— Вокзал, — сказала мама, устав от звонков.
Иногда звонили, никого не звали и лишь сопели в трубку.
— Наверное, тебе звонит девочка и стесняется со мной говорить, — определила мама и разрешила: — Следующий раз сам подойдешь.
Когда вновь зазвонил телефон, я взял трубку.
— Наконец-то, — услышал я шумный вздох облегчения, и папа с места в карьер стал осыпать меня упреками. — Почему ты не подходишь? Кого я только не звал, и Марину, и Галину, а потом фантазия иссякла. Кстати, почему мама дома?
— Сегодня воскресенье, — напомнил я.
— Но она и по воскресеньям умудрялась работать, — сказал папа и обеспокоенно спросил: — Как у вас с обедом?
— Прекрасно, остался еще вчерашний, приготовленный тобой, — выпалил я и зажмурил глаза — что сейчас будет?
— А почему ты ничего не ел? — Как я и ожидал, папа выдал себя с головой. — Откуда ты знаешь, что я готовлю?
— А кто же еще? — вопросом на вопрос ответил я и добавил: — Папа, пора кончать эту игру.
— Какую игру? — не понял папа.
— Жизнь — слишком сложная штука, — и меня потянуло на изречения, от наследственности никуда не уйдешь. — Пора нам с тобой стать настоящими мужчинами. Я предлагаю тебе встретиться на нейтральной территории за столом переговоров.
— Когда? — спросил папа.
— Сегодня, — ответил я и добавил: — Промедление смерти подобно.
— Сейчас никак не могу, иду на утренний спектакль, потом на телевидение, — объяснил папа. — Давай в шесть вечера, в кафе у студии — помнишь, мы там с Саней были? Посидим, поговорим.
Мама была недовольна тем, что я слишком долго разговариваю по телефону и тем самым отвлекаюсь от уроков.
— Я вчера забыла задать тебе один вопрос, — сказала мама, когда я сел за стол. — Тебя не было целый день дома, а между тем был приготовлен обед.
— Что тут непонятного? Обед приготовил папа.
— А вчера, позавчера?
— И вчера, и позавчера, и третьего дня — тоже папа. Он приходил тайком и варил суп.
— Это очень мило с его стороны, — порозовела мама, но тут же скомандовала: — Занимайся!
Но не суждено мне было в тот день догнать своих ушедших вперед одноклассников.
К нам прибежала раскрасневшаяся Наташа. Она снова была в прежней форме — джинсы и кеды.
— Кир, — воскликнула она с порога. — Пошли играть в футбол. Мы все тебя ждем. И Глафира Алексеевна тоже.
— А Саня где?
— Саня на площадке, — рассмеялась Наташа. — Я его уговорила.
— А кто это Глафира Алексеевна? — поинтересовалась мама.
— Та самая одинокая пенсионерка, которой я разбил окно, — напомнил я.
— А теперь она нас тренирует, — добавила Наташа.
— Часок можешь поразмяться, — неожиданно разрешила мама.
Когда мы с Наташей пришли, тренировка шла вовсю.
— Кир, становись в нападение, вместе с Наташей, — командовала Глафира Алексеевна, — а Саня переходит в полузащиту. Саня, ты будешь диспетчером, организатором игры. И вообще на тебя вся надежда. Ты один стоишь целой команды.
Саня пыжится, гордится бабушкиной похвалой.
Я тоже радуюсь, что Глафира Алексеевна поставила меня в нападение, значит, не забыла мой меткий удар.
Бабушка прикладывала ко рту рупор, и потому ее голос гремел по всему двору.
Распахивались окна, в них появлялись любопытные головы. Болельщики выходили и на балконы. Конечно, это были мужчины. Кто, как не мужчины, самые заядлые любители и самые тонкие знатоки футбола? Наша игра им нравилась. Болельщики поддерживали нас криками и аплодисментами.
Мы носились по полю как угорелые. А Глафира Алексеевна то и дело подгоняла нас мудрыми советами:
— Кир, не жадничай, отдай мяч!
