Пока Ряжский изучал принесенные мной справки, я разглядывала его кабинет. На стиле была семейная фотография — он и жена, Инга. Ее я рассматривала с особым интересом. Она была яркой блондинкой с капризными губами и твердым ясным взглядом.

— Ну, что же… — проговорил Ряжский, заставив меня оторваться от фотографии. — История печальная… Печальная… Избивать такую женщину, как вы, — просто преступление… Однако вы должны понимать, что лишить вашего мужа родительских прав — не так просто…

— Мне сказали, что вы — один из лучших адвокатов в Москве, — заметила я.

— И один из самых дорогих. Это вам тоже сказали?

— Да.

— Иногда, впрочем, я делаю исключения… Учитывая жизненные обстоятельства клиента…

Значительно посмотрев на меня, Ряжский подошел к двери кабинета, приоткрыл ее и сказал громко:

— Наташенька, голубчик, скажи там, чтобы подали чай… И сама зайди на секундочку…

Он вернулся к столу. И следом вихрем влетела Наташенька, хорошенькая шатенка. Метнув в мою сторону настороженный взгляд, Наташенька подошла к мэтру.

— Приготовь для нас договор, — сказал Ряжский. — Сумму пока не указывай… — он взглянул на меня: — Где прописан ваш супруг?

— Калужская область.

Ряжский сделал страдальческую гримасу.

— Ох-хо-хо… — простонал он, и стон этот потянул как минимум на тысячу долларов. — Суд города Калуги!.. Не ближний свет… Это придется учесть.

— Я понимаю…

За его спиной стояла Наташенька, глядя на меня с откровенной неприязнью. Ряжский оглянулся на нее:

— Ну, так иди скажи по поводу чая…

Еще раз метнув в мою сторону злой взгляд, обиженная фаворитка ушла.

Ряжский гостеприимным жестом указал мне на угловой диван:

— Располагайтесь… Помедлив, я пересела на диван.

Ряжский подошел ко мне, бесшумно ступая по ковровому полу, склонился надо мной и сказал нежно:

— Ну?.. Рассказывайте…

— О чем? — уточнила я, с интересом разглядывая его.

Он с его ухватками то ли кота, то ли стареющего соблазнителя, был настолько очевидным персонажем, что не пугал и даже не возмущал, а только вызывал интерес — почти зоологический. До какой же степени надо устать, чтобы не иметь не только сил, но даже и желания скрывать свои намерения. Может быть, это от старости — экономия времени?..

— Расскажите, каковы ваши жизненные обстоятельства… — почти пропел Ряжский. — От этого будет зависеть сумма моего гонорара…

Я улыбнулась. Было слегка противно, но все-таки интересно: он сам был дурак или меня считал дурой?..

Ряжский, между тем, откровенно любовался мною, благосклонной улыбкой давая понять, что этот осмотр доставляет ему удовольствие.

— В настоящий момент мои жизненные обстоятельства прекрасны, — спокойно сказала я. — Грех жаловаться. Я заплачу вам, сколько вы скажете…

Судя по блуждающей улыбке, Ряжский испытал два противоположных чувства: с одной стороны, разочарование в клиентке, не заинтересовавшейся его мужским обаянием, с другой стороны — очарование ее готовностью платить, не обсуждая суммы.

Мы условились о следующей встрече, когда будет готово исковое заявление, которое должно быть подписано мною.

Если бы я знала, что к следующей встрече с Рижским не смогу повторить своих собственных слов:

— Мои жизненные обстоятельства прекрасны…

Мои жизненные обстоятельства пошатнулись через несколько дней. Неожиданно позвонил Вадим и, ничего не объясняя, сказал, что не появится в ближайшее время. Он был сдержан и немногословен. И поспешно дал отбой.

