— Вот сюда вставляются скобы, вот здесь нажимаете… — принялся объяснять продавец.

Перегнида отмахнулась.

— А почему ты не дал мне вон тот, самый большой?

— О! — продавец смущённо заулыбался. — Эта штука была сделана по спецзаказу. Понимаете, одна фирма занимается обивкой фургонов, и они решили, что степлером это можно будет делать быстрее. Только вот не учли, что у нормального человека вряд ли хватит сил дожать рычаг до конца, даже двумя руками. Смотрите: видите, какие здесь скобы? Конечно, такая прошибёт любой, даже самый толстый, брезент, но…

Ведьма взяла степлер в руки и стала его разглядывать. Потом попробовала нажать на рычаг. Рычаг был тугим.

— Если бы они взяли на работу обезьянца-гориллоида, тот, возможно, смог бы работать такой штукой, но…

Перегнида сощурила глаза и склонила голову набок.

— Но как бы там ни было, всё в точности соответствовало чертежам, поэтому вернуть деньги мы отказались. А они сказали, что эта штука фактически бесполезна для них, и…

БАННГ!

Кисейная занавеска вдруг резко дёрнулась, словно по ней стеганули бичом — да так и застыла; казалось, её зачем-то приклеили ко лбу продавца. В магазинчике повисла тишина. Спустя несколько секунд из-за прилавка послышался лёгкий треск разрываемой ткани и шум падения.

— Кхм… Я извиняюсь, — прозвучал, наконец, несколько смущённый голос ведьмы. — Рука соскочила.

Чёрный кот прыгнул на прилавок и заглянул за продырявленную кисею.

— Это была случайность, — обороняющимся тоном заявила Перегнида. — Я не думала, что…

— Как бы там ни было, эта штука — то, что тебе нужно. — Кот нервно взмахнул хвостом.

— Ну да… Похоже… Лобную кость только так прошибает…

— Тогда пойдём?

— Пошли. — Ведьма решительно сунула степлер в карман и направилась к двери. — Жаль только, запасной обоймы нету. Я ведь даже собиралась заплатить…

Изенгрим Фракомбрасс в белоснежном кителе расхаживал по палубе «Махагонии», заложив руки за спину. Собственно говоря, этот китель был единственным предметом капитанского туалета и первой вещью, которую он соизволил на себя надеть впервые за много лет. Остальные пираты, добродушно переругиваясь и зубоскаля, потрошили корабль. Все они вырядились в форменные мундиры корабельных офицеров. Приказ капитана был строгим и недвусмысленным — прежде всего раздобыть белые одежды, и они первым делом вломились в каюты экипажа и разнесли платяные шкафы.

Старый Хуак Даридуда соригинальничал — он напялил на себя кружевную дамскую сорочку и теперь весело скалился коричневыми пеньками зубов, рассматривая жалких, дрожащих и донельзя униженных пленников.

— Здорово ты это придумал! Ты просто гений какой-то, кэп! Они — в говне, а мы — в белых рубашках! — загоготал один из пиратов. — Теперь пусть-ка кто-нибудь попробует назвать меня грязным обезьянцем!

Капитан задумчиво кивнул. Шутка и в самом деле удалась на славу — офицеры «Махагонии» скрипели зубами от позора. Большинство пассажиров согнали в бассейн, предварительно продырявив его в нескольких местах. Вода, естественно, хлынула на нижние палубы, заливая каюты и трюмы, — короче, досталось всем. Нападение было столь внезапным, а фекальный обстрел — столь эффективным, что среди пиратов обошлось почти без жертв. Пострадали лишь двое: молодой матрос, ходивший на «Тяжёлой Думе» всего около месяца, и один из канониров. Матрос просто промахнулся мимо каната в горячке абордажа и с громким воплем улетел вниз, а канонир подвернул ногу, поскользнувшись на чьей-то блевотине.

— Хуак, — краем рта процедил Ёкарный Глаз. — Я хочу, чтобы ты нашёл кого-нибудь посмышлёнее среди этих олухов. Я буду говорить с ним.

Единственный глаз Даридуды оценивающе прошёлся по пленникам.

— Вот ты, оторва, — обезьянец наставил корявый палец на молоденького стюарда. — Вылезай.

