Под ударом грозы

В задачу экспедиции на «СССР-КС 3» входило разрешение ряда спорных вопросов, стоящих перед астрономией, космогонией, астрофизикой. Со дня, когда звездолёт покинул ракетодром, прошло больше месяца. За этот сравнительно короткий срок научный состав экспедиции проделал огромную работу. Специально сконструированные приборы и отсутствие постоянного врага астрономии – атмосферы – за бортом корабля дало возможность значительно расширить знания о вселенной, уточнить уже известное и сделать новые открытия. Пайчадзе, специально занимавшийся солнечной короной, детально исследовал её верхние слои, имеющие такое огромное влияние на земную атмосферу и происходящие в ней процессы. Одно это уж оправдывало всю экспедицию. Посещение Арсены, выяснение её структуры проливало свет на вопрос о происхождении астероидов. Наконец, на самой Венере была окончательно выяснена продолжительность её суток, вызывавшая столько споров и разногласий среди учёных.

«Сверх плана» экспедиция Белопольского обнаружила на сестре Земли органическую жизнь. Не зародышевую, в виде микроорганизмов, как предполагали, а высоко развитую растительную и животную.

Как уже говорилось, до захода Солнца оставалось десять часов. Но это не значило, что сразу настанет темнота. Вращение Венеры вокруг оси совершалось так медленно, что вечерние сумерки должны были продлиться долго. Ночь в прямом смысле этого слова могла наступить не раньше как через пятьдесят часов. Это время надо было использовать.

Как только «СССР-КС 3» опустился на место своей новой стоянки, Мельников и Коржёвский вышли из корабля, чтобы обследовать берег и – выяснить, можно ли воспользоваться вездеходом. До порогов было полтора километра, и экскурсия туда пешком была опасна. Можно было не успеть вернуться при приближении грозового фронта. Предположение, высказанное Мельниковым, что от ливня можно укрыться под сводами леса, требовало ещё проверки.

Оба звездоплавателя без труда убедились, что грунт берега достаточно твёрд. Гусеницам вездехода не грозила опасность провалиться. Под оранжево-коричневым ковром трав находился слой плотно слежавшегося песка. Был ли это действительно песок, такой же как на Земле, или что-то другое, только похожее на него, пока оставалось неизвестным, но одно было несомненно – вездеходом можно пользоваться, а это было сейчас самым главным.

Где-то близко находились неизвестные обитатели Венеры, судя по всему, существа с большой физической силой, привыкшие к ночному мраку.

Как отнесутся они к пришельцам с Земли?

Если это дикари, как думал Мельников, то вполне возможны враждебные действия с их стороны. Звездоплаватели не хотели прибегать к оружию. В случае нападения вездеходы будут надёжной защитой.

Чтобы выполнить программу «ночных» работ, предстояло часто и на длительное время покидать корабль. Кроме того, они твёрдо решили поближе познакомиться с хозяевами планеты. Это можно было сделать только ночью. Экскурсии к порогам (а возможно и к озеру) в полной темноте таили в себе большие опасности. Если бы почва оказалась болотистой, что было вполне естественно из-за частых ливней, задачи, стоявшие перед экспедицией, ещё больше бы затруднились.

Но береговая полоса ни в малейшей степени не походила на болото. Это был твёрдый и, по-видимому, сухой грунт.

– Мне кажется, что это самый обыкновенный песок, – сказал Коржёвский, – и его слой очень толст. Иначе он не смог бы впитывать всю воду, приносимую ливнями.

– Таким свойством обладает не только песок, – ответил Мельников. – Берег имеет заметный уклон от леса к реке. Основная масса воды может стекать в реку, а остальное впитывает почва.

– И это возможно, – согласился биолог. Вернувшись на корабль, они доложили Белопольскому результаты своей разведки. Константин Евгеньевич приказал немедленно приготовить машину. Через полчаса один из вездеходов уже стоял у двери нижней выходной камеры.

На звездолёте были машины разных размеров. Для первой поездки было решено воспользоваться самой лёгкой и быстроходной.

