Уитни ужасно разволновалась, но впервые в жизни она сумела скрыть свое волнение, спрятавшись за высокомерной манерой поведения одного из Тернеров.
      - Возможно, я смогу вам помочь, - произнесла она, выпрямляясь и одаривая его холодной полуулыбкой.
      Он усмехнулся.
      - Сомневаюсь.
      Она почувствовала, что краснеет.
      - Я полагаю, что вам лучше рассказать мне, что вы хотите.
      Ее саму покоробило от этих слов. Что с ней происходит? Это ее отец так разговаривает с людьми, а не она. Уитни сделала шаг вперед, но, прежде чем она успела извиниться, паренек снял с головы воображаемую шляпу и отвесил ей низкий поклон.
      - Конечно, миледи. Не будет ли миледи так добра сказать, где разгрузить грузовик с кулями корма?
      Он смеялся над ней, это было совершенно очевидно. Уитни вспыхнула, воткнула вилы в сено и уперла руки в бока.
      - У тебя есть представление о том, кто я такая? - нарочито надменно спросила она.
      - Угу. - Его лицо приняло бесстрастное выражение, и он окинул ее взглядом с головы до ног. - Вы - леди, испачканная в навозе от макушки до пяток.
      Уитни насупилась и взглянула на него исподлобья. Но он улыбался, и его улыбка была такой заразительной, что через несколько секунд она и сама рассмеялась.
      В конце концов, он - просто мальчишка, заставший ее врасплох, поэтому она и вела себя так странно. Ужасно глупо.
      - Значит, так, - сказали она, вытирая руки о свои плотно обтянутые джинсовкой ягодицы, - подожди минутку, я закончу тут и найду место, где разгрузить твои мешки.
      - Заметано, - сказал он. - Но только ты сначала позволишь помочь тебе?
      Уитни пожала плечами.
      - Почему бы нет?
      Они работали, понимая друг друга без слов, пока стойло не стало чистым, затем наполнили его свежим сеном, и только тогда Уитни вышла следок за парнем наружу, к груженому автомобилю с надписью "Тернер".
      - Ты можешь разгрузить его вон там у стены, - распорядилась она. - Я помогу тебе.
      - Мешки тяжелые, - предупредил он, но Уитни замотала головой.
      - Ох уж это мне мужское высокомерие, - заметила она. - Я сильнее, чем ты думаешь.
      Она почти, зашаталась под тяжестью первого мешка, но не показала виду, хотя, когда они разгрузили машину, у нее ныли спина и руки. Самое главное ей было хорошо. У незнакомца отличное чувство юмора, он постоянно заставлял ее смеяться, и время пролетело незаметно.
      Когда они закончили, он вытер руку о джинсы и протянул ей.
      - Большое спасибо. - Он замолчал, и мальчишеская усмешка растянула уголки его губ. - Мы даже не представились друг другу. Я - Энди.
      - Уитни, - сказала она, вкладывая свою руку в его.
      Несколько месяцев спустя она припоминала, что в этот момент что-то промелькнуло у него в глазах.
      - Уитни Тернер?
      - Да, - ответила она и, возможно, из-за того, что отец этим летом постоянно внушал ей, кем она была, подняла подбородок почти вызывающе. - Это имеет значение?
      - Нет, - ответил он тотчас же, - никакого. Последовало молчание, а потом Энди опустил свою руку.
      - Ну, - сказал он, - еще раз спасибо.
      Когда он повернулся, чтобы уйти, Уитни неожиданно сделала шаг вперед.
      - Ты не хочешь... не хочешь ли ты лимонада? Он улыбнулся ей ослепительной улыбкой.
      - Конечно. Очень хочется пить.
      С этого началась их дружба. Тот первый день они провели вместе, разговаривая обо всем и ни о чем, пока наконец Энди не сказал, что, если он не вернется к своей работе, он может ее потереть.
      Во второй раз в жизни Уитни говорила как один из Тернеров.
      - Я не позволю им уволить тебя. Улыбка Энди стала холодной.
