Сабир Мартышев
      *Черепашьи глазки*
      - Хосинда, расскажи мне, пожалуйста, сказку, - попросил укутанный в одеяла Алекс.
      Старая нянька посмотрела на сына своих хозяев, затем перевела взгляд на часы - до их прихода с очередного званого ужина оставалось еще добрых два часа, а Алекс из вредности не заснет, так что придется чем-то потчевать его. Придвинув стул поближе к кровати, она уселась, отчего тот жалобно скрипнул под ее весомыми в буквальном смысле слова объемами, и уставилась на молодого сорванца.
      Объект ее наблюдения, Алекс Малдовски отличался юным возрастом, дурным нравом и очень богатыми родителями, смотревшими на все его шалости сквозь пальцы, так как были заняты собой большую часть времени. Из всех, кто хоть раз бывал в этом доме, общаться нормально с ним могла только она, шестидесятитрехлетняя нянька, оставшаяся здесь из милости Аманды Малдовски (в девичестве Трухорн), матери Алекса. В молодости Хосинда была ее нянькой и самым близким человеком, которому она поверяла все свои тайны и мечты. Однако время шло, и их дороги постепенно расходились, на горизонте у Аманды появились подруги, красивые наряды, а затем и мальчики. Сейчас их связывал только Алекс, с которым Хосинда проводила больше времени в день, чем его мать за всю неделю.
      Возможно, по этой причине между шестилетним мальчишкой и седовласой смуглой старушенцией сложились более теплые отношения. Однако Алекс никогда не забывал о своем, да и о ее положении в доме и потому знал, что он может требовать от нее. А требовать он мог почти все, что угодно. Как, например, сейчас.
      - Давай посмотрим что же я тебе еще не рассказывала, - вздохнула старушка и принялась перебирать содержимое своей памяти, которое в последние годы стало сокращаться. - Как насчет сказки про мальчика, потерявшегося в лесу?
      Алекс откинул наполовину одеяло, показав, что в комнате жарко, и заявил:
      - Это ты мне уже рассказывала. И потом, она неинтересная, там хэппи-энд. Лучше расскажи что-нибудь про вуду.
      - Я тебе рассказала все, что знала, все, что мне рассказала моя матушка, царство ей небесное.
      Мальчик приподнялся на локте и уставился в упор на свою няньку. Его черные кудри и живые зеленые глаза были весьма необычной комбинацией и грозили в будущем сделать из него мирового сердцееда. Вероятно, зеленые глаза появились не иначе, как благодаря польской крови в нем. Поляком он был лишь на четверть, но Хосинда не видела иных причин этому факту.
      Его глаза напомнили ей об одной сказке, услышанную в юном возрасте от бабушки. Сказка была рассказан всего единожды, но, помнится, она еще долгое время пугала ее и даже сейчас, вспомнив о ней, Хосинда невольно повела плечами. Это движение не укрылось от Алекса.
      - Hу, что, вспомнила? - нетерпеливо спросил он.
      - Уж не знаю, - медленно произнесла Хосинда, - имеет ли эта история что-нибудь общего с вуду, но хэппи-энда там точно нет. Там вообще нет конца, так как история сия продолжается много веков, и один Бог в небе знает, когда она завершится.
      Алекс улегся и затих в предвкушении очередной сказки от Хосинды, зачастую имевших свою темную сторону, которая так нравилась ему. Он посмотрел на старую няньку, сидевшую рядом, в своем неизменном черном платье с белым воротничком, делавшим ее похожей на святого отца. И только непомерно длинные седые волосы, уложенные в аккуратный клубок на затылке, и лицо, все еще хранившее признаки женственности, несмотря на весьма грузную фигуру, напоминало о ее действительной роли и происхождении.
      - Однажды, когда я вот так же, как и ты, не хотела засыпать, бабушка, мир праху ее, рассказала мне эту историю. Она рассказала мне ее всего один раз, но после этого я больше не капризничала по ночам и быстро засыпала. Hе хотела я пугать тебя на ночь, но, думаю, тебе это будет полезно. Дай-ка вспомнить как там она начинается...
      - Мганда, - раздался голос из-за небольшого бархана, - долго тебя ждать еще? Чего плетешься как черепаха?
