Филипп не вступал в баталию по двум причинам. Во-первых, если Ричард добьется своего, французская казна по договору получит половину добычи любые захваченные со времени отплытия крестоносного флота из Марселя ценности подлежат дележу. Во-вторых, Капетинг, являвшийся умным политиком, понимал, что не следует ссориться ни с Англией, ни с Сицилией. Деньги так или иначе окажутся в его сундуках.
      Стояние под стенами Мессины, когда англичане изредка предпринимали вылазки, а французы высокомерно посматривали на глупый спор о наследстве, продолжалось неделю и конца-края ему не предвиделось. Столица Сицилии хорошо укреплена, подданные Ричарда разозлились и предвкушали грабеж в случае взятия города, Крестовый поход приостановился, а Львиное Сердце благодаря собственной твердолобости вознамерился оставаться на острове хоть до дня Страшного Суда. Тем более, что кредиторы - ломбардские банкиры и рыцари Ордена Храма - ненавязчиво напоминали ему, что подходит срок выплат по векселям.
      Все разумные люди - королева-мать Элеонора, Танкред, престарелый Римский Папа и Филипп-Август - понимали: ситуацию нужно взять в свои руки и любым способом добиться завершения конфликта.
      Главным препятствием, как во всех подобных случаях, являлись смертные грехи, обуявшие английского короля: стяжательство, гордыня и тщеславие.
      * * * * *
      - Ваше высочество, где горячая вода?
      - Я вам служанка, сударь? Ох, простите... Я уже послала монахинь на кухню.
      - Да держите же! Пережмите ему руку! Еще повыше! Дьявольщина...
      - Не богохульствуйте, вы в монастыре. Может быть, пригласить капеллана для исповеди?
      - С ума сошли? Какой капеллан? Жмите, черт бы вас побрал!
      - Утихомирьтесь, мессир. Я видела самые разные раны и привыкла к виду крови.
      - Я просто счастлив... Да уберите вы своего кота!
      - Гуэрида, брысь! Брысь, кому говорю!
      - Кинжал! Не этот, потоньше. Посмотрите в моем мешке, там должна быть деревянная фляга с залитой воском крышкой.
      - Нашла. Открыть?
      - Дайте сюда.
      Внезапно подал голос объект хлопот Гунтера и принцессы Беренгарии Наваррской:
      - Ты только спирт на рану не лей!
      - Заткнись!
      - Дай хлебнуть.
      - Беренгария! Плесните в бокал красного вина и наполовину разбавьте этой жидкостью. А ты помалкивай!
      - Какая гадость... - принцесса наконец отодрала пробку, раскрошив воск, и понюхав, закатила глаза. - Пахнет, будто очень крепкое вино.
      - Это и есть вино, только сгущенное. Давайте бокал. А ты пей.
      - Наркоз, бля...
      - Если не нравится - получишь обухом топора по черепу. Вот тогда будет наркоз. Все, лежи и терпи.
      Ворвались две монашенки - келарь обители святой Цецилии Мария Медиоланская и сестра Клара Болонская, недавняя послушница, лишь месяц назад принявшая постриг. У каждой в руках по кувшину с исходящей паром горячей водой.
      - Мы будем молиться за благополучный исход, - быстро сказала сестра Мария, передав сосуд Беренгарии и извлекая из рукава сверток ткани. - Вот чистое сукно...
      - Какое сукно? - рявкнул Гунтер. - Оно ворсистое, только загрязнит рану! Других тряпок не нашли?
      - Постойте, - всплеснула руками Беренгария. - Шелк! У меня ведь есть шелк! Подарок жениха...
      Схватив один из лежащих на столе ножей, наваррка ринулась в соседнюю комнату, вскоре послышался треск разрезаемой ткани, а германец понял: перевязка вылетит в весьма кругленькую сумму, ибо Ричард на недавнем банкете в замке короны преподнес Беренгарии четыре отреза византийского шелка, который стоил безумных денег. Ничего, надо полагать, принцесса вполне обойдется имеющимся немаленьким гардеробом.
