Пролог

Харли укуталась в темно-синий плащ, который позаимствовала у своей костюмерши Энни. Ее била мелкая дрожь, но отступать было поздно.

Она спрятала под шляпкой, которую одолжила все у той же Энни, слишком заметные ярко-рыжие волосы и быстро надела ее туфли, которые оказались велики Харли на размер.

«Нет, мой маскарад сразу же раскроется. Ничего не выйдет, — нервничала Харли. — Бойд сцапает меня в два счета. Не стоило это и затевать».

И все же она решила рискнуть, открыла дверь и вышла из номера. Ее телохранители, Стив и Рик, словно каменные изваяния, возвышались по обе стороны дверей. Сердце девушки замерло в страхе, что сейчас один из них протянет руку и положит свою тяжелую ладонь ей на плечо. Обман будет раскрыт на месте.

Опустив голову, Харли проскользнула между застывшими телохранителями и направилась к лифту. Дрожащими пальцами она нажала на кнопку вызова, а через секунду нетерпеливо еще и еще раз. Стоя лицом к лифту, она отчаянно молила Бога, чтобы Стив и Рик не вздумали вдруг заговорить с ней, вернее с Энни, за которую она пыталась себя выдать.

Ей казалось, что она ждет целую вечность, но вот наконец раздался мелодичный сигнал, возвещавший прибытие кабины лифта. Не удержавшись, она тайком бросила взгляд на телохранителей и не поверила своим глазам. Рик и Стив с усталым видом тупо пялились прямо перед собой, не обращая на нее абсолютно никакого внимания. Ура! Ей удалось их обхитрить — они купились на дешевый трюк с переодеванием.

Наконец двери лифта раскрылись, и Харли поспешно вошла внутрь. Она уставилась глазами в пол и, не поднимая головы, быстро нажала на нижнюю кнопку. «Ну давайте же, закрывайтесь наконец», — торопила она двери.

Двери наконец бесшумно закрылись, и лифт плавно заскользил вниз. Дрожащими, непослушными пальцами Харли расстегнула верхнюю пуговицу плаща. Нащупав на груди маленький золотой кулон, она сжала его в кулаке. Девять лет талисман хранил ее и всегда приносил удачу, которая сейчас ей была нужна как никогда.

Харли глубоко вздохнула и посмотрела на отполированную до зеркального блеска бронзовую панель на стене лифта. Испуганные глаза и белое как мел лицо ей совсем не понравились. Эта затея — авантюра чистой воды, и талисман тут вряд ли поможет.

Лифт плавно замедлил движение и мягко остановился. Двери раскрылись, и она увидела перед собой улыбающееся лицо Бойда.

Харли закрыла рот ладонью, чтобы не закричать, но быстро поняла, что обозналась. Это был не Бойд. Облегченно вздохнув, она направилась к выходу из гостиницы через небольшой мрачный холл. Высокий мужчина, которого она приняла за своего менеджера, вошел в лифт.

Она испуганно озиралась по сторонам, каждую секунду ожидая появления Бойда. Темные старинные гобелены и унылые пейзажи, висевшие на стенах, действовали на нее угнетающе. Холл был пуст. Наконец она решилась. На трясущихся от страха ногах Харли пересекла холл, не осмеливаясь поднять голову и посмотреть на клерка, который этой ночью дежурил за регистрационной конторкой.

— Добрый вечер, мисс Мэгвайр, — поздоровался высоченный, атлетического вида швейцар и услужливо распахнул стеклянную дверь.

«Соберись, не будь тряпкой! Тебе почти удалось вырваться, еще немного — и ты на свободе», — подбадривала себя Харли.

Она кивнула швейцару и, копируя ирландский акцент Энни, произнесла:

— Добрый вечер.

— Прикажете вызвать такси?

— Да, пожалуйста.

Это был ее первый самостоятельный выход в город. Девять лет Харли мечтала вырваться на свободу. Однако она была не настолько смела или глупа, чтобы гулять по Манхэттену после полуночи в одиночку.

В этот час у гостиницы не было ни одной свободной машины такси, но для всесильного швейцара «Ритца» найти такси — не проблема. Уже через минуту возле нее остановилось такси. Харли смотрела на машину и не могла поверить в случившееся. Она удрала! Ей это удалось! Расторопный швейцар открыл дверцу, и она забралась на заднее сиденье.

— Куда едем, леди? — трех слов было достаточно, чтобы угадать в таксисте жителя Бронкса.

— Джейн!

Она обернулась. Бойд вихрем несся через холл, за ним не отставали Рик и Стив.

— Заблокируй замки! — захлопнув дверцу машины, не своим голосом воскликнула Харли. — Быстрее!

Бойд подскочил к машине и прижался лицом к стеклу, он был вне себя от злости. Она видела, как он рвет на себя ручку. Если ему удастся открыть дверь, он силой вытащит ее из такси и весь ее план рухнет.

— А теперь гони! — приказала она таксисту. — Пятьдесят долларов сверху, если мы немедленно уберемся отсюда.

Шины взвизгнули, когда автомобиль сорвался с места, унося ее прочь в темноту ночи.

* * *

Насвистывая веселую мелодию, Дункан Ланг вышел из такси. Машина остановилась под темно-синим козырьком отеля «Ритц-Карлтон». Швейцар, облаченный в униформу такого же темно-синего цвета, услужливо распахнул перед ним стеклянную дверь.

— Рад видеть вас, мистер Ланг.

— Спасибо, — Дункан усмехнулся. — Однако у тебя отличная память, Чарли.

— Иначе и быть не может. Ведь вы, мистер Ланг, никогда не скупитесь на чаевые.

— Ха! — усмехнулся Дункан. — Время беззаботной юности прошло, Чарли. Теперь я здесь бываю только по делам.

— Очень жаль, мистер Ланг.

Честно говоря, Дункану тоже было жаль. Если бы не сегодняшний неожиданный звонок Бойда Монро, он вряд ли появился бы в «Ритце» в ближайшее время.

Ланг вошел в вестибюль отеля. Ему здесь всегда нравилось, в небольшом холле, выдержанном в строгом стиле. Дункан вошел в лифт и нажал на кнопку. Внутри кабина была отделана панелями из темного дерева. Пока лифт бесшумно возносил его на двадцать третий этаж, он предавался воспоминаниям.

Впервые он остановился в «Ритце», когда ему было девятнадцать. Да, у него были каникулы. И тогда он поднимался на этом же лифте. В номере «люкс» его ждала очаровательная графиня Пишо, с которой он провел незабываемую ночь. Они познакомились на одной из скучных вечеринок, которые устраивала его мать. А в последний раз он был здесь два года назад и провел роскошный уик-энд в обществе прелестной мисс Уайлдер.

Лифт мягко остановился, и ему пришлось отложить свои воспоминания о пленительной красоте своих бывших приятельниц до лучших времен. Сегодня сюда его привели дела. Новая работа была первым серьезным поручением, от выполнения которого зависела, может быть, вся его карьера. Он не мог допустить, чтобы амурные приключения прошлого сейчас занимали его голову и мешали сосредоточиться перед встречей с клиентом. Он должен выглядеть солидно, чтобы одним своим видом показать, что способен выполнять сложные задания.

Выйдя из лифта, Дункан направился к номеру «люкс». Он трижды постучал в белую дверь и отступил на шаг назад. Ждать долго не пришлось: дверь тут же распахнулась.

На пороге стоял невысокий, коренастый мужчина: коротко остриженные, седеющие волосы ежиком торчали на его круглой голове. На крепко сбитой фигуре хорошо сидели коричневая спортивная куртка и узкие черные джинсы. Довершали наряд высокие ковбойские сапоги. Дункану он показался заурядным типом: если такого встретишь на улице, пройдешь мимо и не обратишь внимания. Настроен он был явно не гостеприимно — его глаза зло сверлили гостя.

Дункан привык доверять первому впечатлению. Этот мужчина напомнил ему одного немецкого графа. Капризный и истеричный аристократ требовал подать к обеду вино строго определенной температуры и, брызгая слюной, визжал из-за того, что спаржа на блюде была уложена, видите ли, не так, как ему хотелось.

— Ты еще кто такой, черт побери? — рявкнул коротышка.

— Я — Дункан Ланг из частного сыскного бюро «Колангко интернэшнл», мистер Монро. Надеюсь, я не заставил вас долго ждать?

— Дункан?.. — нахмурился Монро. — Ты мне не нужен, я хотел видеть Брэндона Ланга. Ты понял? Я жду его!

— Извините, мистер Монро, но мой брат сейчас ведет другое дело, и его нет в городе. Хочу вас заверить, что…

Лицо клиента покрылось красными пятнами, и он возмущенно проревел:

— Мне сказали, что Брэндон лучший сыщик в этом городе, а я хочу самого лучшего! — Эту песню Дункан слышал уже не раз.

— Ну что же — хотеть-то вы можете, но он сейчас в отъезде. Брэндона нанял другой клиент. Если вы желаете иметь дело только с ним, то вам надо немного подождать. Я уверен, что в конце следующей недели он вернется в Нью-Йорк. Всего доброго, мистер Монро. — Дункан повернулся и направился к лифту.

— Стойте! — Монро поспешно схватил его за РУКУ.

Коротышка сжал ее с такой силой, что Дункан испугался, как бы не остаться калекой. Он спрятал улыбку, еще раз убедившись, что проверенная тактика вновь себя оправдала, и произнес:

— Слушаю вас.

Монро смерил его взглядом.

— Думаю, что и вы подойдете.

— Благодарю вас, — Дункан вошел в гостиную и огляделся.

С того памятного дня, когда он развлекался в этом номере с красоткой Уайлдер, здесь кое-что изменилось: на стенах появились новые обои, сиреневые с белым рисунком, а перед камином белая с золотом антикварная мебель. Но вид из окна на изумрудно-зеленую ленту Центрального парка был все также восхитителен. Последний раз, правда, у Дункана совсем не было времени, чтобы любоваться изумительным видом, — страстная мисс Уайлдер нашла ему занятие поинтереснее.

— Садитесь, и приступим к делу, — скомандовал Бойд Монро. — Джейн отсутствует вот уже девять часов. Кто знает, что с ней могло случиться за это время?

Усевшись на маленький диванчик, Дункан устремил внимательный взгляд на своего клиента. Довольно неприятный тип, похож на бульдога. С ним будет нелегко.

Однако это — работа, причем такая, которая сулит большие деньги. Звезды поп-музыки исчезают не каждый день. Достав из внутреннего кармана пиджака маленький блокнот и ручку «Монблан» с золотым пером, подарок матери на прошлое Рождество, Дункан закинул ногу на ногу и приготовился записывать. Его лицо профессионала, знающего себе цену, стало сосредоточенным и непроницаемым.

— Когда мы разговаривали по телефону, вы сказали, что мисс Миллер уехала на такси ровно в полночь, так?

— Так, — усевшись в кресло напротив, буркнул Монро.

— Вы успели запомнить номер машины?

— Нет.

— А телохранители?

— Тоже нет.

— Могу я с ними переговорить?

— Я их уволил.

— Понимаю, — пробормотал Дункан, подумав — ребята, наверное, сами были счастливы отделаться от Бойда. — Вы сказали, мисс Миллер изменила внешность, чтобы обмануть телохранителей. Что она для этого сделала?

— Ничего такого особенного. Она просто взяла шляпку, плащ и туфли своей костюмерши, мисс Мэгвайр.

— А эта девушка, я имею в виду костюмершу, она тоже исчезла?

— Нет, мисс Мэгвайр здесь, но вам ничем не поможет. Еще позавчера она простудилась и слегла с температурой. Она спала в своей комнате, когда Джейн удрала.

— Может, перед тем, как лечь спать, она разговаривала с мисс Миллер или слышала что-нибудь?

—Абсолютно ничего, — категорично заявил Монро.

— Это плохо, — пробормотал себе под нос Дункан. — Вы бы мне очень помогли, мистер Монро, если бы последовательно восстановили все события вчерашнего вечера.

Бойд Монро откинулся на спинку кресла, вытянул ноги в дорогих ковбойских сапогах и нахмурил лоб. От этого он не стал симпатичнее.

— Джейн вернулась с заключительного концерта, который давала в рамках своего мирового турне в «Мэдисон-Сквер-Гарден».

— Не произошло ли во время концерта нечто особенное, что могло ее расстроить, нарушить душевное равновесие?

— Нет.

Это слово Дункан слышал не раз в своей жизни. Он уже научился распознавать, когда тебе говорят правду, а когда врут.

— А после концерта?

— Мы сели в лимузин и поехали домой.

— И не было ни вечеринки, какие обычно устраиваются после успешного окончания турне, ни влюбленных и преданных поклонников, просящих автограф?

— Я против того, чтобы Джейн общалась с фанатами. Я не разрешаю ей раздавать автографы.

— Ясно, — кивнул Дункан. — О чем вы разговаривали в машине, когда возвращались в «Ритц»? Вы не помните, мисс Миллер не говорила ничего такого, что бы нам могло сейчас помочь?

— Ничего. Как всегда, она завела один и тот же разговор.

— О чем?

— Когда мы бываем в Нью-Йорке, ей всегда хочется пройтись по Мэдисон-авеню и поглазеть на витрины.

— Вы и это ей не разрешаете, не так ли?

— Не разрешаю, черт возьми! — рявкнул Монро. — Ее бы тут же узнали на улице. Кроме того, на такую ерунду у нас просто нет времени. Сегодня, например, уже в час дня мы должны были улететь в Лос-Анджелес, чтобы завтра на студии приступить к записи нового альбома.

— Плотный график, судя по всему, — заметил Дункан.

— До конца года она по контракту с «Сони» должна записать очередной альбом.

— Может, вы еще о чем-нибудь говорили, не помните?

Монро раздраженно пожал плечами.

— Потом она закатила скандал. Ей, видите ли, хочется сменить стиль. Когда я ее встретил, ей было семнадцать лет. Она была одержима идеей стать рок-певицей. Тогда мне удалось ее убедить отказаться от этого, но все эти бредовые фантазии до сих пор витают в ее голове. Она даже затягивает подписание еще одного контракта с «Сони», потому что хочет записать новые альбомы уже как рок-певица. Это лишний раз доказывает, что она не отдает себе отчета в том, что делает, и нуждается в хорошем менеджере.

Дункан был вынужден согласиться с его словами, потому что несколько раз по радио слышал ее слащавые, невыразительные песенки. Девица явно переоценивает свои силы и музыкальные способности.

— Понятно. А что происходило после того, как мисс Миллер вернулась в отель прошлым вечером?

— Ничего особенного. Энни Мэгвайр ждала ее в номере. Она приготовила для Джейн ванну — это входит в ее обязанности, распорядилась насчет ужина.

— Вчера вечером вы не заметили, что она была расстроена чем-то?

— Нет. Как всегда, она принялась спорить по поводу ужина.

— Ее что-то не устраивало?

— Ей хотелось на ужин чизбургер, жареную картошку и молочный коктейль. Она даже собиралась послать за всем этим Энни.

— Вы, конечно, не разрешили? — предположил Дункан. У него уже сложилось вполне определенное представление о менеджере Джейн Миллер.

— Естественно, я был против. Я ей не разрешаю есть калорийную или жирную пищу. Это может испортить ее фигуру. Пусть забудет о жирном мясе и молочных коктейлях!

— Я не знал, что у мисс Миллер проблемы с весом.

— У нее их и нет, но предосторожность никогда не помешает. Я велел Энни заказать в ресторане салат из омаров.

— Мисс Миллер это не понравилось?

Монро тяжело вздохнул.

— Поймите, Ланг, Джейн Миллер всегда ведет себя как избалованный и капризный ребенок. Она такие номера откалывает, что диву даешься. Если ей чего-нибудь захочется, она будет упрямиться до тех пор, пока ей самой не надоест. Моя прямая обязанность следить за тем, чтобы она вела правильный, здоровый образ жизни, поэтому конфликты между нами неизбежны.

— Ясно. Что-нибудь еще случилось?

Монро бросил на Дункана злой взгляд и раздраженно произнес:

— Когда из ресторана принесли заказ, Энни накрыла стол и ушла в свою комнату. Я уже говорил, она простудилась и неважно себя чувствовала. Я напомнил Джейн о том, что у нас самолет в час дня, и сказал, что утром она может спать сколько ее душе угодно, а потом, пожелав спокойной ночи, отправился на первый этаж к себе в номер.

— Одним словом, у вас не возникло никаких подозрений, что мисс Миллер задумала сбежать?

— Совершенно верно, — раздраженно бросил Монро и продолжил:

— Спустя минут десять я вспомнил, что забыл ей сказать о пресс-конференции, которую назначил на сегодняшний вечер в аэропорту Лос-Анджелеса. Вернулся к ней в номер и постучал. Долго никто не отвечал. Наконец Энни открыла дверь, и тут мы обнаружили, что Джейн исчезла. Я с этими двумя идиотами, ее телохранителями, помчался вниз, чтобы перехватить Джейн в вестибюле. Когда мы спустились, я увидел, что она садится в такси. Я ей кричал, но машина сорвалась с места и исчезла в одно мгновение.

— И больше вы мисс Миллер не видели?

— Да.

— Она не оставила никакой записки?

Пошарив по карманам, Монро достал мятый листок бумаги с фирменной эмблемой отеля и молча протянул его Дункану. Тому пришлось прятать свою улыбку. Невероятно раздражительный менеджер Джейн Миллер, обнаружив, что птичка упорхнула из клетки, наверное, много раз в бессильной ярости и комкал и распрямлял несчастный листок, а может, даже топтал его ногами.

Почерк, каким была написана записка, поразил Дункана: неровные буквы налезали друг на друга, ничего похожего на легкую, женскую руку. Записка была короткой и категоричной.

«Бойд!

Много раз я говорила тебе, что мне нужно отдохнуть. Так вот, я решила устроить себе каникулы. Следующие две недели я собираюсь поездить по стране. Затем приеду в Лос-Анджелес, и мы запишем новый альбом. Не беспокойся обо мне.

Харли».

— Кто такая Харли? — спросил Дункан, возвращая листок Бойду.

— Ее полное имя — Харли Джейн Миллер. Став менеджером Джейн, я ее убедил, что «Джейн» подходит для поп-звезды гораздо больше, чем «Харли».

— Хм, — отреагировал Дункан и подумал: «Она предпочитает имя Харли, а он зовет ее Джейн. Интересно!» — он уставился на свои туфли, сшитые на заказ, и несколько секунд внимательно их разглядывал.

— Были ли у нее друзья, которые могли бы помочь ей осуществить побег?

— Нет. Ей просто некогда заводить друзей. У нее слишком плотный график, она всегда занята работой.

— Как насчет семьи?

— Из родных у нее только мать, которая живет в Оклахоме. Я звонил ей, она ничего не знает.

— Итак, если я правильно вас понял, мисс Миллер двадцать шесть лет, она недавно вернулась из трехмесячного мирового турне. — Он помолчал. — Мне кажется, что она просто устала, и ей захотелось отдохнуть, собраться с силами перед студийной записью нового альбома.

— Через три месяца мы собирались отдохнуть на Карибском море. Она об этом знала, — Бойд махнул рукой. — Лучшего места для отдыха не найдешь.

Дункану показалось странным, что Бойд сказал «мы» вместо «она». Может, они любовники? Нет, вряд ли. В газетенках, которые любят различного рода скандалы, он не встречал никаких сплетен на этот счет. А репортерам только дай повод или даже намек на «клубничку», как они тут же сочинят целую историю. Наоборот, везде только и пишут, а теперь он сам в этом убедился, что отношения между Бойдом Монро и Джейн Миллер напоминают борьбу деспотичного и властного отца со взбалмошной, неразумной дочерью. Дункан был уверен, что и намека на секс в их отношениях не было. До вчерашнего вечера менеджер строго и сурово опекал свою подопечную, контролируя каждый ее шаг.

— Ланг, я хочу, чтобы вы поняли одну вещь, — продолжил Монро. — Хотя Джейн Миллер уже двадцать шесть лет, она легковерна и наивна как малое дитя, она ничего не знает о жизни. Она абсолютно беспомощна и в случае чего не сможет о себе позаботиться. С того самого момента, как Джейн сбежала, где бы она сейчас ни находилась, жизнь ее ежеминутно подвергается опасности. Поэтому я хочу, чтобы вы начали поиск немедленно. Чем быстрее, тем лучше. Ланг, даю вам сорок восемь часов, после чего я звоню в полицию.

— Думаю, что до этого не дойдет, — спокойно произнес Дункан, поднимаясь с маленького диванчика. — У «Колангко» такие возможности, что позавидовал бы сам Джеймс Бонд. Для начала мне потребуется фотография мисс Миллер. Меня даже устроит снимок, сделанный для рекламы. Это на тот случай, если найдутся отдельные личности, которые никогда ее не видели.

— О чем вы? — раздраженно спросил Монро. — В этом городе афиши с ее лицом расклеены на каждом шагу.

— Тем не менее фотография может потребоваться.

Недовольно что-то проворчав, Монро начал рыться в портфеле и через секунду протянул ему глянцевый снимок размером восемь на десять. Дункан внимательно изучил фотографию. Доверчивый взгляд небесно-голубых глаз Джейн Миллер подтверждал слова Монро. Она действительно выглядела милой, чистой и наивной. Менеджер гнусный тип, но тут он прав: ей не выжить одной в этом мире. К поискам девицы следует приступить не медля.

— Что-нибудь еще от меня нужно? — казалось, что Монро просто не терпится выставить Дункана за дверь.

— Да, я хочу осмотреть ее номер. Это займет лишь несколько минут. Вы не возражаете?

— Ничего вы здесь не найдете, — недовольно буркнул Монро.

«Как тебе легко жить! Все-то ты знаешь, во всем уверен», — подумал Дункан, а вслух произнес:

— Я вас не задержу.

В гостиной, как и в столовой, он не обнаружил ничего интересного. Дверь в комнату Энни Мэгвайр оказалась запертой. Дункан прошел в спальню Джейн. Там в дальнем углу он заметил футляр акустической гитары, а на столике — несколько журналов. На тумбочке около кровати аккуратной стопкой лежали книги. К его удивлению, все они оказались серьезными литературными произведениями, а не легкой беллетристикой, как он мог предположить.

— Мисс Миллер много читает, — заметил Дункан.

— Я рекомендую Джейн читать классиков, а не бульварные романы, — ответил Монро, который стоял в дверях и внимательно наблюдал за Дунканом. — Она не ведет замкнутый образ жизни, часто бывает на самых разных мероприятиях. Джейн должна уметь свободно вести разговор на любую тему.

— Вы же сказали, что мисс Миллер редко бывает в обществе.

— Да, это так. Я говорю только о деловых встречах, официальных обедах и приемах.

«Бедняжка, — подумал Дункан. — Поп-звезда живет как птица в золотой клетке. Ей не позавидуешь».

В одном из ящиков комода он обнаружил женское белье — самое обычное, а не то, которое повсюду рекламируется — прозрачное, ажурное и очень сексуальное. «Монро не делает из нее секс-бомбы. Наверное, боится за ее имидж», — подумал Дункан.

— Что-нибудь пропало?

— Энни сказала, что нет.

— А деньги? У мисс Миллер, были с собой кредитные карточки или наличные?

— Ее банковские счета веду я, и у меня находятся все кредитные карточки. Ничего не пропало.

Теперь уже Дункан был уверен, что Джейн никогда не пользовалась своими кредитными карточками. Она их и в руках-то не держала.

— А удостоверение личности?

— Лежит у меня в сейфе.

— Водительские права?

— У нее их нет.

Дункан недоуменно посмотрел на Монро из дверей ванной комнаты.

— Она не умеет водить машину?

— Умеет, но я ей не разрешаю — ее могут похитить. У нее есть профессиональный шофер, он же — телохранитель.

— Да, конечно, — пробормотал Дункан. Монро ему все больше казался мрачным типом, страдающим паранойей.

Дункан вошел в ванную комнату, выложенную мраморными плитками, и быстро просмотрел ряд флакончиков и тюбиков на полочке у зеркала. Он обнаружил шампунь, какие-то лосьоны и косметические принадлежности. Ему показалось странным, что Джейн взяла с собой только зубную щетку и расческу, оставив косметику. Он хмыкнул — леди нравится путешествовать налегке!

Дункан вернулся в спальню.

— Я думаю, что вам следует отменить полет в Лос-Анджелес и на несколько дней задержаться в Нью-Йорке. А я буду ежедневно сообщать, как развиваются события. Мне кажется, что особых затруднений не возникнет.

— Просто верните ее, большего от вас не требуется. — Монро проводил Дункана в гостиную. — И постарайтесь это сделать быстро.

— Обещаю. А теперь, если вы подпишете это, то я сразу же берусь за дело.

Он протянул Монро стандартный договор, изложенный на двух страничках. Тот внимательно его прочитал, а затем перечитал еще раз. «Вот задница! — подумал Дункан. — Что он медлит?»

Наконец Бойд Монро извлек из нагрудного кармана ручку и поставил свою подпись в графе, где значилась фамилия клиента. Как только он это сделал, душа Дункана возликовала.

Только что ему удалось утереть нос Брэндону: это расследование будет покруче, чем то, которое сейчас ведет его брат. Отцу понравится, что он распутает столь громкое дело, которое наверняка получит международную огласку. А мать будет довольна тем, что у них появятся связи в кругах шоу-бизнеса.

Никогда раньше Дункану так не везло. Удача сама шла к нему в руки. Наконец-то у него появилась возможность доказать, что он станет достойным преемником отца. В его туманном будущем начали вырисовываться вполне определенные перспективы.

Дункан спрятал в карман подписанный контракт, попрощался с Монро и вышел из номера. Стоило ему очутиться в холле, где расстояние между ним и тираном-менеджером составило десяток-другой метров, как он почувствовал, что вновь оживает и его грудь наполняется живительным воздухом. Нет, все-таки приятно избавиться от мрачной и тягостной компании Бойда Монро. Дункан надеялся, что Харли Джейн Миллер успела хоть немного насладиться свободой, потому что очень скоро она вновь ее потеряет.

Выйдя из гостиницы, он направился в главный офис «Колангко», располагавшийся в Сентинел-Билдинг. Тридцатидвухэтажное здание, построенное еще до начала второй мировой войны, находилось на Пятой авеню в районе 55-й Восточной улицы. Дункан поймал такси и добрался до места за считанные минуты. Вообще-то он не имел ничего против того, чтобы пройтись и размяться, поскольку любил прогулки, но сейчас на это не было времени, в его распоряжении всего лишь сорок восемь часов. Он вышел из такси и через позолоченные арочные двери вошел в вестибюль Сентинел-Билдинг.

Ему нравилось это здание. Каждое утро он поминал добрым словом своего деда, который построил это здание, разбогатев на контрабанде спиртного. С самого порога у Дункана появлялось ощущение, что он дома, что ему рады, чего не случалось, когда он навещал родителей.

Дункан поднялся на лифте на тридцать первый этаж и через стеклянные двери вошел в офис «Колангко». Бесшумно шагая по пушистому ковру, он усиленно размышлял, с чего лучше начать поиски исчезнувшей поп-дивы.

Надо сказать, что «Колангко интернэшнл» было практически вне конкуренции среди других частных бюро и сыскных контор Нью-Йорка. Эта компания вела расследования даже на международном уровне, при этом отвечать на звонки клиентов приходилось круглосуточно, и работа здесь не прекращалась. Сегодня же, в понедельник утром, в офисе было не больше трети сотрудников. Его брат занимался пустяковым делом во Флориде, а отец уехал по делам в Денвер. За старшего остался он. Только поэтому ему в руки и попало дело об исчезнувшей поп-диве.

Дункан направился к себе. Обычно к этому времени его помощница Эмма Тент уже была на месте, но сейчас небольшая, красиво обставленная приемная оказалась пустой.

— Эм, ты где?

— Я здесь, — раздался голос Эммы из глубины офиса.

Он вошел в свой кабинет, залитый солнечным светом. Справа от входа стоял диван, обтянутый темно-зеленой кожей, и два таких же кресла, а напротив двери в центре комнаты находился овальный стол с массивной стеклянной столешницей и вокруг него зеленые мягкие стулья. Слева стоял письменный стол Дункана из тикового дерева и два стула по бокам для посетителей. Рядом на специальной подставке помещалась очень дорогая компьютерная система. Эмма Тенг в костюме цвета морской волны сидела за компьютером, и ее пальцы порхали по клавиатуре.

— Привет, Эмма. Хватит стучать, приступим к работе.

— Черт! Ты, как всегда, не вовремя. Только-только я дошла до самого интересного, — ответила Эмма и, крутанувшись на стуле, с улыбкой посмотрела на Дункана. — Ты прямо светишься от радости, с чего бы это?

— Я просто балдею, — он навис над столом, упершись в него руками, — впервые за два года мне подвернулось интересное дело, и теперь у меня есть возможность доказать отцу и моему любезному братцу, что я не так уж и плох.

— А поподробнее можно? — поинтересовалась Эмма.

— Дело, к сожалению, не такое сложное, как мне хотелось бы, но тем не менее… Думаю, что тут можно справиться за несколько часов.

— Это не то, о чем ты мечтал?

Дункан ухмыльнулся.

— Эмма, ты даже не представляешь, о чем идет речь. Что тебе удалось разузнать о нашей капризной поп-звезде?

— Здесь вся информация, которую я смогла найти, — она протянула отпечатанные листки.

— Спасибо. Можешь вводить эти данные в компьютер, — он кинул на стол свой блокнот с показаниями Монро. — Но только оформи все как положено, чтобы отец понял, что я тоже кое-чему научился и умею вести дела.

— Будет сделано.

Эмма снова повернулась к компьютеру, а Дункан уселся за овальный стол для совещаний и взялся за телефон. Прежде всего следовало найти такси, на котором прошлым вечером смылась Харли Джейн Миллер. Если это удастся, то можно считать, что появление его имени в поощрительном списке в конце месяца обеспечено.

Он позвонил в «Ритц» и переговорил со швейцаром, дежурившим в ту ночь в отеле. Кстати, Бойд подал на беднягу жалобу администрации отеля с требованием уволить его за то, что он усадил Джейн в такси. Дункану повезло: швейцар оказался наблюдательным и запомнил номер машины и название фирмы, которой она принадлежала.

— Бедняга, — произнесла Эмма, продолжая печатать.

В этот момент Дункан набирал очередной номер. Его рука застыла в воздухе.

— Ты это о ком?

— О Джейн Миллер, — проговорила Эмма, не отрываясь от работы. — Ей тяжко приходится,

— Брось, она такая упрямая и своенравная девица, каких еще поискать!

Эмма развернулась и посмотрела на него с осуждением.

— В наше время женщины мечтают лишь о том, чтобы встретить нежного, чуткого и любящего человека. Не будь таким жестоким.

— Я ей очень сочувствую, более того, как никто, понимаю, что она сейчас в незавидном положении. Я бы даже встал на ее сторону и пожелал ей удачи, если бы не наш клиент, который хочет как можно быстрее заполучить ее обратно. Еще мне известно, что она не знает жизни и одна абсолютно беспомощна. И при этом смазливая красотка. А главное, я не люблю испорченных, распущенных девиц.

— Можно подумать, что на великосветских приемах тебе такие не встречались.

Дункан ухмыльнулся.

— Ты мне будешь говорить! Дело не в том, что все эти богатенькие штучки стервозны и распущенны, а в том, что все их поступки продиктованы желанием быть в центре внимания. Единственное, чего они хотят, так это то, чтобы все вокруг говорили только о них, а не о ком-то действительно интересном, например обо мне. И это плохо.

Эмма рассмеялась и повернулась к компьютеру. Дункан позвонил в таксомоторную компанию, где узнал телефон того водителя, который прошлой ночью помог поп-диве сбежать от менеджера-тирана. Затем он набрал номер водителя. Поначалу тот, естественно, ничего не помнил и от всего открещивался, но обещание Дункана дать ему сотню вернуло забывчивому жителю Бронкса память. Тем не менее разговор с ним мало что дал, скорее только все запутал.

Положив трубку, Дункан нервно забарабанил пальцами по столешнице.

— Чего это ты нахмурился? — поинтересовалась Эмма.

— А? — переспросил Дункан, подняв глаза на секретаршу, которая уже несколько секунд внимательно за ним наблюдала.

— Что-то не так? Таксист не помог?

— Почему же? Очень даже помог, но я, если честно, ожидал другого. Угадай с первого раза, где Джейн Миллер вышла из такси, после того как удрала из «Ритца»?

— У «Гранд Сентрал» или у другого вокзала?

— Нет. Она попросила таксиста найти какую-нибудь хорошую аптеку. Он отвез ее на Шестую авеню. Там есть несколько корейских аптек, которые работают круглосуточно.

— Очень интересно, — Эмма откинулась на спинку стула и вытянула ноги.

— Мне тоже так кажется.

— Может, она простудилась?

— Да нет. Таксист сказал, что она была вся напряжена, нервничала, но выглядела абсолютно здоровой. Когда она вышла из аптеки, то попросила отвезти ее в «Шератон-Манхэттен».

Эмма вопросительно посмотрела на Дункана.

— Интересно, почему она передумала уезжать из Нью-Йорка? Она же ведь собиралась поездить по стране.

— Вот именно, — ответил Дункан. — Это не все, есть еще кое-что любопытное. Она расплатилась, дав таксисту, как и обещала, пятьдесят долларов сверху. Он сразу не уехал, а задержался, чтобы посмотреть, все ли с его пассажиркой будет нормально, поскольку час был поздний. Джейн Миллер не пошла в «Шератон-Манхэттен», а пересекла улицу и скрылась в дверях другого отеля — «Нью-Йорк-Шератон».

— Ее поведение становится все загадочнее и загадочнее.

Дункан плотно сжал губы.

— Тут есть над чем поломать голову.

— Продолжайте, мистер Шерлок Холмс.

— Менеджер довольно подробно рассказал, как ей удалось одурачить своих телохранителей, — усмехнулся Дункан. — С его слов получается, что девчонка смышленая и изобретательная. Мне кажется, она старается запутать свои следы. Я уже не понимаю некоторых ее действий. Если говорить точнее, то она ведет себя совсем не так, как я предполагал. И это настораживает.

— Меня больше интересует, почему она пошла в аптеку? Уж она-то должна знать, что в такой шикарной гостинице ей бы предложили и косметику, и любые другие туалетные принадлежности.

— Элементарно, мой дорогой доктор Ватсон. Просто у нее не было выбора. В городе ее узнает любой. Бонд Монро сказал, что ее лицо красуется на огромном рекламном щите в Таймс-сквер. Стоит ей появиться на улице, как на нее тут же набрасывается толпа восторженных поклонников. Она хотела изменить свою внешность. Я думаю, что в аптеке Джейн Миллер купила краску для волос, косметику и, может быть, очки. Наверное, сейчас она похожа на этакую красивую умненькую студентку. Придется признать, что для популярной певички мисс Миллер оказалась на редкость сообразительной и довольно изобретательной.

Дункан протянул Эмме фотографию, которую ему дал Монро:

— Вот, займись этим. Пропусти снимок через компьютер и посмотри, что можно сделать с ее внешностью. Потом напечатай все возможные варианты, допустим, что она перекрасила волосы, изменила прическу, цвет глаз, загримировалась. Да, и не забудь про очки.

— Считай, что уже сделано, — Эмма внимательно изучила фотографию.

— Потом позвони в справочную всех вокзалов и узнай про ночные и утренние поезда из Нью-Йорка. По факсу отправь туда ее фоторобот с измененной внешностью. Надежды мало, но вдруг что-нибудь да выплывет.

— Ты думаешь, что она оставила Бойду записку просто так, чтобы сбить нас с толку?

— Угадала, — Дункан поднял трубку. — Если Джейн все еще в городе, то обещаю, что уже сегодня мы ее найдем.

— Босс, вы — жуткий хвастун!

Дункан рассмеялся.

Эмма поднялась и направилась к себе, чтобы заняться фотографией Джейн. Дункан уселся за свой стол и связался через компьютер со справочной «Шератона». Он обнаружил, что между полуночью и двумя часами ночи в гостиницу въехали семь человек, из них только три женщины. Изучив список, он сразу же отбросил фамилию той, которая путешествовала вместе со своим мужем.

Вполне вероятно, что одной из двух оставшихся окажется Джейн. Если верить регистрационной службе отеля, их имена были Дженет Миллер и X. Смит. С кого из них начать? Логично, если Джейн назвалась именем, похожим на ее собственное. Таким образом в его коротеньком списке первым номером будет стоять Дженет Миллер!

Укрепившись во мнении, что ему удастся завершить дело еще до конца дня, Дункан, насвистывая, вышел из офиса и направился в «Нью-Йорк-Шератон». В отеле он поднялся на восемнадцатый этаж и начал терпеливо ждать, когда Дженет Миллер вернется к себе в номер.

Часа через три появилась мисс Миллер. Она подошла к двери и вставила в замок магнитную карточку. Разочарованию Дункана не было предела, поскольку возраст этой дамы приближался к пятидесяти. Она не была ни стройной, ни рыжеволосой, ни голубоглазой. Мисс Дженет Миллер оказалась тучной, седоволосой женщиной.

В его списке осталась только X. Смит. К сожалению, она еще утром выехала из отеля. Просматривая счет за гостиницу, Дункан наткнулся на запись, которая подсказала ему, что беглянка скорее всего X. Смит. Ночью она заказала себе в номер на ужин: чизбургер, молочный коктейль и картофельные чипсы. Он улыбнулся. Джейн Миллер вырвалась на свободу и все делает наперекор своему менеджеру.

Дункан по достоинству оценил ее бунтарский дух. Это было ему знакомо. Как-то раз он решил воспользоваться кредитной карточкой отца, чтобы досадить тому и купить пластинки своей любимой группы «Токинг Хедз». Отец почему-то терпеть не мог этих музыкантов и методично уничтожал все альбомы, которые приносил Дункан.

Естественно, что, покидая отель, мисс Миллер не оставила свой новый адрес, однако швейцар оказался весьма наблюдателен. Внимательно изучив десяток фотороботов, составленных Эммой, он узнал на одном из снимков мисс Миллер. Теперь ее прическа стала короткой, а волосы приобрели каштановый оттенок, глаза же были по-прежнему голубыми.

Дункан позвонил Эмме и приказал срочно проверить через компьютерную сеть все отели Нью-Йорка, надеясь на то, что в каком-нибудь из них обнаружится мисс X. Смит. Поиск ничего не дал. И это означало, что теперь ему придется изрядно побегать.

Дункан находился в отличной физической форме, но он терпеть не мог за кем-либо гоняться. Он предпочитал работать головой, а не ногами. Однако сегодня в офисе не было свободных людей, и ему вряд ли удастся найти себе замену, чтобы отвертеться от нелюбимого дела.

До самого полудня он ходил из отеля в отель, пока наконец не наткнулся на след беглянки. Швейцару отеля «Ройал», что на 55-й Западной улице, показалось, что он узнал мисс Миллер на одном компьютерном фото. Ее волосы оставались каштановыми, а вот глаза теперь стали карими. Значит, она раздобыла контактные линзы.

Сегодня утром в половине одиннадцатого швейцар видел, что она вошла в отель и вещей при ней никаких не было. Дункан быстро позвонил Эмме и попросил через компьютер проверить, под каким именем мисс Миллер зарегистрировалась на этот раз. Через несколько секунд секретарша ему сообщила, что теперь Джейн зовут Грейс Смит и она уже оплатила свое проживание в отеле за одну ночь, причем наличными.

Дункан задумался. Откуда у нее, черт возьми, наличные? Она что, собирается менять отели каждый день? Похоже, что она делает все, чтобы ни Бойд Монро, ни кто-либо другой не могли ее отыскать. Девица-то не так уж и глупа!

Итак, он хотел достойного противника, и он его получил в лице мисс Харли Джейн Миллер. Но ей не провести его в любом случае. Сколько бы отелей ему ни пришлось обойти и какую бы прическу она себе ни сделала, от него она не ускользнет. Дункан продолжил свой разговор со швейцаром и вскоре узнал, что Джейн, поселившись в отеле, не стала задерживаться в номере, а сразу же спустилась в холл и куда-то уехала на такси.

Итак, капризная принцесса решила развлечься в этом огромном многоликом городе.

Спрятав в сумочку магнитную карточку, Харли Джейн Миллер, а теперь Грейс Смит, вышла из отеля. Ее сердце отчаянно билось, когда она вертела головой, наблюдая, не околачивается ли где-нибудь поблизости коварный Бойд Монро. К ее удивлению, его нигде не было видно. Она кивнула молодому швейцару в строгой униформе, когда он перед ней распахнул дверцу такси.

— Куда прикажете? — спросил ее черноволосый водитель, очевидно, эмигрант из Пакистана, когда она уселась на заднее сиденье.

— В фирменный магазин джинсовой одежды, что в центре города, на пересечении Бродвея и Спринг-стрит.

Такси как пришпоренное сорвалось с места, и Джейн пришлось ухватиться за боковую ручку, чтобы сохранить равновесие. Она все еще не могла привыкнуть к передвижению по городу в шумных такси. В течение девяти лет она ездила в салоне шикарного лимузина, который спокойно и плавно трогался с места, теперь же все таксисты казались ей лихими гонщиками. Она призналась себе, что за какие-то полдня ее жизнь изменилась полностью.

Надо же, еще вчера вечером она пела в «Мэдисон-Сквер-Гарден»! Харли с улыбкой вспомнила то ликование, которое ее охватило во время выступления, когда она увидела восторженные и счастливые лица своих многочисленных поклонников. Но ей стало не до веселья, когда она подумала о Бойде.

Харли сидела на заднем сиденье в своем белом лимузине и чувствовала себя глубоко несчастной и подавленной. Концерт уже закончился, и они возвращались в «Ритц».

— Просто дай мне две недели, я хочу их провести так, как мне нравится, — она уже устала спорить с ним и поняла, что ничего не добьется. — Всего лишь две недели.

— Что это значит? — Бойд решил, что она над ним подшучивает. — Да ты минуты не сможешь прожить так, как тебе нравится.

«Отлично, Бойд, теперь мне твое разрешение уже не нужно, я удрала от тебя», — усмехнулась Харли. Ее вдавило в сиденье, когда таксист слишком резко свернул на перекрестке.

«От кого я убегаю? От Джейн Миллер? Но куда я бегу? Разве что в прошлое?» — подумала Харли. Ее устраивал такой вариант. Она действительно была счастлива, когда увлеклась тяжелым роком. Но мать считала эту ее музыкальную привязанность просто кошмаром. Она хотела сделать из дочери вторую Оливию Ньютон-Джон, и громкий рев жестких гитарных ритмов, часами доносившийся из их гаража, ей надоел очень быстро. Наконец Харли сдалась и, уступив просьбам матери, выступила на конкурсе песни с какой-то слащавой балладой о любви. Мать была просто в восторге: ведь ее дочь заняла первое место и на нее обратил внимание сам Бойд Монро, уже тогда известный в мире шоу-бизнеса человек, который создавал поп-звезд.

Но самое смешное то, что больше всех виновата в своем сегодняшнем положении была сама Харли. Конечно, Бойд напористо и решительно создавал ее имидж, ему поддакивала ее мать, а Харли была еще совсем ребенок и не могла с ними обоими спорить. Одним словом, она сдалась и, пойдя у них на поводу, сделала успешную карьеру поп-певицы. Вся ее жизнь теперь контролировалась Бойдом. Он диктовал, что и как она должна петь, как одеваться и улыбаться. Он заранее все планировал. У Харли просто не было сил ему противостоять. Может быть, если бы она более решительно боролась за свою свободу, то сейчас бы не выступала с этими дурацкими, незатейливыми песенками?

Что же, она решила помериться силами с Бойдом, с этим чудовищем, жившим за ее счет. И теперь ей удалось вырваться из его клетки!

Чтобы проехать по Манхэттену, им потребовалось целых двадцать минут. Все улицы была забиты машинами. Можно было подумать, что тысячи, нет, миллионы жителей города решили в одно и то же время проехаться по Манхэттену. Наконец таксист резко затормозил напротив магазина, о котором говорила Харли.

— Спасибо, — после столь утомительной поездки она с трудом произнесла это слово.

Расплатившись с таксистом и оставив ему щедрые чаевые, поскольку медицинской страховки тому все равно не хватит, чтобы оплатить свое лечение в клинике, куда он непременно попадет, если не сменит профессию, Харли вошла в магазин.

У нее вырвалось восторженное восклицание, когда она посмотрела вокруг. Ей вдруг захотелось упасть на колени перед буйством ярких красок — ничего серенького! Одежда была всех цветов радуги, от красного до фиолетового. Все наряды, о которых она мечтала еще до того, как стала Джейн Миллер, и даже уже после, были собраны сразу в одном магазине. Ей показалось, что она попала на небеса.

— Господи! — выдохнула Харли.

Она обвела взглядом служащих магазина, одетых в клетчатые фланелевые рубашки и черные джинсы, и из всей этой скучающей толпы продавцов сразу же выбрала одну девушку в джинсовой мини-юбке и ультрамодной майке в сеточку, на ногах которой красовались лиловые туфли на здоровенной платформе и черные гольфы. Волосы продавщицы были выкрашены в темно-пурпурный цвет, а макияжу могли бы позавидовать гримеры японского театра кабуки. Харли она очень понравилась.

Пока какой-нибудь покупатель не обратился к ней за помощью, Харли подлетела к этой раскрашенной девице и поздоровалась с ней, прочитав ее имя на нагрудной карточке:

— Привет, Деннис! Ты поможешь мне сделать кое-какие покупки? Я думаю, это займет пару часов.

Девица смерила ее взглядом.

— Вот повеселимся-то.

— Это я тебе обещаю, — усмехнулась Харли. Пусть для Джейн Миллер Бойд Монро заказывает белые или бежевые платья. Харли же, попав в магазин, отведет душу! — Начнем, пожалуй, с черного цвета, а там дальше посмотрим, договорились?

Харли вернулась в отель часа в три дня. Запыхавшись, она стрелой промчалась через холл, хотя многочисленные пакеты с покупками так и норовили выскользнуть из рук. Харли торопилась, потому что хотела успеть разобрать обновки, принять душ переодеться, а еще, она вдруг вспомнила, что со вчерашней ночи ничего не ела — в суматохе дня она совсем забыла о еде. А после всего этого она хотела совершить свой первый самостоятельный поход по Бродвею.

Она подлетела к лифту, когда его двери раскрылись и оттуда вышла хорошо одетая парочка. Обоим было лет по тридцать с небольшим. Она их пропустила, а затем вошла внутрь. Ей было легко и радостно от того, что теперь Бойд собьется с ног, разыскивая ее. Достаточно перекрасить волосы, изменить немного прическу, поставить цветные контактные линзы, чтобы стать просто неузнаваемой. Бонду придется изрядно попотеть, чтобы вернуть ее в «Ритц».

Выйдя из лифта, Харли направилась в свой люкс. Когда она распахнула двери, то попала в уютную небольшую гостиную, выдержанную в сочных зеленых тонах. Кроме гостиной, в номере была спальная комната, которую практически всю занимала огромная кровать, и просторная ванная из розового мрамора.

Харли оставила свои покупки прямо на ковре у порога и с тихим стоном опустилась в кресло. Но отдыхала она недолго. Ей предстояло столько всего сделать, что рассиживаться было некогда.

Она быстро приняла душ, затем достала из зеркального стенного шкафа черное короткое платье, а из только что принесенных пакетов — черные шелковые трусики и бюстгальтер, такие сексуальные, что до конца своих дней стыдливая мисс Джейн Миллер краснела бы от смущения. Затем она извлекла из коробки высокие ковбойские сапоги. Назло Бойду она решила не надевать чулки. Сегодня Харли собиралась быть сексуальной и неотразимой. Пусть Бойду не один раз икнется, когда она со злорадством будет его вспоминать.

Харли медленно поворачивалась то в одну, то в другую сторону, разглядывая себя в зеркало. Перед ней стояла эффектная шатенка в черном облегающем платье. Когда она увидела в зеркале очаровательную незнакомку, Харли испытала шок, хотя и была готова к разительным переменам в своем облике. Но она не стала долго переживать ни за Бойда, ни за Джейн Миллер, поскольку это была ее личная жизнь и она имела на нее право.

Харли резко отвернулась от зеркала. Схватив с кровати пояс с деньгами, она сунула его в сейф. Специально для нового черного платья она купила маленькую дамскую сумочку. Харли пересчитала деньги и положила туда на всякий случай две двадцатидолларовые бумажки, билет в театр и вышла из номера. Пришло ее время — мечты стали сбываться.

Она отправляется в свободное плавание.

Харли открыла дверь и нос к носу столкнулась с менеджером отеля. Молодой мужчина, облаченный в темно-синий костюм, напоминающий униформу морских офицеров, уже занес руку, чтобы постучать в дверь ее номера. Он быстро отступил от двери.

— Вы — мисс Миллер?

— Да, — осторожно произнесла Харли. Въезжая в отель, она зарегистрировалась под вымышленным именем, но призналась, что ее настоящее имя Джейн Миллер. Менеджер пообещал держать это в тайне.

— Меня зовут Грег Крэндл. Я обычно работаю в гостинице в дневную смену. Боюсь, что у вас могут возникнуть неприятности. Буквально несколько минут назад вами интересовался один мужчина.

У Харли холодок пробежал по спине при мысли, что ее мог выследить Бойд.

— Мужчина? Шатен, среднего роста, с короткой стрижкой? Носит ковбойские сапоги?

— Нет. Он высокого роста, брюнет, весьма привлекательный, носит кожаные туфли, явно изготовленные на заказ.

— Он интересовался мною?

— Да. С ним разговаривал один из наших швейцаров. Боюсь, что этот человек — сыщик, и он вас выслеживает.

«Бойд кого-то нанял, чтобы меня найти, и похоже, что скоро он меня сцапает», — уныло подумала Харли. Безнадежное отчаяние охватило ее, не оставив и следа от недавнего приподнятого настроения.

— А как его зовут?

— Дункан Ланг, он из «Колангко интернэшнл».

Харли поняла, что часы, отпущенные ей для вольной жизни, сочтены. Бойд доверил ее поиски лучшей частной сыскной службе Нью-Йорка. В газетах и журналах она то и дело натыкалась на восторженные отклики в адрес фирмы «Колангко»: то они организовали охрану такой-то выставки, ценных картин, то раскрыли очередное сверхзапутанное дело.

— А где он сейчас?

— Мне кажется, — мистер Крэндл выдержал паузу, — он поехал в Международный торговый центр. Наш швейцар направил его туда, сказав, что вы собирались пообедать там в ресторане.

Харли схватила его руку и энергично ее потрясла.

— Мистер Крэндл, я вам крайне признательна. Я немедленно уезжаю отсюда.

Внезапно ей в голову пришла спасительная идея. Харли умоляюще посмотрела на менеджера.

— Мистер Крэндл, я нуждаюсь в вашей помощи.

Около одиннадцати вечера Харли вышла из театра Ричарда Роджерса. Решив немного пройтись, она свернула на 46-ю Западную улицу. У нее было прекрасное настроение, и она тихо напевала веселый мотивчик. Это не была какая-то исключительная, выдающаяся музыка, но Харли понравился мюзикл. Кроме того, в пьесе, которую она только что просмотрела, торжествовал хэппи-энд, а Харли любила, чтобы все хорошо кончалось.

Поначалу она чувствовала себя не в своей тарелке. Казалось странным, что она одна, без своей обычной свиты, находится в зале, а рядом сидят незнакомые люди. Впервые Харли слушала, как поют другие. Сама она всегда пела для тех, кто в зале. Войдя в зал, пробежав глазами по рядам, высматривая Бойда, Харли успокоилась, вскоре позабыла обо всем на свете, увлеченная событиями, разворачивавшимися на сцене.

После спектакля Харли решила пройтись по Бродвею. Пьянящее ощущение свободы не покидало ее. Она была вольна выбирать сама — идти, куда глаза глядят, делать то, что ей хочется.

Она буквально впитывала новые впечатления, разглядывая прогуливающихся по улице людей, сверкающие витрины магазинов, разноцветные, яркие огни неоновой рекламы. Было светло как днем.

— Вот это здорово! Прямо как на Рождество, — тихо проговорила Харли, крутя головой по сторонам.

Только сейчас Харли поняла, почему говорят, что в этой части города всегда царит день. Естественно, откуда тут взяться ночной темноте, когда все освещено яркими огнями.

Харли захотелось застыть на месте и просто смотреть на оживленные лица людей, таких разных, непохожих друг на друга. Она стояла и глупо улыбалась — Манхэттен ее просто очаровал. Потом к радостному чувству примешалась горечь. Харли вдруг испытала гнев на Бойда, который лишил ее этого праздника жизни.

Пора было возвращаться в отель. Брать такси ей не хотелось, и она решила проделать весь обратный путь пешком. В людской толпе Харли чувствовала себя в полной безопасности. Ей казалось маловероятным, что сыщик, нанятый Бойдом, сумеет выследить ее в этой толчее.

С помощью Грега Крэндла ей удалось хоть на какое-то время сбить со следа детектива, который сегодня заявился в отель и наводил справки о Джейн Миллер. Она могла наслаждаться своей свободой и сказочной красотой ночного города.

Ей было приятно идти одной по улице и вдыхать теплый, немного влажный воздух, поскольку за девять лет кондиционеры ей изрядно надоели. Теперь ее мечта свершилась, и она наконец-то попала в Нью-Йорк, о котором грезила с детства. В предыдущие поездки сюда она видела город только из окна номера в отеле или из лимузина, когда Бойд вез ее на выступления. Было бы смешно считать это знакомством с городом — многоликим, шумным, ярким.

Нет, в этот приезд в Нью-Йорк все будет иначе: она проведет время так, как хочется ей, а не Бонду. А этот мифический Дункан Ланг, высокий и красивый сыщик, как его описал служащий отеля, может хоть в лепешку разбиться, но не найдет ее, и она от своего не отступится и две недели проведет, гуляя по городу, который заочно любила всю свою жизнь, но который абсолютно не знала. Придется «Колангко интернэшнл» смириться со своим поражением.

Было уже почти семь часов вечера, когда Дункан, поймав такси, поехал в отель «Ройал». Сыщик понял, что его ловко одурачили и он напрасно потратил столько времени в Международном торговом центре. Сегодня Дункан провел весь день в бесплодной погоне за своей жертвой, и поэтому он был, мягко говоря, взбешен неудачей.

Теперь ему ничего не оставалось, как устроить здесь засаду, дождаться ее возвращения — должна же она когда-нибудь вернуться в свой номер, — а затем схватить и передать бедную пташку в руки Бойда Монро. Если только она, конечно, вернется в отель.

Однажды ему довелось вести наблюдение за номером одной богатой наследницы, приехавшей из Мельбурна. Он устроился в номере напротив ее двери и спокойно прождал — сколько вы думаете? — целых тринадцать часов кряду, а может, чуть больше. В тот раз администрация отеля, сжалившись над бедным сыщиком, снабжала его в течение этого времени всем необходимым для поддержания жизненных сил. В конце концов богатая австралийка появилась в своем номере. Сейчас ему было приятно вспомнить, как весело они провели время, после того как она смирилась с тем, что Дункан ее выследил.

Он надеялся, что выслеживание поп-звезды тоже так или иначе вознаградится. На этот раз его бы даже устроило просто моральное удовлетворение от успешного завершения этого дела.

Он поднялся на лифте на пятидесятый этаж и решительно постучал в номер Грейс Смит, известной так же под именем Харли Джейн Миллер.

Когда дверь распахнулась, Дункан от изумления просто потерял дар речи. На пороге стоял немолодой японец в светлой рубашке и помятых широких брюках и вопросительно смотрел на незваного гостя.

Дункан, поскольку ожидал увидеть кого угодно, но только не рассерженного представителя Страны восходящего солнца, застыл на месте.

— Простите, — он чуть поклонился, соблюдая этикет далекой восточной страны, — я не ошибся — это номер мисс Грейс Смит?

— Ошиблись, — раздраженно буркнул в ответ японец. — Здесь живу я. Спокойной ночи.

Дверь захлопнулась перед самым носом Дункана. Это его не смутило, поскольку он привык к тому, что перед ним часто захлопывались двери, по крайней мере некоторые женщины так поступали. Его беспокоило то, что Джейн Миллер не вернулась в отель. Может быть, он случайно перепутал номер? Наверное, Эмма ошиблась, сообщив ему неправильные сведения. Однако он по своему многолетнему опыту знал, что Эмма никогда не ошибается. Никогда!

Дункан спустился на лифте на первый этаж. В холле отеля было тихо и немноголюдно. Он уселся в широкое кожаное кресло и по сотовому телефону позвонил в офис. Трубку подняли почти сразу же.

— Эмма, это ты? — он старался, чтобы она по его голосу не поняла, как сильно он разочарован.

— Привет, Шерлок, как дела? — весело прощебетала она в трубку. — Дело можно считать закрытым?

— Пока нет. Произошла накладка, а если быть более точным, то очень большая накладка. Мне кажется, ты кое в чем ошиблась.

— Я? У меня не бывает ошибок. Никогда!

— Случаются исключения из правил. Наша подопечная, которая выдает себя за Грейс Смит, больше не живет в люксе в отеле «Ройал», или же ты ошиблась, дав мне неправильный номер комнаты.

— Сейчас я проверю, — упавшим голосом быстро проговорила Эмма. Дункан услышал стук клавиш компьютера, а затем до него донесся растерянный голос помощницы: — Ну и дела!

— Что случилось? — всполошился Дункан.

— Сегодня в шесть десять вечера Грейс Смит выехала из гостиницы, она не оставила адрес, куда направляется. Как ты думаешь?.. — Эмма замялась. — Она не заметила, что ты висишь у нее на хвосте?

— Как ты можешь говорить такое? — возмутился Дункан. — Я не первый день занимаюсь этим делом. Если я ее не видел, значит, и она не могла меня видеть.

— Может, кто-нибудь ее предупредил? — осторожно высказала предположение Эмма.

Дункан даже обиделся. Как она может сомневаться в его профессиональных качествах. Хотя в ее словах была доля правды.

— Я надеялся, что певичка не обнаружит слежки, но скорее всего ты права: я был недостаточно осторожен, когда задавал вопросы служащим гостиницы. Кто-то просветил мисс Миллер насчет меня и при этом неплохо заработал.

— Ну-ну, перестань, — успокаивающе произнесла Эмма, — не принимай так близко к сердцу. Ведь такие накладки случаются в любом деле. Это не твоя вина.

— Мой любезный родитель будет иного мнения, — удрученно сказал Дункан. — Ты же знаешь, что он любит говорить: «А вот у Брэндона в работе накладок не бывает», — произнес он, копируя язвительные интонации отца. — Эмма, обзвони все гостиницы в районе Манхэттена. Ищи фамилии типа Смит, Миллер и Джонс. Может, кто и найдется. Я буду в офисе через десять минут.

— К твоему приезду я все сделаю.

Дункан убрал телефон в карман пиджака и, тяжело вздохнув, поднялся. Теперь ему придется проверять все таксомоторные компании в поисках таксиста, который сегодня вечером забрал из «Ройала» пассажирку с большим количеством багажа. Если Дункан такого обнаружит, то ему придется выяснять, куда он ее отвез. Вряд ли певичка останется в этом районе. Обнаружив слежку, она уберется куда-нибудь подальше из Манхэттена.

А вдруг этой своенравной Джейн Миллер взбредет в голову все же отправиться в обещанное турне по Америке? От такой капризной особы всего можно ожидать. Делать ему в отеле было больше нечего, и Дункан покинул уютный холл. Подумать только! Это его первое самостоятельное дело, а он в своем родном городе не может отыскать какую-то сбежавшую девицу. Нет, никогда ему не возглавить их семейную фирму. Вновь вздохнув, Дункан подумал, что отец абсолютно прав: у его сына нет ни таланта, ни навыков ведения сыскной работы. А может, он просто ленив от природы?

К восьми часам вечера Эмма не смогла найти никаких следов Джейн Миллер, и Дункан, отправив помощницу домой, остался в офисе один. Он развернулся в кресле к окну и, созерцая быстро темнеющее закатное небо, принялся размышлять.

Как это Джейн Миллер сегодня так легко его обвела вокруг пальца? Каким образом этой невинной овечке — а именно так о ней отзывался Бойд Монро — удалось водить за нос опытного сыщика в течение всего дня?

Возможно, она и избалованная, и капризная, и даже стервозная девица. Но отнюдь не дура. Сегодня эта Принцесса доказала ему, что она гораздо изобретательнее, чем о ней думают. Дункан полагал, что, перекрасив волосы, изменив прическу и поставив себе цветные контактные линзы, Джейн Миллер на этом остановится. Увы, он заблуждался.

Он решил поставить себя на ее место. Куда бы он направился, если бы ему удалось вырваться из ненавистного заточения? Глядя на переливающийся огнями город, Дункан напряженно думал, но никакие плодотворные идеи не приходили ему в голову.

Проведя еще пару часов в офисе, Дункан отправился домой, так и не имея реального плана действий.

Во вторник Дункан пришел на работу в семь утра. В восемь появилась Эмма и вывалила ему на стол целую кипу утренних газет.

— Ты уже это видел? — поинтересовалась она. Дункан оторвался от досье, которое завел на Джейн Миллер, и посмотрел на секретаршу.

— Ты об этой певичке? — вяло отреагировал он. — Да, первые полосы я уже прочитал.

Эмма ткнула пальцем в одну из газет, затем в другую, третью…

«ЗВЕЗДА ПОП-МУЗЫКИ ИСЧЕЗЛА!», «ГДЕ ДЖЕЙН МИЛЛЕР?», «ТАИНСТВЕННОЕ ИСЧЕЗНОВЕНИЕ», «ПОПУЛЯРНАЯ ПЕВИЦА СБЕЖАЛА ИЗ ГОРОДА» — такими были заголовки передовиц утренних газет, причем из всех это были еще самые сдержанные.

— Это ты известил журналистов об исчезновении Джейн? — Эмма посмотрела на него с искренним недоумением.

— Бог с тобой! Я предпочитаю избегать шумихи вокруг дел такого рода, — Дункан вновь стал бесцельно перебирать бумаги, лежавшие на столе.

— В таком случае, кто все это затеял, как ты думаешь?

— Уверен, что это дело на совести Бойда Монро, нашего дражайшего клиента. Думаю, он решил играть на повышение.

— Допустим, но скажи мне, зачем ему потребовалась огласка? Ведь, связавшись с прессой, он тем самым раструбил на весь мир, что курочка, несшая золотые яйца, от него сбежала.

Дункан откинулся на спинку кресла и сцепил руки на затылке.

— Эм, ну сама подумай, кому это выгодно. От этой шумихи выиграет только он сам, поскольку теперь вместо одного блестящего сыщика, которым я несомненно являюсь, каждый, кому не лень, кинется искать Джейн Миллер. А поклонников у нее в Нью-Йорке, сама знаешь, тысячи и тысячи…

— Ты уверен? — недоверчиво спросила Эмма.

— Абсолютно. Я сразу, как только его увидел, понял, что он — хитрый лис. Хотя Бойд Монро и обратился к нам за помощью, но он, как мне кажется, уже тогда подумывал и о том, чтобы подключить прессу. Я уверен — это его проделки. Но, имея дело с Бойдом Монро, надо быть готовыми ко всему. Кто знает, какую игру затеял этот тип. Неужели он так переживает за Джейн и боится, что с ней случится что-нибудь страшное за эти две недели? Вот в это я ни за что не поверю.

— Хорошо, скажи мне, а какие последствия эта газетная шумиха может иметь для нас? — поинтересовалась Эмма.

— Монро, видимо, всех отсылает за информацией в наше агентство. Я уже приказал секретарше ни с кем меня не соединять, потому что идет просто лавина звонков. Себе я заказал пачку аспирина.

— Ты, случайно, не был скаутом в детстве?

Дункан довольно хмыкнул.

— Меня выгнали из отряда, когда мне было двенадцать лет. Мы в очередной раз отправились в поход в лес. Скука была страшная, и я подбил мальчишек сыграть в карты на деньги. Нас засекли, ну и… об остальном сама догадаешься. Все, Эмма, хватит болтать! Пора заняться делом. Найди мне отель, в котором остановилась Харли Джейн Миллер.

— Есть, сэр! — шутливо отсалютовав, Эмма вышла из офиса.

Дункан вновь углубился в отчет, подготовленный Эммой. Он был уверен, что если ему удастся понять логику действий Харли, то тогда он сможет до нее добраться.

Дункан вернулся к ее биографии. Харли родилась и выросла в Свит-Крике, что в Оклахоме. Увлечения будущей поп-звезды были те же самые, что и у большинства счастливых подростков. А вот Дункан этим похвастать не мог, он был лишен обычных для них радостей. Он принялся рассматривать школьную фотографию Харли, снятую в выпускном классе. В то время у нее были короткие рыжие волосы, торчащие в разные стороны. Она вызывающе, без малейшего намека на улыбку, смотрела с фотографии на Дункана. Видимо, уже тогда она начала увлекаться тяжелым роком. Дункан в это время тоже учился в школе, но только в частной, и зубрил скучные предметы, готовясь к поступлению в колледж. Но этот непокорный дерзкий взгляд был хорошо ему знаком, потому что он в свое время тоже был бунтарем. Как и он, она смирилась с тем, что ей навязали родители. И что получила в итоге?

Просматривая более поздние фотографии, он удивлялся ее головокружительной карьере. Теперь со снимков на него смотрела совершенно иная Джейн: это была маска, за которой мятежная Харли скрывала настоящее лицо и свои чувства. Он вновь быстро просмотрел фотографии девушки, сделанные до того, как ее «воспитанием» занялся Бойд Монро. Дункан вернулся к ранним фотографиям. Да, ошибки быть не может: на них она выглядит естественной, и ее покрытое веснушками лицо выражало обычные человеческие эмоции. Дункану она понравилась, он чувствовал в ней родственную душу. Но работа есть работа, и нужно найти и вернуть птичку в ту золотую клетку, куда в свое время она сама добровольно впорхнула.

Дело оставалось за малым: надо просто напасть на ее след. Дункан вздохнул и вновь вернулся к бумагам. Харли Джейн Миллер росла непослушным подростком, и не последней причиной тому была рок-музыка. Затем появился Бойд Монро. Он выбил из ее головы бредовые, мятежные идеи и сделал из нее премиленькую поп-звезду, распевающую слащавые песенки, против которых когда-то сама же она и бунтовала.

Монро заставил ее сменить имидж. Теперь она носила другие наряды, у нее была другая прическа. Она стала пользоваться косметикой. Бойд изменил ее имя и даже голос: она стала петь только звонкие, радостные песенки, напрочь позабыв о широком диапазоне своего голоса. Менеджер нанял преподавателя английского языка, который поставил ей правильное произношение, устранив протяжный выговор жительницы Оклахомы.

Дункан возбужденно забарабанил пальцами по столу, чувствуя, что он идет по правильному следу. Он отлично знал, что девять лет ненастоящей, фальшивой жизни, да еще навязанной, могут довести человека до бунта и сделать его хитрым и осторожным. Большую часть своих юных лет ему приходилось изворачиваться и искусно лгать родителям, притворяясь, что он смирился с судьбой, которую они ему уготовили. Но однажды он восстал против них и… Стоп!

Дункан подскочил на стуле. Его внезапно осенило, что Джейн могла сделать то же самое, что и он в тот далекий день.

— Нет, она бы до этого никогда не додумалась!

Он повернулся к столу и через компьютер вошел в регистрационную сеть отеля «Ройал». Дункан уставился на экран и через секунду, когда на экране появились данные о постояльцах, уважительно присвистнул.

— Невероятно, но она именно так и сделала.

— Ватсон, — позвал он Эмму, — нас невероятно одурачили!

— Что вы имеете в виду, Холмс? — Она появилась на пороге его кабинета, прислонилась плечом к косяку двери.

— Ты только посмотри! — воскликнул Дункан. — Прошлым вечером мы потратили уйму сил и времени, пытаясь выяснить, в каком отеле на Манхэттене поселилась Джейн Миллер после того, как выехала из «Ройала». Но никому из нас не пришло в голову проверить тот же самый «Ройал». Слушай, вчера вечером Грейс Смит выехала из отеля в шесть часов десять минут. И вот что любопытно: буквально минуту спустя в отеле «Ройал» зарегистрировалась некая мисс Б. Монро.

Эмма издала короткий смешок.

— Она записалась под фамилией Бонда?

— Ты угадала.

— Получается, что она никуда не уезжала, а просто переселилась из одного номера в другой?

— Ты еще раз угадала.

— Невероятно. Непростая задача для самого Шерлока Холмса. Как же ты догадался? — она подозрительно посмотрела на Дункана.

— Элементарно, мой дорогой Ватсон. В годы моей юности произошел похожий случай: я взбунтовался против неусыпной опеки заботливых родителей. Все было почти так же, как и у Харли. Я в то время учился в частной школе. В один прекрасный день она мне осточертела, а если честно, то в тот день у меня был экзамен. Плюнув на него и на школу, я отправился в ближайший отель. Там я зарегистрировался под именем моего отца и прожил в нем три чудесных дня.

— Как же тебя выследили?

— Меня подвела любовь к пицце, о которой знали родители. Я делал заказы под именем отца, а по ним нашли и меня. Если бы не это, им бы и в голову не пришло, что я скрываюсь в гостинице по соседству с домом. Может быть, Харли не имеет ничего серьезного против Бойда, но своими строгими порядками он ей изрядно надоел. Чтобы ему отомстить и потешить свое уязвленное самолюбие, она решила скрыться под его фамилией. Все просто.

— Блестяще, Холмс!

— Спасибо, Ватсон.

— А как ты догадался, что она осталась в прежнем отеле?

— Я не догадался, а сделал умозаключение, — обиделся Дункан. — Дедукция — слышала про такой метод? Поставив себя на место Джейн Миллер, я понял, как бы мне стало обидно, если бы кто-нибудь сказал, что меня вот-вот сцапает какой-то детектив. Мне бы захотелось отыграться и показать, что я тоже на многое способен. Не знаю, как ты, Эмма, но я чувствую себя круглым дураком, что вчера не додумался до такой очевидной вещи, как проверить регистрационную систему «Ройала».

— Она просто молодчина, — восхитилась Эмма.

— Я бы тоже восхищался ее сообразительностью, если бы не мне, а кому-либо другому надо было ее отыскать. Моя карьера сейчас напрямую зависит от того, как быстро я ее найду.

— Мне кажется, что сегодня искать ее следы в «Ройале» уже бесполезно — она наверняка уже переехала в другой отель. Ты согласен со мной?

— Абсолютно, — кивнул Дункан. — Сегодняшнее утро начинается точно так же, как и вчерашнее: Джейн все время опережает нас на один шаг. Но она допустила ошибку. Если еще вчера ее поиски были для меня рутинной работой, то сегодня я воспринимаю это как вызов, поскольку задета моя профессиональная честь. Пойми, своим вчерашним трюком она меня оскорбила. Я будто слышу, как она сейчас радостно хихикает над нами, и мне это совсем не нравится. В скором времени я ее найду, к каким бы уловкам и ухищрениям она ни прибегала.

— Слышу речь не мальчика, но мужа. Никогда не сдавайся, босс. Я пойду займусь проверкой отелей.

Эмма ушла к себе, а Дункан как сидел в кресле, так и остался в нем, нервно барабаня пальцами по столу. Он знал, что Эмме не удастся найти следов Харли. Ясно было как Божий день, что Харли, узнав о слежке, станет крайне осторожной и, проявив чудеса изобретательности, сделает все, чтобы ее не сцапали. Еще он понял, что для певицы, распевающей попсовые песенки, Харли чересчур умна.

Время шло, а он все еще топтался на месте, практически не продвинувшись в расследовании ни на шаг. И он опять прибег к оправдавшему себя методу, поставив себя на место Харли Джейн Миллер.

К сожалению, для него она была таинственной, загадочной личностью, чем-то вроде Короля Сиама в исполнении Юла Бриннера. Начиная с семнадцати лет, она занималась тем, что делала деньги, и не просто деньги, а очень большие деньги. При этом она исполняла все, что приказывал Монро. Так что же случилось, почему она решила взбрыкнуть, показать свой норов только сейчас?

Почему ради каких-то жалких мгновений мнимой свободы она рискнула поставить под удар свою удачную карьеру? В материалах, собранных Эммой на Джейн Миллер, совершенно ясно говорилось, что она была ответственным человеком. Понимая, что от нее зависят судьбы и благополучие десятков людей, работающих вместе с ней, она всегда выполняла свои обязательства по подписанным контрактам и точно в срок записывала новые альбомы. На ее совести не было ни одного сорванного концерта. Еще она знала, что многим обязана многомиллионной армии своих поклонников, и поэтому старалась не разочаровывать их и во время концертов полностью выкладывалась, радуя их новыми песнями и поддерживая в них веру в Джейн Миллер, которую они боготворили.

Еще два дня назад она во всем слушалась своего менеджера, который, словно паук, оплел ее паутиной требований и условностей. Джейн играла по его правилам, поскольку знала, что, прояви она свой характер и начни исполнять те песни, которые ей нравятся, ее поклонников постигнет глубокое разочарование, а многих она просто лишится.

Так почему же она все-таки решилась на столь отчаянный шаг? Может, ее тяготила предстоящая запись нового альбома в Лос-Анджелесе? Но после того, как ее предыдущие одиннадцать пластинок ежегодно занимали почетное место в десятке лучших альбомов поп-музыки, ей нечего было бояться. Она могла бы записать его играючи.

Дункан вспомнил, что видел в ее номере в «Ритце» гитару, которая сиротливо стояла в углу комнаты. Почему она не взяла ее с собой?

В отчете Эммы говорилось, что Харли талантливый музыкант, что она великолепно играет на гитаре. Тем не менее, Харли ее оставила.

Интересно, а как бы она пронесла ее мимо двух телохранителей, стоявших у дверей в тот вечер? Они бы сразу поняли, что их хотят провести. Тогда почему она не обзавелась гитарой после того, как ей удалось убежать? Дункан разговаривал с таксистами, которые ее подвозили в эти дни, с продавцами и служащими магазинов, в которых она покупала одежду, и все они говорили, что, расплачиваясь за покупку, Харли всегда оставляла щедрые чаевые. Почему же она не купила себе новую гитару?

Это было совсем уж непонятно.

Когда-то у него был легкий роман с одной виртуозной скрипачкой, часто выступающей с концертами. Так вот эта чокнутая так любила свой инструмент, что никогда с ним не расставалась и начинала страшно нервничать и чуть ли не скандалить, если вдруг случайно расстояние между ней и скрипкой оказывалось больше двух метров.

А Харли провела вот уже двое суток без гитары. Дункан тихо чертыхнулся. Все это дело так или иначе связано с музыкой: начиная с последнего концерта, который Джейн Миллер дала в «Мэдисон-Сквер-Гарден» в воскресенье вечером, затем ее покупки новых нарядов, которые под стать носить не известной поп-певице, а юной поклоннице рок-музыки, и кончая предстоящей записью нового альбома в Лос-Анджелесе.

А может, у нее творческий кризис и нет материала для записи нового альбома? В этом случае становится понятным ее отчаянное бегство. Впервые за девять лет она в таком душевном разладе, что ей наплевать на свои обязательства по контрактам.

Вчера она не ходила в магазины, где продаются музыкальные инструменты. Получается, что она может прекрасно обойтись без своей любимой музыки. Однако Дункану казалось, что он знает эту породу людей, и он был уверен, что Харли не выдержит и в ближайшее время отправится в магазин за новой гитарой.

У него был старый приятель по имени Марк, с которым они вместе учились в колледже. Марк был музыкантом, так вот когда у него бывали творческие кризисы или просто плохое настроение, он мог часами играть на гитаре любимые мелодии или различные музыкальные вариации.

Для певцов или гитаристов, играющих в группах, сочинять музыку со временем становится просто потребностью, своего рода пристрастием.

Джейн Миллер, должно быть, думала, что за две недели не успеет соскучиться по гитаре. Но Дункан полагал, что она ошибалась. Уже сейчас она наверняка места себе не находит от отчаяния и тоскует по своей музыке.

Эмма появилась в дверях его кабинета.

— Я все проверила, но не нашла никого, кто бы подходил под описание Джейн Миллер. Что будем делать теперь?

Дункан задержал взгляд на раскрытой странице журнала, лежавшего на его столе. Там была помещена фотография Харли, сделанная, видимо, в выпускном классе школы. Демонстративный, вызывающий взгляд девушки навел его на одну сенсационную мысль.

— Надо проверить все снова, но теперь следует искать имена таких рок-певиц, как Лэйверн Бэйкер, Рут Браун, Бетти Эверетт, Грейс Слик, Пэтти Смит, Линда Ронштадт и других, кого сможешь вспомнить. Проверь через компьютерную сеть все отели. Мне кажется, что Джейн Миллер могла воспользоваться одним из этих имен.

— Конечно, — ответила Эмма без особого энтузиазма в голосе.

Тем временем Дункан схватил со стола толстенный телефонный справочник, решив, что лучше звонить по телефону, нежели мотаться по всему городу. Он быстро отыскал нужные страницы с музыкальными магазинами и начал свою охоту.

— Есть, я ее нашла! — Эмма пулей влетела к нему в кабинет.

— Где она? — нетерпеливо спросил Дункан.

— В «Хилтоне». Сегодня в девять утра она там зарегистрировалась как Бетти Эверетт. Я послала по факсу ее фотографию одному нашему человеку в «Хилтоне», и он ее сразу узнал. Как ты догадался, что она могла взять эту фамилию?

Впервые за эти два дня Дункан испытал что-то похожее на торжество.

— Посмотри на это лицо, — он протянул Эмме одну из фотографий Харли. — Если ты работаешь под рок-певицу, то какую бы фамилию выбрала ты?

— Гениально, Холмс!

— Элементарно, мой дорогой Ватсон, — самодовольно произнес Дункан.