Паренёк уцепился за край бассейна и попытался выбраться, но руки его всё время соскальзывали. Хуак, вздохнув, протянул длинную лапу и, сграбастав несчастного за шкирку, без видимых усилий втащил на палубу.

— С тобой будет говорить капитан, оторва, — прохрипел он прямо в расширенные зрачки стюарда. — Отвечай ему быстро и по существу. И учти — сейчас я дал тебе очень хороший совет!

— Как твоё имя, малой? — спросил Фракомбрасс.

— Крипа… Крипа Тварош.

— Крипа Тварош, сэр! — поправил его Хуак.

— Т-так точно… Да… Сэр!

— Скажи-ка, Крипа, — капитан приобнял стюарда за плечи и заглянул ему в глаза. — Скажи, у вас тут есть хороший повар?

Стюарда начала бить крупная дрожь.

— Да, сэр! Конечно, сэр! Есть!

— Отлично, просто отлично, — промурлыкал капитан.

Отпустив пленника, он стал прохаживаться вдоль края бассейна. Несколько пиратов, прекратив на время грабёж, с любопытством подошли поближе и уселись на корточки, обмениваясь впечатлениями. Стюард стоял, не смея двинуться с места, и машинально пытался стряхнуть с себя налипшие нечистоты.

— Ну вот скажи на милость, что ты делаешь, — покачал головой Хуак. — Зачем? Вы, в своём Вавилоне, привыкли ко всякой искусственной гадости. Этот ваш одеколон, например, — пить его хорошо, и изо рта потом приятно пахнет; но ведь вы его не пьёте, чтоб вас! Вы им снаружи поливаете! А то, что ты сейчас стряхиваешь, — оно же наше, можно сказать, родное, природное! Ну что вы за глупый народ, а? Нельзя так, ох, нельзя…

— Заткнись, Хуак, — бросил капитан. Даридуда отошёл, горестно качая головой.

— Ну и кто же из них повар? — Изенгрим Фракомбрасс кивнул в сторону бассейна.

— С вашего позволения, сэр, здесь их нет, — Крипа шмыгнул носом. — Они, наверное, все в каютах. Или на камбузе.

— Они? — удивился пират. — Я имею в виду не всяких там кухарок и помощников, а настоящего повара!

— Да, сэр, конечно… Но дело в том, что у нас их четверо. Трое работают посменно и ещё один, господин Вакно Си Задэ, осуществляет дегустации и готовит эксклюзивные блюда. Он личный повар командора, сэр!

Стоящий в бассейне командор наградил юного стюарда взглядом, не предвещавшим ничего хорошего.

— Личный повар, — со вкусом повторил Фраком-брасс. — Да… И где же он?

— Он находился на нижней палубе, сэр, когда мы… То есть когда вы…

— Понятно. Длинный, что там с остальными? Сидящий на корточках долговязый обезьянец, не вставая, небрежно отдал честь.

— Заперты в своих каютах до особого распоряжения, кэп! Всё, как ты и приказал!

— Хорошо, Длинный. А сейчас ты оторвёшь свою задницу от палубы и сходишь с этим пареньком за одним человеком. Да смотри мне, руки не распускай особо! Или другое чего, гы-гы…

— Есссть! — Обезьянец ловко вскочил и смачно шлёпнул стюарда по ягодицам. — Веди, улыба!

— Теперь вот ещё что, — капитан Фракомбрасс подошёл к самому краю бассейна и встал, уперев руки в бока. — Кто из вас был главным на этом корыте?

Командор Блэвэ гордо выпрямился. Он был с ног до головы заляпан нечистотами, но стоял твёрдо и прямо, как будто белоснежный китель сидел сейчас на его плечах, а не на пиратском капитане.

— Я командор этого судна! — резко сказал он. — И знай — если я останусь в живых, у тебя появится самый страшный враг за всю твою никчёмную жизнь, подлый пират!

Фракомбрасс цыкнул зубом.

— И чё же мне с тобой делать, командор? За такие заявы, не приведи духи предков…

Старпом наклонился к уху командора и что-то зашептал. Тот даже не повернул головы, с ненавистью глядя в глаза Фракомбрасса.

