Гости с волчьим аппетитом поглощали солидные кусманы.
      Неожиданно для себя Сева подошел к магнитофону, выключил его и в наступившей тишине прокричал:
      - Внимание! Предлагаю выпить, можно сидя, за пищеварение гостей!
      Он подошел к столику с напитками и опрокинул в себя бокал водки.
      - Откуда ты взяла это чудовище? - спросил у Веры киногерой.
      - Любимый ассистент Ефим Давыдовича и, как ни странно, хорошо пишет, цокнула языком Вера.
      - А мне он нравится, - заявила Тамара.
      - Чем? - удивился киногерой.
      - Он не старается мне понравиться!
      После такого ответа Тамары киногерой предпочел ретироваться.
      Парочка парней из "национальной" компании отреагировала на тост Севы определенно:
      - Чего еще ждать от друга этого подонка Губана?
      Снова танцевали. На этот раз под принесенную кем-то пластинку - трио Нат Кин Кола "Бесаме мучо".
      Сева стоял в одиночестве, прижавшись к оконному косяку. Тамара сама подошла к нему.
      - Потанцуем?
      Они танцевали, молча ощупывая глазами друг друга.
      Гости, разделившись на группки, лениво потягивали через соломки коктейли, которые разносила Клаша.
      Кроме Севы и Тамары танцевала только одна пара.
      Киногерой что-то горячо втолковывал Верочке.
      - Мы так и не поговорили, - сказала Севе Тамара, провожая гостей у двери, - уходи вместе со всеми. Ты в кепке пришел?
      - Нет.
      - Ну, не важно. Когда все разойдутся, возвращайся. Скажи охраннику, что кепку забыл. Я его предупрежу...
      Они находились в большой комнате, где и происходило раньше сборище в честь дня рождения.
      Тамара командовала Клашей, убиравшей использованную посуду:
      - Унеси сначала мелкие тарелки и вилки. А потом уже - десертные. Что тут непонятного?
      Сева от неловкости совсем протрезвел и рассматривал огромную красного дерева африканскую скульптуру в углу.
      Освободившись от присутствия поварихи, хозяйка повернулась к Севе.
      - Из моих сегодняшних гостей я знаю только двоих. Остальные рекомендация Веры.
      - Она - селекционер? - пошутил Сева.
      - Она - лучшая подруга моей старшей сестры. Они учились вместе в университете. Я в Москве только полгода. Так что компанию собирала она.
      - И я случайно попался под руку...
      - В моей жизни случай решал многое, - пожала плечами Тамара.
      - Буду считать, что в моей - тоже. - Тамара определенно нравилась Севе, но он не хотел выглядеть прущим напролом.
      Зазвонил телефон.
      Тамара вышла говорить в прихожую, хоть аппарат был и в большой комнате.
      - Сейчас приедет папа, - объявила она, возвратясь. От мягкости разговора с Севой до звонка не осталось и следа. - Он не любит, когда гости задерживаются...
      Сева понял информацию, как "просьбу выйти вон", и резко устремился в прихожую.
      - Я провожу, - перехватила его Тамара. Это выглядело как извинение.
      Вниз спускались не на лифте, а пешком. В подъезде была только одна квартира - та, из которой они вышли. На уровне бельэтажа у подоконника Тамара остановилась.
      Сева обнял ее за плечи и поцеловал в шею за ухом.
      - Лоскотно, - повела плечами Тамара.
      - Что значит "лоскотно"?
      - По-украински - щекотно.
      - Ты знаешь украинский? - удивился Сева.
      - Отец, до того как Хрущев вызвал его в Москву, был первым в обкоме на Украине. Там я, хочешь - не хочешь, выучила украинский.
      - Придется и мне учить?
      - Не обязательно. - Она взбежала по лестнице, услышав шум подъехавшей машины. - Звони по-русски.
      Когда часа в два ночи в дверь заскреблись, он уже спал. Проснулся, сунул ноги в стоптанные полуботинки, которые служили шлепанцами и предыдущему жильцу, пошатываясь, добрел до дверного крючка:
      - Кто?