      Казаков опьянел моментально, буквально до поросячьего визга, если бы была возможность таковой звук издавать. Глаза помутнели, взгляд уставился в одну точку, рот приоткрылся... Еще бы, принять столь убийственную смесь: почти пол-литра выдержанного густого сладкого вина напополам с чистейшим хлебным спиртом. Спасибо отцу Колумбану - монах отлично научился производить и фильтровать Spiritus vini, сделав запас не только для питания ненасытного двигателя дракона Люфтваффе, но и для нужд, именующихся бытовыми.
      - Так, - Гунтер нерешительно взял короткий и тонкий кинжал. Кольчугу с пострадавшего уже сняли, разрезали и стянули войлочный подкольчужник вместе с рубахой, а затем перевернули Казакова на правый бок. Операционным столом служили сдвинутые вместе громадные сундуки с деньгами королевы Элеоноры. Ну, с Богом что ли?
      - Вы просили иголку, шевалье, - заикнулась Беренгария, протягивая Гунтеру серебряную коробочку со швейными принадлежностями. - Шелковую нить я вдела.
      - Налейте в коробку спирта... тьфу, этого... сгущенного вина из фляги. Пусть так постоит. Не мешайте, пожалуйста.
      - Я и не мешаю, - обиделась принцесса. - По-моему, я делаю все, как вы говорите, мессир фон Райхерт.
      - Извините...
      В армии Третьего Германского Рейха медицинская подготовка была обязательной, а высокие комиссии из Берлина постоянно проверяли соответствующие знания у солдат и младших командиров. Оказать первую помощь на поле боя должен уметь каждый, не дожидаясь появления санитаров или доктора.
      В один далеко не прекрасный день мая месяца 1940 года английские бомбардировщики, внезапно появившись из-за Ла-Манша, нанесли по базе эскадры StG-1 удар, послуживший причиной гибели почти четверти летного состава и наземного персонала (куда смотрели коллеги из истребительной авиации и радарные службы?), причем несколько бомб накрыли штабное здание вместе с находившимся там пунктом первой помощи. Оставалось только использовать личные аптечки - когда налет завершился, Гунтер вместе со своим стрелком-радистом Куртом Мюллером и еще несколькими офицерами выбрался из щели-убежища, обнаружив на изрытом воронками летном поле больше тридцати раненых. Пока не подошла помощь со стороны госпитальной службы сухопутных частей Вермахта, приходилось спасать пострадавших собственными руками. Были и осколочные ранения, и ожоги...
      Но ничего подобного сегодняшнему Гунтер не видел, а потому сомневался в своих силах весьма неопытного медика (какого, к дьяволу, медика? Орднунг есть орднунг, а значит, Гунтер вовсе не обязан заниматься тем, что должны делать специалисты с врачебными дипломами Кёльна или берлинского Университета!). Арбалетный болт ударил Казакову в плечо, разорвав трицепс и выхватив из мышечной ткани изрядный кусок. По счастью, стрела с кованым ромбовидным наконечником не задела проходящие по другую сторону кости крупные сосуды и саму кость. Гунтер только сегодня видел, как подобный снаряд практически оторвал руку какому-то сицилийцу - кость расколота надвое и висит только на лоскутах кожи и мышц.
      Рана напоминала пробитый в ткани плеча лохматый желоб. Придется срезать неровные края, тщательно исследовать на предмет посторонних включений и попытаться стянуть кожу так, чтобы можно было зашить. А потом все решит дело случая, сила организма и Господь Бог. Конечно, вещи из гостеприимного дома синьоров Алькамо перенесли в монастырь еще три дня назад и в бауле Казакова обнаружилась прихваченная с разбитого вертолета аптечка, но... Гунтер не верил, что лекарства, называемые Сергеем "антибиотиками", могут серьезно помочь от заражения.
      - Потом... Не забудь... - очень пьяно пробормотал Казаков. - Там флакончик, на нем латинскими буквами написано "Цефран"...
