ГЛАВА ПЕРВАЯ,

Впереди — черное небо, усеянное бессчетными огоньками немигающих звезд. Самая яркая из них, если наблюдать за ней месяц за месяцем, заметно передвигается, тогда как все остальные неподвижны и не изменяют своего взаимного расположения. Но это и не звезда, а планета Нептун.

Позади — то же черное небо с такими же бессчетными огоньками звезд, которых не затмевает своим блеском далекое Солнце. Оно уменьшилось за время пути в несколько раз и кажется теперь меньше теннисного мяча.

Там же позади, невидимая из-за близости к солнечному диску, осталась, покинутая более двух лет назад, родная Земля. Вокруг автоматической межпланетной станции черная бездна, и нет этой бездне ни начала ни конца.

Но пути, по которому с третьей космической скоростью летит станция, начало было — на Земле, и будет конец — возле Тритона, спутника Нептуна, одной из крупнейших “лун” Солнечной системы, превосходящего своими размерами планету Меркурий.

Станция, направленная учеными Земли, чтобы с близкого расстояния “осмотреть” Тритон, исследовать его атмосферу, измерить напряженность магнитного поля, если таковое имеется у спутника, и разрешить множество других вопросов, возникших у астрономов, не имеет экипажа. На ней только приборы и электронно-вычислительные машины.

Огромное тело ракеты, которой солнечные батареи придают некоторое сходство с самолетом, снабжено “глазами” — четырьмя телеобъективами, чутко реагирующими на малейшее изменение в окружающем пространстве. Этим “глазам” помогают локаторы, непрерывно прощупывающие своими лучами путь впереди ракеты. Полученные данные обрабатываются главной электронно-вычислительной машиной ЭВМ-1, управляющей полетом и всеми процессами внутри станции, чтобы никакая случайность не застала ее врасплох, не помешала выдерживать правильную траекторию. Двигатели имеют запас горючего и всегда могут быть запущены для маневра. (Сейчас ракета летит по инерции.)

Сделано все, чтобы защитить станцию от случайностей.

Кругом ракеты нет ничего. Нет и не может быть. Пространство между орбитами Урана и Нептуна практически пусто.

Это хорошо знают и в координационно-вычислительном центре управления полетом. Но ежедневно, в определенное время, дежурный оператор аккуратно заносит в журнал очередную радиограмму со станции, заносит одни и те же данные, не пропуская ни одной цифры кода, хотя месяц за месяцем эти цифры почти не меняются. Почти — потому, что различно число зарегистрированных космических частиц.

Записи в журнале внимательно читают ученые. Читают каждый день, несмотря на то, что знают заранее — ничего нового в журнале нет.

Потому что:

ПРОСТРАНСТВО МЕЖДУ ОРБИТАМИ УРАНА И НЕПТУНА ПУСТО!

Ученые совершенно уверены в этом, но они всегда помнят: “А вдруг!”. А вдруг что-нибудь произойдет, вопреки вероятности, вопреки знанию и опыту. Космос всегда может преподнести самый неожиданный, самый невероятный сюрприз!

И настал день, когда “вдруг” произошло!..

Только что была черная пустота, усеянная бессчетными огоньками немигающих звезд. Вот только сейчас, какое-нибудь мгновение назад, не было ничего, кроме блестящих точек, от которых ощутимо отделяла ракету безграничная бездна пространства, непостижимая пустота космоса!

И вдруг пустота исчезла! “Глаза” станции не видят больше ни одной звезды, ни прямо перед собой, ни по сторонам. Пустота перестала быть черной, она засияла ровно и сильно, заполнив все!..

Нечто исполински огромное мгновенно закрыло все пространство впереди ракеты, несущейся прямо в центр этого “нечто”…

Связи приборов работают с большей скоростью, чем третья космическая. Электрический ток движется со скоростью света. И за одно неуловимое для чувств человека мгновение он успевает сделать многое. Вот почему бортовые системы станции все же успели составить и начали передавать на Землю экстренную радиограмму.

Успели начать… но не успели закончить. К Земле ушло всего лишь полтора слова:

“Возникло пре…”

А все остальное, вместе с самой станцией, исчезло в огненной вспышке, прочертившей в плотной среде того неведомого, что встало на пути ракеты, ярко блеснувшую узкую полоску, во всем подобную тем, которые испокон веков видят люди, когда в атмосферу Земли врезаются метеориты,

ГЛАВА ВТОРАЯ,

Н…ск принадлежал к числу тех городов, о которых Николай Васильевич Гоголь выразился точно: “Отсюда хоть три года скачи, ни до какого государства не доедешь”.

В подобных небольших городах, которые правильнее было бы назвать “населенными пунктами” все, во всяком случае старожилы, не говоря уже о работниках милиции, должны знать всех и каждого.

Если говорить о Н…ской милиции, то этому требованию наиболее полно отвечал самый молодой из ее немногочисленных сотрудников — младший лейтенант Александр Кустов, которого сослуживцы и большинство жителей города звали просто Сашей.

Саше (будем и мы называть его тек) совсем недавно исполнилось девятнадцать лет. В меру высокий (рост — сто семьдесят семь сантиметров), стройный, широкоплечий, он не только выглядел спортсменом, но действительно имел первый разряд по борьбе самбо, традиционному виду спорта работников милиции.

Родители Саши были старожилами Н…ска. Им принадлежал небольшой домик, окруженный садом с двумя-тремя десятками фруктовых деревьев и огородом. Фасадом дом выходил на главную улицу, которая недавно была обыкновенным шоссе между районным и областным центрами.

Родители Сашиной матери — Антонины Михайловны — уже умерли, а отца — Александра Степановича — были живы и работали до сих пор в колхозе, в пятнадцати километрах от Н…ска…

В субботу двенадцатого января в семь часов утра по местному времени Саша Кустов в новом форменном кителе сидел в кухне-столовой, с нетерпением ожидая завтрака. Отец и младший брат еще спали, первый — потому что был выходной день, а второй — потому что было еще рано.

В сущности, рано было и самому Саше, его дежурство начиналось сегодня в восемь, а от дома, до места службы было не более десяти минут ходу, даже самого неторопливого. Но он уже давно встал, привычно сделал утреннюю зарядку и поторапливал мать, которая не слишком спешила, зная, что опоздать сын никак не может.

Нетерпение хозяина вполне разделял любимец семьи — белый пушистый кот, которого почему-то называли Белкой, Кот сидел на стуле, рядом с Сашей, щуря зеленые глаза и поминутно облизываясь, словно предвкушая удовольствие.

Минутная стрелка часов приблизилась к цифре два.

— Что-то ты, мама, сегодня слишком уж долго, — сказал Саша, посмотрев на часы и не подозревая, что запомнит это время на всю жизнь. — Уже десять минут восьмого!

Эти слова послужили как бы сигналом к НАЧАЛУ! Белка вдруг встрепенулся, и его острые уши шевельнулись, как всегда выражая этим напряженнейшее внимание. Кот слегка наклонил голову, к чему-то внимательно прислушиваясь и глядя на пол.

— Мыши у нас завелись, что ли? — спросил Саша.

Мать удивленно обернулась.

— Какие мыши? Отродясь не бывало!

— Посмотри сама! — Саша показал на кота.

Белка приник пушистой грудью к сиденью стула, словно перед прыжком. Он весь сжался, но смотрел уже не на пол, а на стену прямо перед собой. Несомненно он слышал или чуял что-то находящееся за пределами человеческого слуха и восприятия.

Потом они увидели, что Белка стал поднимать голову, сохраняя все ту же напряженную позу, точно то, что находилось перед ним, медленно поднималось.

Это уже никак не могли быть мыши… Кот яростно зашипел.

Саша и его мать с любопытством наблюдали за поведением животного. Они ничего не слышали и недоумевали: что могло так сильно раздражать Белку, всегда отличавшегося характером крайне флегматичным?

И вдруг кот сжался еще больше и… прыгнул!

Ни Антонина Михайловна, ни Саша не могли впоследствии связно рассказать о том, что они видели. Белка прыгнул так, что должен был оказаться на полу немного позади стула, на котором сидел Саша.

Но не оказался…

Они смотрели в этот момент прямо на Белку и видели, как он прыгнул, но не могли объяснить себе случившееся, не могли успокоить себя тем, что он находится где-то рядом — может быть, сидит под столом, В их памяти запечатлелись, как остановившиеся кадры кинокартины: кот, сжавшийся подобно пружине на сиденье стула, тот же кот, распластавшийся в стремительном прыжке и… Ничего больше! Белка исчез, словно растворился в воздухе!

Антонина Михайловна закричала. Саша стиснул зубы и тряхнул головой, словно желая избавиться от наваждения,

Но “наваждение” осталось… Кота Белки не было!…

Большой, пушистый, белый, как только что выпавший снег, зверек исчез бесследно на глазах двух человек…

На крик жены прибежал Александр Степанович. Выслушав торопливый и бессвязный рассказ сына, он посоветовал “прекратить бред”. И тут же заглянул под стол, под кухонный шкаф и во все углы. То же проделал появившийся вслед за отцом младший Кустов.

Тщетно! Кота нигде не было!

Коля кинулся искать его в других комнатах. Пришедший немного в себя, старший брат деятельно включился в поиски, хотя и был совершенно уверен в их абсолютной бесцельности.

Антонине Михайловне стало плохо. Муж помог ей прилечь на кровать, а сам, поминутно чертыхаясь и зовя виновника переполоха, который упорно не желал появляться, принялся помогать сыновьям, заглядывая во все самые потаенные уголки квартиры.

Дом был трижды осмотрен сверху донизу. Коля побывал даже на чердаке, куда Белка, между прочим, не мог попасть, так как ведущий туда люк был заперт на замок.

— Ну хорошо, — сказал Саша, — я согласен, что вы оба правы. Я готов допустить, что стал жертвой обмана зрения, галлюцинации, чего угодно! Но ведь и мама видела то же самое, что и я. Одна и та же галлюцинация не может быть одновременно у двух человек. Либо вы оба правы, либо мы с мамой. Третьего нет! А мы утверждаем, что Белка исчез в момент прыжка, когда находился в воздухе, между стулом и полом.

— Глупости!

Но в голосе Александра Степановича уже не было уверенности.

— Если глупости, — сказал Саша, — то будь добр скажи: где кот, однако, находится?

— Надо искать.

— Где искать? На улице? Во всем городе? Где?

Ответа не последовало.

Белка никак не мог уйти из дома… Он должен был находиться здесь, но его не было. И в этом противоречии таилась причина растущего с каждой минутой чувства страха.

— Эх! Почему меня тогда не было?! — сказал Коля.

Ему казалось, что если бы он находился в кухне вместе с матерью и братом, то уж, конечно, увидел бы все гораздо лучше, чем они. И, боясь признаться в этом даже самому себе, о том же подумал и Александр Степанович. Потому что человеку очень трудно, почти невозможно, примириться с фактом чуда. А то, что произошло с Белкой, иначе как чудом назвать было нельзя.

— Ты уверен, что форточка в кухне была закрыта? — хорошо понимая бессмысленность этого вопроса, задаваемого им в третий раз, спросил Александр Степанович,

И в свою очередь не замечая, что в третий раз слово в слово повторяет одно и то же, Саша ответил:

— К сожалению, совершенно уверен. Мы могли забыть, что форточка была открыта, но уж никак не забыли бы, что закрывали ее после исчезновения Белки. Ни я, ни мама не могли этого сделать вообще. Мы были слишком ошеломлены. Кроме того, Белка прыгнул не в сторону окна, а как раз от него!

А Коля чуть не плакал с досады. Проспать, пропустить такой замечательный и, конечно, неповторимый момент!..

Первым почувствовал опасность старший Кустов. Находиться им дальше в состоянии столь острой растерянности было нельзя.

— Кот найдется! — сказал он, стараясь говорить как можно тверже. — Не может не найтись! А на дежурство ты не опоздаешь, Саша?

— Нет, у меня еще двадцать пять минут.

— “Найдется”, — сказал Коля. — А где он может найтись, если его нигде нет?

Он даже боялся — а вдруг Белка и в самом деле найдется. Вдруг это столь таинственное исчезновение объяснится самым прозаическим образом и нечего будет рассказать школьным товарищам.

— Нигде не найдется! — повторил он.

— Чем говорить глупости, — строго сказал Александр Степанович, ступай мыться и одеваться. А то в школу опоздаешь из-за кота. Белка найдется. Обязательно! Не может он не найтись.

Больше чем сыновей, ему хотелось убедить в этом самого себя. Слишком страшно было окончательно поверить тому, что чудо произошло и ничего изменить нельзя.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ,

Утро короткого зимнего дня только наступало. За густыми облаками, плотно обложившими восточный горизонт, не было видно зари. Над городом облака медленно расходились, обещая ясный день, и кое-где между ними ярко, как всегда перед восходом солнца, сияли крупные звезды.

Саша не видел ни облаков, ни звезд.

Сухой снег громко скрипел под его ногами, но он не слышал этого скрипа.

Когда внезапно погасли уличные фонари и темнота плотной завесой встала перед глазами, Саша даже не заметил явного нарушения установленного в городе порядка, которое не ускользнуло бы от его внимания в другое время, и не замедлил шага. Он ничего не замечал вокруг, решая пустячный по сути дела, но казавшийся ему почему-то чрезвычайно серьезным и значительным вопрос; говорить на службе о происшествии с котом или не говорить? Только пройдя половину пути, он решил, что ничего говорить не будет.

Вот если Белка не вернется до завтрашнего утра, — подумал он, — тогда, пожалуй, нужно будет сказать: откуда может вернуться кот, где он сейчас находится, если возможно возвращение?…

— Какая чепуха! — вслух сказал Саша. — Белки нигде не может быть. Он растворился в воздухе, исчез бесследно и никогда не вернется! Но если так, то почему надо ждать до завтра, а не рассказать обо всем сегодня? Гораздо логичнее и правильнее будет…

— Ослеп ты, что ли? — раздался рядом с ним сердитый возглас, и Саша внезапно осознал, что едва не сбил кого-то с ног.

— Ничего! — ответил он, сообразив, что перед ним стоит и удивленно смотрит на него старший лейтенант милиции Кузьминых, заместитель начальника городского отделения. — Со мной ничего. Просто ты так внезапно налетел на меня…

— Я на тебя?! Не вали с больной головы на здоровую. Идет, как лунатик, ничего не видит, а другие виноваты. Пошли! скомандовал Кузьминых.

— Куда? Мне на дежурство.

— Успеешь! Вот к ним.

Старший лейтенант указал на закутанную в платок женщину, на которую Саша сразу не обратил внимания. Теперь он не только увидел, но и узнал ее. Это была хорошо знакомая ему с детства их дальняя родственница Полина Никитична Болдырева, или тетя Поля, как он привык называть ее. Было ясно, что тетя Поля бегала в отделение милиции и при этом так торопилась, что даже не накинула шубы, хотя мороз был никак не меньше двадцати пяти градусов.

“Что могло у них случиться? — с беспокойством подумал Саша. — Почему заместитель начальника городской милиции пошел сам, а не послал кого-нибудь из рядовых милиционеров? Видимо, произошло что-то чрезвычайно серьезное”.

— Все же, — сказал он громко, — что случилось?

Ответа не последовало ни от Кузьминых, ни от самой тети Поли. Может быть, потому, что оба они очень спешили, а может быть, и потому, что как раз в этот момент они трое подошли к дому, где жили Болдыревы.

Всего три минуты назад Саша проходил здесь и не заметил ничего необычного. Теперь он увидел, что все окна ярко освещены, и, очевидно, были освещены и тогда, когда он проходил мимо. Как же он мог не заметить этого?

Саша знал, что Полина Никитична жила сейчас одна с трехлетней внучкой Анечкой. Павел Савельевич Болдырев был в командировке, в их дочь — мать Анечки — уехала с мужем в областной город на несколько дней. В доме должна находиться сейчас одна только Анечка, но свет во всех комнатах и мелькающие фигуры людей показывали, что это не так.

Что же случилось?

И вдруг Саше показалось, что он понял причину тревоги. Это было так неожиданно и так страшно, что он внезапно остановился как вкопанный, охваченный волнением.

Неужели?!.

И сама собой вырвалась фраза, которую он несколько раз слышал сегодня утром и которую несколько раз повторял мысленно:

— Найдется! Не может не найтись!

— Вот и я так думаю, — сказал Кузьминых, уже взявшийся за ручку входной двери. Внезапно он обернулся: — Позволь, однако, о чем ты говоришь?

— Об исчезновении Анечки, конечно. О чем же еще! — ответил Саша, совершенно не думая о том, какое впечатление произведут его слова, если он ошибается и причина тревоги совсем в другом.

— Ты уже заходил сюда?

— Нет, не заходил.

— Откуда же ты узнал?

Не рассказывать же сейчас, на пороге дома, об исчезновении Белки! Саша промолчал.

Старший лейтенант не повторил вопроса. Вместе с Полиной Никитичной он прошел в дом.

Саша остался один. Он не спешил входить, желая хоть как-нибудь разобраться в своих мыслях. Но ничего, кроме щемящего чувства страха, они не возбуждали в нем. Объяснения не было и, очевидно, не могло быть!

Неожиданно догадка оказалась верной, трагически верной. Два одинаковых по сути дела события произошли в двух (а может быть, и не только в двух) домах города в одно и то же время.

Но как они различны по масштабу, эти события! Исчезновение кота — любопытная загадка, не более. Исчезновение ребенка — трагедия!

Саша вошел в дом. Старший лейтенант уже успел за это время разобраться в обстановке и расспросить присутствующих. При входе Саши он сразу же обратился к нему:

— Где, по-твоему, это произошло?

Саша понял, что Кузьминых хочет убедиться в том, что младший лейтенант Кустов действительно что-то знает.

— Где? — повторил он. — И как?

Саша знал где. Он мысленно прикинул расположение дома Болдыревых и их собственного. Они стояли на одной линии, и планировка комнат была одинаковой. Следовательно…

— Я не знаю “как”, — ответил он своему начальнику. — А где — знаю. На кухне! Пойдем, я покажу точно.

Но старший лейтенант не двинулся с места. Потирая рукой подбородок, он думал о чем-то. Саша огляделся и заметил отсутствие Полины Никитичны. В комнате не было ни одной женщины.

Кузьминых спросил почти шепотом:

— Может быть, ты объяснишь все-таки?

— Не здесь! — Саша показал глазами на дверь в смежную комнату, где соседки хлопотали вокруг Полины Никитичны.

— Тогда пошли!

— А Анечка? — спросил Саша. — Не будем ее искать?

Простой вопрос, который должен был прозвучать вполне естественно для Кузьминых, ничего не знавшего о Белке, почему-то рассердил старшего лейтенанта. Он ответил резко:

— В доме ее нет!

— А вне дома?

— А вне дома двадцать пять градусов мороза, а вся одежда девочки находится здесь!

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ,

Работники милиции относятся к людям, не очень склонным к абстрактным размышлениям: профессия заставляет их мыслить сугубо конкретно. Поэтому не приходится удивляться, что события утра двенадцатого января выбили из привычной колеи всю милицию Н…ска.

На экстренном совещании старший лейтенант Кузьминых сделал сообщение об исчезновении Анечки.

— В семь часов утра, — сказал он, — к Болдыревым, как всегда, пришла молочница и, разговаривая с хозяйкой, задержалась в доме дольше обычного. Все произошло на глазах у этих двух женщин. Обе показали одно и то же. В начале восьмого (точного времени ни та, ни другая не заметили) на кухню прибежала Анечка, в одной рубашонке, босая, и кинулась к бабушке. В двух шагах от Полины Никитичны девочка внезапно исчезла. Отчаянный крик перепуганных женщин услышали рабочие, проходившие в эту минуту мимо дома, а также жильцы двух соседних домов.

Болдырева побежала к нам, но только после того, как поиски девочки не дали никаких результатов. Я самым тщательным образом осмотрел оба выхода из дома и нигде не обнаружил следов босых детских ног, тогда как на полу кухни эти следы можно было рассмотреть, правда очень слабые, но тем не менее бесспорные. Не забудьте, что девочка прибежала босиком прямо из теплой постели. Кроме того, Болдырева беседовала с молочницей возле окна, а следы Анечки обрываются посреди кухни. Все это подтверждает показания свидетельниц, как бы ни были невероятны эти показания. В связи с полной необъяснимостью происшествия представляет огромный интерес то, что рассказал мне младший лейтенант Кустов. Прошу выслушать его.

Если бы Саша решил все же рассказать сослуживцам о том, что случилось у них в доме, его слушали бы с улыбкой. а может быть, и с веселым смехом, принимая рассказ за шутку и не веря ни одному слову. Теперь же то, что он говорил, произвело потрясающее впечатление. Его слушали с напряженнейшим вниманием.

