— Ух ты! — Он стоял, прислонившись спиной к такси, и, скрестив на груди руки, не сводил с нее восхищенного взгляда.

Харли смутилась и покраснела. Она и не помнила, когда последний раз мужчины на нее смотрели с таким восхищением. Наверное, это было еще в школе. Поскольку Харли не умела кокетничать, то находилась сейчас в затруднительном положении, не зная, куда спрятать глаза и что сказать.

— Бойд Монро настоящий преступник. Он столько лет скрывал вашу красоту, наряжая вас в эти широкие, свободные платья, больше похожие на балахоны. — Дункан открыл дверцу машины. — Как вы относитесь к итальянской кухне? — спросил он, пожирая ее взглядом.

— Очень хорошо отношусь, — ответила Харли, усевшись в такси. — Только Бойд мне запрещает даже думать о спагетти и острых приправах. От них, видите ли, портится фигура!

— Не удивительно, что вы охладели к вашей музыке, — усмехнулся Дункан, сев рядом с ней, и продолжил свою мысль: — Вы были лишены даже такой маленькой радости, как вкусная еда. Ничего, мы это дело поправим: сейчас вы оцените лучшие блюда итальянской кухни.

Впервые за все время их знакомства Харли улыбнулась.

— Иногда, мистер Ланг, мне нравится ход ваших мыслей.

— Пожалуйста, зови меня просто Дункан. «Мистер Ланг» у меня сразу ассоциируется с отцом, — он поморщился. — Если я буду ежеминутно о нем вспоминать, для меня этот вечер будет испорчен. Договорились? Я заказал столик в «Торре-ди-Пиза». Ты не против?

— Прекрасный выбор, — Харли кивнула. — Недавно в каком-то журнале я прочитала хвалебный отзыв об этом ресторане. Я даже собиралась его включить в список тех мест, которые надо непременно посетить.

Дункан дал адрес водителю и повернулся к Харли.

— В какой список?

Харли достала из сумочки маленький ежедневник и протянула его Дункану. Машина тем временем тронулась. Дункан безо всякого интереса начал просматривать страницы, но когда дошел до маршрута, который Харли наметила на время отпуска, его глаза восхищенно засверкали. Правда, она не поняла, чему тут восторгаться — она просто наметила, что должна успеть, расписав все по дням и часам.

— Ты хорошо все продумала, — сказал Дункан, возвращая блокнот.

— У меня было у кого поучиться, — ответила Харли, спрятав ежедневник в сумочку. — Бойд Монро просто с маниакальной тщательностью и подробностью составляет график работы. Мне же хотелось сделать свои каникулы запоминающимися, радостными и веселыми.

— Никогда не думал, что веселиться можно по схеме. — Лицо Дункана помрачнело. — Я уже забыл, что такое веселье.

Десятью минутами позже они уже были в «Торре-ди-Пиза», на 44-й Западной улице. Изящные, с изогнутой спинкой кресла, в которых они расположились за столиком напротив открытой кухни, оказались на редкость удобными. Легкий наклон стен создавал эффект Падающей башни. В ресторане было очень уютно, но Харли никак не удавалось расслабиться. Последний раз она была в ресторанчике в Свит-Крике со знакомым парнем, когда ей исполнилось семнадцать. Тот пригласил ее в придорожную закусочную, где они съели по гамбургеру, выпили по молочному коктейлю, после чего отправились в кино и, прямо не выходя из машины, под открытым небом посмотрели какой-то боевик. Харли не запомнила, о чем был фильм, потому что большую часть времени они целовались и обнимались, отнюдь не невинно.

Сейчас Харли находилась в шикарном итальянском ресторане, в фешенебельной части города, а перед ней сидел Дункан Ланг, который даже отдаленно не напоминал того желторотого нахального парня. Внезапно догадавшись, что в вопросах плотской любви Дункан очень и очень искушен, она покраснела, а чтобы скрыть смущение, уткнулась носом в меню. Ей, двадцатишестилетней девице, было не под силу выдержать пристальный взгляд утонченного соблазнителя женских сердец, современного Дон-Жуана.