      - Почему ты думаешь, что я разрешу тебе вмешиваться? Обойдусь без твоей помощи!
      Чем больше узнавала она Энди, тем больше он ей нравился. Он был независимым и привык полагаться только на самого себя. Это придавало ему стойкость, выгодно отличающую его от других парней, которых она знала. Сыновья друзей ее отца или братья ее школьных подружек - все они не выдерживали сравнения с Энди.
      Он зарабатывал себе на жизнь, скитаясь по Тихому океану, выполнял различную работу, и хотя она понимала, что нет ничего романтического или увлекательного в упаковке бананов или в загрузке фрахтовых судов, в его рассказах все это становилось почти интригующим. Он крепко стоял на своих ногах - во всяком случае, он никогда не вспоминал о своей семье. Ему было только двадцать лет, но он уже увидел и попробовал все. И именно это заставило Уитни соврать ему о своем возрасте. Она сказала, что ей восемнадцать, боясь, что Энди может счесть ее ребенком, если узнает правду.
      Но это была единственная ложь, которую она позволила себе. Она была открыта и честна с ним во всем остальном. Он был ее первым настоящим другом, первым человеком, с которым она чувствовала себя свободно, - и тогда, в августе, их дружба пробудила к жизни нечто другое...
      День выдался горячий, знойный, какие редки на островах. Энди был свободен до обеда, и они сидели в тени огайи, за конюшней, с трудом перенося влажную духоту.
      Жара стояла невыносимая. Уитни было решила предложить ему искупаться в бассейне за домом. Но в тот день ее отец должен был вернуться, и она понимала, что не стоит афишировать их знакомство с Энди. И вообще с возвращением Дж. Т. возможность встречаться с новым другом становилась весьма проблематичной.
      Но должно же быть на свете какое-то прохладное место, куда они могли бы пойти вместе, подумала Уитни, и сразу же ей на ум пришло название.
      - Кахуна Джордж, - сказала она счастливо. - Как я раньше не догадалась?
      Энди посмотрел на нее.
      - Кахуна Джордж? Что это?
      - Рай с аэркондишн. Как ты смотришь на то, чтобы отправиться туда?
      - Размечталась... На этом острове нет аэркондишн нигде, кроме больших отелей. - Он вытер пот со лба тыльной стороной руки. - Разве ты не читала, что заявила Торговая палата? Вам на Гавайях не нужен аэркондишн. Уитни поднялась.
      - Ну что ж, они правы. Все, что нужно, - это знать, как избавиться от солнца. - Она одарила его довольной улыбкой. - Я раздобуду термос чая со льдом, а ты пока оседлай лошадей.
      - У барышни галлюцинации, - застонал Энди, поднимаясь на нога и направляясь к конюшне.
      Спустя час они были в Кахуне Джордж.
      Уитни оказалась права, там было гораздо прохладнее. Там всегда с моря дул бриз, а густые деревья, растущие по краям лощины, давали тень, защищая от самых пронзительных солнечных лучей.
      Они растянулись на сочной траве, жуя крекеры и фрукты, передавая друг другу термос и весело болтая. Неожиданно небо потемнело. Уитни, знакомая с капризами погоды, схватила Энди за руку и потащила к деревьям, но было слишком поздно. Небеса разверзлись, хлынул холодный ливень, и за какие-то секунды они промокли до нитки.
      Дождь кончился так же неожиданно, как и начался, но к тому времени Уитни дрожала от холода.
      - С тобой все в порядке? - спросил Энди.
      - О-о-отлично, - кивнула она, хотя зубы ее исполняли танец с кастаньетами.
      Энди обнял ее и прижал к себе. До этого он никогда не касался ее, разве что случайно, и теперь на нее нахлынули тысячи ощущений. Она чувствовала твердость обнимающей ее руки, влажность рубашки, запах его кожи, нагретой солнцем.
      Дрожь пробежала по ней, дрожь, которую Энди понял неправильно. По крайней мере так она думала тогда. Позднее Уитни догадалась, что он намеренно вел себя так, как будто не понимал, что с ней.