О недоверии не могло быть и речи. Совпадений подобного рода не бывает. Всем присутствующим на совещании в кабинете начальника Н…ской милиции капитана Аксенова показалось, что какая-то неощутимая и невидимая, но тем не менее вполне реальная тяжесть легла на их плечи. Они поняли, что город оказался под действием непостижимой для разума человека таинственной силы, враждебной человеку. Бороться с ней и защищать от нее население города они не могут, не понимая и не зная самой сущности той силы, от которой надо защищать людей.

“А что, если, — подумал каждый из них, — гибель Анечки только начало и вслед за ней точно так же начнут гибнуть другие? Что можем мы предпринять, чтобы предотвратить дальнейшие несчастья?”. Уже никто не сомневался, что исчезновение кота Кустовых и внучки Болдыревых имеет одну и ту же причину и означает гибель исчезнувших.

— Главное сейчас, — сказал капитан Аксенов, — сделать все возможное, чтобы предотвратить возникновение паники. А ведь она неизбежна, если слухи о таинственных происшествиях распространятся по городу. Давайте подумаем, что мы можем предпринять.

— Вряд ли мы сможем что-либо сделать, — сказал Кузьминых, — К сожалению, об исчезновении Анечки знают уже многие. Только бы не было новых несчастий! Пропажа кошки у Кустовых, конечно, не имеет значения. Даже если пропадут полсотни кошек и собак, паники не будет. Но лучше, чтобы о вашей кошке знало как можно меньше народа, — обратился он к Саше. — Ступай домой и предупреди своих, чтобы помалкивали.

— Мой младший брат уже в школе и вряд ли будет молчать, — сказал Саша.

Аксенов и Кузьминых на это только пожали плечами, как бы желая сказать: “Что же тут можно поделать!”.

К чести сотрудников Н…ской милиции, надо отметить, что среди них не возникло панических настроений, хотя и не было никакой гарантии, что не произойдет несчастья с кем-нибудь из них самих, что никто здесь, сейчас, в этом кабинете, внезапно не исчезнет. Каждый подумал о такой возможности, но не показал и виду, что ему стало немного не по себе.

Если бы они только могли знать о том, что произойдет здесь буквально через считанные минуты!…

— О случившемся я известил начальство, — сказал капитан Аксенов. — О том, как встретили мое сообщение, я думаю, вы понимаете и сами. Коротко — получено приказание найти девочку и доложить.

— Что ж, будем искать, — невозмутимо, словно ничего нет легче, отозвался один из офицеров.

Кабинет Аксенова, в котором происходило совещание, был с двумя дверьми. Одна выходила в коридор, а вторая — в кабинет уполномоченного уголовного розыска, которого сейчас не было на месте. Обе двери были заперты. В кабинете Аксенова ключ висел на стене рядом с дверью, а ключ от второй двери уполномоченный унес с собой.

И вот, когда присутствующие поднялись, чтобы разойтись по своим служебным местам, в запертом с двух сторон кабинете уполномоченного внезапно раздался страшный грохот, словно одновременно опрокинулась вся находившаяся там мебель, а затем… мычание!

— Черт возьми! — воскликнул капитан Аксенов, вскакивая и кидаясь в двери. — Что же это такое творится в нашем городе!

Но пока он снимал ключ и вставлял его в замочную скважину, из-за двери раздался мощный рев, оглушительнее первого, а вслед за ним — треск ломаемой мебели.

— А ведь и вправду похоже, что там находится бык, — сказал Саша спокойно (после исчезновения на его глазах Белки его трудно было чем-нибудь удивить). — Как же, однако, он туда попал? Осторожнее, товарищ начальник! — прибавил он, видя, что капитан поворачивает ключ в двери. — Вы же не тореадор, чтобы…

Договорить Саша не успел и, подобно другим офицерам, выхватил пистолет из кобуры. Начальник милиции отлетел к стене, отброшенный ударом с силой распахнувшейся двери, и перед присутствующими предстал — не во сне, а в самой что ни на есть яви — огромный (или показавшийся им огромным в небольшом помещении) белый с бурыми подпалинами бык, с пеной на морде, с налитыми кровью глазами, видимо до крайности разъяренный!

Все последующее произошло в несколько секунд, но офицеры успели увидеть позади быка разгромленный кабинет: стол, превращенный в груду щепок, и опрокинутый шкаф. А так же СОВЕРШЕННО ЦЕЛУЮ, ЗАПЕРТУЮ ДВЕРЬ, ведущую в коридор.

“Не мог же этот бык влететь в окно через две закрытые рамы!” — подумал каждый. Но размышлять и решать загадки не было времени. Бык явно не собирался спокойно смотреть на людей.

Бежать они не могли, да никто из них и не подумал о бегстве. Капитан лежал на полу, видимо оглушенный падением. Половину офицеров отделял от двери в коридор длинный стол для совещаний, покрытый красным сукном. Остальные ни за что бы не бросили товарищей в опасности. Оставалось одно…

Бык наклонил голову, выставив вперед два великолепных острых рога, его мощное тело напряглось, шея вздулась и… он с шумом свалился, пронзенный шестью пулями.

На выстрелы сбежались все находившиеся в здании и в изумлении толпились у порога, глядя на огромную тушу, лежавшую на полу кабинета. Никто не мог понять, как попал сюда бык.

Три часа назад семье Кустовых казалось чудом исчезновение Белки. Чудом могло показаться и исчезновение Анечки. Но во всех трех случаях имело место именно чудо, потому что “чудом” как раз и называется все выходящее за рамки естественного на уровне современной науки.

— Ну теперь они не смогут отмахнуться от моего сообщения, — сказал капитан Аксенов. Он пришел в себя, встал и взялся за трубку телефона. — Теперь у нас есть бесспорное доказательство! — Он кивнул на тушу быка.

Так и получилось. В областном центре на этот раз, видимо, не усомнились в истинности слов капитана, хотя бы поэтому, что оставалось одно из двух — либо поверить, либо прийти к выводу, что начальник Н…ской милиции сошел с ума, а для этого не было оснований.

— Они выезжают к нам, — сказал Аксенов, опуская на рычаг трубку телефона.

— Как вы себя чувствуете? — спросил Кузьминых. — Может быть, вызвать врача?

— Нет, не надо. Меня довольно сильно ударило дверью, больше ничего. Ну и ошеломило, конечно.

Саша вспомнил о полученном приказании.

— Товарищ старший лейтенант, — сказал он, — разрешите идти для выполнения вашего приказа.

— Да, идите!

Уходить Саше не хотелось, но дисциплина есть дисциплина. Он четко повернулся и вышел. Ему казалось ненужным, после всех происшествий сегодняшнего утра, предупреждать домашних, чтобы они молчали об исчезновении Белки. Он подумал, что было бы гораздо лучше поступить наоборот и предать все это самой широкой огласке: авось кому-нибудь придет в голову правдоподобная догадка.

Пять минут быстрого хода, пять минут дома Саша не мог не рассказать отцу и матери о происшествии в милиции, этого все равно нельзя было скрыть от жителей города. Об исчезновении Анечки они уже знали, и через пятнадцать минут Саша подходил обратно к отделению. Возле дома стоял старенький газик, показавшийся ему знакомым. При входе Саша едва не столкнулся с дедом, Степаном Никифоровичем, который, как уже известно читателю, работал в колхозе.

— Привет дедушке! — сказал Саша. — Какими судьбами?

— Ох, внучек! — Степан Никифорович заметно волновался. — Если бы ты только знал, что у нас случилось!

— А кто исчез?

Старик посмотрел на внука диким взглядом,

— Ты… что? — спросил он, запинаясь на каждом слове. Ты… откуда знаешь. Разве в милиции… знают?

— Все мы знаем, все нам известно. Так кто же у вас исчез, говори, не томи ради бога!

— Ну, знаешь! — Степан Никифорович с шумом выдохнул воздух. — Ну и ну! Это, однако, здорово! — Он, видимо, совсем растерялся. — Что же это… по распоряжению…

— Вот именно! По распоряжению исчезают коты и дети, Это у нас, а у вас кто?

— Бык исчез!

— Бык? — от удивления Саша совсем по-детски открыл рот. И там бык и здесь бык! Там пропал, здесь появился! Что за дьявол!

— Исчез бык, — повторил Степан Никифорович. — Наш знаменитый производитель симментальской породы. Медалист!

— Исчез сегодня, в десять минут восьмого. Так?

— Да-да, вроде этого! Значит это… что же… по радио…

“При чем здесь радио? — подумал Саша, — Заговорился дед!”

— Белый с бурыми подпалинами? — спросил он, желал убедиться окончательно.

Старик даже не смог ответить. Он знал, что Саша никогда не видел их знаменитого быка, так как после возвращения из области ни разу не был в колхозе. А бык еще совсем молодой.

— Идем, дед! — сказал Саша.

Ему не хотелось говорить, что медалист симментальской породы лежит в кабинете начальника милиции, годный в лучшем случае только на мясо. Дед сам увидит. Саша знал, как дорожат в колхозах такими производителями, и ему было жаль огорчать Степана Никифоровича.

ГЛАВА ПЯТАЯ,

За время отсутствия Саши капитану Аксенову стало настолько плохо, что спешно был вызван врач. Разъяренный бык с такой силой ударил головой в дверь, что дело не ограничилось для начальника Н…ской милиции синяком на лбу, как сгоряча показалось самому пострадавшему. Врач обнаружил два сломанных ребра.

Когда Саша с дедом вошли в кабинет, врач как раз говорил по телефону, вызывая машину скорой помощи. Его присутствие оказалось весьма кстати, так как старый колхозник, увидя на полу мертвого быка, того самого, который исчез на его глазах три часа тому назад в пятнадцати километрах отсюда, так разволновался, что медицинская помощь потребовалась незамедлительно.

И как тут было сохранить спокойствие! Ведь если даже бык не “растворялся в воздухе”, если его исчезновение только померещилось, то и тогда самый факт, что он очутился в Н…ске, в пятнадцати километрах от родного колхоза (быки, как известно, не отличаются резвостью орловских рысаков), был столь необъясним, что должен был подействовать на нервную систему старого человека сильнейшим образом. Дело могло кончиться совсем скверно, не окажись здесь врача.

Степана Никифоровича не отправили в больницу вместе с капитаном Аксеновым, а уложили в одной из комнат, где стоял небольшой диван. Врач приказал не беспокоить старика в течение часа, но стоило ему только покинуть помещение милиции, как Кузьминых, оставшийся за начальника, тут же попросил рассказать обо всех обстоятельствах, при которых из колхоза исчез бык. Старшим лейтенантом руководило не любопытство (вполне простительное в данном случае), а необходимость. Очень скоро в Н…ск прибудет начальство из района и области, которое будет задавать вопросы, в отсутствие капитана Аксенова, ему, старшему лейтенанту Кузьминых, и он хотел быть в курсе дела, чтобы ответить на любой из этих вопросов.

Рассказ Степана Никифоровича был очень похож на то, что рассказывал час назад Саша. Только дело происходило не в комнате, а во дворе скотной фермы. Старый Кустов работал на этой ферме, и в его обязанности входило выпускать по утрам единственного в колхозе быка-производителя во двор “размять ноги”. Так поступил он и сегодня. Открыл стойло и вывел быка. И вдруг у самой двери во двор бык заупрямился и не захотел выходить, тогда как обычно выбегал весьма охотно. Степан Никифорович, удивленный поведением животного, слегка хлопнул его по крупу, но бык пятился назад, и тогда старик, рассердившись, схватил метлу и сильно ударил упрямца.

— Вот тут и случилось это, товарищ начальник, — сказал Степан Никифорович. — Он — бык, значит — кинулся вперед и только миновал порог, как исчез, ну словно провалился сквозь землю. Вышел я, огляделся, а его и след простыл. Я туда, сюда — нет быка! Ну, пошел к председателю. Вместе поискали, потом другие подошли. Пропал бык! Тогда председатель и говорит: “Сейчас машина пойдет в город. Поезжай, Степан Никифорович, и расскажи кому следует”. Ну вот я и приехал. А вы уже и сами все знаете!

— То есть почему же это мы все знаем?

— Да вот он, — Степан Никифорович показал на вспыхнувшего Сашу, — внук мой, значит. Он сказал, что вы, однако, все уже знаете, И что все это…

— Постой! — перебил старика Саша, — Постой! Я, товарищ старший лейтенант, просто угадал…

— Опять, значит, ясновидение! — Кузьминых улыбнулся. Тебя скоро придется в цирк отправить. Ну ладно! — Он встал. — Спасибо за сообщение! Лежите, Степан Никифорович, как врач велел. И не гневайтесь на нас за быка. Иного выхода, как только застрелить его, у нас не было!

— Где уж тут выход! — сказал Кустов, довольный уважительным отношением к себе милицейского начальника. — Если не иметь опыта, с быком лучше не связываться. Но, однако, зачем вы затащили его в дом?

— Не затаскивали мы, он сам к нам пожаловал. В этом-то вся загвоздка, Степан Никифорович! Но нам с вами ничего не понять, пока ученые люди не разберутся.

— Это уж точно! Эх, приехать бы мне пораньше! Был бы живой наш бык.

— Живой-то живой! — проворчал Кузьминых, выходя с Сашей из комнаты. — Да все равно не рассказал бы, где находился в течение трех часов, вот в чем дело!…

Только войдя вслед за старшим лейтенантом в кабинет — арену недавней корриды, — Саша спросил:

— Где он находился в течение трех часов?… Ты думаешь, где-то находился?

— А как же иначе!

— Значит, и Анечка где-то находится, и наш Белка тоже?

— По-моему, да!

— Где же?

Кузьминых нахмурился.

— Я не ясновидец, как некоторые, — сказал он. — Откуда я знаю. Но где-то они должны быть, если живы. Впрочем, — прибавил он, — мертвые тоже не могут исчезать бесследно.

Он задумчиво посмотрел на тушу быка, загораживающую половину кабинета (до приезда начальства было решено ничего не трогать), и вздохнул.

— Вот кто мог бы рассказать многое, да не расскажет! Давай-ка, Саша, подытожим события, разберемся до приезда начальства. Если есть мысли, выкладывай!

— Я думаю…

— Вот и хорошо, что у тебя есть о чем думать. А у меня никаких мыслей нет.

Могло показаться странным, что после всех происшествий сегодняшнего дня они могли спокойно говорить и даже обмениваться шутками. Словно и не исчезала трехлетняя девочка, не лежал тут же рядом неведомо как оказавшийся здесь бык, словно ничего, выходящего за рамки обыденности, не случилось. Но это, опять-таки, как в семье Кустовых, действовал инстинкт самозащиты. Мозг, неосознаваемо для них, защищал себя от вторжения того, что могло нанести ему вред. Так было не только с Кузьминых и Сашей. Все сбежавшиеся на выстрелы и видевшие быка давно разошлись по своим местам и не только не говорили о происшествии, но даже старались о нем не думать.

— Вот посмотри! — сказал Саша, подходя к карте города и его окрестностей. — Видишь, вот наша улица, на ней расположены дома, наш и Болдыревых. Они стоят на одной линии, вдоль улицы, а она совершенно прямая. И такая же прямая идет дальше дорога от города до колхоза. Выходит, что оба дома и колхоз тоже на одной линии. Улавливаешь?

— Продолжай! — Кузьминых начал волноваться. Он понял мысль, пришедшую в голову Кустову.

— В одно время, а именно в десять минут восьмого, три существа — ребенок, бык и кот — пересекли эту невидимую линию и исчезли. А что было до этой минуты? И что после нее?

— Что-то я плохо улавливаю.

— Потому, что не видел, как исчез Белка. До своего прыжка он что-то почуял. Я видел, как он пристально смотрел сначала на пол, впереди себя, потом вперед, постепенно поднимая голову. Нечто невидимое и для человека неслышимое медленно поднималось, я уверен, не только в нашем доме, но и по всей линии, о которой мы только что говорили. А потом кот прыгнул сквозь это нечто и исчез. Теперь вспомним рассказ моего деда. Бык тоже что-то чуял, он заупрямился, не хотел выходить, а когда удар деда заставил его выйти, он тоже исчез. Трехлетний ребенок конечно ничего не почуял, пересек линию и исчез.

— Здорово! — искренне восхитился Кузьминых. — Ну, а что было после?

— А после происходило вот что, — сказал Саша. — Мои родители, брат, я сам, все, кто находился в доме Болдыревых (ты сам, между прочим), мой дед вслед за быком — все много раз пересекали эту невидимую линию, но, однако, никуда не исчезали. Линия, видимо, сама исчезла, во всяком случае, перестала “действовать”. Впрочем, лучше называть это нечто не “линией”, а “полосой”, расположенной вертикально. Но что это за полоса? Откуда она взялась в нашем городе и его окрестностях? Мне кажется, — неожиданно закончил Саша, — что это какие-то опыты, проводимые какими-то учеными, вот и все!

— Вот и все! — повторил Кузьминых. — Прав ты или не прав, сказать затрудняюсь. За такие опыты под суд отдают. Ты забыл про девочку Болдыревых? Ничего себе опыты, убивающие детей!

— Быка этот опыт не убил, однако! Убили его мы…

Саша вдруг замолчал, пристально всматриваясь в карту. Удивленный старший лейтенант услышал, как он прошептал:

— Кабы не мороз! Ну, а если все-таки!…

— Ты это про что?

— Погоди! Дай-ка линейку

Кузьминых молча достал из ящика стола и подал Саше пластмассовый треугольник, по краю которого был нанесены риски делений.

Саша почти вырвал треугольник из руки старшего лейтенанта. Тот ничего не сказал, терпеливо ожидая объяснений.

— А что, если не в доме, а на улице! — тихо произнес Саша. Потом он повернулся к Кузьминых, стоявшему возле стола капитана Аксенова.

— Товарищ старший лейтенант, — сказал он четко, но заметно взволнованным голосом, — прошу вас срочно позвонить в сельсовет деревни Фокино!

Кузьминых даже не спросил о причине столь неожиданной и странном просьбы. Ом просто и как-то сразу поверил в то, что позвонить, и именно в Фокино, совершенно необходимо. Что он скажет, когда его соединят с фокинским сельсоветом, он не подумал.

Младший лейтенант Кустов, самый молодой сотрудник городского отделения милиции, до сегодняшнего дня ничем не примечательный, внезапно приобрел в глазах Кузьминых непререкаемый авторитет. Раз он говорит — надо, значит — надо!

Но старшему лейтенанту не пришлось придумывать предлога; для своего звонка или передавать трубку Саше. Едва только он сказал: “Говорит начальник Н…ской милиции”, чей-то голос не том конце провода радостно воскликнул: “Вот хорошо! А мы только что собрались звонить вам!”. А дальше ошеломленный старший лейтенант услышал такое, что в первое мгновение усомнился — уж не спит ли он? На прерывая собеседника, он слушал минуты три, потом спросил только: “В каком состоянии?” — и, получив ответ, положил трубку. Ни слова не говоря Саше, вопросительно смотревшему на него, Кузьминых позвонил и приказал вошедшему сержанту:

— Быстро — машину!

Сержант ответил: “Есть!” — и вышел. Кузьминых нервно потер пальцем виски, повернулся к Саше и не менее минуты смотрел на него, словно в первый раз видел.

— Она там? — спросил Саша.

— Послушай! — Старший лейтенант снова потер виски, хотя голова у него и не болела. — Что это означает, однако? Ты что, и в самом деле ясновидящий? Ну с чего ты взял, что Анечка в деревне Фокино, а не в поселке станции Озерная, например?

Саша поморщился при слове “ясновидящий”. Еще прилипнет к нему это прозвище, потом не отделаешься!

— Все очень просто! — объяснил он. — Просто и не требует никакого ясновидения. Я подумал, что если мог вернуться бык, то почему должна пропасть бесследно девочка? Не логичнее ли предположить, что и она вернулась. А где она могла оказаться? По аналогии — в пятнадцати километрах от города, но в другую сторону. А там как раз расположено Фокино, на одной линии, если провести ее от колхоза через город. Вот и все! А как она, Анечка — появилась в доме?

— Нет, ее увидели на улице.

— Раздетую? В одной рубашке?!

— Да, в рубашке и босиком. На снегу, в двадцатитрехградусный мороз. И она совершенно здорова, их фельдшер осмотрел ее. Но вот что странно. Они толкуют о какой-то пленке. Я что-то не понял. Сейчас будет машина. Заезжай за Болдыревой и за доктором, я позвоню в поликлинику. Фельдшеру я не слишком верю. И в Фокино! Я бы м сам поехал. но начальство вот-вот прибудет. Только ты позвони мне оттуда обязательно!

— А что она, Анечка, говорит?

— Не знаю! Они об этом ничего не сказали. Главное, в конце концов, что девочка не замерзла, как это ни удивительно. Из теплой постели — и прямо на улицу, на мороз!