— Значит, ты сейчас прямиком в «Хилтон»?

— Нет; я поеду в «Мэнни-Мьюзик», магазин музыкальных инструментов на 48-й Западной улице.

— А что или кого ты там хочешь найти?

— Этот магазин — настоящая Мекка для музыкантов. Любой уважающий себя рокер обязательно там должен побывать. А Джейн Миллер, насколько я понял из твоего отчета, просто должна мечтать о походе туда. Наверняка он притягивает ее как магнит. Так что — игра продолжается, мой дорогой Ватсон. Когда она появится в магазине, я уже буду ее поджидать и, закрыв это дело, смогу спокойно вздохнуть. Кроме того, докажу отцу, что расследования такого рода мне по силам.

Подойдя к окну, Харли раздвинула шторы и окинула взглядом открывшуюся панораму города, который уже успела полюбить всем сердцем.

Ей казалось, что Манхэттен — это средоточие всего мира, вселенная в миниатюре со своими красотами и отвратительными недостатками. Жизнь здесь бурлит, не утихая ни на минуту. Подумать только, Бойд Монро столько лет скрывал от нее этот город! Оказывается, все эти годы она не знала настоящей жизни, и для нее было большим потрясением в один прекрасный день увидеть столько контрастов, пройтись по улицам, на которых роскошь и великолепие соседствуют с откровенной нуждой и лишением. Она испытала настоящий шок, столкнувшись с жизнью, о которой не подозревала. А вместе с этим в ней зрела решимость не поддаться страху, который грозил овладеть ее душой. Могло статься, что, испугавшись новых впечатлений, она сама бы бросилась к Бонду и попросила ее спрятать в привычном для нее мире, подальше от реальной жизни и самой себя.

Внизу жизнь бурлила. На углу улицы три музыканта — один играл на скрипке, другой на виолончели, а третий на кларнете, — собрали вокруг себя небольшую толпу. Она вдруг почувствовала благодарность к этим людям, остановившимся, чтобы послушать их незатейливую игру.

Вчера вечером, возвращаясь в «Ройал», Харли встретила на улице волынщика. Несколько минут она наблюдала за тем, как тот, неуклюже и отчаянно фальшивя, извлекал из этого инструмента заунывную мелодию. Харли бросила в футляр двадцать долларов совсем не потому, что музыка ей понравилась. Просто музыкант играл самозабвенно и чувствовалось, как он влюблен в свою волынку. Остаться равнодушной было просто невозможно. Харли даже позавидовала ему.

Еще через два квартала она рассталась с последней двадцатидолларовой бумажкой, потому что на этот раз ей встретился саксофонист, исполнявший какую-то джазовую композицию. Эта музыка ей понравилась гораздо больше, чем тягучие звуки волынки.

Харли отвернулась от окна и принялась мерить комнату шагами. Она вдруг почему-то разозлилась на себя. Чтобы хоть чем-нибудь заняться, она позвонила в ресторан и, заказав завтрак в номер, пошла в гимнастический зал.

Через час с небольшим она почувствовала, что проголодалась. Поднявшись в номер, она с нетерпением стала ожидать завтрак. Ей хотелось как можно быстрее покончить с едой, чтобы вновь выйти на улицу и избавиться от гнетущего чувства одиночества и тревоги. Ей нужно было чем-то себя занять!

На туалетном столике лежал ее золотой кулон, маленький блокнот-ежедневник, расческа. Рядом со столиком стояли два здоровенных чемодана с ее новыми вещами. Харли окинула взглядом номер: огромная кровать, мягкие кресла, небольшой диван, туалетный столик. Однако комната показалась ей пустой, в ней чего-то не хватало.

Харли посмотрела на себя в зеркало и еще плотнее закуталась в пушистый купальный халат. Она чувствовала себя беззащитной, и от этого ей стало не по себе.

Внезапно Харли поняла, чего ей не хватает. Она была одна. И дело совсем не в том, что Бойд жил в другой гостинице и что нет рядом верной Энни, — просто здесь было слишком тихо. Не звучала музыка, которая уже с давних пор стала частичкой ее самой.

Кто-то постучал в дверь. Харли подошла к двери и посмотрела в глазок. Только убедившись в том, что снаружи стоит официант из службы заказов, который доставил завтрак, она открыла дверь. Расплатившись, Харли принялась за еду. Но ела она без аппетита — голова ее была занята мыслями о гитаре, оставленной в «Ритце», и музыке, которая теперь была так далека. Вот от чего ей было так грустно.

Всего час назад она собиралась выехать из «Хилтона», чтобы найти себе какой-нибудь другой, небольшой отель. Например, ее бы устроил «Мэнсфилд». Но от охватившего ее беспокойства и чувства внутренней неустроенности она была в растерянности и не знала, что в данный момент лучше делать. Харли схватила ежедневник, в котором все ее каникулы были расписаны буквально по часам.

Она умнее, чем думает Бойд. Если она будет переезжать из отеля в отель, то ему и его сыщикам непросто будет ее найти.

Пожалуй, сейчас можно быстро провернуть одно дельце, затем вернуться в отель, забрать свои вещи и переехать в «Мэнсфилд». Она торопливо натянула на себя черный топ, черные джинсы и черную куртку. Затем застегнула поясную сумку с деньгами, надела на шею талисман и осмотрелась — не забыла ли она чего-нибудь в спешке.

Приоткрыв дверь, Харли через щелку окинула взглядом коридор — не дай Бог Бойд околачивается где-нибудь поблизости. Выскользнув из номера, она быстро спустилась вниз. Через огромное стекло вестибюля она внимательно изучила улицу. Бойда не было видно, сыщиков вроде тоже. Пока ей везло.

Харли прямиком направилась на Шестую авеню. Она улыбалась, предвкушая радость от похода в «Мэнни-Мьюзик». Наконец-то ее заветная мечта, которую она вынашивала с пятнадцати лет, сбудется, и она побывает в известном музыкальном магазине. Харли была уверена, что после того, как посетит эту Мекку музыкантов, она успокоится и на душе у нее станет лучше.

С Шестой авеню она направилась на 48-ю Западную улицу, где обнаружила, что весь квартал — сплошные музыкальные магазины. А еще там был маленький скверик с фонтаном посредине.

Еще издали она увидела вывеску «Мэнни-Мьюзик». По бокам входные двери были украшены витыми чугунными виноградными лозами, а в витрине красовались всевозможные музыкальные инструменты. Глаза разбегались, глядя на это изобилие: блестящие медью трубы, ударные установки, саксофоны, электрогитары, флейты, кларнеты и многое, многое другое. Харли показалось, что это настоящий музыкальный рай. Радостно улыбаясь, она подошла к двери под зеленым козырьком, взялась за ручку и, когда дверь распахнулась, столкнулась на пороге с каким-то широкоплечим мужчиной, который ее подхватил, не дав упасть.

— Извините, — смутившись, пробормотала Харли. Незнакомец, стоящий перед ней, очень напоминал сыщика, о котором рассказывал менеджер из отеля: брюнет с крепкой фигурой и мужественным, загорелым лицом. Он носил короткую прическу, и у него были немного вьющиеся волосы. Черные глаза незнакомца с удивлением смотрели на Харли. На нем была лиловая футболка, которая чуть не трещала на его широкой, мускулистой груди, вытертые джинсы и куртка, напоминающая охотничью.

Впившись глазами в его дорогие кожаные туфли, Харли почувствовала, что ее сердце вот-вот выскочит из груди.

— Черт возьми! — воскликнула она и тут же покраснела от собственной бестактности, понимая, что, по крайней мере, ей следовало бы извиниться. Не в силах посмотреть ему в глаза, она уставилась куда-то в его грудь и, запинаясь, произнесла: — Простите, что я случайно вас толкнула.

— Не стоит извиняться, пустяки, — его ладони все еще лежали на ее плечах, и Харли чувствовала силу и приятное тепло, исходившее от его рук. Она медленно подняла голову и посмотрела ему в глаза. Он смутился и сделал шаг назад. — Это вы меня извините. Мне следовало быть внимательнее. Вы не ушиблись, с вами все в порядке?

— Это как посмотреть, — осторожно ответила Харли, поскольку все еще не могла собраться с мыслями. — Вы налетели как ураган. У вас это получилось не хуже, чем у торнадо, которые случаются в Оклахоме. Вы случайно не оттуда родом?

Он прищурился, и в его глазах зажглись веселые искорки.

— Нет, но мне нравится буйство природной стихии, я чувствую в этом что-то родственное. Вы хотите зайти в магазин?

— Да. Я столько о нем слышала, что вот решила посмотреть…

— Надеюсь, вам здесь понравится, — он сделал шаг в сторону и пропустил Харли внутрь.

Когда она оглянулась, чтобы поблагодарить незнакомца, того уже и след простыл.

Черт возьми! Симпатичный парень, а она повела себя как дурочка. Да, ничего не скажешь, удачно складывается денек.

Харли с любопытством оглянулась. Магазин только что открылся, но зал уже был полон посетителей, представляющих собой невероятно разношерстную публику.

Стены были увешаны цветными и черно-белыми фотографиями знаменитых музыкантов, которые когда-либо посещали магазин. У Харли разбегались глаза при виде всех этих многочисленных музыкальных инструментов. Кроме них, желающие могли приобрести усилители любой мощности и микрофоны, звукозаписывающую аппаратуру и компакт-диски.

Но Харли как завороженная уставилась на стеллажи с гитарами. Каких тут только не было гитар — от самых простеньких до инструментов, на которых могли играть лишь профессионалы.

— О Боже! — при виде такого великолепия Харли едва не стало дурно. Она не ошиблась: здесь действительно было царство музыкальных инструментов. Словно загипнотизированная, Харли, вытянув руки, медленно двигалась вперед. Коснувшись одной гитары, она вздрогнула как от удара током. Кончиками пальцев Харли нежно провела по лакированному корпусу инструмента, потом двинулась дальше. С благоговением она смотрела на электрогитары таких известных фирм, как «Марин», «Гибсон», «Ибанез». Она остановилась и с восхищением посмотрела на небесно-голубую акустическую гитару старейшей фирмы «Вашберн». Нет, такого изобилия инструментов нельзя даже представить.

Харли не осмотрела и половины зала, когда остановилась как вкопанная. Перед ней была совсем крохотная секция. Здесь на стенах висели десятки электрогитар. Гитары свисали даже с потолка. Это были инструменты фирмы «Фендер». Ее глаза вспыхнули от восторга, когда она увидела черный «Стратокастер». Вот она — та самая универсальная электрогитара! На ней можно играть любую музыку — и классику и рок. Гитара, точно такая же, как те, на которых играли Бадди Холли, Джими Хендрикс, Эрик Клэптон, сейчас висела прямо перед ней. Харли могла даже подойти и коснуться ее струн, но она не решалась сделать этого.

— Чем могу помочь?

Задумавшись, Харли не заметила, как около нее появился симпатичный служащий магазина с копной длинных рыжих волос.

— Интересуетесь чем-нибудь особенным? — вновь спросил он.

Харли посмотрела на «Стратокастер».

— Мне можно ее потрогать?

Парень рассмеялся.

— В нашем магазине вы можете поиграть на любом инструменте. Хотите попробовать?

Харли сразу же вспомнила, как ее мать говорила: «Приличные девушки на электрогитарах не играют».

— Да, вот на той… — ей пришлось показать рукой, поскольку от волнения вдруг дрогнул голос.

Молодой продавец небрежно снял со стены черный «Стратокастер», словно это была не легендарная гитара, а какой-нибудь заурядный инструмент, Подключив шнур к усилителю, стоявшему тут же на полу, он протянул гитару Харли и, ободряюще взглянув на нее, произнес:

— Готово, можете играть.

Харли, не решаясь тронуть струны, посмотрела на свои руки, державшие инструмент, и прижала гитару к себе.

— Бог ты мой! — в восторге прошептала она. Изящная гитара была легка и невероятно удобна. Харли взяла один аккорд, затем другой, с замиранием сердца прислушиваясь, как мощный звук наполняет маленькое помещение.

— Приятно, да? Получите удовольствие прямо как от секса, — ухмыльнулся молодой продавец. Харли наконец-то обратила на него внимание. На вид ему было лет двадцать пять. К его белой рубахе была пришпилена карточка, на которой значилось: «Кларк».

— Да, гораздо приятнее, чем пить шоколадный коктейль, — отшила его Харли. Парень рассмеялся.

— Давно играешь?

— Четырнадцать лет, — она продолжала перебирать струны. — Но у меня всегда была акустическая гитара.

— Мне кажется, эта создана прямо для тебя.

Харли любовно коснулась пальцами сверкающей черной поверхности инструмента.

— Да, именно о такой я мечтала.

То, что случилось потом, Харли и сама плохо понимала. Она пришла в магазин не за тем, чтобы покупать гитару. Но она словно во сне отсчитала за «Стратокастер», футляр и запасные струны тысячу шестьсот долларов, а затем рассталась с еще несколькими сотнями, выложив их за небольшой усилитель с динамиком. Теперь у нее было все, что необходимо для игры на гитаре.

Харли начала приходить в себя, только когда очутилась на улице и за ней закрылась дверь магазина. В одной руке она держала футляр с гитарой, в другой — усилитель. Мысли о том, что ей нужно найти себе другой отель, что она хотела сходить в музей Барлетта, а потом пообедать в «Кот-Баск», где у нее был заказан столик, и даже о вечернем спектакле на Бродвее отошли на второй план. Сейчас ей хотелось только одного — где-нибудь присесть и перевести дух, пока она не рухнула без сил прямо на асфальт.

Увидев небольшой скверик с фонтаном, она, позабыв о переходе, пересекла дорогу, не обращая внимания на визг тормозов и ругань водителей. Опустившись на ближайшую каменную скамью, Харли бездумно уставилась на сверкающие струи воды.

Только что она купила «Стратокастер». Теперь у нее есть своя электрогитара. Харли поставила на землю усилитель и крепко прижала к груди футляр, точно это была бесценная реликвия. Теперь она не чувствовала себя одинокой и всеми забытой. Ей стало гораздо лучше.

— Вот мы и встретились вновь, мисс Миллер.

Ее сердце замерло и перестало биться. Эти слова прозвучали как гром среди ясного неба. Она медленно повернула голову и подняла взгляд на человека, стоявшего рядом со скамьей. Это был тот незнакомец, с которым она столкнулась в дверях магазина. Он назвал ее по имени, значит, ему известно, кто она. Глядя в его черные глаза, Харли поняла, что отпираться бесполезно — его не проведешь.

— Так это вы Дункан Ланг, который вчера наводил обо мне справки в отеле «Ройял»?

— Он самый.

— Вас послал Бойд?

— Нет, он меня нанял. Благодаря достижениям современной электроники и моему блестящему дедуктивному мышлению мне удалось вас найти.

Харли устало на него посмотрела.

— А может, мы договоримся? Я могу от вас откупиться?

Он прищурил глаза. Казалось, что этот разговор его забавляет.

— Боюсь, что нет. Отец не одобрит моих действий. У нашего агентства безупречная репутация, наш девиз — «честность и результат». Нет, извините, я не могу принять ваше предложение. — Он наклонился и поднял усилитель. — Нам надо вернуться в «Хилтон» и забрать ваши вещи.

«Вот черт! Он даже знает, в каком отеле я остановилась», — подумала Харли. Она безуспешно пыталась сосредоточиться, но ее голова соображала очень плохо. Все кончено. Не прошло и двух дней, как этот сыщик ее выследил. Прощай, свобода!

Внезапно Харли разозлилась.

— Мне двадцать шесть лет. Я взрослый самостоятельный человек, и вы не имеете права следить за мной! Разве я совершила какое-то преступление?

— Я служащий детективного агентства и выполняю поручение клиента. Я вас нашел и доставлю мистеру Монро, а там уж вы сами разбирайтесь, что к чему.

— Но я даже не успела поиграть на моей новой гитаре, — горестно сказала Харли, едва сдерживая слезы. Не будет она показывать слабость перед этим сыщиком. — Бойд ее выбросит — он терпеть не может электрогитары. Говорит, что пусть на них играют патлатые панки.

— Почему? — удивился Дункан, против воли испытывая жалость к этой девице, прижимающей к груди гитару с такой нежностью, словно это грудной младенец.

— А еще он не разрешает мне носить одежду черного цвета, красного тоже, и любого другого яркого цвета, — продолжала жаловаться Харли. — Мне нравится ходить в джинсах, а он про них и слышать не хочет.

— Да, мне кажется, что он суровый человек — слишком круто закручивает гайки, — согласился Дункан, присев рядом с Харли.

— Он настоящий деспот.

— Почему вы позволяете ему это?

— Бойд не терпит, когда ему возражают. На любое мое желание он всегда говорит «нет», — горько призналась Харли.

— Но как только что вы заметили, вам двадцать шесть лет. Если вы захотите, то можете его просто послать куда подальше со всеми его запретами.

— Что это вы обо мне вдруг заботитесь? — возмутилась Харли, не веря в искренность сыщика.

—Да нет, — ответил Дункан. — Просто мне стало любопытно. Даже не представлял, что известным личностям, вроде вас, приходится терпеть такое. Знаете, а вам здорово удалось затеряться среди восьми миллионов жителей Нью-Йорка.

— В любом случае — радуйтесь, вы меня нашли.

— Ну это сущий пустяк, — он небрежно отмахнулся, хотя ему были приятны ее слова. — Прежде всего у меня была хорошая школа, и мне по силам вести расследования такого рода, — тут он улыбнулся той неотразимой улыбкой, к которой прибегал еще с шестнадцати лет, когда ему хотелось добиться своего.

Глядя на его самодовольный вид, Харли скрипнула зубами. Дункан продолжил:

— Я думаю, что Бойд сильно заблуждался, считая, что вы беспомощны и не приспособлены к самостоятельной жизни. Вам надо дать от ворот поворот вашему ненормальному менеджеру и поступать так, как вы считаете нужным.

— Это не так просто, как кажется, — Харли сидела, крепко прижимая гитару к груди. — Я всем обязана Бойду: карьерой, успехом, деньгами… Я бы до сих пор прозябала в Оклахоме, если бы он меня не нашел. Боюсь, что теперь мне уже не обойтись без его услуг в музыкальном бизнесе.

— Вы с ним работаете вместе уже не один год, верно?

— Да, — Харли опустила взгляд в землю.

— Почему вы решили убежать только сейчас? Для этого появился повод?

У Харли екнуло сердце. Она ждала и вместе с этим боялась этого вопроса. Она невидящими глазами смотрела на струи воды в фонтане.

— У меня начался творческий кризис, я больше не могла писать песен, — тихо прошептала она.

— Я об этом догадывался, — также тихо сказал Дункан.

Харли вскинула голову, собираясь резко ответить, но, встретив его сочувствующий взгляд, сразу сникла.

— За два месяца я не написала ни строчки: ни стихи, ни музыка у меня просто не идут. — Харли опустила глаза. Вдохновение напрочь ушло из души, у нее не было ни малейшей идеи для нового альбома. Она с мольбой посмотрела на Дункана, надеясь на его понимание. — Я думала, что мне нужно отдохнуть как следует, развлечься, потом, может быть, у меня появятся свежие идеи, какой-нибудь замысел. Мне хотелось побыть несколько недель самой собой, а не Джейн Миллер, от которой я смертельно устала. Потом бы я отправилась в Лос-Анджелес, пошла бы в студию и записала бы этот чертов альбом, который должна по контракту компании «Сони».

Харли не смогла бы разумно объяснить, почему она изливает душу этому незнакомому мужчине. Мало того — врагу!

— Неплохой план, — кивнул Дункан.

— Тогда отпустите меня! — Харли схватила его за руку. — Дайте мне спокойно пожить эти две недели. От этого никто не пострадает. Клянусь, я вернусь в Лос-Анджелес и выполню условия контракта.

— Нет, дорогая мисс Миллер, я тоже должен выполнять условия своего договора с мистером Монро.

— Кем вы себя возомнили, черт вас побери? — взорвалась Харли. — Самим Господом Богом, да? У вас нет никаких прав что-либо мне приказывать, заставлять куда-либо идти… Если уж на то пошло, я могу в любую минуту улететь куда угодно, хоть в Бразилию, и вы меня не остановите.

— Остановлю, не беспокойтесь, — решительно заявил Дункан.

— Интересно — как?

— Если потребуется, то применю силу, — Дункан напустил на себя суровый, высокомерный вид. Когда этого требовали обстоятельства, он умел казаться неприступным и черствым.

— Господи, как я ненавижу мужчин! — воскликнула Харли. — Заносчивые и тупые создания!

— Не такой уж я и тупой, как вам кажется, — с оскорбленным видом произнес Дункан. — Не забывайте, я сумел вас найти.

— Раз уж смогли найти, то возьмите и потеряйте, а?

— Не пойдет.

— Почему, черт возьми?

— Я подписал договор и обязан его выполнить.

— Но только не сегодня, — Харли не сводила с него умоляющего взгляда. — Что случится, если вы обо мне забудете ровно на две недели? Мистер Ланг, мне действительно надо отдохнуть.

— Вы понапрасну пытаетесь меня уговорить. Бойд может доставить мне массу неприятностей.

— Я заплачу вам столько, сколько вы скажете. Ваше агентство не останется внакладе, а Бойд…

— …а Бойд тем временем пойдет в другое сыскное агентство, найдет там детектива, который вас выследит и вернет ему, так? — мягко заключил Дункан.

Харли побледнела.

— По крайней мере, я еще несколько дней буду свободна.

— Мне очень жаль, мисс Миллер, но ничем не могу вам помочь. Я несу ответственность и перед клиентом, и перед агентством, в котором служу. Есть правила, которые я не могу нарушать.

Харли пристально посмотрела ему в глаза и к своему удивлению обнаружила, что он искренне ей сочувствует.

— Я никогда никого ни о чем не просила, мистер Ланг, но сейчас прошу вас только об одном — дайте мне еще немного времени, хотя бы до полуночи, а затем вы отвезете меня к Бойду.

— Извините, мисс Миллер, но я должен отвезти вас к нему прямо сейчас. Тогда вы еще успеете собраться и в час дня улететь в Лос-Анджелес. Бойд сказал мне, что вчера вы должны были приступить к записи нового альбома. У вас будет всего только один день задержки.

— Тут какая-то ошибка. По графику я должна появиться на студии только в конце следующей недели.

Дункан удивился.

— В таком случае, почему ваш менеджер в таком отчаянии и хочет, чтобы я нашел вас как можно быстрее?

Харли пожала плечами, почувствовав, что в ней вновь начинает расти неприязнь к Лангу.

— Ничего себе вопрос! Понятия не имею. Ведь это вы изображаете из себя великого сыщика, а не я — вот вы и догадайтесь.

Дункан уставился на усилитель, который держал в руках.

— Мне почему-то кажется, что дело принимает дурной оборот. Интуиция подсказывает, что Бойд темнит, — тихо пробормотал он.

Впервые за весь разговор Харли откровенно удивилась: что это он там бубнит себе под нос? Потом сообразила, что надо воспользоваться этим единственным шансом.

— Если вы что-то подозреваете, — торопливо заговорила она, — то не кажется ли вам, что, прежде чем отвезти меня к Бойду, надо сначала разобраться, в чем дело. Может получиться, что, сами того не зная, вы уготовили мне незавидную долю — бросите на съедение тигру. В этом случае, прямо скажем, похвастаться вам будет нечем. Мне кажется, что для поддержания репутации вашего агентства вам надо заняться новым расследованием. Вы понимаете меня?

— Я понимаю, что вы хотите провести лишний день на свободе, — усмехнулся Дункан.

— Конечно, хочу, — вновь вышла из себя Харли. — Но разве я не права?

«Возможно, вполне возможно», — подумал Дункан, вспомнив, что с самого начала расследования его не покидало неясное чувство тревоги. Ему показалось подозрительным поведение Монро во время их первой встречи. Почему он не дал встретиться ему с Энни Мэгвайр? Почему он соврал, сказав, что Харли беспомощна, как ребенок, и пропадет в большом городе? Зачем назвал неправильную дату записи нового альбома? Дункан вспомнил, что менеджер ужасно нервничал во время их разговора. Неужели он замешан в каких-то грязных делишках, которые могут повредить Харли?

Дункан посмотрел на Харли, на ее черный наряд, скромный на первый взгляд, но в то же время вызывающий. В магазине, когда он тайком за ней наблюдал, Дункан понял, что она ему нравится. Она напомнила ему Спящую Красавицу, которая провела сотни лет во сне по злому умыслу колдуньи и которая наконец проснулась и открыла для себя совершенно новый мир. На милом веснушчатом лице отражались все чувства, которые Харли переживала в тот момент. На нем не было привычной маски, которую она носила перед публикой и репортерами. Там, в магазине, она выглядела такой счастливой, что Дункану невольно захотелось подойти и разделить с ней ее искренний восторг.

Никогда раньше женские чары не пленяли его сердце так быстро. Конечно, он понимал и ценил женскую красоту, ему нравились многие женщины.

Но Харли не была похожа ни на одну из тех, с кем ему довелось встретиться в его жизни. Она сразу ему показалась чем-то очень близкой.

«Стоп, что это ты тут размечтался? — одернул себя Дункан. — Прежде всего ты должен выполнить задание».

Если для Бойда Монро Харли была курицей, несущей золотые яйца, то Дункану она давала возможность раз и навсегда доказать своим родственникам, что он не праздный гуляка, не пропускающий ни одной юбки, а серьезный, ответственный человек, которому можно доверять ведение сложных дел. Однако время у него еще было. До полуночи он мог навести кое-какие справки о Монро и разузнать, какие скрытые причины заставили того наврать с три короба. Затем он составит отчет, и все — дело закрыто. Он потратит на него меньше двух суток, а это — рекордно короткие сроки для такого рода расследований. Может быть, после этого отец и Брэндон станут считаться с его мнением. Дункан живо представил, как ему поручают самые запутанные дела, он становится уважаемым сотрудником фирмы, как…

— Хорошо, леди, договоримся вот о чем, — решительно начал он, — я займусь своими делами и попытаюсь разнюхать что-нибудь о Бойде, а вы пока можете отдыхать. Походите по городу, полюбуйтесь на его достопримечательности или поиграйте на гитаре, одним словом, до полуночи можете наслаждаться свободой. Но затем я вас отвезу к Бойду Монро. Согласны? — он протянул руку.

От удивления Харли не сразу нашлась, что сказать. Затем, спохватившись, она быстро и энергично ее пожала.

— Согласна, — она все еще не совсем пришла в себя от его столь щедрого предложения и была несказанно рада тому, что им удалось найти общий язык.

Зажегся зеленый свет, и Харли, смешавшись с толпой, стала переходить улицу. Она чувствовала на затылке пристальный взгляд Дункана Ланга. Еще она чувствовала его недавнее рукопожатие, тепло сильной мужской ладони, и это ее необычайно волновало. Ей казалось, что она побывала в его объятиях. Харли разозлилась на себя за то, что думает о подобных глупостях, когда ей отпущено всего несколько часов свободы.

Надо было определиться, как именно их провести с наибольшей пользой.

Она перешла дорогу и направилась по 48-й Западной улице. Только сейчас Харли поняла, что ее каникулы закончились, едва успев начаться, и ей захотелось разрыдаться.

Что можно сделать в такой ситуации? Убежать и вновь затаиться в каком-нибудь отеле? Но Харли дала слово, а она никогда не нарушала своих обещаний. Кроме того, где гарантии, что Дункан Ланг вновь ее не найдет?

А может, ей податься в ближайший бар и хорошенько напиться? Поначалу эта идея показалась ей заманчивой. Взять и нарушить еще одно табу, которое придумал Бойд. Это так приятно — досадить этому зануде. Но она сразу отказалась от этой мысли поскольку поняла, что выпивка не принесет облегчения.

За оставшиеся двенадцать часов ей предстояло сделать то, что она собиралась сделать за две недели.

Харли остановилась на перекрестке в районе Пятой авеню, не зная, куда двинуться дальше. По крайней мере, можно выполнить хотя бы одну свою мечту: побродить по городу и просто поглазеть на витрины. Но ее сердце тут же взбунтовалось против, бессмысленной траты времени.

Она посмотрела на футляр, в котором лежала электрогитара, вспомнила, что у нее есть заветный черный «Стратокастер». В ближайшие двенадцать часов никто, даже Бойд, не осмелится отнять у нее гитару, она будет принадлежать только ей.

Теперь Харли знала, чем займется в оставшееся время. Ругаться или плакать можно сколько душе угодно, но все это бесполезно. Конечно, никто не запретит ей побродить по городу или заглянуть в какой-нибудь тихий бар. Но все это не идет ни в какое сравнение с игрой на гитаре, на которой она столько лет мечтала сыграть любимые мелодии.

Она вздохнула полной грудью и словно очнулась ото сна. Теперь, когда у нее появилась определенная цель, Харли почувствовала себя значительно лучше. Ей лишь требовалось найти подходящее место, где она могла бы расположиться и делать то, что задумала. Центральный парк находился слишком далеко. Она достала из сумочки туристическую карту города и быстро нашла то место, куда ей следовало податься. Всего через шесть кварталов, сразу за Нью-Йоркской публичной библиотекой, находился Брайнт-парк.

Харли свернула на Пятую авеню и быстрым шагом направилась в нужную сторону, чувствуя, как силы и уверенность в себе вновь возвращаются к ней.

На Западной 40-й она свернула направо и, пройдя под чугунной витой аркой, очутилась в парке. Здесь ей понравилось. Кругом была зелень, пахло свежестью, и казалось, что поблизости нет пыльных улиц, которые она только что оставила в деловой части города.

Слева и справа от входа начинались тенистые аллеи. Могучие платаны защищали от яркого солнца скамейки, выкрашенные в зеленый цвет. Внимание Харли привлекла широкая, изумрудная лужайка в центре парка, в дальнем конце которой находилась открытая эстрада.

Харли улыбнулась. С каждой минутой ей нравилось здесь все больше. Она пошла по одной из аллей и вскоре нашла себе свободную скамейку. С замирающим сердцем она раскрыла футляр и достала «Стратокастер». Подключив шнур к усилителю, она установила минимальную громкость звука, а затем набросила на шею ремень, поддерживающий гитару, и прижала ее к груди.

Господи, какое блаженство!

Когда Харли прикоснулась пальцами к струнам, ее сердце бешено колотилось. Она взяла один аккорд, затем другой, третий… и только затем перевела дух. Наконец она играла те мелодии, которые любила, ту музыку, о которой всегда мечтала! Ее пальцы бегали по струнам, извлекая негромкие звуки теряющиеся среди деревьев парка. Харли вспомнила некоторые классические рок-н-ролльные композиции, которые ей безумно нравились.

Так, стоп, а это что такое? Сейчас она наигрывала нечто до боли знакомое, но название песни, как и рок-группы, которая ее исполняла, она не помнила. Внезапно ее рука застыла в воздухе.

Это же новая музыка — ее собственная, новая музыка!

От переполнявших ее чувств хотелось плакать и смеяться… Она была готова сорваться с места и закружиться в неистовом танце с первым встречным, прогуливающимся в парке. Вдохновение к ней вернулось — она вновь могла сочинять музыку!

Теперь, чтобы записать мелодию, ей нужна нотная тетрадь, сойдет даже обычная писчая бумага, да любая, в конце концов. Харли огляделась по сторонам и сквозь деревья увидела на улице магазин, продающий уцененную аппаратуру. Отлично, как раз то, что нужно!

Спустя десять минут Харли вновь сидела на той же скамье, а перед ней на земле стоял портативный магнитофон. Ее сердце ликовало, она сочиняла музыку — струны на ее гитаре пели, пела и ее душа. В эти мгновения она не помнила, что находится в парке, что быстро бежит время и скоро наступит вечер. Если бы не выскочивший из гитары шнур, который Харли случайно задела, она так и продолжала бы играть. Какой-то парень наклонился и, подняв шнур с земли, протянул ей разъем.

— Пожалуйста, возьмите.

Харли изумленно огляделась. Вокруг нее собралось человек двадцать, а может, и тридцать — кто-то стоял, кто-то сидел на земле. Почему они здесь собрались? Что им нужно?

— Я слишком громко играла? — смущенно спросила она, испытывая неловкость.

— Нет, — ответил тот же самый парень — Совсем нет. Можно бы и погромче.

Только сейчас Харли заметила, что его волосы выкрашены во все цвета радуги.

Случайные прохожие, привлеченные ее игрой, начали постепенно расходиться.

Господи, у нее было полно слушателей, а она этого даже не заметила. Но самое ужасное было то, что начинало темнеть, а она пообещала Дункану Лангу, что вечером вернется в «Хилтон». Должно быть, он ее уже дожидается. Очень скоро, всего через несколько часов ей придется вернуться к прежней жизни, в свой привычный ад.

Друзья из «Ритца» помогли Дункану достать для Эммы униформу, и он отправил ее под видом служащей отеля к Энни Мэгвайр. Его помощница должна была договориться с костюмершей Джейн Миллер о встрече. Дункан хотел, чтобы Бойд ничего не пронюхал и не помешал его планам. У него накопилось много вопросов о Харли, о ее внезапном бегстве, да и о самом Монро. С помощью Энни Дункан надеялся выяснить некоторые обстоятельства, которые его заинтересовали.

Часом позже он стоял у билетной кассы, у входа в Центральный парк, и поджидал Энни. Ждать долго не пришлось: вскоре к нему подошла симпатичная женщина, настроенная, правда, весьма воинственно. Дункану она напомнила сердитую наседку, готовую вступить в бой с обидчиком, который посмеет тронуть ее цыплят. У нее были рыжие с проседью волосы и большие серые глаза, которые буквально сверлили собеседника. Она была десятой, последней костюмершей Харли.

— Вы — мистер Ланг? — спросила она с заметным ирландским акцентом.

— Да, спасибо за то, что согласились со мной встретиться, мисс Мэгвайр, — Дункан протянул ей руку.

Она секунду колебалась, затем ее пожала.

— В любом случае мне симпатичны люди, которые идут против Бойда.

— Вы его недолюбливаете? — спросил Дункан, когда они отошли от кассы и уселись на ближайшую скамейку.

— Да.

— Но вы у него работаете, ведь так?

— Нет, я работаю у Харли. Это большая разница.

Дункан внимательно посмотрел на нее. Его заинтересовало то, что она назвала свою хозяйку Харли, а не Джейн.

— Вы опекаете мисс Миллер по-матерински. А вам известно, что у нее сменился десяток, если не больше, костюмерш?

— Их всех увольнял Бойд, Харли здесь ни при чем.

— А за что их постигала такая участь? Они плохо работали?

— Нет, просто со временем все они становились ее подругами. А Бойду это не нравилось.

— А вы? Вы, насколько я понимаю, тоже ей не чужая, но вас почему-то он еще не уволил.

— Во-первых, я намного старше ее. А во-вторых, мы с самого начала договорились, что Бойд об этом ничего не должен знать. При нем мы, я и Харли, ведем себя так, как подобает вести себя хозяйке и прислуге. Бойд ничего не подозревает.

Дункану это показалось забавным, но в то же время странным. Он откинулся на спинку скамейки и поинтересовался:

— А откуда у мисс Миллер наличные деньги? Это вы ее снабдили?

— Да, я дала ей взаймы. Пусть поживет в свое удовольствие, — рассмеялась Энни. — Она это заслужила.

Дункан тоже рассмеялся.

— Верно подмечено. Если я правильно понял, то ее бегство не было случайностью.

— И да и нет. Бойд меня нанял на работу семь месяцев назад. Буквально через две-три недели Харли завела со мной разговор о том, что у нее нет личной жизни, что она ничего не может сделать без ведома Бонда. Месяца три спустя она мне сказала, что мечтает об отпуске, что хочет провести его одна. Причем так, как считает нужным она, а не Бойд. Она действительно устала, я заметила это пару месяцев назад. Ее музыка стала вялой, песни лишились выразительности, и Харли запаниковала. Я догадываюсь, что вы ее нашли, мистер Ланг. Пожалуйста, не отправляйте ее назад к Бойду. Я боюсь, она просто зачахнет, когда вновь окажется в его клетке. Харли не один день размышляла над планом своего бегства и продумала десятки различных вариантов.

— И ни один ей не удалось осуществить, — вставил Дункан.

— Как вы думаете почему? — Не дожидаясь ответа, Энни взволнованно продолжила: — Это было очень трудно сделать. Поверьте, Бойд Монро — ужасный тип. Все эти годы он диктовал Харли, как ей надо жить, что делать. Он старался ее изолировать, подчинить своим правилам, сделать полностью от него зависимой. Ему бы очень хотелось, чтобы Харли боялась даже думать о том, чтобы самостоятельно сделать хотя бы шаг. Он постоянно внушает ей, что без него она пропадет.

— Сегодня я видел совсем другую мисс Миллер.

— Правда? — радостно оживилась Энни. — Где она, что с ней?

Дункан вспомнил, как утром столкнулся с ней в дверях музыкального магазина. Он вновь ощутил тепло ее рук и чуть было не сказал, что она просто само очарование, но вовремя спохватился.

— Порывистая, естественная, настроена весьма воинственно, ни на минуту не расстается со своей новой гитарой. Похоже, что она дорожит ею больше жизни.

— Чудесно, может, Харли станет такой же жизнерадостной, как и прежде.

— Так что же в конце концов заставило мисс Миллер отважиться на отчаянный шаг?

— Она была на грани срыва и не находила себе места. Ей надо было что-нибудь предпринять, чтобы вернуть себе силы и вдохновение. А тут еще Бойд начал донимать ее своими дурацкими указаниями — этого не делай, туда не ходи, — горько усмехнулась Энни.

Самолюбие Дункана было удовлетворено, он узнал, что его предположения оказались верными, поэтому он спросил:

— Речь идет о заключительном концерте в «Мэдисон-Сквер-Гарден»?

— Совершенно верно. Бойд не разрешил Харли выйти на эстраду, когда поклонники в третий раз вызвали ее на бис. Она расстроилась, что не может под занавес своего последнего концерта порадовать публику. Кроме того, он не разрешил ей поехать на вечеринку, которую устраивали в «Рэдиссон» ребята из группы, которая сопровождала ее в турне, и другой персонал, обеспечивающий ее гастроли. Они столько трудились, работая на нее, а она даже не смогла их поблагодарить.

— А последней каплей, переполнившей чашу ее терпения, стал, как я понимаю, чизбургер, да?

— Вы и об этом знаете?

— Так, кое-что слышал, — неопределенно ответил Дункан.

— Да, вы правы. Как только Бойд вышел из номера, Харли в ярости начала метаться по комнате. План мгновенно созрел в ее голове, и она приняла решение. Харли потребовались считанные минуты, чтобы надеть мои вещи: плащ, шляпку и туфли. Затем я сунула ей в руку триста долларов, все, что у меня было, и кредитную карточку «Виза». Проследив в глазок в двери, как она вызвала лифт, я вернулась к себе в комнату.

— Мисс Мэгвайр, вы рисковали потерять работу. Если бы Бойд узнал, что вы помогли мисс Миллер убежать, он бы вас уволил, — сказал Дункан, испытывая невольное уважение к этой женщине.

— Да я готова ради Харли на все. Мне хотелось, чтобы она очутилась подальше от этого Монро. Кроме того, — Энни усмехнулась, — я знаю, что Харли всегда возьмет меня на работу.

— Даже если Бойд будет против?

— Поймите, мистер Ланг, Харли сильная личность, раз девять лет терпит Бойда Монро. Только она сама об этом не подозревает. Мне казалось, что когда она проведет на свободе пару недель, то найдет в себе мужество разобраться с этим тираном и откажется от его услуг.

Энни нравилась Дункану все больше. Он нашел, что в ней удачно сочетаются два отличных качества: привлекательность и верность. То, что она так предана своей хозяйке, характеризовало ее с самой лучшей стороны. Энни была умна, имела твердый характер и, разобравшись в ситуации, решилась бросить вызов Бойду.

— Думаю, что вы правы, — сказал Дункан. — Как мне кажется, мисс Миллер совершенно бы преобразилась, будь у нее в распоряжении неделя-другая. Вернувшись, она бы стала играть с Бойдом уже по другим правилам.

— Теперь вы откажетесь от тех денег, что предложил вам Бойд? От них дурно пахнет.

Впервые за весь разговор Дункан почувствовал укол совести и заерзал на месте.

— Нет. Я с вами встретился не потому, что собираюсь нарушить свой договор с Бойдом Монро. Дело в том, что у меня появились на его счет кое-какие подозрения.

— А я-то думала, вы заинтересовались Харли, — сразу сникла Энни.

— Я ею заинтересовался, но только в чисто профессиональном плане, — сухо сказал Дункан. — Мне не нравится, когда человека держат в клетке, пусть даже золотой.

— Ясно-ясно, — примирительно кивнула Энни.

— Сейчас меня заботит другое: почему Бойд Монро так встревожился, даже запаниковал, когда узнал о том, что мисс Миллер сбежала? Интуиция мне подсказывает, что он темнит и озабочен чем-то более серьезным, чем предстоящая запись нового альбома. Не знаю чем, и, пока не выясню, не буду спешить отдавать мисс Миллер, как она сама сказала, на растерзание тигру.

— Бойд ее и пальцем не тронул, — сказала Энни, вскинув на Дункана озадаченный взгляд.

— Знаю. Но я думаю, что за спиной мисс Миллер он обделывает какие-то темные делишки, поэтому он так боится потерять над ней контроль. Как он ее использует — этого я не знаю. Думаю, что если вы мне захотите помочь, вдвоем мы быстрее докопаемся до истины.

— Это почему же я должна вам помогать? — возмутилась Энни. — Бедной девочке нужны не две недели свободы, а вся жизнь. Даже и не просите. Как только вы все выясните, вы ее тут же отдадите в руки Бойда, а это своего рода заточение в монастырь со строгим уставом.

Такое сравнение ошеломило Дункана. Он попытался избавиться от чувства неловкости, сказав себе, что должен быть беспристрастным, что он просто выполняет задание и ему все равно, кто такая Джейн Миллер и чем она занимается. Однако это не помогало, чувство вины продолжало его мучить.

— Возможно, вы знаете что-то, чего не знает никто другой, — примирительно начал Дункан. — Благодаря этой информации я бы смог отказаться от выполнения контракта, который подписал с Бойдом. В этом случае вы бы спасли Харли от…— он запнулся, но затем продолжил: — …от заточения в монастырь.

— Где сейчас Харли? — упорствовала Энни.

— В Брайнт-парке со своим новым «Стратокастером».

— С чем? — не поняла Энни.

— Это такая модель электрогитары, — пояснил Дункан.

Энни покачала головой;

— С тех пор как Бойд стал ее менеджером, он и думать ей запретил об электрогитарах. В свое время ее мать тоже была против того, чтобы Харли играла на электрогитаре. Она считала, что это занятие не для девушек.

— Мне кажется, что Барбара Миллер и Бойд Монро — люди одной породы. На жизнь они смотрят одинаково. — Он не добавил, но подумал, что и его родители такие же консерваторы.

— Да-да. У них полное взаимопонимание в отношении музыкальной карьеры Харли. Но если по характеру миссис Миллер нерешительная и слабая женщина, то Бойд отличается напористостью и деспотизмом.

— Верно, точнее не скажешь.

Он задумался. Хорошо еще, что Харли не стала употреблять спиртное, наркотики, чтобы хоть на какое-то время отключаться и забывать о том, как обращается с ней Бойд. Она просто взяла и сбежала от него, устроив себе отпуск. Дункан проникался к ней все большим сочувствием.

— Послушайте, Энни, я знаю, что Бойд — это фанатик, помешанный на власти, ему во всем нужен полный контроль, — нетерпеливо проговорил Дункан. — Но может, вы замечали за ним что-нибудь странное, какие-то наклонности, знакомства, пристрастия?

Энни на какое-то время задумалась.

— Только одно мне сейчас пришло на ум: иногда он по какой-то причине устраивает неоправданную гонку, делая график работы для Харли слишком плотным и напряженным.

— Например?

— Пожалуйста: на этот раз он торопился вернуться в Лос-Анджелес. В ту воскресную ночь, когда Харли от него сбежала, Бойд метал громы и молнии, он был зол как черт. Его бесило не то, что она одна оказалась в большом городе, а то, что, скорее всего, мы не сможем без нее улететь на следующий день.

— Насколько мне известно, запись альбома должна начаться только через неделю. Может, он беспокоился из-за пресс-конференции, которую назначил на вечер понедельника?

— Нет, в тот момент его беспокоило другое, а про пресс-конференцию он просто забыл, — Энни нахмурилась. — Он метался по комнате и вопил, что Харли сломала его график, что в понедельник в час дня он не попадет на самолет в Лос-Анджелес, а именно этим рейсом ему надо было лететь, более поздние его не устраивали, и все в том же духе. Про запись альбома, про репортеров — про все это он вообще не вспоминал.

—Любопытно, — пробормотал Дункан, уставившись невидящим взглядом на зеленые кроны деревьев.

Из каких соображений исходил Бойд, когда составлял график, который прямо указывал на то, какой он плохой менеджер. Ему по какой-то непонятной пока причине нужно было прилететь в Лос-Анджелес в определенный день и час. Внезапно Дункан поднялся и протянул руку Энни.

— Спасибо, мисс Мэгвайр, вы мне очень помогли.

— Не за что, — смутилась Энни и тут же спросила: — У вас уже появилась какая-то идея?

— Пока ничего определенного сказать не могу, но я собираюсь выяснить все до конца. — Он уже было сделал несколько шагов, как вновь обернулся. — Хочу поинтересоваться из чистого любопытства, сколько у вас денег на кредитной карточке?

— Десять тысяч долларов. Я сказала Харли, что она может их все потратить.

— Не беспокойтесь — она найдет им достойное применение, — усмехнулся Дункан. Спустя четверть часа он в приподнятом настроении как вихрь ворвался в кабинет своей помощницы.

— Эмма, — торопливо начал Дункан, позабыв поздороваться, — мне нужен маршрут последнего мирового турне Джейн Миллер. Не упускай ни одной мелочи, укажи все по минутам.

— Хорошо, но у тебя…

— Подготовь также информацию о ее банковских счетах: когда поступили деньги, откуда и куда переведены, хорошо? То же самое и в отношении счетов Бойда Монро.

— Я все сделаю, но к тебе…

Дункан, не слушая ее, открыл дверь в свой кабинет, залитый ярким, солнечным светом.

— Затем найди… — он остановился на полуслове, увидев, что отец и брат сидят за столом для совещаний, ожидая его появления. Дункан оглянулся на Эмму и только сейчас заметил, как она встревожена.

— Я пыталась предупредить тебя, — беззвучно, одними губами проговорила Эмма, указывая глазами на его кабинет.

Дункан кивнул и вошел к себе. В этот момент он чувствовал себя как нашкодивший мальчишка, которого ждет жестокая порка.

— Здравствуй, отец. Привет, Брэндон. Я думал, что вас еще нет в Нью-Йорке.

Тридцатидвухлетний Брэндон Ланг был на два дюйма выше младшего брата, у него были светлые волосы и голубые глаза. На его крепкой, спортивной фигуре великолепно сидел синий костюм от Армани. Брэндон лучезарно улыбался. Дункан вообще редко видел Брэндона без этой улыбки. Он знал, что благодаря ей братец может втереться в доверие к любому человеку — чем всегда он и пользовался. Как и все мужчины в их роду, Брэндон был хорош собой, но внешностью он походил на отца больше, чем Дункан.

Колби Ланг, их дорогой папаша, сидел нахмурившись. Было видно, что он крайне зол.

— Кем ты себя возомнил? Какого черта ты взялся за дело Джейн Миллер без моего разрешения? — вместо приветствия обрушился он на младшего сына.

Глаза Дункана сузились.

— Я не смог до тебя дозвониться, а упускать такое дело, которое поднимет престиж нашей фирмы еще выше, было бы непростительно глупо, — холодно ответил он.

Колби Ланг поднялся и принялся мерить шагами комнату.

— Ты успешно провалишь это дело, весь мир об этом узнает, и в каком свете ты всех нас выставишь, а? Я хочу, чтобы ты немедленно передал дело Брэндону. Повторяю — немедленно.

— Нет, — ответил Дункан, подумав, что раз уж Джейн Миллер решилась на бунт, то ему сам Бог велел не сдаваться.

— Что ты сказал? — Колби Ланг удивленно уставился на сына.

— Я сказал — нет. Отец, я взрослый человек, хотя ты считаешь, что мне все еще нужно играть в игрушки. У меня достаточно опыта, чтобы успешно завершить это расследование.

— Откуда ему взяться? У тебя нет ни малейшего представления, как вести такие дела, — презрительно бросил отец. — Ты работаешь над ним без малого два дня, а до сих пор, могу поспорить, даже приблизительно не знаешь, где может быть эта девчонка?

— Давай поспорим, но ты проиграешь, — Дункан пожал плечами. — Я знаю совершенно точно, где она сейчас и что делает.

Отец на секунду опешил.

— Так какого черта ты ее не вернул клиенту и не закрыл дело? — яростно взревел он.

— Потому что в этом деле есть кое-какие неясности, — засунув руки в задние карманы джинсов, ответил Дункан.

В свое время джинсы тоже были частью бунта против отца. Два года Колби Ланг ругался с ним по поводу его одежды, требуя, чтобы он появлялся на работе в строгом костюме. Поняв, что сын не уступит, Ланг-старший сдался.

Дункан продолжил:

— У меня возникли подозрения, что мой клиент в чем-то темнит. Мне бы хотелось все выяснить, прежде чем я ему верну Джейн Миллер.

Отец выругался.

— Уж мне ли не знать, что ты любишь делать из мухи слона? Дункан, у тебя на руках обычное дело об исчезновении человека, и тебя наняли, чтобы ты его нашел. Все просто и ясно. Ты же рисуешься передо мной и Брэндоном. Короче, верни девчонку клиенту и закрой дело. Ты понял?

— Конечно, отец, я так и собирался поступить.

— Отлично, — на ходу бросил отец, направляясь к двери. — В пять часов у меня встреча. Когда я вернусь, зайди ко мне с подробным отчетом.

Братья несколько секунд смотрели на дверь, за которой скрылся их отец.

— Ты действительно знаешь, где сейчас Джейн Миллер? — недоверчиво спросил Брэндон.

— Конечно, знаю, — недовольно пробурчал Дункан, обходя свой стол.

— Ты проделал хорошую работу, — Брэндон поднялся со стула. — Не думал, что ты справишься.

— Представь, я тоже удивился, — огрызнулся Дункан, усевшись в свое зеленое кожаное кресло, которое жалобно скрипнуло под ним.

— Я пошутил!

— Извини, Брэндон. Ты знаешь, что я очень ранимый человек, у меня нежное сердце, — никак не мог успокоиться Дункан.

— Наверное, поэтому тебе всегда доставалось все самое лучшее. И женщины тоже, — не остался в долгу Брэндон.

Дункан хмуро посмотрел на брата, стоявшего перед его столом, но перепалку продолжать не стал.

— Как твое расследование во Флориде? Ты так быстро вернулся. Неужели во всем уже разобрался?

—Да. Ничего сложного. Дело закрыто… Теперь я готов к новым приключениям.

Дункан усмехнулся и язвительно заметил:

— Мне кажется, что жить так, как живешь ты, — ужасная скука. Скажи, тебе самому не надоело то, что у тебя все выходит легко и гладко?

Улыбка на секунду исчезла с лица Брэндона, затем вновь появилась.

— Во всем есть свои плюсы и минусы.

— Ты прав. По крайней мере, отец не орет на тебя каждую секунду, он спускает собак на меня.

— Отец быстро отходит. Потерпи немного и сам увидишь.

— Два года научили меня терпению, братец.

— И теперь тобой все довольны. Поверь, Дункан.

— Кроме отца и матери. Ты знаешь, Брэндон, иногда мне обидно, что любимый сынок у них — ты.

— А мне не было обидно, когда ты развлекался, а я в это время вкалывал как одержимый?

— Ты это серьезно? — удивился Дункан.

— Конечно, — с улыбкой отозвался Брэндон. — Вспомни, сколько за эти годы ты получил приглашений от очаровательных дам и сколько я? Нечего и сравнивать.

— Да, в этом ты не зря мне завидовал, — согласился Дункан.

Усмехнувшись, Брэндон перевел разговор на другую тему:

— Послушай, Дункан, мне нужна твоя помощь. Я договорился с Арманом Жискаром о том, что наше агентство обеспечит охрану его коллекции бриллиантов. Они будут выставлены в музее Барлетта. Ты, наверное, слышал о выставке ювелирных украшений.

От изумления Дункан раскрыл рот.

— Я думал, что он наймет для этой работы охранное агентство Болдуина.

Улыбка Брэндона стала еще шире.

— Мне удалось убедить Жискара, что наша фирма надежнее.

— Но «Колангко» принципиально не обслуживала мафиози, неважно, из какой они страны.

— Всегда бывают исключения из правил.

— Все дело в рекламе?

Брэндон кивнул.

— Это очень серьезная работа и требует высокого профессионализма. Дело даже не в Жискаре и его связях, а в том, что не каждый день в нашей стране выставляются украшения Екатерины Великой, оцениваемые в миллион долларов, и не каждый день выпадает возможность получить работу по их охране. Мне не сразу удалось уговорить отца — поначалу он был против. Отец согласился только сегодня после того, как я ему объяснил, что американцы и знать-то не знают, что Арман Жискар — крестный отец французской мафии, но зато они знают, кто такая Екатерина Вторая. Все будут говорить только о ней и о ее бриллиантах. Это станет отличной рекламой для «Колангко».

Он откашлялся и продолжил:

— Всей операцией по охране бриллиантов, с момента прибытия коллекции в Нью-Йорк, буду руководить я. Однако есть некоторые сложности. Жискар согласился на наши услуги только сегодня утром. Бриллианты доставят в четверг, а в пятницу уже открывается выставка. Я буду по горло занят, поскольку мне предстоит разобраться с системой сигнализации в музее. Она ненадежна, устарела лет на десять. В сжатые сроки нужно будет установить новую охранную систему. Только тогда мы сможем быть уверенными, что с бриллиантами ничего не случится. Мне придется работать днем и ночью. Поэтому я решил обратиться к тебе за помощью. Если бы ты взялся за разработку надежного маршрута, по которому следует перевозить драгоценности в музей после того, как их на частном самолете доставят в аэропорт, ты бы очень меня выручил.

Дункан был не просто удивлен — он был ошеломлен таким предложением. Впервые за все время его работы в агентстве предложили серьезное, ответственное дело. Он даже не знал, как благодарить Брэндона, который в этот момент казался ему Санта Клаусом, сделавшим ему сказочный подарок на Рождество. Старший брат редко о чем-либо его просил.

— Конечно, — будничным тоном ответил Дункан, сдерживая волнение. — О чем разговор? Буду рад тебе помочь. Пришли всю информацию Эмме. Я займусь этим делом сегодня же вечером.

— Отлично, большое спасибо, — Брэндон вышел из его кабинета, небрежно махнув рукой на прощание.

Дункан с довольным видом откинулся на спинку кресла, шумно выдохнув воздух. Теперь у него все будет в порядке. Дело Джейн Миллер представлялось ему той первой ступенькой, с которой он начинает свое продвижение вверх по иерархической лестнице семейной фирмы «Колангко». Дункан взглянул на часы — они показывали половину четвертого. Для ленча было поздновато, а для ужина еще рано. Отец вернется в контору не раньше семи.

Дункан вышел из своего кабинета и предупредил Эмму:

— Брэндон должен прислать кое-какую информацию о бриллиантах Жискара. Как только она будет у тебя, отправь ее ко мне домой. Сделаешь?

— Конечно, — заверила его Эмма. — Ты собираешься вернуть бедную мисс Миллер Бойду еще до того, как я проверю банковские счета и дам тебе маршрут их мирового турне?

— Ты же слышала, что сказал отец, — кисло ответил Дункан, направляясь к лифту.

Около половины пятого Дункан вошел в Брайнт-парк. Чтобы найти Харли, ему не пришлось даже сверяться с радиомаячком, который он незаметно установил на корпусе ее усилителя. Он просто шел, и ноги сами привели его туда, где она сидела на деревянной скамейке в тени деревьев, что-то наигрывая на новой гитаре. Дункан заметил перед ней на земле маленький портативный магнитофон, на который она записывала свою музыку, и, естественно, группу людей, собравшихся ее послушать.

Харли даже не попыталась скрыться, а ведь она его слезно умоляла, чтобы он ее отпустил. Итак, она не удрала и сдержала свое слово. Дункану такая честность понравилась.

Конечно, не следовало бы ему сюда приходить, поскольку забот у него сейчас хватало. Например, он бы мог спокойно заниматься маршрутом транспортировки бриллиантов Жискара. На его составление потребуется немало времени, и Дункан это знал, но все равно пришел в парк. Когда он, сидя за столиком, ел свой поздний ленч, то понял, что не может думать ни о чем другом, а только о судьбе Харли. Ему вновь захотелось ее увидеть. Он побоялся ответить на вопрос, почему его к ней тянет. Так или иначе, он пришел в парк.

Он ее нашел, но, увидев, что она полностью увлечена игрой на гитаре и никого вокруг себя не замечает, не стал ее беспокоить. Ведь для нее сейчас гораздо важнее насладиться одиночеством и своей музыкой. Дункан уселся на скамейку, стоявшую чуть в стороне от толпы слушателей, и стал наблюдать за Харли.

Она не была красавицей в классическом смысле. Дункан не сказал бы даже, что она очень уж мила. Однако в ней было какое-то неуловимое очарование. Ему в ней нравилось все: новая прическа, глаза, скрытые цветными линзами, и едва заметные веснушки на лице, которые раньше всегда были скрыты под слоем грима. Сейчас он всей душой завидовал гитаре, которая покоилась на ее бедре, и струнам, которые она перебирала тонкими пальцами. У нее были красивые руки, сильные и изящные.

«Должно быть, приятно ощущать, как они тебя ласкают», — подумал Дункан.

В ней была какая-то скрытая, внутренняя красота, которая делала ее удивительно привлекательной. Наконец Дункан понял, что причина в ее необычайной одухотворенности. Именно в ней! Его собственный внутренний мир долгое время оставался безразличным ко всему тому, что его окружало. Дункана ничего не волновало: он не испытывал страстей, душевных переживаний и видел мир только в серых тонах.

Сейчас на лице Харли отражались все чувства, которые она испытывала, импровизируя на гитаре. Вокруг нее царила особая атмосфера. Люди, казалось, были загипнотизированы стремлением к свободе и искренностью, сменой чувств, рожденных в ее душе. Как Бойд ни старался все эти девять лет убить в ней любовь к рок-музыке, ему это не удалось.

Дункан никогда не подозревал, что может внезапно кого-либо возненавидеть. Он думал, что для этого сильного чувства нужны веские основания. Но оказалось, что возненавидеть Бойда Монро очень даже просто — достаточно о нем просто вспомнить. Энни Мэгвайр сказала, что все это время Бойд хотел убить душу Харли. Дункан подумал, а разве он в течение двух лет не то же самое вытворял со своей душой? Может, внутри его живет свой маленький, черный Бойд Монро, который завладел его, Дункана, душой?

Никогда раньше Дункан об этом не задумывался. Может быть, потому, что он не знал, что такое настоящая жизнь, не испытывал тех чувств, которые сейчас сжимают его сердце? Только сейчас он начал понимать, чего был лишен. Вот Харли знает, что такое настоящие чувства, а он — нет. Она любит жизнь, дорожит своей свободой и будет за нее бороться.

Однако Дункан понимал, что сейчас видит перед собой не певицу, ставшую кумиром для поклонников поп-музыки, и не Джейн Миллер, которую девять лет продержали в золотой клетке, а ту Харли, которая в свое время воевала с матерью, а затем долгие годы терпела невыносимого Бойда Монро. Ту, которой так предана Энни Мэгвайр. Перед ним была Харли, которая поняла, что такое свобода, и только-только начала расправлять свои крылья, почувствовав вольную жизнь, которую Дункан у нее скоро отнимет.

Ему стало не по себе. Поняв, что вряд ли он сможет себя уважать после того, как отвезет ее Бойду, Дункан поежился. Харли заслуживает лучшей участи. Она должна жить своей жизнью, а не сидеть взаперти. Он сам прекрасно знал, что жизнь отравлена, если тебе кто-то диктует свои условия. Последние два года его родственники постоянно упрекали его в разных грехах — действительных и мнимых. Может, ему тоже надо бросить все и бежать куда-нибудь без оглядки? Но куда? Раньше он всячески стремился удрать из дома, который считал самой настоящей тюрьмой. В юности Дункан был уверен, что жизнью надо наслаждаться, прожить ее в свое удовольствие. Эту идею он начал осуществлять, еще когда учился в старших классах школы, а продолжил — в колледже. И школу, и колледж он закончил с трудом. До того как отец принял его в известное по всей стране охранное агентство «Колангко интернэшнл» и выделил ему маленький, угловой кабинет в своей конторе, он несколько лет вел беззаботную жизнь, развлекаясь то в Нью-Йорке, то на побережье. У него было много женщин, он злоупотреблял спиртным, но никакого удовлетворения все это не приносило. Ему нравилась богемная жизнь. Дункан понял, что подобными «подвигами» лавров в родном семействе ему не снискать. Кроме того, он почувствовал себя пресыщенным такой жизнью.

Нет, Дункан не отрицал, что ему приятно было проводить время в обществе графини Пишо или красотки Рильке, но их отношения были кратковременными, и вскоре он в них разочаровался. В двадцать семь лет Дункан пришел к мысли, что пора разобраться в себе и в том, чего он добился в жизни. Поняв, что ровным счетом ничего не достиг, он обиделся на судьбу. У него не было строгих моральных принципов, он вел праздную, бесцельную жизнь. А главное, он чувствовал себя очень одиноким.

Наконец он понял, что нужно для выхода из душевного кризиса: надо распрощаться с беспорядочной, разгульной жизнью и пойти по стопам отца и брата. Родители всегда твердили, что Брэндон — хороший, послушный мальчик и что ему во всем надо брать с него пример. Естественно, Дункана эти слова задевали за живое и он не обожествлял старшего братца. С раннего детства он всячески противился родительской воле и проявлял свой непокорный характер. Когда ему стукнуло двадцать семь, Дункан задумался — может, Брэндон и вправду поступал правильно, слушаясь отца с матерью?

Прослезившись после очередной выпитой бутылки «Дом Периньон», он пришел с покаянием к родителям и воззвал к их милости, пообещав, что будет себя вести примерно, к спиртному больше не притронется, договорился даже до того, что примет обет безбрачия, если это от него потребуют, пусть только отец даст ему место в их семейной фирме.

Отец принял его на работу, хотя никто в доме не поверил в искренность его обещаний. Ему поручали до обидного простые дела, не требующие ни знаний, ни ответственности. Отец боялся, что, доверь Дункану серьезное расследование, он тут же наломает дров, а рисковать безупречной репутацией фирмы не хотел. Он продолжал считать, что его младший сын останется вечным дилетантом и ленивым балбесом.

Через год вся эта рутинная работа, которую на него вешали, ему страшно наскучила и стала вызывать у него отвращение, а через два года Дункан просто взвыл от такой жизни. Однако он стойко выполнял все, что наобещал, полагая, что его упорство будет вознаграждено и отец изменит свое мнение, признав в нем равноправного партнера.

Он даже покорно встречался с теми женщинами, которых ему периодически подыскивали отец с матерью в качестве потенциальных жен. Но родители продолжали считать его неудачником и относились к нему с пренебрежением.

Наблюдая сейчас за Харли, Дункан понял, что эти два года жизни прошли впустую.

Он был разочарован. Он подумал, что никогда не испытывал настоящей радости, как, например, Харли, играющая сейчас на своей новой гитаре. Разве был он счастлив, когда сжимал в объятиях красавицу Рильке? Разве что назвать счастьем его ежедневный в течение двух лет приход на работу?

Может, ему вообще не суждено узнать, что такое счастье? Дункан подумал, что даже бегство ему бы сейчас не помогло, потому что он не знал, куда бежать от скучной, серой жизни, которую вел. Работа ему не доставляла радости. Завести знакомство, обручиться, а затем жениться — этой участи он боялся и старался ее избежать. Так что же делать?

Тени в парке начали удлиняться, солнце клонилось к закату. Он вновь посмотрел на Харли. Только благодаря ей досталось ему дело, которое впервые за два года работы заставило его напрячь мозги. Сейчас, быть может, ему удастся доказать отцу, что он не такой уж и плохой работник. Возможно, это дело расшевелит и его самого, его чувства, дремавшие столько лет. А может, глядя на счастливую Харли, он наконец поймет, чего ему самому не хватает в жизни для счастья? Может, она поможет изменить его жизнь?

Дункану нравилось наблюдать за Харли. Ему нравилось смотреть на ее тонкую, точеную шею, и больше всего на свете он сейчас хотел ее поцеловать.

Внезапно он понял, что чересчур увлекся. «И думать об этом не смей, Дункан, — приказал себе он. — Сейчас не подходящее время для грешных мыслей. А помимо прочего, ты должен заботиться о своей профессиональной чести».

Но какие бы верные советы ни подсказывал ему разум, со своими чувствами и эмоциями он ничего не мог поделать.

Поднявшись со скамьи, Дункан достал из кармана пластинку жвачки и отправил ее в рот. К этому времени Харли закончила игру и сейчас бережно убирала гитару в футляр. Он неспешно направился к ней. Все обдумав, Дункан принял решение — он не подчинится приказу отца. Пусть тот рвет и мечет сколько его душе угодно — он все сделает по-своему. Дункан так решил не потому, что ему стало жаль Харли, а потому, что он дал ей слово.

Он уже представил, какой разнос ему устроит отец, но обещание он нарушать не будет. Он отвезет Харли в «Ритц» только в полночь, как и говорил, а затем составит для отца отчет о расследовании. Тот, ясное дело, останется доволен его работой, когда узнает, что у Бойда Монро нет претензий к их агентству, а там, глядишь, и в его карьере наметятся перемены к лучшему.

— Вы готовы?

Харли только что закрыла футляр. Подняв голову, она увидела улыбающегося Дункана Ланга.

— Да, — она вскочила на ноги. Склонившись над усилителем, Харли не могла видеть, как занервничал Дункан Ланг. Но тут до нее дошло, что он отыскал ее в парке благодаря какой-то хитрости. Продолжая отключать шнуры, она удивленно проговорила:

— Объясните, как вы тут оказались? Мы же договорились встретиться в отеле. — Тут она заметила на задней стенке усилителя черный квадратик. — Что это? — растерянно проговорила Харли, сняв микроустройство. Выпрямившись, она его внимательно изучила: — Да это же похоже на радиомаяк! Вы поставили «жучка»?

— Ну… — неопределенно протянул Дункан, стараясь скрыть смущение. Харли взорвалась.

— Я дала вам слово, что вечером вернусь в отель. Как вы посмели шпионить за мной?

— Профессия у меня такая. Не очень-то я верю людям на слово, — принялся оправдываться Дункан, изобразив на лице виноватую улыбку.

— Убирайтесь! Оставьте меня в покое! — возмущенно воскликнула Харли, сильно толкнув его в грудь.

Дункану пришлось отступить на несколько шагов назад.

— Мисс Миллер, поставьте себя на мое место… — начал оправдываться Дункан.

— И слушать вас не хочу, — перебила его Харли. Тем не менее Дункан продолжил:

— Вы были в отчаянном положении, я видел, как вам тяжело. В таком состоянии вам могло прийти в голову все что угодно. К примеру, вы могли подумать, что ваше обещание вернуться вечером в отель необязательно, поскольку я вырвал его у вас под угрозой. Как бы вы тогда поступили? Я думаю, вы взяли бы свое обещание обратно, а меня бы об этом не известили. Затем вы бы сели на самолет и… и вот вы уже в Бразилии, а я остался в дураках.

— Я вас презираю, — охваченная негодованием, Харли подхватила футляр. — Жалкий и ничтожный человечишка! Таких я еще не встречала.

Взяв в другую руку усилитель, она вскинула голову и решительно направилась к выходу.

Догнав ее, Дункан пристроился сбоку, продолжая заливаться соловьем.

— На самом деле вы ошибаетесь. Сейчас я лезу из кожи вон, только чтобы понравиться вам. Вы непременно должны со мной познакомиться поближе.

— С чего это вдруг? Не имею ни малейшего желания.

— Когда я приходил на вечеринки, народ обычно радовался моему появлению, потому что я всегда был душой общества, так сказать, гвоздем программы.

— Оставшиеся часы до полуночи вы будете гвоздем в… я бы сказала где!

— Меткое сравнение. Во время интервью вам такое не удается. — Дункан восхитился ее отповедью. Выйдя из парка, они направились в сторону Шестой авеню. Дункан продолжал: — Похоже, за два дня вы в этом продвинулись.

Дрожа от негодования, Харли резко остановилась и встала как вкопанная. Набрав в грудь побольше воздуха, она пронзительно закричала. Прохожие с любопытством на нее оглядывались, но никто не остановился и не подошел выяснить, в чем дело.

— Полегчало? — вежливо поинтересовался Дункан.

— Значительно, — буркнула Харли и быстрым шагом пошла дальше. Ей действительно стало лучше после того, как она дала волю чувствам. — Ну хорошо, теперь вы убедились, что я никуда не сбежала, что по-прежнему нахожусь в Нью-Йорке, почему бы вам не оставить меня в покое и не отправиться плести паутину вокруг следующей жертвы?

— Увы, не могу.

— Почему, черт побери? — возмутилась Харли.

— Потому что электронные средства слежения вызывают у вас раздражение, — улыбнулся Дункан.

— Что дальше?

— Дальше? Если электроника бездействует, то остается только одно: лично следить за вами.

— Да сколько же вы будете меня донимать?

— Мы договорились, что вы можете свободно распоряжаться своим временем до полуночи. За оставшиеся часы мне бы хотелось кое-что выяснить в отношении некоторых вещей. Вы в числе тех людей, которым я бы хотел задать несколько вопросов. Как я смогу это сделать, если вас не будет рядом?

— Это не входило в наш договор!

— Ничего не поделаешь — теперь такая необходимость возникла.

Харли почувствовала себя обезоруженной, поскольку совсем не умела спорить.

— Если я правильно поняла, вы не отстанете от меня до полуночи, так?

— Скорее всего вы правы.

— Повезло мне, ничего не скажешь, — пробормотала Харли. Ей совсем не понравилась перспектива провести вечер в обществе этого скользкого двуличного типа.

— Зачем вам магнитофон? — поинтересовался Дункан. — Надиктовали завещание на случай смерти?

— Записывала новую музыку.

— Вы шутите? Так быстро сочинили?

Харли смутилась. Ей показалось, что он радовался за нее вполне искренне.

— Я думаю, что мне повезло случайно. Наверное, все дело в новой гитаре.

— Или в новой одежде, или во вчерашней пьесе в театре Ричарда Роджерса, на которой вы побывали? Или все дело в чизбургерах, которые вы теперь можете себе позволить в любое время?

Харли остановилась и внимательно посмотрела на Дункана.

— Да вам известен каждый мой шаг, как я посмотрю.

— Этим я зарабатываю на жизнь и, кстати, неплохо.

— А почему вы не взяли меня еще вчера?

— Потому что вчера вы постоянно опережали меня на один шаг. Мне действительно пришлось поломать голову, прежде чем я понял, где вас искать. А ваша хитрость в отеле «Ройал» просто бесподобна!

Харли было приятно слышать его похвалу.

— Спасибо. А как вы догадались, что я пойду в музыкальный магазин?

— Музыка была причиной вашего бегства, правильно? Гитару вы с собой не взяли, а какой музыкант, влюбленный в рок, сможет прожить хоть день без музыки? — он пожал плечами и продолжил: — Мне такие неизвестны. В любом случае, вы должны были появиться в этом магазине, хотя бы для того, чтобы просто посмотреть на инструменты. — Его логика сразила Харли.

— Большинство людей до этого не додумалось бы.

— Сами видите, что я не отношусь к этому большинству.

— Это точно.

Когда Дункан улыбнулся, Харли поняла, что ее первое впечатление о нем было самым верным: у него действительно очень обаятельная улыбка. Да и вообще он ей нравился. Она едва было не улыбнулась ему в ответ, но вовремя спохватилась — мало ли вокруг симпатичных парней с обворожительной улыбкой.

— Проголодались? — спросил Дункан, когда они вышли на Шестую авеню.

При упоминании о еде в желудке Харли заурчало так громко, что, наверное, было слышно даже в соседнем квартале.

Дункан рассмеялся.

— Можете не отвечать, все и так ясно.

— Я забыла про ленч, — покраснела Харли. — Из-за музыки я совершенно забываю о еде.

— Давайте я вам помогу, — Дункан взял у нее усилитель и магнитофон. — Нам надо заехать в отель и там все это оставить. Затем мы где-нибудь пообедаем. Я угощаю.

— Это будет платой за то, что я должна провести с вами весь вечер? — съязвила Харли.

— Нет. Просто дело в том, что встречаться с Бойдом Монро лучше на полный желудок — так легче вынести его общество.

Харли обескураженно на него посмотрела. У нее создавалось впечатление, что Дункан Ланг ведет себя очень странно: он собирается отдать ее в лапы Бойда и в то же время относится к ее менеджеру с той же неприязнью, что и она.

Дункан решил поймать такси. Встав на краю тротуара, он поднял руку и свистнул. Через секунду перед ним с визгом затормозил желтый автомобиль. Он открыл дверцу для Харли и только затем погрузил ее вещи в багажник. Харли успокоилась, когда увидела, что с ее гитарой Дункан обращается так же осторожно, как она сама. Захлопнув багажник, он уселся на заднем сиденье рядом с ней и приказал водителю ехать в «Хилтон».

Когда машина тронулась с места, он сказал:

— Мне кажется, что «Стратокастер» и вы просто созданы друг для друга. Для вас это идеальная гитара.

— Я тоже так считаю. Но Бойд запрещает мне и думать об электрогитарах, — пожаловалась Харли, чувствуя, как в ней вновь растет отчаяние.

— Вы же взрослый человек — вам двадцать шесть лет. Заявите Бойду о ваших правах, и пусть он катится ко всем чертям.

Харли удивленно посмотрела на Дункана и поняла, что тот искренен. Решив, что самое время еще раз попытаться с ним договориться, она перешла в наступление:

— Вы не должны отдавать меня в лапы Бойда сегодня.

— Нет, должен.

— Но почему?

— Потому что это моя работа. Кроме того, мне надо кое-что доказать.

— Кому?

— Всем, — с горькой усмешкой ответил Дункан. В этот момент он себя ненавидел.

До самого «Хилтона» они больше не разговаривали. Расплатившись с водителем, Дункан вышел из такси и выгрузил из багажника вещи Харли.

— Я вас подожду здесь, внизу, — сказал он, избегая встречаться с ней взглядом.

Пройдя через вестибюль, Харли вошла в лифт. Пока лифт поднимал ее на семнадцатый этаж, она невидящими глазами смотрела на телевизионный мини-экран на передней панели кабины. Компания Си-эн-эн передавала последние новости о курсах акций, но, погруженная в свои невеселые размышления, Харли к ним не прислушивалась. Ее мысли постоянно возвращались к Дункану Лангу.

Утром он поставил ей «жучка» на усилитель, чтобы она от него не сбежала, а сейчас отпустил одну, хотя теперь удрать от него проще простого. В «Хилтоне» полно запасных выходов, через которые при желании всегда можно выйти незамеченной. Действительно, вот уж непредсказуемый, непонятный тип.

Очутившись в номере, она и здесь ощущала его незримое присутствие, хотя их разделяли семнадцать этажей. И это ей действовало на нервы. Она остановилась перед шкафом, мучительно раздумывая, что бы ей надеть для ужина в ресторане. Дункан был в обычной одежде, поэтому она решила, что тоже оденется попроще. В конце концов Харли остановилась на коротком красном платье с открытыми плечами, цветом напоминающим огни неоновой рекламы. Повертев в руках золотой кулон, с которым никогда не расставалась, Харли повесила его на шею. Встав перед зеркалом, она принялась причесываться. До сих пор она не могла привыкнуть к своей новой прическе и к новому цвету волос.

Когда она жила у себя в Оклахоме, у нее вечно не хватало денег на парикмахерскую. Ей хотелось хотя бы раз в месяц подравнивать волосы, но тогда она экономила на всем. А так как желание носить короткие волосы, которые к тому же очень быстро отрастали, было непреодолимым, она научилась подрезать их сама.

Харли вспомнила об этом, когда сбежала от Бойда из «Ритца». Уже через час она собственной рукой безжалостно срезала свои шикарные, длинные ярко-рыжие волосы. Вот уж обозлится Бойд, когда увидит ее короткую прическу! Харли рассмеялась, представив себе его растерянную физиономию.

Больше никто не заставит ее носить длинные волосы, даже Бойд, когда придется к нему вернуться. Раз в месяц она сама будет их подравнивать, поскольку прекрасно умеет управляться с ножницами.

Сунув в миниатюрную сумочку на длинном ремне немного денег и магнитную карточку от двери номера, Харли вышла из комнаты и вызвала лифт. Спустившись вниз и пройдя через холл, она вышла из гостиницы. До нее донеслось тихое, восторженное восклицание Дункана Ланга:

— Ух ты! — Он стоял, прислонившись спиной к такси, и, скрестив на груди руки, не сводил с нее восхищенного взгляда.

Харли смутилась и покраснела. Она и не помнила, когда последний раз мужчины на нее смотрели с таким восхищением. Наверное, это было еще в школе. Поскольку Харли не умела кокетничать, то находилась сейчас в затруднительном положении, не зная, куда спрятать глаза и что сказать.

— Бойд Монро настоящий преступник. Он столько лет скрывал вашу красоту, наряжая вас в эти широкие, свободные платья, больше похожие на балахоны. — Дункан открыл дверцу машины. — Как вы относитесь к итальянской кухне? — спросил он, пожирая ее взглядом.