— А почему у тебя такое имя — Харли? — спросил Дункан.

— А? — смутившись, она оторвала взгляд от меню.

— Почему родители тебя назвали Харли?

— Отец меня так назвал в честь марки своего любимого мотоцикла «Харлей-Дэвидсон». И я благодарна ему за то, что он не окрестил меня «Доджем».

Дункан едва удержался, чтобы не рассмеяться. Он просто улыбнулся, но этим только окончательно ее смутил. Харли уже давно заметила, что обаятельная улыбка — его самое эффективное оружие.

Перед их столиком бесшумно появился официант. На нем были черные широкие брюки, белоснежная рубашка и ярко-красный жилет. Он принес им аперитив, заказанный Дунканом. Расставив бокалы, официант с бесстрастным лицом принял бесконечно длинный заказ Харли. Он ни разу не улыбнулся, пока она с отчаянием приговоренного к смерти перечисляла блюда, которые бы хотела попробовать перед тем, как навсегда забудет о свободе. Для начала она заказала жаренные в масле артишоки с тонкими длинными дольками сладкого перца и экзотический овощной салат под лимонным соусом, затем суп из мидий, приправленный шафраном, с гренками.

Воодушевленная одобрительной улыбкой Дункана, она заказала себе различные виды спагетти — ригатони и феттучине по-деревенски, а также ра-виоли с цыпленком и помидорами. Она даже согласилась выпить красного вина, хотя за последние девять лет спиртного не выпила ни капли, поскольку Бойд Монро считал, что имидж Джейн Миллер несовместим с алкоголем.

— А теперь, — Дункан откинулся на спинку кресла, когда официант ушел выполнять их заказ, — расскажи о себе.

— Ты ведь у нас Шерлок Холмс, — язвительно заметила Харли. — Не ты ли говорил мне, что тебе известен каждый мой шаг?

— Это действительно так, — самодовольно проговорил Дункан. — Та информация, что я собрал, содержит только голые факты, а я хотел бы побольше узнать, что ты думаешь о своей жизни сама.

— Да ну?

— Да-да, мне это действительно интересно. Расскажи мне об отце. Я знаю, что он ушел от вас с матерью, когда тебе было всего два года. Должно быть, трудно расти без отца?

— Нет. Без него матери стало гораздо спокойнее и лучше. Он был несерьезным человеком.

Воспоминания о последней встрече с отцом болью отозвались в ее сердце. Чтобы не встречаться с пристальным взглядом Дункана, Харли поспешно схватила стакан и отпила глоток воды.

— Да, однажды мы встретились. Мне было тогда восемнадцать лет. Мой второй альбом уже вошел в чарты. Отец заявился ко мне, чтобы посмотреть, нельзя ли ему чем-нибудь у меня поживиться. Я не дала ему ни цента и выставила за порог. С тех пор мы больше не виделись.

— Вот бы мне так разобраться с моими дорогими родственничками, — позавидовал ей Дункан. Харли усмехнулась.

— Я еще ни разу не слышала, чтобы ты сказал хоть одно доброе слово о своей семье. Ты их не любишь?

— Мне тяжело с ними. У всех у них непростой характер, — со вздохом признался Дункан. — У нас в семье роли распределяются следующим образом: мой брат для меня — это образец для подражания, с него я должен брать пример; мать вечно занята устройством светских раутов; а отец до сих пор видит во мне восьмилетнего шалопая, которому каждый вечер нужно давать взбучку. Нет, это они меня не любят, а я плачу им той же монетой.

— Да, тебе не позавидуешь, — посочувствовала ему Харли. — Мне было легче — я всегда знала, что мать меня любит. Иногда мы с ней ссорились, она на меня злилась, но как бы там ни было, я всегда знала — она меня любит.

— А почему вы с ней ссорились?

— Да потому, что я доставляла ей одни огорчения.

— Как это?

— Она хотела, чтобы я не была той сорвиголовой, какой росла.

