами жизни и смерти. Мое раздавленное и изуродованное тело уже разложилось. Но я могу жить снова, такая же, как и раньше. И твой сын может жить.
      - Не верю тебе, - повторил я, уже начиная верить. Боже, снова обладать ею, касаться ее волос, видеть ее глаза и слышать ее смех. Ручьи слез текли по моим щекам, но я даже не замечал этого.
      Изображение Джейн снова начало растворяться и исчезать. Вскоре она стала почти невидимой - еле заметная тень на стене, бестелесный силуэт.
      - Джон, - прошептала она, расплываясь в воздухе.
      - Подожди! - закричал я. - Джейн, ради Бога, подожди!
      - Джон, - повторила она и исчезла.
      Я стоял на лестничной площадке так долго, что у меня заболела спина. Потом я вернулся вниз, вошел в гостиную и налил себе виски "Шивас Регал" из бутылки, в которой оставалось уже на донышке. Я решил, что ночь проведу здесь. Разожгу огонь в камине. Может, тепло выманит назад духов. Может, придет такое время, что Джейн и я снова будем сидеть перед камином, как раньше, и рассказывать друг другу, что мы будем делать, когда разбогатеем. Это было больше, чем я мог вынести.
      Я сидел у камина до поздней ночи, пока не погас разожженный огонь и в комнате не стало холодно. Я запер двери, завел часы и очень сонный пошел наверх. Я чистил зубы, глядя на свое отражение в зеркале, и раздумывал, не свихнулся ли я на самом деле, не довели ли меня нереальные события последней недели до безумия.
      А ведь Джейн на самом деле была здесь и говорила со мной голосом Микцанцикатли, владыки Митклампы, Страны Мертвых. Ведь она обещала мне вернуть утраченное счастье. Она обещала, что я верну ее себе, ее и еще не рожденного сына, а может, и Констанс Бедфорд. Наверно же, ведь я не мог себе этого вообразить. А если это был только сон, то почему я так упорно сопротивляюсь мысли, что должен помочь Микцанцикатли? Ведь множество людей погибнет, если демон будет выпущен из медного ящика на свободу. Но что мне до этого? Множество людей погибает ежедневно в дорожных происшествиях, и с этим я тоже ничего не могу сделать. Зато за освобождение же демона меня ожидает высокая награда, а ведь я только помогу предназначению.
      Я уже почти засыпал, когда позвонил телефон. Я отяжелело поднял трубку и сказал:
      - Джон Трентон слушает.
      - Ах, так, значит, ты дома? - заговорил взбешенный девичий голос. Ну, конечно же, раз тебя нет у меня. Благодарю за великолепный вечер, Джон. Я как раз выбросила в мусорное ведро твой ужин.