– Ну ты даёшь! Мы с тобой что, похожи на умственно отсталых детей, по-твоему?!

– Да нет, – терпеливо разъяснил Громила. – Мы просто будем выступать вместе с малышами. Я же говорю – никакого риска. Заплатят, правда, немного, но на несколько дней тебе хватит.

– Ни за что! Дети… Они такие мерзкие…

– Ну, как знаешь! Я, например, не прочь заработать монеток, играя джанги.

– Без Иннота у нас ничего не получится, – после некоторого размышления сказал Кактус. – Да и твой мега-барабан остался в пиратском логове…

– Барабан – это мелочь! – отмел возражения Громила. – Пригласим Джихад, она согласится, я думаю; ну а инструмент… – Он на мгновение задумался, потом с ухмылкой наставил толстый палец на противоположную сторону улицы.

– Посмотри-ка туда…

– Мусорный бачок? – с недоверием спросил Кактус.

– Необязательно мусорный; сгодится любой прочный пустотелый предмет. На крайняк у меня есть один знакомый, который одолжит мне казан для плова.

– Ну, допустим… А когда надо выступать?

– Сегодня вечером.

– Сегодня вечером?! Ну нет, пап! У меня на вечер совершенно другие планы!

Джалаллом Вхутмас устало вытер лоб:

– Послушай, Укуси, по-моему, я тебя редко о чём-нибудь прошу. Эти люди – мои деловые партнёры; они придут со своими семьями. Ну, это протокол, понимаешь? Я выставлю себя не в лучшем свете, если явлюсь один. Я знаю, что ты скажешь, – он поднял ладонь. – Да, это условности; но наша жизнь вся состоит из таких условностей.

Бывшая Добрая фея набычилась:

– Я свободная женщина, пап. Все эти дурацкие правила меня больше не касаются. У меня своя жизнь, и я попрошу тебя не вмешиваться в неё.

– О предки! Да не вмешиваюсь я, не вмешиваюсь… Я просто прошу тебя о помощи. По-родственному, понимаешь?

– Ну ладно, если по-родственному… Так и быть, я приду.

– Вот и отлично! – просиял Вхутмас.

– Я приду; но это единственное, в чём я пойду тебе навстречу. Я ведьма, не забывай этого, пожалуйста!

– Я надеюсь, ты не собираешься заявиться в этом твоём… – Вхутмас неопределённо покрутил пальцами.

– Я заявлюсь в том, в чём захочу! – рявкнула Укусинда. – И никаких больше условий, не то наш уговор теряет силу. Я с гораздо большим удовольствием проведу вечерок в грязной пивнухе, чем с малолетними олигофренами, знаешь ли!

– Ну хорошо, хорошо…

– Слушай, пап, а на кой тебе вообще сдались эти кисляи? Ты же сейчас, наверное, самый крутой туз бэбидонского бизнеса.

– Потому и туз, что не упускаю возможности договориться с нужными людьми. И не забывай, пожалуйста, о благотворительности!

– Ненавижу само это слово!

– Ну и напрасно. Налоговые льготы…

– Так, – Укусинда встала и подхватила метлу. – Было очень приятно с тобой пообщаться, но у меня ещё дела, – она распахнула окно.

– Концертный зал растафарианской общины, шесть вечера! – крикнул Вхутмас вдогонку помелу. – О духи предков, за что мне это наказание?!

Укусинда неслась над крышами, закладывая лихие виражи. Вот наконец впереди замаячила старая пожарная башня. Укусинда с разгону влетела внутрь, лихо затормозив у самой стены.

– Ой! Я всегда вздрагиваю, когда ты так делаешь! – хихикнула молоденькая прыщавая ведьмочка, отрываясь от своего занятия.

– Что это ты вяжешь? – подозрительно спросила Укусинда, грозно сдвинув брови к переносице. – Почему розовое? Почему не чёрное?!

– Я не для себя! – пискнула ведьмочка. – Это джемперок с вплетёнными волосками из гривы грохманта. Если его будет носить женщина, то на груди у неё вырастут волосы.

