ПРОЛОГ

— И всё-таки, согласитесь, это даже забавно: вот так встречаться и беседовать друг с другом высоко над землёй.

Говоривший с улыбкой опустил взгляд. Там, внизу, еле заметные с такой высоты, тянулись тоненькие цепочки огней, сплетаясь в несимметричный узор городских улиц и кварталов.

— Не вижу ничего забавного. Знаете, я бы с большим удовольствием отказался от всяческих выходов в астрал и тому подобной оккультной гимнастики. К сожалению, для меня это самый быстрый способ связи… Хотя и не самый удобный. Сейчас вообще сложное время, вы в курсе — происходит смена зодиака, старые расчёты утрачивают силу, новые ещё не откорректированы, а наши корифеи, как водится, не могут между собой договориться о самых элементарных вещах. Не понимаю, откуда у этих мальчишек такой апломб!

— Мальчишек?

— Я вас умоляю! Самому старшему только-только перевалило за девяносто! По сравнению со мной или с вами они сущие дети!

— Пожалуй, в определённой мере… Однако же — темпу с фу гит, небесные сферы вращаются помаленьку, так что давайте вернёмся к теме нашей беседы. — Говоривший отхлебнул горячего чаю.

Один из собеседников был стар, как само время: длинная седая борода развевалась на ветру, пелерина цвета грозовых туч вздувалась за спиной подобно крыльям. Хищных очертаний зеркальные очки скрывали его глаза, отражая сияние ночного светила — здесь, в десятке километров над городом, зрачок луны мерцал просто ослепительно. Другой, с чашкой в руке, весьма легкомысленно одетый в шорты и футболку, казался совсем молодым; но стоило внимательней вглядеться в его черты, и становилось понятно, что он словно бы вовсе не имеет возраста. Ветер, вовсю трепавший одежды его визави, лишь слегка шевелил прямые русые волосы.

— Как вы знаете, некоторое время назад наши работы по улучшению климата вошли в решающую, я бы даже сказал — судьбоносную стадию, и…

— И как всегда, оказалось, что лучшее — враг хорошего, верно? — насмешливо улыбнулся русоволосый. — Вы затопили огромные территории, согнали с насиженных мест массу племён…

— Да кого волнуют эти голоштанные куки! К тому же мы готовы выплатить всем пострадавшим солидные компенсации; специально на этот случай созданы стратегические запасы стеклянных бус и ярких тканей… Собственно, я не за тем пожаловал, чтобы выслушивать ехидные замечания, коллега! — старец сердито фыркнул и помолчал, словно собираясь с духом. — Беда в том, что не так давно у нас был похищен известный вам предмет!

— Не может быть! — поперхнулся русоволосый. — Украсть что-то у вас… Я уже не говорю о том, что использовать эту штуку без надлежащей подготовки, мягко говоря, легкомысленно!

— Это ОЧЕНЬ мягко говоря… Стыдно признаться, но вором оказался один из моих воспитанников!

— Хм… Уж не тот ли шустрый паренёк, подававший большие надежды…

— Увы, именно он! К сожалению, пропажа обнаружилась далеко не сразу, и мерзавец успел благополучно смазать пятки.

— Однако же, полагаю, для вас определить местонахождение малолетнего нахала не составляет большого труда. Вы ведь ворожили, не правда ли? Кстати, какой методой вы пользуетесь?

— Гаданием на кофейной гуще, естественно! Я же всё-таки профессионал, — старец приосанился. — И кофе был отменным, мельчайшего помола мокко.

— Так что же?

— Мерзавец двинулся прямиком в Бэби, это несомненно! Но стоило ему оказаться здесь, как он… Пропал. Исчез. Испарился — называйте, как хотите! Суть в том, что его нигде нет. А теперь представьте себе двусмысленность моего положения! Вся гидродинамика в этой части планеты сошла с ума, наши расчёты стремительно устаревают, вскрыты сотни подземных рек — а остановить запущенные глобальные процессы теперь нет никакой возможности! Вы ведь прекрасно понимаете, что это означает!