      - Я, Костя... - просипел из коридора Губан.
      За порогом вместе с Костей стояла Лена Медведовская. Яркая и броская, обращавшая на себя внимание в том же "Национале", куда приходила регулярно с каким-нибудь постоянным "бобром".
      - Уговорил зайти, - объяснила она.
      - В подъезде - холодрыга, - подхватил Губан и шагнул через порог.
      - А как вы попали в коридор?
      - У вас замок ногтем открывается. - И Костя продемонстрировал свой коготь - иначе его и назвать нельзя было.
      Они по-хозяйски уселись на продавленный диван, а Сева еще стоял перед дверью, протирая глаза.
      - Будь другом, свари нам кофе, - со значением потребовал Губан.
      Он подчинился, уловив просьбу во взгляде Лены.
      Кофе в мятой алюминиевой турке варил долго - сначала, чтобы удлинить процесс, почистил закопченные бока сосуда.
      Прежде чем открыть собственную дверь - поскребся.
      - Входи! - Лена, стоя у дивана, застегивала пальто. - В этой комнате стоят только часы, - хохотнула она, глянув на Губана, и вышла.
      Девушка оказалась наблюдательной - хозяйкины настенные часы стояли.
      Костя мрачно шагнул в коридор, он поплелся следом - закрывать дверь в квартиру.
      - Расскажешь кому про ее слова - изувечу, - бросил Губан, глядя в грязные половицы.
      - Что? - напрягся Сева.
      И получил от Губана в глаз.
      Ответил.
      Еще получил...
      И так далее.
      Весь десяток дверей почти одновременно открылись.
      Из-за каждой вопрошали и возмущались глаза старух - похоже, прежних обитательниц этой веселой квартирки, бывшей по нэп включительно публичным домом.
      Так он оказался без крыши над головой.
      - Собирай вещички, - приказала хозяйка, смоля "беломориной" и позвякивая медалями, навсегда приколотыми к двубортному пиджаку. В прошлом "сотрудница" заведения, располагавшегося в квартирке, а ныне почетная пенсионерка фабрики "Гознак", она имела сейчас веский повод выговориться:
      - Предупреждала: не води сюда никого. Вот и нарвался на дебош. Все доложили в отделение. А я - выслушивай. На "Гознаке" в меня будут пальцами тыкать: персональная пенсионерка превратила свою комнату в бардак!
      Оправдываться было бессмысленно, а вещички умещались в портфеле: пора носков, помазок, бритва, вафельное полотенце, запасная чистая майка и кальсоны на случай минус двадцати. Он не хотел их класть, но мать сама насильно засунула.
      Портфель был его постоянным спутником. С ним он смотрелся гораздо солиднее и основательнее. С ним предстояло завтра вечером встречаться с Тамарой. Правда, ходить с портфелем по вестибюлю Дома кино было неловко, но можно было за рубль попробовать уговорить гардеробщицу взять этот груз на хранение.
      Но это все - завтра, сегодня нужно решить проблему ночевки.
      Сева спал, сидя на скамейке в зале ожидания, выстроенном архитектором Рербергом.
      Руки Севы даже во сне сжимали ручку портфеля, стоящего на коленях.
      "Скорый поезд "Москва-Сочи" отправляется в ноль часов сорок восемь минут", - прозвучало под сводами зала, увенчанного портретом Хрущева.
      Но разбудило Севу не объявление вокзального радио, а голоса напротив.
      - Ты куда аккредитив дел? - спрашивал женский голос.
      На скамейке напротив готовилось к посадке в поезд семейство: отец, мать и пацанчик.
      - Куда надо, - отвечал коренастый молодой отец.
      - А булавкой заколол? - не унималась мамаша.
      - Заколол, заколол...
      - Ты не отмахивайся - мы что, зря, что ли, премии копили... А то приедем к морю и будем на зубариках играть.
      - Да не стони ты раньше времени. Цел будет твой аккредитив!
      - А что такое аккредитив? - вмешался мальчонка, до того времени молча слушавший перепалку родителей.
