Вчера бык оказался в запертом кабинете, сегодня «волга» может очутиться в овраге, или на штабеле, или просто на пнях, откуда её придётся вытаскивать, быть может, краном, а вот люди… Как они перенесут подобное «приземление»?
Кузьминых несколько успокаивало все то же соображение, что пятьдесят процентов шансов за юг. Возле дома лесника, насколько он помнил и мог судить по карте, никакой опасности для пассажиров «волги» не было.
Хорошо, если бы так!…
Те, кто сейчас ожидают бежевый автомобиль полковника Хромченко в деревне Фокино, конечно, уже не могут успеть перебраться на вырубку, к оврагам, ехать туда надо через Н…ск. А он сам не имеет права покинуть город, пока не вернётся Аксёнов. Значит, придётся послать к оврагам грузовик с двумя милиционерами и на всякий случай с врачом, носилками и всем необходимым для оказания первой помощи. А в дом лесника можно дозвониться по телефону, пусть они с женой наблюдают за прилегающей местностью и держат связь с дежурным по отделению.
Решив так, Кузьминых совсем успокоился. Можно начать действовать…
Через десять минут, разослав машины и оставшись в отделении совсем в одиночестве, если не считать дежурного, старший лейтенант позвонил в Фокино.
Ему долго не отвечали – видимо, в сельсовете никого не было. Наконец старушечий голос ответил, что «никого, однако, нет, все на выгоне».
– А послать туда некого? – спросил Кузьминых. – Дело очень важное.
Получив отрицательный ответ, он попросил, как только кто-нибудь придёт, передать, чтобы позвонили в милицию Н…ска.
Вот только теперь, в ожидании событий, старшему лейтенанту, действительно, стало скучно. Делать было совершенно нечего. И стрелки часов словно застыли на одном месте…
Кузьминых подошёл к окну, но, как и следовало ожидать, сквозь обмёрзшие стекла ничего не было видно.
Внезапный, пронзительно звенящий звук, уже знакомый старшему лейтенанту, но во много раз более громкий, чем вчера, раздавшийся позади него, заставил Кузьминых вздрогнуть и стремительно обернуться.
НА ЕГО СТОЛЕ СИДЕЛ БОЛЬШОЙ ЧЁРНЫЙ КОТ СИБИРСКОЙ ПОРОДЫ!
Кузьминых взглянул на часы.
Тринадцать часов двадцать одна минута!
Наступило время возвращения исчезнувших три часа назад.
Кот, разумеется, лесника. И где-то вот сейчас появилась «волга» – быть может, в овраге, быть может, колёсами вверх, быть может, с мёртвыми пассажирами!…
Но нет! «Они» не должны допустить, чтобы пострадало пять человек. Никак не должны!
Кот потянулся и спрыгнул со стола на пол.
Все было спокойно вокруг и даже как-то странно буднично. Ну, кот, ну и что же!
Старший лейтенант Кузьминых отнёсся к чудесному появлению с хладнокровием, удивившим его самого.
Вчера был бык, сегодня кот! Два появления в одном доме!
«Везёт нашему отделению! – подумал Кузьминых. – Мемориальная доска на стене здания, пожалуй, обеспечена!»
Ничего другого ему не пришло в голову…
Во всяком случае, теперь уже не приходилось мучиться неведением, он точно знал, где оказалась машина с пятью пассажирами. К несчастью, оправдались самые худшие опасения: «волга» на вырубке севернее Н…ска!
Кузьминых позвонил дежурному и, рассказав о происшествии, попросил забрать кота и пока посадить его куда-нибудь, откуда тот не сможет убежать.
– Хозяин приедет за ним к вечеру, – сказал он, подумав при этом, что чёрный кот ведёт себя спокойно, в противоположность белому коту Кустовых и симментальскому быку при первом его «возвращении». – Хорошо бы, однако, покормить его чем-нибудь.
– Мне жена принесла завтрак, – сказал дежурный. – Там есть бутылка молока. Могу пожертвовать половину, раз уж такой гость. Кстати, я так и подумал, что это явился кот лесника, когда услышал свист из вашего кабинета.
– Ну и отлично! Кроме молока ему можно дать немного булки.
Звонок из Фокино раздался через двадцать минут. Звонил по приказанию майора Саша Кустов. Выслушав сообщение Кузьминых, он сказал:
– Это мы должны были сообразить сразу.
