Держа в руках рисунок рожденный вдохновением Мэя, я вернулся в Ланатон и сразу поделился случившимся со служителями Шестой Сферы. Никто из них не придал этой истории значения. Передавая друг другу творение молодого художника, они молча выслушали меня и пожелали только быть осторожнее в горах, а знаки прошлых эпох предоставить толковать людям сведущим в этом. Меня рассердил их ответ и я хотел идти домой, но заметил на мосту через канал одинокую фигуру Родэ, хранителя соседнего храма. Старик обычно был разговорчив более других и я решился подойти к нему.
- Что тебя удивляет? - спросил он, спокойно выслушав все, что я торопливо и бессвязно старался довести до него. Но его ровный голос и тусклая улыбка меня не обманули - я чувствовал, как наигранно то равнодушие. Тогда решил схитрить сам.
- Странно такое сочетание, - сказал я, - Вечная Пирамида, куда не смеешь даже приблизиться даже ты и вдруг эта диадема- безделушка вокруг нее! Почему же такая ничтожно малая вещь противопоставлена великой твердыне?! Смотри.
- Глупец! - в его глазах вспыхнули молнии. - Эта вещь!… Эта вещь способна перевернуть мир! Да! Да! Перевернуть только куда?! Куда и как?! Этого уже никто не скажет!
Больше он об этом со мной не говорил никогда. Но внезапно прорвавшие его слова меня потрясли и звучат в ушах до сих пор… Вот и все. Скоро я ушел из Ланатона. Иногда возвращался туда, со склона холма смотрел на памятную детством долину, на непостижимую Пирамиду, вставшую из земли будто великий могильник уставших от вечной жизни богов.
Когда над ней загорались звезды, мое воображение соединяло их гибкими линиями. Голубая Саламандра… Больше о ней я ничего не знаю.
- И ты после ни разу не попытался приблизиться к волновавшей тайне? - изумился Кор.
- Я был достаточно взрослый и научился спрашивать себя "зачем?" Научись ты. Зачем спрашивать меня если я сказал все что хотел?
Последние слова Хетти остановили Грачева от потока вопросов. Он, с некоторыми оговорками, доверял истории изложенной охотником и еще предполагал, что это не единственная правда известная аотту. Со временем Андрей надеялся получить другие ценные свидетельства и даже заручиться поддержкой, если обстоятельства вынудят отудить в замкнутые сферы Ланатона. Эвис, склонив набок голову и поглядывая из-под длинный ресниц на блеск разноцветных камней, по своему переживала услышанное.
В комнате наступила тишина. Иногда потрескивали догоравшие сучья и Нейс, перетирая в ступке минералы для красок, поскрипывал каменным пестом.
- Наверняка внизу об этой штуке известно многим больше. Может там мир давно перевернулся с ног на голову, а мы ничего и не знаем? - нетерпеливый голос внука Апи вырвал хронавта из глубоких размышлений.
- Хетти, сколько же лет может быть тому изображению на обломке скалы? - спросила она.
- Должно быть очень древним, как самые древние Дома в священной долине. Каждый знает как медленно время истирает твердый камень.
- А первым каменным храмам Ланатона тысячи лет… Тогда это совсем неожиданно для меня! - Эвис растерянно глянула на Грачева - он мрачно улыбался.
Так тщательно разработанная, пригнанная к событиям прошлого столетия версия / будто диадема есть след соарян/ терпела крах - свидетельство Хетти прямо указывало, что корни Голубой Саламандры несопоставимо старше контакта с "ходящими по небу". Теперь происхождение венка из гипербонзидового сплава стало совершенно необъяснимым.
- В Аттле о Голубой Саламандре вряд ли известно больше. Сожалею. - сказала Эвис, - Я не смогу развлечь вас интересным рассказом. Тайна ее действительно велика и слишком узок круг в нее посвященных. Если таковые есть в нижней Аттине - мы не встретили ни одного, готового что-либо объяснить. Скажу только: диадема каким-то образом представляет угрозу для жизни людей. Она в себе есть гибель сущего - так говорят, и слова Родэ похоже подтверждает страшную истину.
