Шло время, и Ден с Гезой все больше и больше привыкали к постоянному пребыванию в их доме голубых гостей, которые уже не казались им ни странными, ни необычными. Разговор пришельцев также сделался настолько привычным, что братья перестали замечать молчание своих собеседников и, незаметно для самих себя, всё чаще задавали вопросы или отвечали не вслух, а мысленно. И не испытывали при этом никакого страха.

Человек ко всему привыкает.

Ден был доволен, что пришельцам не удается завязать сношений с другими людьми и что они вынуждены довольствоваться обществом его и Гезы. Это отвечало его тайным намерениям использовать пребывание пришельцев для усиления жреческой касты вообще и власти верховного жреца в особенности.

И он был бы очень удивлен и разгневан, если бы знал, что не только он или Геза говорят с гостями, что есть человек, который ведет с пришельцами долгие и обстоятельные беседы и что сами пришельцы разговаривают с этим человеком охотнее, чем с ним или Гезой.

Этим человеком был Рени.

Бесправное и унизительное положение молодого раба вызывало в пришельцах глубокое сочувствие, тем более что они очень скоро поняли: из всех людей, которых они встретили, ошибочно «появившись» в этой ранней эпохе, именно Рени обладал наиболее развитым мозгом. Его ум дремал под спудом примитивных понятий и зачаточной культуры своего времени, бессознательно стремясь к пониманию сути окружающего мира, напоминая сухую губку, всегда готовую жадно впитывать в себя влагу знания.

И пришельцы с удовольствием отвечали на пытливые вопросы Рени, стремившегося только к пониманию, без всяких корыстных целей, как это было у Дена. Пришельцы легко разгадали намерения верховного жреца, которые, естественно, не могли вызвать в них симпатии.

Наука и техника мира, откуда явились пришельцы, были столь высоки, что Рени не смог бы понять даже «азбуки», на которой они базировались. Понимая это, пришельцы старались познакомить любознательного юношу с основой основ любой науки — с диалектикой природы, с начальной философией явлений, корни которой настолько естественны, что доступны каждому, чей ум не испорчен и не засорен ложными теориями.

Мозг Рени был подобен чистой странице, на которой можно написать все, что угодно.

Пришельцы хорошо понимали, что, обучая раба, они подвергали его смертельной опасности. И они были очень осторожны. До самого конца их пребывания на Земле никто даже не заподозрил о «крамольных» беседах. В этом оказал им большую помощь сам Рени, раньше своих господ понявший, что с пришельцами можно разговаривать не разжимая губ.

Пришельцы пробыли на поверхности Земли три луны, иначе говоря, всего восемьдесят дней. Для Рени этот короткий отрезок времени явился как бы вторым рождением. Уходя, пришельцы оставили на Земле совершенно другого человека.

На изъявления благодарности молодого раба всегда следовал все тот же загадочный ответ: «Это в наших интересах».

Что означали эти слова — не мог понять и Рени…

Ден и Геза с неприятным удивлением встретили сообщение пришельцев о том, что им пришло время уйти.

— Куда вы уходите? — спросил Ден. — Разве вам плохо живется у нас?

— Мы навсегда сохраним о вас хорошую память, — ответил один из пришельцев, сообщивший им эту новость. — Но мы не можем навсегда остаться здесь. Мы должны выполнить порученное нам дело. И мы скучаем по родине, хотим на нее вернуться. А в этом нам могут помочь только другие люди Земли.

— Опять ты говоришь о других людях. Если мы не можем помочь вам, то не поможет никто.

— Мы надеемся, что это не так.

— На Земле нет страны, которая обладала бы большим могуществом, чем наша.

— Мы уже говорили, что наша страна не на Земле.

— Да, вы это говорили, — задумчиво сказал Ден. — Но мне трудно представить себе, что она находится под землей.

Пришелец пристально посмотрел на Дена и вздохнул.

— Где бы она ни находилась, — сказал он, — мы хотим на нее вернуться.

— Вам нужен корабль?

— Нет, мы уйдем туда, откуда пришли.

— Под землю? Но ты сам сказал, что вы не можете вернуться на родину без помощи людей Земли.

— Мы выйдем опять. Но к другим людям.

— Прости меня, но я ничего не понимаю. Твои слова лишены смысла.