– Гм… Так-таки вырастут? – скептически усмехнулась Укусинда.

– Конечно! – горячо воскликнула ведьмочка. – Так сказано в «Своде Чёрной Магии и Оккультной Кулинарии».

– Не больно-то доверяй этой книжонке… Ладно, где Чуха?

– Кто?!

– Ну, эта наша старуха-служанка. Я назвала её Чухой. Клёвое погонялово, верно? Ей идёт.

– Убирается внизу, уже который час. Всё время елозит тряпкой по одному и тому же месту. Знаешь, по-моему, ты зря посадила её на пивную диету. Ей не идёт впрок.

– Что, у неё опять эти приступы?

– Да, постоянно! Уставится в одну точку и шевелит губами, словно пытается что-то вспомнить. Особенно часто это с ней случается около сковородки. Я даже теперь убираю её, когда она рядом.

Укусинда вздохнула. Сковородка, настоящая чугунная сковородка, была предметом её особенной гордости. Согласно поверьям, с её помощью ведьмы могли вызывать засуху и бурю, подвешивая над очагом или опуская в ведро с водой. Конечно, при этом произносились всякие заклятия; вот их-то Укусинда, к сожалению, не знала. Однако очаг на всякий случай был оборудован в верхней комнатушке башни. Это место она называла «лабораторией»: здесь хранились самые интересные штуковины из тех, что удавалось раздобыть её многочисленным агентам – и, конечно, пиво. Достав из шкафчика пару бутылок, она спустилась вниз по узкой винтовой лестнице.

– Эй, Чуха! Чуха, я к тебе обращаюсь!

Старуха продолжала заторможенно орудовать шваброй. Укусинда поморщилась, взяла её за плечи и несколько раз как следует встряхнула. Голова Чухи болталась туда-сюда, как у болванчика.

– Очнись и пой, слышишь? Пора принимать лекарство.

Старухин взгляд медленно сфокусировался на горлышке бутылки.

– Так, так, давай… – подбадривала её бывшая Добрая фея. – Знаешь, что? – задумчиво сказала она, когда со второй бутылкой было покончено. – Возьму-ка я тебя с собой на концерт. По-моему, дорогуша, ты слишком засиделась в девушках. Надо начинать активную светскую жизнь. Может, это малость приведёт тебя в чувство.

Чем дольше Укусинда размышляла, тем больше ей нравилась эта мысль. Стоит только представить, какие глаза сделает папахен! А уж эти слащавые старообразные дамочки, которых пруд пруди на такого рода вечеринках! Благотворительность, значит? Ну хорошо же! Она покажет им благотворительность!

– Надо тебя приодеть как следует. Напульсники с шипами – это хорошо, конечно, но явно недостаточно. По-моему, тебе очень пойдёт матросский полосатый тельник. Кожан мы тебе подыщем, юбку в тон тоже… Эй, Аирра! Ты не одолжишь Чухе свою бандану с костями и черепушками?

Лоцман Чингалот подпалил заряжённую умат-кумаром самокрутку и улыбнулся. Дела шли неплохо. Если и дальше всё будет складываться удачно, он успеет доставить груз с плантаций до полудня; а это значит, что оставшаяся часть дня – в его полном распоряжении. Поэтому получать удовольствие можно начинать уже сейчас.

Кумар оказался хорош – уже после нескольких затяжек в теле чувствовалась та особенная лёгкость, за которую он так любил священную траву Джа. Лёгкости должно было хватить до самой таможни; там придётся немножко собраться и сфокусироваться. Потом снова можно будет расслабиться – до грузовой пристани.

Берега тихонько уползали назад; зелень плантаций постепенно сменялась пестротой построек. Здесь, за городской чертой, селились те, кому Биг Бэби был не по карману – или же просто любители тишины и свежего воздуха. Свежего, хм… Лоцман Чингалот шевельнул носом. Тут явственно попахивало канализацией. Значит, они уже почти приплыли… Да, вон и выход коллектора – низенькая каменная арка в береговом склоне. Значит, ещё пара поворотов – и таможня.