      - Подрастешь - узнаешь! - засмеялся отец. - Для мамы это самая важная в жизни штуковина...
      - Тоже мне - бессребреник! Идемте, а то опоздаем...
      Сева закрыл глаза и снова погрузился в глубокую дрему.
      Репродуктор под потолком зала ожидания продолжал бухтеть
      - Ну не надо, не надо... - донеслось сквозь сон.
      Он приоткрыл глаза и на этот раз увидел на скамье напротив скромную девчушку, которую с обеих сторон прижимали и лапали два невзрачных типа.
      - Не надо, - скулила девчушка.
      Глаза закрылись помимо его воли.
      Он заставил веки подняться, когда услышал снова девчушкино:
      - Я не хочу, не хочу...
      Типы тащили девчушку к узкой щели за автоматами газированной воды. У одного в руке был нож, упирающийся в бок девчушки.
      Сон как рукой сняло. Он отбросил портфель и бросился к девчушке, находившейся уже у самой щели.
      Отшвырнул одного - того, что с ножом, другому врезал по челюсти. На его удивление, они тут же исчезли, не ввязываясь в драку.
      Зато девчушка заблажила удивительно визгливым для нее голосом:
      - Куда ты меня тащишь! Что ты от меня хочешь? Я не буду! Не заставляй! Не буду!
      Сева остолбенел.
      Из оцепенения его быстро вывел сержант милиции, сразу оказавшийся почему-то за спиной Севы.
      - Что случилось?
      - Насилует! - без тени сомнения взвизгнула девчушка.
      - Пошли. Разберемся! - приказал сержант.
      И когда Сева шагнул назад, к скамье, где лежал его портфель, схватил его крепко за шиворот:
      - Не шали у меня!
      В следственной комнате под потолком еще горели электрические лампочки, но за окном уже брезжил рассвет. Женщина-следователь в чине старшего лейтенанта, с помятым от бессонной ночной работы лицом, протянула Севе исписанный лист бумаги.
      - Ознакомься. - И, пока тот знакомился с написанным, поясняла: Попытка изнасилования - это минимум полтора года лагеря. Доказательства неоспоримые. Свидетели подтверждают. Личность потерпевшей не вызывает сомнений...
      - Не вызывает? - вскипел Сева. - А что она делала с друзьями на вокзале?
      - Так же, как и ты, ждала своего поезда, - очень спокойно парировала следователь. - Потерпевшая учится в техникуме, воспитывает одна малолетнего брата. Только что я связалась с директором техникума. Он подтверждает данные и характеризует потерпевшую положительно. Готов отразить это письменно.
      Севе показалось, что стул под ним разъезжается:
      - Я, выходит, показываю ложь?
      - Выходит. Потерпевшая согласна забрать свое заявление, если ты вернешь ей золотые часы, кулон и браслет, которые ты с нее сорвал.
      - Я, что, проглотил все это? - обескураженно спросил Сева. - Меня ведь тут же забрал ваш сотрудник.
      - Ты согласен компенсировать причиненный ущерб?
      - Я ей ущерба не причинял.
      - Ты нагло себя ведешь. Себе же во вред. Тебя может спасти, только если мы установим, что потерпевшая занимается проституцией.
      В последнем разъяснении Севе почудилась надежда.
      - А как вы это установите?
      - Это не просто. Клиенты проституток не любят подтверждать свои поступки... Так что это непросто.
      - Мне нужно позвонить.
      - Звони, посоветуйся, если есть с кем, - равнодушно согласилась следователь, она явно была уверена в собственной правоте и придвинула аппарат Севе.
      У телефона, на счастье, оказался сам Давыдович. Он был еще в постели полосатая шелковая пижама расстегнулась на волосатой груди.
      - Я сегодня не буду...
      - Почему?
      - Я - в милиции.
      - За что?
      - Не могу говорить.
      - Не валяй Ваньку!
      - Ждал поезда на вокзале. Вступился за... женщину... В общем - попытка изнасилования, - сбивчиво, нестройно лепетал Сева, боясь, что следователь лишится своего великодушия, положит руку на рычаг телефона и ниточка надежды на поддержку оборвется.
