Председатель слушал, не сводя с меня глаз.
– И я не знаю, научила ли она хоть одного лауреата Международного конкурса. Но разве это важно? Валентина Михайловна очень хорошая учительница, она столько возится со своими учениками, чтобы научить их любить музыку. Неужели она не может получить квартиру, если пришла её очередь? Как вы считаете?
– Ты прав, – председатель ещё раз тряхнул мне руку. – Обещаю вам, ребята, что сам всё проверю. А вообще молодцы, что пришли.
Когда мы очутились на улице, Гриша накинулся на меня:
– Ну вот, всё испортил. О чём я тебя просил? Чтобы ты рта не раскрывал… А ты… Теперь всё пропало.
– И ничего не пропало, – возразил я. – Теперь я верю, что у Валентины Михайловны будет квартира. А враньё никогда и никому не помогало…
– Враньё? Какое враньё? – обиделся Гриша. – Я же не сказал, что я будущий лауреат.
– Этого ещё не хватало.
– Если б ты знал, как мне вдруг захотелось стать знаменитым пианистом, – мечтательно протянул Гриша. – Представь, я выхожу на сцену, весь зал аплодирует. Я начинаю барабанить по клавишам, весь зал затихает.
– Если ты начнёшь барабанить, – вставил я, – весь зал засвистит…
– Не придирайся к словам, – Гриша вовсе не думал обижаться. – А когда я кончу… э… играть, весь зал захлопает, на сцену полетят цветы, я их буду ловить, как вратарь мячи. Нет, что ни говори, а хорошо быть вундеркиндом, вообще, знаменитым…
– Когда цветы бросают на сцену, это хорошо. Но сперва надо десять лет и каждый день барабанить на пианино, – охладил я его пыл. – Я барабанил, я знаю.
– Ничего, я выдержу. – Гриша сжал зубы. – Я упрямый.
– Мне бы твоё упрямство!
– Бери сколько хочешь, мне не жалко, – рассмеялся Гриша. И неожиданно погрустнел: – Но знаменитым пианистом мне не бывать.
– Это почему?
– Родители пианино не купят.
– Тогда, может, гитару? – улыбнулся я.
– Нет, – помотал головой Гриша. – Если уж браться, так за что-то настоящее…
Я понял, что мой друг не хочет размениваться на пустяки – или пианино, или ничего.
– И вообще, неужели тебе нравится такая жизнь? – Гриша напал на меня. – Гоняешь с утра до вечера, высунув язык, а ради чего? Ты задумался хоть раз?
– Какая тебя муха сегодня укусила? – поразился я.
– Обидно, годы идут, а ты не сделал ничего, чтобы о тебе вспомнили. – Гриша пропустил мимо ушей мой вопрос. – Так и жизнь пройдёт…
Вот тебе на! Сам научил меня, как избавиться от учителей, а теперь на меня же нападает.
– Придумал! – крикнул на всю улицу Гриша и уже потише добавил: – Буду укротителем в цирке. Ты видал, как меня собаки слушаются? Подрессирую собак и возьмусь за тигров. Только нельзя терять ни минуты времени. Ну, я побежал. Пока!
Гриша умчался в подвал, чтобы дрессировать своих «тигров», то есть собачек, а я снова остался один.
В лучах славы
После того дня, когда оказалось, что у меня нет никаких талантов, мама, папа и бабушка ходили как в воду опущенные. Так говорят про людей, у которых кислый вид. Поэтому я старался поменьше попадаться на глаза маме, папе и бабушке и при первой возможности убегал на улицу.
К тому же я всё время думал над тем, как помочь Янине Станиславовне. Ничего интересного, к сожалению, мне не приходило в голову.
Гриша возился целыми днями со своими собачками и ни о чём другом, кроме дрессировки, не хотел говорить.
Может, в бассейне мне что-нибудь путное придёт в голову? Но как снова попасть в бассейн?
Бабушка была категорически против:
– И слышать не хочу о бассейне. Благодари судьбу, что в тот раз жив остался.
Я попробовал уговорить папу:
– Давай купим абонементы и будем вместе плавать.
Папа растерялся:
– Отец, там же страшные сквозняки.
– Ну что ты, папа, в бассейне тепло, как в бане.