— Очень хорошо отношусь, — ответила Харли, усевшись в такси. — Только Бойд мне запрещает даже думать о спагетти и острых приправах. От них, видите ли, портится фигура!

— Не удивительно, что вы охладели к вашей музыке, — усмехнулся Дункан, сев рядом с ней, и продолжил свою мысль: — Вы были лишены даже такой маленькой радости, как вкусная еда. Ничего, мы это дело поправим: сейчас вы оцените лучшие блюда итальянской кухни.

Впервые за все время их знакомства Харли улыбнулась.

— Иногда, мистер Ланг, мне нравится ход ваших мыслей.

— Пожалуйста, зови меня просто Дункан. «Мистер Ланг» у меня сразу ассоциируется с отцом, — он поморщился. — Если я буду ежеминутно о нем вспоминать, для меня этот вечер будет испорчен. Договорились? Я заказал столик в «Торре-ди-Пиза». Ты не против?

— Прекрасный выбор, — Харли кивнула. — Недавно в каком-то журнале я прочитала хвалебный отзыв об этом ресторане. Я даже собиралась его включить в список тех мест, которые надо непременно посетить.

Дункан дал адрес водителю и повернулся к Харли.

— В какой список?

Харли достала из сумочки маленький ежедневник и протянула его Дункану. Машина тем временем тронулась. Дункан безо всякого интереса начал просматривать страницы, но когда дошел до маршрута, который Харли наметила на время отпуска, его глаза восхищенно засверкали. Правда, она не поняла, чему тут восторгаться — она просто наметила, что должна успеть, расписав все по дням и часам.

— Ты хорошо все продумала, — сказал Дункан, возвращая блокнот.

— У меня было у кого поучиться, — ответила Харли, спрятав ежедневник в сумочку. — Бойд Монро просто с маниакальной тщательностью и подробностью составляет график работы. Мне же хотелось сделать свои каникулы запоминающимися, радостными и веселыми.

— Никогда не думал, что веселиться можно по схеме. — Лицо Дункана помрачнело. — Я уже забыл, что такое веселье.

Десятью минутами позже они уже были в «Торре-ди-Пиза», на 44-й Западной улице. Изящные, с изогнутой спинкой кресла, в которых они расположились за столиком напротив открытой кухни, оказались на редкость удобными. Легкий наклон стен создавал эффект Падающей башни. В ресторане было очень уютно, но Харли никак не удавалось расслабиться. Последний раз она была в ресторанчике в Свит-Крике со знакомым парнем, когда ей исполнилось семнадцать. Тот пригласил ее в придорожную закусочную, где они съели по гамбургеру, выпили по молочному коктейлю, после чего отправились в кино и, прямо не выходя из машины, под открытым небом посмотрели какой-то боевик. Харли не запомнила, о чем был фильм, потому что большую часть времени они целовались и обнимались, отнюдь не невинно.

Сейчас Харли находилась в шикарном итальянском ресторане, в фешенебельной части города, а перед ней сидел Дункан Ланг, который даже отдаленно не напоминал того желторотого нахального парня. Внезапно догадавшись, что в вопросах плотской любви Дункан очень и очень искушен, она покраснела, а чтобы скрыть смущение, уткнулась носом в меню. Ей, двадцатишестилетней девице, было не под силу выдержать пристальный взгляд утонченного соблазнителя женских сердец, современного Дон-Жуана.

— А почему у тебя такое имя — Харли? — спросил Дункан.

— А? — смутившись, она оторвала взгляд от меню.

— Почему родители тебя назвали Харли?

— Отец меня так назвал в честь марки своего любимого мотоцикла «Харлей-Дэвидсон». И я благодарна ему за то, что он не окрестил меня «Доджем».

Дункан едва удержался, чтобы не рассмеяться. Он просто улыбнулся, но этим только окончательно ее смутил. Харли уже давно заметила, что обаятельная улыбка — его самое эффективное оружие.

Перед их столиком бесшумно появился официант. На нем были черные широкие брюки, белоснежная рубашка и ярко-красный жилет. Он принес им аперитив, заказанный Дунканом. Расставив бокалы, официант с бесстрастным лицом принял бесконечно длинный заказ Харли. Он ни разу не улыбнулся, пока она с отчаянием приговоренного к смерти перечисляла блюда, которые бы хотела попробовать перед тем, как навсегда забудет о свободе. Для начала она заказала жаренные в масле артишоки с тонкими длинными дольками сладкого перца и экзотический овощной салат под лимонным соусом, затем суп из мидий, приправленный шафраном, с гренками.

Воодушевленная одобрительной улыбкой Дункана, она заказала себе различные виды спагетти — ригатони и феттучине по-деревенски, а также ра-виоли с цыпленком и помидорами. Она даже согласилась выпить красного вина, хотя за последние девять лет спиртного не выпила ни капли, поскольку Бойд Монро считал, что имидж Джейн Миллер несовместим с алкоголем.

— А теперь, — Дункан откинулся на спинку кресла, когда официант ушел выполнять их заказ, — расскажи о себе.

— Ты ведь у нас Шерлок Холмс, — язвительно заметила Харли. — Не ты ли говорил мне, что тебе известен каждый мой шаг?

— Это действительно так, — самодовольно проговорил Дункан. — Та информация, что я собрал, содержит только голые факты, а я хотел бы побольше узнать, что ты думаешь о своей жизни сама.

— Да ну?

— Да-да, мне это действительно интересно. Расскажи мне об отце. Я знаю, что он ушел от вас с матерью, когда тебе было всего два года. Должно быть, трудно расти без отца?

— Нет. Без него матери стало гораздо спокойнее и лучше. Он был несерьезным человеком.

Воспоминания о последней встрече с отцом болью отозвались в ее сердце. Чтобы не встречаться с пристальным взглядом Дункана, Харли поспешно схватила стакан и отпила глоток воды.

— Да, однажды мы встретились. Мне было тогда восемнадцать лет. Мой второй альбом уже вошел в чарты. Отец заявился ко мне, чтобы посмотреть, нельзя ли ему чем-нибудь у меня поживиться. Я не дала ему ни цента и выставила за порог. С тех пор мы больше не виделись.

— Вот бы мне так разобраться с моими дорогими родственничками, — позавидовал ей Дункан. Харли усмехнулась.

— Я еще ни разу не слышала, чтобы ты сказал хоть одно доброе слово о своей семье. Ты их не любишь?

— Мне тяжело с ними. У всех у них непростой характер, — со вздохом признался Дункан. — У нас в семье роли распределяются следующим образом: мой брат для меня — это образец для подражания, с него я должен брать пример; мать вечно занята устройством светских раутов; а отец до сих пор видит во мне восьмилетнего шалопая, которому каждый вечер нужно давать взбучку. Нет, это они меня не любят, а я плачу им той же монетой.

— Да, тебе не позавидуешь, — посочувствовала ему Харли. — Мне было легче — я всегда знала, что мать меня любит. Иногда мы с ней ссорились, она на меня злилась, но как бы там ни было, я всегда знала — она меня любит.

— А почему вы с ней ссорились?

— Да потому, что я доставляла ей одни огорчения.

— Как это?

— Она хотела, чтобы я не была той сорвиголовой, какой росла.

— Я догадываюсь, кого мечтала из тебя сделать твоя мать: она хотела, чтобы ты стала Джейн Миллер, — тихо произнес Дункан.

Харли намазывала масло на хлеб, когда услышала эти слова. Она подняла голову и встретила его теплый, сочувствующий взгляд. Сердце екнуло у нее в груди. Неужели он все понял?

— Да. И самое смешное во всей этой истории, что ее дочь стала Джейн Миллер.

— Ужасно, — помолчав, сказал Дункан. — Похоже, что для наших родителей мы пропащие дети.

Харли удивилась:

— Ты-то что натворил? Или ты на них в обиде, что они тебя не пустили играть в «Грэйтфул Дэд»?

Дункан покачал головой.

— Нет, все гораздо хуже. Когда я подрос, мне стало казаться, что жизнь — это одно только наслаждение и что нельзя упускать шанс и отказываться от удовольствий, которые выпадают на твою долю. Ну я и старался не упустить их. Моя жизнь превратилась в вечный праздник. Ты, наверное, не представляешь, что перед тобой сейчас сидит не кто иной, а настоящий плейбой Запада.

— Почему же, — скромно заметила Харли, — я догадалась.

— Правда? А как?

Ее щеки вновь предательски покраснели.

— Женская интуиция. Выходит, если я правильно поняла, что, в то время как я до хрипоты в горле вкалывала на студии звукозаписи и выкладывалась до последнего на концертах, ты всячески наслаждался жизнью, проводя ее в развлечениях и пирушках, так?

— Получается, что так. Мне казалось, что, ведя такую жизнь, я добьюсь успеха в обществе, но… — тут он как-то странно посмотрел на Харли, — …я ошибся. — Дункан принялся нервно отщипывать от хлеба маленькие кусочки и скатывать их в шарики. — Оказалось, что в один прекрасный день вечный праздник может наскучить.

— Не спорю, — кивнула Харли. — Однообразие утомляет, особенно если не надо думать и искать что-то новое.

Дункан замер в изумлении — она словно читала его мысли.

— Именно. Я вернулся в отчий дом, отец мне дал место в его агентстве, и с тех пор я несу свой тяжкий крест во искупление прежних грехов. Так что наши судьбы кое в чем схожи.

— Да, но я сейчас на коне, у меня образцовая репутация, — заметила Харли.

— Действительно?

— Ты что, забыл, что для всех я Джейн Миллер, — Харли сжала правый кулак. — Обо мне только и говорят, какая я хорошая. Бойд мною доволен, поклонники в восторге, мать на меня не нарадуется. — Ее руки задрожали. — А мне просто тошно и с каждым днем становится все хуже. Иногда, чтобы дать выход чувствам, накопившимся в душе за девять лет, мне хочется закричать на весь мир — смотрите, я совсем другая!

— А что тебе мешает так поступить? — тихо спросил Дункан. — Сегодня, когда я слушал твою игру в парке, я понял, что у тебя все получится.

— Все эти годы я делала то, что мне не нравилось, — злясь на себя, продолжила Харли. — Я стала звездой эстрады, но я никогда не хотела ею быть. Моя жизнь — это совсем другая музыка: это рок-н-ролл. Я каждый день думаю только об этом — и когда работаю, и когда отдыхаю. Даже во сне я пою совсем другое. Кто бы мне объяснил, каким образом Бойду Монро удалось превратить меня в безвольную куклу?

— Иногда человек вынужден подчиняться обстоятельствам. Посуди сама, ты жила в маленьком, забытом Богом городке, тебе было всего семнадцать лет. В таком возрасте очень трудно сделать свой собственный выбор в жизни.

Харли смахнула с глаз непрошеные слезы. Она совсем не ожидала, что Дункан Ланг, в котором она видела врага, проявит столько сочувствия и понимания.

Вернулся официант. Он начал снимать с подноса блюда и расставлять их на стол. Перед Харли появилась глубокая тарелка с дымящимся супом, одно блюдо с салатом, другое с обжаренными артишоками. Дункан заказал себе печеных кальмаров, овощной салат и луковый суп. Вновь наполнив их бокалы темным красным вином, официант ушел.

— Пахнет божественно, — сказала Харли, вдыхая аромат, распространявшийся от расставленных блюд.

— На вкус это не хуже, — заверил Дункан.

— Ты уже бывал здесь? — поинтересовалась Харли.

— Один раз. Вместе с девушкой с Лонг-Айленда, которую мне прочили в жены отец с матерью. Лишь благодаря великолепной кухне я вытерпел ее общество до конца обеда. По-моему, пора отведать то, что нам принесли.

Некоторое время они наслаждались едой, затем молчание прервал Дункан:

— Мне кажется, что все эти девять лет ты просто не верила в себя и недооценивала свои силы, — сказал он, цепляя на вилку кусочек кальмара. — Фактически ты стала пленницей, которую Бойд упрятал в башню из слоновой кости. С другой стороны, попав в Нью-Йорк, ты решилась на отчаянный поступок. Знаешь, не многие из известных звезд шоу-мира, окажись в твоем положении, отважились бы поставить под удар свою карьеру.

— Я совсем не была уверена, что из этой затеи у меня выйдет что-нибудь хорошее.

— А сейчас?

Харли медленно помешивала в супе ложкой.

— Сейчас мне кажется, что я смогла бы обойтись без Бойда.

— Но ты в этом до конца не уверена?

— Чтобы разобраться, я и сбежала от него, устроив себе маленькие каникулы. Ты же помнишь, как в сказке Трусливый Лев отправился на поиски своей храбрости.

— Я помню и другое. Когда он пришел к волшебнику просить храбрости, тот сказал, что львы отважны и смелы от природы, только об этом не догадываются, — сказал Дункан.

— Ты думаешь, у меня хватит сил доказать всем, что я способна на большее?

— Да. Энни Мэгвайр была права, когда сказала, что ты сильная и отважная, раз Бойду за девять лет так и не удалось тебя сломить.

— Ты говорил с Энни? — удивилась Харли.

— Встречаться и разговаривать с людьми — моя работа.

— Ну и что ты выяснил?

— Пока ничего конкретного, но как только я что-нибудь узнаю, сразу же тебе сообщу.

Такая неожиданная откровенность сбила Харли с толку. Вообще-то, если говорить честно, то Дункан казался ей состоящим целиком из загадок и неожиданностей. Он был полон противоречий, хотя поначалу, из-за его обезоруживающей, обаятельной улыбки, у нее сложилось иное впечатление.

— Не понимаю, чего ты добиваешься. Ты собираешься вернуть меня Бойду. Как только я к нему попаду, на этой истории можно поставить точку. Разве я не права?

— Отчасти, — отпив глоток вина, произнес Дункан. — Видишь ли, я теперь не успокоюсь, пока не выясню кое-какие обстоятельства. В этом деле мне многое не ясно.

— Продолжать расследование просто бессмысленно.

— Что еще посоветуешь? — Дункан отодвинул от себя пустую тарелку и принялся за салат. — Знаешь, что сказала твоя мать? Она думает, что тебя похитили работорговцы и продали какому-нибудь шейху.

Харли поперхнулась от неожиданности. Откашлявшись и отдышавшись, она сказала:

— Это очень на нее похоже. У нее слишком богатое воображение. Она считает, что опасность угрожает женщинам на каждом углу. Наверное, насмотрелась фильмов Хичкока. Пожалуй, мне стоит позвонить ей и успокоить.

— Хорошая мысль. Сегодня я с ней разговаривал и заверил, что ты цела и невредима. Сначала твоя мать приняла меня за похитителя, но в конце концов мне удалось отвести это подозрение. Мне она показалась очень напряженной, нервной. Это все из-за работы в магазине?

Харли грустно усмехнулась.

— Это жизнь обошлась с ней сурово. После стольких лет одних забот и волнений у нее сдают нервы.

— Но последние девять лет она бы могла пожить спокойно. Почему бы ей не бросить работу? Я знаю, что теперь она живет в собственном доме, который ты купила ей, каждые два года ты покупаешь ей новую машину, а денег, что ты ей посылаешь в Оклахому, хватило бы для безбедной жизни не одной семье. И несмотря на это, она продолжает работать в центральном супермаркете в Свит-Крике. Это трудно понять.

Харли пожала плечами.

— Просто она не может сидеть сложа руки и хочет делать что-нибудь полезное.

Дункан откинулся в кресле, держа в руке бокал вина, и спросил:

— А что думаешь делать ты? Оставишь все как было?

— Не знаю, — Харли опустила глаза. — Я думала, что за эти две недели придумаю что-нибудь. Вот если бы ты…

— Нет, даже не проси. — Дункан был непреклонен.

«И этот человек только что рассказывал о том, как любит приключения, веселье?.. Да в нем нет ни капли авантюрной жилки! Такого ничем не прошибешь», — с обидой подумала Харли.

Теребя одной рукой кулон на шее, она со вздохом заметила:

— Ты самый противный тип, которого я когда-либо встречала.

— Я всем твержу то же самое. Ты никогда с ним не расстаешься? — он показал рукой на кулон. — Я его видел на всех твоих фотографиях.

— Это? — Харли держала на ладони золотой кулон, выполненный в виде музыкальной ноты. — Это мой талисман, он приносит мне удачу. Я купила его в день записи моего первого сингла, и с тех пор он меня никогда не подводил. Что бы я делала без него?

— Как это Бойд не заставил тебя носить крестик вместо золотой ноты?

— Он настаивал, но я наотрез отказалась, — криво усмехнулась Харли.

Ее удивило, что до конца обеда Дункан больше не возвращался к вопросам о ее личной жизни, переведя разговор на нейтральные темы. Они поговорили о карнавалах в Бразилии, о том, что к концу празднества его участники становятся совершенно невменяемыми. Затем он в красках поведал ей о недавнем выступлении Лучано Паваротти в Сиднее. Со знанием дела рассказал об архитектуре старинных итальянских вилл, а также о многом другом, не менее интересном.

— Я вижу, ты получил классное образование, — сказала Харли, наблюдая за тем, как официант ставит перед ней вазочку с шариками орехового, ванильного и шоколадного мороженого.

— Да уж. Но это мне далось с большим трудом. Я вырос в обеспеченной семье и был молодым повесой, при деньгах, разумеется. Сначала учился в начальной, затем в средней частной школе, а точнее школах, потому что из трех школ меня с треском выгнали, — сказал Дункан и поблагодарил официанта, который поставил перед ним мороженое. — Затем я учился в Гарварде, но оттуда меня тоже выставили. Каким-то чудом мне удалось получить диплом в Колумбийском университете.

— Разве этого достаточно, чтобы стать профессиональным детективом? — засомневалась Харли.

— Конечно, нет. Каждый сотрудник у отца должен был пройти обучение в Полицейской академии, получить специальную компьютерную подготовку, вызубрить криминологию и прослушать курс по психологии.

— Я смотрю, «Колангко» очень дорожит своей репутацией.

— У нас работают только лучшие специалисты, — не стал скромничать Дункан. — Попробуй мороженое.

Пока Харли ела мороженое, она пыталась разобраться в том, что же все-таки представляет собой Дункан Ланг. Кто он на самом деле? В детстве он был непокорным и строптивым ребенком, а когда достиг юношеского возраста, то взбунтовался против родительской опеки. Став старше, пустился во все тяжкие, предавшись разгульной и веселой жизни. Как из него мог получиться детектив? Кажется, он говорил, что ему надо что-то доказать, но что именно и кому?

Да и какое ей дело до какого-то там Дункана Ланга, который через несколько часов сдаст ее Бойду Монро? Почему она вообще о нем думает? Решив, что тут ей все равно не найти концов, она не стала ломать себе голову. Настроение у нее испортилось, даже аппетит пропал.

— Ты закончила?

Харли перестала ковырять ложечкой в растаявшем мороженом и, подняв голову, встретилась с его изучающим взглядом. Глаза Дункана в этот момент казались темной бездонной пропастью.

Ей было жаль, что она так и не успела побывать в Центральном парке, не увидела Эмпайр-Стейт-Билдинг. Она подумала о своей недавно сочиненной музыке и внезапно испугалась. Вдруг будет достаточно одного часа в компании с Бойдом, чтобы ее вдохновение напрочь исчезло?

— Да, я доела.

— До полуночи еще три часа. Пока есть время, куда бы ты хотела попасть? — спросил Дункан, рассчитываясь с официантом.

— Как насчет Бразилии? — с надеждой спросила Харли.

Дункан улыбнулся и покачал головой.

— Так куда?

— Ну, хорошо, хорошо, — несколько мгновений она думала. — Говорят, что ночью на Манхэттене жизнь только начинается. Может, в какой-нибудь клуб, где есть музыка?

Клуб «Сюрреалистик Пиллоу», названный так в честь одного из альбомов известной рок-группы, располагался в старинном трехэтажном здании из красного кирпича. Неоновая вывеска над входом сверкала ярким малиновым огнем. Харли подумала, что этот цвет удачно сочетается с цветом ее платья.

— Куда мы приехали? — спросила она, выйдя из такси.

— Это один из лучших ночных клубов Нью-Йорка, — сказал Дункан.

Через обычную, ничем не приметную деревянную дверь они прошли в небольшой вестибюль. Спустившись по ступенькам, Дункан и Харли попали в зал, заставленный десятками, а может быть, сотней столиков, которые подковой охватывали огромную танцевальную площадку, находившуюся уровнем ниже и уже заполненную толпой танцующих. Кругом царил приятный полумрак. Над площадкой в самом дальнем углу зала возвышалась эстрада, на которой группа из шести латиноамериканских музыкантов не давала скучать посетителям, наполняя зал веселыми, задорными ритмами — смесью рока и сальсы. Люди различного возраста, цвета кожи и социальной принадлежности собрались здесь, чтобы потанцевать, пообщаться или просто послушать музыку. Харли этот клуб понравился с первого взгляда.

— Ради Бога, скажи мне, как ты отыскал это место? — она посмотрела на Дункана.

Довольный тем, что произвел на Харли впечатление, Дункан расплылся в улыбке.

— Я живу здесь неподалеку, прямо за углом.

— Ты живешь в Челси?

— Да.

— Но почему?

— Мне здесь нравится.

«Хороший ответ, ничего не скажешь, — подумала Харли. — А в родительском доме ему не нравится. Ему, видишь ли, нужна свобода и простор!»

Дункан попросил отыскать им столик, и их сразу же проводили в глубину зала. Харли, заказав официантке, щеголявшей красочной татуировкой, минеральной воды, уселась на стул и принялась осматриваться, стараясь запомнить все до мельчайших подробностей.

Музыка в исполнении очередной группы, появившейся на эстраде, не имела ничего общего с теми песнями, которые она сочиняла и исполняла последние девять лет под бдительным руководством своего менеджера. Харли раскраснелась, ей стало легко и весело. Казалось, что от бешеного ритма ударника кровь веселее бежит по жилам, сердце стучит быстрее. Она забыла о Бойде, о записи нового альбома и о том, что ее ожидает сегодня в полночь.

— Отличная группа, — заметил Дункан, когда музыканты начали покидать эстраду.

— Чувствуется, что талантливые ребята, — согласилась Харли.

— Они мне напомнили одну команду из Майами, «Саунд машин» — так, кажется, она называлась. Те тоже играют рок в жестком исполнении.

Харли от изумления раскрыла рот.

— Тебе нравится тяжелый рок?

— А что в этом удивительного? — откинувшись на спинку стула, сказал Дункан. — Я считаю, что рок — это классная музыка. Она волнует, возбуждает, заряжает энергией… Мои родители ее просто терпеть не могут, а мне нравится.

Харли рассмеялась.

—А что им нравится слушать? Энгельберта Хампердинка?

— Нет, они обожают Джейн Миллер.

Харли сначала недоуменно раскрыла рот, а затем громко расхохоталась.

— Ты просто ужасный тип.

— Вот-вот, родители мне говорят то же самое, — с притворной скорбью в голосе произнес Дункан, но тут же оживился.

— Смотри, что-то новенькое, — он указал на эстраду.

В это время сцену заняла очередная, никому не известная, мультинациональная команда из пяти человек под «жизнерадостным» названием «Мясорубка». Все они вышли в черных кожаных штанах и высоких черных ботинках. Больше на них ничего не было, если не считать, что их тела были испещрены татуировкой, а в ухе у каждого сверкало по серьге.

— Глядя на них, все становится ясно, — тихо пробормотала Харли.

На зал обрушился ураганный шквал звуков. Почти вся женская половина сорвалась со своих мест и ринулась к эстраде. Застыв в немом восторге, они с обожанием взирали на беснующихся музыкантов.

— Что скажешь про этих ребят? — спросил Дункан, когда вокалист «Мясорубки» закончил первую песню.

— Круто, шумно, — других слов Харли не смогла подобрать. — Какой смысл сочинять стихи на такую музыку, если слушатели не могут разобрать ни единого слова.

— Уж очень ты консервативна, — заклеймил ее Дункан и рассмеялся.

Потом они слушали музыку, говорили о любимых группах, исполнителях, песнях, и их вкусы, как ни странно, во многом совпадали. Харли почувствовала себя необычайно раскрепощенной, поскольку впервые за долгие годы она не боялась, что ее прервут на полуслове и скажут, что она несет какую-то чушь. Именно таким образом Бойд вел с ней разговоры на музыкальные темы. А мать? Та просто уходила в другую комнату, когда Харли начинала восторженно говорить о роке.

Дункан всячески пытался отвлечь Харли от мысли о том, что она его пленница, и на какое-то время ему это удалось. Их разговор был прерван бурными рукоплесканиями, криками и свистом, которыми посетители проводили со сцены лихих ребят из «Мясорубки».

На эстраде появился невысокий мужчина лет пятидесяти или чуть меньше, в ослепительно белой рубашке. У него были напомаженные, огромные черные усы, заметный животик, который он старательно втягивал, и абсолютно лысая голова, которая ослепительно сияла под лучами юпитеров. Прохаживаясь по сцене и волоча за собой шнур микрофона, он обратился к залу:

— Леди и джентльмены, завтра у вас последняя возможность повеселиться от души и стать участниками нашего шоу, которое продолжалось всю неделю. Завтра заключительный вечер этого замечательного праздника. Любая группа, дуэт и просто исполнитель могут выйти на эту сцену и в течение десяти минут показать нам, на что они способны. Большинство заявок уже подано, но вы еще можете успеть стать участниками завтрашнего шоу. Желающие найдут меня в нашем баре.

Притихшая Харли проводила его глазами, когда он уходил со сцены.

— Харли, о чем ты задумалась? — спросил Дункан, заметив, что она замолчала. — Харли, очнись.

— Больше всего на свете мне хочется выступить перед слушателями, которые смогли бы оценить меня как рок-певицу, — торопливо заговорила она. — Я хотела бы проверить себя.

— Харли…

— Бойд твердит, что у меня ничего не получится. Говорит, если я сменю стиль в музыке, то растеряю всех поклонников Джейн Миллер и потеряю все, чего достигла за это время.

— Харли… — он безуспешно пытался вставить хоть одно слово.

— Дункан, я должна это знать! — горячо сказала она. — Я должна знать, прав Бойд или нет. А что, если он прав, и я ничего собой не представляю как рок-певица, и все эти годы мечтала о невозможном, и что мне это не под силу? Может, мне действительно надо забыть о роке, выкинуть эту блажь из головы. Я должна это выяснить, Дункан.

Он уперся локтями в стол и опустил голову на руки.

— Ты даже не представляешь, о чем просишь меня! Отец с меня живого шкуру сдерет, а потом вышвырнет из агентства. А что касается твоего распрекрасного менеджера, то…

— Я тебя прошу только об одном — дай мне еще один день. Ну что такое один день? Ничего страшного не случится, если завтра вечером мы вернемся сюда. Это судьба, Дункан. Я не могу упустить такой шанс, я должна участвовать в завтрашнем шоу. Уж не думаешь ли ты, что судьбу можно обмануть?

— Харли, прекрати! — Дункан решительно остановил бурный поток ее красноречия.

— Ты не представляешь, что для меня значит участие в этом шоу! — Она не сводила с него умоляющего взгляда.

— Ошибаешься, — тихо ответил Дункан, — я тебя прекрасно понимаю.

Харли поняла, что наступил решающий момент или удастся его уговорить сейчас, или никогда.

— Если бы ты меня попросил о каких-то лишних сутках, то я бы пошла тебе навстречу.

— Я знаю, — он повернул голову и уставился на сцену, которую вновь заняли латиноамериканские музыканты.

Затем он посмотрел на Харли таким затравленным взглядом, что ей даже стало жаль его. Но поскольку отступать было уже поздно, Харли продолжила:

— Дункан, не ты ли мне говорил, что жизнью надо наслаждаться, радоваться ей и не упускать своего шанса, а?

— Будь ты неладна, Харли Джейн Миллер! — со стоном проговорил Дункан, откинувшись на стуле.

— Это как понимать? Ты согласен? — Ее сердце было готово выскочить из груди.

— Да! — рявкнул Дункан, злясь на самого себя, но тут же понизил голос и угрожающе прошептал: — А теперь сама иди в этот чертов бар и запишись на выступление. Только поторопись, а то я могу передумать.

— Ты и вправду согласен?

Дункан кивнул.

На ее глазах заблестели слезы. Помогая ей, Дункан рискует потерять работу, а может, и авторитет, уважение, да мало ли чем он рискует — ведь она о нем практически ничего не знает. Все-таки он славный парень! Теперь она покажет Бойду, на что способна.

— Ты просто прелесть! — сказала она, чувствуя, что буквально вся дрожит от напряжения. — Мы оба, и ты и я, — сумасшедшие. Дункан, я никогда не забуду того, что ты для меня сейчас сделал. Обещаю.

Пробравшись между столиками в бар, облицованный панелями темного дерева, она нашла лысого типа с лихо закрученными вверх усами, восседающего за стойкой на высоком табурете. Ее сердце испуганно забилось, мысли спутались, когда тот сказал ей, что записал ее выступление на девять сорок пять.

Немного испуганная собственной решимостью, взволнованная и полная надежд, Харли с трудом отыскала их столик. Дункан приканчивал двойную порцию виски.

— Из-за меня у тебя будут неприятности? — робко спросила она, устало опустившись на стул.

—Ты даже не представляешь какие и сколько.

— Извини.

— Чего уж там, — с обреченным видом отмахнулся Дункан.

— Почему это дело для тебя так важно? — Харли сжала его руку, лежавшую на столе.

Дункан изумленно уставился на нее, словно только сейчас узнал, что у женщин тоже есть руки.

— Я начал новую жизнь, поступив на работу к отцу. Тогда мне казалось, что когда-нибудь я им всем докажу, что я не такой неудачник, как они думают, — дайте мне только шанс. Ну и что? Вот сейчас у меня на руках, казалось бы, все козыри, а я это дело только что с треском провалил.

— Неужели все так плохо? А что изменится, если ты меня отвезешь Бойду завтра вечером, сразу же после моего выступления?

— Будет уже поздно.

Глядя в его черные глаза, Харли словно попала в бурлящий водоворот. Она испуганно отдернула руку и откинулась на спинку стула. Это ей немного помогло.

— Я уверена, что есть какой-нибудь выход, надо только хорошенько подумать, — тихо заметила она.

— Возможно, — согласился Дункан, нервно барабаня пальцами по столу и думая о своем. — Завтра весь день я буду в роли няньки. Прямо скажем, сомнительное удовольствие.

— Что? — Харли от возмущения задохнулась. — Ты собираешься весь день за мной шпионить?

— А как же иначе?

— Да очень просто, нянька мне не нужна. — Харли обиженно надулась.

— Ты заметила, что мы еще ни разу не поговорили спокойно, а все время о чем-то спорим?

— Неужели ты до сих пор не понял, что я не собираюсь тебя обманывать? Так что завтра не надо за мной ходить тенью. Будет лучше, если и ты займешься своими делами, и я своими. Не трать времени впустую. Меня ты сможешь забрать из клуба сразу же после выступления.

— Э-э-э, так дело не пойдет. Я приеду к тебе завтра утром и посмотрю, не улетела ли ты в Бразилию. Кроме того, я хочу проверить, нет ли за тобой «хвоста». Ты, наверное, не знаешь, но, чтобы найти тебя, Бойд обратился за помощью к твоим преданным поклонникам? Теперь каждый из них жаждет найти Джейн Миллер первым. Тому, кто тебя отыщет целой и невредимой, Бойд пообещал щедрое вознаграждение. Вечером я привезу тебя в этот клуб, а затем мы поедем к Бойду.

— Кроме тебя, за мной никто не охотится. А даже если и охотятся, то им придется изрядно потрудиться, прежде чем удастся меня поймать. За эти два дня меня не выследили, не украли и никто во мне не узнал Джейн Миллер. Завтра я прекрасно обойдусь без твоей помощи.

— Милая моя, пойми, что как только я взялся за это расследование, на меня сразу же легла ответственность за твою жизнь, — Дункан был непреклонен. — Поэтому завтра я не отойду от тебя ни на шаг, ведь никто не знает, что может случиться. А Бойд хочет, чтобы с твоей головы не упало ни единого волоска.

Харли продолжала стоять на своем:

— Хорошо, но я надеюсь, что ты не будешь возражать против прогулки по Центральному парку? Еще я хочу посмотреть на Эмпайр-Стейт-Билдинг, пройтись по Чайнатауну. Все это у меня запланировано на завтра.

— Бог ты мой! — оживился Дункан. — Разве я похож на туриста? Однако придется согласиться.

Харли хмыкнула, удивленная такой внезапной сменой настроения.

— Раз уж это ты будешь при мне завтра, а не я при тебе, то и маршрут буду выбирать я, а не ты, идет?

Он несколько секунд ее изучал, а затем сказал:

— Хорошо, но при одном условии.

— Что еще за условие?

— Сними ты эти контактные линзы, а?

У нее словно камень с души свалился.

— Договорились, — рассмеялась Харли. Они помолчали, а затем Дункан задумчиво произнес:

— Интересно, выживу ли я после завтрашнего марш-броска?

Дункан оставил Харли перед отелем «Хилтон» около полуночи. Посмотрев вслед отъехавшему такси, она вошла в вестибюль и поднялась на лифте на семнадцатый этаж. Мысль о том, что завтра ей весь день предстоит провести в компании Дункана Ланга, не давала ей покоя.

В номере погруженная в раздумья Харли начала медленно раздеваться. Вспоминая о том, как прошел день, Харли совсем забыла о том, что она пленница. За последние двенадцать часов произошло так много волнующих событий, что все остальное стало каким-то несущественным. Сегодня она купила себе электрогитару, начала сочинять новую музыку, провела вечер в компании известного в Нью-Йорке плейбоя.

Харли сняла контактные линзы, которые сослужили ей добрую службу, и уложила их в специальный футляр. Пройдя в ванную комнату и встав перед зеркалом, она принялась изучать себя. Сказать, что ее лицо сияло от радости, значило ничего не сказать, поскольку она чувствовала себя на седьмом небе от счастья. Еще сегодня утром, когда смотрелась в зеркало, она выглядела совсем иначе: ее лицо было сосредоточенным, губы плотно сжаты, а в глазах застыла настороженность.

Она вернулась в спальню. Как только Харли увидела на кровати продолговатый черный футляр, в ее душе вновь ожила музыка, которую слышала сегодня на улицах Манхэттена, в ночном клубе и которую она сочинила в парке, и ее руки сами потянулись к гитаре. Харли решила, что ночь длинная — со сном можно и повременить.

На автоответчике Дункана ждали пять сообщений от отца, причем каждое последующее было более грозным, нежели предыдущее. Два сообщения оставил Брэндон. В первом он, ссылаясь на то, что отец в ярости, просил Дункана поскорее вернуть Джейн Миллер ее менеджеру, а во втором его брат напоминал, что утром он ждет от Дункана схему маршрута перевозки бриллиантов Жискара.

Резкий тон сообщений помог Дункану быстро избавиться от той сладостной эйфории, в которой он находился последние несколько часов. Это было как нельзя кстати. Он не должен становиться беспечным и терять бдительность в компании Джейн Миллер. На работе нельзя расслабляться, иначе можно безнадежно испортить все дело.

После того как Дункан пришел к этой мысли, он в очередной раз заключил, что все его неприятности — только из-за женщин, они его головная боль. Посудите сами, именно из-за Джейн Миллер безвозвратно упущена возможность доказать отцу, что он ценный, вполне профессиональный работник. Если бы Дункан вернул ее Бойду через тридцать шесть часов, после того как взялся за расследование, такой результат впечатлил бы даже отца. Но трое суток для этого дела уже слишком много. Можно даже сказать, что он впустую потратил время и силы, поскольку никто не оценит его трудов.

Пожалуй, его положение даже хуже, чем он думает. Ведь он пообещал и отцу и Бойду привезти Харли в «Ритц» уже сегодня в полночь. Выходит, что он не сдержал слова. Это было самое отвратительное, что только могло случиться. Раньше Дункан всегда выполнял свои обещания. Уже из-за этого можно возненавидеть Харли, виновницу его бед. Ту, которая сыграла на его чувствах и, воспользовавшись слабостью, задурила ему голову и разрушила все планы. Да, ловко она обставила это дело, ничего не скажешь!

Тяжело вздохнув, Дункан взял в руки запечатанный пакет с документами по коллекции бриллиантов Жискара, который Эмма ему переслала домой, и уселся за круглый, викторианский стол из темного дерева. Может быть, на этот раз ему повезет? Это дело могло бы помочь ему вернуть расположение отца, надо только доказать, что он профессионал, а не дилетант. Если бы удалось придумать действительно что-нибудь стоящее, может, у него появился бы еще один шанс.

Через час после изучения документов у Дункана в общих чертах созрел план перевозки бриллиантов. К этому заданию требовался серьезный подход. Коллекция украшений Екатерины II известна во всем мире, а нынешние владельцы бриллиантов весьма опасные люди, связанные с французской мафией, поэтому тут нельзя пренебрегать никакими мелочами. Но Дункан был уверен, что его план только выиграет, если он проявит определенную долю изобретательности и не будет слепо копировать существующие схемы по охране грузов такого рода. Обычно драгоценности перевозятся в бронированных машинах, в них полно охраны, часто их сопровождает полицейский эскорт. От такого примитивного и грубого плана Дункан сразу отказался. Он придумал кое-что получше. По его схеме перевозка бриллиантов из аэропорта в музей Барлетта должна пройти тихо и незаметно, не привлекая лишнего внимания. Ведь его брат сам говорил, что если есть правила, то найдутся и исключения из них.

К трем часам утра Дункан распечатал последнюю страницу. Затем он надиктовал на автоответчик Эммы длинный список поручений на предстоящий день. После чего оставил сообщение для отца, в котором, придав своему голосу деловой тон, объяснил, что из-за возникших непредвиденных обстоятельств он доставит Джейн Миллер Бойду Монро завтра вечером. На этот раз накладок не будет — он ручается головой.

Покончив с делами, он забрался в постель и тут же уснул.

Через три часа он проснулся от трезвона будильника. Недовольно ворча и зевая, он заставил себя встать. Натянув спортивный костюм, Дункан вышел на улицу и начал свою традиционную утреннюю пробежку сначала через Челси, а затем его маршрут лежал через Гринвич-Виллидж. Его родителям не понравилось, что он нашел себе квартиру в центре города, но они пришли просто в ужас, когда узнали, что он собирается жить в Челси.

Дункану, напротив, его район очень нравился. Там вообще не было небоскребов и интенсивного дорожного движения. Ему нравились тихие улицы, застроенные кирпичными зданиями с чугунными оградами, яркие и нарядные цветочные клумбы. В соседнем доме находилась химчистка, а напротив — зоомагазин. Достаточно было пройти полквартала, чтобы попасть в шикарный гастроном. Он жил в трехэтажном доме, и его соседями были совершенно разные люди: на втором этаже обитала парочка лесбиянок из Майами, а на первом жил седой, вечно недовольный старик, ветеран второй мировой войны, вместе с женой. Сам Дункан занимал третий этаж.

В семь тридцать утра Дункан приехал в агентство с готовым планом в руках. Он огорчился, увидев, что старший брат пришел на работу еще раньше. Ему стало обидно: он почти всю ночь корпел над этим дурацким планом, встал ни свет ни заря, а Брэндон и тут его опередил. Всегда братец оказывается первым и все делает лучше.

Брэндон разговаривал по телефону, но, увидев Дункана, помахал ему рукой, приглашая зайти в кабинет. Левым плечом он прижимал телефонную трубку к уху, а правой рукой играл с монетой в пятьдесят центов, ловко переворачивая ее пальцами. Брэндон говорил по-французски, поэтому Дункан предположил, что на другом конце провода находится месье Жискар.

Он уселся на мягкий стул для посетителей, стоявший возле стола, за которым расположился Брэндон, и принялся терпеливо ждать. Монетка, которой играл его брат, прямо на глазах у Дункана сначала куда-то исчезла, а затем вновь появилась у того в руке. Брэндон ему хитро подмигнул и вновь что-то бойко затараторил по-французски.

Брэндон с детства увлекался фокусами. Когда они подросли, Брэндон стал тратить на детские наборы фокусника все свои карманные деньги. Дункан вспомнил, что брат любил устраивать сеансы магии, выступая перед одноклассниками. А затем, когда они уже стали ходить на свидания, Брэндон с помощью своих фокусов успешно охмурял девчонок. Дункан, завидуя брату, тоже попытался им научиться, но у него ничего не получалось, поскольку Брэндон был более ловким. В десять лет Дункан, окончательно убедившись, что иллюзиониста из него не выйдет, плюнул на фокусы. Но Брэндон продолжал оттачивать свое мастерство.

Дункан был уверен, что брат талантлив, как Дэвид Копперфильд. Он даже внешне чем-то походил на известного мага. Брэндон и сам был не прочь стать профессиональным иллюзионистом, но отец ему запретил и думать об этом, сказав, что его ждет работа в «Колангко». Удивлению Дункана не было предела, когда Брэндон покорно согласился. Однако с тех пор он ни разу не видел, чтобы брат так легко и просто отказывался от задуманного.

Наблюдая за тем, как Брэндон легко и непринужденно разговаривает с важным клиентом из Франции, Дункан подумал, что брат, должно быть, вполне доволен своей жизнью и работой, ведь он никогда не жаловался на то, что ему пришлось распроститься с мечтой детства. По крайней мере, Дункан за ним этого не замечал. Брэндон нашел успешное применение своим силам в агентстве, а Дункана и на этом поприще ждало одно лишь разочарование, и он все больше раскаивался в том, что в свое время сдался и пришел на поклон к отцу.

Сейчас он злился на Харли за то, что она нарушила его жизненные планы, но разве она в этом виновата? Она просто боролась за свою свободу, за свою мечту, и преподнесла ему хороший урок — за счастье надо бороться.

Распрощавшись с Жискаром, Брэндон повесил трубку и улыбнулся.

— Не ждал тебя так рано.

— Я принес тебе вот это, — Дункан небрежно кинул на стол большой желтый конверт. — Мне показалось, что для меня будет лучше прийти в офис пораньше, оставить тебе документы и смыться отсюда до появления отца.

— Очень предусмотрительно, — с иронией заметил Брэндон. — Мягко говоря, отец вне себя от ярости. Скажи мне, как тебе удалось упустить Джейн Миллер?

— Я ее не упустил, — Дункан поднялся со стула и направился к двери. — Просто я ей дал еще один день погулять на свободе. Мир от этого не перевернется, как мне кажется.

— Не валяй дурака, Дункан. Тебе мало предупреждений и нареканий от отца? Хочешь получить еще одно для полного счастья? Привези сейчас же эту Миллер в «Ритц» и передай с рук на руки Бойду Монро. Ты меня понял?

— Дорогой брат, это мое расследование, и я его вести буду так, как сочту нужным.

— Послушай, Дункан. Бойд Монро из тех парней, которые любят поскандалить. Он с большим удовольствием устроит нам какую-нибудь пакость, если в ближайшее время не получит свою певичку.

— Я привезу ее ровно в полночь, не раньше.

Брэндон раскрыл рот, словно хотел спорить дальше, но затем передумал и заметил:

— Как знаешь, расплачиваться придется тебе.

— Ох, не сносить мне головы! — жалобно произнес Дункан, а затем уже серьезно добавил: — Все будет хорошо. Оставь мне свои замечания по плану, который я подготовил. Он принципиально отличается от общепринятой схемы охраны драгоценностей при их транспортировке. Сегодня меня в офисе не будет, но если захочешь внести изменения в мой план, то сообщи Эмме. Она меня найдет.

— Я уверен, что изменений не будет, — не моргнув глазом, заверил его Брэндон.

— Ты его еще не видел.

— Я верю, что ты прекрасно поработал, и премного тебе благодарен. Теперь в газетах название нашего агентства будет появляться каждый раз, как только в них зайдет речь о бриллиантах Екатерины Великой. Репутация «Колангко» должна остаться на высоте. Если что-нибудь случится, то я лично буду нести за это ответственность.

— Брэндон, прекрати на себя наговаривать. Когда за дело берешься ты, то никаких досадных «если» не бывает, уж это мы знаем.

— Цыплят по осени считают, — отрезал Брэндон. — Ты видел систему сигнализации в музее?

Дункан усмехнулся.

— Я читал о ней в материалах, которые ты прислал. Довольно старая, давно пора было сменить. Работы у тебя, брат, будет непочатый край.

— Вот-вот. Еще раз спасибо за помощь.

— Не за что. — Дункан вышел из кабинета и направился к лифту.

Колби Ланг всегда приходил в офис ровно в восемь. Дункан поспешил удрать из здания до того, как придет отец. Ему совсем не улыбалась перспектива столкнуться с ним нос к носу в дверях. Случись такое, отец устроил бы ему страшный разнос.

Выйдя из Сентинел-Билдинг, Дункан решил позавтракать. Он прошел несколько кварталов и, убедившись, что теперь отцу его не отыскать, вошел в кафе. Подкрепившись тостами, сладким сливочным сыром и чашкой кофе, он достал из кармана сотовый телефон и позвонил Бойду Монро в «Ритц».

Как и следовало ожидать, тот сразу же начал ругаться, не желая слушать никаких объяснений. Своей кровожадностью он напомнил Дункану отца. Первые девять минут говорил один только Бойд, а Дункан просто слушал истеричные вопли и нелепые обвинения в свой адрес. В конце концов Дункану все-таки удалось его перебить, и он подробно рассказал о ходе дела, о том, какие действия он предпринял, чтобы разыскать Харли. Конечно, Дункан мог обойтись без перечисления всех подробностей розыска пропавшей, но ему хотелось убедить Бойда, что он не сидел сложа руки, что Джейн Миллер в самое ближайшее время окажется в его в сетях и что сегодня же он ее привезет мистеру Монро.

Наверное, его слова все же успокоили Бойда, потому что тот, перестав наконец визжать, выкрикнул несколько угроз и треснул трубкой о рычаг так, что у Дункана потом долго звенело в ухе. В душе Дункан был рад, что ему удалось вывести Бойда из себя, потому что тот, выпустив пар, наверняка какое-то время ничего предпринимать не будет.

Выпив для успокоения стакан молока и почувствовав себя значительно лучше, Дункан вновь достал сотовый телефон. Как это ни странно, но именно в то время, когда он вел развеселую жизнь, у него появились полезные знакомые, которые уже не раз его выручали. Сначала он позвонил своему старому приятелю в Монако, а затем набрал номер Кармина Беллини, который был букмекером и имел обширные связи по всему миру. Дункан попросил его навести справки о Бойде, подозревая, что у мистера Монро есть долговые обязательства. Вполне вероятно, что менеджер Джейн Миллер составляет до абсурда плотные графики работы и передвижения по странам, чтобы успевать скрываться, не заплатив налогов. Наверняка он замешан в темных делишках!

В начале десятого он позвонил Эмме.

— Слышишь эти крики? — шепотом спросила у него Эмма вместо приветствия. — Так вот, это разбушевался твой отец. Он требует, чтобы ему немедленно принесли твою голову на серебряном подносе. Он назначил Брэндона на дело Джейн Миллер. Ты отстранен.

— Отлично. Теперь тебе не надо придумывать и объяснять, почему сегодня меня нет в офисе, — невозмутимо заметил Дункан. — Кроме того, я надеюсь, что сегодня и завтра у Брэндона будет полно забот с бриллиантами Жискара и не хватит ни сил, ни времени на дело Джейн Миллер. Ты должна сделать так, чтобы он ничего не заподозрил. Дай ему минимум информации, но никаких подробностей, деталей… Ни в коем случае не упоминай про то, что ты наводила справки о банковском счете Бойда, не говоря уже о том, что нас заинтересовали страны, в которых они побывали во время последнего турне.

— И это все ради Харли, да? Что у тебя с ней, Шерлок?

— Только деловые отношения. Не будь такой подозрительной, Эмма. — Дункан испугался, что его ответ прозвучал слишком резко. Сделав над собой усилие, он смягчил тон:

— Просто я решил подарить Харли еще один день. Она его заслужила.

— Тут я спорить не буду. Мне прислали график ее выступлений во время мирового турне, и я хочу тебе сказать, что Бонд не давал ей перевести дух. У нее не было ни дня отдыха.

— Направь все материалы по факсу в «Хилтон» на мое имя. Я там буду через полчаса. И еще, закажи для Харли номер в «Миллениуме» на Черч-стрит. Это на тот случай, если Брэндон начнет ее поиски сегодня. Мы собьем его со следа. В отеле Харли будет расплачиваться наличными, как обычно. Закажи ей номер на имя Бейб Хичкок.

— Не волнуйся, я все сделаю. А ты, Шерлок, веди себя там прилично — побольше скромности.

— Обещаю, Ватсон.

Дункан распрощался с Эммой и позвонил Харли.

— Ты уже собрала чемоданы? — про приветствие он как-то забыл. — Сегодня тебе нужно переехать в другой отель.

— Я уже собрала чемоданы, — передразнила его Харли, — и собираюсь переехать в другой отель, в «Мэнсфилд», к примеру.

— Ну-ну, — язвительным тоном заметил Дункан. — Тебя легко вычислить, потому что ты останавливаешься в гостиницах, которые расположены в одной и той же части города. Надо поменять район. Эмма для тебя заказала номер в «Миллениуме» в центре Нью-Йорка на имя Бейб Хичкок.

Харли хмыкнула.

— Бейб? В честь поросенка?

— Угадала.

— Ты переплюнул даже моего папашу! Ладно, оставим это, — Харли усмехнулась. — А кто такая Эмма?

— Ценный работник, моя правая рука. Она работает, а мне достаются лавры. Минут через двадцать я заеду за тобой в «Хилтон». Буду тебя ждать в холле.

Через десять минут Дункан уже был в гостинице. Там он прошел к регистрационной конторке и забрал факс, который прислала Эмма. Окинув взглядом вестибюль, он решил подождать Харли в небольшом холле, откуда были хорошо видны лифты. Там он удобно устроился в мягком кожаном кресле среди мраморного и бронзового великолепия, укрывшись за растениями в кадках. Просмотрев маршрут мирового турне Джейн Миллер, он пришел к выводу, что только идиот мог составить такой абсолютно нелогичный и неудобный график перелетов из одной страны в другую. Не похоже, чтобы Бойд Монро, с его опытом работы в шоу-бизнесе, наворотил такое.

Например, зачем ему потребовалось устраивать безумную гонку в Берлине? Сразу же после концерта Харли и вся ее команда, включая ансамбль и вспомогательный персонал, который ее сопровождал на гастролях, кинулись в аэропорт и ночным рейсом улетели в Париж. Это казалось забавным потому, что во Франции ее концерты должны были начаться только спустя три дня. Времени было более чем достаточно, и можно было бы улететь из Берлина в Париж утром следующего дня и даже через двое суток после выступления в Германии. Наверное, Бойд просто из вредности не захотел им дать хорошенько выспаться. Или другой случай: в Японии гастроли Харли длились всего один день, после чего они все улетели из Токио в Сидней, хотя у них было целых пять дней до начала ее концертов в Австралии.

Он начал лихорадочно соображать. Почему Бойд закатил истерику, когда не смог попасть в Лос-Анджелес в конкретный день и час? После нескольких минут раздумий Дункан пришел к выводу, что менеджер Джейн Харли замешан в каких-то махинациях.

Поднявшись с кресла, он достал сотовый телефон и позвонил Эмме.

— У меня для тебя есть хорошие новости, — порадовала его Эмма. — Брэндон только что прислал тебе сообщение по компьютерной сети. Говорит, что ему очень понравился твой план по перевозке бриллиантов Жискара, и благодарит за работу. Даже твой отец ни слова не сказал против.

Дункан страшно удивился, когда услышал, что Брэндон остался доволен. Он ожидал, что старший брат не согласится с оригинальной, не укладывающейся в привычные рамки, схемой перевозки драгоценностей.

— Я рад, — тихо пробормотал он. — Послушай, Эмма, мне нужна твоя помощь. Это опять касается графика турне. Проверь, пожалуйста, были ли какие-нибудь изменения или переносы выступлений. Особенно меня интересует, не устраивал ли Бойд какие-нибудь неожиданные пресс-конференции, интервью, выступления по радио или по телевидению, из-за которых нарушался маршрут или график выступлений. Были ли непонятные переезды из одного отеля в другой, или смена концертного зала, хорошо?

— Ты думаешь, что он в чем-то замешан?

Дункан тяжело опустился в кресло.

— Хотелось бы это выяснить. Мне кажется, что он проворачивает какие-то дела, прикрываясь именем Харли. Пока мы поработаем в этом направлении. Глядишь, потянем за ниточку, размотаем весь клубок. Позвони мне, как только найдешь что-нибудь интересное. Да, и не забудь навести справки о его банковских счетах.

— Слушаюсь, сэр.

Дункан отключил телефон и засунул его в карман удобной темно-синей куртки.

Он удивился, когда понял, что нервничает, но удивился еще больше, когда до него дошло, что волнуется он не из-за отца или какого-то там Бойда, а из-за того, что скоро встретится с Харли. Раньше такие чувства Дункан испытывал еще прыщавым подростком, когда бегал на свидания с одноклассницами.

— Привет, вот и я.

Он обернулся и в первое мгновение решил, что обознался…

Перед ним стояла Харли — ни дать ни взять девчонка-тинэйджер. На ней была зеленая майка-топ, шорты цвета хаки, а на ногах — легкие теннисные туфли, тоже зеленые. Выглядела она просто обворожительно. Запоздало и с явной неохотой Дункан вспомнил, что профессиональному детективу не пристало думать на работе о таких вещах, тем более касательно объекта слежки, но не мог ничего с собой поделать. Ее небесно-голубые огромные глаза смотрели прямо на него. Зачем нужно изобретать разрушительное оружие, когда достаточно посмотреть вот в такие голубые глаза и ты будешь ошеломлен, оглушен и сражен наповал.

— Спасибо, что сняла линзы, — наконец выдавил Дункан.

— Если честно, — её лицо с едва заметными веснушками покраснело, — то я их сняла с превеликим удовольствием. Никогда не любила носить контактные линзы: это так ужасно. Я вызвала служащего, чтобы он занялся моим багажом и помог его загрузить в такси. Ты готов?

— А как же? Конечно, да, — Дункан почувствовал невероятный прилив сил и воодушевления. — Перед тем, как умереть, я хоть от души нагуляюсь пешком.

— Ведь ты никогда не гулял по Нью-Йорку просто так, да? Могу поспорить, что тебе понравится.

— Бойд был прав: ты любишь фантазировать, — отреагировал Дункан на ее последние слова.

Уже через двадцать минут чемоданы Харли стояли на полу гостиной в номере «Миллениума», что на пересечении Черч-стрит и улицы, ведущей к Всемирному торговому центру. Интерьер, выдержанный в современном европейском стиле и приглушенных, палевых тонах, создавал ощущение комфорта. С высоты тридцать седьмого этажа из огромных, широких окон, выходивших на север, открывался прекрасный вид на город. Перед глазами не было зданий, и ничто не закрывало чудесную панораму.

— Вот это да! — воскликнула Харли, подойдя к окну.

— Я рад, что тебе нравится.

— Жаль, что я не смогу пожить здесь до следующего утра.

— Действительно, жаль, но тут уж ничего не поделаешь, — тихо произнес Дункан.

— Нечего стоять, пойдем отсюда, — скомандовала Харли, выталкивая его за дверь. — У нас сегодня полно дел; нам надо поторопиться. Начнем с Центрального парка, — сказала она, таща его за рукав к лифту.

— Господи, дай мне силы! — застонал Дункан. Харли и Дункан спустились вниз. Поймав на улице такси, они начали свой вояж. Все это время Дункан старался держаться от Харли на расстоянии не меньше полутора метров; что, впрочем, удавалось ему с трудом. Дункан покривил бы душой, если бы сказал, что полностью контролировал свои чувства, когда находился в номере у Харли.

Он чувствовал себя растерянным, а в голове было полно тревожных мыслей. Чтобы от них отделаться, он учинил себе суровый допрос: «Дункан, что, черт возьми, происходит? Что с тобой? Очнись — ведь это она во всем виновата. Она — избалованная и капризная девица, поп-звезда, которая крутит и вертит тобой как хочет. Это из-за нее ты можешь распроститься со своей карьерой. Это из-за нее у твоего отца подскочило давление, и из-за нее твой брат, у которого сейчас забот полон рот, должен все бросить и тоже взяться за ее поиски».

Дункан испугался того, что Харли ему нравится, что в его душе появляется какой-то дискомфорт, щемящее чувство беспокойства, если ее нет рядом с ним. Он понимал: нужно каким-то образом обезопасить себя от ее пленительного обаяния и чем быстрее он это сделает, тем лучше.

— Итак, мы войдем в Центральный парк через северный вход со стороны Ленокс-авеню и двинемся в южном направлении, — заявила Харли, когда такси отъехало от отеля.

— Ты это серьезно? Хочешь пройти через весь парк? — изумился Дункан. — Да на это и дня не хватит.

— Прямо-таки не хватит? — не поверила Харли.

— Я не вру. Кроме того, моих сил хватит только на полдня, да и то я в этом не уверен.

— Не забывай, что ты на работе. Я столько всего слышала о Центральном парке, что теперь хочу все увидеть своими глазами. Ну хорошо, так и быть: выделю на парк полдня, — достав из сумочки туристическую карту Нью-Йорка, Харли принялась ее изучать. — Мы войдем со стороны Восточной 85-й улицы. Оттуда мы направимся к Обелиску и Бельведерскому замку.

— Ты нарочно хочешь меня помучить, да?

— Кто бы из нас жаловался, — нахмурилась она. — Тебе не стыдно?

Оказалось, что Дункану не было стыдно. Всю дорогу до Шестой авеню он сетовал на судьбу, ныл и пытался ее разжалобить. Когда она потащила его в Бельведерский замок, он недовольно ворчал и тихо чертыхался. Он канючил, когда она поволокла его смотреть на черепах в пруду. Жалобно скулил, когда приплелся к розарию. Но самое ужасное было то, что она ему нравилась все больше, его к ней так и тянуло, а он до сих пор не придумал, как защититься от ее чар.

Раньше Дункан не подозревал, что на свете есть люди, которые могут, не переставая, говорить часами. Теперь он убедился, что ошибался. Харли, не замолкая ни на минуту, всю дорогу весело щебетала о том о сем. То она радовалась, глядя на могучие деревья и ровные газоны, зеленый плющ и яркие цветы, то восторгалась, наблюдая за шустрыми белками и черными дроздами, которые быстро перелетали с дерева на дерево, то умилялась, слушая крикливых голубых соек и заливистых малиновок.

Если она иногда замолкала, то только для того, чтобы весело побегать и резво поскакать. Да-да, Дункан бы сказал, что именно поскакать. Из этого он заключил, что она, видимо, таким образом выражала свою радость и давала выход переполнявшим ее чувствам.

Он никогда не видел более счастливого человека, который бы так искренне радовался жизни и всему тому, что его окружает. В какой-то момент это начало его раздражать, поскольку только сейчас Дункан со всей ясностью понял, насколько он во всем разуверился и очерствел душой. Ему даже стало обидно, он чувствовал себя обделенным.

Харли, которой неведома была усталость, схватила его за руку и потащила через арочный мост, а затем по дорожке в южную сторону парка. На пути им попалось озеро. Харли охнула от восторга, когда увидела белую цаплю, которая, смешно поднимая лапы, ходила вдоль берега по мелководью в поисках добычи.

— Красивая птица, но не более того, — кивнул головой Дункан и противным голосом занудил: — Мясо у нее не такое вкусное, как у другой дичи. Вот утки, к примеру…

— Ну все, с меня хватит! — взорвалась Харли. Она ухватилась за его футболку и с силой толкнула в грудь, прижав к стволу толстого вяза. Дункан от удивления вытаращил глаза. — Мне до смерти надоело твое нытье, Дункан Ланг. Мое терпение лопнуло, ты меня понял? Стоит великолепная погода, светит солнце, день просто чудесный… Надо радоваться, а ты только ноешь и жалуешься. Немедленно прекрати вести себя как последний зануда!

Комизм этой ситуации развеселил Дункана. Глядя в ее голубые, сверкающие гневом глаза, он ухмыльнулся. «Надо же, как мы разволновались! — подумал он. — Она просто прелесть».

— Ты знаешь, что твои веснушки становятся ярче, когда ты злишься?

Харли возмутилась.

— Послушай, малыш, — она еще сильнее прижала его к дереву, — это не я придумала тащить тебя за собой в парк — ты сам ко мне прицепился. Я тебе не позволю испортить мне этот день, тем более что я не знаю, когда еще у меня будет возможность погулять по Центральному парку. Или ты перестанешь хныкать и будешь вести себя нормально, или я тебя утоплю в этом пруду. Выбирай, что тебе больше нравится?

Дункан заискивающе улыбнулся.

— Ты же этого не сделаешь, верно?

— Под горячую-то руку?

Дункан засмеялся. Он был общительным парнем, и знакомых у него было бессчетное количество, но ему не приходилось встречаться с более занятным человеком, чем Харли. Она была уникальной личностью.

Безотчетно сжав ее руку, Дункан вздрогнул и недоуменно уставился на их сцепленные пальцы. Никогда раньше он не испытывал такого удовольствия от прикосновения к женской руке. Просто божественное ощущение, причем гораздо более чувственное, чем то, которое он испытал прошлым вечером.

Он внезапно перестал смеяться. По его телу разлилось томное блаженство. Было бы верхом идиотизма жаловаться в этот момент на то, что у него болят ноги и с него хватит всех этих цветочков и птичек.

— Я буду паинькой, — поклялся он, не находя сил отвести взгляд от небесно-голубых глаз.

— На этот раз я тебе поверю, — тихо произнесла Харли, опустив голову. Она робко попыталась выдернуть руку, но Дункан даже не подумал разжать пальцы.

Дункан почувствовал, как у него в груди учащенно забилось сердце; ему стало легко и радостно, словно Харли вдохнула в него новые жизненные силы и передала ему часть своего счастья. Он тут же вообразил, как целует ее, как прикасается губами к ее груди и ласкает ее тело. Эта соблазнительная картина его необычайно взволновала.

Дункан выпустил ее руку только тогда, когда они пришли в кафе «Боатхауз», стоявшее на берегу озера, и уселись за столиком друг напротив друга. Хотя для ленча было еще рановато, Харли решила перекусить. После не в меру калорийных блюд ресторана «Торре-да-Пиза» они решили ограничиться минеральной водой и салатом. Харли ежеминутно отвлекалась от еды: то она устремляла задумчивый взгляд на другой берег, то вскакивала, чтобы покормить хлебными крошками ленивых жирных карпов, и без того сытых.

— Не знаю, как тебе объяснить, что все это для меня значит, — произнесла Харли, устремив взгляд на солнечные блики, дрожащие на воде. — Девять лет я жила только в отелях, была занята выступлениями и не выходила из студий звукозаписи. Я не видела ни неба, ни зеленых, живых деревьев, ни цветов, растущих в садах или парках. А сейчас, когда я все это вижу — и где? — в парке, в самом центре Нью-Йорка, то мне…

— Замечательный парк, — с задумчивым видом поддакнул Дункан.

Харли бросила в него салфетку, угодив ему прямо в грудь.

— Черт побери, Дункан, не будь занудой! Ты сидишь с таким мрачным видом, словно устал от жизни и потерял к ней всякий интерес…

— Но это действительно так, — пожаловался Дункан, подняв с колен салфетку и положив ее на стол.

— Прежде всего, ты — человек. Или ты забыл об этом?

— Нет, помню, — слишком уж тихо произнес он, пожирая глазами сидящую напротив Харли. Она первая отвела глаза в сторону.

— Хотя после тех любовных романов, которые у тебя были и которых не счесть, можно действительно во всем разочароваться.

— Ну, положим, сосчитать их все-таки можно, — Дункану почему-то захотелось излить перед ней душу, — но беда в том, что все мои амурные приключения имели мало общего с любовью.

— А сам ты когда-нибудь влюблялся? — набросилась она на него. — А тебя любили?

— Нет, — покачал головой Дункан. — От этого только одни неприятности. Кроме того, зачем мне было брать на душу грех за неразделенную любовь, разбитые сердца. Нет, это жестоко.

— Ты необычайно великодушен, — скептически заметила Харли. — Я подозреваю, что ты никогда не задумывался о таких вещах, как любовь, семья, дети, да?

— Никогда, — хвастливо заявил Дункан. — Однажды я понял, что продолжительные связи не для меня. От мысли о крепких узах меня начинает трясти.

— Непостоянство и ветреность, — резонно заметила Харли. — Интересно только, откуда у тебя это?

— По-моему, это у меня в генах.

Харли поджала губы.

— Ты так думаешь? Хотя все может быть — с твоим-то богатым опытом ты уже, наверное, не раз в этом убедился.

— Всю жизнь я гоняюсь за какими-то химерами, — пожаловался Дункан.

— Ха-ха-ха, — произнесла Харли, меняя интонацию. — С тобой не интересно. Я тебя поддразниваю, а ты даже не реагируешь, шуток не понимаешь.

— Вот в этом ты ошибаешься, — пробормотал он.

Харли поспешила отвести взгляд в сторону. Ее вновь заинтересовали рыбы, поднявшиеся к поверхности воды за хлебными крошками.

После ленча Дункан проявил максимум осмотрительности и даже не подал Харли руку, когда она встала из-за стола. Он решил, что чем меньше будет к ней прикасаться, тем лучше. Когда они почти дошли до южных ворот, Дункан вообразил, что теперь в безопасности и может расслабиться, но просчитался.

— Карусель! — радостно завопила Харли, увидев красный навес карусели у выхода из парка напротив 64-й улицы. — Прокатимся! — она потянула его за рукав.

— Харли, я тебя умоляю…

— Дункан, пожалуйста…

Посмотрев в ее чистые, небесно-голубые глаза, Дункан понял, что просто не в силах ей отказать.

— Господи, ты хочешь свести меня в могилу, — пробормотал он себе под нос и вздрогнул, когда Харли испустила ликующий вопль.

Она подскочила и повисла у него на шее, затем стремглав бросилась к билетной кассе, оставив его стоять с открытым ртом и не заметив, что своими объятиями она вызвала у него в душе целую бурю.

Она купила себе и ему по четыре билета, чтобы покататься вволю. Дункан чувствовал себя полным идиотом, когда покорно устроился на деревянной лошади и карусель под звуки музыки начала плавное движение. Он влюбился. Он понял это, глядя на задорно смеющуюся Харли, недоуменно покачал головой. Чего-чего, а вот этого он от себя не ожидал. Если бы в этот момент его видела графиня Пишо, она бы его не узнала, впрочем, он и сам себя не узнавал.

Когда они наконец-то вышли из парка, для чего им пришлось пройти к другому выходу, поскольку Харли боялась, что Бойд Монро может запросто их увидеть из окна своего номера в «Ритце», она заявила, что теперь собирается подняться на Эмпайр-Стейт-Билдинг.

—Да это же просто смешно, — сказал Дункан. — Всем известно, что из Всемирного торгового центра вид на город гораздо лучше.

— Ну и пусть, — заупрямилась Харли. — Мне, например, нравятся старые здания, а Эмпайр-Стейт-Билдинг был известен, когда Торгового центра с его ужасными башнями еще и в помине не было. Могу поспорить, что ты никогда не поднимался на самый верх.

— Естественно, нет. Мне такое и в голову не приходило. — Он побоялся признаться, что и внутри-то здания никогда не бывал, поскольку Харли могла посчитать это непростительным упущением с его стороны.

Однако, когда они поднялись на Эмпайр-Стейт-Билдинг, у Дункана захватило дух от открывшейся панорамы. Было около четырех часов дня, и весь Манхэттен, освещенный ярким солнцем, лежал перед ними как на ладони. Дункан испытывал странный душевный подъем и ощущение опьяняющей свободы. Он не подозревал, что еще способен так искренне радоваться жизни. Харли удалось сделать настоящее чудо.

— Я знаю, что это звучит странно, — она подтолкнула его плечом, — но Нью-Йорк мне кажется родным городом. У меня такое чувство, словно я наконец-то вернулась домой, словно я всегда жила здесь. Мосс Харт написал в автобиографии, что для того, чтобы жить в этом городе, нужно быть дерзким мечтателем. У меня тоже были мечты, самые невероятные. Мне кажется, что они ко мне возвращаются. Нью-Йорк меня вдохновляет. Разве можно остаться равнодушной, глядя на этот город?

«Не на город, — подумал Дункан, посмотрев на ее счастливое лицо, — а на тебя».

— Так, я хочу вернуться сюда после выступления в клубе и посмотреть на ночной Нью-Йорк, — решительно заявила Харли.

— Хорошо, — он кивнул. — Этот день весь принадлежит тебе. Пожалуйста, распоряжайся временем, как тебе угодно.

— А в полночь ты меня отвезешь Бойду, — упавшим голосом сказала Харли.

— Как договаривались.

— Знаешь, на кого ты похож? На голодного бульдога, который мертвой хваткой вцепился в кость.

— Большое спасибо, — Дункан искренне обрадовался такому комплименту. — Это самая приятная похвала в мой адрес.

Харли недоуменно на него уставилась.

— Ты это серьезно?

— Да. Все считают, что я безвольный слюнтяй и у меня до сих пор в голове гуляет ветер. Ты первая, кто хоть как-то оценил мои способности.

— Тебя считают ветреником?

— Это я только выгляжу таким несерьезным, — Дункан широко улыбнулся.

— Парень, мне кажется, что ты себя абсолютно не знаешь.

Раздавшийся телефонный звонок спас Дункана, который после слов Харли пришел в страшное замешательство. Облегченно выдохнув и поблагодарив Бога, он достал сотовый телефон и ответил:

— Да, Эмма, я тебя слушаю.

— В графике мирового турне Джейн Миллер, — начала докладывать его помощница, — было три изменения: первые два касались полетов в Париж и Сидней, а вот в Каире, представь себе, выступление первоначально вообще не планировалось.

— Не может быть! — Дункан изумленно посмотрел на Харли. Прикрыв рукой трубку, он у нее спросил: — Первоначально Каира не было среди городов, в которых проходили твои концерты, правильно?

Харли испуганно посмотрела на Дункана.

— Бойд включил Каир в наше турне за два дня до вылета из Лос-Анджелеса. А почему ты об этом спрашиваешь?

Дункан вернулся к разговору с Эммой.

— Что-нибудь еще?

— Пока это все, что я узнала. До встречи.

Дункан убрал телефон в карман и задумчиво принялся рассматривать город, залитый солнечным светом. Ясно, что Бойд использовал турне Харли в своих личных целях. Но в каких? Чем он занимается? Представляют ли его темные делишки какую-нибудь угрозу для Харли? Размышляя над этим, он спросил:

— Может, пойдем?

— Да, нам пора, — она взглянула на часы. — Мне бы хотелось посмотреть на Чайнатаун. А после у нас еще останется время, чтобы поужинать в известной «Радуге» перед моим выступлением в клубе.

— Ни в какой ресторан мы не пойдем, — решительно заявил Дункан. — Во всяком случае, не сейчас, когда тебе так дорого время.

— Но я слышала, что там просто замечательно.

— Да, это действительно чудесное место. Но в Нью-Йорке можно найти не просто шикарный ресторан, а уникальный, единственный в своем роде. Если ты хочешь попасть в самое что ни на есть потрясающее заведение, то тогда тебе надо заглянуть в «Гудис».

— «Гудис»?

— А ты про такой не слышала?

— Подожди минутку, — Харли потерла пальцем наморщенный лоб. — Название мне кажется знакомым.

— Наверняка ты о нем слышала. Это одно из самых известных заведений в Нью-Йорке, где можно по-настоящему развлечься, и, заметь, не нарушая закона. Это дансинг в стиле ретро. Там все напоминает пятидесятые годы: обстановка, вкуснейший молочный коктейль и самая лучшая музыка. Подумай, Харли, ты услышишь классиков рок-н-ролла. Что скажешь?

На ее по-детски пухлых губках заиграла кокетливая улыбка, и она стала такой обольстительной, что Дункан едва совладал со своими чувствами.

— Это можно понимать как просьбу, или ты все еще продолжаешь мною командовать?

— Это твой день, разве я могу тебе что-либо навязывать?

— Хорошо, в ресторан мы не пойдем.

— Отлично! — проговорил Дункан. — Раз мы пойдем веселиться в «Гудис», то поход в Чайнатаун тоже откладывается.

— Черта с два! — возмутилась Харли. — Еще нет и пяти. У нас полно времени…

— Наоборот, времени у нас в обрез. Нам надо пройтись по магазинам и кое-что купить.

Часом позже они вошли в двери клуба, щеголяя своими нарядами. На Дункане была рубашка, расцветкой напоминающая шкуру леопарда, и широкие коричневые брюки, а на Харли — шелковое бирюзовое платье от Диора, которое плотно обтягивало ее грудь и от талии расширялось книзу пышными фалдами. Выбрав такую одежду, Дункан и Харли отдали дань моде середины пятидесятых годов. Через красную дверь они прошли в фойе, пол которого был выложен красным и белым кафелем. Хотя было шесть часов вечера, зал оказался заполненным на три четверти. Народ веселился, словно наступил уик-энд.

Вдоль стен вытянулись ряды кабинок с мягкими сиденьями. Напротив входа находилась эстрада, которая сейчас пустовала. В центре зала сверкала отполированным полом огромная танцевальная площадка. Все свободное пространство между кабинками и танцплощадкой занимали столы и стулья. Из скрытых, мощных динамиков лился блюз в исполнении Эдди Кочрана.

От избытка чувств и в порыве благодарности Харли дотронулась до плеча Дункана.

— Спасибо, что привел меня сюда.

Он посмотрел в ее глаза, ставшие в полумраке бездонными голубыми озерами, и понял, что рядом с этим очаровательным созданием он просто теряет голову. Чтобы не потерять ее окончательно, Дункан схватил Харли за руку и, увлекая за собой, севшим голосом произнес:

— Пойдем потанцуем?

Когда они вышли на площадку, заиграла быстрая, джаз-роковая композиция. Тут Дункан, завертевшись в задорном, неистовом танце, дал волю своим чувствам. За этой песней последовал свинг Фрэнки Лаймона, а за ним сумасшедший твист Чака Берри, рок-н-роллы Элвиса и «Эверли Бразерз».

В зале поплыли звуки нежной, томной композиции под названием «Мои глаза только для тебя» группы «Фламинго». Дункан почувствовал, что Харли вся напряглась. Не поднимая на него глаз и не зная куда деть руки, она как-то неловко стояла и теребила пояс своего платья.

— Что-то случилось? — он ласково улыбнулся и поднял ее голову за подбородок. — Все будет хорошо.

Когда их глаза встретились, ее мысли спутались, и она, не помня себя, шагнула в его объятия. Они закружились в медленном танце. Харли прижалась к его груди, словно в этом не было ничего необычного и они уже много раз так танцевали. Их тела плавно и легко покачивались в такт музыки.

Дункан танцевал, затаив дыхание, чувствуя, как от прикосновения к Харли, от ощущения ее близости он погружается в волны блаженства. Харли казалась ему милой и до боли близкой.

«Господи, что она со мной делает?» — Он словно бы очнулся от волшебного сна.

Судорожно вздохнув, он оторвал от себя Харли и попятился. От неожиданности она едва не потеряла равновесие.

— В чем дело, Дункан? — Харли обиженно посмотрела на него.

Дункан отвернулся, избегая встречаться с ней взглядом, затем протянул руку.

— Извини, мне что-то расхотелось танцевать. Мы и так сегодня целый день на ногах. Может, нам пойти за столик — посидим, выпьем чего-нибудь перед ужином, а?

Ничего более умного он в тот момент просто не смог придумать. Он брякнул первое, что пришло ему в голову, чтобы хоть как-то объяснить свой идиотский поступок. Держась за руки, они пробрались между танцующими парами к своему столику. К этому часу народу в заведении стало еще больше. Дункан почувствовал, что ее восторженное проникновенное настроение излечивает его израненную душу. Ноющая боль в сердце, которая столько лет его терзала, исчезла.

Он сел и заставил себя сосредоточиться. Ему уже давно пора спуститься с небес на землю и думать только о работе — пытался он убедить самого себя. Это расследование — последний шанс сделать карьеру, и Харли не может, для него столько значить, просто он должен доставить ее сегодня в полночь Бойду Монро.

Но одно дело решить, а другое — сделать. Чтобы напрочь забыть о своих намерениях, ему было достаточно бросить взгляд на Харли, сидящую напротив него и изучающую длинное меню, которое могло составить конкуренцию любому шикарному ресторану, а по калорийности блюд повергло бы в шок Ассоциацию кардиологов США.

К их столику подошла официантка. Покачивая головой в такт музыке, от чего ее волосы, собранные на затылке в пышный хвост, раскачивались из стороны в сторону, она громко щелкнула жвачкой, после чего приняла их заказ. Харли попросила для себя газированный фруктовый напиток, а Дункан предпочел сладкую содовую.

— Ты занятный человек, мне с тобой очень интересно, — заявила Харли, когда официантка оставила их одних.

Дункан вздрогнул. Ему показалось, что она читает его мысли.

— То же самое я могу сказать о тебе.

— Да перестань, — отмахнулась Харли. — После того, как ты мне рассказал о своих подвигах, безумных вечеринках и прогулках по Каннам, не могу поверить, что тебе интересно проводить время в моей компании.

— Нет, я говорю серьезно. Кстати, последние два года я вообще безвылазно провел в Нью-Йорке.

— Это почему?

— Строил из себя примерного сына.

Харли неодобрительно хмыкнула.

— Ты хочешь сказать, что, если человек веселится от души, он уже и плохой?

— Так считают мои родители.

— Интересно, откуда у них такая уверенность?

— Это их собственное мнение, и, к сожалению, их не переубедить, — Дункан пожал плечами.

— Глупости! Ты же взрослый человек и имеешь право жить так, как тебе хочется, а не по чьей-либо указке.