— Они лишены смысла для тебя, но смысл в них есть. — Пришелец переменил тему. — Мы не решили, — сказал он, — что нам делать с шаром. Трое из нас считают, что его надо оставить вам. Они думают, что это принесет пользу, даст толчок вашим знаниям, поможет будущим поколениям понять, что в мире есть многое, что еще не известно. Я не согласен с ними. Я один и не могу идти против троих. Вероятно, шар останется у вас. Но я имею право дать совет: уничтожьте шар и стол, бросьте их в море. Сделайте это — и вы поступите хорошо.

И в тот же день пришельцы ушли. Ден и Геза проводили их и видели, как четверо скрылись в подземном тайнике. Яма, образовавшаяся когда-то на глазах у Гезы, была тут же засыпана. Об этом просили пришельцы. Только впоследствии у Дена явилась мысль прорыть подземный ход к двери.

Он не выполнил совет пришельца. Сначала Ден думал сделать это немного погодя: его очень интересовали картины, вызывать которые на поверхности стола пришельцы его научили. Потом он привык каждый день посещать семигранную комнату и уже не в силах был расстаться с чудесными аппаратами.

Картины никогда в точности не повторялись. Они всегда были разными, точно живые. А если появлялся город или какой-нибудь пейзаж, которые Ден уже видел, то все равно они были не совсем такие же.

Почему это так, Ден не мог понять. Он не верил словам пришельцев, что картины «рисуются» в столе не шаром, а приходят при помощи шара с родины пришельцев, передаются оттуда для того, чтобы их мог показать шар. Это было выше его понимания.

Больше картин Дена интересовали письмена. Он часами всматривался в них, пытаясь разгадать смысл значков, которые считал буквами. Но они остались такими же непонятными, как и в первый день.

Пришельцы ушли. Они похоронили себя в глубине земли, в круглом тайнике, и, как знал теперь Ден, там их уже не было. Куда же они исчезли? Они говорили, что выйдут опять, но к другим людям. Что могли означать эти слова?..

Мысль Дена билась, не находя ответа.

Он изменялся на глазах. Геза со страхом и жалостью наблюдал за братом. Ден старел стремительно и непонятно. Он ничем не походил на прежнего Дена. Это был теперь дряхлый старик, с молодыми глазами, раздражительный, злобный, хищный.

Жизнь рабов превратилась в ад. Словно мстя за своя неудачи, Ден с холодной жестокостью наказывал их за малейшую провинность, не щадя ни молодого, ни старого, ни даже ребенка. Его ненавидели и боялись, как злого Духа.

Его власть в стране стала почти безгранична. Всеобщий страх был основой этой власти. Пришельцев постепенно забывали. Былой страх перед ними перенесся на Дена. В его доме каждый вечер зажигался таинственный свет, по-прежнему внушавший всем ужас. Все непонятное пугает, Дена перестали понимать. Он обладал неведомыми тайнами лечения, ему удалось вернуть к жизни людей, болезнь которых считали неизлечимой. Он знал новые способы получения и обработки металлов. Испокон веков люди этой страны пользовались оловом для посуды и медью для оружия. Ден научил смешивать оба металла и получать новый, обладающий чудесной твердостью (Сплав меди с оловом дает бронзу). Он научил земледельцев иначе обрабатывать землю, и урожай повысился.

Но никто не испытывал к Дену никакой благодарности. Его только боялись.

Роз и Бора ненавидели Дена, но из страха скрывали свои чувства. Он лишил их абсолютной власти, поставил себя выше их. Никогда еще власть жрецов не была столь сильна. Это пугало и заставляло задуматься о будущем. Роз и Бора с нетерпением ожидали смерти Дена, радовались, видя, как он стареет. Но и сама эта преждевременная старость пугала.

Ден понимал, что после его смерти все станет по-прежнему. Призрачная власть верховного жреца рассеется, как дым. Значит, надо передать эту власть такому человеку, которого так же будут бояться. Таким человеком мог быть только Геза, и Ден сделал его первым жрецом храма Моора, хотя по возрасту Геза и не имел права на столь высокий сан.

За двенадцать лун братья стали почти чужими друг другу. Наделенный мягким и относительно добрым характером, Геза все меньше любил старшего брата, видя его утонченную жестокость. Он редко соглашался присутствовать при появлении картин. А Дену необходимо было передать Гезе всё, что он успел узнать от пришельцев и что следовало сохранить в тайне от всех. Как ни малы были полученные им знания, они намного превосходили науку его времени, и человек, обладающий этими знаниями, всегда будет властвовать. Для Дена интересы жреческой касты были дороже всего.

