Я открыл дверь, и у меня испуганно забилось сердце. В доме было ужасно тихо. Ни в одной из комнат не горел свет, хотя за окном сгущались сумерки. Может, родители куда-нибудь ушли?
      На цыпочках я пробрался по коридору, заглянул в большую комнату, и у меня ещё сильнее застучало сердце.
      В комнате были мама с папой и бабушка с дедушкой. В сумерках не очень-то разберёшь, но я увидел, что сидели они, поникнув головами, явно чем-то опечаленные.
      – Что случилось? – громко спросил я. – Почему вы не включаете свет?
      Мама с папой и бабушка с дедушкой вздрогнули, зашевелились, но не сказали ни слова. Наконец дедушка подал голос:
      – А и правда, Сева, зажги свет.
      Я щёлкнул кнопкой выключателя. От яркого света мама и бабушка зажмурились, папа прикрыл ладонью глаза, а дедушка расплылся в улыбке и радостно потёр рукой лысину. Дедушка любил, когда светло.
      Но если они все дома, то выходит, что с ними ничего не случилось. Ну, а всё-таки, что произошло?
      – Итак, у тебя нет никаких талантов?! – то ли спросила, то ли сообщила мама.
      – Ну, отец, не ждал я от тебя такого финта, – папа страдальчески сморщился, как будто пропустил левый прямой в челюсть. – Знаешь, как это называется? Удар ниже пояса.
      – Столько потрачено сил и денег, – бабушка всплеснула руками. – И всё насмарку.
      Фу, гора с плеч. Значит, все живы-здоровы… Теперь всё понятно. Мои учителя сообщили моим родным, что я никакой не вундеркинд, а самый обыкновенный третьеклассник, каких хоть пруд пруди или набирай класс за классом.
      Я достаточно хорошо знал моих учителей и потому мог представить, как всё произошло.
      Валентина Михайловна, которая разрывалась между учениками и больной Юлей, вероятней всего, позвонила и сказала:
      – У Севы очень средние данные. Я пыталась развить его слух, есть сдвиги, но весьма скромные. Сева перегружен занятиями, поэтому освобождение от музыки пойдёт ему лишь на пользу.
      Лев Семёнович договорился с моей помощью о дне и часе, когда его сможет принять бабушка. В назначенное время он явился – строгий чёрный костюм, галстук-бабочка трепещет под кадыком, бледное, оттого и более торжественное лицо.
      – Как ни грустно сознавать, – произнёс, вполне вероятно, Лев Семёнович, – но на старости лет я потерпел фиаско. В одну реку нельзя войти дважды, как справедливо утверждали древние. Дар педагога, учителя – дар бесценный, и не каждому дано им владеть, поэтому позвольте мне откланяться.
      Лев Семёнович шаркнул ножкой, а рукой сделал такое движение, как будто галантно помахал широкополой шляпой с перьями.
      Бабушка долго и мучительно соображала, в чём смысл слов старого дипломата, а потом робко призналась:
      – Лев Семёнович, дорогой, я ничего не понимаю… Объясните по-человечески…
      Я представляю, как расстроился учитель. Ему казалось, что он выразился изящно, а теперь приходилось обыкновенными словами растолковывать то, что и так всем ясно.
      – Милая Елизавета Петровна, что тут непонятного? Просто-напросто я оказался никудышным учителем. Я не только ничему не научил Севу, но я разучил, отучил его от того, что он знал. Севины знания английского сейчас ниже, чем они были тогда, когда я стал с ним заниматься. Теперь вам всё ясно?
      Бабушка кивнула. Теперь ей было всё ясно.
      Пожелав бабушке крепкого здоровья, а мне – настоящих учителей и больших успехов, Лев Семёнович удалился.
      А перед визитом старого дипломата был телефонный звонок от Александра Александровича.
      А ещё раньше я чуть не утонул в бассейне, и о занятиях плаванием не могло быть и речи.
      И что же получается? Была у меня куча учителей, а теперь ни одного. Можно кричать «ура». Но почему такое уныние среди моих родных? Надо радоваться, а не печалиться.