— Кто бы это говорил! Почему же ты сама так не поступила?

Дункан воспользовался ее замешательством и, понизив голос, решительно заявил:

— Харли, ты должна поставить Бойда на место, чтобы ему впредь было неповадно совать свой нос в твою жизнь.

— Мне кажется, я не смогу.

— А я говорю, что сможешь.

Пришла официантка и принесла им напитки. Харли, медленно помешивая соломинкой в бокале, произнесла:

— Тебе не кажется все это странным?

— Ты о чем?

— О совпадениях. Смотри, и тебя, и меня — нас обоих не устраивает то, как мы живем. Оба мы уже пытались как-то изменить свою жизнь: ты пошел работать, я устроила себе каникулы. К сожалению, наши надежды не оправдались. Все вышло не так, как бы нам хотелось и как мы планировали.

— Что ты хочешь этим сказать?

— То, что и у тебя, и у меня остались прежние проблемы.

— А-а-а, — разочарованно протянул Дункан, — я-то думал ты скажешь, что мы в чем-то похожи друг на друга.

— Нет, мы разные люди, — Харли нахмурилась и недовольно заметила: — В этом я уверена.

— А может, ты ошибаешься?

— О чем ты говоришь? Ты вырос в одной среде, я в другой; ты получил одно образование, я другое. В конце концов, у нас совершенно разные взгляды на жизнь. Нет, мне кажется, что между нами мало общего.

— Однако нам обоим не везет, у нас вечно возникают какие-то проблемы — мы оба несчастные люди.

— В этом ты прав, — кивнула Харли. — Но в любом случае, у каждого из нас есть своя сокровенная мечта. Хотя и в этом мы отличаемся друг от друга, поскольку ты мечтаешь об одном, а я — совсем о другом.

Дункан быстро спросил:

— Ты уверена?

—Догадываюсь, — она пожала плечами. — Я всегда мечтала о карьере рок-певицы, а ты мечтаешь о… — здесь Харли на секунду запнулась. — А о чем ты мечтаешь?

— Не знаю, — этот вопрос застиг Дункана врасплох. — Раньше я никогда над этим не задумывался, — растерянно проговорил он. — Если честно, то я не помышлял ни о конкретной карьере, ни о профессии.

— Но это же ужасно! У каждого должна быть в жизни определенная цель.

— Ты думаешь?

— А как же иначе? У человека должна быть цель, к которой он должен стремиться. Ты что, сомневаешься?

— Ну-у-у, если ты так думаешь, то мне кажется, что… Подожди минутку! Вспомнил: я всегда мечтал о счастье. А разве ты об этом не мечтаешь?

— Да, но…

Не дослушав ее, Дункан продолжил свою мысль:

— Мы оба любим рок-музыку; наши вкусы совпадают и в отношении одежды. Ведь тебе нравятся черные кожаные куртки, разве нет?

Она удивленно спросила, откуда он это знает, но Дункан вновь перебил ее, не дав ей сказать и двух слов.

— У меня есть свои источники информации. Кроме того, тебе нравятся старомодные карусели, итальянская кухня, чизбургеры, шоколадные коктейли, танцевальные клубы — все то же, что и мне.

— Ты к чему клонишь?

Дункан встретился с ней взглядом и почувствовал, что волнуется. Собравшись с духом, он произнес:

— Что бы ты ни говорила, но мы с тобой родственные души.

— Даже если и так, ты ведь в любом случае отвезешь меня сегодня Бойду, — удрученно произнесла Харли, но в ее голосе слышалась слабая надежда на то, что он передумал.

— Да.

— Другого ответа я и не ждала, — она вновь отвела глаза.

— Пора нам что-нибудь заказать, — сказал Дункан.

Харли, пробежав глазами по меню, внезапно его захлопнула и отложила в сторону.

— У меня пропал аппетит.

Ее лицо было очень бледным, и на нем особенно четко проступили очаровательные веснушки. Нервно постукивая пальцами по твердой обложке меню, она откинулась на спинку стула.

—Тебе обязательно надо что-нибудь поесть, иначе к полуночи у тебя совсем не останется сил, — мягко сказал Дункан.

— Меня немного мутит.

— Ты нервничаешь перед выступлением в клубе?

— Да.

— Представляю, как тебе должно быть страшно, — кивнул Дункан. — Ты будешь петь новые песни перед совершенно незнакомой публикой. Тебе придется выступать в новом амплуа, а имиджем Джейн Миллер ты, к сожалению, воспользоваться не сможешь.

— Да, — ответила Харли, разглядывая рисунок на пластиковом столе.

— Однако раз ты отважилась сбежать от Бойда и от Джейн Миллер, то тебе нечего бояться. Поверь мне, у тебя было гораздо больше причин для того, чтобы нервничать той ночью, когда ты одна в поздний час очутилась на улицах огромного города, — успокаивал ее Дункан.

Она посмотрела ему в глаза.

— Ты в этом уверен?

— Я это знаю. Вот увидишь, сегодня в «Сюрреалистик Пиллоу» у тебя все пройдет отлично. После выступления ты будешь смеяться над своими страхами. Ты, прежде всего, артистка. Что такое сцена — не мне тебе объяснять. Ты знаешь, как надо держаться на эстраде, как завести аудиторию, какой реакции можно от нее ожидать. А когда ты удрала из «Ритца», ты абсолютно не знала, чем закончится твоя отчаянная проделка.

— Да, — мрачно кивнула Харли

— Вот видишь, получается, что в тот вечер в твоей судьбе было больше неизвестного и опасного, чем сейчас. А раз так, то тебе надо подкрепиться.

Поначалу, услышав столь неожиданный вывод, она удивленно захлопала ресницами, а затем рассмеялась. У нее был приятный грудной смех, от которого у Дункана сладко защемило сердце.

— Ты добрый человек, Дункан.

Дункан от смущения покраснел. Он молил Бога, чтобы Харли этого не заметила. Уткнувшись в меню, он сказал:

— Лично я советую заказать чизбургер, а на десерт банановое мороженое с орехами.

Харли с трудом осилила половинку чизбургера, но выпила почти весь молочный коктейль из шоколадного мороженого. Однако этого оказалось достаточно, чтобы в ее глазах засверкала решимость, и она вновь обрела боевой дух.

— Останемся здесь или пойдем в какое-нибудь другое место? — спросил Дункан после того, как с десертом было покончено.

— Извини, ничего не получится, — ответила Харли. — Мне надо попасть в отель, чтобы переодеться, и заодно я хочу подумать, какие песни включить в свое выступление.

— Хочешь подготовить речь?

— Нет! — возмущенно воскликнула Харли. Сидевшие за соседними столиками начали бросать на них любопытные взгляды. Харли вспыхнула и поспешила сказать: — Конечно же, я тебе благодарна за предложение, но мне действительно надо побыть одной. Мы встретимся уже в клубе после моего выступления, договорились?

Дункану такой план совсем не понравился.

— С моей, профессиональной, точки зрения перед выходом на сцену рядом с тобой должен находиться кто-нибудь, кто смог бы поддержать тебя в трудную минуту.

— Еще раз спасибо, Дункан, это очень мило с твоей стороны, но я вынуждена отказаться. Когда я сбежала от Бойда, то думала, что все это затеяла просто ради того, чтобы устроить себе каникулы и хорошенько отдохнуть. Но теперь-то я понимаю, что на самом деле я хотела совсем другого: мне нужно было убедиться в своих собственных силах. Я не знала и до сих пор еще не знаю — смогу ли я прожить сама, без чьей-либо помощи в этом мире.

Дункану, конечно, было жаль расставаться с Харли на несколько часов, и он опять попытался было возразить, но она его опередила:

— Я надеюсь получить ответ на этот вопрос сегодня вечером. Мне бы хотелось сделать это без посторонней помощи, даже если ее предлагает такой галантный и благородный кавалер, как ты.

— Ты меня принимаешь за кого-то другого, — покачал головой Дункан. — Столько всего хорошего обо мне еще никто не говорил, — ему даже стало неловко. — Ну хорошо, если ты хочешь нести свой крест в гордом одиночестве, то не буду тебе мешать.

Два часа спустя Дункан, сильно нервничая, занял место за столиком в «Сюрреалистик Пиллоу». Только что закончил свое выступление дуэт, неплохо исполнивший несколько блюзовых песен, и теперь весь зал дружно аплодировал музыкантам, покидающим сцену. Дункану было противно от того, что его руки предательски дрожали, а ладони стали потными. В зале было тепло, можно сказать, даже жарко, но его кожа покрылась мурашками. Он с удивлением подумал, что никогда раньше так не нервничал.

Неужели он разволновался из-за выступления Харли, которую знает всего пару дней? Одним словом, с ним творилось что-то неладное.

Сверкая в лучах юпитеров лысиной, на сцену поднялся Мэйнард Кип, владелец клуба. Он подошел к одному-единственному микрофону, стоявшему в центре сцены, и низким, хорошо поставленным голосом обратился к посетителям клуба:

— Леди и джентльмены, — от его звучного голоса в зале завибрировал воздух. — Сейчас я хочу вам представить мисс Харли Смит.

Зал поприветствовал аплодисментами Харли, появившуюся на сцене. На ней была ярко-красная майка-топ, поверх нее — темно-красная легкая блузка с поясом, черные джинсы обтягивали ее стройные ноги. Харли распустила ремень гитары так, чтобы она висела на уровне бедер. Она выглядела взволнованной, но держалась уверенно. Дункану почему-то захотелось вскочить и незаметно выскользнуть из клуба.

— Добрый вечер, друзья, — чуть растягивая слова, поздоровалась Харли. — Я думаю, что мы начнем с чего-нибудь старенького, но веселенького. Надеюсь, что всем будет приятно вспомнить эту вещь.

Для зала было большой неожиданностью, когда Харли в качестве вступления заиграла известную во всем мире инструментальную рок-н-рольную композицию.

«Бог мой! Она все же решилась попробовать свои силы», — подумал Дункан.

После нее Харли сразу же начала петь «Джонни Би Гуд», изменив имя Джонни на Джени.

Харли была великолепна — иначе Дункан не мог оценить ее выступление. Она пела глубоким, сильным контральто, от которого публика быстро завелась и который так не был похож на мягкое и нежное сопрано Джейн Миллер, и так лихо обращалась с гитарой, словно ее учителями были одновременно Чак Берри и Эрик Клэптон. Она еще не успела закончить свою первую песню, как почти все столики опустели — народ высыпал на танцевальную площадку.

Дункан смотрел на сцену и глупо улыбался. Харли упала на колени, совсем как Чак Берри, и между куплетами песни виртуозно исполнила соло на гитаре. Теперь весь этот клуб вместе с посетителями принадлежал только ей. Раскатистая, задорная музыка зарядила небывалой энергией весь зал — танцевали с энтузиазмом, которого раньше Дункан никогда здесь не видел. Когда зазвучали последние строчки: «Мама ей говорила: милая, зачем сейчас тебе нужен парень, раз ты будешь играть рок-н-ролл», — Дункан просто оглох от раздавшихся одобрительных криков, выражавших крайнюю степень восторга.

Харли запела следующую песню. Это была «Танцуем на улице». Сразу же после первых аккордов у нее в штате появилось две сотни добровольных бэк-вокалистов, которым просто не терпелось проверить силу своих легких, вопя во все горло слова припева.

Харли доставила публике огромное удовольствие, приведя ее в экстаз великолепным исполнением музыки, которую все хорошо знали. Народ просто ревел от восторга. Теперь все они любили и обожали Харли. По залу катилась мощная звуковая волна, которой было бы достаточно, чтобы запросто сбить с курса запущенную по цели ракету «Пэтриот». В ее исполнении старые песни зазвучали по-новому; чувствовалась ее любовь к музыке прошлых лет. Харли щедро, не скупясь, делилась своей радостью и счастьем с благодарной аудиторией. В этот момент Дункану хотелось просто сидеть и смотреть на нее, более счастливого человека он никогда не видел.

Она закончила свое выступление исполнением одной из песен группы «Киллер». Харли вела себя на сцене так раскованно и уверенно, что Дункан даже озаботился мыслью — так ли она на самом деле наивна и простодушна, как желает казаться.

Под грохот аплодисментов Харли раскланялась. Затем, скользнув взглядом по столикам, она нашла Дункана. Ее голубые глаза сверкали от радости.

— От души повеселились, да? — спросила Харли и рассмеялась прямо в микрофон. Ее смех, усиленный динамиками, прокатился по всему залу.

С торжествующей улыбкой она развернулась и собралась было уйти со сцены, когда публика в один голос обиженно завопила:

— Не-е-ет!

— Извините, ребята, — с виноватой улыбкой она обратилась к залу, — мои десять минут уже истекли.

После этих слов публика затопала ногами по полу, застучала кулаками по столам, выражая тем самым свое возмущение. У микрофона возник Мэйнард Кип.

— Харли Смит, раз вас не отпускают, вы не вправе уходить. Пожалуйста, вернитесь на сцену и спойте для нас еще.

Под одобрительные крики и свист, которыми публика приветствовала слова руководителя клуба, Харли с озадаченным видом вернулась к микрофону. Затем, широко улыбнувшись, она воскликнула:

— Вы классные ребята! Пожалуй, я куплю вам автобус, чтобы вы могли сопровождать меня во время моих концертов по стране.

Дункан чувствовал себя счастливым мальчишкой. Откинувшись на спинку стула, он приготовился вместе со всеми слушать и радоваться ее песням. Харли любила музыку, и ей нравилось выступать перед публикой. Она сделала все возможное, чтобы ее слушатели это поняли. Харли устроила им настоящее праздничное шоу. Дункан решил, что недаром предприимчивый Бойд Монро сразу же, как только увидел юную Харли, распознал в ней большой талант.

Вспомнив о Бойде, Дункан ухмыльнулся. Того бы хватил апоплексический удар, если бы он увидел сегодняшнее выступление Харли, от которой исходили бьющая через край энергия и неистовый задор. В ней ничего не осталось от прежней, сдержанной и манерной Джейн Миллер, образ которой годами создавал Бойд Монро. Дункан подумал, что Бойду придется изрядно попотеть, чтобы вновь сделать из Харли прежнюю Джейн Миллер. И удастся ли ему вообще это сделать? Быть может, Харли после сегодняшнего выступления найдет в себе силы, чтобы наконец поставить своего менеджера на место и показать, кто в доме хозяин? А возможно, Бойд сделает вид, что между ними ничего не произошло, и будет, как и прежде, помыкать бедной Джейн Миллер?

У Дункана вновь сладостно защемило сердце и перехватило дыхание, когда Харли на своем «Стратокастере» начала играть «Дом восходящего солнца». Вместо известной клавишной аранжировки этого хита, ставшей классической, Харли дала ему свою, блестяще исполненную, гитарную обработку. Когда отзвучал последний аккорд песни, она объявила:

— В конце моего выступления я хочу воспользоваться возможностью и спеть вам что-нибудь новое. Я недавно сочинила эту песню и хочу, чтобы вы ее послушали. Она называется «Доченька, этого делать нельзя».

«Сегодня в бойкости и отваге ей не откажешь» — подумал Дункан, Харли запела. Это была веселая песенка о том, какие запреты придумывают родители для своих любимых дочерей. Если раньше было нельзя целоваться с мальчиком на первом свидании, то потом стали запрещать встречаться с парнями, у которых есть татуировка, или купаться голышом, или целыми днями мотаться по улицам, и многое другое. Незатейливый припев Харли начинала словами «…мне говорят, что это нельзя…» и заканчивала на жизнерадостной ноте — «…а для меня все запреты — пустые слова!».

Народу в зале такой припев очень понравился. Когда все в один голос его подхватывали, по залу разносился одобрительный рев.

Закончив петь, Харли скромно раскланялась, однако скрыть свое ликование ей не удалось. Когда она благодарила публику, ее глаза возбужденно сверкали, а лицо радостно сияло.

Дункан поднялся со стула и прошел за кулисы, чтобы встретить Харли еще до того, как стихнет гром аплодисментов. Узкий коридор был заполнен музыкантами, ждавшими, когда объявят их выход на сцену. Сначала он протиснулся мимо какого-то долговязого, худющего парня с бас-гитарой, которому на вид было не больше четырнадцати лет, затем отдавил ноги прыщавому саксофонисту, затем бочком разошелся с девицей, у которой были фиолетовые волосы и которая в руках держала барабанные палочки, и только потом выбрался на более или менее свободное пространство, где смог наконец-то вздохнуть полной грудью.

Харли и Мэйнард Кип стояли в самом конце коридора у кирпичной стены и о чем-то разговаривали. Она энергично кивала головой, ее глаза сияли. Увидев Дункана, она сорвалась с места и бросилась к нему с распростертыми объятиями.

— Дункан! У меня получилось! Получилось!

— Ты просто молодец! Я все видел и слышал, — он хотел отступить на шаг назад, но тут же передумал. — Ты великолепно выступила.

— Представляешь, я пела свои любимые песни, у меня был контакт с публикой, меня все слушали, всем все понравилось. Просто не могу в это поверить! Бойд все время мне лгал. Черт побери, я и сама себя обманывала. Теперь я знаю, что это мне по силам. Я не могу описать тебе чувство, которое меня охватило, когда я сегодня пела. Никогда раньше у меня такого не было, — подняв на него сияющие глаза, торопливо говорила Харли. Дункан кивнул, не выпуская ее из объятий.

— Просто удивительное чувство, — продолжила Харли. — Словно во мне заработал мощный генератор. Я будто парила в воздухе, не ощущая собственного тела. Мне казалось, что я попала на какой-то нескончаемый, вечный праздник. Спасибо тебе за то, что доставил мне такую радость, — проговорила Харли, прижавшись к его груди.

Дункан, понимая, что этого не следует делать, робко коснулся ее волос.

— Я тоже очень рад за тебя.

Харли внезапно осознала, что они стоят в обнимку, как влюбленная парочка. Правда, сегодня в клубе он ее тоже нежно обнимал, но тогда они танцевали. Дункан, догадавшись о ее мыслях, отдернул руки, а Харли до неприличия поспешно отскочила назад. Между ними воцарилось неловкое молчание, и оба принялись старательно разглядывать пол под ногами, пряча друг от друга глаза.

— Так как, Харли, будем считать, что мы обо всем договорились? — к ним подошел Мэйнард Кип.

— Не беспокойтесь — все остается в силе, — Харли, облегченно вздохнув, посмотрела на сверкающую лысину толстяка, прервавшего затянувшуюся паузу.

— Тогда я пойду объявлять следующую группу.

Проводив его взглядом, Дункан подозрительно посмотрел на Харли и мрачно поинтересовался:

— О чем это вы договорились?

Харли с виноватым видом робко начала:

— Мэйнард распростился с музыкантами одной из групп, с которой работал. Теперь ему на следующий уик-энд нужно найти им замену. Я согласилась выступить вместо них.

— Харли, ты понимаешь?..

— Я никогда в жизни не нарушала своих обещаний, Дункан, — отступив на шаг, она с вызывающим видом скрестила на груди руки. — Но сегодня мне придется это сделать. Я не поеду с тобой к Бойду ни сегодня, ни на следующей неделе. Мои планы изменились, ты понимаешь?

—Харли…

Она перевела дух и, не дав ему договорить, продолжила:

— Пока не закончатся мои каникулы, я не вернусь к Бойду.

— Еще как вернешься.

— Нет, не вернусь!

— Мы же с тобой договорились. Я свои обещания выполнил…

— Да-да, я знаю, ты — молодец.

— Теперь твоя очередь, так сдержи свое слово, — с мрачным видом закончил свою тираду Дункан.

— Не сейчас. Только после того, как истекут две недели.

Дункан взорвался. Он ругался по-английски, по-французски, по-немецки, даже чертыхнулся пару раз на итальянском. Иногда его голос перекрывал музыку, рвущуюся из мощных динамиков. Заклеймив Харли позором и обвинив ее во всех тяжких преступлениях, которые когда-либо были совершены в истории человечества, он пригрозил надеть на нее наручники или заковать в цепи, последнее по его мнению было бы очень справедливо.

— Нет, я тебе не позволю вот так, за здорово живешь, разрушить мою карьеру, — возмущенно проговорил Дункан. — Подумать только, я могу потерять все, чего достиг за два года работы, из-за какого-то эгоистичного каприза!

— Ты называешь это капризом? — набросилась на него Харли. — Мы говорим о моей жизни, а не о каких-то пустяках. А вся моя жизнь — это только музыка, которую я не могу сочинять в неволе.

— Мы поговорим об этом в другой раз, дорогуша, — он схватил ее за запястье и потащил за собой. — А сейчас ты поедешь со мной.

— Черта с два! — завопила она и, проявив завидную силу, вырвалась из его рук. — Кто ты такой — сам Господь Бог? Почему я должна выполнять твои приказы? Я не ребенок, а взрослый человек, который отвечает за свои поступки. Никуда я с тобой не поеду!

Они стояли друг против друга, зло сверкая глазами и тяжело переводя дыхание.

— Еще увидим, чья взяла! — выругался Дункан.

Схватив Харли в охапку, Дункан перекинул ее через плечо и направился к выходу.

Она отчаянно закричала, начала брыкаться, извиваться, пока наконец он не опустил ее на землю.

Отдышавшись, Дункан потянулся, чтобы вновь ее поймать, но Харли отпрянула назад и прижалась спиной к стене.

— Подожди секунду, — попросила она.

— Конечно, — кивнул Дункан и быстро протянул руку, чтобы ее схватить. Однако Харли удалось увернуться и на этот раз.

— Подожди, Дункан. Я думаю, что мы можем найти какое-нибудь решение, пойти на компромисс…

— Кто бы об этом говорил! — возмутился Дункан. — Нет, покорно тебя благодарю, но я уже сыт по горло всякими обещаниями, а уж перед отцом я себя так скомпрометировал, что дальше некуда.

— Но мне кажется, я нашла выход. Если мы будем действовать по моему плану, то у тебя не будет неприятностей по работе, а я получу свои две недели отдыха. Поверь мне.

— Охотно верю, — скептически заметил Дункан, — что в очередной раз я окажусь в дураках.

— Да нет же, на это раз все будет без обмана, — она выставила вперед руки, чтобы остановить Дункана. — Смотри, решение моих и твоих проблем так или иначе зависит от Бойда. Все упирается только в него, а точнее говоря, его странное поведение. Ты подозреваешь, что он занимается темными делишками, ведь так? Я наблюдала за тобой, когда ты сегодня разговаривал с Эммой о моем турне, и видела, что тебя заинтересовали странные действия Бойда, связанные с перелетами из одного города в другой и отменой концертов.

— Я допускаю, что он в чем-то замешан, — Дункан упер руки в бока. — Но может статься, что у него в каждом городе, в каком вы побывали во время турне, просто есть любовница. Что тогда? Нет, я не могу рисковать, кроме того, у меня с ним договор, по которому я взял на себя определенные обязательства.

— Давай все переиграем?

— Это как?

— Ты будешь теперь работать на меня, а не на Бойда. Я тебя нанимаю. Это я становлюсь твоим клиентом.

Дункан посмотрел в ее глаза и, естественно, сдался.

— Да ты просто на редкость коварная бестия!

— Правда? — оживилась Харли, почувствовав свою победу,

— Можешь не сомневаться, — рассмеявшись, заверил ее Дункан.

Харли горячо заговорила, стремясь закрепить успех:

— Послушай, я абсолютно не хочу, чтобы из-за меня у тебя были неприятности. Поверь мне, это действительно так. Мне кажется, что я придумала идеальный план, который тебе поможет сохранить незапятнанную репутацию в агентстве. Ну подумай сам, прежнюю работу ты успешно выполнил, поскольку меня ты нашел, и теперь дело можно закрыть. А сейчас я нанимаю тебя для другого расследования, которое может повлиять на твою карьеру. Если ты найдешь доказательства, что Бойд замешан в серьезных махинациях, что он не заурядный герой-любовник международного масштаба, то считай, что успешная карьера тебе обеспечена. И мне кажется, что я знаю, как надо построить разговор с твоим отцом, чтобы его не хватил удар, а ты не оказался в черном списке.

— Слишком поздно. Я в этом списке занимаю почетное место. Отец никогда не вычеркнет из него мое имя.

— Не льсти себе. Я сама поговорю с твоим отцом, успокою его, а затем предложу агентству взяться за расследование громкого скандала. Я думаю, он не откажется.

— Может, и так, — задумчиво пробормотал Дункан.

Бойд ему не понравился с самой первой их встречи. Сейчас он был рад, что избавился от необходимости везти Харли в «Ритц» сегодня ночью. Но Харли обязательно должна встретиться с Лангом-старшим, чтобы тот собственными глазами ее увидел и понял, что Дункан справился с этим расследованием. Дункан не питал больших надежд на то, что работа по охране бриллиантов Жискара поможет его карьере в агентстве. Поэтому он решил, что этим делом пусть занимается его брат, раз уж он за него взялся. Более привлекательным ему казалось предложение Харли. Она его нанимает, а он, работая в поте лица, проверит свои подозрения в отношении Бойда Монро и заодно докажет родителям, какой он хороший.

Дункан перевел взгляд на Харли, с нетерпением ожидавшую его решения. Глядя на нее, он подумал, что дело, похоже, верное, а ему, если повезет, удастся одним выстрелом убить двух зайцев. Такой вариант ему понравился, и он улыбнулся.

— Бойд — глупец. Он тебя недооценил и за это горько поплатится, — со смехом сказал Дункан, а затем уже серьезным тоном продолжил: — Давай договоримся так: к Бойду мы не поедем, поскольку теперь ты становишься моей клиенткой, но ты должна встретиться с моим отцом и убедить его взяться за это дело. Ты продолжаешь наслаждаться своим отпуском, а я веду расследование.

— Договорились! — обрадовалась Харли.

— Но при одном условии.

— Каком? — насторожилась она.

— Ты должна встретиться с моим отцом сегодня. Боюсь, что к утру он так разбушуется, что его уже ничем не успокоишь, он просто не захочет с нами говорить. Кроме того, не стоит его держать в неведении.

— Дункан, ты заботливый сын.

— Я мечтаю, чтобы он еще при жизни успел изменить свое отношение ко мне.

Дункан предупредил Харли о том, что ее ожидает во время визита к его родителям. Колби и Элиза Ланг жили в пятиэтажном доме, построенном в неоклассическом стиле. Он располагался на 64-й Восточной улице между Пятой и Мэдисон-авеню. Все здания вверх и вниз по улице, казалось, излучали довольство и благополучие, демонстрируя богатство и исключительность хозяев. Харли почувствовала себя бродягой, нарушающей границы частного владения. Дом Лангов из красного кирпича с отделкой из белого известняка, необычайно ухоженный, не показался ей приветливым. А длинное, треугольное лицо дворецкого, открывшего широкую парадную дверь дома, просто отталкивало своей холодностью. Дворецкий смерил их взглядом и отступила на шаг в огромный холл с высокими колоннами и мраморным полом.

— Надеюсь, Джонсон, мы не помешали очередному из скучнейших маминых парадных обедов, — проговорил Дункан с неожиданной веселостью.

— Сегодня среда, мистер Дункан, — произнес дворецкий с английским акцентом, — и соблаговолите припомнить, что вечера по средам отведены для светских мероприятий.

— Да, да. Скажи, родители в гостиной?

— Мистер и миссис Ланг в библиотеке, — поправил Джонсон, — я только что подал им коньяк.

— Э, Харли, да мы в самый раз, — сказал Дункан и, взяв Харли за руку, потянул к широкой мраморной лестнице. — Последний глоток коньяка предшествует пожеланиям спокойной ночи. Джонсон, будь ангелом, присмотри за этим, — и он протянул чехол с гитарой Харли. — О нашем приходе не надо докладывать, — кинул он, обернувшись назад, к дрожавшему от возмущения дворецкому. — Мы возьмем эту почетную обязанность на себя. Обойдемся без лифта, — сообщил он Харли, — дабы ты могла в полной мере насладиться домом предков.

— Хм, спасибо, — пробормотала Харли.

— На первом этаже находятся бильярдная и бар, — сообщил Дункан, мастерски подражая гидам, ведущим экскурсии по домам знаменитостей, как только они начали подниматься по ступенькам лестницы. — Столовые — одна для семьи, а другая для приемов, а также художественная студия располагаются на втором этаже. Библиотека и хозяйская спальня, как и подобает, на третьем. Комната Брэндона и моя бывшая находятся на четвертом, а на пятом — комнаты прислуги.

— Как? Неужели здесь нет бассейна?

Дункан ухмыльнулся.

— Это больше подходит нуворишам, нежели консервативным Лангам.

Стены по обеим сторонам лестницы были увешаны подлинниками Ватто, Буше и Фрагонара. Холл третьего этажа был горделиво украшен Рубенсом и двумя прелестными статуэтками Челлини, возвышающимися на подставках из слоновой кости.

— Твои родители любят старых мастеров, — проговорила, оглядываясь по сторонам, Харли, мысленно возблагодарившая Бойда, заставившего ее изучать историю искусств.

— Они любят все, что создает им репутацию людей «старых денег». Дед сколотил семейное состояние на бутлегерстве во времена сухого закона. Занятие сыскным и охранным делом стало как бы естественным продолжением дедовского бизнеса, но отец предпочитает об этом не вспоминать. Ну вот, мы и пришли, — сообщил Дункан, останавливаясь перед массивными деревянными дверями. — Возьми себя в руки и помни, что преимущественно это была твоя идея, и не обвиняй меня потом в своих ночных кошмарах.

Пальцы Харли скользнули к висящему на шее золотому кулону. Да уж, от этого мужчины поддержки ей не дождаться.

Дункан распахнул двери и провел ее в библиотеку, мягкое освещение которой гармонировало с драпировкой стен, выдержанной в белых и бледно-розовых тонах. На стенах висели полотна мастеров середины и конца XIX века. Дубовый паркетный пол и мебель из красного дерева, на вид мрачная и тяжеловесная, усиливали впечатление солидности и консерватизма. Мужчина и женщина, расположившиеся друг напротив друга в одинаковых креслах из розовой парчи, были одеты так, словно собирались на великосветский прием.

Харли, в ее коротенькой красной майке, вдруг пришло в голову, как ужасно должны выглядеть они с Дунканом.

— Привет, мам; привет, пап, — воскликнул Дункан, безжалостно выпихивая ее на середину комнаты. — Рад, что нам удалось застать вас.

Колби Ланг оторвал взгляд от книги, и по мере того, как он разглядывал своего младшего сына, одетого в нелепую рубашку леопардовой расцветки, его голубые глаза сужались одновременно от ярости и брезгливости. Он поднялся из кресла и ткнул в сына пальцем.

— Ты! — взревел он громовым голосом. — Жалкий лентяй, бессовестный лгун! Только мольбы и заступничество твоей матери удерживают меня от желания вышвырнуть тебя из моей компании навсегда.

— У матери всегда было мягкое сердце, — произнес Дункан с саркастической усмешкой.

Харли усомнилась в этом. Ей не удавалось обнаружить никаких следов мягкосердечия в тонкой темноволосой женщине, одетой в длинное серебристое платье от одного из известных модельеров.

— Как ты осмелился заявиться в такой поздний час? — продолжал Колби Ланг тем же разъяренным тоном.

— Я знаю, я возмутителен, но мне подумалось, что вам обоим будет интересно познакомиться с Джейн Миллер. Мисс Миллер — мои родители.

Колби буквально онемел. Харли же могла только восхищаться тактикой Дункана.

— Как поживаете, мистер Ланг? — проговорила она, выступая вперед и протягивая ему руку. — Я рада познакомиться с вами. Мне необходима ваша помощь.

Она слышала, как Дункан издал какие-то звуки, подозрительно напоминающие смех. Но Колби Ланг, похоже, оценил этот спектакль по достоинству.

— Мисс Миллер, — произнес Колби Ланг, пожимая ее руку и мгновенно овладев собой. — Какая приятная неожиданность.

Харли внутренне содрогнулась: если бы Дункан и его отец были вооружены, можно было бы начинать считать трупы.

— Спасибо, — пробормотала она, — миссис Ланг, у вас очаровательный дом.

— Он выглядел бы еще очаровательней, если бы не то, что сделала с нашей улицей кучка этих новоявленных богачей, — резко заметила Элиза Ланг. — Представьте, каково это, иметь соседкой Ивану Трамп.

Пожалуй, даже многовато для первого обмена любезностями.

Элиза Ланг придирчиво оглядела ее с головы до ног:

— Мне казалось, вы блондинка.

— Рыжеватая блондинка, — вежливо поправила Харли, проведя рукой по своим коротким каштановым волосам. — Это маскировка, и она прекрасно работает. До сих пор никто не узнавал меня, за исключением, разумеется, вашего сына. Удивительно, как быстро ему удалось отыскать меня, и это после всех моих усилий как следует замести следы.

— Не хотели бы вы присесть, мисс Миллер, — предложила Элиза Ланг, пока ее муж переваривал услышанную информацию. Похоже, с этим у него возникли определенные трудности.

— Если я правильно понял, вы сказали, что вас нашел Дункан? — спросил Колби в то момент, когда Харли усаживалась на кушетку из розовой парчи, а Дункан обходил ее, чтобы встать за спиной девушки.

— Вчера, ближе к полудню, и с тех самых пор я доставляю ему сплошные беспокойства. Боюсь, что вина за то, что он до сих пор не выполнил договор с Бойдом Монро, лежит целиком на мне. И именно из-за меня мы и оказались здесь сегодня вечером. У меня есть к вам деловое предложение.

Как и предполагал Дункан, отец решительно отказался разорвать отношения с Бойдом и принять ее в качестве клиента. Он привел бесконечное множество всяких доводов, включая моральные, этические и, наконец, профессиональные, а затем еще добрых десять минут продолжал разглагольствовать на эту тему. Харли слушала все это, пытаясь изобразить на лице глубокую заинтересованность.

— Я понимаю вашу точку зрения, — произнесла Харли, когда ей удалось наконец вставить слово, — но мне думается, что вы не вполне осознаете, сколь высоки ставки в этом деле. Бойд Монро, несомненно, в чем-то замешан — в чем-то не вполне законном, а возможно, и опасном для меня. По сути дела, Дункан выполнил ваши обязательства перед Бойдом, отыскав меня и обеспечив мою безопасность. Доставить меня обратно к Бойду он не в силах, поскольку я отказываюсь это сделать, а заставить меня вернуться на законных основаниях он не может.

Дункану показалось, что он сам не смог бы изложить все лучше Харли.

— Таким образом, дело закрыто, — продолжила она, прежде чем Колби смог возразить ей, — здесь нет конфликта интересов, и теперь вы вполне можете рассматривать меня в качестве клиента. Уверяю вас, мистер Ланг, что Джейн Миллер более известна, чем Бойд Монро.

Колби молча взирал на Харли. Дункан слегка сжал ее плечо — удар попал прямо в цель.

Колби Лангу понадобилось примерно четверть часа, чтобы приспособить логические умозаключения Харли к собственному вкусу и убедить себя в том, что именно ему первому пришла в голову столь замечательная идея. Он попенял Дункану на то, что тот не позаботился раньше разузнать о проблемах Бойда Монро, пожаловался Харли на небрежность, допущенную сыном, и заверил ее, что «Колангко интернэшнл» является именно тем агентством, которое способно помочь ей и любым ее друзьям из мира шоу-бизнеса. Единственное, что волновало Харли в течение этого утомительного монолога, — как ухитрился выжить Дункан в доме своих родителей? Его отец смог бы выжать все соки даже из камня.

— В отношениях с мистером Монро требуется особая деликатность, — заключил сказанное Колби.

— Вот потому-то, отец, я и пришел к тебе, — Дункан впервые что-то произнес за последние полчаса. — Такого рода ситуации как раз по твоей части. Если кто и может успокоить подозрения Монро, заверить его, что мисс Миллер непременно вернется в клетку после небольших каникул, и удержать его от желания нанять кого-либо еще для ее поисков, то это только ты.

— Я не предвижу тут никаких трудностей, — проворчал Колби, размышляя над сказанным. — Ну что ж, мисс Миллер, «Колангко» будет счастливо помочь вам всем, чем возможно. Я дам все необходимые инструкции моему сыну Брэндону завтра же утром, сразу после того, как он закончит проверку службы охраны. Он немедленно займется вашим делом.

— Но я хочу, чтобы им занимался не Брэндон, а Дункан, — воскликнула Харли и, смутившись, покраснела. — Я имею в виду, что Дункан более чем успешно справился с поручением Бойда, он был честен со мной, и, наконец, он в курсе всего происходящего. Я хочу, чтобы именно он занимался моим делом.

Колби мог бы, конечно, поспорить с ней, но заявить ей — а он совершенно очевидно сгорал от желания сделать это, — что Дункану нельзя доверить даже прогулять перед сном собачку, а не то что заняться ее делом, означало бы пошатнуть в глазах клиентки доверие к «Колангко интернэшнл». Ведь он сам принял решение взять сына на работу.

— Я, безусловно, буду контролировать ход расследования дела, — только и сумел произнести Колби.

— Спасибо, — кивнула Харли и, повинуясь руке Дункана, легко подтолкнувшей ее, встала. — Что ж, мне не хотелось бы дольше занимать ваше время. У меня был долгий и трудный день, и я уверена, что Дункану не терпится приступить к своим обязанностям.

— Эмма, думается, уже раскопала все необходимые сведения. Она должна была оставить их для меня в офисе, — произнес Дункан, подталкивая тем временем Харли к двери. — Я оставлю отчет о состоянии дел на твоем столе, отец, чтобы утром ты мог просмотреть весь материал.

— Хорошо.

— Спокойной ночи миссис Ланг, мистер Ланг, — попрощалась Харли, уже стоя в массивных двойных дверях библиотеки, — было приятно с вами познакомиться.

— И нам с вами, мисс Миллер, — холодно ответила Элиза Ланг.

«Ничего не скажешь, любящая пара, — размышляла Харли, когда они очутились за дверью, — ни поцелуя, ни прощального объятия для сына, ни просто вежливого „до свидания“ и кивка головой».

— Пошли скорее, — поторопил ее Дункан, — уходим, пока все спокойно.

— Ну, и как все прошло? — поинтересовалась она, когда они спускались по лестнице.

— Один — ноль в нашу пользу, — заверил ее Дункан, слегка сжимая ее ладошку в своей руке. Харли только сейчас осознала, что все это время он так или иначе дотрагивался до нее, своим телом заслоняя от арктического холода, которым веяло от его родителей и их дома. — На пару дней мы освободились от бдительного ока «Колангко», — продолжил он.

— А Бойд?

Дункан ухмыльнулся:

— Считай, что он полностью нейтрализован. Уж если отец начнет играть свою игру, Бойд даже не сообразит, откуда и что на него свалилось.

— Да уж, твой отец еще та штучка.

— Что правда, то правда.

Она посматривала на Дункана, пока они спускались по ступенькам, и удивлялась его спокойствию, даже веселости. То, как он одним махом перешагнул через холодность и пренебрежение своих родителей, многого стоило. То, что он не стыдился этого и не стремился оправдаться перед ней, говорило в его пользу еще больше. Похоже, такова была обычная жизнь семейства Ланг. Харли не были нужны его объяснения, поскольку она сама все прекрасно видела и понимала.

И вот они снова очутились в огромном нижнем холле. Харли огляделась вокруг, кинула взгляд на картину Гейнсборо на стене, мраморный пол под ногами, на хрустальные канделябры над головой — все, казалось ей, было пронизано мертвенным холодом, сочившимся из самого нутра дома и его обитателей.

— Неужели ты действительно рос здесь?

— И еще в мавзолее в Хэмптоне — так мы в шутку называем наш летний дом.

Она подняла глаза на Дункана, скользнула взглядом по его спутанным черным волосам, пятнистой рубашке, скроенной по моде пятидесятых, и широким коричневым брюкам, столь неуместным в этом великолепном окружении.

— Мне здесь как-то не по себе.

— Мне тоже, — проговорил он, распахивая входную дверь. — Давай-ка быстрей смоемся отсюда, покуда стены не стали надвигаться прямо на нас.

Харли еще продолжала обдумывать сказанное, когда они поднимались вверх по 64-й Восточной улице, намереваясь поймать такси на Пятой авеню. А ведь стены грозили задавить Дункана каждый день в течение всего его детства, проведенного в этом доме. Сейчас она стала понимать его куда лучше, чем раньше.

Да, он был сильным, упрямым и целеустремленным человеком. Он смог научиться выживать в этом морозильнике. Колби и Элиза Ланг прекрасно подходили друг другу, но были худшими родителями для своих сыновей, каких только можно себе представить: по своей природе они были черствы и рассудочны, сухи и слишком требовательны. И жестоки. Лишать детей внимания и нежности — это жестоко. Как жестоко и осуждать их на каждом слове. Не удивительно, что Дункан при любой возможности норовил сбежать из отчего дома. Он буквально сражался за свою жизнь и отчаянно искал человеческой теплоты и участия. Но нашел ли он их? Погрузившись в свои мысли, Харли скользнула на заднее сиденье такси, подхватившего их на перекрестке.

Дункан утверждал, что сыт по горло жизнью этакого плейбоя, а значит ему так и не удалось познать обычную человеческую привязанность, к которой он страстно стремился. У нее защемило сердце при одной мысли об этом. Она провела взаперти, вне человеческого общения, девять лет жизни. Он — всю жизнь.

И стоит ли удивляться тому, что такие понятия, как «серьезная привязанность, настоящая любовь» — вызывают у него усмешку. Перед ним был пример родителей, а собственный жизненный опыт заставил его уверовать в то, что он просто не может кого-либо любить, точно так же он не верил, что и сам может быть любимым.

Что поражало, что было совершенно непостижимым, так это то, что ему удалось вырваться из-под влияния родителей и из этого мрачного дома, где не было места даже для самых необходимых человеческому сердцу чувств, как удалось сохранить в себе человечность, мягкость и сострадание, сочувствие и приветливость, которые не только не угасли, но, наоборот, были очень развиты. А ведь они могли быть раздавлены сильнее, чем если бы по ним прошелся асфальтовый каток. Или сам он должен был превратиться в подобие своих родителей.

Тем не менее рядом сидел он, Дункан, который мог в одно мгновение обрушиться на нее со справедливыми и вполне понятными гневными упреками и уже в следующее мгновение заразительно смеяться вместе с ней. Он поставил под угрозу свою репутацию, подарив ей несколько драгоценных часов свободы, потому что по-настоящему понял, как это важно для нее. Он ободрил и поддержал ее в «Гудисе». А какой абсолютной верой в нее и одобрением светились его черные глаза во время ее выступления в «Сюрреалистик Пиллоу». И вот совсем недавно он решительно и достойно защитил ее от враждебности и надменности своих родителей.

— Ты очень хороший человек, Дункан Ланг, — объявила Харли в тот момент, когда их такси сворачивало на Восьмую Восточную улицу, а оттуда выезжало на Бродвей.

Он взглянул на нее сверху вниз и улыбнулся.

— С чего ты это взяла?

— Потому что это правда.

— Боюсь, мои родители другого мнения на этот счет.

— Думаю, все зависит от того, кому ты предпочитаешь верить — двум мраморным изваяниям или занозе в боку.

Он рассмеялся, и она ощутила гордость от того, что сумела развеселить его, прогнав недавние воспоминания о его кошмарном доме.

— Мне и в самом деле жаль, что я причинила тебе столько беспокойств, — проговорила Харли. — Я не понимала и не верила, что из-за меня ты можешь сломать свою карьеру.

— О, все гораздо сложнее. Ты была моим первым стоящим поручением за последние два года. Да я, можно сказать, протанцевал весь путь до «Ритц-Карлтона» после первого звонка Бойда. Мог ли я предположить, что…

Она не просто ощущала на себе его взгляд, казалось, он пронзал ее насквозь, одновременно интимно и сокрушающе, подобно смерчу, закрутившему в неудержимом вихре маленький фермерский домик где-нибудь в Оклахоме. Сердце гулко стучало в ее груди. На какое-то безумное мгновение ее бросило в его объятия, и губы слегка приоткрылись в ожидании поцелуя, но последовал резкий поворот машины вправо — и здравый смысл, слава Богу, взял свое.

— Что ты собираешься делать теперь, когда в твоем распоряжении уйма свободного времени, а в руках «Фендер Стратокастер»? — спросил ее Дункан как ни в чем не бывало, словно его не коснулся этот электрический разряд.

— Все строго по графику, — кинула она в ответ, отворачиваясь, чтобы скрыть невольное разочарование, — надо еще поднабрать материала для выступления в «Сюрреалистик Пиллоу» на будущей неделе.

— Сегодня вечером ты была великолепна. — Этими словами ему удалось согреть ее, даже не дотрагиваясь.

— Это было мое лучшее выступление на сцене, — спокойным тоном произнесла Харли, взглянув на него. — Ты был прав, я действительно знала, что делаю. Но гораздо важнее другое: я остро чувствовала зал. Все эти последние девять лет я ни разу не пела в зале меньше, чем на пять тысяч мест. Знаешь, все выглядит совсем иначе, когда поешь всего лишь для пары сотен зрителей. Все воспринимаешь естественно и органично, что ли? Да и удовлетворение после концерта куда полнее.

— Наверное, стоит подумать о том, чтобы сменить площадки для твоих концертов.

— Да уж.

— Ты хоть замечаешь, что мчишься по жизни со скоростью света?

Она задумчиво подняла на него глаза как раз в тот момент, когда такси, пронзительно заскрежетав тормозами, остановилось у входа в отель:

— Я?

Глаза Дункана смеялись.

— А кто же?

Смеясь и чувствуя странное головокружение, Харли вылезла вслед за ним из машины.

Дункан взял ее за руку так естественно, словно бы это уже вошло у них в привычку, и повел сквозь стеклянные вращающиеся двери «Миллениум-Хилтон» в затемненный элегантный гостиничный холл. Болтая о каких-то своих приятелях-музыкантах, он втянул ее в лифт, словно и не ощущая их сомкнутых рук. В ней же пробудилось неодолимое желание, пронзавшее ее токами до самых кончиков пальцев и заставлявшее гореть щеки.

Она не знала, куда смотреть, не знала, что говорить, а лифт меж тем уже открывал двери на тридцать седьмом этаже отеля. Дункан подтолкнул ее в небольшой холл. Наконец он остановился и вопросительно на нее взглянул. Харли только сейчас осознала, что они стоят прямо перед ее номером. Чувствуя себя полной идиоткой, она всучила ему гитару и принялась судорожно рыться в сумочке в поисках ключа. Найдя, так же неловко стала отпирать дверь. Дункан поставил гитару в дверном проеме.

— Ну-у-у, — протянула она, всматриваясь в его черные глаза, буквально прожигавшие насквозь душу и лишавшие ее всякой возможности связно мыслить, — доброй ночи.

Его рука взметнулась вверх, и он слегка коснулся жаркими пальцами ее щеки. Харли судорожно вздохнула.

— Спокойной ночи, — прошептал он. Затем развернулся и зашагал прочь.

Харли провожала взглядом его крепкую ладную фигуру и никак не могла справиться с охватившим ее сожалением.

Как и было условлено, Харли появилась следующим утром в «Колангко интернэшнл» ровно в девять часов. На ней были легкие сандалии, гавайская рубашка и велосипедные шорты; в них она чувствовала себя легко и комфортно, и достаточно уверенно, чтобы вновь встретиться с пристальным взглядом Дункана. Молодая женщина — Харли догадалась, что это Эмма, — сидела за столом, прижав к уху телефонную трубку. Ее длинные черные волосы были забраны назад двумя заколками, оставляя открытым миловидное лицо. Жакет и юбка серого цвета были весьма консервативны. Черные глаза Эммы не отрывались от монитора компьютера.

— Эмма Тенг?

Молодая женщина испуганно обернулась и быстро нажала кнопку на телефоне.

— А вы, должно быть, мисс Миллер?

— Зовите меня Харли.

— Хорошо, Харли, но хочу честно вас предупредить, что вы попали прямо в пекло. И очень советую побыстрее уносить отсюда ноги.

— Даже так?

Из кабинета раздавался несмолкающий ор. Это был кабинет Дункана. Его имя значилось на табличке, висящей у двери. Даже сквозь стену она безошибочно распознала полный холодной ярости голос Колби Ланга.

— Что там происходит? — прошептала она. Эмма наклонилась к ней через стол:

— Мы должны были обеспечить безопасную доставку бриллиантов на выставку в музей Бартлетта. Их похитили по дороге из аэропорта два часа назад. Дункан был одним из тех, кто разрабатывал маршрут и детали перевозки.

Харли грубо выругалась.

— Именно так, — ухмыльнулась Эмма. — Я подслушиваю по внутренней связи. Колби, Брэндон и Дункан, они все там в кабинете вместе с двумя детективами и представителем нашего клиента в Нью-Йорке. И они все, за исключением Дункана, уверены, что именно Дункан организовал ограбление.

— Что? О Боже! Дункан Ланг — один из самых честных людей, которых я когда-либо видела!

Эмма с нескрываемым одобрением посмотрела на Харли.

— Вы это знаете, и я это знаю, но, к сожалению, похоже, что придется доказывать его невиновность, причем троекратно, всем остальным.

Дверь кабинета Дункана распахнулась, и из него вышли двое мужчин. Оба в костюмах-двойках, тот, что помоложе, в темно-коричневом, старший — в темно-сером. Харли с интересом рассматривала их. Их невозможно было ни с кем спутать, они выглядели так, как и должны были — одним словом, полицейские в штатском.

— Начни с проверки в Челси и в Виллидже, — говорил тот, что старше, направляясь к выходу, — нужно проверить его алиби, а я пока займусь сбором необходимой информации.

— Будет сделано, — ответил молодой уже в дверях.

Тем временем крики в кабинете Дункана не только не смолкли, но еще и усилились. Детективы оставили дверь приоткрытой, и Харли с Эммой, заговорщицки переглянувшись, замерли, чтобы не пропустить ни слова.

— Я поручил это дело тебе, Брэндон, тебе! — орал Колби. — Какого черта ты втянул в него Дункана?

— Он мой брат, — защищался Брэндон, — к тому же у меня было дел по горло, и мне нужна была помощь.

— Ты что, не знаешь, что ему ничего нельзя доверить!

— Простите, но… — начал было Дункан.

— Ну хорошо, хорошо, — проговорил Брэндон со злостью в голосе, — это моя вина. Позови обратно полицейских и арестуй меня.

— Господи, что за глупость! — взорвался Колби. — Транспортировать бриллианты стоимостью в миллион долларов в обычном лимузине. Ни бронированного автомобиля, ни полицейского эскорта. Мы могли с тем же успехом объявить об этом в «Вашингтон пост», чтобы растрезвонить о перевозке драгоценностей на весь мир.

— Брэндон ехал в первой машине, — произнес Дункан звенящим от напряжения голосом. Харли поняла, что он сдерживается из последних сил.

— Лимузин был пуленепробиваемым, внутри его и вокруг в машинах сопровождения, двигавшихся без опознавательных знаков, мы разместили наших самых проверенных людей. Брэндон изучил все детали плана вдоль и поперек, и, между прочим, ты, отец, его подписал. Это был хороший план.

— Если ты хотел украсть бриллианты, то да, он был великолепен, — рявкнул Колби.

— Я не крал бриллиантов, — заявил Дункан.

— И ты думаешь, что я тебе поверю?

Харли смотрела на дверь, возмущаясь, что отец Дункана и даже, похоже, его брат в самом деле полагали, что он способен украсть эти бриллианты. Что же это за семья? Как могут они думать столь ужасные вещи о Дункане? Она так сжала руки, что ногти впились ей в ладони. Если она была в бешенстве, то что должен был испытывать сейчас Дункан?

— Джентльмены, — раздался голос четвертого человека, говорящего с сильным французским акцентом, — меня совершенно не волнует, кто украл бриллианты, не интересует это и моего хозяина. Месье Жискар озабочен лишь тем, чтобы вернуть их обратно. Вы должны будете отыскать бриллианты, джентльмены, в противном случае последствия могут быть… непредсказуемыми.

Дверь распахнулась, и весьма упитанный человек в элегантном шелковом костюме вышел из кабинета. Вежливо приподняв шляпу, он раскланялся с Эммой и Харли и удалился.

Те в замешательстве переглянулись.

— Французская мафия, — прошептала Эмма. Брови Харли удивленно взлетели вверх.

— Черт бы тебя побрал, Дункан, — взревел Колби, — ты уволен! Я требую, чтобы ты собрал свои вещи и выкатился отсюда в течение пяти минут.

— Ты не можешь уволить меня без видимой причины, — спокойно ответил Дункан, — а причины у тебя нет, потому что ты не можешь доказать мою причастность к похищению бриллиантов. И если ты не желаешь оказаться втянутым в судебное разбирательство — причем разбирательство, которое станет достоянием гласности, — я предлагаю тебе прекратить вешать всех собак на меня и поискать настоящего вора. Что касается меня, то мне есть чем заняться.

— Черта с два, — прошипел Колби, — может, я и не могу тебя уволить, зато могу отстранить от дел. Делом Миллер займется Брэндон.

— Как бы не так, — ответил Дункан.

— Дункан, не горячись, — вставил Брэндон, — ты будешь постоянно общаться с полицией в связи с этими треклятыми бриллиантами, и у тебя не останется ни секунды думать о чем-либо еще.

— И к тому же я тебя отстраняю, — добавил Колби.

— А теперь позвольте мне объяснить вам обоим, как обстоят дела, — произнес Дункан мрачным тоном. — Не я крал бриллианты, и мне нечего беспокоиться по этому поводу, нет оснований для волнений и у «Колангко». Полиция проверяет мое алиби, и я им совершенно не нужен. И мне нечем занять свое время, кроме как случаем мисс Миллер. Помимо всего прочего, мисс Миллер категорически заявила, что будет иметь дело только со мной, а не с тобой, Брэндон, и не с тобой, отец. И помните, до тех пор, пока бриллианты не будут найдены, пресса будет держать «Колангко интернэшнл» под прицелом, и стоит внести любое изменение в привычный ритм работы, как они тотчас же на нас набросятся.

— Дункан, но ведь ты не сможешь работать в таких условиях, — заявил Брэндон. — Это же смешно. Я против и уверен, что мисс Миллер в свете новых обстоятельств согласится с изменением условий ее договора с агентством.

— Брэндон, мисс Миллер понимает одно: она хочет, чтобы именно я был тем человеком, который займется ее менеджером, — парировал Дункан. — Все, хватит. Кроме того, разве ты не будешь по уши занят, пытаясь разобраться с проблемами Жискара?

— Да, конечно, но…

— Ты, отец, тоже будешь очень занят, — продолжал Дункан, — а значит, я просто вынужден посвятить себя делам мисс Миллер. Ну а теперь, если вы оба уберетесь из моего кабинета, я немедленно приступлю к работе.

Колби Ланг вихрем вылетел из кабинета Дункана, хлопнув дверью с такой силой, что Эмма и Харли одновременно подпрыгнули. Даже мельком не взглянув на них, он пронесся мимо обеих дам и выскочил в коридор. Следом, куда более спокойный, вышел Брэндон. Харли, онемев, уставилась на него.

Он был красавцем! Настоящим греческим богом, изваянным из золотистого мрамора.

— Тяжелое утро, — сказал он Эмме голосом, подозрительно напоминающим Дункана. — Я догадалась, — кивнула она в ответ.

Он вопросительно поднял брови.

— Это мисс Харли Джейн Миллер, — представила Эмма. — Мисс Миллер, это один из старших вице-президентов агентства — Брэндон Ланг.

— Привет, — кивнула Харли.

— Приятно познакомиться с вами, мисс Миллер, — произнес он, пожимая ей руку. Она взглянула на него несколько растерянно. Ничего — она совсем ничего не почувствовала. — Я большой ваш поклонник, — продолжил Брэндон, — насколько я понял, вы обратились в «Колангко» за помощью в решении ваших деловых проблем.

— Именно так.

— Я уверен, мы сможем оправдать ваши ожидания, — Брэндон оглянулся на Эмму, — не подпускай прессу и близко к Дункану.

— Хорошо.

Улыбнувшись Харли, Брэндон вышел из приемной.

— Ну и ну.

— Да уж, эти парни просто неотразимы, — согласилась Эмма.

Харли повела взглядом в сторону кабинета Дункана:

— А нам войти можно?

— Конечно. Думаю, что он сейчас чувствует себя неважно. Ему станет легче, когда он поймет, что вокруг не только враги.

Харли приоткрыла дверь, они вошли внутрь и обнаружили Дункана, стоящего спиной к двери у окна, с видом на Ист-Ривер.

— Жуткое начало дня, — еле слышно произнесла она. Дункан повернулся к ним и, к величайшему изумлению Харли, улыбнулся:

— Это можно сказать, если ты ни разу не просыпалась после целой ночи завывания каких-нибудь «металлистов» или воплей под окном сексуально озабоченных лыжников, что примерно одно и то же. Я так понимаю, ты уже в курсе моей утренней встречи?

— Было довольно трудно остаться в неведении о происходящем, — как бы извиняясь, сказала Харли.

— Знаешь, как ни противно это говорить, скорее всего кража — дело рук кого-то из наших, — невозмутимо произнесла Эмма, облокотившись на стеклянный стол для переговоров.

— Либо из людей Жискара, — добавил Дункан. — Но ты права, Эм. К несчастью, слишком многие знали о том, как именно будут перевозить бриллианты от аэропорта до музея. Слишком многих подозреваемых надо проверять. У полиции будет полно работы.

— Ты что — собираешься доверить полиции свое оправдание? — неуверенно спросила Харли.

— Я не собираюсь вмешиваться в работу полиции. Пусть вора или воров ищут они, — поправил ее Дункан. — Помимо всего прочего, это их обязанность, любые же шаги, предпринятые мною, будут выглядеть подозрительно.

— Ну да, вроде как ты стараешься замести следы, — понимающе кивнула Эмма.

— Совершенно верно, мой дорогой Ватсон. Я знаю, что невиновен. И я доверяю полицейским силам Нью-Йорка, так что на самом деле причин для беспокойства нет. И пора уже заняться Бойдом Монро. По крайней мере, с ним мы можем что-нибудь сделать сами.

В течение следующего часа Харли позволила Дункану и Эмме буквально себя выпотрошить, чтобы добыть сведения, касающиеся мирового турне. И все это время она не переставала удивляться Дункану, его выдержке и спокойствию после того, как его, по сути, предала собственная семья, фактически обвинив его в причастности к организации кражи, а какой-то французский бандит угрожал его жизни. У него что — железные нервы? Или он такой толстокожий? А может, сердце его вконец затвердело?

Наконец она покинула «Колангко интернэшнл» и первым делом отправилась на автобусную станцию «Грейлайн», собираясь проехаться с экскурсией по центральному и нижнему Манхэттену. У нее все было распланировано: следующий пункт — покупка билета в театр, затем ленч, после которого надо забежать в гостиницу за гитарой. Не забыть заскочить в музыкальный магазин «Мэнни-Мьюзик», чтобы купить нотной бумаги, и тогда остаток дня можно будет посвятить занятиям музыкой. Обед в «Радуге» и «Как важно быть серьезным» в театре Сент-Джеймса станут достойным завершением дня.

План был замечательным, плотным, компактным, вмещающим максимум приятного и полезного в довольно ограниченный промежуток времени. Лишь одно не давало покоя: чувство вины не покидало ее с тех самых пор, как она покинула Сэнтинел-Билдинг. Дункан был в беде, в большой беде. Она не могла просто забыть об этом и соблюдать распорядок дня обычного туриста, будто ничего не произошло.

«Он взрослый мужчина, настоящий профессионал, — внушала сама себе Харли, шагая по направлению к Восьмой авеню в поисках стоянки автобусов „Грейлайн“, — и, уж конечно, он может сам о себе позаботиться».

Для большей убедительности она повторяла их снова и снова.

Проклятый Дункан Ланг! Все, что должно ее волновать — это как удачнее провести каникулы, а не сходить из-за него с ума. Он бесцеремонно вторгся в ее планы, мысли и даже чувства, и, по ее мнению, это было нечестно. Она, подобно ребенку, впервые переживающему восторг настоящего приключения, мечтала в одиночку побывать на Манхэттене и насладиться ощущением невиданной доселе свободы. А вместо этого — Дункан Ланг или его тень, которые назойливо преследуют ее днем и ночью, во сне и наяву.

Свобода — это нечто совсем другое. И какое ей дело до его семейства, рядом с которым гоблины кажутся невинными созданиями. И она ничем не может помочь ему в деле с кражей бриллиантов.

Подумать только, со вчерашнего вечера она грезит — именно грезит — о каком-то парне, вместо того чтобы писать песни, сочинять музыку или хотя бы подумать о своем будущем.

Они знакомы всего-то чуть больше двух дней — хорошо, пусть двух потрясающих дней, — и все ж он не смел так завладеть ее душой. Она ведь не какой-нибудь подросток — пустоголовый, косноязычный, с выплескивающимися через край гормонами, выпирающими ключицами и прыщавым лбом. Она — женщина. Свободная и независимая женщина, желающая как следует поразвлечься ближайшие полторы недели. И она не позволит Дункану Лангу запросто разрушить то, к чему шла так долго и трудно, а порой и рискованно. С этим надо покончить, и немедленно.

Харли купила билет на экскурсию и, удобно устроившись на втором этаже двухъярусного автобуса «Грейлайн», заставила себя сосредоточиться на рассказах экскурсовода о Геральд-сквере, Вулворс-Билдинг и Сохо, мимо которых они проезжали. К тому моменту, когда за окном зазеленел Бэтттери-парк, она напрочь позабыла о Дункане Ланге. Она имела все основания гордиться собой: у нее получилось выбросить его из головы. Прекрасный день снова был в полном ее распоряжении.

Поколесив по Манхэттену, автобус вернулся на станцию, и Харли зашагала по направлению к театру Сент-Джеймса, бросив на ходу несколько долларов в ящик для пожертвований. Ей надо было пройти всего-то с десяток кварталов, но, желая размять затекшие ноги, она двинулась по более длинной Седьмой авеню.

Здесь было на что посмотреть. Поздний июль из-за жары и повышенной влажности отнюдь не считается пиком туристского сезона в Нью-Йорке, но похоже кто-то забыл сообщить об этом тысячам приезжих, заполнивших тротуары. Харли шагала по улице, сливаясь с пестрой толпой и не обращая внимания на кошмарную толчею, упиваясь энергией, исходящей от людского потока — людей разного цвета кожи, возраста, облика, — мимо небольших забегаловок и роскошных фасадов отелей, варьете и театров.

«Мне нравится этот город», — прошептала Харли, пересекая Таймс-сквер и упираясь взглядом в высоченную афишу с изображением Трэвиса Гарнета, модной в последнее время звезды рок-н-ролла. Улыбаясь, она показала язык такой же высоченной Джейн Миллер, смотрящей на нее с соседней афиши.

Свернув на 44-ю Западную улицу, она подошла к театру и вошла в прохладное фойе, где находились билетные кассы.

— Мне, пожалуйста, один билет в партер на вечерний спектакль, — обратилась она к кассирше, открывая сумку.

Дункан просунул голову в окошко кассы из-за спины Харли и произнес:

— Точнее, два.

Харли отшатнулась, словно увидела привидение:

— Какого дьявола ты здесь делаешь?

Невинное выражение его лица вряд ли могло кого-нибудь сбить с толку.

— С момента премьеры я мечтал увидеть новую постановку «Как важно быть серьезным». Я слышал, Хью Грант там просто великолепен. Собственно, как и везде. Два, пожалуйста, — повторил он кассирше.

— Один, пожалуйста, — возразила Харли, сверкнув на него глазами. — Как ты смог найти меня здесь?

— Ты показывала мне свой график несколько дней назад.

— И ты, конечно, все запомнил?

Дункан пожал плечами:

— Профессиональная привычка. Два билета, пожалуйста.

— У меня денег только на один билет, — заявила Харли.

— Ничего, у меня хватит денег на два, — спокойно произнес Дункан, протягивая кассирше две стодолларовые купюры. Та выдала ему два билета и три двадцатки сдачи.

— Ну что же, отлично, — радостно сообщил он, убирая в бумажник билеты и деньги, — где мы будем вечером — известно. А теперь ленч.

— Какой еще ленч?

— Наш ленч.

— Значит, ты уже все решил. А не слишком ли много ты на себя берешь? — раздраженно спросила его Харли, когда они выходили на улицу.

— Разве сейчас не полдень?

— Да.

— Разве ты не голодна?

— Да.

— Тогда вперед, на ленч.

— Но не с тобой, — упрямо заявила Харли. — Это мои каникулы, если помнишь. Не твои, не наши, а мои. Я сегодня играю соло.

— Но ты мой клиент, и я за тебя отвечаю.

— Я взрослая женщина и сама за себя отвечаю.

— Как мой клиент…

— Как твой работодатель, — Харли многозначительно помолчала, — я буду указывать тебе, что делать и что нет, и сейчас я тебе настоятельно советую подыскать себе другую компанию для ленча.

— Но мне необходимо переговорить с тобой.

— Ну так переговорим прямо здесь.

— В ресторане было бы удобнее.

Но Харли закачалась на каблуках, причем с видимым удовольствием, не двигаясь с места и не реагируя на его обаятельную улыбку:

— Здесь или нигде. Выбор за тобой.

Дункан тяжело вздохнул и достал из кармана куртки свернутую компьютерную распечатку.

— Вот что удалось узнать о твоих банковских счетах. Взгляни, все ли здесь в порядке.

Харли пробежала глазами бумагу, оказавшуюся детальным перечнем всех ее расходов, сбережений, трат по кредитной карте, срочных вкладов и множества иных счетов, защищающих ее по мере возможности от налоговых поборов.

—Да, по-моему, никаких расхождений с последним месячным отчетом нет.

— Включая два огромных вклада за этот месяц?

— Это доходы от турне. На первый взгляд, все как будто в порядке.

— Проклятие! Я надеялся, что Бойд уже здесь чем-нибудь поживился, и это сразу бы облегчило задачу.

— Я-то считала, что ты не ищешь легких путей.

— Это так. Но за вывеской «Бойд Монро» скрывается очень многое. Финансовые махинации стали бы лишь верхушкой айсберга, но хоть было бы за что зацепиться, а этого у нас как раз и нет.

— Уверена, ты что-нибудь откопаешь, — успокоила его Харли, — смотри, как легко ты изобрел предлог, чтобы подловить меня в самой середине моего пути.

Дункан вопросительно поднял бровь.

— Ты мог бы расспросить меня о моих финансовых записях во время вечернего контрольного звонка, — продолжала Харли. — Я, знаешь ли, долгие годы провела под постоянным наблюдением, меня защищали от жизни как хрупкую фарфоровую куклу, и симптомы этого я ни с чем не спутаю. Так вот: я могу позаботиться о себе сама, Дункан Ланг.

— А кто сказал, что не можешь?

— Не смей испытывать свои трюки на мне! Стоило мне только исчезнуть из твоего поля зрения, как ты немедленно засек меня в «Мэнни-Мьюзик», и сегодня, когда тебе есть чем занять свое время и мысли, ты бросаешь все дела, чтобы купить билет в театр и пообедать со мной. Говорю тебе, прекрати это!

Дункан тяжко вздохнул:

— Мне казалось, что я все так тщательно спланировал.

— О, да, ты ушел далеко вперед по сравнению с Бойдом Монро, но вряд ли это достойный пример для подражания.

— Вот это да! — покорно склонил голову Дункан. — Ну ты и штучка, Харли Джейн Миллер!

— Ты необычайно любезен.

Дункан склонился еще ниже.

— Ты и представить себе не можешь, от чего отказываешься. Мне никогда в жизни не приходило в голову кого-то опекать. Это в первый и последний раз. У тебя будет что рассказать своим внукам.

Харли вздохнула, наморщив лоб. Ну вот опять он лезет ей в душу.

— Взрослым женщинам опека ни к чему, а я на удивление быстро взрослею, — взмахом руки она отмела протесты, уже готовые слететь с его губ. — Хочешь быть внимательным — пожалуйста, я готова ценить это, но чрезмерная опека для меня непереносима и оскорбительна.

Дункан нахмурился.

— Это означает, что мне не увидеть вечером «Как важно быть серьезным»?

Харли почувствовала, что ей не устоять и она безнадежно проигрывает. Но ее чувства по этому поводу меньше всего походили на огорчение.

— Ну отчего же, естественно, ты можешь пойти на спектакль.

Она снова знаком руки не дала разойтись его красноречию:

— Встретимся в вестибюле театра без четверти восемь.

А в половине седьмого Харли сидела одна за столиком на двоих в «Радуге» и таращилась на улицы с высоты шестьдесят пятого этажа. У нее закружилась голова, и, чтобы прийти в себя, она принялась изучать приглянувшийся ей изящный интерьер ресторана в стиле «ар деко» в ожидании того, как вот-вот на круглой танцплощадке появится парочка Джинджер и Фред. Впрочем, удовольствия ей все это не доставляло.

Она ужинает в одиночестве за столиком на двоих — а вот чего бы ей действительно хотелось, так это чтобы напротив сидел Дункан Ланг, разглагольствующий о романтике сыскной работы, или рассказывающий какую-нибудь забавную историю о ком-нибудь из многочисленных знакомых, или просто смотрящий на нее тем взглядом, от которого замирает дух и в котором прямо угадывается желание затащить сидящую перед ним женщину, то есть ее, в постель — и не единожды.

Она стиснула в руках стакан с водой, вдруг ясно осознав, что вся ее женская натура подсознательно желала того же с самой первой их встречи.

И что теперь? Она сидит в знаменитом на весь мир ресторане, вокруг нее воркуют, смеются или танцуют парочки, в ней проснулась чувственность, она впервые в жизни ощущает себя настоящей женщиной — и отнюдь не уверена, что сможет с этим справиться. Страсть и желание не значились в ее планах. Ей хотелось расправить крылья, но не кидаться очертя голову в мимолетный роман. Харли нахмурилась. Дункан не скрывал того, что таких романов у него было немало, но ей-то нужно совсем другое. Она и сама не понимала до конца, чего, собственно, хочет от Дункана, но уж точно не такого романа.

— О черт! — пробормотала она. — Угораздило же меня влюбиться в этого ловеласа.

А то, что она влюбилась, Харли не сомневалась. Вот только от этой влюбленности она не ожидала ничего хорошего.

В целом, решил Дункан, день был совсем не плох. Конечно, теперь он главный подозреваемый в краже бриллиантов на миллион долларов, семья отвернулась от него, а почти восемь часов изучения банковских операций Бойда Монро обернулись пшиком. Но ведь его не арестовали, родные не выкинули его на улицу, да и расследование было все-таки интересным. А теперь его ожидал прекрасный вечер: ему предстояло сидеть рядом с Харли и смотреть пьесу, которая входила в число пяти его самых любимых.

День был отличный!

Дункан вошел в фойе театра Сент-Джеймса за пятнадцать минут до начала спектакля. И тут же люди, толпившиеся вокруг него, просто исчезли. Он видел Харли, только Харли, которая стояла в глубине, справа у стены. На ней было голубое вечернее платье без рукавов, облегавшее ее великолепную фигуру.

— Само совершенство, — пробормотал Дункан. Оказалось, что надо пробраться сквозь людское море, чтобы добраться до нее. А когда он добрался, то с удовольствием отметил, что реагирует каждым нервом на взгляд ее небесно-голубых глаз, на ее улыбку, от которой возникает ощущение почти физической ласки.

Никогда женщины на него так не действовали!

— Привет, — сказала она как-то смущенно.

— Привет, — ответил Дункан. Он не мог удержаться и позволил себе провести пальцами по ее каштановым волосам. Как же ему нравилось к ней прикасаться! Она действовала на него как наркотик. — Отлично выглядишь. Ну что, идем?

— Да, уже дали первый звонок.

Дункан был на седьмом небе. Он сидел рядом с ней в театре, наслаждаясь ее звонким смехом и буквально пропитываясь им. Она — сама жизнь, сладостная, бьющая через край жизнь. Ее смех был заразителен. Она восторгалась блистательными диалогами Оскара Уайльда, и от этого знакомые слова пьесы обретали еще больший блеск и искрометность. Она здесь, рядом, вся лучится от счастья, и он окунулся в него с головой. Слишком долго держал он свои чувства взаперти.

— О, как чудесно! — воскликнула Харли, когда после прощального поклона артистов занавес опустился и в зале зажегся свет. — Мне хочется посмотреть ее еще раз.

— Отлично, только на сей раз билеты берешь ты, — согласился Дункан и взял ее за руку, чтобы протиснуться к проходу. Как ему нравилось держать ее ладошку в своей руке. За последние несколько дней это стало для него просто необходимым условием для нормального самочувствия. — Устала? — заботливо спросил он, когда они прорвались наконец в проход и влились в медленно текущий поток людей, продвигающийся к выходу из театра.

Она покачала головой, и ее короткие волосы колыхнулись шелковистой водной в приглушенном мерцающем свете фойе.

— Скорее зарядилась, — возразила Харли. — Теперь я должна пересмотреть на Бродвее все.

Они прошли сквозь вестибюль и окунулись в теплый ночной воздух 44-й Западной улицы. Людской поток увлек их вправо, и они не спеша двинулись к Бродвею.

— Мне как-то не верится, что, живя в Нью-Йорке, ты до сих пор не посмотрел «Как важно быть серьезным», — сказала Харли, испытывающе взглянув на него. — Чем, интересно, ты занят вечерами?

— Даже в сумерках он разглядел заливший ее румянец. — Извини, я не собиралась лезть в твои дела и критиковать твой образ жизни.

Он с трудом удержался от смеха.

— Ладно, ладно. Не правда ли, у тебя богатое воображение? — не отказал он себе в удовольствии поддеть ее. — Однако, к моему прискорбию, реальность куда более прозаична. Я или допоздна на работе, или на бесконечных семейных обедах, или на этих тоскливых матушкиных светских раутах. А то еще хуже — принужден сопровождать надоедливых барышень — дочек противных приятельниц в варьете, рестораны, клубы и благотворительные собрания.

— Сочувствую, я-то считала, что если кому и выпали тяжкие годы, то именно мне.

Дункан расхохотался. За каких-то пару дней, неведомо как, ей удалось заставить его забыть о последних двух тяжелых годах, избавить от скуки и тревог. Интересно, представится ли ему когда-нибудь шанс вернуть ей долг.

— Боже мой! — они только что вывернули на Бродвей, и потрясенная Харли застыла как вкопанная. — Боже мой! — прошептала она едва слышно. — Здесь круглый год Рождество.

Быть может, виной всему был ночной воздух, быть может, просто Дункан чувствовал себя на редкость бодрым, а может, причиной всему был Оскар Уайльд, но когда Дункан вынырнул из облака счастья, витавшего над головой Харли, он увидел ее как будто заново. Она была поистине великолепна, она манила и зачаровывала.

Харли доверчиво коснулась его руки, выводя Дункана из состояния задумчивости.

— Тебе нравится?

— О-о-очень, — запинаясь, прошептал он, глядя на Харли сверху вниз и с трудом переводя дыхание. Она была восхитительна. И даже более того. Только сейчас он до конца осознал, какой опасной для него становится Харли Джейн Миллер. Он был потрясен. Нет, это невозможно — он… и она…

Ее ладонь легла на его руку:

— Я рада.

О Господи, она без сомнения была опасна. Он был не в силах оторвать от нее глаз. Какое-то особое магнитное поле с каждой минутой обволакивало их все плотнее. Сердце гулко стучало в груди Дункана: никогда еще он не хотел женщину так одержимо, как желал Харли — здесь, теперь, прямо посреди заполненного толпой тротуара.

Все было будто знакомым, но его не оставляло ощущение, что он попал в какое-то неведомое пространство. Женщины и раньше привлекали его, и если притяжение было взаимным, они немедленно оказывались в постели.

Но чувство, испытываемое к Харли, не исчерпывалось обычным чувственным влечением, уводя Дункана нехожеными тропами в неизведанные края, в мир, недоступный его пониманию, в мир, который он не стремился и не хотел познавать.

— Уже поздно, — едва смог вымолвить он. — Я провожу тебя в гостиницу.

Дункан оглядел улицу в тихом отчаянии и, обнаружив свободное такси, вызвал его, похоже, одним лишь усилием воли. Харли — тяжелая обуза. И нужно поскорее скинуть ее с плеч.

Обратного пути в «Миллениум» ему хватило, чтобы решительно вернуть себя в обычное состояние разумного и здравомыслящего джентльмена. Он непринужденно беседовал с Харли о пьесах Оскара Уайльда, когда двери лифта открылись на тридцать седьмом этаже. Молча проводил ее до двери номера и дождался, пока она вставила магнитную карточку и благополучно открыла дверь.

— Спасибо за чудесный вечер, — проговорил он, пожимая ей руку.

Он считал, что мгновением позже будет наконец в безопасности.

Как всегда, он ошибся…

Ее пальцы, задрожавшие в руке Дункана, буквально пронзили током все его существо, излучая мощный импульс, пламенеющим огнем проникший до глубины мозга и рассыпавший по всему телу искры желания, столь неуместные сейчас. Он стоял в коридоре отеля и, не отрывая взгляда от расширенных глаз Харли, целовал ее теплую, мягкую ладошку.

— Дункан!

Это был едва уловимый шелест губ, почти стон. Он сулил осуществление слишком многих его фантазий.

Дункан со стоном прижал Харли к своему пылающему телу; одной рукой обнимая ее, он другой слегка приподнял ее голову, устремляясь ртом к приоткрывшимся с легким вздохом губам. Желание переполнило его.

Харли, будто обжегшись, оторвалась от его губ. Она подняла на Дункана небесно-голубые глаза — в них отразилось такое же потрясение, которое испытал и он сам.

— Остановись! — выдохнула она с отчаянием в голосе, словно борясь сама с собой, и тотчас обвила руками его шею, приникая к нему долгим поцелуем, податливо изогнувшись всем телом и ошеломляя его легким прикосновением языка.

