Ф. Марз
      КРЫСА И НЕИЗВЕСТНЫЙ
      Крыса медленно пробиралась краем канавы, прокопанной из фруктового сада в лес. Шла она, - как полагается грызунам, - слегка вприпрыжку. В своем роде она была образцовым и единственным экземпляром, - огромная, желто-бурая, усатая, - потому что жила она в деревенской усадьбе, так хорошо содержимой и охраняемой хозяевами, что из всего прежнего населения разных человеческих "захребетников" гонения выдержала только эта самая крыса да старый-престарый хорек. Добычи всякого рода в усадьбе и кругом нее было сколько угодно, но все-таки это было прескверное место для паразитов, не обладавших такой хитростью и изворотливостью, как крыса и ее старый приятель, хорек.
      Шла она, шла краем канавы и вдруг стала как вкопанная. Впереди, не больше, чем в трех-четырех метрах, на самом виду, под ясным холодным светом месяца, скорчившись, сидела какая-то фигура. Кролик!.. И можно бы подумать, что живой, если бы круглая, глупая голова не была так беспомощно свешена... Гм... Это не хорькова работа: он здесь не охотится! Кто же это, однако, прикончил этого простака?
      Крыса стала прокрадываться вперед, обшаривая окружающий сумрак своими вороватыми глазами, в ожидании сама не зная чего или кого. Никто не появлялся, но вдоль по канаве пронесся порыв легкого ветерка, и со стороны кролика повеяло запахом... Крыса мгновенно поднялась на задние лапы, вытянула передние и сердито проворчала что-то вроде, должно быть, ругательства; шерсть вдоль всей спины ее поднялась дыбом... Запах был ей совершенно неизвестен; больше того, -он был необыкновенно отвратителен... А она, даже для крысы, обладала удивительным знанием запахов...
      Умей она говорить, она могла бы, думается, перечислить несколько сотен разных запахов; этот, однако, поразил ее, - необъяснимый, неведомый и... угрожающий!.. Кстати, ничто так не устрашает диких животных, как неизвестное.
      Затем произошло нечто в высшей степени удивительное и необычайное... Над крысой, у самого низа плетня, стоявшего на валу канавы, вдруг послышалось шуршание. Там было темно как в могиле; но, кинув туда быстрый взгляд, крыса сейчас же заметила выдвигавшийся оттуда ком сухих листьев... И - в том-то и диво - этот ком шел!
      Конечно, надо полагать, ни одной крысе не приходилось еще встречаться с таким таинственным и невиданным явлением, как круглый ком листьев, идущий на ножках. Немудрено, что наша грызунья присела и затряслась от страха.
      Но дело этим не кончилось; ужасное привидение, выйдя на край вала, вдруг стало безногим и покатилось вниз, прямо на крысу... Ком легких сухих листьев, понятно, покатился бы медленно; этот же несся вниз быстро, как нечто тяжелое, и налетел на изумленного зверька, взвизгнувшего и запищавшего совсем по-поросячьи. Завизжала крыса, впрочем, не только от страха, - неведомое создание оказалось ужасно колючим. Точно оно состояло не только из листьев, но и из обломанных концов веток и даже из чего-то хуже, гораздо хуже!..
      А когда в довершение всего странное существо это вдруг высунуло ноги и заходило кругом, похрюкивая, и когда от него разнесся тот же мерзкий запах, который чувствовался вокруг мертвого кролика, - последние остатки храбрости исчезли из сердца крысы, и она как полоумная кинулась бежать в темноту очертя голову.
      Только через три ночи после этого собралась она с духом, чтобы пойти поохотиться вдоль канавы. Теперь, однако, она шла другой дорогой, - по верху плетня, где, между оставленными сухими ветвями, можно было попасть и на птичье гнездо. А крыса была большой любительницей яиц.
      Она решила напасть на гнездо куропатки, помещавшееся на земле, под этим самым плетнем и в этих самых местах. Приметила она это гнездо еще с неделю назад; тогда оно было еще пустое, но теперь, должно быть, уже куропатки нанесли в нем яиц. Крыса спустилась с плетня, разыскала место и, подойдя к гнезду, с нахальной развязностью, смело сунулась в него.
      Но тут же она кувыркнулась назад вверх ногами и покатилась в канаву, потом, вскочив, пустилась бежать без оглядки. Крыса была не трусливого десятка, - крысу в чем в чем, а в трусливости упрекнуть нельзя, - но когда ожидаешь найти в гнезде яйца или в худшем случае хоть беспомощную куропатку, а вместо того вдруг выпрыгнет этот вонючий ком листьев с колючками и чуть не отхватит тебе носа, - извинительно растеряться.