      – Столько надежд мы на тебя возлагали, – мечтательно протянула бабушка. – Я думала, доживу до того счастливого дня, когда тебя покажут по телевизору и о тебе все заговорят… Нет, не доживу…
      И правда, столько учителей со мной занималось, и всё напрасно. Бабушка так на меня надеялась, а я её подвёл. И мама с папой надеялись, и я тоже их подвёл. Один дедушка на меня не возлагал своих надежд. Хорошо, что хоть дедушку не подвёл.
      – Может, с горем пополам окончит восемь классов и пойдёт в слесари-водопроводчики, они прилично зарабатывают. – Мама, как всегда, не поддавалась всеобщей панике. – Впрочем, блестящее будущее водопроводчика не для тебя – на двоечках да троечках далеко не уедешь.
      – Тогда уж лучше в футболисты, – воспрянул духом папа. – Или в хоккеисты… Заграничные поездки и всё такое прочее…
      Я понимал, что у моих родных произошло крушение надежд.
      Но при чём тут я? Таких, как я, миллионы мальчишек и тысячи девчонок. Но их родители не мучают.
      Ну что я им сделал? Почему они глядят на меня, как на прокажённого?
      Я повернулся и ушёл к себе в комнату.
      Если говорить честно, я страшно огорчился, что у меня нет никаких талантов. То есть мне, конечно, ужасно надоело быть вундеркиндом, но в глубине души я надеялся, что хоть какой-нибудь завалящий талантишко у меня отыщется. Не отыскался. Оказалось, что ровным счётом ничего… В общем, нуль без палочки.
      Я упал на тахту и уткнулся лицом в подушку.
      Вдруг чья-то рука коснулась моего плеча. Я обернулся – дедушка.
      – Ты чего тут разлёживаешься? – сердито спросил дедушка. – Мы опоздать можем.
      – Куда? – пробурчал я.
      – А это ты видел?
      Дедушка помахал перед моим носом билетами в кино. Билеты были настоящие – синие с чернильными штампами.
      – На что? – я приподнялся и сел на тахте.
      – На Чарли Чаплина, – объявил громогласно дедушка.
      И мне показалось, что сейчас дверь отворится и в комнату влетит смешной и грустный человек, похожий на мальчишку.
      Вскоре я сидел вместе с дедушкой в тёмном зрительном зале и визжал от хохота, глядя на приключения Чарли Чаплина – золотоискателя. А когда я вспомнил, что завтра после школы мы встречаемся с Гришей, я напрочь забыл все огорчения сегодняшнего дня.

      По-мальчишечьи весело, будто заложив два пальца в рот, свистел ветер. Мороз кусал нос и щёки. Снег скрипел под ногами, как новые неразношенные ботинки. Сжимая в руке автомат, я крался следом за Гришей. Автомат был пластмассовый, ствол красного цвета, а приклад – чёрного.
      Гриша в правой руке держал пистолет, а в левой – сразу два поводка, на которых были его собачки – Уголёк и Кнопка. Собаки то тянули в разные стороны, то бежали рядом.
      Гриша шипел на них:
      – Тише, черти, мы на вражеской территории…
      Но собаки не хотели понимать, что они на войне. Они были рады, что Гриша вывел их на прогулку после долгого заточения. Почуяв волю, Уголёк и Кнопка радостно лаяли и носились по снегу.
      – Закрой им рот, – попросил я. – Они нас выдадут…
      – Что я с ними могу поделать? – расстроился Гриша. – Они совсем не умеют в войну играть.
      Крадучись, мы обошли вокруг дома. Наших противников нигде не было. Ничего удивительного, услышав Гришиных собак, они надёжно спрятались.
      – Собаки нарочно подыгрывают противнику, – рассердился я. – Они предупреждают его о нашем появлении…
      – Тоже скажешь, – обиделся за собак Гриша. – Сам топает, как слон. Тебя за сто километров слышно.