      - Не забуду. Все. Можешь орать, можешь молчать. Главное, не шевелись. Кинжал острее бритвы, дернешься - руку отрежу.
      Надрез, второй... Комочек малоприятного скользкого желе, бывший некогда живой плотью, полетел в глиняную мисочку. Беренгария даже не морщится - молодец девчонка! Видно, действительно у себя в Наварре перевидала многое. Острие зацепляется за что-то твердое - пожалуйста, искореженное колечко кольчуги, сорванное болтом. Удалить. Клочок войлока надо посмотреть внимательнее, чтобы не осталось волосков. Еще надрез. Казаков, под каким градусом бы ни был, тихонько взвыл и слезы потекли бурным ручьем. Только в бездарных книжках говорится, будто настоящие мужчины не плачут - естественные рефлексы, как это ни жаль признавать, присутствуют даже у Самых Настоящих Мужчин и слезоотделение к таковым рефлексам относится непременно.
      Кажется, чисто. Тампоны из темно-пурпурного шелка, вымоченного в спирте и как следует просушенными, промокли кровью все до единого, но деятельная Мария Медиоланская, взявшаяся помогать, постоянно верит новые, разрезая жутковатого вида ножницами драгоценный шелк Беренгарии.
      - Беренгария! Стяните пальцами рану! Нет, сначала дайте иголку!
      - Возьмите, - принцесса вытащила из металлической коробочки с вычурной восточной чеканкой мокрую от спирта иглу со вдетой ниткой. - Как держать? Правильно?
      - Края раны должны сойтись... Не перекашивайте, а то потом ему будет трудно работать рукой из-за грубого шрама. Серж! Серж, ты меня слышишь?
      - Пошел в жопу, - очень тихо, но уверенно отреагировал Казаков.
      - Пальцы действуют? Пошевели.
      Пошевелил. Слабенько, но работают. Замечательно!
      - Кошмар!.. - бормотал Гунтер, прокалывая толстой прямой иглой кожу. Никогда бы не подумал, что человек такой твердый. У мессира оруженосца шкура, будто у бегемота... Или у носорога.
      Люди, которые никогда не шили по живому человеку и которым из-за особых обстоятельств или по неотложной необходимости приходится впервые накладывать швы, всегда удивляются, насколько тяжело проткнуть такую, казалось бы, податливую и мягкую кожу. Особенно если совершаешь эту процедуру не хирургической иглой, а подручным материалом - то есть хранящейся у каждой уважающей себя женщины и запасливого мужчины иголкой для шитья, а то и просто заточенной скобой. Следует дополнить картину непрекращающимся кровотечением, мгновенно промокающими тампонами, бестолковостью помощников (только монахини, неплохо освоившие лекарское искусство, хоть немного соображают) и липкими, скользкими пальцами, из которых выскальзывает инструмент. То еще удовольствие.
      - Семь швов, - констатировал Гунтер, любуясь своей работой. - И еще четыре внутри. Пытался мышцу сшить, уж не знаю, как получилось... По-моему, правильно. Преподобная Мария, перевязывайте.
      Аптечка Казакова располагалась в длинной пластиковой коробке с надписями на английском языке. Куча непонятных маленьких приспособлений в запаянных прозрачных пакетиках, шприцы-тюбики, известные и во времена Второй Мировой, а самое главное - роскошный перевязочный материал специально для тяжелых повреждений. Гунтер, немного подумав, разорвал один из пакетов, в котором оказалась странная подушечка с поверхностью, похожей на тонкий металл, приложил ее к свежей ране и быстро примотал прилагавшимся розовым бинтом. Мария Медиоланская наложила сверху несколько шелковых полос.
      - Цефран... - германец перебирал не запачканным в крови мизинцем тюбики. - Ага, вот, по-моему... Только куда колоть? Серж!
      Казаков то ли спал, то ли потерял сознание. Пришлось действовать наугад. Методика была избрана вполне логичная: один шприц вводится возле раны, один под кожу на спине, ниже лопатки. Или надо было в бедро? Глядишь, обойдется.
