4

Проснувшись на следующее утро, Гианэя сразу заговорила о возвращении в Японию.

– Я очень хочу пожить там еще немного, – сказала она.

Накануне Марина узнала у Гипслиса, что Гианэя не нуждается в постоянном наблюдении медиков. Поэтому она ответила:

– К этому нет никаких препятствий. Я сама буду рада вернуться в наш домик.

– Сегодня!

– Пусть будет сегодня. Тебя хочет видеть Виктор, – прибавила Марина как бы между прочим.

Гианэя явно колебалась, прежде чем ответить.

– Не сердись на меня, – сказала она, – но я не хочу сейчас с ним встречаться. Пусть он прилетит к нам через несколько дней.

– Хорошо, я скажу ему.

Как оказалось, Гианэя не хотела встречаться не только с Виктором. Узнав о ее отъезде, Вийайа выразил желание еще раз поговорить с ней, но Гианэя решительно и твердо заявила, что ни с кем разговаривать не будет.

– Потом! – сказала она.

Учитывая настроение гостьи Земли, обеим девушкам был предоставлен отдельный небольшой планелет.

Прощаясь с Мариной, Гипслис подробно ее инструктировал.

– Гианэя, – сказал он, – будет нам нужна, но не так уж скоро. Подготовьте ее к длительному исследованию, которому ей неизбежно придется подвергнуться. Срок мы уточним с Гиймайей. Следите за состоянием ее здоровья и при малейшем тревожном симптоме вызывайте из Токио профессора Кимуру. Я с ним сегодня поговорю. А симптомы могут появиться следующие…

Марина внимательно выслушала и обещала все точно исполнить.

Виктор помрачнел, узнав, что Гианэя не хочет его видеть.

– Все равно, – сказал он, – я приеду на ракетодром.

– Только постарайся, чтобы она тебя не заметила.

– А как ты думаешь, почему она на меня рассердилась?

Марина только рассмеялась в ответ.

– Ты стал совсем как мальчик, – сказала она. – Подумай и поймешь сам. Она не захотела видеть и Вийайю.

Маленький домик у подножия Фудзиямы встретил их, как будто они никуда и не уезжали. Он не только не был никем занят, но чьи-то заботливые руки явно ухаживали за ним все это время. Нигде не было ни пылинки, мелкие вещи, оставленные при поспешном отъезде, стояли и лежали на прежних местах. Даже любимое кимоно Гианэи, забытое на спинке кресла, находилось там же. Видимо, кто-то был уверен, что гостья Земли вернется сюда, и хотел, чтобы она застала все в том же виде, в каком оставила.

Обе девушки точно вернулись с прогулки.

Гианэя сразу отправилась в бассейн, но пробыла в нем, против обыкновения, недолго. За это время Марина успела заказать и получить ужин.

Одетая в кимоно Гианэя уселась в кресло, удовлетворенно вздохнула и сказала:

– Наконец-то я дома!

– Тебе всегда здесь нравилось, – отозвалась Марина.

Несколько раз прежде она пыталась выяснить, почему Гианэе так нравится именно Япония, но Гианэя не захотела удовлетворить ее любопытство.

– Здесь все напоминает мне планету, на которой я родилась и выросла, – сказала Гианэя. – Мы жили в очень похожем домике, правда, у подножия холма, а не горы. Но все же здесь совсем, как там. Только… теперь я одна.

– Ты могла заметить, что у нас все человечество – единая семья. Ты член этой семьи.

– Да, я знаю, – сказала Гианэя. – Я давно это поняла. – Она посмотрела на Марину ясными глазами, в) них не было слез. – И все же я одна. У меня нет семьи.

– Она будет!

– Мне не хватает уверенности в этом. Скажи мне, – неожиданно спросила Гианэя, – меня держат под гипнозом?

– Почему ты так думаешь? Конечно, нет!

– Ты в этом уверена?

– Совершенно. Гипслис сказал бы мне.

– А Вийайа?

– Зачем бы он стал делать это?

