Владимир Георгиевич Машков
      Веселая дюжина
      (Здравствуй, Валерка! - 2)
      Повесть
      В эту книгу В.Машкова включены две тематически связанные между собой повести: "Между "А и "Б" и "Веселая дюжина". Главный герой этих повестей веселый и неугомонный мальчишка Валерка Коробухин.
      Для детей среднего школьного возраста.
      ГЛАВА ПЕРВАЯ,
      В КОТОРОЙ ПОКА НИЧЕГО НЕ ПРОИСХОДИТ
      Фу-ты ну-ты, чудеса!
      Вот счастье привалило - каникулы!
      Впереди - целое лето, три длинных-предлинных месяца! Два даже по тридцати одному дню! Очень хорошие месяцы - июль и август! Просто замечательные! А знаете, почему такие длинные? Чтобы мы вволю отдохнули на каникулах!
      Я только представил, если бы июль и август были зимой, а летом два февраля подряд, и мне сразу жутко стало. Такое нарочно не придумаешь.
      Да, лету конца не видно! Есть только начало - сегодня, продолжение завтра и остальные дни лета, за которые можно столько всяких дел совершить!
      Ну, чем, например, не дело - сесть в трамвай, наполненный ветром, солнцем и грохотом, и покатить на озеро. А там поплавать, понырять и позагорать в свое удовольствие.
      Или - такое! Добыть в библиотеке мировую книгу, проглотить первую страницу, а потом походить вокруг, чтобы аппетит разгулялся, и тогда уже наброситься и читать, читать...
      И еще! Когда на улице погода, которую любит бюро прогнозов - пасмурно, возможен дождь, ветер умеренный, временами порывы до сильного, то есть, попросту говоря, кошмарная погода, - так вот тогда попросить у мамы рубль и засесть в кинотеатре на три сеанса подряд. Сперва посмотреть мультики, потом - фильм про жизнь зверей в разных странах, и на закуску - настоящее кино!
      А еще! Да мало ли что можно совершить за лето! Была бы охота! У меня охоты было - хоть отбавляй! Хоть одалживай эту самую охоту всем желающим.
      Вот какими мыслями была занята моя голова в то время, когда я сидел в нашем дворе на буме и болтал ногами.
      Я был готов сломя голову ринуться, чтобы воплощать в жизнь свои планы. Но мне нужны были друзья. Их я и ждал.
      Первым появился Семка. Мой друг, переваливаясь с боку на бок, не спеша приблизился ко мне и уселся рядом на буме. Мы заболтали ногами вдвоем. Так сказать, заболтали в четыре ноги.
      - Не верится, что уже каникулы. - Семка сожмурился то ли от солнца, то ли от удовольствия.
      - Ага, - поддакнул я.
      И тут во дворе появился Горох. Когда-то (это было давно, но тем не менее правда) Семка и я почти каждый день дрались с Колькой Горохом и его компанией. А потом неожиданно подружились, и теперь он наш верный приятель.
      - Вижу, свои парни сидят на буме и грустят. Дай, думаю, развеселю их, пробасил Колька, счастливо улыбаясь.
      - Мы не грустим, а отдыхаем, - объяснил Семка.
      Горох уселся на буме, и мы заболтали ногами втроем. Так сказать, заболтали в шесть ног.
      - Так все лето и просидим на буме? - спросил Колька, которому уже надоело болтать ногами.
      - Надо что-то придумать! - воскликнул Семка.
      - Вот именно! - протянул я.
      Во дворе появился Генка Правильный верхом на велосипеде. Покружив немного среди песочниц и качелей, Генка лихо подкатил к нам, резко затормозил и ловко спрыгнул на землю.
      И тут мне в голову пришла такая идея, что я сразу развеселился.
      - Ребята, а что если мы возьмем велосипеды и махнем на пару дней за город? Вчетвером.
      - Ура! - шлепнул себя по коленкам Горох. - Давайте к моей бабушке в Зеленое. Лучшего места в мире нету.
      - Слишком близко, - возразил я. - Надо бы подальше.
      - Хорошо, - согласился Колька. - А в Зеленом ночевку сделаем.
      - Идет, - поддержал я Гороха.
