Хаклпо Типшент, старейший, старший и единственный смотритель музейного запасника, как раз принимался за такой бутерброд. Рядом ждал своей очереди красный, тугой, налитый соком помидор, а чуть поодаль, на специальном столике, шумел на спиртовке небольшой, но весьма изящный кофейник.

Должность смотрителя музейного запасника была чистой воды синекурой — так, по крайней мере, считало большинство смотрителей залов экспозиции. Нет-нет, не подумайте дурного! Все они, бесспорно, испытывали огромное уважение к старому Хаклпо. И неудивительно — не было в музее человека, который работал бы здесь дольше него. Но всё же, господа, шептались некоторые, скажите пожалуйста, как повезло старику! Одно дело — сидеть в зале, где каждый второй так и норовит пощупать экспонат руками, а этого ни в коем случае допускать нельзя, вы знаете, и совсем другое — пребывать в эдаких эмпиреях, изредка снисходя до консультации — и не какому-нибудь шалопаю с улицы, а всё людям солидным и уважаемым, профессорам университета, например, или даже самому господину директору… Хаклпо Типшент, случись ему услышать такие разговоры, лишь улыбнулся бы тихонько в седые усы. И правда, чем не жизнь? Сиди себе в прохладном хранилище, подрёмывай… Но кто, скажите, из нынешних, молодых сможет отыскать за пару минут древние клинописные таблички, найденные в раскопках лет восемьдесят назад и с тех самых пор пылящиеся на дальней полке запасника? Кто моментально поймёт запинающегося и дико косноязычного профессора-бормотолога и извлечёт из какого-нибудь ящика «ту самую штуку, такую, знаете ли, несколько округлую» — великолепный чёрной бронзы светильник четырёхсотлетней давности? Только он, старик Типшент. Смотритель запасника справился с бутербродом и только начал прикидывать, каким образом лучше разрезать помидор, как дверь хранилища вдруг скрипнула и на пороге показалась некая фигура.

Брови старого Типшента, похожие на клочки желтоватого хлопка, удивлённо поползли вверх. Этот человек, кем бы он ни был, не просто не имел права здесь находиться — по идее, он не имел даже такой возможности! Двери музея в волшебный час накрепко запирались, а спрятаться от бдительного ока смотрителей в залах, пожалуй, не смогла бы и мышь. Святость обеденного часа была грубо нарушена! Такого на памяти старика ещё не случалось. Он приподнялся со стула и произнёс те слова, которые обычно говорят в ситуациях затруднительных:

— Э-э…

Незнакомец в сером плаще плавным движением сорвал с головы широкополую шляпу и отвесил низкий поклон.

— Будьте великодушны, любезный господин хранитель! Увы, увы, я сознаю, сколь дерзко нарушил ваш покой. Сможете ли вы простить меня за это бесцеремонное вторжение?

Хаклпо Типшент прокашлялся. Донельзя странные манеры незнакомца производили почему-то впечатление скорее благоприятное. К тому же непривычное обращение «господин хранитель» очень ему понравилось. Почему бы и в самом деле не учредить такую должность — «Хранитель музейных запасников», подумал он. Вернее, не то чтобы учредить, должность-то уже имеется, а, скорее, переименовать её. Всё-таки «господин хранитель» звучит куда лучше, чем «смотритель». Незнакомец тем временем окинул быстрым взглядом помещение и непринуждённо присел напротив.

— Впрочем, у меня найдётся чем возместить нанесённый ущерб. Вы, как я вижу, изволите полдничать?

— Обедать, — поправил незнакомца Типшент. — Мы здесь, в музее, не полдничаем, а только обедаем.

— И это, безусловно, правильно, — подхватил тот. — Не увлекаясь излишествами, тем не менее не забывать о потребностях собственного тела — что может быть разумнее? Нет, положительно, я обязан принести вам извинения. Вы, как я вижу, предпочитаете кофе?

— Да, знаете, приятно выпить чашечку после обеда, — отчего-то вдруг смутился смотритель.