Мы безуспешно искали ответ в самых могущественных святилищах Аттлы. Жрецы там в неведении или полны противочеловеческой корысти. Мудрый человек указал путь к Земле Облаков -
- здесь ответ. Нужно узнать все о происхождении диадемы и скрытых в ней силах, чтобы противостоять беде. Люди моего мира достаточно опытны в знании и способны отвратить любое зло. Только бы отыскать его начало…
Эвис замолчала. В лицах аоттов смешалось удивление и восторженное преклонение, словно к страстному признанию вынудили они женщину, под обликом которой вдруг открылась любезная им богиня.
- Мы не аттлийцы, - подтвердила догадку Хетти хронавт, -
- Наш дом далеко за пределами Аттины. Простите: о некотором придется умолчать, до встречи с хранителями. Потом же у меня не будет секретов. Да и не секреты это вовсе! Каждый мой ответ будет рождать много новых вопросов. Я просто ничего не смогу объяснить сейчас.
Хетти понимающе кивнул.
- Я сообщу обо всем Апи! - воскликнул Кор, - Скоро хранители придут к вам, а может я сам через несколько дней разыщу вас и провожу в Ланатон. Но сначала нужно известить Апи!
- Хотелось бы верить, что нелегкий путь ненапрасен.
- Трудно предположить ответ хранителей, - сказал Хетти. -И есть ли он? Говорят где-то там, куда никто не входит, может в самой Пирамиде под присмотром бессменных, не знающих усталости сторожей хранятся знания, которые потрясут умы людей. С того дня люди будут похожи на себя не более, чем сейчас на копошащихся в лесу муравьев. Но не грезьте - не стоит ждать тот день. Он дальше, чем дикое пламя звезд. Говорят, он случится много позже, чем Океан поглотит землю и люди с тем на века забудут Число и Слово.
Ни Кор, ни посланцы долины храмов не приходили. Хетти предупредил, что пылкие заверения юноши нельзя принимать всерьез, если то касается воли адептов Сфер. Никто не знает, что у них на уме и какой срок для встречи они сочтут удобным.
Эвис и Грачев тогда исследовали окрестности Ану, однажды выбрались в Квери. Несколько историй о Голубой Саламандре удалось собрать им. Аотты говорили, будто диадема явилась неведомым образом с Тогом и принадлежит чудовищу. Будто Ликор, одевая ее постигал законы, видел мир далеко вперед. Она служила источником его вдохновения, раскрывала суть вещей, а страна аоттов стала такой, как есть только благодаря Ликору, да следующим ему мудрецам; принявшим и воплотившим откровения через Голубую Саламандру.
другие говорили: ей владел старший из хранителей и есть она символ власти в высоком знании. Рассказы были любопытны, но если и допустить, что они отголосок некогда реальных событий, то и это никак не приближало к решению конкретных задач, стоявших перед хронавтом.
Всякий раз, когда Эвис пыталась связать происхождение украшения с соарянами, аттинцы возмущенно отрицали ее предположение. " Голубая Саламандра была много раньше", - Отвечали они, - "а белые люди, прилетавшие на сверкающем шаре известны едва более века. Законы запрещают приходить на нашу землю иначе, как через Лабиринт и Дом Тога. За что хранители справедливо заставили их исчезнуть.
И впредь какая бы их цель не была, появляться только истинным путем. Больше о них мы ничего не знаем, хотя их шар раз или два видели над горами. Но причем здесь Голубая Саламандра?! Как бы тебе не хотелось, она относится к белым людям не больше, чем труды Ликора или статуи Ликса."
Как Мэй вернулся из Арви, путешественники не забыли посетить и его. Художник, уведомленный Нейсом, с чистой радостью принял гостей. Водил по освещенной утренним солнцем галерее, вдававшейся в сад, и не без гордости показывал наиболее милые ему работы, а так же рисунки Нейса.