      Метрах в двадцати от гнезда, несясь вдоль плетня во всю прыть, крыса налетела на какую-то фигуру, сидевшую скорчившись около кочки. При столкновении фигура эта качнулась, упала на бок да так и осталась лежать неподвижно и тихо...
      Крыса с перепуга подпрыгнула высоко-высоко вверх и одним скачком перенеслась на край канавы, где и сообразила, что фигура похожа на мертвого кролика... Остановилась, вгляделась... И правда, еще мертвый кролик! В этом не было, впрочем, ничего стоящего особенного внимания, если б на животе этого кролика не оказалось большой круглой дыры, через которую вся его внутренность была, очевидно, вытащена и, должно быть, кем-нибудь съедена. Крысе приходилось на своем веку видеть немало кроликов, умерших от разных причин, - убитых человеком, зверем, птицею, змеею, -каждым на свой лад... Но этот способ убийства был для нее нов.
      Перед рассветом, однако, крыса успокоилась и утешилась, найдя гнездо, а в нем куропатку, сидевшую на яйцах. Несчастная наседка, захваченная врасплох, была, конечно, сейчас же загрызена. Позавтракавши теплыми яйцами, крыса поволокла труп куропатки в свою нору, - в одну из многих своих нор, оказавшуюся как раз близко, под рукою.
      Даже после смерти эта куропатка оказалась ужасной упрямицей: она застряла во входе в нору и - ни взад, ни вперед, - так что пришлось ее там и оставить, а войти в нору через другой, запасный вход.
      Вечером этого самого дня, только что село солнце, крыса вдруг проснулась и одним прыжком вскочила на ноги... Какие-то странные, опасные звуки у ее "парадного" входа!.. Должно быть, это гость, которому что-то мешает вломиться... Крыса села на задние лапы, готовая и сражаться и бежать, насторожив уши; ее вороватые глаза сверкали в темноте, как светляки... А между тем шум у входа все продолжался, отдаваясь глухими отзвуками вдоль коридора... Крыса даже взвизгнула: так захотелось ей узнать, что это там за гость такой!
      Потом ей вспомнилось, что ведь там, во входе, осталась куропатка, запихнутая туда, как пробка в бутылочное горлышко... А! Значит, кто-нибудь старается ее вытащить! Да уж, смотри, пожалуй, и вытащил!.. И уходит теперь с добычей!.. Это до крайности взволновало крысу, и она кинулась к выходу.
      Там никого не оказалось... Гость уже удалился, унеся куропатку на память о своем посещении; но оставил и визитную карточку - свой запах!.. Тот самый запах, каким несло от комка колючих листьев, который выходил из гнезда куропатки, который чувствовался вблизи двух мертвых кроликов... Именно так (и особенно даже сильно) пахло от наполовину съеденной змеи-гадюки, которую крыса нашла на своем пути две ночи тому назад...
      Крыса села у своего, так сказать, порога и, пригладивши усы - нельзя же утром не "сделать туалета", - почесала передней лапой ухо со всех его сторон... Сегодня ночью она собралась было в хороший набег, чтоб попировать всласть; так попировать, как ей не приходилось пировать уже целые месяцы... Знала она одну дуру, наседку с цыплятами, которая выдумала оставаться на ночь в саду, в густых кустах, как ее ни искали и ни звали в безопасную избу птичницы... А в сад, несмотря на каменную ограду, пробраться немудрено тому, кто хитер и ловок... Так-то!.. А потом пусть люди там, в усадьбе, злятся и охотятся на тех двух серых крыс, которые на днях явились неведомо откуда и поселились под амбаром!.. О ней-то, о бурой крысе, в ее норах за оградой усадьбы, - людям и невдомек!..
      Ночь окутывала все словно черным бархатом.
      Крыса переждала начало ночи, чтобы дать время сычам из усадьбы и совам улететь в лес на их первую охоту... Во мраке до нее достиг жалобный, тонкий писк кролика, - это значит, что ее старый приятель хорек живет еще, чтобы охотиться и ненавидеть людей...
      Потом кролики забегали и запрыгали в разных местах с мягким, таинственным шумом среди тьмы; землеройки тихо пищали, невидимые под слоем прошлогодней листвы, петух-фазан с треском взвился вверх из чащи кустов, чем-то потревоженный...
