— И где же они?

— А ты как думаешь?

— Не вижу ни одного!

— Очнись, парень! Мы ведь до сих пор живы, не так ли? Как профессиональный каюкер, скажу тебе: это самое главное. Остальное — сущий пустяк.

Хлюпик помолчал немного, потом завозился, расстёгивая поясную сумку.

— Наверное, весь табак промок? — сочувственно спросил Куки.

— Не-а, у меня кисет хороший. Водонепроницаемый. Я даже купался с ним на спор. — Хлюпик, низко наклонившись и подняв плечи, пытался разжечь трубку. Огниво чиркало по кремню, но ветер сводил все усилия на нет.

— Дай-ка сюда. — Куки взял трубку в руки и поднёс палец к отверстию. Щёлкнула искра, и табак зарделся красноватым огоньком.

— Ух ты! Это колдовство?

— Почти. — Куки потянулся и зевнул. — Никому не говори, что я так умею. И свои умения, если они у тебя есть, постарайся слишком часто не демонстрировать.

— Почему?

— Потом поймёшь. Сейчас просто запомни мои слова.

Они помолчали. Хлюпик глубоко затягивался, прикрывая отверстие трубки ладонью от капель дождя. В густых сумерках дым казался серым.

— А этот зверь…

— Армадилл? Такие, как он, — наследие магических войн. В основном Второй Магической, конечно. Первая была так давно, что уже никто и не помнит.

— Так их специально создавали?

— И их, и массу других монстров. Большинство из них было уничтожено, некоторые просто оказались нежизнеспособными, а некоторые вот до сих пор живут и прекрасно себя чувствуют.

— И много в реке таких, как он?

— Не слишком. На них ведь тоже можно охотиться, если знать как.

— И что, есть знатоки такой охоты? — саркастически спросил Хлюпик.

— Один из них перед тобой. Я тебе уже говорил, что среди вещей, которыми я занимаюсь, главная — это охота на монстров.

— И что надо, чтобы одолеть его?

— Для начала, чтобы за это хорошо заплатили. — Хлюпик почувствовал, что Куки ухмыляется. — Ну а дальше — по обстоятельствам. Слушай, давай докуривай, и будем устраиваться на ночь. Устал я страшно. По-моему, если перевернуть лодку, под ней вполне можно заночевать.

В наступившей темноте послышалось пыхтение.

— Слушай, тут какие-то тюки…

— Утром посмотрим. Сейчас давай спать.

— А к нам никто не подкрадётся?

— Не бойся. В случае чего, я с ним разберусь. Ты ведь ещё не видел, на что я способен. Да и табачный перегар от тебя такой, что любого хищника с ног собьёт. — Куки слабо хихикнул и тут же засопел.

Хлюпик почувствовал, что дрёма одолевает и его.

Лодка пахла изнутри сырым деревом и тиной. Кто бы мог подумать, подумал Хлюпик, проваливаясь в сон, что я сумею сладко заснуть на земле, на мокрой колючей траве, без одеяла и вечернего чая. Кто бы мог подумать… Только не я…

Утро выдалось чудесным. За ночь гроза прошла, и первые лучи солнца зажгли тысячи маленьких радуг в каплях воды, свисающих с листьев и веток. Над ровной речной гладью курилась лёгкая дымка. Густая трава, казалось, поседела за ночь — такая обильная выпала роса. Куки с удовольствием зачерпывал полные пригоршни влаги и умывался, ухая и отфыркиваясь. Хлюпик съёжился под лодкой, сберегая остатки тепла, — утренняя свежесть разбудила и его.

— Давай вылезай, что ли, — бодро поприветствовал его Куки.

Хлюпик застонал. Проведённая на голой земле ночь давала о себе знать — всё тело ныло и слушалось хозяина весьма неохотно.

— Давай-давай! Искупаться не хочешь?

— Нет, спасибо! — Хлюпик передёрнулся. — Когда там такие крокозябры водятся…

— Ну как хочешь. — И Куки, скинув набедренную повязку, почти без всплеска ушёл под воду.

Хлюпик уселся на перевёрнутую лодку, обхватив себя руками, и стал смотреть, как приятель ныряет и плавает.