— Саня, снова перемудрил, играй попроще!
— Мальчики бегайте! Помните, движение, движение и еще раз движение — вот три кита, на которых стоит современный футбол.
Мы до того набегались, что едва переставляли ноги, и бабушка объявила:
— На сегодня хватит, пойдемте ко мне пить чай.
Маленькая бабушкина комната была тесновата для нашей команды. Кто сел за стол, кто на диван, кто на подоконник, а Саня расположился прямо на полу.
И чашек у Глафиры Алексеевны не хватало. Поэтому мы пили чай по очереди. Сане первому бабушка налила чай и подала кусок торта.
— Глафира Алексеевна, — с полным ртом полюбопытствовал Саня, — а какой сегодня праздник?
— Праздник? — переспросила бабушка. — Вроде нет никакого праздника.
— А почему торт и прочее? — не отставал мой друг.
Мы все уставились на Глафиру Алексеевну.
— Вы пришли ко мне в гости, вот и праздник, — сказала бабушка. — А еще в нашей команде теперь играешь ты, Саня.
— Ага, — сказал Саня, — профессионала из меня не вышло, пойду в любители…
— И Кир с сегодняшнего дня с нами, — перечисляла Глафира Алексеевна, — и Наташа вернулась — тоже праздник. Видишь, Саня, сколько праздников?
Мы с Наташей разливали чай и разносили торт.
— Теперь мы все вместе, — продолжала Глафира Алексеевна. — Вообще наша установка на собственные силы. Никаких игроков со стороны, я имею в виду, из соседнего двора. Наша опора — любители, самозабвенно преданные футболу, готовые ради него отречься от всего, например, от дурных привычек.
Руки бабушки привычно пошарили по столу в поисках папирос и спичек. Глафира Алексеевна устыдилась своего порыва и спрятала руки под стол. Я понял, как тяжело бабушке бороться со своей плохой привычкой, и спросил ее:
— Глафира Алексеевна, откуда вы так здорово разбираетесь в футболе?
— А вот отсюда, — Глафира Алексеевна показала на стоящий в углу телевизор. — Вы знаете, раньше я и представления не имела, что такое футбол и с чем его едят. А в прошлом году вышла на пенсию…
— Выходит, у вас наступили каникулы? — спросила Наташа.
— Верно, каникулы, — рассмеялась бабушка. — Куда податься пенсионеру? Спасибо сослуживцам, подарили цветной телевизор, вот я и пристрастилась к футболу. Ни одной игры не пропускаю и сейчас разбираюсь в футболе, как заправский болельщик.
— Значит, лучше любого тренера, — сказал Саня.
Мы пили чай и весело болтали обо всем на свете. Мы чувствовали себя у бабушки как дома, и даже еще лучше. Дома нас все время наставляли и учили. А бабушка позволяла нам вести себя, как нам хочется.
Я глядел на ее еще совсем молодое, загорелое лицо и думал, а почему мы ее называем бабушкой? Только потому, что она пенсионерка?
Когда я пришел домой, на кухне все гремело и грохотало. Мама воевала с кастрюлями. Увидев меня, мама спросила:
— Я отпустила тебя на часок, а прошло сколько?
— Прошло два, — ответил я, бросив взгляд на часы.
— Два часа двадцать одна минута, — мама любила точность. — Значит, больше сегодня ты на улицу не пойдешь.
Ну что ж, не пойду так не пойду. А папа? Меня же папа ждет в шесть часов в кафе у студии. Мама обижалась, что я не говорю ей правды. Ладно, выложу ей все как на духу.
— Мама, мы с папой договорились встретиться в шесть часов у студии, — твердо сказал я. — Как мне быть?
— Ты должен ехать, — разрешила мама, — но до шести еще уйма времени, и ты можешь позаниматься.
Действительно, самое выгодное — всегда говорить правду. Может, и папе рассказать правду? Надо подумать.
В назначенное время я открыл дверь кафе. Папа меня уже ждал. Ждал не один — стол ломился от заказанных блюд.
