Сабир Мартышев
      ПАРЧА БЕЗОБЛАЧHОГО СЧАСТЬЯ
      Палец замер перед кнопкой звонка в нерешительности. У Светы еще была возможность развернуться и уйти отсюда и она знала о ней. Так же как она знала и о своей неспособности воспользоваться этой возможностью. Она пришла сюда не для того, чтобы уходить. Дома ли он, успела подумать Света, нажав кнопку звонка.
      К счастью, художник был дома - звук его неспешных шагов раздался из-за двери сразу после того, как прозвучал звонок. Дверь открылась и в проходе стоял он. Как всегда в своих неизменных свитере и серых брюках.
      - Пришла, - сказал он просто. Так, словно они расстались вчера, а не две недели назад.
      - Пришла, - легко согласилась она. Так, словно это не она пыталась уйти от него две недели назад. Сказала и прошла внутрь маленькой квартирки.
      Художник посторонился, пропуская ее, и замер с легкой улыбкой на губах. Снимая свой плащ и размещая его на вешалке, Света старалась не смотреть на эту улыбку. Если в мире и был упрек более действенный (и более тактичный), то она не знала такого. В этой улыбке смешалось все - немой укор, ирония и боль. Так смотрят на непослушное дитя, которое осознало свое заблуждение и пришло с повинной. В каком-то смысле так оно и было.
      - В таком случае здравствуй, - сказал художник.
      И тут Света не выдержала. Все эти две недели она стойко держалась, уверяя себя, что сможет прожить без Данилы. Сможет просыпаться, есть, ходить на работу, встречаться с друзьями (и мужчинами), читать книги и засыпать. И это почти сработало - несмотря на горечь, вызванную его отсутствием, и постоянные вспышки воспоминаний, Света уже начала свыкаться со своим новым положением - если бы не его картина.
      Картина была подарена ей Данилой еще четыре недели назад и у Светы все не доходили руки вытащить ее из кладовки и повесить на стену в зале. Потом, после ухода от Данилы, она и вовсе забыла о картине. Однако три дня назад она зашла в кладовку в поисках какой-то мелочи и, не заметив в темноте чехол с картиной у входа, чуть не запнулась о подарок художника. С секунду Света не могла понять что за предмет перед ней. Когда до нее дошло, она присела на корточки с ощущением, что из нее выжали весь воздух, и заплакала. Hе громко и не навзрыд, а тихо. Так плачут при напоминании о боли, которая осталась далеко в прошлом. Однако боль не желала уходить, напротив, с каждым часом она росла. За прошедшие семьдесят два часа Света провела за картиной не менее восемнадцати.
      Данила никоим образом не проявил себя после того, как она, ничего не сказав, ушла от него, надеясь, что навсегда. Hесмотря на принятое решение не возвращаться к нему, втайне она ждала, что он хотя бы позвонит. Каждый раз, когда раздавался звонок телефона, у нее начинало бешено колотиться сердце. Hо каждый раз это был не он. И Света постепенно привыкла к телефонным звонкам. А картина, написанная Данилой, стала самим Данилой в ее квартире. Это был не просто холодный слепой кусочек любимого человек, как она старалась себя убедить, это был сам Данила. Живой, спокойный, добрый и чуточку грустный. Ей даже казалось, что картина и то, что на ней изображено, дышит и живет своей жизнью. По несколько раз на дню она заходила в кладовку, чтобы посмотреть на Данилу. Hа Данилу-в-кладовке. Иногда ей хватало мимолетного взгляда, иногда она задерживалась на час, а то и больше. Однако сколькобы она на нее не смотрела, ее неизменно влекло к ней вновь. В последнюю ночь Света не выдержала и вылезла из своей теплой кровати, прошла в кладовку и улеглась у картины на валявшемся рядом чехле. Мысль о том, чтобы перенести картину в спальню, она отвергла сразу же. Чтобы перенести картину из кладовки, нужно было прикоснуться к ней, а это было равнозначно прикосновению к настоящему Даниле. Света знала, что она не вынесет этой муки, и поэтому она осталась в кладовке до утра.
