Гориллоид с проклятиями разжал пальцы и кинулся вниз, опираясь сразу на четыре конечности.

— Чего раззявились?! — рявкнул вдруг один из пиратов на пленников. — А ну марш в бассейн! Законопатить все дыры, живо!

Хлюпик шагнул было вместе с остальными, но тут чьи-то цепкие пальцы ухватили его за локоть. Адирроза молча потянула смоукера за собой. Во всеобщей неразберихе бегство их осталось незамеченным.

Сипапоккула затащила Хлюпика на ют. Здесь было особенно ветрено — или так казалось? Мокрый флаг авиакомпании тяжело хлопал, обдавая беглецов мелкими брызгами. Присев на корточки под тёмным кормовым фонарём, они прижались друг к другу.

— Хлю, у меня есть план! — прокричала Адирроза. Разговаривать приходилось, буквально прижимаясь губами к уху — так громыхало вокруг.

— Какой план?

— Ты сможешь пережечь буксирный трос, если я раздобуду тебе твой талисман?

— Смогу, конечно… Но он же у этого пирата! Как ты…

— Я придумала как! — Адирроза готова была сорваться с места, но Хлюпик удержал её.

— Ну а потом что?

— Пиратов здесь от силы штук тридцать! А Ёкарный Глаз в такой ураган ничего не сможет нам сделать. Надо рискнуть, Хлю!

Хлюпик на миг задумался.

— Ладно! Только скажи мне сперва, что ты задумала.

— А вот что…

Команда обезьянцев под предводительством Рахита закончила пробивать дыры в днище. Сквозь рёв бури слышно было громкое журчание — это уходила скопившаяся на нижних палубах вода.

«Немудрёно, что мы падали, — подумал Рахит, глядя сквозь пробоину в ночь. — Вон сколько балласта!» Обезьянцы отдыхали, развалившись на диванах. Часть вещей с корабля была вышвырнута за борт во время аврала, но волочь отсюда громоздкую, обитую натуральной кожей мебель оказалось слишком тяжело.

«Интересно, как там здешние матросы? Не учудили бы чего со скуки». С обезьянцами пираты обращались помягче, чем с людьми, — их попросту согнали в кубрик (народу там набилось, что сельдей в бочке) и заперли до лучших времён, приставив четверых охранять. Позже, на базе, им наверняка предложат пополнить ряды флибустьеров — и Рахит не сомневался, что многие с радостью на это пойдут. Ещё бы, ходить под командованием самого Ёкарного Глаза! А уж если шепнуть на ушко о тех богатствах, которые каждый пират прячет в укромном местечке… О-о! Тут, глядишь, не только обезьянцы соблазнятся весёлой разбойничьей вольницей!

Послышались тяжёлые шлёпающие шаги — кто-то спускался по трапу.

— Эй, Рахит! — Жирный почесал брюхо и осклабился. — Хватит прохлаждаться! Давай, тащи свою задницу наверх! Старый Даридуда хочет с тобой потолковать.

— Какого ему ещё надо? — заворчал гориллоид. — Знаешь, Жирный, со всякой хитрой механикой он обращается ловко, спору нет. Но капитаном его вроде никто не избирал.

Жирный пожал плечами:

— Ты бы предпочёл, чтобы это был Фракомбрасс? Когда ты последний раз получал от него бутылкой по кумполу, а? Иди давай и радуйся, что у Хуака нрав помягче.

— Иду, иду. А уж радости-то — полные штаны. Чего хоть случилось?

— Корабль всё ещё снижается, вот чего. А может, альтиметр шалит — сам знаешь, такое бывает. В общем, с «Тяжёлой Думы» просигналили: всё, что только есть тяжёлого, — за борт!

— Понятно… То-то каким-нибудь куки радость. Представь, сидишь в этаком шалашике, а тут сверху начинают валиться роскошные мебеля!

Жирный заржал:

— Ага, диваном по кумполу — и каюк! Гориллоид заглянул в рубку:

— Звал, старый?

Хуак стоял за штурвалом, широко расставив ноги. Единственный глаз обезьянца пристально вглядывался в непогоду.

— Давай-ка, возьми с десяток парней покрепче и почисти это корыто! Мы продолжаем снижаться. Видишь? — Он щёлкнул ногтем по стеклу альтиметра в нактоузе. — Если так пойдёт и дальше, минут через десять мы обдерём брюхо о верхушки деревьев!