      - Ты замерзла, - шепнул он, и не успела она запротестовать, как он снял свою рубашку и набросил ей на плечи.
      Eе сердце замерло, когда его руки коснулись ее.
      - Энди...
      - Не возражай, - сказал он. - Ты простудишься.
      - Нет. И тебе самому нужна рубашка. Без нее...
      Без нее он был полуобнаженным. Она проглотила слова, а краска залила ей щеки, пока она не отрываясь смотрела на него. Кожа у Энди была золотого цвета, как летняя трава на северном лугу, а на груди росли густые волосы, и в них капли блестели как бриллианты.
      Она почувствовала ком в горле.
      - Энди, - начала она, и в этот момент он протянул руку и начал застегивать пуговицы рубашки, накинутой на нее.
      У нее перехватило дыхание, когда его рука слегка дотронулась до ее груди. Она почувствовала, как все ее тело устремилось навстречу ему, а с губ сорвался не то всхлип, не то стон.
      Рука Энди замерла.
      - Уитни? - позвал он тихо.
      Она прошептала его имя, и они оказались в объятиях друг друга, целуясь с такой страстью, какую по своей невинности она и представить не могла.
      Даже сейчас, девять лет спустя, Уитни помнила жар этого первого объятия. Стоя в своей бело-розовой спальне, она закрыла глаза и вспоминала ощущение скользкой от дождя кожи Энди под ее дрожащими пальцами, запах его тела, когда он увлек ее вниз на мягкую траву, вкус его губ.
      Уитни закрыла лицо руками. Негодяй, он все распланировал, вплоть до последнего момента. Она еще долго удивлялась, почему он не овладел ею в тот день. Видит Бог, он вполне мог это сделать, потому что, когда он перестал ее целовать, у нее голова кружилась от желания.
      Теперь-то она не сомневалась: он не был готов к тому, чтобы в тот поддень их отношения зашли так далеко. Ему нужны были лучшие декорации и определенная аудитория для следующего этапа мерзкого плана.
      А тогда он осторожно, как будто она была такой хрупкой, что могла рассыпаться в его руках, отодвинул ее от себя. И так было каждый раз в течение следующих двух недель, пока наконец Уитни до боли не захотела, чтобы он овладел ею.
      Со всей невинностью своих шестнадцати лет она думала, что любит его и что он тоже ее любит. Возможно, именно эта уверенность сделала тот последний день особенно унизительным и болезненным.
      День начался плохо. Разнеслась весть, что ее отец, который все еще был в отъезде, приезжает домой следующим вечером. На этот раз он останется на месяц, и это означало, что Уитни снова будет под неусыпным оком.
      Такая перспектива наполняла ее отчаяньем, и она старалась не думать о том, что ждет ее впереди. Они были с Энди в конюшне, когда солнце уже клонилось к морю. Уитни лежала в его объятиях на ложе из сладко пахнущего сена, почти потеряв голову от ощущения его твердой возбужденной плоти. Он хотел ее - и даже одежда, разделяющая их, не могла скрыть этого.
      Он целовал ее снова и снова, пока наконец она не стала извиваться от желания, слепая ко всему, кроме настоятельной потребности своего тела.
      Уитни молчала, но оно красноречиво говорило за нее. И Энди, пробормотав что-то, прижал ее к себе так сильно, что она едва дышала, а потом сказал, что больше так не может. Он сказал, что пришло время и он должен овладеть ею...
      Уитни подошла к окну и посмотрела в него невидящим взглядом. Уже настала ночь, а она забыла, как быстро темнота окружает тебя на островах.
      Той ночью темнота тоже окружала их, накрыв черным бархатом.
      Ее руки обвились вокруг шеи Энди.
      - Тогда возьми меня, - прошептала она.
      Он нежно сжал ее запястья и опустил ее руки.
      - Не здесь, - сказал он хрипло. - Не на конюшне. - И ни в одном из тех мест, где они были наедине: ни в Кахуне Джордж, ни в Хайна-Бич, где он впервые коснулся ее груди и заставил ее вскрикнуть от страсти.