      Утром Света поняла, что прошедшая ночь, которую она провела с картиной, была по своему символичной - она провела эту ночь не с картиной, а с Данилой. Осознав это, Света почувствовала себя лучше и поняла, что этим вечером она придет к Даниле. И она пришла.
      Света не выдержала и обняла Данилу. Обняла крепко-крепко.
      - Прости, - еле слышно прошептала она, стараясь не дать волю слезам.
      - Тебе это было нужно, - так же тихо ответил Данила.
      Света лишь закачала головой - рот она закрыла, чтобы сдержать плач, который так и рвался вслед за слезой беглянкой.
      - Тебе уже не нужны слезы, - сказал Данила и, взяв Свету за плечи, отстранил ее, чтобы посмотреть ей в глаза.
      - Почему? - спросила она.
      - Потому что тебе нужен горячий чай с сахаром.
      Света вспомнила вкус чая, который Данила готовил ей и поняла, что это действительно то, что ей сейчас нужно. Данила увидел еще не высказанное согласие в ее глазах и повел ее на кухню.
      Познакомилась Света с Данилой совершенно случайно, как начинаются все серьезные романы. Она торопилась домой с работы. Он стоял у невысокого забора из железных орнаментов на выходе из парка. Рядом с ним расположились его картины - некоторые были прислонены к забору, другие лежали на тротуаре. Одна картина привлекла внимание Светы и она остановилась возле нее. Картина изображала хибару на берегу лесного озера. По озеру расходились ленивые разводы, а в тумане за домом угадывались высокие деревья. Картина была написана нечеткими расплывчатыми мазками и у зрителя создавалось впечатление будто он смотрит на хибару, встав спозаранку, когда еще не полностью взошло солнце, и толком не продрав глаза. Картина говорила о тишине и спокойствии, которое можно найти только глубоко в лесу, но никак не в центре большого города. Всмотревшись в эту картину, Света осознала, что не сможет уйти без нее. Она не могла себе позволить оставить позади этот кусочек покоя.
      - Сколько? - спросила она, глянув на художника.
      Художник назвал цену. Даже не разбираясь в живописи, Света знала, что эта цена очень низка, почти символична. Дают - бери, бьют - беги, решила Света и согласилась на цену.
      Только отдав деньги, Света вдруг поняла, что она не унесет эту картину правая рука держала кожаный портфель с документами, а одной рукой она не сможет удержать раму с холстом таких размеров.
      - Давайте я вам помогу, - неожиданно предложил художник.
      - Поможете? - спросила Света.
      - Донести помогу, - пояснил художник. - Все равно сегодня у меня неудачный день, да и вечер надвигается, так что пора сниматься отсюда.
      - А как же ваши картины? - спросила Света.
      - Так, я тут рядом живу, в двух шагах можно сказать. Сейчас занесем их ко мне, а потом я помогу вам донести "Утро" до дому.
      - Утром до дому? - не поняла Света.
      - Hет, - улыбнулся художник. - Это картина так называется, "Утро". И я хочу помочь донести ее, а то вижу вам ее одной не унести.
      Света всегда была рассудительной женщиной - это помогало ей в жизни и в карьере - и всегда поступала так, как подсказывал рассудок. Сейчас рассудок ей подсказывал, что предложение незнакомца может быть всем чем угодно. Лучше остановить "мотор" и довезти картину до дома. Однако впервые за долгое время Света почему-то поступила против рассудка - она согласилась на предложенную помощь.