— Через три часа, — добавил Саша.

— Что через три? Ах да, верно! Где же она могла находиться эти три часа?

— Снова тот же неразрешимый вопрос, — сказал Саша. — Я вот что думаю. Если бык мог пройти пятнадцать километров, то ребенок трех лет никак не мог. Значит, они оба не шли, не ехали ни на чем, в общем, не передвигались понятным нам способом, И все же… Да еще пленка какая-то! Что за пленка, откуда? Послушай, старший лейтенант, тебе на страшно?

— Страшно? Пожалуй, да, есть немного. Не по себе как-то! Что ни говори, а к чудесам мы не привыкли, однако!

ГЛАВА ШЕСТАЯ,

В милицейском “пикапе” с закрытым кузовом было тепло. Полина Никитичне отказалась сесть рядом с шофером и попросила Сашу ехать с нею в кузове. В кабину сел врач из городской поликлиники, Семен Семенович, который по совместительству исполнял обязанности судебно-медицинского эксперта.

Полина Никитична всю дорогу донимала Сашу вопросами, на которые он не мог ответить. Она еще не оправилась от потрясения, вызванного исчезновением внучки, а затем и известием о ее появлении, и хотела знать подробности, вообще никому пока не известные. “Какой же ты, Сашенька, милиционер, если ничего не знаешь?” — говорила она и плакала.

— Тетя Поля, — убеждал Саша, — о чем вы плачете? Радоваться надо, а не плакать. Анечка жива и здорова и ничего с ней не случилось. Сейчас вы ее увидите!

Но на Полину Никитичну его доводы не действовали.

Но вот наконец и фокинский сельсовет.

Их ждали, и председатель совета сразу же доложил, как только Саша вышел из машины:

— Девочка в полном порядке, чувствует себя хорошо и не чихает!

Если судить по тону, это последнее обстоятельство казалось председателю наиболее важным.

— Даже не чихает, — сказал Семен Семенович, торопливо проходя мимо них в дом. — Тогда мне здесь делать нечего!

— Это вы говорили по телефону с начальником милиции? — спросил Саша.

— Так точно, я.

— Что это за пленка? Слышимость была плохая, начальник не понял.

— Пленки больше нет.

— Кто первый увидел девочку на улице?

— Не на улице, на дороге, метрах в двухстах от околицы. А увидели ее два брата Седых, кузнецы наши.

— Где сейчас братья Седых?

— Тут, ожидают вас.

— Пойдемте! — сказал Саша.

Загадочная пленка не давала ему покоя. Он чувствовал, что именно в ней заключена была разгадка более чем странного факта, что трехлетний ребенок, совершенно раздетый, не замерз на таком морозе.

Анечку он увидел не сразу, ее заслоняла широкая спина доктора. Девочка сидела на коленях Полины Никитичны, закутанная в шерстяной платок, концы которого свисали до пола. Семен Семенович, видимо, только что закончил выслушивать ее и сейчас с озабоченным лицом медленно свертывал трубки фонендоскопа, пытливо смотря на юную пациентку, которая выглядела совершенно здоровой. В комнате находились еще две пожилые женщины и братья Седых.

В углу стояла большая круглая печь, от которой шел сильный жар. Видимо, в нее подкинули сухих дров, чтобы Анечка могла как следует прогреться.

“Уж не от жара ли исчезла пленка?” — подумал Саша.

Он и не подозревал, что снова, который раз в этот странный день, угадал верно. Была ли эта необычайная проницательность не имевшим до сих пор случая проявиться свойством его ума? Или сами необычные обстоятельства вызвали ее? Человек часто, особенно в молодом возрасте, сам не подозревает, какие способности в нем скрываются.

— Ну как, доктор? — спросил Саша.

— В высшей степени странно, — ответил Семен Семенович. — Девочка как будто здорова! Никаких показаний! В легких чисто! Просто чудеса какие-то!

— Вот и наш фельдшер говорил то же, — сказал председатель сельсовета.

— Кстати, где он? — спросил Саша.

Председатель усмехнулся.

— Ушел! Обиделся, что вы захватили с собой доктора. “Мне не верят, пусть сами разбираются”, — так он сказал и ушел. Он у нас, однако, сильно самолюбивый.

— Семен Семенович, — спросила Полина Никитична, — Анечку можно одевать?

— Не можно, а нужно. Давно пора. Да что вы, право, словно боитесь выпустить ее из рук! Никуда она не денется!

— Теперь-то никуда, а вот терять ребенка на дороге!.. — Председатель сельсовета укоризненно покачал головой.

— Одевайте, одевайте! — поспешно сказал Семен Семенович. — Девочка здорова, и нечего ее кутать в платок.

— Мы ее горячим молоком напоили, — сказала одна из женщин, оказавшаяся женой председателя, — вот и здорова.

— Побудьте сами голой на морозе, поможет вам тогда горячее молоко! — проворчал доктор.

Саше очень хотелось расспросить Анечку, но он подумал, что здесь, в присутствии людей ни во что не посвященных, не знающих даже, что эта самая девочка три часа назад таинственно исчезла. Этого делать, быть может, не следует.

Саша взялся за братьев Седых.

Кузнецы охотно рассказали обо всем. Они увидели Анечку метрах в трехстах от деревни, на дороге к кузнице. Девочка появилась перед ними внезапно, словно из-под земли. Почему они не заметили ее раньше, им самим непонятно. Увидели, и все! Откуда она взялась на совершенно ровном месте, где нет ни кювета, ни деревьев, ни одного, кустика, ничего, они товарищу младшему лейтенанту сказать также не могут. Просто увидели вдруг что-то маленькое и черное.

— Черное? — удивленно переспросил Саша.

— На ней было что-то черное.

— Почему “что-то”? Платок, платье, шубка?

— Нет, что-то! Вроде пленки, облепившей все тело. Только глаза и нос не были ею закрыты. Пленка совсем черная. Сначала мы решили, что перед нами неведомо откуда взявшийся негритенок, и притом совершенно голый. Только подойдя ближе, мы поняли, что это девочка, и отнюдь не негритянка. Глазки голубые, а носик розовый. Не красный, как бывает на морозе, и не белый, как должно быть, если бы она замерзла. Розовый, самый обычный, вот как сейчас. Но обо всем этом мы подумали только потом. Сначала очень перепугались: ребенок на морозе, почти голый! Пленка казалась совсем тонкой, да она и оказалась тонкой, хотя и не прозрачной. Что подобная пленка может согревать человека, нам и в голову не пришло.

— А рубашка? Разве на ней не было рубашки?

— Была, но под пленкой ее не было видно. Да и рубашка-то ведь не шуба, ею не согреешься! Рубашку мы увидели потом, когда пленка растаяла.

— Как растаяла, сразу или постепенно? — спросил Семен Семенович.

— Почти что сразу, как вошли в помещение. Сперва посветлела, потом стала серой, а не черной. А потом — смотрим, а ее и нет уже! Что это было?

Кузнецов больше всего заинтересовала пленка. Появлению девочки на дороге, где только что никого не было, они не придавали того значения, которое это появление имело в глазах Саши и Семена Семеновича. Они просто думали, что почему-то не заметили ее раньше, пока не подошли совсем близко.

Саша поспешно записывал слова Седых, стараясь ничего не пропустить. Братьев, конечно, допросят еще раз, но сейчас, под свежим впечатлением, они могут вспомнить подробности, которые потом забудутся. Кто знает, что здесь важно, а что не важно! Ведь в событиях этого дня будут разбираться не в милиции.

— Вернемся назад, — сказал он. — Когда вы подошли к девочке, что вы делали и что говорили?

— О чем тут было говорить? — ответил один из братьев. Мы не говорили, а действовали. Я скинул доху, завернули в нее ребенка, и обратно в деревню! Сильно торопились. Разве можно было думать, что ребенок совсем не замерз. Таких пленок мы прежде никогда не видели. Новое что-то! По дороге я спрашиваю: “Ты откуда?” — “Из дому”, — отвечает. А какой дом в той стороне? Лес только. Километрах в двадцати — верно, есть деревня. Не пришла же она оттуда? Я говорю брату: “Ехали и ребенка выронили. Не иначе, пьяные”. Василий отвечает: “Верно! Если не пьяные, обязательно заметили бы”. “Тебе не холодно?” — это я у девочки спрашиваю. “Нет, — отвечает. Мне тепло. Меня не уронили. А ты меня, дядя, к бабушке несешь?” — “Да, — говорю, — к бабушке”. А сам думаю: не может быть, чтобы ей было тепло. В дохе согреться еще не могла успеть. Наклонился к ее личику, а от нее и вправду теплом пахнет.

— А вы не подумали, что у девочки может быть повышенная температура? — спросил Семен Семенович.

— Ну не-ет! Разве ж я не почуял? Пахло, как обычно от здорового ребенка. Что у меня, детей нет?

— А во что превратилась пленка, когда растаяла?

— А ни во что! Следа от нее не осталось. Вот хоть его спросите! — Седых указал на председателя. Тот кивнул головой и сказал задумчиво:

— Странная штука! Верно Федор говорит — таких пленок у нас не видывали. Как трико, но гладкая что шелк. А на ощупь, однако, будто и нету ее. Я девочку от Федора принял, чувствую, что теплая, не замерзшая нисколько, а пленку эту только вижу. Но рассмотреть не успел, начала она как бы таять. Была черная, стала серая и исчезла. Вот так прямо взяла и исчезла!

Председатель развел руками, словно желая сказать: “Ну и ну! Вот чудеса-то! Чего только люди не выдумают!”.

Пора было кончать расспросы. Все вроде ясно (вернее, все более и более неясно!), а до конца разберутся другие, те, кому положено заниматься подобными происшествиями. Если, конечно, такие люди вообще существуют!…

Саша вспомнил, что еще не позвонил Кузьминых, как тот просил. Но в помещении сельсовета набралось довольно много народу, могут подойти еще, говорить при всех этих людях, разумеется, нельзя. Придется старшему лейтенанту еще потерпеть немного!

— Ну, все! — сказал он, вставая. — Спасибо за заботы о девочке!

— А тех, кто потерял ее на дороге, найдете? — спросил Федор Седых.

— Конечно!

В тоне вопроса Саше послышалась нотка иронии. Потом он увидел, как после его ответа переглянулись оба кузнеца, заметил мелькнувшую на мгновение усмешку под усами Василия Седых и понял, что ирония ему не померещилась, она действительно была и относилась именно к нему — не к Александру Кустову, разумеется, а к младшему лейтенанту милиции, который в глазах этих людей, далеко не столь простых и доверчивых, как показалось Саше, прилагал все усилия “навести тень на плетень”. Да и не так уж трудно было заподозрить что-то неладное во всей этой истории: чудесная пленка, предохранившая ребенка от замерзания при двадцатитрехградусном морозе, говорила сама за себя, красноречивее слов.

Саша обратил внимание, что никто не пытался получить какие-нибудь объяснения от приезжих, ни о чем их не расспрашивал. Такой выдержке можно было позавидовать!

“Но ведь и я сам, — подумал он, — выгляжу спокойным и ничем не выдаю смятения в моих мыслях. Откуда у меня это? Неужели только потому, что на моих глазах исчез Белка?”

Вспомнив о Белке, он тут же подумал и о том, что вот все трое — Анечка, бык и Белка — исчезли одновременно, а затем двое из них — девочка и бык — оказались в пятнадцати километрах к западу. Почему же исчезнувший кот нигде не появился? Не появился… А так ли это?… Может быть, и он тоже! Где? Да здесь же, в этой самой деревне! Появления быка в запертом кабинете не могли не заметить. Появления трехлетнего ребенка тем более! А кота могли и не заметить! Спрашивать о нем бесполезно. Только увеличивать этим подозрения! Жаль, но ничего не поделаешь, о Белке надо молчать!

Саша неприметно вздохнул.

— Прежде чем мы уедем, — сказал он, — покажите мне место, где впервые была замечена девочка,

— Это по дороге к городу.

Председатель и оба кузнеца вышли проводить гостей. Полина Никитична несла Анечку на руках, точно и вправду боялась поставить ее на ноги. На этот раз она села в кабину к шоферу. Семен Семенович забрался в кузов, а остальные пошли пешком.

Саша шел позади, рядом с Василием Седых. Неожиданно для себя он заговорил о том, о чем решил промолчать. Подсознательно желание разрешить мучивший его вопрос крепло в нем с того момента, как он вспомнил о Белке и подумал, что любимец их семьи может погибнуть здесь.

— Вот теперь, когда пропавшая девочка нашлась, — сказал Саша, обращаясь к своему спутнику, — я как-то невольно вспомнил, что три дня назад пропал наш кот и до сих пор не нашелся.

Он тут же подумал, что упоминание о кошке в связи с историей пропавшего и найденного ребенка звучит по меньшей мере странно. Но было уже поздно.

Седых удивленно посмотрел на Сашу и красноречиво пожал плечами.

— Что это вы вдруг вспомнили?

— Так, случайно, — сказал Саша, мысленно ругая себя за отсутствие выдержки.

Шедший впереди с председателем сельсовета Федор Седых обернулся.

— Уж не их ли кот бегает по деревне, а, Василий? Помнишь? Ульяна говорила.

— Сомнительно! Что же он, три дня добирался сюда из города? — (“Три дня” была Сашина хитрость — как и следовало ожидать, бесполезная.) — Видите ли, — обратился к нему Василий, — у нас видели сегодня чужого кота. Соседка рассказывала. Большой белый кот, породистый. Носится по деревне, как ошпаренный. А ваш пропавший кот какой, белый?

— Да! — У Саши дух захватило от этих слов кузнеца. — Большой белый!

— Если это ваш, то с чего бы, однако, он убежал так далеко от дома? Кошки этого обычно не делают.

— А трехлетние девочки? — не оборачиваясь, спросил Федор Седых.

Василий не реагировал, словно не слышал слов брата.

— Вы не тревожьтесь, товарищ младший лейтенант, — сказал он. — Этого кота мы поймаем, и кто-нибудь завезет его вам. Скажите только адрес. В город ездят каждый день.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ,

Саша Кустов напрасно тревожился о том, что не выполнил полученного приказания и не позвонил по телефону в Н…ск. Кузьминых было не до него, хотя он и не забыл, разумеется, о внучке Болдыревых. Не прошло и часа после отъезда Кустова в Фокино, как в отделение милиции поступило такое сообщение из городской поликлиники, что у старшего лейтенанта глаза полезли на лоб от удивления. Он поспешно оделся, отдал приказ дежурному встретить областное начальство, если оно прибудет до его возвращения, и чуть ли не бегом направился в поликлинику.

Никаких предположений или догадок в пути у него не возникало. События, одно поразительнее другого, следовавшие одно за другим в этот необычайный день, парализовали его способность вообще мыслить связно. Он и действовал не обдуманно, а просто в силу привычки. Случилось что-то, требующее его присутствия на месте происшествия, и он спешил туда, не думая ни о чем и не зная, что он будет там делать.

Если бы он мог рассуждать, как рассуждал обычно, то скорее всего остался бы в отделении, так как было очевидно, что точно так же, как и в случае с исчезновением Анечки и в других, произошедших сегодня, милиции делать было совершенно нечего. Это должны были хорошо понимать и те, кто вызвал его в поликлинику, но и они действовали, очевидно, по привычке. Случилось нечто выходящее из ряда обыденного, — значит, нужно сообщить в милицию!

Главный врач ожидал прихода Кузьминых в своем кабинете. Там же находился неизвестный старшему лейтенанту молодой человек — очень высокого роста, худощавый, со светлыми волнистыми волосами, чисто выбритый. Одет он был в новый с иголочки синий костюм.

— Познакомьтесь! — сказал главврач. — Это наш новый работник, доктор Фальк, прилетевший сегодня утром из Латвии. Кстати, у него есть к вам дело, товарищ Кузьминых.

— Дело мое может подождать. Не срочное! — Фальк говорил без акцента, но выговаривал слова очень замедленно.

— Мы попросили вас прийти потому, — нетерпеливо перебил его главврач, — что сами ничего не можем понять в том, что произошло.

— И думаете, что смогу я? Тогда расскажите подробно!

— Будет лучше, если вы увидите сами.

— Хорошо! — согласился Кузьминых. — Но почему вы не отправили капитана Аксенова домой?

— Мы собирались это сделать после того, как наложим давящую повязку. А для этого нужен рентгеновский снимок. Снимок был готов минут двадцать назад. У вашего начальника сломано два ребра.

— А потом вам помешало то, о чем вы сказали по телефону?

— Вот именно!

Доктор Фальк остался в кабинете. Идя по коридору, Кузьминых думал, что, как ни странно, он совсем спокоен и не чувствует ни малейшего волнения, хотя то, что его ожидает, более чем необычайное. Продолжительность возбуждения нервной системы имеет предел, а для него, старшего лейтенанта Кузьминых, таким, пределом явилась история с быком.

Возле одной из дверей, за которой, очевидно, и находился капитан Аксенов, толпилось человек шесть из персонала поликлиники.

Главный врач сказал недовольно:

— Праздное любопытство! Занимались бы лучше своим делом. Войдите! — обратился он к Кузьминых.

Старший лейтенанта перешагнул порог. За ним в палату вошли главный врач и медсестра.

Капитан, обнаженный по пояс, лежал на кушетке, обтянутой светло-серой клеенкой и покрытой белоснежной простыней. Было видно, как он равномерно и глубоко дышит, но дыхания не было слышно.

— Мы положили его сюда, — объяснила сестра, — чтобы он спокойно ждал, пока приготовят повязку. А теперь мы не можем…

— Постойте, — перебил ее главный врач, пристально всматриваясь в капитана. — Давно он так дышит?

— Как?

— А вы что, не видите? Разве может так глубоко дышать человек со сломанными ребрами?

— Я… Я не знаю. Как странно!

— Мне тоже показалось странным такое глубокое дыхание, заметил Кузьминых, — хоть я и не медик. Но, однако, я не вижу…

— Подойдите к больному! — сказал врач почему-то почти шепотом. — В том-то и дело, что мы тоже ничего не видим.

Старший лейтенант недоуменно пожал плечами. Между ними и кушеткой, на которой лежал Аксенов, не было ничего, и потому казалось, что подойти к больному ничего не стоит. Но Кузьминых помнил, ПОЧЕМУ его вызвали в поликлинику, и понимал, что слова врача не пустой звук. Именно на этом коротком, всего лишь метра в четыре, пути и ожидает его то неведомое, что заставляет этого пожилого и опытного хирурга так волноваться.

И все же он никак не мог ПОВЕРИТЬ…

Шаг… второй… третий… И вдруг старший лейтенант почувствовал, что четвертого шага он сделать не может. Что-то мягкое и упругое преградило ему путь. Казалось, что самый воздух внезапно сгустился перед ним и чуть заметно, но, несомненно, ОСТОРОЖНО толкнул назад.

Непреодолимое чувство протеста против какого бы то ни было насилия, свойственное характеру Кузьминых, заставило его сделать еще шаг вперед. И снова невидимая преграда остановила его. Снова ощутил он слабый, отчетливо воспринимаемый толчок назад. Не умом, а подсознанием он понял, что никакая сила не сможет преодолеть это “слабое” сопротивление. И дикая мысль, что перед ним не сгустившийся воздух и не завеса, а нечто обладающее разумом, сознательно не хотевшее причинять кому-либо вред, но запрещающее подходить к капитану Аксенову, сразу же превратилась в уверенность, что это так и есть.

С чувством страха Кузьминых отступил.

— Вот то-то и есть! — сказал главный врач.

Кузьминых справился с волнением. Против ожидания это удалось ему очень легко.

— Давно это появилось? — спросил он.

— Кто знает! Больного положили здесь после рентгена, минут сорок, сорок пять назад. А что к нему нельзя подойти, заметили минут за пять до моего к вам звонка. На часы я не посмотрел. Что же это такое, как вы думаете?

— Вопрос не по адресу. Подобные вещи вне компетенции органов милиции. Но я думаю, капитану Аксенову это не повредит. — “Скорее всего, пойдет на пользу”, — прибавил он мысленно, сам не зная, почему вдруг явилась такая странная мысль.

— Смотрите, он, кажется, просыпается, — сказал врач. Кузьминых обернулся и успел заметить, как снова закрылись глаза Аксенова. Капитан поднял руки, точно желая закинуть их за голову, сжал кисти и вдруг… сильно потянулся, резким движением расправив грудь. Даже человеку, ничего не смыслящему в медицине, стало бы ясно, что такое движение никак не вяжется со сломанными ребрами. Главврач ахнул.

— Что это значит? — спросил Кузьминых.

Аксенов повернул голову на звук его голоса. Увидев своего заместителя, он улыбнулся.

— Ну, вот меня и починили, — сказал он весело. — Можно встать, доктор?

