Назад пошли быстрым шагом, чтобы успеть до темноты. Климентьев в пути все озирался, не найдется ли в серой в сумерках массе машин еще один "Лэнд Крузер". Тащить сюда немалую часть запасов, при этом без гарантии на успешный обмен, не слишком хотелось. Имелся другой вариант: дождаться отлета инопланетника, затем взять даром все, что потребуется. Вот только на какой срок расположились под Вязниками кафравцы? Вдруг до самого девятого августа? При фантастическом объеме их посудины, и недели маловато, чтобы набрать в достатке переселенцев, даже если о посадке узнает пол-России и все дружно рванут сюда.
      
      Приметив между машин на шоссе молодую женщину и старика за руку с ребенком, Денис свернул к ним. Издали еще поздоровавшись, спросил:
      
      - Случайно не знаете, надолго здесь звездолет?
      
      - А мы почти самые первые приехали, - невпопад сообщила незнакомка, шагнув навстречу и трепля в руках дамский журнал. - Представляете? Когда военные стреляли, мы уже были здесь. Все так перепугались. Сначала, что звездолет на нас свалится, а потом из-за психов с дивизии. Думали, инопланетяне по ним стрелять начнут и по нам. А потом стало тихо-тихо, будто все оглохли. И многие к звездолету пошли, но не сильно близко - страшно же. Очень страшно: он такой огромный и черный. Мы с Василием Григорьевичем сначала не хотели идти, но все туда. Мы стояли, стояли и тоже пошли, - продолжала тараторить она.
      
      Лугин переглянулся с Климентьевым и облокотился о крышу Фольцвагена.
      
      - Ходили по полю с другими и смотрели все, как у них люки открываются, - продолжила женщина. - Мы очень близко подходили. Заглядывали туда в темноту - там лампочки светятся. Но кафравцы видели. Они не высовывались. Люки открылись и все, А их... будто нету их. А потом из корабля нам: "Людиии...", таким голосом, такой интонацией, что я дрожать начала, похолодело внутри. Они опять: "Людиии..."
      
      - Мама, не говори так! Мамка! - девочка, вырвав руку у старика, притопнула ногой и насупилась, вот-вот готовая удариться в слезы.
      
      - Элла, прекрати! Мы же тебя просили, - старик покачал головой и привлек девчонку к себе, затем обратился к Денису: - Вы простите ее. Это все нервы.
      
      - Василий Григорьевич, не смейте меня перебивать! - вскрикнула женщина, сминая журнал. - И нервы! Не надо этого говорить! Это у вас нервы!
      
      - Элла! Элла... - он внимательно посмотрел на нее, она выдохнула, словно не воздух, а скопившуюся горечь в груди, и вдруг сникла.
      
      - Извините, молодые люди, у вас не найдется сигаретки? - скромно спросил Василий Григорьевич.
      
      - Да, конечно, - Климентьев достал пачку "Kent" и протянул старику.
      
      Тот вытащил одну, неторопливо размял, и прикурил от вспыхнувшей зажигалки Дениса.
      
      - Берите всю пачку, - предложил Климентьев. - В машине у меня с этим достаток. А по серьезному, с куревом надо завязывать. Брошу после девятого.
      
      - Извините, я возьму парочку. Я вообще не курю - это для Эллы, - раскурив сигарету, он протянул ее женщине.
      
      Та сразу схватила, затянулась и успокоилась вроде совсем.
      
      - Так не знаете, надолго здесь кафравцы? - повторил вопрос Лугин.
      
      - Вроде как на три дня. Считая сегодня, остается два или полтора, - Василий Григорьевич погладил девочку по голове.
      
      - Так люди говорят? - Денис бросил взгляд на лагерь слева от дороги, кое-где в сумерках загорались костры. Над звездолетом-улиткой робко заблестели первые звездочки.
      