Лоцмана деликатно похлопали сзади по плечу. Некоторое время он соображал, что бы это могло значить. С одной стороны, он знал совершенно точно, что находится на барже один. С другой – после кумарной самокрутки иногда случаются и более странные вещи – особенно когда дымишь на голодный желудок. Лоцман взвесил все «за» и «против» и обернулся. Челюсть его отвисла. На него с ухмылкой пялилась жуткого вида рожа – белёсая, с ярко-красными пятнами на лбу и скулах и розовыми, как у кролика, глазами.

– Дай досмолить, оторва! – сказало видение и, ловко отлепив от лоцманской губы окурок, глубоко затянулось.

А из-под брезента между тем стали вылезать чудища и демоны, жуткие, страхолюдные и пахнущие почему-то перцем. Среди них был даже один оживший покойник, весь с головы до пяток синий. Он бережно прижимал к животу тряпичный свёрток.

– Эй, куки, Книга-то как? – с беспокойством спросил Чобы. – Цела?

– Чего ей сделается…

– Нам бы лучше здесь сойти, – нервно сказал кто-то. – Пока никто не видит.

– А дальше как? Типа, в город попасть?

– По канализации, как же ещё, – проворчал кто-то.

– По канализации? – поёжился Чобы. – Там же, это самое, ну… типа, опасно!

– Нам сейчас везде опасно, – возразил Пыха. – К тому же мы вместе, верно? А вместе мы сила!

– Ну, как бы да…

– Тогда пошли, – смоукер полез за борт.

Каторжане потянулись следом. Твадло досмолил самокрутку, подмигнул впавшему в ступор лоцману и с разбегу бултыхнулся в воду.

Канализационный коллектор представлял собой низкий, сложенный из грубо обработанного известняка тоннель с полукруглым сводом. Вход в него запирала решётка, настолько, впрочем, проржавевшая, что отогнуть несколько прутьев не представляло труда. По обеим сторонам заполненного мутно-зелёной водой канала тянулись узенькие тропинки в наносах канализационного ила. Запах был мерзкий, но, в общем, терпимый – за время пребывания на каторге Пыхе довелось нюхнуть ещё и не такое. Беглецы шли гуськом, растянувшись длинной цепочкой. Первые метров десять ещё можно было хоть что-то различить; но потом вокруг них сомкнулась тьма.

– Слышь, Пыха! – невольно понижая голос, спросил один из каторжан. – Как думаешь, Книга нас выручит, ежели что? Она же волшебная, верно? А тут, говорят, всякое водится…

– Не знаю, – ответил Пыха.

Вообще-то он был уверен в обратном; но это не слишком его пугало, особенно после всего произошедшего. Совсем по-другому чувствовали себя Чобы и остальные: вавилоняне с детства воспитывались на страшных сказках о чудовищах, обитающих в канализационных катакомбах; и нельзя сказать, чтобы истории эти были совсем уж беспочвенными.

Шли осторожно. Перекликаться между собой не решались, поэтому, чтобы не отстать, каждый положил руку на плечо впереди идущего. Запах всё усиливался, пока не достиг предельной своей концентрации, так что глаза начало щипать; но через некоторое время обоняние притупилось, и сделалось легче.

Прошла, казалось, вечность осторожного движения в темноте. Пыху, да и остальных тоже, била дрожь: здесь было холодно. Внезапно что-то забрезжило впереди.

– Это у меня в глазах, что ли? – неуверенно спросил один из каторжан.

– Я тоже что-то такое вижу, – возразил другой.

– Свет! Там свет впереди! – прокатилось по цепочке. Беглецы воодушевились. Светлое пятно приближалось, и через некоторое время стало понятно, что это такое.

На узкой тропинке лежал, скорчившись, человеческий скелет. Черепа не было – очевидно, он свалился в канал.

Кости рук, ног, решетка рёбер – всё поросло длинной пушистой плесенью. Это она зеленовато фосфоресцировала во мраке – достаточно ярко, чтобы можно было различить низкий свод тоннеля. Идущий впереди остановился.