— Кто вас “починил”? Почему вы думаете, что у вас все в порядке? — спросил главврач, подходя к Аксенову.

Видимо, он поступил так машинально и даже не заметил, что никакое препятствие не помешало ему это сделать. Но зато это сразу заметил Кузьминых.

“Неужели “этого” больше нет? — подумал старший лейтенант. — Куда же делась странная “завеса”, которая только что была здесь? Уж не потому ли она исчезла, что капитан проснулся и “завесы” больше не надо? Кому не надо?… Однако, — едва не сказал он громко, — мне сегодня приходят в голову совершенно дикие мысли!”

Он весь напрягся, делая шаг вперед. Но “завесы” действительно больше не было…

— Больно?

Пальцы врача осторожно ощупывали правый бок Аксенова. Но, очевидно, боль не появлялась, потому что капитан по-прежнему улыбался.

— У меня даже голова не болит, — сказал он.

— А почему вы думаете, что она должна болеть?

— От наркоза.

— Какого наркоза?

— Что-то я вас плохо понимаю, доктор, — сказал Аксенов. — Вы же чинили меня под наркозом, не правда ли? Иначе я бы не мог ничего не почувствовать. Разве не так?

— А сейчас вы что-нибудь чувствуете?

— Только одно — желание встать.

— Придется немного подождать. Сейчас сделаем вам повторный снимок.

— А это зачем?

Врач ничего не ответил и вышел. Почти тотчас же в палату вошла медсестра. Но Кузьминых успел прошептать на ухо капитану:

— Не было никакого наркоза. С вами ничего не делали. Вы просто заснули.

— Это странно! — сказал Аксенов. — Почему же я не чувствую боли при дыхании? Разве первый снимок ошибка?

“Вот, вот! — подумал Кузьминых. — Именно так и будут рассуждать все. И никто не поверит ни в какую “завесу”. Ошибка! И больше ничего!”

Он нисколько не сомневался в том, что капитан Аксенов уже здоров. Повторный снимок обязательно покажет, что перелома ребер нет. Но как и чем объяснить то, что зафиксировано на первом снимке? От фотодокумента не отмахнешься!…

— Помогите больному встать, — сказала медсестра.

— Я могу встать и сам. — С этими словами Аксенов легко поднялся на ноги.

Сестра укоризненно покачала головой.

Идя по коридору вслед за Аксеновым и сестрой, Кузьминых видел, что походка его начальника совсем не та, что была у него, когда он шел из своего кабинета к машине скорой помощи. Сомнения не было — капитан действительно здоров! В чем же тут дело?…

Этот же вопрос старший лейтенант задал и главному врачу. Тот удивленно посмотрел на него.

— О чем вы меня спрашиваете?

— О том и о другом.

— Относительно больного ничего сказать сейчас не могу. Подождем снимка. А относительно “другого”, позвольте повторить ваши же слова: вопрос не по адресу.

— Кого же спрашивать?

— Боюсь, что некого.

С минуту оба молчали.

— Не кажется ли вам, — сказал Кузьминых, — что все обстоятельства этого дела следует заактировать?

— Для чего? И для кого?

— Для тех, кто заинтересуется этим. Хотя вы и говорите, что спрашивать некого, думаю, что найдутся люди, которым наш акт может пригодиться.

— Кому это может пригодиться?

— Науке!

Снова молчание.

— Пишите акт, — сказал главврач. — И простите меня! Я совсем потерял голову. Разумеется, вы правы! Садитесь за мой стол.

Вошла медсестра и подала ему мокрый еще снимок.

— Милое дело! — сказал врач. — Посмотрите!

— Зачем мне смотреть? Я в этом все равно ничего не смыслю. Знаю, что капитан Аксенов здоров и перелома ребер у него нет. Больше нет!

— Что значит “больше нет”?

— Это значит, что перелом был, а теперь его нет. И именно потому мы с вами составляем акт.

— Фиксируем то, чего не понимаем?

— Да! И вряд ли поймем когда-нибудь.

— Тогда еще раз спрошу: кому же нужен наш акт?

— Науке! — повторил Кузьминых. — Но не медицине и не криминалистике. Впрочем, — прибавил он, — относительно медицины я, может быть, и не прав, судя по тому, что произошло с капитаном Аксеновым на наших глазах.

“А что же, собственно говоря, произошло на наших глазах? — тут же подумал он. — Ровно ничего! К капитану нельзя было подойти, потому что “нечто” мешало. Вот и все, что мы знаем. Правда, это “нечто” или “некто” вылечило его за то время, пока никто не мог подойти и помешать. Но чему помешать? Или, быть может, кому? Нет, лучше не пытаться найти разгадку! С ума можно сойти!”

— Давайте писать акт, — сказал он таким тоном, словно хотел успокоить себя и главного врача. — Что еще нам остается? Это тот редкий случай, когда думать вредно…

Сотрудники милиции не очень удивились, когда увидели своего начальника. Капитан выглядел как обычно, а на вопросы о самочувствии коротко отвечал: “Нормально!”, не вдаваясь в подробности.

Н…ск стоял на полпути между районным и областным центрами, поэтому ожидаемые машины прибыли почти одновременно. Из района приехали майор и капитан, а из области — подполковник и судебно-медицинский эксперт областного управления, психиатр по специальности. Его присутствие красноречиво свидетельствовало о возникших относительно Аксенова подозрениях.

— Ну что ж, давайте показывайте, что у вас здесь произошло, — сказал подполковник, и в тоне, каким была сказана эта фраза, отчетливо прозвучало: “если у вас действительно что-то произошло”.

“Ладно, дорогие товарищи, — подумал Кузьминых. — Хорошо смеется тот, кто смеется последним! Посмотрю я на вас через пару минут, там, в кабинете”.

Уходя в поликлинику, он запер дверь, чтобы никто не входил и ничего не трогал. Начальство должно было увидеть все в том виде, в каком он оставил, на случай, если захочет произвести следствие по всем правилам.

Кузьминых достал ключ и отпер дверь.

— Прошу вас! — сказал Аксенов.

Переступив порог, все остановились — гости от удивления, а хозяева в полной растерянности.

ТУШИ БЫКА В КАБИНЕТЕ НЕ БЫЛО!

— Так! — многозначительно сказал подполковник. — Этого следовало ожидать!

Капитан Аксенов протянул руку, указывая на что-то, лежавшее на полу.

Это были шесть кусочков свинца, в которых нетрудно было узнать слегка деформированные пистолетные пули. Они лежали на том самом месте, где упал СРАЖЕННЫЙ ИМИ симментальский бык, непостижимым образом исчезнувший из запертого кабинета.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ,

— Кому вы оставляли ключ? — спросил капитан Аксенов.

Кузьминых вынул из кармана связку ключей.

— Никому, — ответил он. — Вот! Все на месте.

От волнения оба начисто забыли, что всего минуту назад старший лейтенант этим самым ключом открыл дверь на глазах у всех.

— Значит, у кого-то имеется дубликат.

— Это исключено, товарищ капитан. От вашего кабинета существуют два ключа — один у вас, второй у меня.

— О чем вы спорите? — спросил подполковник. — Вижу, что на вас сильно подействовали все эти события. Туша быка — это не спичечный коробок. Чтобы протащить ее через эту дверь, нужна лебедка или по меньшей мере десять человек.

Кузьминых сдвинул брови.

— Вы хотите сказать, что никакого быка здесь не было?

— Хотел бы так думать, очень хотел бы, но не могу. Приходится верить своим глазам, — сказал подполковник. — Не торопитесь обижаться! Мы видим, что все рассказанное вами — чистая правда!

Для криминалистов — а приехавшие были достаточно опытными криминалистами — следы, оставшиеся в кабинете Аксенова и в разгромленной комнате уполномоченного уголовного розыска, были красноречивее слов. И следов этих для профессионального глаза было множество.

Старший лейтенант Кузьминых понял, что если бы даже не существовало телефонного сообщения капитана Аксенова, то и тогда по оставшимся следам вся картина “корриды” была бы восстановлена этими людьми быстро и точно.

— Надо допросить всех участвовавших в расстреле быка, сказал подполковник после десятиминутного внимательного осмотра обоих помещений. — Судя по всему, работка нам здесь предстоит не легкая.

— Что именно вы имеете в виду? — спросил Аксенов.

— Все! Все, что у вас тут случилось, начиная с девочки.

— Мне не ясно, что может дать вам допрос моих офицеров, сказал Аксенов.

— Не мне, а нам! Нам этот допрос даст акт, который будет необходим, когда всей здешней “фантастикой” займутся люди, далекие от нашей с вами профессии.

Кузьминых удовлетворенно кивнул. Он ничего не сказал о другом акте, лежавшем у него в кармане. Капитан Аксенов о нем знает и, если найдет нужным, скажет сам. Старшему лейтенанту было приятно, что там, в поликлинике, он принял правильное решение. Спросив разрешения удалиться, он вышел, чтобы распорядиться о вызове сотрудников, присутствовавших утром на экстренном совещании.

— Разрешите задать вам вопрос, товарищ подполковник, сказал Аксенов. — Что вы имели в виду, когда сказали: “Этого следовало ожидать”?

— Значит, обиделись?

— Нет, нисколько не обиделся. Я спрашиваю об этом по более серьезной причине.

— Это была ошибка с моей стороны, и за нее прошу извинения.

— Я понял вас иначе, — с оттенком разочарования, который не ускользнул от его собеседников, сказал Аксенов. — Впрочем, вы не все знаете.

— Выходит так! Расскажите, чего мы не знаем.

Подполковник и врач-эксперт с интересом посмотрели на Аксенова. У всех мелькнула одна и та же мысль; что же еще могло произойти? Им было известно только о внучке Болдыревых и о симментальском быке, но и этого более чем достаточно. Получается, что есть что-то еще!

Капитан подробно, но по привычке очень кратко, рассказал о том, что произошло с ним в поликлинике.

— У моего заместителя есть соответствующий акт, подписанный главным врачом, старшей медсестрой и мною, — закончил Аксенов.

Наступило продолжительное молчание. Теперь и у приехавших возникло отчетливое ощущение тайного присутствия здесь, в Н…ске, чего-то непостижимого или кого-то невидимого, обладающего чуть ли не безграничным могуществом. Как сегодня утром у офицеров, подчиненных капитану Аксенову, так и у них появилось неприятное сознание бессилия.

Разница заключалась лишь в том, что до появления в кабинете колхозного быка сотрудники милиции считали это влияние враждебным по отношению к людям, а приезжие не могли подумать ни о какой враждебности. Наоборот, они ясно видели, что во всем, что здесь происходит, проявляется очевидная забота не только о людях, но и о животных, попавших в сферу этого влияния.

Первым справился с волнением подполковник.

— Теперь я понял, что вы имели в виду, товарищ Аксенов, сказал он. — Но согласитесь, что, не зная о случае с вами, мне довольно трудно было прийти к мысли об аналогии. Даже сейчас, после вашего рассказа, такое предположение не легко укладывается в сознании.

— Все три происшествия никак не укладываются в сознании. По крайней мере у меня, — сказал врач-эксперт.

— Да! — сказал Аксенов. — Смятение умов у тех, кто лично наблюдал происходившее в нашем городе или слышал об этом, велико. А ведь очень многие, в том числе и вы, еще не знают, что, строго говоря, происшествий у нас было сегодня не три, а семь, если учитывать каждое в отдельности.

— Еще того лучше! Что же вы молчите?

— Не молчу, как видите! Я просто не обо всем успел доложить вам.

— Говорите все, товарищ Аксенов!

— Думаю, лучше всего будет изложить события в той последовательности, в какой они происходили, или в какой мы здесь узнавали о них.

— Минутку! Магнитофон у вас есть?

— Сейчас нет. Он был в кабинете уполномоченного и, как вы могли заметить, вдребезги разбит.

— А можно достать другой?

— Разумеется! Но на это нужно время.

Капитан из района достал из планшета блокнот и авторучку.

— Пока, — сказал он, — я буду стенографировать ваши слова.

— Стенографировать или записывать на ленту магнитофона придется все, что будет сказано кем бы то ни было из свидетелей н…ских событий, — сказал подполковник. — А теперь, товарищ Аксенов, мы вас слушаем!

Но прежде чем капитан успел произнести первое слово, раздался стук в дверь и, получив разрешение, в кабинет вошли Кузьминых и Саша Кустов.

— Вот и прекрасно! — сказал Аксенов. — Явились два главных свидетеля. Садитесь, товарищи, и следите за изложением Мною происшествий сегодняшнего дня. Если в чем-нибудь ошибусь, поправите! Но вопрос к вам, товарищ Кустов: как девочка?

— Жива и здорова.

— Ее нашли на дороге?

— Да!

— Почти раздетую? Как же она не замерзла?

Саша рассказал про загадочную пленку. Как и следовало ожидать, все были заинтересованы.

— Как вы объясняете это? — спросил майор.

— Никак! Не могу ничего придумать.

— Что девочка говорит? Где она была три часа? — спросил Аксенов. Видя недоуменный взгляд подполковника, он прибавил, поясняя: — Из моего рассказа вы поймете, почему именно три.

— Девочка уверяет, что попала на дорогу прямо из кухни, куда прибежала из кроватки. Создается впечатление, что эти три часа как бы не существуют для нее.

— Это плохо! — заметил Аксенов, — Даже более чем плохо!

— Мне кажется, — сказал Саша, — что так и должно быть.

— Почему вы так думаете?

— Если разрешите, я изложу свою точку зрения позднее.

— Хорошо! Есть все основания полагать, — продолжал Аксенов, — что три первых события произошли одновременно в семь часов десять минут утра, хотя пока это точно не установлено, Два из них имели место в городе и одно — в пригородном колхозе. В городе внезапно исчезла внучка Болдыревых, Аня, на глазах у своей бабушки. Об этом вы знаете. И кот по кличке Белка, принадлежащий младшему лейтенанту Кустову. Белка исчез на глазах у Кустова и его матери. Третье исчезновение быка на дворе фермы колхоза — произошло в присутствии Степана Никифоровича Кустова, деда младшего лейтенанта. Кроме этих трех случаев, вполне возможны другие исчезновения животных, птиц или даже людей, но об этом у нас нет сведений,

— Только этого нам и не хватает! — сказал подполковник.

— Будем надеяться, что других случаев не было и произошло только три, о которых я рассказал. Очень интересно отметить, что во всех трех дело обстояло совершенно одинаково. Кот, девочка и бык словно внезапно проваливались сквозь землю, или, как определяют некоторые из свидетелей, “растворялись в воздухе”. На месте исчезновения не оставалось ни малейшего следа. Следует особо обратить внимание на то, что девочка исчезла в одной рубашке и босая. И вновь появилась на дороге в поселке, за пятнадцать километров от города. Учитывая двадцать три градуса мороза, дело должно было окончиться трагически, но этого не случилось благодаря “пленке”, о которой мы узнали от младшего лейтенанта. Этой пленкой придется заняться…

— Но не нам!

— Да, вы правы, товарищ майор, не нам! Жаль, что товарищ Кустов не зафиксировал рассказы тех, кто первыми увидели Аню.

— Разрешите доложить, — сказал Саша, — рассказ кузнеца Федора Седых, одного из двух братьев, первыми увидевших Анечку, мною записан.

— Прекрасно! Благодарю вас, товарищ Кустов. Продолжаю свой рассказ! Через три часа с момента исчезновения на дворе скотной фермы, находящейся — прошу запомнить эту цифру — в пятнадцати километрах от Н…ска, бык неожиданно и совершенно необъяснимо очутился здесь, возникнув — я не могу подобрать другого слова — в запертом кабинете. При этом окно и обе двери остались невредимыми, чего нельзя сказать о мебели, которую разъяренный бык переломал почти всю. Когда я, с целью выяснить причину внезапного грохота, хотел открыть дверь и повернул ключ, бык ударил в нее головой с такой силой, что я был отброшен к окну и у меня оказались сломанными два ребра, что и подтвердил рентгеновский снимок. Быка пришлось пристрелить, так как он угрожал жизни людей. Выстрелили шесть человек сразу.

— Странно, что все шесть пуль прошли навылет, — заметил майор.

— Этого никак не могло случиться, — сказал Кузьминых.

— Могло не могло, а шесть пуль — вот они! — Майор указал на пол, где по-прежнему лежали шесть кусочков свинца.

Никто ничего не сказал.

— Итак, вы перечислили пять происшествий. Шестое, по-видимому, — ваше исцеление и таинственная завеса, когда вы лежали на кушетке? — спросил подполковник.

— Совершенно верно! Ну, а седьмое — это вторичное исчезновение быка, на этот раз не живого, а мертвого. И удивительный факт, что из его тела выпали все шесть пуль.

— Не согласен с вами!

— С чем именно, товарищ капитан?

— С тем, что отсюда исчез мертвый бык. Вы сами не так давно провели аналогию между исчезновением отсюда быка и вашим исцелением в поликлинике.

— Разделяю вашу точку зрения, но я просто перечислил факты, без каких-либо выводов.

— Я могу добавить еще один факт, — сказал Саша. — Правда, он не установлен с такой же достоверностью, как первые семь. Наш кот Белка, видимо, находится в Фокино. Это так и должно быть, если вспомнить, что он исчез в одно время и почти что в одном месте с Анечкой. Исчезли в одном месте и появились s одном. Кота видели в деревне, и, судя по описанию, это именно Белка. Выходит, что мы имеем четыре случая, когда исчезнувшие вернулись в целости и сохранности, но почему-то именно в пятнадцати километрах на запад от места исчезновения.

— Почему четыре? — спросил подполковник. — Нам известны только три случая “возвращения”, как вы говорите.

— Я немного забежал вперед, — сказал Саша. — Пока, действительно, три. Но для меня несомненно, что вторично исчезнувший бык через три часа появится в Фокино. Только в Фокино и нигде больше. И мне кажется, что следовало бы предупредить об этом фокинский сельсовет. Бык может оказаться в еще большей ярости, чем был у нас.

— Он же мертв!

Саша не успел ответить. Зазвонил телефон.

Аксенов снял трубку. Он слушал спокойно, изредка роняя обычные в телефонных разговорах реплики, вроде: “Так!”, “Да”, “Понимаю!”.

Потом все увидели, как начальник Н…ской милиции взволнованно приподнялся в кресле.

— С этого надо было начинать, — сказал он. — Приметы? Так, спасибо!

Он положил трубку и медленно обвел взглядом присутствующих, задержавшись несколько дольше на лице Саши Кустова.

— Бык, — сказал он, — не появится через три часа. Он уже появился, и именно в Фокино, как вы правильно догадались, товарищ Кустов. — И добавил после небольшой паузы: — По всем приметам это наш бык, живой и здоровый!

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ,

Эффект последних слов капитана Аксенова получился потрясающим.

Все невольно вскочили со своих мест. Сила, вылечившая начальника Н…ской милиции, оживила и быка, так же ставшего жертвой действия этой силы. Во всем, что происходило в этот знаменательный день, явственно ощущалась разумная воля.

— Здесь видна рука человека, — сказал капитан из района.

— Если под словом “человек” разуметь вообще разумное существо, то вы правы, — сказал Саша. — Виден разум, но уж конечно не наш, не земной.

— Откуда вы это взяли?

— Такой вывод напрашивается. Говоря, что здесь видна рука человека, вы имели в виду человека Земли, но не обратили должного внимания на очень важное обстоятельство.

— Какое?

— На то, что убитый бык, пролежавший здесь, в этом кабинете, мертвым не менее двух часов, оказался жив. Я не знаю, существует ли у животных клиническая смерть, но если и существует, то два часа — это слишком много.

— Молодой человек абсолютно прав, — сказал врач-эксперт.

— И еще, — продолжал Саша возбужденно, — самый факт оживления быка, ставящий его как бы на одну доску с человеком я имею в виду исцеление капитана Аксенова, — не вяжется с психологией земных разумных существ, с нашей человеческой психологией. Я уверен, что ни один ученый не стал бы при таких обстоятельствах оживлять быка.

— И это верно! — одобрительно сказал врач. — Ваша мысль развивается логично.

— Оживление через два часа, а может, и больше, после смерти показывает более высокий уровень развития науки, чем у нас. А оживление именно быка — иную, чем у нас, психологию тех, кто совершил оживление.

— Что за бред! — возмущенно воскликнул майор. Судя по выражению его лица, он остался единственным, на кого слова Кустова не произвели впечатления. — Как можно так увлекаться. Перед нами загадка, тайна, но не фантастический роман.

— Какое же объяснение предлагаете вы? — спросил подполковник.

— Объяснения у меня нет, как нет его и у всех здесь присутствующих. А предложить я могу одно — вести следствие, готовить материал для тех, кто сможет разобраться в происходящем, но не примешивать к нашей работе ни фантастику, ни мистику.

— В чем вы усмотрели мистику в высказываниях товарища Кустова?