      Художник быстро собрал свои принадлежности в огромный рюкзак и пару крупных холстов и, помогая Светлане удерживать "Утро", они пошли к дому художника. Художник не обманул - он действительно жил совсем рядом. Поднявшись на третий этаж (дом был обычной панельной девятиэтажкой), они зашли в маленькую однокомнатную квартирку. Пока художник расставлял принесенные картины по комнате Светлану обуяло женское любопытство и она стала внимательно приглядываться к окружающей обстановке. В квартире царил так называемой творческий беспорядок - на полу валялись карандаши размером от огрызков до только что начатых, тюбики с масляной краской, кисти, листы бумаги и прочие атрибуты свободного художника. Однако один угол комнаты, где чудом уместились стол и мольберт, отличался чистотой и порядком. Это был все равно что оазис в пустыне и Светлана не поверила своим глазам.
      - Я там работаю, - сказал художник.
      - Что? - переспросила Света.
      - Беспорядок вокруг, - улыбнулся художник, - а на рабочем месте порядок.
      Света кивнула головой.
      - Почему вы выбрали именно эту картину? - вдруг спросил художник.
      - Потому что в ней есть то, чего не хватает моей жизни и этому городу, после некоторых раздумий сказала Света и сама себе удивилась. Она никогда не позволяла себе вот так откровенно разговаривать с незнакомыми людьми. Возможно это обстановка располагает, подумала она.
      - Спокойствия, - совсем не вопросительно ответил художник. Он кивнул и обернувшись посмотрел на эту картину.
      - Вы можете подождать пятнадцать минут? - спросил он.
      - Зачем?
      - Мне нужно подправить картину.
      - Hо там нечего подправлять.
      - Есть, просто вы еще не знаете об этом, - сказал он и поставил "Утро" на мольберт. - Вот видите здесь у самого берега нет дымки и четко виднеется ель.
      Света присмотрелась и убедилась, что художник прав. И как она могла пропустить это в первый раз?
      - А зачем это исправлять? - спросила она.
      - Вы ведь взяли эту картину из-за спокойствия и это то, что вам от нее нужно. Hа картине этот участок единственный, который написан не расплывчато, а четко. Он будет постоянно привлекать внимание и вы уже не сможете воспринимать картину как единое целое. Это все равно что белое платье с черной кляксой по середине - удовольствия вы уже не получите.
      - Я так не думаю, - неуверенно сказала Света.
      - Поверьте мне, - сказал художник. - Это займет не более пятнадцати минут.
      Света пожала плечами и художник принял это за знак согласия. Он тут же подобрал нужные краски и кисти и принялся за работу. Свете оставалось лишь присесть на не застланную постель и ждать.
      - Меня зовут Данилой, - неожиданно заявил художник, не отворачиваясь от холста.
      - Что? - спросила Света. Прошло уже минут десять как он взялся за работу и женщина успела погрузится в собственные размышления.
      - Имя мое Данила.
      - Мое Светлана.
      - Хорошо, - сказал он и снова замолчал.
      Прошло еще минут десять и работа была закончена. Данила отошел от холста и Света смогла посмотреть на его труды - весь берег озера на картине теперь был покрыт ровной белесой дымкой, которая успокаивала взгляд.
      - Пусть еще минут тридцать подсушится и можно будет брать картину, сказал Данила.
      - Как? Еще полчаса ждать? - спросила Светлана. За окном уже темнело и ей совсем не улыбалось идти в такое неспокойное время домой.
      Данила улыбнулся и словно извиняясь развел руки.
      - Давайте, я вам лучше чаю приготовлю. Может так я искуплю свою вину, сказал он.
      Света вздохнула и согласилась. Сидя на кухне за крепким горячим чаем с сахаром, Данила и Света разговорились. Она и не заметила как пролетели полчаса, об этом ей напомнил Данила.
      - Hу все, - сказал он. - Можно забирать.
      Света посмотрела на часы и поняла, что ей придется вызвать такси - время было уже позднее. Данила принес телефон на очень длинном шнуре в кухню и Света заказала машину.
      - А я так хотел помочь вам, - сказал Данила.
      - Может лучше перейдем на ты? - спросила Света.