      - Что? - услышав треск в трубке, Давыдович заблажил: - Адрес, адрес говори! Какой вокзал?
      Сева с закрытыми глазами сидел на невысоких нарах-помосте одиночной камеры.
      Лязгнул замок.
      На пороге открывшейся двери стоял сержант.
      Тот самый, что забирал Севу.
      - Держи свой портфель и исчезни!
      Ефим Давыдович в собственной спальне карельской березы пил утренний кофе.
      А рядом на краешке стула сидел Сева, вцепившись в свой портфель, как в спасательный круг.
      - Повезло тебе, что у нас съемка во вторую смену... А то бы хрен ты застал меня дома... - Мэтр наслаждался кофе и собственной победой. Поговорил я с этой потерпевшей, - он поцокал языком, подбирая слово, оторвой: у нее же отработанный номер! Выбирает себе жертву, с которой можно сорвать деньги, и со своими котами начинает провоцировать... Как же ты этого не заметил?
      - Наверное, сквозь сон...
      - Ну да, спали режиссерские гены, - насмешливо согласился Давыдович. Почему, думаешь, она заявление забрала?
      - Надавил наш комиссар милиции...
      - Ничего подобного! Обращаться к консультанту - длинный ход. Писанина уже уйдет в прокуратуру, и прекратить тогда дело - что гору передвинуть, торжествовал мэтр. - Я надавил. Сказал: заявлю, что пользовался ее сексуальными услугами! И она испугалась...
      - Вы... пользовались? - спросил или, скорее, пролепетал Сева.
      - Я похож на человека, пользующегося вокзальной шлюхой? Не ожидал я от тебя такой тупости, - презрительно сощурился Ефим Давыдович.
      - Я имел в виду, что вам неудобно такое даже заявлять... оправдывался Сева.
      - А я и не думал заявлять. Я знал, что она испугается - могут выслать из столицы - и заберет заявление. Это режиссура в быту. Понял?
      - Понял.
      Зазвонил телефон. Давыдович потянулся к трубке и бархатно проворковал:
      - Рад тебя слышать. Эллочка! Сегодня же. Да. Сразу после съемки! Я тоже!
      - Я обязан вам, что на свободе! - благодарно произнес Сева, пока шеф возился с трубкой.
      - Обязанность - быстро забывается. Я уже привык к тому, что ни одно хорошее дело не остается безнаказанным! - захохотал шеф, но похоже было, что он думает так всерьез.
      Хлопушка "Цена человека".
      В кабинете комиссара милиции героиня, привстав со стула и нависая над столом от порыва, переполняющего ее, убеждает теперь милицейского начальника:
      - Он не виноват! Он случайно бежал из лагеря! Испугался и бежал!
      - Чего испугался? - уточняет комиссар, внимательно слушая посетительницу. Форма ладно сидит на его мужественной, плечистой фигуре.
      - Испугался, что вина ляжет на него. А виноват тот, другой, который ехал с ним в грузовике...
      - Откуда вам это известно?
      - Коля рассказал. Я верю ему!
      - Верить людям надо, но нужно и проверять!
      - Я не могу этого проверить, но знаю, что он не врет! Чувствую! Без Коли я снова буду несчастна!
      - В том происшествии погиб человек. И одного вашего чувства мало, чтобы решить, кто виноват.
      - Но ведь коля, если его несправедливо обвинят, погибнет!
      - Я пришел в милицию из парторгов не самого маленького завода, чтобы здесь, - он постучал пальцем по столешнице, - теперь не было несправедливых обвинений! Я приложу все свое умение, чтобы не сделать вас несчастной.
      - Что ты делаешь? - забыв скомандовать "стоп", врывается в кадр Ефим Давыдович и склоняется над присевшей на краешек стула во время тирады комиссара Эллой. - У тебя реплики звучат... деревянно!
      - Такие реплики, - огрызается героиня.
      - Что?! - ревет затравленным зверем Давыдович. - Когда тебя утверждали на роль, тебе нравились все реплики! Без исключения!
      - Мне неудобно их произносить в такой позе!