— Я догадываюсь, кого мечтала из тебя сделать твоя мать: она хотела, чтобы ты стала Джейн Миллер, — тихо произнес Дункан.

Харли намазывала масло на хлеб, когда услышала эти слова. Она подняла голову и встретила его теплый, сочувствующий взгляд. Сердце екнуло у нее в груди. Неужели он все понял?

— Да. И самое смешное во всей этой истории, что ее дочь стала Джейн Миллер.

— Ужасно, — помолчав, сказал Дункан. — Похоже, что для наших родителей мы пропащие дети.

Харли удивилась:

— Ты-то что натворил? Или ты на них в обиде, что они тебя не пустили играть в «Грэйтфул Дэд»?

Дункан покачал головой.

— Нет, все гораздо хуже. Когда я подрос, мне стало казаться, что жизнь — это одно только наслаждение и что нельзя упускать шанс и отказываться от удовольствий, которые выпадают на твою долю. Ну я и старался не упустить их. Моя жизнь превратилась в вечный праздник. Ты, наверное, не представляешь, что перед тобой сейчас сидит не кто иной, а настоящий плейбой Запада.

— Почему же, — скромно заметила Харли, — я догадалась.

— Правда? А как?

Ее щеки вновь предательски покраснели.

— Женская интуиция. Выходит, если я правильно поняла, что, в то время как я до хрипоты в горле вкалывала на студии звукозаписи и выкладывалась до последнего на концертах, ты всячески наслаждался жизнью, проводя ее в развлечениях и пирушках, так?

— Получается, что так. Мне казалось, что, ведя такую жизнь, я добьюсь успеха в обществе, но… — тут он как-то странно посмотрел на Харли, — …я ошибся. — Дункан принялся нервно отщипывать от хлеба маленькие кусочки и скатывать их в шарики. — Оказалось, что в один прекрасный день вечный праздник может наскучить.

— Не спорю, — кивнула Харли. — Однообразие утомляет, особенно если не надо думать и искать что-то новое.

Дункан замер в изумлении — она словно читала его мысли.

— Именно. Я вернулся в отчий дом, отец мне дал место в его агентстве, и с тех пор я несу свой тяжкий крест во искупление прежних грехов. Так что наши судьбы кое в чем схожи.

— Да, но я сейчас на коне, у меня образцовая репутация, — заметила Харли.

— Действительно?

— Ты что, забыл, что для всех я Джейн Миллер, — Харли сжала правый кулак. — Обо мне только и говорят, какая я хорошая. Бойд мною доволен, поклонники в восторге, мать на меня не нарадуется. — Ее руки задрожали. — А мне просто тошно и с каждым днем становится все хуже. Иногда, чтобы дать выход чувствам, накопившимся в душе за девять лет, мне хочется закричать на весь мир — смотрите, я совсем другая!

— А что тебе мешает так поступить? — тихо спросил Дункан. — Сегодня, когда я слушал твою игру в парке, я понял, что у тебя все получится.

— Все эти годы я делала то, что мне не нравилось, — злясь на себя, продолжила Харли. — Я стала звездой эстрады, но я никогда не хотела ею быть. Моя жизнь — это совсем другая музыка: это рок-н-ролл. Я каждый день думаю только об этом — и когда работаю, и когда отдыхаю. Даже во сне я пою совсем другое. Кто бы мне объяснил, каким образом Бойду Монро удалось превратить меня в безвольную куклу?

— Иногда человек вынужден подчиняться обстоятельствам. Посуди сама, ты жила в маленьком, забытом Богом городке, тебе было всего семнадцать лет. В таком возрасте очень трудно сделать свой собственный выбор в жизни.

Харли смахнула с глаз непрошеные слезы. Она совсем не ожидала, что Дункан Ланг, в котором она видела врага, проявит столько сочувствия и понимания.

Вернулся официант. Он начал снимать с подноса блюда и расставлять их на стол. Перед Харли появилась глубокая тарелка с дымящимся супом, одно блюдо с салатом, другое с обжаренными артишоками. Дункан заказал себе печеных кальмаров, овощной салат и луковый суп. Вновь наполнив их бокалы темным красным вином, официант ушел.