Когда же Эвис, пресыщенная колоритными пейзажами, задала главный вопрос, он смутился, потом вдруг басовито расхохотался и взяв ее за руку отвел к задрапированной нише.
Там на постаменте из грубого осколка скалы стояла та самая дощечка с описанным Хетти изображением. Сомнений не было: изящный венок, окружавший знаменитое сооружение Ланатона, ничем не отличался от диадемы находившейся у Эвис. Только мелкие детали не обозначила кисть художника, да чуть измененные пропорции и волшебная игра света делали ее тайну мучительной, те ускользающей.
На постаменте кубического куска порфира виделся фрагмент какого-то узора: вырезанных в камне ромбических знаков, округлых выпуклостей, что по убеждению Мэя некогда соединялось в общем рельефе на стене ущелья. " Не менее восемнадцати столетий" констатировала хронавт, обследовав следы эрозии и отложений в трещинах.
- Восемнадцать столетий, - с усмешкой повторил Грачев, когда они попрощавшись с художником до вечера, вышли к дороге затененной густыми кронами каштанов, - В те темные времена соаряне вряд ли знали что такое велосипед. Тогда им было не до звездных кораблей. Ты разочаровываешь меня своим тупым упрямством! Снова и снова связываешь тот гипербонзид непременно с ними! Какого же черта?! Факты орут во все горло: Лабиринт! Это неземной червяк жрущий порчеными тухлыми идеями человечину! Кодекс дурацких законов! А Пирамида?! Даже на облезлой картинке она - строение совершенно ненормальное! Не логичнее ли допустить неких прасоарян двадцать, может сорок веков назад?! А?! С таким заурядным обменом сувенирами?!
- Слишком невероятно, - спокойно отвергла хронавт. - Помимо нашей земной истории есть история внеземных цивилизаций и сношений между ними. Объективная и точно документированная история, которую мы изучаем с поры выхода в дальний космос и вступления в Галактическое содружество.
Я достаточно просвещена, чтобы утверждать: Земля за этот период не имела прямого контакта с разумом других планет. Никто бы такого значительного события не стал скрывать! Есть норма этики внешних отношений, они всегда неукоснительно соблюдаются. Пимоняне, некоторые другие сверхдревние культуры ни в коем случае не оставили бы здесь материальных следов. Я не могу не считаться с известной мне наизусть картой ВВТ! Либо диадема продукт соарян, либо… - Эвис в нерешительности замолчала.
- Ну! Ну! Что еще?!
- … цивилизации, о которой неизвестно, потому, что ее уже давно нет.
- Ее. Уже нет…, - произнес Грачев будто пожевывая, каждый звук в странной фразе, - Так их по-твоему нет? Магелланы космоса, Эдисоны хитрых идей исчезли, забыв представиться?! Вымерли динозаврами?! Или лучше сказать - как скоро вымрут соаряне?! Пожалуй в этом что-то кроется… Либо твой рассудок снова ожил, либо ты свихнулась. Когда тебе пришло это в голову?
- Как только убедилась, что тысячелетняя история Голубой Саламандры не аттлийский вымысел. Но у меня есть другое предположение. Подлинная диадема существует давно и сделана аоттами из серебра или любого -доступного тогда сплава. А соаряне уже. скопировали ее в гипербонзиде, может быть не в одном экземпляре, как любопытный атрибут земных мистерий. После она попала Аттлу. Ведь время ее появления там почти совпадает с первыми паломничествами к Теоклу.
- Здравое, вполне реальное предположение. К тому же его легко проверить. Хвалю, -" Грачев быстро расстался с ролью скептика.
Морщины над его левой бровью разгладились и взгляд стал по-прежнему строгим.
- Легкий эфирный гипербонзид ходоки с Ланатона не перепутают с серебром. Так значит подделка? Теперь мне понятна твоя настойчивость в разговорах о соарянах. Удивительно, что я не дошел до этого сам. Почему ты. молчала? Разве мы не одна команда?
- Мне не нравится, как ты разговариваешь с людьми. Тебя часто пробирает жестокий сарказм, то бываешь невыносимо надменен!