      Пока мы с Колькой договаривались, куда ехать, Семка и Генка, задрав носы кверху, внимательно разглядывали голубое, без единого облачка, небо.
      - Вам что - не нравится? - спросил я напрямик.
      - Ну что ты! Очень нравится! - завертел головой Семка.
      - Замечательная мысль! - почему-то со вздохом промолвил Генка.
      - Так чего вы резину тянете? - возмутился Горох. - Едете или нет?
      Небо ребята оглядели и теперь уставились на землю. Наконец Семка отважился. У него в горле что-то булькнуло. Наверное, он проглотил свою нерешительность и произнес:
      - А что мы скажем мамам?
      - Вот именно. Мамы нас одних не отпустят, - поддакнул Генка.
      Ах, вот что их беспокоит! Я как-то об этом и не подумал. Привык - куда хочу, туда иду. Конечно, потом приходится выслушивать длинные мамины речи. Но это не самое страшное в жизни. Мы всегда с мамой миримся и живем душа в душу.
      - А зачем мамам говорить? - удивился Горох. - Ничего им не надо говорить.
      - Колька прав, - поддержал я Гороха. - Мамам ничего говорить не стоит. Не надо их волновать. У них в жизни волнений хватает. Оставим записки, скоро, мол, вернемся, ждите - и все.
      - Ай, ладно, - махнул на все рукой Семка. - Была не была! Еду!
      - Молодчина, - пожал ему руку Горох и повернулся к Генке: - А ты?
      - Я не могу, ребята, - пробормотал тот. - Вы меня извините, ребята, но я не могу. Никак не могу, ребята.
      Генка покатил "Туриста" домой. Мы молча смотрели, как легко идет отличный велосипед, который никогда не скрипел, всегда был смазан и сверкал, будто новенький.
      Когда Генка с "Туристом" скрылся во дворе дома, в Гороховом горле произошло извержение вулкана:
      - Ну и пускай! Обойдемся без этого маменькиного сыночка! Поедем втроем. Втроем еще лучше.
      - Нельзя, - помотал я головой. - Давно пора из Генки сделать настоящего мужчину. И потом... Если в дороге испортится велосипед, ты его поставишь на колеса?
      - Навряд ли, - неуверенно промычал Колька.
      - И я навряд ли, а Генка наверняка поставит его на колеса. Так что лучше? На себе тащить велосипед или мчаться на нем так, чтобы ветер в ушах свистел?
      - Чтобы ветер в ушах свистел, - расплылся в улыбке Горох.
      - Выше головы, ребята! - подбодрил я друзей. - Генку я беру на себя. Мы с Горохом запасаемся продуктами. Ты, Сема, добываешь палатку, топорик и нож.
      - Ага, - согласился Семка, - я у дяди попрошу.
      - Все сносим в сарай Кольки, он далеко от нашего дома, - продолжал я отдавать приказы, - и никто не заметит, что мы затеваем.
      Мы засучили рукава и принялись готовиться к путешествию.
      Дело двигалось быстро.
      К обеду Семка принес палатку, топорик и нож.
      К вечеру мы притащили в Колькин сарай все, что могли взять из маминых припасов. Туда же прикатили велосипеды, смазали, почистили и проверили их.
      Кажется, все было готово.
      Все, да не совсем. Генка больше не показывался во дворе. Этим он нам откровенно давал понять, что никуда не поедет. Но поскольку Генку я брал на себя, мне захотелось с ним потолковать. Наедине, конечно. Я вызвал его по телефону во двор.
      Вместо разговора у нас получился вечер вопросов и ответов.
      Я: - Гена, известно ли тебе, что Гайдар в 15 лет был командиром полка?
      Генка: - Да.
      Я: - А что Эварист Галуа совершил великие открытия в математике, когда ему было 19 лет, тебе это известно?
      Генка: - Знаю, читал.
      Я: - Гена, мы ждем тебя завтра в девять ноль-ноль утра у входа в парк.
      Генка: - Я понял.
      ГЛАВА ВТОРАЯ,
      В КОТОРОЙ ВОВСЮ СИЯЕТ РЫЖЕЕ СОЛНЦЕ
      Рыжее солнце било прямо в глаза. Я подставил ему лоб, еще ниже склонился над рулем и еще быстрее завертел педалями.