      - Интересные инструменты, сын мой, - сестра Мария любопытно поглядывала на аптечку. - Никогда ничего подобного не видела.
      - Сарацинские, - нашелся Гунтер. - Арабы - великие лекари.
      - Хоть и язычники, - вздохнула монахиня. - У нас в обители хранится книга переводов благороднейшего Авиценны, но даже он не упоминал о таких... таких пузырьках с иглами.
      - Последнее изобретение, - проворчал германец, захлопывая крышку аптечки. - Беренгария, вы устали?
      - Ничуть, - отреклась наваррская принцесса. - Я отлично выспалась днем, делать все равно нечего.
      - Как только очнется, - Гунтер глянул на Казакова, - вливайте в него как можно больше жидкости. Святые сестры, кроме вина, в монастыре есть еще что-нибудь попить?
      - Виноградный сок, - быстро ответила Мария, а Клара Болонская робко дополнила:
      - Настои разные... Облепиха, мята, чабрец... Я схожу к сестре травнице. В госпитале монастыря уже полтора десятка раненых, травница варит составы беспрерывно. Мы рады будем помочь благородному шевалье.
      - Отлично, - кивнул Гунтер. - Я приду после рассвета, если ничего особого не случится. Сэр Мишель остался на Северной башне, я за него беспокоюсь.
      - Вы... Вы меня бросаете одну? - наклонила голову принцесса.
      - Ничего подобного. Сестры Мария и Клара не покинут вас, так ведь?
      Монахини дружно кивнули.
      - Если боитесь остаться без защиты... Кстати, ваше высочество, а почему ушел мессир Ангерран де Фуа? Ах, у него дела в городе? Очень благородно... Не беспокойтесь, если англичане прорвутся в Мессину, вы под защитой святой Матери-Церкви и, кроме того, вы невеста Ричарда.
      - Ричарда, - вкрадчиво сказала Беренгария, и взгляд принцессы стал откровенно злорадным, - вскоре ждет ба-альшая неприятность... Аббатиса Ромуальдина вчера беседовала со святейшим Папой. Английскому королю дано три дня для того, чтобы он одумался. Затем наш пресвятой отец Климент будет вынужден отлучить его от Церкви...
      - Не уверен, что мы продержимся три дня, - мрачно сказал Гунтер и, слегка поклонившись принцессе, шагнул к выходу из покоев, предоставленных монастырем вдовствующей королеве Элеоноре и дочери наваррского венценосца Санчо Мудрого. - Не прощаюсь, ваше высочество. Надеюсь, утром появиться вместе с живым и невредимым сэром Мишелем.
      На дворе стояла почти непроглядная темнота - только что отзвонили хвалитны. Гунтерова лошадь скучно топталась в полном одиночестве у коновязи и тихонько взвизгнула, когда подошел хозяин. Германец проверил оружие: неудобный и почти бесполезный во время штурма стены меч, кинжал в деревянных ножнах, другой нож за голенищем мягкого сапога. В сохранившейся с прежних времен черной кобуре, прицепленной к поясу, полностью заряженный "Вальтер" и двойной запас патронов... Конечно, открывать стрельбу из пистолета отнюдь не следует, но, например, когда на тебя прет сумасшедший англосакс, прорвавшийся на башню, остается только отослать ему пулю в лицо. Спасибо Господу, что никто не заметил хлопнувшего посреди общего гама и неразберихи боя выстрела - точно обвинили бы в колдовстве...
      Итак, если верить Беренгарии, находящийся в осажденном городе Папа Римский дал Ричарду три дня и не нарушит слова - понтифик не имеет права отступаться от своего обещания. За это время Львиное Сердце вполне может как взять столицу Сицилии, так и договориться с Танкредом о выкупе или возращении наследства Иоанны. Три дня... По здешним традициям, даты меняются не в полночь, а с рассветом. Следовательно, английской король огребет полновесный интердикт колоколом, свечой и книгой рано утром 12 октября, или, если придерживаться местной системы наименований, на день святого Серафима. Угроза серьезнейшая, что и говорить. От короля могут отвернуться даже самые верные вассалы, ибо никто не захочет губить бессмертную душу, армия взбунтуется, рыцари прекратят драться... Но весь день девятого, десятого и одиннадцатого числа Львиное Сердце может со спокойной душой совершать подвиги, махать мечом (Казаков, между прочим, почему-то оскорбительно именовал благородное дворянское оружие "ковыряльником") и продолжать осаду.