      Он сказал, что придет в ее комнату ночью и займется с ней любовью как полагается: на чистых простынях, на мягкой постели, и они проведут всю ночь в объятиях друг друга.
      Сердце Уитни забилось от волнения. Сначала ей показалось, что риск слишком велик, но постепенно она успокоилась. Что может случиться, в самом деле? Ее отца не будет до завтрашнего дня. Что же касается Эммы, то она скажет, что у нее разболелась голова, и рано ляжет спать.
      Наступит завтра, и кто знает, сколько им придется ждать, пока, они снова не смогут быть вместе?
      - Оставь дверь в свою lanai незапертой, - прошептал Энди, - и я приду к тебе.
      В темноте Уитни, дрожа, ждала звука шагов на балконе. Когда он наконец появился, она была уже в совершеннейшей панике. От него, от себя - от того, что они собирались сделать.
      - Я передумала, - воскликнула она вместо приветствия, и Энди - умный, сообразительный Энди - улыбнулся и ответил, что все в порядке: он тоже еще раз все обдумал.
      - Просто разреши мне обнять тебя, - прошептал он и наклонился к ее лицу. Но после того, как он начал целовать и ласкать ее, страхи вскоре улетучились, и она просто потеряла голову от охватившей их страсти.
      Уитни отошла от окна и прижала пальцы к губам. Тогда она не услышала ни шагов отца по ступеням, ни его стука в дверь. Она не услышала, как открылась дверь, - она ничего не осознавала, кроме объятий Энди и его поцелуев, когда яркий свет залил комнату.
      - Уитни! - заорал ее отец. Наступила оглушительная тишина, и Дж. Т. ткнул пальцем в дверь. - Иди в мою комнату и жди меня там!
      Сколько раз в течение всех этих лет она думала, что произошло бы, если бы она не подчинилась? Что бы сделал Энди, если бы она настояла на том, чтобы остаться с ним и встретить лицом к лицу ярость ее отца?
      Ах, не важно. Она ведь подчинилась; ей было всего шестнадцать лет, и она была примерной дочерью всю свою жизнь. Иногда потом ей казалось, что Энди звал ее, хотя она была почти уверена, что этого не могло быть. Просто ее мозг сыграл с ней очередную шутку; еще одна жестокость, в придачу ко всему остальному.
      А в ту ночь она ждала, дрожа, больше часа, и когда ее отец появился, его лицо было темным и холодным от презрения.
      - Как ты могла? - процедил он холодно. - Моя дочь - с таким мальчишкой!
      - Ты не понимаешь. Энди любит меня...
      Она отшатнулась, когда отец со всего размаха залепил ей пощечину.
      - Ты - маленькая сентиментальная дура. Он использовал тебя. А теперь сбежал.
      - Ты отослал его? - Уитни попыталась проскользнуть мимо него, но отец схватил ее за плечи и тряхнул.
      - Послушай меня, - рычал он. - Он использовал тебя с самого начала.
      Она замотала головой и в отчаянии зажата уши руками.
      - Ты лжешь.
      Но отец продолжал обвинять, его голос звучал холодно и уверенно, пока наконец вся злосчастная история не предстала перед ними чем-то постыдным и омерзительным.
      Энди был умен и предусмотрителен. Он видел, как наивна и невинна была она, и в соответствии с этим построил свой план. Он решил соблазнить ее, но откладывал это до тех пор, пока не нашел подходящее время и место, чтобы их непременно застал сам Дж. Т.
      Она отказывалась верить.
      - Это ложь! - кричала она. - Он даже не знал, что ты приезжаешь сегодня ночью.
      Но Дж. Т. был неумолим. Энди видели с Кении, пилотом вертолета, в тот момент, когда Кении готовился лететь за ее отцом и собирался вернуться этим же вечером, а не на следующее утро.
      - Он знал, что я вернусь сегодня ночью, Уитни, точно так же как он знал, что я приду к тебе в комнату, чтобы справиться о тебе, поскольку Эмма сказала мне, что ты больна.