— Ты не понимаешь своего положения, — со вздохом сказал пират. — Сейчас наши корабли связывают всего лишь несколько абордажных тросов. Чтобы перетащить на мою птичку всё самое ценное и обрубить канаты, потребуется очень мало времени. А потом мы можем, например, потренироваться в стрельбе из баллист — они у нас в отличном состоянии, а ваши все почему-то сломаны, такая незадача. До земли знаешь сколько? Кабельтовых шесть. Ты думай, что говоришь-то; между прочим, ты до сих пор в ответе за жизнь своих пассажиров.

— Меня это не волнует, — ровным голосом сказал Блэвэ.

— Ну что ж… — Фракомбрасс вздохнул и обернулся к пиратам. — Гвоздь, Жирный, Гагрими! Огуляйте командора!

— В каком смысле — огуляйте? — испуганно ахнул старпом.

— В том самом, в котором ты подумал, — ухмыльнулся Фракомбрасс. — Я же грязный пират. А вы все тут такие расфуфыренные, чистенькие, якорь вам в жопу! Едите с серебра, пьёте с фарфора! Сливки общества! Хозяева жизни!

Последние слова Фракомбрасс словно выплюнул в лица пленных. Трое пиратов между тем бесцеремонно извлекли командора из бассейна и стали сдирать с него брюки.

— Вы думаете, раз у вас много денег, так на остальных можно плевать, да? Знаете, сколько я таких повидал? А вкалывать по пятнадцать часов в сутки — вы знаете, что это такое? За гроши вкалывать? А когда потом идёшь домой, в поганую хибару, и мысли только о том, хватит ли сил пожрать перед сном? А такие, как вы, смотрят на тебя и морщат нос — ассенизатор, чтоб его! Обезьянец! Или вот Хуак, — капитан мотнул головой на старого пирата. — Знаете вы, что это такое — бывший солдат, который не может прокормить себя?! Который скорее сдохнет с голоду, но не станет милостыню клянчить, потому что ему СТЫДНО! Который не может нигде устроиться работать, потому что никому из ВАС, — Фракомбрасс наклонился и обвёл пленников указательным пальцем, — никому из вас не нужен старый одноглазый инвалид!

— Хватит, погуляли за наш счёт! — выкрикнул кто-то из пиратов. — Теперь наша очередь развлекаться!

— Сэр, я прошу вас! Пожалуйста! — старпом вдруг рухнул на колени. — Отпустите командора! Он не такой, клянусь!

Капитан взглянул в полное отчаяния лицо старпома, отвернулся и смачно сплюнул.

— Отпустите его! — буркнул он.

Командор медленно натянул на себя остатки одежды. Руки его тряслись.

— А теперь слушайте меня все!!! — взревел вдруг Фракомбрасс. — Мне не нужны ваши поганые шмотки и грязные деньги! Я забираю ваших поваров — они будут готовить нам! Я забираю ваших музыкантов — они будут играть нам! А чтобы было кому мыть за нами грязные тарелки и стирать бельё, я забираю и всех остальных! Гвоздь, Жирный! Приготовить буксирный конец!

«Кошачья устрица» подошла к решётчатой причальной мачте уже в сумерках. Не дожидаясь, когда подадут сходни, Иннот перемахнул узкую полоску пустоты — кто-то из матросов за его спиной уважительно присвистнул; и, раздвигая плечом встречающих, зашагал по направлению к лестнице. Несмотря на кажущуюся беспечность, каюкер внимательно посматривал по сторонам. Разумеется, он не был настолько наивен, чтобы ожидать грубой слежки, — всё-таки противник, судя по всему, являлся профессионалом. И всё же, всё же… Иннот знал, сколь важной может оказаться любая мелочь. Согласно неписаным, но в то же время тщательно соблюдаемым правилам, вызов на поединок должен быть повторён дважды. И только в случае, если вызванный проигнорирует вызвавшего во второй раз, тому разрешалось начать «свободную охоту».