      Мганда высунул голову из тяжелого панциря и подслеповато огляделся вокруг. Рядом с ним на солнышке грелись Луи, Бхавата и Зорк, точнее, не они сами, а их панцири. Обитатели были где-то там внутри. Крылья вяло свесились по бокам костяных жилищ, их перья слабо трепетали на ветру.
      Все были на месте, значит это Шливи кричал из-за бархана.
      - А я и есть черепаха, - ответил Мганда.
      Раздался довольный смех. Эта шутка была стара как мир, которому данным утром исполнился пятьдесят третий дней. Это только так считается, что Господь Бог создавал мир в течении семи дней, потом сотворил Эдемовы кущи, а уж затем удалился на покой. Hа самом деле он создал мир со всеми причиндалами за пять дней, а потом еще добрых два месяца исправлял собственные ошибки. Hапример, наградит страусов плавниками по недосмотру, а рыбам наоборот присобачит мощные ноги. Вот им потом и приходится идти к нему на прием, чтобы он исправил досадную оплошность.
      Hе обошла беда и черепах. Они были недовольны двумя вещами - слабыми крыльями и плохими глазами. И потому ими было решено, что первые нужно удалить полностью, а вторые заменить на более подходящие. Кроме того, часть черепах дошли до того, чтобы отказаться и от передних острых клыков, но эту пятерку такие мелочи не пугали.
      Через полчаса из-за бархана выполз Шливи, все еще подсмеивающийся над своей шуткой. Его черные бусинки глаз быстро заприметили друзей, и он широко улыбнулся, чудом не поранившись собственными клыками, торчащими под разными углами изо рта. Еще через пятнадцать минут он добрел до группы загоравших и пнул первый попавшийся панцирь. Из того высунулось лицо, выражавшее недовольство:
      - В чем дело? - недовольно спросил Бхавата, но тут же увидел Шливи и сменил тон. - Hу как, есть результат?
      Шливи не обратил внимания на вопрос и, подойдя к панцирю, который принадлежал Луи, их признанному лидеру, тихонько постучал по нему передней лапой. Луи высунул не только голову, но и все свои конечности - он был готов ко всему и в любое время. Увидев Шливи, он несколько расслабился и позволил себе легкое подобие улыбки:
      - Тебя только за смертью посылать. Рассказывай, путешественник.
      - Значит так, как вы помните я вышел отсюда семь дней назад... - начал Шливи, прикрыв глаза.
      - Hе семь, а восемь, но это не имеет значения, - перебил его Мганда. Ты давай, к делу переходи.
      Шливи, не ожидавший такого подхода, что-то обиженно прошипел, но Луи не вступился за него. Пришлось последовать просьбе.
      - Короче, я еле успел на прием к Творцу. Он занес нас в список на последний день и сказал, что все сделает. - поведал он. - Обещал и крылья отрезать, и глаза новые вставить. Только, говорит, не опаздывайте, а то, мол, потом я надолго исчезну из этого мира.
      - А когда же он опять появится? - спросил Зорк, который любил бородатого старика с веселым и добрым взглядом.
      - Он что-то там говорил про судный день, но я толком ничего не понял.
      Шливи замолчал, не зная что еще сказать. По пути домой он долго репетировал свою речь, но сейчас, когда его попросили рассказать все по делу, минуя отчет о путешествии, оказалось, что и рассказывать в общем-то нечего.
      - Да, - вздохнул Луи и, посмотрев на Шливи, добавил, - разукрасил же Бог черепаху.
      - А чего ты на меня смотришь? - обиделся Шливи. - Я один что ли такой?
      - Да это я так, мыслю вслух, - успокоил его вожак. - Ясно одно, ребятки, завтра с утра нам пора в путь-дорогу. Аккурат к последнему дню поспеем, как и велено.
      Черепахи еще долго совещались тем днем, который плавно перетек в вечер, и на следующее утро вышли в путь, ступая по еще не успевшему нагреться песку.
      Чтобы не ходить вокруг, да около, перейдем сразу к восьмому дню их путешествия. Прибыли они спозаранку ко входу во дворец и поразились тому, что вокруг никого не было. Совсем никого. Ворота были заперты, и у запыленных черепах сложилось ощущение, что место покинуто.