      - Нет, я сам слышал. Объявляли прямо с корабля. Странные у них динамики или что-то такое: звук вроде не громкий, а слышно очень далеко, - пояснил старичок. - Как я понял, они еще под Смоленском садились, но всего на сутки. Немного переселенцев там взяли, и что-то кафравцам там не понравилось, перелетели сюда. На беду нам или на радость, пока трудно сказать.
      
      - Извините, нам надо идти, - спохватился Климентьев. - Удачи вам.
      
      - Людиии... заходите в Кахор Нэ Роош... Люди... - протрубила им вслед Элла, из губ, сложенных трубочкой, пуская дым и пугая девчонку, прижавшуюся к старику.
      
      Лугин молча чертыхнулся - у бабенки действительно был жутковатый голос, курила, наверное, много - и вернулся мыслями к Фаргерту. Раньше, когда по телевизору или приемнику говорили об эвакуации, каких-то якобы "безопасных планетах", мичман не слишком пускал в голову мысли на этот счет. Да и звездолеты кафравцев тогда казались явлением невероятно далеким, абстрактным, как их, покрытые мраком недоброй тайны, планеты. А теперь корабль чужаков имел вполне конкретные очертания ровно за его спиной, и Сергей подумал: насколько правильно бежать в Сибирь, если более реальный шанс на спасение в такой удивительной близости.
      
      - Слышь, Климыч, - сказал он, поправляя за плечом дробовик. - Я вот думаю, может нам тоже стать переселенцами. Нахрен радиатор - сядем и улетим на Фаргерт.
      
      Климентьев остановился, словно напоровшись на коряжину. Обвел взглядом серые, почти черные деревья подлеска и повернулся к другу:
      
      - Так-так, - глухо сказал он. - На сказки об инопланетном счастье купился?
      
      - Вот этого, Денис, не надо: я не продаюсь. Давай лучше, как ты любишь приговаривать, подумаем логически. Ехать в Красноярск далековато, и ни факт, что нам повезет туда дорулить, даже если разживемся радиатором. Даже если новой машиной и неограниченным количеством бензина.
      
      - Мы туда доедем, - упрямо отчеканил Климентьев.
      
      - Рассуждаем дальше. Катастрофа Сибирь не минует по любому. Ну предположим, останутся спокойные области за Енисеем, или куда ты там метил. Что потом? Как там в ядреной "ядерной зиме", если в обычную за сороковник мороза заворачивает? Об этом логически подумал? Элементарный вопрос: жрать что? Ладно на год-два, кто с хитринкой устроился, хватит запасов, а потом кору с деревьев грызть? Кушать где брать, если вокруг на много лет зима и не растет нихрена?
      
      - Знаешь, Серж, спорить о том, как будет после катастрофы, я не собираюсь. Потому что никто знать об этом не может. А кто говорит: знаю, станет так-то и так-то - тот нагло врет. Правда приходит опытом, а не умозаключениями. Одно тебе скажу, у меня в Красноярске мать с отцом и Лиза. Вот этот аргумент весит всех твоих. Хочешь, ступай к звездолету. Я же тебя не держу. Можешь забрать в дорогу половину всего нашего.
      
      - Ладно, иди давай, - иного ответа мичман не слишком ожидал. Климыч зациклился на Красноярске. С одной стороны у него там родители, не думать о них было бы по сволочному. И Лиза там же. А он ее любит. Фото таскает в паспорте, как мальчишка. За два года своей сердцеедке ни разу не изменял. С другой, кому будет легче, если девятое августа накроет их всех разом: и Дениса с родителями, и Лизу, его, Лугина, - ударит, как тысячи атомных бомб, оставив очень незначительные шансы на выживание. И вот еще что: вряд ли Ирина Владимировна - мать Дениса, и Климентьев старший, останутся сидеть в красноярской квартирке до приезда сына (ведь Денис не смог с ними созвониться, и не имелось никакой договоренности, что сын пожалует). Скорее всего, они покинули город в поисках более безопасных мест. Найти их и Лизу остается все меньше шансов - ехать в Красноярск как бы теряет смысл. Но попробуй, докажи это аспиранту. Любитель логических мышлений, блин!
      