Завёрнутый в старый носок стеклянный шарик приятно оттягивал карман. Впрочем, Иннот не особенно обольщался по этому поводу. Применить такую вещь на улице было бы довольно затруднительно. Другое дело — глухие подворотни, дворы-колодцы…

«Нет, не станет он подкарауливать меня в таких местах, — тут же решил Иннот. — Похоже, парень предпочитает театральщину и драматические эффекты. Что ж — тем хуже для него». Он практически не сомневался, что под дверью Хлюпикова жилища обнаружится очередной конверт с посланием — и был весьма удивлён его отсутствием. Квартира насквозь пропахла куревом. Надо поплотнее перекусить и раздобыть какое-нибудь компактное и подходящее для ближнего боя оружие, подумал Иннот. Причём оружие, наверное, в первую очередь. Он бросил в угол рюкзак и ощупью стал пробираться по тёмному коридору. Нет, это надо же так прокурить квартиру! Как будто Хлю дымил здесь какой-то час назад… Тревожный звоночек прозвучал в голове каюкера за секунду до того, как он вошёл на кухню. Сидящая за столом фигура сдвинула шляпу на затылок и уставилась на Иннота крупными, словно варёное яйцо, глазами с чёрными точками зрачков. Это была Перегнида.

Иннот осторожно обогнул стол и уселся на краешек скамьи. Что-то подсказало ему: ведьма не станет нападать немедленно. Она просто молча и безо всякого выражения таращилась на Иннота. Чёрная трубка старухи лежала на столе. Повсюду виднелись кучки пепла — судя по всему, пепельниц Перегнида не признавала принципиально. В коридоре чуть слышно скрипнули доски. Иннот скосил глаза — здоровенный волчара прилёг на пороге и вывалил язык, как простая дворняга. Полная луна, необычайно крупная и яркая, заглядывала в окно.

— Давление скачет, — проскрипела ведьма. — Душно как-то. И жара…

— Сезон дождей начинается, — поддержал беседу Иннот. — Скоро будет гроза.

— Гроза? — Ведьма усмехнулась. — Это будет прабабка всех гроз на свете! Сюда идёт тайфун. Он ещё далеко, но я и отсюда чувствую его тёмные флюиды.

Они помолчали. Не спуская глаз со старухи, Иннот осторожно полез во внутренний карман пончо, достал трубку и принялся её набивать.

— Оставь покурить, — сказала Перегнида. Иннот щелчком отправил ей по столу подаренный Хлюпиком кисет.

— Смоукеровский, — определила ведьма. — А табак — говно. И пересушен.

— Это махорка, — сквозь зубы поправил Иннот. Замечание ведьмы почему-то задело его.

— МНЕ можешь не рассказывать. — Перегнида чиркнула спичкой и глубоко затянулась.

— Настоящий табак здесь достать негде.

— Знаю.

Дым, скручиваясь в причудливые кольца и петли, путешествовал по кухне. Попадая в полосы лунного света, он переливался желтовато-голубоватым цветом, словно опал. Ведьма и каюкер провожали взглядами прихотливые извивы.

— Они могут определять по куреву погоду, — сказала Перегнида.

— В смысле, если трубку заливает водой — значит, идёт дождь?

— Не умничай. Я имела в виду, по тому, как дым стелется. Направление и сила ветра, давление и всё такое… А ещё по дыму можно гадать — если умеешь, конечно.

— А ты умеешь? — приподнял бровь Иннот.

— Естественно. Всякая ведьма умеет гадать.

— И по дыму?

— И по дыму. Правда, лучше всего у меня получается гадание на кофейной гуще, — призналась Перегнида. — Даёт наименьший разброс результатов.

— Довольно странная у тебя терминология для лесной ведьмы.

— Образование — великая вещь.

— Это точно.

Они вновь помолчали. Иннот как бы машинально взял со стола свой кисет и принялся крутить и разминать его между пальцами. Пересохшая махорка поскрипывала и крошилась внутри.

— О моём появлении ты нагадала на кофе? — спросил каюкер.

— Нет. Мои пёсики нашли это место по запаху, и я решила тут остановиться. Милая квартирка.

— Похоже, придётся съезжать отсюда. Что-то слишком много народу нами интересуется последнее время.

— Издержки профессии, надо полагать.

— Вроде того… Кстати, ты нашла свою ступу?

— Конечно! — Ведьма недоуменно пожала плечами.

— Скажи-ка, почему тебя не устраивает просто вернуться в Лес? Вроде уже понятно, что твоя добыча… Кусается, скажем так.