Папа слишком буквально воспринял мое предложение встретиться за столом переговоров. Раз за столом, значит, за обеденным. К тому же, поскольку папа не видел своими глазами, как я ел, он считал, что я плохо питаюсь. Несмотря на то, что ежедневно сам приходил и готовил обед.
— Ты похудел, — опечалился папа.
Чтобы не огорчать папу, я принялся за еду. Заморив червячка, я приступил к переговорам.
— Папа, как ты относишься к НТР, то есть к научно-технической революции? — задал я первый вопрос.
Папа опешил, потому что ждал совсем иного вопроса, но быстро собрался с мыслями и заговорил:
— Неоднозначно. Видишь ли, раньше вместе со всеми я разделял восторг успехами НТР, а сейчас я отчетливо вижу теневые стороны, например, загрязнение окружающей среды.
Теперь папу не остановишь. Но я сам виноват, втравил его в дискуссию. Но папа неожиданно прервал свою тираду и вернулся за стол переговоров.
— Неужели ты позвал меня, чтобы потрепаться о НТР? — папа был не в своей тарелке.
— Кстати, об окружающей среде, — продолжал я плести нити заговора. — Ты же знаешь, что мамина работа поможет сделать воздух и воду чище?
— Я знаю, — ответил папа и переполошился: — А что случилось?
— Мамина работа под угрозой, — выпалил я.
— Кто же ее противники? — воскликнул папа и сделал такой жест, словно сейчас выхватит шпагу и сразится с теми, кто угрожает нашей маме.
— Мы, — ответил я.
— Почему? — не понял папа.
— Вместо того, чтобы заниматься наукой и одарить человечество чистым воздухом, мама оставляет на полпути работу, потому что мы бросили ее на произвол судьбы.
Папа беспокойно заерзал на стуле.
— Но ты, по-моему, ее не бросил.
И тогда я рассказал папе о своих успехах за последние дни, чем вызвал у него прилив недюжинной энергии.
— Как ты мог до такого докатиться? — распалился папа.
— Папа, ты слышал о таком слове — безотцовщина?
Папа сник. Я понимал, что это нечестный прием, более того, это удар ниже пояса, но мне хотелось, чтобы папа услышал меня.
— Папа, — приободрил я отца, — у нас нет иного выхода — давай станем настоящими мужчинами.
Первое свидание Наташи
В тот день здорово шла игра у Наташи. Словно шутя, она обводила защитников, забивала голы с любого расстояния.
Поэтому Саня чаще всего ей и пасовал. И сейчас он отвлек на себя внимание защитников и отбросил Наташе мяч.
Мяч долетел до Наташи, а она его не видит. Стоит, задумавшись, и на губах ее играет улыбка.
Обычно про таких людей говорят, что они витают в облаках. Но я знал, где Наташа витала — она брела по плитам маленького старинного городка, спускалась к дому-музею великого поэта.
— Ты играть сюда пришла или мечтать? — набросился Саня на девочку. — Такой пас ей выложил, как на блюдечке. Остальное, как говорится, дело техники.
Наташа вспыхнула и, не проронив ни слова, ушла с площадки, села, обиженная на скамейку и на нас даже не глядела.
Когда Саня играл, он ничего, кроме футбола, не видел. Таких игроков называют бескомпромиссными.
Во всех спорах Глафира Алексеевна брала сторону Сани, но сейчас она встала на защиту Наташи.
— Ну что ты на нее напал? Устала Наташа, и все тут.
— А у нас через неделю, в четвертьфинале, никто не спросит, устали мы или нет, — огрызнулся Саня. — Игру надо будет показывать.
— А игра у нас получится лишь тогда, — стояла на своем Глафира Алексеевна, — когда мы не будем валить друг на друга наши неудачи, когда мы не будем ссориться, короче, когда мы будем друзьями.
Саня прикусил язык и больше не стал спорить.
— Тренировка окончена! — объявила в свою иерихонскую трубу Глафира Алексеевна.
Нехотя мальчишки стали разбредаться. Глафира Алексеевна таинственно подмигнула мне, а сама двинулась в сторону гаражей.