Да, этот меч… Он все время при тебе!
- Вот как?! Кроме Хетти, Мэя, может еше немногих - остальные видят во мне неудавшуюся жертву Тога. И, клянусь, каждый второй лелеет мысль повторить со мной тот опыт. На этот счет,
твой новый приятель, Кени, которого верно называют придатком
мотыги, не менее ироничен. А мне не из-за чего любезничать с ними. И еще, повторяю, не.переношу быть центром внимания. Мне удобнее наблюдать, чтобы быть готовым к неприятностям. Уж поверь - они где-то ожидают нас.
- Не злись. Я привыкла смотреть на мир иначе. Здесь слишком много работы влекущей меня, так что нет желания проводить грань между собой и остальными. Вокруг торжественная красота, как в садах Урании и свежее, чем где либо сквозит магнетический волнующий дух Эам. Все волшебно и в то же время каждый дом, ровная дорога, каждое дерево имеют свое место в этом непознанном порядке, похожем на стихи Од. Только оглядываясь на тебя, занятого поиском всяких противоречий и жаждущего все немедленно изменить, я боюсь. Боюсь твоих грубых слов и поступков.
- Боишься меня… Напрасно, - Андрей невесело усмехнулся. - Я исключительно безобидный человек. Прочный порядок от таких не страдает.
Они уже достигли стены предложений на развилке дорог из Ану, когда Грачев снова заметил Аманхора. Чернобородый жрец Тога стоял на краю откоса, прислонившись к стволу сосны и смотрел на них. Было в его взгляде нечто от самого сторожа Хорв. Это Грачев прочувствовал кожей, он тут же подумал, что до сих пор не видел на аоттах черных одежд, и фигура в плаще, наброшенном на плечи, как покрывало ночи, уж слишком выпадает из описанного хронавтом счастливого порядка.
Не один раз демонический образ из чрева горы молчаливо являлся на их пути. Грачев снова боролся с искушением оказаться вдруг рядом с ним и положить конец загадке. Эвис задержалась у стены разбирая нацарапанные кусочками известняка послания. - Идем отсюда, - поторопил Андрей.
Глава пятая
Гроза перед сезоном дождей
Охотник должен был ждать их у источника Нидри рядом с главной площадью Ану, чтобы проводить к святилищу пикритов или "отвлеченных", как чаще называли трактовавших иначе начальные апокрифы и чтущих древних богов.
Если подняться на холмы у западной окраины города, то у подножия желтых скал виделся храм с коническими башнями и расколотые временем гигантские идолы. Порой оттуда доносился зов гонга и в небо поднимались сизые дымы жертвенных костров. Из жителей Ану мало кто общался с теми людьми, ведущими непонятную жизнь, даже в пещеру сторожа Хорв спускавшихся в ночи полной Луны, голося песни без слов. Впрочем служители Тога не возбраняли такого изменения обряда, говоря, что двери их Дома распахнуты всегда для всех.
Хетти часто появлялся в обители пикритов, не чуждаясь связи с ними. Даже, похоже, водил дружбу с некоторыми: Он как-то упомянул Эвис о них, думая, что услышать рассказы о давно ушедших днях от людей не подчиненных Ланатону хронавту будет более интересно, чем утомительное чтение в хранилище манускриптов.
Направляясь к мосту через речку, Грачев сожалел, что в Ану отсюда одна дорога, неминуемо ведущая мимо земельных угодий. Кени. Он испытывал к аттинцу неприязнь, величая его сквозь зубы наглым шутом, и едва сдерживался" когда Эвис вторила неприятному остроумию или, тем более, участвовала вечерами в играх на берегу пруда. Играх, по мнению Грачева, глупых и непристойных. Его возмущало, как она, будучи весь день на его глазах строгим исследователем, полным глубоких размышлений, вдруг неузнаваемо преображалась, предавалась легкомысленному веселью в компании подобных Кени, диковатым состязаниям, позволяя измазывать себя глиной и украшать гирляндами водорослей. Он не любил этих сцен, уязвлявших его мужское самолюбие, но старался не говорить ей ничего, зная: дитя другого времени не поймет его так, как он бы хотел. Земля аоттов по разному приняла их. Изо дня в день Андрей заставлял себя привыкать к этому. Привыкать даже к тому, что после длительного путешествия через горы и Ильгодо, сблизившего их тяжкими испытаниями, они отныне не часто оставались наедине, и мысли их в большинстве обращались уже не друг к другу, а к конечной цели, была ли она в Ланатоне или еще где-то, но рядом.