Белопольский хотел лично осмотреть пороги и штабеля брёвен, сложенные на берегу, а так как он не мог покинуть корабль одновременно с Мельниковым, сопровождать его должен был профессор Баландин. Ни он, ни Константин Евгеньевич не умели работать с киноаппаратом, и Второв снабдил их фотокамерами.

– Снимайте как можно больше, – просил он при этом. – Каждый снимок бесценен.

– Знаем, знаем! – улыбался Баландин. – Обещаю использовать всю плёнку.

– Может быть, найдётся ещё одно место в машине? – Второв смотрел на командира корабля умоляющими глазами.

– Успеете! – сухо ответил Белопольский. – Эта поездка не последняя.

Как всегда, грозовые фронты задержали выезд. Звездоплаватели успели уже привыкнуть к постоянным ливням, но на этот раз их терпение подверглось длительному испытанию. Три часа подряд одна гроза сменяла другую, отнимая драгоценное время.

Но вынужденная задержка принесла некоторую пользу. Они убедились, что вездеход, намеренно оставленный снаружи, выдерживает тяжесть водяных потоков, – следовательно, и люди могли в нём укрываться от гроз. Наблюдая в окна обсерватории, в короткие промежутки между ливнями они убедились и в том, что предположение Мельникова правильно. Вода не задерживалась на берегу, а стекала в реку по естественному уклону почвы; опасность, что окружающая местность превратится в болото, не угрожала.

Как только барометр Топоркова показал, что воздух очистился от электричества, Белопольский и Баландин, не теряя ни минуты, вышли из корабля и сели в машину. Она была настолько низка, что им пришлось заменить личные рации акустическими усилителями. Антенна противогазового костюма не умещалась в машине.

До порогов шли на самой малой скорости. Разведка, произведённая Мельниковым и Коржёвским, коснулась только ближайших окрестностей, и Константин Евгеньевич очень осторожно продвигался вперёд.

Полтора километра они проехали за пятнадцать минут и остановились у самого штабеля.

Баландин сразу увидел, что за это время никто не прикасался к штабелям. Брёвна лежали в том же порядке, что и раньше. Он заметил тот ствол, от которого отрезал кусок.

Белопольский молча кивнул головой, когда профессор поделился с ним своими наблюдениями и, отворив дверцу, вышел из машины.

Но если загадочные штабеля не изменили своего вида, то совсем другое произошло с рекой. Когда сюда приходила подводная лодка, в этом месте был настоящий порог. Полноводная река, встретив препятствие, проносилась мимо с неистовым шумом, клубясь пеной, обдавая громадные камни тучами брызг. Теперь здесь было почти тихо. На пространстве около пятидесяти метров выше порогов от берега до берега плотной массой загородили реку стволы деревьев. Они были так тесно прижаты друг к другу силой течения, что по ним можно было, как по мосту, перейти с южного берега на северный.

– Это подтверждает нашу догадку, – сказал Баландин. – Обитатели Венеры работают по ночам.

Белопольский пристально вглядывался в плотину. Чтобы лучше видеть, он поднялся на вершину штабеля. Линия камней была отсюда как на ладони.

– Никакого сомнения быть не может, – сказал он, спустившись вниз. – Эта преграда искусственная. Но если исключить помощь технических средств, такое сооружение могли создать только существа, наделённые исключительно большой физической силой.

– То же самое сказал и Борис Николаевич – ответил Баландин.

– Лес сплавляют откуда-то сверху. И затем перетаскивают его на озеро. Мы же видели штабеля на его берегу. Но зачем им так много древесины? Здесь тысячи стволов, – прибавил Белопольский, указывая на реку. – И можно смело предположить, что такое же количество сплавляется каждый день, или, по-нашему, каждые три недели. Вот что непонятно. Но мы узнаем это, когда посетим жителей Венеры там, где они живут.

– Мне кажется, что их поселения должны находиться на берегу озера, в лесу, – заметил Баландин.

– В лесу?

– Да, я полагаю, что в лесу. А разве вы думаете иначе?

– Проедем на озеро, – не отвечая на вопрос, предложил Белопольский.

– Через лес?

– Конечно. Раз от реки до озера протаскивают длинные брёвна, – должна быть просека.