      - Но... но зачем? - рыдала она. - Почему он это сделал?
      - Потому, что он ненавидит нас.
      - Н-не понимаю. Дж. Т. нахмурился.
      - Мальчишка не получил образования. У него нет будущего. Но вместо того, чтобы принять все как есть, он презирает людей, подобных нам, за их деньги.
      Уитни задохнулась.
      - Нет! Нет! Мы говорили о деньгах! Энди не...
      - Неужели? Твоя наивность просто стоила мне двадцати пяти тысяч долларов. Именно столько этот конюх потребовал за свое обещание покинуть острова.
      Уитни уставилась на него.
      - Нет, - прошептала она. - Ты... ты избавился от него, ты сделал что-то...
      - Да уж, - отец беспощадно скривил рот. - Естественно, сделал. Я заплатил негодяю его цену.
      Когда она осознала эту страшную правду, то побледнела и чуть слышно произнесла:
      - Он одурачил меня. Дж. Т. зло процедил:
      - Он одурачил нас обоих. Но я спас нашу гордость. Я сказал ему... ну, не важно... Что действительно важно, так это то, что его больше нет. Через неделю или две вся эта история забудется.
      На следующее утро новая домоправительница заняла место Эммы.
      - Если бы она хорошо выполняла свои обязанности, мальчишке никогда не удалось бы проникнуть в дом и воспользоваться твоей благосклонностью, прорычал вместо объяснения Дж. Т.
      Через год она попросила отправить ее в колледж, и отец согласился.
      - Но ты вернешься, когда закончишь учебу, - предупредил он. - Твое место туг, на земле Тернеров.
      Однако она не вернулась, несмотря на его настоятельные просьбы. То, что произошло с ней в ту ночь, изменило ее навсегда.
      Она не могла жить той жизнью, какую уготовил для нее отец, и через год на континенте она набралась храбрости сказать ему об этом.
      Со временем отец перестал настаивать, и они остались по-прежнему далеки друг от друга, но теперь их разделяло не только расстояние...
      Где-то в темноте резко закричала ночная птица. Уитни вздрогнула и отвернулась от окна. Воспоминания были болезненными, но они придавали ей силу, которая была нужна, чтобы выдержать предстоящее ей испытание.
      Она снова держала себя в руках.
      Ее жизнь принадлежала только ей, а не отцу и не Александру Барону.
      И провалиться ей на этом месте, если она позволит хоть одному из них использовать ее.
      ГЛАВА ТРЕТЬЯ
      Уитни переходила от лампы к лампе, включая свет, пока спальня не превратилась в сверкающий в темноте маяк.
      "Невероятно, - подумала она. - Чудовищно! Представить только - отец вытащил ее в такую даль, чтобы сделать марионеткой... в своей игре!"
      У нее не было иллюзий в отношении Дж. Т. Она была свидетелем того, как он разрывал дружеские отношения во имя мести, пренебрегал правилами приличия ради выгоды. Она знала, что он ставит собственные интересы и интересы "Тернер Энтерпрайзиз" превыше всего.
      Но то, что он задумал теперь... Господи! Неужели у него нет к ней никаких чувств? Ведь она была его дочерью, как же он может делать из нее приманку?! Ведь Дж. Т. лучше, чем кто бы то ни было, знал, что несколько лет назад ее жизнь была почти разбита Александром Бароном.
      Она горько усмехнулась, вынимая из встроенного шкафа пиджак и надевая его. А что касается Барона - пусть катится в преисподнюю со своим высокомерием! Однажды он воспользовался случаем, но неужели он думает, что она позволит этому повториться?
      Уитни глубоко вздохнула. Как и почему - не важно, думала она, вытаскивая чемодан. Важно то, что они оба недооценили ее. Девять лет назад она была почти ребенком, ослепленным первым чувством, слишком юной, чтобы взвалить на себя бремя собственной жизни.
      Теперь она стала женщиной. И она сможет постоять за себя без посторонней помощи.
