Разве она не знала, что жизнь полна жестокости и несправедливости? Порой она преподносит такие сюрпризы, что опускаются руки и, кажется, это не переживешь. Но Виктория знала, что сможет выдержать, должна.
      Эти мысли крутились в голове Виктории, пока вертолет уносил ее прочь с острова Пантеры, и потом, на борту самолета, во время полета в Чикаго.
      Но хватит ли у нее сил? Ее жизнь разбита. Разве можно собрать осколки и склеить их? Она потеряла все: Рорка, Сюзанну, уважение к себе. Как пережить все это?..
      Она вспомнила Рорка: его холодный взгляд, плотно сжатые губы. К горлу подступили рыдания. Она скрыла от него правду о себе, потому что боялась потерять его любовь, и вот теперь, несмотря на все ее усилия, все равно потеряла. Она никогда не сможет забыть то, как он смотрел на нее: сначала с болью, а потом с ненавистью в горящих глазах.
      Рорк. Она вздохнула. Ох, Рорк, как я люблю тебя. Если бы только можно было изменить прошлое.
      – Мисс? С вами все в порядке? Виктория подняла глаза. Стюардесса стояла в узком проходе, склонившись к ней с искренним участием.
      – Да, - ответила она. - Все хорошо.
      – Вы уверены? Если чувствуете слабость или что-то…
      – Нет-нет. Со мной все в порядке.
      Девушка заколебалась.
      – Ну, если вам что-то понадобится…
      – Я дам вам знать. Благодарю вас.
      Виктория мельком взглянула на соседку, а стюардесса пошла дальше. Женщина настороженно наблюдала за ней, и Виктория постаралась успокаивающе улыбнуться ей. Но это, кажется, не сработало - та быстро открыла журнал и уткнулась в него носом.
      Откинувшись в кресле, Виктория крепко сцепила руки на коленях. Все в порядке, говорила она себе, держись, все нормально. У тебя впереди еще долгий путь, потом долгая поездка на автобусе в Бродвелл, и, если ты не хочешь развалиться на куски, думай о чем-нибудь другом. Только не о Рорке. Не о нем. Если ты подумаешь о нем, ты пропала.
      Доктор Рональд. Да, вот о ком нужно подумать. Имени этого негодяя было достаточно, чтобы сердце ее болезненно сжалось, но это была совсем не та боль, которую она ощущала в душе. Она мысленно проговаривала все, что скажет ему, все вопросы, которые собиралась задать, и поняла, что никогда не простит себе, не успокоится, если не встретится с ним. Это будет нелегко, ведь он ушел на пенсию и переехал куда-то вскоре после смерти ее матери. Но она найдет его. Она найдет его и выместит на нем свой гнев, свою боль. Он сделал с ней то, что не имел права делать, и это не сойдет ему с рук.
      Аэропорт в Чикаго был заполнен толпами туристов, возвращающихся после зимних отпусков. Виктория слышала обрывки оживленных разговоров, когда шла к месту выдачи багажа.
      – …прекрасно отдохнули.
      – …никогда не видел таких великолепных пляжей.
      – …чудесное местечко! И люди, и отель…
      Ее попутчики на ходу делились впечатлениями от своего отпуска, проведенного на солнечных пляжах. Губы Виктории задрожали. Они вспоминали прошедшие дни, а ей хотелось забыть о них. Лучше не вспоминать о том, что произошло, иначе та жизнь, что ждет ее впереди, покажется уж слишком пустой и безрадостной.
      А с другой стороны, как же не помнить? Она никогда не была так счастлива, как те несколько дней, и вот в один миг все потеряла. Ей никогда больше не держать Сьюзи на руках, не увидеть, как она растет, никогда не услышать больше ее смеха.
      А Рорк? Как могла она не думать о Рорке? Его образ навсегда запечатлен в ее душе и сердце; она могла слышать его голос, видеть его лицо, чувствовать прикосновение его рук. Он стал частью ее.
      И вот теперь он ненавидит ее. Ненавидит! Боже милостивый, неважно, что она сделала, она заслужила это! Было страшным мучением сознавать, что все кончено и она никогда больше не увидит его, но думать о том, что он поверил омерзительной лжи Александры, было еще мучительнее.