      Я видел, как меня настигают ребята, и крутил педали что есть силы.
      Это уже на шоссе мы разогнались, а по городу еле плелись. Но как только покинули городские улицы, то словно взбесились. Может, оттого, что шоссе было таким заманчиво прямым и словно без конца и края, а может, оттого, что попутный ветер, казалось, крутил за нас педали, а может, оттого, отчего я и сам не знаю, но нас понесло.
      Первым рванулся Горох. Он заорал что-то невразумительное, и вскоре его сиреневая майка замелькала далеко впереди. Тогда поддали и мы. Мы тоже кричали и отчаянно звонили, обгоняя друг друга.
      Мимо нас грохотали "МАЗы", скользили "Волги" и "Москвичи". Но мы их словно не замечали. Шоссе существовало сегодня только для нас. Сегодня мы были его единственными властителями.
      Эй, разойдись и разбежись, дай нам дорогу!
      Просто удивительно, как мы не врезались в какую-нибудь машину. Но я уверен, что шоферы не хотели с нами связываться и потому уступали дорогу. Они знали, что у нас начались каникулы, и решили: пусть дети побегают и побалуются.
      Вдруг что-то пшикнуло в заднем колесе моего велосипеда. Я глянул вниз. Ах, черт, камера лопнула!
      - Стой! - крикнул я ребятам в мокрые спины.
      Вскоре все колдовали над моим велосипедом. Склеить камеру никак не удавалось, а захватить запасную мы не догадались.
      - Эх, Генку бы сюда! - с тоской протянул я и посмотрел в сторону города.
      Как это ни печально, но Генка не пришел утром к парку. Мы прождали его с полчаса. А потом оседлали велосипеды и покатили втроем. Я как чувствовал, что без Генки нельзя предпринимать путешествие. Вот невезенье! Километров пять отъехали от города и уже загораем.
      Я продолжал с тоской глядеть в сторону города. Но вскоре тоска сменилась надеждой, надежда стала радостью, а радость превратилась в настоящее ликование.
      Со стороны города шел на всех педалях парень в алой майке чемпиона. Он очень уверенно сидел на велосипеде, и я безошибочно узнал в нем Генку. Генка резко затормозил и ловко соскочил на асфальт.
      - Я думал, вы уже далеко...
      У Генки, конечно, нашлась запасная камера, и вскоре мой велосипед снова уверенно стоял на своих двоих колесах.
      И мы покатили уже вчетвером. Впереди - Генка на сверкающем "Туристе", за ним - Семка, Горох и в хвосте - я. Время от времени мы менялись с Генкой местами, потому что первому трудно рассекать воздух. Для этого нужен опытный гонщик. А мы с Генкой были опытными.
      И тут снова с нами что-то произошло. Вернее, с Генкой. Потому что он ехал как человек, а потом вдруг рванул, и Семка сразу метров на двадцать отстал. Тогда и Семка поднажал. Что он - неумека, педали крутить не научился? За Семкой помчался Горох, потом и я. В общем, повторилась та самая история, с которой мы начали свое путешествие.
      Снова казалось, что ветер вместо нас крутит педали. Снова мимо грохотали грузовики и скользили "Волги". Перед мостом нас нагнала электричка. С ней мы решили потягаться и развили бешеный темп.
      Первым его не выдержал Семка. Для начала он нас всех обошел метров на десять, а потом неожиданно свернул на обочину и затормозил. За ним остановились и мы. Мы дышали, как загнанные лошади, а Семка майкой вытирал пот со лба.
      - Еще немного, - улыбнулся Генка, - и мы бы ее обогнали. Электричку.
      - Ага, - подхватил Колька. - Железно - обогнали бы.
      - Нет, если так будет продолжаться, я возвращаюсь домой, - сердито пыхтел Семка. - Куда мы несемся? Я чувствую, что потерял пару килограммов. Мама мне этого не простит.
      - Ребята! Я не знаю, что со мной случилось, - оправдывался Генка.
      - А вообще, не пора ли обедать? - пробасил Горох.