– Ты знаешь, отец, я и забыл, как плавать.
– Я тебя научу, – пообещал я. – А ещё в бассейне каждый день соревнования.
Папа согласился, и мы через день ходили плавать в открытом бассейне, который находился рядом с закрытым. С ребятами из моей бывшей группы мы встречались в раздевалке. Ребята одевались, а мы с папой раздевались.
– Привет тебе от папы, – сказал мне однажды Игорь.
– От какого? – не понял я.
– От А-квадрата, – напомнил Игорь.
– Спасибо, – поблагодарил я. – Ты тоже передай ему привет.
– Папа спрашивает, когда ты к нему придёшь?
– Понимаешь, времени пока нет, – ответил я. – Скажи, что обязательно приду когда-нибудь.
– Времени нет – это точно, – согласился Игорь. – В воскресенье соревнования «Олимпийские надежды».
– Послезавтра? – спросил я.
– Да, послезавтра, – сказал Игорь. – А у меня никак кроль не получается. Проиграю я соревнования.
И тут я понял, как могу помочь Янине Станиславовне, потому что в голову мне пришла отличная мысль, до которой бы и Гриша не додумался.
Тут же в раздевалке я посвятил в свои планы Игоря. Игорь испугался не на шутку.
– Это нечестно, – объявил он.
– А увольнять Янину Станиславовну ни за что ни про что – это честно? – в упор спросил я.
– Тоже нечестно, – уныло повесил голову Игорь. – Может, Сергею Егоровичу всё расскажем?
Я задумался. Нового тренера я совсем не знал. Как он отнесётся к моему плану?
– Сергею Егоровичу скажем перед стартом, – решил я.
В воскресенье мы с папой поплавали, как обычно.
Правда, я только разминался, берёг силы. Они мне сегодня были очень нужны.
– Папа, – сказал я. – Ты иди на трибуну, сейчас начнутся соревнования. А я здесь поболею за ребят.
Папа отправился на трибуну, а я в одних плавках помчался к ребятам. И прибежал как раз вовремя.
Сгорая то ли от жара, который его не мучил, то ли от стыда, который его вправду мучил, Игорь «хрипел»:
– Сергей Егорович, горло болит, голова болит, не могу я лезть в воду.
– Настоящий спортсмен должен через «не могу» переступить, – неуверенно произнёс Сергей Егорович.
Тренер растерялся и не знал, что делать, но тут подоспел я.
– Сергей Егорович, я заменю Смелковского, – запыхавшись, проговорил я.
– Сергей Егорович, он меня заменит, – позабыв про свою болезнь, обычным голосом выпалил Игорь.
– А ты кто такой? – уставился на меня тренер.
– Это Севка Соколов, – снова захрипел Игорь. – Он у нас занимался.
– Это Соколов, – подтвердили другие ребята. – Он здорово плавает.
Наверное, они ещё помнили тот знаменитый заплыв, когда я чуть не утонул.
– Мне тебя Янина Станиславовна хвалила, – вспомнил Сергей Егорович. – Хорошо, заменишь Смелковского. Я пойду предупрежу судейскую коллегию.
Если тренер заявит меня вместо Игоря, то мою фамилию услышит директор. А он наверняка не разрешит мне принять старт, прогонит меня взашей, и тогда весь план рухнет.
И вдруг раздался голос диктора:
– На старт вызываются следующие участники…
Шумевшие трибуны притихли и стали прислушиваться.
– …Игорь Смелковский, – произнёс диктор.
На этот раз мне повезло! Игорь был в первом заплыве, и Сергей Егорович никуда не пошёл, сказал, что объяснит судьям всё попозже, и повёл нас к старту.
– Ни пуха… – прошептал Игорь.
– К чёрту, – про себя сказал я.
Я взобрался на тумбу и поглядел на трибуны. Народу было полно. Ну, понятно, пришли все родители поболеть за своих детей. А вот и мой папа. Вертит головой по сторонам в предвкушении захватывающего зрелища. Самый дух острой спортивной борьбы, который витал на стадионах и в бассейнах, приводил папу в ни с чем не сравнимое возбуждение.
Папа, конечно, не догадывается, что я сейчас поплыву. Откуда ему знать, что я заменил Игоря?