      Рыдание сорвалось с ее губ. Парочка, стоящая поблизости в ожидании своего багажа, с недоумением взглянула на нее, потом друг на друга. Виктория повернулась и быстро прошла в другой конец транспортера, а когда показался ее единственный потрепанный чемодан (все вещи, купленные Рорком, она оставила на острове), она схватила его и поспешила к выходу.
 
      Ее шатало от переутомления, когда уже в сумерках автобус остановился перед темным зданием почты в Бродвелле. Маленький городок, закутанный в снежную тишину поздней зимы, показался ей чужим после тепла и сияния острова Пантеры. Но это был все-таки ее дом, и никогда он не выглядел таким желанным, как сейчас. С чемоданом в руке, пряча лицо от колючего зимнего ветра, она с трудом побрела по пустым и замерзшим улицам к своему дому.
      В ее крохотной квартирке было тесно и душно. Как хорошо, что она не успела продать ее, подумала Виктория, втаскивая свой чемодан в спальню и бросая на стул. А ведь Рорк убеждал ее сделать это, когда она согласилась остаться на острове в качестве воспитательницы Сюзанны, даже предлагал свою помощь, хотел сам уладить все формальности.
      Но что-то удержало ее от того, чтобы порвать все связи с Чикаго, и теперь, когда включила на кухне свет и налила в чайник воду, она поняла, что поступила правильно. Она настолько была измотана той изнуряющей, не столько физической, сколько эмоциональной, усталостью, что, доведись ей сейчас принимать какое-нибудь решение, пусть даже самое элементарное - где провести ночь, например, - оно показалось бы ей непосильным.
      Она разделась и легла в постель. Все, что ей сейчас нужно, - это успокоиться и уснуть, забыть обо всем на свете хотя бы на несколько часов. А потом… потом…
      Темнота окутала сознание и поглотила ее.
      Она потеряла чувство реальности. Даже та единственная вещь, которая казалась для нее самой важной - найти доктора Рональда, - отступила перед ненасытной потребностью спать. Время шло; Викто-. рия ощущала это по тому, что иногда просыпалась, когда в окна бил солнечный свет, а иногда за окнами было темно, но, какое сегодня число или день недели, сказать не могла. Она ела, когда была голодна, доставая консервные банки из кухонного шкафа. Не читая этикеток, поглощала то суп, то тунца, то фасоль - все равно, что попадалось под руку, лишь бы только что-то съесть.
      Единственное, что имело сейчас для нее значение, - это сон. Сон уносил ее от ужасной действительности, сон унимал ее боль. Ей снились временами чудесные сны: о Рорке, о тех днях, которые она провела с ним.
      Но как-то в один прекрасный день, поворачиваясь от раковины, чтобы поставить чайник на плиту, Виктория взглянула в окно. Прошлой весной она, поддавшись капризу, купила горшок фиалок и высадила их в ящик для цветов за окном.
      "Какие они красивые, - сказала она торговцу цветами. - Надеюсь, они приживутся у меня".
      "Обязательно приживутся, - с уверенностью сказал тот. - Они очень выносливые и стойкие. Только не ждите, что они зацветут снова. Они будут цвести только этим летом, а потом увянут".
      Она поставила чайник на плиту и открыла окно. Пришла весна, и запах пробивающейся зелени носился в воздухе. Но самым удивительным, что бросилось Виктории в глаза, были раскрывшиеся листочки в цветочном ящике. Никто не сказал фиалкам, что они никогда не увидят второе лето, и вот нежные зеленые ростки пробились сквозь грунт, возвещая скорое появление бархатистых цветков.
      Виктория осторожно коснулась пальцами нежных листков, потом медленно повернулась и оглядела кухню. Словно в первый раз увидела она тарелки, сваленные в раковине в кучу, пустые консервные банки, заполнившие мусорное ведро. Она медленно обошла квартиру. Все заросло пылью, воздух затхлый. Виктория подошла к зеркалу и остановилась как вкопанная.
      – Боже милосердный! - прошептала она.