      Ее трясло, когда она складывала вещи. Если бы Кении был еще тут, пилот собственного вертолета Тернера! А теперь ей придется искать другой способ удрать из дома. Если заказать легкий самолет или вертолет по телефону, а потом ждать их, потребуется слишком много времени. Барон будет здесь значительно раньше.
      Нет, гораздо проще взять джип или "рэнджровер" из беспорядочно расположенных пристроек позади главного здания усадьбы и доехать до ближайшего общественного шоссе. Ранчо было огромным - оно занимало семьдесят пять тысяч акров, - ив нем всегда можно было найти какое-нибудь транспортное средство.
      Уитни повесила на плечо дорожную сумку и подняла чемодан. Она доедет до ближайшего шоссе, потом до аэропорта в Кихоле, а потом сядет на первый же самолет, следующий на материк, и пусть катятся к чертям ее отец со своим ранчо и глупые сантименты, которые охватили ее, как только она сюда приехала.
      Говорили же ей, что не стоит возвращаться домой, и теперь Уитни жалела, что не послушалась. Она поморщилась, когда открывала дверь спальни и выходила в коридор. Ну почему она не выяснила, зачем отец хочет ее видеть, прежде чем согласилась вернуться сюда? Ей следовало бы знать это, вместо того чтобы давать волю воображению: ах, отец болен или находится в отчаянном положении!..
      Она уже добралась до верхней ступеньки лестницы, когда послышался звонок в дверь. Сердце у нее замерло: отец сказал, через сорок пять минут. Неужели она опоздала?
      Уитни перегнулась через перила, глядя, как экономка прошла к парадной двери. С того места, где она стояла, ей не было видно входа, но она услышала, как дверь распахнулась, потом - голоса: экономки и другой несомненно, мужской голос, а затем дверь закрылась.
      Послышались шаги по паркетному полу, и Уитни отпрянула в тень лестницы.
      - Если вы подождете минутку, сэр, я доложу о вас мистеру Тернеру, сказала экономка.
      - Благодарю вас.
      Уитни затаила дыхание. Голос был ниже и грубее, но она все равно узнала бы его - ведь он так часто ей снился.
      Александр Барон прибыл.
      Тоненький голосок внутри нашептывал: "Уходи сейчас же. Спустись по черной лестнице, пройди через кухню и прямиком к выходу. Он тебя не увидит, он никогда не узнает..."
      Но ноги не слушались. Она была как парализованная, как бабочка в коробке под стеклом, какие висели рядами на стенах библиотеки. Она не любила входить в эту комнату, когда была маленькой. Ей казалось неправильным, что эти создания, такие свободные и красивые, наколоты на булавки на фоне черного бархата.
      - Барон! - Голос отца был сердечным, но на тон выше, чем обычно. - Как долетели? Сожалею, что не смог послать своего человека встретить вас в аэропорту, но мой вертолет в ремонте.
      - Неужели?
      "Одно только слою, - подумала Уитни, - всего одно слово, но столько в нем презрительной издевки".
      - Ну, - заторопился отец, - что вам предложить из напитков? Ирландское виски, вероятно? Бурбон? У меня есть ящик "Дикой индейки", которая...
      И снова быстрый односложный ответ:
      - Водку.
      - Водку? - Голос Дж. Т. стал елейным, как будто Барон попросил нечто такое банальное, как самый дешевый напиток. Уитни представила издевательскую полуулыбку, которая, вероятно, появилась у него на лице. - Конечно, если вы настаиваете. Вы уверены, что я не смогу соблазнить вас чем-нибудь еще? Друг из Глазго прислал мне исключительный солодовый скотч из собственной винокурни - он производит всего несколько сотен ящиков в год, и...
      - Водку, - повторил Барон, - "Столичную", "Кристалл".
      Последовала неловкая пауза.
      - Да, разумеется. Я уверен, что у нас...
      - Предпочитаю охлажденную.
      - Охлажденную. - Последовала еще одна неловкая заминка. - Да, - сказал Дж. Т., - естественно. - Но теперь в его голосе было что-то такое, чего Уитни не слыхала раньше. - Я скажу своей экономке, чтобы...
