Профессор Баландин был даже доволен этим. Трудно было не обращать внимания на подводный мир Венеры, куда впервые проник человек. Глядя вперед, он видел, как далеко, в конце светового коридора, то и дело появлялись плохо различимые, но безусловно живые существа, мгновенно исчезавшие в неосвещенном пространстве. Сквозь боковые стенки во мраке вод чувствовалось движение. Смутные тени приближались так близко, что становились почти видимыми. Вспыхивали и показали разноцветные точки.
      Баяндин с трудом сдерживал желание зажечь все прожекторы и осветить воду вокруг. Было благоразумно не подвергать себя соблазну, не отвлекаться от выполнения основной задачи. Потом, когда потерпевшие аварию товарищи будут сняты с тонущего самолета, придет время для наблюдений. Сейчас вперед и только вперед!
      По тому, как часто прерывалась связь со звездолетом, они узнавали, что наверху один за другим проходят многочисленные грозовые фронты. Но здесь, в глубине океана, ничего не изменялось.
      Прошел первый час. Пятьдесят километров остались позади. Зеленая линия на экране постепенно становилась все более яркой. Лента локатора указывала, что его луч еще не нащупал берега. Лодка с прежней скоростью мчалась вперед.
      С напряженным вниманием Баландин и Зайцев вглядывались в освещенную прожектором толщу воды. Могло встретится неожиданное препятствие, о котором локатор не предупредит их. Какие-нибудь растительные заросли, "прозрачные" для радиоволн и потому не отразившие их обратно. Кто мог знать, какие сюрпризы может поднести человеку сестра Земли?..
      Мысли Баландина все время возвращались к загадкам планеты.
      - Венера, - рассуждал профессор, - давно прошла период первоначального зарождения жизни. Как и на Земле, ее жизнь развилась в океане. Разделение организмов на растительный и животный мир - пройденный этап. Мы можем считать установленным, что растения вышли на сушу и приспособились к неблагоприятным климатическим условиям. Но сделали ли это животные? Или они остались в воде? Принимая во внимание длительность дня и ночи, а также высокую температуру, которая стоит днем на суше, я был бы склонен считать, что животные остались в океане, где условия существования более равномерны. Это было бы даже очевидно, но найденная нами линейка опровергает такой вывод. Ах, эта злосчастная линейка! Она не дает мне покоя. За ней кроется тайна жизни на Венере, и, пока эта тайна не раскрыта, мы не можем ничего считать твердо установленным, каким бы очевидным оно не казалось.
      - Значит, вы решительно отвергаете теорию посещения планеты космическим кораблем? - спросил Зайцев.
      Баландин посмотрел на него со странным выражением.
      - Скажите, Константин Васильевич, - спросил он после непродолжительного молчания, - среди ваших инструментов на звездолете есть деревянные линейки?
      - Нет, конечно!
      - Вы пользуетесь более совершенными измерительными приборами?
      - Разумеется.
      - Так почему же мы должны думать, что звездоплаватели с другой планеты, техника которых, во всяком случае, не ниже нашей, пользуются таким грубым и неточным измерительным прибором?
      - А ведь это верная мысль! - удивленно сказал Зайцев. - Как это никто не обратил внимания на то, что найденная нами линейка крайне примитивна?
      - Мне тоже кажется, что это верная мысль. Она высказана Арсеном Георгиевичем, и вы сами натолкнули его на эту мысль.
      - Я? Вот уж не помню...
      - Не прямо! Сегодня, когда мы собирали самолет, вы сделали Пайчадзе замечание за то, что он измерил диаметр какого-то отверстия линейкой. Точной, металлической, а не деревянной. Вы сказали ему, что существует штангенциркуль.
      - Верно, - улыбнулся Зайцев. - Было такое.
      - Вот тогда Пайчадзе и сказал мне, что, по-видимому, линейку никто не принес на Венеру. Она сделана здесь, "человеком" - существом, обладающим разумом, хотя он, возможно, и не похож на нас. А разум, способный к математическому познанию, - очень высокая ступень эволюционного развития материи. Но где следы деятельности этого разума? Кроме все той же линейки, их нет.