За мостом начинались виноградники и разделенные узкими каналами квадраты полей. Между кучками увядшей ботвы темнели спины нутов, тех, что пожелали оставить лесную жизнь в лишениях, и стали счастливы простым трудом для людей. Мыча односложный мотив, они рыхлили землю и провожали любопытными взглядами двух путников. Проходя здесь. Грачев всякий раз с жалостью смотрел на них. понося слепую природу, сотворившую существа способные, наверное, по-человечески чувствовать, страдать, но не обладающие достаточным разумом, чтобы порвать круг животного рабства.
Из листвы тутовых деревьев выступали белые стены хозяйской виллы. Андрей хотел скорее миновать участок ограниченный двумя столбами, однако Кени. возившийся с какой-то утварью под навесом, заметил их и вышел навстречу.
- Удачный день. Я управился рано и тоже собираюсь в Ану, -его большие черные глаза были веселы, улыбка кривила полные губы.
Со ступеней дома проворно сбежала Наир, приветствуя гостей серебристо-звонким голоском. Обаяние молодой женщины чуть развеяло мрачное настроение Грачева. Эвис же, заметив, что до встречи с Хетти еще уйма времени, убедила продолжить путь всем вместе.
Кени погрузил в повозку корзины с овощами, запряг пятнистых высокогорбых быков и они выехали на дорогу, что огибая подножие холма, гладкой лентой тянулась до городка. Аотты не знали лошадей, размерная поступь пары быков казалась хозяину довольно быстрым движением. Он о удивлением слушал Грачева, живописующего езду верхом на животных способных за день одолеть расстояние большее чем страна среди гор.
- Не знаю кому так было угодно: разломать мир на куски и меньший замкнуть замком Лабиринта? Не проще ли вырубить ступени в скале? - сказал Кени. - Возможно я хочу испытать что довелось вам. Я хочу не только слушать рассказы, как огромен и разнолик мир, но и сам видеть это. Видеть, но не рискуя потом не осилить обратного пути. Кому взбрело назвать Ликора мудрецом; чуть ли не богом?! Может он был бы. полезнее родившись нутом?
- Если хранители услышат твои слова!… - вспыхнула Наир.
- Мне бы не проболтаться Тогу. Хранители?! Пора уметь обходиться без советов Ланатона, как делают "отвлеченные". Клянусь, Хетти разглядел в их мозгах толику здравого смысла. Мне кажется; что дымы костров вое чаще припахивают внутренностями антилоп, добытых нашим охотником. Ведь не зря же он бежал подальше от премудростей Сфер! И вы не ходите туда! Не обращайтесь к хранителям! - предостерег он, доверительно склонив голову к Эвис, - они вытрясут каждый миг вашей прошлой жизни, станут копаться в ней как в своей, придираясь и брюзжа. Не ходите в Ланатон! Это будут невыносимые томительные дни, вечера, ночи! Они изведут прежде чем дать хоть клочок мрачных тайн. Наберитесь терпения: Апи сам придет сюда, может волшебный блеск диадемы размягчит его неподвижный язык. А нет, доставьте старика ко мне - я сумею потрепать его жидкую бороду.
- Кени! Твои самые тихие слова раздаются громом В Ланатоне! -Наир сердито нахмурилась, хотя ее глаза довольно сверкали. - Вы видите черные тучи? Они зарождаются как раз там. Мы не вернемся домой сухими.