В моей трубке зазвучали короткие гудки. Я уселась на постели и замерла. Неужели система Феликса не работает? Или дело в том, что я не старательная ученица, хуже того — бездарная? Что случилось? Где и когда я совершила ошибку?.. Вдруг я больше не увижу Вадима? От этой мысли мне стало холодно…

Я бродила по квартире до утра. Холодно было и в квартире — не думаю, что в этом было виновато отопление. Неизвестность — вот самое страшное…

Позднее я узнала, в чем было дело. Его смутила Настя, дочь Алены, которая считалась и его дочерью тоже. Она задала ему прямой вопрос, который никогда не решилась бы задать Алена. Вопрос был сформулирован вполне по-детски:

— У тебя что — есть девица?

Но он попал точно в цель. Этот вопрос означал для Вадима, что все происходящее с ним — не тайна для окружающих. Что его общепризнанное умение владеть собой — не так уж виртуозно. Что, наконец, ему придется делать выбор рано или поздно — а это открытие не может обрадовать мужчину. Он поступил вполне стандартно: позвонил мне и оборвал наши отношения. Впрочем, он не сказал, что я должна уйти. Он сказал:

— Я не появлюсь какое-то время… — и в этом, конечно, была лазейка для него самого.

Эта мысль успокаивала меня. Но чем больше проходило времени, тем скорее таяла моя убежденность в том, что это еще не конец.

Я была почти счастлива, когда увидела Феликса, — он ждал меня в машине, чтобы отвезти к Ряжскому.

— А вдруг Вадим никогда не появится? — спросила я.

— Что значит «не появится»? — отозвался Феликс. — Это его квартира. Не забывай.

— Помню… Ну, предположим, он появится и скажет, что все кончено… Что тогда?.. Выметаться?.. И все сначала?..

Феликс внимательно посмотрел на меня:

— Ты паникуешь. Это плохо. >

— А что мне делать? Надо что-то придумать… Как-то встряхнуть все это… Может быть, мне исчезнуть? — предложила я.

— Это уже было. Не повторяйся.

— Тогда — я обижусь!.. Я ведь имею право обидеться на него?

— О, нет! — Феликс покачал головой. — Это — поза… Плохо.

— Значит, сидеть и ждать? Феликс пожал плечами:

— Переключись на что-нибудь. Делай что хочешь!.. Главное, не души мужика своими ожиданиями… Мы чуем это на расстоянии… Перестань ждать… Не торчи дома… Приходи только переночевать…

— Спасибо, учитель, — съязвила я. Совет, который дал мне Феликс, ломаного гроша не стоил — хотя бы потому, что был мне известен и без него.

— Кстати, чуть не забыл… — вдруг сказал Феликс. — У меня кончаются деньги…

— Почему «кстати»? — поинтересовалась я, открывая сумку.

Феликс рассмеялся:

— Ну, учитель — частные уроки — оплата труда…

— Ты, как адвокат Ряжский, берешь почасовую оплату?

— Нет! — он покачал головой. — Аккордно. Как все шабашники.

Я молча открыла барадачок и положила туда деньги.

— О!.. — заметил Феликс. — Мы во всем подражаем Алене!..

— Нет, просто не хочу отвлекать тебя на дороге… Если бы Феликс знал, как я тоскую по Вадиму, он бы, наверное, прочел мне лекцию или, хуже того, выкинул бы меня пинком из машины. Но он не знал. Он не знал, до какой степени я боялась, что больше не увижу Вадима. Как я хотела избавиться от этой тоски.

Подходя к офису Ряжского, я уже знала, что если мэтр захочет, я буду с ним — лишь бы только не это одиночество, не эти постоянные мысли о Вадиме… Забыться — больше ничего я не хотела! Чугунная калитка, лязгнув, захлопнулась за мной.

В офисе Ряжского, сидя на угловом диване, я быстро подписала исковые заявления.

— Но вы не дочитали, — заметил Ряжский.

— Я все равно не понимаю в этом… Давайте я просто буду доверять вам…

Ряжский посмотрел на меня значительным глубоким взглядом. Я подумала, что в конце концов он не так уж противен. И потом у него есть одно безусловное достоинство — он муж Инги, Инга — подруга Алены, Алена — жена Вадима, которого я люблю… Это было ужасно…

Ряжский склонился надо мной и запечатлел на моей руке неуместно влажный поцелуй.

— Благодарю вас… — выдохнул он.