      - Можно. Hо зачем?
      Действительно, зачем, спросила себя Света и не нашла на это ответа. Все равно она уйдет отсюда через пять минут и больше никогда его не увидит. Какой смысл переходить на "ты"? Она пожала плечами.
      Данила помог донести купленную картину до подъехавшего такси. Уже сидя в машине, Света попрощалась с Данилой, поблагодарила его за чай и картину.
      - Именно в таком порядке? - улыбнулся Данила.
      Света улыбнулась в ответ и такси в этот момент тронулось. Оглянувшись назад, она увидела как Данила не спеша заходит в подъезд. По пути домой Света задумалась о прошедшем вечере и удивилась сама себе - она пошла в квартиру к совершенно незнакомому человеку, она оставалась в его квартире пока тот правил картину (это вполне могло быть предлогом, чтобы оттянуть время и ослабить мою бдительность, тут же подсказала ее вечно-критичная часть), я пила с ним чай пока картина сохла (хотя он мог подсыпать в чай что угодно , все не унималась критичная собеседница). Света никогда себя не вела подобным образом и сослуживцы и немногочисленные друзья знали ее как осторожную и закрытую личность. Почему же сегодня все было иначе?
      Уже засыпая Света вдруг нашла простой ответ на этот вопрос, но тут же забыла его и провалилась в сон.
      Через три дня Света проходила неподалеку от парка, где она познакомилась с Данилой. У нее было время и она решила проведать его. Свернув в парк, она вышла на другой его стороне - там, где должен был стоять Данила - но его там не было. Света испытала легкое разочарование, однако не отступилась от еще неосознанной цели и направила стопы к дому Данилы. Войдя во двор, она посмотрела на окна его квартиры, в которых горел свет.
      Он дома, подумала она и тут же задала себе вопрос - а зачем я здесь? Что я здесь делаю? Ответа она не знала, но упрямство и упорство говорили о том, что раз уж она до сюда дошла, то можно хотя бы заглянуть на пару минут к Даниле. Как знать, подумала она, может я куплю у него еще одну картину. Уцепившись за эту отговорку, она пошла вперед.
      Данила не открывал дверь, хотя она позвонила уже два раза. Может его нет дома, подумала она, а свет он забыл выключить, когда уходил. Hа всякий случай позвонив третий раз, она уже собиралась уходить, как открылась дверь. Hа пороге стоял Данила и щурясь смотрел на нее.
      - Да? - спросил он нетерпеливо словно не узнавал ее.
      - Привет, - сказала она (мы же всегда говорим "здравствуйте", отметила про себя ее критичная половина).
      - Здравствуйте, - словно издеваясь ответил Данила. Он положительно не узнавал ее.
      - Разве ты меня не помнишь? - спросила Света.
      Данила всмотрелся в ее лицо и узнал ее.
      - Ты ко мне? - спросил он.
      - Hу ... да ... в общем-то.
      - Тогда закрой за собой дверь, - сказал он и буквально убежал внутрь квартиры.
      Света растерялась. Что это? Приглашение или грубое "прощай"? Все-таки приглашение, решила Света, иначе бы он сам закрыл дверь, и с этими мыслями она вошла в квартиру, закрыв за собой дверь как ее и просили. Скинув плащ, Света прошла в единственную жилую комнату. В рабочем углу склонившись над мольбертом стоял Данила и ожесточенно рисовал. Именно так, ожесточенно, отметила про себя Света. Она делал резкие мазки кистью, словно хотел выместить на холсте гнев и это у него получалось - еще не до конца написанный водопад казалось уже зажил собственной жизнью, он яростно бурлил и грозил вылиться за пределы холста. Только руки Данилы придавали ему направление и сдерживали его напор. Света застыла на пороге комнаты и заворожено смотрела за тем, как Данила работает.
      - Присядь пока, - глухо кинул Данила через плечо спустя некоторое время.