— Пахнет божественно, — сказала Харли, вдыхая аромат, распространявшийся от расставленных блюд.

— На вкус это не хуже, — заверил Дункан.

— Ты уже бывал здесь? — поинтересовалась Харли.

— Один раз. Вместе с девушкой с Лонг-Айленда, которую мне прочили в жены отец с матерью. Лишь благодаря великолепной кухне я вытерпел ее общество до конца обеда. По-моему, пора отведать то, что нам принесли.

Некоторое время они наслаждались едой, затем молчание прервал Дункан:

— Мне кажется, что все эти девять лет ты просто не верила в себя и недооценивала свои силы, — сказал он, цепляя на вилку кусочек кальмара. — Фактически ты стала пленницей, которую Бойд упрятал в башню из слоновой кости. С другой стороны, попав в Нью-Йорк, ты решилась на отчаянный поступок. Знаешь, не многие из известных звезд шоу-мира, окажись в твоем положении, отважились бы поставить под удар свою карьеру.

— Я совсем не была уверена, что из этой затеи у меня выйдет что-нибудь хорошее.

— А сейчас?

Харли медленно помешивала в супе ложкой.

— Сейчас мне кажется, что я смогла бы обойтись без Бойда.

— Но ты в этом до конца не уверена?

— Чтобы разобраться, я и сбежала от него, устроив себе маленькие каникулы. Ты же помнишь, как в сказке Трусливый Лев отправился на поиски своей храбрости.

— Я помню и другое. Когда он пришел к волшебнику просить храбрости, тот сказал, что львы отважны и смелы от природы, только об этом не догадываются, — сказал Дункан.

— Ты думаешь, у меня хватит сил доказать всем, что я способна на большее?

— Да. Энни Мэгвайр была права, когда сказала, что ты сильная и отважная, раз Бойду за девять лет так и не удалось тебя сломить.

— Ты говорил с Энни? — удивилась Харли.

— Встречаться и разговаривать с людьми — моя работа.

— Ну и что ты выяснил?

— Пока ничего конкретного, но как только я что-нибудь узнаю, сразу же тебе сообщу.

Такая неожиданная откровенность сбила Харли с толку. Вообще-то, если говорить честно, то Дункан казался ей состоящим целиком из загадок и неожиданностей. Он был полон противоречий, хотя поначалу, из-за его обезоруживающей, обаятельной улыбки, у нее сложилось иное впечатление.

— Не понимаю, чего ты добиваешься. Ты собираешься вернуть меня Бойду. Как только я к нему попаду, на этой истории можно поставить точку. Разве я не права?

— Отчасти, — отпив глоток вина, произнес Дункан. — Видишь ли, я теперь не успокоюсь, пока не выясню кое-какие обстоятельства. В этом деле мне многое не ясно.

— Продолжать расследование просто бессмысленно.

— Что еще посоветуешь? — Дункан отодвинул от себя пустую тарелку и принялся за салат. — Знаешь, что сказала твоя мать? Она думает, что тебя похитили работорговцы и продали какому-нибудь шейху.

Харли поперхнулась от неожиданности. Откашлявшись и отдышавшись, она сказала:

— Это очень на нее похоже. У нее слишком богатое воображение. Она считает, что опасность угрожает женщинам на каждом углу. Наверное, насмотрелась фильмов Хичкока. Пожалуй, мне стоит позвонить ей и успокоить.

— Хорошая мысль. Сегодня я с ней разговаривал и заверил, что ты цела и невредима. Сначала твоя мать приняла меня за похитителя, но в конце концов мне удалось отвести это подозрение. Мне она показалась очень напряженной, нервной. Это все из-за работы в магазине?

Харли грустно усмехнулась.

— Это жизнь обошлась с ней сурово. После стольких лет одних забот и волнений у нее сдают нервы.