– Поищем её, – лаконично ответил профессор.

Он подумал, что подобная экскурсия очень опасна и лучше было бы отправиться на более мощной машине, и не на одной, а по крайней мере на двух. Но вслух он ничего не сказал. Ему совсем не хотелось услышать от Белопольского то, что он услышал от Мельникова. Эти четыре человека – Камов, Пайчадзе, Белопольский и Мельников – были людьми особого склада. В их спокойной смелости было что-то, что заставляло молчать голос обычного благоразумия. Втайне профессор надеялся, что они не найдут достаточно широкой просеки.

– Опасности нет, – словно услышав его мысли, сказал Белопольский. – Обитатели Венеры безусловно ночные существа.

– Едем!

Они заняли свои места в вездеходе. Баландин по радио сообщил на корабль об их намерении. Со стороны Мельникова, находившегося у рации, никаких возражений не последовало. Он только попросил держать со звездолётом связь.

Долго искать не пришлось. Ожидаемая просека оказалась совсем рядом, почти напротив штабелей, и была достаточно широка для вездехода.

Белопольский остановил машину у первых деревьев.

Извилистая тропа уходила в тёмную глубину леса, лавируя между гигантскими стволами. Слабый свет дня – вернее, вечера – не проникал сквозь густую листву, и в десяти шагах впереди уже ничего нельзя было рассмотреть. Дорога скрывалась во мраке.

– Вы обратили внимание на почву? Кажется, Борис Николаевич прав и в лесу ливни не страшны, – сказал Белопольский.

– Из чего вы это заключаете?

– Разве вы не видите, как вытоптана трава в лесу? А от леса до штабелей никаких следов нет. На открытом месте ливни восстанавливают свежесть травы, а в лесу они не оказывают такого же действия.

Он включил скорость, и вездеход медленно двинулся вперёд. Ширина дороги была едва достаточна для машины. На каждом шагу приходилось работать рулями поворота.

Чем дальше, тем темнее становилось вокруг. Густая заросль кустарника, переплетённого белыми травами, вплотную окружала машину. Исполинские стволы, словно колонны, поддерживающие оранжево-красный свод, поднимались высоко вверх, ограничивая кругозор со всех сторон. Едва вездеход сделал первый поворот, деревья словно сомкнулись позади него. Берег исчез из виду. Куда бы они ни посмотрели, всюду была тёмно-красная стена, испещрённая вишнёвого цвета пятнами, окаймлённая снизу оранжево-белой полосой.

Белопольский и Баландин молчали, взволнованные и несколько подавленные величием и грандиозностью этой картины непроходимого, девственного леса, по которому шла их машина, по единственному пути, проложенному существами ещё неизвестными им, но родственными, как родственны между собой мыслящие существа всей необъятной вселенной.

Не прошло и минуты, как мрак настолько сгустился, что пришлось включить прожектор.

Ослепительно ярким, но чуждым и неуместным показался здесь электрический свет. Сотни, а может быть тысячи лет стояли эти лесные великаны, и ни разу луч Солнца не коснулся их. Привыкшие к мраку, они должны были возмутиться этим непрошеным и дерзким освещением, нарушившим их вековой покой.

Но растения не чувствуют и не возмущаются.

В немерцающем белом свете с рельефной отчётливостью выступили из темноты деревья, кустарники и странно неподвижная, мертвенно-белая трава.

Ни малейшего движения… Мёртвый покой…

И извилистым коридором уходила куда-то вдаль таинственная дорога.

Осторожно и медленно вездеход шёл вперёд. Следы его гусениц, ясно видимые, налагали на пейзаж Венеры земное клеймо.

«Что подумают обитатели планеты об этих следах, непонятных и загадочных для них, когда с наступлением ночи пойдут этой дорогой, сотни раз исхоженной ими? Поймут ли они, что это означает? Может ли прийти им в голову мысль о посещении Венеры обитателями другого мира? Или, не видя звёздного неба, скрытого толщей никогда не расходящихся облаков, они не представляют себе, что, кроме их планеты, существуют другие, что они не единственные живые существа во вселенной?.. Но как могут они заподозрить самоё существование вселенной, если никто из них никогда не видел ни Солнца, ни звёзд?.. Следы гусениц будут восприняты как следы неизвестного животного – и только. И хотя до сих пор они не встречали таких животных, мысль о них появится сразу».