Я вижу, как папа наклонился и что-то сказал женщине, которая сидит с ним рядом. Да это же Янина Станиславовна! Я был уверен, что она придёт на соревнования. Интересно, она узнала меня? Вряд ли…
– Ребята, я на вас надеюсь, – услышал я голос Сергея Егоровича.
– На старт! – раздалась команда судьи.
Я пригнулся. Да, вначале мне повезло. Директор меня не заметил.
– Внимание!
Теперь надо, чтобы мне повезло и дальше. Я должен доказать директору, что он поступил несправедливо… Должен доказать!
– Марш!
Я прыгаю и вхожу в воду. Отлично вхожу. Недаром Янина Станиславовна столько времени учила меня нырять. Теперь скорее! Скорее! Руки и ноги двигаются, как заводные. Дыхание нормальное. Пятьдесят метров – это совсем немного. Доплыть до стенки бассейна и повернуть назад. Главное – не отвлекаться, ни о чём не думать, как советовала Янина Станиславовна. Нет, думать надо, но об одном – о том, чтобы прийти первым. Только так я смогу помочь Янине Станиславовне.
Вот и стенка. Поворот. Вроде я первый коснулся стенки. Неплохо. Теперь вперёд и только вперёд. Всего двадцать пять метров осталось. Это же пустяки. Хорошо, что мы с папой неделю ходили в бассейн. Я неплохо потренировался. Ноги работают хорошо. Раньше они у меня быстро уставали.
Эх, не везёт, чуть не захлебнулся. Сбилось дыхание. Сколько до финиша? Метров пять. Я вижу судей, которые с секундомерами в руках склонились над водой. Среди них – директор. Нет, надо доказать, надо доказать… Рука касается стенки. Всё. Конец.
У меня нет сил выбраться из бассейна по лестничке. Мне помогают подняться судьи и тренеры.
– Молодец! – в самое ухо кричит Сергей Егорович и обнимает меня мокрого.
Значит, я победил? Замечательно!
– В первом же заплыве – рекорд! – радостно объявил диктор. – Победитель Игорь Смелковский показал лучшее время для детей своего возраста в нашем бассейне и в нашем городе.
Вот это да! Такого я сам не ожидал. Вокруг стоит неописуемый шум и гам. Меня обнимают, тормошат.
– Товарищи, произошла ошибка, – снова объявил диктор.
Трибуны ойкнули и испуганно затихли.
– Нет, товарищи, с рекордом всё в порядке, – весело сказал диктор. – А вот фамилия победителя названа неправильно. Победил с новым рекордом города Всеволод Соколов, общество «Спартак».
Трибуны радостно забили в ладоши. Ко мне подошёл директор и поздравил:
– Молодец, проявил характер.
– Это заслуга Янины Станиславовны, – напомнил я директору.
– С понедельника она приступает к работе в бассейне, – директор прижал руку к груди, – если ты начнёшь регулярные тренировки.
Я кивнул головой и поглядел в холодные глаза директора. Неожиданно льдинки в них растаяли, и они потеплели, подобрели.
Потом, переодевшись в спортивный костюм, я сидел на скамейке и глядел, как плавали другие мальчишки. Они здорово проходили дистанцию, но никому из них не удалось побить мой рекорд. Впрочем, я был бы не прочь, чтобы его побили, потому что мне не рекорд был нужен, а справедливость.
И вот я забрался на пьедестал почёта, на самую верхнюю ступеньку. В лицо мне стреляют фотоаппараты, на меня нацелились телекамеры. Это что же, нас показывают по телевизору? А бабушка не знает. Она не переживёт. Её внука показывали по телевизору, а бабушка не видела.
Я ослепительно улыбаюсь прямо в экран и машу букетом, который неизвестно как очутился у меня в руках.
Я вижу папу и Янину Станиславовну. Они пробрались к самому пьедесталу. Сияющий папа, сжав руки, трясёт ими над головой и что-то кричит – я не могу разобрать. Янина Станиславовна улыбается, а из глаз её медленно скатываются слезы.
Я чувствую, я понимаю, я знаю, что плачет она от радости.
Разгадка таинственных историй
Домой мы охали втроём. Папа настоял, чтобы Янина Станиславовна поехала с нами.