— О, да…

Снова налетел порыв ветра, настолько сильный, что седовласый невольно заслонился локтем.

— Проклятый ураган! Не понимаю, как это вам удаётся избегать его. Да ещё и распивать чаи с таким видом, словно вы сидите за столом у себя дома!

— Но я действительно некоторым образом нахожусь дома, — улыбнулся его собеседник. — Это всё тот же наш старый спор: вы знаете, что на этой высоте постоянно циркулируют воздушные потоки ураганной силы, и держите это в голове; ну а я попросту не придаю им никакого значения. Собственно, мы с вами оба по-своему правы, всё зависит от точки зрения… Классический вариант парадокса грохманта.

— Парадокс грохманта?

— Ну да, известная притча о грохманте и слепцах: один трогает его за хобот, второй за ногу, третий за хвост, а потом все рассказывают разное…

— Знаете, при всём уважении к вам — безумец, который решил потрогать грохманта за что бы то ни было, вряд ли сможет поведать о своих впечатлениях. Этот зверь отличается прямо-таки феноменальной раздражительностью; а что такое человек против нескольких тонн скверного нрава?

— Духи предков, да я совсем не то имел в виду! Это же чисто умозрительная задача! Нет, иерофант, с вами положительно нельзя беседовать на отвлечённые темы!

— Вы правы, наверное, нельзя… Особенно сейчас, когда я вляпался в такое густое…

— В такую пикантную ситуацию?

— Ценю вашу приверженность изящной словесности! — горько усмехнулся старец.

— Так что вы хотите от меня? Если даже ваших немалых способностей оказалось недостаточно для поисков…

— Войдите же в моё положение! Вы куда ближе моего к источнику неприятностей. У вас же наверняка есть знакомства, связи… Я готов ухватиться за любую соломинку! В конце концов, мы оба знаем, что можно чуть-чуть подтолкнуть ситуацию в желаемом направлении — как правило, вселенские силы смотрят на подобное сквозь пальцы…

— Да? А вы представляете себе, какую волну событий породит один такой толчок? И сколько людей, прямо или косвенно, будет в них вовлечено? Этак у нас получится целый роман!

— Пусть будет так, если нет иного выхода! Пусть будет роман! Да хоть трилогия, побери меня предки! Со множеством приключений, с поединками на крышах и в подземельях, с дикими племенами и отпетыми негодяями! В конце концов, кому-нибудь подобное вполне может прийтись по вкусу!

— А вас не пугает тот факт, что он будет изобиловать сценами насилия, чёрным юмором и ненормативной лексикой? Впрочем, я забыл — ненормативная лексика вряд ли способна вас смутить, иерофант… Ну что же — определённая дерзость ума в подобном решении присутствует…

— Посудите сами, не могу же я лишиться должности из-за такой ерунды! Кое-кто уже сейчас поглядывает на меня косо… Если мне только удастся вернуть похищенное, я буду вашим вечным должником!

— Вот даже как?

— Гм… Не ловите меня на слове! — фыркнул старец. — Скажем… Лет на триста.

— Хорошо, я попытаюсь. Естественно — никаких гарантий; кроме того, процесс может занять довольно долгое время.

— Лишь бы не слишком долгое.

— Я постараюсь ускорить дело, насколько возможно; сие, знаете ли, и в моих интересах тоже. Если Бэбилон начнёт затоплять, это создаст для меня массу проблем. Между прочим, подходит время прощаться; я вижу, пребывание здесь уже начинает причинять вам определённые неудобства.

— Я рассчитываю на вас… Ну так что же, встретимся в следующее полнолуние?

— При всём желании повернуть колесо фортуны так быстро у меня не получится. Возможно…

Старец глубоко вздохнул — и вдруг с невероятной скоростью устремился спиной вперёд в тёмную даль.

Казалось, он был привязан к какому-то исполинскому, растянутому до предела резиновому жгуту, который внезапно сократился. Русоволосый улыбнулся возникшей ассоциации, прикрыл глаза… И поставил опустевшую чашку на столик в собственной кухне. За окном на разные голоса страдали коты, уличный фонарь бросал призрачные блики на стену. Над Вавилоном царила ночь.