— Пока ни в чем, но если и дальше следовать по пути его рассуждений, то неизбежно придем к ней. Кроме того делать выводы в связи с якобы воскресшим быком, мне кажется, рано. Следует сперва убедиться, что из Фокино сообщили именно об этом быке, а не о каком-нибудь другом.

— Здесь вы правы! Товарищ капитан, — обратился подполковник к Аксенову, — почему вы не поинтересовались, что их побудило сообщить о быке в Н…скую милицию?

— То, что появился бык, которого не было раньше ни у кого из жителей Фокино. Кстати, он появился посреди улицы в центре деревни, и никто не заметил, откуда он взялся. Вот потому и позвонили.

— А в милицию?…

— А в милицию потому, что еще раньше точно так же появилась неизвестно откуда девочка, о чем, конечно, знает вся деревня. Люди соображают, что к чему!

Аксенов отвечал раздраженным тоном, но подполковник, занятый своими мыслями, не замечал этого.

— Хорошо, — сказал он, — будем вести следствие и не будем делать поспешных выводов. Перейдем к делу! Вы говорили, что работник фермы колхоза, откуда в первый раз исчез бык, находится здесь…

— Да, он здесь.

— Вызовите его! А вас, — обратился он к Аксенову, — попрошу соединить меня с квартирой полковника Хромченко. Вот номер его телефона.

— Слушаюсь! — официально ответил Аксенов, почувствовав, что подполковник вышел из состояния растерянности и берет дело в свои руки до приезда полковника.

Полковник Хромченко, начальник областного Управления, был опытный работник, пользовавшийся непререкаемым авторитетом. Проработав свыше тридцати пяти лет в органах милиции, он не ушел в отставку, хотя и имел на нее полное право по возрасту, да, кроме того, был еще и инвалидом, потеряв несколько лет назад в автомобильной катастрофе ступню правой ноги. К протезу полковник так привык, что ходил без палки, и, не зная о его увечье, нельзя было ничего заметить.

Пока ходили за старым Кустовым, подполковник, не выдержав, обратился к Саше:

— Чем же, по-вашему, объясняется, что на этот раз перемещение объекта на пятнадцать километров потребовало гораздо меньше времени?

— Я мог бы высказать об этом свое мнение, — сказал Саша, — но опасаюсь, что меня снова обвинят в мистике.

— Я не обвинял вас в мистике, — сказал майор, — а только в излишнем фантазировании. Говорите! Мне тоже очень интересно услышать ваше мнение.

— Ну, ну, послушаем! — сказал врач-эксперт.

Такое единодушное внимание к его мнению могло польстить Сашиному самолюбию, но он даже не заметил его, как не замечал и того, что говорит и ведет себя “не по чину”.

— Мы могли думать, — сказал он, — что пятнадцать километров — это расстояние, которое объекты могут преодолевать именно за три часа. Но оказалось, что при повторном перемещении быку потребовалось значительно меньшее время. Значит, первоначальная предпосылка ложна. Три часа — срок, нужный не для перемещения, а для чего-то другого. Для чего же? Я думаю, что этот срок нужен тем, кто осуществляет все эти исчезновения и появления, на изучение объекта. Повторное перемещение быка имело другую цель, и понадобилось меньшее время.

— Значит, если я вас правильно понял, все это дело рук представителей инопланетного разума?

— Именно так!

— В конце концов, — вспылил майор, — надо же мыслить реально! Где же, по-вашему, находятся эти “представители”?

— Я не знаю, — ответил Саша. — Видимо, где-то тут, близко. Иначе немыслимо объяснить случаи с капитаном и быком. “Они” могли ставить “полосу” и ловить в нее случайных людей и животных, но в этих двух случаях “они” должны были знать о том, что по их вине пострадали человек и бык.

Дальнейший спор прервало появление в кабинете старика Кустова.

— Садитесь, Степан Никифорович, — пригласил Аксенов. Скажите, если бы вы увидели быка, который пропал у вас в колхозе сегодня утром…

— Сейчас он, однако, уже убитый…

— Но допустим. Вы бы его узнали, не спутали с другим?

— Отчего же не узнать, сам вырастил. Да только мало проку от такого узнавания. Мясо и мясо. Ничего более!

— Расскажите, пожалуйста, как пропал этот бык.

— Да я уже рассказывал.

— Ничего, повторите ваш рассказ. Его нужно записать.

— Если записать, могу еще раз.

Степан Никифорович почти теми же словами повторил то, что Саша и Кузьминых слышали сегодня утром.

— Ну а теперь, — сказал подполковник, когда старик замолчал, — мы попросим вас съездить в деревню Фокино.

— Если надо, могу и это.

— С вами поедут старший лейтенант Кузьминых и ваш внук. Надо послать с ним грузовую машину, — обратился он к Аксенову.

— Я уже распорядился.

— В Фокино, а затем в колхоз.

— Разумеется!

Когда садились в машину, Степан Никифорович спросил, зачем они туда едут.

— Не знаю, — ответил Саша.

Он понимал — деду нельзя говорить заранее, кого он увидит в Фокино.

Как и утром, дорога заняла минут сорок.

Когда приезжали за Анечкой, на улице почти никого не было; теперь же у каждого дома стояли его обитатели, с любопытством наблюдая за медленно бродящим по улице неведомо откуда взявшимся белым с бурыми подпалинами быком.

— Мать честная! — прошептал Степан Никифорович, не веря глазам и глядя на быка, словно на привидение. — Внучек, а внучек! Что же это такое, однако?

— Вам известен этот бык? — официальным тоном спросил Кузьминых, когда обе машины остановились рядом с быком, который и не подумал отойти в сторону.

— Еще бы не известен, ежели он родился и вырос, можно сказать, у меня на глазах. Но ведь он убитый, однако!

— Значит, не совсем убитый.

— А как он, однако, оказался здесь?

По частому повторению слове “однако” Саша видел, как сильно взволнован его дед. “Как бы старику снова не стало плохо”, — подумал он с беспокойством.

— Так же, как раньше оказался у нас в милиции, — ответил Кузьминых. — Значит, вы подтверждаете, что этот бык принадлежит вашему колхозу?

— А чей же? — сердито сказал старик. — Конечно, наш!

Он вышел из машины. И бык тотчас же подошел к нему, ткнулся мордой в плечо и замычал, точно жалуясь… В этом мычании не было ничего похожего на тот рев, которым он известил о своем появлении офицеров Н…ской милиции.

— Эх ты, бедняга! — сказал Степан Никифорович. — Досталось тебе, однако, бедолага!

Словно понимая, бык замычал опять.

— Он, однако, голодный!

— И вид у него довольно скучный, — заметил Кузьминых.

— Еще бы!

“Как странно, — подумал Саша, в свою очередь выходя из машины. — И дед и старший лейтенант говорят так спокойно, словно забыли, что перед нами величайшее чудо! Воскресший бык! А что вид у него измученный, не удивительно. Переместиться, черт его знает каким образом, на пятнадцать километров оказаться в незнакомом месте, внутри дома, быть там расстрелянным, ожить и опять перенестись на пятнадцать километров — всего этого даже для быка слишком много!”

Тем временем вокруг приезжих и их машин собралась толпа. Подошел и председатель сельсовета, кивнувший Саше, как старому знакомому.

— Помогите нам погрузить быка на полуторку, — попросил Кузьминых. — А затем, с вашего разрешения, мы пройдем в сельсовет и составим акт.

— Пожалуйста! — довольно угрюмо сказал председатель. У него был такой вид, словно он хотел прибавить: “И долго вы намерены продолжать все эти фокусы?”.

— А быка надо накормить, — сказал Степан Никифорович. Он пришел сюда с того света, а это далеко, однако!

Так закончился день двенадцатого января, первый день н…ских событий. К вечеру все, кто так или иначе приняли в них непосредственное участие, оказались живыми и здоровыми там, где им и надлежало быть. Словно ничего и не произошло. Симментальский бык жевал сено в своем родном стойле, точно и не он побывал “на том свете” и благополучно вернулся оттуда. Анечка находилась под неусыпным надзором Полины Никитичны, боявшейся на шаг отпустить ее от себя, а на вопросы отвечала, что “ходила гулять далекое-далеко”, куда за ней приехала бабушка. О том, где она была три часа до появления в Фокино и кто надел на нее черную пленку, девочка не знала, и было видно, что вопросов об этом она попросту не понимает. Кот Белка, которого принес в сельсовет Василий Седых и торжественно передал Саше Кустову, блаженствовал на коленях у Антонины Михайловны, обрадованной, но все же посматривающей на него с некоторой подозрительностью — не вздумается ли коту, чего доброго, снова исчезнуть.

Капитана Аксенова попросили еще раз посетить поликлинику и в третий раз за один день сделали рентгеновский снимок, который еще раз показал, что начальник милиции совершенно здоров и что даже костной мозоли на месте перелома ребер нет и в помине, хотя современная медицина такого и не допускает.

Если действительно за событиями в Н…ске стоял чей-то разум, то он основательно позаботился о сохранении своего инкогнито. Никто ничего не видел, никто ничего не знал, оставалось только предполагать…

Подполковник и врач-эксперт остались ночевать в Н…ске, куда утром должен был приехать полковник Хромченко. Но мало кто смог заснуть в эту ночь. Никто не мог знать, что принесет завтрашнее утро. Если события повторятся, то объектом неведомых “экспериментаторов” может стать кто угодно. Никакие запоры и стены не могли служить преградой для таинственной силы. И сознавая это, каждый невольно думал, что, может быть, именно ему и суждено оказаться очередной “жертвой”.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ,

В воскресенье Саша Кустов встал раньше обычного, хотя в этот день был свободен от службы. Но капитан Аксенов просил всех сотрудников отделения собраться у него в половине восьмого. В этой просьбе, равносильной приказанию, как в зеркале отразились все треволнения дня и томительное беспокойство за день завтрашний. Несмотря на то, что милиция не могла нести никакой ответственности за последствия действий неведомых “разумных существ”, привычка отвечать за безопасность жителей давала себя знать.

Еще в коридоре, подходя к кабинету Аксенова, Саша услышал телефонный звонок и голос капитана:

— Вас, товарищ подполковник.

Войдя, Саша с неудовольствием понял, что оказался последним. Все были в сборе. Подполковник внимательно слушал кого-то, держа трубку телефона на некотором расстоянии от уха, как делают люди с острым слухом. Остальные молча ждали. Наконец подполковник сказал: “Есть!” — и положил трубку.

— К нам выехали две машины, — сказал он. — Едут полковник Хромченко и с ним трое ученых, прилетевшие из Москвы. Кроме них четверо журналистов, тоже из Москвы, среди которых один иностранец. Приказано встретить гостей и позаботиться об их размещении. Свяжитесь с горисполкомом. Кстати, ваше городское начальство в курсе дела?

— Разумеется!

— Отсюда есть автобусное сообщение с …? — Врач-эксперт назвал, областной центр. — Мне надо вернуться в свою лечебницу.

— Берите мою машину, — сказал подполковник. — Я все равно останусь тут, в гостях у капитана Аксенова, видимо, надолго!

— Почему же надолго? Мне кажется, что все уже кончилось.

— Ну, это поспешное заключение. Вчера все исчезновения, о которых мы знаем, произошли в десять минут восьмого. Да и то было исключение — повторное исчезновение быка из этого кабинета. Сегодня может быть другое время, и неизвестно, когда и что произойдет.

Врач-эксперт вздохнул.

— Да, вы правы, — сказал он. — Но, к сожалению, мне ехать совершенно необходимо. Если даете машину, спасибо!

— Пойдемте, я скажу водителю.

Наступила пауза. Офицеры разошлись по отделению, и каждый занялся своим делом. Врач-эксперт уехал. Подполковник ушел вместе с Аксеновым к городскому начальству.

Саша, не находя себе дела, бродил по коридору первого этажа, думая о возможности очередного исчезновения именно здесь, в отделении милиции.

— Шансов на это мало! — сказал он, встретившись с Кузьминых. — Не может так произойти, что именно у нас что-то случится в третий раз за два дня.

— Ты так говоришь, — улыбнулся старший лейтенант, — будто жалеешь об этом.

— Правильно, жалею! Я был бы рад сам исчезнуть таким образом.

— Каким?

— Как исчезали вчера. С возвращением.

— Но зачем?

— А затем, что единственным человеком, побывавшим “там”, была Анечка. Что можно узнать у трехлетнего ребенка7 Тут необходим взрослый человек.

— Пожалуй, верно! Постарайся исчезнуть, — пошутил Кузьминых. — А когда вернешься и расскажешь о том, что увидел, сразу станешь знаменитостью.

— Не в этом дело. Надо узнать, где были исчезнувшие целых три часа, вот что главное.

Он сказал это так, что Кузьминых проглотил новую шутку, вертевшуюся на языке.

— Будем надеяться, что твое благородное желание не исполнится, — сказал Кузьминых и ушел.

Саша снова остался один. В задумчивости он не замечал странную и необычную пустоту в коридоре, куда выходили многие двери, в том числе и из дежурной комнаты. Кроме Кузьминых, не появился ни один человек, будь то сотрудник милиции или посетитель. В этот день и на улицах было почти пусто. Жители сидели по домам, где было, как им казалось, безопаснее. Город как бы притаился.

Устав ходить, Саша присел на скамью для посетителей, стоявшую напротив дежурной комнаты, и просидел на ней до десяти часов, когда в отделение вернулись подполковник и капитан Аксенов.

Подошло время встречать полковника Хромченко и московских гостей.

Машины из областного города должны были прибыть в начале одиннадцатого. Капитан Аксенов поставил специального наблюдателя у окна второго этажа, из которого просматривалась улица, переходящая в грейдерную дорогу. Наблюдатель должен был предупредить о появлении двух легковых машин, одна из которых светло-бежевая “волга”.

Сигнал поступил в четверть одиннадцатого.

Все вышли.

Машины были еще довольно далеко, но и без бинокля, в чистом, на диво прозрачном зимнем воздухе можно было разглядеть, что первой, как и предполагалось, шла бежевая “волга” полковника Хромченко, хорошо известная всем работникам милиции области. Вторая машина, тоже “волга”, но только синего цвета, шла метрах в сорока за первой.

То, что затем произошло, было так неожиданно и так неправдоподобно, что никто в первый момент даже не осознал случившегося. Не осознали встречающие, которые смотрели в сторону приближавшихся машин и потому должны были все отлично видеть, не осознали и пассажиры машины…

Скрипнули тормоза, и перед подъездом Н…ского отделения милиции остановилась “волга”. И только тогда все неожиданно обратили внимание на то, что машина СИНЕГО цвета. А бежевой “волги”, которая шла впереди синей и должна была первой остановиться возле группы встречающих, не было. Ни впереди, ни сзади, ни рядом.

НЕ БЫЛО НИГДЕ!

Машина с полковником Хромченко, водителем и тремя московскими учеными бесследно исчезла.

— Ну, это уже черт знает что! — воскликнул майор. — Форменное безобразие с их стороны.

Сейчас, когда на его глазах исчезла машина с пятью людьми, он наконец поверил в существование неведомых “разумных существ”, к которым относилось слово “их”, произнесенное с сильным нажимом.

Из синей машины вышли ошеломленные и растерянные журналисты. Они сразу поняли, что то невероятное, чудовищно-невозможное, о чем им рассказывали, во что они всего три минуты назад не хотели верить, — все это ПРАВДА! Доказательство было получено в первую же минуту по приезде в Н…ск. И все четверо немедленно спросили, где находится телеграф.

Подумать о случившемся, до конца осознать всю его трагичность можно и потом, а сообщить в свои редакции нужно тотчас же! Подобные происшествия случаются не каждый день. Это сенсация, и еще какая сенсация. На весь земной шар!

И получив указание, как найти почтовое отделение, журналисты помчались туда, перегоняя друг друга.

— Вот картина, какую придется теперь частенько наблюдать у нас в Н…ске, — сказал Кузьминых, глядя им вслед. — Если, конечно, все это не прекратится так же внезапно, как началось.

Покинутая своими пассажирами синяя “волга” (водителя в ней не было, машину вел один из журналистов) осталась сиротливо стоять возле тротуара, словно подчеркивая этим тот факт, что осталась ОДНА!

Капитан Аксенов и его офицеры отнеслись к происшедшему довольно спокойно. Во-первых, они ожидали чего-либо подобного, а во-вторых, после вчерашней “тренировки” их не так просто было удивить.

— Ну вот теперь мы узнаем все! — сказал Саша Кустов.

— То есть, — спросил подполковник, — как вас надо понимать?

— Они должны вернуться через три часа! Не здесь, конечно, а в деревне Фокино или поблизости от нее. Это можно легко уточнить по карте. Там мы их и встретим. И узнаем, где они были и что там видели. Это же не трехлетние дети, а взрослые люди, к тому же ученые. Все получилось очень хорошо, как и требовалось! — воскликнул он ко всеобщему удивлению.

— Ну, ну! — сказал подполковник. — Так как же вы намерены уточнять место “возвращения” автомобиля и людей? По карте?!

— Пройдемте в мой кабинет, — предложил Аксенов. — Чего ради мерзнуть на улице.

Когда все расселись вокруг стола, Саша сказал:

— Еще вчера я проверил по карте, что все случаи возвращения исчезнувших произошли точно на запад от места исчезновения, на расстоянии четырнадцати тысяч восьмисот девяноста метров. Ошибка может быть метров пять, десять в обе стороны, не более. Значит, в данном случае, — Саша развернул на столе карту, — можно считать, что автомобиль и люди, или только люди, вернутся вот сюда. — Он показал точку на карте. — Как видите, дороги здесь нет, это выгон для овец. И надо позаботиться о том, чтобы к моменту возвращения на этом месте никого не было. В нашем распоряжении еще два часа сорок минут.

Саша замолчал и сел на свое место.

— Ну, ну! — еще раз сказал подполковник. — А ведь ничего не скажешь, все правильно! Ну что ты будешь делать! — Он посмотрел на всех веселыми глазами. — Никогда не думал, что стану участником событий, о каких приходилось только читать.

— Такого пока еще никто не придумывал, — сказал один из офицеров.

— Давно придумано, — отозвался капитан из районной милиции. — В романе Уэллса “Люди, как боги”. Там тоже автомобиль и тоже на полном ходу перенесся черт знает куда и сломал там дом и несколько деревьев. Любопытно, куда врезался автомобиль полковника?

— Во всяком случае, возможность трагического исхода исключена, — сказал Саша.

— Почему вы так уверены в этом? Машина могла врезаться в стену и разбиться вдребезги.

— Могла! — согласился Саша. — Потому я и сказал, что могут вернуться только люди, без автомобиля. “Они” не допустят человеческих жертв. Вспомните ребра капитана Аксенова и оживление быка. Вспомните предохранительную пленку Анечки. Разве не ясно, что “они” — существа почти всесильные, с нашей точки зрения, и очень заботливые по отношению к нам.

— Но вы все же не допускаете, что они могут починить машину, если она разобьется.

— Допускаю! Но “они”, видимо, не придают значения вещам. Бык переломал всю мебель в соседней комнате и сломал ребра товарищу капитану. “Они” сочли нужным вылечить пострадавшего по их вине человека, но не сочли нужным починить мебель. А ведь могли, — сказал Саша с полной уверенностью, что это так и есть.

Несмотря на серьезность момента, его слова были встречены дружным смехом.

— Младший лейтенант Кустов, — сказал Аксенов, — убежден в том, что все это результат деятельности разумных существ, и он, действительно, уже несколько раз точно предугадывал их. действия. Предлагаю поручить ему организацию встречи полковника Хромченко и его спутников.

— Кому же еще! Только ему, больше некому!

— В таком случае, — Саша встал, — я прошу разрешения отправиться в Фокино немедленно. Времени может оказаться не так много. Мы не знаем, что там, на этом выгоне.

— Возьмите с собой двух человек по своему выбору. — сказал Аксенов.

— А мы, — добавил подполковник, — прибудем к моменту “возвращения”.

— Если оно состоится, — заметил майор. Он все же не смог полностью отрешиться от своего скептицизма.

— Состоится, можете быть спокойны! — Подполковник говорил не менее уверенно, чем незадолго до этого Саша Кустов. Состоится минута в минуту.

— Увидим!

— Увидите собственными глазами.

В кабинет вошли двое из приехавших корреспондентов. Иностранца с ними не было.

— Есть что-нибудь новое?

— Слава богу, нет! — ответил Аксенов. — А где ваши товарищи?

— Горюнов и мистер Вогт поехали с вашим офицером в деревню, ну, в эту, как ее… в Фокино.