Я молча, смотрела на него, не понимая, за что он меня благодарит… Потом вспомнила — за то, что я сказала:

— Я просто буду доверять вам…

Ряжский выпрямился. Не отрывая от меня глаз, подошел к двери. Приоткрыл ее:

— Наташенька, голубчик, зайди…

Вошла Наташенька. Метнула в мою сторону колючий взгляд. Бедняжка боялась, что я отобью у нее патрона. Именно это я и собиралась сделать.

— Наташенька, берешь машину, — задыхаясь, распорядился Ряжский, — и быстренько едешь Калугу, подаешь исковые…

— Прямо сейчас? — выразительно спросила Наташенька.

— А когда же?.. — изумился Ряжский. — В судах сегодня прием после обеда… Так что самый раз… — он подал ей папку, сказал скороговоркой: — Все. До завтра.

— Но…

— Какие «но»?.. — строго спросил Ряжский. — Ну, какие «но»?.. Что за споры на работе?.. Иди!!! Да, и скажи там всем, чтобы нас не беспокоили… Поняла?

— Поняла!.. — с отчаянием выкрикнула Наташенька. — Да!..

Взяв папку, она стремительно выбежала из кабинета. Мне даже стало жаль ее.

Ряжский, виновато взглянув на меня, развел руками и благодушно улыбнулся, всем своим видом давая понять, что есть вещи, перед которыми даже он бессилен.

— Хотите коньяку? — спросил он. И я ответила:

— С удовольствием…

Ряжский открыл дверцу шкафа, за которой среди папок стояли бутылки коньяка и бокалы. Оглянувшись, он снова одарил меня глубоким, понимающим взглядом.

Предложенный мне коньяк я выпила залпом. Попросила еще и снова выпила. Голова закружилась…

Не то, чтобы я не помнила дальнейшего. Разумеется, помню. Но все это было так пошло, так бездарно, что, ей-богу, я даже не умею об этом написать. Неловкое раздевание в служебном кабинете, смущенное хихиканье, комплименты Ряжского, которые скорее напоминали анатомические комментарии…

И все же случилось нечто невероятное — в самый разгар событий вдруг хлопнула дверь. Ряжский встрепенулся, напрягся, прорычал:

— Какого черта?! Я же просил не беспокоить… — и — осекся.

А женский голос растерянно произнес:

— Ряжский, это ты?.. Я мимо проезжала… Из-за высокого подлокотника я не видела обладательницу голоса, но уже знала, что это Инга.

— Инга… — запоздало простонал Ряжский.

— Ради бога… — пробормотала она. — Извините… Извините…

Снова хлопнула дверь, и все стихло. Ряжский сполз на пол и сидел неподвижно.

— Простите меня… — сказала я. Он поднял голову, вздохнул:

— Вы здесь ни при чем…

— Но у вас будут неприятности, — заметила я, поразившись его мужеству.

— Ничего. Как-нибудь оправдаюсь.

— Получится?

— Профессия такая… — вздохнул Ряжский. — Ну, ничего… Одевайтесь.

Как у врача на приеме, я оделась по его команде и покинула кабинет.

Феликс, ждавший меня на набережной, был в ярости. Он видел Ингу, которая выскочила из офиса, как ошпаренная, заливаясь слезами со смехом пополам. Со свойственной Феликсу проницательностью он мгновенно понял все. Я не стала отпираться.

Я сидела в машине, откинувшись на спинку сиденья, и молча слушала, как Феликс отчитывает меня.

— Может быть, все-таки объяснишь?.. Зачем ты это сделала?.. — спросил Феликс.

— Не знаю, — выдохнула я.

— Бездарный ответ.

— Плевать!

Лучше бездарный ответ, чем правда, которой он мне не простит.

Я одним рывком открыла дверцу. Феликс тоже выскочил из машины.

— Нет! Не плевать, моя милая! — хрипло, сдерживая бешенство, проговорил он. — Я убиваю на тебя свое время!..

— Заткнись! — крикнула я. — Я плачу тебе бабки!

— Копейки!

— Рассчитываешь на большее, да?!