— Но последние девять лет она бы могла пожить спокойно. Почему бы ей не бросить работу? Я знаю, что теперь она живет в собственном доме, который ты купила ей, каждые два года ты покупаешь ей новую машину, а денег, что ты ей посылаешь в Оклахому, хватило бы для безбедной жизни не одной семье. И несмотря на это, она продолжает работать в центральном супермаркете в Свит-Крике. Это трудно понять.

Харли пожала плечами.

— Просто она не может сидеть сложа руки и хочет делать что-нибудь полезное.

Дункан откинулся в кресле, держа в руке бокал вина, и спросил:

— А что думаешь делать ты? Оставишь все как было?

— Не знаю, — Харли опустила глаза. — Я думала, что за эти две недели придумаю что-нибудь. Вот если бы ты…

— Нет, даже не проси. — Дункан был непреклонен.

«И этот человек только что рассказывал о том, как любит приключения, веселье?.. Да в нем нет ни капли авантюрной жилки! Такого ничем не прошибешь», — с обидой подумала Харли.

Теребя одной рукой кулон на шее, она со вздохом заметила:

— Ты самый противный тип, которого я когда-либо встречала.

— Я всем твержу то же самое. Ты никогда с ним не расстаешься? — он показал рукой на кулон. — Я его видел на всех твоих фотографиях.

— Это? — Харли держала на ладони золотой кулон, выполненный в виде музыкальной ноты. — Это мой талисман, он приносит мне удачу. Я купила его в день записи моего первого сингла, и с тех пор он меня никогда не подводил. Что бы я делала без него?

— Как это Бойд не заставил тебя носить крестик вместо золотой ноты?

— Он настаивал, но я наотрез отказалась, — криво усмехнулась Харли.

Ее удивило, что до конца обеда Дункан больше не возвращался к вопросам о ее личной жизни, переведя разговор на нейтральные темы. Они поговорили о карнавалах в Бразилии, о том, что к концу празднества его участники становятся совершенно невменяемыми. Затем он в красках поведал ей о недавнем выступлении Лучано Паваротти в Сиднее. Со знанием дела рассказал об архитектуре старинных итальянских вилл, а также о многом другом, не менее интересном.

— Я вижу, ты получил классное образование, — сказала Харли, наблюдая за тем, как официант ставит перед ней вазочку с шариками орехового, ванильного и шоколадного мороженого.

— Да уж. Но это мне далось с большим трудом. Я вырос в обеспеченной семье и был молодым повесой, при деньгах, разумеется. Сначала учился в начальной, затем в средней частной школе, а точнее школах, потому что из трех школ меня с треском выгнали, — сказал Дункан и поблагодарил официанта, который поставил перед ним мороженое. — Затем я учился в Гарварде, но оттуда меня тоже выставили. Каким-то чудом мне удалось получить диплом в Колумбийском университете.

— Разве этого достаточно, чтобы стать профессиональным детективом? — засомневалась Харли.

— Конечно, нет. Каждый сотрудник у отца должен был пройти обучение в Полицейской академии, получить специальную компьютерную подготовку, вызубрить криминологию и прослушать курс по психологии.

— Я смотрю, «Колангко» очень дорожит своей репутацией.

— У нас работают только лучшие специалисты, — не стал скромничать Дункан. — Попробуй мороженое.

Пока Харли ела мороженое, она пыталась разобраться в том, что же все-таки представляет собой Дункан Ланг. Кто он на самом деле? В детстве он был непокорным и строптивым ребенком, а когда достиг юношеского возраста, то взбунтовался против родительской опеки. Став старше, пустился во все тяжкие, предавшись разгульной и веселой жизни. Как из него мог получиться детектив? Кажется, он говорил, что ему надо что-то доказать, но что именно и кому?

Да и какое ей дело до какого-то там Дункана Ланга, который через несколько часов сдаст ее Бойду Монро? Почему она вообще о нем думает? Решив, что тут ей все равно не найти концов, она не стала ломать себе голову. Настроение у нее испортилось, даже аппетит пропал.