– Потому что он очень хороший человек. Я убедилась, что это так, после его беседы со мной. Ты была права. – Она помолчала. – Меня удивляет, что я совсем спокойно думаю о гибели моих родных, даже матери и Лийайи…

– Кто это – Лийайа?

– Моя сестра. Когда я улетала на Землю, она была еще девочкой. Самой младшей во всей нашей колонии. Я ее очень любила. Если бы она была здесь, со мной…

Марина по-прежнему не видела слез в глазах Гианэи. И она невольно подумала, что, может быть, Вийайа действительно внушил Гианэе спокойствие при воспоминаниях. Если так, он поступил хорошо. То, что, не будучи медиком, Вийайа мог обладать способностью гипноза такой силы, не казалось ей странным. От столь могучего интеллекта можно было всего ожидать.

– А отца ты не жалеешь?

– Он поступил со мной очень жестоко, – ответила Гианэя. – Я вообще не жалею никого из мужчин. Они получили то, что заслужили. Нельзя безнаказанно мучить других.

Эти слова почти убедили Марину в том, что Гианэя правильно угадала причину своего спокойствия. Невозможно так изменить свои взгляды за столь короткий срок естественным путем.

«Но ей не надо этого знать», – подумала Марина.

– Мне кажется, – сказала она, – что никакое внушение здесь ни при чем. Ты многое пережила, можно сказать, прошла через смерть. Это отдалило от тебя горе. А твои взгляды на возмездие, поразившее твоих соотечественников, – это результат бесед с Рийагейей, его влияние.

Гианэя с сомнением покачала головой.

– Я так не думала, когда узнала обо всем от Мериго. А горе от гибели родных было очень сильно. Спроси Виктора, он знает. Ну, все равно! – сказала она. – Пусть так. Я спокойна и рада этому спокойствию, что бы ни было причиной. Ведь ничего нельзя изменить.

Они в молчании закончили ужин и прошли в сад. Гианэя опустилась на скамью под вишневым деревом. Она всегда любила эту скамью. Марина села рядом.

– Одно мне тяжело, – сказала Гианэя. – Сознание, что моя мать и Лийайа зарыты в земле.

– Прости, я не понимаю.

– Зарыты в земле, – повторила Гианэя. – Их закопали.

– Но…

– Так оставлять нельзя! Их надо сжечь. Нельзя, – с силой сказала она, – чтобы человек после смерти где-то существовал.

– Об этом, по-моему, не спрашивали у Мериго. Но, может быть, они сожгли…

– Нет. У них закапывают умерших.

– Мы попросим тех, кто полетит на эту планету, вырыть тела и сжечь их. Они это сделают. Но вряд ли что-нибудь осталось за это время.

– Все равно. Очень прошу, не забудь сказать им.

– Ты можешь сама это сделать.

– Хорошо, я сама.

Разговор прекратился. Через несколько минут Гианэя сказала, что хочет спать.

В последующие дни они много гуляли и даже, по инициативе Гианэи, попытались совершить восхождение на Фудзияму. Говорили обо всем, но ни разу о прошлом. Казалось, что Гианэю больше всего интересует, где и когда она сможет учиться и получить специальность.

– Я хотела бы стать медиком, – сказала она однажды.

К неудовольствию Марины, которое она, однако, ничем не показывала, Гианэя не вспоминала о Викторе, словно забыв о его существовании.

Так прошла почти неделя.

А потом, совершенно неожиданно, Гианэя сказала:

– Меня удивляет, что твой брат, который, по твоим словам, хотел меня видеть, забыл о нас.

– Он ждет, когда ты его позовешь.

– А разве, – удивленно спросила Гианэя, – я могу это сделать?

– А почему нет? Ты же позвала его в тот вечер.

– Это было другое. Я думала, что умру тогда. Это другое. А сейчас я умирать не собираюсь. Марина рассмеялась.

– Ты глупая, – сказала она весело. – Но если ты считаешь, что женщина не может позвать мужчину, то позову его я.

– А разве ты можешь?.. – Гианэя вдруг улыбнулась. – Я все время забываю, что на Земле другие по нятия.