— Вылезай! — наконец, не выдержал он. — А то ещё кто-нибудь цапнет за ногу — и Амба!

— Тогда уж не Амба, а каюк! — весело ответил Куки. Он выбрался на берег, отжал волосы и встряхнулся.

— Теперь самое время покурить, — сказал Хлюпик.

— Теперь самое время заценить, чего там мы стырили у кипадачи, — возразил Куки. — Давай-ка доставай их пожитки!

Пожитков было три мешка. Куки придирчиво осмотрел их и заявил:

— А вот и наши плащи.

— Плащи?

— Ну да. Это в Лесу ты можешь щеголять в одной набедренной повязке или вовсе голышом. В Бэбилоне нравы другие. Надо что-то надеть сверху. Иначе тебя примут за лесного дикаря. А ты хоть и из Леса, но дикарём себя не считаешь, так ведь?

— Конечно, нет! — удивлённо воскликнул Хлюпик. — Я смоукер!

— А как тебя зовут, смоукер?

— Хлюпик.

Куки в раздражении прихлопнул себя по коленкам:

— Не Хлюпик, а Хлю!

— Ой, извини, — смутился Хлюпик. — Я и забыл.

— Помнить надо, — проворчал Куки, возясь с узлом. Наконец тот поддался, явив взорам приятелей какую-то странную массу. С виду она напоминала скрученные сушёные листья. Куки зачерпнул пригоршню, понюхал и вдруг разразился хохотом.

— Ты чего это? — озадаченно спросил Хлюпик.

— Парень, да ты знаешь, что это такое? Это же умат-кумар!

— Умат-кумар?!

— Ну да! Слушай, попробуй зарядить это в свою трубку, сам поймёшь! Ох, вот это номер!

— И что нам с ней теперь делать?

— Как что? Если в остальных мешках то же самое, то мы с тобой уже довольно богатые люди! Давай скорее развязывай остальные!

Во втором мешке оказался всё тот же сушёный лист. Хлюпик недоверчиво понюхал его. Пахло травой. В третьем мешке лежал здоровенный молот из крепчайшего железного дерева, кремень с огнивом и трут, завязанные от влаги в большой рыбий пузырь, моток прочной толстой верёвки и завёрнутая в несколько кусков тонко выделанной кожи книга. Хлюпик с интересом склонился над ней.

— Тут же ничего не понятно! — разочарованно протянул он, разглядывая незнакомые буквы, более всего похожие на чёрных пиявок.

— Ладно, неважно! Что там есть ещё?

— Больше ничего.

— Ну, нам и этого хватит, — ухмыльнулся Куки. — Веселись, парень! — внезапно воскликнул он. — Мы с тобой теперь богачи!

— А как же хозяева? — несколько растерянно спросил Хлюпик.

— Хозяева?! — брови Куки поползли вверх. — Ты что, уже успел курнуть?! Хозяева теперь мы! И лодка наша, и эти мешки… Ты чего, Хлю?!

Хлюпику и правда было не по себе. Конечно, кипадачи напали на них и вроде бы даже собирались побить; но брать чужое? Хлюпик затруднился бы сказать, что ему мешает поступать так с чистой совестью.

— Правильные смоукеры не берут чужого, — наконец, не очень уверенно буркнул он.

— Странно. — Куки уже спускал на воду лодку. — Когда мы спёрли ведьмину ступу, ты вроде не возражал.

— Так ведьма же! Она же плохая!

— А кипадачи что, хорошие?! Запомни, паренёк. — Куки внимательно посмотрел в глаза Хлюпику. — Хороший только ты сам; ну и твои друзья, если они у тебя есть. Все остальные — плохие. Хорошенько это запомни; тогда избежишь многих неприятностей. Усёк?

— Усёк. — Хлюпик не знал этого слова, но тем не менее вполне его понял.

— Ладно, поплыли. Мне кажется, мы не так уж и далеко от Бэбилона. Кстати, попробуй умат-кумар. Вдруг тебе так понравится, что ты о табаке больше и не вспомнишь?

— Ну-у, это вряд ли… Ладно, уговорил. Забью немножко.

— Лучше выкури полную трубку. И подольше удерживай дым в себе. Эх, хорошая штука жизнь!