— Да! — ответил он. — И поэтому вожусь с тобой! Учу! А ты ведешь себя как поселковая дешевка! Которая лезет в постель к адвокату, сама не зная зачем!.. Не знаешь?!

Я молчала. Я впервые видела его таким — с лицом, побелевшим от ярости.

— Не знаешь? — повторил он и, не дождавшись ответа, выдохнул: — Пошла вон.

— Феликс, — позвала я.

Но он уже захлопнул дверцу, газанул, и машина, сорвавшись с места, умчалась по набережной.

— Феликс! — крикнула я, понимая, что кричать бессмысленно.

Я осталась одна. В полной растерянности я побрела вдоль каменного парапета набережной. Я опять не знала, что мне делать, куда идти, к чему стремиться. Потерянная марионетка. Казалось, нитки, брошенные мастером, волочились за мной.

Мне даже плакать не хотелось и не было жаль себя — я разрушила все собственными руками.

Побродив по улицам, зайдя в какое-то кафе, я все-таки решила поехать к Феликсу, объясниться с ним — во всяком случае, попытаться вернуть все на круги своя. Я понимала, что без него мне сейчас не справиться.

Мы столкнулись в арке. Машина Феликса ослепила меня на мгновение, потом дальний свет погас, Феликс не спеша подошел ко мне. Скрестив руки на груди, присел на капот.

— Феликс, мне очень плохо… — сказала я и почувствовала мгновенное облегчение — хотя бы оттого, что сказанное было правдой.

— Это твои проблемы, — ответил он.

Я выпрямила спину. Что же, если так — если моя слабость не вызвала у него желания пожалеть меня, побыть просто человеком, а не вечным учителем, — то я не буду расслабляться. Я скажу ему то, что он хочет услышать:

— Послушай, я сделала это из-за денег!..

— Врешь!

— Нет, это правда. Феликс прищурился:

— Ты полагаешь, что именно это я хочу услышать, да?..

Я вздрогнула и растерянно молчала. Слишком точно, почти слово в слово он повторил мои мысли. Но самое страшное было еще впереди.

— Ты многому научилась, конечно, — продолжал Феликс. — Но не думай, что стала умнее меня… Сказать тебе, почему ты бросилась на Ряженого?..

— Феликс…

— Ты просто влюбилась в своего Вадима.

— Нет! — не слишком уверенно возразила я.

— Влюбилась. А ведь я предупреждал тебя!..

— Ерунда… — уныло проговорила я. — При чем здесь Рижский?..

— При том, что ты испугалась, — объяснил Феликс. — Испугалась, что больше не увидишь Вадима, останешься одна. И бросилась к Ряжскому — от страха!..

Я замолчала. Что я могла ему возразить?.. Я стояла перед ним, чувствуя себя провинившейся ученицей… В арке гулял ледяной ветер, губы стыли, слезились глаза… Господи, даже в Рабочем поселке мне не было так плохо!..

— От меня-то ты чего хочешь? — поинтересовался Феликс.

— Я не знаю, что мне делать, Феликс… Куда идти… Как себя вести…

Феликс холодно взглянул на меня и тут же отвернулся.

— Ладно, — помолчав, сказал он. — Иди. Увидимся.

Его машина, наполнив грохотом арку, пролетела мимо меня — мне пришлось прижаться к кирпичной стене… С тоской я смотрела ему вслед. Я еще не знала, что через пару часов многое пойму о Феликсе и многое пересмотрю в своем отношении к нему.

Он не был так могуществен и дальновиден, как это казалось ему, да и мне тоже. Он унизил меня, полагая, что держит в руках все нити. Между тем моя ситуация с Вадимом разрешилась неожиданно и во многом благодаря тем ошибкам, которые я, как считала, совершила и в которых каялась под ледяным ветром арки.

Через пару часов я поняла, что нити были скорее в моих руках… Это открытие изменило все. Весы качнулись — моя чаша перевесила.

