Обратного пути в «Миллениум» ему хватило, чтобы решительно вернуть себя в обычное состояние разумного и здравомыслящего джентльмена. Он непринужденно беседовал с Харли о пьесах Оскара Уайльда, когда двери лифта открылись на тридцать седьмом этаже. Молча проводил ее до двери номера и дождался, пока она вставила магнитную карточку и благополучно открыла дверь.

— Спасибо за чудесный вечер, — проговорил он, пожимая ей руку.

Он считал, что мгновением позже будет наконец в безопасности.

Как всегда, он ошибся…

Ее пальцы, задрожавшие в руке Дункана, буквально пронзили током все его существо, излучая мощный импульс, пламенеющим огнем проникший до глубины мозга и рассыпавший по всему телу искры желания, столь неуместные сейчас. Он стоял в коридоре отеля и, не отрывая взгляда от расширенных глаз Харли, целовал ее теплую, мягкую ладошку.

— Дункан!

Это был едва уловимый шелест губ, почти стон. Он сулил осуществление слишком многих его фантазий.

Дункан со стоном прижал Харли к своему пылающему телу; одной рукой обнимая ее, он другой слегка приподнял ее голову, устремляясь ртом к приоткрывшимся с легким вздохом губам. Желание переполнило его.

Харли, будто обжегшись, оторвалась от его губ. Она подняла на Дункана небесно-голубые глаза — в них отразилось такое же потрясение, которое испытал и он сам.

— Остановись! — выдохнула она с отчаянием в голосе, словно борясь сама с собой, и тотчас обвила руками его шею, приникая к нему долгим поцелуем, податливо изогнувшись всем телом и ошеломляя его легким прикосновением языка.

Дункан чувствовал, что теряет над собой контроль. Харли извивалась в его объятиях, ее горячие, нетерпеливые губы возвращали ему жаркие поцелуи, которые заставляли трепетать каждый мускул его напряженного тела.

— Это не так-то просто, — выдохнул Дункан.

— Да, — произнесла Харли, и огонь, все еще полыхающий в ее глазах, поколебал его решимость. Дункан тяжело вздохнул.

— Я всегда стремился избегать всяческих проблем.

— Как и я.

Она была в нескольких дюймах от него — прекрасная, желанная, пылающая от страсти. Как же он мог остановиться?

— Значит, мы должны остановиться?

— Совершенно верно…

— Тогда спокойной ночи.

— Спокойной ночи.

И ни один из них не двинулся с места.

Мысли Дункана витали где-то высоко в облаках. Хотя в эту минуту трезвый рассудок был ему, в принципе, не особо нужен.

— Я не хочу этого, — проговорил он.

— Я тоже, — повторила Харли, и он разглядел в ее взгляде ту же искреннюю беспомощность, которую чувствовал сам. Откуда-то пришла мысль отступить на шаг назад. Это ему немного помогло. Он наконец-то смог перевести дух.

— Мы оба взрослые люди и знаем, как справиться с разбушевавшимися гормонами.

— Думаешь, все дело в этом? — мягко спросила Харли.

— Нет, — ощущая, что теряет почву под ногами, ответил Дункан, — дело совсем в другом.

— Меня все это пугает.

— Меня тоже, — он засунул руки в карманы пиджака, — но, Харли, я не гожусь для серьезных отношений.

— Я знаю.

— Я — проблема посложнее, чем та, с которой ты в состоянии справиться.

— Могу себе представить. Что же нам теперь делать?

«Позволь мне любить тебя. Позволь проникнуть в твою нежную, сладостную плоть. Позволь погасить сжигающий нас огонь и вернуть утраченный мной покой».

Так Дункан подумал, а вслух произнес:

— Ты войдешь сейчас в свой номер, закроешь плотно дверь и запрешь ее.

— Хорошо, — согласилась Харли и покорно отступила внутрь комнаты. — Ты уверен, что поступаешь правильно?

— Нет, — улыбнулся Дункан.

Она улыбнулась ему в ответ грустной улыбкой.

— Что же, я тоже. Спокойной ночи, Дункан.