Палка свистнула в воздухе, проткнула стену гаража, разметав ветки и прутья, и косо воткнулась в землю недалеко от опушки. Перегнида сплюнула. Всё утро она пыталась соорудить летающее помело из имевшихся в наличии запчастей, и, как назло, ничего не выходило. Утро — вообще не лучшее время для ведьм; но из-за проклятых угонщиков все её суточные ритмы были нарушены, и теперь приходилось работать при ясном солнечном свете. Чёрные лохмотья Перегниды резко контрастировали с весёленьким лесным пейзажем. На покрытой изумрудным мхом полянке перед избушкой красовались неопрятные выгоревшие проплешины и воронки — вещественные следы нервных срывов ведьмы. Сейчас она, правда, немного остыла и дело как будто налаживалось. «Тангаж и рысканье в пределах нормы, — удовлетворённо подумала ведьма, в очередной раз запуская изделие. — Теперь осталась самая малость — хвостовые стабилизаторы. Нарежу-ка я для этого дела ореховых прутьев». Умывавшийся на крылечке кот встретил хозяйку радостным мурлыканьем. На плече она тащила новое помело. Кот встал, задрав хвост трубой и выгнув спину. «Цаконец-то у неё получилось, — подумал он. — Стоит, пожалуй, завести разговор о блюдечке сметаны; вдруг она в хорошем настроении. Конечно, моя хозяйка в хорошем настроении — это что-то новенькое, но вдруг?»

Перегнида воткнула помело у крыльца и с размаху уселась на жалобно скрипнувшую ступеньку. Щёлкнула кнопка, и костяная нога ведьмы шлёпнулась рядом.

— Залазь, — коротко приказала она. Шерсть на загривке кота встала дыбом.

— Хозяйка, — жалобно промяукал он; от волнения кошачий акцент проявлялся сильнее, чем обычно. — Хозяюшка, может, мы как-нибудь по-другому?!

— Залазь, кому говорю. — Перегнида нахмурилась.

— Но… Но там же места мало! Там все твои магические принадлежности и всё такое…

— Места тебе хватит, — ухмыльнулась ведьма. Внезапно она резко наклонилась и сцапала кота за загривок.

— А если его окажется мало, — продолжала она, втискивая мученически закатившего глаза зверька в протез, — то я попросту превращу тебя во что-нибудь более компактное. Например, в жабу.

Кот помалкивал. Он знал, что хозяйка вполне в состоянии исполнить свою угрозу.

— И не вздумай мне там нассать! — рявкнула ведьма, защёлкивая фиксатор. — Шкуру спущу!

Тремя минутами позже из пёстрого лесного ковра в небо вырвалось нечто, похожее на тёмную комету. Маленький покосившийся домик ведьмы остался далеко внизу; на дверях его слабо опалесцировало остаточное свечение мощного расчленяющего заклятия. Конечно, никто в здравом уме не полезет в жилище ведьмы; но наученная горьким опытом Перегнида предпочитала не рисковать.

Примерно в это же время к Четвёртым водяным воротам подплывала лодка. Стражники неодобрительно наблюдали, как двое её пассажиров, оба по виду — типичные куки, вовсю веселясь, машут вёслами. Четвёртые водяные ворота состояли из двух кирпичных башен, утвердившихся по обеим сторонам узкого канала, наполненного зелёной, резко пахнущей водой. Должность привратных стражей считалась довольно почётной и небезвыгодной, так как именно им было доверено право производить сбор пошлины с въезжающих в город. Стражники, однако, предпочли бы более утомительный, но и гораздо более доходный пост где-нибудь на сухопутных воротах, в порту или, в крайнем случае, на Вторых или Девятых водяных. Четвёртые же среди городской стражи имели стойкую репутацию места малодоходного. И то сказать: выходили они в сторону от крупных торговых путей, и пользовались ими, как правило, такие вот голоштанные дикари или совсем уж обедневшие горожане, которым предпочтительнее было сделать крюк, чем заплатить лишнюю монетку.

— Бай зе риверс оф Бэбилон, — во всё горло распевал Куки, — зеа ви сет даун, е, е, ви вепт, энд ви ри-мембед За-айон… Запомни, сынок, это самая бэбидонская из всех бэбилонских песенок, хоть и поётся на дурацком пиджине!