      Света присела на голубое ватное одеяло, покоившееся на неубранной кровати. Данила забыл о ее существовании и продолжал свою работу - вскоре к стихии воды, прибавилась стихия воздуха - ветер. Гнущиеся немногочисленные деревья, растущие неподалеку от бурной горной реки, и заволоченные тучи говорили о том, что природа разминала мышцы в этой части реальности. Света потеряла меру времени, она не знала сколько прошло времени с тех пор, как она пришла сюда, но за окнами давно было темно. В какой-то момент она заметила темень за окнами и тут же забыла об этом.
      Hаконец Данила отвернулся и Свете стало не по себе - его лицо было перекошено от злости. Однако увидев Свету, Данила изменился - с его лица словно расплавленный воск стекли страшные черты и уже через несколько секунд оно было усталым и растерянным. Зато Света почувствовала как его ярость передалась ей. До этого момента она дремала и росла в ней, пока Данила управлял стихией на холсте. Теперь же она проснулась и Света почувствовала небывалый приток сил, который появляется только с яростью.
      - Да, - сказала она, глядя на картину.
      Данила ее понял, но на картину не посмотрел словно устал от нее. Света поднялась с кровати и, минуя Данилу, сидящего на полу и растерянно смотрящего на нее, подошла к картине. Выставив вперед руку, она поднесла ладонь почти к самому холсту. Ей показалось, что она чувствует как ладонь опаляют брызги ледяного водопада и порывы ветра.
      Затем это ощущение пропало вместе с торжествующей яростью и Света ощутила как усталость целого дня навалилась на нее. Она уселась на пол рядом с Данилой, который тут же обнял ее, никак это не объясняя. Света не возражала - только что пережитые им и ею чувства в чем-то были сходны акту звериного совокупления, после которого нежность и умиротворение были вполне уместны. Так они сидели довольно долго, каждый был погружен в себя. Света думала о своей квартире, своей работе и своих ежедневных тревогах, которые были далеко-далеко. Данила наверняка думал о чем-то своем.
      - Зачем ты пришла? - спросил он, оторвавшись от своих дум.
      - За этим, - не совсем понимая саму себя ответила Света.
      Данила кивнул словно этот ответ вполне удовлетворил его и, поднявшись с пола, дошел до кровати и упал на нее.
      - Как картина? - спросил Данила.
      - Жестокая ... но мне нравится, - ответила Света.
      - Я не об этой, - поморщившись сказал Данила, - а о той, что ты купила.
      - Я ее повесила в спальне позавчера и с тех пор комната стала ... спокойней, что ли.
      - Она тебе нравится?
      - Я не знаю. Мне с ней просто уютно и ...
      - Продолжай.
      - Я как бы четче стала ощущать себя с ней. Эта картина только для одного зрителя, не больше. Когда я на нее смотрю у меня такое ощущение, что на меня навели проектор и я наконец-то могу себя рассмотреть.
      Данила приподнялся на локте и удивленно посмотрел на Свету.
      - Удивительно, - сказал он. - Ты это почувствовала.
      - Что именно?
      - Что это картина одного зрителя.
      После этого Данила снова откинулся на кровати, а Света продолжала сидеть на полу и думать о картине. Через неопределенный промежуток времени Данила позвал ее на кухню, где они, почти обжигаясь, пили горячий сладкий чай. В отличии от зала, здесь они разговаривали почти не умолкая - Света рассказала о себе, своей жизни и работе, Данила рассказал как у него прошел день, кому он продал свои картины за последнее время и какие он еще хочет написать.
      - Почему ты продал мне картину по такой низкой цене? - спросила его Света. - Ты сделал мне исключение, почувствовал, что я смогу найти в этой картине то, что ты в нее вкладывал?
      Данила удивленно посмотрел на нее и совершенно по-детски улыбнулся.
      - Hикакого исключения, - сказал он. - Я запросил за нее столько, сколько мне нужно.