– Ну! Чего встал?! Костяков не видел, что ли? – прошипели сзади.

– Это… Боязно как-то. Вон, эта дрянь шевелится…

Волоконца плесени и в самом деле заволновались, подались навстречу незваным пришельцам. По костям прокатилось нечто вроде коротких чёрных волн: свечение меркло и тут же разгоралось снова.

– Не обойти ведь! В канал лезть придётся! – пробормотал каторжанин.

– Да перепрыгни ты через неё, и всё! – громко сказал Пыха и решительно шагнул вперёд. – Вот, смотри!

Он покрепче зажал Книгу под мышкой, оттолкнулся и прыгнул, едва не задев макушкой свод.

– Видите, как просто! Ну, скорее – не век же тут торчать!

– Ай да куки! – пробормотал кто-то.

– Это чё! Вот как надо! – Твадло подошел и несколькими пинками сбросил скелет в канал. – Во, видали! – хвастливо произнёс он в воцарившейся тьме и хихикнул.

– Придурок, – пробормотал кто-то.

Двинулись дальше; за альбиносом ещё некоторое время тянулись слабо светящиеся следы. Остальные старались не наступать на них. Ватная тишина понемногу исчезала; сверху раздавались невнятные звуки; где-то капала вода. Коридор внезапно раздвоился; беглецы в сомнении остановились.

– Направо или налево?

– Да всё равно!

– Тогда налево.

Шум наверху становился всё громче: внезапно впереди совершенно явственно прогрохотал драндулет.

– Кажись, пришли! – повеселел Чобы. – Теперь только люк найти!

Люк обнаружился скоро: кромешную тьму тоннеля разрезали яркие полосы света, образуя на поверхности канала ослепительное пятно. Каторжане зажмурились: отвыкшие глаза реагировали болезненно. Выбраться наружу здесь было нельзя: дырчатая крышка находилась в самой верхней точке тоннельного свода, так что не дотянуться. Пришлось идти дальше. Освещения теперь почти всё время хватало; однако появились крысы. Быстрые мохнатые комочки с писком разбегались из-под ног.

– Терпеть их не могу, – сквозь зубы признался Чобы. – Особенно эти голые хвосты. Прямо наизнанку выворачивает.

– Давайте-ка свернём, – предложил вдруг кто-то. – Тут нам, похоже, не выбраться.

Каторжане дошли до очередного разветвления тоннеля. Пыха полез в тёмный проход и больно стукнулся обо что-то сразу плечом и коленкой. Он осторожно протянул руку и нащупал мокрую ржавую скобу. Вторая была выше…

– Эй! Давайте сюда! – во весь голос позвал он и полез наверх, шаря в потёмках рукой.

Внезапно пальцы обожгло: он коснулся нагретого металла. Это была крышка люка! Пыха попытался приподнять её, но что-то ему мешало.

– Ну, чего застрял?! – нетерпеливо спросили снизу.

– Заело что-то.

– Щас помогу! – Твадло вскарабкался следом и притронулся к крышке. – А, хрен! Горячая!

– Солнцем нагрело… Обмотай руку тряпкой. Вдвоём им удалось немного приподнять тяжеленную крышку и чуть сдвинуть её в сторону. Над головами возник слепящий полумесяц. Подождав немного, пока глаза привыкнут, Пыха и альбинос осторожно отодвинули её. Затем Твадло подтянулся и, по пояс высунувшись наружу, замер. Смоукер нетерпеливо пихнул его в бок, но Твадло не обратил на это ни малейшего внимания. Глупо ухмыляясь, он глазел на открывшееся взгляду зрелище. Люк, через который волею судеб он вылез наверх, находился на тротуаре. В полушаге от него стояла длинноногая девица в короткой юбке и блузке с глубоким вырезом и сосредоточенно изучала витрину галантерейного магазина. В таком, снизу вверх, ракурсе не оставалось практически ничего недоступного взгляду каторжанина.

– Гы! – сказал Твадло и медленно, словно во сне, протянул руку.