Выждав немного, я пошел следом.
— Кирилл, мне кажется, — сказала бабушка, — что Наташа вновь задумала побег к маме. А если она удерет, команда рассыплется.
Как всегда, Глафира Алексеевна смотрела в корень.
— Кир, я тебя прошу, поговори с ней. Мне кажется, что Наташа не останется равнодушной к твоим словам.
Я был горд, что бабушка возлагала на меня большие надежды. Глафира Алексеевна обладала редким даром — она разбиралась и в людях и в футболе. Но бабушка и не догадывалась, к каким неожиданным последствиям приведет ее просьба.
— А я пойду с Саней побеседую, — вздохнула Глафира Алексеевна, — заедает его звездная болезнь — пережиток профессионального спорта.
Наташа сидела на скамейке, словно ждала меня. Я примостился рядом с ней.
— Наташа, я хотел с тобой поговорить.
— Ты назначаешь мне свидание? — встрепенулась Наташа.
— Да, — почему-то ответил я, хотя минуту назад ни о каком свидании и не помышлял.
— Во сколько? — допытывалась Наташа.
— Прямо сейчас, — ответил я.
— Нет, — Наташа решительно покачала головой. — В семь часов, ладно?
— Ладно, — согласился я.
— Где? — Наташа прочно взяла инициативу в свои руки.
— Здесь, во дворе, — робко предложил я.
— Только не во дворе, — Наташа была категорически против. — Помнишь, в парке есть фонтан?
— Помню, — ответил я.
— Значит, ты мне назначаешь свидание в парке у фонтана в семь часов? — переспросила Наташа.
— Назначаю, — у меня пересохло в горле.
— Спасибо, может, и приду, — Наташа встала и гордо удалилась.
Вот тебе и на! Сама, можно скзаать, заставила меня назначить ей свидание, и сама же носом вертит?
Откуда и что в Наташе взялось? Дни, проведенные в маленьком старинном городке, в воздухе, наполненном поэзией, не прошли для нее даром.
Я корпел над уроками и все время поглядывал на часы. Стрелки двигались сегодня с ужасающей медлительностью.
Сколько раз я провожал Наташу домой, сколько раз играл с ней в футбол или боксировал, но ни разу не шел к ней на свидание.
Я вспомнил о письме. О том самом письме, которое я послал Наташе и которое перехватил ее папа.
Порылся в ящике стола и нашел письмо. На всякий случай сунул его в карман куртки.
Меня охватило лихорадочное нетерпение. Да, а как я отпрошусь у мамы?
Я представил, как скажу: «Мама, мне надо пойти». — «Куда?» — строго спросит мама, а я, привыкший говорить правду, возьму и брякну: «На свидание». Нет, у меня не повернется язык такое вымолвить.
На свидание надо уходить без спроса, а еще лучше — убегать, удирать. Неужели придется солгать маме? Сколько запретов придумали для нас взрослые, что мы вынуждены их обманывать.
Но выручка пришла оттуда, откуда я и не ожидал. Меня спасла от обмана мама. Слегка смущаясь, она сообщила, что ей необходимо на минутку забежать в библиотеку, познакомиться с интересной публикацией в научном журнале (между прочим, во время отпуска), но если она вдруг задержится, что вполне вероятно, то я должен спокойно ложиться спать.
Ну и прекрасно. Пока мама сбегает в библиотеку, я схожу на свидание.
Кстати, что-то папа слишком долго раздумывает и не звонит, и не прибегает тайком готовить, и вообще не предпринимает активных действий? Неужели для него оказалась тяжела шапка настоящего мужчины?
Я причесался, надел белую рубашку и помчался в парк. По дороге забежал в цветочный магазин и с гвоздиками в руках появился у фонтана. Там уже было полно юношей. Все они делали вид, что глаз не могут оторвать от фонтана, что, собственно, они и пришли сюда, чтобы полюбоваться водяными струями и насладиться в теплый апрельский вечер прохладой, а сами все время косили глазом — не идут ли девушки.