– Ты же не знал…
– Не играет роли. Можно было понять, что, если бы «полоса» шла по-вчерашнему, машина полковника никуда не могла исчезнуть. Моя вина! Бегу докладывать. Думаю, что будет принято решение ехать на вырубку…
Три машины мчались к оврагам, минуя Н…ск, напрямик, по просёлочным, не расчищенным от снега дорогам.
Вот наконец и вырубка!
Повсюду, покрытые снеговыми шапками, пни, поваленные деревья, штабеля брёвен…
И нигде никаких машин!
Ни бежевой «волги», ни грузовика, посланного сюда старшим лейтенантом Кузьминых. Очевидно, не дождавшись появления «волги», он вернулся в Н…ск.
– Хватит! – сердито сказал майор из областного управления. – Кругом города десятки и сотни мест, где она может оказаться. Вернее, – он посмотрел на часы, отогнув рукав шинели, – уже оказалась один час и двенадцать минут тому назад! Поехали, товарищи!
И только успели прозвучать эти слова, пронзительный звенящий свист разорвал морозную тишину лесной вырубки и в двадцати шагах от них, действительно как на экране кино, возникла на пустом месте бежевая машина…
Та самая, которую ждали!
Возникла как раз посередине между тремя громадными штабелями.
Корреспонденты схватились за камеры…
Снова тот же пульт с двенадцатью сферическими экранами – «иллюминаторами» перед ним.
Снова те же серебристые операторы. Пятеро!
Но это в «креслах» у пульта.
А позади них – сорок три серебристые фигуры, застывшие в ожидании.
Только сорок восемь посвятивших себя работе на пульте имеют право носить серебристые плёнки. Вензот – самый старый из них, самый опытный, он руководит всеми.
Все сорок восемь, едва ли не впервые, собрались вместе.
Кроме них в помещении пульта находится ещё не более двух десятков темнои светло-синих.
События внезапно приняли такой оборот, что от предстоящего сеанса связи с Норит сто одиннадцать может зависеть очень многое, вплоть до прекращения самой деятельности сорока восьми серебристых.
Трое светло-синих, в полной готовности в любое мгновение отправиться на помощь Норит сто одиннадцать, ожидают на стартовой площадке, которая хорошо видна на одном из двенадцати экранов. Кто из них удостоится такой чести, решат здесь, на пульте, когда настанет нужный момент…
Девяносто восемь раз встречались в просторах Галактики с чужим разумом. Девяносто восемь раз надежды не оправдывались, серебристые и светло-синие убеждались с чувством горечи, что надеяться не на что, их собственный разум значительно выше встреченного.
Чрезмерная разница ничего, кроме вреда, не принесёт. Нельзя слишком резко ускорять естественный ход эволюции!
И вот девяносто девятая встреча может все изменить!
Впервые встретилось нечто, чего не смог до конца понять разум светло-синих.
Это означает, что наука и техника на чужой планете в чем-то выше или, во всяком случае, не такая, как их собственная.
Это означает надежду!
Ведь что-то мешает, чего-то они не знают!
Так, может быть…
Жизни трех поколений едва хватило, чтобы дождаться этой встречи. Так редок высокоразвитый мозг в Галактике!
Но и счастливый случай может не дать ничего!
Из-за времени.
Времени может не хватить. Слишком неудачно, сквозь ничто вошли они в эту планетную систему. Все ближе и ближе роковой момент, неумолимо приближается несущая гибель гигантская планета чужой системы, все ближе те последние секади, когда ещё не поздно будет уйти обратно в ничто!
Но уйти – это означает потерять так внезапно возникшую, с таким трудом найденную возможность надеяться. Дважды встретиться с одной и той же планетной системой, пройдя к ней через непостижимое ничто, невозможно. Законы вероятности такого не допускают.
Но с помощью аборигенов системы, сознательно помогающих, такая задача становится возможной.
Хотя бы только возможной, довольно и этого!…
– Внимание!
Секади… секади… секади…
– Старт!
Одновременный, слившийся в один, щёлк тумблеров – и на экране Норит сто одиннадцать, в своём обычном облике, привычном для всех.
Норит сто одиннадцать. Четырнадцать тысяч секади назад сюда прибыли учёные из больших поселений…
Против обыкновения, посланец планеты пропускает традиционное приветствие. Он раздражён или очень сильно взволнован – это видно по изменению цвета, волнами проходящего по его телу. Волны кажутся темно-синими и совсем чёрными…
Вензот. Когда ты думаешь поговорить с ними?