      Гунтер, когда глаза попривыкли к ночному мраку, забрался в седло и отправился в город - в монастыре германца уже знали и ворота открыли беспрепятственно. Оставалось снова вернуться к Северной башне (штурм наверняка утих с наступлением глубокой ночи), разыскать Мишеля, притащить его в монастырь и решить, что делать дальше.
      Ибо впредь такое безобразие продолжаться не может.
      * * * * *
      По любым стандартам будущего - Мессина довольно маленький город, населенный едва ли полным десятком тысяч людей. От центра, где располагались кафедральный собор святого Сальватора, главнейшие монастыри, командорство Ордена Храма и непременный рынок, до укрепленной стены пешком можно пройти за полчаса, на лошади - за десять минут. Цитадель Мессины, одновременно являвшаяся королевской резиденцией, находилась в самом городе, однако была вынесена на узкий и длинный мыс, вдававшийся в залив. Таким образом, Ричарду следовало вначале прорваться в Мессину через стены, миновать улицы (где ему отнюдь не будут рады), а уж затем попытаться взять замок Танкреда. С суши к замку ведет одна-единственная дорога, полоса земли между цитаделью и волнами Тирренского моря завалена громадными булыжниками так, что любой высаженный десант в лучшем случае отделается переломанными ногами, а в худшем - будет перебит устроившимися на башне лучниками. Можно оборониться еще проще - корзинку с камнями на головы врага, и никаких тебе забот.
      Ричард владел единственным преимуществом - флотом. В трюмы кораблей еще в Марселе погрузили метательные машины, но увы, катапульты, баллисты, требюше и прочие приспособления средневековой артиллерии перевозились в разобранном состоянии, дабы не загромождать палубы. Собирали онагры непосредственно на месте боевых действий. Конечно, для защиты от мавританских пиратов возле бортов стояли смахивающие на громадные арбалеты деревянные баллисты, но использовать таковые против крепости - то же самое, что бить тростинкой латного рыцаря.
      Львиное Сердце, великий воитель на суше, но никакой адмирал, приказал быстро собрать на нескольких кораблях мощные орудия и начать обстрел замка с моря. В этом деле король Англии не преуспел. Получилось только хуже.
      Штурмовая баллиста весьма тяжела, катапульта тоже. В случае с первым механизмом приходится подвозить с берега бревна для метания, ибо никто не возит с собой запас таковых. С катапультой полегче - она может использовать в качестве снарядов как камни, так и горшки со смолой или греческим огнем, но опять же оговорка: греческий огонь - удовольствие дорогое и редкое, а у Ричарда не хватало денег, чтобы купить его у византийцев. Впрочем, ромейскую зажигательную смесь ни один имеющий хоть каплю рассудка подданный базилевса Андроника франкам так и так не продал бы. Не по их уму игрушка.
      На третий день осады десяток нефов английского короля подошли поближе к замку короны и начали обстрел. Вначале все шло хорошо, за исключением нескольких досадных недоразумений. Первый корабль незамедлительно сел на искусственную мель под крепостью, да так там и остался. Сарацины в подобных случаях обычно высылали лодки для промера глубин, но Ричард такой мелочью не озаботился. Затем начался процесс пристрелки и один из выбившихся вперед нефов накрыло залпом камней. Результатом стали переломанная мачта, разорванные снасти и полдесятка убитых. Следует также добавить, что в момент выстрела громадной катапульты имела место довольно сильная отдача, а если на палубе их размещено три или четыре штуки, прицел непременно сбивался, а корабль начинало изрядно раскачивать.