      Я не успел ничего ответить Грише, потому что в ту же минуту застрекотал автомат и следом за ним раздался мальчишеский голос:
      – Падай, падай! Почему ты не падаешь? Ты же убитый…
      Я растерянно глянул на Гришу. Мой друг застонал, гримаса боли искривила его лицо. Он прижал обе руки к груди, стараясь закрыть рану, и стал медленно оседать вниз. Последний раз вскрикнув, он растянулся на снегу, картинно разбросав руки.
      – А ты чего не падаешь? Падай, падай, – как заведённый, повторял Андрей – мальчишка, у которого не было двух передних зубов, – то ли сами выпали, то ли потерял на войне.
      Я отмахнулся от него и от двух его друзей, которые вовсю строчили по нас из автоматов. Умереть так здорово, как Гриша, я всё равно бы не сумел. Так красиво умирают только в кино. А чего зря валяться в снегу?!
      Увидев, что их хозяин лежит неподвижно и не подаёт никаких признаков жизни, собаки завыли. Они хватались зубами за Гришину одежду, тянули изо всех сил, пытаясь поднять своего повелителя.
      – Падай, падай, – истошно вопил Андрей. – Гришка, скажи своему вундеркинду, что он убит…
      И тут случилось невероятное. Зарычав, Уголёк и Кнопка бросились в атаку на наших врагов. Андрей стал отбиваться от собак, а те рычали и пытались его укусить. А два его друга со всех ног кинулись наутёк.
      – Гришка, – закричал Андрей, увёртываясь от собак. – Скажи им, что это нечестно.
      Гриша сел на снегу, свистнул. Собаки оставили в покое Андрея и бросились на зов своего хозяина. Гриша обнял ошалевших от радости собак.
      – Ладно, ваша взяла. – Мой друг поднялся на ноги. – Может, ещё разок сыграем?
      – Сыграем, – согласился Андрей. – Только, чур, мы снова прячемся… Мы ж победили…
      Друзья Андрея осторожно стали приближаться к нам.
      Гриша взял Уголька на руки и подошёл к Андрею:
      – Давайте договоримся, через дорогу не переходить.
      На всякий случай Андрей отодвинулся от Уголька, но я заметил, как Уголёк успел зубами схватить пуговицу на пальто нашего противника.
      – Не будем, – кивнул Андрей и скомандовал своим друзьям: – Айда прятаться.
      Когда они убежали, Гриша спросил у меня:
      – А ты чего не падал? Если убили, надо падать… Такое правило…
      – Прямо в снег? – удивился я.
      – Прямо. А что? Снег мягкий.
      – Собак ты отведи в подвал, – посоветовал я Грише. – Из-за них мы проиграли.
      – Ни в коем случае, – решительно замотал головой мой друг. – А проиграли мы из-за себя, а не из-за них… С ними мы сейчас выиграем…
      Я хмыкнул. Ну Гриша! Без своих собачек пяти минут прожить не может.
      Неожиданно Уголёк вырвался из Гришиных рук и спрыгнул на снег. Шерсть у него взъерошилась, он зарычал, а потом припустил со всех лап к соседнему пятиэтажному дому. Проваливаясь с головой в снег, Кнопка побежала за своим приятелем.
      – За мной! – крикнул Гриша и, взрывая ногами снег, скатился по склону вниз к пятиэтажному дому.
      Поколебавшись секунду, я плюхнулся на снег и съехал вслед за Гришей. Что случилось с собаками? Куда они помчались?
      Обогнув дом, я догнал Гришу на детской площадке. Мой друг оглядывался по сторонам.
      – Где они?
      – Кто? – не понял я.
      – Да собаки. – Гриша не мог стоять, от нетерпения переминался с ноги на ногу. – Не слышишь?
      – Не слышу, – повертел я головой. – А чего они побежали?
      – За Андреем, – подмигнул мне Гриша. – Ты видал, что Уголёк куснул его пуговицу? Раз куснул, значит, понюхал… Теперь Андрей от нас не уйдёт. Военная хитрость, понял?