— Доброй ночи, Харли.

Он отступил еще на шаг назад, она сделала то же самое. Дверь медленно закрылась, и, только услышав, как поворачивается в замке ключ, он смог заставить себя уйти, медленно направившись в сторону лифта. Ему хотелось повернуться и броситься назад, но он упрямо шел вперед. Ему надо было немедленно уйти подальше отсюда, туда, где он смог бы вновь обрести здравомыслие.

Дункан поймал такси, но, уже подъезжая к Чарльз-стрит, понял, что не может усидеть на месте. Он расплатился с водителем и пошел пешком. Он шагал квартал за кварталом, вдыхая полной грудью теплый влажный воздух июльской ночи. Ничто не отрезвляло его. Дункан вновь и вновь повторял себе, что не сможет быть счастлив — не помогало. Радость буквально переполняла его, никогда в жизни он не испытывал подобного ощущения.

Кто он? С этим Дунканом Лангом он был совершенно не знаком. Он только что добровольно отказался уложить в постель женщину, ставшую объектом его вожделений, отказался от близости с женщиной, которая влекла его как никакая другая прежде, и тем не менее был наполнен непонятной ликующей радостью.

Как можно радоваться после того, как ты отверг то, чего жаждал? Как можно ликовать, когда и Харли сказала «нет»? Как можно чувствовать себя счастливым, если идешь в пустую квартиру и ближайшее будущее скрыто во мраке.

Это были глупые вопросы. Его неуместное ликование, конечно, было вызвано пылкостью и природным жизнелюбием Харли, щедро дарящей всю себя — будь то музыка или поцелуи.

Харли была единственной и неповторимой, и с каждым мгновением он все больше убеждался, что она нужна ему.

Совершенно измученный обрушившимися на него проблемами, Дункан свернул на свою улицу и застыл. Прямо перед его домом среди знакомых ему автомобилей соседей стояла чужая машина, которую он никогда раньше не видел.

— Вот те на, — пробормотал Дункан, машинально пригибаясь к земле и ныряя за «Тойоту».

Выглянув из-за капота, он принялся внимательно изучать стоявший впереди американский седан и человека, сидевшего за рулем. Тот спокойно рассматривал его дом, подняв глаза на окна третьего этажа, где как раз располагалась квартира Дункана.

Оружие бы сейчас оказалось весьма кстати. К сожалению, ни в одном из тех случаев, которыми Дункан занимался в последние два года, не требовалось ничего такого, что хоть отдаленно напоминало бы вооруженную защиту. Проще всего было, конечно, тихо дать задний ход и раствориться в городе, пока парень его не увидел, но где прятаться дальше, если непонятно, от кого скрываешься и почему?

Дункан мысленно перебрал содержимое своих карманов: бумажник, носовой платок, его ключи… и монблановская ручка! Отлично!

Он начал медленно и бесшумно продвигаться вверх по улице, прячась за припаркованными машинами, пока не оказался позади седана. Машина была взята напрокат. Дункан запомнил номерные знаки, бросил взгляд на карточку из прокатного бюро и крадучись двинулся к дверце водителя. Сердце гулко колотилось в груди. Дункан нащупал дверную ручку, затем резко выпрямился и распахнул дверцу автомобиля. Он стремительно приставил авторучку к виску ничего не подозревавшего водителя, прежде чем мужчина осознал, что он уже не один.

— Только шевельнись, и ты — покойник, — прорычал Дункан. — Руки — на приборную доску, чтобы я мог их видеть. Быстро!

Тяжело вздохнув, водитель повиновался. В тусклом уличном освещении Дункан сумел разглядеть сидящего человека: высокий и мускулистый мужчина в костюме-тройке, полностью скрывавшем пистолетную кобуру у него под мышкой.

— Кто вы и почему пялитесь на окна моей квартиры? — потребовал ответа Дункан, прижимая ручку к виску наподобие дула пистолета.

— Вы месье Дункан Ланг? — спросил водитель. Ухо резанул французский акцент.

— Ну, я, — ответил Дункан.