      Разумеется, норманны Танкреда не собирались благосклонно созерцать флотоводческие эволюции противника под собственными стенами и начали огрызаться. Получилось зажечь два корабля, которые полный вечер грустно догорали на мелководье. Но в целом Львиное Сердце успел немного повредить замок и нанести сицилийцам определенный урон.
      Следующим утром началась сущая комедия.
      Герцог Вильгельм Йоркский, которого Ричард поставил командовать военно-морской операцией, продолжил успешно начатое дело, однако к полудню на судах практически иссяк запас снарядов для катапульт. Подвозить булыжники с берега долго и неудобно. Его светлость не додумался ни до чего лучшего, как забрать из трюмов камни для балласта, утверждая, что с кораблем ничего не сделается. Залп, второй, третий... Команда бегает между трюмом и палубой, таская булыжники. Пятый залп. С крепости сбито знамя Танкреда и разрушено несколько зубцов, рыцари торжествующе кричат славу своему королю, а судно раскачивается все сильнее. После шестого выстрела неф не выдержал столь хамского обращения и торжественно перевернулся. То же самое произошло еще с тремя кораблями ричардова флота, где вовремя не сообразили прекратить стрельбу драгоценным балластом.
      В длинном списке долгов Ричарда появилось несколько новых статей, ибо суда принадлежали не Англии, а генуэзскому торговому союзу.
      На сем действия на море пришлось прекратить и флот отошел к соседней гавани под неприличные выкрики и громовой хохот понимающих моряков сицилийцев.
      Ричард Львиное Сердце взъярился окончательно. Было проведено два штурма днем, которые норманны благополучно и с небольшими потерями отбили, а в ночь с восьмого на девятое октября англичане предприняли ночную вылазку крупными силами. Основной удар пришелся на северный участок стен Мессины, как раз там, где держали оборону mafiosi из семейства де Алькамо.
      Гунтер вернулся к башне к моменту передышки. Англичане только лениво постреливали снизу, не видя определенной цели - просто напоминали, что они еще здесь и уходить не собираются.
      К счастью, доселе обходилось без горшков со смолой, ибо даже Ричард понимал, что если Мессина загорится, город превратится в груду головешек большинство домов деревянные, строения из камня только в центре. Во-первых, захваченную Мессину можно запросто пограбить, а огонь сожрет все ценности; во-вторых, в городе находились весьма важные персоны - Папа Климент с несколькими кардиналами и епископами, блюдущие строгий нейтралитет французские дворяне во главе с королем (впрочем, Филипп-Август благополучно отсиживался на своем паруснике и только невинно развлекался, изредка постреливая из лука в английских гребцов, находившихся в пределах досягаемости). И, наконец, в монастыре святой Цецилии оставалась невеста Ричарда - наваррская принцесса Беренгария.
      - Как там Серж? - сэр Мишель обнаружился почти сразу. Рыцарь отдыхал вместе с многочисленным дворянским семейством де Алькамо в освободившейся башне -монахи успели перевезти раненых в свою обитель на телегах. Светлые волосы Фармера растрепались и потемнели от пота, но выглядел сэр Мишель вполне удовлетворенно. Ричарда он не любил из-за весьма старой истории, связанной с обстоятельствами кончины короля Генриха, случившейся в Нормандии, и предпочитал оправдывать свое отношение к молодому правителю Англии словами одного из неписаных законов: "Вассал моего вассала не мой вассал". Следовательно, сюзерен моего сюзерена - не мой сюзерен. Бароны де Фармер приносили оммаж2 герцогу Нормандскому, а отнюдь не его господину, британскому монарху.
      - Пока живой, - мрачно ответил Гунтер, усаживаясь рядом. - Чего у вас плохого?
      - Так сразу и плохого! - едва не обиделся сэр Мишель. - Когда ты и Серж уехали, отряд Алькамо покидал англичан со стены и они немного угомонились. Похоже, к утру снова полезут. Гильома очень жалко...