— Не могу. Натура у меня такая — мстительная.

— Я серьёзно.

— Я тоже, — ведьма выколотила недокуренную трубку о край стола. — Наверное, всё дело в том, что я жутко последовательна во всех своих поступках. Такой уж уродилась.

— У моей хозяйки ампутирована не только нога, но и чувство меры, — раздался голос со стороны окошка. Большой чёрный кот спрыгнул с подоконника и выгнул спину дугой, потягиваясь.

— Я иногда чувствовал, что за мной следят, — медленно произнёс Иннот. — Но никак не мог понять кто. И только теперь…

— На котов редко обращают внимание, — мяукнул зверёк. — Вы сейчас будете сражаться?

Иннот искоса взглянул на ведьму. Та чуть заметно кивнула.

— Вроде того…

— Тогда я пойду, с вашего позволения. — Кот, вздыбив шерсть, бочком проскользнул мимо волка и скрылся во мраке.

Вроде бы всё уже было сказано. Значит…

— Как драться-то будем? — с усмешкой спросил Иннот. — До первой крови или до кишок на стенах?

— Второй вариант предпочтительнее. — Ведьма начала вставать из-за стола.

— Ну разумеется…

Иннот подцепил ногой табуретку, ловко подкинул её в воздух, поймал и изо всех сил запустил в Перегниду. Послышался треск. Во все стороны брызнули осколки дерева. Волк, одним движением оказавшись на ногах, мохнатой торпедой метнулся к каюкеру. Иннот схватил со стола кожаный Хлюпиков кисет и взмахнул рукой. Облачко сухой махорочной крошки попало зверю точнёхонько в морду. Он промахнулся и со всего разгону врезался в кухонный шкаф, опрокинув его. Адский грохот падения сопровождался весёлым звоном посуды. В стену застучали соседи. Опомнившаяся ведьма наставила на своего врага указательный палец и прошипела проклятие — Иннот едва успел пригнуться. Проклятие попало в большой медный кофейник, купленный Хлюпиком в «Дерибассе». Тот страшно заскрипел, задребезжал… и начал раздуваться. Ведьма поспешно скрылась под столом. Иннот метнулся прочь из кухни. Волк яростно чихал у него за спиной — очевидно, часть махорки попала зверю в нос.

Новый грохот сотряс квартиру. Теперь стучать стали ещё и в пол. Из-за тонкой стены долетали возмущённые возгласы.

Во тьме коридора навстречу каюкеру метнулись бледные отоньки глаз. Он еле успел выставить вперёд руки. Вспышки электрических разрядов выхватили из мрака вздыбленную шерсть оборотней и их оскаленные клыки. Оглушив зверей, он бросился в комнату — и со всего маху налетел на кровать. Прыгая на одной ноге, каюкер принялся изрыгать проклятия. В коридоре послышались шаркающие шаги — ведьма подбиралась всё ближе. Забыв об ушибленном пальце, Иннот резво нагнулся и вытащил из-под кровати здоровенный молот из чёрного дерева — их с Хлюпиком «боевой трофей», украденный некогда у кипадачи. Но не успел он выпрямиться, как костяной протез Перегниды, описав дугу, с гулким треском врезался ему прямёхонько между глаз. «Хха!» — выдохнула ведьма. Иннота приподняло в воздухе и отшвырнуло в противоположный конец комнаты, к окну. Шатаясь, он поднялся на ноги и ошеломлённо потряс головой. Перед глазами скакали красные и синие звёзды. Перегнида, ухмыляясь, сунула руку куда-то в глубь своих лохмотьев и извлекла поблёскивающий в лунном свете степлер.

— От заклятий ты уворачиваешься ловко, — прохрипела она. — Посмотрим, как ты увернёшься от этого!

Иннот резко пригнулся. Степлер в руке ведьмы коротко рявкнул, и каюкер зашипел от боли — здоровенная скоба зацепила-таки его, пришпилив за одно ухо к подоконнику.

— Куда теперь, в глаз или в колено? — задумчиво проговорила ведьма, ковыряясь пальцем свободной руки в зубах. — Наверное, лучше в колено — а то ты больно прыткая сволочь.