— Добрый вечер, месье, — раздался голос второго француза из-за спины Дункана.

«О черт», — ему даже не пришло в голову, что у водителя может быть напарник, и теперь очень даже настоящий пистолет упирался дулом в его затылок.

— Будьте так любезны, положите руки на капот, — вежливо скомандовал владелец револьвера, — после того как бросите ручку, разумеется.

Дело дрянь. Дункан отбросил ручку, положил руки на капот машины и всерьез забеспокоился, как бы не отдать концы в ближайшие несколько минут.

— Ну и что все это значит? — спросил он, в горле у него пересохло, а сердце отчаянно колотилось.

— Наш патрон, месье Жискар, желает, чтобы вы вернули ему бриллианты, похищенные вами, — сообщил водитель, — мы здесь, чтобы забрать их у вас.

Дункан тихо выругался. Это не неприятность, это — катастрофа,

— Вы зря тратите время, — проговорил он. — У меня нет бриллиантов, и я не знаю, где они.

— Право, месье, мы были о вас более высокого мнения, — недовольным голосом произнес тот, что стоял сзади с оружием в руках.

—Джентльмены, я тут ни при чем, — заявил Дункан, стараясь, чтобы голос его звучал ровно. — Полиция Нью-Йорка подтвердила мое алиби на время, когда была совершена кража. Как только отыщется настоящий грабитель, они найдут бриллианты и вернут их вашему хозяину. Так что месье Жискару следует сохранять терпение.

— Увы, месье, — с сожалением проговорил водитель седана, — именно этого качества наш хозяин, к несчастью, лишен.

— Причем начисто, — добавил его напарник.

— Примите мои глубокие соболезнования, — буркнул в ответ Дункан, ударяя пяткой по колену стоящего сзади француза и резким ударом локтя врезаясь в его диафрагму.

Следующим был сильный удар правой в челюсть водителя, между тем как сзади послышался удивленный вздох и раздался звук падающего на асфальт револьвера. Дункан перекатился по газону и вскочил на ноги с револьвером француза в руках.

— Не так резво, приятель, — бросил он уже бывшему владельцу пистолета, изготовившемуся к прыжку, — назад, спиной к машине.

Тяжко вздохнув, спортивного вида блондин послушно выполнил его приказание.

— Право, месье, — посетовал водитель, — как нехорошо, с вашей стороны. Мы всего-то собирались обсудить с вами случай с бриллиантами, а вместо этого — вы тут с вашими угрозами…

— Не похоже на то американское гостеприимство, которого я ожидал, — добавил блондин.

— Совсем не похоже, — подтвердил водитель.

— Извините меня, — проговорил Дункан, чувствуя, что в нем закипает бешенство и он теряет остатки терпения, — но мне кажется, что приставить и дуло пистолета к голове — это невежливо и не лучший способ укрепить франко-американские отношения.

— А стащить бриллианты нашего босса, это как — вежливо? — поинтересовался водитель.

— Действительно, — согласился блондин,

— Если вы вернете их, мир между нашими народами будет восстановлен.

У Дункана возникло недоброе предчувствие, что он постепенно сходит с ума.

— Так, повторяю еще раз: у меня нет бриллиантов, я их не крал, и я не знаю, где они сейчас. Скажите Жискару, что он меня не за того принял, и пусть подыщет вам новую мишень для стрельбы.

— Право, месье, — серьезно заметил водитель, — не стоит так обижаться.

— Мы намеревались лишь обсудить с вами небольшой деловой вопрос, — добавил блондин обиженно.

Дункану начал надоедать этот бессмысленный разговор. Он устал, хочет спать и намерен как можно скорее оказаться у себя дома.

— Да нет у меня этих чертовых бриллиантов! — теряя терпение, воскликнул он. — Оставьте меня в покое!

— Месье, мы же разумные люди, — продолжал водитель.

— Мы лишь хотели все уладить миром, — вторил ему блондин.

— У нас есть приказ: или вернуть бриллианты, или покончить с вами.

— Мы бы предпочли, чтобы вы добровольно вернули драгоценности.