      - Найдем!
      - Вот именно, надо найти. Как я уже сказал, здесь кроется тайна жизни на Венере.
      ЕЩЕ ОДНА ЗАГАДКА
      Накренившийся немного набок и наполовину погрузившийся в воду, самолет стоял в шестидесяти метрах от берега. Вернее сказать, не самолет, а один только фюзеляж.
      Когда погода прояснялась, Мельников и Второв открывали пластмассовый кожух и дышали воздухом Венеры через противогазы. Это было выгоднее из соображений экономии драгоценного запаса кислорода, который следовало беречь. Неизвестно, когда придет помощь. Подводная лодка шла пока без задержек, но нельзя поручиться, что так будет и дальше. Непредвиденные препятствия могли встретиться в любую минуту.
      Мель, совершенно незаметная со стороны, спасла жизнь обоим летчикам. Поплавки самолета налетели на нее в последнюю секунду, когда, казалось, ничто уже не могло предотвратить рокового столкновения со скалами, с трех сторон обступившими узкий залив.
      Повернуть, чтобы избежать катастрофы, - некуда, затормозить так близко от берега - поздно. Летевший с большой скоростью самолет и после остановки мотора сохранил огромный запас инерции.
      Все произошло в несколько секунд.
      Оба звездоплавателя уже простились с жизнью, когда страшный удар отшвырнул их к передней стенке кабины. Мельников рассек лоб о штурвал. Второв ударился о приборную доску, и разбившийся шлем порезал ему щеки и подбородок.
      С окровавленными лицами они поднялись, еще не понимая, что произошло, и зная только, что остались живы.
      Оказав друг другу первую помощь, осмотрелись.
      Самолет неподвижно стоял на мели посреди спокойной воды залива. Поплавки глубоко врезались в песок, и это помешало машине опрокинуться при внезапной остановке. Шасси было сломано, приборы управления разбиты, тросы оборваны.
      Кругом высились, по-видимому, гранитные скалы. Поднимавшийся от воды пар мешал разглядеть мелкие подробности, но звездоплаватели хорошо видели траву или что-то вроде травы, желто-коричневого цвета, росшие на обрывах. Еще дальше - верхушки деревьев, настоящих, не коралловых, а с ветвями и листьями, шевелились под ветром. Какого цвета были их стволы и как они выглядели, мешал рассмотреть гребень берега.
      - Как можно скорее надо связаться с кораблем, - сказал Мельников. - Своими силами нам не выбраться.
      Второв молча указал на радиостанцию.
      Она представляла собой печальную картину. Поблескивали разбитые стекла приборов, висели какие-то оборванные провода. При ближайшем рассмотрении оказалось, что генератор, сорванный с места, вышел из строя.
      Мельников нахмурился.
      - Я не радист, - сказал он. - Вы тоже. Но если мы не восстановим связь, то погибнем. Кислорода хватит только на двадцать четыре часа.
      - Нас будут искать другим самолетом.
      - Его надо собрать, а это займет много времени.
      Мельников замолчал, потом тихо добавил:
      - Они не знают, куда мы улетели.
      Второв вспомнил. Он сам радировал на корабль, что самолет направляется к югу, убегая от грозы. О повороте на запад они уже не могли сообщить. Где их будут искать? Конечно, к югу от острова.
      "Смерть!" - подумал Второв с острым чувством безнадежности.
      - Значит, все кончено? - спросил он, стараясь говорить спокойно, но голос предательски дрогнул.
      - Ну зачем так поспешно делать выводы. Будем бороться! Доставайте-ка аварийный комплект радиодеталей.
      - Вы думаете, что...
      - Нам не о чем думать. Если мы не отремонтируем передатчик, то погибнем. Значит, надо его отремонтировать во что бы то ни стало. Вот и все!