      Оказалось, что все проголодались и не прочь подкрепиться. Мы свернули с шоссе в лесок, выбрали полянку среди пятнистых берез и расположились в теньке.
      Когда все немного насытились, Генка обиженно промолвил:
      - Если бы она меня не закрыла на ключ, я бы не убежал.
      - Кто она? - не переставая жевать, поинтересовался Горох.
      - Мама... - объяснил Генка. - Я у нее попросил разрешения поехать с вами, а она накричала на меня, заперла на ключ и ушла на работу.
      Генка очень переживал, когда все это рассказывал. Еще бы - дело нешуточное - первый раз в жизни сбежал от мамы. Совсем другая песня, когда второй раз сбежишь или как я - не сосчитать даже. А первый раз - трудно. С непривычки. Но надо же когда-нибудь начинать?
      Интересно, а как Генка удрал? Их квартира на седьмом этаже. Неужели вылез через окно, а потом на крышу? Или как?
      - Взял проволочку, сунул ее в замочную скважину, повертел немного, и дверь отворилась, - спокойно ответил на мой вопрос Генка.
      Ну и мастак! Такой парень из любого положения найдет выход. Нет, без него нельзя было и думать о путешествии.
      Я поглядел на ребят: никто уже не жевал. Все сидели, объятые тоской и печалью. Повесил нос и Семка. Думает, наверное, как там мама честит его. Загрустил и Горох. Кольке опасаться нечего. Он единственный, кто отпросился у матери, но так и не открыв ей всей правды. Он сказал, что поедет на электричке к бабушке в Зеленое. И сейчас Колька хандрил за компанию.
      - Ну что ж, - промямлил я тоном человека, у которого нет иного выхода, - давайте вернемся, бухнемся в ножки, покаемся...
      - Ни за что! - воскликнул Генка. - Едем до конца.
      - Ни за какие коврижки, - завертел головой Семка. - Только до конца.
      - А я туда, куда и вы, - развеселился Горох.
      - Надо им хоть раз доказать, что нам уже не пять лет и что мы совсем взрослые. - Генка разошелся не на шутку.
      Я вообще замечал, если тихони во что-то упрутся, их с места не сдвинешь. Тверже скалы стоять будут.
      Мы с новыми силами принялись за обед, как вдруг Горох завопил отчаянно, будто его режут:
      - Сема! Стой!
      Семка замер. Мы не двигались.
      Колька схватил Семку за руку, в которой был зажат кусок ливерной колбасы. Мой друг только что собирался отправить его в рот. Забрав у Семки колбасу, Горох мрачно произнес:
      - Это все, что у нас осталось.
      Семка со злостью сплюнул:
      - А я думал...
      Что думал Семка, мы так и не узнали. Его слова канули на самое дно нашего громового хохота. Я стонал и вопил от смеха, Генка тоненько всхлипывал, Горох ревел, как медведь. Разобрало и Семку. Он упал на спину и, повизгивая, дрыгал ногами.
      Мы хохотали, хотя остались без еды, а впереди была дорога и дорога. И тогда я понял, что мы вместе поедем очень далеко и что нам вообще ничто не страшно. Тем более, когда Горох пообещал:
      - К вечеру доберемся до Зеленого, а там отведаем бульбочки с кислым молочком.
      ГЛАВА ТРЕТЬЯ,
      В КОТОРОЙ НА НАС С ЛЮБОПЫТСТВОМ ГЛЯДЯТ ЗВЕЗДЫ
      И снова - дорога. Но уже не шоссе, а лесная. Дорога была хорошей наполовину. Когда мы спускались с горы, ничего лучшего от дороги мы не желали. Ну, а когда преодолевали подъем, приходилось спешиваться и толкать перед собой велосипед.
      Нашим проводником был Горох. Это он сказал, что хватит плестись по шоссе, ведь жара неимоверная, и неужели мы хотим расплавиться, как асфальт. Мы, конечно, этого не хотели и охотно свернули на лесную дорожку, на которой, как уверял Горох, через два оборота колеса и появится деревушка бабушки. А там и долгожданная бульбочка с кислым молочком. Но колеса наших велосипедов наверняка совершили по сто тысяч оборотов, а деревни с бабушкой и бульбочкой все не было.