– Сегодня в нашей семье торжественный день, и мы хотим, чтобы вы разделили с нами радость. Тем более что в сегодняшней победе Севы ваша заслуга несомненна.
– Ну что вы, – зарделась Янина Станиславовна. – Главное, что у Севы оказалась сильная воля, настоящий спортивный характер.
В воскресный день троллейбус был почти пустой. Янина Станиславовна села со мной на детские места. А папа напротив нас.
Перебивая друг дружку, папа и Янина Станиславовна принялись вспоминать, как следили за рекордным заплывом.
– Тут я сказал, – воскликнул папа, – глядите, как великолепно идёт по третьей дорожке Смелковский.
– А я сказала, – подхватила Янина Станиславовна, – идёт и вправду великолепно, но это вовсе не Смелковский.
– Простите, но я записал объявление диктора: по третьей дорожке старт принимает Игорь Смелковский.
– Я помолчала немного, а потом говорю: «Нет, я абсолютно уверена, что это не Смелковский».
– Тогда я воскликнул: «В таком случае, кто же это?»
– Мне кажется, – сказала я, – я думаю, что это Соколов, хотя как это может быть, ведь он уже не тренируется.
– Настал мой черёд удивляться: «Соколов? А вы не ошибаетесь?»
– Нет, не ошибаюсь, – сказала я. – Теперь я не сомневаюсь, что по третьей дорожке плывёт Соколов. Но я не понимаю, как он очутился на соревнованиях.
– Тут как раз ты победно закончил заплыв, – папа не мог отказать себе в удовольствии ещё раз пожать мне руку, – и я повернулся к Янине Станиславовне: – Значит, вы уверены, что это Соколов? Тогда позвольте представиться – я тоже Соколов. Отец победителя.
– Тогда я сказала: «Я абсолютно уверена, что Соколов выиграл заплыв. И я рада вместе с вами, потому что я бывший тренер Севы».
– И в это время диктор объявил, что Смелковский установил новый рекорд города и бассейна. Мы, конечно, обрадовались, но и растерялись.
– Через минуту диктор внёс поправку, и всё стало на свои места.
– И тогда мы уже могли радоваться в полную силу, – закончил папа.
Я глянул на Янину Станиславовну и подумал, как же она догадалась, что вместо Игоря плыву я. Ведь я был в воде, да и с трибуны лица не разглядишь, вон даже папа меня не узнал. Наверное, Янина Станиславовна знает меня как облупленного и потому сразу догадалась, что по третьей дорожке плыву я.
Когда мы вошли в квартиру, я остолбенел. В нашем доме было столпотворение – прибыли все мои бывшие учителя. Валентина Михайловна с Юлей, Лев Семёнович, Александр Александрович (он же А-квадрат) и даже молодой академик. Правда, за тот год, что мы не виделись, академик сильно изменился – он отпустил бороду и вообще здорово постарел.
Наверное, ему не очень удобно было – одному юнцу среди стариков, вот он и стал их догонять с космической скоростью.
Интересно, а почему все мои учителя собрались у нас дома?
– А вот и наш именинник! – воскликнула бабушка и едва не задушила меня в своих объятиях. – Спасибо, внучек! Дожила я наконец до счастливого дня!
Учителя бросились ко мне. Я переходил из объятий в объятия, меня поздравляли, говорили, что радуются моей победе, что гордятся мной. Я улыбался, благодарил и никак не мог догадаться, как они узнали, что я буду стартовать и что наши соревнования покажут по телевидению.
Бабушка обняла Янину Станиславовну:
– Вы меня извините, дорогая. Я тогда ходила к директору бассейна жаловаться на вас. Но вы должны понять мои чувства и простить. Теперь я вижу, как была неправа. Мы все вам бесконечно благодарны!
– В такой радостный день, – сказала Янина Станиславовна, – не будем вспоминать старое.
Ах, бабушка, бабушка, что ты натворила?! Чтобы исправить твою ошибку, мне пришлось установить новый рекорд города.
– Прошу к столу! – пригласила всех мама.
Когда гости расселись вокруг праздничного стола (меня посадили на почётное место во главе стола), с бокалом в руке поднялся папа. Он уже успел переодеться в нарядный синий костюм и повязал свой любимый галстук – красный с голубыми полосками.