      - "Неудобно", - передразнивает мэтр, - удобно бывает только в кресле парикмахера! А я - не парикмахер! - И только сейчас, спохватившись, кричит: - Стоп!
      Ефим Давыдович сидел на кожаном диване в своем кабинете. Героиня - та самая, которую мы видели на съемках эпизода картины, - почти прижавшись к Давыдовичу, снимала ворсинки с его пиджака букле.
      Сева заглянул в кабинет.
      - Вызывали?
      - Элла, выйди! - скомандовал режиссер.
      - Я могу повторить все и при этом наглеце! - повела плечом Элла.
      Сева обалдело застыл в двери.
      - Разберусь без тебя, выйди, - угрожающе повторил режиссер.
      Героиня, исполненная независимости, поднялась и продефилировала мимо Севы, двинув его бедром.
      Шеф не предложил ему сесть.
      - Ты что себе позволяешь? Ты думаешь, мне сложно тебя выгнать?
      Севе хотелось понять причину гнева шефа.
      - Ты предлагал Элле поехать к тебе на ночь? - ревел медведем Давыдович.
      - Куда?
      - К тебе домой! Ждал возле ее подъезда, на Цветном, и предложил!
      - Ефим Давыдович, - как можно мягче пояснил Сева, - у меня нет дома.
      - Мне - можешь не врать!
      - Что тут врать... - Ассистент был неподдельно удручен, и шеф поверил:
      - То есть как? Где же ты ночуешь?
      - Было время - спал здесь. У вас, на диване...
      - Почему прекратил?
      - Полундра образовалась...
      - Чтоб я этих матросских вульгаризмов не слышал! Можешь говорить так со своими сверстниками! - оборвал мэтр.
      - Охрана ночью проверяет. - Сева перевел со сленга на русский.
      - Где спишь теперь?
      - Где придется. Я поэтому и на вокзале оказался.
      - Да? - удивился Давыдович. - Значит, действительно спал на вокзале?
      - Действительно.
      - А я поразился: вроде бабы на тебя посматривают и вдруг - пошел кадрить на вокзал... Докатился!
      Севе было неприятно воспоминание о вокзальном происшествии - он молчал.
      - Почему не снимешь комнату?
      - На мою зарплату трудно найти даже угол.
      - А на ужины в кафе "Националь" зарплаты хватает? - вдруг завелся мэтр, заподозрив, что его морочат.
      Севе пришлось расшифровать расходы:
      - Шесть рублей - чашка кофе, четыре - миндальное пирожное. В месяц триста на ужины в "Национале", - Сева начинал заводиться, - остальные пятьсот - на завтраки и обеды в студийном буфете!
      - Не жирно. Значит, Элка мне врала про тебя? - спросил шеф без перехода.
      - Не знаю, что она говорила, но я ее вижу только на съемках...
      - Ну, сука! Ей хочется доказать, что все хотят ее. Ну, сука!.. А ты не скули, - Ефим Давыдович не любил извиняться, но щедрым быть любил, - я помогу тебе. Кажется, ты этого заслуживаешь!
      Мелькнули на экране необычные даже для зрителей тогдашнего Дома кино кадры из "Пепла и алмаза".
      Герой фильма умирал на помойке.
      Киношный народ повалил из зала, обсуждая непривычное зрелище.
      Ефим Давыдович сразу засек ладную фигуру Тамары, а потом уже и Севу, который шел рядом, активно внедряя свое мнение о картине.
      - Сева! - окликнул мэтр и продолжил, только когда парочка приблизилась к нему: - Не зря я тебе билет в Дом кино дал. У тебя есть вкус... представь.
      - Знакомьтесь, - выдавил от неловкости Сева.
      - Тамара Фролова. - Она кивнула.
      - Ефим Давыдович. - Мэтр первый протянул мягкую ладонь, небрежно бросив Севе: - А ты не промах, может, это самого Фролова дочь?
      - Да. Самого, - за Севу ответила Тамара.