      Волосы торчали неопрятными лохмами, а ее домашний халат выглядел так, словно она не снимала его целый год. Она поняла, всматриваясь в свое отражение в зеркале, что похожа на женщину, которая на все махнула рукой.
      Ну уж нет! Она не могла так просто махнуть на все рукой. Какие бы неудачи ее ни подстерегали, она не должна вешать нос. Ведь было что-то важное, что ей необходимо сделать. Да, доктор Рональд. Она еще должна встретиться в этим старым прохвостом лицом к лицу; у нее есть к нему вопросы, и немало!
      Виктория вошла в ванную, сняла халат и встала под душ. Она долго терлась мочалкой, затем тщательно промыла волосы и нежилась под струями теплой воды до тех пор, пока не почувствовала бодрость и облегчение. Выйдя из ванной, она выбрала чистую белую блузку и черную юбку - наряд очень похожий на униформу, что носили официантки, работавшие у Берни. Виктория скользнула в черные лодочки без каблука и, взглянув последний раз в зеркало, снова шагнула в мир.
      Берни сидел за кассой, когда она появилась в кафе, где работала прежде. Если он и был удивлен, увидев ее, то, конечно, этого не показал.
      – Бог ты мой! - воскликнул он. - Вы только поглядите, кого к нам принесло. Виктория улыбнулась.
      – Привет, Берни. Как вы туг без меня?
      – Не жалуемся, - сказал он, задвигая кассовый ящик. - Мы как раз говорили о тебе тут на днях. - Он положил мясистые руки на стойку и взглянул на нее. - Пара постоянных клиентов и я. Мы подумали, тебе так понравилось там, что ты решила остаться на этих… как их?.. Багамах, что ли?
      Она покачала головой.
      – Пуэрто-Рико.
      – Да, ну тот остров или другой, какая разница?
      Губы Виктории задрожали.
      – Нет, - сказала она тихо, - нет… не все равно. Они очень разные.
      Берни выпрямился и взял влажную тряпку.
      – Ну, а здесь ты какими судьбами? - Он повозил тряпкой по стойке. - Зашла поздороваться или ищешь работу?
      – Ищу работу, - сказала она тихо. - Если смогу тебе пригодиться. Он пожал плечами.
      – Хорошая официантка всегда пригодится. Но только Катрин взяла твою смену. Так что будешь работать поздно, с четырех до закрытия.
      – С четырех до полуночи? - Она кивнула. А почему бы и нет? Ведь деньги кончились, она почти на нуле, а в вечернюю смену чаевых больше. И кроме того, какая разница, когда работать? Времени у нее предостаточно, а чем заполнить его, она не знала. - Конечно, мне это подойдет. Когда начинать?
      Берни ухмыльнулся.
      – Да хоть сегодня.
      Первые два часа было тяжело. Ноги Виктории ныли. Она обожгла пальцы, неосторожно дотронувшись до гриля, а брызгами жира испачкала себе блузку.
      Берни поднял свои густые брови.
      – У тебя все в порядке? - спросил он. Она кивнула, торопливо оттирая пятна.
      – Все нормально.
      – Что ты там делала, на этих островах? - поинтересовался он, подсовывая лопаточку под гамбургер и ловко снимая его. - Должно быть, так весело развлекалась, что уже забыла, как обращаться с горячим грилем.
      Виктория отвела взгляд.
      – Просто… просто отвлеклась на секунду, - сказала она спокойно. Он ухмыльнулся.
      – Должно быть, там райское местечко, а?
      Прошло несколько секунд, пока она нашлась, что ответить.
      – Да, - сказала она. - Точно так. Там и в самом деле рай.
      Другие официантки тоже захотели услышать о Карибах.
      – Там и в самом деле так великолепно, как говорят? - спросила одна из них за чашкой кофе, во время затишья после ужина. - Пальмы, белый песок, сияющее солнце…
      – И великолепные парни, - сказала другая. - Давай, Виктория, расскажи нам, как ты повстречала на берегу прекрасного принца.
      Виктория слегка улыбнулась.
      – Я… я встречала много людей.
      Первая девушка сделала гримасу, отставив пустую чашку.