Норит сто одиннадцать. Я их увидел секади назад… Четырнадцать тысяч драгоценных секади пропало без пользы… Потому что на дорогу луча попали как раз они.
Вензот. Учёные были в машине на колёсах?
Норит сто одиннадцать. Да, трое!
Вензот. Досадная ошибка! Но ты можешь её исправить.
Норит сто одиннадцать. Я против повторения. Аборигены этой планеты не заслуживают быть подопытными. Они едва не погибли, потому что вы изменили направление луча, не предупредив меня. Их машина попала между тремя грудами спиленных деревьев. Уклонись луч совсем немного, и…
Вензот. Поняли! Согласны с тобой!
Норит сто одиннадцать. Они погибли бы. Ждать прибытия других учёных у меня не было бы времени… А ведь они, аборигены планеты, поняли опасность возвращения и заранее подумали о том, чтобы, очистить место…
Это ещё не упрёк, но близко…
Вензот. Разве они понимают, что происходит у них?
Норит сто одиннадцать. Да. И не только «что», но и «для чего». Правда, не знают «как». Но учёные все поймут. Развитие разума на этой планете надо отнести к восьмой ступени.
Вензот. Посылать светло-синего?
Норит сто одиннадцать. После того как я поговорю с учёными планеты.
Вензот. Ты им откроешься?
Норит сто одиннадцать. На словах. Показываться считаю вредным. Поймите правильно! Уточняю: шидри погиб не по вине аборигенов. Его разорвали звери, когда он вышел из воды. Я послал вам останки. Но теперь аборигены уверены, что мы у них. Что я один, они знать не могут. Подозревают, что нас много и что мы невидимы для их глаз.
Вензот. Исследование останков шидри показало: биологических препятствий явно нет. Это очень обнадёживает. Тем более что таков же результат исследований животных и самих аборигенов, побывавших у нас в лабораториях.
Норит сто одиннадцать. Одно к одному! Терять связь с этой планетой нельзя! Держите луч всегда наготове! Уже не нужно экономить энергию!
Вензот. Луч в твоём распоряжении всегда! Во имя жизни, Норит сто одиннадцать!
А на лесной вырубке, в окрестностях Н…ска, на Земле, никто не мог бы даже вообразить, какой странный, необычайный разговор ведёт один из присутствующих. Тут же, рядом со всеми… Обычный с виду человек, такой же, как все!…
ГЛАВА 12,
рассказывающая о последствиях пребывания «там» автомашины, о событии, отнюдь не неожиданном для внимательного читателя, и о небольшом учёном споре
Начальник областного управления внутренних дел полковник Хромченко был человеком высокого роста и могучего телосложения, внешним видом невольно наводящим на мысли о борцах тяжёлого веса, хотя полковник никогда в жизни не занимался борьбой как спортом. Просто вся их хромченковская порода была такой.
– Я что, – любил говорить полковник, – посмотрели бы вы на моего деда, вот был старик. Один на один шёл на медведя с короткой рогатиной, двухлетнее дерево ломал руками, как мы с вами спичку. Отец был послабее. Ну, а я… – Он пренебрежительно махал рукой.
Но те, кто по той или иной причине смогли испытать на себе руку начальника управления, никак не соглашались с этим его мнением о самом себе, физическая сила полковника была громадной, даже сейчас, на шестом десятке.
Всегда гладко выбритый, тщательно и даже щеголевато одетый, Хромченко был крайне молчалив и всегда отказывался давать какие бы то ни было интервью, с просьбами о которых к руководителям милицейских служб обращаются часто. В случаях же, когда это было совершенно необходимо, он отсылал газетчиков к своему заместителю.
Неудивительно поэтому, что его не обрадовала полученная 12 января, поздно вечером, телефонограмма из Москвы с приказанием встретить утром на местном аэродроме трех учёных и трех корреспондентов, среди которых был один иностранец, и отвезти всех шестерых в Н…ск. Причём сделать это обязательно лично.
Эта телефонограмма была ответом на его собственную, переданную в Москву сразу после телефонного доклада майора, уехавшего в Н…ск утром. Несмотра на то, что доклад подчинённого показался полковнику чуть ли не бредом, он счёл себя обязанным доложить о нем руководству. «Чего не случается в наш век, – подумал он при этом. – Ни за что ручаться нельзя, а вдруг все это серьёзно».