Грязные холодные пальцы сладострастно погладили упругую лодыжку. Девица ойкнула и обернулась. Глаза её распахивались всё шире и шире, лицо заливала меловая бледность. Да и было отчего! Альбинос и в лучшие-то времена не блистал красотой, а теперь, после всех мытарств, он и вовсе походил на какого-то мерзкого канализационного демона, злого духа, извергнутого подземным миром.

– Чем занимаешься нынче вечером, дамочка? – непринуждённо спросил демон, пуская струйку слюны из щербатого рта.

Сработал защитный рефлекс, благоприобретённый женским родом в течение долгих веков борьбы за существование. Девица открыла рот и издала дикий, пронзительный, режущий уши визг. Твадло с тихим «ой» втянул голову в плечи и зажмурился. Тут Пыха, сообразивший, что происходит что-то неладное, пропихнулся наверх и с одного взгляда оценил обстановку.

Девица вопила. Многочисленные прохожие замерли, с изумлением уставившись на разыгравшуюся сцену, равно как и отряд стражи в полном боевом облачении, появившийся из-за угла.

Пыха встретился взглядом с начальником стражи. Глаза того чуть сощурились, рука легла на рукоять заткнутой за пояс дубинки. Пыха всё понял, резво ввинтился обратно и, быстро перебирая руками и ногами, полез вниз. Мгновением позже то же самое сделал и Твадло, наступив ему на пальцы. Стражники, грохоча амуницией, кинулись к люку.

– Тикаем! – завопил разобравшийся в ситуации Чобы и метнулся во тьму.

Каторжане, поминутно оскальзываясь, кинулись следом; а сверху уже лезли, с бряканьем задевая палками скобы, стражи порядка.

– Вы меня заинтриговали, любезный. Но хочу предупредить, что время моё всё-таки ограничено, поэтому уделить я вам смогу максимум пять минут.

Громила склонил голову:

– Да, конечно. Дело в том, что я хочу предложить издательству опубликовать некую рукопись.

– Вашу?

– Нет, в том-то и дело. Но сперва скажите, какая литература, на ваш взгляд, сейчас пользуется в Бэби наибольшей популярностью? Вы ведь наверняка проводите маркетинговые исследования?

– Да, конечно… Ну, если говорить о жанрах, то это, безусловно, детективы, фантастика… Последнее время люди всё больше читают мемуары, например книга воспоминаний Семирамиды Батц стала настоящим бестселлером.

– Семирамида Батц, знаменитая обезьянская художница, которая впервые взяла в лапы кисть в семьдесят лет? – поднял бровь Громила.

– Да. Описана вся её жизнь, молодость, проведённая на плантациях, и всё остальное… Очень талантливо, хотя, конечно, там работал целый штат сотрудников – ей помогали, записывали под диктовку, потом редактировали и так далее. Если ещё не читали – рекомендую.

– Хорошо. А скажите мне такую вещь: что, если кому-нибудь попадут в руки дневники Екарного Глаза, знаменитого воздушного пирата?

Редактор рассмеялся.

– Вы знаете, Гро, нет никаких оснований полагать, что этот знаменитый бандит вообще умеет читать и писать. Но даже если предположить такое, сразу же возникнут большие сомнения в подлинности. А вы хотите сказать, что у вас есть его записи?

Громила вытащил из матерчатой сумки растрёпанную тетрадь.

– Некоторое время назад мы с друзьями путешествовали в северных районах Великого Леса. И случилось так, что нас захватили в плен пираты – мы ненароком забрели прямо на территорию их секретной базы. Потом нам удалось бежать, и мне посчастливилось унести с собой вот это. Мои друзья могут подтвердить подлинность этой истории, так что…

– Боюсь, этого будет недостаточно… Можно?

– Да, конечно, – Громила протянул тетрадь через стол.

Редактор поправил очки и углубился в чтение. Лицо его порозовело. Через пару минут он хмыкнул, нашарил в кармане носовой платок и промокнул вспотевшую лысину.

– Д-а-а-а… Это скандал…

– Любой скандал в книжном мире – это реклама, а реклама – это деньги, – возразил Громила. – Уж настолько-то я издательское дело знаю. Ну как, по-вашему, заинтересует это читателя?