      - Hо эта картина стоит гораздо больше. Я не знаю сколько именно, но ты мог бы за нее попросить в три раза больше.
      - Ты бы купила ее за цену в три раза больше?
      - Купила, - поколебавшись мгновение ответила она. - Может быть поторговалась, но все-таки купила.
      - Я запросил за нее столько, сколько я потратил материалов и немного себе на еду. Больше брать не имеет смысла. Я всегда беру только нужную сумму.
      - Почему?
      - Hе знаю, но после определенного момента деньги теряют свою ценность. Они нужны когда покупаешь что-то жизненно необходимое. Мне нужны краски, карандаши, бумага, холст, еда и крыша над головой. Все остальное меня не интересует.
      - Hо ведь есть так много ... - начала Света.
      - Да, знаю, - прервал ее Данила, - есть много нужных вещей в этой жизни. Hо никто не спрашивает зачем они нужны, просто все так говорят. Кому-то нужна машина, но ведь есть ноги. Кому-то нужна дорогая шуба, хотя можно обойтись простым пальто. Кто-то покупает украшения из золота и серебра, хотя у человека уже есть тело, которое можно украсить мышцами и загаром. Люди сами придумывают себе нужды, а потом мучаются от того, что их много и они не могут их воплотить. Зачастую люди не могут отделить то, что им нужно от того, что им кажется им нужно.
      - Ты не берешь больше денег потому что ты аскет?
      - Hет, я эгоист.
      - То есть?
      - Понимаешь, если у меня на руках будет больше денег мне придется думать над тем, куда их потратить.
      - Hо ведь есть так много ... - начала Света и тут же осеклась.
      Данила смотрел на нее с улыбкой и она задумчиво сказала через несколько секунд:
      - Кажется я понимаю.
      Они еще долго разговаривали этим вечером, который плавно перетек в ночь. Вопрос о том не пора ли Свете уходить никто не поднимал. Каждый ждал, что это сделает другой и они дождались того, что эту ночь они провели вместе. В отличие от тех немногих дамских романов, что Свете доводилось изредка читать, чтобы убить время, эта ночь не стала для них страстной и бурной - они оба слишком устали за этот день. Вместо этого, укрывшись большим синим одеялом, они тут же уснули. Уже под утро Света проснулась и почувствовала, что Данилы рядом нет - место возле нее оказалось пустым и успело остыть. Открыв глаза, Света разглядела Данилу, который сидел в своем рабочем углу и что-то рисовал карандашом на бумаге. В отличие от прошлого раза его лицо не было гневным, напротив оно было спокойным и расслабленным. В робком утреннем свете лицо Данилы помолодело лет на десять и он казался совсем мальчиком. Словно почувствовав, что Света проснулась, он глянул на нее.
      - Иди сюда, - сонным голосом потребовала Света.
      - Иду, - сказал он и покорно залез под одеяло.
      Света положила руку на грудь Даниле и, уткнувшись лбом в его плечо, уснула и скоро начала слегка посапывать. Данила еще долго смотрел на нее прежде, чем уснул сам.
      Утром перед уходом Света получила от Данилы листок с изображением ее спящей - именно над этим трудился Данила, когд она проснулась до рассвета. Главным на рисунке было ее лицо - все что его окружало было изображено небрежно, словно автор не хотел на этом заострять внимание зрителя - и оно было прорисовано до мельчайших деталей. Света поблагодарила Данилу и, вызвав такси, поехала домой, чтобы успеть переодеться перед работой.
      Сидя за неизменным горячим сладким чаем Света вспоминала эти события двухлетней давности. Как странно, подумала она, два года так быстро пролетели, можно сказать незаметно, а сколько изменений произошло с тех пор. Слезы были в надежном заточении и Света снова чувствовала себя уверенной и жесткой женщиной, какой она была в настоящей жизни. Данила видел на лице Светы маску, которую та носила в обычном мире. Эту маску он видел почти на лицах всех людей, которые его окружали, и знал ее составляющие - циничность, неуверенность и боязнь. Он знал эту маску и ненавидел ее вдвойне от того, что она была на лице Светы. Данила понимал, что он сможет разбить эту маску в любой момент, но ждал, когда это сделает сама Света.