– А у вас, – спросила Марина, – сестра не может позвать к себе брата?

– Нет. Женщина не может звать мужчину, кто бы, он ей ни был, отец, брат, все равно.

– Совсем недавно ты позвала Вийайю.

– Я звала его не в гости, звала, как позвала бы врача. Это другое дело.

– Мне кажется странным все это.

– Мне тоже. Теперь странно. Я очень изменилась, живя у вас. Меня не узнали бы теперь.

– Вернее, не поняли бы.

– Я сама позову Виктора.

– Ну и прекрасно. Иди к радиофону!

– А он не удивится?

– Обрадуется!

И все же Гианэя долго колебалась, прежде чем вызвать Виктора к аппарату. А решившись, говорила с ним так сухо, что Марина, когда Гианэя была в саду, вызвала брата еще раз и кратко объяснила причину этой сухости.

– Она так изменилась, что я только диву даюсь, – сказала Марина. – Совершенно другой человек. И это, в сущности, за несколько дней.

– Да, – задумчиво сказал Виктор. – Странно!

– Она сама удивляется, что спокойно вспоминает своих погибших родных, и подозревает внушение со стороны Вийайи. Ты его не увидишь, перед тем как лететь к нам?

– Вы обе превратились в отшельниц. Вся Земля знает, что Вийайи нет на планете.

– А где же он?

– На Луне. Гийанейцы решили осмотреть место, где находилась база, а заодно ознакомиться с лунными поселениями.

– Они полетели на своем корабле?

– Нет, на рейсовом. И знаешь кто их сопровождает? Сергей! Этот хитрец умудрился выучить язык, да так, что не нуждается в переводчике. И никому ни слова!

– Узнаю его! Когда тебя ждать?

– Сегодня. Во второй половине дня.

– Ждем!

Виктор прилетел даже раньше, чем они его ждали… Гианэя встретила его сдержанно, очевидно находясь под свежим впечатлением своего утреннего «недозволенного» поступка. Но по выражению ее глаз было видно, что она обрадована.

– Я уже подумала, что вы не хотите меня видеть, – сказала она, просто и естественно подавая ему руку, словно с юных лет привыкла к земному способу здороваться.

– Давайте договоримся, – весело сказал Виктор. – Вы считаете Марину своей сестрой и говорите ей «ты». Я ее брат и, следовательно, брат и вам.

– Я была бы рада, – ответила Гианэя. – Но у нас так нельзя.

– Вы на Земле и, насколько я знаю, не собираетесь покидать ее. Привыкайте к нашим обычаям.

– Я постараюсь, – сказала она смущенно.

Он пробыл с ними три дня, его ждали на верфи, где строился космолет, и в Совете космонавтики. Стоун просил не задерживаться.

Гианэя держалась просто и непринужденно. Уже на второй день она окончательно перешла с ним на «ты», но выглядела чем-то озабоченной.

Вечером, накануне его отлета, она попросила его пройти с нею в сад.

– Мне очень нужно поговорить с тобой, – сказала она, давая этим понять, что Марине идти с ними не следует.

Они медленно шли по дорожке, вдыхая ароматный воздух, напоенный свежестью наступающей ночи. Полная луна заливала сад ярким светом.

Виктор видел, что Гианэя взволнована, и у него явилось сильное искушение тут же, сейчас покончить со всеми сомнениями, проверить слова Марины, что Гианэя готова ответить на его чувство. Совсем недавно, перед самым отъездом в Японию, сестра сказала ему, что советует не откладывать объяснения.

Но он удержался, понимая, что если ошибается и шедшая рядом с ним девушка взволнована по другой причине, то попадет в нелепое положение и все испортит.

Гианэя долго молчала. Казалось, что она никак не может решиться сказать то, ради чего пригласила Виктора на эту прогулку. Он терпеливо ждал, не решаясь первым нарушить томительную паузу.

На секунду у него мелькнула мысль, что, может быть, Гианэя тоже ждет, ждет первого слова от него, но он тотчас же отбросил эту мысль. Ведь она сама сказала, что ей надо поговорить с ним. Нужно ей!..