— Ты закончила?

Харли перестала ковырять ложечкой в растаявшем мороженом и, подняв голову, встретилась с его изучающим взглядом. Глаза Дункана в этот момент казались темной бездонной пропастью.

Ей было жаль, что она так и не успела побывать в Центральном парке, не увидела Эмпайр-Стейт-Билдинг. Она подумала о своей недавно сочиненной музыке и внезапно испугалась. Вдруг будет достаточно одного часа в компании с Бойдом, чтобы ее вдохновение напрочь исчезло?

— Да, я доела.

— До полуночи еще три часа. Пока есть время, куда бы ты хотела попасть? — спросил Дункан, рассчитываясь с официантом.

— Как насчет Бразилии? — с надеждой спросила Харли.

Дункан улыбнулся и покачал головой.

— Так куда?

— Ну, хорошо, хорошо, — несколько мгновений она думала. — Говорят, что ночью на Манхэттене жизнь только начинается. Может, в какой-нибудь клуб, где есть музыка?

Клуб «Сюрреалистик Пиллоу», названный так в честь одного из альбомов известной рок-группы, располагался в старинном трехэтажном здании из красного кирпича. Неоновая вывеска над входом сверкала ярким малиновым огнем. Харли подумала, что этот цвет удачно сочетается с цветом ее платья.

— Куда мы приехали? — спросила она, выйдя из такси.

— Это один из лучших ночных клубов Нью-Йорка, — сказал Дункан.

Через обычную, ничем не приметную деревянную дверь они прошли в небольшой вестибюль. Спустившись по ступенькам, Дункан и Харли попали в зал, заставленный десятками, а может быть, сотней столиков, которые подковой охватывали огромную танцевальную площадку, находившуюся уровнем ниже и уже заполненную толпой танцующих. Кругом царил приятный полумрак. Над площадкой в самом дальнем углу зала возвышалась эстрада, на которой группа из шести латиноамериканских музыкантов не давала скучать посетителям, наполняя зал веселыми, задорными ритмами — смесью рока и сальсы. Люди различного возраста, цвета кожи и социальной принадлежности собрались здесь, чтобы потанцевать, пообщаться или просто послушать музыку. Харли этот клуб понравился с первого взгляда.

— Ради Бога, скажи мне, как ты отыскал это место? — она посмотрела на Дункана.

Довольный тем, что произвел на Харли впечатление, Дункан расплылся в улыбке.

— Я живу здесь неподалеку, прямо за углом.

— Ты живешь в Челси?

— Да.

— Но почему?

— Мне здесь нравится.

«Хороший ответ, ничего не скажешь, — подумала Харли. — А в родительском доме ему не нравится. Ему, видишь ли, нужна свобода и простор!»

Дункан попросил отыскать им столик, и их сразу же проводили в глубину зала. Харли, заказав официантке, щеголявшей красочной татуировкой, минеральной воды, уселась на стул и принялась осматриваться, стараясь запомнить все до мельчайших подробностей.

Музыка в исполнении очередной группы, появившейся на эстраде, не имела ничего общего с теми песнями, которые она сочиняла и исполняла последние девять лет под бдительным руководством своего менеджера. Харли раскраснелась, ей стало легко и весело. Казалось, что от бешеного ритма ударника кровь веселее бежит по жилам, сердце стучит быстрее. Она забыла о Бойде, о записи нового альбома и о том, что ее ожидает сегодня в полночь.

— Отличная группа, — заметил Дункан, когда музыканты начали покидать эстраду.

— Чувствуется, что талантливые ребята, — согласилась Харли.

— Они мне напомнили одну команду из Майами, «Саунд машин» — так, кажется, она называлась. Те тоже играют рок в жестком исполнении.

Харли от изумления раскрыла рот.

— Тебе нравится тяжелый рок?

— А что в этом удивительного? — откинувшись на спинку стула, сказал Дункан. — Я считаю, что рок — это классная музыка. Она волнует, возбуждает, заряжает энергией… Мои родители ее просто терпеть не могут, а мне нравится.