Дункан не имел понятия, как отвязаться от этих болванов.

— У меня есть для вас новый приказ, — сообщил им Дункан. — Оставить меня в покое! Если я увижу кого-нибудь из вас поблизости от моего дома или моего офиса, я сначала буду стрелять, а потом задавать вопросы. Понятно?

— Вполне, — ответили оба бандита одновременно.

— Отлично. А теперь ты, — приказал Дункан, направляя дуло пистолета в сторону блондина, — туда, где заднее сиденье, на пол.

Безнадежно вздохнув, белокурый головорез предпочел подчиниться.

— Прощайте, месье, — попрощался с ними Дункан, наставляя оружие на водителя.

— Позвольте сказать вам до свидания, — кинул ему в ответ водитель, прежде чем машина сорвалась с места и помчалась в сторону Десятой авеню.

Дункан тоже предпочел поскорее покинуть это место. Сунув пистолет в задний карман джинсов, он понесся по направлению к Восьмой авеню. Как был не похож его сумасшедший бег на размеренные утренние пробежки по Челси. Он бежал изо всех сил, а сердце гулко колотилось в его груди. Он так разогнался, что вполне мог бы потягаться с «Харлей-Дэвидсоном».

Харли проснулась после ночи, наполненной столь откровенными эротическими фантазиями с Дунканом Лангом в главной роли, что задумалась, сойдет ли ее румянец до конца столетия. Душ и легкий завтрак в номере мало-помалу восстановили ее душевное равновесие. Подумав, она пришла к выводу, что они с Дунканом повели себя прошлой ночью как два взрослых и весьма рассудительных человека, когда не дали чувствам взять верх над разумом. Помимо всего прочего, у него были свои проблемы, у нее — свои. Он жил на Восточном побережье, она — на Западном. Он был плейбоем Запада, она — девственной весталкой мира поп-музыки.

Довести до логического завершения их отношения было бы сущим безумием. Она действительно радовалась тому, что им обоим удалось совладать со своими чувствами прошлой ночью. Уж теперь-то Харли ни за что не будет о нем думать.

Но она ошиблась, мысли о нем все время лезли ей в голову. Чтобы отвлечься, она позвонила матери и выслушала очередную порцию причитаний Барбары Миллер, пекущейся о безопасности своей дочери, оказавшейся в этом ужасном, полном преступников городе.

Харли понадобилось десять минут, чтобы убедить мать в том, что она не собирается бросать свою карьеру, не собирается терять голову или вступать в очередную новомодную секту. Еще пять минут она провела, убеждая ее не смотреть выпуски телевизионных новостей. Харли вновь повторила ту самую ложь, которой уже успокаивала мать, будто она остановилась у своих добропорядочных друзей в их надежно охраняемом доме на Лонг-Айленде. Она солгала, поскольку Барбара была совершенно не готова услышать правду.

Она потратила еще пять минут, справляясь о здоровье матери и успокаивая себя тем, что та регулярно принимает таблетки от гипертонии. Затем Харли целых десять минут выслушивала все печальные новости из Свит-Крика, уже рассказанные ей матерью во время предыдущего звонка: жаркие июльские дни принесли засуху, грозя фермерам большими бедами; боготворимый всеми полузащитник спортивной команды Свит-Крика разбил вдребезги два окна центрального городского универмага во время ночной попойки; Эбби Чандлер скончалась, а ее младшая дочь сбежала с каким-то мужиком на десять лет старше ее; бегонии же, несмотря на небывалую жару, продолжают бороться за жизнь.

Наконец Харли попрощалась с матерью и повесила трубку с чувством огромного облегчения. Ей понадобилось почти семнадцать лет, чтобы уразуметь, что мать чувствовала себя счастливой, лишь терзаясь по какому-нибудь поводу, неважно даже какому. Все девять лет, будучи в клетке у Бойда, она никак не могла примириться с тем, что мир нужно видеть исключительно в черном, в лучшем случае в сером, но уж никак не в красном, оранжевом, желтом или каком-то ином радостном цвете. А если бы сбылись пророчества Барбары Миллер относительно ее жизни, то сейчас бы она валялась в похмелье на задворках какого-нибудь захудалого кабака с запаршивевшим бродягой, подцепленным накануне вечером.