Меня они встретили ухмылочками — мол, что за малой затесался в их ряды? Но я научился у Наташи держаться независимо и спокойно сносил их насмешки.
Юноши были посрамлены и сражены наповал, когда первой у фонтана появилась моя девушка. У Наташи это было первое свидание, и она не научилась еще опаздывать.
Мы взялись за руки, и я увидел, что мы с Наташей одинакового роста. Еще чуть-чуть, и я буду выше.
— Я часто вспоминала наш парк, — сказала Наташа, когда мы углубились в аллею. — Тебе понравилось в старинном городке?
— Понравилось, — ответил я.
— А что больше всего?
— Пожалуй, развалины замка…
— А мне один день — замок, другой — дом-музей.
— И сейчас тебя туда тянет? — осторожно выпытывал я.
— Очень, — со всей искренностью ответила Наташа.
— Но если ты уедешь, — вспомнил я о словах Глафиры Алексеевны, — наша команда рассыплется, а у нас на носу четвертьфинал.
— Все ясно, — вспыхнула Наташа, — тогда ты выполнял поручение Калерии, а теперь Глафиры…
Наташа вырвала свою руку из моей и побежала. Очень хорошо, что она была сегодня в платье, поэтому я ее быстро догнал.
— Я и сам хотел с тобой поговорить, — примирительно произнес я.
— А вы все понимаете, — неожиданно выпалила Наташа, — что я не могу играть.
— Почему?! — поразился я. — Ты лучше всех играешь! Нет, Саня лучше всех, а ты после него…
— Я девочка, — тихо сказала Наташа.
— Верно, — опомнился я.
— А никто из вас не видит, что я девочка, — с обидой в голосе произнесла Наташа.
— Я вижу, — возразил я. — И всегда видел.
— Это правда, — Наташа уткнулась носом в гвоздики и рассмеялась. — Ой, и дуреха я была, когда дралась с тобой. Представляю, как ты меня ненавидел.
— Нет, — я покачал головой, — я не могу тебя ненавидеть.
Мы вышли на площадку, где крутились карусели.
И тут в толпе гуляющих я увидел своих родителей. Папа вел маму под руку и темпераментно что-то ей говорил, а мама ему восторженно внимала. Они были так увлечены разговором, что не заметили нас.
— Твои родители помирились, — с завистью произнесла Наташа.
Ну, папа молодец. Претворяет в жизнь мой план. А мама? Так вот в какую библиотеку она торопилась. Что ж, теперь мы с ней квиты.
— Кир, а то письмо? — начала Наташа. — Ну, которое мой отец перехватил… Где оно?
— Вот оно, — я вытащил из кармана запечатанный конверт и протянул Наташе.
Как здорово, что я сегодня вспомнил о письме и захватил с собой.
— Не так, — покачала головой Наташа, — ты брось письмо в наш почтовый ящик. А я его оттуда возьму.
Я спрятал письмо, и мы, побродив еще немного по парку, отправились домой.
В подъезде мы попрощались. Наташа поднялась наверх, к себе. А я опустил письмо в почтовый ящик и пошел домой. Едва за мной захлопнулась дверь, как по лестнице раздался быстрый стук каблучков — Наташа бежала вниз, за письмом, чтобы на этот раз его никто не перехватил.
А назавтра случилось то, что должно было случиться. Наташа уехала в маленький старинный городок.
Наша футбольная команда, собравшаясь на тренировку, пребывала в унынии, а Глафира Алексеевна ходила по площадке, как разъяренная львица. Бабушка совершила непростительную ошибку. Она могла догадаться, что мы с Наташей будем говорить совсем не о футболе.
А еще на Наташу, наверное, произвело впечатление мое письмо, вот она вновь превратилась в девочку и ее неудержимо потянуло в маленький старинный городок. Я был горд, что сумел сочинить такое письмо, которое, пусть с опозданием, перевернуло душу Наташи.
Вдруг Глафира Алексеевна остановилась и хлопнула себя по лбу:
— Никудышный из меня психолог!