Харли рассмеялась.

—А что им нравится слушать? Энгельберта Хампердинка?

— Нет, они обожают Джейн Миллер.

Харли сначала недоуменно раскрыла рот, а затем громко расхохоталась.

— Ты просто ужасный тип.

— Вот-вот, родители мне говорят то же самое, — с притворной скорбью в голосе произнес Дункан, но тут же оживился.

— Смотри, что-то новенькое, — он указал на эстраду.

В это время сцену заняла очередная, никому не известная, мультинациональная команда из пяти человек под «жизнерадостным» названием «Мясорубка». Все они вышли в черных кожаных штанах и высоких черных ботинках. Больше на них ничего не было, если не считать, что их тела были испещрены татуировкой, а в ухе у каждого сверкало по серьге.

— Глядя на них, все становится ясно, — тихо пробормотала Харли.

На зал обрушился ураганный шквал звуков. Почти вся женская половина сорвалась со своих мест и ринулась к эстраде. Застыв в немом восторге, они с обожанием взирали на беснующихся музыкантов.

— Что скажешь про этих ребят? — спросил Дункан, когда вокалист «Мясорубки» закончил первую песню.

— Круто, шумно, — других слов Харли не смогла подобрать. — Какой смысл сочинять стихи на такую музыку, если слушатели не могут разобрать ни единого слова.

— Уж очень ты консервативна, — заклеймил ее Дункан и рассмеялся.

Потом они слушали музыку, говорили о любимых группах, исполнителях, песнях, и их вкусы, как ни странно, во многом совпадали. Харли почувствовала себя необычайно раскрепощенной, поскольку впервые за долгие годы она не боялась, что ее прервут на полуслове и скажут, что она несет какую-то чушь. Именно таким образом Бойд вел с ней разговоры на музыкальные темы. А мать? Та просто уходила в другую комнату, когда Харли начинала восторженно говорить о роке.

Дункан всячески пытался отвлечь Харли от мысли о том, что она его пленница, и на какое-то время ему это удалось. Их разговор был прерван бурными рукоплесканиями, криками и свистом, которыми посетители проводили со сцены лихих ребят из «Мясорубки».

На эстраде появился невысокий мужчина лет пятидесяти или чуть меньше, в ослепительно белой рубашке. У него были напомаженные, огромные черные усы, заметный животик, который он старательно втягивал, и абсолютно лысая голова, которая ослепительно сияла под лучами юпитеров. Прохаживаясь по сцене и волоча за собой шнур микрофона, он обратился к залу:

— Леди и джентльмены, завтра у вас последняя возможность повеселиться от души и стать участниками нашего шоу, которое продолжалось всю неделю. Завтра заключительный вечер этого замечательного праздника. Любая группа, дуэт и просто исполнитель могут выйти на эту сцену и в течение десяти минут показать нам, на что они способны. Большинство заявок уже подано, но вы еще можете успеть стать участниками завтрашнего шоу. Желающие найдут меня в нашем баре.

Притихшая Харли проводила его глазами, когда он уходил со сцены.

— Харли, о чем ты задумалась? — спросил Дункан, заметив, что она замолчала. — Харли, очнись.

— Больше всего на свете мне хочется выступить перед слушателями, которые смогли бы оценить меня как рок-певицу, — торопливо заговорила она. — Я хотела бы проверить себя.

— Харли…

— Бойд твердит, что у меня ничего не получится. Говорит, если я сменю стиль в музыке, то растеряю всех поклонников Джейн Миллер и потеряю все, чего достигла за это время.

— Харли… — он безуспешно пытался вставить хоть одно слово.

— Дункан, я должна это знать! — горячо сказала она. — Я должна знать, прав Бойд или нет. А что, если он прав, и я ничего собой не представляю как рок-певица, и все эти годы мечтала о невозможном, и что мне это не под силу? Может, мне действительно надо забыть о роке, выкинуть эту блажь из головы. Я должна это выяснить, Дункан.