- Оказывается гнев священной долины не пустой звук. Над западными горами стали появляться тучи. Темнея, разрастаясь они грозили скорым дождем
Повозка въехала под арку, постукивая окованными медью колесами, покатила по мостовой. В стекловидном камне, устилавшем дорогу, словно в течении тихой реки отражалось небо и высокие деревья, дома по обе стороны улицы почти скрывали густые сады, только храм Семи и дворец Оху, стоявшие на возвышенности, сверкали белым камнем и яркой глазурью на фасадах. Кени часто окликали знакомые. Здесь он привык встречать их много и, приветствуя приятелей, взмахом руки, обменивался шутками.
У фонтана, где начинался ряд общественных зданий, повозка свернула к многолюдной площади. Там, у одного из навесов Кени остановил быков, подозвал распорядителя, чтобы передать доставленный груз и оставить на его попечение животных. Рыло приятно продолжить путь своими ногами, после тряски в неудобном экипаже. Только Кени неоправданно долго объяснялся со служащими привоза. Эвис и Наир с сожалением смотрели на тяжелые валы дождевых туч, поглотивших пол-неба. Грачев устроился на лавке, наблюдая за работой кузнеца и тихо ругаясь, что Хетти уже наверняка ждет их, а планы на день расстроены.
Когда наконец они добрались до источника Нидри, охотник сидел у портала святилища, пожевывая кислые листья барбариса и ведя беседу с двумя женщинами в одинаковых синих одеждах.
- Сегодня мы не попадем к "отвлеченным", - будто извиняясь сказал он друзьям.
- Это было понятно раньше, - Грачев легко сжал его плечо и выдавил улыбку. - Слышал - в этой воде растворена сила древних меку, что слыли смертными родственниками богов до изгнания. Так? Как и Эвис я стал носить легенды с собой.
Он смотрел на паломников столпившихся у глубокого кратера из плит вулканического стекла. Люди, внимая проповеди далекой от учения Сфер, черпали кипящую пузырьками воду, отходя в сторону, устраиваясь на длинных каменных лавках, что-то шептали над чашами. Андрею, узнавшему специфический пантеизм аоттов, такое суеверие казалось нелепым.
- Очень может быть. Еще источник дарует женщинам красоту, мудрецам просветление, да отнимает последний проблеск мысли у глупых. Выбирай что тебе ближе! - рассмеялся Кени.
- Идемте же! - Напомнила Наир. - Зот-вот польет. Я не хочу ютиться здесь.
Упали, первые капли дождя, а воздух сгустился и застыл. Улицы опустели. Немногие запоздавшие спешили укрыться от надвигавшейся грозы. Строже и торжественнее, будто поле памяти, выглядела сейчас главная площадь. Лес молчаливых обелисков был справа. Слева длилась стена с черным, подобным траурной ленте фризом. От клумбы желтых крупных маков ступени вели наверх к площадке, увенчанной пирамидой, метров семи высотой. На ее гранях чеканилось одно и тоже лицо - маска Ликора. Здесь покоился его прах. Минуя мемориал, Грачев с почтением аотта склонил голову. Но он не любил это место, мимо которого случалось проходить почти каждый день.
- Я не хочу к Гаону. Это не кстати и глупо, - вдруг воспротивилась Наир. - Пойдемте к Данэ. Мы все равно вымокнем. Я давно не видела чудака.
- Дождь - повод постучать в запертую дверь, - Кени смахнул со лба крупные капли. - Не посмеет же он оставить нас раскисать за порогом?! Тогда скорее?
Данэ… Эвис уже слышала это имя. Она сразу вспомнила множество статуэток у Мэя. Но одна скульптурная группа особо очаровала хронавта: три девушки взявшись за руки как хариты кружились в вихре танца. В их лицах, грациозных и сильных движениях тел было неописуемое волшебство. Тогда художник сказал, что это работа Данэ.
- Воли он не ждет гостей, зачем тревожить его? - спросила Эвис у Кени и почувствовала, как что-то интуитивно все же влечет ее туда.