Так прошло минут десять.

И вдруг Гианэя непринужденным движением положила руку на его плечо. А потом… на то же место легла ее голова. Он почувствовал на щеке прикосновение ее густых волос, от которых шел едва уловимый, незнакомый ему запах.

Всем было известно, что Гианэя не терпит никаких прикосновений. Даже простое рукопожатие она усвоила спустя долгое время после своего появления и пользовалась им крайне редко.

И вот…

Он замер, теряясь в догадках. Чем это объяснить? Что это должно означать по понятиям Гианэи?

Будь на ее месте земная девушка, в смысле такого поступка нельзя было бы сомневаться.

Поза Гианэи была очень неудобна. Она положила голову не на плечо Виктора, а на свою руку, лежавшую на его плече. Они были почти одного роста, и идти в таком положении трудно. Он остановился, выжидая. Опять-таки, будь на ее месте землянка, он обнял бы ее за талию, восстанавливая этим равновесие, но с Гианэей не осмелился этого сделать. Она выражала какие-то свои чувства, выражала по-гийанейски, и, чтобы не оказаться в глупом положении, а тем более чтобы не оскорбить ее, нужно было ответить по обычаям, которых Виктор не знал.

Он стоял неподвижно, не будучи в состоянии на что-нибудь решиться или что-нибудь сказать, с сильно бьющимся сердцем.

Прошла минута.

Гианэя выпрямилась и сняла руку с его плеча. В лунном свете ее лицо было темно-коричневым, и Виктору показалось, что в узких глазах, устремленных на него, мелькнуло то самое выражение, которое он видел в них на Гермесе, когда в выходной камере звездолета она сняла пустолазный костюм и посмотрела на него, только что принесшего ее туда на руках.

В вечер самоубийства он понял значение того взгляда. Но что должен он означать теперь?

Она улыбнулась, и он услышал вздох.

– Я опять забыла, – очень тихо сказала Гианэя.

– Что ты забыла? – так же тихо спросил Виктор.

– Что ты меня не поймешь.

– Так объясни мне.

Ему казалось, что поступить так самое простое и естественное. Должна же она понимать, что он не может знать обычаев и способов выражения чувств ее народа.

Гианэя молча пошла вперед. Он шел рядом, начиная негодовать на нее за это упорное и непонятное нежелание объяснить свои поступки.

– Виктор, – спросила Гианэя, – ты помнишь тот вечер?

– Конечно, – ответил он, понимая, что она говорит о их последнем свидании, два месяца тому назад.

– Ты помнишь все, что я тогда говорила?

– Все!

– Ты спросил меня, любила ли я Рийагейю.

– Да. И я помню твой ответ.

Они были в этот момент в тени дерева, но он ясно увидел, как она вздрогнула.

– А тогда… когда мы встретились в Пол… Пол…

– Полтаве, – подсказал он.

– Да, в Полтаве. Я знала, что ты придешь к нам, и оставила на столе свой альбом с рисунком. Ты его помнишь?

– Хорошо помню.

Она снова вздохнула и произнесла едва слышно:

– И все же…

Было очевидно, что она хотела сказать: «И все же он ничего не понимает».

Виктор действительно не мог понять ничего. Он отчетливо вспомнил тот день, ракетодром в Селене, вопрос Гианэи, был ли он у них, и ее разочарование, когда он просто ответил, что да, был. Она и тогда ждала от него чего-то, о чем он ни тогда, ни теперь не мог догадаться.

Все, что она говорила тогда и сегодня, было как-то связано между собой, но он не видел этой связи.

Знакомое чувство усталости от загадок, мучивших его полтора года, снова проснулось в нем.

– Милая Гианэя! – сказал он. – Пойми же, наконец, что мы, люди Земли, не можем знать того, что кажется тебе совсем простым. Я так хочу понимать тебя до конца, но ты ничем не хочешь помочь мне в этом. Почему? Будь со мной откровенна! Объясни, что означал твой рисунок? Я чувствую, что он был нужен и важен, но никак не могу догадаться…

Она заставила его замолчать отталкивающим жестом.