      Солнце из рыжего превратилось в огненное и стало похоже на вареного рака.
      Я понял, что пора думать о ночлеге. Тем более, что от Гороха уже нельзя было добиться ни бе, ни ме, ни кукареку. А на привале он уселся вдали от всех и стал задумчиво изучать небо.
      - Ты решил по звездам дорогу найти? - вежливо спросил я.
      - Какие звезды? Какая дорога? - притворился непонимающим Горох.
      - Нас тоже волнует, какая дорога ведет к твоей бабушке и обещанной бульбочке с кислым молочком, - произнес я.
      - Валерка! - Колька поглядел на меня виноватыми глазами. - Я потерял дорогу. Все они какие-то одинаковые, и там были березки, и пригорок этот был, и вот та яма.
      - Будем бить или простим? - обратился я к Семке и Генке.
      - Будем бить. - Ребята угрожающе зашевелились.
      - Я же не нарочно, - испугался Колька и, не вставая, начал отползать подальше от нас, торопливо отталкиваясь длинными ногами.
      Но Семка и Генка и не думали вскакивать. Они здорово устали и лежали, задрав на рюкзаки ноги в пыльных кедах.
      - Тебе повезло, - сказал я Гороху. - Ребята не в форме.
      Я поглядел на солнце. Оно осторожно спускалось по березкам на землю, чтобы заснуть до утра. Солнце сейчас было похоже на монтера, который, окончив работу, слезает со столба.
      - Сема и Гена! Выбирайте быстрее место для палатки, а мы с Колькой пойдем собирать хворост для костра, - скомандовал я. Едва мы успели поставить палатку и разжечь костер, как солнце покинуло нас до утра.
      С унылыми физиономиями мы расселись вокруг костра. Всем хотелось есть. Но никто не собирался первым признаться, что он ужасно голоден. Поэтому и костер, лихо стреляющий сучьями, нас не веселил.
      Я глядел на костер и на ребят, и оттого, что я долго глядел, мне стало казаться, что мы - это не мы. То есть мы - это мы, это Семка, Генка, Горох и я. Но мы уже не мальчишки, тайком удравшие от своих лучших в мире мам, а полярники на льдине в океане. Мы решаем, как быть дальше. Минуту назад наша льдина с ужасным треском раскололась пополам, и все припасы утонули. Есть выход - мы можем покинуть льдину на вертолете, но тогда нам не удастся спасти научные приборы и все, ради чего мы мерзли так далеко от дома. Мы не знаем, на что решиться, но мы спокойны, потому что мы настоящие мужчины.
      А потом мне стало казаться, что мы уже не на льдине, а сделали привал в знойной пустыне. Еще издали мы заметили колодец в тени деревьев. Напрягая последние силы, бежим к спасительной воде. Но горе нам! В колодце пусто и сухо, как и у нас во рту. Кажется, за один глоток воды отдал бы жизнь.
      Я так навоображался, что почувствовал, как мне и в самом деле здорово захотелось пить. Глянул на ребят - они облизывали пересохшие губы. Наверно, им тоже привиделась знойная пустыня.
      - Сейчас бы глоточек воды, - тягуче проныл Горох, - ужасно пить хочется.
      Оказывается, в надежде на кислое молочко ребята потихоньку выдули из своих фляжек всю воду. Теперь даже губы смочить нечем.
      И на ночевку мы остановились неудачно - ни реки, ни ручейка поблизости.
      Я забрался в свой рюкзак. Ура! У меня еще целых полфляги.
      - Эх вы, полярники! - сказал я и отпил глоток. - Эх вы, пустынники! сказал я и отпил еще глоток. А потом передал флягу ребятам. Полярники и пустынники (это которые путешествуют в пустынях) набросились на воду и вмиг осушили флягу.
      Настроение из мрачного стало солнечным.
      - Хорошо верблюду, - подал голос Горох, - он может две недели без еды и воды прожить.
      - Ученые скоро придумают, - вступил в разговор Генка, - чтобы и человек мог так долго без пищи обходиться.
      - Значит, у человека будет два горба? - съязвил Горох.
      - Не обязательно, - спокойно объяснил Генка. - Просто в пустыню или на льдину человек возьмет с собой особые таблетки. Проглотил одну, как будто кружку воды холодной выпил. Другую проглотил, как будто две котлетки съел.