      - Попробуем, - сказал Второв.
      Слова, а главное тон, которым говорил Борис Николаевич, вселили в него какую-то надежду. Не теряя времени, взялись за дело.
      Налетевший грозовой фронт не помешал им. Защищенные крепким кожухом, при свете электрических ламп, они заменяли разбитые части радиоустановки новыми. Приходилось механически устанавливать детали на те же места, с которых снимали поврежденные, и с крайней осторожностью соединять порванные провода. Спутать хоть один из них с другим - значило свести на нет всю работу.
      С благодарностью вспоминали они при этом уроки Топоркова по радиотехнике, которые, по приказанию Белопольского, слушали все члены экипажа "СССР-КС3". Без этой мудрой предусмотрительности начальника экспедиции они не имели бы общего представления о работе приемника и передатчика, которое теперь оказало им неоценимую услугу. Без этих, пусть неполных и поверхностных, знаний невероятно трудная работа никогда не увенчалась бы успехом.
      Они даже не заметили, как над самолетом, одна за другой, пронеслось несколько сильных гроз, и очень удивились, когда обнаружили, что с начала работы прошло девять часов.
      Радиоустановка была отремонтирована. Но будет ли она работать?..
      Несколько минут они не могли решиться включить ее.
      Оба отлично знали, что неудача означает смерть. Если где-нибудь в сложном переплетении схемы ими допущена ошибка, то найти и исправить ее они были бы не в состоянии.
      "Конечно, - думал Мельников, - товарищи сделают все, чтобы найти нас. Вероятно, сейчас они заканчивают сборку самолета. Несколько часов будут искать к югу от острова. Убедившись, что нас нет, предпримут полеты по всем направлениям. Может случиться, что сверху заметят землю и, в конце концов, найдут нас.
      Но сколько это займет времени? Воздуха хватит на пятнадцать-шестнадцать часов. Но даже обнаружив нас, самолет не сможет опуститься на воду в этом узком заливе. Он должен будет вернуться назад, а сюда выйдет подводная лодка. Это займет еще пять часов, самое меньшее. Вот если бы нас было не двое, а один. Пятнадцать часов превратились бы в тридцать. Я должен спасти Второва. Он моложе меня".
      Не так обстоятельно и спокойно, но совершенно аналогично думал в это время и Второв.
      "Арифметический расчет, - говорил он самому себе. - Жизнь Бориса Николаевича дороже моей. Если радио не заработает, я покончу с собой. Пистолет в кармане".
      Оба одновременно посмотрели друг на друга и улыбнулись с одной и той же целью - скрыть от другого свои намерения.
      - Попробуем! - сказал Мельников.
      - Медлить ни к чему, - согласился Второв.
      Когда раздался сухой щелк включенного генератора, Второв невольно закрыл глаза. Образ Тани, возник перед ним так ясно, что ему показалось, что он ощущает на своей щеке ее теплое дыхание. А рука скользнула в карман комбинезона, нащупав холодную сталь оружия.
      - Слышу, Борис, слышу! Где ты?..
      "Голос Белопольского... Почему сразу ответ? Разве Мельников говорил что-нибудь?.." Второв открыл глаза.
      Спокойный голос Бориса Николаевича звучал в кабине разбитого самолета призывом к жизни.
      И медленно, словно не доверяя слуху, Второв вынул руку из кармана.
      Он почувствовал легкое головокружение. Захотелось полной грудью вдохнуть чистый морской воздух. Но его не было. Снаружи был отравленный воздух Венеры.
      - Я считаю, что только подводной лодкой...
      Потухшая лампочка индикатора прервала фразу. Связь оборвалась. Где-то между ними и островом проходил грозовой фронт.
      - Признаться, я сомневался в успехе, - сказал Мельников. - Думал, что мы не сумеем исправить передатчик.
      - Я тоже, - тихо ответил Второв.
      Мельников посмотрел на его все еще бледное лицо и вздрогнул: "Неужели!.."