— Может, нам стоило освободить мешки? Ты же сам говорил, в Вавилоне не принято ходить, как мы, — слабо хихикая, сказал Хлюпик.

Куки, ухмыляясь во весь рот, отрицательно покачал У него перед носом пальцем.

— Не-ет, старина! Пусть лучше эта замечательная травка будет в одёжке, чем мы. Потому что эта травка — особенная, и ей одёжка гораздо нужнее, чем нам. Ты понимаешь, о чём я?

Хлюпик, тихо киснущий от смеха, кивнул. Сил говорить не оставалось. От постоянного хохота уже болели горло и грудь.

Травка и в самом деле была замечательная, хотя поначалу он, привыкший к табаку, и морщился брезгливо.

Но зато потом! После третьей по счёту трубки!

— При… преофигительная травка! — выговорил он, наконец.

Куки, мечтательно улыбаясь, окинул взглядом пейзаж.

— Знаешь, когда уезжаешь отсюда, смотришь — духи предков! Ну помойка помойкой. А когда возвращаешься, радостно на душе: вот ты и дома… Хотя всё равно помойка, конечно.

— Да, круто… — Хлюпик с интересом осматривался.

Направо и налево, сколько хватает глаз, прямо из вод вырастал Вавилон. Башни, стены, дома, арки сменяли друг друга, переплетаясь, складываясь в разноцветную мозаику дуг и прямых углов. Теперь он понемногу осознавал, почему Вавилон называли «маленькой вселенной». Он и впрямь был безграничен — врастая и вырастая из самого себя, город бросал вызов бесконечности Великого Леса, создавая собственную, компактно-упорядоченную бесконечность.

Лодка вошла в одетые серым камнем узкие берега канала. Красные башни нависли над головой. Некогда их соединяла на высоте нескольких этажей кирпичная арка, сейчас обвалившаяся посередине. Канал перегораживала толстая железная цепь. Куки направил лодку к берегу. Там был спуск к воде — прорубленная в камне узкая лесенка со стёршимися от времени ступенями и небольшая площадка чуть выше уровня воды. На пло-щадке стояли несколько таможенников — все дородного вида высокие мужчины с сытыми лоснящимися лицами, в светлых форменных кителях и при фуражках. Хлюпику их вид показался невероятно забавным — умат-кумар ещё не выветрился из головы. Он захихикал, подталкивая Куки локтем в бок и тыча в стражников пальцем. Куки тихонько шикнул на него. Он знал, что при общении с таможней любое неосторожное слово грозит лишней монеткой, перекочевавшей в их мошну.

— Ну, презренные куки, зачем едем? Чего везём? — спросил начальник смены, вызвав у Хлюпика новый приступ весёлости.

— Это мой полоумный двоюродный брат, ваша неподкупность, — быстро сказал Куки. — Вот, еду в город показать его колдунам — может, помогут чем.

— Только ненормальных куки нам здесь и не хватает, — проворчал таможенник, доставая пухлую тетрадь. — Как вас там звать?

Куки выдал длинную и абсолютно бессмысленную фразу.

— Чего-чего? — начальник сморщился, как будто его заставили разжевать лимон. — Что ты там лопочешь?

Куки бодро повторил.

— А брата моего зовут… — с готовностью продолжил он.

Таможенник замахал на него обеими руками.

— Ещё чего не хватало — записывать такую несусветную чушь! Ведь едут и едут, словно не сидится им в своём Лесу! Спасу никакого нет! С вас четыре монеты за проезд и ещё две за то, что имена такие длинные.

— Но ваша неподкупность, — запричитал Куки, — мы просто бедные лесные жители, у нас совсем нет таких больших денег…

— Шесть монет, и ни монеткой меньше! Ну ладно, четыре, да и то только потому, что торговаться с вами у меня нет никакого желания. И скажите спасибо, что мы не досматриваем ваши грязные пожитки.

— Очень, очень дорого, господин начальник привратной стражи, — ныл Куки, копаясь в складках своей набедренной повязки.