Дункан чувствовал, что теряет над собой контроль. Харли извивалась в его объятиях, ее горячие, нетерпеливые губы возвращали ему жаркие поцелуи, которые заставляли трепетать каждый мускул его напряженного тела.

— Это не так-то просто, — выдохнул Дункан.

— Да, — произнесла Харли, и огонь, все еще полыхающий в ее глазах, поколебал его решимость. Дункан тяжело вздохнул.

— Я всегда стремился избегать всяческих проблем.

— Как и я.

Она была в нескольких дюймах от него — прекрасная, желанная, пылающая от страсти. Как же он мог остановиться?

— Значит, мы должны остановиться?

— Совершенно верно…

— Тогда спокойной ночи.

— Спокойной ночи.

И ни один из них не двинулся с места.

Мысли Дункана витали где-то высоко в облаках. Хотя в эту минуту трезвый рассудок был ему, в принципе, не особо нужен.

— Я не хочу этого, — проговорил он.

— Я тоже, — повторила Харли, и он разглядел в ее взгляде ту же искреннюю беспомощность, которую чувствовал сам. Откуда-то пришла мысль отступить на шаг назад. Это ему немного помогло. Он наконец-то смог перевести дух.

— Мы оба взрослые люди и знаем, как справиться с разбушевавшимися гормонами.

— Думаешь, все дело в этом? — мягко спросила Харли.

— Нет, — ощущая, что теряет почву под ногами, ответил Дункан, — дело совсем в другом.

— Меня все это пугает.

— Меня тоже, — он засунул руки в карманы пиджака, — но, Харли, я не гожусь для серьезных отношений.

— Я знаю.

— Я — проблема посложнее, чем та, с которой ты в состоянии справиться.

— Могу себе представить. Что же нам теперь делать?

«Позволь мне любить тебя. Позволь проникнуть в твою нежную, сладостную плоть. Позволь погасить сжигающий нас огонь и вернуть утраченный мной покой».

Так Дункан подумал, а вслух произнес:

— Ты войдешь сейчас в свой номер, закроешь плотно дверь и запрешь ее.

— Хорошо, — согласилась Харли и покорно отступила внутрь комнаты. — Ты уверен, что поступаешь правильно?

— Нет, — улыбнулся Дункан.

Она улыбнулась ему в ответ грустной улыбкой.

— Что же, я тоже. Спокойной ночи, Дункан.

— Доброй ночи, Харли.

Он отступил еще на шаг назад, она сделала то же самое. Дверь медленно закрылась, и, только услышав, как поворачивается в замке ключ, он смог заставить себя уйти, медленно направившись в сторону лифта. Ему хотелось повернуться и броситься назад, но он упрямо шел вперед. Ему надо было немедленно уйти подальше отсюда, туда, где он смог бы вновь обрести здравомыслие.

Дункан поймал такси, но, уже подъезжая к Чарльз-стрит, понял, что не может усидеть на месте. Он расплатился с водителем и пошел пешком. Он шагал квартал за кварталом, вдыхая полной грудью теплый влажный воздух июльской ночи. Ничто не отрезвляло его. Дункан вновь и вновь повторял себе, что не сможет быть счастлив — не помогало. Радость буквально переполняла его, никогда в жизни он не испытывал подобного ощущения.

Кто он? С этим Дунканом Лангом он был совершенно не знаком. Он только что добровольно отказался уложить в постель женщину, ставшую объектом его вожделений, отказался от близости с женщиной, которая влекла его как никакая другая прежде, и тем не менее был наполнен непонятной ликующей радостью.

Как можно радоваться после того, как ты отверг то, чего жаждал? Как можно ликовать, когда и Харли сказала «нет»? Как можно чувствовать себя счастливым, если идешь в пустую квартиру и ближайшее будущее скрыто во мраке.

Это были глупые вопросы. Его неуместное ликование, конечно, было вызвано пылкостью и природным жизнелюбием Харли, щедро дарящей всю себя — будь то музыка или поцелуи.

Харли была единственной и неповторимой, и с каждым мгновением он все больше убеждался, что она нужна ему.

Совершенно измученный обрушившимися на него проблемами, Дункан свернул на свою улицу и застыл. Прямо перед его домом среди знакомых ему автомобилей соседей стояла чужая машина, которую он никогда раньше не видел.

— Вот те на, — пробормотал Дункан, машинально пригибаясь к земле и ныряя за «Тойоту».

Выглянув из-за капота, он принялся внимательно изучать стоявший впереди американский седан и человека, сидевшего за рулем. Тот спокойно рассматривал его дом, подняв глаза на окна третьего этажа, где как раз располагалась квартира Дункана.

Оружие бы сейчас оказалось весьма кстати. К сожалению, ни в одном из тех случаев, которыми Дункан занимался в последние два года, не требовалось ничего такого, что хоть отдаленно напоминало бы вооруженную защиту. Проще всего было, конечно, тихо дать задний ход и раствориться в городе, пока парень его не увидел, но где прятаться дальше, если непонятно, от кого скрываешься и почему?

Дункан мысленно перебрал содержимое своих карманов: бумажник, носовой платок, его ключи… и монблановская ручка! Отлично!

Он начал медленно и бесшумно продвигаться вверх по улице, прячась за припаркованными машинами, пока не оказался позади седана. Машина была взята напрокат. Дункан запомнил номерные знаки, бросил взгляд на карточку из прокатного бюро и крадучись двинулся к дверце водителя. Сердце гулко колотилось в груди. Дункан нащупал дверную ручку, затем резко выпрямился и распахнул дверцу автомобиля. Он стремительно приставил авторучку к виску ничего не подозревавшего водителя, прежде чем мужчина осознал, что он уже не один.

— Только шевельнись, и ты — покойник, — прорычал Дункан. — Руки — на приборную доску, чтобы я мог их видеть. Быстро!

Тяжело вздохнув, водитель повиновался. В тусклом уличном освещении Дункан сумел разглядеть сидящего человека: высокий и мускулистый мужчина в костюме-тройке, полностью скрывавшем пистолетную кобуру у него под мышкой.

— Кто вы и почему пялитесь на окна моей квартиры? — потребовал ответа Дункан, прижимая ручку к виску наподобие дула пистолета.

— Вы месье Дункан Ланг? — спросил водитель. Ухо резанул французский акцент.

— Ну, я, — ответил Дункан.

— Добрый вечер, месье, — раздался голос второго француза из-за спины Дункана.

«О черт», — ему даже не пришло в голову, что у водителя может быть напарник, и теперь очень даже настоящий пистолет упирался дулом в его затылок.

— Будьте так любезны, положите руки на капот, — вежливо скомандовал владелец револьвера, — после того как бросите ручку, разумеется.

Дело дрянь. Дункан отбросил ручку, положил руки на капот машины и всерьез забеспокоился, как бы не отдать концы в ближайшие несколько минут.

— Ну и что все это значит? — спросил он, в горле у него пересохло, а сердце отчаянно колотилось.

— Наш патрон, месье Жискар, желает, чтобы вы вернули ему бриллианты, похищенные вами, — сообщил водитель, — мы здесь, чтобы забрать их у вас.

Дункан тихо выругался. Это не неприятность, это — катастрофа,

— Вы зря тратите время, — проговорил он. — У меня нет бриллиантов, и я не знаю, где они.

— Право, месье, мы были о вас более высокого мнения, — недовольным голосом произнес тот, что стоял сзади с оружием в руках.

—Джентльмены, я тут ни при чем, — заявил Дункан, стараясь, чтобы голос его звучал ровно. — Полиция Нью-Йорка подтвердила мое алиби на время, когда была совершена кража. Как только отыщется настоящий грабитель, они найдут бриллианты и вернут их вашему хозяину. Так что месье Жискару следует сохранять терпение.

— Увы, месье, — с сожалением проговорил водитель седана, — именно этого качества наш хозяин, к несчастью, лишен.

— Причем начисто, — добавил его напарник.

— Примите мои глубокие соболезнования, — буркнул в ответ Дункан, ударяя пяткой по колену стоящего сзади француза и резким ударом локтя врезаясь в его диафрагму.

Следующим был сильный удар правой в челюсть водителя, между тем как сзади послышался удивленный вздох и раздался звук падающего на асфальт револьвера. Дункан перекатился по газону и вскочил на ноги с револьвером француза в руках.

— Не так резво, приятель, — бросил он уже бывшему владельцу пистолета, изготовившемуся к прыжку, — назад, спиной к машине.

Тяжко вздохнув, спортивного вида блондин послушно выполнил его приказание.

— Право, месье, — посетовал водитель, — как нехорошо, с вашей стороны. Мы всего-то собирались обсудить с вами случай с бриллиантами, а вместо этого — вы тут с вашими угрозами…

— Не похоже на то американское гостеприимство, которого я ожидал, — добавил блондин.

— Совсем не похоже, — подтвердил водитель.

— Извините меня, — проговорил Дункан, чувствуя, что в нем закипает бешенство и он теряет остатки терпения, — но мне кажется, что приставить и дуло пистолета к голове — это невежливо и не лучший способ укрепить франко-американские отношения.

— А стащить бриллианты нашего босса, это как — вежливо? — поинтересовался водитель.

— Действительно, — согласился блондин,

— Если вы вернете их, мир между нашими народами будет восстановлен.

У Дункана возникло недоброе предчувствие, что он постепенно сходит с ума.

— Так, повторяю еще раз: у меня нет бриллиантов, я их не крал, и я не знаю, где они сейчас. Скажите Жискару, что он меня не за того принял, и пусть подыщет вам новую мишень для стрельбы.

— Право, месье, — серьезно заметил водитель, — не стоит так обижаться.

— Мы намеревались лишь обсудить с вами небольшой деловой вопрос, — добавил блондин обиженно.

Дункану начал надоедать этот бессмысленный разговор. Он устал, хочет спать и намерен как можно скорее оказаться у себя дома.

— Да нет у меня этих чертовых бриллиантов! — теряя терпение, воскликнул он. — Оставьте меня в покое!

— Месье, мы же разумные люди, — продолжал водитель.

— Мы лишь хотели все уладить миром, — вторил ему блондин.

— У нас есть приказ: или вернуть бриллианты, или покончить с вами.

— Мы бы предпочли, чтобы вы добровольно вернули драгоценности.

Дункан не имел понятия, как отвязаться от этих болванов.

— У меня есть для вас новый приказ, — сообщил им Дункан. — Оставить меня в покое! Если я увижу кого-нибудь из вас поблизости от моего дома или моего офиса, я сначала буду стрелять, а потом задавать вопросы. Понятно?

— Вполне, — ответили оба бандита одновременно.

— Отлично. А теперь ты, — приказал Дункан, направляя дуло пистолета в сторону блондина, — туда, где заднее сиденье, на пол.

Безнадежно вздохнув, белокурый головорез предпочел подчиниться.

— Прощайте, месье, — попрощался с ними Дункан, наставляя оружие на водителя.

— Позвольте сказать вам до свидания, — кинул ему в ответ водитель, прежде чем машина сорвалась с места и помчалась в сторону Десятой авеню.

Дункан тоже предпочел поскорее покинуть это место. Сунув пистолет в задний карман джинсов, он понесся по направлению к Восьмой авеню. Как был не похож его сумасшедший бег на размеренные утренние пробежки по Челси. Он бежал изо всех сил, а сердце гулко колотилось в его груди. Он так разогнался, что вполне мог бы потягаться с «Харлей-Дэвидсоном».

Харли проснулась после ночи, наполненной столь откровенными эротическими фантазиями с Дунканом Лангом в главной роли, что задумалась, сойдет ли ее румянец до конца столетия. Душ и легкий завтрак в номере мало-помалу восстановили ее душевное равновесие. Подумав, она пришла к выводу, что они с Дунканом повели себя прошлой ночью как два взрослых и весьма рассудительных человека, когда не дали чувствам взять верх над разумом. Помимо всего прочего, у него были свои проблемы, у нее — свои. Он жил на Восточном побережье, она — на Западном. Он был плейбоем Запада, она — девственной весталкой мира поп-музыки.

Довести до логического завершения их отношения было бы сущим безумием. Она действительно радовалась тому, что им обоим удалось совладать со своими чувствами прошлой ночью. Уж теперь-то Харли ни за что не будет о нем думать.

Но она ошиблась, мысли о нем все время лезли ей в голову. Чтобы отвлечься, она позвонила матери и выслушала очередную порцию причитаний Барбары Миллер, пекущейся о безопасности своей дочери, оказавшейся в этом ужасном, полном преступников городе.

Харли понадобилось десять минут, чтобы убедить мать в том, что она не собирается бросать свою карьеру, не собирается терять голову или вступать в очередную новомодную секту. Еще пять минут она провела, убеждая ее не смотреть выпуски телевизионных новостей. Харли вновь повторила ту самую ложь, которой уже успокаивала мать, будто она остановилась у своих добропорядочных друзей в их надежно охраняемом доме на Лонг-Айленде. Она солгала, поскольку Барбара была совершенно не готова услышать правду.

Она потратила еще пять минут, справляясь о здоровье матери и успокаивая себя тем, что та регулярно принимает таблетки от гипертонии. Затем Харли целых десять минут выслушивала все печальные новости из Свит-Крика, уже рассказанные ей матерью во время предыдущего звонка: жаркие июльские дни принесли засуху, грозя фермерам большими бедами; боготворимый всеми полузащитник спортивной команды Свит-Крика разбил вдребезги два окна центрального городского универмага во время ночной попойки; Эбби Чандлер скончалась, а ее младшая дочь сбежала с каким-то мужиком на десять лет старше ее; бегонии же, несмотря на небывалую жару, продолжают бороться за жизнь.

Наконец Харли попрощалась с матерью и повесила трубку с чувством огромного облегчения. Ей понадобилось почти семнадцать лет, чтобы уразуметь, что мать чувствовала себя счастливой, лишь терзаясь по какому-нибудь поводу, неважно даже какому. Все девять лет, будучи в клетке у Бойда, она никак не могла примириться с тем, что мир нужно видеть исключительно в черном, в лучшем случае в сером, но уж никак не в красном, оранжевом, желтом или каком-то ином радостном цвете. А если бы сбылись пророчества Барбары Миллер относительно ее жизни, то сейчас бы она валялась в похмелье на задворках какого-нибудь захудалого кабака с запаршивевшим бродягой, подцепленным накануне вечером.

Она взглянула на себя в зеркало: небрежно зачесанные короткие каштановые волосы, облегающее короткое красное платье, непременно ковбойские сапожки, конечно, веснушки и никакой косметики на лице, — и довольно улыбнулась. Родители, особенно помешанные на переживаниях, не всегда оказываются правы относительно будущего их детей.

Харли снова взяла телефон и позвонила Энни, чтобы успокоить ее, затем собралась и вышла из номера. Пора было вернуться в город и поискать тексты для песен в новый альбом.

Она вышла из «Миллениума» в хмурое утро, и все ее планы были мгновенно разрушены двумя высоченными накачанными молодцами в дорогих костюмах-тройках, неприятно напоминающих ее собственных телохранителей, с той лишь разницей, что эти были не телохранителями, а бандитами. Даже если бы она провела все девять лет в монастыре, она бы все равно догадалась, кто преграждает ей дорогу. Будучи абсолютно уверенной, что перед ней не подручные Бойда Монро, она не испугалась даже тогда, когда они подхватили ее с двух сторон под локти и повели в одну из оранжерей, окаймляющих застекленный фасад здания.

— Добрый день, мадемуазель, — поздоровался с ней дородный слегка прихрамывающий блондин.

— Не присядете ли? — спросил крепкий брюнет с живописным синяком на челюсти.

— Перед вами два заехавших в вашу сказочную страну иностранца, — сказал блондин, — и они взывают к вашей помощи.

— Мы нуждаемся в вас, мадемуазель, — проговорил брюнет.

— Мы займем всего минуту вашего времени, — добавил здоровяк блондин.

— Самое большее две, — уточнил крепыш брюнет.

— Послушайте, — начала Харли, высвобождаясь из их здоровенных ручищ, — что тут происходит? Кто вы такие, ребята?

— Ай-ай-ай, где же наши манеры? — изобразив полное раскаяние на лице, воскликнул дородный блондин. — Тысяча извинений, мадемуазель. Я — Дезмон Фаррар.

— А я, — вставил крепкий брюнет, — Луи Мерсер. Мы оба счастливы познакомиться с вами.

Она подняла глаза на лихую парочку — этакие киношные обитатели бандитского притона. Только французы могли произвести на свет таких вежливых негодяев.

— Я очарована, — произнесла она с сарказмом, — ну и что вас, ребята, интересует?

— Сущая ерунда, — заверил ее Дезмон.

— Так, безделица, честное слово, — сказал Луи.

— Мы только хотим знать место обитания месье Дункана Ланга, — проговорил Дезмон.

— Нас вполне бы устроил адрес, — добавил Луи. Харли некоторое время молчала, задумавшись над ответом.

— Но я не знаю, где он живет.

— Вы нас не поняли, мадемуазель, — бросил Луи, — мы знаем, где он живет.

— Вчера ночью мы рассчитывали потолковать с ним с глазу на глаз, — пояснил Дезмон.

— Но месье Ланг отказался, — продолжил Луи. Харли уставилась на них. Бог мой, они подрались с Дунканом?

— Потому-то мы и пришли к вам, — сказал Луи.

— Мы хотим знать, где он скрывается, — вставил Дезмон.

— Но я тоже не в курсе, — сказала Харли. Дезмон бросил взгляд на напарника:

— Она прикидывается дурочкой.

— И это нас очень огорчает, — ответил Луи. Дезмон печально оглядел Харли.

— Боюсь, мы должны будем составить вам компанию до тех пор, пока вы не вспомните, где он.

Харли со злостью посмотрела на этот бандитский дуэт.

— Но я говорю вам правду. Я знакома с Дунканом не более трех дней и не имею ни малейшего представления о его друзьях или о том, где он может находиться. Честно!

Дезмон погрозил ей пальцем, словно строгий папаша маленькой девочке.

— За таким невинным личиком скрывается столько лжи.

— Да, мой друг, мир так несовершенен, — сочувственно покачал головой Луи.

— Мадемуазель, — решительно заявил Дезмон, — вы могли бы догадаться, что мы осведомлены о том, что ваши отношения с месье Лангом весьма далеки от случайного знакомства. Вы ведь целовались с ним вчера вечером.

— И со страстью, надо сказать, — добавил Луи. Харли покрылась румянцем.

— Вы шпионили за нами?

— Ну-ну, мадемуазель, нам за это платят, — сказал Дезмон. — Нам приказано найти, проследить и схватить месье Ланга. Мы не выполнили только последнее.

— Шеф был очень огорчен, — посетовал Луи.

— Все, сдаюсь, — прервала их Харли, — кто ваш шеф?

— Арман Жискар, конечно, — ответил Дезмон. Глаза Харли широко раскрылись.

— И вы полагаете, что Дункан связан с кражей?

— О да, конечно, — кивнул Луи.

— Но у Дункана нет бриллиантов!

— Он стащил их только вчера и уже продал? — поинтересовался Дезмон.

— Нет, нет! Дункан не брал бриллианты, их у него не было и нет сейчас.

Луи взглянул на девушку с выражением неподдельного ужаса.

— Неужели эта свинья Ланг усугубил свое преступление, обманув столь очаровательную и доверчивую мадемуазель?

— Нельзя быть столь мягкосердечной с мужчинами такого сорта, — заявил Дезмон.

— Что-то подсказывает мне, что именно нам придется взять на себя миссию разоблачения предательства, совершенного человеком, которого вы целовали с таким жаром, — высокопарно произнес Луи.

— Мужчины всегда были обманщиками, — печально процитировал кого-то Дезмон.

Харли задохнулась от захлестнувшей ее ярости.

— Слушайте, парни, я могу поклясться, что Дункан вовсе не мерзавец, вы не того ищете.

— Что значит «мерзавец»? — поинтересовался Дезмон у Луи.

— Подлец, подонок, — охотно объяснил ему Луи.

— Нет, мадемуазель, он как раз тот мерзавец, который нам нужен, потому что именно этот мерзавец нужен нашему шефу, — объяснил ей Дезмон.

— Вот потому-то мы и обратились к вам, — добавил Луи.

— Понятно, — протянула Харли.

Да, у нее появилась реальная возможность сыграть в очко с месье Дезмоном и месье Луи не на жизнь, а насмерть, если она не найдет способа убедить их в своем неведении, и побыстрее. Ей также было ясно, что Дункан влип в настоящую беду и она обязана помочь ему выбраться из нее.

— Парни, мне бы хотелось помочь вам, в самом деле хотелось, — заверила она их. И вдруг ее озарило: — Хэмптон.

— Что? — переспросили Дезмон и Луи в один голос.

— Как раз вчера Дункан рассказал мне, что у его семьи есть летний дом где-то в Хэмптоне! Разве это не подходящее место, чтобы переждать горячие деньки?

Харли мысленно посоветовала себе прекратить смотреть так много гангстерских боевиков по телевизору, в то время как Дезмон и Луи что-то негромко обсуждали друг с другом по-французски.

— Ладно, мадемуазель, — наконец сказал Дезмон, — надо признать, мы не просчитали такой возможности. Кроме того, вы так напомнили Луи его сестренку, что ему очень хочется вам верить.

— Мари-Луиза никогда бы не обманула в мало-мальски серьезном деле, — подтвердил Луи.

— Я тоже, в свою очередь, верю, что вы сказали нам правду. И поэтому мы говорим вам — «до свидания».

— А может, «прощай»? — с надеждой спросила Харли.

— Боюсь, что нет, — ответил Дезмон.

— Возможно, — начал объяснять Луи, — если мы не найдем месье Ланга первыми, он отыщет вас, и тогда…

— Вы увидите нас снова, — закончил Дезмон. — Если вам доведется увидеть месье Ланга прежде нас, передайте ему, пожалуйста, от нас небольшое послание.

— Скажите ему, — продолжил Луи, — если он вернет бриллианты нам сегодня же, мы оставим его в живых.

Харли слегка передернуло, когда два французских бандита раскланялись с ней и удалились вниз по Черч-стрит. Она смотрела им вслед, чувствуя себя героиней какого-то плохонького малобюджетного боевика. Какой-то кошмар! Самое время вызвать поддержку с воздуха.

Она бегом вернулась в отель и помчалась в свой номер. Телефонная трубка оказалась в ее руке раньше, чем захлопнулась дверь.

— «Колангко интернэшнл», приемная Дункана Ланга, — раздался голос Эммы.

— Эмма! Это Харли Миллер. Дункан в беде!

— Откуда ты знаешь? — спросила Эмма.

— Да потому что я только что рассталась с двумя французскими головорезами, которые его разыскивают.

— Бог мой, с тобой все в порядке?

— У меня все отлично, — заверила ее Харли. — Но эти парни… они выглядели так, как будто побывали в драке. А как Дункан?

— Они напали на него ночью, но он сумел выпутаться. С ним все хорошо, за исключением того, что он отнюдь не обрадуется тому, что и ты вляпалась в это дерьмо.

— Ах, вот как? — прошептала Харли, почему-то вдруг обрадовавшись.

— Точно. Нам следовало сразу подумать о твоей безопасности.

— Что ты имеешь в виду? — подозрительно поинтересовалась Харли.

— Мы должны спрятать тебя до тех пор, пока буря не уляжется.

— Ни за что! Об этом и речи быть не может! — запротестовала Харли.

— Харли…

— Я только что вырвалась из одной тюрьмы и категорически отказываюсь садиться в другую. Кроме того, мне ничто не угрожает.

— Но эти два французских бандита…

— Я с ними поладила.

На другом конце провода повисла пауза.

— А почему ты считаешь, что они тебе ничего не сделают? — спросила Эмма.

— Да, кстати, я отправила их в Хэмптон.

— Куда ты их отправила?

— В Хэмптон. Дункан рассказывал, что у Лангов там летний дом. Дезмон и Луи хотели найти его, и я решила, что нет лучшего места, куда можно было бы их спровадить, чтобы они хоть ненадолго оставили Дункана в покое.

— Так тебе известны их имена?

— Они, знаешь ли, представились мне. Для бандитов они все-таки очень милы. Французы все-таки.

Эмма на другом конце провода долго молчала.

— Это просто убьет Дункана.

— О Боже! — воскликнула Харли в волнении. — А вдруг он и в самом деле находится в Хэмптоне. Я подставила его!

— Он не в Хэмптоне, и ты его не подставила. Успокойся, сделай несколько глубоких вдохов и расслабься.

— Сейчас, одну минутку…

Требовательный стук в дверь отвлек Харли от разговора.

— Слушай, Эмма, там кто-то стучится. Мне надо идти. Ты уверена, что они не найдут Дункана?

— Да это все равно что искать ветра в поле! Давай созвонимся позже, может, мы раскопаем что-нибудь о Бойде Монро.

—Договорились, — ответила Харли.

Она положила трубку и на мгновение задумалась, уставившись на телефон. Не так она планировала провести свой маленький отпуск.

Вновь раздался стук в дверь.

— Иду! — крикнула Харли.

Она пересекла комнату, подошла к двери и взглянула в дверной глазок. Тошнота подступила к горлу. Медленно и неохотно она приоткрыла дверь.

— Здравствуй, Бойд.

Бойд Монро стоял перед ней в своих обычных ковбойских сапогах, модных штанах и спортивной куртке, но почему-то он показался ей еще меньше, чем она его помнила, — он будто усох.

— Что ты с собой сделала? Ты выглядишь как шлюха! — заорал он.

— Одеваюсь так, как мне нравится, — отрезала Харли. У нее в висках застучала кровь и сердце бешено забилось.

Глаза его сузились от злости.

— Отрезала такие роскошные волосы! Хоть чему-то я научил тебя за последние девять лет?

— Конечно, и многому, — спокойно сказала Харли, внутренне содрогаясь от страха. — Ты войдешь или будешь стоять в дверях и оскорблять меня так, чтобы все слышали?

Удивление и внезапная неуверенность промелькнули в глубине его стальных серых глаз. Бойд Монро прошел мимо нее в комнату, Харли дрожащими руками закрыла за ним дверь. Повернувшись, она обнаружила, что он пристально ее рассматривает.

— Пора заканчивать со всей этой ерундой, — заявил он. — Ты ведешь себя как пятнадцатилетняя девчонка, которая сбежала из дома. Что это за маскарад? Ты губишь свою карьеру, это, я надеюсь, тебе понятно? А твоя мать? Она каждый день звонит мне в слезах. Хоть бы подумала, что с ней сейчас творится. Господи, если она увидит тебя в таком виде, ее хватит удар.

— Ну хватит, Бойд, — не выдержала Харли, страх медленно уступал место ярости. — Еще одно слово — и я вызову гостиничную охрану, чтобы они тебя отсюда вышвырнули.

Бойд собирался что-то ответить, но не произнес ни слова.

— Ты права, извини меня.

Харли в изумлении уставилась на него. За все то время, что они проработали вместе, она ни разу не слышала от него извинений.

— Я ужасно беспокоился, — продолжал он, — увидеть тебя такой — выше моих сил!

«Так тебе и надо», — злорадно подумала Харли.

— Разве Колби Ланг не известил тебя, что я в полном порядке?

— Я твой менеджер, Джейн. Забочусь о тебе почти как отец. Мне нужно было убедиться самому.

— Отлично. Посмотри, на мне нет татуировок, и нос я не проколола. И я не связалась с сектой «Ангелы Ада». Почему бы тебе не отправиться сейчас в Лос-Анджелес погреться на солнышке и не отдохнуть несколько дней? Я присоединюсь к тебе где-то через неделю.

— Нет, — резко заявил Бойд. Он глубоко вздохнул и разжал кулаки. — Нет, я хочу быть рядом, мало ли что может случиться.

— Я сама прекрасно со всем справлюсь. Ты в это не веришь, как не веришь во многое другое.

На его лице появилась фальшивая улыбка, так ей ненавистная.

— Я понимаю. Я действительно вел себя как слепец и осел, но именно поэтому я здесь, Джейн. Я хочу, чтобы ты вернулась вместе со мной в «Ритц».

— Меня зовут Харли, и в «Ритц» я с тобой не поеду.

Бойд подошел ближе, и тут она ощутила нервное напряжение, в котором он находился.

— Послушай, я клянусь, что не буду портить тебе дни отдыха. Ты меня и видеть-то не будешь. Иди куда хочешь и делай что хочешь. Для моего спокойствия нужно только одно: каждую ночь знать, что мы в одном отеле и ты в соседнем номере. Ты права, я ошибался насчет очень многого, Джейн… извини, — Харли. Но такой-то малостью ради меня ты ведь можешь поступиться?

Харли показалось, что ее сердце вот-вот остановится. Действительно, что страшного в том, чтобы перебраться из «Миллениума» в «Ритц»? Бойд прав, ради него она должна чем-то поступиться. На него глядеть жалко — весь какой-то издерганный.

Но при этой мысли Харли почувствовала внутренний озноб, а в голове отчаянно забилась мысль:

«Нет! Не сдавайся. Не отдавай свою свободу!»

Сердце замерло, и она испугалась, что оно вот-вот остановится.

— Извини, Бойд, не могу. Точнее, не хочу этого делать. Я уже большая девочка. Тебе это давно пора понять.

— Черт возьми, Джейн, то есть Харли, — рявкнул Бойд, потемнев от злости. — Я прошу всего лишь отправить твои чемоданы туда, где они и должны находиться.

— Они должны находиться здесь, или в самом паршивом мотеле, или вообще там, где я захочу!

Бойд буравил ее ненавидящим взглядом.

— Так не пойдет, дорогуша!

Было время, когда подобная фраза означала конец любым ее планам, любым возражениям, любому непокорству. А сейчас Харли поразило, насколько беспомощно и жалко она прозвучала.

— Может, у тебя и не пойдет, Бойд, — возразила она, — а по мне, так очень даже пойдет, и это то, чего я хочу и что мне нужно.

Она прошла к двери и распахнула ее.

— Счастливо, Бойд. Увидимся через десять дней в Лос-Анджелесе.

— Харли…

— Уходи, Бойд, — приказала она и даже ничуть не удивилась, наблюдая, как быстро и беспрекословно он повиновался.

Она закрыла за ним дверь и несколько минут не могла унять дрожи. Присев на кровати, Харли обхватила себя руками и сжалась в комочек.

Ей нужно было осмыслить происшедшее. Оно не укладывалось в голове. Бойд ей грозил, но она дала ему отпор. Мало того, она его выставила. Откуда в ней это — уверенность в себе, сила и упорство? Неужели Дункан и Энни были правы? Может быть, действительно в ней это было всегда и именно поэтому она выдерживала деспотизм Бойда целых девять лет?

Похоже на то. Харли вспомнила, как Дункан хвалил ее за то, что она не побоялась идти по Манхэттену одна, ночью, в воскресенье, и наконец поняла, что действительно заслуживала похвалы. Она распростилась с надоевшей ей Джейн Миллер, избавилась от назойливой опеки Дункана, справилась с двумя бандитами, а только что выстояла против человека, распоряжавшегося ее жизнью в течение девяти лет. И не просто выстояла, а победила.

За те пять дней, что она ушла из «Ритца», ее как будто подменили. Из отчаявшейся, замученной девчонки она превратилась в женщину, которая умеет за себя постоять. Ей положено вознаграждение, вот только надо решить, какое? Бананового мороженого будет явно маловато.

Не придумав себе достойной награды, Харли села в автобус и отправилась на Пятую авеню в музей искусств «Метрополитен». Но, переходя от картины к картине, она то и дело ловила себя на мысли, что все время оборачивается и шарит глазами по углам, каждую секунду ожидая обнаружить следящего за ней Бойда, Дезмона или Луи. Но на глаза ей попадались только туристы да дети всех цветов и национальностей, совсем ошалевшие от избытка впечатлений. Надо сказать, что и сама она буквально заставляла себя изучать и восхищаться творениями великих мастеров, пока спустя примерно час не решила наконец бросить это занятие.

Оттуда Харли направилась на Мэдисон-авеню, по которой очень давно мечтала побродить. Она прошла мимо серых стен музея Уитни, торжественно, с чувством собственного художественного предназначения держащего оборону посреди яркого соцветия десятков изящно-легкомысленных магазинчиков, каждое название которых как автограф звезды: Версаче, Шанель, Гуччи, Ив Сен-Лоран. Вот было бы здорово, если бы рядом шел Дункан. Уж он-то не преминул бы сострить по поводу того, как эти фирмы любят держать марку, а на поверку оказываются самыми обычными магазинами, чья единственная цель — сбыть товар и побольше заработать денег.

Если бы рядом был Дункан! Прошлой ночью на него напали два бандита, и уж с ним — не то что с ней — они не церемонились. Какой, должно быть, кошмар он пережил!

Она остановилась и глубоко вздохнула, злясь на себя из-за того, что вновь думает о нем. С ним все в порядке, Дункан в безопасности, он занят работой, как всегда, — тогда зачем о нем думать? И ей без него хорошо. Она ведь хотела насладиться свободой! Насладиться свободой, а не вспоминать с дрожью в груди о том, какие у него были глаза вчера, когда они неотрывно смотрели друг на друга. В конце концов, зачем ей этот летний роман?

Невидящим взглядом Харли уставилась на витрину магазина «Поло», разместившегося в одном из особняков в стиле замков Луары на углу 72-й Восточной улицы и Мэдисон-авеню. Уж столько она целовалась с мальчишками в школе. Но с мужчиной, оказывается, все выходит совсем по-другому. Когда она прижалась в коридоре гостиницы к его сильному телу… — это было восхитительно! Восхитительно было ощущать грудью биение его сердца, чувствовать, как плотно прижались к ней его бедра, и целиком отдаваться тому жару, который пульсировал по всему телу, когда он жадно припал к ее рту своими губами.

— Все, хватит! — прошипела она, сжав кулаки. — Не мечтай о том, чего никогда не получишь.

Может, надо было просто затащить Дункана в свою комнату, переспать с ним, а потом выкинуть его из головы и больше не сходить с ума? Но было у нее нехорошее предчувствие, что Дункан Ланг не тот любовник, с которым можно вот так: раз — и выкинула из головы.

Она взглянула на часы. Почти полдень. Она обещала связаться с Эммой. Позвонить можно и сейчас, почему бы нет. Ведь она не ищет повода поговорить с Дунканом. Зачем ей это?

Харли даже не попыталась изобразить внутреннюю борьбу. Она просто достала из сумочки телефонную карточку и поспешила к первому попавшемуся автомату.

— Ты очень вовремя, — радостно приветствовала ее Эмма. — Дункан хочет встретиться с тобой у себя сегодня в два часа. Нужна кое-какая помощь.

— У него на работе? Разве не там его в первую очередь будут караулить Дезмон и Луи?

— Точно, впрочем, они уже здесь побывали, и знаешь, ты была права: они в самом деле забавные ребята. Слегка расстроены, что с утра зря прокатились в Хэмптон, да и вертолет, похоже, им пришелся не по вкусу, но в целом они милы. Не забывай только, что здание хорошо охраняется, а офис и подавно. С Дунканом все будет в порядке до тех пор, пока он не схлестнется с отцом. Колби не обрадовало даже то, что подтвердилось алиби собственного сына.

— Так что, по части бриллиантов Дункана оставили в покое?

— Ну, у меня создалось впечатление, что полиция свои подозрения не сняла, но, по крайней мере, они стали работать и по другим направлениям.

— Хорошо бы, чтобы и Дезмон с Луи тоже на кого-нибудь переключились.

— Не уверена. Да и я буду по ним скучать. Пообщаешься с ними немного, и вот уже без них жизнь кажется скучной.

Харли не оставляло ощущение, что эти двое где-то рядом. Стоило повесить трубку, как ей показалось, что эта парочка торчит перед магазином «Келвин Кляйн», аскетичным, как лютеранская кирха, а чуть позже ей померещилось, что они рассматривают неумелые, а оттого отвратительные рисунки с клоунами, океаном и портретом Джона Уэйна, намалеванные каким-то художником на железном заборе у перекрестка 59-й Восточной улицы и Пятой авеню.

Естественно, Харли ошиблась: это были не они.

Она разглядывала поблескивающих на солнце золотых орлов на фасаде «Вальдорф-Астории», и ей было не по себе, поскольку слишком близко был «Ритц-Карлтон», а значит, и Бойд.

Наконец ей пришло в голову, что это все-таки ее каникулы, и она, черт возьми, вольна вести себя так, как ей заблагорассудится. А хотелось ей оказаться в Сентинел-Билдинг, рядом с Дунканом, и плевать на то, что до встречи оставалось еще два часа. Она устремилась вниз по Пятой авеню, уже не обращая внимания на витрины Бергдорфа Гудмэна и Тиффани. Мыслями она уж точно была не здесь.

— Привет, — сказала она Эмме, входя в приемную, слегка запыхавшись после быстрой ходьбы.

Эмма подняла голову от компьютера, экран которого заполонили какие-то цифры.

— Привет. Как ты быстро.

— Прошу прощения. — Харли пожала плечами. — Я могу и подождать. А что это за красавчик? — спросила она, облокотившись на стол и кивнув на стоявшую там фотографию чрезвычайно серьезного молодого человека.

— Мой жених, Лам Инг.

— Ты помолвлена?

— Да. Обручена, и все такое, — довольно заявила Эмма, выставив палец, на котором поблескивал небольшой изумруд.

— И когда же свадьба?

— Как только получу повышение и прибавку к жалованью, которые давно заслужила.

— А когда это будет?

—Да, наверное, когда рак на горе свистнет. Я работаю на Дункана, а он, прямо скажем, не самый влиятельный здесь человек.

— Значит, и ты в опале?

— И не говори, плохое отношение подобно цепной реакции.

— Сочувствую.

— Ну не так все мрачно. Вкалывать на Дункана — это все-таки чего-то стоит. Кстати о нем, тебе вовсе не обязательно два часа маячить у меня перед столом. Подозреваемый внутри, и, уж поверь мне, — усмехнулась Эмма, — весь в делах. Так что будь как дома.

— Спасибо.

Чувствуя себя слишком на взводе, Харли вошла в кабинет, прикрыв за собою дверь. Интересно, как надо разговаривать с мужчиной, которого хочешь? Знаний, которые она получила под личным руководством Бойда, явно не хватало.

Дункан сидел за столом, углубившись в какие-то бумаги, и не замечал ничего вокруг. Это было на руку Харли, так как давало ей возможность прийти в себя и осмотреться. Сегодня он был во всем черном: рукава черной рубашки высоко закатаны так, что видны рельефные мускулы, черные волосы слегка спутаны, как будто он то и дело ерошил их руками. Загар делал его похожим на героя-любовника из латиноамериканских фильмов, и причем такого, который даст сто очков вперед Антонио Бандерасу!

— Интересно, — нарушила молчание Харли. — Говорят, на досуге ты до сих пор занимаешься спортом. Наверняка выступал за сборную школы в соревнованиях по легкой атлетике?

Дункан поднял глаза и улыбнулся ей. Улыбка оказала на нее немедленное магическое действие.

— Издеваешься? Я вечно отказывался от всяких секций — лишь бы довести отца до белого каления. Кстати, сработало. Тем не менее, думаю, вчера ночью я преодолел барьер — миля за четыре минуты.

Харли шагнула к нему.

— Господи, Дункан, с тобой действительно все в порядке?

— Все нормально, правда. Ну а как ты?

— Со мной тоже все в порядке. Я им, кажется, даже понравилась.

Он окинул ее внимательным взглядом и одобрительно кивнул.

— Ну что ж, их можно понять. Но почему бы тебе на время не лечь на дно?

— Нет.

Дункан вздохнул.

— Теперь все ясно. Ты послана мне как испытание Божье.

Харли хотела было спросить, что за испытание он имеет в виду, но вовремя сообразила, что ее тело и так тянется к нему, как росток к солнцу, и вряд ли стоит шутить по этому поводу.

Она уселась в зеленое кресло для посетителей прямо перед его столом, закинула ногу на ногу, втайне сожалея о том, что решила надеть это красное платье. До прихода сюда она ощущала себя в нем превосходно, уверенная, что выглядит сексуально, но сейчас именно это и делало ее уязвимой.

Дункан выдвинул ящик стола.

— По крайней мере, возьми и носи это с собой. — Он ей протянул небольшой сотовый телефон. — Тогда, если все-таки что-нибудь случится, ты сможешь обратиться за подмогой.

— Ладно, — сказала Харли, опустив телефон в сумочку. — Ну и что же в действительности случилось прошлой ночью? — Ее щеки внезапно покраснели. — Я имею в виду этих французов.

—Да ничего особенного, — пожал плечами Дункан. — Поболтали об этих бриллиантах. Они проявляют к этим стекляшкам большой интерес.

— Ага. Видимо, поболтали по душам, так что Дезмон захромал, а у Луи появился синяк на подбородке.

— Ну, — неловко вымолвил Дункан, — они приставили мне пистолет…

— Пистолет?

— Да все кончилось хорошо! Они спросили, где бриллианты, а я ответил, что у меня их нет, они почему-то не поняли, ну мне и пришлось перейти на их родной язык.

— То есть? — мрачно поинтересовалась Харли. Он вновь улыбнулся. Черт побери, она опять почувствовала на себе действие его обаятельной улыбки.

— Так вышло, что, пошатавшись по свету, я приобрел кое-какие навыки уличной драки. Я сам удивился, но помогло. Впрочем, если бы все было при дневном свете, я бы ни за что не стал их увечить. Всего-то надо было спокойно присесть.

— Ну да, конечно!

— Нет, правда. Если хочешь избавиться от хулиганов, нет ничего лучше. Естественно, кое-кто вроде моего отца, оказавшись в неприятной ситуации — он-то, конечно, никогда в ней не бывал, — так вот, кое-кто сразу распускает руки, а я предпочитаю не играть мускулами, а пораскинуть мозгами. Просто сесть — чуть ли не самый лучший способ защиты на улице. Во-первых, нападающий уж такого точно не ждет и потому растеряется, во-вторых, на тротуар обычно никто не садится, так что на вас немедленно многие обратят внимание, а этого бандит совсем не хочет, и все жуткие угрозы сразу станут трудно выполнимы. Да, и еще, не забудь громким голосом привлечь внимание окружающих. Только, ради Бога, не надо орать: «На помощь! Полиция!» — и прочие глупости. Это верный способ распугать всех, кроме самого бандита. Лучше что-нибудь безобидное. Помню, однажды, угодив в серьезную переделку, я затянул какую-то песню. Ты знаешь, сработало чудесным образом. Учти это на тот случай, если Дезмон с Луи снова к тебе пристанут.

— Сажусь и пою.

— Верно.

— Ясно. А ты не чувствовал себя идиотом, распевая посреди улицы?

— Я бы чувствовал себя идиотом, если б, скажем, ревнивый муж выпустил мне кишки. Ну ладно, я попросил тебя прийти потому, что мы с Эммой раскопали все счета, к которым Бойд Монро имел хоть какое-то отношение, — сказал Дункан, откинувшись на спинку стула. — Результат нулевой. Абсолютно ничего.

— А ты уверен, что Бойд непременно замешан в денежных махинациях? — спросила Харли, разочарованная таким резким переходом на деловые темы.

— Всякий раз, когда человек нервничает так, как Бойд Монро, то причина либо в деньгах, либо в трупе, который он закопал в подвале. Полагаю, что твой менеджер относится к первой категории.

— Спасибо и на том.

Он усмехнулся, и внутри ее точно зазвучала натянутая струна.

— Рад, что ты согласна, но здесь-то собака и зарыта. Если Бойд из-за чего-то и нервничает, то это деньги; если этих денег нет на его законных счетах, то он их где-то скрывает. Может, какая-то оффшорная компания? У тебя есть хоть какое-нибудь подозрение на то, где у него могут быть тайные счета?

— Ну ты даешь! Ты что же думаешь, он мне докладывает о таких вещах?

— Извини, — широко улыбнулся Дункан, — но мы с Эммой отчаялись. Теперь вся надежда на тебя.

— Вот те на, — вздохнула Харли. — Ничего, если я буду ходить туда-сюда?

— Валяй.

Харли рывком поднялась с кресла и начала слоняться взад-вперед по кабинету. Ну и где Бойд мог скрывать левые доходы? И прежде всего, откуда они могли взяться? И когда наконец она научится не обращать внимание на черные глаза Дункана, прожигающие ее насквозь?

— Программа турне ничего не дала, так я понимаю.

— Абсолютно. Никаких тайных отлучек, чтобы обновить счет в Швейцарии или Австралии.

— Так, значит, все происходило при мне, — пробормотала Харли, разглядывая ковер и меряя шагами кабинет. — Если он клал или снимал деньги со счета — если так, — то, значит, во время турне, и я находилась в том же месте, что и он. — Она побродила еще минут восемь. — Вот где — Бермуды!

—Что?

— Бермуды! — возбужденно воскликнула Харли, навалившись на стол Дункана. — Вот уж сколько месяцев я просила Бойда об отпуске, а он все твердил, что я отдохну в октябре, когда мы отправимся на Бермуды. Мы всегда отдыхали на Бермудах. Я хочу в Париж, а он говорит — Бермуды. Я хочу в Диснейленд, а он свое — Бермуды! Он даже раз или два в год один ездил туда, когда я навещала маму.

Дункан вскочил, схватил ее за плечи и поцеловал в лоб.

— Ты гений! Эй, Эмма!

Появилась Эмма, и пока Дункан быстро вводил ее в курс дела, Харли немного успокоилась. Он осчастливил ее дружеским поцелуем, а она вся дрожит с головы до ног.

— Ладно, — сказала Эмма. — Бермуды — уже кое-что. Но глупо было бы заводить счет на свое настоящее имя, а насколько мы успели понять, Бойд Монро — все что угодно, но не дурак.

— Подставное имя. — Дункан обернулся к Харли. — Как ты думаешь, какое он бы выбрал?

Харли задумалась всего на секунду, а потом хихикнула.

— Ну это просто: Трэвис Гарнетт.

— Рок-звезда? — недоверчиво спросила Эмма.

— Именно.

— Но почему? — поинтересовался Дункан.

— Потому что Бойд всей душой ненавидит Трэвиса Гарнетта. Если оффшорный счет обнаружат и докажут, что деньги грязные, у Трэвиса будут неприятности, по крайней мере, на первых порах, а Бонду того и надо.

— Почему? — повторил Дункан.

— Несколько лет назад он нашел Трэвиса в баре в Сан-Антонио. Он хотел сделать из него второго Гарта Брукса. Трэвис отказался: он ненавидит стиль «кантри». Кроме того, он хотел иметь менеджера, который бы занимался только им одним, а не разрывался между несколькими певцами. Его менеджером стал Джин Фарлоу, и с тех пор он благополучно заработал на Трэвисе миллионы. Только упомяни при Бойде имя Трэвиса Гарнетта, и он начинает швыряться стульями.

— Стоит попробовать, — усмехнулась Эмма.

В течение следующего часа Эмма с Дунканом не отрывались от компьютера, проверяя один за другим банки на Бермудах. Харли уселась обратно в зеленое кожаное кресло и наблюдала за ними столь же неотрывно, как смотрит преданный фанат «Янки» на свою команду в решающем матче Суперсерии.

— Нашла! — прозвенел голос Эммы.

— Обожаю вламываться! — пробормотал Дункан, пристально вглядываясь в экран. Он легонько оттолкнул Эмму в сторону и быстро что-то набрал на клавиатуре. Поджав губы, он тихо присвистнул. — Люблю попадать в точку.

Принтер начал распечатывать сведения с экрана.

— Что ты обнаружил? — спросила нетерпеливо Харли, вставая и вытягивая шею, чтобы, перегнувшись через стол, увидеть, что там на экране.

—Да так, миллионов пятнадцать, — ответил Дункан.

— Да брось ты! — у Харли пересохло во рту.

— Да нет, все так.

— А ошибки быть не может?

— Не может. — Дункан протянул Харли несколько распечатанных листков.

Она с изумлением уставилась на список вкладов. Каждый не меньше двухсот тысяч, а некоторые переваливали за миллион.

— Обалдеть можно! — пробормотала она.

— Присвоение средств? — поинтересовалась Эмма, все еще не отрываясь от информации на экране.

Дункан покачал головой.

— Мы прочесали счета Харли вдоль и поперек. С ними все в порядке. Накопления Монро взяты откуда-то еще. Смотри, здесь много переводов. Попробуй проследить их. Ведь откуда-то и от кого-то они пришли.

— Наркотики? — спросила Эмма, неистово барабаня по клавиатуре.

— Я и сам об этом подумал. Для контрабандного провоза турне Харли — идеальное прикрытие.

— А я не думаю, — возразила все еще слегка ошеломленная Харли. — Бойд всегда был настроен против наркотиков. Он заставлял всех, кто со мной работал, проходить обследование два раза в год.

— Одно другому не мешает. По мне, так очень удобное прикрытие, — повторил Дункан.

— Да, похоже, — удрученно согласилась Харли. Что, если Бойд втравил ее в контрабанду наркотиками! Она содрогнулась.

— Я нашла счет в Швейцарском банке, — в голосе Эммы слышалось возбуждение.

— А вот это уже сюрприз, — проговорил Дункан, заглядывая ей через плечо. Компьютер загудел.

— Мы вошли в систему защиты, — воскликнула Эмма. — Они засекут нас!

— Выходи! — завопил Дункан. Пальцы Эммы стремительно забегали по клавиатуре, и компьютер отключился.

Дункан с облегчением вздохнул.

— Еще чуть-чуть — и мы влипли бы. Отлично сработано, Эмма.

— Когда все закончится, ты должен отправить меня подлечиться в какое-нибудь теплое и тихое местечко, — сообщила она Дункану.

— Непременно, — ухмыльнулся он в ответ. — Попробуй еще раз попозже, Эм. Если бы нам удалось докопаться до источников левых доходов Бойда, мы бы…

Зазвонил телефон. Все трое посмотрели на него. Он вновь зазвонил. Дункан взял трубку:

— «Колангко интернэшнл», Дункан Ланг слушает. Добрый день, агент Салливан. Хм-м. Хм-м. Ну да… Понятно. Это долгая история. Да, вы правы. Ну что же, буду рад встретиться с вами, скажем, через час? Да, конечно, я знаю, где ваш офис. Хорошо. До свидания, — он положил трубку.

— Ну? — спросила Эмма. Дункан скривился.

— ФБР. Им интересно, зачем я пытался вскрыть один из счетов Анжело Маурицио в Швейцарском банке.

Кровь отлила от лица Харли.

— Маурицио? Глава мафии?

— Он самый.

— Ничего себе, — присвистнула Эмма. — Что у Монро с ним общего?

— Лучше бы мне об этом не знать, — пробормотала Харли.

— Извини, — сказал Дункан, — теперь уже отступать поздно. Через час я встречаюсь с агентом Аланом Салливаном, который возглавляет группу ФБР, занимающуюся семейством Маурицио. А пока я хотел бы поразмыслить над тем, что ему говорить. Ты не против? — Дункан вопросительно посмотрел на Харли.

— Да, конечно, — в оцепенении произнесла Харли, протягивая ему распечатку по бермудскому банку. Неужели Бойд впутал ее в дела мафии?

Тишину кабинета нарушал лишь шелест переворачиваемых Дунканом страниц.

Она изучала Дункана, а Дункан изучал сведения по счетам. Он, безусловно, мог и поныне считаться плейбоем, но это было не так. Его сосредоточенность была пугающей; напряжение, с которым он пролистывал бумаги, почти осязаемым. Вот уж кого нельзя было называть пустым местом, как это делал Ланг-старший.

— А вот кое-что любопытное, — пробормотал он.

— Что? — воскликнули Харли и Эмма в один голос.

Теперь его напряженный взгляд был устремлен прямо на Харли, но словно бы ее не видел.

— Как давно Бойд ездит на Бермуды? — поинтересовался он.

— С тех пор, как работает со мной, вот уже девять лет, — ответила она.

— Счет был открыт лет двенадцать назад. Чем бы он ни занимался, Харли, это началось еще раньше, чем он стал твоим менеджером.

— Ну хоть что-то.

— Он обычно делал два или три вклада в год, некоторые прямо наличными, возможно, по окончании каждого твоего турне. Я хочу, Эмма, чтобы ты прочесала все документы, — он кинул взгляд на свою помощницу. — Попробуй зафиксировать каждый вздох Бойда Монро в связи с этим делом.

— Ты получишь все, что можно, — последовал ответ.

— Так все-таки незаконный провоз наркотиков? — упавшим голосом переспросила Харли.

— Возможно, — ответил Дункан. — Клан Маурицио замешан в контрабанде героина. Но это может быть и оружие, и вообще все что угодно. Что бы это ни было, в свои незаконные дела он втянул тебя и только за одно это сядет до конца своих дней.

Харли подняла глаза и увидела, что Дункан в ярости. Сейчас он разительно отличался от того обаятельного беспечного Дункана, которого она знала.

— Ну, мне надо работать, — пробормотала Эмма, выходя из кабинета и закрывая за собой дверь.

Теперь, когда Дункан оторвался от бумаг Бойда, он пристально посмотрел на Харли. Она почувствовала, что пол словно уплывает из-под ног.

— Извини за столь неудачное начало дня, — сказал он.

— Если что и считать неудачным, так это утренние события, — криво усмехнулась Харли. — И все же в любом случае я предпочту встречу с Дезмоном и Луи короткому свиданию с Бондом. К тому же по утрам он невыносим.

— О чем это ты бормочешь? — мрачно поинтересовался Дункан, обходя стол.

Он остановился на расстоянии фута от нее. Харли вытянула вперед руку, как будто и впрямь могла заставить его отступить.

— Ничего страшного, правда. Бойд заглянул ко мне утром в гостиницу и…

— Что он сделал? Откуда, черт возьми, он мог узнать, где ты остановилась?

— Не знаю, — пожав плечами, ответила Харли. — Думаю, ему мог сказать твой отец.

— Что ему было нужно? — потребовал ответа Дункан.

На лице Харли вместо улыбки снова появилась кривая усмешка.

— Он хотел, чтобы я вернулась с ним в «Ритц».

— Зачем?

— Он сказал, что беспокоится обо мне. Я, естественно, отказалась, мы перекинулись двумя-тремя словами. Результатом разговора он остался недоволен, но смирился с ним. Вот, собственно, и вся история.

Дункан пригладил свои черные как смоль волосы. Она почти физически ощутила напряжение, исходящее от его сильного тела.

— Сначала люди Жискара, потом Бойд. Ты отправишься в один из охраняемых агентством домов и побудешь там, пока все не кончится.

— Нет, — возразила Харли, которую не покидало чувство, что она на их с Дунканом беседу смотрит как бы со стороны. — Я не хочу вновь оказаться в клетке.

— А я не хочу, чтобы ты подвергалась опасности со стороны парней Жискара и твоего любящего менеджера! Он связан с Анжело Маурицио, Харли. Ты отправишься в безопасное место, и точка.

— Катись ты к черту! — сопротивлялась Харли. — У тебя нет никакого права указывать мне что делать.

— Ты мой клиент. И я отвечаю за твою безопасность. Я…

— Единственная вещь, за которую ты отвечаешь, Дункан Ланг, это расследование махинаций Бойда. Все.

— Черт побери, Харли, — схватил ее за плечи Дункан, — это не фильм про Джеймса Бонда. Здесь реальная жизнь, и эти люди по-настоящему опасны.

— Ты никак не можешь понять, — возразила ему Харли, вырываясь, — я прекрасно справилась с тремя мужчинами сегодня утром, и я не нуждаюсь в твоей опеке. Я в состоянии позаботиться о себе сама.

Дункан развернулся, обошел вокруг стола, остановился прямо перед ней и посмотрел ей в глаза.

— Позволь, в конце концов, приставить к тебе парочку телохранителей.

— Нет!

Дункан издал нечто среднее между стоном и приглушенным воплем ярости.

— Ты самая упрямая, вздорная, капризная женщина, что я встречал за всю свою жизнь.

— Спасибо.

Со вздохом Дункан взял в ладони ее лицо.

— Неужели не понимаешь, что для меня ты что-то совершенно особенное и необычайно ценное, и я не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось.

Прикоснувшись к ней, он вновь заставил ее задрожать. Одним лишь невинным прикосновением ему удалось завести все ее чувства, застав при этом врасплох.

— Спасибо, — прошептала она, зная, что вся светится от счастья. Он должен испытывать то же самое, то же желание, не ведающее сострадания и жалости, ту же боль, те же токи, пробегающие между ними и пронизывающие их изнутри.

Дункан вдруг резко отстранился и отвернулся от нее.

— Во всем виноват я, — пробормотал он. — Я давно должен был раскопать, в чем замешан Бойд. Тогда бы он был не опасен. А тебя бы не донимали головорезы Жискара, просто потому что не увидели бы в моей компании.

— Дункан, — спокойно проговорила Харли, — Дезмон и Луи со мной были очень вежливы. Они не посмеют причинить мне зло или даже просто напугать меня.

— Харли, — Дункан резко повернулся к ней. Казалось, что в его темных глазах бушевал шторм, — пожалуйста, дай мне какой-нибудь повод, чтобы я начал избегать тебя.

Она судорожно вздохнула.

— Зачем?

Он стоял, сжав кулаки. Его лицо было напряжено.

— Потому что, если я не буду видеть тебя, тогда, возможно, всего лишь возможно, я не буду думать о тебе каждую проклятую секунду.

— О! — только и смогла вымолвить Харли. Дункан больше не мог совладать с собой. Его поцелуй был жадным и нежным одновременно. О, да! Она обвила его шею руками, возвращая поцелуй. Желание и радость, переполнявшие ее, перехлестывали через край.

— Боже, — выдохнул Дункан, отрываясь от ее губ, но не выпуская Харли из объятий. Она прижималась щекой к его крепкой груди, вслушиваясь в сумасшедшее биение его сердца, и, зажмурив глаза, мечтала всегда быть рядом с ним. — Со мной никогда не случалось такого, — сказал он с еле заметным удивлением в голосе. — Ты угрожаешь разрушить все то, что я до сих пор считал в себе незыблемым. Я не знаю, что мне делать.

— Пожалуй, это меня радует, — прошептала Харли. Ее тело каплю за каплей впитывало в себя его жар и силу. — Все это время я тоже думала только о тебе. Когда я ехала в автобусе, а потом бродила по музею, и даже когда разглядывала скверное изображение Джона Уэйна, все мои мысли были о тебе.

Его смех защекотал ее ухо. Он отодвинулся от Харли, и они смотрели друг на друга, взявшись за руки.

— Мы едва знакомы, — попытался пошутить он.

— Я так не думаю, — возразила Харли, вглядываясь в его черные глаза. — Мы, быть может, не очень хорошо знаем самих себя, но уж точно знаем друг друга.

— Ты опасна, — шепнул Дункан. Он медленно провел пальцем по ее губам

— Но ты должна помнить, Харли, я очень сложный человек, с такими ты еще не сталкивалась.

— Знаю.

— Ты не должна забывать, что я не признаю серьезных отношений между мужчиной и женщиной.

— Я не забываю об этом.

— Ладно, хорошо. Но помни, что мною интересуется полиция, ФБР и французская мафия.

— Похоже, тебе просто необходим хороший друг.

Его глаза потемнели.

— А если мне нужна любовница?

Дункан почувствовал, что она затрепетала в его объятиях. Он ждал ответа. Она ведь могла сказать все что угодно.

— А если со мной ты потеряешь голову?

Его пальцы скользнули по щеке Харли и зарылись в ее волосах. Боже, как ей нравились его прикосновения.

— Я уже сказал, что думаю о тебе постоянно, каждое мгновение, рядом ты или нет. Ты в самом деле мое безумие. Моя нынешняя жизнь сплошная неразбериха и сумятица. Но не иметь тебя рядом — невыносимо.

— Дункан…

В этот момент телефон на столе издал звук, напоминающий сирену.

— Что это за чертовщина? — спросила она Дункана, когда тот торопливо подтолкнул ее к креслу.

— Эмма посылает мне предупредительный сигнал, — бросил он, встав около стола. — Идет отец.

Дверь распахнулась, и в кабинет величественно прошествовал Колби Ланг. Он замер, увидев Харли.

— Добрый день, мисс Миллер.

— Здравствуйте, мистер Ланг. Рада видеть вас, — спокойно ответила Харли, будто минуту назад она не трепетала в объятиях его сына.

— Вы, без сомнения, обсуждали ваше дело.

— Конечно. Все продвигается достаточно успешно. Дункан великолепно проводит расследование. Вы должны им гордиться.

Дункан повернулся к отцу с совершенно бесстрастным выражением лица. Харли тоже внимательно смотрела на Ланга-старшего.

— Думаю, что… некоторый потенциал у моего сына есть, — ответил Колби Ланг. — Дункан, когда у тебя будет минута, я хотел бы тебя на пару слов. — С этим он покинул кабинет, не хлопнув дверью по обыкновению.

Харли подняла глаза на Дункана.

— Разговор пойдет о бриллиантах? — спросила она.

Он обернулся и посмотрел на нее с унылой усмешкой.

— Боюсь, что да. Похоже, в конце концов мне придется заняться этой проблемой. С полицией и семьей я как-нибудь управлюсь, но, когда французская мафия рвется вытрясти из меня бриллианты на миллион долларов, да еще и на тебя наезжает, я просто вынужден начать поиски настоящего вора, и как можно быстрее.

Харли кивнула.

— Пора брать судьбу в свои руки.

Черные глаза, прищурившись, взглянули на нее.

— Харли, я не завожу длительных связей.

—Да, да, конечно, — пробормотала она. — Я помню об этом.

— Слушай, — начал он, заводясь и теряя душевное равновесие, — ведь я пытаюсь быть честным с тобой и хочу объяснить, что ты можешь распроститься со своим отпуском, свободой, а возможно, и сердцем, если вдруг по глупости увлечешься мной. Лучше бы тебе держаться от меня подальше, Харли. Нам надо остановиться прямо сейчас. Потом нас уже ничто не остановит…

Харли понимала, что улыбается совершенно глупой улыбкой, но ничего не могла с собой поделать. Она понимала, что радоваться особенно нечему. Это его «люби меня — оставь меня» совершенно выбило ее из колеи. В нем нет отеческого опекунства Бойда. Не дает он и ощущения безопасности и какой-то надежности. Он весь — сплошная опасность, и не только из-за этих французов; он пробудил в ней новые чувства, заставил мечтать об осуществлении самых потаенных желаний. Чувственных желаний. Желаний сердца.

— Надо наслаждаться жизнью каждый миг, — едва слышно изрекла она чью-то мысль.

Глаза Дункана широко раскрылись. Он соскользнул со стола.

— Харли?

— Поужинай со мной сегодня вечером. В семь. Выбор надежного убежища — за тобой.

Дункан уставился на нее.

— Апартаменты пентхауза тебя устроят? Я предупрежу, чтобы тебя пропустила моя охрана… Харли, ты уверена?

— Никаких сомнений, — откликнулась она, поднялась из кресла и решительно направилась к двери, борясь с желанием снова поцеловать Дункана. — Я не сомневаюсь, ты — отменный повар, если же нет, то мы что-нибудь закажем. Удачи тебе с бриллиантами, Бойдом и агентом Салливаном.

— Харли, — он схватил ее за локти. Она остановила его взглядом.

— Дункан, отпусти сию же минуту. А то прямо здесь узнаешь, насколько я опасна.

Черные глаза моргнули. Он медленно выпустил ее руки из своих.

— В семь, говоришь? А сколько осталось до семи?

— Чуть больше пяти часов.

— Ладно, я попытаюсь дотерпеть.

Каким-то образом ей удалось выйти из кабинета, дверь за ней плотно закрылась. Теперь она снова обрела возможность дышать.

— Ты пыхтишь, как паровоз, — прокомментировала Эмма.

Харли заставила себя сосредоточиться.

— Я?

— Хм-м, — Эмма изумленно оглядела ее с ног до головы. — Ты, должно быть, уже на финишной прямой.

Харли удивленно уставилась на нее. Эмма Тент — проницательная и удивительно чуткая женщина.

— Считаешь, я должна сойти с дистанции?

— За это я сверну тебе шею собственными руками.

Харли рассмеялась.

— Почему?

— Да потому что за те два года, что я работаю с ним, я впервые вижу его счастливым.

Харли обогнула стол Эммы и протянула ей руку:

— Будешь моей подругой?

Эмма с усмешкой пожала ее. — Навеки.

Примерно часа в четыре, просматривая полицейский отчет об осмотре машины, из которой были похищены жискаровские бриллианты, Дункан случайно поднял голову и обнаружил на пороге кабинета Эмму.

— Чего это ты так улыбаешься?

— Улыбаюсь как? — спросила она, входя и кладя ему на стол папку.

— Как-то ангельски, но в то же время с хитринкой, словно хочешь мне сказать: «Я-знаю-то-чего-ты-не-знаешь».

— Ах, это. Действительно знаю. Вот записи моих опросов свидетелей по делу о транспортировке бриллиантов.

— Не подозревал, что ты можешь быть такой загадочной, Эм, — посетовал Дункан.

— Вообще-то я придерживаюсь мнения, что в нашей работе все средства хороши. Я переговорила с большинством из людей Жискара, занятых в доставке бриллиантов в нашу страну. Но пока ничего, — и она с достоинством удалилась из его кабинета.

Раздраженно ворча, Дункан отбросил полицейский отчет, прочитанный уже раз семь, и открыл папку с опросами.

В течение следующего часа он методично барабанил по столу средним пальцем правой руки, замедляя темп лишь тогда, когда перед ним мысленно возникал образ Харли. Правда, надо честно признать, случалось это в конце каждого предложения. Время от времени Дункан тихо ругался, но продолжал читать. Он не будет вспоминать о соблазнительной позе Харли, расположившейся сегодня напротив него в кресле в коротеньком красном платье, той позе, которая грозила лишить его остатков благоразумия. Он не будет думать о манящих губах, отзывающихся на его поцелуи. И уж конечно, он не будет думать о предстоящем ужине.

Незаметно для себя он начал бормотать.

«Что подойдет, „Пино-Гри“ или „Орвьето“, к тем омарам и креветкам под соусом, которые будут у нас сегодня на ужин? Наверное, стоит остановиться на салате по-итальянски. Еще вопрос — какой кофе? Что она предпочитает — черный, капуччино, или эспрессо, или…»

— О черт! — выругался он вслух и заставил себя перечитать отрывок из беседы Эммы с Майком Гонсалесом, шофером лимузина, в котором перевозили бриллианты.

Но на последней строчке последнего абзаца его мысли сами собой переключились на Харли. Дункан вновь поразился тому, как она стремилась к нему, несмотря на полное отсутствие каких-либо обещаний с его стороны. Это причиняло странное неудобство. Ведь он был честен, он действительно ее предостерег. Она же предпочла броситься с головой в омут, а там будь что будет. Хватит мучить себя мыслями об ответственности, пора подумать и об удовольствии. Возможно, она девственница, и значит, такого рода отношения для нее внове, а он совсем не подходит на роль первооткрывателя. И потом, она вовсе не из тех женщин, с которыми он вообще был готов завязывать отношения, — она была опасна для него потому, что пробудила в ней не только плотское желание, а затронула душу, проникла в сердце.

Он недовольно нахмурился и отложил опросный лист Гонсалеса в растущую стопку бумаг справа. Эмма просунула голову в кабинет.

— Половина шестого, шеф. Я ухожу. Тебе ничего не нужно?

Осталось всего полтора часа, и он встретится с Харли, дотронется до Харли, услышит ее голос…

— Смирительная рубашка была бы к месту, — пробубнил он.

— Что?

— Иди, иди домой и вкушай свою суточную норму си-эн-эновских новостей. Увидимся утром.

— Вы в плохой форме, шеф, — усмехнулась Эмма.

Дункан тяжело вздохнул.

— Да знаю я. Давай-ка сматывайся отсюда, пока я не послал тебя раздобыть мне что-нибудь из запрещенной фармакологии.

— Уже ухожу, — быстро проговорила Эмма и исчезла.

Дункан поднялся, со стоном потянулся и двинулся, как ему самому казалось, уверенным шагом к лифту в апартаменты наверху, минуя кабинет отца. Можно было уже не беспокоиться по поводу встречи с Колби-старшим. К счастью, его отец придерживался строгого распорядка дня и покидал офис ровно в пять.

Дункан проходил мимо приемной Брэндона, и брат окликнул его. Дункан с неохотой вошел в его кабинет. После кражи коллекции они почти не разговаривали. Ему было мучительно сознавать, что его идеальный братец — человек, которого он ревновал и которым восхищался всю жизнь, — верил в его виновность. Сидевший за столом Брэндон выглядел точно так, как парень с плаката «Городу и стране». На нем был костюм с иголочки от Бриони, светлые волосы были тщательно уложены, отполированные ногти поблескивали на ручке, замершей над не проставленной подписью на каком-то контракте.

— Я слышал, ты решил заняться делом Жискара, — произнес Брэндон, кладя ручку и откидываясь в кресле.

— Похоже, я единственный, кто заинтересован в доказательстве моей невиновности, так что мне необходимо хотя бы поучаствовать в нем.

— Это мое дело, брат, и я не потерплю твоего вмешательства.

Дункан вопросительно поднял брови.

— Опасаешься, что перехвачу часть твоих лавров в поимке настоящего грабителя?

— Нет, — отрезал Брэндон. — Я боюсь, что ты окончательно взбесишь отца и навлечешь на себя дополнительные неприятности.

— Я учту твою заботу, братец.

— Черт возьми, Дункан, это не игра! У тебя и так большие неприятности, зачем же ты так стремишься сделать себе еще хуже?

— Мне казалось, что, подойдя к делу с разных сторон, мы сообща быстрее вычислим настоящего преступника.

Брэндон с грустью взглянул на него.

— Неужели ты не можешь быть честным даже со мной?

Дункан остолбенел.

— Просто удивительно, что человек, знающий меня всего четверо суток, не сомневается в моей невиновности, в то время как вся моя семья готова стать и судьей, и присяжными, и палачом.

— Если бы ты мог предъявить хоть какие-нибудь доказательства.

— А моего слова недостаточно? — спросил Дункан ледяным тоном.

— Дункан, ты же должен понимать, что с твоим прошлым даже мне, брату, нужны хоть какие-то гарантии.

— Подтвержденного полицией алиби тебе мало?

— Мог быть кто-то, кто работал на тебя в этом деле.

— О да, именно версию сообщника подсовывали мне в полиции сегодня утром в течение двух часов. Ну что же, видимо, с твоей подачи… Спокойной ночи, брат.

— И наконец, заканчивай ты с этой Миллер. Она тебя только отвлекает, а тебе сейчас это совсем не нужно. Отошли ее обратно к Бойду Монро, где ей самое место…

— Нет.

— Проклятие, Дункан! Тебе надо сосредоточиться на своих, а не ее проблемах! От нее одни неприятности.

Дункан горько улыбнулся.

— Знаю.

— Вот и избавься от нее.

— Нет. И не лезь в мои дела. Увидимся.

— Дункан…

— Брэндон, я спешу к себе наверх. У меня свидание, а дел еще по горло.

— Свидание? — поперхнулся Брэндон. — И это когда все твое будущее под вопросом?

— В своем будущем я уверен. Никаких вопросов. Я уже сказал, у меня свидание. Увидимся, Брэндон. И успокойся ты. Если меня в самом деле арестуют по обвинению в грабеже, я, по крайней мере, исчезну из конторы, и в ней опять воцарится мир.

Он покинул кабинет брата, чувствуя себя так, как будто его раздавили и размазали. Лишний раз он удивился, что же увидела в нем Харли, что позволяет ей, в отличие от его семьи, раз за разом верить ему на слово, даже тогда, когда многое, включая его прошлое, говорит против него.

Эмма тоже верит ему. Это можно было бы назвать женской интуицией, да вот только его мать совсем недавно выразила горячую надежду на то, что он сам отдаст себя в руки полиции прежде, чем компания и семья столкнутся с еще большими неприятностями.

Какое-то время он еще размышлял над своими проблемами, стараясь не обращать внимания на терзавшую сердце боль, и едва успел остановиться, чтобы не влететь в охранника, стоявшего около лифта в пентхауз.

— Привет, Пит, — сказал Дункан, рассеянно набирая секретный код на панели вызова лифта. — Никаких событий?

— В общем, все тихо, — ответил бывший армейский сержант. — Днем Гвен засек этих двух французских ребят в гараже, но они убрались, не причинив никакого вреда. И больше не появлялись.

— Отлично. — Двери лифта распахнулись. — Они могут болтаться около мисс Миллер, когда она появится здесь вечером. Скажи всем, чтобы держали ухо востро.

— Слушаюсь.

Двери лифта закрылись и открылись этажом выше. Там стоял еще один охранник.

— Добрый вечер, мистер Ланг, — приветствовал Дункана стоявший на часах курсант Полицейской академии.

— Пора тебе уже научиться звать меня Дунканом, Том, а то у меня появится какой-нибудь комплекс.

Парень покраснел.

— Прошу прощения… Дункан. Трудно отвыкнуть от правил.

— Нет проблем, — ответил Дункан, вставляя личную карточку в прорезь замка на двери своих апартаментов. — Пока, Том.

Закрыв дверь и включив сигнализацию, Дункан наконец сбросил с себя личину холодности и спокойствия. Он устремился в душ, на ходу сбрасывая одежду.

Через двадцать минут он вышел из душа и начал так лихорадочно соображать, что бы такое ему надеть, что самому стало смешно. Да, парень, похоже, дело зашло далеко. Внезапно раздался звонок в дверь.

Он взглянул на небольшие часы в ванной. Только шесть. Черт! То ли отец решил не давать ему покоя, то ли что-то случилось и Том пришел доложить. А у него всего час на то, чтобы одеться и приготовить ужин.

Вздохнув, Дункан натянул первые попавшиеся джинсы и босиком пошел к входной двери. Он включил камеру слежения и уставился на возникшую на экране Харли Миллер, выглядевшую немного напряженно.

Он распахнул дверь.

— Харли! В чем дело? Что-то стряслось?

На ней было то самое красное платье. Ее глаза сузились при виде его полуголого тела.

— Прости, — сказала она, проходя в комнату. — Я знаю, что пришла на час раньше. Я себя сдерживала, честно. Но ждать больше не могла.

Харли захлопнула дверь. Дальнейшего развития событий Дункан предвидеть не мог. Она обхватила руками его голову, прижала его к стене своим телом. Ее рот жадно прильнул к его губам. Если бы обычное чувство юмора не покинуло в эту минуту Дункана, он сострил бы что-нибудь по поводу насильниц-женщин.

Радость, какую он испытал, пронеслась по его жилам, унося всю боль, горести и проблемы. Со сдавленным возгласом он крепко обнял Харли. Его руки были повсюду; он гладил ее упругие ягодицы и прижимался к ней все теснее, чтобы она почувствовала его собственное голодное исступление. Ее тихий вскрик слился с его стоном в то мгновение, когда губами она прикоснулась к его уху. Она стала покусывать его мочку, зажигая по всему телу Дункана мучительный огонь. А потом ее влажный язык скользнул внутрь ушной раковины, доводя его почти до безумия.

Он рванул вниз «молнию» у нее на спине, и преграда между его руками и теплым, шелковистым телом Харли исчезла.

Затрепетав, она задышала часто и прерывисто, когда он губами стал ласкать ее ушко и нежную шею. Лифчика на ней не было. Его руки беспрепятственно преодолели весь путь до маленьких трусиков, которые, впрочем, не являлись препятствием. Его пальцы дерзко проникли под шелковистую материю, устремляясь к ее нежной плоти, в то время как она вновь и вновь шептала его имя слабым голосом, сводящим его с ума. Он может вот так касаться ее… его руки могут вызвать столь чувственное волнение. Она вернулась к его губам, проникая в них языком и приводя его в неистовый восторг.

И еще раз она поразила его, когда начала торопливо и жадно расстегивать его джинсы, а потом резко дернула их вниз. Она медленно гладила и сжимала его ягодицы, а затем вдруг стремительно скользнула вверх по спине и снова вниз, едва сдерживая нарастающую страсть.

Руки Харли, ее восхитительные руки, ласкали, терзали и возбуждали его.

Он начал тянуть вверх ее красное платьице, позволяя ей покрывать поцелуями и ласкать языком его шею.

— Да! — выдохнула она, впервые коснувшись своей высокой грудью его обнаженной вздымающейся груди. — Дункан, где, черт побери, твоя спальня?

Это рассмешило его, и он все еще смеялся, когда снимал через голову и платье и кулон, нашедшие пристанище у них под ногами на полу. Он коснулся языком ее набухшего соска, затем последовал ниже к ребрам и мягкому животу, наслаждаясь ее стонами. Он не мог и вообразить такого — удивительного сочетания обостренной женственности и страстно ищущей наслаждения плоти. Он вновь ощущал себя девственником, впервые вступающим в мир чувственных наслаждений.

Он приник губами к впадине между ее бедрами, и тело Харли содрогнулось от удивления и удовольствия, когда его пальцы принялись, не спеша, стягивать узенькую полоску красного шелка вниз.

— Так намного лучше, — прошептал он, касаясь светлых завитков. Он поднялся, прижимаясь к ней всем телом.

Дункан не был готов к такому неожиданному открытию — у Харли были обнажены все чувства. Не готов он был и к доверчивому сиянию ее распахнутых небесно-голубых глаз.

— Надеюсь, у тебя здесь достаточно презервативов? — спросила она хрипло, чем окончательно его добила.

Он почувствовал облегчение, лишь проведя губами по ее нежной шее. Он слегка покусывал ее.

— Есть одна важная вещь, которой в свое время обучили меня бойскауты, — выдохнул он, касаясь горящей кожи Харли и мечтая погрузиться в ее сладкую плоть, — быть всегда готовым.