Разумеется, потрясенная Инга помчалась к Алене. Она рыдала, кричала, билась в истерике. Алена, Зина и срочно вызванная Катя успокаивали ее, как могли. Ближе к вечеру домой приехал Вадим и невольно оказался свидетелем разговора подруг. Суть сводилась к тому, что семья — это ценность (авторство принадлежало Алене), что разрушать ее — грех (а Катя считала, что — благо), что даже если это болото, то все равно в нем тепло и уютно (Инга!).

Не знаю, что конкретно подействовало на Вадима: правильные рассуждения его жены, разговор о болоте или просто тоска по мне — либо все, вместе взятое. Но только он, вдруг собравшись, помчался на нашу квартиру.

Щелкнул замок — это Вадим открыл дверь своим ключом — и я стремительно вскочила.

Вошедший в квартиру Вадим увидел сначала дорожную сумку, которую я предусмотрительно положила у двери, а потом — меня.

— Ты?.. — глухо произнесла я. — Привет… — Я шагнула к сумке и непослушными, одеревеневшими от волнения пальцами начала затягивать молнию.

— Что это значит?.. — спросил Вадим, кивнув на сумку.

— Я собираюсь…

— Куда?

— Ну, как «куда»?.. К себе… На свою квартиру… Вадим молча снял куртку, бросил ее на перила лестницы.

— А что — разве поступала такая команда? — мрачно спросил он.

Я покачала головой:

— Я не живу по командам…

— Да?.. Как же ты живешь?..

— Наверное, неправильно… — с отчаянием ответила я. — Если ты так разговариваешь со мной…

Повисла пауза. Наверное, он не знал и даже не чувствовал, как мне хотелось прижаться к нему и заплакать от собственной слабости, от любви…

— Я могу забрать компьютер?.. — спросила я, отвернувшись. — Ты ведь подарил его мне…

Вадим ответил не сразу:

— Разумеется, можешь… — Снова помолчал. — Но зачем?.. Кто тебе сказал, что ты должна уезжать?..

— Я сама…

— Почему?

— Ты позвонил и сказал, что не появишься… Чего же мне здесь сидеть, в чужом доме?.. Тут, конечно, хорошо. И уютно. И денег полно… Но… — я умолкла.

— И ты бы действительно уехала?

— Тебя-то здесь нет…

Я сказала чистую правду. Мне уже не были нужны его деньги. Если я и думала об этом, то лишь по инерции. Я и сама уже не знала, чего хотела… Наверное, просто видеть его, знать, что он есть в моей жизни.

— А тебе нужен именно я?.. — вдруг спросил Вадим.

— Что же еще, по-твоему?.. Твои деньги?..

— А разве — нет?.. Нет! Теперь уже — нет!!!

— Знаешь… — с трудом проговорила я. — Кажется, мне действительно лучше уехать…

Я шагнула в сторону, но он рывком перехватил мою руку, прижал меня к себе:

— Прости… У меня плохое настроение…

Мне хотелось плакать. Мне хотелось говорить о своей любви. Мне хотелось делать все, что запретил Феликс. Я сдержалась.

— Что-то случилось?.. — в меру заинтересованно спросила я.

Вместо ответа Вадим потянул меня за руку, и я покорно пошла за ним к спальне…

…Когда он заснул, я вспомнила о Феликсе. О ледяном ветре арки. О его холодном безжалостном взгляде… Он был умен и даже проницателен, но не более того: он не чувствовал жизни, прелести ее неожиданных поворотов, непредсказуемости. Он действовал, как хороший повар, по рецептам, в которых все точно отмеряно, боясь пересыпать перца или замереть с солонкой в руке, когда результатом становится не испорченное блюдо, а нечто совершенно новое… Гением был тот первобытный чувак, который случайно уронил кусок мяса в костер и обнаружил, что это вкусно… Феликс на свою беду слишком много знал, ему не хватало первобытности, а во мне ее было — хоть отбавляй!..