За миг до выстрела Иннот резко крутанул в руках молот. Летящая со страшной силой скоба срикошетировала от головки и врезалась в стену, выбив облачко штукатурки.

— Хорошая реакция, пацан, — похвалила Перегнида. — А ЕСЛИ Я ВОТ ТАК?!

Перехватив степлер двумя руками, она стала с бешеной скоростью рвать рычаг. Серебристые молнии прошили тёмное пространство комнаты. Иннот завопил. Молот в его руках превратился в смазанный круг. По стенам и мебели зацвиркали рикошеты. Окно покрылось сеткой трещин и лопнуло, осыпая всё вокруг осколками. Выпавшие наружу стёкла весело зазвенели по тротуару. Наконец, магазин опустел, и ведьма, пару раз лязгнув рычагом вхолостую, опустила своё оружие. Из сочленений степлера сочился дымок; в воздухе стоял запах разогретого металла. Иннот шумно перевёл дыхание. В подоконнике рядом с его головой завязли по меньшей мере пять скоб; стена вокруг вся была в выбоинах. Ещё две скобы торчали в рукояти молота, причём одна из них вошла точно между пальцами, чудом не пригвоздив руку каюкера к оружию.

— Гм… Прошу прощения, я хоть раз попала? — нарушила звенящую тишину Перегнида.

— Только в ухо. — Иннот, наконец, смог подцепить пальцем скобу и, шипя, выдернул её из подоконника.

— Вот тебе и высокие технологии. — Перегнида взвесила степлер на ладони и вдруг с силой запустила Инноту в голову.

Удар молота разнёс опасную игрушку вдребезги. Иннот с некоторым недоумением уставился на своё оружие. И тут в прихожей настойчиво зазвонил колокольчик.

— Готов спорить на что угодно, это домовладелец. — Иннот вытер окровавленную ладонь о пончо.

— Нарушение общественного спокойствия? — подняла бровь Перегнида.

— Да. Причём злостное.

— Подожди здесь. — Ведьма, приволакивая протез, подошла к двери и распахнула её.

Иннот оказался прав — это и впрямь был домовладелец. За его спиной толпились пять или шесть человек в пижамах и ночных рубашках, с выражением общего недовольства на лицах. Увидав Перегниду, все инстинктивно сделали шаг назад. Жуткие буркалы старухи переезжали с одного лица на другое.

— Э-э… Вы кто, блин, такая?! И что здесь вообще происходит?! — собравшись с духом, возопил домовладелец.

— Жуткое убийство здесь происходит, вот что! — рявкнула ведьма. — С применением боевой магии и отравляющих веществ!

— Враньё! — крикнул из-за её спины Иннот. — Не было отравляющих веществ!

— А махорка?! — грозно обернулась ведьма. Действительно, с кухни, перемежаясь со скулящими звуками, всё ещё раздавалось чихание.

— Послушай, малый!!! — Домовладелец решил, что нашёл, наконец, виновного. — А ну прекрати немедленно этот омерзительный дебош! Я вызову стражу!

— Где же ты был раньше? — пробормотал Иннот.

Тут ведьма, наконец, потеряла терпение. Уперев длинный пятнистый палец в лоб рассерженного толстяка, она произнесла проклятие и захлопнула дверь. В следующий момент случилось множество вещей. Во-первых, глаза домовладельца поменялись местами с его ушами. Жильцы, увидев это, ринулись вниз по лестнице, роняя друг друга и вопя от ужаса. А Иннот, взяв хороший разбег по коридору, взлетел в воздух и впечатался обеими пятками Перегниде в поясницу.

Ведьму вынесло из квартиры вместе с сорванной с петель дверью, ручку которой она автоматически продолжала сжимать, и та заскользила по лестнице вниз, сшибая всех, кто ещё был на ногах. Иннот, стоя на спине поверженной противницы, каким-то чудом удерживал равновесие. Сейчас он походил на серфингиста, оседлавшего океанскую волну. Зловеще грохоча и набирая скорость, дверь миновала несколько пролётов и, стукнувшись о перила, встала дыбом. Ведьму и каюкера выбросило в окно. В обломках рамы и туче битого стекла оба приземлились во дворе.