Видимо, в Москве отнеслись ко всему этому «абсурду» именно серьёзно, раз решили послать целую делегацию. Самолёт прибывал утром – следовательно, из Москвы вылетал глухой ночью. Вряд ли учёные будут летать по ночам без основательной на то причины!
Хромченко не знал ещё многого из того, что произошло в Н…ске, и потому почти не обратил внимания на странность, бросившуюся в глаза всем в самом Н…ске, – чрезвычайно быструю организацию научной комиссии. Ведь он передал своё сообщение уже под вечер!
«Наверное, там знают что-то, чего мы тут не знаем!» – подумал он только.
Так это было на самом деле или не так, а вопросы неизбежны. И отвечать на них придётся не кому-нибудь, а именно ему. Звонить в Н…ск, чтобы узнать побольше подробностей, было уже поздно.
Полковник лёг спать в скверном настроении. Он винил себя в том, что слушал доклад майора не столь внимательно, как этот доклад, судя по всему, заслуживал.
Утром, перед самым отъездом в аэропорт, Хромченко позвонил знакомому корреспонденту агентства печати «Новости» Горюнову и, коротко рассказав о событиях вчерашнего дня, осведомился, не хочет ли тот ехать с ними. Оказалось, что Горюнов кое-что уже слышал (как умудрялся этот человек всегда все знать и обо всем слышать, было непонятно полковнику) и сам собирался ехать сегодня в Н…ск. Он предложил в распоряжение Хромченко свою машину.
– Очень хорошо! – ответил полковник. – Ваше предложение весьма кстати. Выезжайте в аэропорт, там встретимся. Вы возьмёте к себе своих коллег – корреспондентов, а я в свою – трех учёных. Тогда обойдёмся без автобуса.
– Милое дело! – засмеялся Горюнов. – А что я буду отвечать на их вопросы? Я же почти ничего не знаю!
– Вы думаете, я знаю больше? Поговорим на аэродроме, в ожидании самолёта. Выезжайте через, – он кинул взгляд на часы, – десять минут!
Предложение Горюнова обрадовало полковника. В том, что трое корреспондентов не дадут покоя всю дорогу своими расспросами, можно было не сомневаться. Газетчики, по самому роду их деятельности, обязаны быть любопытными. Пусть отдувается Горюнов – сам газетчик! Учёные же, возможно, окажутся более сдержанными.
Хромченко заранее раздражала мысль, что придётся много разговаривать все полтора часа пути до Н…ска.
В последнем он не ошибся, но зато в другом, что было для него более важным, ошибся весьма основательно.
Разговор в машине не смолкал ни на минуту, но не только раздражения, но даже лёгкой досады Хромченко при этом не испытывал. Полтора часа пролетели незаметно, настолько необычайны и увлекательны были рассказы его спутников. Они не задали полковнику почти ни одного вопроса, а, наоборот, он сам задавал их, и задавал много. И ответы были так странны, так непохожи на когда-либо слышанное, что Хромченко опасливо поглядывал на водителя машины, не без основания опасаясь за безопасность, поскольку водитель тоже все слышал.
В конце концов, не выдержав, полковник приказал снизить скорость. При этом один из учёных, самый молодой с виду, догадавшись о причине странного приказания, добродушно и весело рассмеялся.
В аэропорту, когда прилетевшие вышли из самолёта и, здороваясь, назвали свои имена и специальности, полковника очень удивило, что двое из них оказались представителями паук, казалось бы не могущих иметь никакого отношения к событиям в Н…ске, – астрономии и биологии. Третий, тот самый, который потом рассмеялся в машине, представился доктором физических наук, и его прилёт в глазах Хромченко выглядел естественным и необходимым. Но зачем сюда прибыли первые двое, он тогда не мог даже вообразить.
Через полчаса пути, узнав многое, полковник думал уже иначе.
Когда показался Н…ск, разговор прекратился. Все с интересом рассматривали город, ставший местом таких замечательных событий, которые, кстати, уже не казались полковнику Хромченко ни абсурдом, ни бредом. Пассажиры бежевой «волги» знали, что пройдёт совсем немного времени – и фотографии Н…ска появятся во всех газетах и журналах мира. Пока что об этом не подозревали даже те, кто находился в центре событий, в самом Н…ске.