Опять!..

– Пусть так, – сказала она дрожащим от гнева голосом. – Но и мы не знаем ваших обычаев. Почему же я понимаю тебя? Потому, что мы по-разному относимся друг к другу.

Он был настолько взволнован, что не заметил ясного намека, прозвучавшего в этих словах.

– Не знаю, – ответил он уныло. – Может быть, потому, что ты прочла много наших книг.

– Может быть, – неожиданно согласилась Гианэя, сказав эти два слова прежним дружеским тоном. – Пора вернуться к Марине. Я позвала тебя для того, чтобы попросить. Забудь мой ответ на вопрос о Рийагейе. Ты меня не понял, как не понимаешь всегда.

– Хорошо, я забуду, – покорно согласился он, не сомневаясь, что она и на этот раз ничего не объяснит ему. – Уже забыл. Это не трудно.

По выражению ее лица он сразу понял, что снова, в который раз, совершил ошибку; нельзя было так говорить, ведь сама Гианэя, очевидно, придавала этому ответу большое значение.

Как тогда, на Луне, при разговоре о том же Рийагейе, Гианэя несколько секунд смотрела на него в явном смятении. А потом, так же как и тогда, резко повернулась и бегом направилась к дому. Виктор остался один…

Утром, когда он собрался уезжать на ракетодром, Гианэя не вышла проводить его, ссылаясь на нездоровье. Марина была мрачна и простилась сухо.

Когда он уже сидел в вечемобиле, она неожиданно сказала:

– Сегодня ночью Гианэя была у меня. Ты ведешь себя, как мальчишка!

И, ничего больше не прибавив, ушла в дом.

5

Подготовка к отлету шла полным ходом. Было принято решение, что корабль Мериго все же стартует первым. После того как Гианэя решительно отказалась лететь с гийанейцами, они больше не торопились и хотели основательно познакомиться с Землей. И не только с Землей, но и с другими планетами Солнечной системы. На это требовалось много времени.

Вторая, и главная, причина заключалась в самом Мериго и трех его товарищах. Пребывание на Земле с каждым днем становилось для них тягостнее. Полудикие, они никак не могли привыкнуть к окружающей их всюду технике, всего боялись и очень редко отваживались выходить из дома, где их поселили.

В этом доме намеренно была создана самая простая обстановка, лишенная комфорта, в современном понимании этого слова. Даже пища доставлялась им старинным способом, в корзинах, так как сразу же выяснилось, что появление блюд в шкафу, где только что ничего не было, вызывает страх и четверо не только не осмеливаются есть, но боятся даже подойти к этой пище.

Нечего было и думать приучить их к радиофонам, экранам телесвязи и вечемобилям. Но планелетов они не боялись: свет, исходивший неизвестно откуда, также не путал их. К этому они привыкли.

Полная неспособность освоиться с окружающим привела к постоянному страху, который заметно усилился после появления на Земле гийанейцев.

Вийайа лично попытался поговорить с четырьмя, доказать им, что он и его товарищи ничего общего с «ненавистными» не имеют, но потерпел полную неудачу. Один только его внешний вид вызывал в четверых ужас и отвращение. Они не хотели его слушать, ни слова не отвечали, а жались друг к другу, стараясь держаться от гийанейца как можно дальше. Взгляды, устремленные на землян, присутствовавших при беседе, просили и умоляли увести поскорее страшного посетителя.

Вийайа посоветовал отправить четверых на их родину как можно скорее.

Корабль был готов, задерживаться не было никаких причин. Пятьдесят человек, которые должны были на нем лететь, так же были давно готовы и могли отправиться в любой день.

В их составе произошло только одно изменение. Вместо Синицына, неожиданно ставшего главным переводчиком при гийанейцах, в экспедицию зачислили другого астронома.

Сергей близко сошелся с членами экипажа игловидного звездолета. Вийайа дал понять, что они все были бы очень рады, если Синицын, которого они называли «Сейгейа», заменит в полете Марину Муратову, которая сама заявила, что хочет остаться на Земле с Гианэей.