      Ну и Гриша! С ним не пропадёшь. Теперь я ни капельки не сомневался, что мы победим. Куда бы Андрей и его ребята ни спрятались, наши собачки их найдут, они их из-под снега достанут.
      Будто в подтверждение моих мыслей, раздался лай.
      – Это они! – радостно крикнул Гриша. – За мной!
      Мы кинулись к детскому саду, перелезли через ограду, промчались мимо малышей, которые сидели с воспитательницей в беседке. Малыши перепугались и затихли. А мы снова перебрались через ограду, но уже на противоположной стороне.
      Лай раздавался возле овощного магазина. Мы понеслись туда. Перепрыгивая через пустые ящики, разбросанные прямо на снегу, мы дважды обежали вокруг магазина. Ни Андрея с друзьями, ни собачек нигде не было.
      Снова послышался лай. Мы побежали и вскоре очутились на дороге. Лай доносился из парка, который был на той стороне дороги.
      Мы остановились, пропуская машины. Выбирали удобный момент, чтобы преодолеть препятствие.
      – Они нарушили обещание, – тяжело дыша, проговорил я, – и спрятались в парке.
      – Сейчас мы их оттуда выкурим, – не унывал Гриша. – Но когда же машины пройдут?
      Тяжело урча на подъёме, мимо нас шли грузовики. Пробегали легковушки. Неторопливо плыли троллейбусы.
      Мы не вытерпели и проскользнули между машинами на противоположную сторону улицы. Не сбавляя скорости, побежали по аллее парка. Лай уводил нас всё дальше и дальше.
      Наконец парк окончился. Прямо перед нами на горку взбирались разноцветные дома. Здесь мы остановились. Лая не было слышно, да и забрели мы далеко от своего дома.
      У меня впервые закралось сомнение: а за нашими ли собаками мы всё время мчались, высунув языки? Может, за другими? Вон их сколько в каждом дворе.
      Недалеко от нас остановился автобус. Из него высыпали люди. Я рассеянно глянул на них. И вдруг одна женщина радостно кинулась ко мне.
      – Здравствуй, Сева! Как я рада тебя видеть!
      Я узнал Янину Станиславовну, моего бывшего тренера по плаванию.
      – Здравствуйте!
      Я тоже обрадовался, что её вижу.
      – Как ты поживаешь? – взяв за плечи, Янина Станиславовна поворачивала меня туда-сюда.
      – Хорошо, – ответил я. – А как вы?
      – Нормально, – сказала Янина Станиславовна.
      Гриша дёрнул меня за рукав. Мол, кончай разговоры, бежим дальше, время не ждёт.
      Но я уже спросил:
      – Как там ребята? Как Игорь?
      – Я их давно не видела, – ответила Янина Станиславовна.
      – Почему?
      – Я уже не работаю в бассейне, – призналась Янина Станиславовна.
      – Почему? – снова спросил я и внезапно догадался: – Из-за меня?
      – Нет, что ты! – решительно вскинула голову Янина Станиславовна. – Наверное, это не моё призвание – быть тренером.
      Она стояла передо мной, совсем немного выше меня, очень похожая на девчонку.
      И вдруг она мне показалась ужасно маленькой и беззащитной. А я себе показался ну прямо-таки великаном, которому достаточно только мизинцем шевельнуть, чтобы спасти Янину Станиславовну.
      – Ты, значит, после того… – Янина Станиславовна замялась, – после того случая в бассейн не ходишь?
      – Нет, – сказал я. – А где вы теперь работаете?
      – В школе, учителем физкультуры, – ответила Янина Станиславовна. – Ну, будь здоров, Сева.
      – До свидания, Янина Станиславовна.
      Я стоял и смотрел, как она быстро идёт по улице. Ну совсем как девчонка, которая торопится домой из школы.
      Нет, это из-за меня она больше не работает в бассейне. Конечно, её ученик, то есть я, чуть не утонул, как же ей можно доверить жизнь детей? Так говорила бабушка. Так, наверное, подумал и директор бассейна.