И звонко, по-детски рассмеялась. За эту непосредственность мы ее и любили.
— Давайте тренироваться!
Но тренировка шла вяло, нехотя, один лишь Саня играл, как обычно, в полную силу.
А вечером к нам домой заявился Наташин отец. Он не влетел, не ворвался, а вошел робко, огляделся по сторонам, словно человек, который что-то потерял и надеется здесь обнаружить свою пропажу.
— Она снова убежала, — без лишних слов отец протянул маме записку.
— Добрый вечер, садитесь, пожалуйста, — мама взяла листок бумаги.
— Извините, спасибо, здравствуйте, — Наташин отец перепутал все на свете и бухнулся в кресло.
Мама прочитала записку и вернула Наташиному отцу.
— Ну что вы скажете? — Наташин отец глядел маме прямо в рот.
— Я думаю, что вам надо запастись терпением, — произнесла мама. — Время все поставит на свои места.
Мамин ответ не удовлетворил Наташиного отца, и он дал мне записку. И вот что я прочитал.
«Папа!
Я поехала к маме. Запрещаю тебе приезжать за мной. Скоро вернусь. Будь благоразумен и не делай глупостей.
Твоя дочь Наташа».
— Что ты скажешь? — Наташин отец уже на меня глядел с надеждой.
— Я думаю, что надо прислушаться к совету дочери, — дипломатично ответил я.
— Не понимаю, чего ей не хватало? — Наташин отец обернулся за поддержкой к маме. — Эти дни она каталась как сыр в масле, вытворяла все, что хотела, на голове ходила… Я дал ей все, что она желала. Разве что птичьего молока у нее не было.
— А может, ей мать больше дала?
Глаза у мамы сузились — это означало, что она рассержена.
— Что она может предложить, кроме стишков, — снисходительно ухмыльнулся отец. — Нет, тут другое…
Он покосился на меня и ушел несолоно хлебавши.
— А Наташа жестоко поступает со своими родителями, — сказала мама.
— Сперва они, то есть он поступил с ней жестоко, — вступился я за Наташу.
— Все правильно, — рассудила мама, — но зачем им мстить?
Мне нечего возразить маме, но по моему молчанию она догадывается, что я по-прежнему на стороне Наташи, и больше вопросов не задает.
А воображение между тем переносит меня далеко от дома. Я вижу, как Наташа выходит из автобуса и ступает на землю маленького старинного городка. К ней бросается мама с букетом цветом, обнимает и целует дочку. Потом мамины подруги, а также родственники и знакомые заваливают девочку цветами.
С охапкой цветов Наташа входит в дом. Мама преподносит ей новое платье и шесть сиреневых томиков — полное собрание сочинений великого поэта, который родился в маленьком старинном городке.
На диване сидит кукла. Она подняла руки, словно приветствует долгожданную гостью.
А вот Наташа бредет с сиреневым томиком по парку, находит уединенную скамейку, открывает книгу и предается чтению.
Что же так привлекло Наташу? Между страницами лежит мое письмо. Наташа вновь перечитывает строки, которые пришлись ей по душе.
«Ты мне понравилась в ту же минуту, когда я тебя увидел. И с тех пор (уже целых семь дней!!!) я только о тебе и думаю. Ты являешься ко мне даже во сне. Значит, я вижу тебя и днем и ночью. Поэтому я самый счастливый человек.
Тебе сегодня было нелегко. Но ты держалась мужественно, я восхищался тобой. Знай, у тебя есть верный друг. В трудную минуту ты можешь на него, то есть на меня, опереться».
Между папой и мамой
Не отрывая глаз от газеты, папа несет ложку с супом ко рту. Затаив дыхание, мы с мамой следим за полетом ложки.
Особенно волнуюсь я, потому что сегодня у папы дебют. Дебют — это первое выступление на сцене.
Конечно, папа не новичок, не счесть его выступлений на нашей домашней сцене передо мной и мамой. Но сегодня папа впервые выступает в роли главы семьи.