По заболоченной речке, обходя поросшие осокой островки и неспешно рассекая плотный зелёный ковёр ряски, плыло бревно. В самом этом факте не было ничего удивительного: плавучие брёвна в болотах встречаются сплошь и рядом, причём отличить гнилой древесный ствол от гнилого древесного ствола с очень острыми зубами зачастую просто не успеваешь. В данном случае, однако, бревно было вполне обыкновенным — ну, разве что, не слишком гнилым и слегка обтёсанным с торца. На мокрой бугристой коре, без каких-либо усилий удерживая равновесие, восседала донельзя странная фигура — тощая, головастая, с угольно-чёрной кожей и густой копной тёмно-зелёных, рыжеватых у корней волос, неопрятной гривой свисающих на спину и плечи. Большую часть лица у этого типа занимал нос — огромный, горбатый и при этом приплюснутый. Маленькие карие глазки под мохнатыми бровями смотрели по сторонам весело и внимательно. Физиономию путешественника украшало несколько крупных, как земляничины, бородавок. За спиной его болтался видавший виды тощий брезентовый рюкзак; вокруг бёдер был небрежно обёрнут клочок выцветшей ткани. По всей видимости, эти два предмета составляли его одежду и имущество — ничего более на импровизированном плавсредстве не имелось. Время от времени путник загребал веслом — явно самодельным, похожим на увеличенную раза в три теннисную ракетку, подправляя курс. Внезапно что-то заинтересовало зеленовласого: он слегка приподнялся, вглядываясь, а через несколько секунд ловким движением снял с поверхности ряски маленький светлый предмет.

— Окурок! — ликующе возвестил путник, улыбаясь во весь рот и едва ли не с нежностью рассматривая находку. — Да, господа, — повстречать в здешних, не побоюсь этого слова, диких и дремучих дебрях подобный предмет, это совсем не то, что встретить его же в городе!

Путешественник, по-видимому, был горазд почесать языком, пускай даже перед воображаемой аудиторией — очевидно, в дороге он находился уже довольно давно.

— Здесь, посреди Великого Леса, этот маленький и, между нами, довольно противный хабарик является не чем иным, как символом цивилизации! — продолжал разоряться он. — Пускай ему не хватает шарма и изысканности, пускай даже сам по себе данный объект символизирует пороки общества… Не, ну до чего же я наблюдательный — это что-то с чем-то, как говаривал старина Гро… Найти окурок в диких джунглях; да ещё посреди болота! Наверняка его выбросили с борта какого-нибудь летающего корабля…

Тут зеленовласый замолк и, слегка подправив веслом курс бревна, вновь зачерпнул горсть ряски. Второй окурок выглядел точь-в-точь так же, как первый — ну разве что был немного длиннее.

— Гм… Тенденция! — глубокомысленно заметил путешественник. — Нет, конечно же, возможно всякое — например, где-то поблизости недавно пролетел ещё один корабль… — глаза его меж тем внимательно шарили по поверхности болота. — Итак, один — флуктуация, два — тенденция; ну, если попадётся ещё и третий — это уже будет…

Бревно неспешно обогнуло очередной островок — и вошло в целое поле окурков. Они были везде: на поверхности ряски, в воде, на низеньком берегу, даже в складках коры стоявших у болота деревьев.

— …Традиция! — вполголоса завершил свою мысль путешественник. — Похоже, я вновь столкнулся с какой-то местной цивилизацией. Если можно так выразиться.

С этими словами зеленовласый легко поднялся на ноги и, одним прыжком перемахнув на низенький кочковатый берег, замер. Где-то неподалёку сквозь стрекот насекомых и птичье пение пробивался гомон голосов. «Ага», — прошептал путник и осторожно раздвигая ветки, двинулся на шум.

Местное селение и впрямь заслуживало внимания какой-нибудь этнографической экспедиции. Великий Лес, безусловно, необъятен; но вряд ли ещё хоть одно племя селилось в подвязанных к ветвям деревьев здоровенных корзинах! Однако не это заставило зеленовласого удивлённо задрать брови.