– Бывают в жизни родителей такие минуты, – торжественно начал папа, и все повернулись к нему, – когда они понимают, что ничто не было напрасным – ни бессонные ночи, ни дни, отданные без остатка ребёнку, – всё это не пропало даром. Это минуты, когда ты видишь своего ребёнка на пьедестале почёта, в лучах славы, когда слышишь, как в его честь звучит музыка, а телевидение разносит радостную весть по всему городу, по всей стране, по всему миру…
У папы перехватило дыхание. Наверное, он представил, что мой рекордный заплыв видел весь мир, и от волнения не мог дальше говорить.
Но все поняли, что хотел сказать папа, шумно захлопали ему, подняли бокалы и чокнулись с папой.
Потом встала бабушка и произнесла тост за друзей дома, которые несмотря ни на что верили в мою звезду, хотя некоторые в душе и сомневались, и поэтому мы рады видеть их сегодня в такой радостный для нас день.
Молодой академик заёрзал на стуле, подёргал свою бороду. Он почему-то вообразил, что бабушка бросила камешек в его огород, когда упомянула, что некоторые сомневались в моих талантах.
– Я должен признать, что у Севы настоящий мужской характер, – сказал академик. – На финише он плыл из последних сил, это было отчётливо видно по телевизору.
Наступило неловкое молчание.
– Сева плыл с явным запасом сил, – возразил папа и повернулся за подмогой к Янине Станиславовне.
– Сева отдал все силы борьбе, – примирительно сказала тренер.
– Вот это я и хочу подчеркнуть, – подхватил академик. – Человек, способный отдать все силы какому-нибудь делу, заслуживает самого высокого уважения. Поэтому я готов хоть завтра начать с Севой занятия.
Бабушка смягчилась и чокнулась с академиком.
– У нас ещё будет время поговорить о занятиях.
Я чуть не поперхнулся. Ещё чего не хватало! Неужели для того я устанавливал рекорд, чтобы всё началось сначала?
– А мы через неделю переезжаем на новую квартиру, – радостно объявила Валентина Михайловна и обняла за плечи Юлю…
– Поздравляем, – зашумели все.
– Спасибо, – сказала Валентина Михайловна. – Но тут начинается загадочная история.
Все перестали есть и стали слушать. Взрослые тоже любят загадочные истории.
– Когда мой муж пошёл в райисполком, чтобы узнать, почему нам не дают квартиры, ему сказали, что теперь всё в порядке, потому как приходили за меня просить мои ученики – лауреаты Международных конкурсов.
Я чуть не поперхнулся второй раз и потянулся за бутылкой лимонада.
– Ну и что тут особенного? – спросила бабушка.
– Особенное в том, что среди моих учеников нет лауреатов Международных конкурсов, – сказала Валентина Михайловна.
– Так кто же это мог быть? – удивилась мама.
Я поспешно глотнул шипучего напитка.
Валентина Михайловна поглядела на меня долгим взглядом и пожала плечами.
Уф, кажется, не догадывается.
– Чем-то похожая история произошла со мной, – подал голос Лев Семёнович.
Час от часу не легче.
– Мне позвонил мой бывший ученик, – рассказывал Лев Семёнович. – Он дипломат и живёт за границей.
– Так что тут загадочного? – недоуменно спросил папа.
– Загадочное в том, что до сих пор он никогда не звонил мне, и я подозреваю, что он не знает ни моего адреса, ни телефона.
– Нашёл в телефонной книжке, – предположил папа.
– Верно, мог найти, – согласился Лев Семёнович. – Но самое загадочное в том, что он позвонил мне в ту самую минуту, когда мне было особенно тяжело, словно знал, что мне трудно, и хотел меня утешить, поддержать.
Я не успел прийти в себя, как в разговор вступил Александр Александрович:
– А ко мне на днях пришёл мой сын, которого я не видел три года. Мы давно разведены с его матерью. Кто-то помог моему сыну найти меня.
– А мне сегодня директор предложил вернуться на работу в бассейн, – сказала Янина Станиславовна.
Я вдруг почувствовал себя так, будто сижу не на стуле, а на раскалённой сковороде, и поспешно вскочил.
– Что с тобой, Севочка? – озабоченно спросила бабушка.