      Да, это так! Никаких сомнений не могло быть. Второв хотел сделать для него то же самое, что он сам собирался сделать для Второва. Их намерения совпали.
      Мельников почувствовал непреодолимое желание обнять этого славного юношу с чистым сердцем и благородной душой, но он не сделал этого. Второв ничего не подозревает. Пусть же так и остается в неведении.
      - Посмотри Геннадий! - сказал он, незаметно для себя самого перейдя на "ты". - У самолета нет крыльев.
      Действительно, оба крыла, очевидно сломанные ливнем, исчезли. Когда это случилось и почему они не слышали шума и треска ломающегося металла, ни тот, ни другой не могли объяснить.
      - Мне кажется, что самолет глубже погрузился в воду, - сказал Второв.
      Он нисколько не удивился неожиданной "фамильярности" Мельникова. Ему казалось естественным, что старший товарищ и командир называет его по имени. Только почему он не делал этого раньше?..
      - А мне не кажется, - ответил Мельников. - Я в этом уверен. Его затягивает песок.
      Он сказал это так просто, что Второв не решился задать напрашивавшийся вопрос, что будет, когда самолет целиком уйдет под воду. Лодки, чтобы перебраться на берег, у них не было. Надувная шлюпка лежала в крыле и исчезла вместе с ним.
      Через два часа Белопольский сообщил, что подводная лодка отошла от звездолета.
      Потянулись часы ожидания.
      Кабина медленно, но неуклонно погружалась все глубже. Вода дошла уже до края кожуха. Часто налетали ливни, и сила водяных потоков еще больше вдавливала самолет в песок мели. Скоро пришлось отказаться от наружного воздуха и целиком перейти на кислородные баллоны. Открыть кожух - значило пустить в кабину воду. Ее уровень был на несколько сантиметров выше борта.
      - Жаль, что у нас нет водолазных костюмов, - сказал Мельников.
      Когда прояснялось, они внимательно рассматривали в бинокли берега, окружавшие их с трех сторон. Не было никакого сомнения, что перед ними настоящие деревья - гигантские представители растительного мира. Листва была ярко-оранжевой.
      За стенками кабины сильный порыв ветра пронесся по заливу. Мелкой рябью покрылась поверхность воды, зашевелилась трава на берегу, сильнее закачались верхушки деревьев.
      - Как не похожа эта картина на пейзаж острова, - сказал Второв. - Там мертвый покой, здесь жизнь. Не хватает только птиц.
      - Посмотри на листву. - Мельников протянув руку к берегу. - Вот где совершенно непонятная вещь. Как могут держаться листья при таких ливнях?
      - Вероятно, они устроены иначе, чем листья земных деревьев.
      - Это безусловно так. И их надо основательно осмотреть.
      Кратковременная, но сильная гроза прервала разговор. В шуме потока, треске молний и раскатах грома они не слышали друг друга. Клокочущая пена целиком накрывала кабину.
      А когда вновь прояснилось, они увидели, что над водой осталась незначительная часть кожуха. Еще один-два грозовых фронта - и поверхность залива сомкнется над ними.
      - Кажется, самый раз прийти подводной лодке, - заметил Второв.
      - Придет в свое время.
      На панели приемника замигала лампочка вызова. Второв повернул ручку. Вызывал Топорков.
      - Как положение? - спросил он.
      Мельников опередил своего товарища, собиравшегося ответить.
      - Без особых перемен, - поспешно сказал он.
      - Погружение?
      - Идет нормально. Ничего угрожающего.
      - Я уже давно не имею связи с лодкой, - сказал Топорков. - Где они?
      - Километрах в пятидесяти.
      Было слышно, как Игорь Дмитриевич тяжело вздохнул.
      - Мы одень тревожимся за вас.
      - Нет никаких оснований.
      Связь снова прервалась. Условия прохождения радиоволн на Венере были на редкость капризны.