Старт на планету Мериго был назначен на пятнадцатое октября.

Виктор Муратов с нетерпением ожидал возвращения гийанейцев с Луны. Ему необходимо было поговорить с Вийайей. Только этот человек выдающегося ума и большого жизненного опыта мог помочь Виктору распутать клубок загадок и противоречий, в которых он один не мог разобраться, помочь восстановить с Гианэей прежние отношения.

А они испортились, вернее – совершенно прекратились с того злосчастного вечера. Марина сообщала брату, что Гианэя не упоминает его имени и не позволяет говорить о нем. Судя по всему, она глубоко обижена или оскорблена, стала опять замкнутой и заметно мрачнеет.

– Тебе надо помириться с нею, – сказала Марина, и поскорее.

– Но как?

– Посоветуйся с Вийайей. Меня беспокоит ее состояние.

– Что я ему скажу?

– Все! Другого выхода нет.

– Хорошо, я это сделаю.

Как только посадочная ракета опустилась и из нее вышли гийанейцы, Виктор, специально для этого прилетевший на ракетодром, подошел к Вийайе и попросил разрешения поговорить с ним.

– Я всегда рад, – ответил гийанейец, – всегда к твоим услугам. Видимо, – прибавил он, – разговор будет о Гийанейе?

Муратов нисколько не удивился этому вопросу. Проницательность Вийайи давно уже была всем известна. Казалось, что гийанейский ученый читает мысли.

– Да, – ответил Виктор, – мне надо поговорить о ней.

– Поезжай со мной!

Он не отложил беседы, что было бы естественно после утомительного полета, и Виктор подумал, что не только предмет предстоящего разговора, но и его содержание каким-то образом известно Вийайе, и что гийанейец считает этот разговор нужным и спешным.

В вечемобиле он молчал. Уверенно управляя машиной, точно всю жизнь пользовался ими, Вийайа о чем-то думал. Он жил за городом, в небольшом домике дачного типа, но, как везде и всюду, оборудованном всеми удобствами века, предоставленном в его распоряжение по личной просьбе самого Вийайи.

Остальные гийанейцы жили в городе.

Поставив вечемобиль в гараж, Вийайа извинился перед Муратовым и оставил его одного на обширной террасе. Вернулся он минут через десять, свежий после купанья и переодетый в домашний костюм земного покроя.

Они прошли в столовую, где уже был сервирован завтрак на двоих, и сели за стол.

– Я слушаю, – просто сказал Вийайа.

И Виктор, никогда не отличавшийся откровенностью в личных делах, рассказал все. Он начал с эпизода в выходной камере звездолета на Гермесе, подробно описал поведение Гианэи при встречах с ним на Земле, остановился на случае с альбомом, стараясь ничего не упустить, передал внимательно слушавшему Вийайе содержание разговоров с Гианэей на Луне и после возвращения с нее. Понимая, что ничего скрывать нельзя, он откровенно признался в своих чувствах и точно повторил две последние беседы – в вечер самоубийства и в саду у подножия Фудзиямы.

– Что думает обо всем этом твоя сестра? – спросил Вийайа.

Муратов ответил так же подробно, не утаив и последних слов Марины, сказанных при прощании, когда он уезжал из Японии.

– Да, в этих вопросах женщины всегда более чутки, чем мы, – сказал Вийайа. – Гианэя еще ребенок по возрасту. Ее понятия вырабатывались под влиянием людей, которые, с нашей точки зрения, являлись представителями древнего мира. Обычаи этого мира стали достоянием истории. Много времени пройдет, пока Гианэя привыкнет к новому. Но она обязательно привыкнет и станет современной во всем. И именно потому, что она юна и восприимчива. За полтора года жизни на Земле она уже изменилась к лучшему, как тебе известно. Этот процесс будет продолжаться, хотя для нее лично и не так уж легко.

Муратов слушал не перебивая.

– Для меня, – продолжал Вийайа, – не столь просто объяснить поступки Гианэи. Они вызваны чуждым мне отношением к вопросам личного плана. Но свое мнение я скажу и думаю, что оно верно.