Хромченко правильно решил вчера, после получения телефонограммы, что в Москве знают больше, чем в Н…ске. Правда, это относилось только к учёным, а, например, корреспонденты, ехавшие в машине Горюнова, знали не больше, чем люди, которые ожидали их возле местного отделения милиции.
Утопающий в зелени Н…ск был очень живописен летом, а сейчас, в середине зимы, имел довольно скучный вид. Оголённые деревья обнажали и дома, которые без зеленого наряда выглядели все на одно лицо. Невольно думалось, что организаторы н…ских событий избрали для своих экспериментов довольно унылое место.
До подъезда отделения милиции осталось около двухсот метров.
Последние обороты колёс автомобиля. Хромченко уже взялся за ручку дверцы…
Внезапно совсем близко появилась неведомо откуда взявшаяся туманная дымка. Точно лёгкое облачко пара встало над улицей и, несмотря на лёгкость и очевидную прозрачность, закрыло все. Пассажирам даже показалось, что не стало видно ничего вообще, и не только впереди, где было облачко, но и по сторонам.
Это продолжалось даже не секунду, а совершенно неуловимое мгновение.
Никто не успел удивиться…
Дымка, которую, как потом оказалось, не видел никто, кроме пассажиров бежевой «волги», исчезла так же внезапно, как и появилась.
А с нею вместе… исчезли дома города, исчезли деревья за оградами и сами ограды, исчезло здание городской милиции и группа встречающих перед его подъездом. Исчезло все, что только вот сейчас окружало «волгу». Не было больше улицы, под колёсами машины не было асфальта, его сменила снежная целина.
Не было Н…ска!
Прямо впереди, в нескольких шагах от радиатора машины, высился огромный штабель покрытых снегом брёвен. Такой же штабель оказался и позади, тоже совсем близко. И третий, такой же огромный штабель – справа!
А слева, в двадцати шагах, стояли три легковые машины, из которых поспешно выходили люди. С изумлением Хромченко узнал в них тех самых сотрудников н…ской милиции, которые мгновение назад стояли на тротуаре перед подъездом. Теперь они оказались здесь!
А в одной из этих трех машин не только Хромченко, но и все его спутники с не меньшим удивлением узнали синюю «волгу» Горюнова, которая от самого аэропорта все время шла позади их машины. Из неё один за другим выскакивали знакомые корреспонденты, бегом (снег был неглубоким) направлялись к бежевой «волге» и тут же принимались за фото – и киносъёмку с таким усердием, словно машина полковника, он сам и его спутники представляли для печати какой-то особый интерес.
Но самое удивительное и необъяснимое заключалось в том, что их собственная машина, на которой они только что (в этом не могло быть ни малейшего сомнения) въехали в Н…ск со скоростью не меньше чем шестьдесят километров в час, стояла!
Водитель не останавливал мотора, не нажимал на педаль сцепления, не тормозил…
А машина стояла, и мотор не работал!
Чтобы все это было так, остановка должна была произойти мгновенно, на полном ходу. Но никто из пассажиров не почувствовал сильнейшего толчка, который был неизбежен при подобной остановке.
Больше того, все пятеро совершенно точно знали, что никакого толчка не было! Законы инерции почему-то не сработали на этот раз. Или их действие осталось не замеченным, что было ещё более непонятно.
Как уже говорилось, впереди находился штабель брёвен. Машина остановилась (сама, что ли?!) в нескольких шагах, не доезжая до него. Позади, почти сразу за багажником, – второй штабель. Чтобы оказаться на этом месте, машина должна была как-то миновать его!
«Волга» не умела летать. Она двигалась на колёсах, а не на крыльях. Но оказаться здесь, катясь по земле, она никак не могла!
Тем не менее факт оставался фактом. «Волга» стояла там, откуда ей не было пути ни вперёд, ни назад. А следовательно, не было и пути сюда, на это место, где она сейчас находилась!
Пути не было, а она была здесь!
– Ну что же! – с замечательным при таких обстоятельствах хладнокровием сказал Хромченко. – Случилось что-то непонятное – очевидно, очередное н…ское чудо. Но мы все пятеро живы и невредимы, а это уже хорошо! Они, – он указал на тех, кто бежал к ним, проваливаясь в снегу, – все нам объяснят. Ведь они должны знать, что произошло, раз приехали именно сюда, очевидно для того, чтобы встретить нас здесь, а не в каком-нибудь другом месте.