Перед профессором Баландиным возникла картина.

Во мраке ночи огромные тени склоняются над следами, указывают на них друг другу, переговариваются на незнакомом языке. Глаза пристально вглядываются в чащу леса, в поисках неведомого зверя…

Он почему-то представлял их себе на двух ногах, с глазами, светящимися в темноте зелёным огнём, как у хищных зверей Земли.

«Что, если вот сейчас из темноты леса появятся его хозяева? Существа, способные голыми руками (или чем бы то ни было, заменяющим руки) передвигать огромные камни, ломать деревья. Что, если свет прожектора не испугает их?..

Что стоит перевернуть вездеход, разбить окна, сорвать дверцы? Успеем ли мы перед гибелью предупредить по радио товарищей?»

Баландин невольно бросил взгляд на рацию, желая убедиться, что она в порядке.

Зелёный огонёк индикаторной лампочки спокойно горел в темноте кабины. Вот рядом с ним вспыхнул красный – сигнал вызова.

– Я слушаю, – обычным голосом сказал Белопольский.

– Приближается грозовой фронт, – сообщил Мельников. – И, по-видимому, мощный.

– С какой стороны?

– С севера. Пока он ещё далеко.

– Следите за ним. Как только ливень подойдёт к реке, сообщите нам.

– Хорошо.

Несколько секунд Мельников молчал.

Потом спросил:

– Где вы находитесь?

– В лесу.

– Может быть, лучше вернуться?

– Не успеем. Будет интересно и важно проверить…

Белопольский не закончил фразы. Красная лампочка на щитке рации погасла. Это означало, что связь прервана.

– Очевидно, грозовой фронт исключительной мощности, – сказал он. – Барометр Топоркова предупреждает о грозе за пятнадцать минут. Так рано радиосвязь не прерывалась. Выходит, что сейчас воздух ионизирован с большой силой.

Ни малейшей тревоги не слышалось в голосе Белопольского. Он говорил в своей обычной манере – словно сам с собой.

Баландин ничего не ответил. Да и что было отвечать? Вернуться на звездолёт они действительно уже не успеют. Оставалось надеяться на крепость машины и защиту лесного купола.

Вездеход так же медленно продолжал путь.

В лучах прожекторов они видели всё такой же лес, – его характер не изменялся. Тропа делала причудливые зигзаги, оставаясь всё время одной и той же ширины. Кустарник, переплетённый белой травой, по-прежнему подступал к дороге.

Так прошло минут десять.

Внезапно Белопольский остановил машину. Несколько мгновений он пристально всматривался в лес, потом протянул руку и выключил прожекторы.

– Смотрите! – сказал он почти шёпотом.

После яркого света мрак показался Баландину особенно густым. Он закрыл глаза, «ослеплённые» внезапной темнотой. Через несколько секунд радужная паутина на сетчатке глаз исчезла.

– Смотрите! – повторил Белопольский. – Что это?

Профессор посмотрел вперёд и по сторонам, но ничего не увидел. Их окружала плотная мгла.

– Куда же смотреть? – спросил он, не видя даже своего спутника. – В какую сторону?

– Куда угодно, – ответил Белопольский. – Это всюду!

– Что «это»?

Ответа не последовало.

Баландин чувствовал, что его товарищ всецело захвачен зрелищем, которого он сам ещё не видел. Но постепенно его глаза привыкли к темноте.

И тогда он вдруг понял, что мрака нет.

С каждой секундой всё яснее и отчётливее он стал различать стволы деревьев. Странно дрожащий, розовый свет освещал их. Он становился всё сильнее, но источника этого света нигде не было видно.

Посмотрев вверх, через прозрачную крышу вездехода, Баландин убедился, что вершины деревьев скрыты во мраке. Освещены были только стволы. Кустарник и дорога были так же невидимы.