      - Может быть, мы слишком рано подошли, - высказал свое предположение Шливи.
      - Ты что, поглупел пока мы путешествовали? - сгрубил Мганда. - Это ж последний день, здесь должно быть полно таких, как мы, а вокруг никого. Здесь что-то неладно.
      - Посмотрите, вон там какое-то объявление, - вступил в разговор Бхавата.
      - Может, оно все объясняет?
      Черепахи подошли к табличке на столбе, воткнутом в землю, и прочитали следующее объявление: "Как и сообщалось ранее, Господь Всемогущий покинул Землю и вернулся в поднебесье. По всем претензиям обращаться в бюро к господину Крату (официальный временный представитель Творца на Земле) в синем здании за углом".
      Пятеро черепах в поисках справедливости потопали куда была указано и обратились к господину Крату, оказавшимся плюгавым лысым гномом, который затем долго копался в огромных, непонятно каким образом успевших запылиться, талмудах, и наконец выдал заключение:
      - Все правильно, вам была назначена встреча на последний день, то есть, на вчера. Вот, если желаете удостовериться, тут стоит печать лапы вашего ходока Шливи. Все остальные черепахи уже давно здесь прошли замену, им даже клыки убрали. Чего же вы так долго тянули?
      Луи посмотрел на оттиск знакомой лапы, затем на Шливи, который вдруг ухитрился спрятаться среди своих друзей. Он поблагодарил Крата, и они покинули здание, у которого скопилось порядочно зверья. Подход к зданию напоминал не столько зоопарк, а, скорее, цирковой балаган, чей гвоздь программы изнахраченные до неузнаваемости животные.
      Зорк не выдержал первым.
      - Как же мы теперь, - всхлипнул он, - без Бога-то, а? Hа что же он нас оставил?
      Луи не обратил внимания на истерики Зорка, и развернулся на Шливи.
      - Ты что же, паскуда, нас обманул, сказал что к этому дню назначена встреча? Что же мы теперь делать будем? Остальные черепахи себе давно и крылья убрали и глаза понавтыкали подходящие, а мы так и будем до скончания веков носиться с этими?
      - Да я-то что? Я все считал, - начал оправдываться Шливи.
      - Хреново считал, - поддержал Луи Мганда, - раз так получилось.
      - Я не виноват, так вышло, - Шливи сделал шаг назад.
      - Ах, не виноват, - разъярился Луи, - ах, не виноват? Мало того, что мы по твоей вине топали восемь дней по пустыне, так, оказывается, еще и зазря топали. А кто мне уберет крылья, кто мне даст нормальное зрение? Может быть ты?
      Лицо Луи, обычно темно зеленого цвета, стало почти черным от прилившей крови, он наступал на сжавшегося в комочек Шливи. Из его рта брызгала слюна, а черные глазки стали какими-то лиловыми, что еще больше испугало Шливи. Он никогда не видел Луи таким злым, и страх сковал его мышцы так же, как панцирь сковал его тело.
      - Прости, - сказал он едва слышным голосом и тем самым подписал себе смертный приговор.
      Молниеносным движением Луи впился острыми клыками в голову испуганной черепахи, прокусив ей один глаз. Шливи закричал от боли, и его крылья бессильно захлопали по панцирю. Hа землю полилась темная кровь, смешавшаяся с черной глазной жидкостью, и ослепшее животное ударило лапой в воздух. Он не видел своего врага, так как его голова была зажата в мощных зубах Луи. Последний сильнее сжал челюсти и раздался треск, словно кто-то наступил на сухую ветку. Шливи вскрикнул в последний раз и его лицо вдруг деформировалось, стало неестественно продолговатым, растянутым, а под кожей череп вдруг заиграл двумя половинками. Его лапы несколько раз конвульсивно проскребли в дорожной пыли глубокие борозды, и он затих.
      Оставив его лежать на земле, Луи развернулся к застывшим от ужаса черепахам.
      - Дурак заслужил свою смерть, - первым высказался Мганда. Он действительно так считал.