Первым пришёл в себя Иннот. Застонав, он шевельнулся и подтянул под себя ноги — сначала одну, потом другую. Затем каюкер попытался встать на четвереньки. Со второй попытки ему это удалось. Постояв так немного, он рискнул оторвать от земли руки и попытался принять вертикальное положение. Его пошатывало, из разбитого носа текла кровь.

Сделав несколько неуверенных шагов, он оглянулся.

Во всех окнах горел свет, отражаясь в тысяче стеклянных осколков, усыпавших дворовую брусчатку.

— Ну, теперь мне точно придётся съезжать отсюда, — пробормотал Иннот.

Он уже начинал сомневаться, не совершил ли ошибку, предпочтя быстрое и комфортное путешествие в ведьминой ступе тяготам пешего перехода по Лесу.

«Интересно, послал кто-нибудь за стражей?» — подумал он. Внезапно за спиной каюкера что-то зашевелилось. Иннот обернулся; глаза его расширились.

— Не может быть!

Посреди двора вставала, охая и держась обеими руками за поясницу, Перегнида. Иннот огляделся и заметил невдалеке свой молот. На заплетающихся ногах он подошёл к нему и взялся за рукоять. В ушах шумело. Перехватив молот поудобнее, каюкер выпрямился. Ведьма подняла трясущуюся руку. Указательный палец ходил ходуном. Иннот сделал отвращающий жест. Проклятие — слабенькое, максимум второй степени, рассыпалось по двору горстью быстро гаснущих красноватых огоньков. «Сначала пристукну её молотком, потом прижгу электричеством, — решил Иннот. — Конечно, с пожилыми людьми так не принято обращаться, но это, безусловно, особый случай». Тут дверь подъезда с громким скрипом открылась. Во двор вышли волки, все трое. Вожак всё ещё мотал головой и отфыркивался, двое других выглядели несколько растрёпанно. И тем не менее двигались они вполне целеустремлённо, беря каюкера в кольцо. Иннот быстро оглянулся и прикинул шансы удрать. Положение, похоже, становилось критическим. «Так, что у меня есть в запасе? Электричество — да, достаточно, чтобы устроить каюк всем троим; но только поодиночке. А они не дураки, чтобы нападать по одному. Есть ещё молот и… Да! Стеклянный шарик! Какой же я идиот! Я мог бы покончить со всем этим ещё в квартире! Ума не приложу, как это я не подорвался на нём, когда вылетел в окно! Повезло… Верно говорят, что дуракам везёт!» Теперь, однако, стекло было бесполезно. Впрочем, если успеть добежать до угла… Нет, не получится. Значит… Иннот рванулся вперёд, но тут же резко затормозил и с разворота хрястнул молотом кинувшегося ему на хребет оборотня. Удар получился ошеломительной силы. Нелепо растопыренное серебристое тело взлетело вверх почти до самой крыши — и смачно обрушилось на брусчатку. «Волшебство!» — понял Иннот, и в тот же миг Перегнида сипло каркнула:

— Волшебство! Это волшебный молот Мампы Хукка! Как он попал к тебе?!

«Мампа Хукк? Где же я слышал это имя?» — подумал Иннот, отмахиваясь от рычащих и шарахающихся оборотней. Словно молния, в мозгу его блеснуло воспоминание: университет, Афинофоно — и толстый, бородатый, похожий на грохманта профессор Шог. Внезапно Иннот понял, кто перед ним.

— Долборождь! — яростно крикнул он, пинками отшвыривая волков и бросаясь в атаку.

Готовая метнуть проклятие ведьма поперхнулась от удивления — и этого краткого мига Инноту хватило, чтобы добежать до неё и нанести удар. В последний момент Перегнида всё же успела отшатнуться, и тяжеленная головка молота задела её лишь вскользь; но и этого хватило. От удара глаза ведьмы выскочили из орбит; вставные челюсти буквально выстрелили изо рта и вцепились Инноту в нос. Перегниду отшвырнуло на несколько шагов, и она мешком костей рухнула на землю — как раз на то место, где из дворовой брусчатки выпирала круглая медная крышка канализационного люка.

«УАУМ!» — сказала крышка, проворачиваясь.