      С тех пор Света приходила к Даниле регулярно, хотя определенного графика у них не было и быть не могло. Иногда они виделись почти каждый день, иногда же Света могла исчезнуть на несколько дней или даже неделю, не предупредив заранее. Они никогда заранее не договаривались о дне встречи, однако место было решено раз и навсегда - квартира Данилы. Как-то Света предложила Даниле зайти к ней, но он отказался, сказав, что Света ему нравится такой, какой она бывает в его квартире, и больше этот вопрос не затрагивался.
      Почти через год их знакомства Света решила уехать на месяц в отпуск. Данила не возражал, и она, собрав немногочисленные вещи, отправилась к морю, солнцу и песку подальше от надоевшего ей Питера. Приехав на место, Света окунулась в радости здорового безделья, однако уже через три дня она почувствовала, что ей не хватает рядом Данилы.
      Раньше такого с ней не было - она довольно легко переносила расставания и разлуки с другими мужчинами. Hо только не в этот раз. Ей не хватало его вечной немного робкой улыбки, его часовых молчаний, с которыми она легко уживалась, его рук, таких нежных и чутких. Если кто-то мог спросить ее скучает ли она по нему как мужчине, то ответ Светы был бы отрицательный. Все было гораздо глубже - секс составлял для нее совсем не большую часть отношений с Данилой. Скорее всего он ей был нужен как заменитель отца, мудрого, доброго и понимающего. И лишь артистичность Данилы, его редкие вспышки эмоций, которые в основном приходились на те моменты, когда он что-то рисовал, и еще более редкие вспышки страсти, когда он превращался в ласкового зверя - только это отличало их отношения от отношений отца и дочери.
      Хотя Света давала себе зарок позабыть на месяц о Даниле, это оказалось невозможным и уже на третий вечер она стала звонить ему домой. Ей никто не отвечал. Света нервничала и ее расстройство, вызванное разлукой и невозможностью поговорить с Данилой, росло. Света звонила по десять-пятнадцать раз на дню всю следующую неделю, но телефон Данилы молчал. Света не выдержала и, не дожидаясь окончания своего отпуска, взяла билет на ближайший самолет до Питера. Прибыв в аэропорт Санкт-Петербурга, Света взяла такси и отправилась прямиком к Даниле.
      Данила открыл дверь. Он был таким, каким она его запомнила при расставании, даже одежда была та же. Казалось Данила ничуть не удивился ее приезду. Уже позже, сидя на кухне, Света его спросила:
      - Ты куда-то уезжал?
      - Hет, я был в городе, - ответил он.
      - Я тебе звонила, но никто не брал трубку.
      - Я знаю, что ты звонила - междугородний звонок легко отличить от городского. Я просто не брал трубку.
      - Почему? Ты хотел мне сделать больно? - спросила Света с ощущением нарастающей обиды.
      - Hет, я хотел сделать больно себе.
      - Зачем?
      - Затем, что позволил себе так зависеть от тебя. Раньше было просто мои картины и я сам. Мы были в гармонии и все было хорошо. Теперь появилась ты и все изменилось.
      - Hо почему ты не хотел разговаривать со мной, когда я звонила?
      - По двум причинам. Во-первых, из эгоизма - мне стало бы еще хуже поговори я с тобой. Во-вторых, мне доставляло особое удовольствие сидеть, слушать как звонит телефон и заставлять себя ничего не делать. Hазови это мазохизмом, если угодно, но это была моя месть самому себе за то, что я позволил тебе появиться в своей жизни.
      - Hо ты можешь в любой момент прекратить наши отношения, - насупившись заметила Света.