Редактор откинулся на спинку кресла и с интересом посмотрел на каюкера.

– Скажите, Гро… Признайтесь, вы ведь сами всё это выдумали. Нет-нет, получилось просто замечательно! – воскликнул он, видя, что Громила собирается возразить. – И на этом действительно можно сделать неплохие деньги, вы правы. Беда только в том, что для подобного рода литературы существует… Ну… своя ниша, что ли. У нашего издательства всё-таки несколько иная направленность. Я могу, если хотите, дать вам координаты людей, которые этим занимаются…

– Вы мне не верите, – хмыкнул гориллоид.

– Поймите меня правильно…

– Я вполне вас понимаю. Свидетельства моих друзей в данном случае не играют существенной роли, верно?

– Боюсь, что так. Поймите, существует такое понятие, как престиж издательства, имидж, если хотите. Мы не избегаем скандалов как таковых; это действительно хорошая реклама, как вы правильно заметили. Но скандал скандалу рознь; и если поползут слухи, что мы просто-напросто публикуем фальсификаты, нам не поздоровится.

– Допустим, я сумею вас убедить, что автор – действительно тот самый Изенгрим Фракомбрасс. В этом случае вы возьмётесь за публикацию?

– Дорогой мой, да ведь дело-то совсем не во мне! Вот если бы вам удалось убедить в этом общественность – тогда да, тогда совсем другое дело. Более того, в этом случае рукопись была бы буквально на вес золота!

– Пожалуй, куда как дороже! – ухмыльнулся Громила, взвешивая на ладони тетрадь.

– Даже дороже, – согласился редактор.

– Есть ещё один свидетель, который может подтвердить подлинность дневника.

Каюкер выдержал паузу.

– И кто же?

– Сам Фракомбрасс.

– Ну-у… – разочарованно протянул редактор.

– Он здесь, в Бэби.

– Не может быть.

– Может, уверяю вас. Дело в том, что его захватили в плен буквально на наших глазах.

– Насколько я помню, его захватывали не единожды…

– Верно. Но сейчас он попался капитально. Полчаса назад я был в приёмной обезьянской правозащитной организации «Четыре руки»; может быть, вы слышали о такой?

Вместо ответа редактор порылся в ящике стола и достал оттуда брошюру. «Законодательная база равноправия» – гласило название. Сверху был символ: четыре руки, ухватившие друг друга за запястья, в круге.

– Не только знаю, но и периодически с ними работаю, как видите.

– Так вот, я рассказал им всё, чему стал свидетелем, и теперь они будут добиваться справедливого суда. Это всё показуха, конечно, парня всё равно повесят, ну да предки с ним! Главное, можно получить подтверждение подлинности из первых рук. Думаю, новости о его пленении будут уже в вечерних газетах – правозащитники работают быстро, вы знаете.

– Ну, если дела обстоят таким образом, то…

– Именно таким, можете мне поверить. Весь вопрос в том, кто именно получит эксклюзивное право на публикацию – ваше издательство или какое-нибудь другое. Деньги-то немаленькие, сами понимаете! Я, естественно, руководствуюсь только собственной выгодой. Вы спросите, а почему я пришёл именно к вам? «Трибуна» – одно из самых солидных издательств; кроме того, у вас хорошая репутация, вы ведёте дела честно – я навёл справки. Думаю, вряд ли кто-нибудь сможет предложить мне более выгодные условия.

Редактор некоторое время молчал, потом нажал кнопку. Появилась холёная, наманикюренная секретарша.

– Аралия, приготовьте-ка нам кофе. С гвоздикой и мускатным орехом, наш фирменный. Да, и ещё – впредь до особого распоряжения меня попросту не-су-ще-ству-ет. Придётся вам держать пока оборону, милая.

Секретарша, бросив на каюкера заинтересованный взгляд, исчезла.

– Рюмочку бренди? – предложил редактор. Громила откинулся на спинку стула и позволил себе чуть заметно улыбнуться. Всё шло так, как он и предполагал.