Поняв причины отчужденности Гезы, Ден решил сдерживаться. Он заставлял себя хорошо относиться к Рени, любимцу брата, и даже обещал никогда не наказывать его. Нарушив это обещание, Ден тут же постарался исправить ошибку и посвятил Гезу в свою тайну.

Геза был очень заинтересован. Он думал об услышанном всю ночь, а наутро, что уж никак не входило в планы Дена, позвал Рени и рассказал ему все.

К удивлению Гезы, Рени нисколько не удивился услышанному.

— Я знаю об этом, — сказал он. — Я давно это заметил. Иногда Ден (наедине с Гезой Рени называл Дена по имени) приказывал мне помочь ему надеть парадные одежды. Я обратил внимание, что мои пальцы проходят в его тело и Ден этого не замечает.

— И ты не испугался?

— Немного испугался, когда это случилось в первый раз, — ответил Рени. — Но больше был заинтересован. Есть много такого, чего мы не знаем. Пришельцы были людьми, но они понимали, как это происходит. И не боялись. Почему же мы должны бояться? Надо не бояться, а стараться понять.

— Почему ты думаешь, что пришельцы знали о таком явлении? — спросил Геза.

— Потому что они сами были такими.

— Они?

— Да. Ты помнишь, как Лези (это было имя раба, ударившего пришельца палицей) напал на одного из них? Я видел. Удар пришелся по голове, но палица прошла насквозь.

— Я закрыл глаза от ужаса и ничего не видел.

— Я видел хорошо.

— Почему же ты не рассказал мне?

— Я думал, что ты видел сам.

— А почему ты молчал о Дене?

— Я думал, ты сам знаешь. Ты молчал. Я считал, что тоже должен молчать. Обнаружить знание такой тайны опасно.

Эти слова напомнили Гезе о вчерашнем ударе плетью, который Ден нанес Рени. Он посмотрел на обнаженное плечо молочного брата и не увидел сине-багровой полосы, которую хорошо помнил.

Рени перехватил его взгляд.

— Ден сильно ударил меня, — сказал он с мрачным выражением в красивых глазах. — Очень сильно. След должен был остаться надолго. Но я смазал плечо мазью, изготовлять которую меня научили пришельцы. И, как видишь, за одну ночь все исчезло.

— Научили пришельцы?

— Что тебя удивляет?

— А что это за мазь? — спросил Геза вместо ответа.

— Я покажу ее тебе.

— И ты научил других?

— Нет, это опасно. Но я употреблял ее несколько раз, помогая другим, которых еще хуже избивали по приказу Дена. И всегда мазь помогала.

Геза улыбнулся.

— Рабы считают тебя волшебником, наверно? Они не боятся тебя? — спросил он.

— Нет. А если и боятся, то немного, и совсем не так, как тебя и Дена. Меня они любят.

— Ты же знаешь, что я никогда не наказываю рабов так, как Ден.

— Ты господин, и тебя боятся, как господина. А я такой же раб, как и они.

— Если бы это зависело от меня, Рени, ты давно уже перестал бы быть рабом.

— Я знаю.

Геза с нежностью обнял Рени:

— И твое плечо совсем не болит?

— Как только я наложил мазь, боль прошла.

— Расскажи мне, когда и почему пришельцы научили тебя такому лечению?

— Когда, я не помню. Они сами предложили научить меня. Они относились к нам очень хорошо.

— По-моему, Ден не знает о такой мази.

— Ты прав. Пришелец сказал мне: «Если кто-нибудь узнает, у тебя отберут мазь и запретят изготовлять ее. Храни тайну и посвяти в нее только верного человека», Они считали нас людьми, — с горечью добавил Рени.

Геза промолчал. Не раз приходила ему в голову мысль, что он оказал Рени плохую услугу, дав ему образование. Развитие умственных способностей только подчеркивало рабское положение. Но сделанного не воротишь!

— Ты мой брат, — сказал Геза, не зная чем успокоить Рени, только накануне испытавшего в полной мере, что он вещь, которую господин может сломать и выбросить в любую минуту.