— Слышь, там на камбузе полно всякой дряни! Давай вышвырнем всё это за борт.

— Кэп сказал — камбуз без крайней нужды не трогать! Пошерсти по каютам, там много всякого!

Рахит негодующе фыркнул, но отправился выполнять поручение. На нижних палубах царил полумрак — большинство светильников пришло в негодность после протечки. «А не взять ли пару-другую здешних матросов? — подумалось ему. — Всё лучше, чем на своём горбу таскать».

— Какой же я умный — это что-то! — пробормотал он себе под нос и вдруг заметил, что в дальнем конце коридора мелькнула маленькая тень.

«Неужели снова эта пигалица? Ну как есть — она! — подумал Рахит. — Теперь-то я её точно выкину за борт. Вот тебе и балласт!»

Протопав по коридору, обезьянец рванул дверь последней каюты. Он был уверен, что та заперта; но дверь неожиданно легко распахнулась. Каюта была ярко освещена. Адирроза сидела на застеленной койке в соблазнительной позе, нога на ногу. Короткая юбочка задралась так, что дальше некуда.

— Привет, большой парниша! — ослепительно улыбнулась она. — Давай, не стой столбом, заходи.

Низко согнувшись под притолокой, обезьянец вошёл, сразу заполнив собой половину каюты, и притворил дверь.

— У тебя такие упругие мускулы! — продолжала щебетать Адирроза. — Когда ты меня схватил, у меня рёбрышки затрещали. Я вообще люблю сильных парней! Скажи, а это правда, что обезьянцы здорово целуются? У вас у всех такие большие губы! Хотела бы я попробовать!

— Гы! Так ты что, решила соблазнить меня, что ли? — ухмыльнулся гориллоид. — А ты не того… Не лопнешь?

Как и большинство соплеменников, он предпочитал обезьянских женщин. Однако раз уж подвернулся такой случай…

«В конце концов, пират я или нет?» — подумал он, протягивая длинные руки и отрывая девушку от кровати. Оказавшись в воздухе, сипапоккула хихикнула.

— Ты спрашиваешь, хорошо ли мы целуемся? — спросил гориллоид, приближая свои губы к губам Адиррозы. — Ах ты егоза! Да если я засуну язык в твой болтливый ротик, он вылезет наружу прямо из твоей…

В последний момент он успел заметить выражение глаз девушки — слишком спокойное, слишком холодное… Грудь сипапоккулы с лёгким хлопком раздулась, а затем она приникла к губам обезьянца — и сильнейший выдох разорвал ему лёгкие.

— Давай скорее, Хлю! — бросила Адирроза, перешагивая через хрипящего и корчащегося на полу пирата. Хлюпик выбрался из-под дивана, подскочил к гориллоиду и с силой рванул звёздочку на себя. Ветхая ткань тельника не выдержала и с треском порвалась.

Смоукер замер, вскинув лицо с закрытыми глазами к потолку и сжимая побелевшими пальцами медиатор. «Да что это со мной?» — мелькнула где-то на задворках сознания тревожная мысль, мелькнула — и исчезла. Жгучие волны энергии гуляли по телу, словно там, под кожей, тоже вдруг начался шторм.

— Хлю, давай скорее!

Нетерпеливый голос девушки привёл Хлюпика в себя. Рахит то ли умер, то ли потерял сознание — мохнатая туша не пошевелилась, когда две маленькие фигурки выскользнули из каюты.

— Теперь наверх! — бросила Адирроза, но смоукер неожиданно притормозил.

— Подожди. Ты помнишь, где наши каюты?

— Конечно. Это по другому борту. Хлю, что с тобой? Что ты задумал?

— Кажется, у нас появился ещё один шанс сократить количество врагов! — сурово ответил Хлюпик. — Пошли!

В каюте всё было вверх дном — видимо, пираты успели здесь побывать. Он лихорадочно зашарил в выпотрошенном рюкзаке. Да где же она?!

«В боковом кармане», — вдруг вспомнил Хлюпик. Руки судорожно метнулись — и вытащили небольшую, обтянутую кожей шкатулку с выпуклой, как у сундука, крышкой. Сжимая её в руке, он бросился в коридор. Адирроза появилась в дверях своей каюты, лицо её было бледным.