      - Не растравляй душу, - притворно застонал Горох.
      - А третью таблетку проглотил, - подлил я масла в огонь, - как будто тарелку бульбы с кислым молоком уплел.
      Колька надулся и больше не раскрывал рта, пока мы рассуждали о таблетках будущего. В конце концов мы так наговорились, словно сами попробовали эти таблетки и сейчас нам уже совсем не хотелось есть.
      Легли в палатку в отличном настроении. Было довольно тесно, и мы стали толкать друг друга. Я оттеснил Семку к стенке палатки. Мой друг - парень здоровый, но где ему со мной тягаться. Семка затих на несколько секунд в своем углу, а потом внезапно набросился на меня и стал щекотать. А щекотка для меня - враг номер один.
      Я дико взвыл, вскочил на ноги и свалил стойки, на которых держалась палатка. Палатка, конечно, рухнула. Погребенные заживо под брезентом, мы забарахтались, пытаясь найти выход.
      Наконец, по одному, еле дыша, выползли на свободу. Как в такой кромешной тьме снова поставить палатку? Оказывается, выскочили и два боковых колышка.
      Решили лечь прямо на палатку. Авось, дождя не будет, авось, не замерзнем. Положили под головы похудевшие рюкзаки и затихли. Потому что на нас с любопытством глядели звезды. Еще бы! На всей земле люди спят под крышами домов, а мы прямо на земле. Вот им и любопытно, а кто мы такие и что нам нужно.
      - А может, вон на той звезде, видите, она на кончике ручки Малой Медведицы, - тихо произнес Генка, - может, там сейчас лежат четверо ребят и, как мы на них, глазеют на нас.
      - И одного из них зовут Генка, - подхватил я.
      - А другого - Валерка, - в тон мне сказал Генка.
      - А третьего - Семка! - радостно закричал Горох.
      - А четвертого - Горох! - заорал Семка.
      - А четвертого - Колька, - спокойно поправил Семку Горох, - потому что на Малой Медведице горох не растет, там таблетками питаются.
      Мы захохотали.
      - И лежат эти ребята на своей звезде, - продолжал Генка, - и думают о нас. Им очень хочется, чтобы мы приехали к ним в гости.
      - А что? - как ни в чем не бывало сказал я. - И приедем. В это лето не обещаем, нам надо еще до Зеленого добраться. А вот на будущий год обязательно навестим. Оседлаем велосипеды - и по Млечному Пути напрямик до Малой Медведицы.
      Перед тем как захрапеть, я успел одним глазом заметить, что звезды глядят на нас уже с восхищением, а одним ухом услышать, как шуршат шины наших велосипедов по Млечному Пути.
      ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ,
      В КОТОРОЙ МЫ РАЗБЕГАЕМСЯ
      К утру звезды погасли, и на их месте снова появилось солнце. Первым делом оно разбудило меня. Я попробовал подняться, но ничего из этого не вышло. Ныла поясница.
      Кряхтя и проклиная все на свете, я кое-как встал и начал разминку. Прямой, как столб, я пробежался взад-вперед по полянке. Потом взялся за приседания. Присел и ойкнул. Снова присел и снова ойкнул. И когда в сотый раз присел и уже не ойкнул, понял, что снова стал человеком.
      - Подъем! - закричал я, хватая ребят за ноги.
      Друзья с ужасными стонами подымались на карачки и ползали по земле, не в силах встать на ноги.
      - Где твоя деревня? Где твой дом родной? - вопрошал я Гороха, когда с горем пополам ребята из обезьян превратились в человеков и увязали на багажниках рюкзаки. - Куда ехать, попросту говоря, если ты не понимаешь стихами?
      Колька уныло почесал затылок и махнул неопределенно рукой:
      - Прямо.
      Мы с трудом вскарабкались на наших двухколесных коней и покатили с горочки вниз. Сосны и березки стали убегать в стороны, освобождая пространство бревенчатым домам со стеклянными верандами.
      - Вот моя деревня! Вот мой дом родной! - орал во все горло Горох. - А что я говорил - надо прямо ехать.