      - Я дал обет, - скрежещущим голосом сообщил слышавший разговор мессир Роже, - убить десятерых англичан за смерть брата. И намереваюсь сделать это сегодня же!
      - Будет новый штурм - исполните, - вяло пожал плечами Гунтер. Если уж сицилиец, а тем более норманн, решил отомстить, то он погибнет, а слово сдержит. Конечно, традиции мести существовали всегда и везде, но потомки скандинавов, осевшие на островах Средиземного моря, довели ее до логического завершения в соответствии с древними уложениями - кровная месть категорически не одобрялась Церковью, но голос норманнской крови звучал сильнее запретов. Кому-то из подданных Ричарда сегодня не светит ничего хорошего.
      - Обойдемся без штурма, - жестко сказал сицилиец. - Оборонять башню останется mafia семьи Адрано, а я со своими родственниками собираюсь устроить вылазку.
      - Ворота завалены, - напомнил сэр Мишель. - Конечно, можно спуститься со стены на веревках... Или подземный ход?
      - Подземный ход, - подтвердил Роже и сплюнул кровью - во время боя ему весьма неудачно выбили почти все зубы справа. - Здесь неподалеку. Выводит на побережье, шагах в двухстах от границы английского лагеря. Шевалье, я приглашаю вас и вашего оруженосца. Не откажете?
      У Гунтера сложилось впечатление, будто его и сэра Мишеля зовут на романтическую прогулку под сенью цветущих яблонь, а не на самоубийственное предприятие. Как же, простите, это будет выглядеть? Полтора-два десятка вооруженных людей появляются в многотысячном становище Львиного Сердца, убивают всех, кто попадается под руку и портят все, что только возможно, а затем героически погибают во славу незнамо чего? Однако Роже явно не желает собственной гибели, значит, будет действовать по старому доброму принципу: наделать как можно больше шума, навести панику, прихватить с собой какую-нибудь важную персону (выкуп - дело святое) и под шумок смыться. Опасно, но вполне выполнимо.
      Пока Роже де Алькамо созывал своих, Гунтер раздумывал. Судя по тщательно изученным в двадцатом веке историческим хроникам, Ричард захватил Мессину, проникнув в город по подземному ходу и открыв ворота. По разным версиям, его сопровождали от одного до десятка рыцарей, однако нигде не сообщалось, кем конкретно были эти люди и откуда Львиное Сердце узнал про подземный ход. Вроде бы такие сооружения, если выражаться понятным языком, являются стратегическими объектами и их местоположение должно храниться в строжайшем секрете. Отсюда вывод: либо имелся перебежчик, посвященный в тайны Мессины, либо англичане изловили кого-то из местных и долго макали в бочку с водой ради получения надлежащих сведений.
      А что, если перехватить инициативу? В реальной истории Ричард так и не дождался церковного отлучения, значит, взял Мессину до 12 октября. Еще можно успеть!
      - Мишель! Мишель, послушай меня!
      Рыцарь повернулся.
      - Ты собираешься пойти? Лучше оставайся, если не умеешь обращаться с мечом.
      - Да я не о том! - стремительно заговорил Гунтер. - Есть одна очень интересная мысль...
      Сын барона де Фармер, выслушав сбивчивый рассказ германца, сообразил удивительно быстро. Авантюра предстояла самая захватывающая и, если дело выгорит, можно надеяться буквально на ошеломляющий успех. Вскоре сэр Мишель позвал Роже и тот только расплылся в зверской улыбке, представив себе перспективу.
      - Раньеро! - Роже подозвал одного из своих громил, который вроде бы приходился ему племянником. - Вот что. Живо беги в замок, добейся встречи с Танкредом. Пусть король приезжает сюда. Скажешь ему, что семья де Алькамо намеревается сделать своему государю отличный подарок, и, если он пожелает принять участие в веселье, пускай ждет с двумя десятками дворян возле ворот святой Терезии. Шевалье де Фармер, сколько времени может занять ваш поход?