      - Зачем вы их обманываете? - спросил Второв. - Не лучше ли сказать правду?
      Мельников не сразу ответил. Он смотрел на Второва, словно изучая его лицо.
      - По личному опыту, - медленно заговорил он, - я знаю, что переживать бедственное положение товарища гораздо труднее, чем самому находиться в таком положении. Они ничего не могут сделать для нас, кроме того, что уже сделали. Что же мне им сказать? Что лодка может подойти не раньше как через час, они сами знают. Что, если пройдут еще два ливня, мы окажемся под водой и найти нас будет неизмеримо труднее? Что любой грозовой фронт может оказаться таким же длительным, как тот, который послужил причиной нашего теперешнего положения?..
      Он с минуту молчал, потом спокойно произнес:
      - Правда хороша всегда, но во имя спокойствия друзей ею иногда надо жертвовать. Пусть они думают, что у нас все по-прежнему.
      - Вы думаете, что наше спасение еще под вопросом?
      Мельников улыбнулся:
      - Ты сам знаешь "милый" характер Венеры. Пока мы не окажемся внутри лодки, я ни в чем не уверен. Все же у нас неизмеримо больше шансов, чем до ремонта радиостанции. Тогда не было почти ни одного. Но и это не причина приходить в отчаяние.
      - А если бы радиостанция не заработала?
      - Вот тогда мы оказались бы в серьезном положении.
      Последний час ожидания был самым тягостным.
      Баландин сообщил, что локационный прибор показывает твердую землю в пятнадцати километрах от лодки. Это мог быть только тот берег, возле которого находился самолет, - подводная лодка шла прямо на него.
      Прошло еще двадцать минут, в продолжение которых ни один ливень не обрушивался на залив; и лодка подошла совсем близко. Маяк был выключен, в нем не было больше никакой нужды.
      - Вот нам и достался тот шанс, о котором вы говорили, - весело сказал Второв.
      Мельников, ничего не ответив, поспешно наклонился к микрофону:
      - Зиновий Серапионович!
      - Слышу.
      - Не всплывайте! Держитесь на глубине! Приближается мощный фронт.
      Из-за вершин леса, зловеще поднимаясь все выше и быстрее, надвигалась широкая темная полоса. По количеству молний, по раскатам нарастающего грома Второв понял, что это не кратковременный, а долгий, затяжной ливень. Края водяного занавеса скрывались в туманной дали.
      - Ну, держись, Геннадий! - сказал Мельников. - Это последнее и самое серьезное испытание.
      Сорок минут неистовствовала вокруг разнузданная ярость стихии. Люди видели над головой только белую пену. Удары грома приглушенно доносились до них. Это могло быть следствием того, что кабина ушла вглубь, ниже поверхности залива.
      И Мельников и Второв были уверены, что не увидят неба, что, когда гроза пройдет, они уже "с головой" окажутся в воде.
      Но, когда наконец грозовой фронт промчался, они к своему величайшему удивлению, не заметили никакой перемены в своем положении. Уровень залива относительно кабины был на той же высоте, что и раньше, до грозы. Сорок минут тяжесть водяного потока "вдавливала" самолет, но он ни на сантиметр не опустился ниже.
      - В чем тут дело? - озадаченно спросил Второв.
      - Вероятно, мы легли на плотный грунт.
      Это было единственным и, по-видимому, правильным объяснением. Теперь уже никакая oпacность не угрожала и можно было бы спокойно ждать еще несколько часов, пока не истощатся запасы кислорода. Но в этом не было нужды, подводная лодка находилась где-то близко.
      - Вы были правы, Борис Николаевич, - сказал Второв. - Если бы мы сказали правду, то доставили бы этим много напрасных волнений.
      - Запомни, Геннадий! - ответил Мельников. - Основное, правило - думать всегда о других прежде, чем о себе. Это всегда полезно, а в космических рейсах является законом. Следуй этому закону, и ты никогда не ошибешься.
      - Ваших слов я не забуду, - с чувством сказал молодой инженер.
