ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Фейт установила своего рода рекорд. Она вышла замуж два раза, оба раза за человека по фамилии Камерон и против своего желания. Правда, с Тедом все было проще – может, потому, что она привязалась к нему, а может, потому, что он ей не угрожал. А вот Коул был по-настоящему страшен. Он угрожал отнять Питера. Он подписал брачный контракт так, словно смеялся над ее условиями, разве он не пытался соблазнить ее? А когда не удалось, сказал, что это еще не секс. Что ж, может, и нет – с точки зрения толкового словаря, – но ей было от этого не легче.

А чего стоила эта выходка на свадьбе? Коул наел ей на палец кольцо с такой надписью, что она два поверила своим глазам, когда прочла ее. «Собственность Коула Камерона» – вот что там было написано.

Так они поженились.

После свадьбы они снова поехали в аэропорт.

– Я сказал пилоту, что мы сразу же вернемся в Атланту, – объяснил Коул, когда они сели в машину. – Будет лучше, если мы вернемся до того, как проснется Питер: ему лучше узнать обо всем от нас, а не от других.

Фейт недоверчиво поглядела на мужа.

– Кто может знать?

Коул пожал плечами.

– Наверняка это уже достояние всего города. Мне пришлось рассказать обо всем Элис, и я, конечно, попросил ее молчать, но, сдается мне, она пренебрегла моим советом.

– Ты сказал Элис, что мы женимся, не получив моего согласия?

– У тебя не было другого выхода, разве не так?

Коул развернул газету и углубился в чтение. Фейт душили слезы, слезы отчаяния и злости.

Два венчания! И после каждого ей хотелось плакать. Наверное, она единственная женщина в мире, которую один и тот же человек, так или иначе, заставил дважды выйти замуж по расчету.

Они не сказали друг другу ни слова ни в самолете, ни в машине, когда въезжали в едва проснувшийся город. Когда Коул остановил автомобиль и распахнул перед Фейт дверцу, ее охватило бессмысленное желание бежать, бежать не оборачиваясь, куда глаза глядят. И одновременно возникла сумасшедшая надежда, что Коул не собирается продолжать этот дикий спектакль, что вот сейчас, когда они вернулись в Либерти, он оставит ее и уедет туда, откуда пришел в ее жизнь.

– Фейт.

Она подняла голову и посмотрела ему прямо в глаза.

– Да, – сказала она и, словно не заметив руки Коула, прошла мимо него к дому.

Элис открыла дверь так быстро, что Фейт даже не успела достать ключи.

– Доброе утро, миссис Камерон.

Фейт кивнула.

– Доброе утро, Элис.

– Это ведь так удобно для всех, правда? Можно называть вас прежним именем...

Фейт нахмурилась. Тед советовал Фейт не обращать на Элис внимания, но это порой было непросто. Теперь, наверное, станет еще хуже.

– Хорошо, что вы это заметили, Элис, – немедленно отозвался Коул. – Это делает вам честь.

– Надеюсь, что... да.

– Рад, что вы согласны со мной. В таком случае почему бы нам не обсудить ваше будущее?

– Мое будущее, мистер Камерон?

– Вам пора решить, хотите вы остаться в этом доме или нет.

Элис была по-настоящему ошарашена.

– Но я никогда не думала...

– Я знаю, вы любите Питера и он любит вас, но, если вы не усвоите некоторые правила, это не помешает мне вас уволить. Вам это понятно?

Элис поджала губы.

– Да, сэр. Вполне.

– Хорошо, – Коул улыбнулся. – Как Питер?

– Хорошо, сэр. Он еще спит.

– Ну, пускай спит, а мы пока позавтракаем.

– Я не завтракаю, – сказала Фейт.

– Элис, у вас найдется ваше знаменитое печенье?

Лицо Элис смягчилось, на губах появилась неуверенная улыбка.

– Ну конечно, мистер Камерон.

– Вот что нам нужно! Печенье, яичница с беконом и кофе – целое море кофе. – Он обернулся к Фейт. – Звучит неплохо, да, дорогая?

– Я же пыталась сказать, – с нажимом ответила Фейт. – Я никогда не завтракаю.

Коул крепко обнял ее.

– Ну, сегодня особый день. Начинается наш медовый месяц.

Фейт попыталась освободиться, но Коул только крепче прижал ее к себе.

– Не волнуйся, – сказал он мягко. – Элис все понимает. Правда, Элис?

– Да, сэр... Мистер Камерон, – экономка хотела было уйти, но вдруг остановилась, – из отеля принесли кейс, я поставила его, как вы велели, в...