— Я уже… Я готова, Дункан, — воскликнула она. Его самообладание испарилось, а пальцы проникли в горячую, влажную плоть. С захлестывающим чувством восторга он осознал, что мог бы взять ее прямо здесь, в прихожей, рядом с Томом, стоящим за звуконепроницаемой дверью, и она вкусила бы наслаждение, но эти чертовы резинки находятся за целую милю отсюда, в спальне, а Харли здесь — в его объятиях. Опасная, славная, благословенная Харли. Она заслуживала любой возможной защиты, и он жаждал обладания ею долгие часы. Пол прихожей для начала явно не подходил.

— Ты вообще-то понимаешь, — шепнул он ей на ухо низким, грудным голосом, — что сдержанность не самое сильное мое качество.

— Слава Богу! — пылко отозвалась Харли. Он улыбнулся, и его пальцы еще глубже погрузились в сладостную плоть.

— Однако сведения, собранные «Колангко», заставляют предположить, что это будет впервые в твоей жизни. Ты нервничаешь? Не боишься?

— А что, я произвожу впечатление человека, у которого шалят нервы? — спросила она, обхватывая его одной ногой, чтобы облегчить путь его пальцам.

— Ты производишь неотразимое впечатление, — застонал Дункан, приподнимая ее вверх.

Она скинула свои красные ковбойские сапожки и плотно обвила ногами его талию, доведя его почти до исступления, пока он нес ее в спальню.

Она вновь прикусила мочку его уха и принялась ласкать ее со страстью, рушившей всякие сдерживающие помыслы. Только величайшим усилием воли он заставил себя удерживаться на ногах, пока не почувствовал, что наткнулся на кровать. Он устремился вперед, опуская ее на атласное стеганое одеяло.

Обнаженная Харли, раскинувшаяся на серебристом шелке, — ничего более сексуального в своей жизни он не видел.

Не владея собой, Дункан искал ее рот с отчаянным стремлением утолить свою голодную страсть. Он приник к ней, взяв в плен одной лишь силой своего желания, содрогаясь и ужасаясь невозможности контролировать себя. Ее тело, возбуждающее и желанное, изогнулось в ожидании.

Никогда прежде не охватывало его такое безудержное желание подарить удовольствие женщине, любое удовольствие, какое только способно выдержать ее тело. Он буквально упивался телом Харли, а ее вздохи, возгласы и стоны превосходили всякое физическое удовлетворение, которое он мог себе представить. Она извивалась под ним — извивалась от наслаждения, которое он дарил ей, — и ничто не могло сравниться с этим.

Его губы не могли насытиться молочной белизной ее груди, ее пальцы запутались у него в волосах, а тела их слились в единое целое.

Дункан то проводил по ее коже языком, то захватывал ее губами, то слегка покусывал, и все двигался и двигался вниз, к животу, извлекая из уст Харли всевозможные восторженные восклицания.

Оказалось, что ее талия и бедра столь же чувствительны, как грудь и шея. Стоило ему припасть к ним ртом, как она задрожала так сильно, что ему на мгновение показалась, что она уже близка к финалу, и он устремился еще ниже — туда, к самому сокровенному и манящему — ее женской сокровенной сути.

Ее отчаянный вскрик почти довел его до вершины блаженства.

Дункан скользнул еще ниже, покрывая поцелуями ее бедра, а пальцами слегка приоткрывая нежные складки разгоряченного лона. Дункан пьянел от ее запаха, от исступленного сексуального жара, излучаемого ею. Застонав, он наконец проник языком в самое средоточие этого жара, и тут в тишине спальни раздался крик.

Харли то ругалась, то молила его о чем-то, то угрожала и сыпала проклятиями. Он упивался тем, что имеет над ней такую власть.

Дункан испытывал восторг, когда жар ее возрастающей страсти зажигал огонь в его собственной крови. Его язык меж тем не спеша продолжал свое сладостное исследование.

Он поражался той трепетной и чуткой связи, что соединила их и помогала ему понять каждое ее недосказанное слово, каждый ее сдавленный стон, заставляющие его то вести ее дальше к вершине, то возвращаться к легким, едва ощутимым ласкам. А когда у обоих уже не оставалось сил сдерживаться, он приник ищущими губами к упругому набухшему бутону, притаившемуся в недрах ее трепещущей плоти.

Дункан растворился в ее благоухающей плоти, в ее отчаянной жажде достичь блаженства, неведомого ей прежде, и это наполняло его гордостью, которой он не испытывал до сих пор. Он смог дать ей то, о чем она так страстно молила, и это удовлетворяло и восторгало его больше, чем любое иное деяние в его жизни.

— О, моя дорогая, — выдохнул он.

Он ввел два пальца в ее разгоряченную плоть, и она достигла вершины, захлебнувшись отчаянным криком. На каждое его движение она отзывалась всем своим существом, и он почувствовал, что она готова к новому восхождению.

— Я не могу, — выдохнула она. — Пожалуйста, Дункан! — пронзительно вскрикнула Харли, когда он вновь приник губами к ее чувствительной плоти. Она вновь вознеслась ввысь, разлетевшись, казалось, на миллионы крошечных брызг, ливнем обрушившихся на все вокруг.

И на него. Едва владея собой, он медленно двинулся вверх, вдоль ее упругого тела, ощущая ее напряжение и чувствуя, как настойчиво ее пальцы скользят по нему, приглашают его, молят и требуют. Отстраниться от нее в эту секунду в судорожных поисках пачки с презервативами было, пожалуй, тяжелейшим испытанием за всю его жизнь.

Он стоял на коленях, спиной к ней, и его дрожащие пальцы нетерпеливо сражались с кусочком латекса. Он почувствовал прикосновение ее мягкого тела, тесно прижавшегося к его спине и бедрам, в то время как ее руки обнимали его, а пальцы нежно скользили по груди.

— Дункан, пора, — пробормотала Харли ему на ухо.

Смеясь, он повернулся, чтобы вновь утонуть в бушующей пучине ее глаз.

— Меня кое-что отвлекло, — попытался оправдаться он, потянувшись к ее сладостному рту и накрыв ее губы своими.

— Приступим? — с неожиданным кокетством спросила Харли, откидываясь на кровать и увлекая его за собой. — Интересно, что имеется в арсенале у известного плейбоя…

Дункан посмотрел на нее сверху вниз: губы, припухшие от его поцелуев, растрепанные шелковистые волосы, страсть, отразившаяся на ее выразительном лице, страсть, какой ни одна женщина еще не дарила ему.

Что ж, он не разочарует ее.

Теперь он готов раствориться в ней и в сжигающей его страсти.

— Я знаю дюжины вариантов, — выдохнул он, зарывшись губами в нежную белизну ее шеи. — Мы не вылезем из этой постели до тех пор, пока не испробуем их все.

Он легонько куснул ее, и она издала вопль, в котором смешались смех, облегчение и нежданная радость.

Как же, черт возьми, ему удавалось так долго удерживаться от нее на расстоянии?

— Проклятие, Дункан, — взмолилась она, а он всем телом почувствовал биение ее сердца, — сделай что-нибудь с этой болью. Я больше не могу ее терпеть.

Сжав лицо Харли руками и не отрывая от нее взгляда, он вторгся в нее, слившись в единое целое с другой своей половиной. Он познал острое чувство радости, увидев смешавшиеся в голубых глазах боль и страсть, пронзившие все ее существо.

— О-о-о-х! — простонала она, приподнимаясь, чтобы вобрать его в себя целиком — с кровью, плотью, дыханием. — Ты мой…

Завороженный взглядом этих голубых глаз, без колебаний и сомнений принимающих его, Дункан начал медленно двигаться, упиваясь той естественной готовностью, с которой эта женщина открывалась ему. Он неотступно следил за меняющимся выражением ее лица, на котором радость неизведанного наслаждения удесятерялась от открытия того, что и ее собственные движения способны дарить не меньший восторг.

Никогда раньше у Дункана не было женщины, которая, занимаясь любовью, отдавалась бы вся целиком, так, как это делала Харли. Он одновременно был преисполнен блаженства, исступления и какой-то опустошающей нежности. Он никогда так не хотел отдать самого себя, как сейчас: это было всего лишь ничтожной благодарностью за дар, который получил от нее он.

Все чудесным образом переменилось: испытанные столько раз физические удовольствия уступили место чему-то несравненно более глубокому и неподдельному, чему-то тревожному и в то же время совершенному.

— Да! — прошептал он, принимая Харли. — О, дорогая! — воскликнул Дункан в ту секунду, когда она обвила его ногами, помогая ему проникнуть в самую глубь ее естества.

Харли выгнулась ему навстречу, трепетом тела отвечая на каждое движение, с которым он все глубже и глубже входил в нее. И с каждым этим движением он отбрасывал все дальше и дальше прежние страхи перед новизной собственных ощущений, да и всю свою жизнь, в которой подобным ощущениям не было места. Он рвался вперед к чему-то, что не мог ни назвать, ни даже представить, но без чего уже не мог обойтись. Ни сейчас, ни потом, никогда.

Она выкрикнула его имя, когда достигла пика наслаждения. Их тела слились, а с ними и их сердца и души. Раньше он не испытывал такого восторга. Это чары. Это Харли. Это блаженство.

Ему захотелось видеть в эту секунду ее глаза.

— Харли, — простонал он. — Взгляни на меня!

Она приподняла голову, ее глаза широко распахнулись, и Дункан уже не смог дальше сдерживаться.

Он ринулся внутрь ее, отчаянно, изо всех сил, чувствуя, как она близится к пику страсти, и мчась дальше, в стремительном порыве, дав волю пламени, бушевавшему в нем, вокруг него, повсюду. Он ощущал, как внутри ее все выше и выше подымается волна исступления, заставляющая ее руки с невероятной силой вцепиться в него.

— Еще, еще! выдохнула она, обвившись вокруг него своим горячим телом, впитывая все, что он так долго удерживал внутри себя.

Прошло несколько минут, прежде чем сознание вернулось к Дункану. Оно возвращалось мало-помалу, небольшими волнами, и каждый его вздох был наполнен запахом Харли, каждая клеточка его тела ощущала ее жар. Он медленно провел языком по губам, чувствуя на них вкус Харли.

Было невероятно трудно открыть глаза, но он был вознагражден за свои труды. Разлепив их, Дункан увидел Харли, прижавшуюся к нему. Затаив дыхание, он оглядывал ее изумительное тело сверху донизу, вновь и вновь возвращаясь глазами к прекрасному лицу, застывшему в спокойном сне.

Невероятное озарение пришло к нему неожиданно, в единый миг. Его взгляд застыл в изумлении. Харли только что показала ему всю разницу между сексом и любовью.

В его прошлом было множество часов сексуальных развлечений, удовольствий, а порой и неудовлетворенности. Его опыта было вполне достаточно, чтобы сразу понять, что сейчас это потрясающее ощущение не имело никакого отношения ни к женщинам, которых он знал, ни к ласкам и удовольствию, которые он прежде испытывал.

Он никогда не занимался любовью, потому что никогда не любил. Но сейчас он любит. Он любит Харли. Он любит ее, и для него это — потрясение, ибо он был уверен, что не способен на глубокое чувство, не говоря уж о том, чтобы любить женщину с только что испытанным беззаветным восторгом, который он все еще до конца не осознал.

Он ее любит.

Он любит женщину, которой только что довелось испытать восторженное чувство свободы и независимости.

Он любит женщину, которая впервые познала мужчину и чья страстная натура на этом не остановится.

Он любит женщину, которую не в силах удержать.

Харли проснулась от пьянящего ощущения близости тела Дункана. Ее руки скользнули вниз и наткнулись на его горячую твердую плоть, обжигающую пальцы.

Он даже успел позаботиться о ее безопасности. Очень предусмотрительно с его стороны.

Она приподнялась и прихватила зубами мочку его уха, нежно лизнув языком.

— Иди сюда, — прошептала она, щекоча его своим дыханием.

Он прошептал ее имя, а она направила его туда, где с каждым биением сердца разрасталась сладостная боль.

— Ты хочешь так? — спросил он, слегка войдя в нее.

— Да, — у нее перехватило дыхание.

— А так? — шепнул он, проникая чуть глубже.

— Да.

— А так? — Он вонзился в нее сильно и глубоко.

— О, да! — закричала она, выгнувшись и принимая его целиком, вновь потрясенная тем, как прекрасно было это соединение его разгоряченной плоти с ее телом.

Она мечтала во время каникул разобраться в том, какие же ощущения хотела бы испытать, и вот теперь она знала какие. Ей хотелось вновь и вновь переживать чувства, такие, как сейчас. Она любовалась сильным телом Дункана. Она наслаждалась его близостью. Она упивалась его страстью.

Ей нравилось его стремление к безоглядному риску; ей хотелось броситься вместе с ним, зажмурив глаза, с самого пика горы в пучину огня, сжигающего их обоих; ее слух ласкали его стоны, победный крик, когда они в единый миг совершали оглушительный взлет на вершину страсти. А потом она любила лежать в его объятиях, находя там покой и умиротворение. Они шепотом повторяли, словно заклинание, имена друг друга.

Мир медленно возвращался на круги своя, а вместе с ним приходило и осознание того, что огненная буря поглотила Дункана. И этой бурей была Харли.

Она никогда прежде не воспринимала жизнь с такой полнотой. Она не знала, как прекрасно очутиться в сильных мужских руках, прижаться к теплому телу, одновременно могучему и нежному.

Она не ведала, что у секса есть запах, острый и терпкий запах с привкусом пота; что он обволакивает, как паутина, и захватывает тебя целиком. Она не знала, что в эти мгновения ты можешь смеяться, рыдать и сквернословить — все разом. Она не предполагала, что можно испытать такое исступление чувств и выжить.

Дункан пошевелился рядом с ней, слегка отстранившись.

— И все? — прошептала она, уткнувшись лицом в его обнаженную грудь.

Его тихий, гортанный смешок был ей ответом.

— Если окажется, что ты помешана на сексе… — начал он.

— Ну и что тогда?

— Я буду счастлив по гроб жизни.

Тут уже Харли захихикала и, перекатившись ему на грудь, с улыбкой вгляделась в его радостно поблескивавшие черные глаза.

—Я стесняюсь…

— С чего бы это? — поинтересовался он, взъерошив ее волосы.

— Потому что я совершенно не стыжусь самой себя.

— А что, тебе должно быть стыдно?

— Ну как же! Девственница, нежный оклахомский цветок так и кидается на мужчину и чуть ли не под дулом пистолета укладывает его в постель. Мне должно быть стыдно, — заявила Харли.

Дункан расхохотался и крепко обнял ее.

— Так, из чистого любопытства — уверяю тебя, что я донельзя счастлив, — но объясни, отчего ты так кинулась на меня?

Она широко улыбнулась.

— А это целиком твоя вина.

— Да? Поясни, пожалуйста, что я такого сделал, чтобы я точно знал, как это повторить.

Харли прыснула.

— Ну ты меня поцеловал — а целуешься ты, кстати, потрясающе, — ты обнял меня, а потом ты еще сказал, что тебе нужна подруга, и тут во мне взыграло желание, и я не могла ни о чем другом думать, а только о том, как все будет. Я пришла в гостиницу и села писать песни, а они получались все сплошь одна эротика. Мне хотелось справиться с желанием, но никак не удавалось. К половине шестого во мне бушевала такая сексуальная энергия, что Лас-Вегасу хватило бы на освещение до двадцать второго века. Нужно было немедленно ее израсходовать.

— И ты выбрала меня? Как мило с твоей стороны. Прими мою благодарность, причем искреннюю.

— Я рада, что ты был дома и не отверг женщину, которая сама сделала первый шаг.

Дункан не мог сдержать смех. Нежно проведя рукой по ее щеке, подбородку и шее, он заметил:

— Ну это вряд ли можно назвать шагом, милая моя. Скорее — полномасштабным наступлением.

— Ты против? — прижавшись к нему, спросила Харли.

— А похоже, что я против?

— Ты выглядишь потрясающе, — прошептала она, потянувшись к нему губами.

Стоило им слиться в поцелуе, как их снова сотряс невидимый ошеломляющий взрыв. Дункан впился в нее губами. Она не могла вырваться из неодолимых тисков его требовательных рук. Она не могла и не хотела вырываться.

Потребовалось еще мгновение, и Харли почувствовала, как ее тело отвечает ему, как он с каждой секундой крепнет, а каждый удар его сердца отдается у нее в груди.

— Мы ненормальные, — сообщила она.

— Что проку быть нормальными, — возразил он. — Я это проходил. — Его глаза светились желанием. — Возьми меня.

Ее бросило в жар — она его вновь хочет.

— Немного позже, — вымолвила она, скользнув вниз и наслаждаясь вырвавшимся из его уст стоном наслаждения.

Оказалось, его бедра столь же чувствительны, что и у нее. Впрочем, ее исследовательский интерес быстро переключился на иную часть его тела. В недавно прочитанном ею весьма откровенном дамском журнале предлагались варианты того, как можно довести мужчину до исступления. Она решила воспользоваться советами журнала.

Нечленораздельные возгласы подтвердили ее правоту.

Потребовалось несколько часов, чтобы вернуться под одеяло и прийти к выводу, что больше они не способны и пальцем пошевелить, поэтому нужно немного поспать.

Прежде Харли ни с кем не делила постель и привыкла спать одна. Для нее было неожиданностью то, как приятно спать вдвоем, как естественно и уютно лежать в объятиях Дункана. Это не было связано с сексом, зато имело отношение к человеку, который однажды назвал их родственными душами и теперь, похоже, оказался прав. Ей хотелось стать маслом и растечься по коже Дункана. Но пришлось ограничиться тем, чтобы прижаться к нему потеснее, просунув ногу между его ногами и устроив голову на его широкой груди. Он продолжал обнимать ее так, что, казалось, не отпустит никогда.

Она не предполагала, что у совершенства столько граней.

Несколько часов спустя она проснулась от того, что солнце светило ей прямо в глаза. На шторы они накануне не обратили никакого внимания. Она отвела глаза от двойных стеклянных дверей и видневшегося за ними балкона и обнаружила, что всю ночь они проспали, сжимая друг друга в объятиях. Харли удовлетворенно улыбнулась, почувствовав губами его теплую кожу.

Даже то, разом переменившее ее жизнь представление в «Сюрреалистик Пиллоу» не дало ей такого всеобъемлющего чувства счастья, переполнявшего ее теперь и окружавшего ее подобно золотистому облаку.

Ей и в голову не могло прийти, что каникулы будут полны потрясающих мгновений. В самых смелых мечтах она не могла себе такого представить. Но ведь, когда она замышляла свой побег, она еще не знала Дункана. Рядом с ней не было человека, способного внушить столь невероятную страсть, что она решит пойти с ним до конца.

Харли поежилась. Слава Богу, Дункан не рассмеялся ей в лицо, не посмотрел на нее как на безумную и не спросил с холодной вежливостью, что, черт возьми, она делает.

После ночи любви, любви во всех вариациях, требовательное желание горело в ней столь же жарко, как накануне. Она-то полагала, что стоит раз его удовлетворить, и оно утихнет. Она думала, если разок позволить себе все, чего хочется, то и хотеться больше не будет.

Как бы не так!

Харли разбудила Дункана и рассказала ему о своих ощущениях, и, на удивление, оказалось, что с ним творится то же самое.

Через два часа, несмотря на все ее протесты, он все-таки вылез из гигантской кровати. Правда, через минуту вернулся и подхватил Харли на руки, чтобы отнести в ванную. Это была не просто ванная, а целый маленький гейзер, с бассейном и джакузи. Он осторожно опустил ее в горячую воду на маленькую мраморную скамеечку.

— Поверь мне, — сказал он, устраиваясь рядом, — это как раз то, что надо.

Она сумела быстро в этом убедиться. Горячая пузырящаяся вода расслабляла, несла успокоение и легкость. Тело словно бы наливалось новыми силами.

Прислонившись к Дункану, она подумала, что порядочная экс-девственница не стала бы, не должна была бы чувствовать себя так уютно, едва выбравшись из постели и сидя голой рядом со своим первым мужчиной.

А Харли никогда в жизни не было так хорошо и уютно. Неужто сидящий рядом мужчина обладал такой притягательной силой, или пяти дней хватило, чтобы между ними установилась неразрывная связь?

Она ухватила под водой руку Дункана и положила ее себе на бедро, а сама придвинулась еще ближе.

— И что, всегда бывает так хорошо? — Не услышав ответа, она подняла глаза. В его глазах страсть смешалась с нежностью:

— Нет, — мягко ответил он. — Мне — впервые.

Ее поразило признание Дункана.

— Но ведь в этом деле новичок — я.

— А это здесь, — тихо промолвил он, — ни при чем.

Затерявшись в бездонной глубине его глаз, она поверила, поверила потому, что сама испытывала то же самое. Дункан был невероятно искушенным партнером, но их занятия любовью пробуждали чувство, которое ими не исчерпывалось, а подымалось над ними и скрепляло воедино не только два тела, но и две души. Она не хотела доискиваться и выяснять, что это за чувство. От его новизны ей было не по себе, и она боялась пытать свое сердце вопросами.

Наконец ей стал ясен смысл выражения «день как жизнь». Зачем сейчас беспокоиться и копаться в себе? Просто вот он — потрясающий миг, когда рядом с ней мужчина, благодаря которому она узнает о себе то, о чем раньше не ведала. И внутри ее ширится чувство, которое подобно неодолимой силе в этот самый миг делает ее отважной и свободной, и она наслаждается им.

Она протиснула свободную руку ему между ног и тем вернула его к действительности.

— Харли!

Она улыбнулась и, приподнявшись, примостилась у него между колен, по пояс в воде.

— Как ты сумел это продемонстрировать — э-э-э, часов шесть-семь тому назад, порой можно обойтись и без презерватива.

— Что ты со мною делаешь! — простонал Дункан.

Он осторожно проник в нее, а большой палец задержался, чтобы без устали гладить, надавливать, ласкать упругий бугорок до тех пор, пока ванная не огласилась ее вскриками. От их порывистых движений вода заволновалась и полилась на пол, их голоса взлетели до самой отчаянной ноты, а после у них осталось сил ровно на то, чтобы не дать друг другу утонуть.

Наконец они выбрались из остывшей воды и, шлепая по лужам, добрались до полотенец и халатов.

У Харли громко и протяжно забурчало в животе.

Дункан расхохотался.

— Ты не имеешь права! — возмущенно ахнула она, швырнув в него полотенцем, от которого он успел увернуться. — Вчера обещал роскошный ужин, а сам не дал и корки хлеба.

— Ты увлеклась другими блюдами, — поддел ее Дункан, и кровь впервые за утро бросилась ей в лицо.

— Короче, за тобой ужин — мрачно констатировала она.

— Нынче вечером. Теперь уж точно, честное слово.

Харли отвернулась и с преувеличенной сосредоточенностью стала развешивать влажные полотенца. Она не хотела, чтобы Дункан увидел то, о чем кричали ее глаза, она поняла, что для него нынешняя ночь тоже не просто ночь в постели, а нечто неизмеримо большее, как и для нее! Теперь Харли в этом не сомневалась.

— Для начала мог бы покормить меня и завтраком, — заметила Харли.

— Все, что найдешь в холодильнике, — бери, — заверил он и далее высокопарно произнес: — Мой дом — твой дом.

Харли поймала его на слове. Натянув его голубую майку, едва прикрывавшую ей бедра, она извлекла из холодильника большой ананас, две дыни и корзинку клубники. Последующие поиски тоже увенчались успехом: появилось масло, хлеб и разнообразные булочки.

— А ты что будешь? — поинтересовалась она, засовывая два куска хлеба в тостер.

— Надеюсь на крошки с барского стола.

— Ну что ж, парочка, может, и останется.

Это был самый чудесный завтрак в жизни Харли. Дело было не в еде, хотя и она была отличной, а в Дункане, все утро развлекавшем ее забавными историями о своих приключениях и любовных похождениях в дальних краях.

К концу завтрака ее ступня уже скользнула по его ноге. Бархатистая ткань халата совсем не была помехой.

— Прекрати! — велел он.

— Почему же? — ухмыльнулась она. — Вчера вечером тебе вроде понравилось.

Пока ему еще удавалось сохранять строгое выражение лица.

— То было вчера вечером, а сейчас утро.

— А что изменилось?

— Мне пора на работу, а тебе продолжить осмотр достопримечательностей города. Да и заняться подготовкой к концерту.

— Могу день подождать, — на ее губах заиграла дразнящая улыбка.

Он быстро приподнялся, отпихнув стул.

— А я не могу. Если ты помнишь, на мне висят два серьезных дела, и мне действительно пора заняться ими.

— Но сегодня суббота. Выходной.

— Боюсь, что Бойд и люди Жискара выходных не признают.

— Ну ты и зануда! — надулась Харли. Внезапно она оказалась в объятиях Дункана, и он нежно и чувственно прижался к ее губам.

— Неужели зануда? — прошептал он. Застигнутая врасплох, она успела вымолвить:

— Только что был.

Посмеиваясь, он отстранился.

— Так, я одеваюсь, иду на работу, возвращаюсь и принимаюсь готовить ужин. Ты можешь делать что хочешь, с тем условием, что в планах не будут значиться мужчины.

Брови Харли взлетели.

— Как прикажете это понимать? — спросила она, всем своим видом выражая изумление. — Вы что, требуете каких-то эксклюзивных прав, сэр?

От выразительного взгляда его черных глаз у нее перехватило дыхание.

— Вы поняли меня абсолютно верно.

— О! — у нее не было слов, чтобы выразить охватившую ее радость.

Внезапно Дункан отвернулся и начал убирать со стола оставшиеся булочки.

— По крайней мере, пока у вас не появится более выгодное предложение.

Она опешила. Они только что стали любовниками, а он уже говорит о том, что она может сойтись с кем-то еще?

— Не думаю, чтобы такое могло случиться, — тихо промолвила Харли.

На минуту он замер, но тут же продолжил убирать со стола.

— Не зарекайся, — беззаботно заметил он. — Ты не собираешься одеваться?

Харли физически ощутила, как в воздухе сгустились неясные мысли и чувства, но она не могла распознать их, не могла ухватить их суть. Она впервые по-настоящему ненавидела Бойда. Он изолировал ее от настоящей жизни, и сейчас ей просто не хватало опыта, чтобы понять и оценить значение происходящего. Она боялась произнести хоть слово, боялась сделать что-то не так и вообще не представляла, что значит так или не так.

— А знаешь, когда я выйду отсюда, на мне будет то же самое красное платье. Оно выдаст меня с головой, — сказала наконец Харли. — Всем станет ясно, что я провела здесь ночь.

Дункан обернулся и пристально взглянул ей в глаза.

— Тебя это беспокоит?

— Нет. Я, кажется, готова кричать о том, что случилось, с самой верхотуры этого здания. Ты нервничаешь?

Свет его темных глаз сделал ее почти невесомой.

— Совсем нет.

О Господи, неужели можно быть такой счастливой еще при жизни?

— Даже несмотря на то, что это даст твоему отцу лишний повод для ярости?

Дункан улыбнулся.

— Отец умер бы от душевного истощения, если бы не приходил в бешенство из-за меня хотя бы два раза в день. Ну ладно, перестань меня искушать и иди одеваться!

— А ты борешься с искушением?

— Еще как.

Харли бы очень хотелось, чтобы он не делал этого, но она только покачала головой.

— Ну и ну.

Харли быстро оделась и вышла в гостиную одновременно с тем, как он появился в ней со стороны кухни.

— Поразительно, — вымолвил Дункан, оглядывая ее с головы до ног с таким восхищением, что, казалось, кровь быстрее побежала по ее жилам.

— Что именно?

— А платье производит все тот же эффект. Ты в нем по-прежнему невероятно соблазнительна.

— Да? — невинно удивилась она, несколько раз повернувшись перед ним. — Тебе оно нравится?

Его руки обвились вокруг нее.

— Мне больше нравится то, что под платьем. — Он приник к ее губам в долгом, нежном и упоительном поцелуе. Ей было трудно устоять на вдруг ослабевших ногах.

— А мне нравится вот это, — сказала она счастливым полушепотом, прижавшись щекой к его груди и слушая учащенный стук его сердца.

Он пальцами перебирал ее волосы.

— Ведь я говорил — мы родственные души.

— Да, говорил. Ты уверен, что тебе надо на работу?

— Уверен.

— Тогда почему ты меня обнимаешь?

Его смех защекотал ей ухо.

— То, что я тверд в своем решении, не означает, что мне легко тебя отпустить.

— Ты произносишь замечательные слова.

— Все чистая правда, — сказал Дункан с ноткой удивления в голосе.

Она подняла глаза. Сколько же он знает путей, чтобы тронуть ее сердце?

— Ты никогда мне не врал, правда? Даже когда соврать было бы очень легко и гораздо удобнее. Ты самый честный человек, которого я знаю.

Он невесело усмехнулся.

— Все потому, что ты ловила рыбку в маленьком озерце. Ты и не представляешь, какая живность водится в море жизни.

Харли скорчила рожицу.

— Боже всемогущий, он начал философствовать. Тогда я лучше пойду.

— Правильно, — согласился он, все еще крепко обнимая ее.

— Мне надо заняться музыкой.

— Да, — ответил Дункан, нежно целуя ее в лоб.

— А у тебя много работы.

— Полно, — он поцеловал ее в ушко.

Где-то в глубине ее тела снова зашевелилось желание.

—Дункан?

— Гм-м? — его губы уже на шее.

—Дункан, если ты не прекратишь, я повалю тебя на пол и овладею тобой.

— Ты всегда скажешь что-нибудь очень приятное.

Харли расхохоталась и уклонилась от продолжения эротичной атаки.

— Потерпи до ужина. Точнее, до после ужина. На сей раз я не начну с десерта.

— Постараюсь сдержать свой аппетит.

Румянец снова проступил на ее щеках.

— Так-то лучше, — поспешно вымолвила Харли, высвобождаясь из его рук и направляясь к двери.

Вчера она стояла перед этой дверью полная колебаний, беспокойства и мучительных сомнений. Тогда она еще не знала, что ее ждет.

Сейчас она вновь стоит у той самой двери, но теперь она знает, что она желанна, что имеет над этим мужчиной магическую власть. Но надо было идти, пока оба они не поддались любовному безумию.

— Дункан, — произнесла Харли. Он откликнулся стоном и только крепче прижал ее к себе.

— Кому-то из нас нужно бы побольше выдержки и самообладания.

— Зачем? — удивилась Харли.

— Погоди минутку, дай подумать. Не могу собраться с мыслями, — с театральным трагизмом проговорил он.

Харли снова расхохоталась. Она обернулась и поцеловала его в кончик носа.

— Увидимся вечером, в шесть.

— Не в семь?

— Я не дотерпела до семи вчера, почему же ты думаешь, что я выдержу сегодня?

— Тогда в шесть, — улыбнулся ей Дункан. Харли неохотно высвободилась из его объятий и снова шагнула к двери.

— Харли!

Она обернулась с вновь затеплившейся надеждой.

— Да? — ответила она с готовностью.

— Поскольку теперь и ребята Жискара, и Бойд знают, где ты остановилась, тебе лучше сегодня же сменить гостиницу.

— А, — сказала Харли, стараясь скрыть разочарование. Как не хотелось возвращаться к делам в субботу утром, да еще после этой восхитительной ночи. — Конечно. Обязательно.

— И не говори никому, куда ты переедешь. У Эммы есть номер твоего сотового телефона на случай экстренной связи.

— Прекрасно. Ладно, увидимся в шесть. — Харли вышла из квартиры в небольшой холл перед лифтом, где стоял охранник компании. Сейчас это был другой молодой человек. А впрочем, какая разница? Она вышла из апартаментов его босса, а еще нет девяти утра. Всем все и так понятно.

А она чувствовала себя уверенно, как никогда в жизни.

— Привет, Джон, — прозвучал сзади голос Дункана. — Это мисс Миллер… то есть Смит… то есть Хичкок…

— Миллер вполне сойдет, — торопливо добавила Харли. Она опять покраснела.

— Как бы она ни назвалась, — со смехом в голосе заметил Дункан, — для нее вход всегда свободен, Джон.

— Слушаюсь, сэр, — ответил Джон. Дверь лифта распахнулась, и Харли устремилась внутрь, не решаясь взглянуть ни на Дункана, ни на Джона. Она нажала кнопку первого этажа и стала молиться, чтобы двери поскорей закрылись. Но они и с места не двинулись.

— Это совсем не то, что ты подумал, Джон, — продолжил серьезным тоном Дункан. — Мисс Миллер наша клиентка.

— Конечно, сэр. Я понимаю, — не менее серьезно ответствовал Джон.

Харли оторвала глаза от носков своих красных сапожек и посмотрела на Дункана. Его так и распирало от сдерживаемого смеха.

— Сегодня вечером будем играть в шашки, — заявила она прежде, чем дверь лифта закрылась.

Румянец не сходил с ее щек вплоть до того, как Харли вышла из такси у гостиницы. Она прошла сквозь вращающуюся дверь в отделанный вишневым деревом вестибюль и почувствовала, как кто-то схватил ее за руку. Прежде чем Харли успела понять, что происходит, она оказалась в кресле справа от входа.

Она подняла глаза. Пришлось сильно задрать голову, чтобы оглядеть утренних визитеров.

—Добрый день, мадемуазель Хичкок. — Это был Дезмон.

— Как провели ночь? — бестактно брякнул Луи. Синяк на его челюсти налился всеми цветами радуги.

— Прекрасно, — выдавила Харли. Во рту у нее пересохло. — А как у вас дела, ребята?

— Месье Ланга в Хэмптоне не оказалось, — сухо проинформировал Дезмон.

— Неужели? — слабо изумилась Харли.

— Не оказалось.

— Мадемуазель, как вы могли так с нами обойтись? — потребовал ответа Луи.

—Что мы вам такого сделали? — с горечью спросил Дезмон.

Харли не знала, что ответить.

— Мне так жаль, ребята, мне правда жаль. Не знаю, что на меня нашло.

— Похоже, вы его любите, — заметил Луи со вздохом.

— Мы, французы, относимся к таким вещам с пониманием, — добавил Дезмон. — Но почему он не отдаст бриллианты? Ведь наш шеф настаивает на возвращении того, что по праву принадлежит ему.

— Слушайте, я целиком за то, чтобы бриллианты были возвращены месье Жискару, — уверила Харли. — Обеими руками за.

— В таком случае, — вступил в разговор Луи, — поскольку в последнее время вы немало общались с месье Лангом, не будете ли вы так любезны сообщить нам, где его искать.

— Дункан занимается этим, ребята. Честно.

— Если месье Ланг всерьез занялся расследованием нашего дела, то почему до сих пор нет никаких результатов? — поинтересовался Дезмон.

— Ну, у него есть еще одно дело, и все это требует времени.

— Час назад мы услышали от месье Жискара, что именно у него нет времени, — сообщил Дезмон.

— Терпения нашему работодателю недостает, — пояснил Луи.

— И сильно недостает, — заверил Дезмон.

— Если бриллианты не найдутся завтра к утру, мадемуазель, мы предпримем решительные меры, — заявил Луи.

— Будьте добры передать это месье Лангу, — попросил Дезмон.

— Я передам, — пообещала Харли упавшим голосом. Тревога за Дункана переполняла ее.

— Хорошо, — кивнул Луи.

— Прощайте, — сказал Дезмон.

После этого разговора они исчезли.

Да уж, они умели спустить с небес на землю. Харли направилась к лифту. Необходимо предупредить Дункана как можно скорее.

Войдя в комнату, Харли первым делом увидела гитару, сиротливо лежащую на кровати там, где она ее бросила. Харли скользнула пальцами по ее отполированной черной поверхности. Ей удалось быстро собраться с мыслями.

Она позвонила Дункану на работу и попала на Эмму.

— Вы что, все работаете по субботам? — спросила она.

— Только когда под угрозой репутация фирмы, — заверила Эмма. — Эти треклятые бриллианты, похоже, просто улетучились,

— Да, кстати о бриллиантах, — Харли передала угрозу французов. — Скажи Дункану, чтобы он обо мне не беспокоился. Я немедленно переезжаю в другой отель. Насчет ленча все остается в силе?

— А ты думала! Можешь зайти за мной.

Харли повесила трубку и оглядела комнату. Дункан был прав: пора отсюда перебираться.

Ее кожа все еще хранила запах Дункана, а губы ощущали его вкус. Нет, стоп! Если она будет предаваться переживаниям и воспоминаниям, то сегодня ничего не успеет. К тому же оттеночная краска начала смываться с ее волос, а маскировка по-прежнему необходима. Колби Ланг с Бойдом Монро уже дали пресс-конференцию, на которой заявили, что Джейн Миллер здорова, в полном порядке и просто решила немного отдохнуть и снять напряжение после мирового турне. Если люди начнут узнавать ее на улице, ей просто проходу не будет.

Харли вымыла голову красящим шампунем, приняла душ, надела джинсы, кроссовки и ярко-красный вязаный короткий топик. Дай ей волю, она готова была ходить в красном всю оставшуюся жизнь. Она бегло взглянула на страницы с программой отдыха в ее записной книжке. Теперь все ее планы изменились, поскольку изменилась она сама.

Потребовалось полчаса, чтобы выписаться из «Миллениума» и поселиться в «Левз» на Лексингтон-авеню.

Она уселась с гитарой на кровати и вернулась к тем песням, которые начала писать вчера. Но вся загвоздка была в том, что они действительно были донельзя чувственны, потому что образ Дункана постоянно возникал в ее памяти.

Вскоре Харли отложила гитару и, поразмыслив над тем, что с ней произошло, попыталась разобраться в своих новых чувствах. Она упивалась ощущением собственного тела, каждой его клеточки.

Оказывается, что в любовных романах написана чистая правда. Любовный опыт меняет весь твой облик, потому что ты начинаешь по-другому чувствовать жизнь — телом, душой, всем своим естеством.

Она все еще гадала, отчего Дункан воспылал к ней такой отчаянной страстью. Она ведь далеко не красавица. А уж сколько хлопот она ему причинила — не перечислить.

В ее ушах все еще звучали его стоны, стоны желания и наслаждения от того, что она касается его тела, ласкает его, целует.

Внезапно ее сердце екнуло. Ведь это может и не повториться. Что пользы мечтать о том, кого ты никогда не получишь? Чтобы отвлечься от этих мыслей, она взяла в руки гитару и принялась тихо наигрывать какую-то мелодию.

После полудня Харли вошла в приемную Дункана и с надеждой покосилась на закрытую дверь его кабинета.

— Он разговаривает по телефону с кем-то в Монако, — сообщила Эмма, вставая из-за стола и вынимая из ящика сумочку. — У меня твердый приказ: «Никого не впускать!»

— Что ж, значит, так нужно, — со вздохом заключила Харли.

— Добралась без приключений?

— Такси к подъезду, и весь разговор.

— Отлично, тогда пошли. Я умираю с голоду. Ты платишь.

— Почему я? — изумилась Харли.

— Как почему? Ты богата и хочешь вытащить из меня кое-какие сведения, так ведь?

Харли уставилась на Эмму.

— Я выкачаю из тебя все до капли, не сомневайся.

— Давай-давай. Ты платишь. Я заказала столик в Морском клубе на Манхэттене.

— Похоже, ты не останавливаешься на полпути, а?

— Послушай, Харли, Дункан сиял, когда влетел в кабинет сегодня утром. Понимаешь, просто сиял. Если кто-то и не останавливается на полпути, так это ты.

Харли уже в который раз покраснела.

—Дункан… он… э-э-э… хороший проводник.

Эмма чуть не лопнула от смеха. Подхватив Харли под руку, она увлекла ее к двери со словами:

— Пойдем. Чувствую, что к вечеру я накоплю много интересного материала для своего дневника.

Обратно в отель Харли добралась без приключений: ее не украли, и на нее не покушались. Остаток дня она посвятила новой песне — медленной и эротичной. Вряд ли когда-нибудь она споет ее на публике. Ну и плевать. Она споет ее Дункану, и, может быть, песня пробудит в его глазах огонь, от которого она слабеет всем телом. Харли очень на это надеялась.

Харли медленно раскрыла глаза. Не желая просыпаться и расставаться с последними остатками сладкого сна и чувствуя себя на редкость умиротворенной в объятиях Дункана, она натянула на себя одеяло и еще крепче прижалась к его теплой груди.

Она сонно улыбнулась, вспомнив о прошлом вечере. Когда они сюда пришли, Дункан был просто опьянен страстью. Дрожа от возбуждения, он чуть ли не силой втащил ее в комнату, захлопнул дверь так, что задрожали стекла, а затем, прижав к стене, начал осыпать безумными поцелуями, которые туманили ее сознание. Только громкий сигнал таймера на кухонной плите заставил их вздрогнуть и напомнил им о том, что Дункан пообещал Харли накормить ее ужином.

И он действительно приготовил ей ужин. Раньше Харли не подозревала, до чего приятно наблюдать, как мужчина возится на кухне. А когда Харли попробовала его стряпню и выяснила, что он к тому же еще и умелый повар, она подумала, что приятным открытиям не будет конца — Дункан удивлял ее все больше и больше.

Дункан зажег свечи, и они, уютно устроившись друг против друга за столом на кухне, неторопливо ели и болтали о его работе, о ее музыке, о концертных шоу, которые, как выяснилось, они оба хотели бы посмотреть, и о том, что уж поскорее бы Дезмон и Луи убрались к себе во Францию.

Во всем этом было какое-то милое очарование. Поначалу ей казалось, что их беседа напоминает разговор двух добрых подруг. Однако она едва не рассмеялась, сообразив, что глупо сравнивать Дункана с подругой, поскольку любое слово, что они произносили, взгляды, которыми они обменивались, вызывали безумное желание обладать друг другом. С молчаливого взаимного согласия они старательно избегали говорить об этом, и только их глаза, в которых отражались блики свечей, выдавали их тайные мысли. Харли подумала, что они знакомы всего несколько дней, а в их отношениях произошло так много перемен.

Вчера она поняла, что для Дункана их любовь тоже была откровением. Он искренне изумлялся своим чувствам, которых не испытывал ранее, когда флиртовал и занимался сексом. А раз так, то Харли сделала для себя утешительный вывод, что он тоже не искушен в сердечных делах. Когда он терялся или смущался, то выглядел смешным и милым. Харли все это очень нравилось. Ее сердце трепетало от мысли, что с ней у него была первая, настоящая любовь и что теперь он принадлежит только ей.

Что помогло им найти друг друга? Их характеры и судьбы в чем-то были очень схожи. А может, их жизненные пути в какой-то момент и в какой-то точке случайно пересеклись, чтобы они встретились? Но кто сказал, что они будут вместе и дальше?

Харли поежилась от неприятной мысли и постаралась побыстрее прогнать ее прочь. А почему бы им, собственно говоря, и не быть вместе? Ведь сейчас они лежат в объятиях друг друга, она слышит, как их сердца бьются в унисон. Разве теперь их жизни не связаны судьбой? Но отделаться от вопроса, которого она боялась и который постоянно крутился в голове, было не так-то просто.

Как долго они будут вместе? Насколько прочны их отношения и их чувства? Дункан ни словом не обмолвился на этот счет и ни разу не сказал, что любит ее. Харли прекрасно видела, что он испытывает к ней чувство гораздо большее, нежели просто сексуальное влечение. Об этом ей говорят его забота о ней, его нежность, его взгляд, который он с нее не сводил вчера во время ужина. Однако он слишком часто напоминал, что никогда не дает женщинам никаких обещаний, и Харли запомнила.

Она подумала, что их отношения можно назвать по-разному: любовь или просто секс, — но кто даст гарантию, что они будут продолжительными? Ее мать пришла бы в ужас, если бы об этом узнала. Но с другой стороны, когда мать выходила замуж, ни у кого не было сомнений в том, что ее брак будет прочным и счастливым. Они с отцом венчались в церкви, в торжественной обстановке обменялись кольцами и поклялись в верности друг другу на всю жизнь. Ну и что из этого вышло? Муж ее бросил. Более того, когда она растила ее, свою дочь, и потом, когда Харли от нее уехала, мать всегда была одна. Мать просто боялась заводить новый роман, раз и навсегда потеряв веру в мужскую верность.

Сейчас, тесно прижавшись к теплому боку Дункана, Харли поняла все страхи матери. Ты живешь вместе с человеком, любишь его, радуешься своему счастью, а потом в одночасье все рушится и бесследно исчезает. И от мысли, что и в следующий раз, когда ты влюбишься в кого-нибудь, может произойти то же самое, тебе становится страшно. Но Харли сильно отличалась от матери по характеру. Она делала все, чтобы ничем не походить на мать, поскольку видела, как та страдает и боится жить нормальной жизнью. От мысли, что и она также будет испытывать страх перед реальностью, ей становилось просто жутко. Поэтому Харли считала, что безрассудно броситься с головой в омут лучше, чем всю жизнь бояться эмоциональных потрясений.

Да ей вообще не хотелось думать о любви! Она боялась признаться даже самой себе в том, что любит Дункана, не говоря уже о том, чтобы прямо сказать об этом ему. Раз уж он так осторожен в своих обещаниях женщинам, как бы он воспринял ее признание? Наверное, сбежал бы от неё на следующий же день. И каково было бы ей тогда?

Дункан сладко потянулся во сне и что-то неразборчиво пробормотал. Харли показалось, что он произнес ее имя. Ее душа пела и ликовала. Неужели она так запала ему в душу, что он видит ее во сне?

Дункан повернулся и скользнул ладонью по ее груди. Его рука замерла, а затем он пальцами принялся ласкать упругий бугорок ее соска.

Она не успела даже спросить, проснулся ли он, и тихо охнула, почувствовав, как от его ласк по телу разливается теплое блаженство…

Но в начале восьмого утра они уже были на кухне.

Харли сидела и внимательно слушала Дункана, который с актерским мастерством объяснял и показывал, как правильно и быстро приготовить вкусный омлет. Глядя на то, как он управляется у плиты, она вновь любовалась его уверенными четкими движениями. Ей доставляло истинное удовольствие наблюдать за тем, как Дункан ловко, словно заправский повар, нашинковал овощи, как легко взбил яйца, как у него все спорится.

— Мне кажется, что тебе нравится готовить. Пожалуй, ты относишься к этому занятию так же серьезно, как и к работе, — заметила Харли.

Отложив свое занятие, Дункан недоуменно на нее посмотрел, словно ослышался.

— Кто тебе сказал, что я серьезно отношусь к работе? Она у меня вызывает тоску.

— Перестань, я же все видела, своими глазами, — отмахнулась Харли. — Более того, хочу тебе сказать, что ты очень жизнерадостный человек. Тебе не говорили, что ты увлекающаяся натура, а?

Дункан, естественно, с этим был не согласен, и поэтому с жаром начал с ней спорить.

— Все, сдаюсь! Я сдаюсь! — она подняла вверх руки, признав свое поражение и прервав на полуслове его аргументированные объяснения, которыми он с возмущенным видом ее просто засыпал. — Действительно, с чего это я взяла, что ты увлеченный человек? Разве имеет какое-нибудь значение, что ты иной раз забываешь о сне и еде во время расследования? Мне об этом сказала Эмма. Наверное, она просто ошиблась. Думаю, что не имеет значения и то, что если уж ты взялся за дело, то ведешь его со всей ответственностью, останавливаешься на каждой мелочи, выискивая и изучая все факты, и все это ради того, чтобы в конце концов докопаться до правды. Забудем и о том, что ты думаешь о работе даже тогда, когда утром встаешь с постели и идешь умываться. О чем я еще не сказала? Ах да. Ты не видел себя, когда ты готовишь еду. Ты просто горишь, тебе нравится это занятие. Но и это пустяк, который ни о чем не говорит. Теперь мне ясно, что я в тебе ошиблась. Ты, Дункан, пессимист, каких свет еще не видывал, мрачный и угрюмый.

— Вот теперь ты попала в самую точку, — с довольным видом кивнул Дункан, выкладывая пышный омлет в тарелки.

Харли их перенесла со стойки на стол, жадно принюхиваясь. Божественный запах!

«Может, ему предложить пойти ко мне личным поваром? — промелькнула у нее мысль. — Так ведь не уйдет из детективов, слишком уж он привязан к своей работе».

Когда они уселись за стол, Дункан изложил ей свой план.

— У меня появилась идея, — произнес он, отпив из бокала свежеприготовленный апельсиновый сок.

— Да? — оживилась Харли.

— В отношении Бойда.

— А-а-а, — разочарованно протянула она. — И какая же?

Подцепив вилкой кусочек омлета, Дункан продолжил:

— Бойд практически не выходит из отеля, словно его держат там взаперти. Он никого не принимает, делая редкие исключения. Недавно у него был Брэндон. Я думаю, он приходил, чтобы успокоить того и попросить не раздувать в прессе скандал вокруг нашего агентства. Интересно другое: раз в день Бойд выходит из отеля, чтобы сделать международный звонок продолжительностью в одну минуту из общественного телефона-автомата. Каждый раз он звонит по разным номерам.

Дункан крутил в руках вилку и нож, но так ими и не воспользовался в течение всего своего монолога.

— К сожалению, мы не можем их перехватить и проследить, кому он звонит. Поскольку он целыми днями сидит в своем отеле, то доказать его связь с шайкой Маурицио невозможно. Я уверен, что в чем-то он просчитался и у него что-то разладилось. Иначе он бы не пребывал в вечно взвинченном состоянии и не названивал бы с таинственным видом каждый день неизвестно куда. Я думаю, что нам надо его немного припугнуть, чтобы он занервничал еще больше и вышел на связь с Маурицио. Как только он это сделает, мы сможем ухватить конец ниточки и проследить, откуда у него взялись пятнадцать миллионов долларов.

Харли все это время внимательно слушала. Когда он закончил и вопросительно на нее посмотрел, она сказала:

— Ты просто великолепен.

— Мне всегда нравилось решать головоломки, — сказал Дункан. — Иногда я даже выигрывал у Брэндона.

— Я не об этом, — произнесла Харли, прикоснувшись пальцами к его щеке. Дункан, подняв голову, встретился с ней глазами. — Я хочу сказать, что ты отлично справляешься с трудностями. Что бы тебе ни говорили, не верь никому, ты меня слышишь? Я уверена, что ты на своем месте и любишь свою работу.

Харли почувствовала, что при этих словах сердце Дункана учащенно забилось, а дыхание сбилось, как будто бы это у нее самой заколотилось сердце и пресеклось дыхание.

— Спасибо, — тихо сказал Дункан.

По его глазам Харли поняла, что она попала в самую точку. Она нежно поцеловала его и, откинувшись на спинку стула, с улыбкой спросила:

— Скажи мне, я спрашиваю просто так, из чистого любопытства, за эти два года, что ты работаешь в «Колангко», у тебя было какое-нибудь дело, с которым бы ты не справился, провалил его?

— Нет, — удивленно ответил Дункан.

— Может, на тебя поступали жалобы от клиентов или какие-нибудь претензии, рекламации?

— Нет. — Удивленное выражение сошло с лица Дункана, теперь он насторожился.

— А это правда, что больше половины клиентов, которые пользовались твоими услугами, теперь, когда звонят в «Колангко» по другим вопросам, запросто обращаются к тебе на «ты»?

— Харли, к чему ты клонишь?

— У меня, конечно, нет диплома Колумбийского университета, — она скромно потупила глаза, — но мне кажется, что ты уже в достаточной степени всем доказал, что справишься с любой работой.

— Ну и что из этого?

— А разве тебе не понятно? — она рассмеялась. — Однажды ты мне сказал, что должен всем это доказать, в первую очередь твоим родителям, так?

Дункан кивнул.

— Я думаю, что единственный человек, которому ты пытаешься что-либо доказать, это ты сам. Разве не так?

Дункан сердито на нее взглянул.

— Твой омлет скоро остынет.

Харли хитро улыбнулась.

— Что, мистер Ланг, ловко я вас раскусила, а?

— Мы говорили не обо мне, а о Бойде.

— Да-да, конечно, — с притворной серьезностью произнесла Харли. — Итак?

— Так или иначе, — Дункан все еще продолжал на нее сердиться, — но я заставлю Бойда раскрыть свои связи. Мы отследим всю цепочку, а потом, считай, дело можно сдавать в архив.

— Я что-то не соображу, как ты заставишь его раскрыться? Объяснил бы мне, — обиженно сказала Харли.

На его губах заиграла коварная усмешка.

— Я собираюсь вызвать его в офис и сообщить то, что о нем уже знаю. Кроме того, я скажу, что ты обратилась в наше агентство, чтобы мы выяснили, какими махинациями он занимается. В разговоре я вскользь упомяну о его счете в банке на Бермудах, а затем добавлю, что мы знаем кое-что о вашем мировом турне. Вот тогда и посмотрим, что он предпримет. Со своей стороны, я свяжусь с нашими людьми в полиции и Интерполе.

— Здорово! — воскликнула Харли. — После всего этого он задергается и начнет делать ошибки.

— Именно это нам и нужно. — Довольный собой, Дункан улыбнулся. — И конечно, чтобы подлить масла в огонь, ты должна пойти вместе со мной. Уверен, что это его поначалу взбесит, а затем испугает больше всего. Ведь он начнет подозревать, что ты знаешь о его темных делах. А стоит ему потерять уверенность, как его песенка, считай, спета.

— Все это хорошо, — пробормотала Харли, — вот только что мне надеть по этому случаю?

После долгих раздумий она решила, что короткое вязаное платье черного цвета будет идеальным нарядом, чтобы окончательно добить Бойда. Увидев ее в нем, он, не будучи дураком, поймет, что перед ним стоит не Джейн Миллер, от которой можно просто отмахнуться, как он делал все эти годы, а Харли, с которой ему теперь надо считаться. Ее наряд довершали туфли-лодочки без каблука, которые она надела на босу ногу, решив обойтись без чулок, чтобы лишний раз позлить Бойда.

Она договорилась с Дунканом встретиться в офисе. За десять минут до назначенного времени она пришла в агентство, но дверь его кабинета оказалась закрыта.

Увидев ее, Эмма выразительно присвистнула.

— Ты их сразишь наповал.

— Кого их? — переспросила Харли.

— Обоих.

— Ну и хорошо, — Харли с довольной улыбкой устроилась на стуле перед столом Эммы. — А чем сейчас занят Дункан?

— В сотый раз просматривает видеокассету с записью, которую мы сделали по бриллиантам Жискара.

— Вы сделали видеозапись? — удивилась Харли.

— Да. Мы записали все наши действия по охране бриллиантов, на тот случай, если вдруг произойдет что-то непредвиденное. По крайней мере, теперь никто не сможет нас обвинить в нарушении закона.

— А то, что вы входили и копались в чужих компьютерных сетях, а?

— А мы это не записывали.

— Правильно делали, — усмехнулась Харли. — Дункану удалось напасть на какой-нибудь след?

— Нет, — со вздохом ответила Эмма. — Бедняжка, он уже с ног сбился — сам на себя стал не похож. Полиция тоже топчется на месте. Сегодня утром приходили оттуда какие-то типы и устроили ему допрос.

Харли сжала кулаки.

— Они ведь не арестуют его только по подозрению в краже?

— Конечно, нет, — успокоила ее Эмма.

Внезапно дверь его кабинета широко распахнулась. Не останавливаясь на пороге, в комнату ввалился Бойд Монро. Увидев Харли, он застыл на месте и принялся изучать ее наряд. На лице его было написано отвращение.

Харли поднялась со стула, чтобы дать ему возможность получше себя рассмотреть и заодно собраться с мыслями, которые от неожиданной встречи спутались в ее голове.

Бойд внешне вроде бы не изменился, но узнать в нем прежнего самоуверенного мистера Монро было трудно. Он был так напряжен, что казалось, дотронься до него, и он взорвется, разлетевшись на тысячи мелких кусочков. Его глаза испуганно глядели, да и вообще, он выглядел взволнованным. Харли никогда раньше не видела, чтобы Бойд так нервничал.

— Я смотрю, ты одеваешься как уличная девка? — с издевкой спросил Бонд, направляясь к ней.

— А я смотрю, ты считаешь, что тебе все можно? — огрызнулась Харли, зло сверкнув глазами.

— Не играй со мною в игры, девчонка! — рявкнул Бойд. — Это я научил тебя всему тому, что ты сейчас знаешь. Можешь радоваться: у твоей матери была истерика, когда я ей сказал, что ты одна шатаешься по Нью-Йорку.

— Ты ей позвонил и сказал это? — от возмущения Харли задохнулась.

— Кто-то должен был это сделать.

— Ты не имел права!

— Это я-то? — захлебываясь от ярости, он больно сжал ее плечо. — Запомни, все эти девять лет я тебя оберегал от негодяев и стяжателей всех мастей, которые только есть в шоу-бизнесе. Это я оградил тебя от наркотиков и не подпускал к тебе мерзавцев, готовых ухлестывать за тобой только ради того, чтобы потом заграбастать твои денежки или примазаться к твоей славе. Это благодаря мне ты стала поп-звездой, у тебя появились деньги и миллионы поклонников. Тебе не на что жаловаться.

— Убери прочь свою лапу, Бойд, — низким, угрожающим голосом произнесла Харли. Она сама удивилась, как здорово у нее это получилось.

— Не разговаривай со мной таким тоном, детка, — прошипел сквозь зубы Бойд, сжав ее плечо еще больнее. — Ты забыла, кто я такой? Я, а не кто-то другой, дал тебе все, что у тебя сейчас есть. Кто тебе добывал контракты на запись альбомов? Кто устраивал концертные выступления? Кто вывел тебя на телевидение? Кто сделал твое имя известным во всем мире? Все это сделал я!

— Бойд, последний раз говорю — оставь меня в покое.

— Ты мне угрожаешь? — удивленно потряс головой Бойд. Казалось, что он не верит собственным ушам. — Не забывай, дорогуша, что без меня дорога на студии для тебя закрыта, без меня ты не выйдешь на сцену, ты вновь станешь никем и вернешься в свою глушь, где, кроме пыльных бурь, ничего не происходит. Без меня ты просто ноль.

— Бойд, — тихо произнесла Харли, удивляясь тому, что еще может слышать свой голос, потому что в этот момент в ушах у нее стоял невероятный звон, — ты уволен.

Бойд разинул рот и от удивления разжал руку, отступив на шаг назад, но быстро пришел в себя.

— Прямо сейчас? Без выходного пособия? — с презрительной ухмылкой поинтересовался он.

У Харли не дрогнул ни единый мускул. Все попытки Бойда оказать на нее давление с треском провалились.

— Естественно, ты получишь свою долю, причитающуюся тебе за мировое турне, а также оговоренный процент за новый альбом, который я запищу. Вот и все, Бойд. Больше у нас нет общих дел.

— Черта с два ты справишься без меня с записью нового диска, детка, — зловеще проговорил он.

— А это не твое дело, — отрезала Харли. Во рту у нее пересохло. До разговора с Бойдом она не собиралась его увольнять, у нее и в мыслях этого не было. Однако теперь Бойд у нее больше не работает. И это произошло не потому, что он сам вдруг решил уволиться, а потому, что она так решила! Харли чувствовала, что поступила правильно. Конечно, можно было бы все списать на то, что в ней сейчас все кипело от возмущения, но все же она интуитивно чувствовала, что абсолютно права.

— Бойд, я тебе благодарна за все, чему ты меня научил. Спасибо и за то, что ты сделал из меня звезду. Но ты тоже не остался внакладе: я тебе принесла много денег, ты тоже стал известным. Я не думаю, что у тебя будут большие трудности, чтобы найти нового певца или певицу для раскрутки и возведения на музыкальный Олимп.

Бойд схватил ее за плечи.

— Ты не должна так поступать, Джейн.

Харли совсем не хотелось отказываться от своего решения, к тому же этот глупец Бойд вновь сделал ей больно, сжав мертвой хваткой ее плечи.

— Харли, Бойд. Мое имя Харли, и я сделаю так, как решила. Не будешь ли ты так добра, — она обратилась к Эмме, которая притихла за столом и с интересом наблюдала за этой схваткой, — напечатать для меня одно коротенькое письмо на имя Бойда Монро, всего пару строк, с уведомлением об увольнении. Хорошо?

— С превеликим удовольствием, — Эмма повернулась к компьютеру, и ее пальцы забегали по клавиатуре.

— Ты всю жизнь будешь жалеть об этом дне, — прошипел Бойд, глядя на нее с ненавистью.

— Бойд, — спокойно произнесла Харли, — ты ошибаешься: до конца моих дней каждый год в этот день я буду поднимать бокал, чтобы отметить столь знаменательную дату.

В этот момент в дверях кабинета появился Дункан.

— Мистер Монро, — официальным голосом, в котором слышались нотки неприязни, обратился к нему Дункан, — спасибо за то, что смогли прийти. Прошу вас, — он жестом пригласил Бойда пройти в кабинет.

Бойд еще несколько мгновений буравил Харли жестким взглядом серых глаз, затем убрал руки с ее плеч и вошел в кабинет.

— Ты как, в порядке? — тихо спросил Дункан. Только сейчас Харли поняла, что вот-вот и она задохнется. Видимо, минутой раньше она просто забыла перевести дыхание, поскольку разговор с Бойдом вышел довольно напряженный.

— Все хорошо, — она подошла к Дункану. — Лучше просто не бывает, честно. Знаешь, задай ему жару! Припугни его, чтобы у него поджилки затряслись от страха.

Это заняло всего пять минут. Дункан начал разговор дружелюбным, располагающим к откровению голосом, а закончил резкими и беспощадными обвинениями. Харли никогда не видела, чтобы Бойд так нервничал. Его лоб покрылся испариной, а глаза блуждали, выдавая смертельный испуг. Однако, вцепившись в стул руками так, что побелели костяшки пальцев, он, словно загнанный зверь, затравленно огрызался до последнего. У него то и дело пропадал голос, а сам он весь съежился на стуле, словно хотел стать незаметным. Напоследок, когда Дункан закончил, он сделал робкую попытку шантажа, заявив, что на него клевещут, что подаст на «Колангко» в суд и очернит в прессе репутацию агентства. На Дункана его слова не произвели никакого эффекта, и он дал ему это понять.

Назвав номер банковского счета, который Бойд держал на Бермудах, Дункан поинтересовался:

— Эти цифры вам ничего не говорят?

Бойд буквально взорвался. Вскочив со стула, он бросился к двери, где на несколько секунд неподвижно замер, и тогда стало видно, что его ноги дрожат.

— Катитесь вы оба к черту! — рявкнул он и, распахнув дверь, пулей вылетел из кабинета.

Несколько секунд Харли молча смотрела ему вслед. Ей стало жалко Бойда, таким затравленным и жалким он выглядел. Конечно, он сам во всем виноват, но она тоже приложила руку к его разоблачению.

— Все прошло отлично, — Дункан с радостным видом потирал руки.

Устало улыбнувшись, Харли произнесла:

— Ты беспощадный человек, Дункан Ланг.

— Ты от меня тоже не отстаешь.

— А Бойд не может взять и перевести пятнадцать миллионов в какой-нибудь другой банк?

— Не сможет, потому что я заморозил его счет на Бермудах.

— Вот это да! — воскликнула Харли. — Ты предусмотрел буквально все и загнал его в угол. Наверное, надо установить за ним слежку и посмотреть, что он теперь предпримет?

— Об этом можешь не беспокоиться. — Дункан нажал на какую-то кнопку. Когда панель на передней стене сдвинулась в сторону, Харли увидела три видеомонитора, поставленных в один ряд. — Я распорядился, чтобы наши люди ежедневно за ним следили и записывали на видеокамеру каждый его шаг. Харли, я обещаю, что мы его выведем на чистую воду, и причем очень скоро. Как только мы добудем верные доказательства, то сразу же поставим в известность ФБР, а там им уже займутся всерьез.

Присев на край стола, Харли следила за экранами.

— Здорово! С помощью такого оборудования ты бы мог, как мне кажется, не выходя из своего кабинета, запросто узнавать о том, что творится во всем мире.

— Да. Мне здесь нравится, — Дункан самодовольно усмехнулся. — Больше всего я не люблю, когда мне приходится работать ногами, — для меня это сущее наказание.

— Перестань, — скептически заметила Харли, — ты целыми днями за мной гонялся и ничего — остался жив и здоров.

— Я за тобой не гонялся, — гордо вскинув голову, Дункан притворился обиженным. — Я занимался расследованием, а из офиса выходил только тогда, когда в этом действительно возникала необходимость.

Харли рассмеялась и поцеловала его.

— Конечно-конечно.

Когда она захотела встать, Дункан внезапно схватил ее за руку и удержал на месте. Он явно нервничал.

— Я вот тут подумал, — начал Дункан, отводя взгляд в сторону, — что, может быть, будет лучше, если ты заберешь из отеля свои вещи и переедешь сюда, в апартаменты наверху? Мне кажется, что имеет смысл это сделать. — Он замолчал, а затем, сбиваясь и не находя нужных слов, торопливо продолжил: — Хотя бы потому, что… э-э-э… здесь ты будешь в большей безопасности. Вдруг этим ребятам — Дезмону и Луи — вновь захочется с тобой повидаться. Но если ты считаешь, что в отеле будет удобнее, то я и это пойму.

Харли не перебивала его по той простой причине, что в этот момент от избытка чувств она сама не могла сказать ни слова. У нее к горлу подкатил комок. Господи, просто невероятно — он ее просит переехать к нему!

— Мне кажется, — сказал Дункан, — что здесь ты сможешь наконец свободно вздохнуть и заняться своими делами. Тебя все оставят в покое, ты будешь жить… э-э-э…

— Вместе с тобой, — пришла ему на помощь Харли.

— Ух! — с облегчением выдохнул Дункан. — Да, вместе со мной в моей квартире, если ты, конечно, не возражаешь. Может, у тебя другие планы?

— Зачем ты так говоришь? — мягко упрекнув Дункана, она устроилась у него на коленях и обвила руками его шею. — Мне всегда хочется быть рядом с тобою — и днем, и ночью. Если бы мы очутились вдвоем на необитаемом острове, то я была бы только счастлива, потому что, кроме тебя, мне никто не нужен. Я прямо сейчас готова поехать в отель, чтобы забрать вещи и перебраться к тебе.

В доказательство своих слов она его нежно поцеловала. Несколько мгновений Дункан, ошеломленный столь откровенным признанием, сидел абсолютно неподвижно, затем порывисто притянул ее к себе, сжал что есть сил в своих объятиях и поцеловал. Его возбуждение передалось и Харли. Она почувствовала, как приятное томление теплыми волнами разливается по ее телу.

— Боюсь только, что забью своими вещами весь твой шкаф так, что для твоих места совсем не останется, — последние слова Харли произнесла едва слышно, когда почувствовала жадные, горячие поцелуи Дункана на своей шее.

— Об этом не беспокойся, — сказал Дункан и вновь поцеловал ее в губы.

— Что ты, черт возьми, тут вытворяешь? — рявкнул от дверей не вовремя появившийся Колби Ланг.

Харли подняла затуманенный взгляд. Ее глаза остановились на Ланге-старшем, лицо которого от гнева покрылось красными пятнами, когда он увидел такую картину в кабинете своего сына.

— Целую клиентку, — невозмутимо ответил Дункан.

— Не совсем так, — вмешалась в разговор Харли, отчаянно борясь с душившим ее смехом. — Я первая поцеловала Дункана. — Она почему-то решила, что воссоздание точной картины происшедшего уменьшит гнев Ланга-старшего. — Затем он поцеловал меня, затем я — его, он — меня и так далее. Мне кажется, что все было именно в такой последовательности.

— Припоминаю, что так оно и было, — вполголоса подтвердил Дункан.

Колби Ланг хлопнул дверью так, что задрожали стены. Остановившись посреди кабинета, он, кипя от негодования, обратился к Харли:

— Мисс Миллер, в нашей компании существуют свои принципы и этические нормы, которые никому нельзя нарушать, даже моему сыну.

— Извините, я не знала, — ничуть не смущаясь, воскликнула Харли. — Но у Дункана просто не было выхода, поскольку я его соблазнила.

Колби Ланг издал какой-то булькающий звук.

— Мы оба хороши, — произнес Дункан, все еще обнимая за талию Харли, сидящую у него на коленях.

— За одно это я тебя вышвырну из агентства, — продолжал кипятиться его отец.

— Вы этого не сделаете, — заявила Харли, — в противном случае я буду вынуждена обратиться за услугами в другое агентство, а между делом, сэр, я не премину сообщить прессе мои самые нелицеприятные отзывы о «Колангко».

— Кроме того, ты не сделаешь этого потому, что тогда разразится настоящий скандал. Общественность еще не успокоилась после похищения бриллиантов Жискара, а тут — на тебе! — новый провал, — подлил масла в огонь Дункан. — Отец, ведь ты сам больше всех хочешь покончить со всеми слухами, которые раздувают вокруг меня в связи с пропажей драгоценностей. Мы запятнаем свою репутацию, доходы упадут, одним словом, с какой стороны ни посмотри, если ты меня выгонишь, тебе же будет хуже.

— Я не потерплю шантажа от своего сына! — рявкнул в бешенстве Ланг.

— Лучше это назвать предостережением, — миролюбиво предложил Дункан.

Колби Ланг разразился десятиминутной гневной тирадой, в которой обвинил сына во всех самых тяжких преступлениях человечества, и, продолжая изрыгать проклятия, выскочил в коридор, снова хлопнув дверью.

— Последнее время этой бедной двери достается ни за что ни про что — заметил Дункан.

— Какой тяжелый человек! — воскликнула Харли, продолжая сидеть у него на коленях. Она разгладила кончиками пальцев морщинки на его лбу. — Он наговорил столько проклятий в твой адрес, что их хватило бы не на одну жизнь.

Встретившись глазами с Дунканом, она увидела глубоко затаенную боль, с которой он жил все эти годы.

— В одном, конечно, отец прав, — мрачно произнес Дункан, — я плохой сын. Слишком много я всего вытворял…

— Не наговаривай на себя. Ты ведь не только прожигал жизнь. Ты же работал. — Харли не дала ему договорить, приложив палец к его губам. — Кроме того, ты же все это делал не нарочно, а вот твой отец сознательно тебя оскорбляет. При каждом удобном случае он тычет тебя носом в грязь, ему просто нравится обижать тебя.

—Харли…

— Ты не думай, что я в этих вопросах не разбираюсь. В свое время я часто ссорилась с матерью. Но я знаю, что она любила и любит меня. Мать говорила много обидных вещей, но она никогда не позволяла себе намеренно унизить меня или причинить мне боль. А вот твои предки вдолбили тебе в голову, что ты ужасный человек, а ты и поверил. Я не могу переубедить тебя. И никто не сможет этого сделать. Ты сам должен доказать себе, что они ошибаются в отношении тебя. Пожалуйста, Дункан, постарайся это понять, — тихо произнесла Харли, поправив ему прядь волос. — Ты не должен страдать.

— Все не так уж и плохо.

— Нет — плохо.

Дункан нахмурился, но через секунду сказал:

— Как тебе удалось это понять?

— Ты не делал из этого тайны.

Дункан внимательно на нее посмотрел.

— Я был прав — ты действительно коварная женщина, — он поцеловал ее пальчики. — Кого мне надо благодарить, что мы встретились?

— Самого себя и судьбу, — ответила Харли, а затем прильнула к его губам. Ее поцелуй был долгим и сладостным.

— Я пошлю Джона и Эмму вместе с тобой в отель. Они помогут тебе с вещами, — Дункан губами ласкал ее шею. — Кроме того, кто знает, может, Жискар послал к тебе в номер своих людей, чтобы устроить засаду.

— Эмму? — с сомнением переспросила Харли. Дункан подавил смешок.

— За нее не беспокойся, у нее черный пояс по карате, а стреляет она лучше всех в агентстве. Эмма бы справилась с этими французскими головорезами одной левой и не запыхалась бы.

— Ух ты! — прошептала Харли, прикрыв глаза и наслаждаясь нежными прикосновениями его рук.

—Я и не подозревала, какая крутая подруга у меня появилась.

— Подожди, ты еще не видела ее жениха. Посмотрела бы ты, как он двигается. На его фоне Джеки Чан — южноамериканский ленивец.

— Сладкая парочка.

Дункан усмехнулся и легонько куснул ее за подбородок.

В дверь постучали.

— К вам можно? — раздался голос Эммы.

— Да, — рявкнул Дункан, притворившись рассерженным.

Харли усмехнулась:

— Ха! Как я погляжу, твоя репутация всем хороша известна.

— Это ни для кого не тайна, — махнул рукой Дункан.

Эмма вошла в кабинет.

На ее лице не отразилось никаких эмоций, когда она увидела Харли на коленях у Дункана.

— Агент Салливан прислал свежую информацию, которая имеется на Анжело Маурицио в ФБР. Я подумала, тебе стоит на нее взглянуть. — Она положила ему на стол папку.

— Спасибо, Эмма, — поблагодарил Дункан и, заметив, что та замялась в дверях, поинтересовался: — Ты хочешь что-то сказать?

— Да так, ничего особенного.

— Эмма, быстренько выкладывай, что тебя беспокоит?

— Ну-у-у, — она скорчила недовольную гримасу. — Пара пустяков, но что-то в этом есть подозрительное.

— Например, что?

— В настоящее время в агентстве только мы с тобой занимаемся расследованием по делу Бойда Монро. Однако кто-то проник в компьютерную сеть и интересуется информацией о нем.

— Возможно, это отец решил покопаться в его досье. Ты же знаешь, как он волнуется из-за Бойда. Кроме того, отец пообещал Харли взять это дело под свой контроль.

— Ну, допустим. Но что ты скажешь, когда узнаешь, что в нашу сеть проник кто-то чужой? В «Колангко» все чисто, я проверила. Наши файлы перекачали на другой компьютер.

Харли увидела, как Дункан сдвинул брови.

— Действительно, странно.

— Вот и мне это показалось странным. — Эмма встала в дверях, скрестив руки на груди. — Более того, компьютерный вор украл у нас файл по делу Харли, хотя расследование было закончено, можно сказать, только вчера.

— Когда это случилось? — Дункан побледнел.

— Вчера, когда мы с Харли выходили на ленч.

— Проклятье!

— Может, это все-таки твой отец, а? Я знаю, что недавно он установил дома новый компьютер.

— Все возможно, — криво усмехнулся Дункан. — А если не он? Не нравится мне это.

— Хорошо, что я сегодня уеду из отеля, — вставила Харли.

— Отличная мысль, — одобрительно кивнула Эмма. — Только куда? Займешь одну из бронированных комнат в агентстве?

— Только ты могла такое придумать, — рассмеялась Харли.

— Эмма, — Дункан с мрачным видом усмехнулся. — Нам потребуется твоя помощь.

Не выходя из Сентинел-Билдинг, через отдел по связям с общественностью компании «Колангко», Харли сделала заявление для печати. В нем она сообщила, что певица Джейн Миллер отказалась от услуг своего менеджера. Она оставила за Бойдом право самому дать оценку ее поступка и пообщаться с вездесущими журналистами. Она была очень немногословна и коснулась только самого главного, попросив своих поклонников и весь музыкальный мир не слишком на нее обижаться.

Затем она с помощью Джона и Эммы перевезла свои вещи из отеля в Сентинел-Билдинг, где устроилась на самом верхнем этаже в шикарных апартаментах. Она злорадно посмеивалась, представив себе, как разозлится Колби Ланг, когда узнает о том, где она разместилась.

Когда Эмма и Джон вышли из комнаты, оставив ее одну, Харли позвонила домой матери. Ей хотелось хоть как-то ее успокоить. Харли понимала, что после звонка Бойда Монро мать места себе не находит, переживая за нее. Однако на этот счет Харли ошиблась. Барбара чувствовала себя нормально и всего лишь в течение четверти часа сетовала на безалаберность и наивность дочери. Поговорив с ней, Харли во вздохом облегчения повесила телефонную трубку и сразу же забыла о родном городе. Затем она позвонила Энни Мэгвайр, которую Бонд, естественно, уже уволил и задним числом оформила к себе на работу.

Затем Харли решила, что хватит бездельничать. После того, как она разобрала все свои вещи и развесила их в громадном шкафу-купе, одежда Дункана оказалась изрядно потесненной. Покончив с этим, она забралась с ногами на гигантскую кровать и взяла в руки свою новую гитару. Но сегодня музыка почему-то не сочинялась, однако стихи пришли ей в голову очень быстро. Харли это удивило. Как правило, она сочиняла тексты песен к уже готовой музыке, а не наоборот. За свою жизнь она написала уже столько песен, что прекрасно знала, как важно уметь пользоваться моментом и не упустить вдохновение, и неважно, сочиняешь ты стихи или музыку. Решив, что мелодия придет к ней как-нибудь позже, она дала рабочее название этой песне «Не обещай» и принялась обрабатывать текст.

Сидя скрестив ноги на кровати, она довела до кондиции текст, затем перешла к другой песне. Обычно она абсолютно забывала о времени, когда писала песни, так случилось и на этот раз. Увлекшись стихами, она позабыла о том, что собиралась приготовить для Дункана ужин. Она не заметила, как он вошел в комнату и встал в ногах кровати. Только когда раздалось тихое покашливание, она подняла голову.

Увидев его, Харли вздрогнула от неожиданности, а Дункан радостно рассмеялся.

— «Привет, дорогая, я вернулся домой», — пропел он строку из какой-то песенки.

Харли уже пришла в себя после первого удивления и, встав на колени, протянула к нему руки. Их сладостные поцелуи и жаркие объятия затянулись на полтора часа, после чего они обнаружили, что лежат обнаженные на кровати, судорожно пытаясь восстановить сбившееся дыхание, а повсюду на полу разбросана одежда вперемежку с листами нотной бумаги.

— Мне понравилось, как ты реагируешь на мою песню. Пожалуй, стоит повторить этот опыт, — поделился своими планами Дункан.

Харли рассмеялась.

— Я боюсь, что хозяйка из меня никудышная, — призналась она, — я даже забыла приготовить что-нибудь на ужин.

— Ничего страшного. Зато у тебя есть масса других качеств, которые с лихвой компенсируют этот недостаток. Кроме того, я думал пригласить тебя куда-нибудь поужинать.