      Ждать пришлось всего несколько минут.
      Недалеко от них забурлила вода, и прозрачная "спина" подводной лодки показалась на поверхности залива. Можно было только поражаться изумительному искусству, с которым Зайцев провел лодку в совершенно неизвестном ему океане Венеры, руководствуясь сигналами радиомаяков.
      Открылся люк, и из него показалась голова профессора Баландина в шлеме противогаза. Вступили в действие личные рации.
      - Друзья мои! - сказал он. - Да ведь вы совсем затонули. Сию минуту снимем вас.
      - Можно не торопиться, - ответил Мельников. - Кабина больше не погружается.
      Зайцев, тоже вышедший наверх, приветствовал друзей жестами обеих рук.
      - Вы так погрузились в воду, - сказал он, - что еще немного, или будь тут малейшее волнение, мы не смогли бы увидеть вас.
      Опасаясь новой грозы, поспешно вынесли и опустили на воду надувную резиновую лодку. Зайцев подплыл на ней к затонувшему самолету.
      Инженер был одет в непромокаемый костюм, не имевший охлаждающей системы, и почувствовал себя словно у доменной печи. Горячий воздух, нагретый до восьмидесяти градусов, проходя через фильтр противогаза, обжигал лицо и затруднял дыхание.
      Не мешкая, Зайцев прыгнул в воду и, ощупью отыскав стойку стабилизатора, прикрепил к ней конец троса.
      - Тащите! - крикнул он, забираясь обратно в лодку и отплывая в сторону.
      Полторы тысячи лошадиных сил, заключенные в моторе, шутя вытащили самолет из песчаной могилы. Через несколько секунд он всплыл на поверхность и был подтянут вплотную к борту лодки.
      - Добро пожаловать! - пошутил Баландин, обнимая спасенных.
      - Вы блестяще выполнили задачу, - сказал Мельников, - спасибо!
      Прежде всего связались со звездолетом и сообщили о благополучном завершении спасательной операции. Ко всеобщему удовольствию, радиосвязь действовала.
      - Что делать с самолетом? - спросил Мельников.
      - Нельзя вынести его на берег?
      - Невозможно. Кругом почти отвесные скалы.
      - Значит, придется его бросить.
      Пользуясь передышкой, предоставленной грозами, фюзеляж самолета полностью разгрузили. Пустая кабина с открытым кожухом будет потоплена первым же ливнем.
      - Жаль машину! - сказал Мельников. - Но что поделаешь!
      - Хорошо бы выйти на берег, - предложил Второв.
      - Здесь это опасно. Слишком крутые скалы. Постараемся найти такое место, где можно в случае грозы успеть укрыться в лодке.
      - Надо направиться прямо к кораблю, - вдруг сказал Баландин. - Вы ранены.
      - Это не раны, а царапины, - ответил Мельников. - Мы о них совсем забыли.
      Профессор продолжал настаивать. Мельникову и Второву с трудом удалось уговорить его не сообщать на звездолет о полученных ими, действительно незначительных, повреждениях. Баландин согласился только тогда, когда осмотрел обоих и переменил неумело наложенные повязки.
      - Константин Евгеньевич будет очень сердиться, - сказал он.
      - Это я беру на себя, - ответил Мельников. - Зачем терять время. Мы у неизвестной земли, и надо исследовать ее.
      Было решено пройти на лодке вдоль берега и выяснить, остров это или материк. Белопольский посоветовал направиться к северу. По его расчету, "СССР-КС2" пролетал севернее и виденную с него реку следовало искать именно там.
      - Если найдете реку, - сказал Константин Евгеньевич, - то это сразу покажет, что земля Мельникова - континент.
      Он так и сказал - "земля Мельникова".
      Держась в надводном положении, лодка вышла из залива и повернула на север. Фюзеляж самолета остался покачиваться на воде, в ожидании очередной грозы, которая пустит его на дно.