– Да-да, в нашу комнату, все абсолютно верно.

Фейт не стала ничего говорить, пока они не вошли в спальню. Но как только они переступили порог, она уперлась ладонью в его плечо.

– Отпусти.

– С превеликим удовольствием, – ответил Коул и в ту же минуту действительно отпустил ее.

– Что за спектакль ты устроил?

– Это было необходимо.

– Это было отвратительно.

– Подумай сама, Фейт. – Коул поднял с пола кейс и положил его на кровать. – Элис тут же почувствует фальшь, если мы не станем вести себя как молодожены.

– Она в любом случае почувствует... – Фейт повернулась к нему. – Эй! Ты что делаешь?

– Раздеваюсь.

Коул снял рубашку и бросил ее на кровать. На кровать Фейт.

– Немедленно прекрати!

Коул приподнял брови.

– Не понял.

Он говорил спокойно, но смотрел на нее с вызовом.

Фейт указала взглядом на его рубашку.

– Здесь моя спальня.

– Позволь поправить тебя. Здесь наша спальня.

– Я не стану делить с тобой постель. Не забывай о брачном контракте!

– По-твоему, будет лучше, если все в городе будут знать правду?

– Честно говоря, мне все равно.

Коул нахмурился.

– Боюсь, что для Питера это будет иметь значение. Я же слышал, как непочтительно говорила с тобой Элис.

– Ах, это... – отмахнулась Фейт.

– Ты моя жена. Мою жену никто не посмеет обидеть.

Неужели в нем еще осталось что-то человеческое?

– Очень мило с твоей стороны... – начала Фейт.

– Мило? – В голосе Коула снова зазвучали металлические нотки. – Ты еще не забыла, что принадлежишь мне?

– Тебе? – возмутилась Фейт. – Тебе? Запомни, Коул Камерон, я никому не принадлежу!

Коул медленно подошел к ней, взял за плечи и властно поцеловал в губы. Фейт не шелохнулась, почему-то воля вдруг оставила ее. Она готова была возненавидеть себя за это.

– Ты принадлежишь мне, – тихо произнес Коул, – и ты это поймешь, раньше или позже. Тогда я просто возьму тебя, а пока... Я, пожалуй, буду спать на диване в соседней комнате.

Коул постоял напротив нее, потом вошел в ванную и захлопнул дверь. Что ж, по крайней мере у нее было время прийти в себя. К тому моменту, как раздался стук в дверь, она уже успела переодеться и расчесать волосы.

– Мама! – послышалось из-за двери.

«Питер», – промелькнуло у нее в голове. Нужно встретить сына со спокойным лицом.

– Мам, мне можно войти?

– Да, конечно, милый.

Питер вошел, взглянул на нее, потом огляделся.

– А где Коул?

– Коул, – улыбка исчезла с ее губ, как Фейт ни старалась ее удержать. – Да, да, он здесь... Питер, я хочу сказать, что...

– Твоя мама хочет сказать, что вчера вечером мы поженились, – сказал Коул, появляясь у нее за спиной.

– Поженились? Ты и мама?

– Да, – Коул обнял Фейт за плечи. – Мы могли предупредить тебя, но решили сделать тебе сюрприз.

Некоторое время Питер изумленно смотрел на него.

– Элис сказала, что меня ждет сюрприз, но чтоб такое! – Питер перевел взгляд на Фейт. – Мам...

– Ничего не изменится, – торопливо заговорила Фейт. – Во всяком случае, для тебя.

– Ты не против? – сказал Коул, наклоняясь к нему. – Я имею в виду, ты не против того, чтобы видеть меня каждый день? Я понимаю, тебе нелегко, ты ведь любишь своего отца, а он очень любил тебя... Я тоже буду тебя любить, если ты позволишь, конечно.

– Очень? – тихо спросил Питер.

– Очень, – заверил его Коул.

– Так же, как папа?

– Да, так же, как папа.

Питер улыбнулся и обнял Коула. Ужас захлестнул Фейт. Нет, нет, Коул не сможет узнать правду... А если узнает? Ответ не вызывал у нее никаких сомнений: если Коул узнает, что Питер его сын, он обратится в суд. И суд будет на его стороне.

Летние дни ускользали один за другим. Теперь Фейт уже не надеялась, что Коул исчезнет из ее жизни так же внезапно, как появился. Как-то раз, когда они остались с глазу на глаз, она спросила его, есть ли у него какие-то другие дела. Бедолаги, которых надо мучить, ультиматумы, которые пора предъявлять, наконец, империя, которой нужно править? Это его рассмешило. Империя! Ничего себе! Коул раскачивался на стуле, с удовольствием прислушиваясь к жалобному поскрипыванию. Сотвори он такое в детстве, старик прибил бы его.