– Но ведь мы только что видели всех этих людей и эту синюю машину в совершенно другом месте! – недоуменно сказал учёный-физик.
– Да, они все были в Н…ске!
– Как же они попали сюда? Это же не Н…ск.
– А вам понятно, как попали сюда мы сами? Да, конечно, это не Н…ск. Не знаю, что и думать обо всем этом!
И с этими словами Хромченко отворил дверцу машины и вышел из неё. Но, едва ступив на, казалось бы, совершенно ровное место, упал, точно у него внезапно подвернулась нога.
Трое его спутников именно так и подумали, выходя вслед за ним. О протезе они не знали. Учёный-физик протянул руку, чтобы помочь полковнику встать.
– Сухожилие не растянули? – спросил он.
– Нет, не растянул. Совсем даже наоборот, – несколько странно ответил Хромченко.
Он мягко отвёл руку физика и поднялся сам. На его лице как бы застыло недоумение и даже что-то весьма похожее на обыкновенный страх. А может, то и другое одновременно. Во всяком случае, полковник был явно более ошеломлён своим неожиданным падением, чем минуту назад, когда его машина необъяснимо очутилась между штабелями брёвен, вместо того чтобы двигаться по улице. Тогда он казался совсем спокойным…
Подошли офицеры н…ского отделения, капитан и оба майора. С ними были трое или четверо, среди которых Хромченко заметил знакомое лицо н…ского врача, которого знал. «Кажется, его зовут Семён Семёнович», – подумал он.
– Как вы здесь оказались? – обратился он к майору из своего управления. – Откуда вам стало известно, что наша машина и мы сами окажемся именно здесь? И как мы здесь оказались? Вы должны это знать, раз встретили нас именно здесь, а не в другом месте. Не может же это быть случайностью! Ведь мы видели вас возле отделения милиции в Н…ске всего минуту-две назад!
– Минуту-две!… – удивлённо воскликнул майор, ошеломлённый градом вопросов своего начальника, всегда такого сдержанного и молчаливого. – Как это понять?
Они с огромным нетерпением ожидали ещё в Фокино «возвращения» бежевой «волги» и её пассажиров, чтобы расспросить их, побывавших «там», узнать наконец, что означают все эти чудеса, а тут вместо всего этого их самих засыпают вопросами…
– Пусть не минуту, пусть три-пять, сколько угодно, это не имеет значения. Главное, откуда вы знали место, где мы окажемся? Что это за место? Где оно находится?
– Это вырубка, в пятнадцати километрах от Н…ска. Об этой цифре – пятнадцать – я докладывал вам вчера, товарищ полковник. Мы все выехали из Н…ска встретить вас более двух часов назад. Видеть нас в Н…ске несколько минут назад вы не могли. Так же как и вас самих несколько минут назад в Н…ске давно уже не было. Сперва мы поехали в деревню Фокино, а уже оттуда отправились сюда. А о том, что вы и ваша машина окажетесь здесь, нам сказал младший лейтенант Кустов. О нем я тоже докладывал вам вчера. Правда, сперва он направил нас в Фокино, но в этой ошибке его вины нет. Я думаю, что именно товарищ Кустов может лучше, чем кто-либо другой, ответить на ваши вопросы. Но сперва от имени всех присутствующих прошу вас, хотя бы в нескольких словах, ответить на вопрос: где вы находились эти четыре часа и что там видели?
– Какие четыре часа, о чем вы говорите? – вмешался один из учёных, выглядевший старше других. – Должен признаться, я ничего не понимаю. Зовите-ка лучше сюда вашего Кустова. Так, кажется? – закончил он, давая понять, что намерен вести дальнейший разговор сам.
Хромченко в знак согласия отступил на шаг. Он сделал это очень неловко, как-то неуверенно, точно ноги плохо его слушались. Эту неловкость все заметили и сопоставили с недавним падением.
У всех, кто хорошо знал полковника, возникло подозрение, что он сломал или повредил протез, но не хочет говорить об этом, чтобы не отвлекать внимания от более важною, что сейчас здесь происходило.
По знаку майора Саша подошёл ближе. За эти два дня он успел привыкнуть к тому, что привлекает к себе внимание, и не смутился, встретив любопытствующие взгляды трех учёных. Он даже не заметил, как семь кинокамер уставились на него с трех сторон.