      Линия берега тянулась в обе стороны до самого горизонта. Насколько хватал глаз, она была сплошь заросшей лесом из гигантских оранжево-красных деревьев. Иногда лес подходил к самой воде, иногда отступал, образуя поляны, покрытые желтой и коричневой травой. У подножья деревьев виднелась сплошная стена более низкой растительности. Были это кустарники или молодая поросль тех же деревьев, нельзя было определить.
      Из осторожности лодка держалась в двухстах метрах от берега. Здесь было уже заметное волнение, качка мешала наблюдениям, но с этим приходилось мириться. Зайцев опасался сесть на мель.
      Когда проходили грозы, подводная лодка опускалась в глубину и пережидала, стоя на месте. Этими остановками пользовались, чтобы осмотреть подводный мир, но он был очень беден. При свете прожекторов они видели только красноватые водоросли и пунцовые мхи, облепившие каждый выступ и многочисленные камни, лежавшие на песчаном дне. Ни рыб, ни моллюсков.
      Действительно ли их не было здесь или они исчезали, когда появлялась лодка и загорался ее свет? Кто мог ответить на этот вопрос.
      - Мы собственными глазами видели живые существа в океане, - говорил Баландин.
      - Положим, это не совсем так, - поправлял его Зайцев. - Мы их не видели, а предполагали, что видим. Может быть, это были не животные, а плавающие растения...
      Профессор не соглашался.
      - Разве вы не помните, - разъяснял он, - что попав в луч прожектора, эти "растения" спешили уйти в темноту, что совершенно естественно для животных, привыкших к мраку.
      Как бы то ни было, здесь у берега ни животных, ни плавающих растении не было видно.
      Час за часом подводная лодка шла на север. Радиосвязь со звездолетом прерывалась только по вине грозовых фронтов.
      Характер местности не изменялся. Все тот же лес тянулся без конца, закрывая западный горизонт. Берега были все такими же высокими и обрывистыми. Появились небольшие холмы, также заросшие деревьями. Ни малейших следов другой, не растительной, жизни не замечалось.
      Уже больше суток никто из звездоплавателей не смыкал глаз, но, как это ни странно, об усталости вспомнили не на лодке, а на корабле. Доктор Андреев категорически потребовал, чтобы они остановились "на ночь".
      Мельников поддержал это требование. Все с удовольствием согласились. Лодка погрузилась и легла на грунт.
      Сказалось физическое и моральное утомление. Экипаж лодки проспал десять часов подряд. Отдохнувшие и освеженные, поднялись на поверхность и поплыли дальше.
      Снова потянулся нескончаемый лес.
      Внезапно береговая полоса круто повернула на северо-запад. Далеко на горизонте виднелся другой берег, идущий как будто параллельно.
      - Залив, - сказал Баландин. - Будем заходить в него?
      - Разумеется, - ответил Мельников.
      Залив, по-видимому, очень глубоко врезался в сушу. Замыкающий его берег не был виден даже в бинокль.
      Лодка шла вдоль южного побережья. Несколько раз из-за грозы приходилось останавливаться и погружаться.
      - А может быть, это не залив, а пролив? - высказал предположение Зайцев.
      - Возможно. - Мельников пристально всматривался в противоположный берег, который стал заметно ближе, чем раньше. - Остановитесь!
      Приказание было исполнено. Лодка слегка покачивалась с кормы на нос.
      - Смотрите на берег!
      Теперь все заметили, что лодка не стояла на месте, а медленно двигалась назад.
      - Это не залив и не пролив, а река, - сказал Мельников.
      - Константин Евгеньевич, как всегда, оказался прав, - заметил Баландин. Это материк.
      - Пройдемте дальше, вверх по реке, - предложил Зайцев. - Берег должен стать ниже, и тогда можно будет высадиться.
      Его предположение оправдалось. Уже через час стало заметно понижение берегов. Обрыв постепенно спускался к воде, становился менее крутым.
      Поверхность реки была пустынна. Иногда попадались ветви, плывшие по течению, навстречу лодке.