Кем бы ни были эти самые агенты «Веспа Крабро» – охотниками за головами, тайной ли стражей, но дело своё они знали туго. Ёкарный Глаз имел возможность в этом убедиться. Ни малейшего шанса удрать ему не представилось. Дюжие горри с профессиональной ловкостью заковали его в две пары наручников сразу же после того, как сняли путы.

Пирата запихнули в тесную клетку с толстыми железными прутьями; сама клетка находилась в большой комнате без окон (они были заложены кирпичом). Он обратил внимание, что пол, стены и даже потолок покрывали толстые пробковые панели. Звукоизоляция была отменной: после того как тяжелые створки дверей захлопнулись, вокруг воцарилась ватная тишина.

Фракомбрасс тяжело вздохнул и скорчился на полу. В его узилище можно было только сидеть или лежать, да и то лишь свернувшись калачиком. Обстановка комнаты, кроме привинченной к полу клетки, состояла из длинного стола, скорее даже верстака, на котором были разложены различные инструменты, и кресла наподобие зубоврачебного, но с фиксаторами для рук, ног и вроде бы даже для головы. На стенах были развешаны медицинские плакаты, вернее, наглядные пособия; темой их служила человеческая анатомия. Голая лампочка, низко свисавшая с потолка на длинном шнуре, старательно освещала всё это безобразие.

Вот это мне уже совсем не нравится, подумал Фракомбрасс. Впрочем, если они желают что-нибудь выпытать, у меня есть шанс. В таком случае, все эти железяки и приспособления прежде всего нужны для психологического воздействия.

Пират понимал толк в запугивании, однако понимать что-либо – это одно, а проводить долгие часы за созерцанием хирургических инструментов – совсем другое. Когда Ёкарный Глаз поймал себя на том, что пытается угадать назначение некоторых особенно зловещих на вид штуковин, он решительно сказал себе «стоп».

– Единственное, что тебе остаётся в твоём положении, Изя, – это как следует выспаться, – невнятно пробормотал он и поморщился: намятый кляпом рот сильно распух.

Проклятая тишина давила на психику куда больше всего остального. Наконец ему удалось заснуть. Проснувшись, он не обнаружил никаких перемен в обстановке. «Интересно, а что, если бы мне понадобилось справить нужду? Может, стоит позвать кого-нибудь?»

– Эй, хозяева!!! – завопил он. – Мне пи-пи надо! Смотрите, не то я вам здесь соседей залью!!!

Звуки гасли, едва долетев до стен. Пирата потихоньку начинала мучить жажда. «Ничего, ничего, всё правильно, – уговаривал он себя. – Именно так они и должны поступать; ломать волю всеми доступными способами. Рутина; ты уже не раз прошел через подобное. То ли ещё было! Вспомни, как ты с парнями оказался завален в шахте; причём все были уверены, что это конец. Кто будет с риском для жизни разбирать завал ради пятерых каторжников! Но ты выжил, выжил и выбрался оттуда, и вывел парней. А потом было это безумное бегство через высокогорные перевалы, и погоня, и дикие звери, и враждебные племена… Ты выжил и выдержал; так неужели сдашься сейчас!»

Фракомбрасс принялся исследовать клетку. Для начала он методично оцарапал краем наручников каждый прут – вдруг железо когда-то подверглось размягчающему действию заклятья Мооса. Чуда, однако, не произошло – да Фракомбрасс не больно-то и рассчитывал на это.

Потом исследованию подвергся пол. Он представлял собою лист толстой фанеры, края которой надёжно скрывались под широкими металлическими полосами. Покряхтывая, пират попытался засунуть в щель хотя бы ноготь. Не получилось – клетка была сработана на славу.

Тогда он сжал кулаки и принялся изо всех сил колотить в центр пола. При каждом ударе фанера чуть пружинила. Ага, значит под ней – тоже пробка. Хитро придумали, сволочи, – звукоизоляция здесь действительно отменная. Я мог бы попытаться прогрызть деревяшку, оживился было Фракомбрасс, но тут же оставил эту идею – каждое прикосновение к распухшим губам вызывало сильную боль.