В небе над деревней висел… Висела… Висело нечто. Больше всего оно походило на огромную пузатую рыбу, напялившую зачем-то брезентовый мундирчик. На мундирчике красовалась надпись: «BTV. Творческая студия „Зиккурат“. Под брюхом рыбы был прикреплён небольшой ярко раскрашенный вагончик, под завязку набитый разнообразным народом. Оттуда, сверху, неслись азартные вопли:

— Панораму! Панораму давай! А теперь аборигенов, аборигенов наплывами!

Из корзин тут и там выглядывали изумлённые синие лица — кожа у местных жителей была густо-индиговой. «Рыба» потихоньку снижалась, причём прямиком на один из «домов». Когда от ветки, на которой он висел, до днища вагончика остались считаные метры, живущий в корзине абориген стал проявлять признаки беспокойства.

— Эй! Возьмите левее, что ли, — прокричал он. Но его не услышали.

— Привет! Привет! — верещала какая-то красотка в красном, ослепительно улыбаясь и изо всех сил махая руками.

— Левее! Левее возьмите! — надрывался бедняга, судорожно пытаясь выбраться наружу — его набедренная повязка зацепилась за один из прутьев внутри.

Тут, наконец, днище вагончика задело бок изрядно обветшавшей корзины, послышался треск — и обитатель плетёного жилища здоровенной лягушкой плюхнулся наземь в облаке сена и сорванных листьев. Набедренная повязка, размотавшись, тихонько колыхалась на ветке.

Дверца вагончика распахнулась, и оттуда, пятясь задом, выскочил человек с большущей трескучей штуковиной на плече. Не обращая ни малейшего внимания на толпу, он резво пробежал спиной вперёд несколько шагов. Деревенские попятились.

Вслед за ним выскочила тощая рыжая девица, сжимавшая в руке что-то вроде чёрного гриба. Она всё время держала его так, как будто собиралась откусить кусочек, но вместо этого непрерывно тараторила:

— Итак, уважаемые телезрители, мы с вами сейчас находимся в типичной деревушке типичных аборигенов, и сейчас я, ведущая Дрита, буду брать у них интервью. Надеюсь, в ходе его меня не пригласят на банкет, где я же и буду главным блюдом, ха-ха, шутка, конечно же. Итак, мой первый вопрос к первому участнику нашего маленького шоу: представьтесь, пожалуйста! Как вас зовут? — И она сунула чёрный гриб под нос какому-то пареньку, очумевшему от такого поворота событий. Тот, ничего не соображая, укусил «гриб» за шляпку и тут же скривился, с отвращением выплёвывая поролон.

— Не порть мне технику, урод! — злобно взвизгнула рыжая и огрела несчастного «грибом» по макушке.

В глубине вагончика что-то громко лязгнуло и зашипело. В окошко высунулась голова с выпученными глазами и заорала:

— Ты с ума сошла! Дура! На мне же наушники!

— Камера — стоп! Стоп, камера! — Маленький, но очень энергичный толстячок, размахивая руками, колобком выкатился из дверцы и кругами забегал вокруг рыжей. — Всё переснять! Всё буквально! Дубль! Панораму, ребятушки, дайте мне панораму этого корзиниума! И свет! Свет-свет-свет! Софиты здесь, софиты там! Быстренько, мальчики-девочки! Шевелите булками!

— Во, блин! — уважительно прошептал зеленовласый и, высунувшись из высокой травы, осторожно поманил пальцем укусившего микрофон: — Эй, уважаемый! Можно тебя на минутку?

Юный абориген вздрогнул от неожиданности и подошёл поближе, во все глаза рассматривая незнакомца.

— Ты ещё кто такой?! — с изумлением спросил он.

— Эй, парень, ты украл мой вопрос! — рассмеялся зеленовласый.

— Ничего я не крал! — возмущённо откликнулся абориген. Манера незнакомца разговаривать окончательно сбила его с толку.

— Ладно, ладно, — примирительно сказал тот. — Я — Куки из племени куки, а ты?