Один из служащих, брезгливо поморщившись, принял горсть потемневших медных монеток и вяло махнул рукой. Барабан, на который была намотана цепь, завращался, тяжёлые, покрытые тиной звенья ушли под воду, и лодка с двумя приятелями скользнула под своды древнего города Вавилона.

Куки ловкими гребками направлял лодку вперёд по каналу. Мимо проплывали огромные, в несколько этажей, дома. Везде царило оживление: толпы народу сновали по улицам, ездили на каких-то диковинных зверях, правили лодками и плотами. Куки, казалось, чудом избегал столкновения с некоторыми из них. На берегах канала сидели странные личности с удочками; при приближении лодки они с недовольным видом вытаскивали из воды леску. Хлюпик задумался на мгновение: что же здесь можно ловить? Вода выглядела и пахла так странно, что у себя в лесу он не решился бы даже перейти её вброд.

Вскоре узкий канал расширился, соединившись с широкой медленной рекой, также забранной в камень и столь же неприятно пахнущей. По воде плыли белёсый пух и лепестки толстых розовых цветов. Их роняли склонившиеся над водой деревья. То тут то там шныряли маленькие круглые лодочки. Сидящие в них вавилоняне продавали какую-то снедь, во весь голос торгуясь с покупателями, нахваливая свой товар и переругиваясь между собой. У Хлюпика вскоре голова пошла кругом от непрестанного движения и многоголосого шума.

— Что, чувствуешь себя неотёсанной деревенщиной? — посмеивался Куки. — Ничего, старина! Я тоже, честно говоря. Так всегда бывает, когда возвращаешься в город из Леса. Зато когда попадаешь из города в Лес, тишиной просто наслаждаешься — как хорошей музыкой.

— Слушай, Куки, а куда мы плывём? — спросил, очнувшись, Хлюпик.

— Для начала я хочу пристроить лодку. Понимаешь, если в Бэбилоне оставить без присмотра что-нибудь хотя бы на пять минут, это тут же украдут. Можно было бы, конечно, продать её, но что-то мне подсказывает оставить пока у себя. Да, кстати, имей в виду — слово «куки» на местном жаргоне означает человек из леса, дикарь. В городе меня называют Иннот.

— Это твоё настоящее имя?

— Это имя, под которым я здесь известен. А настоящее… Что значит настоящее? Я просто пользуюсь теми именами, которые мне удобны в данный момент. Назваться — это ведь всё равно что надеть шляпу. Можно сказать, все они настоящие — или что настоящего у меня нету вовсе. Кстати, помни, что я тебе сказал: держи ухо востро.

— В каком смысле?

— Ох… Ну, как будто где-то рядом армадилл, понимаешь? Что-то вроде…

— Всё время, что ли?!

— А ты как думал, парень. Это Бэбилон… Ага, вот и пристань.

Действительно, за поворотом к реке примыкала небольшая рукотворная бухта, сплошь заставленная различными лодками, плотиками, даже кораблями — и среди них попадались довольно большие. Куки — или Иннот — направил лодку прямо в это скопище. Они проходили буквально впритирку к другим судам и, наконец, оказались возле длинного дощатого причала. Куки ловко выскочил на сушу.

— Давай нашу поклажу.

— Нашу поклажу? — удивился Хлюпик. Все их скромные пожитки остались на безымянном островке возле ступы.

— О духи предков! Ну не нашу, кипадачи, если тебе так больше нравится.

— А! — Хлюпик вытащил из-под сиденья втиснутые туда мешки. Как только вдали показались стены Вавилона, Куки (то есть Иннот, поправил он себя) заставил его вычерпать со дна лодки всю воду и аккуратно припрятать груз.

К путешественникам уже спешил какой-то вавилонянин. Хлюпик обратил внимание на его одежду: такой красивой тёмно-синей ткани он в жизни не видывал!

— Три монеты за стоянку, презренные куки! Три монеты, и ни одной меньше!

— Протри свои поросячьи глазки, любезный! Или ты меня не узнаёшь?!

— Иннот, малыш! — радостно завопил вавилонянин, раскрыв объятия. — Сколько лет!