      Климентьев шел молча немного впереди, и Сергей предпочел не донимать его кощунственными разговорами. Откуда-то справа наползал запах дыма, наверное, на стоянке по льняному полю жгли костры. Быстро темнело. Бледно-оранжевая полоска на западе остыла. Тропу в сгустившихся сумерках стало трудно различать. Редкие звезды на юго-западе, сначала мелькавшие в прорехах между веток берез, пропали - там все выше громоздились тучи, почти такое же темные как небо.
      
      Когда Денис дошел до приметной ели с обрубленными снизу ветками, спереди послышались вроде возня и голоса. Голоса как бы не возле джипа. Лугин тоже их услышал и подумал, что на неприятность здесь можно нарваться, как ногой в дерьмо ступить.
      
      - Не суетись, - шепнул он Климентьеву. - Я со стволом первый.
      
      Отодвинув Дениса с тропы, Сергей снял из-за плеча "Бекас", прислушиваясь и вспоминая нехорошие разговоры о зеках из-под Владимира. Прошел он всего шагов тридцать, когда разглядел Денисов внедорожник в свете фар и суетившихся возле него людей. Двоих или троих. Не требовалось слишком напрягать глаза, чтобы понять: с "Лэнд Крузера", распахнув двери и багажник, уносили добро. Грузили на свернувший с грунтовки "УАЗик", судя по мигалкам на крыше милицейский. Дальше по поляне и краю поля стояли машины еще. Много машин и несколько палаток. Но людям с них какое дело до грабежа?
      
      - Сержик, - тихо сказал Денис, убирая ветку. - Их нельзя упустить. "УАЗ" уедет - амбец нам.
      
      Лугин как-то и без него догадывался: на ментовскую машину успели перетащить больше половины. Спугни сейчас ворюг, и все - дадут сразу деру, а с чем оставят, так того, может, и на радиатор не хватит.
      
      - Нож давай, - шепнул он аспиранту. - В общем, так: я крадусь ближе к машине, попробую, кого достану, сцапать в залог. Нож к горлу, и будем требовать свое назад. А ты с дробачем прикрываешь. Зря не стреляй.
      
      Он вытащил из кармана патроны, вложил их во вспотевшую ладонь друга и добавил:
      
      - Но и не гуманничай слишком.
      
      Климентьев не во всем согласился с таким планом, но мичман поспешил вручить ему ружье и тихо пошел кустами.
      
      Ближе к джипу вересняк рос низенький, такой что едва хватало по пояс. На четвереньках Лугин одолел еще метров пять-семь и замер. Рывшийся в багажнике мужик в джинсовке - его освещали фары "УАЗика" - повернулся к нему, но в темноте ничего не разглядел, почесал репу, ужаленную комаром, и вернулся к грабежу.
      
      - Владимирович, палатку со шмотьем брать? - поинтересовался он у кого-то невидимого, скинув в траву сумку с одеждой Климентьева.
      
      - Че мы на барахолку собрались? - ответил ему голос с дороги.
      
      - Нормальное есть еще что? - поинтересовался подошедший в милицейской форме.
      
      - Да не пойму я. На ящик с консервой, - он подтолкнул картонную коробку.
      
      Милиционер нехотя взял и понес к дороге.
      
      "Пора, - решил Лугин". Медлить было нельзя - ворье основательно перетрусило "Лэнд Крузер" и вряд ли собиралось здесь устраивать пикник.
      
      Шагов в пятнадцать, пригнувшись, Сергей добрался до передка джипа. Спереди заходить было не умно, но сзади еще глупее: его бы заметили с дороги в свете фар.
      