— Хлюпик, — мрачно представился абориген; видно было, что именем своим он не слишком гордится. — Из племени смоукеров, — добавил он, подумав.

— Значит, вы — смоукеры. Никогда о таких не слышал. А что вообще тут есть поблизости?

— Как что? — удивился Хлюпик. — Вон там — река… А вон там — болото.

— Какая река? В смысле, как называется?

— Так и называется: река.

Куки и Хлюпик в затруднении замолчали и уставились друг на друга.

— Ладно, попробуем ещё раз, — сказал, зеленовласый. — Какие-нибудь географические названия ты знаешь?

— Конечно, знаю!

— Ну и..?

— Вавилон! — гордо сказал Хлюпик.

— Очень хорошо, Вавилон. А ещё?

Хлюпик опять недоуменно замолчал.

— То есть ты знаешь, что есть Вавилон; и ещё есть Великий Лес. И… это всё?

— Э-э… Ну да!

Куки устало закрыл глаза и плюхнулся на траву.

— Кажется, я забрёл в самую что ни на есть глухоманскую глухомань, — пробормотал он.

В Хлюпике проснулся патриотизм.

— Ну, не такая уж здесь и глухомань. У нас в деревне, например, даже приёмник есть… И патефон…

— Вот оно что, приёмник… — протянул, ухмыляясь, Куки. — И он, наверное, даже работает?

— Ну-у… Иногда.

— Ох… Так я и думал. Ты ведь, наверное, э-э, не взрослый? Обряд посвящения ещё не прошёл, наверное?

— Это ты о выпускном экзамене?

Куки поперхнулся.

— Так у вас здесь есть школа?!

— Ну, есть. В ней вот и учился… учусь. — Хлюпик насупился. — А ты сам кто? Кочевник?

— Я-то? — Куки посмотрел на Хлюпика из-под прищуренных век. — Я каюкер. Знаешь, что это такое?

— Нет.

— Серьёзно?!

— Ты говоришь очень много непонятных слов, — сердито ответил Хлюпик. — Я их и не слышал никогда.

В глазах зеленовласого мелькнуло что-то похожее на сочувствие.

— Скоро вам всем предстоит услышать и запомнить много новых слов, парень. Очень много…

— Почему это?

— Жизнь такая потому что…

— А чего делают каюкеры?

— Как что? Каюк!

— В смысле?

— В смысле — конец. Финиш. End. Понимаешь?

— Не-а…

— Блин! Ну, как бы тебе объяснить… Вот, например, вы живёте, старитесь… А потом наступает каюк. Так ведь?

— Нет. Не так.

Куки долгим взглядом посмотрел на Хлюпика.

— Извини, не понял?

— Да это же любой ребёнок знает! — воскликнул Хлюпик. — Когда жизнь вся прожита, за тобой приходит Амба. Ну то есть обычно она сначала несколько раз снится, а потом уже приходит и уводит за собой.

— Что ещё за Амба?

— Ну, Амба. Высокая такая, красноглазая, в чёрном балахоне, с косой и с трубкой.

Глазки Куки полезли вверх.

— О духи предков! Ещё и с трубкой! Куда я попал…

— А что, у вас разве не так? — дипломатично спросил Хлюпик.

— Слушай сюда, парень. У нас не так. Когда у нас кому-то приходит конец, его кладут в гроб и зарывают в землю… Понимаешь, о чём я? — вдруг спросил Куки с сомнением.

— У нас никто никого не зарывает. Глупости какие! Говорю же, Амба приходит, кому уже срок вышел…

— Н-ну… Может, и так… Кто вас тут знает, в самом деле. Такая глухомань… Да ты не обижайся, парень, — торопливо добавил Куки. — Ты же не виноват, что живёшь здесь. Я как раз такое место и искал, собственно говоря…

— А зачем?

— Ну, видишь ли, это связано с моей работой. Считай, я вроде Амбы. Вот, например, нападёт на какую-нибудь деревеньку монстр — сразу зовут меня. Я прихожу и делаю мерзавцу каюк. Или там надо какой-нибудь городской шишке другую шишку слить… Не понимаешь, да? — расстроенно спросил Куки.