— Хлю, кто-то украл все мои стрелялки! — чуть не плача, прошептала она. — Осталась только самая короткая. И стрелок мало!

— Ничего, найдём, — утешил её смоукер. — Они наверняка в той куче барахла на палубе!

Первого же встреченного в коридорах пирата Адирроза уложила навскидку — тот только охнул и схватился за подъяремную ямку, из которой вдруг выросло красное оперение. Осторожно, на цыпочках, они проскользнули мимо каюты, где вовсю шла карточная игра — несколько обезьянцев спешили поставить на кон награбленное, и поднялись на верхнюю палубу. Свист и рёв ветра оглушил их. Пригибаясь, Хлюпик подобрался к рулевой рубке. Дверь её внезапно распахнулась, и на палубу, ругаясь на чём свет стоит, выкатился Жирный.

— И где я тебе буду его искать?! — перемежая речь взрывами грязной брани, заорал он. — Рахит что, дитё малое?!

Сплюнув на палубу, пират ссыпался по трапу вниз, даже не обернувшись. Сжавшийся в комок Хлюпик осторожно выпрямился и открыл шкатулку. Он помнил инструкцию Иннота: подальше кинуть и тут же спрятаться. Пальцы нащупали скользкий холодный шар. По спине загуляли мурашки.

— Ну, гады! — внезапно во весь голос сказал он, и с размаху швырнув шарик в щель полуоткрытой двери, пинком захлопнул её.

В тот же миг стёкла рубки фонтанами брызнули наружу. Сквозь постоянные громовые разряды треск разрыва прозвучал негромко и сухо. Обернувшись, Хлюпик увидел в нескольких шагах от себя застывшего от изумления пирата и сжал медиатор. Обезьянец не вспыхнул ярким факелом, как он ожидал, а словно бы осветился изнутри трепетным розовым светом. Быстрые огоньки пробежали по нему снизу вверх — раз, другой… А потом пират рассыпался невесомой кучкой пепла, мгновенно унесённой бурей.

Дверь рубки, скрипнув, приоткрылась. Чья-то рука, оставляя тут же смываемые дождём пятна крови, схватилась за порог — и бессильно обмякла. Хлюпик остановившимся взглядом смотрел на неё.

— Так его! — сжав кулачки, прошептала Адирроза. — А теперь канат. Скорее, Хлю, скорее!

Поскальзываясь на шатающейся мокрой палубе, Хлюпик бросился на нос. Мелькнуло совсем рядом удивлённое лицо командора Блэвэ, а затем Хлюпик, в несколько прыжков преодолев ступени, с разгону выскочил на бак. В свете близкой молнии он увидел прямо перед собой раскачивающийся толстый канат, уходящий куда-то вперёд и вверх, во тьму; и на нём — три чёрные лохматые, похожие на каких-то омерзительных гигантских пауков туши: с «Тяжёлой Думы» послали подмогу. Первый обезьянец был совсем рядом, в двух метрах: блестели оскаленные клыки. Хлюпик прищурился, на краткий миг потроха его скрутила судорога — а затем канат вспыхнул и распался в прах прямо под руками пирата. Обезьянец успел только вытаращить глаза — и канул в ночь. Сзади раздался звонкий хлопок — сипапоккульский выстрел. Хлюпик резко обернулся. Там уже вовсю шла драка: донельзя озлобленные пассажиры и команда набросились на пиратов, размахивая всем, что попалось под руку. Адирроза запрыгнула на фальшборт и, держась одной рукой за ванты, сжимала короткую духовую трубку.

— Я здесь! — надсаживаясь, крикнул ей Хлюпик, с трудом перекрывая рёв бури и гвалт схватки. — Идём, освободим матросов! Тогда пиратам точно амба!!!

Перепрыгивая через ступеньки, он бросился вниз. На краткий миг ему показалось, что за бортом, совсем рядом, в каком-то десятке метров внизу, мелькнула верхушка дерева.