— Безусловно, безусловно, — поднял ладони незнакомец. — Вряд ли можно найти другой напиток, столь способствующий бодрости тела и ясности ума. Но! — Он поднял палец. — Если и есть на свете что-нибудь лучше кофе, так это кофе с коньяком. А у меня как раз при себе оказалась небольшая бутылочка сего напитка. Не берусь судить о вещах, которых не понимаю, однако же, судя по всему, он весьма недурён. Этикетка довольно странная — называется этот сорт «Чёрная Борода». Не соблаговолите ли продегустировать?

Услышав название коньяка, старый Хаклпо вздрогнул. Незнакомцу, кем бы он ни был, вероятно, простительно не знать, что за сокровище попало ему в руки. Но никак не ему, Хаклпо Типшенту! «Чёрная Борода» являлся не просто очень редким и баснословно дорогим напитком; он был легендой! Интересно, не подделка ли это, помимо воли подумал смотритель, подслеповато вглядываясь в этикетку. Между тем на столике рядом с закипающим кофейником, словно по волшебству, появились две изящные серебряные стопки. Ловко разливая тёмную жидкость, незнакомец мурлыкал:

— Мне эта бутылка досталась почти случайно. Один из моих знакомых, большой ценитель всяческих редких напитков, внезапно скоропостижно скончался, оставив мне её, можно сказать, в подарок. Такая печальная история! Давайте помянем его, как это принято.

Рука Хаклпо помимо его воли потянулась к стопке. Жидкость распространяла такие великолепные ароматы, что удержаться было просто невозможно. Это, конечно, против всех правил, подумал Типшент, однако, духи предков! Едва ли ему хоть когда-нибудь ещё в жизни придётся попробовать нечто подобное. Он сделал глоток и замер, прислушиваясь к своим ощущениям. Незнакомец одобрительно кивнул — казалось, он не просто понимает, что происходит в душе у смотрителя, но и полностью это одобряет.

— Я вижу, что столкнулся в вашем лице с настоящим ценителем, — произнёс он, глядя, как на лице Хаклпо проступает лёгкая блаженная улыбка. — Позвольте оставить у вас эту бутылку как знак моей искренней приязни. Я надеюсь, вас не оскорбит то, что мои извинения за ваш нарушенный покой приняли несколько утилитарный характер?

Смотритель покачал головой. Он ничего не имел против; однако же ему пришло на ум, что странный посетитель всё ещё не представился.

— Я прошу прощения, — наконец, решился он. — Но я до сих пор не знаю вашего… Э-э…

— Ох, это всё моя проклятая забывчивость! — гость весело рассмеялся. — Простите покорно. Я — Морберт.

— Морберт, Морберт… Такое впечатление, что я совсем недавно где-то встречал вашу фамилию… А, помню — в газете! Но ведь, кажется… — Типшент снял очки и протёр их. — Если мне не изменяет память, то, как бы это сказать…

— О нет, я отнюдь не родственник тому самому Морберту, что недавно умер; просто однофамилец. Я, знаете ли, занимаюсь некоторыми научными изысканиями; они-то и привели меня сюда. Господин директор любезно разрешил мне воспользоваться архивными материалами. Поэтому я и имел наглость слегка злоупотребить разрешением и потревожить вас в этот час. Вы же знаете: мы, люди науки, — все немножко фанатики своего дела, поэтому…

— Полно вам, вы нисколько меня не потревожили! — запротестовал Типшент. — Так чем я могу быть вам полезен?

— Сущим пустяком, собственно… Мне хотелось бы взглянуть на один экспонат. Так уж получилось, что мне известен его инвентарный номер; но это — единственное, что я о нём знаю. Если бы вы к тому же могли хоть что-то о нём поведать…

— И каков же этот номер? — с лёгким любопытством спросил Типшент. Он привык к тому, что при этом вопросе профессора начинали отчаянно рыться по карманам в поисках нужной бумажки.

Незнакомец, однако, чётко отбарабанил десяток цифр.

— У вас великолепная память, господин Морберт. — Смотритель поднялся и прошаркал в глубину помещения. — Однако же, вам должно быть известно, что работать с экспонатами можно только здесь. Выносить что-либо из помещения запрещено правилами, и только господин директор лично…

— О, никаких возражений! Я, собственно, хотел всего лишь взглянуть на него.