Нелепый поступок с Ряжским подтолкнул целую цепь событий, результатом которых был Вадим, лежащий сейчас рядом со мной, и мое спокойствие, моя уверенность, мое счастье… Феликс считал, что эйфория опасна для моих планов, но всегда ли он был прав? И нужен ли он мне теперь?.. Учитель хорош в период ученичества. Когда наступает зрелость, лучше держаться от него подальше…

Я осторожно, чтобы не разбудить Вадима, поднялась. На цыпочках вышла из спальни. Косые лучи луны поманили меня — я не стала включать свет, чтобы не нарушить идиллию теней на потолке и стенах. Проскользнув в гостиную, я села к компьютеру и записала все, что со мной произошло.

Закончив, я откинулась на мягкую спинку кресла… Никогда в жизни мне не было так хорошо и спокойно, я мечтала только об одном: чтобы и дальше все было так, как есть… Я даже не подозревала, что судьба приготовила мне сюрприз, который перевернет всю мою жизнь — наподобие куска мяса, упавшего в костер.

Объявился Феликс. Как обычно, это было на грани катастрофы — он ждал меня во дворе, его машина медленно тронулась следом за мной.

— Черт возьми, Феликс, — прошипела я, — ну, зачем ты здесь?.. Вдруг Вадим увидит…

— Его нет.

— Сейчас нет, но в любую минуту…

— Але! — перебил меня Феликс. — Странный прием!.. Не ты ли умоляла меня о помощи?!

— Не я!

— Любопытно… — заметил он и, притормозив, сказал властно: — Сядь!

Поколебавшись, я повиновалась. Не потому, что он был сильнее, — скорее, наоборот: теперь я была достаточно сильна для того, чтобы выполнить любую просьбу, даже ту, которая звучала слишком резко.

Я уселась рядом с ним. Машина тронулась с места.

— Ну? — спросила я.

Феликс покосился в мою сторону как лошадь, учуявшая волка:

— Что — ну?

— Какие проблемы? — уточнила я.

— Я полагал, что проблемы у тебя.

— Решены.

— Поздравляю.

— Спасибо.

Феликс помолчал и уточнил:

— Вадим помирился с тобой?

— Я с ним помирилась, — лаконично ответила я. В конце концов я научилась этому у Феликса, почему бы не заплатить ему за уроки?..

— Умница, — сухо бросил он. — Могла бы и сообщить…

— Ты был слишком строг со мной, — заметила я. — Тогда, в арке…

— Это пошло тебе на пользу… Разве нет?

Некоторое время мы обменивались ударами, словно играли в мяч. Наконец, Феликс прояснил цель своего визита: я должна была позвонить издателю.

Звонок, который я сделала из своей прежней съемной квартиры, не занял много времени. Мы условились с издателем о встрече.

На следующий день я вошла в его кабинет.

Издатель сидел в той же позе, как во время нашей последней встречи, — подпирая ладонью свое ухоженное, спокойное лицо.

— Здравствуйте… Я — агент писателя Крымова, — напомнила я.

— Феликса Крымова… — уточнил издатель. — Да, да…

Он взял со стола папку, начал развязывать тесемки. Все это — не торопясь, не глядя на меня.

— Это книга о предвыборной компании… — не выдержала я. — О черном пиаре… Там главный герой…

— Разоблачает свою сотрудницу, — подхватил издатель и улыбнулся: — Я все помню. Не волнуйтесь… — помолчав, он прибавил: — Это плохая книга, деточка.

Быстрым движением фокусника он вдруг перевернул рукопись обратной стороной и показал мне страницы, исписанные моей рукой и перечеркнутые крестом.

— А вот это — кто писал? — спросил он. Я молчала, меня охватила оторопь.

— Разве не вы?.. — поторопил меня издатель. Я сидела, как истукан. Не знала, что ответить.

Мысли вдруг рассыпались, в голове стоял звон, словно монеты из разбитой копилки прыгали по полу.

— Вас зовут Полина Маслова, верно?.. — продолжал издатель с холодностью следователя, восстанавливающего картину преступления. — Вы приехали из Рабочего поселка — по следам своей землячки, Алены, ныне — жены банкира… Познакомились с писателем по имени Феликс, который взялся учить вас всему… Начиная с того, как одеваться, заканчивая тем, как заполучить чужого мужа… — он выдержал паузу и спросил: — А что было дальше? Вы продолжали записывать? Я кивнула:

— Да… Но я делаю это просто так, для себя… Когда мне одиноко или нечем заняться… Неужели это кому-нибудь интересно?