Один из пиратов сражался чем-то вроде колотушки на длинной рукояти. Прямо на глазах Хлюпика он подсёк её древком одного из судовых офицеров под колени и с тошнотворным хрустом отоварил упавшего по макушке. Затем пират, развернувшись, с размаху саданул колотушкой в грудь другого офицера, успевшего где-то разжиться стоеросовой дубинкой, и буквально смёл его за борт; только подмётки сверкнули. Хлюпик на бегу зачерпнул воздух у груди и швырнул его в пирата. Но тот вдруг ловко пригнулся и скользнул в двери кормовой надстройки. Заряд медиатора выжег круглую дыру у него над головой.

— Стой, не уйдёшь! — опьянённый азартом боя Хлюпик кинулся следом.

Адирроза что-то кричала ему, но он не слышал. Бросившись за пиратом, он резко затормозил в дверях — внутри стояла непроглядная темень. Хлюпик замер, не дыша, ожидая молнии. Краткий взблеск выхватил на миг чёрный ажурный скелет люстры на фоне иллюминатора. Смоукер сосредоточился. Сегодня владение магическими силами давалось ему с какой-то особенной, безумной лёгкостью: казалось, медиатор угадывает малейшее его желание. Воздух вокруг жарко всколыхнулся, а в следующий миг повсюду затеплились и стали разгораться огоньки свечей — на люстре, в подсвечниках и высоких шандалах… «Это салон», — сообразил Хлюпик. Стены помещения были обтянуты тиснёной кожей, картины в золочёных рамах украшали стены. Хлюпик осмотрелся. Ловкого обезьянца нигде не было видно. Он сделал шаг, другой…

Внезапно крахмальная скатерть на дальнем конце стола вздыбилась, и оскаленный, с занесённым молотом пират выпрыгнул оттуда и бросился на Хлюпика. Смоукер вскинул указательный палец, и…

Время словно стало замедляться.

Появившаяся в дверях Адирроза — волосы дыбом, стрелялка на изготовку, почувствовала себя так, будто попала в какой-то невидимый, быстро густеющий сироп. Заряд бледного огня сорвался с Хлюпикова пальца и, неспешно преодолев расстояние до груди обезьянца, растёкся по нему тонкой плёнкой. Звуки бури, вопли схватки вдруг исчезли, скомкались до какого-то невнятного гула, и в этом гуле звучали, казалось, странные гнусавые голоса, выпевая непонятные фонемы …

А потом стёкла в салоне разлетелись вдребезги. Страшная, жуткая, опаляющая потусторонним холодом мгла проникла, клубясь, в помещение и, приняв облик исполинской аспидно-чёрной руки, сцапала Хлюпика за шкирку, как котёнка. Адирроза попыталась было вскинуть трубку, но не смогла… Чёрная рука на миг замерла, словно примериваясь, — и выдернула безвольно обвисшего смоукера в ночь.

Когда Адирроза обрела, наконец, способность двигаться и кинулась к огромной дыре, там уже ничего не было: только хлестали струи дождя да завывал ветер.

В эту минуту злосчастная «Махагония» коснулась брюхом верхушек деревьев. Страшно заскрежетало по днищу; огромной силы удары один за другим обрушились на корабль. Адиррозу мотнуло, подкинуло в воздух — и вышвырнуло прямо в пролом. Мокрые холодные ветви приняли её в свои объятия. Ломая деревья, туша суперлайнера проскользила ещё несколько сотен метров, а потом острые сучья коснулись, наконец, обшивки баллона — и вспороли её по всей длине. А ураган, завывая и грохоча, полосуя джунгли бичами, сплетёнными из воды и ветра, пришпоривая молниями клубящиеся чёрные облака, набирая силу, шёл на Вавилон.

Из «Жареной картошки форева» Иннот отправился прямиком к Громиле с твёрдым намерением как следует выспаться. Он прикинул, что вполне может себе позволить часов семь-восемь полноценного отдыха: «Махагония» вряд ли прибудет раньше.

Сонный гориллоид впустил приятеля, вяло махнул лапой в сторону кушетки и, покачиваясь, удалился к своей кровати. Иннот ещё нашёл в себе силы ополоснуться под душем и нырнул в тёплые ласковые облака сновидений.