      – Сколько ты стоять будешь? – налетел на меня Гриша. – Из-за тебя мы след потеряли…
      – А ты уверен, что мы за твоим Угольком бежали? – напрямик спросил я.
      – Не уверен, – Гриша почесал затылок.
      И я понял, что он давно сомневается, по верному ли следу мы бежим, но просто не хочет признать, что собаки его подвели.
      – А чего ты с этой тёткой разболтался? – сердито спросил Гриша.
      – Она не тётка, – ответил я. – Она – мой тренер по плаванию.
      – А-а, – ухмыльнулся Гриша, – так это ты из-за неё чуть не утоп?
      – Это из-за тебя я чуть не утоп, – разозлился я.
      – Сам же просил – помоги да помоги, – пожал плечами Гриша. – Я и помог.
      – А её из-за меня прогнали с работы, – расстроился я.
      – Ну и правильно сделали, – сказал Гриша. – Если каждый день начнут топиться, знаешь, что будет?
      – Нет, неправильно, несправедливо, – кричал я. – Неужели ты не понимаешь?
      Гриша поглядел на меня с удивлением и миролюбиво сказал:
      – Пусть несправедливо, но теперь ничего не исправишь. И потом, какое тебе дело до неё. Ты в бассейн не ходишь, и всё.
      – Это я виноват, – упрямо повторял я. – Из-за меня она не работает. Понимаешь?
      – Понимаю, – наконец дошло до Гриши. – Но что ты можешь сделать?
      – Не знаю, – выдохнул я.
      – А я знаю, – ответил Гриша. – Ничего ты не можешь сделать. Поехали лучше домой. Я думаю, что мои собачки ждут меня не дождутся.
      Мы перешли на другую сторону улицы и сели в автобус. Пока мы гонялись за невидимыми собаками, успело стемнеть. А когда мы добрались домой, был поздний вечер.
      Гриша оказался прав. У подъезда его ждали собачки. Они тихо скулили.
      Сперва Гриша собирался им устроить выволочку за то, что они заставили нас понапрасну бегать за собой. Но Уголёк и Кнопка с такой неподдельной радостью встретили своего повелителя, что Гриша, растрогавшись, сменил гнев на милость.
      – Небось, за кошкой гонялись? – пробурчал Гриша для порядка. – А надо было за кем? За Андреем. Эх вы, следопыты.
      Наших противников нигде не было видно. Они, наверное, уже первые сны видели.
      Гриша повёл своих собачек в подвал – укладывать спать.
      Я поднялся на лифте домой.
      Родители ещё не спали. Папа боролся со сном в кресле перед выключенным телевизором. Мама сама с собой играла в карты на диване.
      Вообще, с тех пор как я стал обыкновенным ребёнком, папа и мама с нетерпением ждали меня домой, беспокоились, когда я долго не приходил. Раньше они считали, что со мной всё в порядке. Теперь они волновались, как бы со мной чего не случилось.
      – Ну, снова пришёл весь мокрый, хоть выкручивай, – сердито сказала мама.
      Папа открыл глаза и с иронией произнёс:
      – Но зато он счастлив.
      Усталость вдруг навалилась на меня с такой силой, что мне лень было рот раскрыть. Я только кивнул, соглашаясь со всем, что говорят родители, сбросил мокрую одежду и нырнул в постель.
      Тут усталость припечатала меня на обе лопатки к кровати, и я провалился куда-то глубоко-глубоко.

      Мы с Гришей гоняли на улице с утра до вечера. Теперь у меня были уже не жалкие два часа свободного времени, а целые дни свободного времени.
      Но иногда я отключался. Вокруг меня всё исчезало, всё пропадало. И неожиданно передо мной появлялись лица Янины Станиславовны, Валентины Михайловны и Льва Семёновича. У всех у них был такой несчастный вид, что мне хотелось реветь.
      Я чувствовал, что всем им причинил боль.
      Я зажмуривал глаза, чтобы не видеть их лиц. Но получалось наоборот. Когда я зажмуривал глаза, я видел лица моих учителей ещё лучше, ярче, как будто они стояли совсем рядом и глядели на меня в упор.