— Нет, почему же. Ты вроде охотника, верно? — ответил Хлюпик, действительно не совсем понимавший, как можно заказать и тем более слить куда-то шишку.

— Гм… Ну да, вроде того. Только ещё круче. Слушай… — Куки вдруг принюхался. — А чем это от тебя так несёт?

— Это табак! — важно ответил смоукер, после непродолжительных размышлений догадавшийся, о чем идёт речь. — Его курят!

— А тебя дома за это не накажут?

— Если буду мало курить — в конце концов, накажут, — недоумённо пожал плечами Хлюпик.

— Если будешь МАЛО курить?! А мало — это сколько?

— Каждый настоящий смоукер должен выкуривать в день две-три трубки табаку.

— И дети?!

— Нет, что ты, — снисходительно улыбнулся Хлюпик. — До пятого класса — всего по пачке папирос. Куда им больше!

Куки выглядел совершенно несчастным.

— Парень… Скажи, ты меня не разыгрываешь?

— Нет, конечно.

— Ну… Ну тогда давай закурим, что ли…

Хлюпик открыл поясную сумочку, вытащил клочок бумаги и протянул новому знакомому вместе со щепотью табака. Тот, ловко орудуя пальцами, скрутил «козью ногу». Сам Хлюпик набил чилим, чиркнул кресалом, затянулся и дал прикурить Куки. Зеленовласый немедленно закашлялся.

— Ух ты, блин! Крепкий какой!

— Ну, это разве крепкий! — снисходительно усмехнулся Хлюпик. — Вот махорка, которую Деда выращивает, — та да, крепкая. Москитов на лету убивает.

Куки снова затянулся и с уважением посмотрел на Хлюпика.

— Ну табак вы, положим, сами выращиваете. А бумагу откуда берете?

— По-разному… Большой Папа ездит каждый год куда-то и обменивает табак на всякие вещи. Ну и газет привозит на всю деревню. А когда они кончаются, можно старые осиные гнёзда в лесу отыскивать и из них бумагу делать. А вообще-то, у нас папиросками только дети балуются или гультяи всякие, у которых трубок нету… — Тут Хлюпик вновь насупился и замолчал.

— Газеты? — оживился Куки. — А что за газеты?

— Обыкновенные газеты. Жёлтенькие.

— Так вы их что же, не читаете даже? — осторожно спросил Куки.

— Ты опять говоришь как-то странно. Читают книгу. А из газеты только самокрутки крутят.

Куки выглядел совершенно сбитым с толку.

— Слушай, а кто у вас самый главный? В племени, в смысле?

— Папа, конечно! Большой Папа!

— Твой папа? Так ты — сын вождя?

— Нет, не мой. Он… — Хлюпик задумался.

Ему вообще-то ни разу не приходил в голову вопрос, почему Большого Папу все зовут именно так.

— Он ваш вождь?

— Нет…

Ну как объяснишь постороннему, кто такой Большой Папа и за что его все так уважают?! Как расскажешь о живущей по соседству злой ведьме (час пути до покосившейся замшелой избушки; да только кто же в здравом уме туда потащится!), которая проклинала деревеньку смоукеров ежевечерне, фактически уже давно по привычке… Проклятий деревенские не боялись. Да — были, были, говорят, времена, когда смоукеры истошно орали «Воздух!» и проворно прятались в корзины, едва завидев над верхушками деревьев знакомый силуэт. Но с тех пор как Большой Папа однажды авторитетно заявил, что правильному смоукеру всякая аэропакость повредить не может, всё изменилось. Всё-таки нет больше в племени таких, как Большой Папа! Кто ещё смог бы сидеть, невозмутимо покуривая трубочку и только ухмыляясь в ответ на разгневанные вопли, долетавшие с неба?! Перегнида, привыкшая уже к тому, что при её появлении все разбегались и прятались, битый час носилась над посёлком, закладывая виражи над крышей общинного склада и обрушивая страшные свои проклятия на голову Папы. С тех пор вот и уверовали смоукеры во всепобеждающую силу Табачного Духа Никоцианта, вернее, не то чтобы уверовали — скорее, укрепились в вере.