      Чего только в жизни не бывает! Сидели усталые, голодные и не знали, что в двух шагах деревня, где и студеная вода и аппетитная бульбочка с кислым молочком.
      У дома бабушки Горох затормозил, прислонил велосипед к забору и устремился по асфальтированной дорожке к крыльцу, бормоча на ходу:
      - Вот моя деревня! Вот мой дом родной!
      Мы тоже поставили велосипеды у забора, а сами уселись в теньке.
      - Засада! - поднял нас на ноги отчаянный крик Кольки Гороха. - Тикай, ребята!
      Мы лихорадочно схватили велосипеды, но было поздно. По дорожке прямо на нас бежали, крича и размахивая руками, наши мамы. Мы опустили головы и сдались в плен.
      . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
      Как нас встретили мамы и какие теплые слова они нам сказали, вы и сами прекрасно знаете. Не один раз, наверное, в таких переделках бывали.
      Бульбочку с кислым молоком мы все-таки попробовали, а потом, погрузившись вместе с мамами и велосипедами в электричку, отправились домой.
      Про засаду я уже рассказал, а теперь про военный совет в Семкиной квартире.
      Мы сидели тихо, как мыши. И даже еще тише.
      Мы не сводили глаз с двери, ведущей в соседнюю комнату. Там заседал военный совет из четырех мам. Сперва в военном совете был один папа Семкин. Но его вскоре выставили. Семкин папа, когда появился в нашей комнате, был очень похож на Семку. Он так же, как Семка, вертел головой, а его щеки были малиновыми, будто помидоры.
      - Попробовал за вас вступиться, - вздохнул Семкин папа. - Да где там! Он махнул рукой и ушел.
      Скоро нам надоело сидеть тихо и ничего не делать. Семка с Генкой уселись за шахматы, а мы с Горохом стали браться на руку. Левой я его положил, а правой - он меня. И когда мы пошли по второму кругу, дверь из соседней комнаты распахнулась, и перед нашим взором предстал военный совет. Мамины лица не предвещали ничего хорошего. Они были, как у скульптур, то есть каменные.
      Мы неловко вскочили, шахматы грохнулись на пол, и черные и белые фигуры покатились по желтым брусочкам паркета.
      Мамы некоторое время грозно оглядывали нас, а мы потупили очи. Мол, видите, как мы раскаиваемся и переживаем.
      Начала Генкина мама.
      - Мы решили, - громко произнесла она, - что вместе вам быть нельзя. Лето только начинается, и вы еще сумеете натворить таких дел, от которых у нас не раз и не два разорвется сердце.
      Генкина мама шумно втянула в себя воздух и продолжала:
      - Так вот, завтра утром Сема летит к Черному морю. Коля уезжает к бабушке в деревню. Тоже завтра. А Валерик и Гена через несколько дней отправятся в пионерский лагерь. Опять-таки не вместе. Понятно?
      Мы кивнули. Приговор мы выслушали молча. Только нетерпеливый Семка хотел было что-то сказать, но я дернул его за куртку, и он промолчал. Приговор был суров. Честно говоря, мы такого не ожидали. Ну, думали, заставят нас пару дней послоняться дома, а потом выпустят на свободу.
      - Что же вы молчите? - спросила моя мама.
      Ребята покосились на меня. Я сделал шаг вперед.
      - Нам все понятно, но мы просим полчаса, чтобы в последний раз вместе пройтись по улице. Всего полчаса нам нужно, чтобы проститься. Это наше последнее желание.
      У каменных мам в глазах заблестели слезинки, и они смилостивились.
      Топоча по лестнице, мы побежали на улицу. На город наползали сумерки. У них был цвет фиолетовых чернил. Мы ковыляли по асфальту. Еще давала себя знать вчерашняя гонка. Мы молчали, потому что не хотелось вспоминать о приговоре. Какой толк говорить, если мам не переспоришь и все будет, как они решили. Уж лучше поболтать о чем-нибудь более приятном, ведь у нас всего полчаса, тридцать минут, тысяча восемьсот секунд.
      - Ребята, - начал я, - а помните, как Семка застыл с открытым ртом? Он подумал, наверное, что лягушку глотает.