      Рукоять отличного Денискиного ножа сидела в ладони как влитая. За лезвием темной стали Климентьев ухаживал с особой теплотой, и было оно заточено, хоть щеки брей, хоть проволоку стругай. Таким горло можно вскрыть одним махом до самых позвонков. Этого и побаивался мичман. В оставшиеся секунды все думал, как бы не переборщить с нажимом, когда придется для убедительности приставить нож к шее. А если тот в непонятках рванется? Ведь убивать человека за кучку жратвы и барахла, пусть и очень нужного, не хотелось.
      
      Он зашел сбоку почти не слышно. Левую руку вперед на уровне головы, как учили, в правой нож лезвием к запястью. И уже почти схватил мародера за волосы у затылка, когда тот дернулся и повернулся к нему.
      
      - Коля! - успел крикнуть тот, вытаращив с перепуга глаза и отмахнувшись от незнакомца как от черта.
      
      Лугин ударил коротко в челюсть. Кулак, сдобренный весом ножа, приятственно аж хрупнул при встрече с чужими зубами. Мужик в джинсовке, пошатнулся и рухнул, расшвырнув широко руки. Возле "УАЗа" раздались возгласы, скрипнула дверь. Оседлать ворюгу и приставить нож к горлу мичман не успел. Может и к лучшему, что не успел, иначе лег бы рядом с ним с пробитой головой. Выстрелили сначала с ТТшки. С истерическим визгом пуля вспорола железо "Лэнд Крузера". Вторая ушла куда-то в ночь. Лугин отскочил с освещенного пятна и нырнул за джип.
      
      "Все, приплыли! - мелькнуло в голове. - Прощай наши шмотки! И застрелить нафиг могут, если Дениска протормозит с ответом".
      
      Мародер в джинсовке успел куда-то улизнуть. За спиной солидным басом заговорил дробовик.
      
      Поначалу Климентьев стрелял наугад. Скоротечных вспышек ТТшки он не видел, и происходящего у грунтовки тоже не мог разглядеть. Фары "УАЗа" слишком контрастно разделили поляну на свет и тьму: как не таращи глаза, в темноте не разберешь людских силуэтов. Пальнув дважды в сторону милицейской машины, - не на поражение вороватых козлов, а так, для острастки - он переместился под куст. Морща нос от пороховой вони, перехватил ружье удобнее, прицелился в "УАЗ". Туда где должны быть передние колеса - не упускать же метовскую карету с собственным добром. В это время и ударили с автомата. Длинной очередью прямо по его Тойоте. Джип забился мелкой дрожью, а потом воздух колыхнуло гулом, и машина на поляне как стояла, так и пыхнула огненным шаром. Осколки стекла долетели даже до Климентьева. Что стало с Лугиным, Денис не успел понять: в голову темным клином вошла такая ярость, что он в первые секунды не мог совладать со спусковым крючком. Выпрыгнул из кустов и начал орать матом и палить без перерыва в сторону горящих фар. С автомата огрызнулись еще раз. Следующая очередь Дениса не пощадила. Странно как-то: боли поначалу не было, будто что-то ткнулось в грудь, и ни с того, ни сего вышибло дух. Климентьев еще пытался перезарядить дробач, тянул, тянул тугой затвор, а тот не слушался, и ноги сгибались в коленях. Только потом пришла свирепая боль, и Денис, захрипев зверем, почувствовал себя на земле. Слышал, как завелся "УАЗ" и кто-то крикнул:
      
      - Ну, пи.дец, петухи! Из-под земли достанем!
      
      Ментовская машина с разбитыми фарами двинула по грунтовке вдоль леса. Схватив "Бекас", Лугин стоял с полминуты между потрескивавшим в огне как полено джипом и Климентьевым, который лежал на траве. Безумно болело обожженное плечо и щека, а в глазах еще плясали искры, пламя, хватившего мичмана взрыва. Затем он опустился на колени и расстегнул на аспиранте рубашку.
      
      - Климыч, - хрипло произнес Сергей. - Дурак, как же ты так высунулся. Ну, дурак! - на высохшем языке больше не было подходящих слов.
      