— Он — самый правильный смоукер! — нашёлся, наконец, Хлюпик.

— Вот оно что… Нет, ну надо ж до такого додуматься — жить в корзинках! — с весёлым изумлением вертел головой Куки. — Не могу поверить!

— Чего же тут такого? Правильному смоукеру только в корзине и жить! Удобно, комфортно, и всё всегда под рукой.

— А ежели дождь?

— Подумаешь! У каждой корзины занавесочка есть кожаная, непромокучая. Натянул сверху — и лежи себе, покуривай, пускай дым сквозь плетёную стенку. Хорошо!

— Гм… — Куки задумался.

— А сам ты где жил?

— Много где. Я ведь не сижу на одном месте, а путешествую. А вообще-то, я из Биг Бэби.

— Откуда?

— Из Бэбилона. Или Вавилона, как вы его называете.

— Ну?! — Хлюпик с недоверием уставился на Куки; и в этот самый момент за его спиной раздался голос:

— А пойдите-ка сюда, молодые люди…

Хлюпик вздрогнул и обернулся. В десятке шагов от него стоял Свистоль, главный (и единственный) шаман племени и по совместительству — директор школы, и манил их тонким коричневым пальцем. Юный смоукер сразу почувствовал себя провинившимся. Свистоль обладал таким качеством: вызывать чувство вины у любого своего ученика, пускай даже бывшего. При этом он был совсем не злым и, казалось, искренне переживал, что его неявно, но неизменно стараются избегать.

Хлюпик, понурившись, подошёл к директору.

— Ты не представишь меня своему другу? — вежливо поинтересовался тот.

Хлюпик не знал, как надо «представлять» кого-то: директор тоже иногда говорил непонятными словами. В таких случаях Хлюпик обычно ориентировался на интонацию. Впрочем, Куки с невозмутимым видом уже протягивал Свистолю руку.

— Куки из племени куки. А вы тот самый Большой Папа?

— Нет, что вы. Я всего лишь… — тут он метнул короткий взгляд на Хлюпика, — всего лишь скромный школьный учитель. Не соблаговолишь ли заглянуть ко мне на трубочку табаку?

— Э-э… Вообще-то ваш ученик меня уже угостил, но…

— А мы просто посидим в тенёчке, побеседуем. — И Свистоль увлёк нового знакомого к своему обиталищу.

Формой Свистолева корзина более всего напоминала здоровенную тыкву. Как и положено жилищу шамана, размещалась она несколько на отшибе. Сквозь прутья стен просвечивало солнце. Куки сморщил нос — всё вокруг было невероятно прокуренным. В корзине уже кто-то сидел, закутавшись в плед и надвинув на глаза камышовую шляпу. Удивительной длины трубку он придерживал сразу и руками, и ступнями ног. Из-под шляпы торчали только пышные седые усы.

— Сейчас табачку набьём, — приговаривал меж тем Свистоль, наполняя из глиняного горшочка здоровенный дымофон. — Эту я специально для гостей держу. Таким манером, ежели не побрезгуешь…

— Да я, собственно, сейчас курить-то не хочу, — растерянно ответил Куки. — Побеседовать — это я с удовольствием, конечно…

— А я вот, грешным делом, дымлю и дымлю… — с этими словами Свистоль чиркнул кресалом.

Чашечка у трубки была такой вместительной, что Куки невольно содрогнулся.

— Я уже заметил, у вас тут все курят почём з… Очень много, я хотел сказать.

— А как же иначе? — Свистоль бесхитростно посмотрел на Куки. — Иначе никак нельзя. Смоукеру никотин нужен как воздух, мы без него не можем. Едим мы мало и редко, да и где её взять, еду-то, в такой глухомани. Вот курево нам заместо еды и идёт…

— Охотиться можно, — сказал Куки.

— Какие из нас охотники! Название одно… Да и не дело это — живность губить.