Он уперся локтями в стол и опустил голову на руки.

— Ты даже не представляешь, о чем просишь меня! Отец с меня живого шкуру сдерет, а потом вышвырнет из агентства. А что касается твоего распрекрасного менеджера, то…

— Я тебя прошу только об одном — дай мне еще один день. Ну что такое один день? Ничего страшного не случится, если завтра вечером мы вернемся сюда. Это судьба, Дункан. Я не могу упустить такой шанс, я должна участвовать в завтрашнем шоу. Уж не думаешь ли ты, что судьбу можно обмануть?

— Харли, прекрати! — Дункан решительно остановил бурный поток ее красноречия.

— Ты не представляешь, что для меня значит участие в этом шоу! — Она не сводила с него умоляющего взгляда.

— Ошибаешься, — тихо ответил Дункан, — я тебя прекрасно понимаю.

Харли поняла, что наступил решающий момент или удастся его уговорить сейчас, или никогда.

— Если бы ты меня попросил о каких-то лишних сутках, то я бы пошла тебе навстречу.

— Я знаю, — он повернул голову и уставился на сцену, которую вновь заняли латиноамериканские музыканты.

Затем он посмотрел на Харли таким затравленным взглядом, что ей даже стало жаль его. Но поскольку отступать было уже поздно, Харли продолжила:

— Дункан, не ты ли мне говорил, что жизнью надо наслаждаться, радоваться ей и не упускать своего шанса, а?

— Будь ты неладна, Харли Джейн Миллер! — со стоном проговорил Дункан, откинувшись на стуле.

— Это как понимать? Ты согласен? — Ее сердце было готово выскочить из груди.

— Да! — рявкнул Дункан, злясь на самого себя, но тут же понизил голос и угрожающе прошептал: — А теперь сама иди в этот чертов бар и запишись на выступление. Только поторопись, а то я могу передумать.

— Ты и вправду согласен?

Дункан кивнул.

На ее глазах заблестели слезы. Помогая ей, Дункан рискует потерять работу, а может, и авторитет, уважение, да мало ли чем он рискует — ведь она о нем практически ничего не знает. Все-таки он славный парень! Теперь она покажет Бойду, на что способна.

— Ты просто прелесть! — сказала она, чувствуя, что буквально вся дрожит от напряжения. — Мы оба, и ты и я, — сумасшедшие. Дункан, я никогда не забуду того, что ты для меня сейчас сделал. Обещаю.

Пробравшись между столиками в бар, облицованный панелями темного дерева, она нашла лысого типа с лихо закрученными вверх усами, восседающего за стойкой на высоком табурете. Ее сердце испуганно забилось, мысли спутались, когда тот сказал ей, что записал ее выступление на девять сорок пять.

Немного испуганная собственной решимостью, взволнованная и полная надежд, Харли с трудом отыскала их столик. Дункан приканчивал двойную порцию виски.

— Из-за меня у тебя будут неприятности? — робко спросила она, устало опустившись на стул.

—Ты даже не представляешь какие и сколько.

— Извини.

— Чего уж там, — с обреченным видом отмахнулся Дункан.

— Почему это дело для тебя так важно? — Харли сжала его руку, лежавшую на столе.

Дункан изумленно уставился на нее, словно только сейчас узнал, что у женщин тоже есть руки.

— Я начал новую жизнь, поступив на работу к отцу. Тогда мне казалось, что когда-нибудь я им всем докажу, что я не такой неудачник, как они думают, — дайте мне только шанс. Ну и что? Вот сейчас у меня на руках, казалось бы, все козыри, а я это дело только что с треском провалил.

— Неужели все так плохо? А что изменится, если ты меня отвезешь Бойду завтра вечером, сразу же после моего выступления?

— Будет уже поздно.

Глядя в его черные глаза, Харли словно попала в бурлящий водоворот. Она испуганно отдернула руку и откинулась на спинку стула. Это ей немного помогло.

— Я уверена, что есть какой-нибудь выход, надо только хорошенько подумать, — тихо заметила она.