— Сейчас посмотрим… — Хаклпо побрёл вдоль полок. — Это научный экспонат или бормотологический?

— Я, право же, затрудняюсь ответить… — протянул гость.

— А! Вот это что! Давайте-ка положим его на стол — только не на обеденный, упаси боже! Знали бы вы, как некоторые из них осыпаются и пачкаются…

Назвавшийся Морбертом подошёл ближе и с волнением уставился на длинный свёрток тонко выделанной кожи.

— Ну вот, что я говорил — осыпается на глазах. — Хаклпо сокрушённо покачал головой, разворачивая странный предмет.

Больше всего он напоминал зонт-трость с крюкообразной рукоятью, какими щеголяли в старину модники, — только раза в два, а то и в три длиннее самого длинного из них, и заканчивался остриём. От толстого центрального стержня отходили прочные металлические спицы, скреплённые прорезиненной зеленовато-серой тканью, которая крошилась от лёгкого прикосновения. На конце каждая спица имела небольшое круглое ушко, сквозь которое был пропущен тонкий тросик — очевидно, для противодействия тяге при сильных порывах ветра; такая конструкция просто не могла вывернуться наизнанку. Господин в сером плаще, не слишком вежливо оттеснив смотрителя, примерился к рукоятке, осторожно надавил кнопку, крайне аккуратно попробовал пальцем остроту наконечника. Все эти учёные одинаковы, подумал смотритель. Стоит им только дорваться до предмета их вожделений, совершенно теряют голову. Серый Плащ между тем знакомым, много раз виденным Хаклпо у профессоров-волшебников жестом провёл над зонтом рукой.

— Так, это уже хорошо… — бормотал он. — Легированная сталь… А что тут с пружинами? Бериллиевая бронза, сжатие великолепное, и никаких следов остаточной деформации! Похоже, эта штучка вовсе не подвергалась воздействию зоны Мооса; и города ни разу не покидала, стало быть… Механическая часть до сих пор работает прекрасно, сноса нет, баланс идеален…

— Если хотите его восстанавливать, придётся потрудиться, — предупредил гостя Типшент. — Кроме того, потребуется письменное разрешение от господина директора на реставрацию. Таков порядок, и…

Серый Плащ поглядел на него, словно вспоминая, кто этот странный человек и чего ему надо.

— И ещё: для этой работы вы сможете приходить исключительно после обеда, — твёрдо сказал Типшент. «А то знаю я вас. Этот час только для меня, и всё тут. Конечно, один раз можно и нарушить традицию, тем более что коньяк выше всяких похвал; но терпеть такое каждодневно — упаси меня духи предков!»

— Ну разумеется, разумеется… — рассеянно пробормотал гость.

— Кстати, как это вас пропустили в обеденный перерыв? — поинтересовался Типшент. — Не сочтите за упрёк, просто у нас с этим очень строго, вот я и…

— Я умею быть незаметным, — улыбнулся гость. — Между прочим, у вас сейчас убежит кофе.

Издав восклицание, старик обернулся. Кофейник мирно побулькивал. В этот момент странный посетитель быстро извлёк из широкого рукава небольшую камышинку и, прижав к губам, резко дунул. Крошечная, в половину мизинца длиной, оперённая иголка словно бы приклеилась к жилистой старческой шее. С тихим «Ой!» Хаклпо Типшент схватился за больное место, с недоумением глядя на гостя. Тот аккуратно спрятал трубку в пришитый к рукаву футляр, сделал страшные глаза и прижал палец к губам: «Тс-с…»

«Что за глупые детские шутки!» — хотел было возмутиться смотритель, но комната вдруг закружилась перед его глазами… быстрее… ещё быстрее, наконец всё слилось в одно сплошное тёмное пятно…

Человек в сером плаще подхватил обмякшее тело и провальсировал с ним по комнате. Голова Хаклпо моталась из стороны в сторону, как у мёртвой курицы.

— Каюк! — тихонько напевал Серый Плащ. — Каюк-каюк-каюк!

Он опустил старика на стул. Затем аккуратно, двумя пальцами, взялся за пушистое оперение стрелки и выдернул её. На шее осталась еле заметная красная точка.