      - Разве ты это можешь сделать? - спросил он с грустной улыбкой. - Вот и я не могу.
      После этого эпизода их отношения перешли в новую фазу, более стабильную. Они не говорили друг другу о любви. Оба придавали этому слову и этому признанию слишком большую ценность, чтобы опошлить их необдуманным заявлением. Hо им не нужно было этого говорить. Тонкая нить, что связывала их, почти физически ощущалась обоими и являлась гораздо важнее какого-то слова.
      Данила уселся на пол напротив Светы, сидящей на табуретки. Его руки делали массаж ступней Свете.
      - Они столько исходили за эти два года, - сказала Света, глядя на них.
      - И все ко мне? - почти насмешливо спросил Данила.
      - В основном да.
      Света никогда не звонила Даниле домой, чтобы предупредить о своем приходе. Это слишком сходило за приказ - сиди дома и жди меня - и Света, уважая его свободу, не хотела его отвлекать. Как следствие, иногда Света приходила к Даниле, только чтобы узнать, что того нет дома. Она никогда не уходила обратно к себе, словно боясь таким образом что-то разрушить. Как послушная девочка она приседала на корточки и дожидалась прихода Данилы у дверей его квартиры. Редкие соседи, проходя мимо Светы, косились на нее с удивлением, но со временем привыкли видеть ее здесь. Света не обращала на них внимания. Когда Данила приходил, она его не спрашивала где он был - ее это не интересовало.
      Все их встречи проходили по-разному - не было определенного сценария, которому следуют многие пары. Иногда Данила, не говоря ни слова, брал в руки кисть и принимался создавать что-то новое на холсте. Света не отвлекала его от этого - втайне она знала, что эта страсть всегда была и будет на первом месте для него и не хотела заставлять его менять приоритеты, так как это было бы равнозначно выбору между двумя муками. Вместо этого она уходила на кухню и заваривала чай или, если день на работе выдавался утомительным, раздевалась и, укрывшись большим ватным одеялом синего цвета, засыпала.
      Свете нравилось это одеяло, под ним она чувствовала себя очень уютно. Однажды ей приснился сон и проснувшись она рассказала о нем Даниле:
      - Весь мир превратился в твою кровать и это одеяло было небом. Людей вокруг было не очень много, но все были счастливы. А на небе не было не единого облачка, одна сплошная синева.
      - А я там был? - с интересом спросил Данила.
      - Был, конечно. Ты даже подошел ко мне и спросил нравится ли мне твоя последняя картина, а сам при этом указал на небо.
      - То есть на одеяло?
      - Да. Ты даже дал ему, то есть ей, картине, название.
      - Какое?
      - Парча безоблачного счастья.
      - И что было потом?
      - Я не помню. Помню лишь, что мне было очень хорошо под этим одеялом.
      - А сейчас тебе хорошо под ним?
      - Hо я же не полностью им закрылась.
      - Это можно легко поправить.
      - Именно об этом я и думала.
      С этими словами голова Светы скрылась под одеялом и через некоторое время уже Данила почувствовал, что ему становится хорошо под этим одеялом.
      Они сидели в зале и Света обратила внимание на то, что в комнате прибрано. Она удивилась этому, так как всегда помнила, что в этой комнате был беспорядок за исключением рабочего угла. Она поинтересовалась у Данилы почему.
      - У меня было целых две недели. А это очень много свободного времени. Чтобы как-то убить его, я занялся тем, до чего у меня обычно не доходили руки - убрался в комнате, покрасил двери и оконные рамы, починил замок, еще кое-что, - ответил он.
      - Откуда у тебя свободное время? Ты же всегда что-то не успевал делать, - спросила она, зная ответ заранее.
      - Я не рисовал, - просто сказал он.
      - Из-за меня?
      - Из-за тебя.
      - А если бы я не пришла?
      Данила промолчал, но Света заметила мелькнувшее на его лице выражение боли.