      Денис, водя из стороны в сторону зрачками, пытался дышать. Не получалось. Воздух был не воздухом - горячим кровавым месивом.
      
      - Серж, кранты "Крузеру", - все-таки выговорил он. - Делать-то что будем, Серж?!
      
      - Лежать для начала, не дергаться, - зло отозвался Лугин и подумал: "Дать бы тебе по роже, дурак!".
      
      Он так бы и сделал, вот только красная, плевавшая кровью, дырка в груди Дениса не позволяла вполне излить свои чувства. Ранение все же критичное.
      

      
      У Красиной натурально отрывались руки. Ладно сумка с ее вещами, без порядка набитая в спешных сборах, - она толстая, но не такая тяжелая. А офигенный саквояж Хитровой вымотал окончательно, не прошли они и трети пути.
      
      - Курить надо меньше, - с ехидством вразумила Светка, едва Ирина снова остановилась, уронив ношу на землю.
      
      - Злая ты, Светочка, - Красина вытянула из кармана платок и обтерла пот. - Закурю из вредности.
      
      Она так и сделала. Села на Хитровский саквояж, демонстративно достала пачку "Winston".
      
      - Вот стерва, - Света тоже побросала сумки и всплеснула руками: - Нам еще один рейс делать. Ты подумала?
      
      - Ага, - Ира качнула головой, волосы прилипли к лицу, а во рту было сухо - настоящий Кара-Кум, хотя полчаса назад она выпила баночку Колы.
      
      После ночного ливня, громыхавшего с жуткими молниями и затопившего соседние палатки, с полудня установилась невозможная жара. Лужи, разлившиеся рваными полосами по лагерю, исходили паром, и воздух, напитанный влагой, казался липким и ядовитым. Под навесами, вчера еще спасавшими от солнца, а сегодня провисшими, разорванными от тяжести воды, людей почти не осталось. За то ближе к люкам собрались большие группы в несколько тысяч человек. Чего они толпились там, непонятно, ведь корабль должен скоро взлететь. Вечером или раньше - кафравцы не говорили конкретно.
      
      - Свет, а ты совсем не боишься, - спросила Красина, кивнув на синевато-черную стену. Вид ее с волнообразными выступами и строгими прямоугольниками входов, похожих на гигантские мраморные надгробья, приводил Ирину в трепет с первого дня. Когда она смотрела на корабль чужаков, сердце опутывали цепкие паутинки страха. Оно то билось, то не билось, а по спине словно сыпались острые кристаллики льда. Ира старалась не смотреть на звездолет, не думать о нем и предстоящем полете, но кафравское чудовище было огромно, и подменяло собой половину привычного мира. Глаза, куда не смотри, всякий раз сами натыкались на него.
      
      - А чего я должна боятся? Если честно... - Хитрова чуть наклонилась к подруге, - мне тоже боязно. Все думаю, как там внутри? Сколько лететь и что нас ждет потом? Они-то, уроды, не говорят. Им пофигу наша нормальная человеческая озабоченность. Хотя бы разъяснили, много ли брать воды и продуктов. Представляешь, если лететь до Фаргерта лет двадцать или тридцать?
      
      Ирина мотнула головой, не собираясь такое представлять.
      
      - А это вполне может быть, - продолжила наводить страхи Хитрова. - Не знаю, как у кафравцев, но у нас закон Эйнштейна никто не отменял: перемещение в пространстве ограничивается скоростью света. Знаешь, сколько до ближайшей звезды?
      
      - Не хуже тебя училась. Ближайшая Проксима Центавра. Четыре с хвостиком световых года, - Ирина струсила пепел, глядя на большую компанию, идущую к звездолету со стороны деревни.
      