Проснулся он во второй половине дня. Солнце светило ярко, но с юго-востока наползали пухлые гряды облаков. «Будет дождь», — привычно отметил Иннот и отправился на кухню. Громила отсутствовал. Иннот пошарил в холодильнике, нашёл там кусок ветчины и яйца и принялся сооружать яичницу. «Что же мне такое снилось? — пытался припомнить он, разбивая яйца на шипящую сковородку. — Что-то очень странное, это точно». Вспоминалось только самое начало сна, залитый водой город. Вроде бы это место он видел уже не раз: пустынные каналы, некогда бывшие улицами и переулками, полузатопленные дома — почему-то все, как один, из прокопчённого тёмно-красного кирпича, без крыш, только стены и провалы окон… Иннот помотал головой. Смутные воспоминания отступили. Дразнящий запах поджаренной ветчины витал по квартире. Каюкер принялся за еду, одновременно размышляя о том, как бы скоротать время до вечера. Пожалуй, самым разумным было — до отказа зарядить «внутренние аккумуляторы». Иннот ухмыльнулся. В то время как другие каюкеры вынуждены были поддерживать форму, потея на тренажёрах и в спортивных залах, ему требовалось всего лишь как следует поесть. «Это несправедливо!» — возмущалась как-то Джихад под общий смех. «Что поделать, милая, — жизнь вообще штука несправедливая», — ответил ей тогда Громила, комично разведя руками.

Благодаря деньгам, полученным от Вхутмаса, Иннот мог позволить себе наслаждаться роскошными обедами в любых, даже самых фешенебельных ресторанах. Он, однако, выбрал «Вариант» — заведение при аэропорте. «Выбирайте „Вариант“! Это лучший вариант!» — гласила выведенная сажёнными буквами реклама, установленная с таким расчётом, чтобы быть видимой прилетающим. Справившись в диспетчерской о «Махагонии» (прибытие ожидалось часа через два-три), Иннот устроился за столиком и принялся листать меню. Остановив свой выбор на картофеле фри, тушёных панцирных грибах под сырным соусом и седле барашка со спаржей, он подозвал метрдотеля. «У вас хороший аппетит!» — уважительно заметил тот. «И это только для начала!» — многозначительно поднял палец Иннот. В ожидании заказа каюкер откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. Снова вспомнилось почему-то: полузатопленный город, чёрно-зелёные воды… Он потряс головой. «Не иначе, давление скачет. Мадам Перегнида что-то говорила о тайфуне. Пожалуй, верно: это будет не просто гроза». Он бросил взгляд в окно. Тучи заволокли небо уже до половины; солнце ещё просвечивало иногда в разрывах облаков, но явно готовилось спрятаться надолго. «Дождь…» Иннот неожиданно для самого себя рассмеялся, сообразив, что сражаться ему, скорее всего, придётся под струями ливня. Похоже, этого Подметалу ожидает неприятный сюрприз! Уже после того, как странный противник покинул «Картошку», Иннот сообразил, что сморозил глупость — Подметале явно было кое-что известно о Хлюпиковом медиаторе. «Наверное, не стоило валять дурака. Надо было прямо спросить, какого рода опасность угрожает владельцу. Эх! Правильно говорят — задним умом все крепки. Ну ничего. Будем надеяться, мне ещё представится случай задать этот вопрос».

Между тем принесли картофель и тушёные грибы. Аккуратно сколупнув специальным крючочком почерневший и сморщившийся панцирь, Иннот подцепил вилкой нежно-розовую, покрытую тончайшей перламутровой плёночкой мякоть шляпки и отправил в рот. «Великолепно! Пожалуй, стоит заказать ещё одну порцию». Ожидая прибытия лайнера, он съел целых три…

Наконец, по громкоговорителю хрипло объявили, что лайнер задерживается. Иннот покачал головой — похоже, ничего не подозревающему Хлю придётся вернуться в развороченную квартиру…

(Он не знал, конечно, что полчаса назад в аэропорт прибыл изрядно потрёпанный бурей дирижабль, вылетевший из Кукандагумы позже «Махагонии». В диспетчерской царила тихая паника, ясно было, что с суперлайнером что-то случилось, но выслать корабль-разведчик не представлялось возможным. Колдуны метеорологической службы в один голос требовали очистить взлётное поле, загнать все суда в ангары. По их словам, на город надвигалась страшная буря…)

Устав от ожидания, Иннот, наконец, покинул здание аэровокзала и неторопливой походкой, помахивая небрежно тростью, направился к университету. Он знал по меньшей мере три неплохих ресторанчика, в которые можно было заглянуть по пути. Прохожих на улице стало заметно меньше: жара и духота сгущались, неподвижный воздух, казалось, превратился в горячую вату. Из-за горизонта медленно поднимался иссиня-чёрный хребет тучи.