      – Ты чего стоишь, как столб? – крикнул Гриша. – Я тебе дал пас, а ты?
      Я очнулся. Оказалось, что я стою посреди площадки. Я махаю клюшкой, а шайба уже у нас в воротах.
      Команда соперников вопит от радости и хохочет надо мной. И наша команда от огорчения готова меня съесть вместе с клюшкой.
      – Я задумался, – тихо сказал я и почувствовал, как запылали мои щёки.
      Хорошо, что на дворе стоит мороз, я разрумянился от игры, и потому никто из ребят не заметил, что я покраснел.
      – Начинаем с центра, – кричит Гриша.
      Мы играем в хоккей. У нас всё настоящее, как у настоящих хоккеистов. У нас настоящая площадка, правда, поменьше, чем у мастеров, настоящий лёд (это точно!), почти настоящая форма. Только вместо шлемов – зимние шапки. Если упадёшь на лёд, шапка тоже неплохо предохраняет голову.
      Играем мы без коньков и без судей. Так интереснее.
      Я снова получаю пас от Гриши, обматываю одного игрока, ко мне бросается защитник. Но я вижу, что Гриша оказался неприкрытым у самых ворот противника. Я проталкиваю шайбу другу. Тот забрасывает её в ворота.
      Нас с Гришей окружают ребята. Меня тормошат, хлопают по плечу, пихают, нахлобучивают шапку на глаза.
      Я вижу, как сияет Гриша. Он что-то кричит мне. Но из-за шума я не разбираю слов. Да что там разбирать, и так всё ясно. Гриша доволен мной.
      Команда соперников начинает с центра и бросается в атаку.
      А передо мной вдруг всплыло грустное лицо Льва Семёновича, и я услышал его голос: «Молодой человек, вы играете отлично. Но у вас есть один недостаток – вы избегаете силовой борьбы. А без силовых приёмов с канадскими профессионалами на равных не сыграешь. Сейчас я вам продемонстрирую один силовой приём. Глядите внимательно…»
      Я загляделся на Льва Семёновича и сам растянулся на льду. Надо мной склонился разгневанный Гриша:
      – Опять задумался?
      – Нет. – Я ощупал голову, на которой не было шапки. – Я, кажется, получил травму.
      – Смена! – крикнул Гриша.
      Из-за деревянной перегородки с клюшкой наперевес выскочил заждавшийся мальчишка в рыжей шапке-ушанке. Вместе с Гришей они помогли мне подняться, на клюшке подали шапку. Я надел шапку и ушёл с площадки.
      У нас смены не как в настоящем хоккее – на одну-полторы минуты. У нас как сменили, так уж до конца игры.
      Теперь я гляжу, как играют мои товарищи, и могу думать о чём угодно. Вновь передо мной возникает Лев Семёнович.
      «Всё было превосходно, молодой человек, – восклицает учитель, потирая руки. – Однако вы поторопились пойти на сближение с соперником, потеряли равновесие и потому упали. Вот поглядели бы вы, как выполняет силовые приёмы мой ученик Роберт Полозов».
      Стоп, спохватился я, Роберт Полозов. Как я о нём раньше не подумал. Это же идея.
      Как раз окончился матч, болельщики окружили Гришу и нашу команду. Мой друг силился выглядеть серьёзным, но улыбка распирала его щёки.
      Я сразу догадался: мы выиграли.
      По дороге домой я посвятил Гришу в свой план.
      – А зачем это тебе? – удивился Гриша.
      – Понимаешь, он расстроился, огорчился, – стал объяснять я. – А ведь он уже пенсионер, старый человек, у него больное сердце… Понимаешь?
      – Не понимаю, – покачал головой Гриша.
      – Ну какой ты непонятливый, – рассердился я. – Если у человека больное сердце, с ним в любую минуту может случиться беда…
      – Это я понимаю, – перебил меня Гриша. – Я тебя не понимаю.
      – Почему?
      – Ты так хотел избавиться от своих учителей, называл их своими мучителями…
      – Не называл, – сказал я.