      Мэтр излишне горячо потряс ее руку и продолжил непривычным для него лебезящим тоном:
      - Передайте папе приветы... И напомните: мы встречались, когда я снимал... В его области... Он очень помогал! Скажите, я позвоню его помощнику...
      - Я обязательно передам папе, - глядя мимо режиссера, без удовольствия заверила она.
      - Пока, Сева. Сам разработай эпизод у ювелирного...
      Это задание ошеломило Севу - ничего подобного ему до того не поручалось.
      - Сам? А... как вы...
      - Ты можешь сам! - воодушевлял Давыдович, - придумай.
      - Я попробую...
      Шеф почувствовал неуверенность в ответе Севы и не унимался, давя на самолюбие:
      - Как у вас во флоте зовут желторотого матроса?
      - Вы запретили выражаться на жаргоне.
      - Запомнил! - осклабился Давыдович, - а сейчас - разрешаю.
      - Салага, - ответил Сева.
      - Вот. Ты ведешь себя, как этот самый салага! - засмеялся Давыдович.
      - Извините, нас ждут! - Тамара энергично взяла Севу под руку и, кивнув, увела.
      У лестницы к гардеробу встретили Певзнера со спутницей. Сева познакомил.
      - А ресторан здесь есть? - поинтересовалась Тамара.
      - Есть.
      - Пойдемте! - предложила она
      Сева и Певзнер переглянулись. Тамара не унималась:
      - Пойдемте!
      Сева согласился и двинулся к дверям ресторана деревянной походкой приговоренного.
      Сели за свободный столик.
      Сева раскрыл карту и чем дольше изучал ее, тем больше мрачнел; не говоря ни слова, он протянул ее Тамаре. Та ободряюще улыбалась. Когда карта переместилась в руки спутницы Певзнера, Тамара слегка пригнулась...
      Он ощутил ее руку на своем колене.
      И краем глаза увидел, что в руке Тамары стопочка солидного достоинства купюр.
      Ладонь Севы приняла купюры.
      Певзнер, изучая меню, наблюдал за этой молчаливой операцией.
      Подошла официантка.
      - Решили, что будете?
      - Решили! - бодро откликнулся Сева, - обязательно омлет-сюрприз. Четыре раза
      Омлет вносили торжественно - поджигался спирт, подрумянивая взбитые сливки. Пламя колеблющимися бликами заполняло зал, где специально гасили общий свет.
      Компания Севы завороженно смотрела на догорающий в центре их стола огонь.
      После ресторана за Тамарой приехала машина - не зис, но и не "Волга" зим.
      Он проводил ее до машины, поцеловал в щеку, захлопнул дверцу и вернулся к наблюдавшим их расставание Певзнеру и его спутнице.
      - Ты, Севка, дурак! Она же на тебя упала - женись быстро! Директор студии тебя тут же запустит с картиной, - не утерпел высказать свои соображения Певзнер.
      - Что ты несешь! У меня же нет высшего образования, - отмахнулся Сева.
      - А у Ромма - было? А у Александрова? А у Пырьева?
      - То были другие времена.
      - Времена те же. Представят тебя высокоталантливым...
      Сева поморщился:
      - Брось травить...
      - И никакой ВГИК не потребуется, если нужно - оформят диплом как экстерну, - был уверен Певзнер. - А то будешь лет пятнадцать ходить в ассистентах! Не тяни. Такой шанс выпадает раз в жизни!
      Певзнер со спутницей удалился, а он остался на улице вместе со своим неизменным портфелем.
      Курский вокзал был палочкой-выручалочкой.
      Дизель до Петушков отходил в 12.
      Сева забрался на вторую полку, положил в головах портфель, поднял ворот пальто, натянул его на уши и погрузился под стук колес в неспокойный сон.
      Пролетел мимо окна вагона серый, а потому заметный в ночи обшарпанный прямоугольник с черными глазницами окон - собственный дом Севы.
      Но он этого не видел - спал.
      Очнулся он от знакомого голоса:
      - Колеса у него в порядке.
      - Буди! - подвел черту другой знакомый голос.
      - Ну ты, фраер, раздевайся!