- Не ждет?! Он не выносит ни одно человеческое существо с тех пор, как разум ему попортила некая идея. Может его по ночам мучает дух создателя Лабиринта или призрак Ликса. -Хотя по-моему юн немного сумасшедший. Стал им! Но это не причина не впускать нас обсохнуть. О Хетти они давние друзья, а пришедших снизу он получает возможность узнать. Оловом: мы приятная компания для, забывшего о нормальных людях, отшельника! - объяснял Кени перепрыгивая через лужи.
- Грачев, и особенно Хетти, были недовольны затеей Наир, но им оставалось лишь подчиниться.
Проливной дождь жесткими струями хлестал по листве деревьев, гнул к земле кусты роз. Близкие вспышки молний сопровождались громовыми раскатами. По склону текли обильные потоки, соединялись. бурля быстрой рекой.
Как и все Наир промокла до нитки и, конечно, была рада этому. Сняв одежду, размахивая ею, она запела древний гимн. Звонкий голос слышался в раскатах грома и шелесте дождя колдовской песней. Словно дикую стихию пробудила эта дерзкая женщина. Эвис, а потом и Кени присоединились к ней, азартно, неистово кружась в серебряных струях. С веселым хохотом они подбежали к голубым колоннам дома намного опередив мужчин, непожелавших разделить забаву. Ворвавшись под портик, все трое начали громко призывать хозяина. Когда отворилась дверь Эвис увидела ваятеля о искусстве которого, да и о странностях часто говорили в Ану. К ее удивлению он был намного моложе Мэя или таким его делали яркие, как цвет незабудок глаза и еще смущение проступившее на лице бледном, с тонкой линией губ. Сухой рукой Данэ смахнул мучнистый налет со складок туники, распахнув шире дверь отступил, отчего стало трудно понять: приглашает ли он гостей или наоборот сторонится.
- Встречай, истязатель камня! - настоял Кени и бесцеремонно прошествовал в дом, набросил вымокшую одежду на бронзовый жезл украшавший выступ стены. - Признайся: ты не знаешь этих людей? Конечно, они - те двое с далекой земли. Ну не стой же деревом -принеси теплые сухие плащи, хотя бы по куску грубого холста, коим ты укрываешь поделки. А я пока разведу очаг.
- Славный мастер, это я придумала навестить тебя, - стирая потеки синеватой краски с глаз, призналась Наир. - Дождь не остановил нас. Наверное получится нескучный вечер. Радуйся же! Может ты, очарованный моим телом, изобразишь когда-нибудь и. меня?
- Скоро дни слезливой Скеры - дожди холодны. А у меня есть хорошее вино: мы подогреем его и. всем станет теплее,- говоря так Данэ смотрел на Эвис, будто никого, не существовало вокруг и, когда хронавт, польщенная неожиданным вниманием улыбнулась, в нем осталось уже мало от прежнего человека, отрешенного от земных радостей.
Пока Хетти и Грачев возились с сырыми, поленьями, расцепляя их тупым, крепким ножом и укладывая в зев большой печи. Женщины убирали ужасно загрязненный стол, выбегая во двор, мыли посуду под потоками, дождевой воды.
Кени, разостлав мохнатые козьи шкуры ближе к огню создал достаточный уют. Скоро закипело вино, поплыл тонкий запах пряных трав и сладкий запах трещавших на жаровне каштанов.
Все устроились на полу за низким столиком, уставленным дымящимися чашками. Эвис пришлось снова пересказывать о путешествии от Аттлы. Впрочем, история, излагаемая хронавтом, каждый раз звучала по-новому, обогащенная теми или иными коллизиями в мире совершенно других понятий, передать которые во всей полноте за вечер было нельзя. Даже Хетти, знавший о тех приключениях больше других, слушал с прежним интересом. Снова предстали невообразимо огромные просторы с диковинными существами в непроходимых болотах, обилие различных зверей и птиц. Гигантские города и соперничающие между собой боги.