Назвавшийся Морбертом наклонился к уху покойного и шепнул:

— Остановка сердца. Изящно. Просто. Красиво. И вполне естественно, по-моему. Вы ведь были уже далеко не молоды, мой бедный друг.

Он заботливо поправил Хаклпо воротник и прикрутил колёсико спиртовки. Синий мотылёк под кофейником мигнул, на мгновение окрасился жёлтым и погас.

— Жаль! — сказал Иннот. — Я-то был уверен, что это тебя заинтересует.

Они сидели в университетской библиотеке. Афинофоно затребовал атлас трофейного оружия и военной техники, который, оказывается, кому попало не выдавали, и теперь друзья терпеливо ждали, когда его принесут.

— Да нет, почему же. Твой рассказ и вправду довольно интересен. Но дело-то не в этом: всё упирается во время. Мне его не хватает просто катастрофически. Понимаешь, сейчас здесь идёт жуткая битва за грант от городских энергетиков. Ну а по поводу заклятия — это как с похожими числами, понимаешь?

— С какими числами?

— Ну, например, восемьдесят семь и семьдесят восемь. Они очень легко переворачиваются в голове — если, например, запоминаешь номер дома или квартиры. Механизм примерно тот же.

— Одно дело всякие там цифирки, другое — дом… — задумчиво сказал Иннот. — Меня, собственно, интересуют две вещи: во-первых, кто в принципе способен наложить такое проклятие — из ныне существующих магов; ну и каким образом его наложили на меня.

— Из ныне существующих — я даже не знаю… — Афинофоно задумчиво побарабанил пальцами по краю стола. — Пожалуй, только лучшие из лучших, да и то…

— Мне просто надо сузить круг поисков. Самые лучшие, значит? Горячая десятка?

— Скорее, горячая пятёрка. Десятки у нас просто не наберётся. Ну и, разумеется, остаётся ещё одна кандидатура.

— Какая?

— Старая Контра собственной персоной, кто же ещё.

— Слабо мне верится во все эти городские легенды…

— Но совсем сбрасывать со счётов такой вариант нельзя, не так ли? И вообще — ты, как я понял, собираешься посетить это строение?

— Да, ты прав. Мы с Хлю…

— Слушай, Иннот! А его-то ты зачем в это втягиваешь?

— Да ни во что он меня не втягивает! — возмутился Хлюпик. — Почему все говорят обо мне так, словно я дитя малое?

— Вот именно, — поддержал Иннот. — Парень, между прочим, успел уже пройти боевое крещение. Да и за свои поступки вполне в состоянии отвечать.

— Инноту потребуется огневая поддержка, — авторитетно объявил Хлю.

Афинофоно громко расхохотался от неожиданности. На него сердито зашикали.

— Браво, Хлю! — отсмеявшись, покачал головой волшебник. — Я вижу, ты не даёшь пылиться мемуарам адмирала Пангваи! Только помни одну вещь — даже самый мощный медиатор не в состоянии защитить тебя от отравленной стрелки, пущенной в спину. Будь осторожен! За Иннота я не слишком беспокоюсь, он-то ушлая бестия, а вот ты…

— С нами всё будет ништяк, — ухмыльнулся Иннот. — Я ведь не с пустыми руками туда пойду.

— Надеешься на стеклянные бомбочки?

— Угадал. Неплохо бы ещё купить бутылочку флогистона с военных складов — так, на самый крайний…

— Почему бы тогда не полностью снаряжённый воздушный корабль?

— Денег маловато.

— А-а… — понимающе покивал Афинофоно.

— Однако где же этот библиотекарь? Что-то он долго возится.

— Действительно.

Волшебник поднялся и отправился в глубь стеллажей. Через некоторое время оттуда раздался извиняющийся голос библиотекаря.

— Атлас взят профессором Шогом, — пояснил Афинофоно, вернувшись. — У него сейчас лекция в аудитории триста семь; это часа на два, не меньше. Он крайне обстоятельный преподаватель. Так что мы, похоже, пролетаем. Впрочем, знаете что? Можете тихонько присоединиться к студентам; я вас провожу, чтобы не было скандала, а вы подождёте где-нибудь на задних скамьях. Заодно узнаешь много интересного, Хлю. Аквуш Шог прекрасный лектор — можно заслушаться.