      Крыса двинулась по давно исследованному пути в давно обдуманный набег. Сперва по кроличьей тропе, потом в кроличью нору, прокопанную под фундаментом ограды... Потом перед доской, положенной через сухую канаву, она сразу остановилась, почесала себе ухо задней ногой - это тоже было в ее привычках - и старательно обошла доску, переправившись через канаву без помощи моста, бродом, так сказать. Этот обходный маневр был вызван капканом, настороженным на доске-мосту. Но как догадалась крыса о присутствии там и о зловредности этого орудия, - остается и до сих пор в точности неизвестным: может быть, ее натопорщенные усы помогли ей как-нибудь в этом?
      Пробираясь с хитрыми уловками кругом сада краем канавы, - вся напряженная и настороженная против появления человека, света, собаки, капкана или еще чего-нибудь из десятка опасностей, которые могли вот-вот накрыть ее и мгновенно превратить в труп, - крыса вдруг натолкнулась на что-то такое, заставившее ее остановиться, сесть и почесать за ухом.
      Это был след неизвестного, след, пахнувший ненавистным врагом... Она решительно двинулась дальше, - и запах шел вместе с нею... Да ведь он ведет в те самые кусты, где курица с цыплятами!..
      Крыса остановилась неподвижно, тихо, словно каменная, и только что взошедший месяц робко выглянул на нее из-за верхушки дальнего холма... Медленно, медленно поднималась шерсть вдоль спины и затылка крысы... Она была - боец, первый сорвиголова даже среди самых отчаянных, крыса-одинец, - как бывают злобные одинцы из кабанов и слонов; немногие крысы посмели бы схватиться с нею один на один... И кровожадная жестокость, из-за которой ей пришлось стать "одинцом", изгнанницей из среды родичей, вдруг вспыхнула в ее выпуклых, хитрых глазах.
      Эта неведомая штука, гадостная бестия, обрядившаяся в сухие листья, вырвала у нее ее добычу?.. Ладно! Так зато и сама будет ее добычей!.. По-видимому, из сердца крысы исчез всякий страх, поглощенный бешенством...
      Она стремительно бросилась к гнезду курицы, - ямке в пыли под кустами... Наседки нет; только пара еще теплых цыплят с свежими ранами от укусов под крылом у каждого... Назад, и в погоню! След только что проложен: запах сильный! По следу, как гончая собака, крыса доскакала до ручейка и стремительно пустилась вдоль берега. Видимо, преследуемый искал моста, желая перейти на ту сторону.
      Еще минута, - и впереди показался знакомый ком листьев, резво катившийся вдоль берегового обрыва... В глухой тиши ночи он, должно быть, заслышал быстрый топот погони, потому что вдруг остановился, словно убитый, на месте, и, когда крыса подбежала к нему, - оказался шаром.
      Это был не более, не менее, как крупный еж, на острия колючек которого накололись сухие опавшие листья. Уже несколько лет тому назад все ежи вокруг усадьбы были истреблены ее хозяевами; этот, должно быть, явился сюда недавно из более безопасных для охоты мест.
      Можно думать, что не иначе, как ее длинные, торчащие вперед и в стороны усы остерегли крысу от азартного нападения на этот колючий шар с помощью зубов, потому что она лишь несколько раз обежала вокруг него, крайне удивленная полным отсутствием у него головы и ног, и осмелилась на что, пожалуй, не пошло бы другое животное - слегка толкнуть его своими передними лапами, похожими на человеческие руки.
      Тут пришел ей на помощь случай: еж лежал на самом краю берегового обрыва, и не успела еще крыса сообразить, что такое происходит, как от ее слабого толчка еж перекатился через край обрыва и плюхнулся в ручей.
      Через мгновение шар развернулся, вытянулся и поплыл... Быстро, как молния, за первым всплеском воды раздался второй. Это прыгнула в ручей крыса, нырнула, - и вдруг еж пронзительно завизжал... Крыса добралась до его незащищенной колючками шеи и впилась в нее своими сильными, острыми зубами, - как раз там, где у всех животных проходит сонная артерия...
      Отчаянное барахтанье в воде; странный крик боли, - не то хрюкание, не то визг; захлебывающееся хрипение и... тишина.
      Крыса медленно доплыла до берега и вылезла на обрыв, покрытый росистой травою. Из боя она вышла невредимой, если не считать небольшую, но все же жгучую царапину на боку, по которому еж царапнул-таки когтями... Она приостановилась и поглядела на тихо покачиваемый и поворачиваемый водою ком листьев, уплывавший вниз по течению ручья. С неизвестным ей встречаться больше не придется: опасный соперник был мертв...
      Затем крыса поскребла лапой за ухом и отправилась дальше по своим разбойничьим делам.