К тому моменту, когда туча полностью накрыла город, погрузив его в густой зеленоватый сумрак, Иннот успел «зарядиться» до отказа. Ощущение было немного похожим на то, какое бывает, если отсидишь ногу — снующие туда-сюда под кожей мурашки; только каюкер «отсидел» всё тело. Мышцы, казалось, тихонько гудели от еле сдерживаемой энергии; крохотные разряды потрескивали в волосах. «Я теперь могу ничего не есть в течение по меньшей мере месяца», — подумал Иннот. Достав трубочку, он закурил. Посетителей в небольшом ресторанчике, окнами выходящем на Университетский остров, не было — все спешили оказаться дома до того, как хлынет ливень. Стрелки часов-ходиков над стойкой бара двигались медленно, как улитки. До заката оставался ещё час.

— Шли бы вы домой, молодой человек, — наконец не выдержал хозяин ресторанчика. — Дождина сейчас упадёт — ой-ёй-ёй! Промокнете до нитки! Атак, может, ещё успеете — ежели недалеко.

— Это верно. — Иннот вздохнул, ещё раз глянул на часы и поднялся с места.

— Что, не пришла? — сочувственно спросил хозяин.

Иннот моргнул.

— А! Да, не пришла. Продинамила, — наконец, понял он.

— Они все такие, — вздохнул хозяин. — Но и без них нам никак, вот ведь в чём штука-то!

— И не говорите…

— Удачи! — крикнул вслед хозяин. Иннот обернулся.

— Спасибо, — серьёзно сказал он. — Удача мне сейчас понадобится.

В небесах глухо ворочался гром.

Посмотрите на университет со стороны. Вот он: высокая тёмно-красная громада, занимающая целый остров, раза в три выше самого высокого из близлежащих домов. Стены цокольного этажа до половины заросли изумрудно-зелёным мхом (сейчас, в сумерках, он кажется чёрным), витражи высоких стрельчатых окон отражают сполохи молний. Поднимите взгляд выше — туда, где подобно ласточкиным гнёздам из стен вырастает лес тонких изящных башенок, увенчанных острыми шпилями.

На крохотном балконе одной из них открылась неприметная дверца. Словно кукушка из часов, Иннот выпрыгнул наружу и перелез через покатые каменные перила на узкий карниз. Справа уходила круто вверх матовая чешуя кровли; в полушаге слева маячила пустота.

Иннот спокойно, как по тротуару, прошёл по карнизу и осторожно ступил на черепицу. Крыша здесь имела довольно пологий наклон, и по ней (с некоторым риском для жизни, разумеется) можно было подняться ещё выше. Целью Иннота была небольшая, мощённая жёлтой и коричневой терракотой площадка, скрытая в лабиринте печных труб и черепичных плоскостей: именно там он хотел встретить своего врага.

Наконец, он достиг выбранного места и осмотрелся.

Под ним расстилался Вавилон. Вода в каналах казалась чёрной, как смоль. В окнах домов, разгоняя сумрак, зажглись яркие разноцветные огни. Улицы опустели.

Что-то зашелестело. Иннот покосился — проросшее между стыков плит крохотное деревце трепетало на ветру. Он прошёлся по площадке, цокая тростью. Пять шагов в ширину, семь — в длину. Вполне достаточно. «Откуда же ты появишься, ухайдакер? Чтобы пройти моим путём, надо не бояться высоты. А если попробуешь подобраться сюда как-то иначе, я увижу тебя издалека» .

Ветерок подул снова — слабо, еле заметно; и вдруг мгновенно, без предупреждения, превратился в вихрь. Иннот сощурил глаза. Пончо его взметнулось и захлопало за спиной. И сразу же университет зашумел, зазвучал, как орган, как огромная эолова арфа, сотнями труб и слуховых окон, остриями шпилей и прорезной жестью флюгеров. Небо с оглушительным треском лопнуло прямо над головой, полыхнуло невыносимо ярко. Иннот выругался: словно жёлтые и лиловые зайчики запрыгали вверх-вниз по сетчатке. Он протёр глаза. Разноцветные пятнышки потихоньку тускнели — все, кроме одного. Оно приближалось, покачиваясь в воздушных струях, и уже понятно было, что никакое это не пятнышко, а человек, висящий под раскрытым куполом огромного зонта, несомого потоками ветра.