— Да ну, стоит ли? — зевнул Иннот. — Может, мы зайдём в другой раз…

Хлюпик сурово на него покосился.

— Нет, мы пойдём! Проводи нас, пожалуйста, Афинофоно.

— Каков тиран! — проворчал Иннот, улыбаясь.

— Только ради всех предков, друзья! — предупредил Афинофоно. — Не упоминайте при нём грохманта!

— Почему? — удивился каюкер.

— Потому что студенты дали ему эту кличку, а он её жутко не любит. Кое-кто даже вылетел из университета его стараниями — всего-навсего за то, что произнёс это слово в пределах слышимости профессора Шога.

Лес затих. Весь день облака сгущались, наплывали со стороны гор, небо темнело и опускалось всё ниже и ниже. Казалось, ещё немного — и жирные сизые тучи коснутся набрякшим брюхом верхушек бородавчатых сосен. Пропопий Карары глянул вверх и вздохнул. Начинался сезон дождей, распутица и грязь. Это, пожалуй, главное, что объединяет Север и Юг, подумал он. Война и грязь… Любая война — это непролазная грязь на дорогах. Правда, на Севере к прочим «радостям» часто ещё добавляется промозглый холод. Он взглянул на лагерь. Пяток жалких брезентовых палаток, на четыре человека каждая — всё, что осталось от его полка. Пропопий вздохнул и поудобней перехватил оружие. Отполированный боевой молот привычной тяжестью давил на плечо. И зачем мы только их с собой таскаем, , с раздражением подумал он. Против регулярной армии нам всё равно не выстоять, а куки из местных отдадут всё даром, лишь бы спровадить поскорее страшных гостей. Колдунов, даже на самую малость способных колдунов — вот кого сейчас надо в наши скромные ряды! Но мечтать, как известно, не вредно. Все, кто хоть что-то собой представлял как бормотолог, сейчас находились в глубокой депрессии — вот уже несколько месяцев, как врагам удалось лишить сил большинство действующих чародеев северян. Кое-кто даже впал от отчаяния в кому. «А каковы были раньше!» — с неожиданной злобой подумал Пропопий. По-простому и не подступишься! Даже приказы командиров выполняли так, словно оказывали милость! Зато теперь солдатики и отыгрываются… Некоторых, говорят, втихаря свои же порешили. Можно ли винить их за это?

Команданте Карары ещё раз окинул взглядом лагерь. Всё-таки, что ни говори, ему удалось сохранить среди своих некое подобие воинской дисциплины. Хотя какой они теперь полк! Шайка мы, шайка, усмехнулся Пропопий. Не тешь себя пустыми мыслями, команданте! Были мы солдатами — стали разбойниками, что бы там себе ни думала камарад комиссар…

Тихо ступая по опавшей листве, подошёл помком-взвода Фтяч.

— Ну что там, Ужак? — не оборачиваясь, спросил команданте. — Каковы прогносты?

— Прогносты не радуют, — уныло вздохнул помкомвзвода. — Марамбита сказала, часа три ещё можно отдыхать, потом надо сниматься с места.

— На чём она сегодня гадала? На чае?

— На чём же ещё, — угрюмо ответил Фтяч. — Кофе уже который день нет.

Команданте хмыкнул. Гадание на чае отличалось неточностью результатов. Впрочем, спасибо и на том — без этого подспорья их давно бы вычислили.