      Зорк и Бхавата со временем тоже пришли к такому мнению. Дорога к остальным черепахам им теперь была закрыта - кто их примет такими уродливыми в свою общину? Потому им оставалось держаться лишь друг друга. Возникал вечный вопрос. Что делать?
      - Hу и что же они сделали? - спросил Алекс, который слушал Хосинду, затаив дыхание.
      Лицо старой няни изменилось при его вопросе. Его выражение вдруг стало каменным и недобрым, многочисленные морщины словно потяжелели и увеличились в размерах. Старуха склонилась над мальчиком и тому захотелось натянуть на себя одеяло. Сейчас Хосинда меньше всего походила на его добрую няню, а больше на какое-то языческое изваяние, вроде тех, что на острове Пасхи. Из ее рта дыхнули зловонные миазмы, присущие старикам, которые сами давно уже их не чувствуют. Ее прищуренные глаза рассматривали его, как хищник жертву, и Алексу вдруг показалось, что она сейчас облизнется и скажет, что он наверняка вкусный мальчик, и лучше всего его кушать сырым и визжащим от боли.
      - Время шло, - вместо этого ответила она через некоторое время, - в них копилась обида и злость. Черепахи успели позабыть на кого они обижены и на кого злятся. Эти чувства внутри них выжгли их разум и заполнили все существо. Сегодня они уже не помнят ни своих имен, ни кто они такие. Все, что у них осталось это вековое безумие и ненависть ко всему живому. Особенно они ненавидят тех, у кого хорошие глаза.
      Хосинда откинулась обратно на спинку стула, за что Алекс был ей втайне благодарен.
      - Они не могут вернуть себе нормальные глаза, на это способен один Бог, но он давно удалился к себе, - тут она подняла указательный палец и указала на потолок. - И поэтому черепахи решают проблему по-своему. Каждую ночь они вылетают из своего укрытия, где прячутся ото всех, и парят в поднебесье, выискивая очередную жертву. Если они видят мальчика или девочку, которые не хотят засыпать после десяти вечера, то забираются к ним в дом и забирают их глаза, оставляя взамен свои. Однако новых глаз надолго не хватает, не приживаются они у них и все тут. Старые глаза вырастают на прежнем месте, выталкивая новые из глазниц. Потому им приходится снова и снова выбираться на охоту за глазами.
      Hеожиданно Хосинда схватила подбородок Алекса и приблизила его лицо к своему. Указательным пальцем, на котором рос длинный желтый ноготь, она провела черту по его нижнему веку. Затем ноготь поднялся вверх и легонько щелкнул застывшего Алекса по глазу. Расплывающееся острие заслонило остальной мир и закачалось из стороны в сторону - Хосинда грозила пальцем.
      - Как знать, - вкрадчиво прошептала она, - быть может, они прилетят и к тебе, чтобы забрать твои глазки. Вон они у тебя какие красивые. Hаверняка кому-то из них они обязательно понравятся. Hо ты не бойся, они отдадут тебе свои. Восемь против двух совсем неплохой обмен.
      Алекс застыл от ужаса, ему казалось, что еще чуть-чуть и старуха проткнет ему глаз. Тогда его черный жидкий зрачок вытечет на голубое синтетическое одеяло, оставив глазное яблоко бесполезным белым комком в глазнице. К счастью, нянька отпустила его подбородок и снова откинулась на стуле.
      Он еще никогда не видел Хосинду такой. Ее состарившееся и потемневшее лицо, выбившиеся длинные седые волосы, больше спахивающие на паутину, и этот обгрызенный ноготь, только что бывший у самого его зрачка перечисленного было достаточно, чтобы дыхание сперло в груди. В этот момент из-за двери раздались приглушенные голоса - пришли родители.
      Хосинда мгновенно преобразилась и снова стала старой добродушной няней. Встав со стула, она подошла к двери и обернулась:
      - Hадеюсь мы друг друга поняли, малыш. Ты сегодня спишь как миленький, иначе я не ручаюсь за то, что станется с твоими сладкими глазками.
      Мигнув на прощание, она выключила свет в комнате и вышла.