— А вы решили остаться здесь?…

— Так посоветовал нам товарищ Кустов…

Саша Кустов и его товарищи прежде всего осмотрели выгон и убедились, что на этом месте нет ничего, что могло бы угрожать безопасности людей и машин. Они не очень стремились скрыть от любопытных жителей Фокино причину своего приезда. Раз уж так получилось, что именно Фокино предстояло стать единственным местом на земном шаре, где должны были зримо проявиться неизвестные людям законы природы, нет смысла делать из этого тайну, а, наоборот, чем больше будет свидетелей, тем лучше!

И в этом они были безусловно правы!

За полчаса до истечения трехчасового срока из Н…ска приехали офицеры милиции, представители городских властей и несколько гражданских лиц, среди которых выделялся своим ростом новый врач городской поликлиники — Фальк. На выгоне уже стояли плотной стеной почти все. жители деревни. Только малые дети да старики остались сидеть по домам, — мороз был нешуточный.

Саша Кустов указал границу, ближе которой никто не должен был подходить к центру выгона.

Что предстояло увидеть, никто знать не мог. Преобладало мнение, что произойдет нечто вроде эффекта кино, когда один кадр внезапно сменяется другим. Только что ничего не было вдруг есть!..

Саша, не спускавший глаз со стрелки часов, поднял руку. И по этому сигналу на центр выгона устремились все взгляды, нацелились объективы фотоаппаратов и кинокамер.

Корреспонденты договорились о съемке не всем сразу, а по очереди, чтобы не пропустить ничего, что могло произойти до появления и после него.

Минуты шли…

Намеченный срок “возвращения” истек…

Бежевая “волга” не появлялась!

Пассажиры бежевой “волги” не появлялись!

На выгоне, покрытом не очень толстым слоем нетронутого снега, из-под которого кое-где даже пробивалась прошлогодняя поблекшая трава, по-прежнему было пустынно.

Никого и ничего!…

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ,

Старший лейтенант Кузьминых, оставшийся в Н…ске за начальника милиции, конечно жалел, что не увидит столь редкостного зрелища, как возвращение неведомо откуда бежевой “волги” и ее пассажиров. В том, что это возвращение обязательно произойдет именно в Фокино, он ни секунды не сомневался, так как был твердо убежден в непогрешимости расчетов Саши Кустова. Кому-то надо было остаться в отделении, а он, Кузьминых, принимал участие в н…ских событиях, во всяком случае, больше, чем капитан Аксенов. Поэтому решение начальника не показалось старшему лейтенанту несправедливым.

“Что ж! — думал он. — Поскучаем, раз надо!”

Но скучать, разумеется, не пришлось.

Еще до отъезда Аксенова в Фокино одно за другим начали поступать сообщения об очередных исчезновениях, как в самом Н…ске, так и в деревнях, находящихся… южнее города! Но так как ни одного сообщения о человеке не было, особой тревоги не возникало и отъезд начальника не задержался.

Тем более, что “полоса”, как называл это “нечто” Саша Кустов, видимо, уже исчезла сама, точно так же, как она исчезла и вчера, после непродолжительного существования. Доказательством служило то, что синяя “волга”, шедшая непосредственно за бежевой, миновала то же самое место без всяких последствий. После этого роковую черту пересекло несколько человек и две автомашины, и также без последствий. Создавалось впечатление, что “полоса” появлялась и держалась только до тех пор, пока кто-нибудь или что-нибудь ее не пересекало, после чего она немедленно исчезала.

Двенадцатого января все исчезновения, о которых было известно, произошли либо в самом Н…ске, либо на линии, идущей от Н…ска точно на восток, на расстоянии не более пятнадцати километров. Время исчезновений всюду было одинаковым — семь часов десять минут утра. Обратные же появления происходили тремя часами позднее, на той же линии, но идущей от Н…ска не на восток, а на запад, на те же пятнадцать километров.

Исключением из этой закономерности явилось только вторичное исчезновение уже убитого симментальского быка и его же вторичное появление после таинственного оживления не через три часа, а значительно раньше.

Это было вчера. А сегодня не только время исчезновений оказалось другим — десять часов двадцать минут, но и “полоса” исчезновения легла иначе, под прямым углом ко вчерашней, с севера на юг. Проходи она там же, где проходила вчера, машина полковника Хромченко не “наткнулась” бы на нее и не исчезла!

Где же начиналась и где кончалась “полоса” сегодняшняя?

Более или менее точный ответ на этот чрезвычайно важный вопрос стерший лейтенант Кузьминых получил только около половины первого, уже после отъезда Аксенова, когда сообщения об исчезновениях перестали поступать и можно было сделать вывод, что обо всех сегодняшних случаях в отделении милиции уже известно.

Как и вчера, “полоса” оказалась длиною в пятнадцать километров и вся умещалась между северной окраиной Н…ска и опушкой леса на юге от города. Между этими крайними точками находились — сам Н…ск, две небольшие деревни, птицеводческая ферма колхоза и дом лесника, стоявший отдельно, у самой опушки, где и заканчивалась “полоса”.

Лесник сообщил, что он видел, как “растворился в воздухе” черный кот сибирской породы. На вопрос, почему он не сообщил об этом сразу, лесник резонно ответил, что они хотели сперва убедиться в том, что это исчезновение им не померещилось, и почти час искали кота в доме и на дворе.

Когда вчера обсуждались итоги первого дня н…ских событий, возник вопрос, как поступать в случае, если такие же события повторятся и на следующий день. И по рекомендации подполковника было решено, что городская милиция возьмет на себя возвращение владельцам исчезнувших предметов и домашних животных, если таковые где-либо объявятся. С этой целью все сообщения фиксировались с указанием точных координат места исчезновения.

Особых хлопот с этим не предвиделось. В городе исчезло две собаки, обе во дворе, возле своих будок, причем цепи оказались словно разрезанными ножом. А также две кошки, обе в комнатах, причем момент их исчезновения никем не наблюдался. Несколько собак и кошек исчезло в деревнях. Зимнее время и мороз привели к тому, что ни в городе, ни в деревнях не было ни одного случая исчезновения домашней птицы — кур, уток или гусей, которые, будь сейчас лето, конечно исчезали бы в первую очередь и в массовом порядке. Зато более двадцати кур исчезло на ферме. Но они все должны были появиться в одном месте, и предстояло только послать на это место людей и переловить “беглянок”.

Как уже было сказано, полковник Хромченко и его спутники были единственными людьми, попавшими сегодня в “их” сети, так же как “волга” оказалась единственным предметом.

Старший лейтенант разложил на столе карту, чтобы отметить на ней места, где могли оказаться исчезнувшие.

— Итак, — сказал он громко, словно в кабинете еще кто-то находился, — первое сообщение получено от лесника. Поэтому начнем с черного кота. Так как он исчез в пятнадцати километрах от города, то так же, как и вчерашний бык, должен появиться здесь!

“Но почему же именно в Н…ске? — тотчас же подумал он. А если все будет происходить как раз наоборот, и все, кто исчез здесь, появятся возле дома лесника, а черный кот еще дальше, в пятнадцати километрах южнее дома лесника, в лесу? Почему возвращения должны происходить в сторону Н…ска, а не от него? Но тогда, — явилась вдруг неожиданная и крайне неприятная мысль, — нет никакой гарантии, что “волга” полковника появится именно в Фокино, а не в тридцати километрах на восток от него.

Выходило так, что все выехавшие встречать машину и ее пассажиров, возможно, выехали зря и что вместо них машину встретят колхозники.

“Впрочем, — подумал Кузьминых, — вероятности равны, и за Фокино те же пятьдесят процентов шансов, как и за колхоз”.

Но это, внешне такое логичное, соображение почему-то не успокоило старшего лейтенанта. Он смутно чувствовал, что во всех его рассуждениях таится какая-то огромная, но пока ускользающая от него ошибка.

По телефону доложили, что обещанные горисполкомом машины прибыли. Кузьминых вновь обратился к карте. От него ждали указаний, куда выезжать, а он затруднялся принять решение.

Итак, значит, черный кот появится либо в Н…ске, либо в глухом лесу, в тридцати километрах от Н…ска. Куры с птицеводческой фермы должны опять-таки объявиться в том же лесу, где искать их бесполезно, либо севернее Н…ска…

Севернее Н…ска,. Севернее Н…ска… Кузьминых вскочил.

Ну конечно же севернее Н…ска! Севернее, а не западнее!

Вот где проклятая ошибка! И не только его, но и Саши Кустова, потащившего за собой все начальство туда, где машина Хромченко появиться не может! Ведь Фокино лежит к западу!

Вчера все было бы правильно. Вчера полоса исчезновений шла С ВОСТОКА НА ЗАПАД и все появления произошли на этой же линии. А сегодня эта полоса легла с ЮГА НА СЕВЕР! Так почему же они все не обратили на это никакого внимания и по-прежнему считали, что появления будут происходить по-вчерашнему? Непростительная невнимательность!

“Эх, Саша, Саша! Как же ты так оплошал, парень!”

Но Кузьминых тут же сообразил, что осуждает Кустова совершенно напрасно. Первое сообщение от лесника поступило уже после отъезда Кустова в Фокино, и он ничего не мог знать о том, как и куда пролегла сегодня “полоса”. А не зная, имел полное право думать, что “волга” появится в Фокино. Полное!

“Выходит, что больше всех виноват я сам!” — подумал Кузьминых.

Надо было как-то выходить из положения. Посылать машины с людьми в лес бесцельно. Значит, следует исходить из предположения, что все исчезнувшие появятся к северу от места исчезновения. Ничего больше не оставалось!

“Будем действовать так, а дальше видно будет!” — решил он.

Старший лейтенант снова склонился над картой. Так и есть! В пятнадцати километрах от середины Н…ска, от точки, в которой произошло исчезновение машины, четыре глубоких оврага пересекали место, где недавно стоял лес, а теперь была свежая вырубка, с бесчисленными пнями и штабелями бревен. Более неудобное, даже опасное место для появления машины и людей трудно найти! Вчера бык оказался в запертом кабинете, сегодня “волга” может очутиться в овраге, или на штабеле, или просто на пнях. Машину придется вытаскивать, быть может, даже краном, а вот люди… Как они перенесут подобное “приземление”?

Кузьминых несколько успокаивало все то же соображение, что пятьдесят процентов шансов за юг. Возле дома лесника, насколько он помнил и мог судить по карте, пассажирам “волги” не грозила никакая опасность.

Хорошо, если бы они там “приземлились”!

Те, кто сейчас ожидают бежевую машину в Фокино, конечно уже никак не успеют перебраться к оврагам, на вырубку, ехать туда надо через Н…ск, а он сам не имеет права покинуть город, пока не вернется Аксенов. Значит, придется послать туда грузовик с двумя сержантами и, на всякий случай, с врачом, носилками и всем необходимым для оказания первой помощи. А в дом лесника можно дозвониться по телефону, пусть они с женой наблюдают за прилегающей местностью и держат связь с дежурным по отделению.

Решив так, Кузьминых совсем успокоился. Можно было больше не рассуждать, а начать действовать.

Через пятнадцать минут, разослав машины, старший лейтенант позвонил в Фокино.

Ему долго не отвечали. Наконец старушечий голос ответил, что “никого, однако, нет, все на выгоне”.

— А послать туда некого? — спросил Кузьминых. — Дело очень важное.

Получив отрицательный ответ, он попросил, как только кто-нибудь придет, передать, чтобы позвонили в милицию Н…ска.

Вот только теперь, в ожидании, старшему лейтенанту действительно стало скучно. Делать было совершенно нечего.

Стрелки часов словно остановились…

Кузьминых подошел к окну, но, как и следовало ожидать, сквозь обмерзшие стекла ничего не было видно.

Он обернулся…

На его столе сидел большой черный кот сибирской породы!…

Стерший лейтенант кинул взгляд на часы. Тринадцать часов двадцать одна минута. Наступило время возвращения исчезнувших три часа назад. Кот, разумеется, лесника! И где-то вот сейчас появилась “волга” — быть может, в овраге, быть может, вверх колесами, быть может, с окровавленными пассажирами…

Но нет!“Они” не должны были допустить, чтобы пострадали пять человек! Никак не должны!

Кот потянулся и спрыгнул со стола на пол. Все было спокойно вокруг и даже как-то буднично. Ну, кот, ну и что же! Старший лейтенант Кузьминых отнесся к появлению неожиданного гостя с хладнокровием, удивившим его самого.

Вчера был бык, сегодня кот!

Во всяком случае, теперь уже точно известно, где оказалась машина и ее пассажиры!…

Звонок из Фокино раздался через десять минут. Звонил Саша Кустов. Выслушав подробное сообщение Кузьминых, он сказал:

— Это мы должны были сообразить сразу! Если бы полоса шла по-вчерашнему, машина полковника никуда бы не исчезла. Моя вина! Бегу докладывать!

Три машины добирались до оврагов напрямик, минуя Н…ск, по проселочным дорогам, почти не расчищенным от снега. Нетерпение начальства подвергало искусство шоферов серьезному испытанию.

Но вот наконец и вырубка! Повсюду покрытые снегом пни, отдельные стволы, штабеля бревен. У них никаких машин нет! Ни бежевой “волги”, ни грузовика, посланного сюда Кузьминых!

— Хватит! — сердито сказал подполковник. — Вокруг Н…ска сотни мест, где она может оказаться. Вернее, — он посмотрел на часы, — уже оказалась один час и двенадцать минут тому назад!

И только успел он произнести последнее слово, как в двадцати шагах, действительно, словно на экране кино, возникла бежевая машина. Как раз между тремя огромными штабелями.

Корреспонденты схватились за камеры!…

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ,

Полковник Хромченко был человеком неразговорчивым. Поэтому его не обрадовала полученная поздно вечером, на ночь глядя, телефонограмма из Москвы с приказанием встретить утром на местном аэродроме трех ученых и корреспондентов, среди которых один иностранец, и отвезти их в Н…ск.

Эта телефонограмма была ответом на его собственную, переданную в Москву сразу после телефонного доклада из Н…ска. Доклад показался полковнику чуть ли не абсурдным, но он посчитал нужным доложить о нем генералу. “Чего не случается в этом мире, — подумал он при этом. — Ни за что ручаться нельзя!”. В Москве отнеслись к этому “бреду” очень серьезно, раз решили прислать делегацию. Самолет прибывал утром, следовательно, из Москвы вылетел ночью. Навряд ли ученые будут летать по ночам без основательной причины!

“Значит, там знают что-то, чего мы тут не знаем”, — решил Хромченко.

Но так это было или не так, а отвечать на вопросы придется не кому-нибудь, а именно ему — Хромченко. Звонить в Н…ск, чтобы узнать побольше подробностей, было уже поздно. Полковник лег спать в скверном настроении. Он винил себя в том, что слушал сообщение из Н…ска не так внимательно, как, судя по всему, следовало бы слушать.

Утром, перед отъездом в аэропорт, Хромченко позвонил корреспонденту АПН Горюнову и, коротко рассказав о событиях, спросил, не хочет ли тот ехать с ним. Оказалось, что Горюнов кое-что уже знает и сам намеревался отправиться сегодня в Н…ск. Он зарезервировал для гостей свою машину.

— В таком случае выезжайте в аэропорт, — сказал Хромченко. — Там встретитесь. Вы возьмите к себе в машину своих коллег-корреспондентов, а я ученых.

Он тут же позвонил в Управление и приказал автобус заменить “волгой”.

Предложение Горюнова обрадовано полковника. В том, что корреспонденты всю дорогу не дадут покоя расспросами, можно было не сомневаться. Ученые же, возможно, окажутся более сдержанными.

Хромченко заранее раздражала мысль, что придется много разговаривать на всем полуторачасовом пути.

Разговор в машине действительно не смолкал, но не то что раздражения, даже легкой досады Хромченко при этом не испытывал. Полтора часа прошли незаметно, настолько необычны и увлекательны были рассказы его спутников.

Когда показался Н…ск, разговор прекратился. Все с интересом рассматривали город, ставший местом таких замечательных событий, которые, кстати, уже не казались полковнику Хромченко ни абсурдом, ни “бредом”.

До отделения милиции оставалось менее ста метров, когда внезапно и совсем близко появилась неведомо откуда взявшаяся туманная дымка. Точно легкое облачко пара встало над улицей и, несмотря на легкость и очевидную прозрачность, непостижимым образом закрыло все, что только что было ясно видно сквозь ветровое стекло машины. Пассажирам даже показалось, что не стало видно ничего вообще, и не только впереди, где было облачко, но и по сторонам.

Это продолжалось не секунду, а совершенно неуловимое мгновение. Никто не успел удивиться.

Дымка исчезла!

А с нею вместе… исчезли дома, деревья за оградами и сами ограды. Исчезло здание городской милиции и группа встречающих перед его подъездом. Исчезло все, что только вот сейчас окружало “волгу”. Не было улиц, под колесами машины не было асфальта, его заменила снежная целина.

Не было Н…ска!

Впереди, в пяти шагах от радиатора машины, высился огромный штабель покрытых снегом бревен. Такой же штабель оказался и позади, и тоже совсем близко. И третий — справа.

А слева, в двадцати шагах, из трех легковых машин поспешно выходили люди. С изумлением Хромченко узнал тех самых людей, которые мгновение назад стояли на тротуаре в Н…ске.

В одной из трех машин не только Хромченко, но и все его спутники с не меньшим удивлением узнали синюю “волгу” Горюнова, которая от самого аэропорта все время шла позади их машины. Из нее поспешно выскакивали знакомые корреспонденты, бегом (снег был неглубоким) направлялись к бежевой “волге” и тут же принимались за киносъемку с таким усердием, словно машина полковника, он сам и его спутники представляли для печати какой-то особый интерес.

Но самое удивительное и необъяснимое заключалось в том, что их собственная машина, на которой они только что въехали в Н…ск со скоростью не меньше чем шестьдесят километров в час, неподвижно стояла… Водитель не выключал мотор, не нажимал на педаль сцепления, не тормозил… А машина стояла, и мотор не работал?

Остановка должна была произойти мгновенно, на полном ходу. Но никто из пассажиров не почувствовал резкого толчка, неизбежного при внезапной остановке.

Больше того, все они твердо знали — ТОЛЧКА НЕ БЫЛО! Да и как могла очутиться “волга” в узком пространстве между штабелями бревен. Сюда можно было попасть только сверху, но у “волги” не было крыльев и летать она не умела. Двигаясь по земле на колесах, она никак не могла бы втиснуться на этот перегороженный бревнами и усеянный пнями участок лесоповала.

Но факт оставался фактом. “Волга” стояла там, откуда ей не было пути ни вперед, ни назад. А следовательно, и не было пути сюда, на это место, где она сейчас находилась!

Пути не было, а она была здесь.

— Ну что же! — с замечательным при таких обстоятельствах хладнокровием сказал Хромченко. — Случилось что-то непонятное, видимо очередное н…ское чудо! Но мы все живы и невредимы, а это уже хорошо. Они все расскажут. Ведь они должны знать, что произошло, раз приехали встречать нас именно сюда.

— Но мы только что видели их всех в совершенно другом месте! — сказал ученый-физик.

— Не знаю, что и думать!

С этими словами Хромченко отворил дверцу и вышел из машины. Но, едва ступив на совершенно ровное место, упал, точно у него внезапно подвернулась нога.

Его спутники именно так и подумали, выходя вслед за ним. Ученый-физик протянул руку, чтобы помочь полковнику встать.

Подошли офицеры. Хромченко обратился к подполковнику из Управления.

— Как вы здесь оказались? — спросил он. — Откуда вам было известно, что наша машина вместо Н…ска очутится именно здесь? И почему мы видели вас всех возле отделения милиции всего минуту назад?

— Минуту?! — удивленно спросил подполковник, ошеломленный градом вопросов начальника, всегда такого молчаливого.

Они с огромным нетерпением ожидали, еще в Фокино “возвращения” бежевой “волги”, чтобы расспросить побывавших “там” и узнать от них, что означают все эти чудеса, а тут, вместо рассказа, их самих засыпают вопросами…

— Пусть не минуту, а две, три — это не имеет значения. Что это за место? Где оно находится?

— Это вырубка, в пятнадцати километрах от Н…ска. Об этой цифре — пятнадцать — я докладывал вам вчера, товарищ полковник. Мы все выехали встречать вас более двух часов тому назад. Сперва в деревню Фокино, а потом сюда. А о том, что ваша машина и вы сами окажетесь здесь, нам сказал Кустов. О нем я также докладывал вам вчера. Правда, сперва он направил нас в Фокино, но в этой ошибке его вины нет…

— Ничего не понимаю! Какое Фокино?

— Давайте его сюда, вашего Кустова! — вмешался один из ученых. Видимо, он решил вести дальнейшие расспросы сам.

Хромченко понял это и в знак согласия отступил на шаг.

Он сделал это очень неловко, как-то неуверенно, точно ноги плохо его слушались. Эту неловкость многие заметили и сопоставили с недавним падением. Возникло подозрение, что полковник повредил протез, но не хочет говорить об этом, чтобы не отвлекать внимания от более важного, что сейчас происходило.