Мелькнул чёрный сапог ведьмы и её костяной протез. Затем крышка встала на место. Злая ведьма Перегнида, она же — экс-комиссар северянских партизан Марамбита Долборождь, исчезла в недрах вавилонской канализации.

В тот же миг Иннот почувствовал, как крепкие зубы вцепляются в рукоять чудо-оружия. Оборотень мотнул головой — и каюкера, оторвав от земли, шваркнуло о камни. Челюсть ведьмы звонко цокнула по брусчатке. А затем волк, не выпуская из зубов молота, развернулся и упругими прыжками скрылся в ночи. Второй оборотень последовал за первым. Стоя на четвереньках и держась за нос, каюкер с изумлением глядел им вслед.

Получасом позже в маленькую харчевню «Приют доходяги» ворвался посетитель. Момуар Чача, хозяин «Приюта» и его бессменный бармен, повидал за свою долгую жизнь немало странного — как и положено чудаку, привыкшему открывать своё заведение в десять вечера и закрываться утром, когда все нормальные люди только продирают глаза, припоминая, кто они и как здесь оказались. Первое, что отметил Чача, — юный незнакомец был изрядно помятым и донельзя возбуждённым. Чем ближе он подходил к стойке, тем выше задирались брови бармена. Пончо вошедшего, некогда светло-бежевое в крупную серую клетку, украшали прожжённые дыры и пыльные отпечатки; кое-где виднелись пятна крови. Нос его, и так не самых миниатюрных размеров, сильно распух. Руки, ноги и лицо покрывали десятки царапин и мелких порезов; во взъерошенной рыжей шевелюре поблёскивали крохотные осколки стекла. В общем, выглядел посетитель так, словно только что подрался с обезумевшей домашней кошкой — и был выкинут ею в окно. Несмотря на столь плачевный вид, настроение незнакомца, по-видимому, зашкаливало за отметку «отлично» — широкая довольная ухмылка не сходила с его физиономии. В руках его были довольно крупная барсетка, скорее даже миниатюрный саквояжик, и изящная стоеросовая трость с массивным костяным набалдашником, похожим на бильярдный шар. Непринуждённо устроившись на высоком табурете, гость брякнул трость поперёк стойки и весело подмигнул бармену.

Момуар Чача имел в запасе по меньшей мере десяток дежурных фраз, при помощи которых обычно общался со своими посетителями, не слишком напрягая при этом голову. Здесь было и сакраментальное «Погодка-то сегодня, а?», и нейтрально-доброжелательное «Что будем заказывать?», и, наконец, столь часто произносимое в Биг Бэби «А деньги у тебя есть?». Но какими словами и, главное, в каком тоне беседовать с этим человеком, Момуар Чача не представлял. Впрочем, незнакомец неплохо сам владел ситуацией. Раскрыв свой саквояжик, он покопался в нём и высыпал на стойку горсть серебряных и медных монеток — не слишком большую, но достаточную, чтобы разрешить по крайней мере один из мучивших хозяина вопросов. Поскольку клиент с деньгами — это клиент с деньгами, как бы он там ни выглядел, Момуар Чача изобразил на лице улыбку и осведомился:

— Что будем заказывать?

Он практически не сомневался, что гость потребует спиртного — самого крепкого, что у него есть. Но тот ткнул пальцем в тёмную шершавую доску, на которой мелом писалось сегодняшнее меню, и бросил:

— Всё это.

— Всё? — с некоторым сомнением в голосе уточнил Чача. — Так-таки всё?

— Ну да, — ухмыльнулся гость. — По большой тарелке каждого блюда. И не жалей подливы.

«Почему бы и нет? — меланхолично подумал Чача. — В конце концов, каждый имеет право на маленькие чудачества — если в состоянии за это заплатить». Он просунул голову за занавеску из крупных деревянных бус, отделявшую бар от кухни, и крикнул:

— Шматта, тащи сюда салаты — по тарелке каждого, и разогрей жареную рыбу!

— Подливу, подливу не забудь, — напомнил гость.

— Обязательно, — успокаивающе кивнул Чача. — Может быть, пока чего-нибудь выпить?

Посетитель помотал головой.

— Сначала еда.

С салатами он расправился играючи — не прошло и трёх минут, как обе тарелки были пусты и, кажется, даже вылизаны.