      - Ну... - замялся сэр Мишель. - Пока туда, пока сюда... Пока найдем Ричарда, пока поговорим с Элеонорой... Точно после рассвета, а может быть, и завтра ночью или утром.
      - Такие дела на скорую руку не делаются, - подал голос Гунтер. - Но мы очень постараемся. А Танкреда предупредить - отличная мысль, мессир Роже. Если король не придет сам, то пусть хотя бы пришлет сильный отряд.
      - Раньеро! - рявкнул Алькамо-старший. - Чего стоишь, балда? В замок! Одна нога там, другая тоже там!
      Племянничек бегом вылетел наружу, а вскоре стукнули по деревянному настилу мостовой подковы торопящейся лошади.
      - Господа, все готовы? - Роже внимательно осмотрел свой небольшой отряд. Четырнадцать mafiosi в кольчугах, но без плащей с гербами - чтобы не отличили сразу. Мишель де Фармер с Гунтером. Разумеется, и сам Роже.
      - Мессир фон Райхерт, - сицилиец недоуменно глянул на Гунтера, отстегивающего перевязь с мечом. - Вы собираетесь душить англичан голыми руками?
      - Отчего же руками? - кровожадным шепотом ответил германец. - У меня с собой удавка. Не беспокойтесь, сударь. Мое оружие особенное...
      Найти подземную галерею оказалось проще простого. Начиналась она в подвале стоящей ближе к морю соседней башни. Попросил разрешения у командира здешнего отряда (разумеется, он доводился каким-то дальним родственником Алькамо), откинул деревянную крышку, за которой скрывалась крутая, уводящая в темноту лестница, зажег факелы - и вперед.
      Романтические подробности из романов Вальтера Скотта наподобие капающей с потолка воды, паутинной завесы, воющих призраков и скелетов неудачливых беглецов отсутствовали напрочь. Тоннель являл собой абсолютно сухой, выстланный песком широкий проход, сделанный со всем тщанием и старательностью. Такие галереи можно встретить в любом замке, разве что здесь она проходит не внутри крупного строения, а под мессинской стеной и каменистым берегом острова. Гунтер еще раз убедился, что обитатели Средневековья - люди очень предусмотрительные и большие любители удобств: пыльно конечно, но выкрошившиеся кирпичи недавно заменены, заржавевшие кольца для факелов на месте, а кто-то из строителей даже выцарапал по мягкому известняку сакральную надпись на норманно-латинском: "Лотарио прелюбодей". В целом "стратегический объект" содержался в совершеннейшем порядке.
      Отряд, по гунтеровым подсчетам, миновал расстояние, превышающее триста метров, когда двигавшийся впереди Роже легко сдвинул небольшую дверцу, выкрашенную темной краской. Ход выводил на склон, плавно спускавшийся к морю, и отлично маскировался зарослями высоченной полыни и опутавшим камни побережья вьюном.
      - Мы идем правее, - начал командовать Роже. - К лагерю. Поднимаем шум. Шевалье де Фармер, вы со своим оруженосцем, едва начнется драка, бежите к палаткам слева и во весь голос орете: "Сицилийцы! К оружию! Тревога!" и все, что в голову взбредет.
      - Я не могу покинуть вас в момент смертельной опасности, - напыжился рыцарь, а Гунтер только вздохнул. У сэра Мишеля полезли наружу его комплексы благородного шевалье. Сейчас он наплюет на приказ мессира де Алькамо и начнет геройствовать.
      - Вы ничуть нас не покидаете, - уловив в голосе Фармера раздраженные нотки, умиротворяюще сказал Роже. - Просто вы, сударь, будете сражаться на другой линии, куда более важной, чем наша. Ступайте к герцогине Аквитанской, объясните ей все, а сегодня днем или завтра утром и вам выдастся случай показать, что семья Фармеров носит оружие не просто ради украшения. Господин фон Райхерт, вы запомнили, где подземный ход? Видите ориентиры? Три валуна выстроились в пирамиду, засохшая олива и остов лодки на берегу.