      - Неразбавленную, и кусочек лимона.
      - Конечно. Я уверен, мы сможем... Голос Барона прервал отца:
      - Где ваша дочь, Тернер?
      - Моя дочь? Уитни - в... она скоро спустится.
      - Неужели? - И снова это вызывающее высокомерие. - А я ухе подумал, что она нашла отговорку на сегодняшний вечер.
      - Нет, - сказал Дж. Т. поспешно, - нет, сна с нетерпением ждет с вами встречи.
      Уитни закрыла глаза: "Отец, как ты можешь!"
      - Я полагаю, - продолжал отец, - пока мы ждем ее, мы могли бы заглянуть в мой кабинет. - Его голос набрал силу, тон стал задушевным. Уитни будто видела, как он подходит ближе к своему гостю, возможно, свободным жестом обнимает его за плечи, слегка одаривая улыбкой, полунасмешливой-полудружеской. - "Тайм" писала о вашем интересе к примитивной скульптуре, и раз уж мне принадлежит одна из самых лучших коллекций...
      Барон перебил его:
      - Та, что вы собираетесь выставите на аукцион Сотби в следующем месяце? - Он засмеялся, так что стало ясно его мнение об экспонатах этой коллекции. - Простите, Тернер, мне это неинтересно.
      - Нет? То есть я не это хотел сказать, Барон. Я только подумал...
      - Единственное, что меня интересует, так это бумаги, которые я затребовал.
      Дж. Т. неожиданно осип.
      - Конечно. Но я думал, мы подождем, пока...
      - Сейчас!
      Ее отец издал сквозь зубы приглушенный звук, который, как знала Уитни, должен был означать довольный смех. Неожиданно она почувствовала, что внутренне даже сочувствует ему.
      - Я всегда полагал, что лучше сначала, - сказал он, - предложить человеку свое гостеприимство, прежде чем...
      - То, что вы всегда полагали, - возразил Барон ледяным тоном, - не имеет никакого значения. Итак, есть у вас документы или нет?
      Уитни затаила дыхание в ожидании. Ну уж теперь-то отец выставит этого наглеца вон. Несомненно.
      - Да. - Голос Дж. Т. был тихим. - Конечно. Пройдите, пожалуйста, сюда...
      Послышались шаги. Дверь библиотеки открылась, захлопнулась, и Уитни осела по стене.
      Из всего, что случилось сегодня, ничто так не потрясло ее, как сцена, только что разыгравшаяся этажом ниже.
      "Мы должны показать ему, что ни за какие деньги он не сможет купить себе положение, которое принадлежит Тернерам от рожденья", - вспомнила она слова отца.
      Она поняла, что Дж. Т. собирался сделать. Он всегда был мастером утонченной издевки. Уитни видела это сотни раз. Он был безупречным хозяином, и никому бы в голову не пришло обвинять его в намеренном унижении гостей надменной щедростью.
      Но, похоже, в этот раз отец недооценил своего противника. Такому человеку, как Александр Барон, совершенно наплевать на эту утонченность. Игра, в которую он сыграл с ней несколько лет назад, вовсе не была утонченной, она была вероломной и отвратительной и тщательно продуманной совсем как манера его обращения с отцом с момента появления в их доме этим вечером.
      Она осторожно двинулась вдоль лестничной площадки в свою комнату, бесшумно открыла дверь и проскользнула внутрь. Как может ее отец быть таким глупцом? Ему следовало бы знать, с кем он имеет дело. В конце концов, Дж. Т. был здесь, когда Александр Барон сделал свой первый бессовестный шаг по этой лестнице. И даже не попытался остановить его.
      Раздался стук в дверь, и она вздрогнула.
      - Кто там?
      Дверь отворилась, и в ней показалась экономка.
      - Ваш отец просит вас спуститься к обеду, мисс. Уитни глубоко вздохнула.
      - Скажите, пожалуйста, как вас зовут?
      - Перл, мисс.
      - Перл. - Она сглотнула. - Перл, пожалуйста, скажите моему отцу, что я... что к...