Будь моя воля, подумал Пропопий Карары, мы бы всё бросили и ушли далеко на юг — так далеко, как только можно. Нашли бы себе место по душе, обосновались бы, переженились на каких-нибудь местных девчонках… Защищались бы от таких вот мародёров… Он вздохнул. Как же, размечтался! Камарад комиссар всё сильнее и сильнее давила на него, требуя пробиваться домой, на север. А как туда пробьёшься, если все леса кишат победившими армиями врага? Да ещё по предгорным редколесным равнинам, да ещё через Туманный хребет для полного счастья… Но ведь не отступится упрямая баба, с ожесточением подумал он. Будет давить и давить, даром что сама всё понимает. Пока весь отряд до последнего человека не угробит… Её тоже, конечно, можно понять. В комиссары специально набирали таких вот — фанатиков меднолобых. Готовых на всё ради победы. А сейчас мы вдруг в одночасье оказались проигравшей стороной, куда ни кинь. Что это за война — без магии? Нет у нас больше цели, нет сверхзадачи — вот и мечемся, как дикие звери в клетке. А южане эти… Нет чтобы пропустить назад — охотятся, выжигают… А может, и вправду — зайти к ней тихонько в палатку да убивалкой со всей дури по затылку… Ага, сейчас. Так она тебе и позволит потихоньку. Тут не молотом, тут на медиаторах придётся… Да потом ещё уходить вслепую, неведомо куда — то ли в топи непролазные, то ли прямо вавилошкам в лапы. Вот и думай, команданте, что лучше — терпеть комиссара или остаться без разведданных. Да и на медиаторах, если уж совсем честно, шансы будут — пятьдесят на пятьдесят. И коли эта сумасшедшая победит, то завтра же отряд двинется прямиком на север, где и поляжет весь. Ну уж нет, позвольте. Я с ними не для того всю войну прошёл, чтобы в конце вот так бездарно сгубить.

А как всё было задумано! Армады воздушных кораблей, многотысячные десанты в глубокий тыл… Операция «Пошарам». Казалось, победа — вот она, стоит только взять. Надурил, надурил коварный враг; обыграл, поставил мат одним ходом раньше…

— Перебьют нас, команданте, — сказал помкомвзвода. — Болтаемся тут, как оно в проруби, куки этих несчастных грабим… Вот нагонят сюда солдат, да как начнут лес прочёсывать частым гребнем…

Пропопий Карары нахмурился. А вот этого уже допускать нельзя. Он, может, и сам так думает, но вслух же не произносит! С такого вот и начинается в войсках разложение.

— Младший лейтенант Фтяч, смир-рна!

Ужак Фтяч вздохнул печально, но встал более-менее прямо.

— Стыдно, младший лейтенант! Что за разговоры! И если вы такое говорите — вы, помощник командира, то что же должны думать солдаты, а?! И где ваше оружие, Ужак Фтяч?! Вы на войне или где?!

— Убивалку я в палатке оставил, — угрюмо буркнул Фтяч. — Тяжело же с ней таскаться. А кругом ни души.

— Молчать! Я вам дам — «кругом ни души»! Сейчас, может, и ни души, а через десять минут чёрным-черно от врагов! А ну-ка марш за молотом! Р-р-распус-тились, растудыть вашу! Крру-ом!

Сделав втык младшему лейтенанту, Пропопий вдруг почувствовал себя несколько лучше. Отодвинулось давящее ощущение неминуемой беды, взялась откуда-то давно утерянная бодрость. Это всё проклятая погода виновата, подумал он. Скорее бы уже пролилось, что ли…

В палатке комиссара, как всегда, было пусто. Солдаты предпочитали поменьше находиться в обществе Марамбиты Долборождь, изыскивая для этого всевозможные поводы. И я их понимаю, подумал команданте, пригибаясь под низким пологом. Мало того, что аура у неё — любого в дрожь кидает, так ещё и прибабахов выше крыши… До открытого противостояния дело пока не дошло, но, пожалуй, оно уже не за горами.

— Что новенького, комиссар?

— Ничего, — Марамбита поджала губы. — Везде затишье, погода давит. Ещё часа три у нас есть совершенно точно.

— А может, и ночь? Люди устали…

— За ночь сейчас не могу поручиться. Ближе к вечеру заварю ещё чайку, тогда можно будет сказать определённее.

Пропопий помолчал.

— Дисциплина в отряде падает, Марамбита. Я сделал внушение помкомвзвода, но это, между прочим, и ваша вина тоже.

— У солдат нет цели, команданте. Это развращает так, что хуже некуда. Людям нужно иметь перед собой ясную цель, а не просто какие-то повседневные задачи.