Иннот, однако, довольно сухо его перебил:

— Слушай, мне некогда. У меня к тебе просьба — присмотри за лодкой; возможно, она мне ещё понадобится. За мной не заржавеет, ты знаешь. Да, и ещё: не говори пока никому, что ты меня видел, ладно?

— Не вопрос, парень, не вопрос. — Хозяин пристани с любопытством поглядел на стоявшего рядом Хлюпика. — А это кто с тобой?

— Неважно. Слушай, мне пора. Не забудь про лодку.

— Сей же минут о ней позабочусь…

Иннот схватил Хлюпика за руку и потащил сквозь толпу. Другой рукой он придерживал мешки с умат-кумаром. Маленький мешок достался Хлюпику.

— Значит, так. Сначала надо припрятать это добро. Таскаться с ним не стоит. Потом… — Иннот на мгновение задумался, — потом одежда. Надоело мне, что каждая сявка норовит обозвать презренным куки.

— И где… Где мы это припрячем? — удивился Хлюпик. — Здесь же кругом столько народу…

Иннот недоумённо поглядел на него.

— Всё время забываю, что ты вырос в Лесу, — наконец, сказал он. — Такой, в общем, смышлёный парень… Надо найти место, где наше добро будет под надёжной охраной. Одно из таких мест — моя квартира.

Тут он ненадолго замолчал.

— Да, сейчас идём ко мне.

— А где эта твоя хижина?

— Не хижина, а квартира. Ну, как бы сказать… Видишь эти дома? Так вот, внутри у каждого как бы много-много маленьких хижинок. И каждая называется — квартира. А идти туда недолго. Мы уже почти пришли.

— Слушай, а этот, на пристани — он что, твой друг?

— Друг? Ну нет, не друг. — Иннот явно думал о чём-то другом. — Он так… Просто знакомый. Страшная, кстати, зануда. Но доверять ему до определённой степени можно. Я как-то оказал этому парню небольшую услугу; кроме того, он немного меня побаивается.

— Серьёзно?!

— Ну да… Я ведь каюкер, знаешь ли.

Они свернули с оживлённой улицы и нырнули под арку. Хлюпику показалось, что они попали в какую-то гигантскую пещеру: теперь приятели двигались в лабиринте узких дворов, поднимались по каким-то лестницам, два или три раза проходили дома насквозь — Хлюпик морщился от резкого запаха мочи в тёмных переходах. Личности, попадавшиеся им навстречу, Хлюпику очень не понравились: лица у них были нездоровыми, а глаза — неприятно цепкими. Некоторые шли по своим делам, засунув руки в карманы, другие просто стояли в небрежных позах, подпирая стены. Наконец, протиснувшись сквозь какую-то совсем уж узкую щель (им пришлось даже встать боком), приятели оказались во дворе. Огромные бледно-жёлтые здания с глухими стенами, примыкая друг к другу, составляли некое подобие колодца. По стене одного из домов вилась тоненькая железная лесенка. «Абизьянам место в жунглях!» — уверяла безобразная синяя надпись на штукатурке.

— Нам туда, — коротко бросил Иннот, кивнув наверх.

— Как ты дорогу-то помнишь? — удивлённо спросил его Хлюпик.

— Ерунда. Поживёшь здесь немного и начнёшь ориентироваться не хуже. Дело привычки, знаешь ли.

Они поднялись наверх. В родной деревне Хлюпик без всякого страха забирался на самые высокие деревья; но тут, среди огромных, уходящих вниз плоскостей, у него неожиданно закружилась голова.

Иннот жил в каморке под самой крышей; обшарпанная дверь на скрипучих петлях оказалась незапертой. Хлюпик хотел что-то спросить, но Иннот молча вскинул руку, прислушиваясь. Маленький коридорчик, где они стояли, заканчивался другой дверью, неплотно прикрытой, из-под неё проникал лучик дневного света. Каюкер горестно вздохнул и вошёл в комнату. Там было пусто; лишь на полу виднелись грязные следы многих ног. Иннот покачал головой и заглянул в смежное помещение. Единственным предметом меблировки тут являлась кровать, более всего напоминавшая жертву какого-нибудь сухопутного армадилла: вспоротая вдоль и поперёк, с торчащими из недр пружинами. На полу валялся разнообразный мусор. Обои под раскрытым окном потемнели и вздулись пузырём.