— Только в твоих глазах, Геза, — ответил Рени. — Но это, — он дотронулся до обруча, пересекавшего его лоб, — не позволяет забыть.

— Снимай его, когда приходишь ко мне.

— А что это изменит? Горьки не внешние признаки рабства, а сознание его.

— Ты жалеешь, что я дал тебе знания?

— А ты думаешь, что другие рабы не чувствуют ничего? — печально спросил Рени. — Они неграмотны и дики, но душа их болит так же, как моя. Ты хороший человек, Геза, ты лучше других, но ты многого не понимаешь.

— Чего я не понимаю?

— Не понимаешь того, что раб такой же человек, как ты, — ответил Рени.

Гезу поразило сходство этих слов с тем, что говорили пришельцы. Люди, стоявшие намного выше его и Дена, и рабы, стоявшие, по его убеждению, намного ниже, мыслили одинаково.

— Ты ошибаешься, Рени, — сказал он. — Я давно это понял. Но ведь ничего нельзя изменить. Так устроен мир. Он всегда был таким.

— Устройство мира зависит от людей, — возразил Рени. — Изменить можно все. И когда-нибудь мир изменится. Жаль, что мы этого не увидим.

Геза вздохнул.

— Да, — сказал он, — конечно, жаль. Но я не представляю себе такого мира, где нет рабов. Не могу представить. Скажи мне, — переменил он тему, — ты веришь, что у Дена перевернулось все тело и сердце оказалось с правой стороны? Может ли это быть правдой?

— Я думаю, что Ден сказал правду. Такого не выдумаешь.

— Но это же невозможно!

— Почему? Оказалось же возможным, что палица прошла сквозь голову пришельца, как сквозь воздух. Оказалось же возможным, что мои пальцы проникали в тело Дена, не встречая сопротивления. Расскажи кому угодно, никто не поверит. Все скажут, что это невозможно.

— Тонкой иглой можно проткнуть щеку, — сказал Геза, — и щека пропускает иглу. Но то, что находится с левой стороны, не может оказаться на правой.

— Никогда?

— Никогда!

— Тогда смотри! — Рени подошел к стене и снял с нее боевую перчатку, которую вместе с остальными доспехами Геза хранил в своей комнате. — Видишь, большой палец находится слева. — Рени вывернул перчатку. — А теперь он справа.

Геза рассмеялся.

— Человека нельзя вывернуть, как перчатку, — сказал он.

— Видимо, тут и кроется ошибка, — возразил Рени. — Мы знаем три направления — длину, ширину и высоту. Если бы мы знали два, то не могли бы себе даже представить, что и перчатку можно вывернуть.

Геза в полном изумлении смотрел на Рени. Такой странной мысли еще никто и никогда не высказывал. Но он сумел понять смысл услышанного.

— Четвертого направления не существует, — сказал он.

— Как знать. Может быть, оно существует, но мы еще ничего не знаем о нем.

— Жаль, что мы не догадались спросить у пришельцев, где находится их сердце — справа или слева.

— Это ничего бы не дало. Они не земные люди. На их родине все другое.

— Ден думает, что их родина под землей.

— Мне кажется, что это не так. Слова пришельцев надо понимать иначе.

— Но если не на земле и не под землей, то где же тогда? — удивленно спросил Геза.

— Может быть, над землей.

— Почему же мы ее не видим?

— Она очень далеко.

Геза задумался. То, что говорил Рени, было ново. Откуда у него такие необычайные мысли?

— Хорошо, допустим. Их родина велика, на ней есть города. Почему же она не падает на землю?

— А почему не падает Луна?

— Ты бы еще спросил, почему не падает Солнце, — Геза улыбнулся.

— Я часто думаю об этом, — сказал Рени.

— Не о чем думать. Солнце и Луна прикреплены к небесному своду.

— Значит, и родина пришельцев может быть прикреплена точно так же. Но я как-то спросил пришельца, высоко ли небесный свод, и он ответил, что никакого свода нет.

— Ты его не так понял. Все предметы падают на землю. Упала бы и Луна, если бы не была прикреплена.

— Шар же не падает. А он ни к чему не прикреплен.

Геза не нашелся, что ответить на такой довод. Шар действительно не падал, вопреки всем законам.

— А что ты сам об этом думаешь? — спросил он.

— Я думаю, что не все законы нам известны, — ответил Рени.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