      - Я думал, что Кольку змея ужалила, так он заорал, - поддал жару Семка.
      - А помните, - разошелся и Горох, - как мы ползали утром на карачках, никак подняться не могли.
      И пошло, и поехало. Оказывается, у нас было удивительно веселое путешествие. Оказывается, мы не заблудились, не голодали, не сидели без воды, не устали, как черти. Оказывается, все так и было задумано.
      - Ребята, смотрите - вода! - Я показал на тележку с газировкой.
      Мы встали в хвост длинной очереди, и, когда, сполоснув стакан в фонтанчике брызг, тетенька вопросительно глянула на меня, я громко сказал:
      - Четыре чистых!
      Ах, как прекрасна чистая вода! Как здорово щекочут нос пузырьки газа! Мы в один миг выдули по стакану. Я поглядел на свою гвардию:
      - Повторить?
      Гвардия дружно закивала в знак согласия.
      - Повторите, пожалуйста, - сказал я тетеньке.
      Мы выпили по стакану, и потом еще по одному. Ах, вода, как нам не хватало тебя вчера и сегодня утром!
      До самого дома мы не проронили ни слова. Когда очутились во дворе, будто сговорившись, подняли головы и посмотрели на звезды. А потом с тяжким вздохом уставились в пыльный асфальт нашего двора.
      - Ребята, - проникновенно сказал я, - наше время истекло. Давайте прощаться.
      Мы протянули друг другу руки.
      - Куда бы мы ни попали и что бы с нами ни произошло, - торжественно произнес я, - давайте всегда помнить наше путешествие.
      Мы крепко пожали друг другу руки.
      - Пацаны, - взволнованно сказал Горох, - если лагерь будет рядом с Зеленым, заходите ко мне.
      Мы с Генкой не ответили. Откуда нам знать, куда нас пошлют.
      - Ребята, - тихо сказал Семка, - я буду вам письма писать.
      Мы все посмотрели на Семку. Он даже не понимает, какой он счастливчик. Семка едет к Черному морю. Тому самому Черному морю, где светит такое солнце, которое в одну минуту любого сделает черным, как Черное море. И не просто едет, а летит. На самолете! На воздушном лайнере! А из нас никто еще не летал на самолете. Семке потрясающе повезло!
      - На каком самолете ты летишь? - спросил я у Семки.
      - На АН-10.
      - Турбовинтовой! - Я восхищенно зацокал языком.
      - Ну и что? - шмыгнул носом Семка.
      Он прав, какое значение имеет название самолета, если Семка остается без друзей. И особенно без меня. Всегда были вместе, а тут на тебе - он летит на море, а я остаюсь на суше.
      Над нами резко хлопнула, словно выстрелила, форточка.
      - Сема, домой!
      За первой форточкой - вторая:
      - Геннадий, домой!
      Потом и третья:
      - Валерка, сколько тебе надо говорить!
      И перекрывая все шумы, прилетело из дальнего конца двора:
      - Колька, чтоб сию секунду был дома!
      - Ребята! Воздушная тревога! По домам! - прошептал я.
      Мы разбежались.
      ГЛАВА ПЯТАЯ,
      В КОТОРОЙ СПЕРВА ПОЯВЛЯЕТСЯ,
      А ПОТОМ ПРОПАДАЕТ ЛИШНИЙ ОТРЯД
      - Коробухин? - Приземистая тетенька, у которой на носу сидели очки, а на голове торчала пилотка из газеты с крупными черными заголовками, впилась в меня цепким взглядом. Было такое ощущение, как будто меня схватили за шиворот. - Знаю такого. Слыхала.
      - Очень приятно.
      Я отвесил поклон и сверкнул зубами, которые до блеска вычистил утром под строгим наблюдением мамы. Лучи солнца, наверное, отразились в моих зубах, потому что я увидел, как солнечные зайчики забегали по лицам тетенек и дяденек, которые сидели за столами и записывали нас в пионерский лагерь.
      Да, случилось то, что должно было случиться. Наша неразлучная четверка разлетелась в разные стороны. Где они, мои друзья? Неизвестно. Я знаю только, где я. Я прибыл в пионерский лагерь "Лесная сказка" и сейчас держу вступительные экзамены.