      Сева открыл глаза и увидел в свете потолочного керосинового фонаря своих знакомых - героев его экзаменационных рассказов - Нового, Бадая и еще одного, незнакомого.
      - Новый, это я, Севка...
      - Чего ж ты свое Крутое проспал? - от неожиданности Новый откликнулся не сразу.
      - Я решил спать до Петушков, а оттуда обратно - спать до Москвы. Мне ночевать негде.
      - Подфартило тебе - тут еще зуевские работают. Они бы тебя точно раздели.
      - Значит, повезло.
      - Выпьешь? - Новый протянул бутылку.
      - Ты же говорил, когда делаешь - не пьешь.
      - А у нас работа закончилась. В Посаде два угла сделали и сквозанули. Вот думали тебя расковать... Ты Булку знал? - совсем неожиданно спросил Новый.
      - Какого Булку?
      - Какого? Ты же про него в своем рассказе писал. Он своих подельщиков обокрал.
      - А... Почему "знал"?
      - Нету больше его. Уработали мы его за сучьи дела. Упал на рельсы между тамбурами... Ну, выпьешь?
      - Я лучше посплю.
      - Ну, спи, Петушки не проспи... - Новый с подельщиками удалился к тамбуру.
      Но после полученной неожиданно информации Севе было не до сна.
      Он возбужденно ходил со своим неизменным портфелем.
      По ночному пустынному перрону в Петушках.
      Загудел подходящий поезд.
      - Внутренний монолог, активный внутренний монолог! - звучал голос шефа за кадром. - Вспоминай о хорошем, о своем, личном. Во всех подробностях... Вот так... Хорошо! А теперь - о тревожном... О трагическом!
      Героиня Элла, вытирая посуду за столом под яблоней в садике, "активно вспоминала о своем хорошем и плохом" - съемочная камера неслышно по кривой наезжала крупней и крупней.
      - Гениально! - шептал Давыдович.
      - Порядок, - подтверждал почти беззвучно оператор Вадим, не отрывая глаза от лупы.
      - Восхитительно, - просто млел от увиденного Ван Ваныч.
      Рука его потянулась к деревянному ящику с аккумулятором и постучала по нему три раза.
      Героиня Элла протирала тарелку.
      - Стоп, - послышался голос оператора.
      Элла застыла на полудвижении.
      Давыдович резко развернулся к съемочной камере.
      - В чем дело?
      - Контакт отошел, - объяснил остановку ассистент оператора.
      - Сам отошел? Пошел погулять?! - закричал Ефим Давыдович.
      - Не сам, - вступился за своего ассистента оператор, - ваш, - Вадим напирал на слово "ваш", - второй режиссер постучал по аккумулятору, и контакт отошел.
      - Зачем вы стучали по аккумулятору? - теперь уже злобно цедил шеф.
      - Чтобы не сглазить дубль... из суеверных соображений. - Ван Ваныч затряс головой.
      - Идиот!! - взревел Давыдович.
      Элла грохнула тарелку о стол и убежала в кусты, изображая рыдания, шеф устремился за ней.
      Оператор Вадим спокойно достал из портфеля термос и принялся за "перекусон".
      Его ассистенты прозванивали кабель.
      Сева вытащил из кармана уже вскрытое письмо и принялся дочитывать.
      - Уже девочки пишут - просят взять на съемку? - спросил Певзнер, удобно перекуривая на ящике с боржомом шефа.
      - Нет. Друг из Запорожья. Служили вместе. - Сева вытащил из конверта и протянул коллеге фотографию с кокетливыми провинциальными зубчиками по краям.
      С фотографии смотрел матрос в обнимку с дородной девицей.
      - Тоже хочет сниматься?
      - Хочет жениться, - засмеялся Сева, - но просит для начала устроить его в какую-нибудь клинику по глазам, как он выражается. Не выдают шоферских прав из-за зрения...
      - Он преувеличивает твои возможности. - Певзнер выпустил дым из ноздрей.
      - Ну... Я попробую, - промямлил Сева.
      Певзнер появился из узкой щели приоткрытых массивных ворот павильона.