– Говорите, молодой человек! – предложил учёный. – Вы слышали вопросы полковника? Ответьте на них. Потом, по всей вероятности, будут и другие вопросы. Мы вас слушаем!
– Товарищу полковнику, – сказал Саша, – уже частично ответил товарищ майор. Вряд ли смогу что-нибудь добавить. Но чтобы покончить со всякой запутанностью (он сильно подчеркнул это слово) в вопросе о времени, я прошу вас всех посмотреть на часы.
Первым издал удивлённое восклицание водитель «волги», у которого часы находились перед глазами, на приборном щитке. Четверо пассажиров увидели на секунду-две позднее…
Когда они покидали аэропорт, было БЕЗ ПЯТНАДЦАТИ МИНУТ ДЕВЯТЬ, это все они хорошо помнили. Никуда не заезжая и не задерживаясь нигде по пути, приехали в Н…ск. Дорога заняла полтора часа. А сейчас…
Часы показывали ТРИДЦАТЬ ПЯТЬ МИНУТ ТРЕТЬЕГО, а не ОДИННАДЦАТОГО, как это должно было быть.
Все взгляды обратились на Сашу Кустова, без слов требуя пояснений. Раз он так уверенно обратил их внимание прежде всего на время, значит, у него должно быть какое-то объяснение более чем странному факту.
Не случись исчезновения именно той машины, на которой ехали в Н…ск учёные, они, несомненно, оказались бы сразу же в центре внимания, именно от них ожидали объяснений всему, что произошло за эти два дня. Но теперь и они находились в таком же положении, как все остальные, были в растерянности, не могли найти никакого объяснения случившемуся с ними и сами хотели услышать хоть какое-нибудь правдоподобное предположение, которое могло бы пролить немного света и подтолкнуть их мысль на поиски разгадки. Им указали на Сашу Кустова, и они ждали от него такого предположения, как ждали бы от любого другого, кто мог иметь обо всем этом своё, хотя бы и ошибочное, мнение.
Даже ошибочное лучше, чем абсолютно ничего!
Но Саша не успел произнести ни одного слова.
Произошло очередное н…ское событие!
– Товарищ полковник, – сказал водитель «волги», приоткрывая дверцу машины, – бак почему-то пуст.
– Какой бак? – поспешно, против воли спросил Саша, не давая полковнику ответить.
– Для бензина, конечно!
– Он был полон?
– Больше чем наполовину. Я смотрел на указатель, когда подъезжали к Н…ску. А сейчас вдруг…
– Проверьте в самом баке! Указатель может быть не в порядке, – велел Хромченко.
Он был явно взволнован.
– Какая разница, пустой бак или полный, – заметил физик. – В данную минуту это не существенно. Не стоит отвлекаться!
– Стоит! Разве не ясно, как это важно? А вы помните, сколько было на спидометре, когда мы выезжали из аэропорта? – обратился полковник к водителю.
– Отлично помню!
– Мы проехали приблизительно сто десять – сто пятнадцать километров. А по спидометру? – настойчиво продолжал расспрашивать Хромченко.
– Именно так! – Водитель отвернул пробку бака и заглянул внутрь. – Извольте полюбоваться, бак пуст!
– А спидометр у вас в порядке? – спросил физик.
Он уже понял мысль, явившуюся Кустову и Хромченко, и сам начал волноваться не меньше их.
Остальные тоже поняли. Всеобщее внимание переключилось на «волгу».
– Спидометр в полном порядке, и бак не имеет повреждений, – ответил водитель.
Получалось что-то несуразное. Если верить счётчику на спидометре, машина, придя в Н…ск, больше не двигалась. А отсутствие бензина свидетельствовало, что она прошла ещё более двухсот километров. Правда, мог быть и третий вариант: мотор все четыре часа работал форсированно на холостом ходу.
– Проверьте мотор и наличие масла!
Хромченко сказал это машинально, думая о другом. Осмотр мотора ничего не мог дать для разрешения загадки.
Водитель открыл капот и вскрикнул. В его возгласе прозвучало удивление, граничащее с ужасом.
МОТОРА НЕ БЫЛО!
Зияющая пустота, второй багажник открылся глазам присутствующих. Можно было подумать, что перед ними внезапно оказался «запорожец», а не «волга». Но и в настоящем багажнике мотора, конечно, не могло быть.