Она взглянула на себя в зеркало: небрежно зачесанные короткие каштановые волосы, облегающее короткое красное платье, непременно ковбойские сапожки, конечно, веснушки и никакой косметики на лице, — и довольно улыбнулась. Родители, особенно помешанные на переживаниях, не всегда оказываются правы относительно будущего их детей.

Харли снова взяла телефон и позвонила Энни, чтобы успокоить ее, затем собралась и вышла из номера. Пора было вернуться в город и поискать тексты для песен в новый альбом.

Она вышла из «Миллениума» в хмурое утро, и все ее планы были мгновенно разрушены двумя высоченными накачанными молодцами в дорогих костюмах-тройках, неприятно напоминающих ее собственных телохранителей, с той лишь разницей, что эти были не телохранителями, а бандитами. Даже если бы она провела все девять лет в монастыре, она бы все равно догадалась, кто преграждает ей дорогу. Будучи абсолютно уверенной, что перед ней не подручные Бойда Монро, она не испугалась даже тогда, когда они подхватили ее с двух сторон под локти и повели в одну из оранжерей, окаймляющих застекленный фасад здания.

— Добрый день, мадемуазель, — поздоровался с ней дородный слегка прихрамывающий блондин.

— Не присядете ли? — спросил крепкий брюнет с живописным синяком на челюсти.

— Перед вами два заехавших в вашу сказочную страну иностранца, — сказал блондин, — и они взывают к вашей помощи.

— Мы нуждаемся в вас, мадемуазель, — проговорил брюнет.

— Мы займем всего минуту вашего времени, — добавил здоровяк блондин.

— Самое большее две, — уточнил крепыш брюнет.

— Послушайте, — начала Харли, высвобождаясь из их здоровенных ручищ, — что тут происходит? Кто вы такие, ребята?

— Ай-ай-ай, где же наши манеры? — изобразив полное раскаяние на лице, воскликнул дородный блондин. — Тысяча извинений, мадемуазель. Я — Дезмон Фаррар.

— А я, — вставил крепкий брюнет, — Луи Мерсер. Мы оба счастливы познакомиться с вами.

Она подняла глаза на лихую парочку — этакие киношные обитатели бандитского притона. Только французы могли произвести на свет таких вежливых негодяев.

— Я очарована, — произнесла она с сарказмом, — ну и что вас, ребята, интересует?

— Сущая ерунда, — заверил ее Дезмон.

— Так, безделица, честное слово, — сказал Луи.

— Мы только хотим знать место обитания месье Дункана Ланга, — проговорил Дезмон.

— Нас вполне бы устроил адрес, — добавил Луи. Харли некоторое время молчала, задумавшись над ответом.

— Но я не знаю, где он живет.

— Вы нас не поняли, мадемуазель, — бросил Луи, — мы знаем, где он живет.

— Вчера ночью мы рассчитывали потолковать с ним с глазу на глаз, — пояснил Дезмон.

— Но месье Ланг отказался, — продолжил Луи. Харли уставилась на них. Бог мой, они подрались с Дунканом?

— Потому-то мы и пришли к вам, — сказал Луи.

— Мы хотим знать, где он скрывается, — вставил Дезмон.

— Но я тоже не в курсе, — сказала Харли. Дезмон бросил взгляд на напарника:

— Она прикидывается дурочкой.

— И это нас очень огорчает, — ответил Луи. Дезмон печально оглядел Харли.

— Боюсь, мы должны будем составить вам компанию до тех пор, пока вы не вспомните, где он.

Харли со злостью посмотрела на этот бандитский дуэт.

— Но я говорю вам правду. Я знакома с Дунканом не более трех дней и не имею ни малейшего представления о его друзьях или о том, где он может находиться. Честно!

Дезмон погрозил ей пальцем, словно строгий папаша маленькой девочке.

— За таким невинным личиком скрывается столько лжи.