— Куда это ты собираешься, когда в городе разгуливают Дезмон и Луи, которые мечтают тебя пристрелить? — приподнявшись на локте, Харли с недоумением посмотрела на него.

— Я приготовил для наших непрошеных гостей из Франции маленький сюрприз. Им будет не до нас, а мы хорошенько отдохнем.

Часом позже Харли и думать забыла о двух французах и прочих неприятностях, танцуя с Дунканом в клубе, на сцене которого недавно выступала. Харли подумала, что сегодня они танцуют совсем по-другому, чем в первый раз, когда между ними еще не было близких, интимных отношений. Сейчас они вели себя более свободно, и их танец был более чувственным, и это ее приятно возбуждало и волновало, разжигая в ней сладостное томление. Харли нравилась ее новая жизнь, которая, можно сказать, началась с посещения именно этого танцевального клуба.

— Забавная группа, — заметила Харли, когда они, решив передохнуть, направились к отдельной кабинке, — мне нравится, что на бас-гитаре у них женщина и то, что она — негритянка. Ребята — молодцы, сразу видно, они с удовольствием работают вместе. Они ведь понимают друг друга с одной ноты.

— Я знал, что они тебе понравятся. Несколько компаний звукозаписи уже заключили с ними контракты. Эта группа сейчас набирает силу, — несколько секунд Дункан внимательно изучал Харли. — Скажи, это трудно внезапно проснуться звездой?

Харли подумала, что в то время она была всего лишь семнадцатилетней девчонкой.

— Тогда мне все казалось продолжением сна. Поначалу, первые два-три года, я считала, что мир перевернулся, для меня все было в диковинку, я не узнавала саму себя, настолько я изменилась.

— Не думаю, что это сильно повлияло на твой характер. Наверное, ты в какой-то момент просто потеряла веру в свои силы, — он наклонился над столом и сжал ее руку в своей. — Ничего из того, что связано с Джейн Миллер, тебе вспоминать не хочется. Я знаю это. Но я специально прослушал все твои альбомы и должен сказать, что у тебя по-настоящему сильные вещи. Правда, ты несколько увлекалась гитарной аранжировкой, но их это не портит. — Он поймал ее взгляд и продолжил:

— Вряд ли тебе удалось бы целых девять лет удерживаться на гребне популярности, если бы твои песни были слащавыми поделками-однодневками. Публику не так-то легко обмануть, поскольку все сейчас неплохо разбираются в музыке и могут распознать, когда им предлагают дешевку. Я уверен, в каком бы стиле ты ни играла, успех тебе обеспечен.

— Я знаю, это может показаться смешным, — Харли нахмурилась, — но когда я покупала «Стратокастер», меня абсолютно не волновал вопрос, останется мое имя в хит-парадах или нет. Меня беспокоило другое: я боялась разочаровать своих поклонников. Дункан, ты даже не представляешь, какие они все замечательные. Я собираюсь посвятить им несколько песен. Когда Джони Митчел записала блюзовый альбом, ее фанаты возмутились и устроили настоящий бунт, а поклонники Нила Даймонда сжигали его фотографии, когда он выпустил пластинку в стиле «кантри». Черт побери, даже Боба Дилана освистали, когда на одном из концертов в середине шестидесятых он появился на сцене с электрогитарой.

— Не стоит заранее волноваться по поводу того, как отреагирует публика на твою новую музыку. Сейчас это сложно предугадать. Но я знаю одно: ты должна сочинять и исполнять ту музыку, которую любишь.

— Как-то непривычно все это, — задумчиво проговорила Харли.

— Ты о чем?

— Тебя гораздо больше заботят мои проблемы, нежели свои, которых у тебя в избытке.

Музыканты закончили выступление и ушли на перерыв. К их столику подошел вокалист, он же был и гитаристом в группе. Он радостно поздоровался с Дунканом, похлопав его по плечу и взъерошив ему волосы.

— Привет, Дункан. Рад тебя видеть.

Харли с интересом наблюдала за этой картиной. Ей понравился этот долговязый парень. Глядя на него, она подумала, что он, наверное, любит пошутить. Его карие глаза смотрели тепло и дружелюбно. Он был одет старомодно: в расклешенные джинсы, красную, с пестрым рисунком рубашку и кожаный жилет с длинной бахромой. Он был очень высоким и худым. Его длинные, золотистые волосы перетягивала узенькая кожаная тесьма. Наверное, юные поклонницы от него просто без ума, они обожают таких симпатичных музыкантов. Интересно, где Дункан с ним познакомился?

— Марк! — расцвел в улыбке Дункан, поправив волосы. — Я тоже рад тебя видеть. Это было потрясающее выступление.

— Действительно, ваша группа отлично выступила, — добавила Харли. — Не побоюсь сказать, что в вашем исполнении старые вещи звучат гораздо лучше, чем в оригинале.

— Спасибо, — Марк приветливо улыбнулся. — Если я не ошибаюсь, вас зовут Харли? Дункан мне по телефону сказал, что вам тоже нравится выступать.

Она бросила на Дункана свирепый взгляд, а затем, обратившись к Марку, согласилась:

— Да, нравится.

— Может, хотите сыграть с нами? Мы сейчас передохнем и снова вперед.

— Кто, я? — Харли явно не ожидала такого предложения.

— А что? Я бы на твоем месте вышел на сцену, — посоветовал Дункан. — Это будет здорово.

У Харли в душе зародилось подозрение, что он заранее все это устроил.

— У меня нет с собой гитары.

— Может быть, вот эта подойдет? — Марк снял из-за спины ее черный «Стратокастер», который она только сейчас увидела.

— Как ты умудрился? — она перевела недоуменный взгляд на Дункана, затем вновь на Марка. Дункан самодовольно улыбнулся.

— У меня повсюду есть свои люди.

— Зачем ты это сделал?

— Из чисто эгоистичных побуждений, — заверил ее Дункан. — Когда ты выступала на сцене с этой гитарой, то была несказанно счастлива. Мне доставило огромное удовольствие за тобой наблюдать, поскольку я впервые в жизни видел по-настоящему счастливого человека. И сегодня мне захотелось еще раз посмотреть на тебя, увидеть твое радостное лицо.

— Пойдем, Харли, — Марк взял ее за руку и потянул за собой. — И Сьюзен тебе обрадуется.

— Если я опозорюсь, виноват в этом будешь только ты, — встав из-за стола, сообщила она Дункану.

— Нет, — покачал головой он, — я уверен, ты отлично выступишь.

Время остановило свой бег в тот момент, когда их глаза встретились. Она вновь подумала, что раньше они жили, не подозревая о существовании друг друга, но какая-то связь существовала между ними уже тогда. С их встречей она только окрепла, а сейчас крепнет с каждым днем.

Но тут ее кто-то толкнул, и все чарующее оцепенение разом пропало. Она окончательно очнулась, когда Марк начал с ней протискиваться к сцене сквозь плотную толпу людей.

— Должно быть, ты полностью полагаешься на Дункана, раз вот так запросто поверил ему на слово. Ведь ты даже не знаешь, кого он тебе подсунул, — заметила Харли, когда, едва двигаясь в толпе, они приблизились к сцене.

— Я ему абсолютно доверяю, — энергично работая локтями, отозвался Марк.

— Почему?

— Он никогда меня не подводил и никогда меня не обманывал. Дункан сказал, что ты одна из лучших, и я ему верю.

— Дункан так сказал? — не веря своим ушам, взволнованно переспросила Харли и смутилась.

— Да, — ответил Марк. Наконец-то они добрались до ступенек, ведущих на эстраду.

— Он не перестает меня поражать.

— И меня.

Марк ухмыльнулся, когда поймал вопросительный взгляд Харли.

— Мы с ним познакомились в Колумбийском университете. Незабываемое было время! С тех пор мы дружим. Но раньше он не знакомил меня со своими подружками. Ты, наверное, какая-то особенная, не такая, как другие, раз он тебя сюда привел. Мне все это по меньшей мере кажется очень и очень любопытным. Ну, хорошо. Сейчас ты нам покажешь все, что умеешь. Можешь подключиться вон к тому усилителю, — он протянул ей черный шнур.

Она подсоединила гитару, и затем Марк представил ее остальным участникам группы.

— Где же ты раньше была? — с мягким ямайским акцентом произнесла Сьюзен, крепко пожимая ей руку. — Я уже давно твержу этим парням, что у нас в группе половая дискриминация — сплошное засилье мужиков.

— Чем смогу, тем помогу, — Харли рассмеялась и быстро проверила настройку гитары.

Подойдя к микрофону, Марк вновь представил группу, сказав, что в ее составе новенькая. Публика радостно загалдела, выражая свое одобрение. Видимо, завсегдатаи знали Марка достаточно хорошо и считали, что раз он что-нибудь делает, то только для того, чтобы их порадовать.

— Чтобы быстренько поднять вам настроение, для начала мы споем что-нибудь из «Бич Бойз», — объявил Марк. Затем он подошел к Харли, которая стояла рядом со Сьюзен у другого микрофона, и прошептал: — Ты начнешь подпевать Сьюзен, договорились?

Харли кивнула, испытывая страх и возбуждение одновременно. Она уже столько лет выступает с концертами, но тут ее вдруг охватило непонятное беспокойство. Видела бы ее сейчас миссис Шеферд, руководительница школьного хора, вот уж удивилась, бы. До этого дня Харли не выходила на сцену вместе с группой и не знала, под силу ли ей будет импровизировать. От этих мыслей Харли заволновалась еще сильнее. Стараясь побороть внезапную дрожь, она спросила:

— А с какой песни мы начнем?

— Конечно, с «Танцуй, танцуй, танцуй», — усмехнувшись, ответил Марк.

— Пой громче, чтобы меня перекрывать, — обратилась Харли к Сьюзен, когда Марк, выйдя на середину сцены, взял первые аккорды.

Отыграв одну песню, они перешли ко второй. Это была «Благая любовь» из репертуара «Расклз». К этому времени Харли уже разобралась в манере игры музыкантов и начала понемногу добавлять свои гитарные партии в общий музыкальный рисунок. Но на всякий случай она старалась, чтобы ее голос не выделялся на общем фоне, и следовала той тональности, в которой пела Сьюзен.

Когда они заиграли «Танцуй твист и кричи», Харли уже окончательно освоилась. Она расслабилась, и ее импровизированные пассажи на гитаре с яркими ритмическими переходами были очень хороши. После этого хита они исполнили «Посвящается человеку, которого люблю». Харли уже забыла о своих страхах и чувствовала себя так, словно всю жизнь играла в этой группе. Впервые за девять лет она поняла, какое сказочное удовольствие доставляет работа в слаженном музыкальном коллективе, в котором все одинаково тонко чувствуют ритм и мелодию.

— А сейчас с сольной песней выступит наша гостья, — обратился Марк к публике. Он взял Харли под локоть и вывел на середину сцены. — Харли, выбери любую, на свой вкус, — сказал он ей, уступив место у микрофона.

Харли взволнованно обвела взглядом слушателей, примолкнувших в нетерпеливом ожидании, и почувствовала, что среди десятков взглядов, обращенных на нее, есть и взгляд Дункана.

Она тихо обратилась к музыкантам:

— Давайте сыграем что-нибудь из «Джефферсон Эйрплэйн», например «Кого-то любить».

Брови Марка взлетели кверху. Сегодня на Харли было легкое, воздушное голубенькое платье от Кристиана Диора, в стиле пятидесятых. В таком наряде она была мало похожа на вокалистку довольно «тяжелой» рок-группы. Однако не сказал ничего.

Харли глубоко вздохнула и, помедлив секунду, ударила по струнам. Все то время, что она пела эту песню, ее душа ликовала. Это были самые лучшие мгновения в ее жизни. Она стала частью музыкального коллектива, в котором все подчинялись единому ритму и в котором царила атмосфера единой энергии. Ей захотелось немедленно сорваться с места и броситься в объятия Дункана, чтобы, прижавшись к нему, бесконечно целовать и целовать его. Может быть, так ей бы удалось выразить ему свои чувства и благодарность за то, что он для нее сделал. Но ей пришлось обуздать свой порыв, поскольку сначала надо было допеть песню и закончить выступление.

Когда Харли закончила петь, в зале началось что-то невообразимое. Ее сердце сладостно замерло от грома аплодисментов, которыми ее наградили благодарные слушатели. Радостно рассмеявшись, она обернулась к Сьюзен и, к своему удивлению, обнаружила, что музыканты тоже ей аплодируют. Этого она не ожидала и в изумлении застыла на месте, уставившись на них.

— Давайте послушаем еще одну песню в исполнении Харли Смит, — обратился Марк к публике. — Чем еще сегодня ты нас удивишь? — спросил он Харли.

— Я вас удивила? — Харли смутилась.

— Если бы Грейс Слик услышала, как классно ты спела песню из ее репертуара, то, я думаю, она бы тебе просто позавидовала. Ну ты и молодец, мисс Миллер!

— Не может быть! — покраснев, ответила Харли. Но тут до нее дошло, что Марк назвал ее настоящую фамилию. — А-а-а, черт! — непроизвольно вырвалось у нее. Она испуганно прикрыла ладонью рот. — Как ты догадался, кто я такая? — прошептала Харли.

— У каждого гитариста свой стиль, это, можно сказать, его отпечатки пальцев, единственные и неповторимые. Плюс ко всему, твои удивительные голубые глаза. Тут уж не ошибешься. Да и как я мог ошибиться, если мой старый друг по колледжу мне об этом сам сказал, — рассмеялся Марк.

— Так-так, — Харли вернулась к микрофону. Перед тем как обратиться к залу, она набрала в грудь побольше воздуха. — Следующая песня «Секретный агент» адресуется не в меру болтливому сыщику из охранного агентства «Колангко интернэшнл», который сегодня находится в зале. Посвящается тем, кто не умеет держать свой язык за зубами, то есть и тебе, мой дорогой.

Эта песня прошла у публики с не меньшим успехом. Ее долго приветствовали свистом и одобрительными возгласами.

Затем Харли вновь заняла место рядом с Сьюзен и почти до конца выступления работала вместе с ней, импровизируя на своем «Стратокастере», оттеняя ее бас-гитару плавными переходами и радуясь, если им удавалось улучшить общее звучание группы. Когда Марк бросил на нее хитрый взгляд и запел о «Чертовке в голубом», она задорно рассмеялась.

Последнюю песню снова исполнила Харли. Подойдя к центральному микрофону и найдя глазами Дункана, она запела «Десперадо» о несчастливой, безответной любви. Ей очень хотелось, чтобы Дункан понял, что в этот момент для нее не существует зала и что она обращается только к нему.

Харли закончила петь и ушла со сцены, попросив группу сыграть что-нибудь для нее. Схватив Дункана за руку, она его вытащила на танцевальную площадку. Крепко прижавшись к нему, Харли положила голову ему на грудь и прислушалась к гулким и частым ударам его сердца.

— Спасибо за этот чудный вечер, — растроганно прошептала она.

Дункан находился в душе, но даже сквозь шум воды он услышал испуганное восклицание Харли. Завернувшись в полотенце, он схватил пистолет, который предусмотрительно положил на полочку рядом с раковиной, и выскочил из ванной в спальню, залитую ярким солнечным светом, готовый ко всему чему угодно, но только не к открывшейся перед его глазами картине.

Харли полураздетая — на ней, кроме трусиков и его рубашки, ничего не было — прижалась спиной к стене и широко раскрытыми глазами в ужасе смотрела на гитару, спокойно лежавшую на кровати.

— Что? Что произошло? — торопливо спросил Дункан.

Неверным, дрожащим пальцем она указала на гитару.

— Бог мой! Это же кантри! Моя новая песня получилась в стиле «кантри».

Пожалуй, ему бы следовало рассмеяться, но в его памяти все еще сохранились обрывки кошмарного сна, который его мучил всю ночь. То Харли похитили, то ее случайно ударило электротоком во время концерта, то она погибла от укола дротиком, отравленным каким-то ядом, — просто ужас!

— И это все? — опустив пистолет, он прислонился плечом к дверному косяку.

— Как ты можешь так говорить? — возмутилась Харли. — Ты что, совсем меня не понимаешь? Только что я сыграла то, против чего бунтовала всю жизнь?

— Ну и что? Пой, что тебе нравится — кантри, рок, арии из опер, — какая разница?

Убедившись, что с Харли все в порядке и никакая опасность ей не угрожает, он вернулся в ванную и положил на полку автоматический «браунинг». Затем он снова вышел в спальню, взял Харли за руку и чуть ли не силой потащил за собой через всю комнату к двустворчатым стеклянным дверям, ведущим на открытую террасу, рядом с которыми стояло красное велюровое кресло. Усадив ее, он устроился на стуле напротив.

— Давай-ка мы с тобой будем рассуждать логически, — предложил Дункан.

— Ты у меня сейчас получишь! — вскочив на ноги, она с сердитым видом погрозила ему кулаком.

Дункан не смог скрыть улыбки. Какая она забавная!

— Мне кажется, что самое время тебе кое-что объяснить. Выводы просто сами напрашиваются, настолько все очевидно. Если ты сядешь на место, то я…

Харли, скрестив руки на груди, упрямо продолжала стоять.

— У меня для тебя уже есть парочка соображений: во-первых, ты голый и мокрый сидишь на стуле; во-вторых, стул от этого намокнет.

— Ничего, стул высохнет, и я тоже. Итак, первое: ты родом из Свит-Крика, из Оклахомы. В тех краях стиль «кантри» и фолк-рок всегда считались традиционной музыкой. Подожди, пожалуйста, не перебивай, — он поднял указательный палец, увидев, что она готова пуститься в спор. — Это правда, и ты это знаешь. Второе: в подростковом возрасте все против чего-нибудь бунтуют, такой уж это нелегкий возраст. Это тоже не требует доказательств. Поскольку ты — натура музыкальная, то, естественно, протестовала против тех песенок, которые тебе навязывали, и отдавала предпочтение хард-року. Третье: Бойд Монро в течение девяти лет всячески старался, чтобы ты забыла о своих истинных музыкальных пристрастиях. К счастью, ему не удалось сделать из тебя механическую куклу, лишенную какого бы то ни было музыкального вкуса и способную петь только простенькие и слащавые песенки о любви. За это надо благодарить небеса. Четвертое: тебе не стоит ориентироваться на вокалисток известных рок-групп, потому что ты должна быть сама собой. Пятое: с каждым днем в твоих новых песнях все отчетливее слышатся отголоски той музыки, на которой ты выросла. Это я понял буквально за те считанные дни, что мы провели с тобой вместе.

— Правда? — робко спросила Харли. В огромном кресле ее ссутулившаяся фигурка казалась совсем маленькой.

— Ага, к гадалке не ходи. Вчерашнее твое выступление лучшее тому доказательство. Шестое: ты только-только отделалась от Бойда и лишь со временем поймешь, на что действительно способна. Постепенно ты вновь обретешь уверенность в своих силах и станешь доверять своему вкусу. Поэтому меня абсолютно не удивляет то, что в твоей музыке слышны мотивы, популярные в твоих краях. Это, так сказать, исток, откуда все и началось. Все — круг замкнулся, мы вновь вернулись к тому, откуда начали. Здорово, а? Если бы я мог точно так разобраться в самом себе!

Харли хмуро на него посмотрела.

— Я тебе помогу: ты все еще сидишь голый и по-прежнему мокрый.

Дункан поднялся со стула и, наклонившись, поцеловал ее в носик, покрытый веснушками.

— Однако я прав, и ты об этом знаешь.

— Да уж, — проворчала она, заерзав в кресле. — Но мне это совсем не нравится.

«Упрямая, каких еще поискать», — подумал Дункан. Но он и полюбил ее именно такую.

Когда он через полчаса выходил из апартаментов, Харли все еще сидела в том же самом кресле, с мрачным видом скрестив руки на груди. Это было весьма кстати, и Дункан порадовался тому, что на сегодня у каждого из них есть своя работа.

Он собирался осмотреть частный самолет Жискара, и не просто осмотреть, а обыскать весь салон, прощупать руками каждый сантиметр. Кроме того, Дункан хотел лишний раз пустить пыль в глаза Дезмону и Луи, показав им, что он без дела не сидит. Хотя он уже отрядил целую команду сыщиков, которые будут отслеживать буквально каждый шаг этих двух французских недотеп. Так что игра началась. Помимо этого он должен был мириться с «хвостом», который ему приставило его же собственное агентство. Он сам об этом попросил, поскольку дело Жискара было еще не закрыто и произойти могло все что угодно. Конечно, чувствуешь себя неуютно, когда знаешь, что за тобой весь день наблюдают. Однако лучше смириться с этими неудобствами, поскольку так имеется хоть какая-то гарантия, что тебе не выстрелят в спину посреди улицы.

— Одно уже то плохо, что мы работаем по уикэндам, явно перерабатывая, — начала жаловаться Эмма, когда они поднимались по узеньким ступенькам трапа в реактивный самолет Жискара. — И совсем не могу понять, зачем мы заявились сюда в такую рань? Еще и восьми нет!

— Кто рано встает, тому Бог подает, — ответил Дункан, входя внутрь.

— Кто рано встает, того милая побьет, — не унималась Эмма.

— Я вижу, что ты совсем не горишь желанием поработать на благо нашей конторы.

— Да я бы сейчас лучше с женихом чем-нибудь другим занималась, — возмутилась Эмма.

— О, дорогая, — Дункан обернулся к ней и участливо поинтересовался: — Твоя семья в курсе, что ты падшая женщина?

Покачав головой, Эмма раздраженно заметила:

— Дункан, ты несносный тип!

— Эту песню я уже слышал, и не раз. Итак, ты начнешь с кабины, а я с хвоста самолета. Встретимся в салоне, где-нибудь посередине, договорились?

— Дункан, полиция здесь уже все обыскала, — тяжело вздохнула Эмма. — Они просветили и прощупали буквально каждый дюйм. Если бы в самолете что-то было, то они бы это обязательно обнаружили.

— Однако они ушли с пустыми руками, — невозмутимо ответил Дункан, отправив в рот пластинку жвачки.

— Правильно, потому что тут и искать-то нечего.

— Эмма, в Париже бриллианты были в целости и сохранности. Абсолютно точно известно, что они были у курьера, когда тот поднялся на борт самолета. Исчезновение драгоценностей обнаружили только тогда, когда уже в музее Барлетта в Нью-Йорке открыли кейс, в котором они лежали. Это говорит о том, что кражу совершили либо в самолете, либо из машины, на которой их везли из аэропорта в музей. Лимузин я уже осмотрел и не обнаружил никаких следов — все чисто!

— Приготовься к тому, что и здесь результат будет точно такой же, — съязвила Эмма.

— Послушай, если в самолете мы найдем хоть малейшую улику, за которую можно было бы зацепиться, то с помощью моих непревзойденных способностей и ряда, опять же моих, блестящих умозаключений, а также интуиции, мы смогли бы выйти на след преступников.

Вздохнув и покачав головой, Эмма направилась в кабину.

— По-моему, рассказы о Шерлоке Холмсе произвели на тебя в юности неизгладимое впечатление.

Час спустя они встретились в салоне. Затем Дункан прошел в носовую часть самолета, чтобы еще раз осмотреть кабину.

— А, черт! — выругался он, заглядывая под одно из кресел.

— Что такое? — встрепенулась Эмма.

— Нет-нет, ничего особенного. Просто я задумался о своем. Харли оказалась права: мне действительно нравится моя работа, — ответил он.

Дункан признался себе в этом всего лишь несколько дней назад, хотя мог бы это сделать значительно раньше. Но только благодаря Харли он обнаружил, что ему нравится работать в агентстве отца. Он наконец-то понял, какое место ему бы хотелось занять в их семейной компании. Он начал строить планы. Невероятно, но это было действительно так.

Но самым удивительным оказалось то, что у него появилась мечта: ему захотелось стать лучшим частным детективом Нью-Йорка и связать свою жизнь с Харли.

Однако, поразмыслив сейчас над этим, он понял, что первое — заниматься сыскным делом — очень опасно, поскольку запросто можно нарваться на пулю; а второе — просто нереально. В скором времени Харли уедет из Нью-Йорка. Может случиться, что он ее больше никогда не увидит. Чтобы отвлечься от тяжелых мыслей, от которых на душе становилось тоскливо, Дункан принялся тщательно прощупывать сиденье кресла.

— Я вот подумал, что было бы здорово, если бы в один прекрасный день мне удалось убедить отца открыть в агентстве специальный отдел по уголовным преступлениям, укомплектованный полным штатом сотрудников, и во главе его поставить меня.

— Как же, жди, когда рак свистнет! А если все же свистнет, то позови меня работать к себе в отдел.

Дункан оторвался от своего занятия и с усмешкой сказал:

— Договорились.

Спустя полчаса они закончили осмотр и, выйдя на трап, стали наблюдать, как из соседнего ангара на бетонированную площадку выруливал чей-то частный реактивный самолет.

Их поиски не дали никаких результатов. И самое печальное было то, что у Дункана не было ни малейшей зацепки, за которую можно было бы ухватиться, чтобы его гениальный ум выстроил цепочку блестящих умозаключений. Расследование грозило закончиться провалом, поскольку информации не хватало.

Четыре дня назад его брат принял из рук курьера черный кожаный чемоданчик. Может, уже тогда в нем не было бриллиантов? Кто бы ему помог это выяснить? Затем чемоданчик погрузили в машину, принадлежащую агентству, и повезли в музей. Не могли же они исчезнуть сами по себе без посторонней помощи? С другой стороны, может быть, Жискар им вешает лапшу на уши? Если он решил воспользоваться выставкой в музее как надежным прикрытием для своих грязных махинаций, то он вполне мог отправить курьера в Нью-Йорк с пустым чемоданчиком.

— Дункан! — окликнула его Эмма. — Послушай, тут есть офис. Надо сходить туда, может, что узнаем новое.

— Извини, — Дункан, погруженный в свои мысли, не слышал, что она ему говорила. Он уже в который раз мысленно прокручивал в памяти видеозапись, сделанную их службой внешнего наблюдения.

Брэндон забрал кейс на борту самолета, спустился с ним по трапу и, подойдя к машине, в которой находились два человека, работающие в «Колангко», передал им драгоценности. Как водитель, так и охранник проработали в агентстве уже долгое время и были проверенными, надежными людьми. Дункан сам лично их поставил на это задание после того, как Эмма тщательно изучила послужной список каждого из них.

Затем Брэндон сел в свою машину и вслед за лимузином поехал в Нью-Йорк. По пути в музей Барлетта они несколько раз останавливались на светофорах, но в эти моменты к машинам никто не приближался и никто из них не выходил. Лимузин всего пару раз останавливался над люками канализационных колодцев, выходящих на поверхность проезжей части, да и то лишь на несколько секунд.

— Слишком много думаете, мистер Холмс, — заметила Эмма, когда они шли через вестибюль административного здания аэропорта. — Ты зациклился на одной идее, этак можно и спятить. Дай мозгам отдохнуть, может, у тебя будет внезапное озарение. Вот Альберт Эйнштейн, например, предпочитал сменить занятие, когда безуспешно бился над каким-нибудь вопросом. Быть может, этот метод сработает и сейчас, ведь ты у нас тоже гений.

— Ума не приложу, куда подевались бриллианты, — Дункан открыл и придержал стеклянную дверь, пропуская Эмму.

— У меня были кое-какие предположения, можно сказать догадки, но, просмотрев наши видеозаписи, я поняла, что они ни к черту не годятся, — сказала Эмма, когда они вышли из здания и направились к стоянке такси. — Я начинаю верить, что без вмешательства потусторонних сил тут не обошлось. Наверное, произошел внезапный пространственно-временной сдвиг, как ты думаешь?

— Как ты об этом догадалась? Мне почему-то это даже в голову не пришло, — рассмеялся Дункан, усаживаясь рядом с ней на заднее сиденье такси. — Теперь я понимаю, что в то утро в четверг какой-нибудь зловредный дух был в изрядном подпитии и устроил нам козни.

Эмма фыркнула.

— Ты все еще по-прежнему любишь свою работу?

Вздохнув, Дункан откинул голову на спинку сиденья и сказал:

— Как ни странно — да. Сдается мне, что родители были правы, когда говорили, что у меня не все в порядке с головой.

— Самое главное, чтобы она работала, Холмс.

Дункан ухмыльнулся и слегка сжал ее руку.

— Если эта работа меня доконает, то я позабочусь о том, чтобы ты заняла мое место.

Вскоре такси остановилось у Сентинел-Билдинг.

Поднявшись к себе в офис, Дункан вновь нашел кассету с записью перевозки бриллиантов, установил ее в видеомагнитофон и уселся перед экраном, чтобы в сотый раз все обдумать и взвесить.

Он догадывался, что в чем-то сильно просчитался, что-то упустил из виду. Дункан был в этом абсолютно уверен, поскольку интуиция никогда его еще не подводила. Он тихо чертыхался, стараясь понять, что именно ускользнуло от его внимания.

Харли вот уже два часа сидела в кресле, время от времени бросая хмурые, косые взгляды на гитару, лежащую на кровати. Поначалу она во всех бедах обвинила магазин музыкальных инструментов «Мэнни-Мьюзик», затем эта участь не обошла и Дункана. Однако, поразмыслив здраво, она пришла к выводу, что вообще-то винить некого.

Когда ей надоело дуться, она вскочила с кресла и бросилась на кухню. Ей на память пришли слова матери о том, что если тебя гложут сомнения и тебе тоскливо, то иди на кухню и приготовь что-нибудь вкусненькое, лучше всего займись выпечкой.

Харли стояла за столом и раскатывала тесто, понимая, что это нудное, монотонное занятие особого душевного облегчения не принесет. Ее тяготила неопределенность положения, в котором она оказалась. Чтобы разобраться в себе и устранить внутренний разлад, нужно было хорошенько развеяться, а не сидеть в четырех стенах. Ей действительно было над чем подумать: во-первых, выяснить для себя, что делать в будущем с музыкальной карьерой, — уже сейчас было ясно, что с эстрадной музыкой покончено, а во-вторых, понять, чего она хочет от жизни как женщина.

Харли дождалась того момента, когда испеклись булочки, вытащила их из духовки и побежала в спальню, чтобы переодеться. Она быстро скинула рубашку Дункана, которая оказалась вся в муке, и натянула свою футболку и джинсы. Затем прошла в ванную, чтобы причесаться, но расчески, как назло, на месте не было. Харли раздраженно покрутила головой, пошарила рукой по нижней полке и наконец-то ее нашла. Торопливо проведя расческой по волосам, она стремглав выскочила за дверь и вызвала лифт. Выйдя из Сентинел-Билдинг, Харли свернула налево и пошла по Пятой авеню.

Она быстро шла, ничего не замечая вокруг. Раньше бы она наверняка остановилась поглазеть на магазин Генри Бенделя, находящийся на противоположной стороне улицы, и на собор святого Патрика, увенчанный готическими железными шпилями, чтобы потом сравнить архитектуру того и другого сооружения. Харли все еще продолжала дуться на Дункана из-за его убийственной логики, которой он припер ее к стенке, внеся в душу смятение. Но теперь она радовалась тому, что не надо одной сидеть в квартире. Она бодро вышагивала по улице, размахивая руками и не обращая внимания ни на людей вокруг, ни на витрины и вывески магазинов, которые от быстрой ходьбы казались ей одной пестрой лентой ярких пятен, и шепотом признавалась себе в том, о чем раньше боялась даже подумать.

Ее шепот превратился в пронзительный крик, когда внезапно двое мужчин — это не были Дезмон и Луи, как ей поначалу показалось, — схватили ее за руки.

— Отпуск закончился, мисс Миллер, — прогнусавил тот, что держал ее правую руку.

«Господи, они знают мое имя!» — в ужасе подумала Харли.

— Пойдете с нами, — сказал стоявший слева, и они потащили ее в коричневую машину, которая поджидала их у тротуара.

Харли пронзительно взвизгнула:

— Пустите!

Она принялась яростно вырываться и пинать этих двоих ногами. Растерявшись от неожиданного сопротивления, они разжали руки, и Харли грохнулась со всего размаху на асфальт. Усевшись прямо посреди тротуара, она с бьющимся от страха сердцем что есть мочи запела «Святые маршируют».

В этот момент она просто забыла, что есть еще и другие хорошие песни.

Ее похитители испуганно уставились сначала на нее, затем обвели взглядом людей, собравшихся вокруг, чтобы утолить свое любопытство, после чего, словно сговорившись, одновременно бросились к машине. Они еще не успели захлопнуть за собой двери, как автомобиль сорвался с места и умчался прочь, затерявшись среди потока других машин.

Харли продолжала петь. Поскольку она была профессиональной певицей и раз уж у нее появилась аудитория, она решила допеть песню до конца. В ее голове промелькнула мысль о том, что иногда она фальшивит, но Харли было все равно. Когда тебя трясет от страха, голос может и подвести.

Когда она закончила петь и поднялась с тротуара, ее ноги дрожали. А тут еще пришлось раскланиваться перед толпой людей, в ответ на дружные аплодисменты. Затем Харли непослушными пальцами расстегнула сумочку и достала сотовый телефон. Она не была уверена в том, что набрала правильный номер в офис, пока не услышала в трубке голос Эммы.

—Агентство «Колангко интернэшнл», офис Дункана Ланга. Вас слушают.

— Эмма, — Харли не узнавала свой хриплый, сдавленный голос, — только что какие-то два типа пытались… э-э-э… я не знаю, как бы лучше это сказать, — одним словом, меня пытались похитить.

— Господи! С тобой все в порядке?

— Я до смерти перепугалась, но, кажется, осталась цела и невредима.

— Где ты сейчас находишься? — торопливо спросила Эмма.

— Я, — Харли подняла голову и огляделась, — где-то на Пятой авеню, я почти дошла до 43-й улицы.

— Оставайся там же и жди меня. Помни: не покидай людного места. Я уже еду.

Однако через пять минут появилась не Эмма, а Дункан. Он выскочил из такси, которое с визгом затормозило у края тротуара, и бросился к ней. Схватив ее в объятия, он взволнованно спросил:

— Бог мой, Харли, как ты меня напугала! Тебе ничего не сделали? Как ты себя чувствуешь?

К тому моменту, когда он появился, Харли уже взяла себя в руки и успокоилась. Она обвила его шею руками и произнесла:

— Все нормально, Дункан. Честно.

— Милая моя! — взволнованно воскликнул Дункан, прижимая ее к груди. — Я не должен был оставлять тебя одну. Как я об этом не подумал!

— Дункан, не переживай так. Я все время помнила о тебе, — тихо проговорила Харли. — Когда эти гориллы меня схватили, я уселась посреди тротуара и начала петь. Они растерялись и отвалили, выражаясь твоими словами.

Дункан отстранился и посмотрел на нее. По его глазам она поняла, что он из-за нее сильно переволновался и все еще не верит, что опасность позади и с ней ничего не случилось.

— Ты села и запела? — переспросил Дункан.

— Да, «Святые маршируют», а после люди, которые собрались вокруг, даже аплодировали мне.

— Ну и ну! — Дункан вновь прижал ее к себе.

—Слава Богу, что ты никогда не теряешься. Ты не будешь возражать, если я приставлю к тебе парочку телохранителей?

— Согласна на целую армию.

Дункан улыбнулся.

— Договорились — окружу тебя целой армией. Никогда бы не подумал, что Дезмон и Луи выкинут что-нибудь подобное, — он покачал головой.

— А это были не они.

— Не может быть. Ты уверена?

— Абсолютно.

Несколько секунд Дункан сосредоточенно о чем-то думал.

— Они могли специально подослать кого-нибудь вместо себя. Если ты помнишь, эти парни пообещали, что не останутся передо мной в долгу. — Его глаза угрожающе сверкнули, когда он сквозь зубы произнес: — Если они замешаны в этом нападении, то поплатятся головой, когда я их найду. — Он снова ее поцеловал, нежно погладил по волосам. — Сейчас мы поедем в офис, и ты дашь Эмме подробное описание этих типов. И будешь паинькой — ни шагу из офиса. Будешь меня слушаться?

— Беспрекословно.

Когда они приехали в офис, он оставил Харли с Эммой. Его помощница со слов Харли начала составлять компьютерный фоторобот для опознания двух головорезов. Дункан старался всем своим видом показать, что ничего страшного не произошло. Это было довольно трудно, поскольку на этот раз ставкой в опасной игре была жизнь Харли.

Сейчас требовалось только одно — найти бриллианты Жискара, и чем быстрее он это сделает, тем лучше. Дункан прошел к себе в кабинет и уселся перед экраном, чтобы вновь просмотреть видеозапись перевозки бриллиантов из аэропорта в музей. Он был убежден, что только с помощью этой пленки можно раскрыть совершенное преступление.

Дункан, погруженный в изучение видеозаписи, не заметил, как за окном день превратился в ночь. В глазах уже рябило, когда он в очередной раз просматривал знакомую до мельчайших подробностей пленку. Дункан оторвал взгляд от монитора и чертыхнулся, когда непонятно откуда в его кабинет проник яркий свет.

— Что за?.. — он оглянулся и увидел Харли, стоявшую в дверях.

— Привет, дорогой, — проворковала она, широко распахнув темно-синий плащ. Кроме легкомысленного черного бикини, в котором она выглядела очень соблазнительно, под плащом на ней ничего не было. — Приглашаю тебя на ужин, а после будет десерт.

Ей не пришлось повторять дважды. Дункан вылетел из кресла так, словно его выбросило пружиной.

— Мне бы хотелось, чтобы ты каждый раз вот таким образом извещала меня о конце рабочего дня, — радостно сказал он.

— Я подумаю над этим, — Харли взяла его за руку и потащила к лифту, чтобы подняться в апартаменты.

— Как у тебя дела, все в порядке?

— Все просто превосходно, Дункан. Честно.

— Скажи мне, почему сегодня утром ты удрала отсюда?

— Мне надо было подумать. — Они остановились перед лифтом. — Я хотела понять, чем заниматься дальше. Раз я не Джейн Миллер и не Патти Смит, то, может, мне стать этакой секс-певичкой? Буду в полуобнаженном виде распевать в ночных клубах песни в стиле «кантри», а?

— Я не против, — Дункан облизнулся, еще раз взглянув на ее наряд.

Когда лифт начал подниматься, Дункан привлек к себе Харли и обнял ее. Он был счастлив — Харли принадлежала ему. Дункан проявлял неуемное рвение только в двух случаях: когда речь шла о работе и о Харли. «Родственная душа», — улыбнулся Дункан своим мыслям. Им пришлось вместе бороться против своих предубеждений и укоренившегося мнения о самих себе, кем они были и чего хотят добиться от жизни.

Он был окончательно сражен, когда увидел, что после столь хлопотного дня Харли позаботилась об ужине и нашла в себе силы, чтобы его приготовить. Он ожидал, что сегодня им придется довольствоваться какими-нибудь полуфабрикатами, приготовленными на скорую руку, но ошибся. На столе стояло блюдо с овощным салатом и уже разделанной курицей, запеченной в духовке. Рядом лежали булочки, покрытые аппетитной, золотистой корочкой. Дункан на них уставился, словно не верил собственным глазам.

— Ты это сама испекла? — он указал рукой на булочки.

— Да. Мне же надо было чем-то заняться, иначе я бы просто тихо сошла с ума, — она уселась за стол, запахнув на себе плащ.

— Ты перенервничала из-за тех типов? — Дункан напрягся.

— Нет-нет, — Харли мило улыбнулась. Он немного расслабился.

— Тогда из-за чего?

— Из-за тебя, естественно. Твои логические выкладки, Дункан, разят не в бровь, а в глаз, — проговорила она, растягивая слова.

— Извини, я не хотел, — он улыбнулся. Ему нравился ее мягкий, протяжный выговор.

— За что? Ты был абсолютно прав, — сказала Харли, нацелившись вилкой на салат. — Просто все это время я была уверена в том, что знаю, кто я и чего хочу. Для меня было настоящим ударом узнать, что, кроме рока, я люблю еще и другую музыку.

— А как ты додумалась до того, чтобы исполнять песни кантри в ночном секс-клубе?

— Да все очень просто. Берем мое происхождение, а я родилась и выросла, можно сказать, в деревне, далее добавляем к этому капельку дерзости, которая у меня появилась, когда я стала подростком, и наконец — очарования и непосредственности от Джейн Миллер, вот и все! К сожалению, это никуда не годится, — с печальным вздохом закончила Харли.

— А почему? — Ему так понравилось, как она выглядит в легком черном белье.

Откинувшись на спинку стула, Харли вновь тяжело вздохнула.

— Почему? Такая уж я правильная. Мне совесть не позволит рекламировать образ распутной девицы, лишенной морали, перед моими юными поклонниками, ведь в этом возрасте они такие восприимчивые и доверчивые!

— Да, незадача, — посочувствовал Дункан.

— Вот и я про то же.

— В таком случае, что же ты собираешься делать?

Харли ткнула вилкой в салат.

— Теперь мне ясно как Божий день, что мое призвание — это кантри и фолк-рок. И никуда от этого не деться.

Затаив дыхание, Дункан спросил:

— А как же твой контракт с «Сони»?

— Не знаю, — она несколько секунд отрешенно смотрела в пустоту, затем покачала головой и вновь вернулась к еде.

— Если я пойму, что не могу сочинить ничего хорошего, то запишу для студии сборник своих лучших хитов за прошлые годы. Думаю, что в любом случае они останутся довольны.

— А ты?

Харли подняла голову и посмотрела на него. В голубых глазах Дункан увидел растерянность и удивление. Он понял, что ее больше озадачил не сам вопрос, а то, что он вообще об этом спросил. Неужели она до сих пор не видит, что он болеет за нее всей душой? Если она не будет счастливой, то и ему будет плохо.

— Нет, наверное — нет, — ответила Харли. — Ну вот, теперь я окончательно запуталась: не знаю, чего хочу, чему радоваться, — она махнула рукой, но поспешила добавить: — К тебе это, естественно, не относится.

— Спасибо, — облегченно вздохнул Дункан, удивившись тому, как мало, оказывается, ему надо для счастья.

— Надеюсь, что ты в этом не сомневаешься: и что тебе со мною было хорошо — Дункан вспомнил, как они занимались любовью, и его пронзило острое желание.

— О да.

— Отлично, — Харли радостно улыбнулась и вернулась к салату. — Расскажи мне, как прошел день?

Дункан намеревался вкратце сообщить, чем занимался весь день, но Харли ежесекундно его перебивала, засыпая вопросами. Потихоньку он так углубился в свои объяснения, что в результате у него получился чуть ли не дословный отчет о расследовании. Где-то в середине разговора Дункан внезапно понял, что Харли проявляет не праздное любопытство, а на самом деле искренне интересуется тем, чем он занимался, о чем думал, как оценивал те или иные факты.

До сих пор ему почему-то не приходило в голову, что его работа может интересовать Харли. Он был приятно удивлен. Насколько он понял, ее абсолютно не волновала его прошлая жизнь. Она принимала его таким, каким он был теперь, и расспрашивала только о том, что его тревожило сейчас. Однако от этого ему становилось еще тоскливее на душе. Он видел ее искренний и живой интерес, в нем поначалу затеплилась надежда — может, она никуда не уедет и останется с ним в Нью-Йорке? Но умом он понимал, что тешит себя иллюзиями, поскольку Харли расстанется с ним, как только закончатся ее каникулы.

Харли бросила все и удрала без оглядки от Бойда Монро и той невыносимой жизни, которую с его помощью сама себе выбрала. Вырвавшись на свободу впервые за девять лет, она только-только начала приходить в себя, как в ее жизни появился Дункан. Ей нужна полная независимость, она должна вовсю наслаждаться своей свободой, а что сделал он? Он затащил ее к себе в постель, предоставив временное пристанище у себя дома, и из-за него она оказалась втянутой в смертельно опасное расследование, связанное с его работой. Какая уж тут свобода?

Дункан поднял голову и внимательно посмотрел на Харли. Свет от зажженных свечей играл мерцающими бликами на ее плаще. Она должна быть свободной, решил он. Ему не удержать ее рядом с собой. Уж слишком хорошо он себя знал, чтобы не понимать, какая жизнь ждет Харли, если она останется с ним. Она должна сама сделать свой выбор в жизни.

Его взгляд затуманился. Не хватало еще пустить слезу. Дункан удивлялся сам себе: «Крепко тебя, парень, зацепило! Последнее время ты стал чересчур уж сентиментальным». Он решил расстаться с Харли, хотя его душа и сердце протестовали.

Слава Богу, у него в запасе есть еще одна ночь, которую они проведут вместе. Только это его и утешало. А завтра ему надо собрать всю свою волю в кулак, чтобы до конца довести то, что он задумал. Но где найти столько мужества, чтобы совладать со своими чувствами?

Дункан решил отложить объяснение с Харли до утра. Зачем ломать голову и терзать себя, когда впереди ждет упоительная, сладостная ночь? Завтра, все решится завтра. Сейчас он знал только одно — в нем растет чувственное возбуждение и желание.

Он поднялся и, обойдя вокруг стола, подошел к Харли.

— Как насчет обещанного десерта?

Она подняла голову. Небесно-голубые глаза сейчас стали синими-синими. От ее взгляда у него перехватило дыхание.

— О да. Пожалуйста.

Не тратя больше времени на разговоры, он подхватил ее на руки и понес в спальню.

Где-то далеко задребезжал телефонный звонок. С недовольным ворчанием Дункан открыл глаза. Одурманенный сном, он уставился на будильник, пытаясь понять, который был час. Часы, стоявшие на ночном столике, показывали три двадцать. Они и часа не проспали, как их разбудили.

— Скажи им, пусть катятся на все четыре стороны, — сонным голосом дала ему дельный совет Харли.

В темноте он начал шарить рукой по столику и наконец нащупал телефон.

— Лучше бы это были хорошие новости, — произнес он в трубку, предупреждая собеседника.

— Это зависит то того, что ты называешь хорошей новостью, — раздался в трубке мужской голос. Дункан мгновенно проснулся, услышав его.

— Кармин, это ты?

— Да. Ты сказал звонить в любое время, если у меня появится какая-нибудь интересная информация, — ответил Кармин Беллини, забыв извиниться и поздороваться.

— Да-да, я помню. Ты нашел что-то на Бойда Монро? — Дункан услышал, что Харли тоже проснулась и прислушивается к их разговору.

— Нет, речь пойдет не о нем, — сказал Кармин. — Совершенно случайно мне стало известно кое-что, и я подумал, что об этом лучше сразу же сообщить тебе.

Дункану показалось, что его друг чем-то огорчен и страшно нервничает. Раньше он за ним такого не замечал.

— Спасибо, Кармин. Так что ты нашел?

— Это касается твоего брата.

Дункан стремительно сел на кровати, не замечая, что стащил с Харли одеяло.

— О Брэндоне?

— Да, мой друг, — подтвердил Кармин, — о нем. Не знаю, с чего лучше начать, поэтому скажу самое главное: твой брат задолжал Маурицио и его мафиозному клану более восьмисот тысяч долларов.

Во рту у Дункана появился противный металлический привкус.

— Каким образом?

— Ставки на скачках, а также другие азартные игры.

У Дункана внутри все похолодело.

— Это просто чушь какая-то! Должно быть, ошибка. Брэндон никогда не играл на скачках.

— К сожалению, Дункан, ошибки никакой нет. Он играет, и уже давно. Он один из самых азартных игроков и делает невероятно высокие ставки. Вся информация об этом хранится в глубокой тайне, практически никто ничего не знает. Но мне это рассказал лично Данте Маурицио. Ты, должно быть, в курсе, что он заправляет игровым бизнесом в городе. Брэндон уже не один год напрямую связан с кланом Маурицио и вместе с ними проворачивает свои дела. Они ему доверяют, почему и разрешали ему делать ставки в долг. Но совсем недавно Анжело ни с того ни с сего потребовал уплатить долг, и они уверены, что Брэндон его полностью вернет. Вот так, Дункан.

Мысли, одна ужаснее другой, молнией проносились у него в голове. В эту минуту ему хотелось, чтобы все это было просто кошмарным сном. Наконец он спросил:

— Эти Маурицио настроены серьезно, не шутят?

— Очень серьезно.

— О Господи! — простонал Дункан.

— Если я услышу еще что-нибудь, то я тебе позвоню.

— Спасибо, — не своим голосом ответил Дункан.

— Извини, что все так вышло, дружище.

— Я твой должник, Кармин.

Дункан сидел, отрешенно уставившись в пустоту. У него не было сил ни думать, ни двигаться, он даже не мог заставить себя положить телефонную трубку на место. Неужели это правда, насчет Брэндона?

— Дункан, что случилось? — спросила Харли. Встав на колени, она обвила его руками и прижалась всем телом к его спине. Он даже не почувствовал этого.

В его голове возникали ужасные подозрения, которые ему причиняли нестерпимую боль. Если все это правда, то Брэндон… Нет, этого просто не может быть. Вздор какой-то! Брэндон бы никогда так не поступил. Он знает, что случилось бы с родителями и какие последствия грозили бы их агентству. Такого страшного удара они бы не перенесли. Брэндон — старший сын, и он должен был наследовать дело отца. Нет, Брэндон никогда бы не стал рисковать репутацией их компании. Это просто подло сомневаться в его честности.

— Дункан! — Харли смотрела на него с тревогой. — У Брэндона неприятности?

Металлический привкус во рту усилился. Дункана охватило отчаяние. Восемьсот тысяч долларов! Это конец. Будет лучше, если Брэндон успеет приставить пистолет к виску и разнести себе полголовы до того, как о его грязных делах узнает отец. Только Брэндон не сделает этого. Он, будучи до нахальности самоуверенным, никогда не принесет себя в жертву. Это не в его характере. Его брат даже такого слова-то не знает — «самопожертвование».

Он резко отстранился от Харли и встал с кровати.

— Дункан, что случилось?

— Мне надо спуститься в офис, — ответил он, надевая джинсы. — Я должен срочно проверить кое-какую информацию.

— Скажи мне, в чем дело?

Дункан быстро отвернулся, чтобы она не видела его глаз. Сейчас он не должен ничего говорить Харли, а тем более искать ее участия. Хотя для этого достаточно лишь поделиться с ней своей болью. Она сразу поймет его беды и поддержит в трудную минуту. Но с его стороны было бы низостью пользоваться ее добротой втягивая в свои служебные дела и семейные дрязги.

— Может быть, ничего серьезного, — ответил Дункан, застегивая рубашку, — а может — наоборот.

Он надел туфли-мокасины из мягкой кожи и вышел из спальни. Никогда раньше Дункан не чувствовал себя таким несчастным и одиноким. На душе у него было гадко, он себя просто ненавидел.

Дункан отрешенно, словно во сне, спустился на лифте на нужный этаж, прошел через холл, затем миновал кабинеты отца и Брэндона и оказался в своем темном, мрачном офисе.

Застыв посреди кабинета, Дункан какое-то время смотрел через окно на черные небоскребы, выделяющиеся на фоне ночного неба. Господи, неужели ему надо будет доказывать вину собственного брата? Включив все светильники, которые только были в кабинете, Дункан направился к столу.

Когда он устроился в кресле перед компьютером, то снова на него нашло оцепенение. Он сидел неподвижно, словно каменное изваяние, чувствуя, как страх клещами сжимает его сердце.

Наконец Дункан собрался с силами и, развернувшись лицом к мониторам, включил видеомагнитофон. Установив уже надоевшую ему кассету с записью перевозки бриллиантов из аэропорта в музей, он перемотал пленку, чтобы найти интересующий его кадр. Он не стал задерживаться на записи, воспроизводящей приземление самолета, его пробег по дорожке, остановку у частного ангара, а начал смотреть с того места, когда Брэндон вышел из своей машины, черный «Астон-Мартин», стоящей перед служебным лимузином «Колангко».

Дункан уже раз тридцать видел этот сюжет: вот его брат, высокий красавец блондин, идет по бетонной площадке перед ангаром к узенькому трапу самолета; вот он поднимается по ступенькам и, поздоровавшись с курьером Жискара, предъявляет тому свои документы. Затем Брэндон из рук в руки получает черный кейс, прощается с курьером, разворачивается и начинает спускаться по трапу, от которого до служебной машины не больше десяти метров. Вот он подходит к лимузину, где его ждут охранники. Они сидят внутри в салоне на заднем сиденье. Передав им через окно кейс, он возвращается к своей машине, садится за руль и трогается с места; за ним едет лимузин. Затем они один за другим выезжают за ворота частного аэродрома и направляются в город.

Он перемотал пленку на то место, откуда начал просмотр. Итак, Брэндон вышел из машины и неспешно направился к самолету. Затем он поднялся по трапу и, поздоровавшись с курьером и показав тому личную карточку, взял в руки кейс… Стоп!

Дункан нажал на кнопку паузы. В момент передачи кейса Брэндон заслонил его от камеры спиной, хотя вполне мог его взять, и это было бы более естественно и удобно, за ручку, когда тот находился на уровне его бедра. Нет, видимо, он все рассчитал заранее и принял кейс перед собой, закрыв его от объектива. Дункан повторно просмотрел этот момент в режиме медленного воспроизведения. Глядя на экран, он тихо воскликнул:

— Только не это!

Курьер развернулся и вошел в самолет еще до того, как Брэндон повернулся лицом к камере и начал спускаться по трапу.

— Брэндон, не делай этого, — с мольбой в голосе прошептал Дункан.

Внезапно его осенило, и ему стало страшно. Он быстро повернулся к компьютеру и нашел файл, содержащий всю информацию по делу похищения бриллиантов Жискара и который он уже знал наизусть. Щелкая клавиатурой, перескакивая через целые страницы, Дункан быстро нашел то, что его интересовало.

Брэндон связался с Жискаром и убедил того отправить драгоценности в Нью-Йорк, чтобы музей Барлетта их выставил для публичного обозрения, естественно, предоставив определенные гарантии. Это казалось очень странным, поскольку Жискар в течение всего года получал заманчивые предложения от музея и всякий раз от них отказывался. Брэндону удалось каким-то непонятным образом переубедить Жискара и договориться о том, что для охраны бриллиантов следует нанять «Колангко», лучшую фирму, которая оказывает услуги такого рода.

Для перевозки бриллиантов Брэндон переслал Жискару специально изготовленный кейс.

Похолодев от мрачных предчувствий, Дункан вновь развернулся к экранам. Он еще раз просмотрел нужный эпизод в режиме замедленного воспроизведения. Все верно: курьер скрывается в самолете, Брэндон стоит спиной к камере, заслоняя собою кейс. Затем Дункан просмотрел этот кусок в обычном режиме до того момента, когда Брэндон развернулся и начал спускаться по трапу. Брэндон не поворачивался лицом к камере в течение трех секунд. Для любого ловкача-фокусника три секунды — это целый вагон времени.

Только что Дункан потерял брата и частичку самого себя. В одно мгновение целый мир из его жизни оказался вычеркнутым.

Он задыхался от гнева и отчаяния. У него не укладывалось в голове, как его родной брат, которого родители считали хорошим мальчиком, подающим большие надежды, мог на это пойти? Неужели это тот же самый Брэндон, которого ему всегда ставили в пример, а он, Дункан, хотя и возмущался, втайне ему завидовал?

А сегодня его брат украл бриллиантов на миллион долларов, чтобы расплатиться с долгами, которых наделал, поддавшись порочным страстям. Он поступился честью своей семьи, запятнал грязью репутацию компании, а Дункана просто подставил, попросив его подготовить план транспортировки бриллиантов, заранее зная, что именно младшему брату придется потом все расхлебывать. Своим бесчестным поступком он предал их семью.

Дункан с трудом сдержал слезы. Как только Брэндон мог опуститься до такой низости? Украв бриллианты, он натравил на Дункана родителей, французскую мафию, нью-йоркскую полицию, сделав его козлом отпущения, а сам остался в стороне, чтобы спокойно за всем этим наблюдать.

Дункан вскочил с кресла. Он не знал, как дать выход боли, гневу и отчаянию, которые рвали на части его сердце. Сейчас ему хотелось затеять с кем-нибудь драку, разбить что-нибудь или, на худой конец, просто найти себе какое-нибудь занятие, чтобы облегчить свои страдания.

Он уже было сорвался с места, когда увидел Харли, сидящую на стуле перед его столом. Она молча наблюдала за ним, тихая и спокойная. Он опешил от неожиданности и спросил:

— Ты давно здесь?

— Я пришла сюда следом за тобой, — мягко ответила Харли. — Это Брэндон украл бриллианты?

Дункан побледнел, услышав ее вопрос. Вся его ярость и злость уже исчезли, остались только горечь и боль в сердце.

— Да. — От этого слова в кабинете сразу стало холодно и неуютно.

— Значит, он тебя подставил?

— Да.

— Значит, ты все время в нем ошибался?

— Да.

Харли поднялась со стула и подошла к Дункану. Взяв его за руку, она потянула его за собой,

— Пойдем.

Она подвела его к темно-зеленому кожаному дивану. Дункан буквально рухнул на него. Судя по всему, он еще не совсем оправился от перенесенного шока. Харли устроилась рядом, близко придвинулась к нему, устроилась поудобнее и, положив голову на плечо, попросила:

— Расскажи мне все, пожалуйста.

Дункан говорил торопливо и поначалу сбивчиво. Потом уже его нельзя было остановить, слова лились бурным потоком, словно его прорвало, как плотину. Он ей рассказал, каким образом Брэндон украл бриллианты и почему это сделал, и многое, многое другое. Когда ему было пять лет, а его образцовому братцу семь, он тайком подсматривал за Брэндоном и его одноклассницами, когда они бегали и резвились на школьной площадке. А когда ему было четырнадцать лет, он с завистью наблюдал, как за его братом, которого уже считали юношей, подающим большие надежды, увивались толпы девчонок.

Он ей рассказал и о том, что в шестнадцать лет у него был первый сексуальный опыт. Ему это устроил Брэндон. Он специально позвонил и вызвал для него девицу. Дункан трепетал от страха, и в то же время ему не терпелось узнать, что же это такое. Когда Дункан поступил в колледж, он не сомневался, что никогда ему не будет так везти, как его красавцу брату, который всегда и во всем был первым. Дункан рассказал Харли и о том, что когда через пять лет вернулся домой, то решил опять подражать своему брату и во всем быть похожим на него.

Когда он закончил говорить, небо за окном уже стало светлеть. Начиналось утро. После того как он выговорился, ему стало значительно легче. Но в сердце все равно осталась тупая, пульсирующая боль.

— Что ты теперь собираешься делать? — спросила Харли в наступившей тишине.

В этот момент она была полна кротости и сочувствия. Дункан подумал, что он мог бы, кажется, вечность сидеть и не сводить глаз с ее милого, любимого лица. Какое ему дело до того, что творится в мире? Без нее у него в душе никогда не будет мира и спокойствия. Он начал перебирать пальцами ее мягкие волосы.

— Я собираюсь доказать, что мой брат — вор, — ответил Дункан, чувствуя, как при этих словах сердце вновь пронзила острая боль.

Харли погладила его по щеке. Ей было тяжело видеть его страдания. Дункан прижал ее ладошку к своим губам и нежно поцеловал.

— Видеозапись и та информация, которую мне сообщил Кармин, не могут считаться уликами. Для Жискара, полиции и родителей мне нужно найти прямые доказательства его вины, иначе мне не поверят.

— А тебе это под силу?

— Да, — он грустно улыбнулся, — я уже знаю, как это сделать.

—Дункан, послушай, — неуверенно начала она, — я не могу избавиться от какого-то странного, тревожного чувства.

— Что тебя беспокоит?

— Не знаю, — в ее глазах светилась тревога. — В деле о похищении бриллиантов Жискара много неясностей и случайных, на первый взгляд, совпадений. Например, время, когда все это произошло. Это случилось сразу же после того, как ты начал работать на меня и когда Бойд понял, что я к нему не вернусь. Тогда я думала, что одно с другим никак не связано: мир вокруг меня разваливается, но какое мне до него дело. Сейчас я думаю, что все совпадения не были случайными.

— Харли, о чем ты говоришь? Брэндон украл бриллианты, и я могу это доказать.

— Да, я знаю. А тебе не приходило в голову, что это похищение могло быть задумано как отвлекающий маневр?

Дункан недоуменно посмотрел на нее.

— Мне кажется, что бриллианты украли не из-за их ценности, а с какой-то другой целью, — продолжила Харли. — И я думаю, что знаю с какой. Чтобы отвлечь тебя от меня.

— Но зачем?

Харли покачала головой.

— Вот этого я не знаю.

Но Дункан уже не слышал ее слов, он начал лихорадочно соображать. Положив подбородок ей на плечо и уставившись в одну точку на стене, он размышлял о том, что общего может быть между Брэндоном, Маурицио, Бойдом и Харли. Он посмотрел на Харли.

— Действительно, а что, если ты была важным звеном в какой-то цепочке?

— Согласна. Но какова моя роль?

— Все крутится вокруг денег, — он встал с дивана и принялся мерить комнату шагами.

— И Бойд, и Брэндон замешаны в какой-то авантюре с большими деньгами. Харли, давай начнем с самого начала. Когда ты сбежала из «Ритца», то расстроила планы Бойда и он не попал в Лос-Анджелес в нужное время. Следовательно, он не смог с кем-то очень важным встретиться, допустим, с человеком, представляющим интересы Маурицио на всем Западном побережье. Предположим, что Бойд ему должен был что-то передать. Но что? Очевидно, то, что он привез в США из мирового турне.

Дункан остановился и уставился на Харли, словно увидел ее впервые.

— Знаешь, — задумчиво проговорил он, — раньше я не понимал, почему Бойд остался в «Ритце», а не отправился в Лос-Анджелес, чтобы встретиться с нужным человеком. Он смог бы спокойно улететь из Нью-Йорка даже без тебя, но он этого не сделал. Следовательно, встреча не состоялась потому, что ты унесла с собой из отеля какую-то вещь, которую Бойд собирался передать людям Маурицио, — радостно заключил Дункан. — Теперь понятно, почему он так бесился, когда ты удрала. Его задача была предельно проста: найти тебя, забрать то, что ему нужно, и лететь в Лос-Анджелес.

Харли сильно побледнела.

— Но у меня нет его вещей!

— Есть что-то, просто ты об этом не подозреваешь. Пойдем наверх, — он схватил ее за руку и потянул за собой.

Через несколько минут они уже стояли посреди спальни в апартаментах на верхнем этаже и раскладывали на огромной кровати те немногочисленные вещи, которые Харли прихватила из «Ритца». Она передала Дункану темно-синий плащ Энни Мэгвайр, ее шляпку, туфли и кредитную карточку «Виза». Затем достала из шкафов свободное бежевое платье и нижнее белье, то есть все то, что было на ней в тот вечер. Она не забыла и про булавки, которыми пришлось подкалывать длинное платье к внутренней подкладке плаща. Чуть в стороне от всех остальных вещей она положила голубую зубную щетку и расческу.

— Это — все. Не так уж и много, — сказала она.

— Ответ надо искать здесь, — Дункан указал рукой на кровать. — Ну что же, приступим.

Неторопливо и методично они начали осматривать и прощупывать каждую вещь: плащ Энни, ее шляпку, туфли, которые пришлось изуродовать, оторвав им каблуки. Они изучали буквально каждый сантиметр ткани, боясь упустить из вида что-нибудь важное. В вещах Энни они ничего не обнаружили. С тем же результатом они проверили одежду Харли: ее платье и нижнее белье. Затем Дункан, вооружившись лупой, принялся внимательно рассматривать зубную щетку и расческу. Это тоже ничего не дало.

Они трижды повторили эту кропотливую операцию, но абсолютно ничего не обнаружили.

— Ты уверена, что других вещей у тебя не было? — спросил Дункан, когда они, уставшие и разочарованные, сели на кровать. — Может быть, ты забыла про заколки для волос, зубную пасту?

— Клянусь — это все, что у меня было с собой. Дункан повернул к ней голову, собираясь что-то сказать, но так и замер с открытым ртом.

— Нет, не все, — наконец произнес он охрипшим голосом. Он протянул руку и указал на золотой кулон, по форме напоминающий ноту, который висел у нее на груди. — Ты забыла о нем.

Харли поспешно сняла с себя кулон и протянула Дункану. Его пальцы дрожали от волнения, когда он изучал с помощью лупы сначала золотую цепочку, а затем сам вещицу.

— Так, так, так, — пробормотал он, — посмотрим, что у нас здесь?

Оказалось, что кулон состоял из двух половинок и внутри был полый.

У Дункана перехватило дыхание, когда ему удалось его открыть.

— Как я люблю, когда у меня все получается.

— Что там? — нетерпеливо воскликнула Харли.

— Компьютерный чип, — заволновался Дункан. — Он может содержать абсолютно любую информацию: начиная от секретных разработок в области высоких технологий и кончая государственной тайной. Какая бы информация на нем ни была, Бойд гонялся именно за ним, а Маурицио в бешенстве от того, что до сих пор этот чип не попал к его людям в Лос-Анджелесе.

— Понятно, почему Бойд хотел, чтобы меня поскорее нашли и вернули в «Ритц», — проговорила Харли, изучая маленькую микросхему. — Других путей, чтобы быстро заполучить эту штуку в свои руки, у него просто не было. Покажи мне, как ты открыл кулон? — спросила Харли.

Дункан ногтем большого пальца нажал на маленькую, едва заметную защелку на обратной стороне кулона по правому краю, чтобы продемонстрировать, как он открыл кулон.

— Но я его покупала в магазине. Откуда взялся этот тайничок?

— Я думаю, что Бойд заказал копию, выбрал удобный момент и подменил настоящий кулон.

— Но он ведь очень сильно рисковал, поскольку я могла случайно потерять его, сломать.

— Бойд знал, что ты дорожишь кулоном и всегда его носишь, поэтому он был уверен, что у тебя кулон будет в целости и сохранности. Он нашел идеальный способ для тайной перевозки секретной информации. Сама видишь, что микрочип запросто уместился в твоем кулоне. А для контрабанды чего-нибудь более крупного по размеру он мог использовать музыкальные инструменты или сценическое оборудование. Для него ты была хорошим, надежным прикрытием.

— У меня голова идет кругом, — Харли потерла пальцами виски. Она действительно выглядела неважно. — Меня тошнит от всего этого.

— Соберись с силами, дорогая, — сказал Дункан, протянув ей руку. — Нам надо посмотреть, какую информацию содержит этот чип.

Установка чипа заняла всего несколько минут, затем Дункан включил компьютер. Они уставились на экран, на котором появилась какая-то тарабарщина: непонятные цифры, буквы…

— Мы сделали что-то не так? — заволновалась Харли.

Дункан откинулся на спинку кресла. Он был разочарован и огорчен. Но тут его внезапно осенило.

— Он работает только в паре. Харли нахмурилась, но через секунду сообразила, что хотел сказать Дункан.

— Получается, что нам нужен еще один точно такой же микрочип?

— Ну конечно. Один чип без своего собрата абсолютно бесполезен.

— Хорошо, один мы нашли, а где взять второй?.. — ее глаза стали круглыми. — Дункан, может, второй чип у Брэндона?

— Скорее всего да.

В одно мгновение он мысленно соединил воедино все разрозненные детали головоломки, создав целостную картину преступления.

— Два чипа, два канала ввоза в страну, два курьера. Он разработал гениальную систему.

Дункан вскочил с кресла и принялся выхаживать взад и вперед. Он не мог сидеть без дела, ему надо было двигаться. Кроме того, он никак не мог успокоиться и подозревал, что спокойной жизни у него еще долго не будет.

— Послушай, как все это было задумано и осуществлено. Брэндон уже довольно давно стал заядлым игроком, но ему не везло. В азарте он терял голову и делал большие ставки. Естественно, проигрывал. Итог плачевный: он задолжал огромные деньги Маурицио и его людям. В один прекрасный день они его приперли к стенке: плати долг или… сам знаешь, что будет. Брэндон сказал, что таких больших наличных у него нет. Те на него надавили. Брэндон впал в отчаяние. Затем Анжело Маурицио пошел ему навстречу и предложил компромиссное решение. Брэндон должен был выполнить для него какую-то пустячную работу во Флориде, чтобы погасить свой долг.

— Во Флориде?

— Да. По крайней мере, я так предполагаю. Его поездка в Майами с самого начала мне показалась подозрительной. Там было абсолютно простое дело, задание для школьника, на которое можно было безо всякого риска отправить кого-нибудь из молодых. Мог бы и я поехать. Однако он настоял, чтобы отец послал в Майами его.

Харли уселась в его вращающееся кресло. Оттуда ей было удобнее за ним наблюдать, поскольку Дункан ни секунды не стоял на месте, а метался по кабинету.

— Хорошо, у Брэндона находится второй чип. Что дальше?

Дункан почувствовал, что его лоб покрывается холодной испариной.

— Не знаю… Я думаю, что он должен был лететь в Лос-Анджелес, как представитель Бойда, и передать оба чипа людям Маурицио. Он мог более свободно передвигаться из одного места в другое, чем Бойд. У Бойда была другая задача: он должен был держать тебя под контролем.

— Кажется, что это было сто лет назад, — тихо произнесла Харли.

— Да, — согласился Дункан, встав перед окном. Уже светало.

— Одним словом, у Брэндона был один чип, у Бойда — другой, и все у них шло хорошо да гладко, пока я не сбежала из отеля.

— Да. Бойд страшно перепугался и запаниковал, и это понятно, — Дункан поежился и продолжил: — Маурицио и его люди не прощают ошибок. Должно быть, Бойд уже тогда знал, что должен встретиться с Брэндоном и передать свой чип. Когда ты от него убежала, естественно, он позвонил в наше агентство. Он-то ожидал, что к нему придет Брэндон и отыщет тебя. Я хорошо помню его первую реакцию, когда он меня увидел. Бойд мне заявил, чтобы я катился туда, откуда пришел, ему, видите ли, нужен только мой брат. Господи, каким же я выглядел дураком!

— Насколько я понимаю, это была нормальная реакция обычного человека, который с тобой встретился, — пошутила Харли.

Дункан едва улыбнулся.

— Итак, я пришел к Бойду. Для него было ударом, когда он меня увидел. Слава Богу, Бойд понял, что без моей помощи ему тебя не найти, и не отказался от моих услуг. Но у него, если честно, и выхода другого не было. Затем или он, или Маурицио связались с Брэндоном. Я думаю, что все же это был Маурицио. Он позвонил моему брату, сказал, что возникли непредвиденные проблемы, припугнул для порядка и приказал во всем разобраться. Во вторник ярким, солнечным утром мой братец вернулся в Нью-Йорк, где столкнулся с неожиданной трудностью. Я вел расследование совсем не так, как ему и Бойду хотелось бы. Они начали беспокоиться, почему до сих пор я не отвез тебя к Бойду, а вместе с тобой и золотой кулон? Брэндон понял, что я тебя нашел и скоро верну Бойду, но гарантий того, что я так сделаю, у него не было. Чтобы подстраховаться, он пошел на крайние меры: украл бриллианты.

Дункан запнулся. Просто безумие какое-то. Неужели Брэндон с самого начала руководил всей операцией и один смог все это провернуть? Чушь! Однако вскоре он продолжил:

— Брэндон решился на отчаянный шаг в надежде, что разыскивать тебя отец поручит ему. Он бы быстренько тебя нашел, вернул живой и невредимой Бойду. Понимаешь, он заварил эту кашу, чтобы я им не мешался под ногами. — Дункан чертыхнулся. Он вспомнил, что всю последнюю неделю Брэндон ежедневно его донимал расспросами о Харли и каждый раз настойчиво предлагал вернуть ее Бойду.

— Что-то я не очень хорошо понимаю, почему Брэндон, когда решил тебя убрать с дороги, пошел на кражу бриллиантов Жискара. Не слишком ли это круто? Голова у него работает хорошо, мог бы придумать что-нибудь попроще.

Дункан пожал плечами.

— Для него это был самый простой вариант. Конечно, с его изобретательностью он мог придумать и другое, но похищение бриллиантов Жискара имело ряд преимуществ. Во-первых, после кражи драгоценностей подозрение сразу упало на меня. И полиция, и Жискар занялись мною всерьез, и мне действительно пришлось туго. Брэндон надеялся, что я попаду в такой переплет, что мне будет не до тебя. В это время, пока я отбивался от полиции и Жискара, на сцене появился бы он и все взял в свои руки. Во-вторых, когда бриллианты исчезли, отец на самом деле собирался меня не только отстранить, но даже выгнать из компании. Случись это, твое дело опять же попало бы только к Брэндону. Но я думаю… Нет, мне хочется верить, что Брэндон ждал до последней минуты и не пошел бы на преступление, если бы я тебя вернул Бойду до четверга. Но я тебя не вернул, поэтому он украл бриллианты.

— От этого всем стало только хуже, — тихо проговорила Харли. Вскочив с кресла, она подошла к Дункану. — Ты помнишь, в среду вечером мы договорились с твоим отцом, что я не вернусь к Бойду, пока ты не проведешь расследование, которое я тебе поручила. Твой отец согласился. Возможно, тем же вечером он сам позвонил Брэндону, чтобы поставить его в известность о новом расследовании. А уж Брэндону, я думаю, совсем не хотелось, чтобы кто-то копался в делах Бойда. Да, Дункан, твой брат пошел на кражу, чтобы тебя остановить, пока ты не зашел слишком далеко и не докопался до его темных делишек.

— О Господи! — простонал Дункан. Он засунул руки в задние карманы джинсов, лишь бы Харли не видела, как они дрожат.

Она провела кончиками пальцев по его застывшему, отрешенному лицу.

— Не переживай. Брэндон планировал натравить на тебя полицию и Жискара, и ему это удалось. Казалось бы, он должен радоваться. Но вскоре твой брат понял, что его хитроумный план провалился. Он не ожидал, что ты осмелишься спорить с отцом. Я представляю себе его разочарование, когда он узнал, что, одержав в схватке с отцом победу, ты будешь продолжать расследование махинаций Бойда. Готова биться об заклад, он не думал, что ты предоставишь надежное алиби и полиция в конце концов от тебя отвяжется.

— Ты права, — тихо произнес Дункан, уставившись в одну точку. — Он знал мои привычки, знал, как я обычно провожу время, и рассчитывал, что у меня не найдется надежных свидетелей, которые бы могли подтвердить мое алиби на момент преступления.

— В итоге он не добился ничего. — Харли нежно посмотрела на Дункана. — Ты продолжаешь вести расследование, и я по-прежнему свободна.

— А Маурицио, засыпая угрозами Бойда и Брэндона, треплет им нервы, — он зло усмехнулся. — Кстати, последнее время Брэндон ежедневно навещает Бойда в отеле, он единственный человек, с которым твой бывший менеджер поддерживает связь в Нью-Йорке. Я предполагаю, что как-то раз отец послал Брэндона к Бойду, чтобы замять скандал. Теперь мой братец частый гость в «Ритце». Я догадываюсь, какие разговоры они там ведут. Им нужно заполучить тебя любой ценой.

Харли судорожно сглотнула.

— Да. Положение с каждым днем становится все хуже. Бойд трясется от страха, боится, что ты выведешь его на чистую воду, и я подлила масла в огонь, уволив его. И Брэндон не знает, как от тебя отделаться, — задумчиво проговорила Харли. — Я боюсь, что они, придя в отчаяние, натворят еще больших бед. Дункан, мне кажется, что это Брэндон проник в компьютерную сеть в субботу днем и просмотрел твои файлы. Он хотел выяснить, в каком отеле я живу. Ему была нужна я и мой кулон. Но к тому времени меня уже не было в «Миллениуме», поскольку утром я переехала в другой отель.

— Да, теперь я не сомневаюсь, что это сделал Брэндон, — с горечью произнес Дункан.

Сдвинув брови, Харли принялась кусать губы.

— Как ты думаешь, он не мог узнать, что я живу здесь? Если Брэндону это известно, то…

Дункан ее перебил:

— Он не сможет войти в…

В свою очередь, Харли тоже не дала ему договорить:

— Он досконально знает систему сигнализации в этом здании, — с жаром воскликнула она. — Кроме того, кто-то копался в моих вещах. Я это обнаружила в тот вечер, когда мы вернулись из клуба. Так, какие-то мелочи, но я абсолютно уверена, что некоторые вещи лежали не на своих местах. Например, зубная щетка, расческа…

— Ну, хорошо! — рявкнул Дункан, затем, смягчив тон, добавил: — Возможно, это был Брэндон. — На самом деле Дункан не сомневался, что это его брат обыскал их спальню.

Харли внезапно побледнела.

— Дункан! Мы с тобой все это время думали, что вчера меня хотели похитить люди Жискара, а если этих мерзавцев послал Брэндон? Он их нанял, чтобы они меня выследили, схватили и отвезли Бойду… Может такое быть?

Дункан похолодел. Ему стало страшно от мысли, промелькнувшей в его голове:

— Это были люди не Брэндона… а Маурицио, — выдохнул он.

Страх, сжимавший его сердце, уступил место слепой ярости, когда он подумал, что могло произойти с Харли. Если бы сейчас ему под руку подвернулся его старший брат, Дункан разорвал бы его на куски и не дрогнул бы.

— Дункан! Дункан! — умоляющим голосом воскликнула Харли, когда увидела его состояние. Положив руки ему на плечи, она попыталась поймать его взгляд. — Пожалуйста, успокойся.

Дункану с трудом удалось взять себя в руки. Перед его глазами все еще стояла жуткая картина кровавой мести, которой бы он подверг брата, если бы Харли попала в руки мафии.

— Я не думаю, что те люди хотели меня увезти, чтобы запугать или причинить физическую боль, — спокойно произнесла она, не давая Дункану отвести взгляд. — Один из этих типов сказал, что все, мои каникулы закончились. Мне кажется, их послали затем, чтобы меня схватили и отвезли в отель к Бойду.

Дункан перевел дыхание.