– Севе, наверное, наскучило сидеть со взрослыми, – сказала Валентина Михайловна. – Поди поиграй с Юлей.
Я молча кивнул, потому что не хотел ничего другого, как убежать поскорее отсюда. Мы с Юлей отправились в мою комнату. Там я всучил девочке толстую книгу сказок с цветными картинками, а сам стал прислушиваться к тому, что происходит в большой комнате.
После нашего с Юлей ухода некоторое время все молчали.
– Вы хотите сказать, – услышал я голос мамы, – что это был Сева?
– Я не сомневался ни секунды, – ответил Александр Александрович, – что сына ко мне привёл Сева.
– Я не скажу, что догадался в то же мгновение, – откровенно признался Лев Семёнович. – Но на другой день, тщательно взвесив все обстоятельства, я пришёл к выводу, что так благородно поступить мог один человек – Сева.
– Сейчас я тоже уверена, что этим лауреатом Международного конкурса был Сева, – сказала Валентина Михайловна.
– Может, вам будет смешно, – тихо проговорила Янина Станиславовна, – но я думаю, что свой рекорд Сева установил ради меня. Вернее, чтобы помочь мне.
Но никто не засмеялся. Я тоже. Потому что Янина Станиславовна сказала чистую правду.
– Сева всем нам преподал урок великодушия и бескорыстия, – я с трудом узнал голос Александра Александровича, до того он был взволнован.
– Вот так вундеркинд! – то ли засмеялся, то ли закашлялся дедушка, который до сих пор хранил молчание. – Всем нос утёр!
– Всеволод! Как вам не стыдно подслушивать?
Штыки на кургане
Я торопливо закрыл дверь и обернулся к пунцовой от гнева Юле.
– Всеволод, неужели вы не знаете, что нельзя подслушивать, о чём говорят взрослые?
Я прекрасно знал, что нельзя подслушивать взрослых, даже если они тебя хвалят. Конечно, когда тебя поднимают на щит, возносят до небес, это гораздо приятнее, чем когда тебя ругают. Но Юля права, всё равно некрасиво подслушивать.
Я, конечно, предполагал, что рано или поздно (лучше – поздно) учителя догадаются о моих проделках. Но, честно говоря, мне бы хотелось, чтобы всё осталось в тайне. Вернее, чтобы учителя обо всём догадывались и я бы знал, что они обо всём догадываются, но чтобы никто про это не говорил вслух.
– Ну что, мама не называет больше папу тямтей-лямтей? – спросил я у Юли.
– Нет, – покачала головой девочка. – Теперь она говорит ему: «Серёженька».
– Вот видишь, всё и уладилось, а ты беспокоилась.
– Всеволод, – перешла на шёпот Юля, – значит, тем лауреатом, который заступился за маму, были вы?
– Я, – в тон ей таинственно прошептал я.
– А вы не обижаетесь, что я маме всё рассказала о вашем приходе?
– Теперь всё равно, – успокоил я девочку.
– А кто был второй лауреат, который ходил вместе с вами? – Юлю мучило любопытство.
– Мой друг Гриша, – с гордостью произнёс я.
– Если он ваш друг, – сказала Юля, – почему в такой радостный день его нет с вами?
Юля попала в самую точку. Я был уверен, что Гриша немедленно примчится с поздравлениями. А его нет. Куда же он запропастился? Наверное, дрессирует своих «тигров». Из-за собачек Гриша совсем забыл друга, то есть меня.
– Гриша скоро придёт, – ответил я и взял для Юли с полки ещё одну толстую книгу с картинками.
Мне сейчас не хотелось разговаривать. Я должен был собраться с мыслями. Мои мысли куда-то разбрелись, и мне надо было их собрать в голове.
Сперва я должен был разобраться, как мои учителя узнали, что меня будут показывать по телевизору.
Только через два дня я узнал всю правду. Мне её открыл Игорь. Оказалось, что о моём плане помочь Янине Станиславовне он рассказал своему папе. В день соревнований Александр Александрович позвонил бабушке и сообщил, что в два часа пятнадцать минут дня её внука будут показывать по телевидению. Александр Александрович попросил бабушку, чтобы она ни о чём не расспрашивала внука, потому что он хочет сделать ей сюрприз.