Прямо из воздуха Подметала шагнул на площадку, складывая зонт, и поклонился. Иннот отсалютовал тростью.

— Эффектно!

— Благодарю. — Подметала огляделся. — Живописное место! У тебя есть стиль, Иннот.

— Надеюсь, что так, — Иннот крутанул трость между пальцами. — Ну что, Подметала, начнём?

— Меня зовут Чаква. Чаква Шамполамо. Пожалуй, начнём.

Они разошлись к противоположным концам площадки. Почувствовав спиной пустоту, каюкер остановился.

Подметала замер напротив, неподвижно, как статуя; только полы плаща взлетают и плещутся на ветру. Оба ждали молний. Иннот чуть прищурил глаза. Он понимал: полыхни у него за спиной — Подметала окажется ослеплён на миг, тут-то и надо бросаться. А если наоборот?

Молния ударила сбоку: фортуна давала обоим равные шансы. Небесное копьё вонзилось в крыши неподалёку, грохнуло так, что, казалось, земля вздрогнула. Занося оружие, враги с криком бросились навстречу друг другу.

Иннот в первые же мгновения схватки понял, что силы их примерно равны; однако необычное оружие Подметалы было гораздо длиннее. Зонт заканчивался острым копьевидным наконечником; ухайдакер с бешеной скоростью крутил его, перехватив за середину, время от времени делая быстрые выпады — то пытаясь подсечь противника под колено крюкообразной рукоятью, то тыча в него остриём. Иннот ловко отбивал эти выпады, принимая удары на трость, — благородный стоерос чуть пружинил, мышцы отзывались тугим гулом на каждый удар. Внезапно Подметала сменил тактику: приняв низкую стойку, он перехватил зонт у острия и с ловкостью атакующей кобры взмахнул крючком над самыми плитами, пытаясь зацепить ступню противника. Иннот высоко подпрыгнул, хлопнув себя пятками по ягодицам, и, ухватив трость за самый кончик, послал тяжёлый костяной шар набалдашника в висок Подметале.

Тот успел уклониться: удар пришёлся по шляпе, сдвинув её на одно ухо. Подметала приобрёл неожиданно-залихватский вид.

— Неплохо, весьма неплохо! — Он отскочил и замер, держа зонт вертикально у правого плеча. — Где ты учился технике «соло бастон»?

— Везде понемногу, — ответил Иннот. — Скажи-ка, а что это за история с медиаторами? Чем они опасны для своих владельцев?

Плавными текучими шагами Подметала начал обходить Иннота сбоку. Тот повторил манёвр противника. Они медленно кружили по площадке, словно два кота, не отрывая глаз друг от друга.

— Ты слышал когда-нибудь о лицензионном заклятии?

— Нет.

— Если ты не прочёл его, вступая во владение звездой, то тем самым обрёк себя вниманию тёмного начала. Даже чародеи Чёрных не рисковали работать с некроплазмой напрямую!

— И что же? — Иннот наискось рубанул тростью, целясь Подметале в ключицу.

Тот отразил выпад. Оружие противников скрестилось. Оба изо всех сил давили на рукояти, стремясь оттолкнуть врага.

— Сила Мёртвых ищет твоего друга, Иннот! — проскрежетал Подметала. — И найдёт, рано или поздно!

Иннот внезапно ослабил нажим и сделал сальто через спину, замерев на самом краю площадки. Подметала бросился было вперёд, но каюкер резкими взмахами трости — вжик! вжик! — отогнал его.

— Это всё, что я хотел знать. — Глаза Иннота неотрывно смотрели за спину врагу, на губах играла лёгкая улыбка.

Отступив на два шага, Подметала рискнул оглянуться.

На университет набегала стена ливня. Улицы, дома, каналы стремительно исчезали, растворяясь в буйстве стихии, успевая лишь вскипеть на миг белой пеной.

— Вот оно! — торжествующе воскликнул Иннот. — Тебе каюк, Шамполамо!