      – Да врет все эта телереклама. У них там всегда все выглядит так, словно поедешь туда - и сразу найдешь мужчину своей мечты на одном из этих островов. - Она вздохнула и поднялась на ноги. - Но нет ничего этого на свете. Нет в жизни счастья, вот что правда.
      Виктория отодвинула свою недопитую чашку и опустила взгляд.
      – Да, - тихо сказала она, - ничего нет.
      К тому времени, когда прошла половина смены, она чувствовала себя так, словно никуда и не уезжала. Боль в ногах утихла, они просто онемели, как бывало и прежде. Она вежливо улыбалась шуткам, которые слышала тысячу раз, ловко отшивала слишком нахальных посетителей, которые давали волю рукам, а на приглашения отвести ее после смены "в одно приятное местечко" всегда отвечала: "Спасибо, но моему парню это не понравится".
 
      Время шло. Она работала не покладая рук, брала сверхурочные, выручая тех, кому нужна была подмена, и это в конце концов даже шло ей на пользу. Понемногу она начала приходить в себя, если бы не щемящая пустота в том месте в груди, где должно бы быть сердце. Она даже не надеялась, что когда-нибудь это пройдет. Самое большее, о чем она могла мечтать, - это просто спокойно пережить свою зиму, как пережили свою фиалки. Но расцвести, как они, ей не дано.
      Шли дни, недели, месяцы, и то, что произошло на острове Пантеры, представлялось Виктории уже чем-то нереальным. Неужели и в самом деле у нее были счастливые дни? Как трудно поверить в это сейчас. Но это было, она знала, когда просыпалась в слезах среди ночи от щемяще-прекрасных снов или когда на улице взгляд выхватывал вдруг из толпы мужчину с темными волосами и широкими плечами, похожего на Рорка.
      И тогда в душе ее что-то обрывалось, но, конечно, это был не он. Приглядевшись внимательнее, она понимала, что этот мужчина даже не похож на него, да и какой другой мужчина мог с ним сравниться?
      Но зато она знала теперь, где был доктор. Он переехал во Флориду, упомянул как-то Берни мимоходом и назвал тот дом престарелых, где коротал свои последние дни старик.
      Виктория мысленно прикинула. Потребуется несколько месяцев, чтобы скопить достаточно денег, слетать туда и встретиться с доктором, и все-таки она твердо решила сделать это. Но однажды, жарким летним вечером, когда в кафе было короткое затишье, судьба сама привела его к ней. Она стояла у стойки и читала газету. Дверь кафе распахнулась, Виктория подняла голову и увидела доктора Рональда, переступающего порог.
      Ей показалось на миг, что это просто видение, но нет, это был именно он. Он выглядел старым и утомленным, а лицо болезненно бледным. Виктория положила на стойку свой блокнот для заказов и огляделась вокруг. Другие официантки сидели за стойкой, отдыхали и пили кока-колу, а Берни был в кладовой.
      Она сделала глубокий вдох и вышла навстречу доктору.
      – Доктор Рональд? - привлекла она его внимание.
      Он нерешительно улыбнулся.
      – Да. Кто это… ты, Виктория? - Его улыбка погасла, и на мгновение взгляд сделался воровским. Но он быстро пришел в себя и зашаркал к ней, протягивая руки. - Виктория, дорогая моя. Какой приятный сюрприз. А я и забыл, что ты работаешь здесь. Мы с женой проходили тут мимо и…
      – Доктор Рональд. - Виктория подошла к нему вплотную. - Не могу поверить, что это вы.
      – Я тоже счастлив видеть тебя, дорогая. Как живешь?
      Он так долго тряс ее руки, что ей пришлось вырвать их и сунуть в карманы. Она нервно облизнула губы.
      – Я хочу поговорить с вами, доктор.
      Старик испуганно замотал головой и сделал шаг назад.
      – Я бы тоже хотел поболтать, дорогая, но чертовски спешу. Я заскочил только взять… - Его брови удивленно поползли вверх, когда она схватила его за руку и потащила от двери. - Виктория! Что такое? Я же сказал тебе, что очень спешу.
      Но она была настроена решительно. Наконец-то этот момент наступил! Гнев и ярость переполняли ее.