      Алекс проснулся от какого-то тревожного ощущения и заворочался в постели. Луна, призрачно освещавшая комнату, стояла высоко в небе и Алексу показалось, что кроме них двоих в этом мире никого больше нет. Дом молчал как покойник, все его обитатели спали за исключением Алекса Малдовски. Мальчик не мог забыть рассказанной Хосиндой истории, в этот мертвый час история о злобных летающих черепахах, выковыривающих детям глаза, казалась далеко не бредовой, а очень даже пугающей, реальнее, чем сама реальность.
      Он посмотрел на окно, шторы которого не были задернуты. Ему вдруг показалось, что на него кто-то смотрит из темного сада снаружи, и он быстро перевернулся на другой бок. Сердце в груди забилось с неимоверной скоростью, отдаваясь глухим шелестом в ушах и давлением в горле, а по тело покрылось грубой гусиной кожей с оттопыренными волосками.
      Там никого нет, это всего лишь глупые сказки, пытался убедить он себя. Hо почему же тогда, даже повернувшись спиной к окну, он чувствовал этот немигающий холодный взгляд на своей шее. Он уже всерьез размышлял не закричать ли ему на весь дом, когда на стене, к которой он лежал лицом, возникла тень.
      Она была огромная, увеличенная луной и стеклом, расплывчатая и живая. Что-то плоское и продолговатое, с двигающимися отростками наверху и небольшим холмиком впереди, выплыло на середину стены и развернулось. Все это время крупные отростки не переставали мельтешить, и Алекс вдруг понял, что это крылья. Крылья черепахи.
      К тени на стене прибавилось еще трое подобных сотоварищей, и все вместе они стали медленно увеличиваться в размерах. Далее произошло то, чего Алекс не понял. Сзади раздался звук, похожий на предсмертный вздох астматика, и он вдруг ощутил их присутствие в комнате. Тени начали расходиться в стороны и сползли со стены.
      Алекс рискнул повернуться и его глазам предстало фантасмагорическое зрелище. Четыре гигантские черепахи бесшумно парили под потолком его комнаты. В их движениях таилась королевская грация. Жилистые крылья, покрытые редкими перьями, вспарывали воздух мощными толчками, но Алекс не слышал ничего, словно смотрел фильм с выключенным звуком.
      Hезваные гости не торопились спускаться вниз, они осматривали комнату. Убедившись через некоторое время, что им здесь ничего не грозит, они обратили внимание на Алекса, и тогда один из них начал кругами опускаться вниз. Остальные расселись на окружающей мебели - две заняли верхушку книжного шкафа, а еще одна облюбовала спинку мягкого кресла.
      Мальчик пригляделся к опускавшейся к нему черепахе и заметил, что у той имеется два предмета. К нижней части панциря животного неведомым образом был прикреплен пухлый кулек. А на голове черепахи располагался небольшой черный колпак, непонятно как державшийся там.
      Черепаха тем временем мягко спланировала на одеяло, под которым затаился Алекс. Медленно перебирая лапами, животное поднялось к нему на грудь, и мальчик услышал как под его весом жалобно скрипнули кости. Черепаха, несмотря на свой небольшой размер, оказалась тяжелой, очень тяжелой. Алексу было трудно сделать вдох и ему показалось, что еще немного и он потеряет сознание от нехватки воздуха. Ему понадобились все силы, чтобы только поднимать грудную клетку и делать редкие вдохи.
      Уродливая чешуйчатая морда приближалась к его лицу, и он вдруг разглядел на ней застывшую кривую и совершенно безумную улыбка. Так улыбается незнакомец в сером плаще и черной фетровой шляпе, когда сталкивает ничего не подозревающую женщину под колеса визжащего метро. Так улыбается сектант, снимая кожу с верещащей жертвы, привязанной кожаными ремнями к жертвенному ложу. Так улыбается черепаха, которая выковыривает детям глаза.
      Алекс заметил, что колпак на голове черепахи, ничто иное, как черная вязаная шапочка. Интересно, отвлеченно подумал он, зачем она нужна черепахе. Это была его последняя мысль. С неожиданной проворностью черепаха преодолела оставшееся расстояние и разинула свою пасть, покрытую многочисленными шрамами. Острые клыки матово блеснули под холодным светом луны. Раздался звук рвущегося ветхого тряпья, и Алекс почувствовал как в его глаз беспрепятственно, словно нож сквозь масло, вонзилось...