      Экономка прервала ее колебания.
      - Ваш отец говорит, что вы должны сделать это, мисс, - прошептала она с заговорщическим видом.
      - Нет, - поспешно ответила Уитни.
      Она замолчала, и насмешливый голос Александра эхом отозвался у нее в голове: "Я думал, она, вероятно, нашла отговорку на сегодняшний вечер", и неожиданно Уитни поняла, что отец прав, она должна спуститься вниз; и не потому, что он на этом настаивает, а потому, что Александр Барон так уверен, что она этого не сделает.
      И не отец играл первую скрипку этим вечером, а Барон. Дж. Т. был всего-навсего второстепенным оркестрантом, он и сам сейчас сознавал это. Барон все рассчитал заранее, точно так же, как несколько лет назад он поставил на кон свою любовную связь с наивной дочерью босса за двадцать пять тысяч долларов. Сейчас он ждет, что она спрячется в своей комнате, а Дж. Т. будет играть роль гостеприимного хозяина усадьбы.
      Как он, должно быть, смеется! Но нет, ему не удастся одурачить Тернеров дважды.
      - Мисс?
      Уитни посмотрела на экономку.
      - Все в порядке, - сказала она быстро. - Скажите моему отцу... скажите ему, что я спущусь через несколько минут.
      Когда она захлопнула дверь и прислонилась к ней спиной, ее сердце бешено билось.
      "Мы покажем ему, что ни за какие деньги он не сможет купить себе положение, которое принадлежит Тернерам от рожденья".
      Если бы она верила в эту чепуху, как верил ее отец!
      Но ведь не обязательно во что-то верить, чтобы одержать победу, не так ли? Достаточно презрения, которое она питает к Александру Барону. И все, что ей сейчас нужно, - это подходящее платье, холодный блеск жемчугов ее матери и те утонченные уловки, к которым, по ее наблюдениям, отец годами прибегал по отношению к менее удачливым соплеменникам.
      Она сможет. Она должна это сделать. По крайней мере она постарается свести сегодняшнюю игру к ничьей.
      Но этого недостаточно.
      Когда Уитни вышла из комнаты, тихо прикрыв за собой дверь, старинные часы на лестничной площадке, привезенные на китобойном судне из Бостона одним из предков Тернеров, пробили полчаса.
      Ей потребовалось всего несколько минут, чтобы одеться, но хозяйке усадьбы полагается превращать свой выход в некое театральное действо, и ее появление будет соответствовать традиции.
      Она глубоко вздохнула. Ладони ее стали влажными, а в желудке все сжалось, когда она неспешно спускалась по лестнице.
      "Успокойся, - говорила она себе, - не показывай своих чувств Каким бы ни был Александр Барон, он не дурак".
      Разглядывая себя в зеркале, она осталась довольна своим внешним видом, вполне подходящим для той роли, которую она собиралась играть. Но сколько нервов это стоило - драгоценные минуты бежали, пока она лихорадочно искала, что ей надеть. Отец был прав, все ее старые вещи сохранились в гардеробе. Но она уехала отсюда ребенком, а вернулась женщиной - возраст розового и голубого шифона или скромного хлопка с оборочками давно прошел.
      В последний момент, когда уже почта потеряла надежду, она обнаружила платье, висевшее в дальнем углу платяного шкафа, - длинное прямое платье из шелка цвета слоновой кости, купленное ей в подарок на семнадцатилетние. Конечно, никакого праздника в тот день не было - Уитни к тому времени уехала в пансион на материк, - по платье так и осталось там. И из всего, что она могла надеть, оно наиболее соответствовало тому, что носят взрослые женщины.
      Она решительно набросилась на платье с маникюрными ножницами. Небольшая пелерина и вышедший из моды воротник составляли одно целое и легко отпоролись, обнажив прямой лиф. Из куска шифона она сделала бледно-голубой кушак на талию, а потом расстегнула пуговицы на юбке от щиколотки до бедра так, чтобы при ходьбе ее длинная загорелая нога приковывала к себе взгляд.