      – Как вы могли? - прошептала она. Он побледнел.
      – Что я мог? Я не понимаю, о чем ты говоришь.
      Разумеется, он все понимал. Она видела это по выражению его лица.
      – Не притворяйтесь! - сказала она резко. - Я знаю правду, доктор. Я видела свою дочь.
      У Рональда отвисла челюсть.
      – Что ты имеешь в виду?
      – А то, - сказала она, глядя ему прямо в глаза, - что я знаю, как вы поступили со мной. Вы продали моего ребенка. Продали мою дочь, как если бы она была… была просто щенком.
      – Ее удочерили, - произнес он быстро. - Все было по закону.
      – С каких это пор продажа детей стала законным делом?
      – Виктория, ты не должна так поспешно судить.
      – Вы лгали мне, доктор. Вы сказали, что виделись с будущими родителями. А на самом деле это не так.
      Старик весь как-то съежился, втянув голову в плечи.
      – Их адвокат заверил меня, что они будуг заботиться о ребенке, Виктория. Деньги были жестом признательности, залогом взятых с их стороны обязательств.
      – Деньги были взяткой, - прошипела она, - поскольку то, что вы сделали, было противозаконно. Как вы могли так поступить?
      Он смешался. Глубоко вздохнув, он рассказал ей наконец всю историю. По его словам, единственный раз за всю свою практику он поступил подобным образом. Он был немолод, его практика приходила в упадок, а жена тяжело заболела. Его история могла бы растрогать Викторию, если бы бесчестность доктора так ужасно не исковеркала ее жизнь.
      – Адвокат, который занимался этим делом, поклялся, что ребенок попадет в прекрасную семью, - говорил он голосом, полным раскаяния. - А деньги были… гонораром, ведь забота о твоей матери была так… - Он не договорил. - Все, что я должен был сделать, - его голос перешел в шепот, - это убедиться, что в свидетельстве о рождении стоят надлежащие имена. - Он остановился и облизнул пересохшие губы. - Это не было… Это не было так ужасно, так цинично, как ты думаешь. Ты не могла содержать ребенка, а ведь дочка твоя попала в хорошую семью. - Тень страха вдруг мелькнула в его глазах. - Что ты… что ты собираешься предпринять?
      Она пристально смотрела на него, жалкого, сгорбленного. А что она могла предпринять? Если прибегнет к помощи закона, то тем самым втянет Рорка в скандал, и с какой целью?.. Он был отцом Сюзанны, и единственной радостью, оставшейся в ее пустой жизни, было сознание, что ее маленькая девочка будет расти в доме этого человека, единственного человека, которого она, Виктория, в своей жизни любила. Но доктор не может так легко отделаться, его нужно наказать, заставить хотя бы частично расплатиться за то горе, которое он ей причинил.
      Виктория мрачно взглянула на него.
      – Я думаю, - сказала она медленно, - что мне стоит по этому поводу обратиться к властям.
      Старческое дыхание доктора участилось. Он страшно побледнел.
      – Ты не можешь так поступить, - испуганно проговорил он. - Не делай этого.
      – Не знаю, не знаю, - сказала она, глядя на доктора в упор.
      – Ты не можешь, - повторил он, и руки его задрожали. - Ты подписала бумаги. Все законно. Ты не можешь ничего сделать.
      – Не могу?.. Посмотрим.
      Виктория повернулась на каблуках и ушла. Она видела, что его лоб покрылся испариной. Ничего, пусть помучается, мрачно усмехнулась она, он это заслужил.
 
      Следующие два дня у Виктории были выходными. И впервые с тех пор, как она вернулась с острова Пантеры, она провела их не так, как обычно, расхаживая из угла в угол своей квартиры. Она отправилась в парк подышать свежим воздухом, подставить лицо солнцу. Она чувствовала, что постепенно успокаивается. Но вот какой-то высокий темноволосый человек с ребенком на плечах прошел мимо нее, и слезы снова наполнили глаза. Она поспешно вскочила со скамейки, на которой сидела, и убежала из парка. Вся прелесть этого теплого ясного дня в один миг померкла для нее.