– Пожалуй, я могу править империей и отсюда... какое-то время, – ответил он.

Какое-то время... Фейт хотела бы знать, какой срок он подразумевал. Впрочем, определенно не маленький: в библиотеке поставили два новых телефона, факс, компьютер, несколько принтеров – Коул проводил там массу времени. И Питер тоже. Ее сын ходил за Коулом как тень. Сначала Фейт старалась не подпускать его к библиотеке. Ее не волновало, удобно это Коулу или нет, ее беспокоил Питер. Тед в свое время тоже использовал библиотеку как домашний офис, и Питер, случалось, заходил к нему. Тед не прогонял его, но и не обращал на него особого внимания. Фейт не раз находила сына в библиотеке тихонько сидящим на диване или играющим с какой-нибудь игрушкой на полу. «Извини», – говорила тогда Фейт, и Тед поднимал голову и улыбался, словно извиняясь, что не заметил Питера. Иногда Фейт казалось, что Питер ищет тепла, которого Тед не может ему дать, что мальчик чувствует себя одиноким.

Коул был совсем другой. Когда Питер появлялся в дверях библиотеки, он говорил:

– Привет, парень. Как дела снаружи?

Иногда он болтал с Питером, а иногда даже откладывал работу.

Когда Фейт заглянула в библиотеку в поисках сына в первый раз, они сидели на полу и играли в машинки.

– Питер, – сказала она, – Коул занят, не стоит ему мешать.

– Честно говоря, – отозвался Коул, – Пит оказывает мне услугу: мне ужасно не хочется звонить в Париж и я просто пользуюсь случаем отложить этот звонок. – Коул скорчил мальчику рожицу. – Правда, Пит?

Пит ответил ему не менее забавной гримасой.

– Да.

Фейт и хотела бы возразить, но не могла. По совести говоря, она еще никогда не видела Питера таким счастливым, и, конечно, она никогда не решилась бы лишить его этого счастья. Иногда она спрашивала себя, что сказал бы Питер, если бы узнал, что человек, к которому он так привязался, его настоящий отец? Она часто слышала их оживленные голоса, обсуждающие новую игру или футбольные новости. Или видела, как они веселятся, играя в «Монополию» дождливым пасмурным вечером. А вот они наперегонки поедают попкорн. И тогда ее усталое, тоскующее сердце наполнялось радостью. И она говорила себе, что тут уже ничего не поделаешь, если отцом ее ребенка оказался именно Коул. Она старалась убедить себя, что была бы так же счастлива, если бы улыбку на лице ее сына вызвал какой-нибудь другой человек – учитель, тренер, вожатый скаутов, но в душе понимала, что это совсем другое дело. И тогда она старалась не думать об этом вообще. Какой смысл ломать голову, если ни Коул, ни Питер никогда ничего не узнают? Поначалу она не хотела участвовать в их затеях – не следовало проводить с Коулом слишком много времени. Но ответить «нет» Питеру, когда он зовет ее на рыбалку или всем вместе поиграть в мяч, было выше ее сил. Какая женщина захочет сидеть с книгой, когда ребенок, которого она любит, и мужчина, которого она когда-то любила, веселятся от всей души?

Днем она была почти счастлива. Фейт знала, что со стороны они выглядят как всякая другая семья. Они ужинают, смотрят телевизор, читают, слушают музыку – делают тысячу повседневных вещей. Ради Питера они с Коулом даже разговаривают в самом дружеском тоне. Но когда Питер уходит спать и они вместе возвращаются в гостиную, между ними остается только молчание, и оно становится невыносимым.

Она стала раньше уходить спать.

– Спокойной ночи, – говорила она.

Коул смотрел на нее тяжелым немигающим взглядом и холодно произносил:

– Ты не обязана уходить из-за меня.

– Нет, – говорила она. – Я просто...