Папа благополучно, не проронив ни капли супа, донес ложку. Я мысленно зааплодировал: «Браво, папа». Следом за первой вторая и третья ложки миновали мели и рифы и достигли места назначения.
Папа прочитал одну газету и, прежде чем взяться за другую, спросил:
— Как дела дома?
— Хорошо, — робко произнесла мама.
Папа поднял глаза на маму — почему такой неуверенный ответ? Мама заерзала на стуле и повернулась за подмогой ко мне.
— Отлично! — бодро ответил я.
Мой ответ успокоил папу, он вновь уткнулся в газету. А мама и я с волнением продолжали следить за полетом ложки.
Но папа уже освоился и чувствовал себя в новой роли как рыба в воде.
— Как дела в школе? — взгляд папиных очков остановился на мне.
— Замечательно, — я ни секунды ни промедлил с ответом. — Превосходно!
Папа одолел первое блюдо, и я накладываю ему и маме второе. Теперь я подвязался передником, вот чей он — мне трудно сказать.
Был он раньше мамин, а носил его папа, сейчас он папин, а ношу его я.
— Кир, а где Наташа? — в папином голосе прозвучало прежнее любопытство.
— Снова у мамы, — я обрадовался, что папа снова стал папой.
— Природа взяла свое, — философски заметил папа.
— Вертит Наташа родителями как хочет, — как истинный ученый, мама говорила только правду.
Папа строго посмотрел на маму. Как она может ему перечить?
— Папа мне друг, но истина дороже, — переиначив древнего мыслителя, сказала мама.
Папа смягчился. Он питал слабость к старинным изречениям, и мамины слова пролили бальзам на его душу.
Нет, роль главы семьи, то есть человека, который задает вопросы и получает на них известные ему заранее ответы, папе определенно не по плечу.
Когда мы приступили к третьему, к нам ворвался сияющий Наташин отец и громогласно объявил с порога:
— Она вернулась! Пойдемте к нам — разделите мою радость.
Помня о недавней стычке, мой папа неопределенно буркнул в ответ на приветствие Наташиного отца. Однако любопытство взяло верх — папа пошел вместе с нами взглянуть на блудную дочь.
Наташу мы застали висящей вниз головой на турнике. В такой необычной позе она глядела телевизор. Наверно, было ужасно смешно смотреть, как на экране танцевали дамы в пышных платьях и кавалеры во фраках.
Наташин отец с гордость продемонстрировал нам портативный телевизор.
— Подарок по случаю возвращения.
Мои родители переглянулись — а каков будет следующий подарок?
Наша команда встретила возвращение Наташи криками «ура». Даже Саня проворчал что-то приятное.
Но больше всех обрадовалась Глафира Алексеевна. С возвращением Наташи мы нашли свою игру. И сразу прибавилось болельщиков, которые приходили поглазеть на наши тренировки.
— Неплохо для любителей, — услышал я снисходительный голос.
Я обернулся и увидел Саниного папу. Значит, он вернулся со сборов на Черном море. И вместе с Саниной мамой пришли поглядеть нашу игру.
— Саня хорош, — не скрывал восхищения папа, — но мастерство не растет.
— Взял бы и потренировал ребят, а то бедная женщина надрывается, — подала голос Санина мама.
— И вон тот мальчишка в желтой майке прилично играет, — не отвечая на мамино предложение, заметил Санин папа.
Вот умора! И Санин папа принял Наташу за мальчишку. Но она сегодня и вправду в ударе, обмотала одного защитника, потом второго и забила гол.
Я всегда удивлялся, почему взрослые занятые люди так любят смотреть игры мальчишек. А теперь понял — из-за голов. На взрослом футболе зрителей держат на голодном пайке, футболисты забьют мяч-другой и уже радуются. А у нас счет 20:19 не редкость. Вот почему нет отбоя от болельщиков, когда играют мальчишки.
— Борис, — услышал я мамин голос, — ты опаздываешь на премьеру.
Я оборачиваюсь. Санины родители ушли, появились мои. Папа, как всегда, поддерживает маму под локоток.