— Да, мой друг, мир так несовершенен, — сочувственно покачал головой Луи.

— Мадемуазель, — решительно заявил Дезмон, — вы могли бы догадаться, что мы осведомлены о том, что ваши отношения с месье Лангом весьма далеки от случайного знакомства. Вы ведь целовались с ним вчера вечером.

— И со страстью, надо сказать, — добавил Луи. Харли покрылась румянцем.

— Вы шпионили за нами?

— Ну-ну, мадемуазель, нам за это платят, — сказал Дезмон. — Нам приказано найти, проследить и схватить месье Ланга. Мы не выполнили только последнее.

— Шеф был очень огорчен, — посетовал Луи.

— Все, сдаюсь, — прервала их Харли, — кто ваш шеф?

— Арман Жискар, конечно, — ответил Дезмон. Глаза Харли широко раскрылись.

— И вы полагаете, что Дункан связан с кражей?

— О да, конечно, — кивнул Луи.

— Но у Дункана нет бриллиантов!

— Он стащил их только вчера и уже продал? — поинтересовался Дезмон.

— Нет, нет! Дункан не брал бриллианты, их у него не было и нет сейчас.

Луи взглянул на девушку с выражением неподдельного ужаса.

— Неужели эта свинья Ланг усугубил свое преступление, обманув столь очаровательную и доверчивую мадемуазель?

— Нельзя быть столь мягкосердечной с мужчинами такого сорта, — заявил Дезмон.

— Что-то подсказывает мне, что именно нам придется взять на себя миссию разоблачения предательства, совершенного человеком, которого вы целовали с таким жаром, — высокопарно произнес Луи.

— Мужчины всегда были обманщиками, — печально процитировал кого-то Дезмон.

Харли задохнулась от захлестнувшей ее ярости.

— Слушайте, парни, я могу поклясться, что Дункан вовсе не мерзавец, вы не того ищете.

— Что значит «мерзавец»? — поинтересовался Дезмон у Луи.

— Подлец, подонок, — охотно объяснил ему Луи.

— Нет, мадемуазель, он как раз тот мерзавец, который нам нужен, потому что именно этот мерзавец нужен нашему шефу, — объяснил ей Дезмон.

— Вот потому-то мы и обратились к вам, — добавил Луи.

— Понятно, — протянула Харли.

Да, у нее появилась реальная возможность сыграть в очко с месье Дезмоном и месье Луи не на жизнь, а насмерть, если она не найдет способа убедить их в своем неведении, и побыстрее. Ей также было ясно, что Дункан влип в настоящую беду и она обязана помочь ему выбраться из нее.

— Парни, мне бы хотелось помочь вам, в самом деле хотелось, — заверила она их. И вдруг ее озарило: — Хэмптон.

— Что? — переспросили Дезмон и Луи в один голос.

— Как раз вчера Дункан рассказал мне, что у его семьи есть летний дом где-то в Хэмптоне! Разве это не подходящее место, чтобы переждать горячие деньки?

Харли мысленно посоветовала себе прекратить смотреть так много гангстерских боевиков по телевизору, в то время как Дезмон и Луи что-то негромко обсуждали друг с другом по-французски.

— Ладно, мадемуазель, — наконец сказал Дезмон, — надо признать, мы не просчитали такой возможности. Кроме того, вы так напомнили Луи его сестренку, что ему очень хочется вам верить.

— Мари-Луиза никогда бы не обманула в мало-мальски серьезном деле, — подтвердил Луи.

— Я тоже, в свою очередь, верю, что вы сказали нам правду. И поэтому мы говорим вам — «до свидания».

— А может, «прощай»? — с надеждой спросила Харли.

— Боюсь, что нет, — ответил Дезмон.

— Возможно, — начал объяснять Луи, — если мы не найдем месье Ланга первыми, он отыщет вас, и тогда…

— Вы увидите нас снова, — закончил Дезмон. — Если вам доведется увидеть месье Ланга прежде нас, передайте ему, пожалуйста, от нас небольшое послание.

— Скажите ему, — продолжил Луи, — если он вернет бриллианты нам сегодня же, мы оставим его в живых.