      - Фу, не дыми на меня, - Светка отмахнулась бейсболкой, которой обычно прикрывала большую, замазанную йодом шишку на голове. - Вот именно, четыре года до ближайшей. Это если со скоростью света. А если медленнее и не до ближайшей? Вполне может не один десяток лет. Что будет, если мы состаримся в корабле, пока доберемся до их Фаргерта? Тогда это не корабль, а огромная летающая могила. Я ни за что не хочу быть старухой. Вот чего я больше всего боюсь, Ирусь, это смерти и старости.
      
      - Не дрейфь, - Красина усмехнулась наивным мыслям подруги. - И подумай, как следует. Если бы у них корабли ходили от звезды к звезде десяток лет, стали бы он связываться с нашей эвакуацией? Так что, твой Эйнштейн отменяется. Пошли, - она раздавила туфелькой окурок и схватилась за сумки, подумав, что в отличие от Хитровой страдает куда более обоснованными и глубокими страхами. Надо ж такое взять в голову: Светка боится старости! До старости дожить надо.
      
      Обойдя островок грязи с втоптанными обрывками газет, кусками разноцветной обертки, они решил сократить путь, и направились через скопление машин. Справа и слева по узким проходам тянулись люди, группами по пять-десять человек. Сегодня с самого утра все, будто сговорившись, засобирались к звездолету. Даже военные, беспечно бродившие по лагерю последние два дня, подбирались к темным провалам люков.
      
      - Смотри какие, - при виде двух подруг мужчина лет сорока, стороживший кипу сумок и рюкзаков, одобрительно зацокал языком.
      
      - Девчонки, вам помочь? - оживился его товарищ, вскинув на лоб солнцезащитные очки и уставившись на загорелые ножки Хитровой, схваченные на ягодицах тугими шортами.
      
      - Спасибо, сами, - сухо сказала Ирина. Ей было тяжело, руки вытягивались от ноши, но помощь незнакомых мужчин, она бы не приняла, если бы эти руки оторвались.
      
      - Чего так? - хихикнула Светка, когда они прошли шагов десять.
      
      - Не хочу быть обязанной, - так же сухо отозвалась Красина.
      
      Пройдя мимо "КАМАЗа" с будкой, они свернули за палатки, и там Ирина вдруг побледнела и стала как вкопанная.
      
      - Господи! - прошептала она, глядя на лежащего ничком в луже человека.
      
      Справа от него скорчился еще один труп с коричневатыми пятнами на майке. И дальше прислонился спиной к колесу машины кто-то с размозженной головой. По лицу вокруг заплывшего глаза ползали мухи, харчуя липкой кровушкой. В траве валялось охотничье ружье, разбитая бутылка шампанского, детская книжка.
      
      - Ступай дальше, шалава, - рявкнул на нее мужик, сидевший в грязи.
      
      У ног его была девочка лет четырнадцати в разорванном платьице. Раненая или мертвая Ирина не разглядела - Хитрова толкнула в спину.
      
      "Господи! - мысленно повторила Красина, двинувшись дальше чуть ли не бегом, не чувствуя ни ног, ни тяжелых сумок в руках. Когда же это все кончится?! Скорее бы до звездолета! И кончится ли там? За последние дни она ни раз видела озверелые драки и трупы, но, сколько бы не прошло подобного ужаса перед глазами, привыкнуть к нему она не могла. И каждый раз Ирине казалось, что силы покидают ее. Она больше не может находиться в этом поголовном безумии, не может вздрагивать от выстрелов и криков по ночам, прислушиваться к шагам и ждать, что какая-нибудь грязная сволочь завалится в ее палатку. И вырваться из разгулявшейся не в шутку реальности она тоже не может. Где-то в душе жила надежда, что на страшноватом корабле кафравцев чуть больше человечности и порядка, чем на бающейся в агонии Земле, но эта надежда была так слаба. Ирине вспомнилось, что в Москве, насмотревшись до макушки новостей с роликами о первых днях контакта и угодливого принятия инопланетян в Штаб-квартире ООН, она ненавидела кафравцев, и скорее бы согласилась погибнуть, чем принять от них помощь. Теперь же Красина ненавидела больше людей, в основном мужчин. Они из-за своих непомерных амбиций, тупого самоутверждения и жажды властвовать; из-за преступной невоздержанности и отсутствия в сердцах обычной доброты, рвали этот мир по живому на куски, уничтожали его, едва получив свободу от прежних кое-как устоявшихся законов.
      