Саша подошел ближе. За эти два дня он успел привыкнуть к тому, что привлекает к себе внимание, и не смутился, встретив любопытствующие взгляды ученых из Москвы. Он даже не заметил, что семь кинокамер уставились на него с трех сторон.

— Говорите, молодой человек! — сказал ученый. — Вы слышали вопросы товарища полковника? Отвечайте! Мы вас слушаем!

— Прежде всего, — неожиданно сказал Саша, — чтобы покончить с недоразумениями, попрошу вас всех посмотреть на часы.

Первым издал удивленное восклицание водитель “волги”, у которого часы находились перед глазами, на приборном щитке. Полковник и трое ученых увидели на секунду—две позднее…

Когда они покидали аэропорт, было без пятнадцати минут девять, это все они хорошо помнили. Никуда не заезжая, направились прямо в Н…ск. Путь занял полтора часа. А сейчас… часы показывали ТРИДЦАТЬ ПЯТЬ МИНУТ ТРЕТЬЕГО, А НЕ ОДИННАДЦАТОГО, как это должно было быть.

Все взгляды обратились на Сашу, требуя пояснений. Раз он счел нужным прежде всего обратить их внимание на время, значит, у него есть какое-то объяснение случившемуся.

Но Саша не успел произнести ни слова.

— Товарищ полковник, — сказал водитель, приоткрывая дверцу машины, — бак почему-то пуст!

— Какой бак? — поспешно спросил Саша.

— Для бензина, конечно!

— Он был полон?

— Больше чем наполовину. Я смотрел на указатель, когда подъезжали к Н…ску. А сейчас вдруг…

— Проверьте в самом баке! Указатель может быть не в порядке.

— Какая разница, пустой бак или полный? — заметил майор. — Вам не стоит отвлекаться этим.

— Стоит! Разве вы не видите, как это важно? А вы помните, товарищ водитель, сколько было на спидометре, когда выезжали из аэропорта?

— Отлично помню!

— Вы проехали приблизительно сто десять—сто пятнадцать километров. А по спидометру?

— Именно так! — Водитель отвернул пробку бака и заглянул внутрь. — Извольте полюбоваться! Бак пуст!

— А спидометр у вас в порядке?

— В полном порядке. И счетчик тоже. И бак не имеет повреждений.

Получалось что-то несуразное. Если верить счетчику на спидометре, машина, придя в Н…ск, больше не двигалась. А отсутствие бензина свидетельствовало, что она прошла еще более двухсот километров. Правда, был третий вариант — мотор мог все четыре часа форсированно работать на холостом ходу.

— Проверьте мотор! — приказал Хромченко.

Он сказал это машинально, думая о другом. Осмотр мотора ничего не мог дать для разрешения загадки.

Водитель открыл капот и вскрикнул. В его возгласе прозвучало удивление, граничащее с ужасом.

Мотора не было!…

Бежевая “волга”, побывавшая “там”, предстала перед ожидавшими ее здесь людьми без двигателя и без бензина!

И то и другое, очевидно, осталось в том месте, где побывали Анечка, симментальский бык и кот Белка. Вчера! А также полковник Хромченко, водитель и трое ученых — сегодня!

И так же, как Анечка, пятеро взрослых мужчин ничего не могли рассказать об этом таинственном месте. Как и для трехлетней девочки, время “там” прошло вне их сознания.

А за четыре часа чьи-то руки, пусть даже не человеческие, а механические, но несомненно управляемые чьим-то разумом, ОСТАНОВИЛИ машину, идущую со скоростью шестьдесят километров в час, СНЯЛИ С НЕЕ ДВИГАТЕЛЬ и СЛИЛИ БЕНЗИН. А ПОТОМ ПОСТАВИЛИ “волгу” с ее пассажирами сюда, на это место, и СДЕЛАЛИ ЕЕ ВИДИМОЙ!

Так начали рисоваться события в сознании тех, кто, подобно Саше Кустову, не сомневался в том, что все это дело рук разумных существ, ИЗУЧАЮЩИХ таким необычным способом обитателей Земли и их технику. С этой точки зрения легко было объяснить, зачем понадобились “им” мотор “волги” и та жидкость, которая питала этот мотор. Все становилось более или менее понятным.

И только одно — пятнадцать километров — продолжало оставаться загадочным. Что мешало “им” возвращать живые существа и предметы (пока что подразумевалась одна только “волга”) на то место, где они находились до “похищения”? Даже приблизительного ответа на этот вопрос нельзя было придумать при самом пылком воображении…

— Смотрите! Что это?! — внезапно сказал водитель.

Ему, видимо было суждено преподносить сегодня один сюрприз за другим.

Его рука указывала на что-то под капотом машины, на том месте, где должен был находиться “украденный” двигатель.

И все увидели там длинный плоский ящик, сделанный как будто из серебристого металла, настолько плоский, что его сразу никто не заметил. На крышке — или на верхней доске, если это была не крышка — точно фабричное клеймо или предупреждающий знак, четко выделялся выгравированный и покрытый чернью, или чем-то очень на нее похожим… череп!

И снова, в который раз, ошеломленное молчание прервалось удивленным возгласом, на этот раз Семена Семеновича:

— А ведь он не наш!

— Что вы хотите этим сказать? — спросил физик.

— То, что сказал. Этот рисунок изображает череп не земного человека!

— Вы уверены в этом?

— Абсолютно! Это не может быть случайной ошибкой!

Саша стремительно наклонился над серебристым ящиком. Слова Семена Семеновича вызвали неожиданную мысль. Если ящик поставлен “ими” на место снятого мотора, то…

И он сразу понял, что мысль правильна. Тяги, тросики, трубки — все, что обычно соединяет педали и ручки управления с двигателем, — не были ни сломаны, ни оборваны. Они аккуратно уходили в “ящик”, точно так же, как прежде в корпус мотора. Очевидно, все это заметил и водитель. Он почти оттолкнул Сашу, захлопнул капот и поспешно сел на свое место. Поняв, что он собирается делать, все отступили.

С волнением люди ждали, БУДЕТ ЛИ РАБОТАТЬ НА ЗЕМНОЙ МАШИНЕ “ИХ” ДВИГАТЕЛЬ! Потому что ничем, кроме как новым двигателем, НЕ НУЖДАЮЩИМСЯ В БЕНЗИНЕ, этот “”ящик“” быть не мог!

Водитель повернул ключ зажигания и, хотя ничто не показало, что мотор заработал, тронул ногой педаль акселератора.

“Волга” вздрогнула и ДВИНУЛАСЬ ВПЕРЕД!

Он мгновенно снял ногу с педали и затормозил. Ехать было некуда.

Да этого и не требовалось. Все было и так ясно!

Только чудовищное напряжение помешало тем, кто видел это очередное “чудо”, встретить его громким “ура!”.

Потому что теперь уже не могло быть ни малейшего сомнения в том, что на Земле, в маленьком городке и его окрестностях, проявлял свое незримое присутствие могучий разум ИНОПЛАНЕТНОЙ ЦИВИЛИЗАЦИИ!

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ,

Прошло не менее пяти—шести минут, пока к взволнованным, как никогда прежде, людям вернулась способность связно выражать свои мысли и впечатления. Почти благоговейная тишина сменилась возбужденными возгласами, в которых звучали удивление, радость, восторг — в зависимости от характера человека и его подготовленности к восприятию неведомого, непостижимого разумом.

Но даже и те, кто почувствовали невольный и непреодолимый страх чуть ли не мистического характера, вместе с тем испытывали и гордость от сознания, что вековая мечта человечества — то, во что боялись верить и на что страстно надеялись, — стала реальностью и что именно им выпала судьба оказаться первыми очевидцами осуществления этой мечты. Потому что все, что произошло вчера и сегодня, в той или иной степени оставляло лазейку для сомнения, тогда как сейчас факт состоявшегося (пусть хотя и заочно) контакта с инопланетным разумом никаких сомнений уже не допускал.

Первым заговорил водитель бежевой “волги”. Но прежде чем произнести хоть слово, он начал с действия. Очевидно, им руководило желание проверить еще раз, а может быть, и убедиться в том, что все это ему не приснилось. Не трогая на этот раз ключа зажигания, явно не нужного больше для запуска нового двигателя, он просто нажал на педаль акселератора, делая это машинально, по привычке, почти автоматически, так, словно мотор находился во включенном состоянии и работал, хотя машина и была неподвижна.

И “волга” послушно тронулась с места и пошла вперед, так же послушно остановилась, едва только водитель снял ногу с педали. Необходимости воспользоваться тормозом для полной остановки, очевидно, больше не существовало!

Создавалось впечатление, что педаль акселератора осталась единственным органом управления, если, конечно, не считать рулевого колеса…

Радиатор машины почти коснулся переднего штабеля бревен, и водитель так же машинально, как делал это всегда в подобных случаях, переключил коробку скоростей на задний ход.

И “волга” снова подчинилась, вернувшись на прежнее место. А привычного звука работающего мотора по-прежнему не было слышно.

— Ну и ну! — сказал водитель настолько громко, что его хорошо услышали. — Ну и ну! Надо же! Выходит, что она будет вечно двигаться без горючего и без системы зажигания, поскольку, опять-таки, горючего-то нет! Что же приводит в действие новый двигатель?

— Боюсь, что эта загадка так и останется неразрешимой навсегда! — отозвался Аксенов.

— Что заставляет вас так думать? — спросил ученый.

— То, что я вижу здесь изображение черепа. Ничего другого, как только предупреждение, что двигатель нельзя разбирать без опасности для жизни, череп означать не может.

— Правильно! — сказал доктор Фальк.

— Это еще очень спорно! Череп может ничего не означать, а быть всего лишь заводской маркой. Но даже если вы и правы, то это не остановит наших инженеров. Они найдут способ вскрыть этот ящик, чтобы заглянуть в него. И обязательно это сделают!

— Если останется куда заглядывать после такой операции, сказал Фальк. — И кому заглядывать!

— Опасность никогда еще не останавливала науку! — возразил ученый. — А люди не пострадают ни при каких обстоятельствах. Ящик, или двигатель, будь он хоть атомным, вскроют без участия людей. Для этого есть достаточно средств. Впрочем, там будет видно, — прибавил он, видимо не желая спорить.

— Мне лично больше всего кажется странным, что им хватило четырех часов на смену двигателя, — сказал ученый-физик. Это совсем не простая операция. Снять прежний мотор и поставить на его место другой, совсем иной конструкции и размеров — это должно занять, при любом уровне технического развития, во много раз больше времени.

— Мне почему-то кажется, что все дело как раз и заключается во времени! — сказал Саша.

— Что вы хотите этим сказать?

— Я еще сам хорошо не знаю! Надо подумать!

— Что бы ни имел в виду товарищ Кустов, — сказал физик, любой человек, знакомый с работой автослесарей, согласится, что заменить мотор за четыре часа невозможно.

— А кто же спорит, — сказал водитель “волги”, — разумеется, невозможно.

— Но мотор сменен!

— Если бы только мотор! Учтите, нет больше коленчатого вала, он не смог бы поместиться в таком небольшом ящичке. Значит, изменена система связи двигателя с ведущими колесами. Все иное! Тут надо затратить, если работало несколько опытных мастеров, дня два. Да и то мало, пожалуй!

— Вот потому-то они и вернули вас не через три часа, как это было во всех вчерашних случаях, а через четыре, — сказал Аксенов. — Трех часов им оказалось мало для замены двигателя.

— Вот именно! А только что было выяснено, что и четырех часов далеко не достаточно!

Тон, которым Саша Кустов сказал эту фразу, привлек всеобщее внимание.

— А пояснее нельзя? — спросил старший из ученых. — Если вы что-то знаете…

— Я не знаю! А для предположений еще недостаточно фактов. Меня и так вчера упрекнули в излишнем фантазировании.

— Фантазия — качество величайшей ценности! — неожиданно процитировал Ленина ученый-физик.

— Ну вот что, — сказал Хромченко. — Давайте отложим все споры до приезда в город. Не знаю, как вы, а я уже здорово промерз.

— Верно, поехали! — сказал старший из ученых.

— А машина? Оставим здесь?

— Я не покину ее, — сказал водитель.

— Об этом и речи нет. — Полковник задумался. — А что, если попробовать повернуть ее с помощью ваших машин. И протащить между пнями. Расстояние ведь совсем небольшое. Там, где стоят ваши машины, проезд свободный.

Капитан Аксенов с сомнением покачал головой.

— Три машины, — сказал он, — легко бы вытащили одну, даже полностью загруженную, если бы не эти вот пни. Они так часты, что не оставляют никакого проезда. Нужен автокран!

— Тогда поезжайте и присылайте кран! А мы, — Хромченко указал на водителя, — останемся караулить эту… уникальную машину.

— И бесценную для науки! — добавил физик. — Я тоже останусь. В машине мы не замерзнем!

И он решительно направился к дверце, которую водитель поспешил открыть перед ним.

— Поезжайте! И поскорее возвращайтесь за нами! — сказал Хромченко. — О! Что это?!…

Крики удивления и испуга раздались со всех сторон. Физик отшатнулся и, потеряв равновесие, упал в снег…

Бежевая “волга” снова исчезла!

На месте, где она только что стояла, остались на снегу отчетливые следы ее протекторов… И больше ничего!

Ни машины, ни ее водителя!

Ничего!…

Видимо, человек может действительно привыкнуть ко всему. Девятнадцать человек опомнились на сей раз очень быстро.

— Они вернутся через три часа!

— Через четыре!

— В пятнадцати километрах отсюда!

— На север!

— Значит, в лесу! Еще хуже, чем здесь!

— Ну, хуже вряд ли!

Все говорили разом, не слушая друг друга.

Ученый-физик поднялся, охая. Он сильно ударился о торчащий пень.

— Не слишком-то любезно с их стороны, — проворчал он. — Могли бы быть повнимательнее!

Он говорил о “них” как о людях, хотя и не могло быть уверенности в том, что человечество Земли не столкнулось с цивилизацией роботов. Правда, за любым, самым сложным и совершенным, роботом неизбежно должен стоять разум человека или сходного с ним существа.

— Зато… вот это… даже слишком любезно… — Голос капитана Аксенова прерывался от волнения. — Товарищи… смотрите же!

Все обернулись.

Рядом с тремя машинами, в двадцати шагах, там, где уже не было столь часто и тесно расположенных пней, как ни в чем не бывало стояла только что исчезнувшая “волга”.

— Ох, — сказал Хромченко. — Чтобы их! Да уж, ничего не скажешь!

— Где они прячутся, черт возьми? — с негодованием воскликнул майор. — Если они тут и все видят и слышат, то почему прячутся от нас?

— Быть может, совсем и не прячутся! — сказал Саша и, повернувшись к Аксенову, спросил: — Вы думаете, они это сделали из любезности? Чтобы нам не возиться с краном?

— Так выходит! Для чего же еще? А вы имеете основание думать иначе?

— Кажется, имею! А ну-ка, браток, — сказал Саша, подходя к “волге” и обращаясь к водителю, — тронь-ка машину, как делал недавно. Или пусти меня, если сам не можешь.

— Как это так — не могу! Вот, пожалуйста!

Он взялся за руль и поставил ногу на педаль так, как делал уже два раза после таинственной замены двигателя. Но машина не двинулась с места!

Саша молча уверенным и твердым жестом указал на ключ зажигания. Водитель посмотрел на него диким взглядом. Видимо, он понял, что имел в виду младший лейтенант.

— Ключ… не нужен, — запинаясь сказал он, — системы зажигания… нет… однако! И бензина… тоже нет!

— Забудь об этом! Действуй, как всегда!

Водитель послушно повернул ключ…

И мотор заработал. Заработал, как всегда. И легкая дрожь корпуса подтверждала это!

— Стой! Не двигай машину!

Саша рывком открыл капот. ДВИГАТЕЛЬ БЫЛ НА MECTEI А ящик серебристого металла с изображением черепа бесследно исчез, словно его и не было никогда.

— Ну это шалишь! — сказал Горюнов. — Все осталось на наших пленках! Все! Никуда не денется!

Полковник Хромченко сам отвинтил пробку бака. Ведь двигатель “волги” не мог работать без бензина, как серебристый ящик. БАК ОКАЗАЛСЯ ПОЛНЫМ ДО КРАЕВ!

— Вот это я понимаю! — воскликнул Хромченко. — Если и не любезно, то вполне порядочно! Но выходит, что у них есть бензин. Так зачем же им понадобилось сливать прежний?

— Был или теперь есть! — заметил Саша.

— Ну это вы уж слишком! — сказал майор. — Если заменить мотор за четыре часа невозможно, то произвести анализ горючего и синтезировать его из местных материалов за те же четыре часа невозможно вдвойне!

— А как же быть с обратной заменой “их” двигателя снова на наш? Ведь это заняло “у них” даже не четыре часа, а попросту несколько секунд? — спросил Саша.

Как признались впоследствии все присутствующие, эти слоев оказались для них неожиданными. Видимо, все же сказывалось утомление от всего пережитого.

— Послушайте, молодой человек! — сказал старший из ученых. — У вас явно есть какое-то предположение или даже гипотеза по поводу всех этих происшествий. Так поделитесь с нами! Не заставляйте зря ломать голову!

— Я все скажу в городе. Честное слово, у меня язык скоро примерзнет к зубам.

— Правильно! — поддержал Сашу Хромченко. — Все обговорим в Н…ске. По машинам!

Волей-неволей пришлось подчиниться этому решению. Хоть и очень неохотно, но все стали садиться в машины.

Полковник дотронулся до руки Саши Кустова. Его лицо было немного смущенным, но глаза улыбались.

— Пожалейте старика! — шепнул он. — В двух словах, в чем тут дело?

— Я думаю о разном восприятии времени, — так же тихо ответил Саша. — Помните рассказ Уэллса “Новейший ускоритель”? Так вот, вроде этого.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ,

Как ни тихо обменялись фразами полковник Хромченко и Саша Кустов, кое-кто их услышал. И не успели четыре машины тронуться с места, ответ молодого офицера уже знали все.

Разное восприятие времени! Да, это многое объясняло!

— Ох и молодец парень! — воскликнул ученый-физик. — Пришло же такое в голову!

— Должно было прийти и нам. — недовольным тоном отозвался старший из ученых. — Напрашивается само собой. Ведь таким их свойством — не “восприятием”, разумеется, а убыстренной в сравнении с нашей жизнедеятельностью — можно объяснить почти все!

— Почему “почти”?

— Потому что среди здешних событий есть требующие объяснений с других позиций.

— Например?

— Ну хотя бы пленка той девочки. Или невидимая завеса в поликлинике.

— Совершенно разные вещи! Восприятие субъектом времени, или, как вы уточнили, убыстренная относительно нас жизнедеятельность — явление физическое и биологическое, тогда как пленка и завеса — область техники!

— Судя по тому, что произошло за эти два дня, — сказал третий ученый, — их техника намного выше нашей.

— Не только техника. Не забывайте случаев с начальником Н…ской милиции и с воскрешением быка.

— Если у них, — сказал физик, — время как бы замедлено, то не здесь ли следует искать причину того, что, ясно показывая нам свое присутствие, они не идут не личный контакт с нами? Ведь для них мы попросту неподвижны. Кстати, этим и объясняется, как им удалось остановить нашу машину на полном ходу. Просто подошли к “неподвижной” машине и выключили мотор.

— Вопрос, где они это сделали, у нас иди у них?

— Только у нас. Не укладывается в голове, что наша машина и мы сами могли мгновенно перенестись на расстояние в три с половиной миллиарда километров. А затем с такой же скоростью совершить обратный путь. И мы, и машина — материальны! А ничто материальное, как вам отлично известно, не может передвигаться быстрее света. А для того чтобы мгновенно оказаться у них, нам и машине нужно было двигаться в двенадцать тысяч раз быстрее.

— Все правильно, но почему мгновенно? Мы “отсутствовали” четыре часа.

— А о том, что эта же самая машина и ее водитель исчезали вторично, вы забыли? Если мотор заменяли снова на наш на их планете, то путь туда и обратно занял секунды.

— Но ведь и они не могли совершить путь к нам мгновенно?

— А им и не требовалось. Полчаса они нашли бы всегда. Этого достаточно, чтобы не нарушать законы природы.

— Значит, вы твердо уверены, что “они” здесь?

— Либо здесь, и тогда все, что происходит, надо объяснять, исходя из этой предпосылки, либо все наши знания о времени глубоко ошибочны. А вообще-то мы вряд ли узнаем что-либо точно. “Они”, судя по всему, не собираются делиться с нами своими знаниями.

Хромченко понимал, о чем шел разговор. Именно об этом говорили в машине по пути из аэропорта. Новость, которую сообщили ученые, давно стала бы известной всем, если бы то, что произошло с бежевой “волгой” и ее пассажирами, не отвлекло внимания.