Подметала расхохотался. Спустя мгновение их накрыло. Иннот вздрогнул — струи дождя рухнули на плечи с такой силой, что он невольно ссутулился под их яростными бичами. Видимость мгновенно сократилась до нескольких шагов. Каюкер пижонисто крутанул трость, принял низкую стойку — и коснулся ладонью терракотовых плиток. Мощный разряд электричества шибанул из-под растопыренных пальцев, оплёл голубоватой сеткой ноги Подметалы. Тот снова расхохотался и, двумя руками воздев над головой зонт, с силой опустил его на макушку каюкера.

Всё, что успел сделать Иннот, — вскинуть трость перпендикулярно плоскости удара, пытаясь остановить смертельный выпад. Зонт с хряском перерубил тонкий стоеросовый стек, отшвырнув каюкера к самому краю — пальцы одной руки соскользнули в предательскую пустоту.

— Я надел резиновые колготки!!! — ликующий вопль Подметалы слился с раскатом грома. — Твоё электричество не властно надо мной, Иннот!!!

— Извращенец! — прошипел Иннот, отдёргивая голову за миг до того, как наконечник зонта впился в плитку рядом с его виском.

Брызнула острая керамическая крошка. Бросив обломки трости, каюкер откинулся на лопатки и двумя ногами подсёк Подметалу, уже занёсшего своё страшное оружие для последнего, смертельного удара.

Тот раскинул руки, стремясь удержать равновесие, но не сумел и рухнул вниз, кубарем покатившись по скользкой, как лёд, мокрой черепице. Иннот встряхнул волосами, поднялся на ноги и заглянул за край площадки. Подметала замер на самом краю крыши, распластавшись, словно гигантская морская звезда. Струи воды, сбегая вниз, очерчивали его силуэт белёсым кипящим контуром.

Но вот руки Подметалы шевельнулись. Быстрым движением он повесил зонт себе на шею — но это же движение заставило тело соскользнуть вниз. Иннот видел, как его пальцы ухватились за жёлоб водостока, опоясывающий крышу.

— Это ещё не конец, Иннот! — долетело оттуда. — Это ещё не конец!

Ловко перебирая руками, Подметала заскользил прочь. Иннот, вглядываясь в стеклянистую муть, пытался понять, что же задумал его противник.

Внезапно оттуда взметнулась рука с зажатым в ней зонтом. Крючок рукояти захлестнул покосившуюся телевизионную антенну, Подметала подтянулся — и, ухватившись за железный штырь, поднялся на ноги. Осторожно балансируя, он вытянул зонт и зацепился им за трубу дымохода. Иннот, сообразив, что его враг пытается взойти на гребень крыши, кинулся туда.

Они достигли его одновременно и осторожно двинулись навстречу друг другу: Иннот балансировал раскинутыми руками, Подметала пользовался своим оружием как альпенштоком. Видно было, что это ему не впервой. Когда расстояние сократилось до трёх шагов, Иннот пригнулся и бросился вперёд. Подметала слегка присел и нанёс удар в горизонтальной плоскости. Всё-таки он чуть опоздал: может быть, не ждал от обезоруженного противника такой прыти? Сбитый с ног Иннот клещом вцепился в скользкую ткань зонта и потянул Подметалу следом за собой. Тот не выпустил оружия из рук, и в результате оба кубарем покатились но мокрой черепице. В падении Иннот попытался сразить врага высоковольтными импульсами, но безуспешно; а миг спустя ему уже было не до того…

В этом месте две крыши соединялись. Вода, клокоча, скользила но наклонному жёлобу и водопадом рушилась вниз. Сцепившиеся в пенных струях враги понеслись по нему со всё увеличивающейся скоростью. В последний момент Иннот отпустил зонт и ухватился за воронку водосточной трубы, едва не разорвав сухожилия в отчаянной попытке удержаться. Вода хлестала ему прямо в лицо. Отплёвываясь и отфыркиваясь, он обернулся. Откуда-то снизу раздался негромкий хлопок. Подметала на лету раскрыл зонт и теперь пытался набрать высоту, двигаясь в воздухе по спирали. Ветер мотал его из стороны в сторону. Каюкер, на некоторое время оказавшись в безопасности, обхватил трубу водостока ногами и стал осторожно сползать, высматривая подходящее место. Пончо его отяжелело от воды, но скинуть мешавшую движениям одежду было невозможно.