      После небольшой остановки на отдых. Ирина с Хитровой почти добрались до люка. Впереди, вдоль натянутой черти кем веревкой с красными флажками-тряпками, собралось с полтысячи переселенцев, готовых к отлету. В корабль почему-то не входили. Наверное, кто-то дожидался родственников или знакомых, кто-то просто не спешил расстаться с Землей или боролся с последними сомнениями, прежде чем войти в темное чрево звездолета, - те, кто поверил в сказки о счастливом Фаргерте, давно скрылись в прямоугольнике входа.
      
      - Постой, Свет. Пожалуйста, стой, - Красина опустила наземь сумки и вздохнула, прерывисто, как загнанная кобылица.
      
      Она огляделась, повернувшись в сторону Вязников. Где-то там далеко осталась Москва, брошенная, пустая. За ней очень далеко был Калининград. Родители: папа и мама. Мама, которая всегда приносила с работы конфеты или вкусный шоколадный торт. Маме теперь почти пятьдесят два. И она не знает, ничегошеньки не знает, куда собирается ее дочь! Она не может представить, что темная суровая гора-зведолет, перед которой стаяла Ирина, скоро унесет в такие дали, откуда нет возврата никакими путями. Да и возвращаться будет некуда. Девятого августа родной мир превратится в холодную пустыню. Над разрушенными городами будет метаться безумный ветер, с ним души миллиардов погибших людей. А среди них ее папа и мама, ищущие дочь. Влажными глазами Красина посмотрела на деревеньку вдалеке, на березы и плывущие над ними удивительно белые облака и разрыдалась.
      
      - Ты чего, Ириша? - Светка подскочила к ней.
      
      - Я не могу!.. - простонала она, всхлипывая и закрывая лицо ладонями.
      
      - Чего не можешь? - Хитрова попыталась опустить ее руки.
      
      - Не могу лететь. Не хочу! - судорожно выдохнула Ирина. - Я как представлю, Свет!.. Нет, ты просто не понимаешь. Тебе все пофигу, а я так не могу!
      
      - Все! Быстро прекрати мне! - Светлана встряхнула ее за плечи. - На меня смотри! Красина, посмотри на меня, - прижав ладони к щекам, она повернула ее пылающее лицо и заглянула в глаза, ставшие от слез жалкими, водянисто-серыми.
      
      - Свет... я не полечу... - выдавила Ирина. - Иди к черту без меня.
      
      - Сумасшедшая! - вспыхнула подруга. - Нет, ты полетишь!
      
      - Нет, Света! Нет!
      
      - Я тебе пендаля такого дам, что полетишь прямо в люк, - Хитрова дернула ее за блузку и, повернувшись к толпе, заорала: - Ну-ка пропустите! Газета "Альтернативный шок"! И НТВ вдобавок! - она потрясла редакционным удостоверением и старой карточкой аккредитации.
      
      - Вперед, дуреха еще! - Хитрова, толкнув подругу к ограждению, навесила на себя третью сумку.
      
      - Господи! Господи! - причитала Красина, плетясь за Светкой, словно щенок на поводке, таща сумку, колотившую по ногам.
      
      Они ступили на покрытие, похожее то ли на пористый металл, то ли шероховатую керамику, и вошли в корабль.
      
      Широкий проход под небольшим наклоном вверх тянулся в неведомую темноту. Сюда без сложностей могла заехать разом дюжина большегрузных фур или залететь небольшой самолет. Стены под стать полу, одетые шестигранной плиткой шероховатого материала, где-то вверху образовывали слабо светящиеся арки. После солнечного дня глаза не сразу привыкли к сумраку.
      