Потом он заметил, что сами стволы освещены по-разному. Одни из них были видны только в нижней части, другие – посередине, третьи представляли собой странное зрелище половины дерева, освещённого с какой-нибудь одной стороны – справа или слева, тогда как вторая половина оставалась невидимой.

Профессор с изумлением смотрел на эту картину, не зная, чем и как объяснить её, но внезапно догадка мелькнула в его мозгу.

– Они светятся сами!

– Да, – ответил Белопольский. – Свет исходит из самих стволов. Но это какой-то странный свет. Он делает видимым ствол дерева, но не освещает окружающих предметов. Впрочем, нет! – прибавил он. – Я смутно различаю кустарник.

«Ну и зрение у Константина Евгеньевича! – подумал Баландин. – Как мог он заметить тогда ещё слабое свечение при ярком свете прожекторов?»

С каждой минутой деревья становились всё более ясно видимыми. Казалось, что внутри гигантских стволов всё сильнее и ярче разгорается неведомое пламя, просвечивая сквозь кору. Розовый цвет темнел, переходя в красный.

Это мерцающее сияние становилось столь сильным, что больно было смотреть на него.

Внезапно ближайшее к ним дерево покрылось словно дрожащей сеткой из ослепительно белых нитей. Извилисто скользя по стволу, подобно струйкам добела раскалённого металла, они потоком стремились откуда-то сверху и исчезали в земле.

А потом дерево вдруг «потухло». Ярко-красная колонна исчезла из глаз, оставаясь видимой, как чёрный силуэт на фоне других деревьев. И снова начала разгораться, сначала розовым, потом всё более красным светом.

Этот загадочный феномен стал всё чаще и чаще повторяться то с одним, то с другим деревом. Как будто кто-то там, наверху, пытался залить горящее в них пламя; и, потухая на несколько мгновений, оно снова разгоралось с прежней и даже большей силой.

– Хорошо, что наша машина не металлическая, – тихо сказал Белопольский. – Но это ещё не гроза, а прелюдия к ней.

Баландин только что подумал о том же. Было ясно, что вся эта фантасмагория вызвана электризацией воздуха. Кора деревьев, очевидно, была электропроводна. Той же причине надо было приписать и свечение стволов. Электричество накапливалось в коре дерева и разряжалось в землю, когда его концентрация становилась чрезмерно большой.

Что же это за кора, обладающая такими необычайными свойствами?..

– Ещё одна загадка, – сказал профессор.

Белопольский ничего не успел ответить.

Ослепляющий свет разлился по лесу. Высоко над ними, невидимые до сих пор, ветви и листья вспыхнули снежно-белым пламенем. Отчётливо выступила каждая травинка, каждая веточка кустарника. Красный свет стволов исчез в этом сияющем блеске. И одновременно раздался ужасающий удар грома, точно сломались сразу все деревья в лесу.

Оглушённые, они инстинктивно закрыли лица руками. Но в последнюю секунду успели заметить, что весь блеск купола над их головами словно мгновенно собрался в один огненный столб и рухнул на крышу машины.

Перед самыми глазами сквозь закрытые веки что-то нестерпимо ярко вспыхнуло внутри вездехода. Послышался сильный треск, заглушённый вторым, ещё более странным раскатом грома.

Теряя сознание, профессор почувствовал сильный запах озона. В потрясённом мозгу успела пронестись одна мысль:

«Антенна!»…

Белопольский привстал, судорожно изогнулся, словно стараясь удержать равновесие, и рухнул на пол кабины. Сверху на него упало тело Баландина…

Сияющий свод стал ещё ярче, ещё ослепительнее. Но они уже не видели этого. Они ничего больше не видели и не слышали…

И, точно празднуя победу над земными пришельцами, торжествующе гремели раскаты грома. Сквозь купол листьев пронизывали чащу леса яркие молнии, растекаясь «металлическими» потоками по стволам деревьев. Погасали и вспыхивали красным светом лесные великаны…

Послышался отдалённый, постепенно нарастающий и усиливающийся гул.

К месту, где стояла машина с уничтоженной, сожжённой антенной, приближался неистовый ливень Венеры.

Часть вторая