Харли слегка передернуло, когда два французских бандита раскланялись с ней и удалились вниз по Черч-стрит. Она смотрела им вслед, чувствуя себя героиней какого-то плохонького малобюджетного боевика. Какой-то кошмар! Самое время вызвать поддержку с воздуха.

Она бегом вернулась в отель и помчалась в свой номер. Телефонная трубка оказалась в ее руке раньше, чем захлопнулась дверь.

— «Колангко интернэшнл», приемная Дункана Ланга, — раздался голос Эммы.

— Эмма! Это Харли Миллер. Дункан в беде!

— Откуда ты знаешь? — спросила Эмма.

— Да потому что я только что рассталась с двумя французскими головорезами, которые его разыскивают.

— Бог мой, с тобой все в порядке?

— У меня все отлично, — заверила ее Харли. — Но эти парни… они выглядели так, как будто побывали в драке. А как Дункан?

— Они напали на него ночью, но он сумел выпутаться. С ним все хорошо, за исключением того, что он отнюдь не обрадуется тому, что и ты вляпалась в это дерьмо.

— Ах, вот как? — прошептала Харли, почему-то вдруг обрадовавшись.

— Точно. Нам следовало сразу подумать о твоей безопасности.

— Что ты имеешь в виду? — подозрительно поинтересовалась Харли.

— Мы должны спрятать тебя до тех пор, пока буря не уляжется.

— Ни за что! Об этом и речи быть не может! — запротестовала Харли.

— Харли…

— Я только что вырвалась из одной тюрьмы и категорически отказываюсь садиться в другую. Кроме того, мне ничто не угрожает.

— Но эти два французских бандита…

— Я с ними поладила.

На другом конце провода повисла пауза.

— А почему ты считаешь, что они тебе ничего не сделают? — спросила Эмма.

— Да, кстати, я отправила их в Хэмптон.

— Куда ты их отправила?

— В Хэмптон. Дункан рассказывал, что у Лангов там летний дом. Дезмон и Луи хотели найти его, и я решила, что нет лучшего места, куда можно было бы их спровадить, чтобы они хоть ненадолго оставили Дункана в покое.

— Так тебе известны их имена?

— Они, знаешь ли, представились мне. Для бандитов они все-таки очень милы. Французы все-таки.

Эмма на другом конце провода долго молчала.

— Это просто убьет Дункана.

— О Боже! — воскликнула Харли в волнении. — А вдруг он и в самом деле находится в Хэмптоне. Я подставила его!

— Он не в Хэмптоне, и ты его не подставила. Успокойся, сделай несколько глубоких вдохов и расслабься.

— Сейчас, одну минутку…

Требовательный стук в дверь отвлек Харли от разговора.

— Слушай, Эмма, там кто-то стучится. Мне надо идти. Ты уверена, что они не найдут Дункана?

— Да это все равно что искать ветра в поле! Давай созвонимся позже, может, мы раскопаем что-нибудь о Бойде Монро.

—Договорились, — ответила Харли.

Она положила трубку и на мгновение задумалась, уставившись на телефон. Не так она планировала провести свой маленький отпуск.

Вновь раздался стук в дверь.

— Иду! — крикнула Харли.

Она пересекла комнату, подошла к двери и взглянула в дверной глазок. Тошнота подступила к горлу. Медленно и неохотно она приоткрыла дверь.

— Здравствуй, Бойд.

Бойд Монро стоял перед ней в своих обычных ковбойских сапогах, модных штанах и спортивной куртке, но почему-то он показался ей еще меньше, чем она его помнила, — он будто усох.

— Что ты с собой сделала? Ты выглядишь как шлюха! — заорал он.

— Одеваюсь так, как мне нравится, — отрезала Харли. У нее в висках застучала кровь и сердце бешено забилось.

Глаза его сузились от злости.

— Отрезала такие роскошные волосы! Хоть чему-то я научил тебя за последние девять лет?

— Конечно, и многому, — спокойно сказала Харли, внутренне содрогаясь от страха. — Ты войдешь или будешь стоять в дверях и оскорблять меня так, чтобы все слышали?