— А я разве не поставил её? — наигранно удивился Пропопий.

— Добывать пропитание — это не цель. Если делаешь это просто ради того, чтобы набить собственное брюхо, то получается ещё хуже. Мы уже наполовину превратились в банду грабителей.

«Ну да, то же самое, что я сам себе всё время говорю. Только вот цели мы с вами видим по-разному, комиссар».

— Что там с боеприпасами?

— На каждого бойца по две стеклянные бомбочки, пол-ящика зарядов для баллисты, ещё кое-что — в общем, на один серьёзный бой хватит. А дальше — как повезёт.

— А почему это я замечаю, что бойцы ходят по лагерю без личного оружия?

— Толку от него, — равнодушно отозвалась Марамбита. — Из всех этих причиндалов только убивалка Мампы Хукка чего-то стоит. Ну и наши с вами медиаторы, конечно.

— Наши с вами? А как же лейтенант Фтяч?

— Его звёздочки надолго не хватит. Максимум па-ра-другая вспышек, и всё, закоротит намертво.

— Это точно? Починить никак нельзя?

— В полевых условиях это нереально, — сухо отозвалась Марамбита. — Так что на Ужака не больно рассчитывайте.

— Ясно… А что там с молотом Хукка?

— Тоже волшебная вещь, — пожала плечами ко-миссар. — Его сила в момент удара удесятеряется. Это же не табельное оружие, наградное. Хороший чародей поработал. Головой не поручусь, но, возможно, эта штука вышла из рук самого Сэлбасера Блюминга.

— Ладно. Может, угостите чаем, если он у вас ещё не остыл?

— Конечно. — Марамбита Долборождь пожала плечами. — А что касается кипятка…

Она прикрыла глаза набрякшими веками и сосредоточилась. На лбу билась синяя жилка. Команданте исподтишка вглядывался в её усталое лицо. Постоянное недосыпание, марш-броски… Но всё равно — мерзкая тётка.

Вода в котелке внезапно зашумела, на поверхности запрыгали пузырьки.

— Всё, мне достаточно, — торопливо сказал Пропопий. — Лучше бы вы пользовались дровами, как все, Марамбита.

— От них дым. Это демаскирующий фактор. А энергия медиаторов всё равно через некоторое время иссякнет. Собственно, уровень уже начал падать — просто это пока ещё не слишком заметно.

— Вы уверены? — с беспокойством спросил команданте.

— Это же основы, — равнодушно отозвалась Долборождь. — Я, конечно, не тяну на настоящего боевого мага, но кое-какие теоретические познания у меня есть. Мы с вами принадлежим Второй армии; значит, энергию наши медиаторы черпают в кургане Эфтаназио. Как только его сила окончательно ослабеет, они замолчат.

— И когда это может случиться? — осторожно спросил команданте.

— Кто ж его знает? Может быть, завтра. Может, через месяц. А может, и через сто лет.

— Понятненько… — Пропопий отхлебнул чай.

Собственно, чаем это можно было назвать с большой натяжкой — скрученные высушенные листья какого-то местного растения противно отдавали свежей травой. Но на безрыбье, как известно… Эту траву они реквизировали дня четыре назад в одном небольшом поселении. Местные, какие-то хилые куки, так испугались, что даже названия их деревни нельзя было ни от кого добиться. Чаю оказалось половина здоровенного полотняного мешка; и теперь весь взвод пил его, поругивая. — Всё же я вас попрошу, Марамбита, — если увидите кого-то без оружия, тут же делайте выговор. А то уже помкомвзвода болтается по лагерю, словно шпак! Чтобы я больше такого разгильдяйства не видел. Договорились?

— Как прикажете, камарад команданте…

«Ага, конечно. Можно подумать, ты любой мой приказ выполнишь беспрекословно…»

— Ну вот и славно. Что-то я вас ещё хотел спросить… Ах да! Вы заметили, что нам в последнее время попадается очень много пустых деревень? Как будто жителей кто-то предупреждает, и они заблаговременно успевают спрятаться. К чему бы такое? Понимаете, что-то у меня весь день сегодня были дурные предчувствия…

— Возможно, о нас уже успела пойти своего рода слава. Всё-таки замочить трёх шерифов подряд удаётся не каждому мелкому отряду в этих местах, согласитесь.