— Ну разве может театр сравниться с футболом? — разразился папа монологом. — Матч держит тебя в напряжении все девяносто минут игры, ты не знаешь, чем она окончится. А в театре, бывает, посмотришь минут пять и тебе уже ясна развязка, и ты зеваешь… Я ухожу с болью в сердце. Наш-то хорош!
Последние слова папа прошептал маме на ухо, но я их услышал. Так громко шепчут актеры в театре, чтобы их слова долетели до тех, кто сидит на галерке.
Когда я вновь оборачиваюсь, то вижу, что мои родители ушли, а появился Наташин отец. Прислонившись к машине, он вертел в руках ключи и любовался дочкой.
— Перерыв, — объявила в рупор Глафира Алексеевна.
Мы не ушли далеко, а расположились тут же на скамейке. Наташа направилась к папе. Наверное, он предложил ей покататься, но Наташа осталась верна своему долгу и вернулась к нам. Наташин отец завел машину и уехал.
После перерыва с Наташей вновь стало твориться неладное. Я выкатил ей мяч в самые ноги, а она его не увидела. Стояла и задумчиво глядела куда-то вдаль. И мы все остановились, ждали, когда Наташа вернется из путешествия в маленький старинный городок.
— Вы что, меня не узнаете? — Наташа очнулась и удивленно оглядела нас.
— Не-а, — буркнул Саня.
— Узнаем, конечно, узнаем, — я поспешил утешить Наташу.
Глафира Алексеевна была так расстроена, что достала папиросы и спички и уже собралась закурить, но, увидев наши осуждающие взгляды, лишь чертыхнулась:
— Сколько можно измываться над ребенком!
Бабушка объявила, что тренировка окончена, и все разбрелись по домам. Остались мы втроем — Наташа, Саня и я.
Мы сели на скамейку и не знали, с чего начать разговор. Значит, завтра Наташа снова укатит к маме в маленький старинный городок. А когда вернется? Наверное, скоро. Если прежде Наташа уезжала на пять дней, то теперь возвращалась через день-другой. Но и в нашем городе она долго не задерживается, пару дней погостит и — прощайте.
— Ты поедешь к маме? — прервал тягостное молчание Саня.
— Не знаю, — пожала плечами Наташа.
— Тогда оставайся дома, — обрадовался я.
— Не знаю, — снова сказала Наташа.
Ну и ну! Наташа как тот витязь на распутье. Она не знает, какую дорогу ей выбрать — то ли отправиться к маме, то ли остаться у папы. А может, ей хочется покончить с кочевым образом жизни и перейти на оседлый? Но у Наташи нет дома, нет крыши над головой, ей негде найти приют. Значит, она бездомная и беспризорная?
— Наташа, я предлагаю тебе переехать в наш дом, — решительно начал я. — Мы предоставим в твое распоряжение отдельную комнату с балконом, откуда открывается прекрасный вид на парк.
Наташа даже не успела рта раскрыть, как в разговор вмешался Саня.
— Интересно, почему в твой дом? А чем мой хуже? Наташа, переезжай к нам. Мы предоставим тебе отдельную комнату с балконом, откуда открывается прекрасный вид на озеро. К тому же мой отец часто бывает в командировках, а мама на дежурстве, поэтому тебе никто не будет мешать. Делай, что хочешь.
— Вот именно — Наташа будет целый день одна, — ухватился я за слабое место в доводах своего соперника. — А мой папа, как тебе известно, человек творческого труда, и днем часто дома, поэтому Наташе не будет одиноко. К тому же папа искусный кулинар, и Наташе будет обеспечено полноценное питание.
— А моя мама врач, — и не думал сдаваться мой друг. — Значит, Наташе будет обеспечена квалифицированная медицинская помощь. А она ей сейчас необходима, чтобы восстановить душевное равновесие.
Ну, Саня! Прижал меня к стенке.
— Из-за своих разъездов Наташа здорово запустила учебу, отстала, и теперь ей приходится догонять одноклассников. Самой Наташе не справиться. Согласись, что с моей помощью Наташа быстро наверстает отставание.