      - Что-то Алекс долго спит, тебе не кажется, дорогая? - спросил Ричард Малодовски за кухонным столом.
      В одной его руке была утренняя газета, а во второй чашка с кофе, и этот вопрос немного удивил Аманду, так как ее муж давно перестал интересоваться Алексом, да и ей самой, уйдя с головой в свою дурацкую работу.
      - Я... я сейчас проверю, Ричард, - сказала она, но тот уже не слышал ее.
      Его газета зашелестела переворачиваемыми листами. С таким же успехом она могла обращаться к фонарному столбу или пожарному крану.
      Алекс действительно что-то долго спит, думала она, поднимаясь по лестнице на второй этаж, да еще и Хосинда запаздывает, хотя она всегда отличалась исполнительностью и пунктуальностью. Подойдя к двери, она прислушалась - комната молчала, значит Алекс еще спит.
      Повернув ручку, Аманда отворила дверь и заглянула внутрь - Алекс лежал в кровати, повернувшись к ней спиной. Пусть поспит, решила она и уже собиралась закрыть дверь, когда обратила внимание на бурые пятна на его одеяле. Кровь, сразу догадалась она, у него опять шла носом кровь, надо все-таки показать его врачу.
      Аманда тихо зашла в комнату, чтобы убедиться, что с сыном все в порядке. Hа столике рядом с кроватью она увидела сморщенный кулек из грязной холщовой ткани. Подойдя к спящему сыну, она удивилась тому, что пятен было много, слишком много и ей вдруг стало дурно. В животе мгновенно образовалась холодная сосущая пустота, а голова закружилась от осознания того, что у Алекса этой ночью кровь шла не носом, и, что он, вполне возможно, мертв.
      Hо его плечи равномерно двигались в такт дыханию, и Анна, закрыв глаза, повесила голову - все в порядке, ей просто почудилось. Когда головокружение прошло, она положила руку на плечо сыну и повернула его к себе.
      Алекс проснулся от истошного вопля. Его голова раскалывалась от дикой боли, и солнечный свет, сильно ударив в глаза, заставил его побыстрее сомкнуть веки. Где-то там, над ним кричала его мать, это он определил по голосу. Ее крик совсем не походил на обычный, когда она отчитывала его за какую-то выходку. В нем слышались сочные нотки истеричности и ужаса. Борясь с чересчур острым светом, он приоткрыл глаза и уставился на мать.
      Алекс не мог понять что же он видит. Зрение было сломано и искажено до неузнаваемости. Ему понадобилось некоторое время, чтобы разобраться в сигналах, которые получает еще не проснувшийся мозг.
      Окружение выглядело так, будто снято через "рыбий глаз" и этих "глаз" было много. Во многочисленных фасетах перед ним стояла его мать, поднеся руки ко рту, и кричала благим матом.
      чтосалексом обожечтосним этонеправданеможетбыть
      Один глаз у Алекса отсутствовал напрочь. Веки, более не удерживаемые ничем, сморщились и бессильно обвисли под собственным весом. Сквозь них можно был рассмотреть зияющую пустоту в его глазнице, края которой покрылись зелеными ороговелыми чешуйками. Hо не это испугало ее. Его второй глаз изменился до неузнаваемости. Казалось, что кто-то зачерпнул черной икры и заполнил ею глазницу мальчугана. Своим новым глазом он напоминал огромную муху.
      Алекс сфокусировал взгляд на матери.
      - Мама, что случилось? - спросил он, протянув к ней руки.
      Черные бусинки в его глазнице зашевелились, издавая хлюпающие звуки. Крутясь в разные стороны, они словно вбуравливались в нее все глубже и глубже. В этих живых икринках царило окончательное бесповоротное безумие, которое засасывало Аманду все глубже и глубже.
      И тогда она свалилась на пол. Прежде, чем потерять сознание, она увидела маленькую вязаную шапочку из черной шерсти под кроватью сына.
      Когда в комнату вбежал муж, она находилась в сказочном мире, где в поднебесье летают черепахи с изумительно чистыми зелеными глазами, так похожими на человеческие.