Удивление и внезапная неуверенность промелькнули в глубине его стальных серых глаз. Бойд Монро прошел мимо нее в комнату, Харли дрожащими руками закрыла за ним дверь. Повернувшись, она обнаружила, что он пристально ее рассматривает.

— Пора заканчивать со всей этой ерундой, — заявил он. — Ты ведешь себя как пятнадцатилетняя девчонка, которая сбежала из дома. Что это за маскарад? Ты губишь свою карьеру, это, я надеюсь, тебе понятно? А твоя мать? Она каждый день звонит мне в слезах. Хоть бы подумала, что с ней сейчас творится. Господи, если она увидит тебя в таком виде, ее хватит удар.

— Ну хватит, Бойд, — не выдержала Харли, страх медленно уступал место ярости. — Еще одно слово — и я вызову гостиничную охрану, чтобы они тебя отсюда вышвырнули.

Бойд собирался что-то ответить, но не произнес ни слова.

— Ты права, извини меня.

Харли в изумлении уставилась на него. За все то время, что они проработали вместе, она ни разу не слышала от него извинений.

— Я ужасно беспокоился, — продолжал он, — увидеть тебя такой — выше моих сил!

«Так тебе и надо», — злорадно подумала Харли.

— Разве Колби Ланг не известил тебя, что я в полном порядке?

— Я твой менеджер, Джейн. Забочусь о тебе почти как отец. Мне нужно было убедиться самому.

— Отлично. Посмотри, на мне нет татуировок, и нос я не проколола. И я не связалась с сектой «Ангелы Ада». Почему бы тебе не отправиться сейчас в Лос-Анджелес погреться на солнышке и не отдохнуть несколько дней? Я присоединюсь к тебе где-то через неделю.

— Нет, — резко заявил Бойд. Он глубоко вздохнул и разжал кулаки. — Нет, я хочу быть рядом, мало ли что может случиться.

— Я сама прекрасно со всем справлюсь. Ты в это не веришь, как не веришь во многое другое.

На его лице появилась фальшивая улыбка, так ей ненавистная.

— Я понимаю. Я действительно вел себя как слепец и осел, но именно поэтому я здесь, Джейн. Я хочу, чтобы ты вернулась вместе со мной в «Ритц».

— Меня зовут Харли, и в «Ритц» я с тобой не поеду.

Бойд подошел ближе, и тут она ощутила нервное напряжение, в котором он находился.

— Послушай, я клянусь, что не буду портить тебе дни отдыха. Ты меня и видеть-то не будешь. Иди куда хочешь и делай что хочешь. Для моего спокойствия нужно только одно: каждую ночь знать, что мы в одном отеле и ты в соседнем номере. Ты права, я ошибался насчет очень многого, Джейн… извини, — Харли. Но такой-то малостью ради меня ты ведь можешь поступиться?

Харли показалось, что ее сердце вот-вот остановится. Действительно, что страшного в том, чтобы перебраться из «Миллениума» в «Ритц»? Бойд прав, ради него она должна чем-то поступиться. На него глядеть жалко — весь какой-то издерганный.

Но при этой мысли Харли почувствовала внутренний озноб, а в голове отчаянно забилась мысль:

«Нет! Не сдавайся. Не отдавай свою свободу!»

Сердце замерло, и она испугалась, что оно вот-вот остановится.

— Извини, Бойд, не могу. Точнее, не хочу этого делать. Я уже большая девочка. Тебе это давно пора понять.

— Черт возьми, Джейн, то есть Харли, — рявкнул Бойд, потемнев от злости. — Я прошу всего лишь отправить твои чемоданы туда, где они и должны находиться.

— Они должны находиться здесь, или в самом паршивом мотеле, или вообще там, где я захочу!

Бойд буравил ее ненавидящим взглядом.

— Так не пойдет, дорогуша!

Было время, когда подобная фраза означала конец любым ее планам, любым возражениям, любому непокорству. А сейчас Харли поразило, насколько беспомощно и жалко она прозвучала.