Сидя скрестив ноги на кровати, она довела до кондиции текст, затем перешла к другой песне. Обычно она абсолютно забывала о времени, когда писала песни, так случилось и на этот раз. Увлекшись стихами, она позабыла о том, что собиралась приготовить для Дункана ужин. Она не заметила, как он вошел в комнату и встал в ногах кровати. Только когда раздалось тихое покашливание, она подняла голову.

Увидев его, Харли вздрогнула от неожиданности, а Дункан радостно рассмеялся.

— «Привет, дорогая, я вернулся домой», — пропел он строку из какой-то песенки.

Харли уже пришла в себя после первого удивления и, встав на колени, протянула к нему руки. Их сладостные поцелуи и жаркие объятия затянулись на полтора часа, после чего они обнаружили, что лежат обнаженные на кровати, судорожно пытаясь восстановить сбившееся дыхание, а повсюду на полу разбросана одежда вперемежку с листами нотной бумаги.

— Мне понравилось, как ты реагируешь на мою песню. Пожалуй, стоит повторить этот опыт, — поделился своими планами Дункан.

Харли рассмеялась.

— Я боюсь, что хозяйка из меня никудышная, — призналась она, — я даже забыла приготовить что-нибудь на ужин.

— Ничего страшного. Зато у тебя есть масса других качеств, которые с лихвой компенсируют этот недостаток. Кроме того, я думал пригласить тебя куда-нибудь поужинать.

— Куда это ты собираешься, когда в городе разгуливают Дезмон и Луи, которые мечтают тебя пристрелить? — приподнявшись на локте, Харли с недоумением посмотрела на него.

— Я приготовил для наших непрошеных гостей из Франции маленький сюрприз. Им будет не до нас, а мы хорошенько отдохнем.

Часом позже Харли и думать забыла о двух французах и прочих неприятностях, танцуя с Дунканом в клубе, на сцене которого недавно выступала. Харли подумала, что сегодня они танцуют совсем по-другому, чем в первый раз, когда между ними еще не было близких, интимных отношений. Сейчас они вели себя более свободно, и их танец был более чувственным, и это ее приятно возбуждало и волновало, разжигая в ней сладостное томление. Харли нравилась ее новая жизнь, которая, можно сказать, началась с посещения именно этого танцевального клуба.

— Забавная группа, — заметила Харли, когда они, решив передохнуть, направились к отдельной кабинке, — мне нравится, что на бас-гитаре у них женщина и то, что она — негритянка. Ребята — молодцы, сразу видно, они с удовольствием работают вместе. Они ведь понимают друг друга с одной ноты.

— Я знал, что они тебе понравятся. Несколько компаний звукозаписи уже заключили с ними контракты. Эта группа сейчас набирает силу, — несколько секунд Дункан внимательно изучал Харли. — Скажи, это трудно внезапно проснуться звездой?

Харли подумала, что в то время она была всего лишь семнадцатилетней девчонкой.

— Тогда мне все казалось продолжением сна. Поначалу, первые два-три года, я считала, что мир перевернулся, для меня все было в диковинку, я не узнавала саму себя, настолько я изменилась.

— Не думаю, что это сильно повлияло на твой характер. Наверное, ты в какой-то момент просто потеряла веру в свои силы, — он наклонился над столом и сжал ее руку в своей. — Ничего из того, что связано с Джейн Миллер, тебе вспоминать не хочется. Я знаю это. Но я специально прослушал все твои альбомы и должен сказать, что у тебя по-настоящему сильные вещи. Правда, ты несколько увлекалась гитарной аранжировкой, но их это не портит. — Он поймал ее взгляд и продолжил:

— Вряд ли тебе удалось бы целых девять лет удерживаться на гребне популярности, если бы твои песни были слащавыми поделками-однодневками. Публику не так-то легко обмануть, поскольку все сейчас неплохо разбираются в музыке и могут распознать, когда им предлагают дешевку. Я уверен, в каком бы стиле ты ни играла, успех тебе обеспечен.

— Я знаю, это может показаться смешным, — Харли нахмурилась, — но когда я покупала «Стратокастер», меня абсолютно не волновал вопрос, останется мое имя в хит-парадах или нет. Меня беспокоило другое: я боялась разочаровать своих поклонников. Дункан, ты даже не представляешь, какие они все замечательные. Я собираюсь посвятить им несколько песен. Когда Джони Митчел записала блюзовый альбом, ее фанаты возмутились и устроили настоящий бунт, а поклонники Нила Даймонда сжигали его фотографии, когда он выпустил пластинку в стиле «кантри». Черт побери, даже Боба Дилана освистали, когда на одном из концертов в середине шестидесятых он появился на сцене с электрогитарой.

— Не стоит заранее волноваться по поводу того, как отреагирует публика на твою новую музыку. Сейчас это сложно предугадать. Но я знаю одно: ты должна сочинять и исполнять ту музыку, которую любишь.

— Как-то непривычно все это, — задумчиво проговорила Харли.

— Ты о чем?

— Тебя гораздо больше заботят мои проблемы, нежели свои, которых у тебя в избытке.

Музыканты закончили выступление и ушли на перерыв. К их столику подошел вокалист, он же был и гитаристом в группе. Он радостно поздоровался с Дунканом, похлопав его по плечу и взъерошив ему волосы.

— Привет, Дункан. Рад тебя видеть.

Харли с интересом наблюдала за этой картиной. Ей понравился этот долговязый парень. Глядя на него, она подумала, что он, наверное, любит пошутить. Его карие глаза смотрели тепло и дружелюбно. Он был одет старомодно: в расклешенные джинсы, красную, с пестрым рисунком рубашку и кожаный жилет с длинной бахромой. Он был очень высоким и худым. Его длинные, золотистые волосы перетягивала узенькая кожаная тесьма. Наверное, юные поклонницы от него просто без ума, они обожают таких симпатичных музыкантов. Интересно, где Дункан с ним познакомился?

— Марк! — расцвел в улыбке Дункан, поправив волосы. — Я тоже рад тебя видеть. Это было потрясающее выступление.

— Действительно, ваша группа отлично выступила, — добавила Харли. — Не побоюсь сказать, что в вашем исполнении старые вещи звучат гораздо лучше, чем в оригинале.

— Спасибо, — Марк приветливо улыбнулся. — Если я не ошибаюсь, вас зовут Харли? Дункан мне по телефону сказал, что вам тоже нравится выступать.

Она бросила на Дункана свирепый взгляд, а затем, обратившись к Марку, согласилась:

— Да, нравится.

— Может, хотите сыграть с нами? Мы сейчас передохнем и снова вперед.

— Кто, я? — Харли явно не ожидала такого предложения.

— А что? Я бы на твоем месте вышел на сцену, — посоветовал Дункан. — Это будет здорово.

У Харли в душе зародилось подозрение, что он заранее все это устроил.

— У меня нет с собой гитары.

— Может быть, вот эта подойдет? — Марк снял из-за спины ее черный «Стратокастер», который она только сейчас увидела.

— Как ты умудрился? — она перевела недоуменный взгляд на Дункана, затем вновь на Марка. Дункан самодовольно улыбнулся.

— У меня повсюду есть свои люди.

— Зачем ты это сделал?

— Из чисто эгоистичных побуждений, — заверил ее Дункан. — Когда ты выступала на сцене с этой гитарой, то была несказанно счастлива. Мне доставило огромное удовольствие за тобой наблюдать, поскольку я впервые в жизни видел по-настоящему счастливого человека. И сегодня мне захотелось еще раз посмотреть на тебя, увидеть твое радостное лицо.

— Пойдем, Харли, — Марк взял ее за руку и потянул за собой. — И Сьюзен тебе обрадуется.

— Если я опозорюсь, виноват в этом будешь только ты, — встав из-за стола, сообщила она Дункану.

— Нет, — покачал головой он, — я уверен, ты отлично выступишь.

Время остановило свой бег в тот момент, когда их глаза встретились. Она вновь подумала, что раньше они жили, не подозревая о существовании друг друга, но какая-то связь существовала между ними уже тогда. С их встречей она только окрепла, а сейчас крепнет с каждым днем.

Но тут ее кто-то толкнул, и все чарующее оцепенение разом пропало. Она окончательно очнулась, когда Марк начал с ней протискиваться к сцене сквозь плотную толпу людей.

— Должно быть, ты полностью полагаешься на Дункана, раз вот так запросто поверил ему на слово. Ведь ты даже не знаешь, кого он тебе подсунул, — заметила Харли, когда, едва двигаясь в толпе, они приблизились к сцене.

— Я ему абсолютно доверяю, — энергично работая локтями, отозвался Марк.

— Почему?

— Он никогда меня не подводил и никогда меня не обманывал. Дункан сказал, что ты одна из лучших, и я ему верю.

— Дункан так сказал? — не веря своим ушам, взволнованно переспросила Харли и смутилась.

— Да, — ответил Марк. Наконец-то они добрались до ступенек, ведущих на эстраду.

— Он не перестает меня поражать.

— И меня.

Марк ухмыльнулся, когда поймал вопросительный взгляд Харли.

— Мы с ним познакомились в Колумбийском университете. Незабываемое было время! С тех пор мы дружим. Но раньше он не знакомил меня со своими подружками. Ты, наверное, какая-то особенная, не такая, как другие, раз он тебя сюда привел. Мне все это по меньшей мере кажется очень и очень любопытным. Ну, хорошо. Сейчас ты нам покажешь все, что умеешь. Можешь подключиться вон к тому усилителю, — он протянул ей черный шнур.

Она подсоединила гитару, и затем Марк представил ее остальным участникам группы.

— Где же ты раньше была? — с мягким ямайским акцентом произнесла Сьюзен, крепко пожимая ей руку. — Я уже давно твержу этим парням, что у нас в группе половая дискриминация — сплошное засилье мужиков.

— Чем смогу, тем помогу, — Харли рассмеялась и быстро проверила настройку гитары.

Подойдя к микрофону, Марк вновь представил группу, сказав, что в ее составе новенькая. Публика радостно загалдела, выражая свое одобрение. Видимо, завсегдатаи знали Марка достаточно хорошо и считали, что раз он что-нибудь делает, то только для того, чтобы их порадовать.

— Чтобы быстренько поднять вам настроение, для начала мы споем что-нибудь из «Бич Бойз», — объявил Марк. Затем он подошел к Харли, которая стояла рядом со Сьюзен у другого микрофона, и прошептал: — Ты начнешь подпевать Сьюзен, договорились?

Харли кивнула, испытывая страх и возбуждение одновременно. Она уже столько лет выступает с концертами, но тут ее вдруг охватило непонятное беспокойство. Видела бы ее сейчас миссис Шеферд, руководительница школьного хора, вот уж удивилась, бы. До этого дня Харли не выходила на сцену вместе с группой и не знала, под силу ли ей будет импровизировать. От этих мыслей Харли заволновалась еще сильнее. Стараясь побороть внезапную дрожь, она спросила:

— А с какой песни мы начнем?

— Конечно, с «Танцуй, танцуй, танцуй», — усмехнувшись, ответил Марк.

— Пой громче, чтобы меня перекрывать, — обратилась Харли к Сьюзен, когда Марк, выйдя на середину сцены, взял первые аккорды.

Отыграв одну песню, они перешли ко второй. Это была «Благая любовь» из репертуара «Расклз». К этому времени Харли уже разобралась в манере игры музыкантов и начала понемногу добавлять свои гитарные партии в общий музыкальный рисунок. Но на всякий случай она старалась, чтобы ее голос не выделялся на общем фоне, и следовала той тональности, в которой пела Сьюзен.

Когда они заиграли «Танцуй твист и кричи», Харли уже окончательно освоилась. Она расслабилась, и ее импровизированные пассажи на гитаре с яркими ритмическими переходами были очень хороши. После этого хита они исполнили «Посвящается человеку, которого люблю». Харли уже забыла о своих страхах и чувствовала себя так, словно всю жизнь играла в этой группе. Впервые за девять лет она поняла, какое сказочное удовольствие доставляет работа в слаженном музыкальном коллективе, в котором все одинаково тонко чувствуют ритм и мелодию.

— А сейчас с сольной песней выступит наша гостья, — обратился Марк к публике. Он взял Харли под локоть и вывел на середину сцены. — Харли, выбери любую, на свой вкус, — сказал он ей, уступив место у микрофона.

Харли взволнованно обвела взглядом слушателей, примолкнувших в нетерпеливом ожидании, и почувствовала, что среди десятков взглядов, обращенных на нее, есть и взгляд Дункана.

Она тихо обратилась к музыкантам:

— Давайте сыграем что-нибудь из «Джефферсон Эйрплэйн», например «Кого-то любить».

Брови Марка взлетели кверху. Сегодня на Харли было легкое, воздушное голубенькое платье от Кристиана Диора, в стиле пятидесятых. В таком наряде она была мало похожа на вокалистку довольно «тяжелой» рок-группы. Однако не сказал ничего.

Харли глубоко вздохнула и, помедлив секунду, ударила по струнам. Все то время, что она пела эту песню, ее душа ликовала. Это были самые лучшие мгновения в ее жизни. Она стала частью музыкального коллектива, в котором все подчинялись единому ритму и в котором царила атмосфера единой энергии. Ей захотелось немедленно сорваться с места и броситься в объятия Дункана, чтобы, прижавшись к нему, бесконечно целовать и целовать его. Может быть, так ей бы удалось выразить ему свои чувства и благодарность за то, что он для нее сделал. Но ей пришлось обуздать свой порыв, поскольку сначала надо было допеть песню и закончить выступление.

Когда Харли закончила петь, в зале началось что-то невообразимое. Ее сердце сладостно замерло от грома аплодисментов, которыми ее наградили благодарные слушатели. Радостно рассмеявшись, она обернулась к Сьюзен и, к своему удивлению, обнаружила, что музыканты тоже ей аплодируют. Этого она не ожидала и в изумлении застыла на месте, уставившись на них.

— Давайте послушаем еще одну песню в исполнении Харли Смит, — обратился Марк к публике. — Чем еще сегодня ты нас удивишь? — спросил он Харли.

— Я вас удивила? — Харли смутилась.

— Если бы Грейс Слик услышала, как классно ты спела песню из ее репертуара, то, я думаю, она бы тебе просто позавидовала. Ну ты и молодец, мисс Миллер!

— Не может быть! — покраснев, ответила Харли. Но тут до нее дошло, что Марк назвал ее настоящую фамилию. — А-а-а, черт! — непроизвольно вырвалось у нее. Она испуганно прикрыла ладонью рот. — Как ты догадался, кто я такая? — прошептала Харли.

— У каждого гитариста свой стиль, это, можно сказать, его отпечатки пальцев, единственные и неповторимые. Плюс ко всему, твои удивительные голубые глаза. Тут уж не ошибешься. Да и как я мог ошибиться, если мой старый друг по колледжу мне об этом сам сказал, — рассмеялся Марк.

— Так-так, — Харли вернулась к микрофону. Перед тем как обратиться к залу, она набрала в грудь побольше воздуха. — Следующая песня «Секретный агент» адресуется не в меру болтливому сыщику из охранного агентства «Колангко интернэшнл», который сегодня находится в зале. Посвящается тем, кто не умеет держать свой язык за зубами, то есть и тебе, мой дорогой.

Эта песня прошла у публики с не меньшим успехом. Ее долго приветствовали свистом и одобрительными возгласами.

Затем Харли вновь заняла место рядом с Сьюзен и почти до конца выступления работала вместе с ней, импровизируя на своем «Стратокастере», оттеняя ее бас-гитару плавными переходами и радуясь, если им удавалось улучшить общее звучание группы. Когда Марк бросил на нее хитрый взгляд и запел о «Чертовке в голубом», она задорно рассмеялась.

Последнюю песню снова исполнила Харли. Подойдя к центральному микрофону и найдя глазами Дункана, она запела «Десперадо» о несчастливой, безответной любви. Ей очень хотелось, чтобы Дункан понял, что в этот момент для нее не существует зала и что она обращается только к нему.

Харли закончила петь и ушла со сцены, попросив группу сыграть что-нибудь для нее. Схватив Дункана за руку, она его вытащила на танцевальную площадку. Крепко прижавшись к нему, Харли положила голову ему на грудь и прислушалась к гулким и частым ударам его сердца.

— Спасибо за этот чудный вечер, — растроганно прошептала она.

Дункан находился в душе, но даже сквозь шум воды он услышал испуганное восклицание Харли. Завернувшись в полотенце, он схватил пистолет, который предусмотрительно положил на полочку рядом с раковиной, и выскочил из ванной в спальню, залитую ярким солнечным светом, готовый ко всему чему угодно, но только не к открывшейся перед его глазами картине.

Харли полураздетая — на ней, кроме трусиков и его рубашки, ничего не было — прижалась спиной к стене и широко раскрытыми глазами в ужасе смотрела на гитару, спокойно лежавшую на кровати.

— Что? Что произошло? — торопливо спросил Дункан.

Неверным, дрожащим пальцем она указала на гитару.

— Бог мой! Это же кантри! Моя новая песня получилась в стиле «кантри».

Пожалуй, ему бы следовало рассмеяться, но в его памяти все еще сохранились обрывки кошмарного сна, который его мучил всю ночь. То Харли похитили, то ее случайно ударило электротоком во время концерта, то она погибла от укола дротиком, отравленным каким-то ядом, — просто ужас!

— И это все? — опустив пистолет, он прислонился плечом к дверному косяку.

— Как ты можешь так говорить? — возмутилась Харли. — Ты что, совсем меня не понимаешь? Только что я сыграла то, против чего бунтовала всю жизнь?

— Ну и что? Пой, что тебе нравится — кантри, рок, арии из опер, — какая разница?

Убедившись, что с Харли все в порядке и никакая опасность ей не угрожает, он вернулся в ванную и положил на полку автоматический «браунинг». Затем он снова вышел в спальню, взял Харли за руку и чуть ли не силой потащил за собой через всю комнату к двустворчатым стеклянным дверям, ведущим на открытую террасу, рядом с которыми стояло красное велюровое кресло. Усадив ее, он устроился на стуле напротив.

— Давай-ка мы с тобой будем рассуждать логически, — предложил Дункан.

— Ты у меня сейчас получишь! — вскочив на ноги, она с сердитым видом погрозила ему кулаком.

Дункан не смог скрыть улыбки. Какая она забавная!

— Мне кажется, что самое время тебе кое-что объяснить. Выводы просто сами напрашиваются, настолько все очевидно. Если ты сядешь на место, то я…

Харли, скрестив руки на груди, упрямо продолжала стоять.

— У меня для тебя уже есть парочка соображений: во-первых, ты голый и мокрый сидишь на стуле; во-вторых, стул от этого намокнет.

— Ничего, стул высохнет, и я тоже. Итак, первое: ты родом из Свит-Крика, из Оклахомы. В тех краях стиль «кантри» и фолк-рок всегда считались традиционной музыкой. Подожди, пожалуйста, не перебивай, — он поднял указательный палец, увидев, что она готова пуститься в спор. — Это правда, и ты это знаешь. Второе: в подростковом возрасте все против чего-нибудь бунтуют, такой уж это нелегкий возраст. Это тоже не требует доказательств. Поскольку ты — натура музыкальная, то, естественно, протестовала против тех песенок, которые тебе навязывали, и отдавала предпочтение хард-року. Третье: Бойд Монро в течение девяти лет всячески старался, чтобы ты забыла о своих истинных музыкальных пристрастиях. К счастью, ему не удалось сделать из тебя механическую куклу, лишенную какого бы то ни было музыкального вкуса и способную петь только простенькие и слащавые песенки о любви. За это надо благодарить небеса. Четвертое: тебе не стоит ориентироваться на вокалисток известных рок-групп, потому что ты должна быть сама собой. Пятое: с каждым днем в твоих новых песнях все отчетливее слышатся отголоски той музыки, на которой ты выросла. Это я понял буквально за те считанные дни, что мы провели с тобой вместе.

— Правда? — робко спросила Харли. В огромном кресле ее ссутулившаяся фигурка казалась совсем маленькой.

— Ага, к гадалке не ходи. Вчерашнее твое выступление лучшее тому доказательство. Шестое: ты только-только отделалась от Бойда и лишь со временем поймешь, на что действительно способна. Постепенно ты вновь обретешь уверенность в своих силах и станешь доверять своему вкусу. Поэтому меня абсолютно не удивляет то, что в твоей музыке слышны мотивы, популярные в твоих краях. Это, так сказать, исток, откуда все и началось. Все — круг замкнулся, мы вновь вернулись к тому, откуда начали. Здорово, а? Если бы я мог точно так разобраться в самом себе!

Харли хмуро на него посмотрела.

— Я тебе помогу: ты все еще сидишь голый и по-прежнему мокрый.

Дункан поднялся со стула и, наклонившись, поцеловал ее в носик, покрытый веснушками.

— Однако я прав, и ты об этом знаешь.

— Да уж, — проворчала она, заерзав в кресле. — Но мне это совсем не нравится.

«Упрямая, каких еще поискать», — подумал Дункан. Но он и полюбил ее именно такую.

Когда он через полчаса выходил из апартаментов, Харли все еще сидела в том же самом кресле, с мрачным видом скрестив руки на груди. Это было весьма кстати, и Дункан порадовался тому, что на сегодня у каждого из них есть своя работа.

Он собирался осмотреть частный самолет Жискара, и не просто осмотреть, а обыскать весь салон, прощупать руками каждый сантиметр. Кроме того, Дункан хотел лишний раз пустить пыль в глаза Дезмону и Луи, показав им, что он без дела не сидит. Хотя он уже отрядил целую команду сыщиков, которые будут отслеживать буквально каждый шаг этих двух французских недотеп. Так что игра началась. Помимо этого он должен был мириться с «хвостом», который ему приставило его же собственное агентство. Он сам об этом попросил, поскольку дело Жискара было еще не закрыто и произойти могло все что угодно. Конечно, чувствуешь себя неуютно, когда знаешь, что за тобой весь день наблюдают. Однако лучше смириться с этими неудобствами, поскольку так имеется хоть какая-то гарантия, что тебе не выстрелят в спину посреди улицы.

— Одно уже то плохо, что мы работаем по уикэндам, явно перерабатывая, — начала жаловаться Эмма, когда они поднимались по узеньким ступенькам трапа в реактивный самолет Жискара. — И совсем не могу понять, зачем мы заявились сюда в такую рань? Еще и восьми нет!

— Кто рано встает, тому Бог подает, — ответил Дункан, входя внутрь.

— Кто рано встает, того милая побьет, — не унималась Эмма.

— Я вижу, что ты совсем не горишь желанием поработать на благо нашей конторы.

— Да я бы сейчас лучше с женихом чем-нибудь другим занималась, — возмутилась Эмма.

— О, дорогая, — Дункан обернулся к ней и участливо поинтересовался: — Твоя семья в курсе, что ты падшая женщина?

Покачав головой, Эмма раздраженно заметила:

— Дункан, ты несносный тип!

— Эту песню я уже слышал, и не раз. Итак, ты начнешь с кабины, а я с хвоста самолета. Встретимся в салоне, где-нибудь посередине, договорились?

— Дункан, полиция здесь уже все обыскала, — тяжело вздохнула Эмма. — Они просветили и прощупали буквально каждый дюйм. Если бы в самолете что-то было, то они бы это обязательно обнаружили.

— Однако они ушли с пустыми руками, — невозмутимо ответил Дункан, отправив в рот пластинку жвачки.

— Правильно, потому что тут и искать-то нечего.

— Эмма, в Париже бриллианты были в целости и сохранности. Абсолютно точно известно, что они были у курьера, когда тот поднялся на борт самолета. Исчезновение драгоценностей обнаружили только тогда, когда уже в музее Барлетта в Нью-Йорке открыли кейс, в котором они лежали. Это говорит о том, что кражу совершили либо в самолете, либо из машины, на которой их везли из аэропорта в музей. Лимузин я уже осмотрел и не обнаружил никаких следов — все чисто!

— Приготовься к тому, что и здесь результат будет точно такой же, — съязвила Эмма.

— Послушай, если в самолете мы найдем хоть малейшую улику, за которую можно было бы зацепиться, то с помощью моих непревзойденных способностей и ряда, опять же моих, блестящих умозаключений, а также интуиции, мы смогли бы выйти на след преступников.

Вздохнув и покачав головой, Эмма направилась в кабину.

— По-моему, рассказы о Шерлоке Холмсе произвели на тебя в юности неизгладимое впечатление.

Час спустя они встретились в салоне. Затем Дункан прошел в носовую часть самолета, чтобы еще раз осмотреть кабину.

— А, черт! — выругался он, заглядывая под одно из кресел.

— Что такое? — встрепенулась Эмма.

— Нет-нет, ничего особенного. Просто я задумался о своем. Харли оказалась права: мне действительно нравится моя работа, — ответил он.

Дункан признался себе в этом всего лишь несколько дней назад, хотя мог бы это сделать значительно раньше. Но только благодаря Харли он обнаружил, что ему нравится работать в агентстве отца. Он наконец-то понял, какое место ему бы хотелось занять в их семейной компании. Он начал строить планы. Невероятно, но это было действительно так.

Но самым удивительным оказалось то, что у него появилась мечта: ему захотелось стать лучшим частным детективом Нью-Йорка и связать свою жизнь с Харли.

Однако, поразмыслив сейчас над этим, он понял, что первое — заниматься сыскным делом — очень опасно, поскольку запросто можно нарваться на пулю; а второе — просто нереально. В скором времени Харли уедет из Нью-Йорка. Может случиться, что он ее больше никогда не увидит. Чтобы отвлечься от тяжелых мыслей, от которых на душе становилось тоскливо, Дункан принялся тщательно прощупывать сиденье кресла.

— Я вот подумал, что было бы здорово, если бы в один прекрасный день мне удалось убедить отца открыть в агентстве специальный отдел по уголовным преступлениям, укомплектованный полным штатом сотрудников, и во главе его поставить меня.

— Как же, жди, когда рак свистнет! А если все же свистнет, то позови меня работать к себе в отдел.

Дункан оторвался от своего занятия и с усмешкой сказал:

— Договорились.

Спустя полчаса они закончили осмотр и, выйдя на трап, стали наблюдать, как из соседнего ангара на бетонированную площадку выруливал чей-то частный реактивный самолет.

Их поиски не дали никаких результатов. И самое печальное было то, что у Дункана не было ни малейшей зацепки, за которую можно было бы ухватиться, чтобы его гениальный ум выстроил цепочку блестящих умозаключений. Расследование грозило закончиться провалом, поскольку информации не хватало.

Четыре дня назад его брат принял из рук курьера черный кожаный чемоданчик. Может, уже тогда в нем не было бриллиантов? Кто бы ему помог это выяснить? Затем чемоданчик погрузили в машину, принадлежащую агентству, и повезли в музей. Не могли же они исчезнуть сами по себе без посторонней помощи? С другой стороны, может быть, Жискар им вешает лапшу на уши? Если он решил воспользоваться выставкой в музее как надежным прикрытием для своих грязных махинаций, то он вполне мог отправить курьера в Нью-Йорк с пустым чемоданчиком.

— Дункан! — окликнула его Эмма. — Послушай, тут есть офис. Надо сходить туда, может, что узнаем новое.

— Извини, — Дункан, погруженный в свои мысли, не слышал, что она ему говорила. Он уже в который раз мысленно прокручивал в памяти видеозапись, сделанную их службой внешнего наблюдения.

Брэндон забрал кейс на борту самолета, спустился с ним по трапу и, подойдя к машине, в которой находились два человека, работающие в «Колангко», передал им драгоценности. Как водитель, так и охранник проработали в агентстве уже долгое время и были проверенными, надежными людьми. Дункан сам лично их поставил на это задание после того, как Эмма тщательно изучила послужной список каждого из них.

Затем Брэндон сел в свою машину и вслед за лимузином поехал в Нью-Йорк. По пути в музей Барлетта они несколько раз останавливались на светофорах, но в эти моменты к машинам никто не приближался и никто из них не выходил. Лимузин всего пару раз останавливался над люками канализационных колодцев, выходящих на поверхность проезжей части, да и то лишь на несколько секунд.

— Слишком много думаете, мистер Холмс, — заметила Эмма, когда они шли через вестибюль административного здания аэропорта. — Ты зациклился на одной идее, этак можно и спятить. Дай мозгам отдохнуть, может, у тебя будет внезапное озарение. Вот Альберт Эйнштейн, например, предпочитал сменить занятие, когда безуспешно бился над каким-нибудь вопросом. Быть может, этот метод сработает и сейчас, ведь ты у нас тоже гений.

— Ума не приложу, куда подевались бриллианты, — Дункан открыл и придержал стеклянную дверь, пропуская Эмму.

— У меня были кое-какие предположения, можно сказать догадки, но, просмотрев наши видеозаписи, я поняла, что они ни к черту не годятся, — сказала Эмма, когда они вышли из здания и направились к стоянке такси. — Я начинаю верить, что без вмешательства потусторонних сил тут не обошлось. Наверное, произошел внезапный пространственно-временной сдвиг, как ты думаешь?

— Как ты об этом догадалась? Мне почему-то это даже в голову не пришло, — рассмеялся Дункан, усаживаясь рядом с ней на заднее сиденье такси. — Теперь я понимаю, что в то утро в четверг какой-нибудь зловредный дух был в изрядном подпитии и устроил нам козни.

Эмма фыркнула.

— Ты все еще по-прежнему любишь свою работу?

Вздохнув, Дункан откинул голову на спинку сиденья и сказал:

— Как ни странно — да. Сдается мне, что родители были правы, когда говорили, что у меня не все в порядке с головой.

— Самое главное, чтобы она работала, Холмс.

Дункан ухмыльнулся и слегка сжал ее руку.

— Если эта работа меня доконает, то я позабочусь о том, чтобы ты заняла мое место.

Вскоре такси остановилось у Сентинел-Билдинг.

Поднявшись к себе в офис, Дункан вновь нашел кассету с записью перевозки бриллиантов, установил ее в видеомагнитофон и уселся перед экраном, чтобы в сотый раз все обдумать и взвесить.

Он догадывался, что в чем-то сильно просчитался, что-то упустил из виду. Дункан был в этом абсолютно уверен, поскольку интуиция никогда его еще не подводила. Он тихо чертыхался, стараясь понять, что именно ускользнуло от его внимания.

Харли вот уже два часа сидела в кресле, время от времени бросая хмурые, косые взгляды на гитару, лежащую на кровати. Поначалу она во всех бедах обвинила магазин музыкальных инструментов «Мэнни-Мьюзик», затем эта участь не обошла и Дункана. Однако, поразмыслив здраво, она пришла к выводу, что вообще-то винить некого.

Когда ей надоело дуться, она вскочила с кресла и бросилась на кухню. Ей на память пришли слова матери о том, что если тебя гложут сомнения и тебе тоскливо, то иди на кухню и приготовь что-нибудь вкусненькое, лучше всего займись выпечкой.