Устала. Хочу спать. Плохо себя чувствую. У нее был миллион отговорок, но он был прав, она уходила из-за него. Фейт поднималась по лестнице, спиной ощущая его взгляд. Позже, лежа в постели, она слышала его шаги, шум душа в ванной, и на минуту ей представлялось, что она встает с постели, входит к нему, обнимает, прижимается щекой к его мокрому лицу. Коула тоже посещали подобные мысли, она была в этом уверена. Ей случалось ловить его взгляд – горячий, полный страсти. И тогда она думала, вдруг это случится сегодня: он откроет дверь и войдет в ее спальню... Она уступит, и они займутся любовью, но... это будет не любовь, это будет только секс. К тому же она сказала ему, что они больше никогда не будут близки. И он, наверное, согласился с этим, если подписал документ. Фейт не знала, сможет ли оттолкнуть его, если однажды проснется от его поцелуя. Ей не раз снилось, что они... нет, не обязательно занимаются любовью, но смеются, гуляют, делают тысячи повседневных глупостей – искренне, не так, как наяву. После такой ночи Фейт просыпалась поздно, с тяжелой головой. Но она принимала душ, одевалась и спускалась вниз, чувствуя себя готовой к новому дню. Мужчина и мальчик встречали ее.

– Привет, мам!

– Доброе утро, Фейт.

И каждый раз ей становилось не по себе от мысли, что они очень похожи. Этот момент был для нее тяжелее всего: на нее смотрели две пары одинаковых глаз, и улыбались они тоже одинаково. И нос у Питера был совсем такой же, как у Коула, только у Коула он был теперь «украшен» небольшой шишкой.

– Как это случилось? – в этот раз она не заметила, что произнесла мысли вслух.

– Что?

– У тебя шишка на носу. Ее не было, когда ты был моложе.

– Ах, это! – Коул усмехнулся. – Скажем так: у меня возникло небольшое недоразумение с тяжелой арматурой. Не в мою пользу, разумеется.

– Совсем как у Билли Галлена! – подхватил Питер. – У него возникло недоразумение с роликовой доской... То есть сначала с сестрой... В общем, он разбил колено.

– У нас мало времени, – прервал его Коул. – Мы же собирались в парк развлечений. Фейт, составишь нам компанию?

Нет, Фейт не хотела составить им компанию, она ведь не сильна ни в бурном веселье, ни в катании на роликах... Да и к чему притворяться настоящей семьей, если на самом деле семьи нет...

– Фейт. – голос Коула звучал не так, как обычно. Фейт посмотрела ему в глаза и поняла, что он зовет ее с собой, что он будет очень рад, если она пойдет... И она ответила «да».

Они провели удивительный день: катались на всех аттракционах, участвовали во всех затеях, перепробовали все лакомства. Только «Дорога ужаса» не вызвала у них энтузиазма. Фейт отказалась от этого развлечения наотрез, и Питер последовал ее примеру. Он объяснил это тем, что не хочет оставлять маму скучать в одиночестве. Это и вправду был удивительный день!

Когда они ехали назад, было уже поздно. Питер устал и заснул прямо в машине, но, кажется, впервые Коула и Фейт не тревожило воцарившееся молчание.

– Я отнесу его наверх, – тихо сказал Коул, когда они вошли в дом.

– Я помогу, – кивнула Фейт.

Они переодели мальчика в пижаму и уложили в постель. Конечно, его руки и лицо были перепачканы сахарной ватой, но они не решились его будить – слишком сладко он спал, слишком счастливая улыбка блуждала на его лице.

– Спокойной ночи, солнышко, – прошептала Фейт, целуя Питера в лоб.

– Спокойной ночи, сынок, – как эхо отозвался Коул.

Они на цыпочках вышли из комнаты и прикрыли дверь. День кончился. Оставалось только подняться в спальню, но было как-то жаль завершать этот чудесный день.

– Тебе было весело? – спросил Коул.

Фейт улыбнулась.

– Еще бы!

Коул коснулся пальцем кончика ее носа.

– Ты обгорела. Фейт, нам надо поговорить.

– Да?

– Спустимся вниз.

В гостиной Коул зажег лампу и повернулся к Фейт.

– Когда я ехал сюда, то был уверен, что возвращение в Либерти не принесет мне ничего, кроме досады, – признался он.

– Я понимаю.

– Но эти недели – они были... необыкновенными.

– Да. Да, они были... неплохи.

Коул нахмурился.

– Неплохи? Это все, что ты можешь сказать?

– Я не знаю, чего ты от меня ожидаешь, но...

– Ничего. Это неважно. – Коул прошелся по комнате и снова обернулся к ней. – Кажется, Питер счастлив.

– Очень. Я знаю, что должна благодарить за это тебя, ведь он так с тобой подружился...

– Ему было нелегко. Я сначала это недопонимал, а ведь ты предупреждала...

И чего он ходит вокруг да около? Коул не мог себе этого объяснить.

– Фейт, я хотел кое-что изменить и в твоей, и в его жизни...