— Извини, — нарушил молчание Хлюпик, — но это всё не кажется мне очень уж надёжным местом.

— Дверь, похоже, взломали, а потом мародёры растащили всю обстановку, — несколько смущённо откликнулся приятель. — Обычное дело, надо сказать; меня ж, считай, полгода не было…

— И что мы теперь будем делать?

— Так, сейчас соображу… Пожалуй, мы сейчас отправимся к Громиле. Это мой друг, он приютит нас на некоторое время.

— А какой он друг? Вроде этого, на пристани?

— Нет, что ты! Громила — свой парень, свой в доску… Тоже каюкер, между прочим.

— А почему у него имя такое странное?

— Чем же странное? Вполне нормальное имя. У него и внешность соответствующая: большой, чёрный, мохнатый…

— Мохнатый?!

— Ну да. Он же обезьянец.

— Я тебе, наверное, уже надоел с расспросами. Но все-таки скажи, кто такие обезьянцы? Помнится, ты и этих… Летающих пиратов так же обзывал.

— Всё верно, они тоже обезьянцы. Правда, несколько другого вида. Ты знаешь вообще, что такое Вторая Магическая?

— Ну, была такая война между магами, очень большая война, но очень давно.

— Не так уж и давно в общем. Так вот: маги не просто воевали между собой. Они создавали огромные армии, целые народы, предназначенные для войны. Да, парень, у них был размах! И как-то раз кому-то из магов пришла в голову идея не создавать их с нуля, а заколдовывать стаи обезьян, чтобы они воевали на их стороне. Дело тоже не простое, но Великим Магам и не такое по плечу. Вот так и появились на свет обезьянцы.

С одной стороны, разумные, с другой — прекрасно приспособленные к жизни в Лесу и очень сильные. Великие Маги все сгинули в той войне, а создания их живут до сих пор. Некоторые пиратствуют — у всех обезьянцев очень цепкие руки и ноги, и они хорошо управляются там, где надо лазать по канатам. Да и бойцы не из последних; только дисциплины у них маловато. Ну а другие вполне неплохо устроились в Бэбилоне. Кстати, те пираты, что напали на нас, скорее всего, происходят от павианов и шимпанзе. А у Громилы предком была горилла.

Всё это Иннот объяснял, уже шагая по улице. Хлюпик чувствовал усталость; кроме того, страшно хотелось курить. Но табак приходилось экономить: Иннот сказал, что зелье это редкое и достать его даже в Вавилоне нелегко. Прохожие немилосердно толкались, и в какой-то момент Хлюпик почувствовал, что рука одного из них явно ощупывает мешок. Иннот вдруг, словно почувствовав что-то, резко обернулся и уставился тому прямо в глаза. Прохожий стушевался и отстал.

— Не зевай, парень, не зевай, — сквозь зубы пропел Иннот. — И не отставай, иди ко мне вплотную.

Хлюпик потерял счёт пройденным улицам и еле волочил ноги, когда, наконец, они вошли в какой-то дом и поднялись наверх. По-видимому, все каюкеры предпочитают жить под самой крышей, флегматично подумал Хлюпик, когда они остановились на последней лестничной площадке перед железной, крашенной коричневой краской дверью.

Куки сбросил с плеча мешок и изо всех сил заколотил в неё кулаками. Грохот ударов, казалось, разнёсся по всему дому. Подождав немного, он приложил ухо к щели между дверью и косяком и прислушался.

— Музыку поставил, — огорчённо сказал он. — С одной стороны, хорошо — значит, он дома…

И Иннот снова принялся колотить в дверь. Наконец, оттуда глухо спросили:

— Кто там?

— Это я, Иннот!!! — завопил, надсаживаясь, Иннот.

Дверь открылась, и Хлюпик со страхом посмотрел вверх. Громила был невероятно высоким, почти вдвое выше самого Хлюпика, и весь порос длинной угольно-чёрной шерстью. Одежды на нём не было вовсе, если не считать ярко-красных плавок.

— Ты бы глазок в дверь вставил, что ли! — поприветствовал друга Иннот, подхватывая узлы.