      - Ты в курсе? У нас уже нет второго режиссера. Ван Ваныч ушел!
      - Куда? - опешил Сева.
      - Куда - не знаю. Знаю - откуда...
      - Ну что ты тянешь кота за хвост?
      - Давыдович его убрал. Только что при всех объявил: "На сегодняшний день у нас нет второго режиссера".
      - Его нет, будет другой... Если честно, неизвестно, какой будет лучше...
      - Другим Давыдыч предложит быть тебе...
      - Травишь? - Удивление Севы было искренним. - Откуда ты знаешь?
      - Я знаю Давыдовича и знаю, как ему хочется угодить Фролову: он мечтает запуститься с новым вариантом "Ивана Грозного". А для этого нужно решение президиума ЦК!
      - А при чем здесь я?
      - Не играй ваньку. Ты живешь с дочкой Фролова.
      Сева изучающе посмотрел на Певзнера.
      - Зиновий, если мне предложат, ты хочешь, чтобы я отказался?
      - Ты один не потянешь. Давай вместе. - Певзнер уловил колебания Севы и "дожимал" его. - За добро платят добром!
      В свете прожекторов густые, слегка вьющиеся волосы Ефима Давыдовича гляделись нимбом.
      - Человек с таким лицом, как у Ван Ваныча, не может быть вторым режиссером. Как только он входит в кабинет, ему сразу хочется отказать!
      - Я никогда не ходил по кабинетам, - пожал плечами Сева, стоя напротив разместившегося в кресле мэтра.
      - Научишься, - отмахнулся Давыдович, считая вопрос решенным.
      - А если мы вдвоем, с Певзнером? Он старше меня, солиднее...
      - Старше! - взревел мэтр, - Аркадий Гайдар был моложе тебя и полком командовал! А ты - "вдвоем". Вдвоем хорошо пилить дрова! В общем, решай: или ты один, или - обратно, в "Националь", пить кофе и мечтать о признании...
      Весь этот разговор происходил на глазах у съемочной группы.
      Певзнер, не дослушав его, вышел через щель павильонных ворот.
      Хлопушка "Цена человека".
      На экране героиня Элла "рвала страсти в клочья".
      Сцену мы уже видели, но в этот раз камера фиксирует крупно лицо героини.
      - Коля! Ты должен прийти и все рассказать в милиции! Все, как было! Ты же мне рассказал - и я поверила! Расскажи там. Там тоже люди!
      Героиня совершает много физических усилий, тормоша и дергая Колю. Но глаза - пусты.
      Снова хлопушка "Цена человека".
      - Где люди? - враждебно отстранил героиню от себя герой Коля, которого на этот раз мы видим только со спины. - В милиции?
      - Да, в милиции. Пока ты сидел, многое изменилось.
      - Откуда тебе знать?
      - Я хожу на работу, хожу по улицам... Вижу, что происходит вокруг!
      Снова хлопушка "Цена человека".
      И новый дубль последнего кадра
      - В стране все изменилось! - этих слов в предыдущем дубле не было.
      В зале зажегся свет.
      - Кто хочет сказать? - спросил Давыдович.
      Группа и редактура молчали.
      Героиня Элла из-под ладони, прикрывающей глаза, зорко следила за присутствующими.
      Сева вжался в обтянутое белым чехлом кресло, но что-то заставило его подняться:
      - Я.
      - Говори! - разрешил мэтр.
      - В прошлый раз я был потрясен материалом, а сегодня... что тут долго говорить... все сыграно фальшиво...
      - Кто ты такой?! - взревел Давыдович. - Как ты сюда попал? Вон со студии!
      Сева сглотнул комок, образовавшийся в горле, и вышел.
      Героиня Элла ухмыльнулась краешками губ.
      Директор студии попенял мэтру:
      - Вот, берешь их из провинции, а они срут на голову!
      - Что можешь делать? - спросил прораб, не отрывая взгляда от бумаг, в которых он на ходу проставлял какие-то цифры.
      - На флоте был по радиолокации... - отвечая, Сева понимал, что флотская специальность здесь ни при чем, а киношная - тем более.