      На исходе четвертого часа пути гидрографы передали на пульт отдаленный гул. Было похоже, что где-то впереди находится водопад.
      Лодка замедлила ход.
      Берега сходились все ближе и ближе. Река суживалась, течение становилось быстрее.
      Еще около трех километров осторожно продвигались вперед. Шум становился все более явственным. Наконец, увидели его источник.
      Поперек реки, которая в этом месте имела не больше трехсот метров ширины, протянулось нагромождение огромных камней. Вода с ревом неслась между ними, крутясь пенными водоворотами. В воздухе стоял туман водяных брызг.
      - Обыкновенные пороги, - сказал Мельников.
      Товарищам послышалось разочарование в его голосе. Но что он рассчитывал увидеть?
      - Наше путешествие по реке окончилось, - сказал Баландин. - Дальше лодка не пройдет.
      - Мне кажется, что именно здесь лучше всего выйти на берег. Как вы думаете, Борис Николаевич? - спросил Зайцев.
      - Да, именно здесь, - подчеркивая последнее слово, ответил Мельников.
      Он казался чем-то очень недовольным.
      Зайцев направил лодку к северному берегу, который был заметно ниже южного. На тихом ходу лодку сильно сносило течением.
      Лес почти вплотную подходил к реке, но перед ним была узкая, поросшая травой полоса, полого спускавшаяся к воде.
      - На берет выйдем вдвоем, - сказал Мельников. - Я и Зиновий Серапионович. Киноаппарат я возьму сам, - прибавил он, видя, что Второв собирается возразить.
      Геннадий Андреевич только тяжело вздохнул. На его несчастье, заместитель начальника экспедиции прекрасно владел искусством киносъемки. Пришлось молча подчиниться.
      Лодку удалось подвести к самому берегу. Глубина оказалась вполне достаточной для судна, осадка которого не превышала полутора метров.
      - Внимательно следите за барометром, - сказал Баландин. - Как только он начнет показывать ионизацию, немедленно предупредите нас.
      - Не беспокойтесь! Предупредим вовремя. Но не удаляйтесь слишком далеко от лодки.
      Через двойной люк Баландин и Мельников выбрались наверх. Берег был так близко, что можно было без труда прыгнуть на него. Но прежде чем это сделать они внимательно осмотрелись.
      - Топи как будто нет, - сказал Мельников. - Но на всякий случай обвяжите меня веревкой. Я прыгну первым.
      - Это будет самое лучшее, - согласился Баландин.
      Мельников прыгнул. Его ноги погрузились по щиколотку, и из-под травы брызнула вода. Он быстро сделал несколько шагов по склону и вышел на сухое место.
      - Прыгайте, профессор!
      - Одну минуту! - раздался голос Второва. - Погодите! Борис Николаевич, сказал он тоном упрека, - если вы взялись за мое дело, то относитесь к нему как следует. Снимите, как Зиновий Серапионович будет сходить на берег.
      - Успокойся! - ответил Мельников. - Я потому и прыгнул первым, чтобы это сделать.
      Он засмеялся про себя, так как на самом деле совершенно забыл про камеру, висевшую на его груди, и поспешил выполнить законное требование оператора экспедиции.
      Гигантские деревья, вершины которых находились где-то в небе, были теперь так близко, что участники экспедиции могли хорошо рассмотреть их.
      Ничего общего с коралловыми "деревьями", растущими на острове! Это были настоящие деревья - исполинские представители растительного мира. Стволы, имевшие у "земли" до трех метров в диаметре, были покрыты гладкой корой красноватого цвета с темно-вишневыми пятнами. Ветви с длинными листьями начинались высоко, и до них невозможно было добраться. Между деревьями густо разросся оранжевый кустарник, переплетенный какой-то другой, не такой, как под их ногами, - высокой, в рост человека, травой, странного мертвенно-белого цвета. Ветви кустарника были усеяны острыми шипами.