— Конечно! Это же инструкция — как заполучить чужого мужа!.. Такая книжка пойдет нарасхват!

— Книжка?.. — повторила я, изумленно вслушиваясь в звучание этого слова: — Вы предлагаете мне…

— Да! — подтвердил издатель, не дожидаясь, пока я все осознаю и закончу фразу. — Вот образец контракта… — он достал из стола скрепленные листы, положил их передо мной. — Подумайте… — сказал он.

— Я не буду думать!.. — ответила я решительно.

— Напрасно!

— Я подпишу прямо сейчас. Дайте ручку!

Он подал мне ручку, и я размашисто расписалась на последней странице — в графе «Автор».

Никогда прежде я не чувствовала себя такой виноватой. Даже в тот злополучный вечер, когда я оправдывалась перед Феликсом в арке, все было не так страшно: в конце концов, тогда я подвела только себя. Теперь же я знала, что не просто подвела Феликса — я предала его. Предала его ожидания, его надежды. Я знала, что его роман не был хорош, — всего лишь изощренная месть! — но все же понимала, что есть родство писателя (пусть и плохого) с каждой написанной строчкой.

Феликс сидел на набережной у самой воды и пил что-то из затянутой в кожу фляжки. Он был подавлен и пьян. От воды веяло холодом, но, казалось, он не замечал этого.

— Какого черта?! — проговорил он, сделав очередной глоток. — Я не понимаю, какого, черта он вызвал тебя?!

Я молчала. Это было лучшее из того, что я могла сделать для него.

— А ты?.. — по-моему, он не замечал, что никто не отвечает ему. — Ты — сидела и молчала?! Да какой ты, к черту, агент?! Ты должна была в глотку ему вцепиться! На коленях умолять! Отдаться! Что угодно!..

И я вдруг вспомнила, что все это уже было — в моем сне… Была набережная, был Феликс, и так же падал редкий снег, а река была скрыта тончайшим слоем льда… Феликс плакал — не сейчас. Тогда. В моем сне.

— О господи… — прошептала я. Он услышал:

— Что — господи?!

— Кто тебе мешал писать о любви?!

Феликс поднял голову. Он молча и страшно смотрел на меня. Наконец, он сказал:

— Ну, вот что… Мы должны с тобой договориться… Штука в месяц.

Я не поняла — вопросительно посмотрела на него.

— Ты платишь мне, — объяснил Феликс. — Тысячу долларов в месяц.

Я изумленно улыбнулась:

— За то, что издательство не приняло твою книгу?

— За все, — коротко ответил он.

— Но это глупо, Феликс!.. Я не смогу брать у Вадима такие деньги…

Он улыбнулся. Наконец-то он улыбнулся! И сказал:

— Ты — сможешь… — снова глотнул, тяжело выдохнул. — В конце концов ты единственная жизнеспособная вещь, которую я создал.

— Я — не вещь, Феликс.

— Какая разница! — пьяно воскликнул он. — Называй, как хочешь! Но я тебя создал! И вправе получать за это деньги!

Это было похоже на бред. В лучшем случае, на сон — его продолжение.

— А если я не заплачу? — спросила я. — Что ты сделаешь? Заложишь меня Вадиму?.. И что в результате?.. Не будет ничего. Ни у меня, ни у тебя.

Он засмеялся:

— В логике тебе не откажешь!.. Ладно. Сейчас — пятьсот. Но после того, как он уйдет из дома, — тысяча.

Конечно, мне было его жаль — ведь я заняла его место, подписав договор с издательством. Но раскаяние уступило место ярости, как только он заговорил о Вадиме:

— О господи! — раздраженно крикнула я. — Не будь идиотом, Феликс! Вадим не уйдет из дома!..

Феликс вскочил, ухватил меня за ворот пальто, притянул к себе:

— Уйдет, — тяжело дыша, пообещал он. — К тебе и уйдет… В этом случае — тысяча. Договорились?..