— Самое смешное то, — тихо сказала Харли, — что если бы я не сбежала из «Ритца» в тот вечер, Брэндон и Бойд спокойно, безо всяких хлопот доставили бы куда нужно чипы, и ни одна живая душа об этом бы не узнала. Тебя не заподозрили бы в краже бриллиантов, да и кражи не было бы вообще. — Ее теплый взгляд ласкал израненную душу Дункана. — Но так уж случилось, что из-за меня загорелся весь этот сыр-бор. Прошлого не вернешь.

Дункан набрал полную грудь воздуха и медленно выдохнул.

— Прошлого не вернешь, — глухо повторил Дункан. — Я знаю, как доказать, что Брэндон украл бриллианты, и я знаю, как доказать связь Маурицио, Бойда и Брэндона. Сейчас мне нужно найти улики, подтверждающие связь Бойда с Брэндоном. Для этого мне потребуется твоя помощь, Харли. — Он выжидающе посмотрел на нее.

— Можешь на меня рассчитывать, — заверила его Харли и поцеловала в сухие горячие губы. — С чего начнем?

— Прежде всего я должен позвонить в ФБР. Они уже несколько лет копают под Маурицио, чтобы упрятать его за решетку на всю жизнь. Моей информации им будет достаточно, чтобы они наконец-то смогли это сделать.

— А как же Брэндон?

О Господи! Он забыл о Брэндоне. Дункан собрался с духом и, посмотрев в ее голубые, полные тревоги глаза, произнес:

— Я не буду ничего скрывать от ФБР и расскажу все, что мне известно.

«Я этого не вынесу», — подумала Харли. Одиночество угнетало ее. Прошло уже несколько часов, и она как зверь в клетке металась по квартире Дункана.

Харли спустилась на нижний этаж, прошла мимо стола Эммы и вошла в кабинет Дункана. Он сидел перед компьютером, отрешенный от всего остального мира. Удар, который он перенес сегодня ночью, не прошел бесследно: его лицо осунулось, под глазами залегли темные тени, вся его поза выражала крайнее напряжение.

— Ты так и сидишь здесь с рассвета? — спросила Харли.

— Что? — он бросил на нее непонимающий взгляд. — А, Харли, привет. Да, я все время был в здесь.

— А ты ел?

— Что? — переспросил Дункан, Его пальцы быстро бегали по клавиатуре.

— Еда, Дункан. Знаешь такое слово — еда, или другое — пища. Могу произнести по буквам.

— Ведь для ленча еще рановато, да?

— Дункан, — укоризненно покачала головой Харли, — уже третий час. Сейчас я позвоню и закажу что-нибудь. И ты поешь, а если будешь отказываться, то я покормлю тебя с ложечки, как малого ребенка.

Дункан оторвался от своего занятия:

— Мне нравится, когда обо мне заботятся и трясутся надо мной, как над дитем.

Харли не знала, что ей делать: то ли плакать, то ли смеяться. Этот сильный целеустремленный мужчина порой вел себя как мальчишка.

— Хорошо, я буду о тебе заботиться, — она постаралась, чтобы голос ее звучал как можно более беззаботно. — Что слышно о Брэндоне?

Дункан вздохнул и откинулся на спинку кресла.

— Эмма нашла предприятие, которое изготавливает специальные чемоданчики для перевозки драгоценностей. Их продают в маленьком магазине в Брюсселе. Там учитывают любой каприз клиента и сделают тебе любой конструкции кейс, какой ни пожелаешь. Лишних вопросов не задают и не интересуются, для каких целей тебе это надо — законных или не очень. — Дункан на мгновение замолчал, а затем сказал: — Я только сейчас понял, что моего брата надо называть преступником. Смешно, тебе не кажется?

Харли взорвалась, давая выход нервному напряжению, накопившемуся за эти часы.

— Черт тебя побери, Дункан! Сколько можно себя мучить? Почему бы тебе просто не заковать своего брата в цепи и, разогнавшись на многотонном грузовике, не размазать его по стене? Разом бы со всем покончил и получил огромное удовлетворение.

— Это произвол, — ответил Дункан и повернулся к компьютеру. — Мои родители этого не оценят. Для них важны рассудительность и осмотрительность.

— А-а-а, к черту все, — пробормотала себе под нос Харли. Обманывать он не может, излить душу не может, выплакаться тоже не может, он даже есть не может! — Вспомнив о еде, она уселась за большой стол для совещаний и по телефону заказала пиццу и пару бутылок минеральной воды.

Когда заказ доставили, Харли силой вытащила Дункана из кресла и усадила за стол. Она встала над ним, как зоркий страж, и внимательно следила за тем, как он ест. Когда он проглотил последний кусок и запил его водой, зазвонил телефон. Дункан сорвался с места и успел поднять трубку до того, как раздался третий звонок.

— Слушаю.

Разговор длился не более десяти секунд. Но за эти секунды Дункан сник. Он повернулся к Харли, вид у него был абсолютно несчастный.

— Что-то случилось? — встревожилась Харли.

— Да вообще-то нет, — с деланным спокойствием ответил он. — Звонила Эмма. Люди из ФБР только что установили записывающую аппаратуру в номере Бойда. Сам он в этот момент выходил позвонить Маурицио. Ты как, готова?

— Да.

— Мы готовим Бойду западню. Помни, он это заслужил.

— Отлично! Бойд мерзавец, каких еще поискать. Мало того, что он использовал меня, он предал свою страну. В течение стольких лет торговал секретами! Я с удовольствием упрячу его за решетку.

— Так кто же из нас беспощадный? — улыбнулся Дункан.

— Пусть все знают, что с поп-звездой шутки плохи, — вздернула голову Харли. У нее отлегло от сердца, когда на его лице появилась улыбка. Видеть его удрученное лицо было для нее непереносимо. Она крепко сжала кулаки, так что ногти впились в ладони. Ох, попадись ей сейчас Брэндон, она бы расцарапала ему всю физиономию так, что он век бы ее помнил. Он же негодяй, если так подло подставил своего младшего брата! Затем ее мысли вновь вернулись к Бойду. В первую очередь надо заняться им.

Через полчаса они вошли в мраморный вестибюль отеля «Ритц-Карлтон». Дункан взял Харли за руку, и она сразу почувствовала себя уверенней. Она не заметила, как они очутились перед лифтом, как затем поднялись на двадцать третий этаж, как прошли двери его номера. Сейчас она могла думать только Бойде.

Ее удивило то, как, оказывается, легко можно уничтожить человека, который распоряжался твоей жизнью в течение девяти лет и который сделал из тебя эстрадную звезду. Она была удивлена еще и тем, что сейчас ей было совершенно не жалко Бойда. Если еще в воскресенье Харли хоть немного ему сочувствовала, поскольку он выглядел таким растерянным, когда узнал, что в его услугах она больше не нуждается, то теперь буквально кипела от гнева. Как он осмелился использовать ее в таких гнусных целях? Харли могла только гадать, как долго с ее помощью он успешно продавал государственные секреты одной страны другой стране и сколько людей от этого пострадали или даже лишились жизни. Одному Богу известно, какие тайны перевозились в ее кулоне. Ей казалось, что крошечная золотая нота раскалилась добела и она чувствует исходящий от нее нестерпимый жар.

Они подошли к номеру Бойда. Двое из четырех его телохранителей, стоявших у двери, неторопливо и методично их обыскали. Харли удивилась, зачем ему столько личных охранников? Можно подумать, они смогут защитить его от Маурицио. Убедившись в том, что у них нет с собой оружия и что Бойд их действительно ждет, телохранители пропустили посетителей в номер.

Как только Харли очутилась в знакомых стенах, на нее нахлынули воспоминания о прошлом, которое сейчас ей казалось кошмарным сном. По мраморному полу они прошли в гостиную, устланную серо-зеленым ковром. Окна и стеклянная дверь на балкон, с которого открывался вид на южную часть Центрального парка, были зашторены, отчего в номере царил гнетущий полумрак. Эту комнату явно не мешало бы проветрить, поскольку казалось, что затхлый воздух пропитан страхом, в котором последние дни жил Бойд.

Сам он стоял перед небольшим раскрытым баром и наливал себе виски. Раньше Харли не замечала, чтобы Бойд прикладывался к бутылке, поэтому она удивилась, когда увидела в его руке тяжелый хрустальный стакан, наполненный до краев. Еще больше ее поразило его мертвенно-серое лицо.

— С чем пожаловала, Харли? Будешь молить о прощении или просто хочешь поиздеваться над стариной Бойдом, а? — спросил он, повернувшись к ним.

Рука со стаканом виски заметно дрожала. Харли даже забеспокоилась, как бы он не выронил его. Заметив у нее на груди кулон, Бойд вытаращился на эту золотую вещицу, словно впервые ее увидел. Харли специально надела черные джинсы и черную блузку с глубоким декольте, верно рассчитав, что Бойд сразу же обратит внимание на ее талисман.

— Нет, Бойд, совсем за другим, — ответила она, сделав шаг вперед. Дункан встал за ее спиной. — Мы с тобой проработали вместе много лет, всякое бывало между нами. Но сейчас, наверное, пришло время забыть о взаимных обидах и претензиях. Завтра я собираюсь поехать домой в Оклахому, и мне бы хотелось расстаться с тобой по-хорошему, чтобы ты не таил на меня зла.

Бойд уставился в свой стакан, внимательно изучая янтарную жидкость.

— Рад это слышать, Джейн… Извини, я хотел сказать — Харли. Ты мне была как дочь. Мне бы тоже не хотелось, чтобы мы расстались врагами.

— Спасибо, — сказала Харли, заставив себя приблизиться к Бойду.

Ей ужасно не хотелось продолжать всю эту игру, даже разговаривать с ним было противно. Но что ей оставалось делать? По разработанному сценарию, она должна была вести себя естественно, чтобы Бойд ничего не заподозрил.

— Если бы ты мне подарил на память свою знаменитую золотую ручку, которой подписывал все наши контракты со студиями звукозаписи, то я была бы просто счастлива. Знаешь, она мне будет напоминать о старых добрых временах и успехе, который я достигла благодаря тебе.

— Да, конечно, — ответил Бойд, не сводя глаз с ее золотого кулона.

Он засунул руку во внутренний карман пиджака, достал ручку и со вздохом протянул ее Харли, но в самый последний момент, когда она уже потянулась за ней, поспешно отдернул руку.

— А может, нам сделать взаимный обмен памятными подарками? — Он нервно облизал языком сухие губы.

— Обмен?

— Ну да! Я подарю тебе ручку, а ты — мне…

— С удовольствием, Бойд. Проси что хочешь.

— Хорошо, дай подумать, — он отвел взгляд в сторону, а затем торопливо заговорил: — Я знаю, ты никогда не расстаешься со своим кулоном. И все же я рискну попросить тебя о таком подарке.

— Кулон? — Харли непроизвольно коснулась рукой груди. — Не знаю, Бойд, — с сожалением произнесла она. — Я очень дорожу им.

— Сейчас-то почему? Ведь ты его купила, когда подписала со мной первый контракт. А теперь мы с тобой расстались. Сделай красивый жест — подари его мне…

— Да, ты прав. — Харли сняла через голову цепочку и протянула талисман Бойду. — Вот, возьми с моими наилучшими пожеланиями.

Бойда так и подмывало броситься вперед и вцепиться в кулон обеими руками, но он сдержался. Отдав ей ручку, он раскрыл ладонь и подождал, пока Харли сама не положит на нее кулон. Обмен прошел чинно и благопристойно.

Заполучив долгожданную безделушку, Бойд начал нервно теребить ее пальцами.

— Бойд, я знаю о твоих достоинствах и искренне желаю, чтобы ты получил то, чего заслуживаешь, — тихо произнесла Харли.

— Спасибо, Харли, — поблагодарил Бойд. — Не пропадай, позванивай иногда.

—Хорошо.

Она не помнила, как они вышли из номера. Уже в лифте Дункан взял ее за руку, и Харли почувствовала, что вновь оживает.

— Ну как, приятно мстить? — поинтересовался он.

— Ужасно, — прошептала едва слышно Харли.

— Салливан из ФБР не хочет, чтобы ты проходила по делу Бойда как свидетель и выступала в суде. — Дункан еще крепче сжал ее руку. — Для тебя сегодня все закончится. После того как Бойд сделает официальное признание, фэбээровцы начнут его активно разрабатывать, чтобы выйти на Маурицио и взять точно с поличным.

— Дункан, это ужасно. Ведь он действительно сделал для меня много хорошего.

Неожиданно для него и для себя Харли расплакалась. Впервые в жизни она так жестоко обманула человека. На душе у нее было гадко. Дункан крепко обнял Харли, забирая ее боль себе и облегчая ее страдания. Если сегодня утром она утешала его, то сейчас их роли поменялись.

Когда двери лифта открылись, они вышли в небольшой, уютный вестибюль «Ритца». В эту секунду кто-то позвонил Дункану по сотовому телефону. Он запустил руку в карман и достал трубку.

— Алло. — Несколько секунд он молча слушал, а затем отключил телефон. — Сюда направляется Брэндон, — как и голос, лицо Дункана утратило всякое выражение. — Нам надо поскорее убираться из отеля.

Харли погладила его по щеке.

— Дункан, мне очень жаль.

Он попытался улыбнуться.

— Ничего, все в порядке.

Они взяли такси и поехали обратно в агентство. Разговаривать никому из них не хотелось. Харли мучили угрызения совести. Распроститься навсегда с Бойдом, уволив его, это одно, а вот знать, что с твоей помощью он проведет остаток своих дней в федеральной тюрьме — другое. Она не сможет жить с постоянным чувством вины. Ей надо вычеркнуть Бойда из своей жизни, забыть о нем. Но девять лет — срок немалый. Если выбросить их из жизни, появится пустота, которую ничем не заполнишь. Харли покосилась на Дункана. Тот сидел с каменным лицом, уставившись в одну точку.

Подъехав к Сентинел-Билдинг, они вышли из такси. Харли расстроилась, когда он, сославшись на срочные дела, отказался вместе с ней подняться в апартаменты.

— Я должен составить подробный отчет о расследовании, — сказал Дункан.

— Но уже седьмой час, — начала спорить Харли. — Твой отчет подождет до завтра. Тебе надо отдохнуть.

— Я не могу ждать до завтра, — заупрямился Дункан. — Твое дело будет считаться закрытым только после того, как я напишу итоговый отчет. А я хочу закрыть его сегодня же. Мне хватит двух часов, а потом можно отдохнуть и поужинать. Закажи нам что-нибудь поесть.

Харли не сводила с него глаз. Почему он пытается отгородиться от нее стеной холодного отчуждения?

— Что происходит, Дункан?

— Ничего, — пожав плечами, он вызвал скоростной служебный лифт. — Просто я выполняю свою работу. Ты же знаешь, что значит для меня работа.

Когда двери его лифта закрылись, Харли осталась одна. Она была обескуражена его поведением. Медленно, словно во сне, Харли повернулась и подошла к другому лифту, чтобы подняться на верхний этаж. Охранник, стоявший у стены, приветствовал ее:

— Добрый вечер, мисс Миллер.

— Здравствуй, Джон, — ответила Харли, не поднимая головы.

Подавленное состояние не покидало ее. Харли не понимала, почему Дункан замкнулся в себе именно сейчас, когда она в нем так нуждается. Конечно, он переживает из-за брата. Отправившись сегодня к Бойду, Брэндон угодил в капкан, и теперь ему не отвертеться. Но почему Дункан не хочет, чтобы в трудную минуту они были вместе? Почему он избегает ее, почему сознательно причиняет себе боль?

— Зачем ты это делаешь? — набросилась она на него с упреками, когда часа через три они поднялись из-за стола, оставив ужин практически нетронутым, и Дункан снял с вешалки темно-синюю куртку, собираясь уходить.

— Так надо, — отрезал он.

Подойдя к Дункану, Харли прижалась к нему.

— Зачем ты мучаешь себя? ФБР займется Брэндоном и Маурицио. Тебе вовсе не обязательно туда ехать.

— Харли, речь идет о моем брате, — произнес Дункан, выскользнув из ее объятий. — Я должен собственными глазами все увидеть, иначе я до конца жизни буду сомневаться в его виновности. Кроме того, я обещал Жискару, что лично передам бриллианты Дезмону и Луи и прослежу, чтобы они доставили их в музей Барлетта в целости и сохранности.

— Тогда я поеду с тобой.

— Нет.

— Дункан, милый, не взваливай все на себя одного. Одному тебе будет тяжело.

— Я там буду не один, а вместе с Салливаном из ФБР.

— Ты же прекрасно знаешь, что я не об этом говорю, — разозлилась Харли. Ей уже порядком надоело его упрашивать. Она видела, что Дункан изменился и стал далеким и отчужденным. Причем он сознательно избегал ее.

— Все будет хорошо. Обо мне не беспокойся.

— О ком же мне, черт побери, беспокоиться? Ну пожалуйста, можно я поеду с тобой?

— Я сказал — нет. — Дункан был непреклонен. Он обошел ее и направился к двери.

Харли так яростно и заковыристо выругалась, что Дункан даже опешил.

— Чтоб мне провалиться, если я тебя понимаю! — воскликнула она в сердцах после того, как закончила ругаться. — Ты ведешь себя отвратительно. Что ты строишь из себя супермена? Или ложная мужская гордость не позволяет тебе принять помощь от женщины? Всем известно, что рядом с мужчиной должна находиться женщина, на которую бы тот мог положиться.

— Я привык полагаться только на себя. Может случиться, что завтра у меня уже не будет того, на что я рассчитывал сегодня.

— Я буду.

— Это я говорю в переносном смысле.

— Дункан, можно я поеду с тобой?

— Нет, это наше семейное дело, — раздраженно отрезал Дункан. — Тебе незачем вмешиваться. Оно касается только меня, моего брата и моих родителей и должно решаться только в кругу семьи.

Его слова прозвучали так резко, что она отшатнулась от него, словно получила пощечину. На мгновение у нее перехватило дыхание.

— Получается, что я тебе чужая, да? — Ее голос звучал глухо и угрожающе. Она требовательно спросила: — Скажи мне, кто я тебе?

Стоя в дверях, он повернулся к ней лицом. Как ни старалась она поймать его взгляд, ей этого не удалось. Он смотрел куда угодно, только не на нее.

— Дорогая, ты же сама знаешь — очередная любовница. В этом-то и заключается вся проблема.

Харли заставила себя взять в руки, чтобы не расплакаться после этих слов. Более того, она заставила себя рассуждать здраво.

— Дункан, я знаю, что ты никогда и никого намеренно не оскорблял. Почему же ты так поступаешь со мной?

Дункан выглядел подавленным.

— Потому что так надо.

Он шагнул за дверь, тихо закрыв ее за собой.

Дункан вышел из такси напротив особняка, в котором жили его родители. Он подумал, как нелепо все в жизни складывается. Сколько лет он добивался от родителей только одного: любви и уважения. Однако в этом они ему всегда отказывали, а уж после всего того, что он собирается им рассказать сегодня, у них и подавно не прибавится к нему любви. Дункан и сам себя ненавидел в этот момент. Через несколько минут он разрушит спокойный мир, в котором они всегда жили. Он бы и врагу не пожелал той боли, которую испытываешь, когда узнаешь о предательстве близкого человека и когда кажется, что вокруг все рушится.

Пройдя по дорожке к дому, Дункан поднялся по ступенькам и постучал в дверь. У его отца была привычка менять замки каждые полгода. Когда в четырнадцать лет Дункан начал учиться в колледже, отец перестал давать ему ключи от дома. С тех пор он всегда стучал в дверь, чтобы ему открыли.

Его встретил Джонсон, дворецкий. Он не смог скрыть своего удивления, когда увидел на пороге Дункана, что, впрочем, было понятно. За последнюю неделю блудный сын приходил к своим родителям уже во второй раз. «Не иначе приближается конец света», — подумал дворецкий.

— Джонсон, я понимаю, что сейчас середина недели и что я пришел в неурочное время, — говорил Дункан, пересекая холл, пол в котором был выложен черными и белыми мраморными плитками, — но мне надо поговорить с родителями.

— Да, сэр, — с бесстрастным выражением на лице и безо всяких эмоций произнес дворецкий.

— Они где, в библиотеке?

— Да, сэр.

— Докладывать не надо. — Дункан стал подниматься по лестнице. Он провел ладонью по перилам из красного дерева и ощутил приятное тепло. Это казалось странным, ведь в доме было довольно прохладно — как только он вошел в холл, у него кожа покрылась мурашками.

Внезапно Дункан вспомнил о Харли. Мысль о Харли отозвалась в его сердце острой болью, но он заставил себя сконцентрироваться на предстоящем разговоре. Поднявшись на третий этаж, Дункан подошел к дверям библиотеки, перед которыми помедлил, словно хотел отсрочить тяжелый разговор.

Наконец решившись, он вошел в библиотеку. Сегодня Дункан не стал шутливо приветствовать своих родителей. Обычно он любил с ними здороваться, прибегая к изысканным и цветистым выражениям. Сейчас не было повода для веселья. Стараясь не шуметь, осторожно ступая по дубовому паркету, он приблизился к родителям, которые сидели в креслах друг против друга. В библиотеке царили тишина и покой. Элиза Ланг в розовом пеньюаре увлеклась чтением какого-то бестселлера, а ее супруг в узорчатом шелковом халате просматривал свежий номер газеты. Они были увлечены чтением и не заметили его появления, а Дункан бы особо не огорчился, если бы они и дальше продолжали сидеть, не обращая на него внимания как можно дольше.

— Добрый вечер, — произнес он.

Они оторвались от своего занятия. На лице матери отразилось удивление, а отец недовольно поморщился.

— Разве можно так подкрадываться, Дункан! — он неодобрительно покачал головой. — А где твоя подружка, обычно женщины вокруг тебя так и вьются.

— Я хотел поговорить с вами наедине, без посторонних, — спокойно произнес Дункан. — Я раскрыл дело о похищении бриллиантов Жискара.

Отец недоверчиво посмотрел на него.

— Ты оказался прав: это сделал человек, работающий у нас в агентстве, — Дункан неторопливо подошел к тумбе, на которой стояли телевизор и видеомагнитофон. — Но ты ошибся, обвинив младшего сына в то время, как надо было подозревать старшего.

Отец задохнулся от возмущения.

— Дункан, я не желаю слушать, как ты порочишь своего брата, — голос матери звенел от негодования.

— Я тебя прекрасно понимаю, — он установил кассету в видеомагнитофон. — Именно поэтому я пришел к вам с этой записью. Давайте ее посмотрим, пусть Брэндон сам все объяснит.

Родители в один голос бурно запротестовали, понося его на все лады. Дункан нажал кнопку «пуск», и на экране появился их старший сын, пожимающий руку Анжело Маурицио. Мгновенно наступила гробовая тишина. Дункан почувствовал, как в нем закипает злость. Как Брэндон будет выпутываться теперь?

Дункан отошел от телевизора. На экран он даже не смотрел, он наблюдал за реакцией матери и отца. По их лицам можно было прочитать то, что они не верят увиденному и считают, что эта гнусная запись просто сфабрикована. Дункан понимал их состояние. Он и сам чувствовал себя ужасно, глядя на то, как его брат открывает футляр для контактных линз и передает Анжело Маурицио два компьютерных чипа.

— Я свое обещание сдержал, — произнес Брэндон. — Доставил чипы.

— С некоторым опозданием и в другое место, — сказал Маурицио, внимательно рассматривая каждый чип. Он сидел, небрежно развалившись в кресле, за огромным столом из красного дерева, а Брэндон, его «золотой» братец, стоял перед ним словно провинившийся лакей.

— Послушайте, — начал оправдываться Брэндон, — что я мог сделать, если Бойд Монро едва не запорол все дело. Я вам пообещал доставить чипы, и я свое слово сдержал. А теперь о моем долге перед вами: этих чипов будет достаточно для того, чтобы покрыть восемьсот тысяч?

— Конечно, — с благодушным видом кивнул головой Маурицио. — Уговор есть уговор.

— Хорошо. В таком случае я вам еще кое-что покажу,

Брэндон достал из кармана пиджака бархатный мешочек и высыпал на стол перед Маурицио бриллианты Жискара.

— На сегодняшний день их стоимость равна миллиону долларов. Пригласите опытного ювелира, и он вам скажет, что бриллианты настоящие.

— Они великолепны, — кивнул Маурицио и, взяв один из самых крупных камней, с искренним интересом принялся его изучать. — Это, как я понимаю, бриллианты Жискара, исчезнувшие на прошлой неделе по пути в музей Барлетта, я угадал?

— Да. Надеюсь, вы не возражаете стать обладателем ценностей, принадлежавших когда-то вашему недругу? — поинтересовался Брэндон.

— Никоим образом, — отмахнулся от него Маурицио. — Наоборот, мне будет приятно насолить Арману Жискару. Скажи, как тебе удалось провернуть это дело? Полиция и люди Жискара уверены, что их украл твой брат.

Брэндон пожал плечами.

— Все получилось так, как я и задумал. В прошлом Дункан заработал себе плохую репутацию! Естественно, подозрение сразу упало на него. Я использовал старый, избитый фокус, заставив людей поверить в исчезновение бриллиантов, а на самом деле они все это время находились в этом же кейсе, но только в потайном отсеке. Как я и предполагал, когда в музее кейс открыли и увидели, что бриллиантов нет, то началась паника и неразбериха. У меня заняло одну секунду, чтобы пересыпать их из потайного отсека к себе в карман. Всего лишь ловкость рук.

— Ты потрясающий парень, Брэндон! Я просто восхищен, — вполголоса пробормотал Анжело Маурицио, указав головой на бриллианты. — Я предвижу, что к нашей взаимной выгоде мы продолжим сотрудничество.

Брэндон подобострастно улыбался.

— Так вы скажете вашим букмекерам, что я могу теперь делать ставки?

Маурицио рассмеялся.

— Да, я открываю тебе кредит на миллион. А букмекеры примут тебя как желанного гостя с распростертыми объятиями.

Остановив просмотр записи, Дункан нажал на кнопку перемотки. На лицах родителей застыло выражение ужаса, они замерли в оцепенении. Отрицать очевидное не имело смысла. Дункан встал перед ними, сцепив руки за спиной. Он принялся неторопливо рассказывать о схеме, которую разработали Бойд и Брэндон. Он не стал ничего скрывать родителей, выложив им все без утайки.

— Это только часть записи, которую сегодня сделало ФБР. Этого будет достаточно, чтобы посадить Маурицио. За ним уже числится не один десяток преступлений.

— О Боже, — простонала Элиза.

— В обмен на улики, которые я раздобыл в отношении Монро, и компьютерные чипы, а также за дачу Брэндоном свидетельских показаний против Маурицио и Бойда, ФБР обещало моему брату неприкосновенность. К счастью для Брэндона, он был у Маурицио лишь мальчиком на побегушках. Ни в чем серьезном он не замешан. ФБР согласилось представить прессе дело так, что Брэндон по их просьбе выполнил работу, внедрившись к Маурицио, чтобы собрать против него улики. Короче говоря, действовал как тайный агент. Маурицио теперь до конца своих дней будет сидеть за решеткой на основании свидетельских показаний Брэндона.

— О Боже, — вновь вздохнула Элиза.

— Не волнуйся так, мама. Вот посмотришь, что Брэндон окажется еще героем, — Дункан не удержался и улыбнулся. — Час назад я передал бриллианты людям Жискара, чтобы они их отвезли в музей Барлетта. Я разговаривал с Жискаром, а он, в свою очередь, переговорил с полицией Нью-Йорка и попросил не возбуждать дела о похищении драгоценностей. Полицейские согласились. Через моего знакомого Кармина Беллини я уладил вопрос с людьми Маурицио, оплатив долг Брэндона. Так что теперь нам всем можно спокойно спать.

— Кто тебе разрешил брать деньги со счета нашей компании? — взвился Колби Ланг.

— Я к ним не прикасался, а заплатил из собственных средств, которые мне достались от деда.

— Не надо мне рассказывать сказки. Неужели ты серьезно думаешь, что я тебе поверю? Ты наверняка уже давно промотал все свое наследство.

— Проверь в банке, отец, — Дункан с трудом заставил себя улыбнуться. — Ты поймешь, что я хорошо распорядился капиталом.

Ланг-старший раздумывал несколько секунд.

— Естественно, ты хочешь, чтобы компания возместила тебе потерю.

— Нет, отец, — Дункан едва сдержался и сохранил спокойный, любезный тон. — Твои деньги мне не нужны, и мне не хочется разорять нашу компанию. Я считаю, что мой капитал нашел хорошее применение. Пусть это послужит кое-кому уроком. Итак, — он поспешил продолжить, когда увидел, что отец собирается его перебить, — остался только один вопрос: как мы поступим с Брэндоном?

— У полиции к нему вопросов больше нет, а самое главное, что этот ужасный бандит оказался за решеткой. Брэндон теперь свободен, — слабым голосом произнесла Элиза. — Пусть все остается так, как есть.

— Тут ты не права, — не согласился с матерью Дункан. — Брэндон — заядлый игрок. Плохо то, что он в этом никогда не сознается. Если ему дать волю, он влезет в новые долги, вновь может использовать какого-нибудь нашего клиента для решения своих проблем. Думаю, что он законченный мошенник. Если его не образумить, то я не знаю, что ему может взбрести в голову завтра.

Элиза не выдержала таких нападок на своего любимца и в течение пяти минут нещадно ругала Дункана, чем напомнила ему растревоженную наседку, ревностно опекающую своего маленького цыпленка, которого кто-то посмел обидеть. Ничего иного Дункан и не ожидал, поскольку Брэндон был ее первенцем, обожаемым сыночком. Она никогда не скрывала этого. Даже теперь, узнав о Брэндоне всю неприглядную правду, она была готова до хрипоты спорить с тем, кто отзывается о нем плохо.

— Отец, ты рискуешь репутацией «Колангко»! А если это приведет к краху компании, что мы будем делать тогда? Ты же знаешь, что в любую минуту Брэндон может снова встать на путь предательства, — произнес Дункан, в то время как мать разразилась рыданиями, упав в свое кресло.

— Нет, — хрипло выговорил его отец. Он откашлялся и уже более уверенным голосом сказал: — Брэндону придется уйти из нашей компании.

Элиза вскочила и как разъяренная фурия набросилась на мужа, учинив настоящий скандал. Увидев холодное непроницаемое лицо мужа, Элиза запнулась на полуслове.

— Как я сказал, так и будет, — отрезал Ланг-старший. — Если бы Дункан не успел вмешаться, то Брэндон развалил бы агентство и покрыл позором наше доброе имя. Подумай о том, что могло случиться. Его бы арестовали, посадили в тюрьму. Представь себе чудовищный скандал, раздуваемый прессой, сплетни, слухи вокруг нас.

Элиза резко откинулась на спинку кресла. Ее пальцы дрожали, выдавая сильное волнение.

— Нет, больше у него не будет возможности нас погубить, — проговорил Колби. За несколько минут он постарел на десять лет. — Я его отправлю в Австралию под предлогом открытия филиала нашей компании. Мы ему, конечно, поможем с деньгами. В Австралии у меня есть свои люди. Я их попрошу за ним приглядывать, чтобы он вновь не угодил в какую-нибудь переделку. Через год я официально объявлю о его увольнении. К тому времени уже ни один человек не вспомнит о Маурицио и о бриллиантах Жискара. Ни у кого не возникнет подозрений о причине его ухода из нашей фирмы.

— Я хотел предложить почти такой же план, — одобрительно кивнул Дункан.

Отец внимательно посмотрел на сына.

— Мне кажется, что ты сильно устал.

— Да, последнее время приходилось много работать.

— Наверное, я был несправедлив к тебе.

— Наверное, — согласился Дункан.

— Господи, бедный Брэндон. Что ему теперь делать? — запричитала Элиза.

— Не знаю, — отрезал Дункан. — Может, заняться фокусами? Из него бы получился всемирно известный иллюзионист. Кстати говоря, деньги у моего братца водились, раз он держал открытые счета, — съязвил он.

— Не говори так о Брэндоне в моем присутствии, — возмущенно вскричала Элиза. — Я не желаю тебя слушать.

— Правда часто бывает горька.

— Мне кажется, — с плохо скрытым раздражением произнес Колби Ланг, — что ты метишь на его место.

— Вовсе нет, — откровенно признался Дункан, чем сильно удивил своего отца. — Я думаю, ты со мной согласишься в том, что я много сделал для спасения нашей компании от неизбежного краха. Если бы я обратился в прессу, то вышел бы грандиозный скандал. Но я не такой, как мой брат. Я все еще верю в верность и честь. Однако это не значит, что я ни о чем тебя не попрошу.

— Что ты хочешь получить? — Колби нахмурился.

«Свободы и мира в самом себе», — подумал Дункан, сам толком не зная, чего ему хочется. Никогда раньше они не разговаривали на эту тему.

— Я хочу возглавить в нашем агентстве новый отдел — отдел по расследованию уголовных преступлений, — спокойно произнес Дункан. — Эмму Тенг я повышу в должности, она станет следователем и моим полноправным партнером. У меня будут работать три человека, которых я сам найду и найму. Подчиняться они будут непосредственно мне, и заниматься они должны теми делами, которые я сам выберу для расследования. На должность Брэндона ты можешь подобрать человека по своему усмотрению. Однако его кандидатура должна быть предварительно согласована со мной. Этому человеку следует разъяснить, что он может рассчитывать только на твердое жалованье и никогда не станет совладельцем компании. Отец, «Колангко» принадлежит мне. В агентстве все мое будущее, и я твой наследник. Я прошу тебя изменить завещание и другие документы, которые необходимы для того, чтобы я унаследовал компанию в случае твой кончины или отставки.

— Это все?

Дункан смело, не дрогнув, встретил убийственный взгляд отца.

— Да, это все, — подтвердил он.

Колби секунду колебался, отведя глаза в сторону. Было совершенно ясно, что он не ожидал от младшего сына такого четкого и продуманного изложения своих требований.

— Хорошо, я согласен. Я приготовлю все необходимые бумаги после того, как поговорю с Брэндоном. — Он как-то болезненно поморщился. Дункан быстро отвернулся, чтобы не видеть слабость отца. Известия, которые он принес, были для Ланга-старшего тяжелым ударом.

— Завтра я буду в офисе и подпишу все необходимые бумаги, которые ты подготовишь. До свидания.

Дункан вышел из библиотеки и, спустившись по лестнице, вышел через парадную дверь родительского дома. Он шел пешком до тех пор, пока не почувствовал, что ноги не держат его. Решив передохнуть, он с тяжелым вздохом уселся на край тротуара. Стояла тихая, спокойная ночь, и не было слышно ни звука. Жизнь, как ему показалось, замерла повсюду.

Следующие несколько дней Харли, если не была занята сочинением песен, занималась любовью с Дунканом. Она просыпалась утром, будила Дункана, и они предавались чувственным ласкам. Он уходил на работу, а она брала в руки гитару.

Когда Дункан возвращался на ленч, они опять шли в спальню. Он уходил вновь на работу, а она возвращалась к своей музыке. После ужина они занимались любовью всю долгую ночь.

Дни проходили просто великолепно, если не считать, что настроение Дункана становилось все хуже. Даже заниматься любовью он стал по-иному, с какой-то безнадежной обреченностью, словно смаковал последнюю каплю изысканного вина со дна бокала. Харли не понимала, что с ним происходит. Его чувства к ней, как и ее к нему, были полны страсти. Они оба получали удовлетворение. Но глядя на Дункана, она бы не сказала, что он счастливый человек, во всем его поведении угадывалось глубоко спрятанное отчаяние.

Дункан замкнулся в себе, отделившись от нее стеной отчуждения, и ей никак не удавалось его расшевелить и поговорить с ним откровенно.

Это началось с того самого вечера, когда он рассказал родителям о Брэндоне. Дункан отмалчивался и игнорировал все попытки Харли обсудить с ним его мрачное настроение. Это ее страшно угнетало. Пьянящими поцелуями и ласками он мог довести ее до исступления, а затем на руках отнести в спальню, продолжая при этом хранить молчание. Ей хотелось кричать, но не от сладостных чувств, а чтобы так выразить свое отчаяние. Они были до боли близки, но он, казалось, добровольно обрек себя на изгнание. Даже когда она что-то бормотала в полузабытьи, содрогаясь от получаемого наслаждения, она чувствовала всю глубину его отчуждения.

Он любил ее с безумной страстью, но она не могла ничего сделать для него, чтобы облегчить его страдания. Ей никак не удавалось найти ту лазейку, с помощью которой она смогла бы заглянуть ему в душу.

Это ее одновременно пугало, сердило и смущало. Она подозревала, что его мрачное настроение каким-то образом связано с ней. Но Дункан упрямо отказывался об этом говорить. Единственным утешением было сильное чувство их единения, которое они испытывали повсюду, даже не находясь вместе. Их объединяло нечто большее, чем просто физическая связь, и даже его молчание не могло отдалить их друг от друга. В этом Харли видела маленькую надежду на излечение Дункана.

Их незримое единение ее поддержало и помогло в трудную минуту, когда она в пятницу вечером, очень взволнованная, пришла в «Сюрреалистик Пиллоу», чтобы исполнить несколько новых песен. Она обвела взглядом публику и среди толпы увидела музыкантов из «Рокин Робинс».

«Хватит ли у меня смелости выступить сегодня?» — испуганно подумала Харли. Затем она почувствовала на себе ободряющий взгляд Дункана. Вновь оглядев зал, она без труда его нашла. Он снова улыбнулся ей и подмигнул.

Господи, что за человек! Харли рассмеялась и открыла выступление своей песней «Доченька, этого делать нельзя». Теперь она пела с мягким акцентом жительницы Оклахомы. Харли не знала, как к этому отнесутся поклонники рок-н-ролла. Но они были ее первыми слушателями, своего рода подопытными кроликами, и она рискнула выяснить их реакцию. Если ее песни понравятся здесь, значит, она легко найдет новых поклонников. Кроме того, она не рассталась с надеждой, что и старые фанаты останутся ей верны.

Затем Харли решила исполнить известнейшие песни — Элвиса Пресли и Кэрол Кинг, потому что она их любила и была уверена, что публике они тоже нравятся. Но больше всего ей хотелось спеть их для Дункана. Она даже вытащила на сцену Марка, чтобы он ей подпевал.

Народ быстро завелся и стал веселиться вовсю. Харли была счастлива. Стоит подумать о продолжении музыкальной карьеры, раз она может так быстро завладеть аудиторией.

После ее выступления Марк, Сьюзен и другие музыканты из «Рокин Робинс» сгрудились около столика, за которым сидели они с Дунканом. Все о чем-то радостно говорили, перебивая друг друга, молчал только один Дункан. Он просто сидел, откинувшись на спинку стула, наблюдал за ними и смеялся вместе со всеми над веселыми шутками. Его глаза сияли от счастья. Когда Харли встретилась с ним взглядом, то поняла, что он несказанно рад ее успеху и тому, что теперь у нее появились новые друзья, новые песни и замыслы, против которых всегда выступали деспотичный Бойд и мать. У нее на глазах выступили слезы, и она быстро отвернулась, чтобы незаметно для всех смахнуть их.

Почему она любит Дункана? Харли могла бы назвать десятки причин. А как ей разрушить ту ужасную стену отчуждения, которой он себя окружил, и убедить его в том, что она его любит, что он ей не-обходим? Она боялась, что своими уговорами может только все испортить и навсегда его потерять.

В апартаменты «Колангко» они вернулись поздно вечером на такси. Всю ночь они посвятили любви.

На следующий день они вновь отправились в клуб, где Харли спела песню Пегги Ли «Страсть». Она пела для него, и все это время он не сводил с нее пылающего взгляда. Когда они вышли из клуба, Харли заметила, что их ждет служебный лимузин «Колангко». Она поняла, что это неспроста, но догадалась о настоящей причине чуть позже, когда Дункан усадил ее в машину, закрыл за собой дверцу и они отъехали от клуба. Дункан, сгорая от нетерпения, овладел ею прямо на заднем сиденье. Перегородка между водителем и пассажирским салоном была звуконепроницаемой и непрозрачной. Водитель не видел, как Дункан, не давая ей опомниться и не сказать ни слова, набросился на нее и заставил обо всем позабыть в его объятиях.

В субботу вечером Харли вышла из клуба «Сюрреалистик Пиллоу» опьяненная успехом. Такое восторженное состояние она не испытывала даже в моменты своего наивысшего триумфа на сцене в течение последних девяти лет. Теперь уже она набросилась на Дункана на заднем сиденье автомобиля. Ее руки быстро заскользили по его телу. От ее настойчивых ласк Дункан содрогнулся, издав сдавленный стон. Он откинулся на сиденье, а Харли завладела инициативой, давая выход энергии, накопленной во время сегодняшнего успешного выступления.

Когда машина подъехала к зданию «Колангко» и водитель предупредительно открыл заднюю дверцу, они вышли как ни в чем не бывало, словно ничего не произошло. Харли с Дунканом были похожи на обычную влюбленную пару, которая вернулась домой после того, как прекрасно провела вечер в городе. Дункан, правда, успел торопливо засунуть в карман пиджака трусики, которые сорвал с нее. Когда они вышли из машины, ему пришлось нелегко: он был вынужден держать пиджак перед собой, чтобы случайные прохожие не заметили его возбуждения, в которое его вновь привела Харли перед тем, как лимузин остановился.

— За это тебе придется расплачиваться, — пригрозил Дункан.

— Я согласна, — она невинно улыбнулась. Когда за ними закрылись двери лифта, Дункан прижал ее к стене кабины. Осыпая поцелуями шею Харли, он попытался справиться с пуговицами ее кожаной жилетки, но потерпел неудачу. Дрожа от возбуждения, он их просто оторвал, и они покатились по полу. Сжав ее грудь руками, Дункан припал к ней губами, словно хотел напиться.

Когда его рука скользнула под короткую юбку, Харли взмолилась, чувствуя, что ее сердце вот-вот остановится.

— Дункан, нет. Пожалуйста!

Его черные глаза сверкали от возбуждения.

— Наступил час расплаты, моя дорогая. — Внезапно он поднял ее на уровень бедер, плотно прижав к себе. Когда он вошел в нее, тяжелое дыхание Харли превратилось в тихие стоны, по телу разлилось неизъяснимое блаженство, и она повисла на Дункане, вцепившись ему в плечи. Она обхватила ногами его бедра и шептала: «Да, да, да». Их сегодняшняя близость подарила ей новые сексуальные ощущения, о которых она не подозревала. Обхватив руками Дункана за шею, Харли нежно покусывала его за мочку уха. Он сладостно постанывал, совершая бедрами ритмичные движения.

Лифт достиг пятнадцатого этажа. Дункан не боялся, что сегодня кто-то может находиться в холле перед его апартаментами. После того как Дезмон и Луи уехали во Францию, Харли больше не угрожала опасность, и он распорядился убрать телохранителей с этажа.

Она пришла в восторг, когда Дункан вышел из лифта и, держа ее на весу, одной рукой умудрился набрать на панели у входа нужный код, чтобы открыть дверь. Войдя в комнату, он не прошел и двух шагов, как остановился.

Дункан вновь прижал ее к стене — на этот раз в холле прихожей. Движения его бедер стали стремительными, пальцы судорожно впились в ее тело.

Харли провалилась в сладостную бездну, позабыв о времени и реальности.

Его тело под рубашкой казалось ей раскаленным. Он прошептал ей что-то на ухо, возбуждая еще больше. Вскоре дыхание Дункана стало прерывистым, а движения конвульсивными. В момент наивысшего наслаждения он, сжимая в руках трепещущее тело Харли, выкрикнул ее имя.

Чтобы не рухнуть на пол, он в изнеможении прижался к Харли и буквально вдавил ее в стену. Они оба тяжело дышали, чувствуя, как постепенно их оставляет страшное напряжение. Ноги Харли соскользнули вниз, ища опору.

— Черт побери, Дункан, — отдышавшись произнесла она. — Мы пойдем в спальню или так и будем стоять здесь?

Он ничего не ответил и, взяв ее на руки, отнес на кровать.

Дункан утолил свою неистовую страсть, но еще горел желанием продолжить любовные игры. Однако теперь он уже не был стремительным и нетерпеливым, а стал нежным и чутким. Харли испытала не один продолжительный и незабываемый оргазм за те часы, что они посвятили сексу этой ночью. Они неторопливо ласкали друг друга, находясь словно в забытьи, а после того, как в полной мере насладились этим актом, перешли к новым ласкам. Им хотелось вечно купаться в волнах удовольствия. После очередного пика наслаждения Харли вновь почувствовала нежные прикосновения его рук. Последнее, что она запомнила от той ночи, это его поцелуй в ладошку, затем ее окончательно сморил сон.

Утром Харли проснулась с улыбкой на губах. Она медленно раскрыла глаза и увидела, что Дункана рядом с ней нет. Остатки сна мгновенно исчезли. Она подскочила на кровати, испуганно озираясь по сторонам, но в спальне Дункана не было.

Ее сердце сжалось от неясного предчувствия, когда она позвала его дважды и не получила ответа.

Но тут Дункан появился в дверях, ведущих в гостиную. Он был босиком, в черных джинсах и футболке. Его черные волосы растрепались, а глаза были какие-то потухшие.

— Ты что-то рано проснулась, — безо всякого выражения произнес Дункан.

Было видно, что он напряжен, его лицо напоминало маску. Он даже не подошел к ней, не обнял, не поцеловал и не пожелал ей доброго утра. Харли замерла в оцепенении.

— Что-то случилось? — прошептала она, натянув на себя одеяло.

— Прошли две недели, Харли. Твой отпуск закончился.

Внезапно она поняла, что вся дрожит, и какое-то мгновение не могла говорить, ей не хватало воздуха.

— Отпуск закончился, — повторила она, словно в этих словах был тайный смысл, известный лишь им двоим.

— Пришло время проститься. Ты должна начать свою собственную жизнь, — тихо проговорил Дункан.

Харли все поняла. «Вот почему в последние дни он стал таким замкнутым», — подумала она.

— Я всегда знала, что в один прекрасный день я тебе надоем, просто мне казалось, что это случится чуть позже. — Слова давались ей с большим трудом. — Но я не графиня Пишо. Или я у тебя была так — для разнообразия, а сейчас ты решил, что тебе со мной скучно и можно поискать кого-нибудь мне на замену? Нет-нет, не надо ничего говорить — я сморозила глупость. Ты меня больше не любишь, теперь я это поняла.

— Харли…

— Нет, все нормально. Я ждала, что рано или поздно это случится, — упавшим голосом произнесла она. — Я не буду устраивать тебе сцен. Не хочу выставлять себя в глупом свете. Разве я могу тебя заставить вновь меня полюбить, если между нами все кончено?

— Харли, да замолчишь ты наконец? — рявкнул Дункан.

Она подпрыгнула на кровати, изумленно уставившись на него. Ишь как разозлился!

— Дело не в том, люблю я тебя или нет, — продолжил он. — Просто ты собиралась отдохнуть всего две недели. Сегодня они заканчиваются. Теперь тебе надо лететь в Лос-Анджелес для записи нового альбома.

Харли скрипнула зубами.

— Это ты так решил?

— Нет, именно так ты планировала. Я просто не хочу, чтобы ты нарушила свой график и сорвала контракт.

Харли не сводила пристального взгляда с его каменного лица. Затем она выскользнула из-под одеяла и накинула на себя зеленый халат. Ее сотрясала дрожь. Можно было подумать, что у нее приступ лихорадки.

— Я и не подозревала, что тебя интересует мой график работы в Лос-Анджелесе. В любом случае мы хорошо развлеклись, хоть наш летний роман и был коротким.

Ей показалась, что он изощренно над ней издевается.

— Ты хочешь сказать, что я была тебе нужна только для развлечения?

— Нет, все наоборот — это ты должна воспринимать меня как временное увлечение.

Поначалу она ничего не поняла и удивленно заморгала, а затем взорвалась.

— Кто тебе это сказал, а?

— Я детектив. Я сам умею делать выводы.

— В таком случае, ты ошибся. Да и вообще, как ты осмелился решать за меня, что мне нужно, а что нет? Что ты о себе возомнил? Навязываешь мне то, чего я не хочу. Нет уж, Дункан, я сама буду за себя решать.

— Харли, — нравоучительным тоном начал Дункан, — в течение девяти лет у тебя не было романов, ты не встречалась с мужчинами. Как только ты стала свободной, что ты сделала? Ты стала встречаться со мной. Я — твой первый любовник. Но впереди тебя ждет новая жизнь, ты добьешься в ней успеха. Не нужно большого ума, чтобы догадаться, что у тебя появится много новых знакомых, с кем-то из них тебе захочется установить близкие отношения.

— Знаешь, — встав в угрожающую позу, она начала медленно к нему приближаться, — иногда у меня возникает желание треснуть тебя кулаком по башке.

— Это понятно: я всегда прав, а тебя это злит.

— Неправда, — пронзительно крикнула она, дрожа от негодования. — Знаешь, что я тебе скажу? Даже когда ты понимаешь, что не прав, ты никогда в этом не признаешься. А почему? Да потому, что ты упрямый осел. Ты для меня больше, чем мимолетное увлечение, я тебя люблю. Ты стал частью меня. Я бы хотела всегда быть с тобой рядом. Эй, ты меня слышишь? Я тебя люблю.

Ей показалось, что на какое-то мгновение ей удалось пронять Дункана — его каменное лицо дрогнуло. Однако он сразу же вернул себе серьезный и мрачный вид. Но Харли было достаточно того, чтобы понять, в каком отчаянии он находится. Если бы Дункан действительно хотел с ней расстаться, он бы и разговаривать с ней не стал, а просто выставил за дверь.

— Дункан, — тихо сказала Харли, нежно проведя ладонью по его щеке. — Неужели ты думаешь, что тебе удалось бы затащить меня в постель, если бы я тебя не любила?

Он торопливо сделал шаг назад, уклоняясь от ее руки.

— Первая интимная связь всегда кажется волнующей и неповторимой, — не сдавался Дункан. — А на самом деле страсть и чувства, которые ты испытываешь, быстро проходят.

— Ты, конечно, в вопросах любви очень искушен, у тебя было много женщин. Однако то, что было между нами, это совсем другое. Я не похожа на твоих бывших любовниц. Во мне ты нашел родственную душу.

Он было протянул руку, чтобы прикоснуться к Харли, но внезапно передумал, и она безвольно упала.

— Я стал твоим первым любовником, но не последним.

Ей захотелось пронзительно завопить.

— Послушай, я уже давно не наивный и невинный ребенок. Когда мы познакомились, я была девственницей, ну и что из того? В старших классах я встречалась со многими парнями. Я знаю разницу между плотским вожделением и страстью влюбленных. У меня было много романов. Бойд не подпускал и близко тех, кто проявляли интерес ко мне как к женщине, но за девять лет я познакомилась с сотней мужчин. И ни один из них, слышишь, ни один меня не взволновал, не заинтересовал, не возбудил так, как ты. Ни один из них не показался мне таким привлекательным с первого взгляда, как ты. Я почти сразу поняла, что ты — моя любовь, любовь на всю жизнь. С тех пор моя уверенность в этом только растет.

— Харли, посмотри на меня — я же не тот человек, который тебе нужен.

— Чушь.

Дункан из последних сил пытался защищаться.

— Тебе нужен человек солидный, надежный, на которого ты бы могла полностью положиться, довериться, а не такой легкомысленный тип, как я. Все мои любовные связи длились не больше одной недели.

— Ответь мне, дурья твоя башка, давно ли ты это выдумал? Ты всю жизнь прожил, мечтая о счастье. Теперь ты можешь больше не терзать себя, потому что нашел меня. Именно я дам тебе счастье, о котором ты мечтал. Мне об этом сказала Эмма, да и я в это свято верю.

— Не в том дело, — сказал Дункан. Он спрятал руки за спину, чтобы Харли не заметила, как они дрожат. — Ты абсолютно правильно поступила, сбежав из заточения, в которое попала по воле Бойда Монро. Я рад, что ты нашла в себе силы его уволить и решила жить так, как считаешь нужным. Ты узнала, что такое вольная жизнь и самостоятельность. Но это лишь начало. Пойми, твое сердце и душа требуют большего, мы оба это знаем. Харли, ты должна самостоятельно добиться успеха в своей новой жизни, без помощи или опеки других людей, которые так или иначе будут влиять на твои решения. Энни Мэгвайр была права: она сказала, что тебе нужна полная свобода, и я не вправе тебе мешать. Именно поэтому я хочу, чтобы ты сегодня уехала.

Впервые за все время разговора Харли испугалась, что не сможет его переубедить и прекратить это безумие. Ей надо было быстро что-нибудь придумать. Она начала нервно расхаживать по комнате, но затем остановилась и пристально посмотрела на Дункана.

— Вот уже прямо сейчас ты заставляешь меня делать то, чего я не хочу. О какой свободе ты говоришь, черт побери! Я сама могу решить, где, как и с кем мне жить. Может, хватит играть в эдакого благородного вершителя чужих судеб, изображать из себя всемогущего Бога? Может, ты все же поверишь, что я тебя люблю, что хочу быть рядом с тобой и что моя жизнь без тебя невозможна?

Дункан криво усмехнулся.

— А если у меня такой комплекс — играть роль Бога? Ты проклянешь все на свете, когда будешь вынуждена ежедневно по любому поводу со мной спорить.

Харли открыла рот, но не нашла, что сказать.

— Если ты останешься со мной, — тихо продолжил он, — то распрощаешься со своей вольной жизнью.

— Гореть тебе в аду, Дункан! — с горечью воскликнула Харли.

— Непременно, — кивнул он.

В отчаянии она смотрела на него, стараясь проникнуть взглядом в самую душу. Харли затаила дыхание, когда поняла, что ей удалось немного поколебать его уверенность в своей правоте. В его глазах она увидела одновременно страх и слабую надежду, которые он так тщательно старался от нее все это время скрывать. Он действительно был уверен в том, что она не будет с ним счастлива.

— Будь ты неладен, Дункан! — в сердцах сказала Харли. — Ведь я же вижу, что ты меня тоже любишь. Скажи мне правду, это так? Отвечай же?

— Харли…

— Бог ты мой, — она изумленно на него посмотрела. — И все это время ты меня обманывал, скрывая свои чувства? А я уже было поверила, что ты меня не любишь, и лихорадочно соображала, что мне делать. Ведь я хочу только одного — быть рядом с тобой, с человеком, который меня любит.

— Я никогда не говорил, что тебя люблю, — заявил Дункан.

— Говорил, много раз говорил, — радостно сказала Харли. — И когда мы занимались любовью в этой спальне, и когда мы с тобой просто разговаривали. А твой взгляд? Он был красноречивее любых слов. А когда мне было тяжело, ты меня поддержал и выручил. Без тебя я бы ничего не смогла сделать в этом городе. Даже сейчас я вижу, что ты меня любишь. Только любящий мужчина может ради счастья свой любимой пожертвовать своим личным счастьем.

— Неужели ты упустишь шанс начать новую жизнь? — с беспомощным видом спросил Дункан, исчерпав все свои аргументы. — А для чего тогда ты сбежала от Бойда? Помнишь, при нашей первой встрече ты сказала, что хотела выяснить, сможешь ли одна, без чьей-либо помощи устроить свою жизнь. Харли, пришло время это проверить. Займись своей карьерой. Тебя ждут новые альбомы, поездки, выступления, новые встречи, — одним словом, узнай жизнь.

«Господи, как я его люблю», — вздохнув, подумала Харли, а вслух сказала:

— Вот уж не думала, что настанет такой день, когда я буду в одно и то же время так сильно счастлива и так глубоко несчастна.

— Ты счастлива? — удивился Дункан. Тихо рассмеявшись, Харли нежно погладила его по щеке.

— Конечно. Ведь ты меня любишь.

— А почему ты несчастна? — затаив дыхание, спросил он.

Ее сердце перестало биться. Сейчас она скажет фразу, после которой будет поздно отступать.

— Ты оказался прав: я сейчас сложу свои вещи и уеду, чтобы самостоятельно устроить свою жизнь.

Дункан тяжело вздохнул.

Грусть стеснила ей грудь, когда она откинула с его лба прядь волос.

— Дункан, ты, конечно, не Бог, но ты прав. Ну не совсем, а по большей части. Мне кажется, что я действительно должна себе кое-что доказать. Главное, найти свое место в музыке, начать с нуля и сделать себе новое имя. Бойд в этом мне уже не поможет. Кроме того, я тебе докажу, что для меня главное в жизни — наша любовь. Не знаю, сколько времени мне на это потребуется. Как долго я должна быть одна, чтобы и ты наконец это понял?

Харли пристально посмотрела на Дункана. Он же не верил, что она когда-нибудь к нему вернется, если сегодня его покинет.

— Полгода, — ответил Дункан.

— Что ты такое говоришь? Сжалься надо мной — одного месяца вполне будет достаточно.

— О чем ты? За месяц ты даже не успеешь соскучиться. Пять месяцев.

— Два.

— Четыре.

Харли задумалась. За это время она должна многое сделать. Конечно, она будет по нему скучать, но придется научиться терпению.

— Договорились. — Она протянула ему руку. Он с сомнением на нее покосился, но затем пожал. Между ними вновь установился тот магнетический контакт, который возникал всякий раз, когда они прикасались друг к другу. Дункан попытался выдернуть свою руку, но Харли держала ее крепко.

— Подожди-подожди, мы еще не обо всем договорились, — решительно заявила она. — Когда пройдут эти четыре долгих месяца и я вернусь, не вздумай мне сказать, что все еще сомневаешься в моей любви, понял? С того времени мы всегда будем вместе.

— Безусловно, моя принцесса.

Со вздохом сожаления Харли выпустила его руку.

— Дункан, ты самый невыносимый человек, которого я когда-либо встречала.

— Не сомневаюсь, что именно поэтому ты в меня и влюбилась.

— Ах так! Ты хочешь, чтобы я тебе сказала, почему я тебя люблю?

— Нет!

— Боишься правды? Ну ладно, я промолчу и буду вести себя тихо, но при одном условии.

— Каком? — Дункан подозрительно на нее посмотрел.

— Прямо сейчас и прямо здесь ты скажешь, что любишь меня.

— Харли…

— Дункан, без этого я не смогу прожить эти четыре месяца, — сказала она.

Он не торопился с ответом, и Харли вдруг испугалась, что своей настойчивостью испортила что-то в их отношениях.

— Хорошо, — тихо произнесла она, проведя кончиками пальцев по его губам. — Молчи, не надо слов. Я и так знаю, что ты меня любишь. Мне пора упаковывать вещи.

— Харли! — Он схватил ее за руку, когда она повернулась к шкафу.

— Да?

— Харли, я тебя люблю. — Его глаза странно сверкали, и было видно, что он находится в сильном напряжении. После этих слов Дункан развернулся и направился на кухню. — Пока ты тут занята чемоданами, я приготовлю тебе завтрак.

«ДЖЕЙН МИЛЛЕР ПОХИЩЕНА КОСМИЧЕСКИМИ ПРИШЕЛЬЦАМИ!»

«ПЫЛКАЯ ЛЮБОВЬ МЕЖДУ КОРОЛЕВОЙ ПОП-МУЗЫКИ И ПРИНЦЕМ УЭЛЬСКИМ!»

«ХАРЛИ ДЖЕЙН МИЛЛЕР ПОМЕЩЕНА В ГОСПИТАЛЬ. ВРАЧИ ОЦЕНИВАЮТ ЕЕ СОСТОЯНИЕ КАК БЕЗНАДЕЖНОЕ».

«ДЖЕЙН МИЛЛЕР БЕРЕМЕННА».

— Не понимаю, как ты можешь так спокойно терпеть все эти клеветнические статьи, — сказала Барбара Миллер дочери. Они сидели в гостиной нью-йоркской квартиры Харли и разбирали газетные вырезки.

— Потому что они просто фантастические. Последний тест на беременность, который я прошла, дал отрицательный результат. Теперь ты успокоилась?

— О Харли, — ее мать покраснела, — как ты могла подумать, что я верю этим гадким сплетням?

— Мама, ты забыла, что на прошлой неделе ты мне позвонила в три часа утра и, рыдая в трубку, сказала, что тебе еще рано становиться бабушкой?

— Да, рано.

— Я знаю, — усмехнулась Харли и поцеловала мать. — Ты думаешь, у меня сейчас есть время заводить ребенка? Я слишком занята, чтобы ежечасно менять ему пеленки, вставать ночью и кормить его.

— Мне хотелось бы, чтобы ты меньше работала. Ты вечно чем-то занята: то тебе надо спешить на выступление, то на благотворительные вечера, то в студию. А твои ухажеры? Их просто целая армия.

— Нет, мама, не армия, всего лишь двадцать шесть, — с озорным блеском в глазах сказала Харли.

— Но зачем тебе столько, детка? — спросила мать. — Помнится, в Свит-Крике ты не была такой любвеобильной.

— Ладно, скажу, — пряча улыбку, сказала Харли. — Просто мне хочется, чтобы об этом все говорили.

— И в первую очередь Общество анонимных нимфоманок?

Харли расхохоталась, как и Энни Мэгвайр, которая вошла в комнату с телефонной трубкой в руках. Теперь Энни работала личным помощником Харли.

— Звонит Кэрол Филдинг, — сказала она. — Сейчас у нее антрепренер Дэвида Леттермана. Трэвис Гарнетт не будет выступать — у него острый фарингит. Ты не сможешь его заменить?

— О чем речь? — сразу же согласилась Харли. — Дэвид — отличный парень. Ему нравятся мои новые песни.

— В таком случае ты должна быть в театре Эда Салливана через три часа, — предупредила ее Энни.

— Я там буду. Прогулку по Манхэттену можно перенести на другой день. Правда, мам?

— Конечно, дорогая.

— Спасибо, — Харли нежно посмотрела на мать, а затем обратилась к Энни: — Начинай составлять программу.

— Хорошо. — Энни пошла в кабинет, на ходу разговаривая по телефону.

— У тебя хорошая секретарша — расторопная и вежливая, — заметила Барбара Миллер.

— Помощница, мама, помощница, — поправила ее Харли. — Да, она хорошо справляется со всеми своими обязанностями.

— У тебя появилось много новых знакомых. А Кэрол Филдинг, она кто?

— Мой антрепренер, а Дейл Хэмптон — мой новый менеджер. Еще со мной работает Айрис Макрэйг, агент по рекламе.

— Если честно, то мне никогда их всех не запомнить, — проговорила Барбара Миллер,

— Да тебе этого и не нужно, — сказала Харли, обнимая мать. — Это касается только меня.

— А ты знакома с Дэвидом Леттерманом?

— Мама, за последние четыре месяца я была на его шоу три раза. Конечно, я его знаю. Я ему сразу понравилась. Он пришел в восторг, когда для его программы я исполнила один блюз. А ты что, не видела меня в его программах по телевизору?

— Конечно, видела, — обиделась мать. — Но мне показалось, что ты попала в его шоу случайно.

— Мама, у него в шоу занято много разных исполнителей, которые работают временно, как я, чтобы подхалтурить, быстро заработать денег.

— Могу поспорить, что сам он не вкалывает, как ты. Да и вообще, ты работаешь больше всех. Могу поклясться, что в сутки ты спишь не больше четырех часов. Я здесь вот уже неделю и все вижу.

— Пожалуйста, мама, перестань.

Харли не рассказывала матери о том, что перепробовала много средств — галлонами пила горячее молоко, слушала кассеты с записью для релаксации, работала до изнеможения, — все только для того, чтобы избавиться от бессонницы. Однако ничего не помогало. Как только ее голова касалась подушки, ей не давали покоя мысли о Дункане. Ворочаясь на кровати с боку на бок, она вновь вспоминала его ласки, то нежные, то неистовые, его сладостные, упоительные поцелуи, его улыбку и голос.

— То же самое было и в предыдущий раз, когда я приехала тебя навестить, — проворчала ее мать. — Это было в сентябре. Мы тогда еще ходили на китайскую свадьбу.

— Помню, мама. Не беспокойся обо мне.

В сентябре отпраздновали свадьбу Эммы. Харли была приглашена как подружка невесты, а кроме того, ей пришлось петь для многочисленных гостей. Она избегала встречаться взглядом с Дунканом, который тоже там был. Иногда, правда очень редко, она чувствовала, что он на нее смотрит. Видимо, он разглядывал ее украдкой. Они не разговаривали, даже не поздоровались и держались друг от друга на расстоянии.

Харли и Барбара продолжили разбирать накопившиеся за четыре месяца газеты и журналы, в которых были напечатаны статьи о ее выступлениях и ее жизни. Однако все они почему-то были полны нелепых выдумок по поводу ее личной жизни и совсем не касались творчества. Но Харли радовало то, что за это время она добилась большого успеха, узнала, что такое самостоятельная жизнь и ответственность за свою работу. Она испытала пьянящую радость, когда под собственным именем начала выступать с новыми песнями. Публика всегда восторженно принимала ее и награждала шквалом оваций. Иногда во время этих ежедневных выступлений ей становилось очень грустно, ведь в зале не было Дункана, который бы поддержал ее своим теплым, ободряющим взглядом. Она поняла, как тяжело жить в одиночестве.

Каждую неделю ее фотографии появлялись в журналах и газетах. Однако теперь это не пугало Харли, и она одна часто выбиралась побродить по Манхэттену и поглазеть на витрины магазинов, расположенных на Мэдисон-авеню. Иногда она гуляла в Центральном парке, а иногда шла в музыкальный магазин, чтобы купить какой-нибудь новый альбом известной рок-группы. Харли не нужно было гримироваться, чтобы изменить свою внешность, она больше не боялась быть узнанной. А узнать Харли по ее ярко-рыжим волосам и голубым глазам было очень легко. Бойд ей беззастенчиво лгал, запугивая тем, что стоит ей выйти на улицу, как на нее кинется толпа фанатов и ей не поздоровится. Конечно, к ней подходили поклонники и просили автограф, они говорили о том, что им нравятся ее песни, и это было необычайно приятно. Харли злилась на Бойда за то, что он столько времени лишал ее общения с людьми, держал ее взаперти.

Однако Харли стремительно наверстывала упущенное, осуществив все, о чем мечтала раньше. Но оказалось, что одним этим довольствоваться невозможно.

Пришло время сделать решающий шаг. — Мама, — задумчиво проговорила она, — я хочу тебя познакомить с одним человеком.

— Партнер, тут тебе пришла посылка.

Дункан оторвался от отчета о поджоге одного магазина и увидел, что Эмма положила на стол большой сверток.

— А где Диана?

— Твоя помощница сейчас занята тем, что ругается с Интерполом. Они тянут с информацией о том немце, который проходит по делу Дитриха.

— А что здесь? — спросил Дункан, ткнув пальцем в сверток, завернутый в нарядную бумагу.

— Ты хочешь знать мое мнение?

Дункан внимательно посмотрел на Эмму.

— Давай-ка сделай свое гениальное предположение.

— Элементарно, дорогой Холмс, внутри находится бомба с часовым механизмом, — сказав это, Эмма развернулась и, покачивая бедрами, вышла из его кабинета, залитого солнечным светом.

Когда Дункан развернул красивую красную бумагу, он был готов согласиться с ее предположением. Осторожно, боясь каждую минуту взрыва, он достал из свертка большой альбом, в какой обычно собирают различные вырезки. На обложке была приклеена поздравительная открытка с изображением огромного торта с зажженными свечками. Не иначе кто-то захотел поздравить его с тридцатилетием.

Дункан усмехнулся, еще не догадываясь, кто над ним так неудачно подшутил. Открыв первую страницу, он увидел вырезку с большим заголовком «ДЖЕЙН МИЛЛЕР НА НОЧНОМ СВИДАНИИ С РОК-ЗВЕЗДОЙ». У Дункана вырвался громкий стон, поскольку он мог бы пересказать эту историю по памяти.

Перелистав страницы альбома, Дункан понял, что он знает наизусть все заметки. Он помнил имена всех ухажеров, с которыми Харли встречалась в течение этих четырех месяцев. По его подсчетам было двадцать шесть человек, и все они известны как богатые и удачливые бизнесмены, да и внешностью их Бог тоже не обидел. Дункан ненавидел их всех. Газеты подробно рассказывали, в какие ночные клубы ходила парочка, на каких премьерах присутствовала, в каком ресторане ужинала. Невольно в памяти застревали лица ее мужчин, их возраст, их биографии. Он знал и о том, что они рассказывали репортерам. Как правило, все говорили о том, какая она веселая, как она великолепно умеет целоваться, как ей нравится совершать ночные прогулки за город на машине и как она обожает быструю езду.

Харли с какой-то жадностью так быстро меняла любовников, что Дункану однажды пришло в голову сравнить ее с голодным медведем, который после зимней спячки вышел на перекат ловить рыбу, чтобы насытиться до отвала.

Он прочитал все статьи, рассказывающие о резком изменении ее музыкального стиля, о людях, которые теперь с ней работают. Дункан уже сотню раз прослушал два ее новых альбома, вышедших на компакт-дисках. Один назывался «Без обещаний», на котором был записан ее благотворительный концерт в Фонд женщин, больных раком груди. Этим альбомом она выполнила свой контракт с компанией «Сони». А второй назывался «Посвящается человеку, которого люблю» и был записан на студии «Лайон-Рекордз». В его создании приняли участие музыканты «Рокин Робинс». Она умудрилась выпустить два альбома за четыре месяца! Он был уверен, что в ближайшее время ее альбомы останутся в чартах журнала «Биллборд», она просто невероятная женщина, таких больше нет.

Его руки задрожали, когда он дошел до страницы, на которой красовалась программа торжества по случаю свадьбы Эммы. Когда Дункан узнал, что Харли будет на церемонии венчания, а затем и в большом танцевальном зале, он испытал мучительную боль. Он слушал, как она поет лирическую песню-поздравление молодоженам, и сердце его разрывалось. Дункан даже не осмеливался открыто смотреть на нее во время ее выступления. Он терзал себя картинами, которые рисовал в своем воображении, — он подходит к Харли, прикасается к ней, что-то говорит, а она ему отвечает, и он вновь слышит ее мелодичный голос с милым акцентом.

В тот вечер Дункан поехал в Атлантик-Сити и там с горя напился в стельку. Он беспробудно пил весь уик-энд, но это ему не помогло. Дункан страдал не только в тот вечер, он мучился воспоминаниями о Харли все четыре месяца. Он пытался уйти в работу, вкалывая по ночам и по выходным, но и это не помогало, поскольку в любом случае ему приходилось возвращаться в свою пустую, темную квартиру в Челси, где не было Харли. Он винил себя в том, что навеки ее потерял.

Дункан знал, что она живет на Манхэттене, и сходил от этого с ума. По утрам во время утренних пробежек по Челси, а затем по Гринвич-Виллидж, он непроизвольно рассматривал каждого встречного в надежде увидеть Харли. Так было и в те дни, когда он ходил в Таймс-сквер за билетами в театр и когда бродил по Центральному парку.

Эмма считала, что он спятил. Сегодня Дункан действительно почувствовал, как близко это к истине, потому что нормальный человек не стал бы сидеть столько времени и разглядывать дурацкий альбом. Дункан считал, что только человек с психическим расстройством мог послать ему эти вырезки. Может статься, что это проделки одной из отвергнутых им в течение четырех месяцев женщин? А может, такой подарок ему преподнес кто-нибудь из тех, кого он недавно упек за решетку?

Дункан открыл последнюю страницу и от увиденного потерял дар речи. Там крупными буквами было написано поздравление:

«С днем рождения! Ну что, излечился ты от комплекса, больше не строишь из себя вершителя судеб? Если подсчитать, то я тебя люблю вот уже пять месяцев. Могу похвастать — я проделала большую и трудную работу. Готов выполнить наш договор?»

Ниже размашистым, витиеватым почерком было написано: «Принцесса-невеста».

— Тебе понравилось? — раздался голос.

Побледнев, Дункан поднял голову и увидел Харли, которая стояла у него в кабинете, прислонившись к закрытой двери. Дункан как-то отстраненно подумал, что ее волосы ярче, чем на фотографиях, которые он только что рассматривал. Она смотрела на него невинными широко раскрытыми глазами. На ней было то самое, памятное Дункану красное платье.

Когда его сердце вновь ожило и бешено заколотилось в груди, он ткнул в нее пальцем и сказал:

— Ты садистка.

— Нет, я просто очень ответственная и люблю, чтобы во всем была ясность, — ответила Харли и, оттолкнувшись спиной от двери, направилась к нему. — Мне нравится, когда работа доведена до конца.

— Тебе захотелось побольше уязвить меня, я так понимаю.

— Дункан, Дункан, — с завидным хладнокровием произнесла Харли и уселась на его стол, скрестив стройные ноги. — Ты отличный детектив и знаешь, что доказательства надо выводить из фактов, и чем их больше, тем лучше. Четыре месяца назад ты был уверен, что я заведу много любовников. Хотел, чтобы я повсюду выступала с концертами, чтобы добилась большого успеха и приобрела опыт самостоятельной жизни. Вот здесь доказательства того, что так все и было.

— Да, я наслышан о том, что ты вела жизнь широко, с размахом, и о том, сколько у тебя было рыцарей.

— Ты следил за мной? — Харли обиженно надула губы.

Дункан охотно схватил бы ее сейчас за горло и вытряс из нее душу.

— Я же тебе как-то говорил, что у тебя будут другие мужчины. Я рад, что не ошибся, — с горечью произнес он.

— Дункан, — она положила руку ему на плечо, — есть небольшая разница между тем, когда идешь с кем-то на свидание и все на этом заканчивается, и тем, когда заводишь любовника.

— Что ты хочешь этим сказать? — холодно спросил он. Его так и подмывало сбросить ее руку со своего плеча.

— Даю слово чести, что у меня с ними не было ничего серьезного, ни с кем из них. Все эти четыре месяца я вела, можно сказать, целомудренную жизнь, кстати говоря, как и ты. И если бы ты хорошенько подумал, то понял, что я этому только рада.

— Хм. — Он не придумал ничего лучшего, как спросить: — А откуда ты знаешь, что я ни с кем не спал?

— Я знаю, что ты веришь в верность и честь.

— Это я-то? — удивился Дункан.

— Да. Кроме того, мне об этом сказала Эмма.

Дункан против воли улыбнулся. Он все же пытался сохранять серьезный вид и не показывать Харли, что рад ее видеть, что ему приятно с ней разговаривать.

— Что ты здесь делаешь? — набросился он на нее. — И какого черта ты мне прислала этот… этот чудовищный подарок?

Харли рассмеялась.

— Ты все такой же. Как огородился неприступной стеной, так и живешь за ней. Послушай, тебе это не надоело? Мой последний альбом посвящен тебе. В него я включила только песни о любви. Четыре месяца назад я обещала доказать, что люблю тебя и что хочу быть вместе с тобой до конца жизни. — Постучав пальцем по альбому с вырезками, Харли продолжила: — Мне кажется, что вот это — хорошее тому доказательство. Потребовалось немало сил и времени, чтобы все это сделать, — сказала она, наклонившись к нему. — Я встречалась с мнимыми любовниками, с некоторыми из них мне даже пришлось целоваться, я добилась успеха на сцене и сама, без чьей-либо помощи, устроила свою жизнь. — Она обвила его шею руками. — Теперь твоя очередь выполнить то, о чем договаривались. Ты должен поверить в то, что я тебя люблю, Дункан. Скажи мне, ты выполнишь то, что обещал?

Он посмотрел в ее глаза и увидел в них безграничную любовь. Только сейчас Дункан понял, что Харли вернулась и всегда будет с ним рядом и что наконец-то начали сбываться его мечты. В этот момент ему нужно было произнести всего лишь одно слово, и он это сделал.

— Да!

Он притянул ее к своей груди и нежно поцеловал. Дункан ликовал, поскольку отныне у него не будет больше бессонных ночей. Четыре месяца, которые он провел один, казались ему бесконечным кошмаром. Когда Харли обняла его и начала страстно целовать, он почувствовал, что к нему возвращается жизнь,

Внезапно Дункан испугался, что все это сон, что Харли может исчезнуть в любую секунду. Он принялся осыпать ее лицо поцелуями и лихорадочно ласкать ее податливое трепещущее тело, чтобы убедиться еще раз в том, что все это происходит наяву.

— Я скажу, — он говорил низким, прерывающимся голосом, — как собираюсь выполнить свое обещание: я на тебе женюсь сегодня же, нравится тебе это или нет. Мы полетим в Париж

Харли звонко рассмеялась. От этого смеха Дункану стало невероятно легко и светло на душе.

— Ты готов делать все сразу, — она с улыбкой покачала головой, — и ласкать, и страстно целовать, и рассуждать о сказочном свадебном путешествии. Не слишком ли много для первой встречи?

Дункан улыбнулся и снова нежно обнял ее.

— А еще мы с тобой никогда не говорили…

— О чем? — она уткнулась носом ему в щеку.

— Ну, например, о… — Он набрал побольше воздуха в грудь и выпалил: — О детях.

— Нет, не говорили, — согласилась Харли. Она начала нежно покусывать ему мочку уха.

— Сколько их у нас будет?

— Я думаю, что для начала трое, а там посмотрим.

Харли принялась за другую мочку его уха.

— Хорошо, — кивнул Дункан.

— А где мы будем жить?

— На Манхэттене, где же еще.

— У кого, у тебя или у меня?

— Ни у тебя, ни у меня. Мы купим себе квартиру. — Харли начала осыпать его лицо и глаза поцелуями.

— На днях я тебя познакомлю с моей матерью, — сказала она.

— Чем скорее, тем лучше.

Они были так увлечены друг другом, что даже не обратили внимания, что от сильного толчка дверь кабинета распахнулась настежь.

— Черт, Дункан, у тебя есть хоть малейшее представление о приличиях?

Они одновременно повернули головы в сторону говорившего. В дверях стоял Ланг старший, который, казалось, был готов испепелить их грозным взглядом.

— Перестань, отец. Я хочу тебе представить свою будущую жену.

И впервые в жизни Колби Ланг не нашелся, что ответить.