— Да, наступательная тактика вместо оборонительной, как всегда, себя оправдывает. Кстати! Я обратил внимание, что, выбирая маршруты, вы стараетесь не возвращаться в места, где мы уже побывали. Почему? Боитесь засады?

— И это тоже, но не только. Здешние территории находятся под протекторатом Белых, и есть небольшой шанс, что нам удастся обнаружить какую-нибудь их военно-воздушную базу. Если бы получилось захватить дирижабль…

— Ну да, вы же всё ещё не расстались с идеей пробиться на север…

— Как это я могу с ней расстаться, команданте? Ни здесь, ни в южных джунглях у нас нет будущего. Нельзя же до бесконечности кружить и прятаться. В один прекрасный день за нас могут взяться всерьёз!

За них уже взялись всерьёз, хотя ни Марамбита Долборождь, ни Пропопий Карары ещё этого не знали. Большой и прекрасно вооружённый отряд шерифов вышел на след и сейчас находился всего в десяти милях северо-восточнее той небольшой полянки, где партизаны разбили свой лагерь.

Седоусый шериф из местных растёр в пальцах золу и многозначительно поджал губы.

— Ну что, Шнюпа? — нетерпеливо обратился к нему высокий тощий командир в пёстром плаще.

— Они были здесь не далее как вчера утром, так-то, сынок.

— Нагоняем, значит… — протянул высокий, благоразумно пропустив мимо ушей «сынка».

— Горячее будет дельце, — жёстко произнёс кто-то.

Отряд из пятнадцати человек расположился в покинутой деревеньке. Местные, увидев вооружённых людей, поспешно попрятались в окрестных буераках и наверняка проведут там ещё дня два-три на всякий случай. Шерифы устроились в покинутых хижинах и отдыхали. Командир отряда, неугомонный Плио Вадуц, просто вынужден был сделать привал — последний день пути по чащобам и бурелому основательно вымотал людей и животных. Он отвёл в сторонку старого следопыта.

— Слушай, ты знаешь здешние места лучше других. Как считаешь, где больше шансов встретить их?

— Тут долго думать не надо, — хмыкнул Шнюпа. — Смотри, командир: к северу отсюда непролазные джунгли, так? К югу они почему-то предпочитают не отклоняться. А с востока мы. Им остаётся одно: двигаться потихоньку на запад, к горам. Но там сейчас два батальона Шестой пехотной. Каким-то образом они узнают, если оказываются слишком близко к нашим. Значит, ещё два-три дня они будут пробираться к предгорьям, потом либо свернут в джунгли, либо всё-таки попробуют податься на юг. Но туда чем дальше, тем больше болот; леса редеют. Так что нам имеет смысл взять севернее: отрежем им наиболее вероятные пути и, если повезёт, прижмём к болотам.

Вадуц подумал немного.

— А они не могут попытаться уйти в горы?

Шнюпа вскинул на него выцветшие голубенькие глазки.

— Там проходимых перевалов — раз-два, и обчёлся. И все они заняты нашими. Их командир кто угодно, но не дурак. Без карты, без проводника… Не-ет, сынок, не полезут они туда! Никакого резона.

— Ну а если всё-таки полезут? — Вадуц прищурился. — В порядке предположения.

— Тогда прижмём где-нибудь к склонам и того…

Как бы они нас не того-этого, подумал Вадуц. Это явно не простая шайка мародёров, и командиры у них не простые. Не удивлюсь, если там имеется некромант, сохранивший ещё кое-какую силу. Хотя — почему «если»? Наверняка имеется, иначе как объяснить это сверхъестественное везение? Две, нет — три превосходно организованные ловушки, и ни в одну они не сунулись! А та жуткая клякса на стене сарая — всё, что осталось от местного шерифа… Плио погладил верную стоеросовую дубинку и принялся полировать кусочком замши короткие толстые сучки. Эта дубинка досталась ему от прадеда — с течением времени розовая древесина потемнела и приобрела благородный коричневатый оттенок.