Но бабушка не удержалась и обзвонила всех моих учителей, даже молодого академика. Вот так все они оказались в тот час у телевизоров и видели мой триумф.
Раньше о человеке, который неожиданно становился популярным, говорили, что однажды утром он проснулся знаменитым. Теперь человек становится знаменитым ещё до того, как ляжет спать, то есть в ту минуту, когда его покажут по телевидению.
И тут начинается. Знаменитого человека узнают, ему не дают прохода на улице, просят, чтобы он дал автограф – взял бы да написал, как его зовут и как его фамилия, и ещё прибавил закорючку.
Э, я же совсем не умею расписываться. Надо срочно потренироваться.
Я сел за стол. Итак, начнём. В.Соколов. А теперь – закорючка. Какой-то хвостик жиденький получается, совсем как мышиный. Надо ещё разок попробовать. Вот теперь лучше. У меня вышел хвостик, за которым скрывается что-то огромное.
А что, если к моей фамилии добавить ещё одну? Был же «Семёнов-Тян-шанский». А я какой? Да пока никакой.
Поразмыслив, я решил отказаться от двойной фамилии. Если я, имея одну фамилию, не научился толком расписываться, то с двумя фамилиями мне никак не совладать.
А что значит «В» в моей росписи? Владимир, Валерий, Василий… Всё, что хочешь, но только не Всеволод.
Я вспомнил, что один знаменитый писатель подписывался «Вс.», и все сразу догадывались, что он Всеволод. Я хоть и не писатель, но уже знаменитый. Это мысль – буду расписываться «Вс. Соколов».
И вот что получилось у меня после неоднократных попыток:
Вс.Соколов
Я уже готов был раздавать автографы налево и направо, как в дверь позвонили. Не спеша я пошёл открывать. Гриша!
Физиономия моего друга сияла, как солнце. Я смиренно склонил голову, чтобы с должной скромностью встретить поток похвал и восторгов, который, как я предполагал, собирался на меня обрушить Гриша.
– Ты знаешь, что произошло? – спросил Гриша.
– Знаю, – я опустил глаза.
– Ничего ты не знаешь, если дома сидишь, – фыркнул Гриша. – Весна на дворе…
Я был поражён. Неужели в мире ещё что-то произошло в то время, когда я устанавливал рекорд?!
– Ты телевизор глядел? – спросил я Гришу.
– Когда?
– Пару часов назад.
Гриша помотал головой:
– Некогда мне всякую ерунду глядеть.
Вот чудеса! Весь город, не отрываясь, смотрел по телевизору, как я устанавливаю рекорд, а этот шалопай и не думал глядеть. А ещё друг называется…
– И совсем не ерунду, – обиделся я. – Показывали, как я рекорд установил…
– Мировой? – быстро спросил Гриша.
– Пока не мировой. Рекорд города.
– Молодец, – Гриша пожал мне руку и распахнул куртку: – Помнишь, что я тебе обещал?
На Гришиной шее болтался бинокль в чёрном футляре.
– Помню, – ответил я, и сердце у меня радостно запрыгало.
– Сегодня всё увидишь, – даже причмокнул Гриша. – Погодка что надо. Пошли.
Я кивнул, мол, сейчас, мигом, но тут же остановился. А как же гости? А как Юля?
Я повёл Гришу к себе в комнату, познакомил его с Юлей и попросил у девочки прощения за то, что оставляю её в одиночестве.
– Идите, – разрешила Юля. – Я не буду одна – здесь столько книг.
Мы с Гришей осторожно прокрались по коридору, чтобы нас не засекли взрослые. Но они были так заняты беседой, что нам удалось проскользнуть незамеченными.
В лифте мы поднялись на двадцатый, Гришин, этаж и вошли в квартиру моего друга. Гриша сразу же потащил меня на балкон.
День был как по заказу: небо чистое, солнце яркое. Впрочем, я не очень удивился. В такой радостный день просто не мог, не имел права идти дождь.
Гриша припал к биноклю.
– Сверкают! – восхищённо сообщил он.
Я взял из рук друга бинокль, приставил к глазам и тут же зажмурился.
В лучах весеннего солнца нестерпимо ярко горели штыки на Кургане Славы.