      Прошли шагов тридцать-сорок. В этот раз первой сдохла Хитрова. Еще бы: переть здоровенный рюкзак и три сумки вместо двух чересчур даже для бывшей спортсменки.
      
      - Помоги что ли, - роняя багаж, воззвала она к совести подруги.
      
      - Прости, Свет. Расклеилась я совсем, - Красина, все еще изредка всхлипывая, вцепилась в самую тяжелую сумку. - Как подумаешь, что всему конец... Что больше никогда... - она посмотрела назад - в светлом прямоугольнике словно на киноэкране ожил последний для них фрагмент Земли, - ...никогда это не будет с тобой, так и жить не хочется.
      
      - Не говори чушь, - Хитрова размяла затекшие пальцы и подняла сумки. - Жить должно хотеться всегда. Даже хреновая жизнь лучше самой распрекрасной смерти.
      
      Их обогнало пять человек и женщина с ребенком на руках. Затем два юноши, хлебавшие по пути "Клинское". Один из них додумался разбить пустую бутылку прямо в проходе.
      
      - Культура, блин, - шмыгнув носом, возмутилась Красина.
      
      - Во-во. Представь, что мы рейсом "Аэрофлота" на Мальдивы. Хорошо? - Светка хихикнула, напуская на лицо неподражаемую лисью улыбку: - Уважаемые пассажиры, приветствуем на борту нашего лайнера, следующего рейсом "Вязники - Фаргерт". Просьба, пристегнуть ремни и не курить в салоне, - протрубила он и зашагала вперед, держась правой стены.
      
      - Света... - едва слышно произнесла Красина. Она только заметила что возле выступа, образующего следующую арку стоит кафравец. Определенно карем-кафравец - тех, что из касты служащих и рабочих. Ирина впервые видела это существо живьем. С каждым шагом, приближавшим ее к чудовищу, ледяные паутинки страха опутывали крепче, схватывая ноги, руки; то трогая, то отпуская сердце, и бешено ускоряя пульс.
      
      Инопланетянин был огромен. Явно выше других - ферс-кафравцев, что прилетали в Штаб-квартиру ООН. Светка со своими метр семьдесят три, идущая впереди, едва дотягивала ему по мерцавшую на груди бляху. При этом кафравец оказался ужасно широк в верхней части туловища, точно стоящий на задних лапах кабан, раздутый до размеров бегемота. Не то лапы, не то клешни росли прямо из грудной клетки, и держал он в них оружие или неведомого назначения прибор с эллипсоидной рамкой на конце. Морду чудовища к счастью скрывал шлем, темно-зеленый лоснящийся, как и его одежда-скафандр. Ни за какие сокровища мира, Ирина не хотела бы видеть скрытую морду, издававшую шелестящее сопение.
      
      Хитрова уже поравнялась с ним. Неожиданно остановилась и сказала:
      
      - Привет.
      
      Ну точно дура! Красиной захотелось толкнуть ее в спину и побежать дальше по бесконечному коридору.
      
      Карем-кафравец нацелил прибор на Хитрову, и вокруг Светки разлилось слабое красноватое сияние. При этом цепочка на ее шее и серебряное колечко обзавелись радужным ореолом. Что-то вспыхнуло и погасло в рюкзаке.
      
      - Скажите, а долго лететь? - не унималась Светлана, переминаясь с ноги на ногу, смотрясь рядом с инопланетянином, как пританцовывающая Моська возле слона. - До Фаргерта долго?
      
      - Нет, - прошелестел тот и направил прибор, мигнувший желтыми индикаторами, на Красину.
      
      - А кормить нас будут? - угораздило Хитрову пристать с новыми расспросами.
      
      - Да, - донеслось из щелей в маске.
      
      - Вкусно?
      
      - Пожалуйста, иди! - взмолилась Ирина, подталкивая подругу плечом.
      
      Когда они прошли до раздвоения коридора, Хитрова остановилась, грохнув сумками об пол, и сказала: