Дункан расхохотался и крепко обнял ее.

— Так, из чистого любопытства — уверяю тебя, что я донельзя счастлив, — но объясни, отчего ты так кинулась на меня?

Она широко улыбнулась.

— А это целиком твоя вина.

— Да? Поясни, пожалуйста, что я такого сделал, чтобы я точно знал, как это повторить.

Харли прыснула.

— Ну ты меня поцеловал — а целуешься ты, кстати, потрясающе, — ты обнял меня, а потом ты еще сказал, что тебе нужна подруга, и тут во мне взыграло желание, и я не могла ни о чем другом думать, а только о том, как все будет. Я пришла в гостиницу и села писать песни, а они получались все сплошь одна эротика. Мне хотелось справиться с желанием, но никак не удавалось. К половине шестого во мне бушевала такая сексуальная энергия, что Лас-Вегасу хватило бы на освещение до двадцать второго века. Нужно было немедленно ее израсходовать.

— И ты выбрала меня? Как мило с твоей стороны. Прими мою благодарность, причем искреннюю.

— Я рада, что ты был дома и не отверг женщину, которая сама сделала первый шаг.

Дункан не мог сдержать смех. Нежно проведя рукой по ее щеке, подбородку и шее, он заметил:

— Ну это вряд ли можно назвать шагом, милая моя. Скорее — полномасштабным наступлением.

— Ты против? — прижавшись к нему, спросила Харли.

— А похоже, что я против?

— Ты выглядишь потрясающе, — прошептала она, потянувшись к нему губами.

Стоило им слиться в поцелуе, как их снова сотряс невидимый ошеломляющий взрыв. Дункан впился в нее губами. Она не могла вырваться из неодолимых тисков его требовательных рук. Она не могла и не хотела вырываться.

Потребовалось еще мгновение, и Харли почувствовала, как ее тело отвечает ему, как он с каждой секундой крепнет, а каждый удар его сердца отдается у нее в груди.

— Мы ненормальные, — сообщила она.

— Что проку быть нормальными, — возразил он. — Я это проходил. — Его глаза светились желанием. — Возьми меня.

Ее бросило в жар — она его вновь хочет.

— Немного позже, — вымолвила она, скользнув вниз и наслаждаясь вырвавшимся из его уст стоном наслаждения.

Оказалось, его бедра столь же чувствительны, что и у нее. Впрочем, ее исследовательский интерес быстро переключился на иную часть его тела. В недавно прочитанном ею весьма откровенном дамском журнале предлагались варианты того, как можно довести мужчину до исступления. Она решила воспользоваться советами журнала.

Нечленораздельные возгласы подтвердили ее правоту.

Потребовалось несколько часов, чтобы вернуться под одеяло и прийти к выводу, что больше они не способны и пальцем пошевелить, поэтому нужно немного поспать.

Прежде Харли ни с кем не делила постель и привыкла спать одна. Для нее было неожиданностью то, как приятно спать вдвоем, как естественно и уютно лежать в объятиях Дункана. Это не было связано с сексом, зато имело отношение к человеку, который однажды назвал их родственными душами и теперь, похоже, оказался прав. Ей хотелось стать маслом и растечься по коже Дункана. Но пришлось ограничиться тем, чтобы прижаться к нему потеснее, просунув ногу между его ногами и устроив голову на его широкой груди. Он продолжал обнимать ее так, что, казалось, не отпустит никогда.

Она не предполагала, что у совершенства столько граней.

Несколько часов спустя она проснулась от того, что солнце светило ей прямо в глаза. На шторы они накануне не обратили никакого внимания. Она отвела глаза от двойных стеклянных дверей и видневшегося за ними балкона и обнаружила, что всю ночь они проспали, сжимая друг друга в объятиях. Харли удовлетворенно улыбнулась, почувствовав губами его теплую кожу.

Даже то, разом переменившее ее жизнь представление в «Сюрреалистик Пиллоу» не дало ей такого всеобъемлющего чувства счастья, переполнявшего ее теперь и окружавшего ее подобно золотистому облаку.

Ей и в голову не могло прийти, что каникулы будут полны потрясающих мгновений. В самых смелых мечтах она не могла себе такого представить. Но ведь, когда она замышляла свой побег, она еще не знала Дункана. Рядом с ней не было человека, способного внушить столь невероятную страсть, что она решит пойти с ним до конца.

Харли поежилась. Слава Богу, Дункан не рассмеялся ей в лицо, не посмотрел на нее как на безумную и не спросил с холодной вежливостью, что, черт возьми, она делает.

После ночи любви, любви во всех вариациях, требовательное желание горело в ней столь же жарко, как накануне. Она-то полагала, что стоит раз его удовлетворить, и оно утихнет. Она думала, если разок позволить себе все, чего хочется, то и хотеться больше не будет.

Как бы не так!

Харли разбудила Дункана и рассказала ему о своих ощущениях, и, на удивление, оказалось, что с ним творится то же самое.

Через два часа, несмотря на все ее протесты, он все-таки вылез из гигантской кровати. Правда, через минуту вернулся и подхватил Харли на руки, чтобы отнести в ванную. Это была не просто ванная, а целый маленький гейзер, с бассейном и джакузи. Он осторожно опустил ее в горячую воду на маленькую мраморную скамеечку.

— Поверь мне, — сказал он, устраиваясь рядом, — это как раз то, что надо.

Она сумела быстро в этом убедиться. Горячая пузырящаяся вода расслабляла, несла успокоение и легкость. Тело словно бы наливалось новыми силами.

Прислонившись к Дункану, она подумала, что порядочная экс-девственница не стала бы, не должна была бы чувствовать себя так уютно, едва выбравшись из постели и сидя голой рядом со своим первым мужчиной.

А Харли никогда в жизни не было так хорошо и уютно. Неужто сидящий рядом мужчина обладал такой притягательной силой, или пяти дней хватило, чтобы между ними установилась неразрывная связь?

Она ухватила под водой руку Дункана и положила ее себе на бедро, а сама придвинулась еще ближе.

— И что, всегда бывает так хорошо? — Не услышав ответа, она подняла глаза. В его глазах страсть смешалась с нежностью:

— Нет, — мягко ответил он. — Мне — впервые.

Ее поразило признание Дункана.

— Но ведь в этом деле новичок — я.

— А это здесь, — тихо промолвил он, — ни при чем.

Затерявшись в бездонной глубине его глаз, она поверила, поверила потому, что сама испытывала то же самое. Дункан был невероятно искушенным партнером, но их занятия любовью пробуждали чувство, которое ими не исчерпывалось, а подымалось над ними и скрепляло воедино не только два тела, но и две души. Она не хотела доискиваться и выяснять, что это за чувство. От его новизны ей было не по себе, и она боялась пытать свое сердце вопросами.

Наконец ей стал ясен смысл выражения «день как жизнь». Зачем сейчас беспокоиться и копаться в себе? Просто вот он — потрясающий миг, когда рядом с ней мужчина, благодаря которому она узнает о себе то, о чем раньше не ведала. И внутри ее ширится чувство, которое подобно неодолимой силе в этот самый миг делает ее отважной и свободной, и она наслаждается им.

Она протиснула свободную руку ему между ног и тем вернула его к действительности.

— Харли!

Она улыбнулась и, приподнявшись, примостилась у него между колен, по пояс в воде.

— Как ты сумел это продемонстрировать — э-э-э, часов шесть-семь тому назад, порой можно обойтись и без презерватива.

— Что ты со мною делаешь! — простонал Дункан.

Он осторожно проник в нее, а большой палец задержался, чтобы без устали гладить, надавливать, ласкать упругий бугорок до тех пор, пока ванная не огласилась ее вскриками. От их порывистых движений вода заволновалась и полилась на пол, их голоса взлетели до самой отчаянной ноты, а после у них осталось сил ровно на то, чтобы не дать друг другу утонуть.

Наконец они выбрались из остывшей воды и, шлепая по лужам, добрались до полотенец и халатов.

У Харли громко и протяжно забурчало в животе.

Дункан расхохотался.

— Ты не имеешь права! — возмущенно ахнула она, швырнув в него полотенцем, от которого он успел увернуться. — Вчера обещал роскошный ужин, а сам не дал и корки хлеба.

— Ты увлеклась другими блюдами, — поддел ее Дункан, и кровь впервые за утро бросилась ей в лицо.

— Короче, за тобой ужин — мрачно констатировала она.

— Нынче вечером. Теперь уж точно, честное слово.

Харли отвернулась и с преувеличенной сосредоточенностью стала развешивать влажные полотенца. Она не хотела, чтобы Дункан увидел то, о чем кричали ее глаза, она поняла, что для него нынешняя ночь тоже не просто ночь в постели, а нечто неизмеримо большее, как и для нее! Теперь Харли в этом не сомневалась.

— Для начала мог бы покормить меня и завтраком, — заметила Харли.

— Все, что найдешь в холодильнике, — бери, — заверил он и далее высокопарно произнес: — Мой дом — твой дом.

Харли поймала его на слове. Натянув его голубую майку, едва прикрывавшую ей бедра, она извлекла из холодильника большой ананас, две дыни и корзинку клубники. Последующие поиски тоже увенчались успехом: появилось масло, хлеб и разнообразные булочки.

— А ты что будешь? — поинтересовалась она, засовывая два куска хлеба в тостер.

— Надеюсь на крошки с барского стола.

— Ну что ж, парочка, может, и останется.

Это был самый чудесный завтрак в жизни Харли. Дело было не в еде, хотя и она была отличной, а в Дункане, все утро развлекавшем ее забавными историями о своих приключениях и любовных похождениях в дальних краях.

К концу завтрака ее ступня уже скользнула по его ноге. Бархатистая ткань халата совсем не была помехой.

— Прекрати! — велел он.

— Почему же? — ухмыльнулась она. — Вчера вечером тебе вроде понравилось.

Пока ему еще удавалось сохранять строгое выражение лица.

— То было вчера вечером, а сейчас утро.

— А что изменилось?

— Мне пора на работу, а тебе продолжить осмотр достопримечательностей города. Да и заняться подготовкой к концерту.

— Могу день подождать, — на ее губах заиграла дразнящая улыбка.

Он быстро приподнялся, отпихнув стул.

— А я не могу. Если ты помнишь, на мне висят два серьезных дела, и мне действительно пора заняться ими.

— Но сегодня суббота. Выходной.

— Боюсь, что Бойд и люди Жискара выходных не признают.

— Ну ты и зануда! — надулась Харли. Внезапно она оказалась в объятиях Дункана, и он нежно и чувственно прижался к ее губам.

— Неужели зануда? — прошептал он. Застигнутая врасплох, она успела вымолвить:

— Только что был.

Посмеиваясь, он отстранился.

— Так, я одеваюсь, иду на работу, возвращаюсь и принимаюсь готовить ужин. Ты можешь делать что хочешь, с тем условием, что в планах не будут значиться мужчины.

Брови Харли взлетели.

— Как прикажете это понимать? — спросила она, всем своим видом выражая изумление. — Вы что, требуете каких-то эксклюзивных прав, сэр?

От выразительного взгляда его черных глаз у нее перехватило дыхание.

— Вы поняли меня абсолютно верно.

— О! — у нее не было слов, чтобы выразить охватившую ее радость.

Внезапно Дункан отвернулся и начал убирать со стола оставшиеся булочки.

— По крайней мере, пока у вас не появится более выгодное предложение.

Она опешила. Они только что стали любовниками, а он уже говорит о том, что она может сойтись с кем-то еще?

— Не думаю, чтобы такое могло случиться, — тихо промолвила Харли.

На минуту он замер, но тут же продолжил убирать со стола.

— Не зарекайся, — беззаботно заметил он. — Ты не собираешься одеваться?

Харли физически ощутила, как в воздухе сгустились неясные мысли и чувства, но она не могла распознать их, не могла ухватить их суть. Она впервые по-настоящему ненавидела Бойда. Он изолировал ее от настоящей жизни, и сейчас ей просто не хватало опыта, чтобы понять и оценить значение происходящего. Она боялась произнести хоть слово, боялась сделать что-то не так и вообще не представляла, что значит так или не так.

— А знаешь, когда я выйду отсюда, на мне будет то же самое красное платье. Оно выдаст меня с головой, — сказала наконец Харли. — Всем станет ясно, что я провела здесь ночь.

Дункан обернулся и пристально взглянул ей в глаза.

— Тебя это беспокоит?

— Нет. Я, кажется, готова кричать о том, что случилось, с самой верхотуры этого здания. Ты нервничаешь?

Свет его темных глаз сделал ее почти невесомой.

— Совсем нет.

О Господи, неужели можно быть такой счастливой еще при жизни?

— Даже несмотря на то, что это даст твоему отцу лишний повод для ярости?

Дункан улыбнулся.

— Отец умер бы от душевного истощения, если бы не приходил в бешенство из-за меня хотя бы два раза в день. Ну ладно, перестань меня искушать и иди одеваться!

— А ты борешься с искушением?

— Еще как.

Харли бы очень хотелось, чтобы он не делал этого, но она только покачала головой.

— Ну и ну.

Харли быстро оделась и вышла в гостиную одновременно с тем, как он появился в ней со стороны кухни.

— Поразительно, — вымолвил Дункан, оглядывая ее с головы до ног с таким восхищением, что, казалось, кровь быстрее побежала по ее жилам.

— Что именно?

— А платье производит все тот же эффект. Ты в нем по-прежнему невероятно соблазнительна.

— Да? — невинно удивилась она, несколько раз повернувшись перед ним. — Тебе оно нравится?

Его руки обвились вокруг нее.

— Мне больше нравится то, что под платьем. — Он приник к ее губам в долгом, нежном и упоительном поцелуе. Ей было трудно устоять на вдруг ослабевших ногах.

— А мне нравится вот это, — сказала она счастливым полушепотом, прижавшись щекой к его груди и слушая учащенный стук его сердца.

Он пальцами перебирал ее волосы.

— Ведь я говорил — мы родственные души.

— Да, говорил. Ты уверен, что тебе надо на работу?

— Уверен.

— Тогда почему ты меня обнимаешь?

Его смех защекотал ей ухо.

— То, что я тверд в своем решении, не означает, что мне легко тебя отпустить.

— Ты произносишь замечательные слова.

— Все чистая правда, — сказал Дункан с ноткой удивления в голосе.

Она подняла глаза. Сколько же он знает путей, чтобы тронуть ее сердце?

— Ты никогда мне не врал, правда? Даже когда соврать было бы очень легко и гораздо удобнее. Ты самый честный человек, которого я знаю.

Он невесело усмехнулся.

— Все потому, что ты ловила рыбку в маленьком озерце. Ты и не представляешь, какая живность водится в море жизни.

Харли скорчила рожицу.

— Боже всемогущий, он начал философствовать. Тогда я лучше пойду.

— Правильно, — согласился он, все еще крепко обнимая ее.

— Мне надо заняться музыкой.

— Да, — ответил Дункан, нежно целуя ее в лоб.

— А у тебя много работы.

— Полно, — он поцеловал ее в ушко.

Где-то в глубине ее тела снова зашевелилось желание.

—Дункан?

— Гм-м? — его губы уже на шее.

—Дункан, если ты не прекратишь, я повалю тебя на пол и овладею тобой.

— Ты всегда скажешь что-нибудь очень приятное.

Харли расхохоталась и уклонилась от продолжения эротичной атаки.

— Потерпи до ужина. Точнее, до после ужина. На сей раз я не начну с десерта.

— Постараюсь сдержать свой аппетит.

Румянец снова проступил на ее щеках.

— Так-то лучше, — поспешно вымолвила Харли, высвобождаясь из его рук и направляясь к двери.

Вчера она стояла перед этой дверью полная колебаний, беспокойства и мучительных сомнений. Тогда она еще не знала, что ее ждет.

Сейчас она вновь стоит у той самой двери, но теперь она знает, что она желанна, что имеет над этим мужчиной магическую власть. Но надо было идти, пока оба они не поддались любовному безумию.

— Дункан, — произнесла Харли. Он откликнулся стоном и только крепче прижал ее к себе.

— Кому-то из нас нужно бы побольше выдержки и самообладания.

— Зачем? — удивилась Харли.

— Погоди минутку, дай подумать. Не могу собраться с мыслями, — с театральным трагизмом проговорил он.

Харли снова расхохоталась. Она обернулась и поцеловала его в кончик носа.

— Увидимся вечером, в шесть.

— Не в семь?

— Я не дотерпела до семи вчера, почему же ты думаешь, что я выдержу сегодня?

— Тогда в шесть, — улыбнулся ей Дункан. Харли неохотно высвободилась из его объятий и снова шагнула к двери.

— Харли!

Она обернулась с вновь затеплившейся надеждой.

— Да? — ответила она с готовностью.

— Поскольку теперь и ребята Жискара, и Бойд знают, где ты остановилась, тебе лучше сегодня же сменить гостиницу.

— А, — сказала Харли, стараясь скрыть разочарование. Как не хотелось возвращаться к делам в субботу утром, да еще после этой восхитительной ночи. — Конечно. Обязательно.

— И не говори никому, куда ты переедешь. У Эммы есть номер твоего сотового телефона на случай экстренной связи.

— Прекрасно. Ладно, увидимся в шесть. — Харли вышла из квартиры в небольшой холл перед лифтом, где стоял охранник компании. Сейчас это был другой молодой человек. А впрочем, какая разница? Она вышла из апартаментов его босса, а еще нет девяти утра. Всем все и так понятно.

А она чувствовала себя уверенно, как никогда в жизни.

— Привет, Джон, — прозвучал сзади голос Дункана. — Это мисс Миллер… то есть Смит… то есть Хичкок…

— Миллер вполне сойдет, — торопливо добавила Харли. Она опять покраснела.

— Как бы она ни назвалась, — со смехом в голосе заметил Дункан, — для нее вход всегда свободен, Джон.

— Слушаюсь, сэр, — ответил Джон. Дверь лифта распахнулась, и Харли устремилась внутрь, не решаясь взглянуть ни на Дункана, ни на Джона. Она нажала кнопку первого этажа и стала молиться, чтобы двери поскорей закрылись. Но они и с места не двинулись.

— Это совсем не то, что ты подумал, Джон, — продолжил серьезным тоном Дункан. — Мисс Миллер наша клиентка.

— Конечно, сэр. Я понимаю, — не менее серьезно ответствовал Джон.

Харли оторвала глаза от носков своих красных сапожек и посмотрела на Дункана. Его так и распирало от сдерживаемого смеха.

— Сегодня вечером будем играть в шашки, — заявила она прежде, чем дверь лифта закрылась.

Румянец не сходил с ее щек вплоть до того, как Харли вышла из такси у гостиницы. Она прошла сквозь вращающуюся дверь в отделанный вишневым деревом вестибюль и почувствовала, как кто-то схватил ее за руку. Прежде чем Харли успела понять, что происходит, она оказалась в кресле справа от входа.

Она подняла глаза. Пришлось сильно задрать голову, чтобы оглядеть утренних визитеров.

—Добрый день, мадемуазель Хичкок. — Это был Дезмон.

— Как провели ночь? — бестактно брякнул Луи. Синяк на его челюсти налился всеми цветами радуги.

— Прекрасно, — выдавила Харли. Во рту у нее пересохло. — А как у вас дела, ребята?

— Месье Ланга в Хэмптоне не оказалось, — сухо проинформировал Дезмон.

— Неужели? — слабо изумилась Харли.

— Не оказалось.

— Мадемуазель, как вы могли так с нами обойтись? — потребовал ответа Луи.

—Что мы вам такого сделали? — с горечью спросил Дезмон.

Харли не знала, что ответить.

— Мне так жаль, ребята, мне правда жаль. Не знаю, что на меня нашло.

— Похоже, вы его любите, — заметил Луи со вздохом.

— Мы, французы, относимся к таким вещам с пониманием, — добавил Дезмон. — Но почему он не отдаст бриллианты? Ведь наш шеф настаивает на возвращении того, что по праву принадлежит ему.

— Слушайте, я целиком за то, чтобы бриллианты были возвращены месье Жискару, — уверила Харли. — Обеими руками за.

— В таком случае, — вступил в разговор Луи, — поскольку в последнее время вы немало общались с месье Лангом, не будете ли вы так любезны сообщить нам, где его искать.

— Дункан занимается этим, ребята. Честно.

— Если месье Ланг всерьез занялся расследованием нашего дела, то почему до сих пор нет никаких результатов? — поинтересовался Дезмон.

— Ну, у него есть еще одно дело, и все это требует времени.

— Час назад мы услышали от месье Жискара, что именно у него нет времени, — сообщил Дезмон.

— Терпения нашему работодателю недостает, — пояснил Луи.

— И сильно недостает, — заверил Дезмон.

— Если бриллианты не найдутся завтра к утру, мадемуазель, мы предпримем решительные меры, — заявил Луи.

— Будьте добры передать это месье Лангу, — попросил Дезмон.

— Я передам, — пообещала Харли упавшим голосом. Тревога за Дункана переполняла ее.

— Хорошо, — кивнул Луи.

— Прощайте, — сказал Дезмон.

После этого разговора они исчезли.

Да уж, они умели спустить с небес на землю. Харли направилась к лифту. Необходимо предупредить Дункана как можно скорее.

Войдя в комнату, Харли первым делом увидела гитару, сиротливо лежащую на кровати там, где она ее бросила. Харли скользнула пальцами по ее отполированной черной поверхности. Ей удалось быстро собраться с мыслями.

Она позвонила Дункану на работу и попала на Эмму.

— Вы что, все работаете по субботам? — спросила она.

— Только когда под угрозой репутация фирмы, — заверила Эмма. — Эти треклятые бриллианты, похоже, просто улетучились,

— Да, кстати о бриллиантах, — Харли передала угрозу французов. — Скажи Дункану, чтобы он обо мне не беспокоился. Я немедленно переезжаю в другой отель. Насчет ленча все остается в силе?

— А ты думала! Можешь зайти за мной.

Харли повесила трубку и оглядела комнату. Дункан был прав: пора отсюда перебираться.

Ее кожа все еще хранила запах Дункана, а губы ощущали его вкус. Нет, стоп! Если она будет предаваться переживаниям и воспоминаниям, то сегодня ничего не успеет. К тому же оттеночная краска начала смываться с ее волос, а маскировка по-прежнему необходима. Колби Ланг с Бойдом Монро уже дали пресс-конференцию, на которой заявили, что Джейн Миллер здорова, в полном порядке и просто решила немного отдохнуть и снять напряжение после мирового турне. Если люди начнут узнавать ее на улице, ей просто проходу не будет.

Харли вымыла голову красящим шампунем, приняла душ, надела джинсы, кроссовки и ярко-красный вязаный короткий топик. Дай ей волю, она готова была ходить в красном всю оставшуюся жизнь. Она бегло взглянула на страницы с программой отдыха в ее записной книжке. Теперь все ее планы изменились, поскольку изменилась она сама.

Потребовалось полчаса, чтобы выписаться из «Миллениума» и поселиться в «Левз» на Лексингтон-авеню.

Она уселась с гитарой на кровати и вернулась к тем песням, которые начала писать вчера. Но вся загвоздка была в том, что они действительно были донельзя чувственны, потому что образ Дункана постоянно возникал в ее памяти.

Вскоре Харли отложила гитару и, поразмыслив над тем, что с ней произошло, попыталась разобраться в своих новых чувствах. Она упивалась ощущением собственного тела, каждой его клеточки.

Оказывается, что в любовных романах написана чистая правда. Любовный опыт меняет весь твой облик, потому что ты начинаешь по-другому чувствовать жизнь — телом, душой, всем своим естеством.

Она все еще гадала, отчего Дункан воспылал к ней такой отчаянной страстью. Она ведь далеко не красавица. А уж сколько хлопот она ему причинила — не перечислить.

В ее ушах все еще звучали его стоны, стоны желания и наслаждения от того, что она касается его тела, ласкает его, целует.

Внезапно ее сердце екнуло. Ведь это может и не повториться. Что пользы мечтать о том, кого ты никогда не получишь? Чтобы отвлечься от этих мыслей, она взяла в руки гитару и принялась тихо наигрывать какую-то мелодию.

После полудня Харли вошла в приемную Дункана и с надеждой покосилась на закрытую дверь его кабинета.

— Он разговаривает по телефону с кем-то в Монако, — сообщила Эмма, вставая из-за стола и вынимая из ящика сумочку. — У меня твердый приказ: «Никого не впускать!»

— Что ж, значит, так нужно, — со вздохом заключила Харли.

— Добралась без приключений?

— Такси к подъезду, и весь разговор.

— Отлично, тогда пошли. Я умираю с голоду. Ты платишь.

— Почему я? — изумилась Харли.

— Как почему? Ты богата и хочешь вытащить из меня кое-какие сведения, так ведь?

Харли уставилась на Эмму.

— Я выкачаю из тебя все до капли, не сомневайся.

— Давай-давай. Ты платишь. Я заказала столик в Морском клубе на Манхэттене.

— Похоже, ты не останавливаешься на полпути, а?

— Послушай, Харли, Дункан сиял, когда влетел в кабинет сегодня утром. Понимаешь, просто сиял. Если кто-то и не останавливается на полпути, так это ты.

Харли уже в который раз покраснела.

—Дункан… он… э-э-э… хороший проводник.

Эмма чуть не лопнула от смеха. Подхватив Харли под руку, она увлекла ее к двери со словами:

— Пойдем. Чувствую, что к вечеру я накоплю много интересного материала для своего дневника.

Обратно в отель Харли добралась без приключений: ее не украли, и на нее не покушались. Остаток дня она посвятила новой песне — медленной и эротичной. Вряд ли когда-нибудь она споет ее на публике. Ну и плевать. Она споет ее Дункану, и, может быть, песня пробудит в его глазах огонь, от которого она слабеет всем телом. Харли очень на это надеялась.

Харли медленно раскрыла глаза. Не желая просыпаться и расставаться с последними остатками сладкого сна и чувствуя себя на редкость умиротворенной в объятиях Дункана, она натянула на себя одеяло и еще крепче прижалась к его теплой груди.

Она сонно улыбнулась, вспомнив о прошлом вечере. Когда они сюда пришли, Дункан был просто опьянен страстью. Дрожа от возбуждения, он чуть ли не силой втащил ее в комнату, захлопнул дверь так, что задрожали стекла, а затем, прижав к стене, начал осыпать безумными поцелуями, которые туманили ее сознание. Только громкий сигнал таймера на кухонной плите заставил их вздрогнуть и напомнил им о том, что Дункан пообещал Харли накормить ее ужином.

И он действительно приготовил ей ужин. Раньше Харли не подозревала, до чего приятно наблюдать, как мужчина возится на кухне. А когда Харли попробовала его стряпню и выяснила, что он к тому же еще и умелый повар, она подумала, что приятным открытиям не будет конца — Дункан удивлял ее все больше и больше.

Дункан зажег свечи, и они, уютно устроившись друг против друга за столом на кухне, неторопливо ели и болтали о его работе, о ее музыке, о концертных шоу, которые, как выяснилось, они оба хотели бы посмотреть, и о том, что уж поскорее бы Дезмон и Луи убрались к себе во Францию.

Во всем этом было какое-то милое очарование. Поначалу ей казалось, что их беседа напоминает разговор двух добрых подруг. Однако она едва не рассмеялась, сообразив, что глупо сравнивать Дункана с подругой, поскольку любое слово, что они произносили, взгляды, которыми они обменивались, вызывали безумное желание обладать друг другом. С молчаливого взаимного согласия они старательно избегали говорить об этом, и только их глаза, в которых отражались блики свечей, выдавали их тайные мысли. Харли подумала, что они знакомы всего несколько дней, а в их отношениях произошло так много перемен.

Вчера она поняла, что для Дункана их любовь тоже была откровением. Он искренне изумлялся своим чувствам, которых не испытывал ранее, когда флиртовал и занимался сексом. А раз так, то Харли сделала для себя утешительный вывод, что он тоже не искушен в сердечных делах. Когда он терялся или смущался, то выглядел смешным и милым. Харли все это очень нравилось. Ее сердце трепетало от мысли, что с ней у него была первая, настоящая любовь и что теперь он принадлежит только ей.

Что помогло им найти друг друга? Их характеры и судьбы в чем-то были очень схожи. А может, их жизненные пути в какой-то момент и в какой-то точке случайно пересеклись, чтобы они встретились? Но кто сказал, что они будут вместе и дальше?

Харли поежилась от неприятной мысли и постаралась побыстрее прогнать ее прочь. А почему бы им, собственно говоря, и не быть вместе? Ведь сейчас они лежат в объятиях друг друга, она слышит, как их сердца бьются в унисон. Разве теперь их жизни не связаны судьбой? Но отделаться от вопроса, которого она боялась и который постоянно крутился в голове, было не так-то просто.

Как долго они будут вместе? Насколько прочны их отношения и их чувства? Дункан ни словом не обмолвился на этот счет и ни разу не сказал, что любит ее. Харли прекрасно видела, что он испытывает к ней чувство гораздо большее, нежели просто сексуальное влечение. Об этом ей говорят его забота о ней, его нежность, его взгляд, который он с нее не сводил вчера во время ужина. Однако он слишком часто напоминал, что никогда не дает женщинам никаких обещаний, и Харли запомнила.

Она подумала, что их отношения можно назвать по-разному: любовь или просто секс, — но кто даст гарантию, что они будут продолжительными? Ее мать пришла бы в ужас, если бы об этом узнала. Но с другой стороны, когда мать выходила замуж, ни у кого не было сомнений в том, что ее брак будет прочным и счастливым. Они с отцом венчались в церкви, в торжественной обстановке обменялись кольцами и поклялись в верности друг другу на всю жизнь. Ну и что из этого вышло? Муж ее бросил. Более того, когда она растила ее, свою дочь, и потом, когда Харли от нее уехала, мать всегда была одна. Мать просто боялась заводить новый роман, раз и навсегда потеряв веру в мужскую верность.

Сейчас, тесно прижавшись к теплому боку Дункана, Харли поняла все страхи матери. Ты живешь вместе с человеком, любишь его, радуешься своему счастью, а потом в одночасье все рушится и бесследно исчезает. И от мысли, что и в следующий раз, когда ты влюбишься в кого-нибудь, может произойти то же самое, тебе становится страшно. Но Харли сильно отличалась от матери по характеру. Она делала все, чтобы ничем не походить на мать, поскольку видела, как та страдает и боится жить нормальной жизнью. От мысли, что и она также будет испытывать страх перед реальностью, ей становилось просто жутко. Поэтому Харли считала, что безрассудно броситься с головой в омут лучше, чем всю жизнь бояться эмоциональных потрясений.

Да ей вообще не хотелось думать о любви! Она боялась признаться даже самой себе в том, что любит Дункана, не говоря уже о том, чтобы прямо сказать об этом ему. Раз уж он так осторожен в своих обещаниях женщинам, как бы он воспринял ее признание? Наверное, сбежал бы от неё на следующий же день. И каково было бы ей тогда?