– Да, я знаю. Я действительно тебе благодарна, ты брал Питера на рыбалку, катался с ним на велосипедах, играл...

– Фейт! За что ты меня благодаришь? Я люблю его, даже больше, чем любил бы собственного сына.

Фейт кивнула, стараясь не показать, как тронули ее эти слова.

– Так вот что я хотел сказать. Пит говорит, что другие ребята стали неплохо к нему относиться. Мне кажется, его наконец-то приняли в компанию.

Фейт снова задумчиво кивнула. Коул справился с городом так же легко, как справился с Элис в то первое утро после их свадьбы. Теду это так и не удалось. Впрочем, нечестно сравнивать его с Коулом – Тед был славным человеком. Приходилось признать, что и Коул неплохой человек, даже порядочный. Да, он использовал ее много лет назад, но это было давно, теперь он изменился. Теперь он... Да, приходилось признать еще и то, что теперь он как раз тот человек, каким она всегда хотела его видеть и которого могла бы снова полюбить.'

Фейт отвернулась, не желая, чтобы Коул заметил, как изменилось ее лицо, но он твердой рукой взял ее за плечи и повернул к себе.

– Фейт, что с тобой?

– Ничего, – ответила она, улыбаясь вымученной улыбкой. – Ты стал очень хорошим другом Питеру, вот и все.

А тебе? Ему очень хотелось задать этот вопрос.

Конечно, она изменила свое отношение к нему, но это была просто благодарность за доброе отношение к сыну. Именно в такие минуты Коул понимал, что этого ему недостаточно: он не хотел ни ее терпимости, ни ее благодарности... Вряд ли он сам в тот момент понимал, что ему нужно.

– Ты сказал, что хочешь поговорить, – напомнила Фейт.

– Да, Пит хотел поехать в скаутский лагерь.

– Ты серьезно? – недоверчиво переспросила Фейт.

– Вполне. Ты еще не забыла Билли Галлена?

– Любителя высоких гор?

– Да. Его отец – вожатый скаутов. Мальчики едут с ним. И Пит действительно хочет поехать.

Фейт задумалась.

– Он ничего мне не говорил...

– Да. – Коул улыбнулся. – Маленький мужской заговор. Знаешь, я поговорил с отцом Билли и...

– Поговорил? Без моего согласия?

– Погоди, милая, не торопись! Поговорить с твоего разрешения было затруднительно – Фил сам позвонил мне пару дней назад.

Милая? Это прозвучало так ласково. Коул говорил с ней мягко, безо всякого зла. Сердце Фейт испуганно дрогнуло: не может быть, чтобы все вдруг началось сначала...

Между тем Коул продолжал ее уговаривать:

– Лагерь в горах, место чудесное, Фил опытный вожатый, мне кажется, ему можно доверять. Между прочим, он работает в лагере не первый год.

– Я знаю, – она кивнула. – Слышала как-то от Питера. Но когда я спросила, не хочет ли он поехать...

– Он сказал, что не хочет. Я понимаю. Но, кажется, теперь все изменилось?

Да, все изменилось. Ее Питер больше не был изгоем.

– Он правда хочет поехать, Фейт, – повторил Коул. – Поверь, Галлен хороший парень и умеет ладить с детьми. И потом, это же всего две недели!

– Две недели?

– Представь себе: походы, пикники, костры – настоящий рай для мальчишки! Поверь, там есть все, что нужно, даже еда сносная.

– Хорошо. – Фейт вздохнула. – Пусть едет.

– Отлично, – быстро подхватил Коул. – Теперь о другом. Кое-что изменилось...

– О чем ты? – Фейт испуганно встрепенулась. – Ты... уезжаешь? – спросила она тихо.

Он кивнул.

– Дела в Нью-Йорке. Я и рад бы остаться, но накопилось столько всего...

Фейт больше уже ничего не слышала. Он все-таки уезжает. Она всегда знала, что рано или поздно он уедет, да что там знала – она просто мечтала об этом, и вот... Впрочем, что его может удерживать? Он добился всего, чего хотел: навязал ей свою волю, позаботился о Питере...

– ...через пару месяцев. Во всяком случае, я постараюсь... – услышала Фейт.

О чем это он? Наверное, обещает выбраться к ним месяца через два... Не к ним – к Питеру. Коу-ла интересует только он, и слава богу.

– Фейт, ты меня слышишь?

– Да-да, не беспокойся, я позабочусь о Питере, с ним все будет в порядке.

– Но с ним и так все в порядке.

– Да, конечно. Правда, он будет скучать без тебя, но...