Он улёгся на спину, задрал ноги на прутья и, положив руки на затылок, продолжил размышления. Выход обязательно должен был найтись! Итак, если они собираются держать его тут, то будут кормить. Раз будут кормить, то, во-первых, ему дадут миску, а это в умелых лапах предмет весьма опасный; а во-вторых… Во-вторых, можно попытаться передать кое-кому весточку через охранников.

Плохо, что о моём пленении никто не знает, подумал Ёкарный Глаз. Может, девчонка проболтается? Нет, она – кремень… Скорее уж кто-то из этих… псевдомузыкантов. Да, пожалуй, так и будет – особенно если они увидят в этом какую-нибудь выгоду для себя; например, продать информацию репортёрам.

Он ухмыльнулся. Так-так… А ведь время работает не только на вас, господа легавые. Оно работает и на меня тоже, просто вы об этом ещё не догадываетесь… Значит, что? Надеяться и ждать. Эх, сейчас хотя бы маленький глоток рома! Или нет, лучше воды…

Дверь внезапно отворилась, причём без всякого скрипа. В комнату вступили двое гориллоидов – тех самых, что заковали его в наручники. За их широченными спинами пират не сразу заметил невысокого пухлого старичка в слегка потёртом светло-сером костюме.

– Ну что, Изенгрим, побеседуем? – приятно улыбнулся тот. – У меня есть к тебе предложение, от которого ты не сможешь отказаться.

Рассуждения Фракомбрасса во многом были справедливы. Действительно, сразу после того, как Громила и Кактус договорились о продаже изумруда, гориллоид отправился к правозащитникам. Благодаря своим связям он без особого труда добился встречи с руководством и выложил всю историю – разумеется, в должной степени отредактированную.

– Без суда и следствия, значит… – побарабанил пальцами по столешнице бабуин. – Хорошо, что вы пришли ко мне, Гро. Мы обязательно этим займёмся. Да, таких вещей мы просто не имеем права допускать! Пусть его приговорят, но приговорят по закону, как положено; и общественность должна знать всё!

– Абсолютно с вами согласен! – пробасил Громила.

Жернова завертелись. Беда была в том, что Громила даже приблизительно не представлял себе, куда Адирроза могла увести пирата; а подставлять девушку ему не хотелось. Поэтому он довольно ловко обошёл скользкий вопрос относительно личности сипапоккулы и поспешил откланяться. Правозащитникам помог случай: дело в том, что организация «Четыре руки» практически с самого момента своего существования фиксировала абсолютно все факты касательно ущемления прав обезьянской диаспоры и дискриминации по антропогенному признаку. Не далее как вчера, сообщили аналитикам, в районное отделение обратилась группа шимпов по поводу нанесения двоим из них телесных повреждений. Хотя случай был довольно спорным, речь шла о применении оружия. История получила неожиданный оборот, когда один из работяг рассказал, из-за чего, собственно, произошла ссора. «Связанный, да ещё и с кляпом во рту! – вознегодовали правозащитники. – Где это произошло?!» К тому времени, как Громила добился аудиенции у главного редактора «Трибуны», механизм уже работал вовсю: журналисты лихорадочно писали статьи, чтобы успеть к вёрстке, а активисты – «четырёхручники» со всех сторон обложили подозрительную улицу. Теперь даже москит не смог бы пролететь там незамеченным. Нажаты были и иные кнопки, не столь явные: кое-кому шепнули нужное словечко, и слух, распространяясь со скоростью пожара, пошёл гулять по городу.

Как правило, городская стража предпочитала не рисковать – если, разумеется, такая возможность у неё была. Впрочем, это, наверное, можно отнести к любой группе вооружённых граждан, призванных охранять покой другой группы граждан – как правило, безоружных, но тем не менее чрезвычайно зловредных. Стоит ли искать неприятностей на свою шею и иные части тела, рассуждали стражники, если опасности и так подстерегают за каждым углом, а сталкиваться с ними по долгу службы им приходится чаще, чем остальным.