А она заключалась в том, что в ночь с одиннадцатого на двенадцатое января на двух обсерваториях, видимо одновременно, была открыта… десятая планета Солнечной системы!

Очень странная планета! Всеми параметрами нарушающая казалось бы незыблемые, законы! Каковы же были эти параметры? И какие законы они нарушали?…

В нашей системе планеты по размерам делятся на два резко неравные группы; малых и гигантов! К малым относятся Меркурий, Венера, Земля и Марс. Затем идет пояс астероидов и после него область планет-гигантов — Юпитера, Сатурна, Урана и Нептуна. Последняя, девятая планета — Плутон — выпадает из этой последовательности, относясь к группе малых планет. Но среди астрономов существует мнение, что Плутон и не планета вовсе, а огромный астероид.

Расстояния между Солнцем и каждой из планет подчиняются открытому в конце восемнадцатого века астрономами Боде и Тициусом числовому ряду, пятое место в котором вместо одной планеты занимает пояс астероидов, то есть очень малых планеток. Место десятой планеты, если таковая существует, согласно этому ряду, находится далеко за Плутоном.

Скорость движения планет по орбитам вокруг Солнца тем меньше, чем дальше планета отстоит от центра системы, и колеблется от четырех с половиной километров в секунду (Плутон) до сорока восьми (Меркурий).

И наконец, все планеты движутся в одну сторону, в плоскости эклиптики, с очень незначительными отклонениями от этой плоскости (от 0,5 градуса у Урана, до 7 градусов у Меркурия). Только Плутон и здесь выпадает из общего ряда, имея наклонение орбиты чуть больше семнадцати градусов.

Открытая в ночь на двенадцатое января новая, десятая планета нарушала все перечисленные выше законы размера и движения планет Солнечной системы.

Во-первых, она явно относилась к группе малых планет, будучи почти точно равной Марсу, но оказалась среди планет-гигантов, между Ураном и Нептуном, ближе к последнему. Такое ее местоположение, противоречащее ряду Бодэ и Тициуса, сразу же насторожило астрономов.

Во-вторых, обратила на себя взимание “неестественная” скорость движения — семьдесят километров в секунду! При такой скорости и при таком удалении от Солнца планета никак не могла долго оставаться на своей орбите!

И самое главное — орбита новостартовой планеты находилась столь близко от орбиты Нептуна, что ближайшее противостояние грозило неминуемой ее гибелью.

Это решило вопрос! Такой планеты существовать не могло! В Солнечной системе по-прежнему оставалось девять планет!

Что же открыли на двух обсерваториях в ночь на двенадцатое января?

Планету-гостью! Но как и откуда явилась эта гостья?

Ответ помогло найти событие, произошедшее двумя сутками раньше, в ночь на десятое января, с автоматической межпланетной станцией, два года назад отправленной к спутнику Нептуна Тритону. Об этом событии читатель знает из первой главы.

Несложный расчет показал, что новая планета и станция встретились в одной точке пространства — иначе говоря, столкнулись, если можно так выразиться о телах столь различных по размеру. Это “столкновение” и послужило причиной гибели станции, а неизвестная планета, оказавшаяся в Солнечной системе, и была тем препятствием, о котором сообщала последняя радиограмма с борта станции.

Сомнений в исправности чувствительных локаторов и “телеглаз”, которыми была снабжена автоматическая станция, не было и не могло быть, а раз они не “увидели” и не “почуяли” такое огромное тело, как планета размером с Марс, то значит, за несколько мгновений до “столкновения” этой планеты НЕ БЫЛО В СОЛНЕЧНОЙ СИСТЕМЕ!

Но она послужила причиной гибели станции, которая сгорела в ее атмосфере, влетев туда с третьей космической скоростью!

Для разрешения этого противоречия существовала только одна возможность — признать, что планета-гостья явилась в Солнечную систему ИЗ ПРОСТРАНСТВА ИНОГО ИЗМЕРЕНИЯ или ПРОШЛА ЧЕРЕЗ ЭТО ПРОСТРАНСТВО, мгновенно возникнув там, где мгновение назад ничего не было!

ДРУГОГО ОБЪЯСНЕНИЯ НЕ СУЩЕСТВОВАЛО!

А раз так, то ОНО БЫЛО ПРАВИЛЬНЫМ!

По приезде в Н…ск в кабинете капитана Аксенова организовалось что-то вроде пресс-конференции. Четыре корреспондента обрушили на трех ученых град вопросов.

Не приходится говорить, с каким вниманием, присутствующие выслушали сообщение о “десятой планете” и о предполагаемой связи между ее появлением в Солнечной системе и событиями в Н…ске.

Все, что пришлось увидеть, пережить и передумать за вчерашний день и сегодняшнее утро, после этого сообщения внезапно получило новое толкование, наполнилось новым и неожиданным смыслом.

Когда ученые рассказали все, что было известно им самим, слова попросил полковник Хромченко.

То, что за этим последовало, было, пожалуй, самой сенсационной минутой н…ских событий. Полковник начал с того, что подробно рассказал об автомобильной катастрофе, жертвой которой стал несколько лет назад и в которой потерял ступню правой ноги.

— То, что я сказал, могут подтвердить многие из здесь присутствующих, — закончил Хромченко.

— Почему вы думаете, что мы сомневаемся в ваших словах? спросил Горюнов.

Как и трое его коллег, он не понимал, зачем было рассказывать обо всем этом. Какое отношение имела давняя автомобильная катастрофа к н…ским событиям?

— Сейчас, — ответил Хромченко, — вы, конечно, не имеете повода сомневаться, но можете получить повод через две минуты. Я хочу еще напомнить вам, что после нашего появления на вырубке, выходя из машины, я упал, при первом же шаге…

— Сломался протез? — спросил Горюнов.

— Нет, он не сломался. И нога у меня не подвернулась. Дело заключалось в том, что за годы я привык к протезу и не упал бы, если… если бы мой протез был на месте.

При этих неожиданных словах все поднялись, внезапно пораженные догадкой.

— Так вот в чем дело! — воскликнул физик.

Присутствующие ждали, не спуская глаз с полковника. А он медленно снял ботинок и стянул носок. Ступня была на месте! Крик изумления вырвался одновременно у всех, в том числе и у самого полковника Хромченко. Потому что ЭТОГО не ожидал и он сам!

На ноге было ШЕСТЬ ПАЛЬЦЕВ!

Четыре, посредине, имели по три сустава, были тонки и неразличимо одинаковы. А два крайних, тоже одинаковых, но с двумя суставами каждый, очень походили на большие пальцы человеческой ступни. И на всех шести — конусообразные, словно специально заостренные, чуть зеленоватые ногти.

Это была ступня тех существ, которые и произвели операцию приживления за то время, пока пассажиры бежевой “волги” находились на “десятой планете”, потому что нелепо было бы думать, что “они” явились на Землю, захватив с собой все необходимое для подобной операции, к тому же подвернувшейся совершенно случайно.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ,

Семен Семенович подошел к Хромченко.

— Вы почувствовали новую ступню только тогда, когда вышли из машины? — спросил он.

— Да, только когда ступил на нее.

— Это очень странно!

Семен Семенович наклонился, внимательно осматривая ногу. Он делал это неторопливо, словно находился у себя в поликлинике и осматривал обычного больного.

Ему не мешали. В кабинете капитана Аксенова царила тишина, насыщенная, как электричеством, напряженным ожиданием чего-то, что могло произойти в любое мгновение. Эту тишину нарушало только едва слышное стрекотание кинокамеры Волга. Видимо, она была заряжена очень чувствительной пленкой, раз корреспондент пытался заснять полковника и его ногу, не прибегая к искусственному освещению.

— Ваша ступня была ампутирована вот здесь?

— Да!

— Нет следов! — сказал Семен Семенович. — Посмотрите, коллега! — обратился он к Фальку.

Но тот не откликнулся.

Семен Семенович мельком взглянул на него и пожал плечами.

— Посмотрите! — обратился он к остальным.

Но все и так уже видели. Следов не было! И не только следов первой операции многолетней давности, но и второй, произведенной СЕГОДНЯ! Так же, как не осталось никаких следов на ребрах капитана Аксенове и на туловище симментальского быка, которого еще вчера вечером внимательно осмотрел ветеринарный врач. Хирургическая техника “у них” находилась на большой высоте!

Хромченко угрюмо рассматривал свою ногу. Вид у него был совсем не радостный.

— Вы как будто недовольны, — сказал Семен Семенович.

— А как вы думаете? — Полковник поднял голову. — Что хорошего на всю жизнь остаться живым экспонатом для музея. Меня же теперь не оставят в покое!

— А разве без ноги было лучше? — неожиданно спросил Фальк.

— Без ноги плохо, но лучше, чем с такой ногой!

— Значит ли это, что вы были бы рады снова оказаться с протезом?

— Рад — это не то слово. Но я был бы доволен, если б этой чужой ступни у меня не было.

— А вообще ступни?

— Что значит “вообще”? — удивился полковник.

Доктор Фальк не ответил.

— Я думаю, — сказал Семен Семенович, — что вас не будут очень уж беспокоить.

— Трудно в это поверить, доктор!

Саша Кустов с нетерпением слушал этот неторопливый разговор. Он понимал, насколько важен факт появления “инопланетной ноги” у полковника Хромченко, побывавшего “там”, но ему казалось, что именно теперь, в связи с этой самой ногой, можно и нужно поднять вопрос о “них” и об их действиях. И, не выдержав, он обратился к Аксенову:

— Товарищ капитан, разрешите мне…

— Вы забыли, что здесь находится старший начальник, строго сказал Аксенов. — Обратитесь к полковнику!

Саша четко, по-уставному, повернулся.

Но Хромченко в кабинете не было. Сиротливо лежал на полу, возле стула, на котором он только что сидел, снятый им ботинок. А самого Хромченко не было, и, как выяснилось через минуту, никто не заметил его ухода.

— Куда же он мог уйти в одном ботинке? — недоуменно сказал подполковник. — Ну, раз его нет, обращайтесь ко мне. Что вы хотели сказать?

— Мне кажется, что очень важно, чрезвычайно важно, — подчеркнул Саша, — обратить самое пристальное внимание на факт повторного исчезновения быка. Откуда “они” могли узнать, что этот бык нами застрелен?

— Почему вы считаете это столь важным?

— Потому что это путь к установлению контакта с ними. Разве вы сами не чувствуете, что кто-то нас все время слышит или даже видит?

— Ну это уж слишком фантастично, — сказал майор, верный своему скепсису.

— А мои ребра, — заметил Аксенов. — Откуда они узнали об этом? А ведь, несомненно, узнали.

— А “волга”? Откуда они узнали, что нам надо переставить ее на другое место?

— Совершенно очевидно, что они видят и слышат. Но как?

— Быть может, все это намного проще, чем вы думаете, сказал Фальк.

Все одновременно обернулись к нему.

— Если у вас возникла какая-нибудь гипотеза, доктор, поделитесь с нами! — сказал Аксенов.

Но доктор Фальк опять не ответил. Видимо, у него была такая манера — не отвечать на вопросы, почему-либо неудобные для него. При этом он не пожимал плечами, не изменял выражения лица, отличавшегося довольно неприятной неподвижностью, а просто молчал, словно ничего не могло быть естественнее.

Саша подождал, но видя, что доктор не собирается отвечать, заговорил снова:

— Второй, и не менее важный вопрос: чем объяснить быстроту их действий?

— Не так давно, — заметил физик, — вы сами высказали хорошую гипотезу по этому поводу.

— Теперь она кажется мне сомнительной.

— Почему же?

— Мне трудно объяснить.

— Здесь возможно такое объяснение, — сказал физик. — Они научились управлять временем, ускорять или замедлять его течение.

— Или так, — еще медленнее, чем всегда, заговорил Фальк. — Действуют, производят нужные работы и даже хирургические операции не люди, а механизмы, управляемые мыслью своих хозяев. И эти механизмы могут действовать с такой же скоростью, как мысль. А скорость мысли почти беспредельна. Если она тренирована.

— Возможно, что так!

Это сказал старший лейтенант Кузьминых, появившийся в проеме двери. Сразу после того, как вернулись все, встретившие бежевую “волгу” на вырубке, он о чем-то переговорив с капитаном Аксеновым и куда-то ушел.

И вот он вернулся и стоял у двери кабинета, с каким-то странным выражением — не то любопытства, не то иронии, пристально глядя на Фалька.

— Наверное, это так и есть, раз ВЫ сказали, — повторил он еще раз, отчетливо подчеркнув слово “вы”. — Вам это лучше знать!

Он подошел к столу Аксенова.

— Я могу сообщить важную новость.

— Когда вы шли сюда, вам не повстречался полковник? — спросил капитан.

— Нет, я его не видел.

— Меня это начинает беспокоить, — сказал майор.

— А что случилось?

Ему коротко рассказали о ноге Хромченко и его странном уходе в одном ботинке.

— Но почему вы говорите “ушел”? — спросил Кузьминых. — За эти два дня мы привыкли называть такие вещи “исчезновением”. Полковник, видимо, зачем-то понадобился “им” вторично. Вопрос, куда он вернется. Что вы думаете по этому поводу, “доктор Фальк”?

Кавычки, в которые Кузьминых заключил фамилию, прозвучали отчетливо. Все глаза обратились на молодого врача, хотя никто еще не понимал поведения Кузьминых.

Доктор Фальк никак не реагировал на это. Он продолжал сидеть с неподвижным лицом, которое внезапно показалось всем маской. И ответил спокойно и медленно:

— Я думаю, что есть все основания полагать, что полковник вернется сюда.

И едва прозвучало последнее слово, в комнате возник Хромченко. Возник из пустоты, на том же стуле, на котором сидел до своего исчезновения, и в той же позе. Будто все время был здесь. И одна нога по-прежнему была без ботинка.

Но — и это бросилось в глаза — без ботинка была не нога, а… протез.

И как выяснилось потом, у всех мелькнула досадливая мысль: “Неужели они не могли вернуть потерянную ногу, пусть искусственную, но такую же, как левая?”.

— Это было ваше желание, — сказал доктор Фальк. — Теперь вы довольны?

— Да! — коротко ответил Хромченко.

— Ну вот и хорошо!

Хромченко спокойно надел носок и ботинок.

— Действительно хорошо! — сказал он. — Я им весьма признателен.

— Поблагодарите доктора Фалька! — сказал Кузьминых.

— Доктора Фалька?!

Странные слова Кузьминых удивили не только Хромченко, а буквально всех.

— Перед самым вашим появлением… — начал Кузьминых, но полковник перебил его:

— Как это все произошло? Вы ведь все видели. Как это выглядит со стороны? Я ничего не почувствовал. Для меня не было ничего. Как я сидел на этом стуле, так и продолжаю сидеть, только вместо чужой ступни на моей ноге прежний протез.

— А для нас, — ответил ему Аксенов, — все произошло до изумления просто. Вы сидели, потом вдруг мы обнаружили ваше исчезновение, даже подумали, что вы зачем-то незаметно вышли, а потом вы снова оказались на том же месте. И больше ничего!

— И больше ничего! — повторил старший из ученых. — Если бы мне рассказали нечто подобное, ни за что бы не поверил. Кто слышал высказанное вами желание иметь прежнюю ногу? Не могли же, о конце концов, “они” услышать ваши слова на расстоянии трех с половиной миллиардов километров? Подобная техника немыслима!

— Техника — да! — сказал Фальк. — Но есть и другие силы в природе, и многие могущественнее техники! Но нам хотел что-то рассказать старший лейтенант!

Кузьминых пристально посмотрел на Фалька.

— Да! — сказал он. — Раз доктор не возражает! Вчера, когда я пришел в поликлинику, меня познакомили с человеком, который назвал себя доктором Фальком. Потом я узнал, что у доктора, по его словам, пропал в дороге чемодан со всеми вещами, деньгами и документами. Главврач поликлиники сообщил мне, что о приезде в Н…ск нового врача он не знал, что было более чем удивительна. Обычно об этом предупреждают заранее. Только что я получил ответы на посланные мною запросы. Врача по фамилии Фальк к нам не направляли. В утреннем автобусе человека с внешностью доктора Фалька не было. НЕ БЫЛО! Слова доктора Фалька что он прилетел самолетом, а в Н…ск приехал автобусом, — ложь!

Кузьминых замолчал на минуту, не глядя на Фалька, который, словно не обращая внимания на его слова, сидел все так же неподвижно и молча.

— За эти два дня, — снова заговорил старший лейтенант, у нас в Н…ске произошло событие, особенно странное и необъяснимое. Это излечение капитана Аксенова. В поликлинике, куда был доставлен капитан Аксенов, как раз находился доктор Фальк. А теперь последнее. Пока я был возле капитана и составлял акт о его исцелении, доктор Фальк посетил этот дом и, видимо, этот кабинет, где тогда лежал бык. Кстати, кабинет был заперт и остался ЗАПЕРТЫМ после визита доктора. Дежуривший вчера по отделению старшина Груздев ВСПОМНИЛ О ПОСЕЩЕНИИ ФАЛЬКА ТОЛЬКО СЕГОДНЯ, когда вновь увидел его. А вчера он почему-то не обратил внимания на незнакомого посетителя, хотя так же видел его. Доктор Фальк присутствовал при возвращении “оттуда” машины товарища полковника и слышал слова одного из наших московских гостей о том, что ящик двигателя обязательно будет вскрыт, несмотря на опасность такого эксперимента. И вот машина снова исчезла и появилась уже без нового двигателя, со старым. Кстати, появилась не в пятнадцати километрах от места исчезновения, а почти на том же месте, только немного передвинутая на более УДОБНОЕ ДЛЯ НАС МЕСТО! Наконец, только что второй раз исчез полковник Хромченко и “вернулся” точно на то же самое место, где был. И снова мы видим здесь доктора Фалька. Мне кажется, что доктору Фальку следует объяснить нам все эти странные совпадения. А главное — что заставляет его скрывать от нас свою НАСТОЯЩУЮ ВНЕШНОСТЬ под личиной человека Земли?

Кузьминых замолчал, на этот раз глядя прямо в глаза Фалька. На него же смотрели и все бывшие в кабинете, еще боясь окончательно поверить в наступление долгожданного момента встречи лицом к лицу обитателей двух миров. Затаив дыхание люди ждали ответных слов, которые должны были доказать правоту старшего лейтенанта, сумевшего раскрыть инкогнито пришельца.

И эти слова прозвучали.

— Наша внешность слишком различна, — все так же невозмутимо спокойно ответил “доктор Фальк”. — Я думал, что останусь неузнанным. Не думал, что люди вашей планеты так проницательны!

— Каким образом вы говорите по-русски? — спросил Кузьминых.

— Я вообще не говорю, — прозвучал странный ответ. — Мои мысли преобразуются для вас в звуки вашего языка. Так же, как ваши звуки преобразуются для меня в мысли.

— Но ведь вы не только мыслите. Ваши губы шевелятся!

— Это также кажется вам. То, что вы видите, — только обман зрения.

— Но почему вы скрываетесь?

Кузьминых разговаривал с пришельцем внешне спокойно, тогда как все остальные буквально онемели и от волнения не могли произнести ни одного слова. Может быть, это происходило потому, что для старшего лейтенанта превращение “доктора Фалька” в обитателя “десятой планеты” не было неожиданностью.

— Почему вы не хотите быть самим собой?

Пришелец не ответил. Он сидел с каменно застывшим лицом, вернее той маской, которую заставлял всех видеть вместо своего подлинного лица. Людям, не спускавшим с него глаз, показалось, что невидимое им существо к чему-то прислушивается или ведет мысленный разговор с кем-то.

И это было именно так!

— Поздно! — прозвучал голос пришельца, и при этом, как ясно увидели все, губы остались совершенно неподвижными. Мы покидаем вашу систему, потому что неудачно вошли в нее, слишком близко от гигантской планеты. Создалась угроза гибели. Меня зовут! Передайте людям — мы вернемся — быть может, более удачно!

— Покажитесь нам!

Было ясно, что наступают последние мгновения пребывания пришельца на Земле. Он уже уходил. Его облик бледнел на глазах.

— Сохраните обо мне память, как о докторе Фальке, — прозвучал голос, быстро замирающий, — с привычной вам внешностью. Прощайте!

Им показалось, что в последний момент облик “Фалька” резко изменился. Вместо человека в синем костюме, со светлыми волосами, мелькнула фигура, затянутая в голубое трико, оставлявшее открытым только лицо. Но этого лица никому не удалось разглядеть.

Произошло ли это на самом деле или превращение только показалось взволнованному воображению — кто мог бы ответить на такой вопрос?

Ясно было одно: ПРИШЕЛЕЦ ПОКИНУЛ ЗЕМЛЮ!