- Представь себе, Данэ, - сказал Кени, когда Эвис подвела итог и аотты молчаливо переживали услышанное, - далеко не все записано в книгах Ланатона. Земля и ее тайны не кончаются стенами Домов Сфер. К счастью, жизнь велика и отнюдь не прозрачна, как очищеный дождем воздух. Оставаясь так долго наедине с собой ты позабыл об этом? Ты, наверное, не помнишь, что вино появилось в кувшине не из пустоты - родят его лозы, которые мы сажали с тобой, отчищая почву от камней и сорных трав. Даже умному человеку легко потерять рассудок, если он перестанет ощущать под ногами землю и тянуться к солнцу. Мы все из семян одного дерева, расцветшего у начала времен. Мы навеки подобны ему. Разве не это старался передать Ликор?
- Кепи, ты знаешь, как зреют плоды, почему они становятся сладкими и от чего бывает их мало. А я тоже ничего не забыл. Теперь, как никогда раньше, я чувствую сок, текущий от корней того первородного дерева. Я ясно вижу краски его соцветий и только прикрываю глаза, чтобы меня не опьянил восторг. Нужно закончить работу - потом о еще большей радостью я смогу ощущать вкус живописуемых тобой вин.
- Потом… Значит я не ошибся: ты болен. Если бы я не знал, что ты мастер - я бы негодуя издевался над твоей глупостью. Я бы показал тебе, как легко и вдохновенно, творит Мэй. Однако та мастер или был им… Что это за работа, если она отвращает от жизни?! Покажи ее - зачем скрывать? Или она до сих пор глыба мрамора, а ты стыдишься своей немощи? Ты наверно заперся от людей, чтобы не выдать своего бессилия.
- Покажи ее сейчас же! - потребовала Наир. - Убеди нас, что Кени злой болтун!
- Нет, - на лице ваятеля отразился мимолетный испуг. Он смочил горло вином, словно ища защиты, обвел комнату растерянным взором. - Наберитесь терпения. Не просите об этом. В ней почти не осталось камня, и именно сейчас я должен быть осторожен и строг
- Дане, оказывается ты умеешь истязать и людей! Что же за таинственное изваяние прячется в мастерской? Скажи ты превзошел Ликса? Объясни хотя бы словами, если ты боишься, что наши глаза осквернят его.
- Пора смириться, Кени, - заговорил охотник, - Существуют таинства, куда нам не следует вмешиваться. Взгляд, одно невежественное слово могут испортить священный ритуал созидания, тогда в накладе останутся все: мир не увидит рождения чуда. Никогда и ничем не мешай работе творца - это так же греховно, как прервать беременность женщины.
- О, небо! Ты сравниваешь совсем не равные вещи! Жалею, с нами нет Мэя - твой друг доступно бы объяснил, как полезен своевременный совет, да еще эмоциональное участие других людей.
Данэ безучастно смотрел на языки пламени за изгибами железной решетки, его не интересовал завязавшийся спор. На какое-то время он погружался в свои мечты - они не успокаивали, только обжигали. Пробуждаясь он с удивлением обнаруживал гостей сидящих вокруг и говорящих на прежнюю тему. Пытаясь понять суть длившейся беседа, скульптор схватывал отдельные фразы, хотя они слышались ему пустым бессмысленным звуком. Чаще его внимание привлекала женщина рядом с Наир. Он позволял себе вглядываться в красивое лицо, что-то искать в нем и когда ее изумрудные глаза вдруг проникали в него, Данэ чувствовал покой, но необычный, хрупкий, вот-вот готовый сломаться страстным волнением.
- Только тонкий слой камня остался на ней, - сказал он в диссонанс речи Кени. - Я боюсь его касаться. Одно неловкое движение может необратимо изувечить ее: убить! А она должна родиться во всей прелести! Ты прав, Кени, я болен и немощен. Живу в бреду. Каждый день отнимает силы. Однако я уверен: не лишусь их раньше, чем работа будет завершена. В мучении, мольбе я жду: вот-вот блеснет божественный огонь и тогда я смело и верно сорву с нее остатки. камня. Таинство свершится.