— Ну вы даёте! Как же вы живёте тогда? Это ж Великий Лес!

— Так и живём, — с достоинством ответил шаман. — Никому не мешаем, но и себя в обиду не дадим, ежели что. Мы, смоукеры, — народ самый правильный. Не то что эти там… — Свистоль махнул рукой, давая понять, что имеет в виду пришельцев. — Вон, помяли кого-то ненароком… Вавилонские, одним словом!

— То-то ваша молодёжь там толпится, — тихонько буркнул Куки.

— Так развлечений-то здесь — раз-два и обчёлся. Пускай уж. Опять же, выпускной вечер у них сегодня. А ты, уважаемый, тоже не больно-то рвёшься на всё это безобразие пялиться.

— Я и не такое повидал, — усмехнулся Куки. — Теперь тихое место найти хочу, отдохнуть, осмотреться…

— Тихое? Ну так, почитай, тише, чем здесь, и нету. Глухомань кругом на сотню вёрст; а мы — соседи мирные. Тут лет пять назад приходил один… Тоже покоя искал. Отшельник! Нашёл место, поселился, живёт. Книгу какую-то пишет. Нет, народ у нас тут хороший…

— А что это вы газет не читаете? — Куки вспомнил Хлюпика.

— А на кой они нам? Ерунду ведь пишут, что ни возьми. Если уж читать, то книги, да и то не всякие. Ежели ты правильный смоукер, так и книги должен правильные читать.

Куки не стал спорить. Чем-то удивительно мирным веяло и от деревни смоукеров, и от них самих. Может, и в самом деле поселиться где-нибудь тут неподалёку, подумал он. Да нет, ерунда. Эти земли вскоре окажутся под водой…

Свистоль пускал к небу дымные колечки, задумчиво прислушиваясь к доносящемуся снаружи шуму.

— Ваш паренёк рассказывал, у вас приёмник есть. Новости, значит, по радио узнаёте?

— Да ну, что это за радио, — засмеялся Свистоль. — Название одно только. Хрипит, свистит, а выкинуть жалко.

— Так вы ничего не знаете о том, что происходит в мире?

— Почему же? Знаем. Раз в год мы на ярмарку ездим, там все новости и узнаём.

— И когда последняя ярмарка была?

— Не помню точно. Месяцев девять, не то десять назад. А что?

— Значит, вы ничего не слышали про Великого Мага Мардуха?

— Великого Мага?! Но ведь в последней Великой Магической они все сгинули!

— Да вот, как видно, не все…

— Только этого нам не хватало! — сердито сказали рядом.

Старичок в камышовой шляпе проснулся и стал набивать свою трубку.

— От этой публики одна морока! Небось, тоже возьмётся перекраивать мир по своему разумению.

— Ну, мы-то народ лесной, все эти кунштюки не про нас, — успокаивающе зевнул Свистоль. — Хотя, конечно, пришествие ещё одного Великого Мага — весть тревожная. А тут ещё эти, с телевидения…

— Вы глубоко ошибаетесь, если думаете, что это ВСЕ тревожные вести, — усмехнулся Куки.

— Так. Давай уж, выкладывай. — Старичок пристально взглянул на него из-под густых сивых бровей.

— Выкладывать лучше за один раз. Где этот ваш Великий Папа?

— А ты ещё не понял? — старичок хмыкнул в густые усы. — Я и есть Папа. Только не Великий, а Большой. Так меня тут зовут.

— ТУТ зовут?

— Ну да. Тут. Ты ведь тоже не Куки, молодой человек, верно? Я, например, совершенно случайно знаю, что «куки» — общее название для всех лесных племён у вавилонян.

Куки вздрогнул.

— Тебя никто ни о чём не спрашивает, уважаемый, — назидательно сказал Свистоль, наливая гостю холодного чаю из небольшого кувшинчика. — Но и ты таких вопросов не задавай. Так что там у тебя за новость?

Куки отхлебнул из пиалы. Чай был на удивление неплох — цветы и лесные ягоды.

— Началось всё с того, что Великий Маг Мардух…