Я могла бы пообещать ему хоть сто тысяч в месяц. Я твердо знала, что Вадим никогда не уйдет из семьи. Такие, как он, не уходят. Он будет мучаться, завяжется узлом, но никогда не позволит себе оставить человека, с которым начинал свой путь, особенно — если человек не дает ему повода для этого. Алена слишком умна и осторожна, чтобы дать такой повод. Тем более учебники по психологии всегда при ней.

— Ладно, Феликс, — ответила я. — Мне нужно ехать…

Больше, чем к Вадиму, я хотела к своему компьютеру. Мне надо было рассказать ему все о сегодняшнем дне, о том, как я, сама того не ожидая, стала писателем…

Теперь все написанное мною уже не могло быть просто дневником. Договор с издательством обязывал меня упорядочить свои мысли, понять, о чем я пишу и для чего. Я набросала план, в котором значилась красная машина, как воспоминание, мои отношения с мужем, погром мотоциклов в гараже, встреча с Аленой и прочие события, уже описанные мною. Финал я запланировала счастливым: Вадим уйдет от Алены, мы вместе пройдем все тяготы его развода и наконец поженимся. Пусть этого никогда не случится в действительности — теперь я была вправе придумать все, что мне понравится. Договор с издательством являлся моей индульгенцией. Главное, не допустить досадных ляпов и нестыковок, которые случились однажды в моей фантазии на тему «первое свидание с Вадимом», когда я отправила саму себя навстречу любимому в трусах и майке… Наша свадьба в книге будет скромной — всего несколько знакомых. Каких? — спросила я себя и надолго задумалась. Ясно, что ни Инга, ни Катя на нашей свадьбе появиться не смогут, они подруги Алены… Феликс?.. Меньше всего мне хотелось бы видеть его в этот день… И, наверное, книга к этому моменту уже будет издана, чего Феликс мне не простит…

Тут я мысленно осеклась. Моя книга, посвященная тому, как можно заполучить чужого мужа, будучи изданной, начисто перечеркивала саму возможность свадьбы с Вадимом — человеком, который, собственно, и был тем самым чужим мужем… Это была нестыковка пострашнее майки во дворе… Получалось, что две главные темы моей жизни — давняя мечта о благополучии и недавно возникший шанс стать писателем абсолютно противоречили друг другу.

Я задумалась. Из этой ситуации было два выхода. Не писать книгу и продолжить битву за Вадима. Или же написать книгу, но выпустить ее под псевдонимом. Ни то, ни другое не могло устроить меня полностью. Я уже была отравлена желанием записывать свои мысли и безумно хотела увидеть свою, именно свою фамилию на переплете.

Был, конечно, и третий вариант — отказаться от Вадима — но его я даже мысленно произнести не могла…

Я решила продолжать свои записи, изменив имена героев. Это была политика страуса: сам ход событий был слишком узнаваем для участников, чтобы их могли сбить чужие имена. Тем не менее, я решила попробовать.

С каждым днем мне, решившей управлять ходом событий, становилось все труднее. Я наталкивалась на совершенно непредсказуемые повороты. Они были опасны для моих планов, но и пройти мимо них, считая себя писателем, я уже не могла.

Мы с Вадимом пили кофе в гостиной, как вдруг он сказал, показывая на работающий телевизор:

— Смотри, наша Катька!

Я взглянула на экран и — оторопела. Катя с микрофоном в руке стояла в том самом гараже, где не так давно я громила обрезком трубы мотоциклы, и задавала вопросы моему мужу.

Вадим что-то говорил о ней — о том, что это его бывшая одноклассница, что они дружат по-прежнему, что Катя пробивает на телевидении собственное ток-шоу. Все это я уже знала. У меня в тот момент была одна забота — не выдать своего замешательства. Я пыталась понять, какими путями, почему и, главное, для чего жизнь соединила эти нити. Почему из миллионов людей Катя выбрала для своего репортажа именно моего мужа? Плохо это для меня или хорошо? Пройдет бесследно или все-таки нити завяжутся в сложный узор.