      – Называл, – упрямо стоял на своём Гриша.
      – Ну скажи, скажи, когда называл?
      Гриша засопел, наморщил лоб, но не мог вспомнить, чтобы я хоть раз плохо называл своих учителей.
      – Ладно, не называл, – согласился Гриша. – Но думал о них так и хотел избавиться от них…
      Тут уж я ничего не мог сказать.
      – А что теперь получается? – спросил меня и себя Гриша и мне и себе ответил: – Теперь ты их жалеешь и хочешь, чтобы всё началось сначала.
      – Я не хочу, чтобы всё началось сначала, – разозлился я. – Как ты не понимаешь?
      – Тогда чего же ты хочешь? – спросил Гриша.
      Вот парень, толковал ему, растолковывал, а он ничего не понял.
      – Если бы ты был на моём месте, ты бы пожалел их? – спросил я.
      – И не подумал бы, – покачал головой Гриша. – Они тебя жалели?
      – Жалели, – поразмыслив, сказал я. – Ты придумал, как помочь Янине Станиславовне?
      – Дело безнадёжное, – вздохнул Гриша.
      – Тогда я пойду к директору бассейна и поговорю с ним, как мужчина с мужчиной, – выпалил я.
      – Иди, – скривился Гриша. – Ох, и тяжело с вами, вундеркиндами… Слушай, ты уроки сделал?
      – Сделал, – ответил я.
      – Тогда я сейчас к тебе зайду, – обрадовался Гриша.
      Я пришёл домой и твёрдо решил – сегодня ни за что не буду за Гришу решать математику. Просто надоело. Разве Гриша ничего не соображает? Нет, ему просто лень шевелить мозгами. Нашел мягкотелого вундеркинда, списывает и живёт себе припеваючи. А когда его просишь помочь, он задаёт тысячи вопросов и палец о палец не хочет ударить.
      Дождавшись, когда Гриша раскрыл тетрадь и вопросительно уставился на меня, мол, подавай матешу, я спросил напрямик:
      – А ты почему сам не можешь решить? Тебе что-нибудь непонятно? Что? Давай я объясню.
      – Что с тобой сегодня? – опешил Гриша. – А-а, догадываюсь… Ты ударился головой об лёд, и теперь у тебя мозги набекрень?
      – А ты когда ударился, что простую задачку решить не можешь?
      Гриша почувствовал, что на сей раз «скатать матешу» ему не удастся, и буркнул:
      – Объясняй, только сначала…
      Я вспомнил, как поступал Александр Александрович, когда хотел проверить потолок – то есть уровень знаний. Я дал Грише задачку, которую мы решали в первой четверти, а сейчас уже бежала к финишу третья четверть. Я догадывался, что уровень Гриши будет где-то около нуля. Оказалось, ниже нуля.
      Но как и Александр Александрович, я не терял присутствия духа. Набравшись терпения, я стал объяснять Грише. Наконец он одолел задачку из первой четверти.
      По лицу моего друга поплыла улыбка. Он был счастлив, словно во второй раз выиграл хоккейный матч.
      – Слушай, а ты, наверное, и вправду вундеркинд?

      Я нажал на ручку. Дверь, на которой висела табличка «Директор бассейна», не поддавалась. Если дверь не открывается, значит, в кабинете никого нет. Ладно, приду завтра. Или послезавтра.
      Нет, сказал я самому себе, ни завтра, ни послезавтра, а сегодня. Раз пришёл, сиди и жди. До победного конца. Мне сегодня очень нужен победный конец.
      Мимо меня быстро прошёл высокий широкоплечий человек. Его холодные, словно замёрзшие глаза равнодушно скользнули по мне. Я подхватился – директор!
      Но прежде чем я успел раскрыть рот, директор открыл дверь и исчез в кабинете. Эта неудача меня не расстроила, наоборот, придала храбрости.
      Я распахнул дверь кабинета и с порога решительно произнёс:
      – Здравствуйте, мне необходимо с вами поговорить.