— Да ну, блажь какая! В них всё равно ничего не видать толком. — Хозяин посторонился, пропуская гостей. — Ну, здравствуй, что ли, мелкий! Я уж, грешным делом, подумал, тебе каюк устроили твои недруги!

— Каюк не каюк, а квартиру обнесли.

— Ты спасибо скажи, что сам жив остался, — хмыкнул Громила. — Хотите пива?

— А то!

Хлюпик огляделся. Жилище Громилы ничем не напоминало квартиру Иннота. Оно представляло собой одно большущее помещение — то ли планировка здесь изначально была такая, то ли хозяин счёл за лучшее снести стены, чтобы не мешали. Изнутри дверь была просто утыкана крючками — и на каждом висела пара перчаток из толстенной кожи. «Ну да, он же обезьянец — зачем ему сандалии!» — подумал Хлюпик. Пол устилал огромный мохнатый белый ковёр — ноги утопали в нём по щиколотку. Хлюпик прикинул, какого размера должен был быть зверь, с которого содрали эту шкуру, и с уважением посмотрел на Громилу. Несколько шкафчиков и буржуйского вида диванов приютились вдоль стен. Перед каждым диваном стоял небольшой низенький столик, уставленный разноцветными бутылками. На полу возле одного из них валялся цветной журнал. Хлюпик машинально бросил взгляд на раскрытую страницу и, густо покраснев, поспешно отвернулся.

Хозяин между тем достал откуда-то упаковку жестяных банок и, отделив две, ловко кинул их друзьям. Хлюпик с недоумением рассматривал пойманный предмет.

— Делай, как я. — Иннот подцепил какую-то штуковину на банке и со щелчком открыл её.

Хлюпик последовал его примеру. Жидкость показалась ему невероятно противной на вкус, да ещё горько-жгучие пузырьки неприятно кололи нёбо. Смоукер аккуратно поставил ёмкость на столик.

— Слушай, а ванну у тебя принять можно? А то мы, понимаешь, с дороги… — говорил между тем Иннот.

Громила широко развёл ладони.

— Мой дом — твой дом, старина.

— Да, кстати. Я же вас не представил. Это — Громила, а это — Хлю, серьёзный малый из племени смоукеров. Приехал развязать Третью Магическую. Шучу, конечно.

Хлюпик шаркнул ножкой. Громила осторожно похлопал его по плечу.

— Друзья моих друзей — мои друзья. А чего ты пиво не пьёшь?

— Непривычное оно какое-то…

Громила хохотнул:

— Ничего, поживёшь в Биг Бэби — привыкнешь!

— У тебя полотенца есть в доме? — крикнул откуда-то Иннот.

— Пошарь в корзине, там у меня чистые, — откликнулся Громила. — Слушай, парень, не сгоняешь пока за пивом? А то у меня сегодня вечеринка намечается, а осталась только неполная упаковка. Надо ещё хотя бы парочку взять.

— Э-э… Я схожу, конечно — если ты скажешь куда.

Громила хлопнул себя ладонью по лбу. Звук получился громким.

— Ах да, ты же здесь новичок! Вот, смотри, — он увлёк Хлюпика к окну. — Видишь, там река? А вон за тем домом — отсюда не видно — через неё есть мост. Вот под этим мостом продаётся хороший сорт — «Двойное Золотое». Возьми пару упаковок. Только в таких вот банках, а если «Золотого» нет, возьми «Речного бандита», только не тёмного, а светлого. Идёт?

— Идёт. — Хлюпик ничего не понял из слов Громилы, но про себя решил, что просто возьмёт такие же банки, как и у него.

— Подожди, я дам тебе что-нибудь накинуть. На, держи. — И он протянул Хлюпику кусок белой ткани.

Тот с недоумением осмотрел его.

— Да ты просто завернись, вот так, — Громила показал. — Сейчас какую-нибудь застёжку найдём.

— Не надо. — Хлюпик полез в поясную сумочку и достал свой талисман. — У меня вот что есть.

— О, клёвая штука! — Громила покрутил звёздочку в пальцах.

В его громадных лапах она казалась совсем маленькой.

— Возьми там мелочь на столике. На пиво с лихвой должно хватить, — обезьянец махнул лапой.